Другая Война. Легенда о Хранителях (гет)

Глава 8.

Как и договаривались, Гермиона встретилась с Блейзом в воскресенье с утра. Всегда невозмутимый итальянец встретил девушку весьма помятым видом, что значительно отличалось от бодрости гриффиндорки.

— Зелье? — лениво спросил Забини вместо приветствия.

В ответ Гермиона кинула ему небольшую склянку — вчера она все же забрала у Гарри все остатки зелья.

— Давай, Забини, говори, с чего начинать.

Грейнджер действительно умела объяснять. Сложные вещи становились вполне понятными и от того не такими страшными. Помимо трансфигурации, она рассказывала еще о многих других предметах, показывая немалые знания во многих областях магии.

Блейз, на радость Гермионы, оказался способным учеником. Он понимал ее с полуслова, с неподдельным интересом слушал то, о чем она говорила, задавал вопросы, спорил, но никогда упрямо не настаивал на своей точке зрения, если она не была верна.

Занятие прошло на удивление насыщенно и увлекательно. Из кабинета они выходили под вечер, вполне довольные друг другом. И едва не натолкнулись на каких-то студентов второго курса. Хорошо, что рядом подвернулась ниша, куда они и юркнули. Голоса студентов долго не смолкали, а затем открылся кабинет трансфигурации, куда и скрылись второкурсники.

— Едва разминулись, — облегченно выдохнула Гермиона, оглядывая пустой коридор. — Надо бы поменять место занятий.

— Тогда давай в ту комнату, — предложил Блейз, не сомневаясь, что девушка поймет, о какой комнате идет речь.

— Малфой может заявиться, — с сомнением произнесла та.

— Если там буду я, то не заявится, — отмахнулся итальянец.

Так они и решили.

На следующий день на уроке МакГонагалл Блейз не преминул показать то, чему он научился. Во-первых, продемонстрировал безупречное исполнение домашнего задания. Во-вторых, отлично справился с заданием в классе сразу вслед за Гермионой и Драко.

МакГонагалл была просто шокирована.

— Похоже, Забини не только в зельеварении лучше разбираться стал, — неприязненно шепнул Гермионе Рон, безуспешно пытаясь заставить исчезнуть резную шкатулку.

Гриффиндорка спрятала довольную улыбку за волосами.

— Он же с Малфоем дружит, — отстраненно ответила она.

— Я тоже с тобой дружу, но что-то у меня не больно-то и получается, — буркнул Рон.

— Ты никогда и не старался, — сухо бросила девушка и резко отвернулась, показывая, что разговор окончен.

Эта неделя выдалась очень трудной для многих старшекурсников, особенно для старост. Помимо своих прямых обязанностей им приходилось собирать шумных первокурсников и отводить их на занятия, а затем нестись на свои уроки, чтобы ни в коем случае не опоздать.

В первый день нового распорядка старосты школы сбились с ног, объясняя, показывая, помогая. Гермиона предвидела подобную неразбериху, потому назначила им с Малфоем дежурство на следующий день.

Больше всего инициативе студентов были удивлены учителя. При этом каждый счел своим долгом подойти к старостам школы и поинтересоваться, что же такое у них происходит? Ребята себе языки повыкручивали, объясняя каждому...

В конце дня злой и раздраженный Драко с усталой неприязнью посмотрел на Гермиону:

— Я тебя почти ненавижу за то, во что ты меня втянула!

Девушка, растянувшаяся на диване, чувствовала себя не многим лучше него. У нее совсем не осталось сил.

— Ты меня разве до этого не ненавидел? — бесцветно поинтересовалась она, устало закрывая глаза.

— Ненависть и призрение — это разные вещи, Грейнджер, — назидательно произнес Малфой.

— Да мне все равно, — честно призналась Гермиона и с сожалением поднялась.

— Ты куда? — щуря один глаз, поинтересовался Драко.

Девушка тяжело вздохнула.

— У меня еще занятие по анимагии у профессора Демвиля.

От удивления парень даже открыл второй глаз.

— Почему не у МакГонагалл?

Грейнджер безразлично пожала плечами, собирая волосы в хвост. Драко заметил, что у нее выделились высокие скулы и куда-то подевались веснушки, а глаза стали какими-то глубокими и темными.

— У Демвиля мне нравиться больше, — просто ответила та.

— Ну конечно же.

От моря сарказма в его голосе Гермиона удивленно приостановилась. Но, пожав плечами, тряхнула головой и вышла из гостиной, даже не попрощавшись.

Видимо, так к этому Демвилю спешила.

«Остынь, Драко, — отдернул он себя. — С чего бы Грейнджер с тобой прощаться? Она тебе, собственно, кто?

С другой стороны, мы нормально общаемся... разговариваем уже месяц как. Можно же проявить хоть каплю вежливости! Но что с магглы возьмешь?»

Малфой презрительно скривился и отправился спать. Уж он-то точно сейчас никуда не смог бы пойти. Это только у Грейнджер на учебу открывается какое-то десятое дыхание

Слезеринец вырубился сразу и не смог бы сказать, ночевали ли гриффиндорка в гостиной или нет. Но с утра он застал ее пьющей какое-то зелье... которое очень напомнило ему то, которое пила его мама, когда у нее случалась истерика.

Непроизвольно наблюдая за девушкой весь день, Драко заметил некую дерганность ее движений. Грейнджер постоянно молчала, ни на кого не реагировала, была довольно притихшей. И ни Уизли, ни Поттеру не удалось ее разговорить. Только с Блейзом она перекинулась парой слов, чем шокировала бедного Малфоя окончательно.

И с каждым днем ей становилось только хуже.

Гермиона больше не улыбалась. Нет, не то, чтобы вообще, но то бледное подобие ее настоящей улыбки, которую она теперь всем показывала, за улыбку считать было очень сложно. Ела она редко и как старалась вообще не появляться в Большом зале. Грейнджер стала нервной и раздражительной. Часто срывалась. После нескольких громких ссор с Уизли, Гермиона вообще перестала появляться на людях, стала избегать друзей. А разобиженный непонятно на что Рон постоянно пытался ее задеть.

В итоге, не только Поттер хотел прибить друга. Как-то Блейз подошел к Драко и, задумчиво глядя на Уизли после его очередной реплики насчет Грейнджер, медленно проговорил:

— Знаешь, если этот рыжий придурок еще раз полезет к Грейнджер, я его в жабу превращу. Ему пойдет.

Так сказал, что Малфой оторопело понял, что действительно превратит. Но до этого, слава Мерлину, не дошло. Рыжего угомонил Поттер на пару с сестрой Уизли.

Вся школа находилась в недоумении, что вдруг случилось с отличницей Гермионой Грейнджер. Ходили слухи, что это из-за занятий анимагией. Вроде как организм девушки не мог справиться с новыми ощущениями в обличье животного.

Друзья Гермионы даже не могли предположить, что с ней происходит. Только Гарри был уверен, что это не из-за анимагии и ее состояние как-то связанно с тем, о чем она ему рассказала. Но он не видел того, как она каждый вечер загибалась в ванной в приступах рвоты, как в постели мечется и кричит от ужаса во сне. Как просыпается в холодном поту и больше не может уснуть, потом идет в гостиную и беззастенчиво вытаскивает бутылку из запасов Малфоя.

Зато об этом знал Драко и плохо верил в версию, ходящую по школе. Малфой подозревал, что она сама разносит подобные слухи. По-настоящему же должно было быть что-то другое. Только как вот узнать, что именно?

Возможно, общайся он эту неделю с Грейнджер так, как Блейз, он бы пришел к более конкретным выводам.

Гермиона же продолжала заниматься с Блейзом, несмотря на плохое самочувствие. Правда их занятия давно вышли за рамки одной трансфигурации. Она учила Забини простой бытовой магии, защитной, боевой, показывала различные трюки с изменением внешности. Она даже взялась обучать его невербальной магии.

Итальянец учился быстро и с желанием. Наблюдая за его результатами, Гермиона блекло улыбалась, что можно было счесть за бурю эмоций:

— Таким образом, ты скоро меня в оценках обойдешь, Забини. Научила на свою голову.

На это Блейз довольно улыбался и легким движением создавал изящную розу характерно слизеринских цветов: зеленый стебель и серебряный бутон. С каждым разом эта роза стояла все дольше, но пока все время исчезала до конца занятий. Правда и этого было достаточно, чтобы Забини мог мельком увидеть улыбку гриффиндорки. Ему нравилась ее улыбка. Он понял это, когда она перестала улыбаться совсем.

А еще он однажды понял, что видит в ее глазах призрение, ненависть, отвращение... к самой себе. В первый раз, всмотревшись в ее глаза, парень содрогнулся от силы этих эмоций. Впоследствии они поутихли. Не исчезли, но спрятались в глубине темных зрачков.

Блейз всеми силами пытался, чтобы пугающая неприязнь Гермионы к себе исчезла, раз не мог понять ее причины. Веселил, увлекал разговорами, часто говорил, какая она замечательная, столько знает и понимает, что с ней интересно и весело и удивлялся, почему они раньше не начали общаться. Эти разговоры частично помогали. Все плохое уходило вглубь, Гермиона начинала улыбаться, шутить, хоть и с сарказмом. По крайней мере, это было лучше того, когда девушка впадала в некоторое оцепенение, не реагируя ни на что.

Почему Блейзу было так важно, чтобы Гермионе было хорошо? Спроси бы его кто об этом, если бы знал об его общении с гриффиндоркой, он бы впервые задумался об этом. Но и тогда не смог бы дать ответа — сам итальянец не мог понять этого.

Прошла первая неделя, наступила следующая.

Состояние Грейнджер на вид стало лучше. Пожалуй, лишь Поттер да Забини видели в этом не шаг к поправке. Они видели, что девушка просто стала ко всему безразлична. Ее занятия с профессором Демвилем продолжались, хотя встревоженная состоянием своей лучшей ученицы МакГонагалл настаивала на прекращении уроков. Упорная Гермиона все отрицала, говоря, что идет на поправку.

Занятия же с Забини незаметно перешли в простое общение. Они встречались уже не для того, чтобы обсудить новое заклинание, а просто ради того, чтобы просидеть весь вечер в комнатке в подземелье за большой кружкой теплого шоколада — их любимого напитка — и разговаривать обо всем, а иногда, чтобы просто помолчать.

Гермиона не могла не признать, что не может больше без посиделок с итальянцем. В последнее время только он мог поднять ей настроение. И только его присутствие не давало ей сорваться окончательно. Когда ей было особенно плохо, она шла в маленькую комнатку в подземелье и долго сидела там в оцепенении, стараясь ни о чем не думать.

Однажды, в один из таких дней, туда пришел и Блейз.

Пришел один, не понимая зачем. Гермионы тогда не было на занятиях. У Блейза весь день противно ныло в груди. Это его так достало, что после занятий он принялся бродить по подземелью, как часто делал все шесть лет, проведенных в Хогвартсе. Ноги сами принесли его к комнатке...

Увидев девушку, бесчувственно лежащую на диване, у парня сердце оборвалось. Он позвал ее, но она не реагировала. Только подойдя, Блейз понял, что Гермиона плачет... Ее плечи вздрагивали и всю ее колотила мелкая дрожь. Можно было подумать, что она сотрясается от беззвучных рыданий, но... слез на ее глазах не было. И это делало ее плачь еще более горьким, потому что он был у нее в душе.

Повинуясь порыву, Блейз осторожно обнял гриффиндорку и зашептал, успокаивающе гладя по голове:

— Все хорошо... не надо, Гермиона. Все будет хорошо... Гермиона... Гермиона, тихо, не надо... Все нормально...

Он шептал ей еще много разного успокаивающего бреда, убеждая больше себя, чем девушку. Ее голос заставил итальянца нервно дернуться — таким безжизненным показался ему ее шепот.

— Это был мальчик... совсем еще мальчик, лет пяти, не больше... Господи, совсем ребенок, — бессвязно говорила Гермиона и вдруг вцепилась в рубашку Забини, с отчаянием заглядывая ему в глаза. — Почему Блейз... почему так... так несправедливо? За что? Совсем ребенок... всего пять...

Совершенно растерявшись и не зная, что ответить на странные слова девушки, Блейз лишь крепче прижал ее к себе, бормоча что-то, пока Гермиона не заснула. Он просидел с ней всю ночь, успокаивая, когда девушка кричала во сне. Он сам боялся уснуть и бесцельно создавал совсем не нужные вещи: жуткого вида статуэтки, горшки с кривыми растениями, странные инструменты, больше похожие на пыточные... Блейз не выдержал, когда вместо изваяния феи у него получился страшный тролль. Выругавшись, он принялся создавать свои любимые розы, стараясь, чтобы они не исчезли как можно дольше.

Когда Гермиона открыла глаза, первое, что она увидела, это был целый букет этих прекрасных цветов в высокой вазе. Затем она увидела осунувшееся и обеспокоенное лицо Забини. Она плохо помнила вчерашний вечер, только смутные образы и тихий голос.

Блейзу стоило трудов отговорить девушку от посещений занятий сегодня, настаивал, чтобы она сходила к мадам Помфри и наплела ей что-нибудь. Гермиона, в конце концов, согласилась. Забини сам довел ее до больничного крыла, опасаясь, что она передумает, затем до гостиной, не забыв отдать букет созданных им роз. Девушка слабо улыбнулась ему перед тем, как исчезнуть за картиной с рыцарем.

За завтраком слизеринец сидел с отрешенным лицом, пытаясь понять, что случилось с Грейнджер, потому не сразу сообразил, что к нему обращается Драко и что-то говорит.

— Знаешь, приятель, ты, похоже, сильно ей увлекся.

— Прости? — немного растерянно и испуганно глянул на него итальянец.

Малфой насмешливо усмехнулся:

— Я говорю, что кое-кто вдруг стал уделять внимание одной девушке... — с намеком пояснил Драко.

" Откуда он узнал о Гермионе?" — быстро мелькнула мысль у Блейза.

— Ты о ком? — состроил удивление Забини.

У итальянца всегда получалось скрывать свои истинные эмоции, даже от Малфоя.

— Я о той, с кем ты постоянно пропадаешь в нашей деловой комнате, — поднял бровь Драко. — Не расскажешь, кто та счастливая избранница красавца Блейза Забини?

Про себя Блейз облегченно вздохнул. Все-таки друг ничего не знал.

Лукаво улыбнувшись, словно сытый кот, он сказал, растягивая слова на манер самого Малфоя:

— Мистер Малфой, о какой из моих нынешних избранниц вы говорите?

Драко восхищенно уставился на друга.

— О, так их у тебя несколько?! Мое искреннее почтение, лорд Забини, вы неподражаемы!

Блейз приподнял свой бокал с вином — после занятий с Гермионой подобные вещи стали для него нормой — и с достоинством склонил голову.

— Я знаю, мистер Малфой, я знаю, — совершенно серьезно ответил итальянец.

На что Драко весело рассмеялся. Конечно, он попытался выяснить несуществующие подробности, но на все Забини загадочно улыбался и молча пил вино.

После этого разговора Блейз всерьез задумался о смене места встреч с Гермионой. Об их прекращении он даже не подумал. Такая мысль никак не смогла бы прийти к нему в голову. Но говорить об этом с самой девушкой он не решился. Ей и так плохо, зачем еще больше ее беспокоить?

"Когда же ей, наконец, станет лучше? — с тоской думал Забини, улыбаясь Драко. — Может тогда она расскажет, что у нее произошло? Если бы я знал, как ей помочь... Мерлин, я бы многое отдал, чтобы помочь сейчас Гермионе!"

Какого было бы удивление Блейза, если бы он знал, что мысли его лучшего друга весьма схожи с его собственным. Драко Малфой тоже часто думал о состоянии старосты девочек, проживающей вместе с ним в гостиной. И он бы многое отдал, чтобы узнать, что привело Гермиону Грейнджер в ее нынешнее состояние.

Хотя Драко, кажется, стал догадываться, но это были настолько шокирующие догадки, что признавать их самому себе было дико.

Тот день, когда необъяснимое состояние Гермионы прошло, стал для Блейза знаменательным. Это была среда третьей недели ее паршивого настроения. Надо сказать, что еще во вторник во время того, как они сопровождали первокурсников на занятия, девушка была довольно оживленна, отвечала на заданные вопросы, а после не спешила скрыться одна, а подождала Дина и Симуса, которые дежурили вместе с ней.

Блейз и Гермиона снова сидели в их — уже давно их — комнате, и готовили практическое задание по трансфигурации на следующей день. И когда у итальянца вместо бабочек получились сердито жужжащие пчелы, почему-то решившие отомстить своему создателю, парню пришлось срочно ретироваться подальше от них, то есть на диван. С дивана — к комоду, от него — в другой конец комнаты и снова на диван. Когда он, наконец, избавился от разъяренных насекомых, то с удивлением услышал смех. Смеялась Грейнджер. По-настоящему весело и искренне.

— Гермиона? — не веря себе, позвал он.

Девушка немного удивленно умолкла. Он впервые назвал ее по имени с того дня, когда успокаивал ее. Блейз все это время старался никак не называть ее, особенно по фамилии. Не мог. Звал то гриффиндоркой, то старостой...

— Да, Блейз? — открыто улыбнулась слизеринцу девушка, только совсем немного смущенно, словно ей было неловко за то, что она так долго не улыбалась.

— Ты только что смеялась, — сообщил ей Забини.

Гермиона согласно кивнула, продолжая улыбаться. Почти так же ярко, как раньше. Блейз даже залюбовался. Так девушка затмевала всех красавиц школы.

— Ты не улыбалась больше двух недель, — отстраненно сказал Блейз.

Гриффиндорка отвела взгляд, на лицо набежала тень. Забини испугался, что сейчас она вернется в свое прежнее состояние и быстро заговорил, удивляясь мольбе в своем голосе:

— Нет-нет, Гермиона, только не хмурься. Улыбнись. У тебя восхитительная улыбка! — совершенно искренне признал он.

Сначала девушка растерялась, но все-таки нерешительно улыбнулась. Блейз улыбнулся в ответ. Спрашивать о том, что у нее произошло, он не стал. Не смог перебороть страх, что все может вернуться назад.

С концом черной полосы, закончились и дополнительные занятия с профессором Демвилем. Результат уроков анимагии студенты-семикурсники слизерина и гриффиндора смогли увидеть на трансфигурации в четверг. Профессор МакГонагалл, немного обиженная тем, что Гермиона предпочла профессора Демвиля, попросила девушку продемонстрировать то, чему она научилась.

Староста девочек неуверенно вышла на середину класса. Минуты две ничего не происходило. Затем как-то неожиданно Гермиона Грейнджер исчезла. Зато перед восхищенными волшебниками появилась пума. Гибкая, грациозная, хищная, песочного оттенка. Кошка неуверенно покачнулась на лапах, испуганно дернула ушами, настороженно глядя на студентов. Сделала шаг, попыталась сделать второй, но внезапно ее лапы подломились, и на пол, больно ударившись локтем, упала Гермиона. С трудом поднявшись, девушка под взгляды семикурсников отряхнулась и направилась к своей парте. Гриффиндорцы встретили ее восторженными восклицаниями. Слизеринцы поддержали, хотя менее заметно.

— Великолепно, мисс Грейнджер! — МакГонагалл забыла про то, что не она научила девушку анимагии, и искренне гордилась своей способной ученицей. — Сорок баллов гриффиндору за ваши блестящие возможности. Поразительно быстрый успех в таком сложном разделе, как анимагия.

— Спасибо, профессор, — счастливо улыбнулась Гермиона.

Теперь она часто улыбалась, будто бы наверстывала упущенное за две недели.

Незаметно наступил ноябрь. Неожиданно теплый и солнечно-нежный. Он настраивал на мечтательный и чуточку романтический лад. Студенты, воодушевленные прекрасной погодой, массово переместились из замка на улицу, чтобы сполна насладиться последними дарами ушедшего лета. Настроение у всех, даже у миссис Норис (сам Филч врятли мог порадоваться хорошей погоде) было приподнятое и благожелательное.

— Слушай, Гермиона, давай плюнем на все и пойдем на улицу.

Блейз лежал на парте и леветировал над собой прозрачные шарики различных оттенков и размеров. Это был один из пустующих классов на верхних этажах. Сидеть сейчас в маленькой комнатке в подземелье при такой прекрасной погоде казалось совершенно кощунственной мыслью. Но идти на улицу, где полно студентов, было не разумно. Единственное, чем приходилось довольствоваться — это широко распахнутые окна, свежий воздух и далекий шелест листьев.

— И навернемся на весь факультет слизерина во главе с Малфоем, — фыркнула Гермиона, забираясь с ногами на подоконник. — Туда же подтянуться гриффиндорцы, и будет большая драка.

— Не надо сгущать краски, — поморщился итальянец, — не может быть так все мрачно. Слизерин давно не враждует с гриффиндором.

— Да, легко согласилась девушка, подставляя лицо солнцу. — Но я и не говорю, что драка будет между нашими факультетами. Бить будут нас и бить будут больно.

Блейз грустно вздохнул, оставил шарики болтаться у потолка и занял место на подоконнике напротив Гермионы.

— Не думаю, что о том, что мы общаемся, еще кто-то не знает, — парень печально глянул вниз. — Эта болтушка, как ее...

— Лаванда Браун, — подсказала Гермиона.

— Да, Браун. Она по все школе разнесла, что мы с тобой чуть ли не обручаемся.

Гермиона устало откинула тяжелые пряди с лица и посмотрела на слизеринца:

— Все знают, что Лаванда сплетница. Все, услышанное от нее, нужно преуменьшить раз в сто. Поверь, то, как мы общаемся на уроках, будет решительно отличаться от того, если мы сейчас заявимся на улицу и будем вести себя так, как привыкли. Нас не поймут, а притворяться у меня сегодня нет никакого желания.

Итальянец вновь грустно вздохнул.

— Великий Мерлин, Блейз! — немного раздраженно воскликнула Гермиона. — Я бы сейчас тоже с удовольствием посидела бы в тени дерева, а не в кабинете! Но ты сам настоял, чтобы мы сегодня встретились.

Слизеринец повернулся к ней и с отрешенным видом посмотрел поверх ее головы.

— Если хочешь, можешь идти к друзьям, — серьезно и без эмоций сказал он. — Я тебя не держу.

Девушка досадливо поморщилась, подавляя желание хорошенько пнуть друга. Друга? Да, именно близкого и родного друга.

— Иногда мне хочется прибить тебя, Блейз, — с чувством сказала она, отворачиваясь.

— За что?!

В голосе парня прозвучала такая искренняя, почти детская обида, что Гермиона не выдержала и рассмеялась.

— Чтобы глупостей не говорил! — пояснила она, легко толкнув его ногой.

Блейз улыбнулся в ответ. Улыбнулся с облегчением и радостью, будто бы действительно боялся, что она уйдет к своим друзьям.

Некоторое время они сидели в молчании. Им нравилось сидеть вот так вот близко друг от друга и ни о чем не говорить. Ни о чем не думать. Правду говорили, что близкий человек — это не тот, с кем ты можешь говорить обо все, а тот, с кем можешь просто молчать.

— Кто такой Ник, Гермиона? — совершенно неожиданно спросил Блейз, продолжая сосредоточенно смотреть куда-то вдаль.

Гермиона даже сначала подумала, что ослышалась. Но, нет, итальянец напряженно ждал ответа на заданный вопрос. Девушка тоже посмотрела в окно стеклянным взглядом. Блейзу подумалось, что она смотрит вглубь себя, вспоминая. Молчание длилось мучительно долго. Ему уже показалось, что она не станет отвечать на этот вопрос. Все-таки это было явно личным, а они раньше никогда не заговаривали о своих семьях.

Но Гермиона ответила. Произнесла слова медленно и отстраненно.

— Доминик, — имя далось ей с трудом, словно она очень долгое время не произносила его, а теперь заново вспоминала его звучание. — Его звали Доминик. Мы дружили с детства... нет, мы были дружны еще до рождения, наши семьи близко общались.

Гермиона нервно покрутила небольшой медальон на шее. Она всегда так делала, когда нервничала или чувствовала себя глупо. Золотой медальончик в виде кошачьей лапки всегда успокаивал ее.

— Само собой, наше с Ником детство прошло вместе. Мы были неразлучны, как два близнеца. Он всегда защищал меня и помогал, а я выгораживала его перед родителями. Глупо, — печально усмехнулась Гермиона, — они же не знали, что все шалости мы делали только вместе... С ним всегда было легко, мы понимали друг друга с полувзгляда.

Гермиона замолчала надолго, полностью погрузившись в давние воспоминания. Блейз молча ждал, хотя это молчание, наполненное горечью, затягивалось.

— Мы не заметили, как выросли, — тряхнув кудрями, чтобы прогнать оцепенение, девушка продолжила. — Детство для нас было наполнено солнечным счастьем в кругу любящих близких. Став старше, мы остались также близки друг к другу. В конце концов, это перешло нечто в большее.

— Ты любила его? — когда Гермиона замолчала, неуверенно спросил Блейз.

Староста девочек подняла на него свои большие глаза цвета шоколада. В этих глазах итальянец увидел руины... руины огромного светлого мира из прошлого. Мира, где его неотделимой частью был Доминик.

— Любила, — еле слышно вымолвила она. — Сначала как брата, потом как друга, а потом как будущего мужа...

Девушка грустно усмехнулась над своими мечтами. Она прикрыла глаза. Голос ее стал настолько тихим, что с трудом удавалось услышать слова.

— Доминик... Мой милый, сильный Доминик. Мы обручились уже в одиннадцать лет. Он настоял на таком раннем сроке. Боялся, что я найду себе другого. Глупый. Я не могла жить без него, а он опасался, что я оставлю его.

Внезапно девушка яростно стукнула себя по коленки кулаком:

— Он и в этот чертов рейд пошел, чтобы доказать мне что-то!

Идиот! Я и так знала, насколько дорога ему! Только он так и не понял, насколько он дорог мне! — и снова тихий шепот и отчаяние. — Это я виновата. Должна была его остановить, сберечь, пойти с ним, наконец! Тогда бы ничего этого не случилось... Тогда бы он не умер! — выкрикнула Гермиона и уткнулась в колени. Плечи ее мелко тряслись.

Блейз почувствовал себя совершенно подавленным ее горем. Ему вдруг захотелось сберечь ее от всех проблем и боли. Только он не представлял себе, как это сделать, что сделать сейчас, чтоб лишь бы она не убивалась так. Он подвинулся к Гермионе и, прижав к себе, начал гладить по волосам. Через несколько минут, когда ее перестало трясти, девушка подняла совершенно сухие глаза на слизеринца.

— Совсем раскисла, — виновато улыбнулась Гермиона. — Давно это было. Четыре года уже прошло, а я все успокоиться не могу.

— Что ты, Гермиона, — ласково сказал Блейз, — такие раны не заживают никогда. Главное, что ты научилась жить с этим.

Гермиона поудобнее устроилась в объятиях итальянца, положив голову ему на плече, расслабилась. Теплый ветер доносил до них запах опавших листьев и отголоски смеха студентов.

— Знаешь, Блейз, ты первый, кто узнал о Доминике, — на имени ее голос все же дрогнул.

Парень удивленно поднял брови.

— Хочешь сказать, что Поттер ничего не знает? — мысль показалась ему абсурдной, ведь Гермиона много ему рассказывала об их отношениях внутри Золотой Троицы.

— Нет, ни Гарри, ни Рон, ни Джинни, — безразлично подтвердила девушка.

Блейз даже немного отстранился от нее, чтобы посмотреть в лицо.

— Не поверю, что твой проницательный Поттер не заметил твоего состояния, когда твой жених... погиб.

Гермиона усмехнулась, отбрасывая волосы на спину.

— Гарри не мой, а Джинни, — лукаво улыбнулась она, но потом посерьезнела. — На третьем курсе, когда это произошло, мы сильно поссорились с ним и Роном. Они меня вообще игнорировали, вот и не заметили моего состояния.

— Я бы заметил, — будто сам себе сказал Блейз.

Гермиона благодарно прикрыла глаза, снова опуская голову на плече другу. Нет, больше, чем другу, но ни она, ни он еще этого не поняли.

В тот же день поздно вечером, когда уставшие, но довольные студенты разбрелись по своим спальням, Блейз в одиночестве сидел в гостиной слизерина и пытался написать длинный свиток по истории магии. Работа нудная и скучная. Благо, Гермиона подсказала, какие книги надо брать, а то сидеть ему в куче фолиантов и пытаться найти нужные сведения. Гермиона вообще предлагала дать ему списать свою работу, но он отказался. Не хотелось уподобляться Уизли, которому, кроме домашки, ничего больше от нее не нужно. Да и в последнее время ему нравилось учиться. Что-то было в узнавании совершенно нового, в выполнении трудного задания и получении за нее долгожданной оценки. Наверное, общение с умницей Грейнджер давало о себе знать.

За таким занятием его и застал Малфой. Влетев в гостиную, блондин упал в свое любимое кресло, напротив Забини, и устало выдохнул.

— Что, убегаешь от поклонниц? — не отрываясь от свитка, полюбопытствовал итальянец.

— В какой-то мере, — неопределенно помахал Малфой. — Вероника замечательная девушка, но она слишком много болтает. У меня до сих пор болит голова от ее трещания.

— Это та, с такой длинной косой с шестого курса когтеврана? — на секунду оторвался Блейз от писания.

— Угу, — согласно покивал Драко, — а ты с ней уже знаком, что ли?

Блейз снова уткнулся в книгу, выискивая место, где остановился.

— Хотел познакомиться поближе на днях, но, видимо, придется искать другую кандидатуру.

— Надо же, я обошел самого лорда Забини, — деланно восхитился Драко и с подозрением уставился на ближайшую книгу. — А чем это ты тут занимаешься?

Не обращая внимания на неодобрительный взгляд друга, Малфой выхватил свиток и бегло просмотрел. Лицо его скривилось, как будто он увидел огромную, мерзкую жабу.

— Мерлин, Блейз, какого горбатого гоблина ты занимаешься историей магии в такой восхитительный день?

Забини забрал свою работу у Драко, бережно разгладил и уткнулся в книгу, задумчиво покусывая кончик своего пера.

— Бле-эйз! — Малфой помахал рукой перед лицом итальянца, привлекая внимание. — С тобой все хорошо? Ничего такого не пил, нет?

От притворной заботы в его голосе Блейз поморщился.

— Не вижу ничего такого в том, чтобы заняться уроками. Причем все, кто мог меня отвлекать сегодня днем свалили, а сейчас спят. Слышишь, Драко, спят, — с намеком сказал он, показывая Малфою глазами на выход.

Драко демонстративно откинулся на спинку кресла, сложил ноги на ноги и приподнял бровь, всем видом показывая, что никуда идти не собирается.

— Ты сейчас говоришь, как заучка Грейнджер, — обвинительно сообщил Малфой итальянцу, который снова застрочил пером в пергаменте. — Но даже она не додумалась бы в такую погоду заниматься тошнотворной историей!

— Да, нет, — Блейз, наконец, закончил писать и помахал последним свитком, чтобы чернила быстрее высохли, — я ее сегодня в библиотеке встречал.

Он спохватился, что так сушить чернила долго, вытащил палочку и одним заклинанием завершил работу, с благодарностю вспомнив уроки Гермионы.

— Беру свои слова обратно, эта чокнутая готова целыми днями в библиотеке сидеть... — тут Драко подскочил. — Подожди, ты сегодня и в библиотеку ходил?!

Блейз посмотрел на него, как на умственно отсталого.

— А это я, по-твоему, где взял? — саркастически спросил он, указывая на стопку книг, которую завтра ему представляло отнести в библиотеку.

Малфой несколько секунд тупо рассматривал книги.

— Мда, лорд Забини, вы, кажется, переобщались с Грейнджер, — с чувством сказал Драко. — Вам противопоказано общение с ней. Ее одержимость учебой заразна.

Забини убрал свитки и чернила с перьями в сумку и потемневшим взглядом посмотрел на Драко. Хорошо знавший его Малфой понял, что итальянец чем-то недоволен.

— Вообще-то в Хогвартс приезжают, чтобы учиться, а не охмурять толпы девчонок, — отчеканил Блейз. — Для вас это новость, лорд Малфой? И если вам и без блестящих результатов ТРИТОНов обеспеченно блестящее будущее, то некоторым, вроде той же Грейнджер, всего надо добиваться своим трудом и упорством. Не зарывайтесь, лорд Малфой, как бы вам не ощутить огромное разочарование, когда какая-то девчонка без рода и чистой крови обойдет вас на работе из-за своих обширных знаний!

— Блейз, да я же...— совершенно растерялся Драко.

Глаза Забини чуть посветлели, он немного успокоился.

— Все не так просто, мистер Малфой, — спокойным голосом продолжил итальянец. — С окончанием школы я не намерен жить с родителями и продолжать семейное дело. Мне все это заранее осточертело. Я каждое лето впахивал у отца, чтобы скопить некоторые сбережения. Вот сдам экзамены на "превосходно", уеду куда-нибудь в Италию, куплю домик, устроюсь на приличную работу. И всего добьюсь сам.

— А как же продолжение рода... — совсем не уверенно заикнулся Драко.

— Плевать я хотел на их род, — отмахнулся Забини. — Мои родители молоды, заведут себе еще детей. Я не хочу иметь с их делом ничего общего. Мой отец слишком сильно закостенел в своих убеждениях. Они приведут род к забвению. Не хочу в этом участвовать.

Блейз поднялся, закинул сумку на плечо, подхватил стопку учебников и посмотрел на Малфоя.

— Не смотри на все с одной точки зрения, Драко, — тихо сказал Забини. — Волшебный мир меняется. Пока незаметно, но, если не хочешь быть раздавлен грядущими переменами, постарайся уловить их и идти с ними в ногу. Поверь, друг, традиции традициями, но многие взгляды на жизнь устарели. Новое поколение волшебников это докажут. Такие как Поттер и Грейнджер докажут. Доброй ночи.

И Блейз быстро поднялся к себе в спальню, оставив совершенно растерянного и от того несчастного Малфоя одного.

Когда Блейз Забини успел настолько поменяться?! Почему он, его друг, этого не заметил? Ведь Блейз и вправду стал много заниматься и добился успехов в учебе. Теперь его знания были, если не наравне с его и Грейнджер, то очень близко. У итальянца реальный шанс сдать ТРИТОНы на "превосходно", раз уж он променял прогулку в солнечный день на конспект по истории магии!

Откуда Малфою было знать, что Блейз просидел в замке не из-за учебы, с которой у него, к слову, было более, чем отлично, а из-за той самой заучки Грейнджер, грязнокровки, Золотой девочки, участницы войны с Темным Лордом. А та вовсе не торчала в библиотеке, как недовольно думали ее друзья, а сидела весь день с Блейзом, лордом Забини, Принцем слизерина, любвеобильным итальянцем и холодным ублюдком, каким его считали в школе. Они были очень разными, но не могли друг без друга, хотя врятли признались бы в этом даже самим себе.

Теплые дни держались на радость долго. Их хватило и на выходные, на время похода в Хогсмит. Ничего удивительного, что все, кто мог, отправились в городок. Пользуясь случаем, Гермиона и Блейз, наконец, смогли выйти из замка на природу. Этот день запомнился им надолго. Блейз нашел неглубоко в лесу небольшую полянку, даже не полянку, а клочок земли четырех шагов без деревьев. Девушка нанесла на это место различных чар на случай, если сюда забредут первые или вторые курсы. Они устроили небольшой пикник и болтали обо всем. Забини рассказал ей о своей семье, отношениях внутри нее, о своих планах на будущее. В ответ Гермиона вспоминала о своем детстве, жизни, часто упоминала Ника, но теперь она не грустила. Рядом с Блейзом не грустила.

Потом они развлекались тем, что создавали из опавших листьев различные фигуры. Забава кончилась банальным швырянием охапок листьев друг в друга. А после они лежали на жухлой траве и мечтали о будущем, обещали поддерживать друг с другом связь, встречаться.

Возвращались они поздно и по отдельности, опасаясь встретить вернувшихся студентов.

С этого дня они не выпускали ни одной возможности увидеться. На самих занятиях общались мало, ограничившись мимолетными взглядами и слабыми приветствиями. Видя такие перемены в общении друга с Грейнджер Драко облегченно вздохнул. Но не надолго... Проблемы не исчезли, их становилось только больше.