Точка возврата (гет)

Я лежала в объятиях Риддла и глядела на пламя. Он спал. Обнимал меня одной рукой за плечи, крепко прижимая к себе. Даже во сне Том боялся отпустить меня, зная, что я могла уйти. Конечно, могла! И никто меня теперь не смог бы остановить, ведь я узнала все тайны этого мира. Ну ладно, не все. Но очень-очень много.

Просто я не хотела уходить. Мне и здесь было хорошо.

Том пошевелился во сне. Между темными бровями пролегла глубокая складка, словно ему снилось что-то тревожное. Я протянула руку и успокаивающе погладила его по щеке. Риддлу часто снились кошмары, поэтому он не любил отдыхать слишком долго. Предпочитал занять себя работой, лишь бы не сталкиваться с проблемой лицом к лицу. И все время сердится, когда я напоминала ему об этой его слабости.

Она, правда, была не самой главной, но Тому все равно было досадно, что я о ней знала.

— Доброе утро! — сказала я Риддлу по старой привычке.

На самом деле здесь не было ни утра, ни дня, ни вечера, но мы все равно продолжали говорить друг другу эти обыкновенные, ни к чему не обязывающие слова.

Вместо ответного приветствия Том поцеловал меня. Я с радостью подалась вперед, упиваясь этой мимолетной нежностью. Это тоже был своего рода ритуал, который со временем ни капли не наскучил нам. Ведь что может быть лучше, чем почувствовать дорогого человека рядом? Ощутить его всей кожей, подарить ласку. Стать на краткий миг его частью. Это бесценно, незабываемо, волшебно.

Ни одно заклинание, зелье или ритуал никогда не смогли бы подарить человеку тепло и заботу другого живого существа. Привязать его настолько сильно, чтобы он каждый миг своего существования стремился к другому человеку. Это было за гранью их возможностей. Ведь они создавали иллюзию, а люди дарили друг другу реальность.

— Ты сегодня снова будешь работать допоздна? — поинтересовалась я, наблюдая за тем, как он одевается.

— Да. Мы почти отбили восточный коридор. Надо только установить щиты, и эти твари больше туда не сунутся, — Том обнадеживающе мне улыбнулся.

Ох, как будто это было так просто! Если бы я не знала, с кем ему придется иметь дело в зеркальном коридоре, то поверила бы. А так лишь печально покачала головой и плотнее закуталась в одеяло.

— Гермиона, ты же знаешь, что мои тени хорошо подготовлены. Не стоит переживать.

Я натянуто улыбнулась и кивнула. Пусть идет, его все равно не смог бы никто переубедить сейчас. Том в любой реальности оставался верен себе. Он даже здесь нашел приспешников и создал армию. А теперь сражался против тех существ, которые однажды едва не убили меня. И, надо признать, весьма успешно.

Я называла нашу армию игрушечной. Глупость, конечно. Ведь тени здесь, в этой временной петле, были настоящими. Они жили, любили, дрались и умирали, как люди. И порой именно это ощущение реальности действовало отрезвляюще на нас с Томом. Наши игрушки-тени доверились нам, и мы не имели права их подвести. Поэтому у нас не было времени прохлаждаться. Каждый находился на своем месте и занимался работой. Том сражался и плел интриги, я изучала миры в поисках того единственного, который смог бы стать нам новым домом.

Элайза с помощью Ловчей создала временную петлю. Но она не была вечной. С уходом кусочка души Уильямс магия, поддерживающая стабильность в этом мире, стала понемногу исчезать. И поэтому нам так необходимо было найти новый дом, пока старый не рухнул. Иногда, путешествуя, я находила более-менее пригодные для жизни миры, иногда проникала в чужие сны и воспоминания. Последних я старалась избегать. Не хотела больше никаких загадок и тайн. Хватит! Со временем я смогла понять девочку, которая отчаянно любила жизнь и не хотела умирать, но простить ее я так и не смогла. Ведь жизнь бесценна, как и душа. И возможно, именно этой утерянной части себя не хватило Риддлу, чтобы остаться человеком и не превратиться в чудовище.

Слишком много вопросов было в той жизни, в которой меня звали Гермиона Грейнджер. На большинство из них я так и не нашла ответов, но я больше не стремилась остаться всезнайкой. То, что было у меня здесь и сейчас — гораздо ценнее, чем вся мудрость мира. Ведь я обрела себя, нашла свою дорогу в этой жизни. А что еще надо для счастья?

* * *

Мы шли по зеркальному коридору, но он больше не был идеальным и чистым. Зеркала на стенах треснули, а кое-где совсем выпали из креплений. Осколки усеивали пол, легко крошась под нашей обувью. Тут же лежали белые, невесомые, словно тончайший флер, существа. Они напоминали людей только формой тела, но лиц у них не было. Безликие —так мы их прозвали. Я удивилась тому, как могла их раньше бояться. Конечно, нас всегда пугает то, чего мы не понимаем. Но сейчас это не могло быть для меня оправданием.

Я изменилась, когда сделала свой выбор. Это было неизбежно. И теперь я обязана была думать и действовать не как девочка-подросток, а как взрослая ведьма.

— Нужно в следующий раз быть аккуратней, — укорила я Тома. — Слишком мало зеркал уцелело.

— Хорошо, — кивнул он.

— Осталось мало времени, а мы так и не нашли новый дом.

— Я это понимаю, — Риддл остановился.

Я видела, что его раздражали мои слова. Брови Том нахмурил, губы плотно сжал. Самый настоящий ребенок, к тому же смертельно обиженный на весь мир. Мне захотелось рассмеяться, но я сдержала себя. Сомневаюсь, что он правильно поймет причину моего веселья.

Взяв его руку в свои ладони, я прижалась к ней щекой. Кожа на ощупь была гладкой и прохладной. Я улыбнулась и доверчиво посмотрела на Риддла. Такое отношение с моей стороны ему льстило и, несомненно, приносило удовольствие. Я же знала об этом и беззастенчиво пользовалась.

— Не сердись.

Том хмыкнул, услышав просьбу. Провел рукой по моим волосам, словно успокаивая. Я довольно зажмурилась. Волшебное ощущение, когда ты кому-то нужен и кто-то заботиться о тебе, было слаще меда. И острее кончика пера, которое выцарапывает буквы на пергаменте. Или на сердце. Смотря что взять за исходный материал.

— Я не сержусь, — возразил он. — Просто хочу быстрее закончить эту бессмысленную войну.

— Я тоже.

Том порой был слишком требовательным к себе. Все время повторял, что, будь он по-настоящему жив, у нас бы не было столько проблем. А я все доказывала ему, что мы оба живы. По крайней мере, здесь и сейчас.

— Мне нужно идти.

— Ты вернешься? — спросил Риддл.

Я кивнула и, встав на цыпочки, легонько поцеловала его. Не стоит бояться, Том, я никогда тебя не брошу. Перед тем как войти в очередную дверь между мирами, я оглянулась и посмотрела на Риддла. Его лицо было спокойным, безмятежным, идеальным. Я знала — он верил мне, и ради этой веры я готова была пойти на все.

* * *

— Колдомедики сказали, что сердце не выдержало, — спокойно произнесла профессор МакГонагалл.

Правда, голос у нее был деревянным и слишком отчужденным. Словно эта фраза была не предназначена для меня. Мне вдруг стало неуютно под пристальным взглядом декана. Захотелось сказать какую-то глупость или что-то сделать, только чтобы больше не слышать этих слов — страшных, никак не ассоциировавшихся у меня с Гермионой. Как это — не выдержало? Как? Да не могло такого быть! Она ведь была сильной. Сильнее любого, кого я знал.

— Я... мне надо... — пробормотал я, взмахнув рукой куда-то в сторону.

— Идите, мистер Лонгботтом, — разрешила мне профессор.— И передайте мистеру Поттеру и мистеру Уизли, что я хочу их видеть. Надо сообщить им о том, что Гермионы больше нет.

Я послушно развернулся и на нетвердых ногах пошел вперед. Не до конца осознавая, куда я иду, продолжал двигаться. А в голове испуганной канарейкой билась мысль, что это все неправда. Ведь не могла же Гермиона в самом деле умереть?

Мне стало дурно. Я сел на каменные ступеньки и закрыл лицо ладонями. Они дрожали, но это было неважно. Гораздо сильнее меня беспокоило то состояние полнейшего безразличия, которое меня охватило. И просьба, ее последняя просьба.

Обещай мне...

Я сдержал обещание, данное тебе, Гермиона. Только боюсь, что покладистость сыграла со мной в этот раз злую шутку. Я так и не узнал, от кого тебя нужно было защитить. Ты же ушла, ничего толком не объяснив. Навсегда. Мерлин, какое же это было страшное слово...

Я плохо помнил, как добрался до гостиной в башне Гриффиндора. Там было слишком шумно. Все смеялись, громко болтали, что-то делали. Пока что никто ничего не знал о случившемся, и мне стало невыносимо горько. Блаженное неведенье! Почему ты так снисходительно к дуракам?

Гарри и Рон сидели в креслах и играли в шахматы. Уизли то и дело морщил лоб и сосредоточенно смотрел на игральную доску. Он всегда уделял шахматам много времени. А еще Рон говорил, что каждая партия — это маленькая жизнь. И то, как ты ее проживешь, зависит только от тебя. Золотые слова и в некотором смысле вещие.

Они тоже еще ничего не знали. Я вымучено улыбнулся и подошел к ним. Надо передать им приглашение от декана. Будет лучше, если друзья узнают дурную весть от профессора МакГонагалл. Она сумеет подобрать правильные слова, ведь декан всегда все делала правильно.

— Шах, Гарри, — довольно воскликнул Уизли. — Сдавайся, у тебя нет шансов!

— Чтоб тебя! Конь на Е5!

Фигура пошевелилась и нехотя направилась в указанном направлении. Наверное, они уже давно играли, раз шахматы стали такими медлительными и сонными.

Гарри довольно ухмыльнулся, наблюдая за тем, как конь сбросил с игральной доски офицера. Наверняка он уже предвкушал победу. И каково было его разочарование, когда Рон отдал команду пешке и, подождав, пока она завершит свой путь, произнес:

— Шах и мат!

Гарри обиженно надулся, а Уизли, посмеиваясь, заявил:

— Теперь ты должен мне дюжину шоколадных лягушек!

Я решил прервать их забаву. Лучше уж сразу им обо всем узнать, чем оттягивать неизбежное и тем самым преумножать боль. А я этого не хотел. В последнее время и так было слишком много боли.

— Гарри, Рон, вас МакГонагалл просила зайти к ней.

Друзья переглянулись, и Поттер спросил:

— Думаешь, она узнала про нашу затею?

— Сомневаюсь, — Рон отрицательно покачал головой. — Мы сами еще не знаем, когда произойдет вылазка.

— О чем вы? — я непонимающе посмотрел на них.

— О Амбридж с ее очередными гениальными идеями и нововведениями. Мы хотим устроить ей маленькую акцию протеста, — пояснил Гарри.

— На твою помощь мы тоже рассчитываем, — вставил Рон. — Мы должны хоть что-то сделать, чтобы защитить от нее учеников!

— Гермиона не простит нам бездействия, — поддержал друга Гарри.

Я кивнул, не в силах ничего произнести. Они говорили о ней так, как будто... Я резко отшатнулся от них, словно их слова были пощечиной. Ведь они ничего не знают. «Пока не знают», — поправил я себя.

Голова была пустой и одновременно невероятно тяжелой. Видеть беззаботные, счастливые лица друзей было невыносимо. Собрав в кулак остатки сил, я напомнил им:

— Вам надо идти. МакГонагалл не любит ждать.

Рон что-то невнятно проворчал, Гарри же только вздохнул. Когда они ушли, я сел в кресло и бездумно посмотрел на пламя. Несмотря на то, что в комнате было тепло, мне стало зябко. Руки замерзли, и я потер одну об другую. Рядом с игральной доской лежали учебники вперемешку со свитками пергаментов. Чтобы занять себя хоть чем-то, я взял первую попавшуюся книгу. На обложке было написано «Клевер и Вереск». Ее недавно читали — в книге была закладка. Попавшийся мне в руки прямоугольник оказался колдографией. Перевернув ее, я увидел ученика, читавшего книгу. Рядом с ним сидела девушка. Запрокинув голову, она сначала что-то рассматривала в небе, а после, повернувшись к камере, весело помахала рукой. Мое сердце на миг замерло, а потом быстро-быстро застучало.

Я знал эту улыбку, помнил каждую черточку этого лица. Даже запах волос, душистый и чуть сладкий. Гермиона так улыбалась только своим друзьям: счастливо и беззаботно.

Наверное, я впервые в жизни пожалел, что люди на колдографиях не умеют говорить. У меня было много вопросов, и на все я хотел получить ответы. Когда? Зачем? Как? Гермиона всегда задавала много вопросов. А потом, анализируя полученную информацию, находила выход из самой сложной и запутанной ситуации. Она была гением и удачей. Моей удачей. Рядом с ней я всегда чувствовал себя увереннее, умнее, лучше. Как будто она одним своим присутствием меняла меня, делала другим человеком. Сейчас, без нее, я казался сам себе жалким и отвратительным. Моя удача ушла, и я вновь стал обычным человеком.

* * *

В гостиную вернулись Рон и Гарри. Они больше не улыбались. Поттер выглядел ужасно. Всегда живые зеленые глаза потухли, а лицо стало бледным, как у покойника. У Рона вид был не лучше. Даже яркие рыжие волосы потускнели.

Я отлично понимал, что они чувствовали сейчас. И скорбел вместе с ними, но утраченного друга не вернуть, и нам оставалось только смириться. Я еще раз посмотрел на зажатую в руке колдографию. Гермиона по-прежнему улыбалась мне, и я улыбнулся ей в ответ. А потом спрятал прямоугольник в карман. Порой дружба бывает сильнее самой отчаянной любви. И все, что нужно, — это улыбка, искренняя и светлая. Так пусть она теперь всегда будет со мной. Моя память была ненадежной штукой, а я так не хотел забывать ничего из того, что было связанно с Гермионой. Ведь друзья для того и существуют, чтобы помнить даже тогда, когда весь мир забыл.

— Конец —

________________________________

Вот и подошла к концу полугодовая работа над фиком. Хочу поблагодарить Peach Tree за замечания, советы и безграничное терпение. Б.С.Сокралов за правки и помощь в самом начале пути. Элли за своевременные пинки, которые волшебным образом помогали мне всё-таки довести дело до конца. И, конечно, вам дорогие читатели за вопросы, эмоции и интерес к фанфику =)