Месть и немного любви (джен)

Несколько мгновений Гарри непонимающе смотрел на безжизненное тело. Затем, повинуясь наитию, достал палочку. Сомнений не было: „облако смерти“, усиленный вариант „авады“, изобретенный по слухам то ли самим Лордом Волдемортом, то ли его последователями. Судя по траектории заклинания, облако исходило откуда-то со стороны зарослей возле деревянного забора. Неожиданная волна жалости к мертвой женщине пронзила каждую клетку, точно ее смерть была его личной болью.

— Stupefy! — закричал Поттер, направив палочку на кустарник возле разлапистой яблони.

Что-то шелохнулось между забором и кустами. Гарри осторожно подержал палочку на изготовке. Затем еле заметое шевеление в малиннике заставило его чуть отойти в сторону. Гарри наставил палочку. Вскоре он понял, что не ошибся. Зеленое облако вырвалось со стороны деревянной ограды, отделявший малинник от остального участка, и начало медленно приближаться к нему.

— Protego maxima! — мгновенно среагировал Гарри.

Белый прозрачный щит, вырвавшийся из его палочки, на мгновение заблокировал зеленое облако, позволив Поттеру спрыгнуть с крыльца и отскочить вправо к груше.

— Petrificus Totalus! — Гарри снова направил луч в сторону зарослей малины. Со стороны улицы послышались шаги. „Кларенс!“ — осенило Гарри.

Со стороны кустов вылетела обычная „авада“. Поттер отскочил в сторону, позволив зеленому лучу расщепить ствол молодого грушевого дерева. „Грушу за что?!“ — почему-то возникло перед глазами лицо Гермионы. Впрочем, сейчас было не до сантиментов. Стажер — высокий парень лет двадцати — проломил забор с помощью „бомбарда максима“. Через несколько минут три „петрификуса“ полетело в сторону малины.

— Готов? — раздался голос Кларенса.

— Черт знает… — процедил Поттер. — Похоже.

Ему вдруг пришло в голову, что они все трое были охотниками, обложившими в промозглом лесу опасного волка. Несколько минут они постояли молча: пугать до срока дичь было опасно. Отступать врагу было некуда: позже неглубокого малинника находился деревянный забор. Конечно, он мог попробовать аппарировать, но сделать это бесшумно ему бы не удалось.

— Чего мы ждем? Идем одновременно, — сказал Кларенс.

— При малейшем шевелении бить на поражение! — приказал Гарри.

Ему не нравилась идея наступать без подготовки, но выбирать не приходилось. Все трое, выставив палочки вперед, осторожно пошли к деревянному забору. Через некоторое время им открылся лежащий в зарослях длинный черный предмет. Судя по черной мантии, это было тело человека.

— Ничего не трогать! — велел Поттер. — Соблюдать осторожность.

Однако стажер, присев на колено, перевернул тело. Перед ними был мертвый молодой парень лет восемнадцати-двадцати. В закатившихся глазах застыл предсмертный ужас, словно он сам ужаснулся собственной смерти. Другая рука отчаянно сжимала палочку, не желая выпускать смертоносное оружие.

— Яд… — шмыгнул ноздрями Кларенс. На его лице появилось выражение брезгливости.

— Какой-то волшебный? — спросил стажер, поворачивая мертвую голову.

— Обычный цианид, — снова принюхался коллега Гарри. — Ну-ка, что у него в другой руке?

Стажер равнодушно перевернул тело. В правой ладони мертвого в самом деле лежала раздавленная ампула с остатками белого порошка. Душный августовский вечер вступал в свои права. Легкая дымка, как напоминание о грядущей осени, укутала темно-синие астры.

— Выпил, поняв, что безнадежно, — покачал головой Поттер.

— Фанатики… — сплюнул Кларенс. — Мать родную не пожалеют из-за своего давно дохлого Лорда.

Гарри, между тем, продолжал рассматривать длинное нескладное тело с пронзительными ярко-голубыми глазами. В глазах застыл предсмертный ужас, словно парень не хотел умирать, но был вынужден сделать это. На губах стояла предсмертная гримаса конвульсия, будто парень умолял яд не действовать. Вдруг что-то страшно знакомое показалось Гарри в его лице.

— Дервиш! — неожиданно воскликнул Поттер. Это, несомненно, были глаза того человека, что напугал Луну возле паба. Кларенс с удивлением посмотрел на друга.

— Тело берем с собой, — хмуро сказал он. — Надо опознать личность для начала.

Гарри показалось, будто в глазах убитого мелькнул огонек, но это была игра света. Молящий взгляд словно просил окружающих вернуть ему жизнь. Покачав головой, Гарри с яростью сжал ладонь, чувствуя злость на себя. Злость за то, что позволил несчастному парню умереть ни за грош.

* * *

Фантазии Виктории Резник*

(„Придира“, 14 августа 2007 г.)

«Коукворт… Город, который несколько десятилетий назад существовал только за счет фабрики. Фабрика давно закрыта, люди ездят работать в Манчестер. Разумеется, здесь нет и никогда не было музеев античного искусства. Здесь даже музей местной истории закрыли пять лет назад за недостаточностью средств. Но Виктории Резник, лихо приписавшей Лили Эванс сексуальные фантазии при взгляде на униженную Нефтиду, это невдомек. Виктория Резник, видимо, плохо знакома с особенностями жизни Коукворта.

Иначе за основу сексуальных фантазий Лили она могла бы взять, к примеру, случай с соседями семьи Эванс, Файресами: муж убил жену, застав ее с любовником. Чем не повод для возникновения фантазий? Нет. То ли не вдохновляет госпожу Резник история маггловки, то ли она просто незнакома с подробностями биографии девушки, на могиле которой вздумала сплясать.

Или, к примеру, почему бы ей не упомянуть любимую книгу мисс Эванс — „Американскую трагедию“? Недостаточно утонченно для госпожи Резник, брезгует она такими историями? Или просто при редактировании „дневников“ даже не удосужилась опросить хоть кого-то из друзей и знакомых Лили, из тех, кто помнил ее родителей? Что ж, попробую восполнить этот пробел.

Джон Хови, маггл, врач городской больницы Коукворта. „Под руководством Джорджа Эванса я начинал работать. Удивительный был человек — благотворитель, бессеребренник. Спас рабочие районы от туберкулеза. Его отец состоял в компартии, и Джордж тоже, кажется, придерживался левых взглядов. Античность, музеи? Вы смеетесь? Он был занятой человек и редко вывозил детей из города — на море разве что“.

Мери Макдональд, близкая подруга Лили Эванс: „Мы с ней семь лет делили спальню. Дневников Лили не вела. Алиса Брокльхерст вела дневник, Лили нет. С Поттером встречаться стала на седьмом курсе. До и после никого у нее не было. Я сплю чутко, услышала бы, если бы она выходила из спальни. А Резник могу передать, чтобы самоудовлетворялась получше“.

Летиция Гэмп, однокурсница Лили Эванс, Слизерин: «Помню, однажды я сидела в библиотеке. Передо мной занимались Марлин МакКиннон и Лили Эванс. МакКиноно пошутила по поводу хаффлпаффки Пенелопы Чаррингтон: кажется, что ей больше пошло бы называться Гебой. Эванс спросила: „Геба — это жена Юпитера?“ Понимаете? После этого мне смешно слышать, когда ей приписывают отождествление себя с Нефтидой».

Мэрион Грин, в девичестве Риверс, однокурсница Лили Эванс, Хаффлпафф: „Что такое учеба в Хогвартсе, сколько времени занимает выполнение домашних заданий, помнят все. Эванс была одной из лучших на потоке. Делайте выводы. Плюс прогулки с друзьями, подругами. Когда ей было вести дневник? Ночью? Подруги за семь лет не один раз заметили бы, что она не спит“.

Прибавлю к этому замечание портрета профессора Дамблдора: „В Хогвартсе не так много мест, где можно без опасений ненужных свидетелей заняться любовью. В Выручай-комнату каждый раз удаляться затруднительно, она все же на восьмом этаже“.

А пока нам остается только ждать от госпожи Резник дневников Алисы Лонгботтом-Брокльхерст. Под ее редакцией, с уже знакомыми нам выражениями и тематикой».

Александр Принц

Сомневаться ли в подлинности „Дневников Лили Эванс“?

(„Утренние известия“, 15 августа 2007 г.)

Публикация журналиста Александра Принца в „Придире“ стала выстрелом вокруг истории с „Дневниками Лили Эванс“. По сути в ней приводятся аргументы, что „Дневники“ подложны. Наш корреспондент Габриэль Фьорт встретилась с руководителем информационного бюро издательского дома „Волшебная сила“ Джоном Доббинсом, специалистом по журналистским расследованиям.

ГФ: Мистер Доббинс, вы склоняетесь к версии подлинности дневников. Мистер Принц считает иначе и привел серьезные аргументы в пользу их подделки. Вы не согласны с ними?

ДД: Аргументация мистера Принца наивна и неряшлива. Возьмите первый тезис: в Коукворте нет античного музея. Он может на сто процентов гарантировать, что миссис Эванс однажды не сводила дочерей в Лондонский музей?

ГФ. Наверное, нет.

ДД: Столь же неряшливый аргумент — ссылка на мнение Мэри МакДональд. Откуда мистер Принц так уверен, что она не была в сговоре с мисс Эванс? Эванс вполне могла уходить из спальни, а МакДональд обеспечивать ей алиби.

ГФ: Но Мэри утверждает, что ее подруга не вела дневники.

ДД: Она наблюдала за ней 24 часа в сутки? Каждый день и каждый час в течение 7 лет? Даже на каникулах? Я солидарен с мнением профессора Поллана: все это мисс Эванс могла сочинить на каких-то каникулах дома. Или в Хогвартсе вечерами. Если, например, у нее была вялотекущая форма шизофрении.

ГФ: А свидетельство Летиции Гэмп?

ДД: Что Эванс не знала, кем была Геба? Это не значит, что Эванс не могли в сексуальном плане возбуждать античные картинки.

ГФ: Есть еще замечание Дамблдора…

ДД: Судя по официальной истории войны, мистер Гарри Поттер с друзьями облазили весь Хогвартс и знали тайные ходы в Хогсмид по картой, составленной мародерами. У мистера Дамблдора некий ученик по имени Том Риддл открывал Тайную комнату, с первого класса лазил тайком в Запретную секцию, а мародеры стали незарегистрированными анимагами. (Где, интересно, они тренировались?) Так что, на его мнение я бы полагаться ни в коем случае не стал. Иначе возникают нехорошие вопросы к мистеру Дамблдору.

ГФ: Остается главный аргумент мистера Принца: почему мисс Эванс не потрясли реальные истории сексуального насилия в Коукворте, а потрясла именно египетская мифология?

ДД: А почему ребенок в зоопарке испугался, например, именно удава, а не гориллы или бегемота? Почему ребенка напугали похороны именно этой, соседской, бабушки, а не дедушки c соседней улицы? Что мы вообще знаем о формировании механизмов подсознательных комплексов, страхов и желаний? Да по-сути ничего. Испугаться можно многого. Но мы боимся почему-то именно этого, единственного случая. Сексуальное желание мисс Эванс могло проснуться от случая с соседкой или при чтении „Американской трагедии“. Но не проснулось. Проснулось при виде древнеегипетской картины в музее.

Знаете, я нахожу этот довод в пользу подлинности дневников. Если бы Виктория Резник хотела сфальсифицировать историю Лили Эванс, она бы раскопала и про американскую трагедию, и про случай с Фаерсами… Но этого нет! Знаете, у криминалистов есть принцип: „Так подозрительно может вести себя только невиновный человек“. Отсюда я делаю вывод: такой умный человек, как Виктория Резник, нашла бы более тонкий вариант фальсификации, будь это фальсификацией. Но перед ними — сексуальные фантазии распутной пятнадцатилетней шизофренички — такие, какие есть.

ГФ: Мистер Принц ждет „Дневники“ Алисы Брокльхерст от Виктории Резник.

ДД: А вот нет дневников Брокльхерст! Есть дневники Эванс. Делайте выводы.

ГФ: Спасибо, мистер Доббинс, за интересное интервью.

„Слава богу — успел“, — подумал Оливер, отложив газету. Сейчас он сидел в зале-люкс аэропорта Схипхол, потягивая стакан виски. Набросать ответ Принцу пришлось вчера днем за чашкой кофе в ресторанчике на Рокене. Джон Доббинс как был, так и остался пустотой. Никчемное существо, используемое другими. Но Габи, белокурая полувила Габи… Оливер ущипнул себя за ладонь. Настанет день, когда он получит ее. Непременно настанет!

На душе снова и снова мелькали неприятные мысли: вроде бы все продумал, все предусмотрел, но проклятая случайность могла, как обычно, разрушить почти совершенный план. Главная из них: непредсказуемость реакции хозяев в Вене.

„Бруствера вовремя убрали“, — подумал Оливер, задумчиво почесав чуть морщинистый лоб. Перед глазами поплыли кадры того давно январского утра две тысячи третьего года, когда в „Волшебное перо“ пришли известия о покушении на Кингсли Брустера. В то серое утро с мокрым снегом они узнали, что секретарь Бруствера Лэйм Аллингтон оказался маньяком-самоубийцей, уничтоживший адским огнем и себя, и министра. Теперь оставалась техника…

Однажды в юности Оливер нашел магловскую книгу Лиддель-Гардта „Вторая мировая война“. С того момента его потрясла одна фраза: „Гитлер понимал, что если русские сделают еще один шаг в сто километров и займут Чернаводы, подача нефти в порт Констанца будет прервана. Еще сто километров — и вся машина Рейха будет остановлена из-за гибели нефтепромыслов Плоешти“. Да, именно так. Самые могущественные империи уничтожаются пустяком — точным ударом в солнечное сплетение. Вопрос в том, как именно найти это сплетение и рассчитать время для удара.

— Боже, мне показалось, что у вас в газете движутся картинки! — воскликнула подошедшая официантка.

— Вам показалось, — ласково улыбнулся Булстроуд. — Затем со вздохом убрал газету в портфель.

Белокурая официантка поставила белую чашку кофе и исчезла. Оливер посмотрел на ее сочное тело и почему-то блаженно улыбнулся. Что если однажды они будут пить здесь кофе вместе с Габи?

* * *

Самолет незаметно выпустил шасси и начал приземление. Оливер Булстроуд с нетерпением посмотрел, как приближается черный асфальт посадочной полосы. Скорее бы… Сердце застучало сильнее, как и всегда перед началом серьезных переговоров. В тот же миг раздался толчок, и машина поехала по асфальту.

— Дамы и господа, наш самолет совершил посадку в аэропорту Швехат города Вены, — заговорил четкий мужской голос. — Просим вас оставаться на местах до полной остановки самолета и приглашения выйти в аэропорт. Желаем вам счастливого пути и благодарим за то, что воспользовались авиакомпанией KLM!

„Настоящий маггл-коммивояжер“, — фыркнул про себя Оливер, осмотрев свой темно-серый костюм, розоватую рубашку и черный галстук с мелкими квадратиками. Затем, взяв черный кожаный портфель, пошел через рукав и нырнул в зал прилета. Багажа не было, и мужчина быстро прошел через почти пустой паспортный контроль. Палочку в портфеле пришлось замаскировать с помощью иллюминационных заклинаний под дорогую подарочную ручку.

— Добрый день, Оливер, — неожиданно поклонился ему невысокий человек в костюме и темных очках. — Мне поручено вас встретить.

— Бог мой, Монтегю! — Булстроуд повернулся к старому знакомому и тепло поприветствовал белобрысого. — Надеюсь, все хорошо? — посмотрел он на синеву венского неба.

— Более менее. Вас ждут, — бросил он, взяв портфель гостя.

— Аппарируем в „Империал“? — уточнил Оливер. Сейчас он мог поклясться, что Монтегю чем-то взволнован.

— Нет. В Лаксенбург. Там будет встреча. Держитесь за руку, — добавил Монтегю, когда завернули за угол полупустого терминала и подошли к бетонному забору.

Мгновение спустя, оба знакомых появились возле маленького сквера с ажурной оградой. На небольших столбиках красовались гипсовые львы. Вокруг росли маленькие кипарисы и туя, излучавшие приятный запах мокрой хвои.

— Принц Евгений-штрассе, — бросил Монтегю. — Следуйте в сквер.

Узкая аллея из лавровишен вела вглубь сквера. В самом ее конце виднелся маленький давно потушенный фонтан с фигурой в виде беседки. Монтегю достал их кармана пиджака палочку и аккуратно прислонил ее к торчащему кирпичу из фонтанной облицовки. В конце аллеи тотчас появился легкий туман. Оба знакомых мелькнули в облако, которые закрывало невидимый для магглов маленький желтый павильон в классическом стиле.

— Нам сюда, — Монтегю указал на дверь с узорной ручкой в виде льва.

Круглый павильон был заставлен столами с легкими закусками и бокалами с вином. Стены изображали движущуюся карту венского Бельведера, а потолок — точную копию неба. На задней стене высился Собор святого Штефана в натуральную величину. В самом конце был маленький выход в парк, где три волшебных фонтана выплескивали потоки разноцветной воды и излучали зеленое и серебристое сияние. Между фонтанами переплетались зеленые и серебристые нити, образуя под тихую вальсовую музыку что-то вроде музыкального павильона.

Оливер осмотрелся. За центральным столом сидели семь человек в черных балахонах и металлических масках, украшенных резьбой в виде растительного орнамента. Мимо столов сновали карлики-цверги в зеленых ливреях, разносившие напитки и салфетки. Один из маленьких горбунов с неприязнью посмотрел на Монтегю, и тот на всякий случай достал палочку. Оливер последовал его примеру.

— Morsmordre! — вскинул палочку Оливер и улыбнулся. Под потолок поплыл зеленый череп. Затем, зависнув под небом, выпустил змею.

— Добро пожаловать в Совет, мистер Булстроуд, — раздался глухой мужской голос. — Мы готовы заслушать важные сведения.

Стоявшие по бокам античные светильники на тонких ножках вспыхнули тусклым огнем. Вскоре над ними стали образоваться то ли коричневые, то ли желтые облака.

— Я вас не вижу… — сказал Оливер, изо всех прячась сохранить присутствие духа. Хотя он с детства был воспитан в почтении к Темному Лорду, видеть группу в масках было страшновато.

— А зачем тебе нас видеть? Ты говори, — раздался старческий и немного разбитый голос.

Оливер посмотрел на маски и только сейчас понял, что именно его пугает. Можно было сколько угодно всматриваться в них — никогда не поймешь, кто из семерки говорит сейчас с тобой. Несколькими взмахами палочки он наколдовал подобие громадного экрана. Следом на нем появились изображения движущихся кругов и диаграмм. На центральном круге был изображен офис „Волшебного пера“, на остальных — отделения в Берне, Амстердаме и Париже с видами этих городов. Оливер кашлянул и чуть „в развалку“ прошелся мимо своего творения.

— Упрямство Аммоса Бэддока, о котором я предупредил Совет, временно блокирует возможность заключения сделки „Волшебного пера“ со „Штирнер и Штерн“, — кашлянул он. — Однако у меня есть и хорошие новости. Струсивший Аммос спивается и деградирует, как личность. Через некоторое время вопрос может встать о смене владельца „Волшебного пера“: как раз накануне Аммос вернул отцу генеральную доверенность. Полагаю, в такой ситуации мы не можем оставаться в стороне, учитывая важность столь мощной корпорации.

В зале повисла тишина. Облака от ламп становились все гуще, время от времени закрывая людей в масках. Затем со стороны масок раздался голос с жестким акцентом:

— Такой вариант был бы прекрасен для осторожной пропаганды наших идей. Однако захват корпорации слишком рискован.

— Нынешний режим грязнокровок подписал себе смертный приговор пятнадцатого мая две тысячи третьего года. С этого дня часы стали отстукивать время до возвращения Темного Лорда, — почтительно склонил голову Оливер. — В тот день они отказались от государственной политики в области издания книг и учебной литературы. Публикации была возложена на частные издательства с аккредитацией, которую получили только три издательских дома.

— А газеты? — продолжал тот же голос.

— Большинство газет четыре года назад также были переведены в разряд акционерных обществ. Контрольная квота „Утренних известий“ принадлежит, например, „Волшебной силе“. Нам, „Волшебному перу“, принадлежит пока восемь процентов акций „Пророка“: пакет, отделяющий нас от простых акционеров Мы готовимся проглотить целую издательскую империю, и даже нечто большее! Обладая ей, мы возьмем под контроль весь британский информационный рынок.

— Это возможно в случае, если вы обеспечите контрольную квоту, — негромко сказал старческий голос. — Причем не филиала в Берне, а всего „Волшебного пера“.

— Или если мы получим лояльного генерального директора, — наклонил голову Булстроуд. — Такого, который осуществит разворот издательской деятельности в нашу пользу.

Две маски повернулись к третьей, более светлой. Булстроуд также внимательно посмотрел на дым, словно ожидая решения. Ему вдруг пришла мысль, что звериные головы египетских богов были всего лишь масками волшебников, которые должны были заставить трепетать маглов.

— К сожалению, Оливер, вы сейчас не можете стать генеральным директором, — раздался нежный женский голос. — Ваш план действительно смел, но вы — сын осужденного Пожирателя Смерти. Смена курса издательского дома будет немедленно замечена властями, и мы до срока спугнем дичь.

— Пожалуй, соглашусь, — ответил голос с акцентом. — Нам будет сложнее вести дела в Британии, если все будут знать, что во главе компании-партнера стоит сын сторонника Темного Лорда.

— Разве я говорил о себе? — поднял брови Оливер. — Берите Роджера Бэддока — он станет вполне лояльным нам генеральным директором.

— Но Роджер смертельно болен? — удивился удивился старческий голос. Две маски, включая светлую, закивали в знак согласия.

— Думаю, пара-тройка лет у него есть в запасе. Он не совсем наш, но и не враждебен — вспомните, кто был его племянником! За эти два года мне удастся реализовать план.

Оливер направил палочку на сияющий экран. Тотчас на круге, изображавшим бернское отделение, появилась цифра „8%“.

— Взяв под контроль 8% Бернского филиала, я выкупаю блокировочный пакет, — Оливер снова взмахнул палочкой и цифра превратилась в 11%. Вместе с 33% компании „Штирнер и Штерн“ мы получаем 44%, — сменилась цифра. — Нам останется всего 7% акций, которыми владеет „Поларфукс“, и мы получаем контрольный пакет Бернского филиала.

Цифра в круге сменилась на „51%“. Затем огненная надпись погасла и через мгновение на ее месте появилась новая: „Поларфукс (4%)“. Затем сияющая цифра превратилась в „55%“.

— Изящно, — раздался голос с иностранным акцентом. — Но, заметьте, Бернский филиал — далеко не главный.

— Но обладание Бернским филиалом даст нам блокировочный пакет в 11% в рамках всего „Волшебного пера“, — продолжал Булстроуд, грузно расхаживая мимо экрана. — Следующий шаг — выкуп контрольного пакета акций Амстердамского филиала. Мы можем создать подставную фирму с компанией „Поларфукс“, — от Бернского круга выдвинулась стрелка, завершившаяся пустым зеленым кругом, — на которую я переведу основной доход Бернского филиала.

Со стороны Бернского филиала посыпались зеленые точки, наполняя пустой круг. В зале по-прежнему стояла тишина.

— Я также ставлю Амстердамский филиал на грань банкротства, переведя фирме-призраку большую часть уставного капитала и списав провал на негативную конъюнктуру рынка, — продолжал Булстроуд. — После несложной операции мы получаем сначала блокировочный пакет, а затем контрольную квоту Амстердамского филиала.

Цифры на изображении кольца Амстердамских каналов сменились сначала на 11%, а затем на 33%. Следом часть рыжеватых огоньков пересыпалась из Амстердамского филиала на пустой круг дополнительной компании.

— Прогрессирующая болезнь Бэддока не позволит ему контролировать мои действия. Парижский филиал намного слабее Амстердамского и Бернского, — резко развернулся Булстроуд. — При необходимости я смогу с помощью „Поларфукса“ выкупить не только контрольный пакет, но и так называемый инвестиционный портфель. — В круге с изображением вечерних Елисейских полей появилась сияющая цифра „71%“. — В совокупности все три филиала дают нам контрольную квоту „Волшебного пера“, — ниже круга с изображением панорамы Косого переулка появилась надпись „33%“. С этой минуты мы вольны издавать в Британии любую продукцию!

Металлические маски казались непроницаемыми. Булстроуд быстро взял стакан с подноса, поднесенного карликом-цвергом.

— Что остается? — поднял брови Оливер. — „Волшебное перо“ владеет блокировочным пакетом в „Кентавре“, — зажег он новый круг с изображением бегущего кентавра и цифрой „11%“. — Потенциалы обоих издательских домов настолько несопоставимы, что мне не стоит ничего выкупить их контрольную квоту.

Цифра в круге с кентавром сменилась на „33%“. Следом две зеленые стрелки, напоминавшие вьющихся змей, устремились от „Волшебного пера“ и „Кентавра“ к возникшему на экране кругу „Волшебная Сила“.

— Что касается „Волшебной Силы“, то она и так лояльна нам. Впрочем, при необходимости капитал „Волшебного пера“ и „Кентавра“ позволит выкупить и ее контрольную квоту. — На круге с изображением Мерлина нервно запульсировала цифра „33%“.

— Вы берете под контроль все три издательства? — раздался голос одной из масок.

— Этот же трюк мы проделаем и с акционерными обществами газет, — кивнул Булстроуд.— Мы осложним их положение при помощи операции, в результате которой стоимость их акций резко упадет. Мы должны заставить их пустить акции в продажу, а потом сразу же предложим за них свою цену. Выкупив пакеты мелких акционеров, мы обеспечиваем себе контрольные квоты „Ежедневного пророка“, „Утренних известий“, „Волшебного листка“ и даже „Придиры“. — На экране появились несколько кругов с цифрами „33%“.

— Но ведь это полный контроль над информацией!

— С этого момента, — наклонил голову Оливер, — мы можем публиковать любую литературу, любые учебники с нужной нам версией истории. Молодежь будет учиться на наших учебниках и наших книгах. Более того: мы можем блокировать публикацию любых неугодных нам идей. Или публиковать их в том виде, как они угодны нам. Неподконтрольная нам информация отныне невозможна. Магическая Британия — наша, и приведение к власти нашего министра становится вопросом времени. Мы уничтожим любого политика, который осмелится выступить против нас или просто не захочет играть по нашим правилам.

От взмаха его палочки в воздухе появилась картина: стопки учебников, книг и газет разлетающаяся в разные стороны. Веселые дети, подхватив стопки учебников, быстро пошли в Косой переулок. Взрослые, спеша на работу в мантиях, ловили на лету газеты. «И Габи — главный редактор „Пророка“!» — с наслаждением подумал Булстроуд, представив, как она, постукивая черными лодочками на шпильках, грациозно, как настоящая королева, входит в свой кабинет, едва замечая подданных. Его женщина. Его Габи.

— В вашем бесспорно оригинальном плане я вижу несколько подводных камней, — раздался голос с иностранным акцентом. — Министерство наверняка заметит формирование недружественной ему монополии и примет меры…

— О, не беспокойтесь, — вдвинул руку Булстроуд. — Формирование монополий не запрещено законом, да и мы будем действовать через разные компании. Министерство даже не заметит наши шаги. Кого волнует решение, принятое советом директоров относительно пакета акций Амстердамского филиала? В Британии слишком много демократии, чтобы они могли нам помешать!

— Другая проблема — Аммос Бэддок, — заговорил женский голос. — Ваш план требует его исчезновения.

Булстроуд потупился на серо-зеленый пол в виде колеблющихся плиток с изображением змей. Облака от ламп, пробегавшие то тут, то там, закрывали его.

— Аммос сдрейфил и деградирует как личность, — продолжал Булстроуд. — Полагаю, вопрос с его выходе из дела может быть решен незаметно.

— И вы гарантируете, что Роджер Бэддок подпишет интересующую нас сделку? — повторил тот же голос.

— Полагаю, что да. У него нет иного выхода для спасения филиала в Берне, — ответил Оливер.

— Совет должен посовещаться, — ответил старческий голос. — Мы благодарим вас за труд, мистер Булстрод. Завтра узнаете наше решение!

Люди в масках поднялись с мест. Каждый из семерых, достав палочку, мгновенно выпустил зеленый череп. На мгновение в душе Булстроуда шевельнулся страх от их безжалостных точеных движений. Стараясь думать о приятном, он блаженно улыбнулся: перед ним словно из сумрака комнаты возникли лучистые глаза Габи.

Примечание:

*Статья Александра Принца написана Меланией Кинешемцевой. Выражаю благодарность.