Тео. Теодор. Мистер Нотт (джен)

— Это ведь следы маггловской техники, да? — спросил Теодор с плохим предчувствием.

Было очень странно, что на заброшенной ферме, на южном берегу Корнуолла, в считанных футах от моря магглы просто так решили докопаться до скалистых пород.

— Я вижу то же, что и ты, мой мальчик, — флегматично ответил старик.

Закончив читать размышления тибетского мага, Теодор осилил за зиму «Мир как воля и представление» Шопенгауэра, а затем, наслушавшись восторгов Артура и Бута, ходивших к Помфри, проглотил «О воздухе, водах, местностях» Гиппократа (хотя и не Сметвика) и пытался примерить темпераменты к людям вокруг. Директор был самым настоящим сангвиником, как и многие гриффиндорцы, а себя Тео относил к холерикам; впрочем, как считал автор комментариев к школьному изданию, некий Ф.Н.Б., не существовало «чистых» темпераментов в магической среде среди магов «до двухсот лет».

— Но это же значит, что магглы откуда-то узнали про место, что вы выведали у своих источников, — с напором добавил юноша. — А вы говорите, что магглы готовы принять нас. Они наверняка хотели бы заполучить контроль над Тёмным лордом!

Дамблдор покачал головой.

— Не стоит перевирать мои слова, юноша. Но в этом я согласен с вами — эти следы здесь не просто так. Возможно, тот, кто дал мне эти координаты, уже успел… поделиться ими с другими силами. Впрочем, я и не хотел пробиваться сверху — мне известен другой путь.

Отвернувшись, старик решительным шагом пошёл к морскому обрыву. В десятке футов от обрыва скалы обнажались из-под нанесённого песка, и, под шелест молодых листьев яблони, принимали на себя волны неспокойного Канала.

Теодор взглянул вниз и отступил. Он не боялся высоты, и сотни раз смотрел с башен и куртин Хогвартса вниз, но к тому, что снизу о скалы бьётся бурная стихия, не был готов.

В сотне футов мористей из воды торчал обломок скалы, крохотный остров, едва ли сухой — так высоки были барашки волн. С берега казалось, что его верхний уступ был достаточно широким, чтобы там встал человек или двое.

— Удобное место, чтобы взглянуть на скалы, — указал Теодор.

Не отвечая ему, Дамблдор сплёл хитрую комбинацию движений палочкой, и изниоткуда, буквально из воздуха до места появился узкий мост, деревянный на вид, и буквально сочащийся магией. Теодор ахнул от неожиданного и мощного колдовства. Звякнул бутылёк, и старик спешно отхлебнул какое-то зелье.

— Не зря я преподавал тридцать лет трансфигурацию. Пройдёмте, мистер Нотт? — улыбнулся чародей.

Шаги по мостику не издавали не звука. Теодор придерживал верёвочные перила, но ему лишь казалось из-за волн снизу, что эта дорожка раскачивается. На половине пути он обернулся и устрашился тому, как высоко и далеко осталось место старта. Взглянув вперёд, он устрашился тому, как далеко осталось до скалы, и с усилием отказался от желания аппарировать наверх.

— Верю, что могу летать! Верю, что могу до неба достать! — рассмеялся и пропел повеселевший Дамблдор. Кажется, старик наслаждался тем, что они шли по трансфигурированному из воздуха мостику, буквально парили между небом и морем.

Теодор ускорил шаг, железной хваткой цепляясь за перила. Конечно, это не спасло его, и последние несколько десятков футов в его голове стучало кузнечным молотом: «Только бы старик не упал от бессилия». Многие чары рассеивались, если маг переставал их подпитывать своей силой, и трансфигурация была первой в этом списке.

Ступив, наконец, на мокрые камни скалы, Теодор едва не свалился на колени. По его вискам стекал пот, неприятно холодивший на ветру, а колени едва не ходили ходуном. Директор, напротив, выглядел совершенно спокойным и бодрым.

— Вы не следите за маггловской музыкой, мистер Нотт? — будничным тоном осведомился он, развеивая трансфигурацию — мостик вмиг стал порывом ветра. — Кажется, эта песня — хит в этом месяце.

— Я слежу за «Вестником трансфигурации», профессор, оформил подписку летом в Париже, — слабым голосом ответил ему Нотт. — И читал, что бывает, когда волны гасят ветер.

— Ерунда, профессор Краммерер не собрал достаточной доказательной базы. А вот песню послушайте, не пожалеете. Наводит на много размышлений!

Отсюда, удалённой скалы, громада прибрежных скал высилась втрое выше, чем казалось сверху. Едва заметной щёлкой, навевавшей определённые ассоциации, чернел едва заметной магией среди белых скал берега, ярко освещённых полуденным солнцем, проем. Казалось, оба волшебника заметили его одновременно. Вода едва ли могла попасть в это отверстие, так высоко оно было, но прибой раз за разом, будто зачарованный, стремился белыми барашками достать этой дыры.

— Туда можно попасть сверху? — спросил Нотт. — Я не хотел бы, чтобы вы вновь наколдовывали мостик. Сэр.

— Зато заметьте, Нотт, какое здесь удобное место. Отличная мизансцена может выйти.

Не дожидаясь реакции старика, Теодор представил свои ощущения в миг, когда он стоял там, на высоком берегу, и потянулся туда магией… магия потянула его за собой, проворачивая через игольное ушко, и вот он был уже на месте. Мигом позже хлопок оповестил о появлении директора.

— Вам осталось научиться делать это бесшумно, Теодор. Что же, вы хотели показать, как можете трансфигурировать канат?

Нотт обернулся в поисках подходящего предмета, но ничего лучше, чем груда вывороченной земли с засохшей травой у места раскопок не нашёл. Теодор прикрыл глаза. Верёвку он уже трансфигурировал из палки; важным было поверить в преобразование вещей. Нотт представил, как там, в этой груде земли, на самом деле слой за слоем лежала спираль из дёрна и грязи, и эта спираль должна была лишь изменить фактуру, а форма уже была подходящей… этот самообман он повторил громко в своих мыслях, а когда поверил, довершил взмах палочкой.

— Акцио, канат Теодора Нотта! — приказал директор. Длинная толстая верёвка, сплетённая из сотни коротких, земляного цвета волосков, подплыла к стоящим магам. Груда земли имела приличный размер, и у Теодора появилось ощущение, что ужин, который он принял достаточно давно, исчез без остатка в его магическом ядре. В подтверждение его мыслей живот призывно заурчал, смутив юношу.

— Не волнуйтесь, скоро мы должны уже закончить. Отправимся в Труро и пообедаем там, — ободрил его директор.

Канат, что уходил в землю в прямом смысле этого слова, отправился вниз, к гроту, и Тео вслед за директором полез по нему вниз, наколдовав себе на руки вечнолипкое и отталкиваясь от скал ногами и руками. Путь вниз занял добрый десяток минут, а очередной взбившийся барашек неприятной морской влагой коснулся его спины под пиджаком.

В темноте скального провала скрывалась пещера. Её пол был покрыты сталагмитами, а с потолка свисали каменные сталактиты. Пахло морем и тиной, но чем глубже они шли, тем тише становился звук волн.

— Здесь барьер, — уверенно сказал Теодор, указывая на стену впереди.

— Барьер, — задумчиво повторил директор. — Требующий кровавой жертвы, не так ли?

Нотт попытался вспомнить, совершались ли на его памяти при нём магические искусства, что требовали крови — и вспомнил, как принимал в род Луи. Тогда попугайчик вспыхнул магией — но перед тем он начертил для ритуала рунную площадку, и последовательности рун были весьма конкретными. Оглядевшись, он попытался представить, как кровавый ритуал мог бы убрать барьер, и наткнулся взглядом на детские ботинки, старые, даже можно сказать, старинные. Они были отброшены вбок, в расселину, где едва ли их кто бы заметил, идя прямо.

Нотт указал на находку старику.

— Однажды Эрнест Хеменгуэй написал самый короткий рассказ, что мог растрогать любого… — пробормотал Дамблдор, разглядывая детский, подростковый — размером с полторы ладони в длину, ботинок в своих руках. — Увы, это лишь ещё одна жертва, которую принёс Том.

Потратив несколько бесплодных минут, Нотт зажёг Люмос и наугад заглянул в штольню, уходившую вдоль барьера налево, в тупик, и удача улыбнулась ему. Там в зачахлой темноте, за выступом скалы тёмно-бордовым сияли невидимые глазу простого мага руны ритуального круга, не раз активировавшиеся от принесённых жертв.

Мысли о ритуалах напомнили ему загадку, которую описала в своём предрождественском письме леди-бабушка. Более она не возвращалась к этой теме в своих посланиях, описывая восторги от Гипербореи, Москвы и Китежа, Кракова и Вроцлава, Пльзена и Софии, нежели чем комментируя британские дела.

Дамблдор трансфигурировал в скалах проход в обход барьера с кровавым ритуалом, и вскоре они, обойдя защиту Тёмного лорда вновь, оказались в закрытой со всех сторон пещере, узкий коридор которой расширялся до огромного скального озера, своды которого сверкали магией, что держала их воедино, а зелёная мутная вода блестела и испускала свечение, заметное даже невооружённым глазом. Пахло мертвечиной.

— Эффект какого ритуала может быть наложен на триста сорок одну милю, сэр? — спросил Теодор, пнув камешек, лежавший неподалёку от воды.

— Погодного? — предположил директор. — Вы решили поиграть в загадки, мой мальчик? Что же, кольца всевластья, боюсь, Голлум вам не предложит.

Камешек достиг воды, и пустил круги. Вдруг там что-то резко шевельнулось, поднялось к поверхности — и прежде, чем Тео успел пошутить про лохнесское чудовище, у самой кромки воды появилось едва различимое человеческое лицо, искажённое трупным обликом.

— Твою мать! — воскликнул юноша, отпрыгивая. — Что это за херня? Сэр!

— Инфери, — ответил почему-то довольный Дамблдор. — Пожалуй, мы с вами увидели достаточно, мистер Нотт. Хотя…

Взгляд директора был прикован к небольшому островку в семидесяти футах, по центру озера, где высился гранитный постамент с чашей и небольшая груда какого-то тряпья.

— Акцио!

Тряпье взмыло в воздух и достигло берега, и Теодор с затаённым ужасом увидел, как много мёртвых лиц из воды наблюдало за полётом груды тряпок. Они почему-то были готовы напасть на него, понял он подсознательно.

— Печальное окончание жизненного пути такой озлобленной и фанатичной колдуньи, — Дамблдор с печалью оглядывал долетевшее до берега, оказавшееся мумифицированными останками какой-то, как он сказал, колдуньи. Теодор с брезгливостью сделал шаг назад, не желая даже рассматривать того, кто там был, и перевёл взгляд на мерцавшие своды. — А ведь многие не верили, что ты умерла, Вальбурга… пусть вечный огонь будет утешением твоей ведьминой душе. Инсендио Максима!

Волна жара, что сжигала дотла останки Вальбурги, коснулась кожи Теодора, вызвав отвращение. Пожалуй, он бы не отказался никогда больше сюда не возвращаться.

* * *

Покинув негостеприимные пределы тайника Тёмного лорда, маги аппарировали в Труро. Теодор не был в месте, куда направлялся Дамблдор, и тот совершил прыжок, придерживая его за локоть, доставив прямо в маггловский ресторан. Официанты со слегка пустыми взглядами глазам приняли их заказы, не замечая ничего необычного, и вскоре Нотт уже с удовольствием хлебал рыбный суп из трески, а Дамблдор приступил сразу к звёздному пирогу, начав с рыбы.

Маггловское радио играло ту же самую песню, которую напевал Дамблдор, а затем сменилось песней с предложением найти кого-то, чтобы любить.

«Действительно, если ты несчастен в любви — просто найди кого-то, чтобы любить», — мысленно фыркнул Теодор.

Спустя ещё несколько минут после того, как суп был съеден, Нотту принесли второе. За время в Хогвартсе и всяческих магических заведениях он успел отвыкнуть от того, что еду могут готовить дольше нескольких минут — и на фоне этого удивительным было, что суп и пирог им подали почти мгновенно.

— И вы говорите, что магглы примут нас. Мы же лучше их во всём! Они попросту будут завидовать, — проворчал Теодор.

— Исключительно не согласен, мой юный друг, — улыбнулся директор. Его иссушённая рука была покрыта белёсой коркой, не то от эликсиров, не то от нанесенных мазей. На свету это не бросалось в глаза, но сейчас было хорошо заметно. — Магглы исключительно трудолюбивы и во многом уже давно превосходят магглов. Хм…

Бефстроганов, заказанный Ноттом по какой-то прихоти его организма — в Хоге такие яства были редкостью, явно не входил в перечень коронных блюд местного повара. Впрочем, это было съедобно.

— Вот взять, например, гонки. Полвека назад, даже больше того, задолго до всех событий в Европе, да… так вот, мне довелось побывать на одной необычной гонке за океаном.

— Гонке? Скачках?

— Ах, Теодор! Как легко догадаться, что ваш дед был профессиональным наездником, пока не спутался с Томом. Нет, я говорю о гонках на маггловских машинах. Вы должны знать, в Хогвартсе многие годы плакаты гонщиков соседствовали с плакатами квиддичных команд.

Нотт вспомнил, как в девяносто втором году Дин сводил их на Гран-при Британии по гонкам Формулы-один. Перед его глазами, будто бы сейчас, встали огромные толпы людей на трибунах — их было так много, что он ни до, ни после не видел таких столпотворений магглов, и даже Финал Чемпионата девяносто четвёртого был едва ли столь людным.

— Я даже был на такой гонке, сэр, — проговорил он, вынырнув из воспоминаний. Удачно — Дамблдор в этот момент задумчиво размешивал сахар в своём чае с молоком.

— Необычно. Впрочем, Северус тоже часто посещал их со своим… так вот, о чём это я?

О том, что он видел на трибунах Снейпа тогда, Тео почти позабыл. То впечатление было странным — он и сейчас не был до конца уверен, что угрюмый, зловещий декан Слизерина мог быть поклонником хоть чего-то, кроме своих вонючих зелий.

— Вы говорили, что магглы лучше нас. В чём-то.

— Да, — улыбнулся директор. — Это было в конце двадцатых годов. Тогда гонщик, молодой юноша, едва старше вас не десяток лет, впервые сел за руль маггловской гоночной машины — и с первой же попытки выиграл у гораздо более талантливых соперников! При этом он не был ни магом, ни сквибом, а с тех пор даже и не садился за руль гоночной машины. Я не поверил бы выводам авроров Иллинойса, если бы случайно не видел это своими глазами.

— Действительно, необычно, — история, рассказанная директором, была едва ли необычной. Подумаешь, какой-то одиночка-маггл.

— Но это не конец истории. В девяносто третьем, буквально четыре года тому назад — примерно в эти же дни, я лично подписал ордер на арест одного бразильского мага, который выступал в гонках той самой «Формулы-один».

— Он сжульничал и выиграл у всех соперников с первой попытки, а потому нарушил Статут? — полюбопытствовал Нотт.

— Нет, — Дамблдор с видом триумфатора покачал головой. — Сеньор Сенна выступал почти что честно, а магия лишь помогала ему держаться в дождь — и вот за это его прозвали волшебником, а потому Комиссия Конфедерации сочла его нарушителем. Но, вдумайтесь, он выиграл лишь три раза, а остальные четыре проиграл магглам! Причём не одному, а нескольким — абсолютным магглам, даже не сквибам!

— Ну и что, какие-то гонки. В конце концов, едва ли рядовой маг сможет оседлать гиппогрифа — вон, мистер Малфой не смог, а вы про маггловские машины. Простите, сэр, но я о другом: например, та же самая готовка: миссис Уизли бы состряпала нам с вами обед бы за несколько минут своим виртуозным набором кухонных чар, да и домовики Хогвартса справились бы не хуже. А магглы вынуждены возиться.

— Не думаю, что Молли, при всем почтении, сможет накормить всю Британию, а магглы, пусть и неспеша, с этим справятся, — парировал директор. — Всеобщее благо состоит не в таких деталях и шероховатостях, мой мальчик, которых вы можете привести сотни и тысячи. Даже того же несчастного мистера Анджело застрелили другие выходцы из Италии, от зависти к его таланту, не иначе — но если мы построим образ будущего, в котором маги не будут испытывать ненависти к магглам, а магглы всего мира станут на одну цивилизационную ступень, то эти шероховатости спадут сами собой.

Утопия, которую рисовал Дамблдор, вдруг стала понятна Теодору. Он читал в сжатых изложениях «Капитала», библии маггловских социалистов, в какой-то мере откликавшаяся и в воззрениях магглолюбов, как социализм должен был решить все экономические и социальные проблемы, веками копившиеся в общественных системах всех народов. Это была чистейшая утопия, утопия, которую — он знал точно, интуитивно, не опираясь на факты, — достичь было нельзя. Как Авалон, куда лишь Мерлина и Моргану позвали фейри, а всех остальных и прочих оставили доживать на стылой земле.

И в то же время он понял, насколько же Дамблдор стар. Он был почти ровесником того же Маркса, пережившим взлёт и падение империй по всей планете, добившийся в своей жизни всего, чего мог добиться маг; пожалуй, лишь отсутствие семьи было пятном на его репутации. Прадед, да даже прапрадед Теодора ещё был молод, когда Дамблдор был уже юн, и вся история дома Ноттов последнего века прошла перед его глазами. И всё же они сидят в Корнуолльской ресторации, и почти как равные обсуждают магглов и магов, иллюзии и утопии, и Теодор позволяет себе дерзить этому почтенному чародею.

Мысли пролетели в его голове за мгновения, а затем их взгляды пересеклись. Холодный ледяной взгляд его глаз, острый, как льдинки подмерзшего снега, голубой, как июньское безоблачное небо, цепкий, как когти феникса и умудрённый более чем столетием жизни. Дамблдор действительно был великим волшебником. Великим и опасным, вершившим судьбы сотен тысяч магов всей планеты, и Теодор с холодным потом не осмеливался себе признаться, скольких этот многомудрый взгляд отправил на погибель, и сколько судеб этот увлечённый голос разрушил. И, напротив, скольких он спас, и какому числу дал шанс на жизнь.

— Как вы думаете, сэр, — спросил он вместо того, когда Дамблдор допил свой чай и отставил кружку, — почему защита Тёмного лорда оказалась столь слаба?

— Никто из нас не Мерлин, увы, — пожал плечами Дамблдор. — Это место — не ловушка для врага, а тайник для преданных слуг. И свою преданность они должны были доказать, как несчастная Вальбурга.

— Это…

— Это матушка мистера Блэка, — ровным голосом пояснил он. Оставив на столе пару маггловских пятидесятифунтовых купюр, старик поднялся, и Теодору ничего не оставалось, как последовать за ним. Часы показывали половину четвёртого — скоро им предстояло вернуться к замку.

— То есть это был тайник, который он отдал Блэкам? Сэр. Вы говорили, что то место, где мы с вами были летом…

— Не нужно лишних подробностей. Да, тот тайник был передан вашему деду и отцу. Были и другие тайники — какие-то достались Розье, какие-то — Лестрейнджам, какие-то — другим доверенным слугам. Жаль, я не стал добиваться разговора со старшим Розье тогда, в восемьдесят шестом.

Дамблдор покачал головой, шагая вперёд, а Тео вспомнил те кошмары, что приходили с воспоминаниями о визите Люциуса Малфоя — том вечере, когда его счастливое и беззаботное детство сменилось трудным взрослением. Это воспоминание придало ему решимости; мысленно он для себя признал, что его утопия — мир, где все одарённые магией могут найти себе место.

* * *

— Что же, остаётся самая малость, да? — они смотрели на замок с другого берега Чёрного озера. Теодор заходил сюда лишь однажды, но этого воспоминания ему хватило, чтобы перенестись, а Дамблдор сориентировался на его описание и аппарировал следом.

Он достал клочок бумажки, на котором было написано послание Теодору, и вручил его юноше.

— И всё-таки это написали вы, да? Сэр, — спросил он.

— Нет, — улыбнулся Дамблдор. — Это самая настоящая временная петля. Видишь, мой мальчик, к чему может привести волшба над временем. Наша реальность остаётся такой, в какой мы живём — и другой нам не дано, но что будет с теми молодым студентом Слизерина и старым директором Хогвартса, что жили этот день в Шотландии, нам знать не дано.

Он огладил перья феникса, который сидел на его плече, и тот издал мягкую трель.

— Ну конечно же, Фоукс, как я мог забыть. Возьмите, мистер Нотт. Это Оборотное зелье. А вот — волосок, который я достал из своего пирога. Должно быть, поварёнок или рыбак.

Теодор вытаращился на него, как на сумасшедшего.

— А если это собачий волос? — с плохим предчувствием спросил он.

— Это точно человек. Гомункулум Ревелио! — прошептал Дамблдор. Волос засветился, лишь его коснулся лучик магии. — К тому же, это юноша. Примерно вашего возраста, Теодор, так что пейте. Вам нужно успеть передать это послание себе же, чтобы не нарушить ход времени.

— Но… но…

— Фоукс, друг мой, перенеси мистера Нотта на… скажем, на Астрономическую башню.

Феникс слетел с плеча директора и, сделав кружок, тяжёлой горячей ношей уселся на плечо мальчика, легко щекоча перьями его ухо.

— Прежде, чем мы расстанемся с вами, Теодор, — Дамблдор, прежде улыбавшийся, сделался совершенно серьёзным. — Вам нужно знать и готовиться. Проверьте план мистера Гойла, и перенесите шкаф куда-нибудь… в другое место, где мизансцена будет лучше. Ночью на двадцатое мая он понадобится по назначению. Это будет отличный спектакль.

Теодор сглотнул вязкую слюну и подавил желание поправить галстук.

— Вы хотите сказать, что…

— Любое путешествие подходит к концу. Не думаю, что нам доведётся с вами говорить так откровенно впредь. В вас большой потенциал, мой мальчик. Используйте его с умом. Долгие проводы — горькие слёзы… Фоукс?

Вспышка — и вот Теодор уже стоит на вершине Астрономической башни, пустой в это время дня, с пузырьком зелья, ставшего из-за волоска бордовым вместо серо-бур-малинового, и с непрошенными крохотными слезинками на глазах — должно быть, ресничка в глаз попала. Всхлипнув на миг, он открыл глаза.

И немедленно выпил.

* * *

Вприпрыжку спускаясь вниз по безлюдным коридорам Хогвартса в обличье какого-то маггловского паренька чуть старше его самого, Теодор пытался уложить все события этого суматошного дня, растянувшегося на два, в голове. Меньше месяца оставалось до прощального спектакля, задуманного директором, и едва ли разведка сегодня была предназначена для Грегори Гойла; должно быть, важное место в этом спектакле старик постарался отвести самому Темному лорду. Впрочем, это была не его забота: более в Корнуолл он соваться не хотел, да и то, что магглы искали путь в тайник Тёмного лорда, пугало его гораздо больше, чем смерть профессора Дамблдора. Последнее было неизбежностью для него с прошлого лета, в то время как первое было неожиданным и потому опасным фактом.

Он добрался до Большого зала и смешался с толпой взбудораженных студентов, которые ожидали начала представления. Украдкой заглянув внутрь, Нотт убедился, что сам он с палочкой в руках колдует что-то у стены, и в несколько шагов достиг места.

— Мистер Нотт! Вам просили передать, — чуть запыхавшись от волнения, произнёс Теодор, и сунул удивлённому самому себе в руки бумажку, что едва ли не обжигала пальцы. Убедившись, что он-двенадцатью-часами-ранее уставился в текст на ней, Тео едва ли не бегом покинул зал и устремился в уборную. Через двадцать минут ожидания действие Оборотного зелья окончилось, и он с наслаждением испражнился от остатков бурой жижи, мысленно дивясь стойкости Барти Крауча, что пил эту гадость месяцами и не бегал в уборную.

* * *

Артур только и заметил, что Теодор отходил, но на незаданный вопрос Тео лишь отмахнулся.

— Слагхорн просил подойти и познакомиться с мистером Куком, ну, его дочь Тарани на первом курсе учится, слышал, наверное.

— Кук? Шеф-повар «Ордена Мерлина» в Белфасте?

— Да, именно.

— А ты ему зачем?

— Мистер Кук оплатил учебу пятерым ребятам в рамках «моей» программы, — ложь слетала с его языка быстро и точно, уверенный тон не оставлял сомнений в правдивости слов, которые он говорил. Кук и правда был в замке, и Карамеди упоминал его среди заинтересованных в возвышении Теодора лиц. — Хотел поблагодарить. Тоже член клуба.

— Слагхорн в каждом первом видит члена клуба, — понимающе улыбнулся Гамп. — Волнуешься?

— За кого?

— Ну, за своего брата.

— Откуда ты…

— Невилл сказал, а ему — Поттер. Не переживай, я не ревную, нет-нет, — торопливо добавил Арчи. — Я только рад за тебя. Познакомишь нас?

— Конечно, — улыбнулся Теодор. У него словно камень с души свалился, ведь о том, как рассказать лучшему другу и почти что брату о том, что у него появился другой брат, он переживал (и откладывал этот момент) весь год.

Через несколько минут началось представление, но усталость так неожиданно навалилась на него, что он едва не уснул. Впрочем, от этого история Кристофера Робина и его мягких игрушек лишь больше стала похожа на его воспоминание из детства. Счастливого и беззаботного. Такого, какое ушло навсегда.