Глава 99
До запуска массовой серии было построено около двадцати опытных «Стрел Дины», различавшихся всем, чем только можно. Шасси с носовым или хвостовым колесом, конструкция основных стоек шасси, однокилевое или двухкилевое оперением, разделение фюзеляжа на отсеки, были даже варианты среднеплана или высокоплана. Главное — количество и тип силовых установок. Внешне могло показаться, что их было от двух до пяти, на деле — от четырёх до десяти. На внешне двухмоторной машине стояли две спарки двигателей, в итоге признанные неудачными, хотя машины с ними в эксплуатации по сегодняшний день. На десятимоторной машине было четыре спарки на крыльях и одна, с опытными двигателями, в носу. Потом в носу этой же машины стоял проходивший испытания опытный сверхмощный мотор, в итоге пошедший на основную серию машины. Император сам принимал участие в испытаниях опытных машин. Как там говорят, «мужчина от мальчика только стоимостью игрушек отличается» — как раз про Саргона. На серийных машинах таких моторов стоит шесть. Доведённый мотор стоит на серийных машинах, включая ту, где Софи и Хейс летят. Основной вариант «Стрелы» — низкоплан, хотя и среднеплан показывал отличные лётные характеристики. Выбор в пользу такой конструкции — отчасти наследство от чудовищных диаметров винтов спаренных двигателей, что нельзя было установить ни на какой другой планер, чтобы они не задевали земли.
Принятая на вооружение машина чем-то напоминает Софи детский конструктор. Какие-то узлы и агрегаты были взяты с каждой из опытных. От машин со спарками двигателей достались очень длинные стойки шасси вместе с гондолами. Несмотря на внешнюю лёгкость и хрупкость они получились очень прочными и надёжными. Софи в детстве забавляло, как стойки слегка поджимались прежде чем убраться окончательно.
С другой стороны, разрабатывались турели для вооружённого варианта, но их Софи видела только на моделях. Но затраченные усилия зря не пропали, турели прекрасно прижились не нескольких типах бомбардировщиков.
Установка на скорость и высотность оказалась правильной, за почти четыре года войны ни одна машина потеряна не была. Тем более, во всех проектируемых вариантах закладывался герметичный салон. Хотя миррены считали, что на этих машинах летает только высший командный состав и за машинами охотились, правда, безуспешно. Да и высший командный состав, начиная с Императора, на чём только не летал. Слухи ходят — Тим обещал за сбитую «Стрелу» высшую степень военного ордена с брильянтами вне обычного порядка награждений. Но орден пока остаётся невостребованным, да на и машинах установлены новые моторы, теперь «Стрелы» забираются ещё выше и летают ещё быстрее. Правда, за счёт некоторого снижения дальности. Но она и так запредельной была, просто так ничто не даётся.
Постепенно чудо техники становится обыденностью. Хотя и сейчас может сравниться размерами со сверхдальними бомбардировщиками. Тем более, крыло с двигателями прекрасно прижилось на военных машинах.
До войны «Стрела» успела побыть ещё и мишенью зубоскальства южан. Мол поглядите, как соседи не умеют тратить деньги. Построили дорогие и бессмысленные игрушки, лучше бы пустили эти средства на настоящих детей и стариков. Хотя на самом деле с обеспечением этих категорий населения у северян и так гораздо лучше, нежели у южан. Перелёты вокруг света тоже никого не убедили. Мол, таких аэродромов штуки четыре на севере, да и между ними «Стрелы» не смогут летать с полной нагрузкой. Это для массового читателя — в узких кругах Комитет Начальников Штабов вместе с самим Тимом V требовали от всех авиастроительных компаний скорейшего создания аналогичной машины. Обоснованно подозревали, что грэды врут о характеристиках в сторону занижения. Но даже заниженными они были впечатляющими.
Другое тоже не оправдалось — предвоенные времена способствовали росту грузо- и пассажиропотока. Роскошные варианты «Стрел» в итоге все оказались сосредоточены в Транспортному полку спецназначения, на одной из них Софи и Хейс сейчас и летят. Остальные отделкой гораздо проще и легко переоборудуются в военно-транспортные или грузовые.
Южане сразу заметили, что «Стрелы» летают куда выше и быстрее заявленного. К тому же разбег и пробег гораздо меньше, чем писали. Плюс ягодка на торте — «Стрелы» могут использовать грунтовые аэродромы, то есть пригодных для них полос в Империи не четыре, а все, что способны принимать тяжёлые бомбардировщики, а таких — сотни и сотни.
Аналога южане так и не построили.
Посадку для дозаправки благополучно пропустили. Софи только заметив, что внизу не океан, а земля, догадалась связаться с экипажем и спросить, всё ли в порядке. Оказалось, полёт проходит полностью по графику. Софи подумала, успеет ли к посадке себя в достойный вид привести, ибо Хейс оккупировала зеркало. Но любимая всегда со сборами справлялась быстрее принцессы. Так что, для приведения себя в порядок и принцессе хватило времени.
Вскоре и командир экипажа пришёл, чтобы доложить, что машина заходит на посадку. Надобности в докладе не было, мог бы и по внутренней линии связаться. Но мальчишество неистребимо, Принцессы Империи вблизи он ещё не видел, и захотел посмотреть. В прошлом году у Кэретты был другой самолёт и экипаж.
Спальня пребывает в изрядном беспорядке, так что Софи и Хейс перебрались в кабинет. Предусмотрительность, на самом деле, сомнительная. Командиру всё равно доложат о результатах уборки самолёта.
Докладывает, что подлетаем, задаёт пришедший с флота вопрос о наличии претензий. Софи видит, её откровенно разглядывают. Но фыркать не стала. Пусть человек порадуется. Принцессе Империи сейчас слишком хорошо, пусть и другим примерно так же будет.
— Полёт прошёл по высшей категории! — сообщает командиру экипажа смеющаяся Софи, — Всему личному составу благодарность с занесением.
Впрочем, неясно, кого за категорию полёта Софи стоит больше благодарить — экипаж или Хейс.
Умение самостоятельно приводить себя в парадный вид за минимальное время у Софи чуть ли не в крови, а Хейс это умение уже освоила в совершенстве. Обе выглядят безупречно.
В аэропорту, хотя, скорее даже на аэродроме, к тому же грунтовом не было трапа нужной длины. Новая бетонная полоса строится неподалёку, но так как аэродром двойного назначения, то функционирует и старая.
Но решение с трапом в саму конструкцию «Стрелы» заложено. Есть несколько выдвижных, при рабочих визитах пользуются именно ими. Для тех, что статусом повыше, на грузовой палубе хранится самоходный парадный трап. Проектировавшаяся специально под его погрузку-выгрузку грузовая рампа в итоге прекрасно прижилась и на других типах самолётов, не только на «Стрелах». Конечно, это приводит к некоторой задержки при высадке. Само собой получается последовать императорской привычке при полёте на тяжёлых машинах летать, держа в грузовом отсеке личные машины. Часть салона отведена для личной охраны и водителей. Софи знает, личных машин — четыре. В свою очередь, встречающие знают, как Император перемещается, а Софи летела по тому же протоколу. Выдумывать что-то новое было совершенно некогда, да и незачем.
Показушно появляться на верхней ступени трапа Софи прекрасно умеет. Ну конечно, встречающие дополнены оркестром и почётным караулом. Всё-таки, в этой местности множество военных училищ и учебных частей. Да и на аэродроме боевые эскадрильи базируются.
Сразу поехать куда собирались, не получилось, впрочем, обе об этом прекрасно знали. Неизбежные протокольные мероприятия. Тем более, никто из Членов Императорского Дома в этом регионе никогда не появлялся. Смотреть в городе совершенно нечего — центр города незадолго до рождения Хейс перестроен типовыми зданиями. До них тоже типовые были, только построенные по проектам, утверждённым столетие назад. Денег в регионе хватает, но на архитектурные изыски их нет. Да и администрация слишком прижимиста, слишком местная по всем возможным параметрам.
Софи к таким вещам относится философски — высокий статус подразумевает не только больший права, но и определённые обязанности. Её время пока ещё совершенно не стоит денег, а значит, может тратиться так, как взбредёт в хорошенькую головку Принцессы Империи.
Хейс ещё более философски настроена, тем более она в места, где родилась, совершенно не спешит. По-настоящему-то видеться не хочется ни с кем, хотя детские обиды давным-давно прошли. Но слишком резкие, к тому же, несправедливые слова имеют свойство в памяти откладываться.
Пока по городу ехали, Хейс напустила на себя крайне отсутствующий вид. Софи даже хихикает. Любимая удивительно напоминает... Маришку. Та вполне умеет из себя изображать, что это место, или эти люди слишком мелкие для Великой Меня. От Кэретты она набралась гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд.
Впрочем, Софи никому не признается, она сама от Кэретты набралась куда больше, нежели Марина. Когда сознательно черты Императрицы проявляются, когда сами вылезают. Это сейчас Софи слишком беззаботно настроена. Это Любимая после посадки всё накручивает и накручивает повышенную серьёзность. Будто заместитель Кэрдин с проверкой в город приехала. Так ведь и заиграться можно!
Даже самой себе Принцесса Империи не станет признаваться, что от Императрицы набралась значительно больше сестры.
Пусть Хейс и решила всё забыть, но как только оказалась в знакомом городе, сразу же полезло из памяти всякое. Что не больно-то хотела вспоминать. Когда на приём ехали, чуть не попросила водителя к вокзалу свернуть. Захотелось взглянуть на место, где её новая жизнь началась. Её Хейс отсчитывает с момента предъявления присланного с результатами экзаменов и приказом о зачислении, единого железнодорожного билета позволяющего добраться до школы с любым количеством пересадок до определённого дня, лишь бы последующая была ближе к Великому Городу, чем предыдущая. Прямые поезда до Столицы здесь тогда не останавливались. Ходили только региональные. Надо было ехать до железнодорожного узла. Там ещё почти сутки ждать... Хейс взяла и поехала. Трусила, но мысль вернуться не возникла ни разу.
После протокольного фотографирования Хейс начинает хихикать, как маленькая.
— Что смеёшься?
— Ничего. Видела возле административных зданий, левее Памятника Погибшим на Великой войне стенд с фотографиями, что-то вроде «Лучшие люди нашего городка?»
Софи кулачок ей показывает.
— Не надо над этим иронизировать. У нас в главном корпусе вся стена в фотографиях текущих курсов. Ты там была. Висишь до сих пор.
Хейс от смешка фыркает:
— Теперь я здесь ещё буду висеть. Вместе с другими людьми лучшими. Прямо вон под теми окнами.
Теперь уже Софи хихикает.
— В школе ты меня снять не дала?
— Само как-то получилось. Интересно, мемориальную доску прикрутят, что великая ты здесь училась?
— Скорее уж появится в твою честь, тем более про твоего брата уже висит.
Усмехнувшись, Принцесса Империи замечает:
— Начнём с того, что он сам эту табличку школе и подарил. Там решили, что лучше принять, Принцы Империи — больно штучный товар.
— Глянула в Столице рекламную брошюру школы. Оперативно работают. Издано в середине лета, а в списке «обучавшихся» уже Эорен в наличии, Яроорт тоже есть. Естественно, в «проходящих обучение» присутствуют ты, Марина, Эрида и Дина. Надо новую посмотреть — убедиться, Осень включили уже?
— Скептически ты к родным местам настроена.
— Ничего не поделаешь, — пожимает плечами Хейс, — я стала слишком столичной. Где-то фото валяется, может даже увидишь скоро. Я в детстве стою у этой стенки с лучшими людьми. Вполне вероятно, скоро буду висеть на ней. Правда, я очень многого в жизни добилась?
— Мне иногда кажется, ты с Мариной общалась куда больше, нежели знаю я. У неё примерно такие же шуточки висельника, как и у тебя.
— Неужели не могла приехать тихо, без всего вот этого?
— Нет, не могла. Без всего бы вот этого я бы больше не была той самой Софи Саргон. Я уже говорила про статус и обязанности. Было бы свинством ехать сразу к тебе и не заглянуть в местную администрацию. К тому же, тут немало командиров учебных частей, а я не только дочь, но и представитель Верховного. Все эти встречи должны были произойти. Надо почаще напоминать, что мы в одном мире живём, и одну войну ведём.
— Признаться, как-то об этом не думала...
— Ты, да не думала? Ой ли? — Софи шутя грозит пальцем.
— Ну, забыла! — фыркает Хейс, — Человеческий эгоизм он такой... Весьма сильно способен память портить.
— Если бы только память, — качает головой Софи, — случается, что и жизни...
— Ну, это-то точно не про нас, — беззаботно отмахивается Хейс, — может поедем? Я ведь тоже читала протоколы. Ты тут — с транзитным визитом. Долго задерживаться не обязана. Со всеми местными первыми лицами ты уже снялась. Дальше эти лица начнут плавно превращаться в свиные морды. С этим они прекрасно и без нас справятся. Для украшения компании у них найдутся квалифицированные специалистки. Кажется, уже видела нескольких. Если ты не собираешься открывать филиал по приёму прошений, то лучше поедем. Как раз, к ночи успеем добраться до мест, где я родилась. Там уже, я думаю, извелись ожиданием.
— Умеешь ты подход к людям найти, — хмыкает Софи, — но согласна, излишне долго заставлять ждать гостей даже для Принцессы Империи крайне невежливо. Ладно, поехали, пока нас не перехватили.
— Им некоторое время не до нас. Как раз всё разлили.
— Какая ты у меня скептик, — мурлыкает Софи, резко срывает с пояса рацию, прибор на этот раз при ней, а не при Хейс, у той — свой, резко бросает в динамик, — Это я. По машинам!
Руку Хейс протягивает.
— Ну что, побежали?
— Бежим! — смеётся в ответ рослая красавица.
Среди встречающих Софи сразу определяет родственников Хейс. Сказывается высокий рост и определённое сходство в чертах лица, даже у самой маленькой девочки, что стоит, держась за мать. Вспоминаются рассказы любимой. Её мать точно в состоянии шеи сворачивать, и если бы за кавалерийскую саблю взялась, точно бы отрубила не ухо, а гораздо больше. Может и вовсе человека пополам. Притом, она не столько крупная, сколько с очень уж решительным лицом.
Хотя сама Хейс выглядит тут величественнее всех. Даже лёгкая обида сквозит. Будь копирование изображений развито похуже, за Принцессу Империи могли бы принять Хейс, а не её. Впрочем, среди встречающих точно есть один бывший диверсант. Таких учили опознавать людей по словесным портретам.
Ни в администрации, ни здесь среди встречающих нету никого в псевдонародных костюмах. Логично предположили — если что-то отцу не нравится, то дочь тоже вряд ли симпатии испытывает. Правильно угадали!
Это в прошлом любили изучать псевдонародный стиль, восходящий к доеггтовским временам. Как по Софи, подражание тем нарядам является бредом не в квадрате, а в кубе. Такой стиль перестал использоваться фактически с начала фабричного производства тканей, то есть опять же, чуть ли не с еггтовских времён.
У мужчин — либо тщательно сохранённая парадная форма, либо награды на гражданском блестят. Призывного возраста очень мало, народ тут здоровый, отсрочек по болезням нет совсем.
— Памятник человеку сделали, по образцу, что ставят навеки ушедшему кораблю.
— Где-то даже логично. И броненосец, и комендор теперь ушли навеки. Он говорил, такое довольно часто делают в Приморье. Большая часть экипажа броненосца были из Приморья, меньшая — с Архипелага. Центральноравнинный только он был. Звали и в гости, и даже совсем пожить. На письма отвечал, но ездил только пару раз. Тяжеловато было ходить на искусственной ноге, хотя говорил, что один из лучших протезов получает, и новый выдавали раз в год или два. Костыли тоже выдавали, но он ими не пользовался. Со стороны почти незаметно было, что ноги нет. Только чуть прихрамывал, когда ходил. Палкой стал пользоваться только незадолго до конца. Его первый раз хотели демобилизовать после пожара на броненосце, но он настоял, чтобы остаться. Чувствовал, что всё идёт к генеральному сражению. Не хотел остаться в стороне от больших дел. Он опытный комендор был, решили — пусть на корабле остаётся.
Согласился бы на первую демобилизацию — может, жив бы был, — вздыхает Хейс.
— Сложный вопрос, — трёт подбородок Софи, — доживать свой век с медалью «За храбрость» не больно-то сытно. Если бы демобилизовался при первом предложении — только эта медаль у него и бы была. Степень «Военного ордена» полностью приравнена к Звезде. Даёт много льгот и большую пенсию. С этим орденом гораздо проще жить, особенно не слишком здоровому человеку.
— Это да, — соглашается Хейс, — всё-таки довелось участвовать в значимом событии. Да и первый офицерский клинок в нашей семье. В результате всех стали больше уважать, тут это играет роль, -Хейс невесело усмехается. — Всего ничего здесь провела, а большую часть местных представлений уже вспомнила. Словно обратное развитие начинается, а там и деградация уже близко. Только мне казалось, это несколько медленнее начинается. Несколько за больший срок, нежели полдня. Да и вообще... Знаешь, речи, что над умершим произносят — всё-таки совершенно особый жанр литературы. Без разницы, экспромт или нет. Вот недавно попыталась... Я по человеку скорблю искренне, но получились не слова, а глупости какие-то.
— Не о чем волноваться, родная, — мягко касается Софи руки Хейс, — здесь только я была, и всё слышала. Я же прекрасно знаю, как ты и к живым, и к мёртвым относишься. И что ты по отношению к ним чувствуешь.
— Я всё равно буду знать, что не смогла нормально сказать, хотя несколько лет рассуждала об этом.
— Смотрю, приходят к нему...
— Ещё бы не приходили! — дуется Хейс. — Учитывая, сколько он им всего оставил. Начиная от денег на этот памятник. Даже странно, что сделали из хорошего материала, а не решили сэкономить.
— По-моему, воровать у мёртвых — совсем уж себя не уважать, у твоей родни уважения и к живым, и к мёртвым гораздо больше. Тебе старые обиды глаза застилают. Не забудь, я личность совершенно беспристрастная.
Вблизи места, где лежат мёртвые, никто не осмелится их беспокоить. Значит, пока можно никуда совершенно не спешить. Раз они решили вблизи мёртвых побыть.
— От местных застолий я лопну.
— Пускают пыль в глаза, пытаясь преувеличить собственное благосостояние... Можно подумать, первый раз с этим сталкиваешься. Да и ты в последнюю очередь заинтересована в установлении истинного положения дел. Я в этом заинтересована ещё меньше. Вплоть до того, что готова видеть то, что видела ты. Без разницы, что видела я сама.
Софи качает головой:
— Думала, ты славишься честностью.
Хейс пожимает плечами:
— Я славлюсь объективностью и непредвзятостью. С тем, что ты говоришь, это несколько разные вещи. Честно пыталась быть непредвзятой. Вижу, что не могу, но и портить никому ничего не собираюсь. Тем более, вижу, тебе здесь нравится.
— Теперь уже меньше, — задумчиво сообщает Софи.
— Можешь не волноваться, больше я ничего не скажу. Да и ты моё недовольство заметила только потому, что слишком хорошо знаешь. Что-либо скрывать — не самая умная вещь в отношениях. Теперь я высказалась, и снова могу делать вид, как всё замечательно.
— Приличную часть жизни именно этим и занималась, — сердито фыркает Софи, — проверила на себе? Каковы ощущения?
Хейс щурит один глаз:
— Скажу, весьма неприятные. Теперь точно уверена, придворной, даже твоей, из меня точно не выйдет.
Софи кисло машет рукой:
— Оставь это, миленькая, человек — скотинка с высочайшей степенью обучаемости. Освоить может всё, что угодно...
— Лучше оставим это. Лучше скажи, чем ты тут чуть не обожралась.
Софи тоже не больно-то охота продолжать неприятный разговор, поэтому отвечает со смешком, даже живот поглаживая.
— Всем!
— Ты же говорила на Больших Императорских обедах гораздо больше перемен блюд.
— Насчёт числа — я уже не уверена, вот порции здесь точно гораздо больше. Тем более, мясного и жирного очень много.
— Что поделать, — усмехается Хейс, — скотина — основное богатство этих мест.
Принцесса Империи совсем не по-столичному упирает руки в бока:
— Представляешь, я читала статистические справочники.
Подруга-возлюбленная легонько щёлкает Софи по кончику носика.
— Ни секунды не сомневалась в этом, миленькая! — переглядываются со смешками.
— Но я на самом деле никогда не ела столько мяса за раз. У Императрицы основа — приморская кухня, а там преобладает рыба и морепродукты. Притом рыбу не любит она сама, соответственно и все остальные.
— Судя по тому, как Императрица и ты выглядите, правильно она всё делает.
— Не забывай, — посмеивается принцесса, — моё и твоё физическое развитие завершилось в школе, а там нет каких-то кулинарных ограничений. Наоборот, очень чётко рассчитано, сколько растущим организмам надо для полноценного развития. На превышение этих норм смотрят сквозь пальцы, на рационы не жаловался никто и никогда.
— Случаи переедания я помню, — усмехается Хейс, — равно как и случаи голодовок ради достижения красивой худотьбы. Всё благополучно разрешилось... Кстати, может ты не заметила, но вчера на столах была прудовая и речная рыба, а так же раки.
— Не из тех прудов, откуда ты воровала?
— Может быть, — усмехается Хейс, — закон детства — чужое всегда вкуснее. Но я уже тогда быстрее всех бегала. Кстати, знаешь, что мы сейчас и здесь самые особенные?
— Поясни.
— Из живых только мы тут если островных крабов. Хотя в городе консервы из них вполне продаются.
— Я на Архипелаге тоже видела консервы из материковых раков. Варёных в стеклянных банках. Не думаю, что эшбадовки их пробовали...
— Именно они — как раз пробовали. Сама знаешь, любят всё необычное.
— Ну и как?
— Вполне логично сказали: «Крабы вкуснее, хотя и ползают везде, а этим ракам подавай чистую воду. Привереды!» В общем, не понравилось. Зачем платить за что-то, когда аналогичный продукт даже пятилетний ребёнок может поймать?
— Логично! — со смехом повторяет Софи.
— Самой тоже больше крабы понравились?
— Надо относительно честной быть, в детстве эмоциональные и физические ощущения гораздо сильнее. Как ночью варили раков в ведре под звёздами... М-м-м, — Хейс довольно щурится, — такое не забывается. Тем более раки тут, как крабы там, считались ничьими, лови где хочешь, и сколько хочешь. Числились почти детскими игрушками. Это не крабы, взрослый за ним полезет не всегда, да и некоторые предварительные действия надо совершить. Краба проще добыть, хотя островной краб с биологической точки зрения тоже рак.
— Как только этих крабов не сожрали за столько лет? Население Архипелага которое десятилетие растёт, а поголовье членистоногих не только не снижается, а даже возрастает. У нас раков как ловили, так и ловят, но и то замечать стали, их всё меньшее, и более мелкие, а на Архипелаге — как было изобилие, так и есть, девчонки говорят их даже больше стало, хотя крупных сами и вылавливают в первую очередь. Притом не на еду, а для хвастовства, самые вкусные — они вот такого размера, — показывает, какого именно.
— Логичная ты у меня, — Софи гладит руку возлюбленной, — но иногда единицы не можешь сложить. Где людей стало больше, там ещё чего количество увеличилось?
— Пищевых отходов.
— Эти крабы от природы всеядны, вот и приноровились на помойках и свалках питаться. Плюс друг дружку жрут только так. Вот и растёт поголовье. Взрослые живут на суше, а нерестятся — в воде. Участки нереста никак не затронуты. Хотя взрослые вполне могут потонуть. Мелководные участки — вроде естественного минного поля, затрудняющие причаливание даже шлюпок, а глубины, пригодные для судов — далеко. Угрозы почти никакой нет. На берегу в тех местах крабов мало, следовательно девчонки местные ловят их преимущественно в других местах. Хороших скал для прыжков там тоже нет. Молодь крабов в море живёт, течения в принципе, круговые, так что, те, кого не сожрали вновь на Архипелаге оказываются — и всё повторяется. Колесо жизни вертится. И так всегда будет.
— Весело с тобой. Рассуждаем о крабах за тысячи километров от любого океана. Ещё то радует, что скоро снова у того океана окажемся. Как обратно прилетим — позову эшбадовок или девчонок Марины, смотря кто первыми попадётся, ловить крабов, пить вино и плясать среди огней.
— Может, и не только плясать, — загадочно мурлыкает Софи, — меня не забудь позвать. И если будем не только танцевать, то ночь или две я ни на что не обижусь. Неважно кто с тобой будет.
— Тогда, не обижусь и я... У них есть сколько-то безумных ночей, во времена карнавалов и в другие дни.
— Безумной ночью можно объявить любую, локальную, или на весь Архипелаг. У меня есть такое право, восходящее к самым первобытным временам. Чуть ли не с Империи Островов это право у принцессы сохранилось. Юная Императрица по тому же праву однажды так сделала. Хотела стихию человеческих чувств и страстей в первозданном виде. Говорят, и она, и отец были очень довольны. Говорил «в эту ночь я вновь почувствовал себя молодым. Не, даже лучше, чем в молодости. Она же и так была молодой... Почти юной. Незабываемо было той ночью!»
— Так зачем праздников ждать? Давай устроим, когда прилетим.
— Немного разнообразия — как перец в еде. — понимающе улыбается Софи.
Хейс как маленькая, хихикает.
— Что будет, если Эрида тебя найдёт?
— Ничего! — Софи язычок показывает. — Мы обе прекрасно знаем, происходившее в такие ночи не считается, и началом чего-то большего никогда не становится. Вредный интерес, но охота понять, за что именно её хвалят. Девочки искренне были... Тоже не избегай её, если представится такая возможность... Меня ещё не забудь позвать, если не забудешь рацию.
Хейс касается носика Софи.
— Хочется побыть островитянкой? Впрочем, мне тоже хочется. Зачем уезжать было, если на расстоянии вон как всё здорово придумалось.
— Больно ты кислая была, — надувает губки Софи, — и когда всего слишком много — плоховато думается. Хорошие мысли приходят в условиях недостатка чего-то.
— Не думаю, что для них произойдёт что-то удивительное. С Эр они чего только не вытворяли. По-моему, сумели и Марину привлечь... Надеюсь она не очень сильно увлечётся.
— Но на этот раз инициатива будет от нас исходить. Сама понимаешь, я очень сильно не Эр. Им будет лестно.
— Будем вещи своими именами называть, — фыркает Хейс, — то, на что ты намекаешь — связи между девушками — и здесь довольно распространённое явление. Сейчас, ввиду нехватки мужчин, в особенности. Я даже знаю, с кем можно договориться скрасить одиночество, если мужчину не хочется. Новые кадры благополучно подросли, пока меня не было. Заметь, безо всякого столичного влияния.
— Процесс во многом естественный биологический, — весело смеётся Софи, — ты и вовсе излишне строга к живущим тут.
— Законы биологии действуют на всех, не учитывая социальные статусы и все прочие составляющие. Сознательный выбор утончённых людей, и чуть не инстинктивные влечения рождённых здесь.
Софи только посмеивается. Обе прекрасно знают, насколько легко переупрямить другую — примерно никак. С упрямством у обеих всё хорошо. Мнения о чём-либо тоже меняют крайне плохо. Примерно, как Хейс о местах где родилась — представления крайне негативные.
У Софи другое мнение сложилось. В том числе, и по рассказам Хейс, хотя она добивалась прямо обратного. Ну и результат — они обе оказались, там где оказались. Софи секундному порыву поддалась. Хейс спорить не стала, вдруг вспомнив, что Принцесса Империи — не её уровень. Да и зачем конфликты провоцировать, если без них вполне можно обойтись.
Тем более, полёт тоже имеет положительные последствия — вон какая у Софи граничащая с безумием идея возникла. Именно потому, что сюда полетели. Сидя на месте, ничего бы не придумали. Теперь же... Во первых — надо ждать, пока полетим обратно, ожидание только добавит новых ощущений, когда, наконец, начнётся во-вторых... Оно уже кажется крайне многообещающим... Хотя бы потому, что будет у Софи и Хейс впервые.
— Тебе тут не нравится, но как бы без конкретики. Ничего по-настоящему плохого не сказала.
— Так по сути дела ничего и не было, кроме обид ребёнка. Чего-либо, так уж нарушающего законы Империи поблизости от меня не происходило. Да и то, что было — вполне в поговорку укладывается мусор из дома не выносить.
— Думала, скажешь что-то. Месть холодной вкуснее, а нас друг у друга так, как сейчас раньше не было.
— Мне здесь не особенно нравится. Чувство совершенно иррациональное, никаких оснований для него нет, можешь хоть Кэрдин привлечь для проверки.
— Тебе на слово поверю, — усмехается.
— Я переросла уровень этого места, ещё когда жила здесь. А со смертью дяди оборвалось всё, что меня с этим местом связывало. Большую часть его вещей сохранили. Винтовки его мне не нужны, но спрошу отца, чтобы дал подержать напоследок. Наград просить не буду, хотя тебе бы не отказали. Но слишком старая традиция — награды умерших хранятся у супруга и детей, или если их нет, у родных братьев и сестёр. Отец в детстве с дядей дружил, хотя совершенно разные люди были. Я тебе, вроде говорила, как отец обалдел, когда он мне за совершенно не детские деньги книгу купил. Сам-то он только техническую и животноводческую литературу покупал. И даже читал. Машины у него и сейчас всем на зависть, хотя и не самые новые. Ещё при мне на цены жаловался.
— Назад дядей подаренную книгу затребуешь?
— Нет, — Хейс улыбается, — пусть её сестрёнка читает, благо умеет уже. Вот «Война на море» ей вряд ли понадобится... Хотя как знать, как знать репродукции там отличные были, да и схемы кораблей, особенно броненосцев — отменные. Спрошу себе пару томов, всё равно стенку украшают. Хотя его подписки выкупают по-прежнему. Постоянно находятся материалы на дополнительные тома, юридически последнего пока нет.
— Что-то мне кажется, проживи твой дядя подольше, ты бы связи с этим местом куда легче и проще оборвала бы. И уехала фактически не сбежав, с с полноценным прикрытием из взрослых, по крайней мере из него. Это ведь он тебе про «сордаровку» сказки рассказывал.
— Не сказки, — качает головой Хейс, — всё-всё подтвердилось. Даже не представляю, где он всё это вычитал. Мне ещё, подозреваю, повезло. В тот год дали команду увеличить набор из земледельческих и скотоводческих регионов.
— Выставочный скотовод Яроорт поступил в один год с тобой, — хихикает Софи.
Хейс с усмешкой отмахивается.
— Такие, как он всегда-всегда попадают, куда хотят. Иногда даже используя мозги.
— Не убили бы его, — вздыхает Софи, — уже несколько раз состав полка менялся.
Лицо Хейс ожесточается.
— Он тоже немало сделал, чтобы там тоже менялись составы полков. Благодаря мне скоро все ударные тоже начнут сокращаться.
— Сордар и с истребителями дрался, — качает головой Софи, — ты слишком много с сухопутными общаешься — в море нет полков, у них тоже крылья, как и у нас.
— Перебьём и их! — неприятно щерится Хейс уголком рта. — Головки самонаведения вполне работают с истребительными скоростями. Тем более, эти ракеты уже ставят вокруг столицы. Так что, твою головку теперь ещё и я прикрываю.
— Это я скоро твою буду прикрывать! — смеётся Софи.
— Не, не получится, — веселится рослая красавица, — ты же в ПВО не собираешься, хотя говорят, там весьма весело... Или передумала?
— Не передумала, — вздыхает Софи, — о веселье я в последнюю очередь думаю. О всех его видах.
— Во фронтовых полках девушек намного меньше.
— Смешанные авиационные полки эффективнее набранных по половому признаку. Это настоящего Генштаба данные, а не того, где Марина главная.
— Ей авиация не подчиняется, — усмехается Хейс, — насколько я знаю, ни здесь, ни в школе в штатную численность не включена.
— Инерция мышления, — усмехается Софи, — правила детских игр меняются хуже всего.
— Не следует забывать, есть ещё опасная-опасная Эрида, кто вполне может всяким-разным бомбы снаряжать. В масштабах страны таких может даже много быть.
— Не надо разговаривать, как она, — дуется Софи, — она во всякое опасное умеет прекрасно, но против тех, кто свои в глобальном смысле никогда не станет применять. Увеличивать количество таких — не слишком целесообразно. Это Эр никогда и ни в кого газовую гранату не бросит, другая же запросто.
— Что, с разноглазой какие-то эксцессы были? — настораживается Хейс.
— Нет, дурни способные её обижать пока не народились, что не отменяет её познаний в боевой химии.
— Ты наговариваешь на Эр!
— Ты не видела или забыла, на кого были похожи те, в кого попали её гранаты. Отмыться потом не могли очень долго, притом, с использованием всех возможных средств. Думаю, она и в боевое может, только намеренно не делает.
— Я так понимаю, она никому настоящего вреда так и не нанесла, а её аналоги могут оказаться куда более злобными.
— Таких уникальных умов — раз-два на Империю. Тем более, я знаю все три.
Софи усмехается.
— Вспомним, что по понятным причинам, ты симпатий Эр не вызываешь. Она не настолько добрая, как кажется.
— Но и не настолько зла, как считаешь ты, — качает головой Хейс, — мстительности в ней нет вовсе.
— Как ты умудряешься настолько хорошей быть? Притом ко всем. Тут научилась? Хотя тебе все и не нравятся. Мировых войн не было бы, если все относились к людям, как ты. Человекообразные раньше бы кончились, появись твой аналог раньше на тысячелетия. Некому было бы начинать мировые войны, двуногие обезьяны кончились бы раньше.
— Повторяешься, раньше за тобой такого не замечала, — невесело усмехается Хейс.
— Разноглазой здесь, в любом случае, нет, — фыркает Софи, — ты лучше скажи, не про разноглазую узнала что-нибудь новенькое?
— Да много чего, — невесело усмехается Хейс, — сама видишь, братьев моих старших здесь уже нет. Кого из дальних — совсем уже нет. Ладно хоть, не общалась почти.
— Зато по твоей линии много чего должно быть.
— Да. По линии сестры уже трое, первую родила, когда я ещё школу не кончила. Сейчас три, вроде перерыв должен быть, хотя муж в отпуска приезжает.
Софи смеётся.
— Тогда ты отсчитывай девять месяцев от каждого отпуска — будет новая родственница, тем более тут не особенно заведено предохраняться.
— Не шути так, — качает головой Хейс, — да, она сейчас беременна, но это их совместное решение. После прошлого отпуска была одна... Кто мёртвой на восьмом месяце родилась.
— Жаль...
— Решила не останавливаться на достигнутом. Даже жалела, что у меня детей нет.
Софи хмыкает.
— С государственной точки зрения, у такого качественного материала должны быть потомки.
Хейс смеётся.
— Сестра мне на тоже намекала. Но — обойдётся. Раньше в клинику надо было ложится, а то работала, где надо и не надо, при начавшихся родах и увезли... Я ей прямо сказала, работать надо было меньше — и было бы у меня на одну племяшку больше. Но у неё — устаревшие представления о детской смертности.
Сама знаешь, своих мозгов не вставишь.
— Грустно, что в наше время бывают такие смерти...
— Дуры сами виноваты, — резко бросает Хейс, — сколько средств вкладывается в защиту материнства и детства — всё равно вылезают вещи из диких времён. Дина за такое вешала.
— Она не вешала рожениц и беременных, — усмехается Софи, — вот всех остальных — это да.
— В некоторых местах, — в тон ей Хейс подхватывает, — как в том городе, что до столицы был, ухитрилась перебить в несколько раз больше народу, чем там вообще жило.
— Талантлива была, что и говорить, — самодовольно ухмыляется Софи.
— Народная память — длинная, считается, что местные жители — потомки воинов Великой Армии Золоторогой. Клинков той эпохи нет ни у кого, доказательства — только косвенное, очень много высоких и крепких. Кто годились и годятся воинами быть.
— Я смотрю, в Великую войну твои повоевали изрядно.
— Как и все, — пожимает плечами Хейс, — ещё один брат отца и один материн и вовсе не пришли. Хоть снимки остались. Тоже длинные были. Один пехота, артиллерист другой. Артиллерист даже успел с фронта прислать фото у орудия. Восемьдесят эмэм, полевая «коса смерти», один из символов той войны. Шрапнель мирренского аналога его и скосила. Неудачно встали на прямую наводку. Другой... Там позиционная война до последних дней шла, как в том мире написали совсем про другое, а словно про них «лежал живой на мёртвом и мёртвый на живом». Там границу сдвинули, вся линия фронта стала нашей. Памятник там поставили. Фактически там собрали и кремировали кости, сотни тысяч, наверное даже миллионы костей. На памятнике написали некоторые имена. Тех, кого установили. Его там не было. Не было и в именном списке похороненных в той местности. Мать даже к дяде обращалась — просила помочь «Книгу памяти» заказать. На самом деле несложно, но она этого никогда не делала. Первый раз на моей памяти, когда купила какую-то книгу не нам для школы. Там именные списки погибших, умерших от ран и пропавших без вести. Шрифт мелкий, бумага тонкая, указаны только имена и звания. Хотя обложки роскошные с тиснением золотым. Но томов очень много. Мне смотреть на них страшно было. Брата мать нашла. В списке «пропавших без вести, предположительно, убитых». Все эти тома в один ряд на полке стоят. Фотографии там ещё. И их, и дальней родни. В «Книге памяти» по той «мясорубке» в какой-то степени знакомых и родных нашлось тридцать семь человек, правда, в основном те, с кем отец или мама в школе учились. Но всё равно!
— Ничего себе! — качает головой Софи, спроецировав сказанное любимой на известных ей людей, включая саму Хейс. Некоторые из её выпуска уже мертвы. Есть погибшие и в каждом из последующих. Всего получается... Уже одиннадцать, пусть не из числа близких знакомых. Но если вспомнить людей из окружения Кэретты и Императора... То там даже лучше не начинать считать... Есть лица в самых разных чинах. На торжественных построениях Софи видела почти весь экипаж «Владыки» и некоторых других кораблей. Получается этих людей она знала, во всяком случае, видела. С огромного линкора уже почти сотня списана навечно. Если ещё вспомнить виденные ей в полном составе крылья авианосцев, и вспомнить, что даже победная «Битва в Заливе» иным из них обошлась почти в тридцать процентов личного состава, а потери были и до, и после. И это если не говорить о погибших прямо над головой Софи зенитчиках...
Откровенно жутковато становится. Тем более, при сильном невезении, к зенитчикам могла добавиться и она, и Марина, и ещё очень многие. Притом форму бы носило меньшинство.
Хотя, как раз она и Марина были бы законными целями. Они обе имеют право форму носить. Равно как и Хейс сейчас, переседевшая тот налёт в бомбоубежище Университетской башни ПВО. Сейчас-то у неё звания нет, но на оборону она работает, как мало кто. Могла и сейчас звание получить, озаботься вопросом аттестации.
А так, как и все остальные, погоны и меч она получит при выпуске. Впрочем, по факту Хейс уже заработала на звание, с такой-то наградой.
— И не говори, — вздыхает Хейс, — за эту войну условно известных мне людей ушло как бы не больше, чем знакомых родителей.
Софи почувствовала лёгкий укол совести. В великих битвах последнего столетия Еггты никак себя не проявили. Только изощрёнными интригами отметились. И то во внутренних делах. Хотя, в итоге чуть внутренняя война не разразилась на радость южанам. Впрочем, в тех событиях не только Еггты отметились. Ладно, хоть обошлось без большой крови.
— И ведь ничего ещё кончаться не собирается.
— И не говори, — теперь уже Хейс повторяется. — Каждый новый пожар разожжённый людьми, всегда сильнее предыдущего. Подозреваю, потомки, если они у нас будут, назовут наш век «Золотым» как мы зовём таковым эпоху Еггтов, хотя они сами звали свой век «железным». Великий врач, спасавший сотни и тысячи жизней, вошла в историю, как артиллерийский генерал.
— Что поделать, — вздыхает Софи, — была Золоторогая этим генералом — «Старый дракон» и сейчас формально на вооружении. Проверено — он на самом деле боеспособен.
— Те, кто прошли полмира, — усмехается Хейс, — не опускались до лжи по мелочам. Их пушки — стреляли, стрелы — жгли, чтобы не подразумевалось под физическим описание процесса.
— Никто по сегодняшний день не знает, чем Чёрная Змея плавила камни.
— Насколько я знаю, дальность огня современных орудий давно уже превзошла дальность выстрела «бешеных стрел»...
— То артиллерия... Но страшного даже по нынешним временам ручного оружия у нас нет по-прежнему. Иногда мне кажется, Мать и Дочь не только земли с ресурсами с расчётом на будущее захватывали. По отношению к людям, это тоже применялось. Притом, с расчётом на крайне отдалённое будущее. Неспроста же она заприметила твоих предков...
Хейс весело смеётся.
— Даже Чёрная Змея не могла видеть так далеко вперёд, чтобы прогнозировать моё и твоё рождение. Ты слишком перехваливаешь великого предка. Не могла она видеть так далеко вдаль.
— Как знать, как знать... Мы по-прежнему не знаем многого из известного им.
— Или приписали им многое из того, что они не делали. Термины со временем часто меняют значение. Слова древних хроник значат не тоже, что эти слова у нас.
— Сколько раз уже говорила, какая ты временами, зануда, моя любимая!
— Что поделать! У нас профессиональное развлечение — попытки в свободное время изготовить аналог «стрелы» ручной или станковой. Притом, те кто развлекаются попыткой изготовления ручной зачастую не понимают, когда речь заходит о станковый. Притом, что везде пишут, они действовали по аналогичному принципу. Хорошо, хоть в современное оружие у них выходит выходит куда лучше, нежели в древнее. Это притом, что есть и лафеты станковых «стрел», и футляр от ручной «стрелы» Дины II. Их чуть ли не под самыми мощными микроскопами исследовали, но так ничего и не поняли. Из конструкции лафета ясно — «стрела» была куда легче орудия близких размеров. Ни один ствол лафет бы не выдержал. Ручная «стрела» была близких габаритов с многозарядными ружьями той эпохи. Но опять же, была легче, хотя и сопоставимых габаритов и судя по всем свидетельствам, это было однозначно одноручное оружие. Ибо и гигант Мать, и невысокая дочь одной рукой выхватывали «стрелу» из кобуры и сразу же открывали огонь, свидетельств множество. Причём, ни разу не фиксировалось, что у ручной были какие-то аналоги осечек. У станковых — случались, но опять же при Дине II, кто вынуждена была эксплуатировать материнские изобретения гораздо дольше всех возможных сроков. Зачем Чёрная Змея не оставила потомкам секрета этого оружия — лично мне совершенно непонятно. Хотя Дочь своим отношением к медицинским технологиям Мать, безусловно, превзошла. Уничтоженное ей гораздо ценнее. И понесённые потери гораздо невысполнимее. Камни плавить мы как-то уже умеем. Такие температуры нами уже достигнуты. А вот как Золоторогая умудрялась восстанавливать необратимо повреждённые органы — мы даже сейчас и близко не стоим. Даже те работы, что она разрешила скопировать перевернули медицину, хотя сохранилась меньшая часть из известного Дине II. Люди ей именно уничтоженных медицинских знаний не могут простить. Ибо своё время она опережала на столетия, если не тысячелетия.
— Ты веришь в эти легенды?
— Не забывай, я нахожусь в месте, где хранится большая часть сохранившегося. Своим глазам я привыкла доверять. Да и не будем забывать — гипотеза Золоторогой о явлении радиоактивности блестяще подтвердилась. Про её же «периодическую систему элементов» я и вовсе молчу, хотя там автор, возможно, Чёрная Змея. Хотя, насколько я знаю, Первая и Вторая крайне наплевательски относились к тому, что сейчас называется «правом авторства». Над многим вместе работали, одна доделывала то, что другая начала, это относится к обеим. Дина Вторая выдала за своё немало работ своей матери. Ещё больше ей приписали значительно позднее. Фактически существовал огромный корпус документов «наследие великих», без разбивки кто что писала. Кое-что там Великой Кэреттой написано, а почти все математические сочинения и вовсе Осень Ертгард создала. Это уже потом стали по разным авторам распределять. И то это в основном делали, как Дине IV и Сордару III больше нравилось, а они увлекались эпохой Золоторогой. Ну и несколько принизили в массовом сознании значение Чёрной Змеи. Сама-то Золоторогая матери отдавала должное. Неоднократно писала, что по способностям значительно уступает ей.
— Дина I создала великолепную Армию. Но воспользовалась ей Дина II. Люди всегда любили и будут любить победителей. Битвы Войн Верховных и славы, и позора всем участникам добавили сопоставимое количество.
— И это говорит Чёрный Еггт от первого и до последнего поколения, — невесело усмехается Хейс.
— Да, это именно я говорю. Потому что считаю — не слишком достойно рубиться с говорящими с тобой на одном языке. Еггты были не лучше Эрендорна с Безглазым, а те были не лучше их. Главное — смогли организовать поход за линию. Во многом и поспособствовавший установлению окончательного мира в коренных землях Империи. Грубо говоря, добычи хватило на всех.
— Я этот поход грабительским не считаю. Мы были государствами из разных эпох. Должен был остаться кто-то один. Это что-то вроде закона природы, какие неизменны.
— Сейчас это не самая модная концепция.
— Я смотрю на оставшиеся от тех и от этих предметы материальной культуры. Уровень — несопоставим. Даже мечи разгромленного государства в большинстве имеют клинки нашей выделки. Сравни со своей «Золотой Змеёй».
— Это не массовой работы клинок.
— Но клинки Великой Армии сохранились во множестве. Я не выискиваю у себя следов крови каких-то народов, от каких даже названий не осталось. Когда в институте об этом речь заходила, я удивляла многих, говоря, что я «самая эталонная грэдистая грэдка». Никаких следов древности у себя не искала, и искать не собираюсь.
Софи чуть усмехается:
— Одна из самых грэдистых грэдок, кого я узнала этим летом — на все сто чистокровная мирренка. И при этом — грэдка, да ещё какая! Вот ведь как в жизни бывает.
— Ничего удивительного, — пожимает плечами Хейс, — как там Сордар III говаривал? «Я признаю грэдом любого, кто думает и поступает, как грэд, цвет кожи и разрез меня не волнует, и буду считать дикарём родившегося в Империи, если он поступает, как дикарь». У него «дикарь» было однозначным оскорблением, а не неким воплощением первобытной мощи, чем стало это слово сейчас.
— В общем-то, и мне претит воспевание культур низкого уровня развития. Хорошо, у нас из-за Катастрофы был некоторый откат, а не глобальное проседание уровня развития на тысячелетие и больше, как в том мире случалось. До уровня павшей Империи вновь смогли подняться только через тысячу лет, да и то, далеко не по всем пунктам. Разве, что изобразительное искусство вытянули. Как по мне — один из важнейших признаков, характеризующий развитие общества. Притом любого. Ведь где-то рядом идут архитектура, а следовательно и общий уровень образования. Кстати, на той территории даже сейчас не везде все умеют писать и читать. Мы до такого не скатились. Хотя религиозность, крайне способствовавшая деградации общества и уничтожившая огромное число произведений культуры, различных знаний, да и просто людей физически, была и у нас — Еггты вычистили, в этом их главная заслуга. Столько всего смогли сохранить. Кстати, Великую Библиотеку и у нас религиозники сжечь пытались, мол, знания демонов хранятся.
— Вообще, не понимаю, как южане смогли построить цивилизацию, положив в основу религию?
— Спроси что полегче, — фыркает Софи, — во-первых, к ним из Империи Островов сбежало много так называемого духовенства и верунов. Их церковные историки даже пишут о существовании в те года какой-то мифической «вселенской церкви» хотя никаких южных документов, адресованных на север, равно как и обратных, в природе не существует, во-вторых наследия Империи им досталось немало: трактаты «о постройках» хватало ума сохранять. Остались также математические и географические знания. Это тоже немало, можно что-то строить начинать на этой основе. Они и выстроили. От чего у нас не первую сотню лет голова болит.
— Великих цивилизаций не то, чтобы много. У нас в мире фактически две, в том мире ненамного больше — фактически всё, выросшее из Римской Империи я считаю одной великой цивилизацией. Вторая — это Китай. Так называемый арабский восток или Индию я полноценными цивилизациями не считаю, в первую очередь, из-за чрезмерной роли религии в них, и растущих из этого худших проявлениях дикости. Уровень развития техники — крайне низкий, социальные отношения — отдают даже доеггтовскими временами. Правда и у нас техника отстаёт от тех, кто из римлян выросли. Но мы разрыв сокращаем.
— Все, кто оттуда, найди стабильную дорогу сюда, поведут себя одинаково. Как — думаю читала, и как раз религиозные фанатики наиболее опасны. Отец говорил: «если я слышу рассуждения о боге, я вспоминаю, где у меня пистолет». И я, и Марина думаем аналогичным образом. Тем более, мы воюем с теми, у кого один из девизов «бог с нами».
— В том мире под этот девиз ухитрились учинить тысячелетний, если не больший, застой во всех сферах жизни общества. Заодно своим тупым богословием застопорили развитие мысли. На ту же тысячу лет, если не больше.
— Забавно, — усмехается Хейс, — рассуждаем о судьбах цивилизаций, находясь чуть ли не в самом глухом месте одной из них.
— Ну не можешь ты удержаться чтобы в родные места иголок не повтыкать. Да и не такая уж здесь глушь. Аргумент «против» — наличие воинских частей и аэродрома, способного принять «стрелу», а значит и другие тяжёлые машины.
Хейс хитро щурится.
— Аргумент «за», какая именно здесь глушь. Можешь пойти и поймать на выбор любую мою родственницу, или любую местную девочку лет эдак пяти, да расспроси о происходящем. Потом сходи и поговори с кем-нибудь, кому лет семьдесят пять. Тут достаточно тех, кто в этом возрасте вполне с головой дружат. Тоже расспроси... — Хейс замолкает крайне многозначительно.
— Не улавливаю, на что ты намекаешь, — качает головой Софи.
— По-моему, очевидно. Ты будешь поражена, насколько одинаковые вещи услышишь. Тут абсолютно, решительно ничего не происходит. Иногда кажется — время застыло. Совершенно чудовищный застой. Никакого развития.
— Разве это плохо? Поверь мне, в наше время растить детей в сытости и спокойной обстановке — дорогого стоит. Да и насчёт отсутствия развития — я видела достаточное количество и личных, и рабочих машин из последних предвоенных каталогов. У твоего отца машина — не старше пяти лет, радиоприёмник — ещё новее, холодильники стоят. А ты говоришь, развития нет. Да и от войны прифронтовые регионы пострадали меньше, чем в прошлом. Сколько было шуму про избыточное жилищное строительство в отдалённых регионах. Про подготовительные работы по сооружению там предприятий самых разных профилей, хотя с поставками ресурсов представлялись сложности. Теперь — все молчок. Туда организовали массовый вывоз населения и предприятий из прифронтовых областей. Частично и предприятия вывезли. В тех областях всегда старались сосредотачивать преимущественно добывающие мощности. Производство старались сосредоточить подальше от фронта. Конечно, вырастают транспортные расходы. Но зато большая часть выпущенной продукции добирается до конечного пользователя. Гибель эшелона с танками нанесёт меньший ущерб, чем уничтожение сборочного цеха завода. Хотя сейчас маятник в другую сторону качнулся — автосборочные предприятия стараются размещать в прифронтовой полосе. Машин-комплекты легче возить, чем готовые грузовики и танки. Собирать дивизии в прямом смысле, перед операциями. Тем более, перевозку ящиков проще маскировать...
— Это не внешне развития нет, — Хейс стучит себя пальцем по лбу, — это вот тут. У нас, кстати была компания по организации переезда в спутниковую зону одного из таких городов. Некоторые уехали. Пока не жалуются. Мои, хоть и любят деньги, всё-таки тяжеловаты на подъём. Да и считают, что два переезда равны одному пожару. Сама видишь, предпочли остаться. Но наличие людей поблизости абсолютно ни о чём не говорит. Мучиться от одиночества можно и в толпе. Ты сталкивалась с тем, что тебе абсолютно не с кем поговорить? Они не знают ничего из известного тебе. Хотя это всё прочитано в книгах, что вместе с ними покупалось. И ничего, совершенно ничего. Знаю, родители между собой говорили, я подслушивала: «хорошо, медицинского ухода не требует, и следить за собой в состоянии. Одну со сдвинутыми мозгами прокормим вполне. Да и братья с сёстрами за ней приглядят. Такие никому не нужны, даже с доплатой». Было очень обидно.
— Надо думать, — кивает Софи, — в моих-то способностях никто и никогда не сомневался. А вот Маришка с этим сталкивалась. Хорошо, маленькая была, мало что помнит. Впрочем, я стараюсь не спрашивать. Она ведь очень злопамятна. Притом по отношению ко всем.
Хейс усмехается:
— Как говорят, просто злая и с хорошей памятью. Она не изобретает себе вымышленных обид, чтобы всегда было кому, и за что мстить.
Помнит только намеренно сделанное, притом именно намеренно, а не по незнанию. Такое она может и забыть.
— Вечно ты защищаешь всех, кого надо и нет, милая моя, — грустно вздыхает Софи.
— Я стараюсь быть объективной.
Софи крепенький кулачок показывает.
— Так и думала, что ты скажешь именно это!
— Что поделать, некоторые вещи в людях не меняются. Я уже дожила до того возраста, когда перемены уже невозможны.
— Я, в общем-то согласна с Кэрдин — человеческие качества у большинства полностью проявляются уже годам к десяти.
— Много шепчутся, как сильно она не любит людей.
Софи усмехается.
— Вечная история, как по её приказу похищают молоденьких, не особо разбираясь в поле, а она из их крови ванны принимает для омоложения. Иногда похищения случаются и для использования в других целях. Это?
— Да.
— До чего у двуногих фантазия убогая! Что про Великую Кэретту такое рассказывали, что про нынешнюю Кэрдин.
— Сейчас придумали дополнение, — посмеивается Хейс, — особое внимание уделяется девственницам и девственникам. Это притом, что второе практически никак нельзя установить, а для первого очень уж юных надо ловить. Хотя лично мне непонятно, какие в этой крови могут быть особые компоненты, что южане ей такое значение придают.
— Судя по тому, что ты говоришь, значение придают не только южане. Впрочем над вывихностью столичных мозгов сам ЕИВ больше полувека уже не ржёт. Говорит, что устал. Поневоле веришь, если учесть, сколько я уже слышала бреда, в том числе, про себя саму. Пантера специально мне духи сделала, чтобы по цвету от крови не отличались. Вру, что та самая, от девственниц. Я их в школе на видном месте держу. Там флаконы интересные — в виде обнажённой женской фигурки. С пробкой в виде черепа. Пантера обожает такие шуточки. Уже несколько раз предлагали крайне крупные суммы за флаконы. Она говорила, если предложат совершенно неприличную сумму, она не удержится. Половину денег вышлет мне за отличную идею. Но пока ничего не поступало.
— Мне ты такие флаконы не показывала.
— Потому что стараюсь глупых вещей при тебе не делать. А для этих — и так сойдёт. Ещё и Пантера врёт всем, кто постатуснее, что такое изготавливает только для меня и Кэретты. С использованием очень редкого ингредиента.
— М-да, — хмыкает Хейс, — с поисками девственниц в столице действительно, могут возникнуть сложности. Детишки всё быстрее развиваются.
— Можно подумать, где-то в других местах ситуация иная, про Архипелаг вообще молчу, но думаю, и здесь сложности возникнут.
— И не говори, — посмеивается Хейс, — тут даже «Прошение» на Высочайшее имя подавали, чтобы регионально снизить возраст заключения брачных договоров для местных уроженцев. Ты говорила, на такие прошения всегда поступает тот или иной ответ, так вот по этому пока не было никакого. И традиционный срок рассмотрения ещё не вышел. Мне не отсюда сообщили, прочла в «Правительственном Вестнике».
— Тут под наш визит не решили парочку договоров перенести?
— Люди, если им надо, способны очень быстро организоваться. Должно быть через два дня, притом готовились раньше. Меня тут все воспринимают как твоего личного секретаря. Придраться не к чему — договор перед призывом, как у многих. Ждать тут не любят. Определённый прагматизм — если убьют, будут какие-то деньги как супруге «погибшего при защите Родины». Что-то до совершеннолетия будет положено и ребёнку, если появится. Тут вроде, уже намечается. Да и возраст нормальный по здешним меркам — девятнадцать и двадцать лет. Почти перестарка вроде меня. Во всяком случае, у женщин моего возраста дети есть уже у всех. Некоторые в школу скоро пойдут.
— Ты сама выбрала жизнь по другим законам.
— О чём ни капельки не жалею. Скорости жизни в разных частях страны очень уж сильно различаются. При этом здесь каким-то немыслимым образом умудряется ничего не происходить. Мировая война — для большинства — род хозяйственной деятельности. Чуть поопаснее прочих, но в общем, ничего особенного. Почти поездка на заработки. С Севера тоже можно не приехать обратно.
— Тебе молодые не родня?
— Тут почти все родственники. Матери. Крайне дальняя.
— Можешь передать, мы будем. Всё равно, никого значимее нас двоих тут ещё долго не появится. Зря не согласилась, чтобы я тебя принцессой сделала.
— Сейчас кто повестки ждёт, кто идёт добровольцем, иногда даже возраста не дожидаясь. Больше смотрят на физические данные, а не документы. Тут многие биологически старше на пару лет, чем фактически.
— Ты призыву не подлежишь?
— Ты же знаешь. На специальности — бронь. Так бы вполне могла быть призвана, ибо не стала бы применять простейший способ для женщины для получения отсрочки — беременность. Снижение возраста договоров с этим же связано. Но я не настолько хитрая, избежала более сложным путём. Кстати, идти добровольцем сейчас более распространено, нежели в ту войну. Когда всё кончится — чуть проще в жизни будет.
— В ту войну льготы добровольцам ввели уже сильно позже окончания боевых действий.
— Но ведь ввели, сейчас они есть изначально. Мы уже пили с одной, кто воспользовалась.
— Кстати, от местной свадьбы ты напрасно ждёшь чего-то необычного. Пока не поздно — не изъявляй согласия. Тут самое распространённое — устроить всё, как в большом городе. Даже в путешествие после церемонии едут по известным местам. Сорят деньгами как никогда в жизни. Как мои родители плавали на трансокеанском лайнере. Правда, не знаю, как с этим сейчас — много закрытых регионов, да и доступ в Столицу ограничен. Городских церемоний, уверена, ты предостаточно видела. На ещё одной, думаю, не увидишь ничего нового для себя.
— Милая ты моя, милая — качает головой Софи, — до чего же у тебя предубеждённость сильная. И насколько же ты упрямая! Нет, мы будем на этой церемонии.
— Да? А в чём? — Хейс делает вид, будто случайно «вспоминает» насколько налегке они улетели.
Софи с хитрой ухмылкой победоносно вскидывает ладонь.
— Спокойно! Без паники! За что в МИДв деньги платят? Со мной всегда летит этакий тревожный чемодан, где сложены наряды на все возможные церемонии, где предполагается моё участие. Свадьба одна из самых вероятных церемоний.
Так как ты постоянно сопровождаешь меня, такая вещь сформирована и для тебя. Работало окружение Пантеры, так что, всё там безупречно.
— И те красные духи есть?
— Конечно, они ведь и предназначены для чувственных встреч.
— Подари невесте!
Софи качает головой:
— Они не столько статусные и ценные, сколько в красивом футляре. Я им славу создала в основном болтовнёй и то, по большей части в школе. Стоимость там средняя.
— Но клеймо Красной Кошки настоящее?
— Это да, и флаконы на самом деле, номерные.
— Для данной местности — сойдёт! — Хейс решительно машет рукой.
Софи смотрит хмуро.
— Тогда я точно подарю что-нибудь другое. Не хочу, чтобы кто-то, даже ненамеренно пострадал от шуток Пантеры или моих. Я уже сказала — там флакон ценнее содержимого.
Хейс мечтательно щурится:
— Как по мне, так лучшая шутка — это та, чей смысл понял крайне ограниченный круг лиц. Чем он ограниченее, тем лучше.
— Я считаю аналогично. Но думаю, что в данном случае в отношении этих людей это было бы совершенно неуместно. Как уже говорила, статус накладывает определённые обязанности. Заставляет строго определённым образом поступать. Но по отношению к этим людям я так никогда не поступлю. Будет Подарок, достойный Принцессы Империи.