Шифры (джен)

Этот текст рождался в муках, несколько раз уже был переписан и все еще переписывается, но без некоторых людей, которым я безмерно благодарен, его, этого текста, не было вовсе.

Я благодарю Екатерину Толмачеву, за терпение и то, что она до сих пор с удовольствием занимается коррекцией моих текстов. Исправляя мои ошибки, ты исправляешь меня.

Я благодарю Анну Гловацкую, за простые и понятные разъяснения и консультации, за счет которых я узнал обратную сторону службы в полиции. Куда там ментовским сериалам, точно?

Я благодарю Софию Хаимович, за обложки, которые она создала для всей серии книг про Пашу Томина. Они ожили, когда твой карандаш коснулся листа бумаги.

Я благодарю Наталью Сафонову за то, что она все это время, несмотря ни на что, читает и комментирует сей текст. Главное, помни, преступник всегда только один. Ведро.

Я благодарю Аню за энтузиазм и слова поддержки. Спасибо тебе, сестренка.

Тем, кто верит в некую романтику работы следователя, я советую не читать эту историю. Потому что вам придется столкнуться с ничего не знающей о романтике реальностью.

Я стал следователем не так давно, но мне очень быстро объяснили, что к чему. Работа следователя — это неблагодарная работа. Не ждите признания, почестей и все такое прочее. Все, что вам уготовано — геморрой от долгого сиденья, вечная головная боль, хроническая усталость и безумный недосып.

Работа следователя — насквозь бумажная. Это не погони и перестрелки, а провонявший табачным дымом кабинет и бумаги, бумаги, бумаги… Допросы и объяснения, протоколы и акты… Бумаги. Их настолько много, что не успеете вы стать следователем, как вас завалит бумагами. Их будет море. А может и больше. Вы пробовали подсчитать капли дождя в луже у ваших ног? Если получится, то умножьте полученное число на миллион… Все равно точного числа вы не получите все равно.

Подшивать дела — тот еще мартышкин труд. Особенно утром, когда хочется не работать, а обнять подушку и поспать пару часиков. Говорят, врачи пишут, как курица лапой. Видели бы те, кто так говорит, свои каракули! Порой без лучшего дешифровщика всех времен и народов — пол-литра водки — и не разобрать, что именно хочет мне рассказать в своем объяснении очередной свидетель. И это я еще про собственные записи допросов молчу. Там вообще кромешный ужас. Клянусь, если меня когда-нибудь попрут из полиции, то я подамся в лингвисты, или кто там еще занимается расшифровкой древних письмен… Я же любого профессора в этой области за пояс заткну!

Но это все лирика. Сотрясать воздух я, младший лейтенант юстиции Паша Томин, могу долго и нудно. Пока начальство не услышит. И не загрузит работой еще больше, чтобы неповадно было. А мне это не нужно. И так три дела на мне незакрытых висит…

Тем более, что те каракули, которыми я пишу допросы, а свидетели и прочие — свои объяснения, никогда не сравняться с некоторыми заявлениями наших добросовестных граждан. Мне их Андрей Хватов показывал, начальник участковых уполномоченных нашего отдела. Он некоторые специально копирует и показывает по отделам. Просто так, посмеяться чтобы. Конечно, там не в почерках заявителей дело, а в самой сути заявлений, но все же…

Сами посудите. Где-то алкаши гражданину Ситову спать всю ночь не дают, песни горланят. Поверх этого заявления резолюция Хватова: “Кто бы мне дал…», ведь Ситов у алкашей этих первейший запевала, да к тому же сосед самого Хватова. Или гражданка Попова просит бросить в темницы белокаменные своего супруга, козла рогатого. Я тогда это заявление дважды перечитал, не поверил своим глазам, но прямо вот так и было написано, клянусь, высокопарным слогом дама изъясняется, ни хухры-мухры какие-то. Дальше хуже — потерялась беременная кошка у гражданки Вершиной, не хочет старушка, чтоб ее родименькая кисуля рожала в тишине и покое где-нибудь в подвале…

Интересная жизнь у нашего населения... А благодаря им и у нас, полицейских, работа и жизнь становится нескучной. И это я всего три таких заявления, из коллекции Хватова вспомнил. Можете себе представить, какие там еще бывают? Я — не могу, хоть убейте.

Вот так. Вся работа любого полицейского строится на бумагах. Но не об этом речь. Хотя и об этом, конечно.

Сегодня утром я пришел в отдел немного пораньше. Обычно я прихожу к восьми. И даже тогда с трудом сдерживаю зевоту. А сегодня я пришел в семь. И был не в меру бодреньким. Причина тому была одна — скоро конец месяца, пора подшивать дела. Иначе меня канцелярия съест. По крайней мере, Лена Петровна мне это пообещала. Поэтому я не внял голосу разума, что уговаривал меня полежать под одеялом еще чуть-чуть и пришел на работу. Маньяк-трудоголик.

Разбирая завалы из бумаг и подшивая нужные в дело, я наткнулся на довольно странную записку.

Посидев над запиской несколько минут и отчаявшись прочитать, что там написано, я отправился к дежурному. Мне хотелось узнать, вдруг он озаботился запомнить, кто мне принес эту тарабарщину. Причем тут он? Ну а вдруг. Шансы с самого начала были равны нулю, но все же попытаться стоило…

Чем-то меня зацепила эта бумажка, другой бы выкинул её в мусорное ведро и забыл, а я… Может, со скуки херней маялся, а может, тупо сбрендил на этой работе. Это совсем просто, вы не думайте.

— Толя! — позвал я дежурного, подходя к окошку дежурной части.

— Чего тебе, Томин? — с недовольным видом уставился на меня Толик. Конечно, я же отвлекал его от архиважного для любого полицейского дела — сна. Вид он имел помятый, как и остатки бутерброда, что налипли на его щеке.

— Слушай, не знаешь, откуда вот это? — сунул я в окошко бумажку с абракадаброй.

— Тебе что, делать нечего? — не удостоив листка даже взгляда, спросил Толик. — Мне-то откуда знать, твои же бумаги... Хотя, постой, — произнес он, когда я разочарованно вздохнул. — Дай взгляну.

— Конечно, — с радостной улыбкой кивнул я и передал листок Толику.

Секунду он мрачно смотрел на него, а потом спросил:

— Это ты так подшутить надо мной решил, Томин? Что это за херня?

— Да это я тебя хотел спросить! Кто это принес?

— Слушай, Томин, иди ты к черту. Иди, ищи дурака в другом месте… Задолбали уже Шиповалова шуточки...

— Эх, Толя, я к тебе, как человеку, а ты, — махнул я рукой, отобрал у него листок и пошел обратно в свой кабинет. Но на полдороге до меня дошел смысл его последней фразы и я развернулся и спросил:

— А с чего ты взял, что это Шиповалов?

— Потому что, — усмехнулся Толик. В этот момент на его столе зазвонил телефон, но Толику хватило только бросить на него укоризненный взгляд, как тот замолчал. — Он такое любит…

— Фигня какая-то, — разочарованно протянул я и махнув рукой, побрел к своему кабинету. Шиповалова я мог найти только там. Хотя не очень мне верилось, что тот мог настолько заморочиться.

В спину мне донеслось недовольное ворчание:

— Блин, весь сон перебил...

Вернувшись в свой кабинет, я еще долго медитировал над этим листком с абракадаброй. Я её и так и эдак пытался прочитать — все одно, ни фига не понимал. И потихоньку в мою бедовую голову закралась одна мыслишка. Ведь хоть поход в дежурку и не увенчался успехом, но все же одну дельную идею с разгадкой этого листка Толик мне подкинул.

Шутка. Это наверняка был чей-то розыгрыш. К примеру, оперов, которые, как мне кажется, еще во время учебы перепутали заведение — они еще те клоуны. Или начальника следственного отдела Щукина, что меня особо не взлюбил, хрен его знает почему. Правда, его весь наш отдел едва терпеть может, такой у него был характер. А быть может эти каракули принадлежали руке самого начальника отдела, он у нас вообще весельчак, массовик-затейник…

В общем, любой мог приложиться к этому листочку и сейчас, наверное, ржал, представляя, как я корячусь, пытаясь прочитать, что на этом листке написано.

Может, Толик прав, и зря я в телегу эту впрягся? Все это тупой розыгрыш и место ему в мусорном ведре? Не удивлюсь, что когда я наконец прочту эту записку, то там будет сказано что-то типа «Томин, ты — идиот! Хватит хуйней страдать, дело гражданки Пироговой уже горит, твою же мать!» А что, вполне может быть…

Да тот же Шиповалов… В отделе за ним была слава первого балагура. От его розыгрышей страдали все. Обычно у них болели животы от смеха, но порой он перебарщивал и тогда страдал уже он.

Только вот не верил я, что это чья-то шутка. Хотелось мне, знаете ли, чтобы в этой записке была скрыта какая-то тайна… Ну а что вы хотите от полицейского, который только месяц, как получил диплом? Конечно, я знал, какая мне предстоит работа, но и не предполагал, что она будет в сотни раз скучней, чем мечтал.

Но это все мечты глупого мальчишки, а дело гражданки Пироговой и правда нужно было закрывать, чтобы не висело на мне. Все сроки уже прошли, состава преступления, я, как ни старался, не обнаружил, так что пусть гражданка Пирогова ищет свое ведро самостоятельно. А над этой абракадаброй я подумаю чуть позже.

Я потянулся, хрустнул суставами, положил листок с загадочной надписью на стол и придвинул к себе поближе дело гражданки Пироговой. Начиналась обычная рабочая рутина...

— Здорово, Паш, — распахнулась дверь, и в кабинет вошел Саня Шиповалов, мой сосед по кабинету и наставник. — Я опоздал или ты так рано?

— Я, — усмехнулся я в ответ. — Меня же никто по утрам не греет в постельке.

— Давно бы к Настьке подкатил, чего менжуешься…

— Да иди ты, — отмахнулся я. По Насте-следачке вздыхала вся мужская часть нашего отдела, а не только я один. Но Саня подшучивал по этому поводу только надо мной. Над другими ему уже надоело. Просто все успешно скрывали свои воздыхания, а я как-то и не сообразил. Еще и глупо запоролся перед ее сожителем — тем самым Саней Шиповалым.

— Ну и дурак. Ты парень видный, — засмеялся Саня.

— Лучше чайник поставь, — попросил я, переводя тему.

Саня кивнул и щелкнул выключателем электрического чайника, а потом обратил внимание на мой стол:

— Гражданка Пирогова и её ведро?

— Естественно, — пожал плечами я.

— Все мучаешься? Или таки решил закрыть?

— Закрыть, конечно. Срок уже прошел. Состава преступления нет.

— Так она же еще напишет! — усмехнулся Саня. — И опять тебе скинут.

— Будто сам не знаю, — буркнул я.

Дело гражданки Пироговой велось уже несколько месяцев. Сначала его вел Саня, но потом, когда я пришел на работу в отдел, он передал его мне. И оно портило статистику весь мой первый месяц работы. Сколько раз я его порывался закрыть, кто бы знал. Одна беда — я знал, что уже на следующий день после получения уведомления, гражданка Пирогова снова бы явилась в отдел писать заявление. Да и треклятые сроки о принятии решения о возбуждении уголовного дела…

Расскажу эту историю с самого начала, чтобы вы понимали всю его абсурдность. Несколько месяцев назад, а именно в мае, гражданка Пирогова, жительница подконтрольного нашему отделу пригородного поселка Старохолмье, обнаружила на своем участке кражу: пропало ведро. Побегав немного по поселку, гражданочка изъявила желание обратиться не к своему участковому, а напрямую в отдел с заявлением. Сказано — сделано. Заявление дежурным было принято, начальник его рассмотрел и передал в канцелярию, откуда оно по номенклатуре перешло к начальнику участковых уполномоченных полиции. Тот в свою очередь дал резолюцию по материалу о поручении его рассмотрения участковому, что был приписан к этому пригородному поселку.

На тот момент все сроки продления уже были похерены, но участковый, недавно вышедший с больничного, своим волевым решением задним числом выписал постановление о продлении срока проверки и принялся за работу.

Только вот согласно заявлению гражданки Пироговой подозреваемых в краже у неё было половина поселка, если не больше. И всех участковому, естественно, не получалось опросить в положенные законом сроки. Кто-то уехал на рыбалку или уже пару недель как не просыхал… А отказать в возбуждении уголовного дела участковый был уже не вправе без протокола опроса подозреваемых. Поэтому он, немного побегав и расписавшись в собственном бессилии, передал материалы по делу гражданки Пироговой в следственный отдел, то есть Сане. Почему не дознавателям? А хрен его знает, чем участковому следаки тогда не угадали. Может, загонял его Саня не по делу и он вот так мелко отомстил.

Саня в возбуждении дела, недолго думая, отказал за неимением состава преступления, но через неделю заявление о краже ведра у гражданки Пироговой вновь было на столе у начальника отдела. И все понеслось опять по заколдованному кругу делопроизводства. До того дня, когда я переступил порог нашего отдела. После чего дело о ведре спихнули на меня, и я уже месяц боролся, пытаясь его закрыть. А сегодня как раз вновь вышел срок продления проведения проверки, чему я был несказанно рад. Возможно, хоть на этот раз я это дело наконец закрою.

— Ну что ж, удачи тебе в этом нелегком деле, — произнес Саня и только хотел налить себе кипятка в чашку, как заметил лежавшую на моем столе записку.

— А это что? — спросил Саня.

— Да хрен его знает, — пожал я плечами. — Белиберда какая-то. Толик сказал, что это, наверное, твоя шутка. Ты, он сказал, любишь таким промышлять.

— Ну-ка, дай посмотрю… — подцепил листок Саня и попытался прочитать. Через несколько секунд неимоверных усилий мыслительного аппарата, которые прекрасно можно было прочитать на его лице, он сдался и спросил: — Нет, я бы не стал такой дурью маяться, если бы захотел над тобой подшутить. Что это за фигня вообще? Признание в любви Наташе пишешь?

Наташка была нашим экспертом-криминалистом, и, в отличие от Насти, она мне по-настоящему нравилась. Но мы с Наташей знали друг друга еще с песочницы, так что к ней у меня был чисто дружеский интерес. Но подколоть меня и по этому поводу Сане ничто не мешало.

— Нет, среди бумаг лежала. А ты уверен, что это не твое?

— Паша! Нафига оно мне? — улыбнулся Саня и я понял, что он и правда тут не причем. Слишком он тупил, когда пытался прочитать эту записку. Да и то правда, что чтобы меня подколоть, ему не нужны такие заморочки.

— Что с ней будешь делать? Выбросишь? — спросил Саня.

— Ага, сейчас. По закону должен принять.

— А причем тут закон? — удивленно взглянул на меня Саня. — Вот скажи, ты его прочитать можешь?

— Нет, конечно, — усмехнулся я. — А ты можешь?

Саня театрально прокашлялся и начал читать:

— Кнкщке… Ой, да ну нафиг! Язык сломаешь. Выброси её в мусорку!

— А вдруг там что-то важное написано?

— Ага, какой-то дитятя развлекается, а мы тут головы себе нагружаем, — со скепсисом в голосе отозвался Саня.

— Блин, Саня, я и сам понимаю, что это, скорее всего, чей-то тупой розыгрыш. Но не могу её выкинуть. Хочу её прочитать, хоть убей, — с жаром воскликнул я.

— Знаешь, ты это с таким энтузиазмом говоришь, что и я проникся, — произнес Саня после короткого раздумья. — Дай взгляну еще раз.

Я протянул ему листок. С минуту Саня пытался прочитать текст, написанный в записке, а потом сказал:

— Ну что тебе, Паша, я могу сказать… Прочитать эту абракадабру я, честно, не в силах! Но…

Я вздохнул.

— Но мне кажется, что это шифр.

— Шифр? Ты в шпионов в детстве не наигрался? — улыбнулся я.

— Возможно, — легко согласился, пожав плечами, Саня. — Но чем—то похожим мы еще в школе пользовались, шпаргалки писали.

— Да? Значит, ты сможешь это помочь мне расшифровать?

— Помочь помогу, но немного, — кивнул Саня на свой стол, заваленный бумагами. — Сам понимаешь.

— Конечно, ты мне только подскажи, а дальше я как-нибудь сам, — сказал я.

Саня надолго задумался. Я молча ждал. И лишь спустя несколько минут Саня все-таки заговорил:

— Смотри, каждый шифр имеет ключ. Без ключа этот шифр практически невозможно расшифровать вручную. Эта записка без ключа, но в ней одна особенность…

— Какая?

— Число «17» видишь? Почему некто его не зашифровал? Мне кажется, это номер дома или квартиры. И тот, кто подкинул эту записку, намеренно так сделал — оставил это число. А ты как думаешь?

— Ничего я не думаю. Я не фига не понимаю!

—Шифр, по сути, примитивный. У нас в школе посложнее был.

— Мне он все равно непонятен, — пожал плечами я, взглянув на записку.

— Ну, тут все просто. Давай будет отталкиваться от того, что «гкткн» — это «дом», ладно?

— Почему ты так решил?

— Значит так. Смотри на это слово. Возможно, я ошибаюсь, но человек, написавший эту записку, воспользовался действительно одним из самых примитивных шифров. Заменой букв на числа и обратно.

— А это как? — удивился я.

— Ты чем в школе занимался?

— Учился я. А не фигней маялся, — буркнул я в ответ.

— Ну, как видишь, моя фигня полезней твоей учебы, однако, — хлопнул меня по плечу Саня. — Этот шифр используется вот так. Берем алфавит, в нем, как ты, наверное, знаешь, тридцать три буквы, каждой из букв мы присваиваем свое число…

Саня взял листок и быстро написал на нем все буквы алфавита, поставив напротив каждой число.

— Теперь мы записываем свое послание при помощи чисел. К примеру, мое имя будет выглядеть так, — он быстро написал внизу алфавита число «19 1 15 33». — Далее, — продолжил рассказывать Саня, — неким буквам в произвольном порядке присваивается цифра от нуля до девяти. Именно они и составляют ключ. Но так как у нас его нет, нам придется его выяснить. И тут нам помогает сама записка. По сути, число «17» ни к чему не обязывает. Но если моя интуиция меня не обманывает, тут написан какой-то адрес, поэтому слово «гкткн» — это у нас «дом». Как видишь, буква «д» имеет однозначное число. И ты его уже назвал…

— Четыре? — спросил я.

— Да, именно так. Значит, остаток слова «кткн» или четыре буквы, или две. Я считаю, что две — «ом», это наиболее приемлемый вариант. Теперь посмотри внимательно вновь на текст. Нам известно теперь целых три буквы. И мы можем попробовать найти их в тексте. С «д» мы пытаться не будем экспериментировать, слишком много риска ошибиться… Начнем мы с «о». Смотри, — Саня внимательно прочитал текст записки и, взяв у меня со стола красную ручку, в нескольких местах перечеркнул, написав сверху букву «о». — Но это мало нам что дает, не так ли?

— Ну да, — пожал плечами я. Признаться, что ни хрена не понял, и попросить повторить Саню еще раз у меня просто не хватало духа.

— Значит, пойдем другим путем, — улыбнулся Саня. — Напомни мне, под каким числом идет буква «о» в алфавите?

— Шестнадцатая, — посчитал я на пальцах.

— Правильно! Ай, умница, возьми с полки пирожок! — засмеялся Саня. — Взглянем на шифровку. Мы уже с тобой решили, что «о» у нас «кт», так?

— Ну, возможно, — неопределенно ответил я, но Сане и этого хватило за согласие.

— Тогда у нас получается, что буква «к» равна единице, а «т» — шести, — воскликнул Саня и взглянул на меня, видимо, ожидая восторженных возгласов и аплодисментов с моей стороны.

Я молчал. Я все еще ничего не понимал.

— Блин, — уныло вздохнул Саня. — Вот скажи мне, как ты закончил академию?

— Я? — переспросил я и серьезным тоном ответил: — Честно, не помню, мы в тот день всем курсом ужрались в хлам…

— Да я не об этом, — отмахнулся Саня. Он взял записку со стола, а потом ручку с красной пастой оттуда же и быстро отметил все буквы «к» единичками. — Так наглядней?

— Ага, — кивнул я, наконец-то начиная понимать.

— Ну, тогда дерзай. А мне пора заняться делами.

— Угу, — буркнул я, втыкаясь в записку с ручкой в руке наготове.

— На худой конец ты всегда можешь скачать с интернета дешифратор. Их там много, — произнес Саня, садясь за свой стол и зарываясь в бумаги.

— А? — смысл сказанного Саней не сразу дошел до меня. Но когда наконец я понял, то не стал сдерживаться в выражениях: — Блин, Саня, ну ты и гад! Что, не мог раньше сказать?

— Но ты так внимательно слушал! — заржал Саня.

— Тоже мне, препод выискался, — проворчал я, движением мышки приводя компьютер в сознание. Тот загудел и медленно расцвел неожиданной картинкой на рабочем столе: улыбающаяся Настя, принимающая от меня подарок на восьмое марта. Саня и до компа моего добрался… И когда только успел...

Решив не обращать на это внимания, я кликнул по иконке браузера и вбил в поисковик запрос. А спустя пару минут загружал уже установленный на компьютер дешифратор.

Скоро, совсем скоро я наконец прочту эту долбанную записку. Если мне никто не помешает. И только эта мысль промелькнула в моей голове, как зазвенел телефон.

Телефонная связь в нашем отделе особая, до большинства отделов никто из обычных граждан никогда, наверное, не дозвонится. А все потому, что техника у нас не столько древняя, сколько вздорная. Под стать нашему отделу. В один день телефонный номер принадлежит отделу криминалистики, а на второй вы уже услышите недовольный голос следователя Щукина, а на третий — лишь короткие гудки сбоя телефонной связи.

Многие на это жалуются, но не мы. Для звонков и заявлений у нас дежурная часть есть, так мы считаем. Окно во внешний мир. Связь между отделами тоже есть, но мы предпочитаем перемещаться между кабинетами на своих двоих, не доверяя телефонной связи наших разговоров. Только один человек у нас обычно звонит по телефону чаще всех и нас об этом предупреждает длинная трель телефонного звонка.

— Следователь Томин, слушаю, — поднял я трубку.

— Паша, зайди ко мне, — произнес тихим голосом начальник отдела.

— Хорошо, — ответил я и, не дожидаясь коротких гудков, положил трубку.

— Федотыч? — кивнул Саня на телефон. — На ковер?

— Ага, — кивнул я и сожалением бросил взгляд на экран. Не получалось у меня быстро разгадать эту загадку, а так хотелось. Ведь наверняка там было что-то важное...

— Так топай! — усмехнулся Саня, прервав мои грезы. — Или опять на Настеньку любуешься?

— Да иди ты, — поморщился я и встал из-за стола.

Когда я уже вышел из кабинета, мне в спину донесся Санин голос:

— Ну и зря. А ты ведь ей нравишься, — и на этот раз Саня был совершенно, как мне показалось, серьезен. Хотя как он мог в таком вопросе быть серьезным — я вообще не понимал. Ведь именно он — тот мужчина, что каждое утро поднимается с ее постели.

Несколько секунд я простоял возле закрытой двери, не зная, что мне делать с этой информацией. Но потом все-таки решил заняться рабочей текучкой, а не амурными делами. Объяснение с Настей подождет. Если оно вообще будет. Мне этой «влюбленностью» уже весь отдел уши прожужало. И черт меня дернул по незнанию поделиться этим с Саней. Ладно, это потом. Сейчас меня ждали нагоняи от Федотыча.

Павел Федотович Разин, или просто Федотыч, был своего рода легендой нашего отдела. Нет, он не был известен поимкой особо опасных преступников, не участвовал в военных действиях, в этом плане он был совершенно обычным ментом, что изо дня в день тянул свою лямку и выполнял свою работу. Легендой он стал благодаря своему возрасту. Тридцать семь лет он отдал службе МВД. Практически полвека! Вы себе можете такое представить? Я — нет.

Но если кто думает, что наш Федотыч уже мух не ловит, тот сильно ошибается. Конечно, Федотыч занимает всего лишь должность начальника отдела. Казалось, за столько лет службы он уже должен быть сидеть в верхах, но дело в том, что многим Федотыч там неугоден, да и любит свой отдел. А уж про колоссальный опыт и речи нет. Все-таки он видел уже несколько поколений преступников. Так что наш Федотыч еще ого-го…

Правда, по шапке получать от него все равно не сладко, как бы сотрудники отдела ни любили своего пожилого начальника. Так что грустно мне было идти в кабинет Федотыча. Дело гражданки Пироговой я ведь так и не закрыл. Отвлекся на эту шифрованную записку. А ведь помимо украденного ведра на мне еще два «висяка»⁽¹⁾. И как оправдываться перед начальником я даже и не представлял.

— Томин, зайди! — окликнул меня из своего кабинета начальник следственного отдела Щукин, когда я прошел мимо. Этого мне только не хватало! Щукину я мечтал набить морду с самого первого дня службы в отделе. Не нравился мне он…

— Меня Павел Федотович вызвал, давай позже, — постарался отмазаться я, но не прокатило.

— Ничего, старик пару лишних секунд подождет. У меня к тебе всего один вопрос. Что с делом Катенко? — спросил Щукин.

— В работе, все как полагается… — пожал я плечами.

— Слушай, Томин, что ты выпендриваешься? Я поручил тебе совсем простое, а ты и это сделать не можешь, так? Неужели надеешься, что твой героический папашка и дальше будет прикрывать твою задницу? Здесь тебе не академия, Томин, здесь надо пахать!

— Пошел ты, Щукин, — едва сдерживаясь, чтобы ему не врезать, произнес я и, развернувшись, вышел из его кабинета.

Теперь вы понимаете, почему я его терпеть не могу? С самого моего первого дня, он, сразу поняв, кем был мой отец, постоянно тыкает мне им и настаивает, что только благодаря имени отца я закончил Академию МВД и смог устроиться в наш отдел. Сначала я пытался оправдываться, но потом понял, что это бесполезно. Человеком Щукин был гнилым. Но дело свое знал крепко, поэтому и сидел на своей должности.

А поручение его не было таким простым, каким он хотел его показать.

В одном из множества продуктовых магазинов нашего города произошло вооруженное ограбление. То есть разбой. Некий мужчина, по описаниям очевидцев типичный бомж, угрожая ружьем, потребовал у продавщицы… нет, не выручку, а ящик с флаконами тройного одеколона! Продавец не растерялась и, нажав тревожную кнопку, попыталась потянуть время. От нашего отдела до этого магазина пешком минут пять ходу, но пока полиция раскачается…

Что интересно, вообще по вызову должна приезжать вневедомственная охрана. Но прибыли пэпсы. Если кто не понял — это наряд ППС⁽²⁾. Помнится, когда я в первый раз услышал «пэпсы» от отца в одном из его многочисленных рассказов, я спросил: «А почему не пупсы?» С тех пор, отец ППС-ников зовет «пупсами» и никак иначе.

Так вот, первыми на месте преступления оказались неожиданно «пупсы». Как, какого хрена — я вообще без понятия. Скорее всего, шли себе спокойно в магазин за «дошиком» и попали на грабеж. Вот так удачно сходили в магазин за хлебушком. «Пупсы» пришли вовремя и успели застать грабителя на месте преступления. Тот, когда мои коллеги «вежливо» попытались его арестовать, оказал яростное сопротивление, ударил одного из патрульных прикладом в висок и спешно покинул продуктовый, разбив при этом все флаконы одеколона, добытые им с таким трудом. Погоня ничего не дала, преступник сумел скрыться. После в магазин пришел я. Продавщица написала заявление, подписала протокол, и я ушел. А уже на следующий день грабитель сам объявился в отделе. Его совесть замучала. Им оказался некий гражданин Катенко, без определенного места жительства. Естестевенно, после того, как именно я писал протокол и брал заявление от продавщицы, именно мне поручили это дело. Посему я принялся планомерно обрабатывать обвиняемого, пришедшего к нам самостоятельно с повинной головой.

Не нравилась мне эта история. Слишком все было просто. Да и ущерба там — кот наплакал — сто сорок рублей. Единственное серьезное, в чем можно было обвинить гражданина Катенко Антона Васильевича, так это в хранении и ношении оружия без разрешения, сопротивлении аресту и нанесении легких телесных повреждений должностному лицу, находящемуся при исполнении обязанностей. Да и то... Сопротивление аресту было, в рапортах патрульные и это, и удар по голове прикладом ружья отразили, да только никакого ружья найдено не было. А гражданин Катенко уверял меня, что был вооружен всего лишь сучковатой палкой, очень походившей на ружье, которое он, скрываясь от наряда в бегстве, выбросил. И не помнил, куда.

Я постарался по его путанному рассказу восстановить маршрут бегства из продуктового магазина. Вместе с участковым обыскали три двора, облазили все в округе мусорки, чуть ли не с собаками прочесали небольшой сквер — ничего. Орудие преступления мной так и не было найдено. И не важно, ружье это было или палка.

Но все-таки мне было за что зацепиться — сам факт разбоя. Однако продавщица внезапно не смогла опознать в гражданине Катенко горе-грабителя. Вот так просто отказалась от своих первоначальных показаний. И ведь руки Катенко наряд крутил при этой самой продавщице. Что творится порой в разумах наших граждан — сие мне неведомо. Дело все больше и больше напоминало «висяк». И такое встречается. Есть преступление, есть потерпевшие, есть даже подозреваемый, но доказательств нет, и дело не клеится. Даже явка с повинной есть, но она бесполезна, ведь передать дело в суд за неимением доказательств, хотя бы косвенно доказывающих вину гражданина Катенко в содеянном, я не могу. Вот такой я упертый товарищ. Потому что я — дурак. Вот так.

Под эти размышления я быстрым шагом дошагал до кабинета Федотыча и постучался в дверь.

— Заходи, присаживайся, Паша, — кажется, головомойка отменяется, Федотыч был в благодушном состоянии.

— Благодарю, Павел Федотович. Вызывали? — спросил я, садясь за стол напротив него.

— Звал. Как отец?

— Нормально, спасибо, — немного замешкался я с ответом. Тут было чему удивляться. Единственный раз, когда Федотыч спросил меня об отце, был в тот день, когда я только-только заступил на службу. Это вызывало вопросы. На моей памяти Федотыч никогда ни с кем не любезничал. Или произошло что-то из ряда вон выходящее, или я совершенно уже ничего не понимаю.

— Ну, ну. Паша, а может, ты не будешь врать? Я тебя не как начальник сюда позвал, — кажется, Федотыч каким-то образом понял мои сомнения. — Все-таки я с твоим отцом много поработал. Не чужой он мне, да и ты тоже…

— Ничего, Павел Федотович, все в порядке, — вздохнул я.

— Ну не хочешь, не говори, — махнул рукой Федотыч. — Значит, поговорим о делах.

— Так точно, спрашивайте.

— Первый вопрос. Что у нас по делу с ведром? Сам понимаешь, оно у нас как кость в горле. Это же идиотизм, если наверху узнают, что мы не можем найти ведро… Короче, сам понимаешь!

— Опросить всех подозреваемых не представляется возможным в положенные сроки, но те, кто все-таки были опрошены, имеют алиби на момент преступления. Думаю, дело нужно закрывать. Нет оснований на его возбуждение.

— Хорошо бы, — вздохнул Федотыч. — Да только не получится. Есть основания, нет оснований, но гражданочка же опять припрется. Знаю я таких людей… Но, есть у меня для тебя одна история.

— Я вас внимательно слушаю, — подобрался я. Обычно, что-то рассказывая о своей службе, Федотыч давал нам, молодым, подсказки, как побыстрее закрыть безнадежное дело или поймать преступника. Все-таки он многое повидал на своем веку.

— Когда я еще работал участковым, был у меня похожий случай, наподобие твоего с ведром. У мужика одного сперли гармонь. Сам понимаешь, по тем временам эта вещь была довольно ценная. Да только найти её мне никак не удавалось. У всех, кого тот мужик подозревал, было железное алиби… Дело, в общем, затянулось на несколько месяцев, мне один из подозреваемых и подсказал кое-чего… Купил я гармонь, точь-в-точь такую же, какая была у того мужика, позвал его в РУВД и передал под протокол. Якобы нашел, а преступник уже на Колыме лес валит. Вот такая история. Да, я солгал, но все остались довольны. Я — тем, что дело закрыл, а мужик — милицией, которая ему инструмент вернула.. Вот так вот.

— Спасибо, Павел Федотович, — искренне поблагодарил я, а в душе моей затеплилась надежда. Ведь благодаря подсказке Федотыча я наверняка теперь закрою это проклятое дело про ведро…

— Да чего там, сам все понимаю, — отмахнулся Федотыч. — Но на таких делах, Паша, истинный милицейский характер закаляется и проверяется. Ты проверку прошел, это я тебе говорю. Ладно, продолжим. Что у тебя по разбою в продуктовом?

— Нужно переквалифицировать это дело в попытку грабежа, — быстро ответил я.

— Это еще почему? Основания?

— Орудие преступления не было найдено. Обыскали все, что возможно. Так что то, что это было действительно ружье, шито белыми нитками. А ведь в заявлении потерпевшая пишет, что подозреваемый держал в руках и угрожал ей чем-то похожим на ружье. И в рапорте наряд отразил то, что удар одному из них был нанесен предположительно прикладом. Ну и напоследок, почему попытка… По-хорошему, это вообще можно списать на хулиганку и порчу имущества. Патрульный ведь по медицине не засвидетельствовал, что гражданин Катенко его ударил. То есть как бы и не было сопротивления аресту, а гражданин Катенко сам пришел к нам с повинной.

— Складно излагаешь, — усмехнулся Федотыч. — Сочувствуешь ему?

— Есть немного, — пожал плечами я. — По сути, мужик сядет надолго ни за что. Сто пятьдесят рублей ущерба — это же курам на смех… Павел Федотович, что думаете?

— Делай. Только не обижайся, если тебя в твоем сочувствии никто не поддержит, — отозвался Федотыч. — А что у тебя с Настей?

— Да вы уже задолбали все! — не сдержавшись, вскочил я.

— Паша, ты чокнулся? — удивленно уставился на меня Федотыч. — Я тебя спрашиваю, что у тебя по делу, которое ты ведешь совместно с Паниной? А ты что подумал?

— Да так, ничего, — замялся я.

— Ладно, проехали, — улыбнулся Федотыч. — Ну, так что у тебя по Сыкину?

—По этому делу вам лучше спросить Панину, я в него, сознаюсь, даже не вникал особо.

— Ясно, значит, зашиваешься? Или думаешь, что Панина сама все дело это раскрутит? Я, Паша, не для того тебя к ней приставил на это дело, чтобы ты от Насти бегал или втихаря ей любовался, как в отделе говорят. А затем, чтобы ты учился, олух. В академии ты может мошенников и изучал, но вот на практике, оно быстрее учится, — засмеялся Федотыч. — Ладно, иди, работай.

На выходе из кабинета Федотыча я сразу же наткнулся, конечно, на Настю. Чуть не сбил её с ног, прижал к стене, неуклюже пытаясь поддержать, что-то блеял, короче, начал вести себя, как полный идиот. Ну, нравится мне она, что я могу поделать?

— Ой, Паша, а я тебя ищу как раз. Мне Саня сказал, что ты у Федотыча, — улыбнулась Настя, когда мы оба, наконец, сориентировались в пространстве.

— Ты по делу гражданина Сыкина, так? — спросил я.

— Да, и по нему тоже…

— Слушай, Настя, давай завтра, у меня ведро горит, — мне было неловко отказывать, но долго я находиться рядом с ней не мог. Ежу понятно, это гормоны, но как их в узде держать, кто бы подсказал…

— Ну ладно, — немного обескуражено протянула Настя, и я помчался в свой кабинет. И уже на бегу сообразил, что Настя хотела поговорить о чем-то еще.

Остановившись возле двери в кабинет, я отдышался и твердым, спокойным шагом вошел внутрь. Саня все также сидел за своим столом, зарывшись в бумаги.

— А-та-та? — спросил он, подняв голову.

— Нет. Нормально, — отмахнулся я.

— А Настю видел? Она тебя искала, вся такая взволнованная… — усмехнулся Саня.

— Видел. Не до нее сейчас, — ответил я, проходя к своему столу.

— Ты, часом, не заболел? — удивленным тоном откликнулся Саня.

— Хорош уже, — скривился я. — Даже Федотыч эту тему завел…

— Кстати, — решил перевести тему Саня, — я не сдержался и вогнал твою записку в дешифратор. Ты извини, ладно?

— Наоборот, ты молодец, Саня, — я хлопнул по его выставленной ладони и, присев, наконец, за стол, дернул мышку, тем самым приводя компьютер в чувство.

Когда экран загорелся, я увидел, что дешифратор уже выполнил задание и смог привести текст записки в читаемый вид.

Вот что было сказано в ней: «Милостивый государь! Спешу вам сообщить, что господин Н. с улицы Петра Великого, дом 17, сегодня будет упокоен».

— И что это за фигня? — спросил Саня, неизвестно когда оказавшийся у меня за спиной.

— Не знаю, — покачал я головой. — Ты не знаешь, где у нас такая улица?

— Впервые слышу… Вбей в «2ГИС», может, найдется.

Я загрузил программу и вбил через поиск интересующий меня адрес. Программа выдала мне ноль ответов по моему запросу.

— А записка оказалась с двойным дном, — покачал головой Саня. — Веришь или нет, Паш, но я слышал об улице Петра Великого, но от кого и где — не помню.

— Ладно, фиг с ней! — сокрушенно проворчал я. — Лучше послушай, что мне Федотыч подсказал насчет Пироговой и ее ведра. — быстро рассказав поведанную мне начальником историю, я хитро улыбнулся. — Ты не знаешь, у нашей уборщицы ведро никелированное?

В нашем отделе любят риск. Не только потому, что большая часть наших сотрудников — молодые, здоровые разгильдяи, но и потому что так интересней жить. В Солнечном округе города Новогорск, территория которого подконтрольна нашему отделу, жизнь идет размеренно и спокойно. Крупные, громкие преступления тут совершались задолго до моего рождения. Да и тех уже было не так много.

В целом, это хорошо, что у нас все спокойно. Мелкие правонарушения не в счет. Но для нас, молодых, все-таки это плохо. Энергия бурлит. А выхода ей не дается. От того Саня балагурит, Хватов коллекционирует заявления, а другие занимаются чем-нибудь еще. Лишь бы не скучать.

Вот поэтому я точно знал, что Саня с готовностью выслушает мой безумный план по сокращению бесполезного времяпровождения над делом Пироговой.

— И не одно. Несколько. Ты что задумал?

— Мне лень бегать по магазинам в поисках ведра для Пироговой…

— Да, блин, ты предлагаешь ей купить?

— Можно, конечно…

— Не, не, не, я свои кровные этой заразе отдавать не намерен. Итак, живем от получки до зарплаты.

— Да ты дослушай сначала! Я предлагаю украсть!

— Чего? — воскликнул Саня, а потом крепко задумался. — Так вот для чего тебе Клавдия Семеновна… Может, не будем? А просто попросим?

— Да ты чего, Саня! Думаешь, она нам его тотдаст?

— Ага, догонит и еще наподаст. Но стырить тоже не вариант, как мне кажется.

— Ты помнишь, что мне Федотыч рассказал про гармонь?

— Паша, сейчас люди ушлые. Пирогова нас за любую царапинку живьем съест. А Клавдия Семеновна еще того хуже. Если обнаружит, а она обнаружит, это я тебе зуб даю...

— Да ну, Саня! Если очкуешь, так и скажи.

На этом наш разговор и прекратился. Дух авантюризма все-таки одолел разум Сани и мы с ним начали обдумывать дело. Оно предстояло нам сложное. Не всякий грабитель, тем более с нашим-то опытом, решился бы согласиться на него. Но выхода у нас не было.

Для закрытия дела Пироговой нам с Саней предстояло ограбить кладовку уборщицы нашего отдела Клавдии Семеновны. Любой на нашем месте, даже не зная, кто такая эта Клавдия Семеновна, просто скинулся деньгами и купил это пресловутое ведро, но это было слишком скучно.

Клавдия Семеновна Хронова некогда, еще в те времена, когда наш начальник, Федотыч, был обычным участковым, служила в нашем отделе в качестве… опера. И судя по делам, в раскрытии которых она участвовала, была довольно лихим опером. Даже была некоторое время начальником «убойного» отдела⁽³⁾. А после выхода на пенсию вернулась в отделение уже в качестве уборщицы. Но «лихости» своей не растеряла. Даже Федотыч освобождал ей свой кабинет, едва она появлялась на пороге, вооруженная шваброй.

Вот такую крутую «бабушку», наставницу большинства оперов нашего отдела и самого начальника, я решил обокрасть. И заручился в этом деле поддержкой Сани.

План кражи был довольно простой. Пройти к кладовке, убедиться, что никого поблизости нет — в этом мне должен быть помочь Саня: он вызвался постоять на «шухере»⁽⁴⁾ — проникнуть в кладовку, взять ведро и вернуться обратно к себе в кабинет.

Как обычно, план потерял свою простоту уже после первого шага. Сначала я и Саня прошли в дежурку. Вскрывать замок отмычкой как-то не хотелось, да и ключи от кладовки уборщицы наверняка были. Ну не таскала же Клавдия Семеновна их с собой. Это уже паранойя. Так вот, мы мыслили, что дежурный Толик никак нам не помешает, когда мы на минутку возьмем ключи от кладовки. Я уже и не помню, когда он не спал больше получаса.

Как оказалось, Толик не спал. Это было невероятно, но факт. Видно, я точно ему перебил сон с этой запиской, да настолько, что он теперь уснуть не мог.

— А, Паша, — поприветствовал меня Толик. — Разобрался, кто тебе странное заявление принес? — он с намеком посмотрел на Саню.

— Нет, — покачал я головой. — Не Саня это. Не знаем мы от кого та записка. Но это натуральное заявление о готовящемся преступлении.

— Да что ты говоришь? А я думал, что это просто кто-то дурака валял, посмеяться над тобой и мной решил.

— Не веришь, что это не я ее написал? — спокойно уточнил Саня. Толик кивнул. — Но это не я. Я сам завис, когда ее увидел, — продолжил говорить Саня. — И Паша правду говорит, в записке сказано, что кого-то скоро убьют…

— Ладно, это не важно, — перебил я Саню. Не знаю даже, зачем мы поделились с Толиком тем, что узнали о записке. — Толя, а ты чего не спишь? — спросил я дежурного.

— Я же на посту! Да и вообще, какое тебе дело?

— Просто заботимся мы о тебе, — усмехнулся Саня. — Ты же у нас на передовой…

— Да, но никто же этого не ценит. А чуть что, так Толик виноват! — подхватил Толя.

— Вот и я о чем. Вдруг война, а ты уставший? Так чего не спишь?

— Федотыч звонил, — поморщился Толя. — Говорит, проверка у нас не сегодня, так завтра будет. Приказал — не спать, изображать бурную деятельность. Как будто я не работаю…

— Ты во всем прав, Толя. Ну ладно, Паша, пойдем!

— Стойте, а вы чего приходили? — спросил нас Толя, едва мы развернулись уходить к себе в кабинет.

— Да так, — пожал плечами Саня. — Гуляем.

— Слушай, Толик, есть у меня к тебе дело… — произнес я.

— Какое?

— Дай мне ключи от кладовки.

— Зачем? — последовал закономерный вопрос от Толика.

— Ты же сказал — проверка будет. Я в кладовке ведро и швабру возьму, да полы у себя в кабинете помою.

— Так ведь Клавдия Семеновна моет.

— Ну да, а я ей помочь хочу. Да и свое рабочее место убирать каждый сам должен, так мне кажется.

— Хорошее предложение, Паша, — послышался позади меня чей-то голос и это был не Саня. Я обернулся. Оказалось, случилось нечто невообразимое для нашего отдела. Павел Федотович покинул свой кабинет.

Федотыч не очень любит праздно шататься по коридорам, заглядывать в кабинеты и как-то вмешиваться в работу отдела. На моей памяти он покидал свой кабинет только в конце рабочего дня. Поэтому это было удивительным — встретить его возле дежурки тогда, когда рабочий день едва начался.

— Толя, выдай Паше ключи. И передай по отделу, чтобы все остальные равнялись на Томина, — произнес Федотыч, улыбнулся нам с Саней и пошел прочь.

— Блин, — едва слышно пробормотал я.

Мало кого из отдела порадует моя инициатива, придуманная на ходу и лишь для того, чтобы выманить ключи от кладовки у Толи. Теперь еще придется мыть свой кабинет. Да и другим тоже. За что они меня точно по головке не погладят. И не помыть не получится. У Федотыча, несмотря на его возраст, цепкая память. Проверит же.

— Да уж, Паша, удружил, — проворчал Толя, вручая мне ключи. — Теперь придется все тут оттирать.

— Да ладно тебе. Не сломаешься, — усмехнулся Саня.

Взяв ключи, мы с Саней пошли к кладовке. Она находилась неподалеку от кабинета Щукина, что создавало некоторые трудности. По той причине, что Щукин был известным козлом. И с удовольствием сдал бы меня и Клавдии Семеновне и Федотычу. Если бы я не придумал истории с уборкой, конечно. Да и в этом случае, думаю, Щукин донес бы на меня. Просто из-за того, что он гад. Бывают такие люди, поверьте. Как при таком сволочизме Щукин мог быть очень даже неплохим следователем, я не мог понять. Да и вряд ли бы когда-нибудь понял.

Так вот, мы пошли к кладовке. Опасаясь столкнуться с Щукиным. Точнее, это я опасался. Сане Щукин был по барабану. С Саней вообще никто из отдела не враждовал. Компанейский он парень. Не то что я…

Знаете, когда закон подлости начинает работать, по-моему, лучше все бросить. Я о моем плане с ведром. Едва он только пошел не по тому пути, нужно было прекращать и придумывать что-то другое. Но я добыл ключи от кладовки и внезапно поверил, что дальше все пойдет так, как я наметил. Да не тут-то было…

Я опасался встречи с Щукиным. Не хотелось мне его видеть. Но она, встреча, все-таки случилась. И мы с Саней еще даже не прошли и пары метров от дежурки.

— Томин! Ты чего наговорил старику? — сразу же пошел в атаку Щукин, едва меня увидел. Не удивлюсь, что он меня целенаправленно разыскивал. И нашел. Мне на горе.

— Чего тебе, Щукин? — огрызнулся я, пытаясь пройти мимо.

— Мне старик рассказал, что ты хочешь переквалифицировать Катенко на хулиганку⁽⁵⁾. Это как понимать?

— Да вот так, — честно сказать, мне было пофиг на эту нападку Щукина. Шут с ним, с Катенко и его попыткой грабежа. А вот то, что Щукин все время называл Федотыча «стариком» меня задело. Все в отделении уважали Федотыча, оскорблять его — такого даже преступники не делали.

— Нет, ты мне объясни, — уперся Щукин.

— Антон, давай потом, — попросил Саня.

— Тебя, Шиповалов, это вообще не касается. У тебя есть пара косяков передо мной, поэтому заткни варежку, — к моему удивлению, Саня замолчал. Даже отодвинулся от Щукина и меня на пару шагов. Видно, действительно был у Сани косяк перед Щукиным. Только какой — не представляю.

— Значит, так, Томин, Катенко — это мое дело. Я сам разберусь, что там произошло.

— Поздно, Щукин. Ты сам мне его навязал и я его доведу до конца. Тебе все ясно?

— Нарываешься, Томин… Думаешь, твой папашка…

— Слушай, Щукин, что ты докопался до моего отца? Что он тебе такого сделал? И вообще, причем тут он? Есть я. Все. Давай заканчивать этот бессмысленный разговор.

— Позже поговорим! — рявкнул Щукин и неожиданно для меня, скрылся в своем кабинете, хлопнув дверью.

— Это что сейчас было? — недоуменно спросил я у Сани.

— Сам не знаю. Кажется, ты его обидел, — усмехнулся Саня. — Ну что, продолжим?

Путь к кладовке уборщицы был открыт. Я подошел к двери и вставил ключ в замок. Хрустнули пружинки и язычок замка, проскрипев что-то напоминающее рык орка, нырнул внутрь запирающего устройства. Но дверь кладовки открылась, только когда Саня дернул за ручку.

— Да уж, менять замок пора, — проворчал я, входя внутрь кладовки. В углу кладовки за швабрами, стояли ведра. Три штуки. Я нагнулся за одним из них и тут позади раздался чей-то голос:

— Ну и что тут происходит?

Я обернулся. Передо мной стояла, конечно же, Клавдия Семеновна Хронова. Стояла она грозно, держа цепко двумя пальцами Саню за ухо. Тот кривился, но терпел. На его месте я бы уже блажил и умолял отпустить.

— Здравствуйте, Клавдия Семеновна, — счел верным я первым делом поздороваться.

— Здравствуй, Паша. Рассказывай, как дошел до жизни такой?

— Не очень понимаю вас…

— Ну как не понимаешь? Поработал пальчиком⁽⁶⁾ и стоит себе, пургу⁽⁷⁾ несет. Брось ведро!

Я аккуратно поставил ведро на пол. Но только открыл рот, чтобы рассказать Клавдии Семеновне свою версию событий, как она продолжила говорить:

— Ну, так что, к кому «чистосердечку»⁽⁸⁾ писать пойдем? К Петрову или сразу к начальнику?

— Постойте, Клавдия Семеновна, это не кража! — воскликнул я. Ни с Петровым, заместителем начальника отделения, ни с начальником мне видеться не хотелось. Это же, как минимум, несколько часов нравоучений… Врагу не пожелаешь.

— Ну-ну, рассказывай, — усмехнулась Клавдия Семеновна.

— Павел Федотыч приказал…

— Что, украсть ведро? — расхохоталась Клавдия Семеновна.

— Да нет же! Скоро проверка, вот начальник и приказал убраться в своих кабинетах.

— Это что же, он не доверяет мне? Своей наставнице? — удивилась Клавдия Семеновна.

— Нет, конечно. То есть, да, доверяет! Но кто мы такие, чтобы не исполнять приказы начальства? Мне даже Толик дал ключи от кладовки, — я показал ключи, — ему сам начальник приказал…

— Знаешь, Паша, не верю я тебе…

— Блин, засыпались, — тихо произнес Саня. Клавдия Семеновна недоуменно посмотрела на него, словно только сейчас о нем вспомнила.

— Эм-м-м, Клавдия Семеновна, не могли бы вы отпустить Саню, — я решил воспользоваться оказией: ухо Сани приобретала все более и более угрожающий багровый оттенок.

— Ага, — Клавдия Семеновна отпустила ухо Сани. Тот сразу же отскочил от нее насколько мог подальше и начал яростно тереть ухо.

— Не три, я тебе потом дам настойку, все как рукой снимет, — сказала ему Клавдия Семеновна и повернулась ко мне: — Рассказывай, Паша.

— Это все Пирогова и ее ведро! — не вытерпел я. Я уже слишком много врал сегодня. Надоело.

— Пиро… А, эта старушка! Довела, значит, тебя?

— Есть такое. А тут Федотыч подсказал, как с ней разобраться, вот я и решил выкрасть у вас ведро…

— А попросить слабо? Или думаешь, я не поняла бы?

— Не подумал, — склонил я голову.

— А я ведь тебе говорил, — проворчал Саня.

— Плохо, значит, говорил, если твой товарищ на преступление пошел! — ответила ему Клавдия Семеновна. — Ладно, Паша, выручу тебя. Хотя надо бы тебе задницу надрать. Бери ведро и дуй отсюда. И ты, Сашка, тоже.

Я сначала не поверил своим ушам, но переспрашивать не стал, взял ведро и пошел к нашему с Саней кабинету. Пока Клавдия Семеновна не передумала, нужно было смыться подальше. Но пройдя пару метров от кладовки, я кое-что вспомнил. Клавдия Семеновна давно служила в органах и жила на этом свете, а значит, могла кое в чем мне подсказать. Я обернулся и спросил:

— Клавдия Семеновна, а вы не знаете такой улицы — Петра Великого?

— Как ты сказал? — выглянула Клавдия Семеновна из кладовки. — Петра Великого?

— Да, она самая.

— Нет, нет слышала. Ты лучше Петрова спроси, может и подскажет чего.

— Спасибо, Клавдия Семеновна.

Я развернулся и пошел в свой кабинет. Ведро тихонько звякало, болтаясь в моей руке.

1) Висяк (жар.) — нераскрытое преступление

Вернуться к тексту

2) ППС — патрульно-постовая служба

Вернуться к тексту

3) Отдел, занимающийся раскрытием непосредственно убийств

Вернуться к тексту

4) Стоять на шухере (жар.) — стоять на страже, предупреждая сообщников об опасности

Вернуться к тексту

5) Хулиганка (жар.) — согласно ст. 213 УК РФ, грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу, совершенное с применением оружия или предметов в качестве оружия или совершенное по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной, религиозной ненависти или вражды или по мотивам ненависти или вражды к какой-либо социальной группе.

Вернуться к тексту

6) Работать пальчиком (жар.) — кража с подобранными ключами или отмычками.

Вернуться к тексту

7) Пурга — ложь

Вернуться к тексту

8) Чистосердечка (жар.) — чистосердечное признание в совершенном преступлении

Вернуться к тексту

— Не ожидал, что получится, — произнес Саня, садясь за свой стол.

— И я, — кивнул я. — Но получилось. И это хорошо. Даже отлично. Наконец-то дело закроем.

— Это да. Оно уже надоело мне хуже горькой редьки.

— Понимаю, как никто, — усмехнулся я.

— Ну что, Пирогову будем вызывать? — спросил Саня, протягивая руку к трубке телефона.

— Да, но подожди. Накосячим еще больше, если сейчас не осмотрим ведро. Вдруг оно не такое, как было у Пироговой.

— Так осматривай. Твое все-таки дело!

Я кивнул и поставил ведро на стол.

— М-да, точно бы засыпались, — произнес Саня, едва взглянув на ведро.

Я повернул ведро и увидел надпись: “Отдел полиции №3 г. Новогорск”. Показал ее Сане:

— Блин, и как его стереть?

— Кажется, это краска. Попробуй наждачную бумагу или растворитель.

— Ага, и где мне их взять? Опять попытаться обокрасть Клавдию Семеновну?

— Нет, не надо, — потер ухо Саня. — Мне и одного раза хватило.

— Ну тогда я не знаю, что делать. Только если тряпкой мокрой попробовать…

— Давай, — согласился Саня. Он взял с батареи тряпку, которой мы обычно протирали столы, и вышел из кабинета. Вскоре он вернулся, неся уже мокрую тряпку — наверное, намочил ее из-под крана в раковине в туалете, — и бросил ее мне.

Я поставил ведро себе на колени и начал усиленно тереть надпись. Дверь в кабинет открылась, и в кабинет вошла Настя:

— Привет еще раз, ребята, — поздоровалась она. — Чаем не угостите?

— Да легко, — улыбнулся Саня и щелкнул кнопкой включения чайника. Тот немедленно зашумел.

— Классно, — сказала Настя. — Кстати, Саш, ты уж прости, но я вообще-то к Пашке пришла.

— Нормальный ход, — проворчал Саня.

— Да ладно тебе, — отмахнулась Настя. — Я из-за Сыкина.

— Не повезло мужику с фамилией…

— И не говори. Ему вообще по жизни не повезло. Только вот застряла я с ним…

— Все отбрыкивается? — спросил я, продолжая натирать надпись на ведре. Толку не было, но упорство и труд — все перетрут, так меня учили.

— Ага. И ведь его уже опознали десяток пенсионеров. Все равно сочиняет какую-то ересь, пишет жалобы на меня, на сотрудников ФСИН. В СИЗО от него уже воют.

— Я вообще не понимаю, зачем я тебе, — проворчал я. — Вина Сыкина доказана, передавай дело в суд, чего ты мучаешься?

Гражданин Сыкин, дело которого было поручено Насте, а потом и мне, был обычным мошенником. Вполне успешным, надо сказать. На его счету было двенадцать облапошенных пенсионеров. По крайней мере столько Настя нашла потерпевших. Сыкин, в общем-то, использовал одну из стандартных схем мошенничества, не пытаясь изобретать велосипед. Он представлялся сотрудником фонда взаимовыручки пенсионеров и под предлогом вступить в ряды этого фонда выманивал денежные средства — взнос за членство. Брал он всегда сумму не очень большую — две тысячи рублей. И исчезал. Чтобы появиться уже в другом районе.

Но на тринадцатом пенсионере Сыкину не повезло. И наверняка он теперь считает, что “тринадцать” — действительно несчастливое число. На тот момент, когда Сыкин решил пойти к тринадцатой жертве, участковые обошли практически всех пенсионеров и предупредили их быть бдительными — в Солнечном округе работал мошенник.

Тринадцатой и несостоявшейся жертвой Сыкина был пенсионер Матроскин, ветеран Великой отечественной войны. Едва Сыкин заговорил о своем мнимом фонде, Матроскин огрел его клюкой, повалил на пол и связал ремнем. Думаю, Сыкин был не меньше удивлен прытью ветерана, чем прибывший через несколько минут наряд из нашего отдела.

После того, как Сыкина взяли — не без помощи, конечно, ветерана Матроскина, — Настя нашла всех потерпевших и они опознали Сыкина как представителя фонда, что увел у них деньги. Но на этом история не окончилась. Сыкина определили в СИЗО, и там он стал всячески препятствовать следствию: то написал заявление на Матроскина о нанесении ему, Сыкину, побоев; то требовал заменить ему следователя… Много всякого он творил, всего и не упомнить. Но как я уже говорил, я не понимал, почему Настя медлит с передачей дела Сыкина в суд. Его вина была неоспорима, пора было заканчивать эту историю. Но Настя медлила. Возможно, поэтому Щукин отписал мне помочь Насте. Хотя чем ей помочь в этом деле, я вообще не понимал.

— Сама не знаю, — пожала плечами Настя. — А что ты делаешь? — она только сейчас обратила внимание на мое занятие.

— Это не то, что ты подумала, — быстро произнес я, мгновенно поняв, что она могла подумать. Представляете, какую она неодназначную сцену увидела, пока я тер ведро тряпкой под столом.

Саня тоже мгновенно все понял и тут же решил немного приколоться.

— Ты, Настя, еще фон его рабочего стола не видела, — сказал он со смешком.

— Блин, — только и смог выговорить я. И почему я не убрал эту злосчастную картинку с рабочего стола?

— Ой, — Настя прошла к моему столу и заглянула в экран компьютера. И покраснела.

— Надеюсь, все же это не то, что можно подумать, — произнесла Настя.

— Я тер ведро! — воскликнул я, поднимая ведро с колен и ставя его на стол. — А твою фотку мне на рабочий стол фоном поставил твой Саня, чтобы надо мной поиздеваться!

— Ха-ха-ха! — засмеялась Настя спустя несколько секунд молчания после моей отповеди. — Ой, не могу! Хах-ах! Тер ведро…

Осознав, что ляпнул и правда нелепость, я засмеялся тоже. А Саня уже давно трясся от смеха, положив голову на стол.

Хорошо посмеявшись, мы продолжили обсуждение вопроса с Сыкиным. Только ничего из этого не вышло. Даже Саня не понимал, почему Настя не направляла материалы дела Сыкина в суд. Поэтому Настя решительно сменила тему разговора:

— А зачем ты трешь ведро? — спросила она. После чего последовал новый взрыв смеха. И я ответил ей далеко не сразу.

— Пирогову знаешь? — Настя кивнула. Не знать Пирогову — это преступление. Наверное, весь наш отдел ее знал благодаря истории с ведром. — Так вот, мы нашли ее ведро!

— Да ну? — Настя прочитала надпись на боку ведра. — А мне кажется, что это Клавдии Семеновне принадлежит.

— Ну да, она лично нам его вручила, прежде чем мы его украли.

— Вы хотели украсть ведро у Клавдии Семеновны для Пироговой?

— Да, — кивнул Саня.

— Ну вы… Хотя о чем я говорю. Это же вы… Чей был план? Можете не отвечать, конечно. Я и так знаю, что твой, Саня.

— А вот и нет. Это Паша придумал.

— Паша? — удивленно взглянула на меня Настя.

— Что? — развел я руками. — У меня другого выхода не было. Мне эта Пирогова с ее ведром вот где сидит, — указал я на горло.

— М-да, — протянула Настя, переводя взгляд с меня на Саню. — С кем поведешься, от того и наберешься…

— Эй, а я тут вообще при чем?

— Ладно, давайте лучше подумаем, чем стереть эту надпись, — произнес я. — Мокрая тряпка толку не дала… Настя, есть мысли?

— Пожалуй, есть, — вздохнула Настя. — У меня очиститель для лака есть, может, попробуем им?

— Неси!

Настя ненадолго ушла, чтобы вернуться с дурнопахнущей жидкостью, которую она называла жидкостью для снятия лака. Я едва не задохнулся, когда Настя открыла флакон, облила из него ватный диск и стала протирать надпись на ведре. Саня же, к моему удивлению, чувствовал себя вполне сносно.

— Что? — развел он руками в ответ на мой изумленный взгляд. — Я каждый вечер дома это нюхаю. Уже привык.

Надпись на ведре сдаваться, судя по всему, не собиралась, но все же Настя ее победила. И понадобилась ей для этого минут десять, не больше. Надпись была стерта, ведро помыто и вновь водружено на мой стол.

— Можешь звонить Пироговой, — гордо произнесла Настя. Я кивнул, протягивая руку за телефонной трубкой, как вдруг Настя спросила:

— А это что? — она взяла зашифрованную записку.

— Это? Заявление, — совершенно серьезно ответил я.

— Да ну?

— Ага, — кивнул Саня. — Заявление от анонимного лица о готовящемся убийстве некоего гражданина Н.

— Дурите? — усмехнулась Настя. — А может, это ты, Пашка, Наташке любовное послание написал? Паша, как ты мог? Я же ревную, — она практически слово в слово повторила тоже самое, что не так давно сказал об этой записке Саня.

Не знаю почему все думают, что Наташке может понравиться какая-то зашифрованная записка, пусть даже с признанием в любви. Не любит она этого. Прямоту любит. А еще цветы полевые, бальные танцы и театр. Любит посидеть на улице под дождем, чувствуя, как капли дождя стекают по волосам. Много чего она любит. Но это когда она не на работе. На работе ей любовные послания, хоть зашифрованные, хоть нет, и даром не сдались. А вот преступление, улики… Это она с радостью…

Откуда я это знаю? Так Наташу я знаю уже давно. Мы соседи. В одном доме живем, на одной лестничной площадке. Это ее я в детстве таскал за косички и похищал на велосипеде, это она меня тыкала носом в песочницу и прикрывала меня от отца, когда я курил свою первую сигарету. Только никаких чувств, кроме дружеских, я к Наташе не испытываю, вы не подумайте. Хотя… Не знаю...

— Нет, это правда заявление от неизвестного про убийство. Мы с Саней его расшифровали.

— Интересно. И что в нем сказано?

— Сама посмотри, если не веришь, — усмехнулся ей, уступая ей место за своим компьютером.

Некоторое время Настя читала и перечитывала это “заявление”, потом произнесла:

— И что будете делать?

— Сами не знаем, — пожал плечами Саня. — Ты знаешь улицу Петра Великого?

— Нет, никогда о такой не слышала. А вы?

— И мы тоже. В этом загвоздка.

— А у Федотыча или Петрова интересовались?

— Нет, — покачал я головой. — Я с Федотычем сегодня виделся, но не спросил. Еще не знал расшифровки. А после… Сам хочу узнать.

— Все-таки мне кажется, лучше спросить у них. Или в архив обратиться.

— Вот последнее можно. Только в какой архив?

— В администрации города. Они же названия улицам дают. Может, и сохранилась где информация об этой улице.

— Настя, у тебя же подруга в администрации работает, может, ее попросишь посмотреть?

— Зачем? Составим официальный запрос…

— И как ты Федотычу объяснишь, зачем тебе эта улица?

— Вы что, о записке Федотычу ничего говорить не собираетесь?

— Да, — хором ответили мы с Саней, переглянувшись.

— Ладно, — вздохнула Настя. — Тем более, что это чей-то розыгрыш. Незачем пока беспокоить Федотыча.

— Правильно мыслишь, — улыбнулся Саня. — Так позвонишь подруге?

— Хорошо, хорошо, — Настя достала из кармана смартфон и, быстро найдя нужный контакт, затрещала в трубку:

— Привет, Катюша, солнце. Как дела? Давненько с тобой на шопинг не выбирались… Слушай, я тут звоню по одному поводу… Короче, я с Сашкой поспорила, что была у нас в городе такая улица: Петра Великого. Петра Великого, да. Но доказательства нужны. Можешь взглянуть в архивах. Деньги на кону. Да, да. Я с тобой поделюсь, если есть такая все-таки улица. Ладно, пока.

Закончив разговор, она повернулась к Сане:

— Ты мне денег должен.

— Это еще почему?

— Спор. Сам слышал.

— А вдруг такой улицы никогда в городе и не было?

— Не важно. Все равно должен.

Саня в ответ только молча усмехнулся и демонстративно занялся своими бумагами.

— Ладно, ребята, я вам помогла, пойду работать дальше. Удачи вам с Пироговой, — Настя поднялась со стула и направилась к выходу из кабинета.

— Спасибо, — искренне ответил ей я. — А ты не тяни с Сыкиным, пусть сядет уже…

Настя ушла, а я взялся за трубку телефона — все-таки нужно было сообщить гражданке Пироговой, что дело о краже ее ведра раскрыто и ведро найдено.

— Гражданка Пирогова? — произнес я, услышав ее голос из телефонной трубки, и, дождавшись подтверждения, продолжил: — Это следователь Томин. Вы не могли бы прийти?

— А что-то случилось? — спросила Пирогова.

— Да. Мы закрываем ваше дело…

— Но почему? — воскликнула Пирогова, перебив меня. — Вы же не нашли мое ведро! А все пытаетесь завернуть мое заявление! Я буду жаловаться!

— Успокойтесь, я по другому поводу, — твердо произнес я, пресекая поток обвинений от Пироговой в мою сторону. — Мы нашли ваше ведро. Поэтому-то вы и нужны мне сегодня в отделе…

— Как нашли? — удивление так и сквозило в голосе Пироговой.

— Вот так, нашли. Так вы придете?

— Да, да, конечно! Спасибо вам, дорогой мой Томин!

— Ладно, ладно вам, это наша работа все-таки.

— Все, я уже бегу к вам!

Положив трубку, я с скорбным вздохом взглянул на Саню. Тот в ответ ухмыльнулся и показал мне большой палец. После чего произнес:

— Знаешь, Паша, а может, Настя права? Сходи к Федотычу или Петрову, спроси за улицу эту, — видно было, что улица Петра Великого никак не могла оставить в покое Саню.

— Зачем? Скоро подруга Насти же все расскажет, есть ли такая улица или нет.

— Да, блин, Паша, я не могу ждать! Интересно же!

— Ладно, ладно, схожу к Петрову. Все равно надо было мне сходить. Решить вопрос по Катенко.

— Вот, вот, сходи. Все польза будет. А Пирогова придет, я ее задержу, помурыжу немного, пока ты не придешь.

Я махнул рукой и, встав из стола, вышел из кабинета. В целом, Саня был прав. Нужно было действовать, а не ждать. Все-таки дело могло быть серьезным. Промедли мы, и убьют какого-то гражданина Н., а мы все еще будем гадать, где улица Петра Великого…

Кабинет Петрова, заместителя начальника отдела, был рядом с кабинетом Федотыча.

Петров Эльдар Хасанович был очень интересным человеком. Был участником Афганской войны, служил в Карабахе, ползал по Аргунскому ущелью во времена обеих Чеченских кампаний. В общем, был боевым офицером. Но вышел срок его службы отечеству. Двадцать пять лет он защищал нашу страну, а государство обошлось с ним так, как обычно оно расправлялось с такими, как он: выбросило на помойку. Но Петрову повезло. Каким-то неведомым мне образом он стал полицейским. И не абы кем, а сразу попал в руководство. Опыта полицейской работы у него не было, но вот в управлении были друзья. Так говорили. И они, друзья, ему помогли.

Но хоть Петров попал в наш отдел по блату, но дело свое знал. Он заведовал оперативной работой, патрульно-постовой службой, хозяйственной частью, дознавателями и, конечно, нами, следователями. Доставалось, если мы в чем-то косячили, нам прилично. Так что мы старались не косячить. И когда у нас это получалось, Петров преображался. Он был в курсе всех личных дел всего личного состава, всегда мог поддержать, направить, даже просто поболтать за кружечкой чая или чего покрепче. В отделе у нас Петрова, в общем, уважали. И даже немного побаивались.

Я постучался в дверь и заглянул:

— Эльдар Хасанович, можно?

— Заходи, Паша. Какие-то проблемы? Или просто так, поздороваться заглянул?

— Проблемы есть. Но и поздороваться не грех, — ответил я, входя в кабинет Петрова и присаживаясь.

— Рассказывай.

Кабинет Петрова — это что-то совершенно неожиданное для нашего отдела. Он не похож ни на один, которые я видел. Но если вы подумаете, что там везде военная атрибутика, то вы сильно ошибетесь. Да, Эльдар Хасанович отдал армии большую часть своей жизни, но хранить память о войне, которую он и без этого не мог забыть, он не жаждал. Хватало воспоминаний и без этого.

Когда я попал к Петрову в первый раз, сказать, что я был поражен, было бы неправильным. Я уже знал по рассказам сослуживцев, что там меня ждет нечто неожиданное, но даже не мог представить, что именно.

У меня было несколько вариантов того, что я увижу. С одной стороны, мне представлялось, что солдат до мозга костей заставил весь кабинет моделями танков и игрушечных солдат. С другой — иногда думалось, что привыкший к казарме человек оставил в своем кабинете только стол и стул для себя — кто-либо входящий к нему вынужден был бы в течение всей беседы стоять. Так или иначе, я не знал, как выглядит офис Петрова, и терялся в таких невообразимых догадках, что лучше всего было увидеть все самому.

В первый раз я вошел к Эльдару Хасановичу, когда мне понадобилась помощь с одним делом. Само дело было пустячным и нет смысла о нем подробно рассказывать. Тогда я еще был стажером и очень волновался, что могу накосячить. Вот я и обратился за помощью к старшему по званию, чтобы не биться с задачкой самому.

Вы когда-нибудь слышали анекдот про матроса, который испугался в шторм крика десяти тысяч кукол? Если бы вы зашли к Эльдару Хасановичу, вы бы поняли этого бедного моряка и никогда больше не смеялись над ним.

Особенностью убранства кабинета Петрова были куклы. Они были повсюду. Выглядывали из-под стола, таились на полках, лежали на стульях и жалобно стонали “Мама!”, когда случайно вы на них садились. Куклы были странной страстью Петрова и могли испугать любого до дрожи. По крайней мере, меня они напугали. Я потом долго не решался зайти к нему ещё раз.

Наверное, многие из вас сейчас подумают, что Петров — псих, каким-то образом попавшим в полицию. Но все не так. Эльдар Хасанович — нормальный мужик. Это вам кто угодно в нашем отделе скажет. А еще попытается немножко вас побить только за одно это предположение.

Куклы Эльдара Хасановича — это подарки его дочери. Которые он не успел ей привезти. Она умерла, пока он был в Чечне. Страшно умерла, но об этом у нас стараются не говорить. Чтобы не бередить раны...

Поэтому Эльдар Хасанович хранит теперь всех этих кукол . В память. И старается работать так, чтобы больше родители не хоронили своих детей. Он хороший человек. Многие из нас хотели бы быть такими же...

Я вошел в кабинет, сел на стул напротив стола, за которым сидел Эльдар Хасанович, и произнес:

— Эльдар Хасанович, у меня вот какое дело…

— Катенко? — перебил меня Петров.

— Да, — кивнул я. — Но вы откуда знаете?

— Федотыч звонил. Все твои доводы я уже знаю и так скажу: ты ошибаешься. Уж извини. Какое к черту хулиганство? Это разбой. Еще и с сопротивлением аресту… Ты, кстати, материалы по сопротивлению отправь в СК на проверку… Оружие не нашли? Я уже наряд отправил, чтобы еще раз осмотрели местность. Вдруг что найдут. Даже если не найдут, хватит показаний потерпевших. Не важно, чем Катенко угрожал, все равно факт того есть. Так что все, пойдет он по разбою...

— Но почему Федотыч тогда разрешил? — было немного обидно, но уточнить стоило.

— Он не сразу сообразил, что ты предлагаешь. Не о том у него мысли были. Да и любит он тебя, а ты, оболтус, пользуешься…

Вот от такого объяснения немного прифигел. Меня Федотыч любит? Какого хрена? Или он ко всем молодым так относится, с любовью отеческой?

— В принципе, ты молодец, что задаешь вопросы. Но некоторые моменты не должны вызывать у тебя сомнений. Понимаю, сочувствие. Но в нашей работе его не должно быть. Но ты же это переживешь?

— Конечно, переживу, — улыбнулся я. — Но меня еще один вопрос интересует…

— Сыкин, что ли? — удивленно посмотрел на меня Петров. — Или ведро Пироговой?

— Нет, с Сыкиным там все понятно, он просто сопротивляется. А Настя что-то тупит… По-хорошему, можно уже передавать дело в суд. Доказательств навалом, а его жалобы гроша ломанного не стоят…

— Тут как посмотреть, — усмехнулся Петров. — Вот Сыкин написал заявление на Матроскина о нанесении побоев? Написал. Должны ли мы его рассмотреть. Должны. И не важно, что побои эти, а они медициной подтверждены, были при задержании мошеннику совершены. Скажи мне, имеет ли право кто-либо наносить побои человеку, хоть и мошеннику? Тем паче его задерживать?

— Нет, не имеет…

— Но сделал. И потому мы это заявление должны рассмотреть, спросить нашего ветерана, какого хрена он бил так, что у преступника шишка на голове осталась. Ты, кстати, его вызывал?

— Нет.

— Вот! Хоть в этом не ошибся. Насколько помню, Знатко проверкой по этому делу занимается.

— Понятно… — произнес я. — Значит, будет возбуждено уголовное дело?

— Да какое уголовное дело, Паша? Сам будто не понимаешь…

Эльдар Хасанович немного помолчал и продолжил:

— Видишь, Паша, вся наша работа состоит из вот таких нюансов. Мы Матроскину, естественно, ничего не сделаем. Еще раз поблагодарим и пожурим немного. А если ты еще раз, Паша, посчитаешь, что можно посочувствовать преступнику, прости, заменим тебя нашим доблестным ветераном. Он неплохо справился… Думаю, и следаком будет хорошим, — в конце он улыбнулся, давай мне понять, что это была шутка.

— Да ладно вам, Эльдар Хасанович! Ладно, у меня последний вопрос. Тот, что я хотел задать, когда мы про Сыкина заговорили…

— Ну говори, не тяни кота за причинное место!

— Вы знаете, где у нас была улица Петра Великого?

— Петра Великого, говоришь? Да хрен его знает. Я же человек новый в городе, еще и нынешних названий не все знаю, а ты меня про старые спрашиваешь…

Вот об этом я действительно не подумал. И Сашка с Настей тоже. А ведь это правда же. Эльдар Хасанович никогда ранее не жил в нашем городе, и я даже не знал, откуда он родом.

— Ладно, тогда разрешите откланяться? — поднялся я со стула.

— Иди. И, надеюсь, ты меня, Паша, понял. Не пори горячку. В чем-то сомневаешься — спроси. Не у Шиповалова, он тот еще шалабол, а у меня или Федотыча. На крайний случай, можешь подойти к Щукину, — заметив, что я при упоминании последней фамилии скривился, словно мне лимона дали пожевать, Петров усмехнулся: — Щукин — язва, не спорю, но дело он знает свое крепко. А если к нему подход найти — вообще нормальный мужик.

— Да он меня закапывает, без вопросов. Из-за отца.

— А, это! Так он не хочет, чтобы ты загордился, вот и все. Федя к концу службы, говорят, невыносим был. Вот и Антоха боится, что тоже таким станешь. Я его понимаю. Нам ведь нормальные нужны, а не суперзвезды…

Донельзя удивленный и немного расстроенный я вышел от Петрова. Не хотелось ничего. И хотелось многого. Во-первых, зайти к Щукину и извиниться. Я же не знал, что мне он — отец родной. А потом набить ему морду, чтобы выбирал приемлемые формы воспитания.

Во-вторых, нужно было позвонить Знатко, узнать, что у него по проверке о побоях. Мало ли что Эльдар Хасанович говорит, вдруг Знатко вздумает работать?

В-третьих, нужно было съездить к Катенко в СИЗО. Еще раз допросить его, уточнить некоторые детали. А потом зайти в тот ларек, узнать, почему продавщица не опознала подозреваемого. Хоть и без нее доказательств его виновности хватает. Но все-таки надо уточнить.

И последнее, надо все-таки выяснить, что за улица такая — Петра Великого. С этим придется в наведаться в городской архив.

Хотя нет, это не последнее на сегодня. Нужно еще с ведром Пироговой закончить. Надеюсь, она уже пришла. Кстати, вот о чем не думал, так это о том, что какого хрена мы вообще занимаемся каким-то ведром? Ущерб по краже от пяти тысяч начинается, наших, деревянных, конечно. А тут ведро. Красная цена которому рублей двести, может, чуть побольше. И весь отдел на ушах стоит. Хрень какая-то получается.

Вот так размышляя и составляя дальнейший план действий, я прошел к своему кабинету. Попутно поздоровался с операми, спешно выдвинувшимся в сторону выхода и создавшим тем самым незапланированный затор. Надеюсь, они рванули из отдела из-за того, что животы уже подвело от голодухи. А не на какое-нибудь преступление. В последние дни их что-то много стало.

Напротив нашего с Шиповаловым кабинета скромненько, как и ожидалось, сидела Пирогова. Видимо, Саня не стал ее пускать, пока меня нет на месте. Только встретиться все-таки с ней в коридоре мне не очень хотелось. Хоть и надо было.

— Гражданка Пирогова? Индира Анатольевна? — обратился я к ней, напустив серьезный вид.

— Да, да, — подскочила она.

— Пройдемте.

Я открыл дверь в кабинет и пропустил ее вперед. Джентльмен хренов. Учитывая, сколько крови у меня лично и у всего отдела в совокупности Пирогова выпила, надо было бы ее этой дверью пришибить хорошенько. Так, на всякий случай. Но нельзя. Мы должны быть вежливыми и корректными.

Саня, едва увидев Пирогову, вошедшую в кабинет, принял рабочий вид. Говоря по-простому, он закопался в бумаги. У него, кстати, дел было втрое больше моего. Немудрено, что порой его даже не видно было за ними.

— Проходите, присаживайтесь, — произнес я, вновь показывая свою вежливость, зайдя в кабинет за Пироговой следом.

Та молча кивнула, покосилась на Саню, хмуро грызущего карандаш, и юркнула на стул перед моим столом.

Я прошел за свой стол, сел, ткнул компьютер, чтобы тот ожил, и взглянул на Пирогову. Та немного нервничала, оглядывалась по сторонам, быстро и осторожно поворачивая голову из стороны в сторону, и на ее лице медленно проявлялось удивление. Это настораживало.

— Вот, — я поставил на стол ведро. — Узнаете, гражданка Пирогова?

— Неужели нашли? — удивленно воскликнула та в ответ.

— Да, — кивнул я с серьезным видом. Саня за своим столом старательно сымитировал смех под кашель.

— А грабитель?

— Не извольте беспокоиться, уже в Сибири, — ответил я и развел руками: — Простите, но в интересах следствия мы не имеем права разглашать его имя.

— Вот же вы какие молодцы, сыночки, — покачала головой Пирогова, умиленно смахнув несуществующую слезу. — Ведь можете, когда хотите, а?

— То есть вы признаете, что это ведро — ваше, так? — спросил я.

— Конечно мое, а чье же еще? — улыбнулась она.

— Прекрасно, тогда подпишите вот здесь и здесь, — я быстро сунул ей в руки ручку и бумаги. Она расписалась там, где было указано, и я радостно выдохнул, не обращая внимания на её удивленный взгляд. Оставалось совсем немного потерпеть и доиграть эту комедию.

— Я могу забрать ведро?

— Да, несомненно, — улыбнулся я.

— Товарищ следователь, а где же все остальное? — неожиданно спросила меня Пирогова.

— Остальное? — тупо переспросил я.

— Ну да, остальное. Вы же ворюгу поймали, так остальное украденное где?

Я молча выудил из папки заявление и перечитал. После чего умоляюще уставился на Пирогову.

— Что, не нашли? — воскликнула она. Саня за своим столом искусно скосплеил крота — закопался так глубоко, что даже макушки не было видать. Я продолжал молча глядеть на Пирогову, изредка переводя взгляд на ее заявление. Как мы вообще могли прошляпить, что там не только ведро, но и несколько лопат, грабли и лейка? И ведь никто этого не заметил. Все зацепились за ведро.

— Знаете что? Я жалобу на вас напишу! Прокурору! Чтоб не смели пожилых людей таскать по пустякам. И ведро это не мое! — разоралась Пирогова. — И не смейте больше мне звонить, пока все не найдете! Иначе сами в Сибирь свою отправитесь. Пешим ходом!

— Хо-хорошо, — кивнул я. — Индира Анатольевна, вы свободны.

Схватив ведро, Пирогова поднялась на ноги, еще раз обложила нас с Саней матом и вихрем умчалась прочь из кабинета.

После того, как Пирогова ушла, точнее, умчалась на крыльях ужаса, в кабинете надолго повисло молчание. Слышалось только как шуршит бумагами Саня да противное жужжание бьющейся в оконное стекло мухи. Я думал. А что мне еще оставалось? Только смотреть на муху, немного жалеть себя, любимого и размышлять, как мы все умудрились прошляпить текст заявления Пироговой. Какое к черту ведро? Если у нее дофига чего увели… Что за хрень творится? Почему мы все просмотрели, что была на самом деле кража не одного ведра, а трех лопат, лейки, грабель и пресловутого ведра? Вообще не понимаю. Чем я смотрел…

— Паша, не грузись, со всеми ошибки бывают. Я тоже только ведро видел в заявлении… — произнес Саня.

После этой его фразы я очухался. И кое-что сообразил. Придвинув к себе поближе папку с делом Пироговой, я перебрал бумаги. Протоколы опроса подозреваемых не то. Протокол осмотра места преступления — вообще не то. Вот, нашел. Старое заявление Пироговой, самое первое, которое она написала.

Схватив замызганный листок, я начал читать. На это у меня ушло всего несколько секунд. После чего я воскликнул:

— Вот почему мы лоханулись! — и протянул листок с заявлением Пироговой Сане. Саня схватил его и прочитал вслух:

— Начальнику… бла-бла-бла… Заявление… Прошу вас провести проверку по краже ведра с моего садового участка, совершенного третьего мая две тысячи тринадцатого года… Только ведро, Паша! Только ведро, блядь! Вот почему такая херня получилась. Посмотри, там есть копия моего отказа в возбуждении уголовного дела?

Я вновь внимательно просмотрел бумаги в папке.

— Да, есть, — поднялся я со стула с искомым отказом. Читать не стал, чего там я не читал… Как оказалось, зря. Саня схватил отказ, прочитал его и стукнул по столу кулаком.

— Смотри, Паша. “Отказать в возбуждении уголовного дела по заявлению Пироговой И. А. в связи с незначительностью материального ущерба”... И жалобу на этот отказ Пирогова не писала, просто принесла новое заявление. И украденного в нем уже прибавилось. А мы его даже не читали…

— Слушай, Саня, а могла Пирогова солгать об краже? Я имею в виду лопат, грабель и лейки?

— Конечно, могла. Скорее всего, так и было. Кстати, кто там, в Старохолмье, участковый?

— Честно, не помню. А что?

— Пообщаться с ним надо. Кое-что уточнить и пазл сложится.

— Какой пазл, Саня? Все и без этого ясно — Пирогова нас надула, никто ее лопат не крал. Только ведро ее гребанное.

— А вот это еще нужно доказать. Хватову позвони, пусть скажет, кто в Старохолмье участковый.

— Ладно, ладно, — проворчал я. — Кстати, ты знаешь, что по Матроскину проверку проводят?

— Подожди, Матроскин — это ведь тот пенсионер, что Сыкина задержал? Какая еще проверка?

— Заявление на него Сыкин написал. Побои. Хорошо хоть он не додумался его обвинить в незаконном лишении свободы. Вполне бы прокатило…

— Сто двадцать седьмая? — припомнил Саня статью в уголовном кодексе.

— Ага, она, родимая.

— Блядь, это что, ты Матроскина садить собрался? — удивленно уставился на меня Саня.

— Мне, что, делать больше нечего? Проверкой по заявлению Сыкина Знатко занимается.

— Что творится… Граждане нам помочь пытаются, а мы их проверками душим. Хотя навряд ли что ветерану сделают...

— Во, правильно говоришь, Саня. Ладно, хорош болтать. займись-ка ты лучше своими бумагами. А мне звонить надо…

— Звоните, товарищ следователь, — усмехнулся Саня.

Я поднял трубку телефона и набрал номер. Первым моим абонентом был Хватов. Он взял трубку спустя пару гудков:

— Хватов?

— Здорово, Андрей, это Паша. Томин. У меня к тебе вопрос…

— Так задавай, а не елозь голой жопой по сковородке…

— Андрюха, подскажи, а кто у нас в Старохолмье участковый?

— Леха Поползов. А что?

— Слушай, можешь его ко мне на беседу пригласить? Пара вопросов по Пироговой возникло…

— Без проблем. Тебе когда надо?

— Вчера, сам понимаешь.

— Ладно, значит, придет к тебе вчера. А что, Пирогову так и не закрыли?

— Да хрена лысого, а не закрыли. Еще и на жалобу прокурору, кажется, нарвались. Но есть в деле пара неувязок…

— Ладно, постараюсь, чтобы Леха в течении дня к вам зашел. Или, если хочешь, можешь прогуляться. Он хоть как на своем участке…

— Не, пусть лучше он ко мне, а?

— Ой, какие мы важные стали… Ладно, отбой.

Положив трубку и сразу же ее подняв я набрал второй номер. Конечно, можно было прогуляться в соседний кабинет, но зачем тогда придумали телефонную связь?

— Знатко, — произнес я в трубку, едва на том конце провода мне ответили.

— Нет, это Берегов. Знатко вышел. Что-нибудь передать?

— Да, передай, пусть зайдет ко мне. Это по делу Сыкина.

— А кто это вообще-то?

— Это Томин, — со смешком ответил я. Впрочем, смеяться было не над чем. Сам протупил — не представился.

— А, понятно. Передам, конечно, — ответил Берегов и повесил трубку.

— Вот, всех обзвонил, — доложил я Сане.

— Умница, — пробурчал он. — Ну так что, С Петром Великим решил задачку?

— Да какой там, — отмахнулся я. — Мы с тобой забыли, что Хасаныч вообще не здешний.

— Блин, а ведь точно, — после короткого раздумья, произнес Саня. — И что будем делать?

— Ты у меня спрашиваешь? — усмехнулся я. — Я с гребанным ведром задачку решить не могу, а ты меня улицей грузишь.

— Бумажку кто нашел?

— Ну, я. И что?

— Скорее всего, она тебе и была предназначена. Значит, это твоя загадка. А с ведром мы решим, не переживай. Кстати, наверное надо доложить о сложившейся ситуации Федотычу. Что думаешь?

Я молча собрал бумаги в папку и направился к выходу. Уже у двери повернулся и произнес:

— Знаешь, Саня, а ведь нам попадет.

— И довольно сильно, — подтвердил он. — Но лучше сейчас, чем если мы бы потом изымали в Старохолмье все лопаты, грабли и так далее...

— Тогда я пошел, — я кивнул и вышел за дверь. На этот раз путь к Федотычу казался мне восхождением на эшафот. Я даже остановился у кабинета Щукина с мыслью — не зайти ли мне к нему, посоветоваться. Но практически сразу отмел эту идею как заранее пропащую. Выслушивать Щукина мне не хотелось — он ведь обольет гавном и будет считать, что искупал меня в святой воде…

И все-таки я дошел и даже постучался. Когда за дверью послышалось: “Войдите”, мне очень сильно захотелось убежать, но это выглядело бы так по-детски, что я не решился и вошел к Федотычу.

— Что у тебя, Паша? — коротко взглянув на меня и продолжив изучать какой-то документ, лежащий на столе, спросил начальник.

— Проблема нарисовалась…

— Хех, и что за проблема? — отложив документ в сторону, осведомился Федотыч.

— Вот, — я не решился рассказывать все своими словами и, вытащив из папки оба заявления Пироговой, положил их перед Федотычем.

— И что тут у нас?

— Одно было в работе у Сани, одно у меня. Я не знаю, каким образом, мы такое пропустили, но в первом заявлении Пироговой значится только одно ведро. Саня не стал возбуждать дело за недостаточностью ущерба, — я положил на стол постановление об отказе, написанное Саней. — После чего его решение не было обжаловано, зато появилось новое заявление. И в нем сумма ущерба такая, что мы уже не можем отказать гражданке в возбуждении уголовного дела. Мне кажется, нас дурят.

— Тебе не кажется, Паша, — вздохнул Федотыч. — Блядь, совсем я старым стал, такое пропустил…

— Мы тоже только сейчас до этого додумались, — произнес я. — После того, как вручили ведро Пироговой.

— А она что? — спросил Федотыч.

— Поначалу обрадовалась, а потом закатила нам скандал. Прокурором грозилась, Сибирью... Но было такое ощущение, что ее волновало больше всего только ведро. А остальное… Гори оно синим пламенем, как говорится.

— М-да, фигня какая-то получается, Паша…

— Не скажите, Павел Федотович. Мне кажется, тут триста шестая вырисовывается.

— Думаешь? Хм. Покажи-ка мне допросы потерпевшей. Или он у тебя один?

— Нет. Два их, — я положил папку на стол и быстро нашел допросы Пироговой. После чего передал их Федотычу.

— Ха, и тут в одном только ведро, а в другом куча садового инвентаря… М-да, точно фигня получается. Это что, я не глядя подмахнул?

— Не знаю, — пожал я плечами. — Что делать будем?

— Хороший вопрос. Пригласи-ка ты эту Пирогову на беседу. А как придет, меня позови. Вместе и спросим у нее, что за фигня такая…

— Ладно, будет сделано, товарищ подполковник, — усмехнулся я.

— А за то, что недоглядели сразу — выговор получишь, — произнес Федотыч

— Павел Федотович! — воскликнул я немного обиженным тоном.

— Давай, давай… Иди, звони потерпевшей. А выговор — не приговор.

— Ладно, — проворчал я и собрав бумаги в папку пошел к двери. Но уже возле нее кое-что вспомнил и обернулся:

— Павел Федотович, а вы знаете, где у нас была улица Петра Великого?

— Знаю, — кивнул Федотыч. — Сейчас она Советская. А тебе зачем?

— Да так, спор у нас был, есть такая улица или нет.

— Спорщики, блин… Ты лучше делами займись, а не спорь по пустякам.

Я кивнул и уже взялся за дверную ручку, как Федотыч меня остановил:

— Знаешь, Паша, а ведь именно на Советской твоего отца подстрелили. Помнится, возле семнадцатого дома…

Я удивленно уставился на Федотыча. Кажется, я ему ничего не говорил о доме номер семнадцать, а тут такие подробности…

— И Нежданов, поговаривают, уже освободился, — продолжил Федотыч.

— А это кто такой? — спросил я, уже догадываясь, каким будет ответ.

— Это тот, кто твоего отца на пенсию по инвалидности отправил… Не знал?

— Нет.

— Кажется, я зря тебе рассказал…

— Павел Федотович, вы что, думаете, я спрашивал про улицу Петра Великого из-за этого Нежданова? — чует мое сердце, что “господин Н” из зашифрованной записки — это и есть Нежданов. Но пока сам не разберусь, Федотычу рассказывать ничего не буду.

— Да вряд ли, — усмехнулся Федотыч. — Хотя совпадение просто удивительно.

— Клянусь, я не знал про Нежданова. Да и о месте, где все случилось с отцом, узнал только что, от вас.

— Значит, отец тебе не рассказывал?

— Нет. Когда я у него спросил, кто его сделал инвалидом, он мне ответил, что бандит и он уже сидит. А где, как и что вообще там произошло — он мне не рассказывал.

— Ясно… Ладно, Паша, вызывай Пирогову. Даже можешь от моего имени. Думаю, дважды она с тобой общаться не захочет. Ты же не станешь ей говорить, что нашел остальное украденное?

— Нет, просто вызову. Если начнет артачиться, намекну, что ее вызывает начальник отдела.

— А Нежданов?

— А он тут при чем? Павел Федотович, я узнал о нем только что, от вас. Улицей Петра Великого я интересовался просто ради интереса. Все. О чем может быть разговор?

— Ладно, можешь идти, — сказал Федотыч и я поспешно исполнил его желание.

Но к себе я вернулся не сразу. Нужно было подумать. Федотыч очень много мне сообщил за короткий разговор. Я прошелся по коридору, пытаясь все разложить по полочкам.

Во-первых, я теперь знал точное место действия — улица Советская, дом семнадцать. Именно там десять лет назад Нежданов сделал моего отца инвалидом.

В-вторых, кажется я знал теперь, кто главное действующее лицо всей этой истории. Нет, того, кто подкинул мне записку, я не знал. Хотя познакомиться было бы с ним необходимо. Но вот “господин Н”... Я более чем уверен был, что это Нежданов. Не бывает таких совпадений.

В-третьих, я до сих пор не знал, зачем именно мне отправили зашифрованное сообщение. В начале я думал, что она попала на мой стол случайно, но после разгадки улицы Петра Великого, я точно знал, что записка предназначалась мне. И это было непонятно. Чего хочет неизвестный шифровщик? Предупредить о готовящемся преступлении? Нелепо, если честно. Не будь Сани, я бы просто выкинул эту бумажку в мусорную корзину. Кстати, надо у него спросить, откуда он так хорошо разбирается в шифрах. В его историю про школу и записки между учениками мало верится.

И, наконец, в-четвертых. Я не знал, рассказывать ли о шифрованной записке Федотычу. В принципе, в этом не было никакого смысла. Преступления ведь еще не произошло. И, возможно даже не будет. Но, с другой стороны, если речь в записке идет о готовящемся убийстве, я просто обязан был уведомить Федотыча. Но мне так хотелось разобраться во всем самому.

Вот так. Есть о чем поразмышлять. И я ведь много чего не учел. К примеру, до сих пор я даже не озаботился тем, как попала мне на стол шифрованная записка. Это было довольно просто узнать, но было не так важно — меня увлекла расшифровка. У нас в отделе везде видеокамеры, вряд ли шифровщик мог не появиться хотя бы на одной их них. Если бы видеокамеры недавно отключали, тем более все разом, у нас бы тут весь отдел технического обеспечения загорал под потолками. А значит, можно посмотреть видео за последние дни и там я наверняка увижу товарища, который мне подкинул записочку.

С этими мыслями мне бы отправиться к Толику, в дежурку, чтобы просмотреть записи, но я пошел к себе. Было у меня чувство, что видеокамеры мне ничего не дадут. А нарушать сон нашего “вечного” дежурного в который уже раз за день, было бы действительно преступлением.

Вошел я в кабинет молча, все еще размышляя, поэтому не сразу заметил, что у нас Саней гость. Видимо, Берегов передал мою просьбу, потому что у стола Сани сидел Знатко и о чем-то жарко с ним спорил.

— Паша! — заметил меня Саня. — Скажи, я прав?

— Без понятия, — пробормотал я.

— Ну вот видишь, даже Паша так не думает, — усмехнулся Знатко.

— О чем спорите хоть?

— Да так, о вечном.

— Тогда Спартак.

— И ты, Брут!

— Вот, я же тебе говорил, Митяй! Спартак! А ты все — Зенит, Зенит...

— Ладно, хрен с ними. Паша, ты чего меня искал?

— Да так, по одному делу поговорить. Тебе Федотыч заявление от Сыкина про побои передал в работу?

— Ага, есть такое. А что?

— Что будешь делать?

— Ничего, — пожал плечами Знатко. — Я уже все сделал.

— А что ты сделал?

— Ничего. Я же уже сказал. Позвонил Матроскину, еще раз поблагодарил за помощь полиции, выслушал парочку нравоучений… И все. А ты что думал, Паша? Что я начну трепать нервы и здоровье человеку, который вместо нас с тобой задержал преступника? Да нахрен оно мне надо, честное слово! Проверку я уже провел. По ее результатам, в действиях Матроскина состава преступления не было. Все, дело закрыто. Прокуратура наверняка посчитает мой отказ законным.

— Ясно, спасибо, Митяй. А я боялся, что ты начнешь копать.

— Паша, это ты в полиции без году неделя, а я уже седьмой год. Таких, как этот ваш Сыкин, я уже много видел. Его еще не посадили ведь?

— Нет, пока в СИЗО. Строчит жалобы и так далее. Хорошо хоть он не додумался привлечь Матроскина по сто двадцать седьмой…

— Ну это вряд ли, — усмехнулся Знатко. — Ты все узнал, что хотел? Я могу идти? А то работы много...

— Иди, Митяй, — сказал Саня. — Только знай, Спартак — чемпион!

— Да тьфу на тебя, — с этими словами Знатко вышел и на краткое мгновение в нашем кабинете воцарилась тишина. А потом зазвонил телефон.

— Томин, — поднял я трубку.

— Здорово, Паша, это Леха Поползов. Мне Андрей сказал, ты меня искал?

— Есть такое дело. Можешь в отдел зайти?

— Да я тут уже. Как Андрей позвонил, так сразу примчался. Я же еще и планерку пропустил… Мне заходить?

— Конечно, что за вопрос? — ответил я коротким гудкам. Не успел я положить трубку, как дверь открылась:

— Можно? — спросил Леха, входя.

— Ты уже вошел, — заметил Саня.

— Заходи, заходи, Леха, — усмехнулся я. — Присаживайся.

— Не откажусь. Чего звал?

— Да так. Насчет Пироговой поболтать.

— А что такое? — напрягся Поползов.

— Ты же первым начал по ее заявлению работать? — положил я перед Лехой первое заявление Пироговой.

— Ну да, — кивнул тот. — Вот, даже резолюция Андрюхина здесь есть:.“Поползову, в работу!” Старохолмье — это ведь мой район. А что случилось?

— Тебя ничего не смущает в этом заявлении? — спросил Саня.

— Нет. А должно?

— Должно, Леха. Скажи мне, друг участковый, сколько сейчас стоит обычное оцинкованное ведро?

— Рублей пятьсот, но можно и за двести найти… Что-то я не понимаю, к чему вы клоните?

— Ты еще раз заявление прочти, — произнес я.

— Да знаю я его уже наизусть. Неделю с ним по поселку бегал.

— Может и знаешь, Леха, но не читал, — усмехнулся Саня. — Ты давай читай и подумай немного, что в нем не так.

— “Прошу провести проверку по факту кражи оцинкованного ведра в количестве одной штуки с моего участка…” Да я сам это заявление Пироговой диктовал…

— А вот здесь ты врешь, Леха. Ты же в отпуске был, когда Пирогова принесла это заявление.

— Блин, а ведь точно. А за меня на участке Димка был… Вершин, ага. Он, наверное и диктовал Пироговой, что писать.

— Значит, тебя вообще ничего не смущает? — спросил я.

— Да нет, — пожал плечами Леха. — Обычное заявление…

— Ладно, а что скажешь про это? — положил я перед Лехой второе заявление.

Он взял его, прочитал и недоуменно уставился на меня.

— Это что вообще?

— Заявление Пироговой. Поступило мне в работу месяц назад.

— А откуда…

— От Пироговой, жительницы Старохолмья. Или ты кое-что другое имел в виду?

— Ага. Откуда грабли, лопаты? В первом же заявлении только ведро!

— Угу. И я отказал в связи с незначительностью ущерба, — проворчал Саня. — Ты вот нам скажи, кто подсказал Пироговой? Кто у вас в поселке такой умный?

— Это не я, — отчаянно замотал головой Леха.

— Да мы уже поняли. У тебя такой обалдевший вид… Ну так что, кто мог такое подсказать нашей потерпевшей?

— Хрен его знает. Точно не я. Димка… Вряд ли. Он потом на моем участке не появлялся, своих дел хватает.

— Ты думай, Леша, думай. Вспоминай, кто у тебя на участке есть образованный…

— Издеваешься? Там половина поселка из интеллигенции!

— Во, пошел процесс! А кто из этой интеллигенции есть юристы?

— Честно, не знаю, — почесал затылок Леха. — Но поспрашивать могу.

— Не “можешь”, а обязан, Леха. У нас тут триста шестая вырисовывается. И надейся, что тебя не приплетут.

— Меня? А я тут при чем вообще?

— Именно ты первым начал работать по заявлению. Именно ты не заметил, что там всего лишь одно ведро и это не стоит усилий.

— Паша, не гони. Мне приказали — я работал. Не будь на заявлении резолюции Хватова и Федотыча, я бы и пальцем не пошевелил. А, чего я рассказываю! Ты и сам все это знаешь!

— Знаю, Леша. Но я тебя не для того пригласил, чтобы обвинять. В принципе, ты не виноват ни в чем. Мне от тебя нужно другое.

— Что именно?

— Подтверждаешь, что Пирогова заявляла только о ведре и ничего другого у нее не пропало.

— Да.

— Даже под присягой?

— Да. Я же сам ее опрашивал.

— Хах, — усмехнулся Саня и хлопнул ладонью Леху по спине. — Вот теперь ты нам друг, Леха. Чай будешь?

— Буду, — немного сдавленно произнес Леха, потирая спину. Рука у Сани тяжелая и иногда он не соизмеряет силы.

Не прошло и пары минут, как мы уже втроем пили чай и спорили, кто на этот раз выиграет чемпионат КХЛ. Больше всего шансов, на чем мы сходились во мнениях, было у хоккейного клуба “Динамо”. Все-таки не зря он уже два года подряд брал Кубок Гагарина. Хоккей, кстати, был больше нашим с Лехой любимым спортом, чем Саниным. Но благодаря тому, что я болел также и за футбольный “Спартак”, Саня начал потихоньку увлекаться хоккеем. Поэтому у нас стали появляться для разговора помимо работы. Что радовало. Хотя… Розыгрыш с Настей все-таки оставался любимой темой разговора Сани. Что огорчало.

Поболтали мы недолго. Пока не кончился чай в кружке. После этого Леха ушел на свой участок, а мы с Саней вернулись к работе. Саня зарылся в бумаги, а я, улыбнувшись Насте, все также принимающей от меня подарок на день рождения с экрана моего компьютера и сменил фон. Настя Настей, но мне эта девушка, теперь обитающая на моем рабочем столе, больше импонировала.

Спустя полчаса, когда я начал составлять письмо в следственный изолятор с просьбой о встречи с Катенко, Саня внезапно очухался:

— Паш, а что тебе Федотыч сказал по Пироговой?

— Выговор объявил, — поморщился я. — Но пока устный. И попросил ее пригласить на беседу.

— О-па, а ты это сделал?

— Нет. Когда? Сначала Знатко, потом Поползов, мне еще в изолятор письмо составить нужно… Да и не хочу я Пирогову сегодня еще раз увидеть.

— Паш, ты знаешь, что у меня желания ее лицезреть не больше, чем у тебя. Но надо. Тем более, как я понял, сия встреча санкционирована Федотычем?

— Ага, — кивнул я. — Федотыч сказал, чтобы я его именем Пирогову звал в отдел.

— Тогда звони, чего ждешь?

Я вздохнул, умоляюще взглянул на Саню и взялся за трубку телефона. Чую, мне предстоял не очень приятный телефонный разговор.

Три длинных гудка... Едва слышный чей-то шепот… Скрежет, словно мыши грызут провод… Наконец:

— Алло?

— Здравствуйте, Индира Анатольевна. Это вас вновь беспокоит следователь Томин…

— Что вам нужно? — перебила меня Пирогова.

— Прошу вас подойти в отдел…

— Что, снова мое ведро нашли?

— Нет, у нас возникли к вам некоторые вопросы. Вас прошу подойти не я, а начальник отдела. Я лишь передаю его просьбу.

— Хах, тогда, товарищ “передаст”, отвечу вам так: “С удовольствием!” Как раз поговорю с вашим начальником о том, как вы меня обманули…

— Ваше право, — я не стал обращать внимания на откровенное оскорбление, — но вы придете?

— Да, — я положил трубку и повернулся к Сане.

— Ура? — отреагировал он почему-то шепотом.

— Нет, не ура. Знаешь, меня только что гавном облили за здорово живешь.

— Привыкай, — усмехнулся Саня. — На этой работе тебя мало кто будет благодарить.

— Ладно, хрен с ней. У меня тут еще есть новости…

— Ну-ка, рассказывай!

— Я узнал, где улица Петра Великого...

— От Федотыча?

— Ну да…

— Надеюсь, ты ему не рассказал, зачем тебе это?

— Нет, но вот мне он много чего интересного рассказал…

— Слушай, Паша, ты будешь телиться или все-таки расскажешь сам? Я ведь могу и паяльник достать…

— Так это ведь ты меня перебиваешь постоянно!

— Паша!

— Ладно, ладно, — усмехнулся я. — Слушай, короче. Улица Петра Великого — это сейчас улица Советская...

— Это же совсем близко, — вновь перебил меня Саня. — Всего в паре кварталов отсюда, — он, видимо, вбил адрес в “2ГИС”. — Можем сходить туда.

— После. Ты дослушай. Мне кажется, я знаю имя предполагаемой жертвы.

— И кто же?

— Некто Нежданов. Слышал о таком?

— Нет. А должен был?

— И я не слышал. До сегодняшнего дня. Что странно.

— Почему?

— Товарищ Нежданов не чужой для меня. Это он моего отца десять лет назад отправил на пенсию…

— Вот как! — удивился Саня. — Получается, кто-то решил убить этого Нежданова и зачем-то отправил тебе зашифрованное сообщение об этом. Вопрос: зачем?

— Если бы я знал… Ты понимаешь, Саня, что я мог просто выкинуть эту записку, но не сделал этого? Я без понятия, почему. Может быть, из-за скуки…

— Скуки? Не гони, Паша. Неужели тебе скучно?

— Ага, тут соскучишься. Но вот все эти дела, — я хлопнул по трем папкам на моем столе, — на самом деле — обычная рутина. И ты это знаешь. Пирогова, Катенко, Сыкин… Проблемы есть только с Пироговой. В остальных — все уже решено. Поэтому мне и дали эти дела…

— Хочешь сказать, что ты никчемен?

— Есть такое чувство… Нет, я еще в Академии знал, что меня ждет, но все равно… Обидно, что мечты остались мечтами… И эта записка… Понимаешь, Саня, это мечта! Распутать самому сложное дело. А не все это…

— Знаешь, Паш, а я тебя прекрасно понимаю. Сам таким был. Но…

— Вот именно, Саня, всегда есть какое-то “но”. Я знаю, что мечтать о приключениях на этой работе бессмысленно. Но мы ведь его нашли, приключение? Почему ты допускаешь “но”?

— Потому что знаю, что ничем хорошим это не закончится. Мы вляпаемся в какое-то гавно.

— Спешу тебе сообщить, что мы вляпались уже тогда, когда решили расшифровать записку.

— Знаешь, Паша, я все больше склоняюсь к мысли, что надо все рассказать Федотычу. Эта записка — не нашего ума дело…

— Нет, Саня. Пока я ничего рассказывать не буду. Ты тоже, я надеюсь. Да и что нам рассказывать? Покажем Федотычу записку и он от нас отмахнется, заявит, что это хрень полная.

— Возможно, — развел руками Саня. — А что ты предлагаешь?

— Кому-то из нас придется наведаться на Советскую, семнадцать и предупредить Нежданова о готовящемся на него покушении…

— А если это фейк?

— Значит, это фейк. И надо мной, а еще теперь и тобой кто-то посмеялся. Знаешь, отчасти я на это надеюсь…

— И кто пойдет? — как мне показалось, Саня знал ответ еще до того, как спросил. Да и вариантов, в принципе, не было.

— Ты, Саня. Ко мне сейчас Пирогова придет. А времени мало… Времени действа нам не написали…

— Знаешь, не очень мне хочется туда идти. Может лучше пусть участковый проверит? Или опера сгоняют на адрес?

— А что им скажешь?

— А хрен его знает. Но точно не правду. Засмеют же. Что я из-за чьей-то каляки-маляки их гоняю по непонятному адресу.

— Ну так ты идешь или нет?

Саня недолго задумался и к моему удивлению помотал головой:

— Нет, Паша. Нахуй мне это надо? Ни хрена здесь нет приключения, только гемморой можем заработать. Только не жопный, а головного мозга. А у меня и без этого дел невпроворот.

— Знаешь, Саня, не ожидал от тебя. Сначала сам согласился, потом на попятную пошел. Что за хуйня?

— Хуйня, говоришь, Паша? Дело в том, что и мне, и тебе здесь, в отделе еще работать. И наша работа — вот она, — он обвел рукой наш кабинет. — Все эти мечты о приключениях, погонях и так далее... Забудь о них. И не майся дурью. А записку — выбрось. Ничего хорошего от нее тебе не будет. Поигрались и будет.

— М-да, — протянул я.

Не знаю, что случилось с Саней, но его недавно горевшие энтузиазмом и духом авантюризма глаза потухли и сейчас больше походили на глаза уставшего от жизни мудрого бомжа, который жаждал не жить, а выжить. Словно все это время он лишь поддерживал мою страсть, мое желание разгадать загадку, а когда запахло жареным, неожиданно показал себя тем, кем он был на самом деле. Обычным ментом, что хотел тянуть лямку и не искать чего-то большего…

Когда я пришел в отдел, единственным, кто не поинтересовался, а не знаменитый ли опер Томин мой отец, был Саня. Нет, первым его вопросом было кое-что другое. Как сейчас помню, едва я зашел в кабинет и остановился в нерешительности, он спросил: “Пить будешь?”. Тогда я не ответил сразу, растерялся, но его это не смутило. Он лишь улыбнулся и молча поставил на край стола чашку горячего чая. Для меня. А потом сказал: “Если что, я — местный клоун. Место мое не занимать”. И я ему поверил. Слишком все выглядело по-дурацки. Даже чай, в котором вместо сахара оказался перец… Правда, о последнем я узнал чуть-чуть позже. Когда глотнул из чашки.

Я работаю в отделе месяц. Может, чуть-чуть больше. И привык считать Саню таким же, как я сам. Еще не утратившим эдакого юношеского максимализма и энтузиазма. Но оказалось все не так. И сейчас я увидел тому подтверждение. Мой друг, то есть человек, которого я считал своим другом, был обычным человеком. Уже уставшим от своей работы.

— Знаю, о чем ты думаешь, Паша, — усмехнулся Саня. — Просто пойми: мы должны делать свою работу, а не мечтать быть героями. Героями обычно становятся только в телевизоре. А про нас никто и никогда не снимет фильм.

— Может быть, — пожал я плечами. Саня меня разочаровал. И из-за этого мне еще больше захотелось решить загадку зашифрованной записки.

— Чую, ты меня не услышал… — я кивнул в ответ. — Значит, сейчас пойдешь к Федотычу?

— С запиской я к нему не пойду, не зачем ему пока знать о ней.

— Дурак, — пожал плечами Саня.

— Ага, — кивнув, согласился я. — Ты извини, Саня, но я лучше буду дураком, чем правильным. Я еще не перегорел…

— Знаешь, дело твое. Что хочешь, то и делай. Нужна будет помощь — говори…

— Мне нужна была помощь и что же?

— Паша, я тебе не пацан, чтобы бегать по каким-то адресам. Здесь и сейчас — помогу, без вопросов, но бегать за тебя я не стану.

— Так вот что случилось! В тебе гордость взыграла, да? Как так, меня, самого Шиповалова гоняет какой-то новенький, что в отделе работает без году неделя! Так, Саня?

— Даже если и так. И что?

— Да фиг с тобой, — я поднялся из-за стола и прошел к двери. Потом повернулся к Сане: — Пирогова придет, пусть сидит и ждет. А еще лучше, сразу Федотычу звони...

— А ты сам-то куда?

— Прогуляюсь. Скучно мне с тобой, товарищ следователь…

Выйдя из кабинета, я недолго думая отправился в экспертно-криминалистический отдел. Там, я точно знал, мне всегда рады. Там работала Наташа. Моя подруга с детства, а также… Ладно, об этом потом, я и сам не уверен, что все так, как думаю порой…

Вообще, криминалистика меня интересовала и даже очень. Порой я, особенно в первые дни службы в отделе, надолго задумывался, а правильно ли я сделал, что стал следователем? Ведь мог пойти на криминалиста. Наташа меня тогда долго уговаривала… Но я почему-то отказался. Не знаю, почему. То ли испугался ответственности, то ли посчитал, что я недостаточно умен для такой профессии… Не знаю. А, возможно, в этом была виновата Наташа. Мне не хотелось, чтобы посчитали, что иду у нее на поводу. Тем более, чтобы она так подумала…

Но я стал следователем, а Наташа — криминалистом. Некоторые думали, что я вообще должен был продолжить династию. То есть стать опером, как мой отец. Но не случилось. Я слишком боялся сравнения с отцом. Тем более, даже то, что я стал следователем, меня от этого не спасло. С отцом меня сравнивали еще в Академии и, наверное, будут это делать до конца моей службы в полиции.

Экспертно-криминалистический отдел занимал большую часть второго этажа нашего отдела. И работало там сейчас десять сотрудников. Хотя по факту там можно было найти только Наташу и Льва Борисовича — начальника отдела.

Лев Борисович Хорошин был очень интересным человеком. Однажды, Федотыч при мне так высказался о нем: “Возможно, театр потерял его как одного из лучших режиссеров-постановщиков своего времени, но зато мы приобрели величайшего криминалиста”.

Да, Лев Борисович никогда и не помышлял о работе криминалистом. Двадцать лет назад он работал в театре, ставил пьесы, спектакли и мюзиклы. Пока не случилась трагедия. Его жена была актрисой его театра и так случилось, что однажды ее нашли мертвой на сцене. Ранним утром того дня, когда это случилось, театр открыл сторож и по привычке прошелся по помещениям, чтобы проверить все ли в порядке. Он и нашел убитую. Она сидела на стуле-реквизите рядом с судейским столом, одетая в брючный костюм Кристины Воул. Ее убили одним ударом ножа, который пришелся прямо в сердце.

На ноже не было найдено отпечатков, подозреваемых и свидетелей произошедшего милиция не нашла. Проходили недели, месяцы, но убийца Анны Хорошиной так и не был найден.

Единственный, кто пытался что-то сделать — это Лев Борисович. Он скрупулезно изучил место убийства своей жены и после долгих изысканий все-таки смог выйти на убийцу. К моему сожалению, я не знаю, как ему это удалось, Лев Борисович никогда не любил рассказывать об этих страницах своей жизни.

После того Лев Борисович предоставил найденные им улики в милицию и убийцу его жены арестовали. Насколько знаю, Федотыч тогда ему предложил стать криминалистом, оценив его способности. Что Лев Борисович и сделал. Он отучился на криминалиста и пришел на службу в наш отдел полиции.

С тех пор он здесь и работает. А месяц назад сюда же пришла работать Наташа. И ее уже пророчили на место Льва Борисовича.

За что в отделе обожали Льва Борисовича, так это за любовь к музыке и танцам. Признаться, я и не знал до того, как пришел в отдел, что в мире существует столько музыки и танцев. А Лев Борисович, кажется, знал их все.

Вот и сегодня, я не успел еще в экспертно-криминалистический отдел, как услышал бой барабанов.

— Это дабка, — поприветствовал меня Лев Борисович. — Слышал о таком?

— Если честно — нет, — покачал я головой.

— Арабский народный танец. Его еще называют арабским степом.

— Хорошая музыка, — покивал я головой. — Наташа здесь?

— Я здесь, Паша, — отозвалась Наташа, входя в отдел. — Лев Борисович, — обратилась она к Хорошину, —я люблю музыку, но можно что-нибудь попроще? Да и Пашу пожалейте. А то у него скоро психическая травма будет от вашего юмора.

Только сейчас я увидел на чем именно выстукивал ритмичную мелодию Хорошин. Это было перевернутое ведро.

Я поморщился. Но ничего не сказал. Признаюсь, но мне уже казалось, что вскоре ведро мне будет видеться повсюду. Главное — чтобы не снилось. Иначе это все, клиника. Как говорится, психушка по мне будет плакать. А я пока хочу остаться в здравом уме.

— Прошел слушок, — ответил Хорошин Наташе, — что наш доблестный следователь Томин закрыл свое первое дело…

— Слухи лгут, — покачал я головой. — Там все интересней, с этим ведром.

— Ну-ка, ну-ка, расскажи!

— Там вот какое дело. Я — идиот. Я умудрился профукать, что Пирогова написала два разных заявления. Уперся в это ведро и ничего другого не видел. И, кстати, ведро я все-таки нашел! У Хроновой в кладовке…

— Как? Его что, Клавдия Семеновна украла? — удивилась Наташа.

— Нет. Мне просто Федотыч подсказал у нее ведро украсть и отдать его Пироговой…

— Чего? — вместе воскликнули Хорошин и Наташа.

— Ну-у-у… Я не так выразился… Федотыч мне рассказал одну историю, я подумал и решил украсть ведро у Клавдии Семеновны. Покупать его для Пироговой как-то не хотелось. Но украсть тоже не получилось. Клавдия Семеновна его сама нам отдала…

— Неужто? — усмехнулась Наташа.

— Сам бы не поверил, но так оно и было. Правда, Сане ухо повредили, но так ему и надо.

— Что, на шухере плохо отработал?

— Есть такое. Да и помогать больше не хочет. Но сейчас Федотыч вызвал Пирогову к себе, хочет лично разобраться, какого хрена она творит…

— То есть ты отстранен?

— Не совсем. Дело веду я. И ведро я нашел…

— Кстати, — посмотрел на меня Хорошин, — не связана ли неудачная попытка кражи ведра с приказом Федотыча о уборке всех отделов?

— Связана, — вздохнул я. — Это я придумал. Мы ключи от кладовки хотели взять в дежурке, вот я и ляпнул сдуру, а Федотыч услышал…

— М-да, Павел, подставили вы всех нас очень так веселенько, — улыбнулся Хорошин

— Я бы прибила, но... — произнесла Наташа.

— Но потом с замужеством будут проблемы? — усмехнулся Лев Борисович. Я поперхнулся, а Наташа наигранно возмущенно, как мне показалось, воскликнула:

— Лев Борисович!

— А что такого? Мне, может, на свадьбе твоей погулять охота! А Павел — вполне себе вариант…

— Знаете, — промямлил я. — Я, наверное, пойду, — и поспешно ретировался, пока меня не женили. Хотя, наверняка это Льву Борисовичу удастся и без моего участия.

Не успел я спуститься по лестнице, как увидел входящую в отдел Пирогову.

— Индира Анатольевна! — позвал я, она остановилась и посмотрела на меня. — Пройдемте за мной!

Пирогова уверенным шагом прошла к лестнице и стала подниматься на второй этаж. Уже поднявшись туда, она неожиданно спросила, с трудом сдерживая дрожь в голосе:

— А по какому поводу вы меня позвали? — мне показалось, но дрожь в голосе больше вызвана страхом, чем гневом.

— Я вас не звал, с вами я уже закончил, — ответил я. — А вот у моего начальства есть к вам вопросы. Думаю, вы сами будете рады с поговорить с моим начальником. Рассказать, как я безалаберный следователь…

— О, с радостью! — Пирогова решительно пошла в сторону кабинета начальника. Как я понял, она прекрасно знала, где он находится.

Пирогова распахнула дверь в кабинет Федотыча и уверенно прошла внутрь. Я тихонько зашел следом. Я бы ни за что себе не простил, если бы пропустил это.

На моей памяти Федотыча ничем нельзя было удивить. То, что я плавал в уголовном праве — не проблема. Это скорее от волнения, чем от незнания. Хотя на самом деле — наоборот. Но этого лучше Федотычу не знать. Постоянные Санины хохмочки над всеми подряд, принимаем как должное, привыкли. Все равно так, как Федотыч совместно с бухгалтерией над зарплатой, никто в отделе пошутить не сумеет. Любимая игра оперов — нарды? А что в этом вообще такого? Они же не подпольное казино организовали…

Так что удивить Федотыча было трудно. Да никто и не пытался. У нас в отделе и без удивления Федотыча хватало странностей. Да таких, что любая серьезная проверка наверняка задумалась бы о психологических тестах для всего отдела. Серьезных тестах. Сами посудите, заместитель начальника играет в куклы, отдел криминалистики занимается танцами и балуется перцовкой…

Как, вы не знаете про перцовку? Естественно, вы не знаете. Сейчас расскажу.

Некоторое время назад, примерно две недели уже прошло, за Наташей повадилась ходить стая собак. Я всегда ей говорил, что не надо их подкармливать, ведь распоясаются, но кто бы меня слушал… Так вот, представьте картину: идет Наташа на работу, а за ней буквально по пятам — несколько собак. Не лают, не кусают, просто молча бегут за ней.… И вот так продолжалось несколько дней. Постепенно у обоих сторон этого странного каждодневного шествия начало иссякать терпение. Наташке было страшновато иметь позади себя такой эскорт, ведь колбаса потихоньку заканчивалась и не было точной уверенности, что с колбаски собачки не перейдут на Наташку. Собакам же мало было колбасы. Если в первые дни за Наташей ходило две-три собаки, то через неделю их было больше десятка. Колбасы не хватало на всех. Они дрались за нее, пугая все вокруг рычанием, лаем, лязгом зубов и непредсказуемостью поведения.

На исходе второй недели преследования собаками Наташа не вытерпела и попросила Федотыча выдать ей баллончик с перцовым газом. Такие имелись в отделе и Федотыч выдал Наташе сразу пару штук. Только вот ни он, ни Наташа не предполагали, как Наташа им воспользуется.

Я уже говорил, что наши опера, по моему мнению, случайно перепутали место работы. Настоящие клоуны. Когда-то я думал, что такого быть не может, но, как оказалось — может, да еще как.

Так вот, один из наших оперов умудрился заметить, что Наташа — вполне себе симпатичная девушка и вознамерился пригласить ее на свидание. Дело, в принципе, хорошее, но то, как он это сделал, вызвали вопросы о его умственном развитии у всего нашего отдела.

Так случилось, что в то утро стая неожиданно решила не сопровождать Наташу от дома до работа. Видно, надежда пропала на то, что им перепадет еще колбаски. Так что Наташа шла совершенно одна. Не считая опера, что все-таки решился позвать ее на свидание. Как я уже говорил, сделал он это образцово неправильно.

Он догнал и вместо того, чтобы поздоровавшись, пойти рядом, залаял ей в спину. Наташа отреагировала мгновенно — у нее уже были нервы на пределе — и струя из баллончика щедро оросила вытянувшееся от удивления лицо опера. Как он орал! На его крики сбежались не только жители окрестных домов и все, кто не был занят в отделе, но отозвалась горилла из местного зоопарка. Мы тогда с Саней еще поспорили, а не самец ли там в зоопарке и не принял ли он он крик нашего опера-ловеласа за призыв самки.

Вот так, в летопись нашего отдела вошла история с баллончиком перцовки. И хоть Наташа его после того случая не носит с собой, но народ помнит и часто спрашивает, не балуется ли больше Наташа перцовкой.

Как вы думаете, удивила ли эта история Федотыча? Да нисколько, вот в чем дело. Он даже не попытался изобразить что-то, просто спросил, насколько выбыл опер-идиот. Слишком давно он работает в системе, говорят, и сам чудил в свое время похлеще нашего.

Так вот, когда Пирогова вошла к Федотычу, этот день для нашего отдела можно было назвать знаменательным только по одной причине: Федотыч удивился. Нет, это даже слишком мягко сказано. Федотыч охренел. Не потому что он не привык к такому — все-таки он был начальник и без стука к нему заходили только совсем отмороженные. В отделе, насколько знаю, таких не было. Хотя все-таки порой мы пренебрегали правилами профессиональной этики. Особенно часто этим занимался Щукин, по крайней мере — в последний месяц. То ли он жаловался на меня, то ли еще что, но я несколько раз видел, как он заходил к Федотычу без стука. Были и другие, но у них на то были важные причины, схлопотать выговор за такую малость, никому все-таки не хотелось.

Пирогова про все вот это, наверняка знала, но она ворвалась к Федотычу так, словно правила писались не для нее. То ли бесконечные очереди в поликлиниках тому виной, то ли вечно битком набитые маршрутки, где никто и никогда не уступает места пенсионерам, но об элементарной вежливости со стороны Пироговой не было и речи.

— Ну что, начальничек, облажались твои следаки! — воскликнула Пирогова, едва переступив порог кабинета Федотыча.

Я икнул. Но все же последовал за изощренной самоубийцей и садомазохисткой в лице Индиры Анатольевны Пироговой. Все равно путь отхода был только один — через дверь. И не скажу, что удивлюсь, если меня вынесут от Федотыча ногами вперед.

— Чего молчишь? Нечего сказать? — продолжила громогласно высказываться Пирогова. Федотыч внимал. Молча. Но судя по его виду… Молчание это скоро закончится. И начнется такое, что вопли Пироговой покажутся тявканьем Моськи перед слоном.

— А я тебе расскажу! — продолжала Пирогова. — Ты чем смотришь, старый, что твои сотруднички творят? Ведро, обычное ведро три месяца найти не могут! А еще смеют пенсионерку, ветерана труда гонять туда-сюда! Молоко на губах не обсохло, а туда же… Обмануть меня посмели, ведро подсунули не мое, а сами заточку мне под горло, да бумаги свои под подпись сунули. Чуешь, чем пахнет, гражданин начальник? А я тебе подскажу! Прокуратурой все это закончится! Сегодня же пойду писать на вас жалобу!

Федотыч вздохнул, с грустью взглянул на Пирогову и заговорил:

— Здравствуйте, Индира Анатольевна. Прошу, присаживайтесь, — он жестом указал на стул, а я удивленно посмотрел на него: не ожидал от него такого спокойствия. Пирогова тоже была поражена и подавившись очередной гневной тирадой, аккуратно присела на краешек указанного ей Федотычем стула.

— Паша, — взглянул на меня Федотыч. — Дело принес? — я покачал головой. — Нет? Тогда чего встал? Неси и быстро!

Едва не перекрестившись, я вылетел из кабинета Федотыча и на всех парах помчался к себе.

— Ты чего? — воскликнул Саня, когда я вбежал в кабинет. — Пирогова еще не пришла.

— Она уже у начальника, — ответил я, схватив папку с делом Пироговой со стола и разворачиваясь к выходу.

— Епт! Нет, такого пропустить я точно не могу! — подскочил со своего места Саня и направился следом за мной.

— Никто не может, — усмехнулся я. — Но я, к примеру, почему-то не жажду.

Я вернулся к Федотычу спустя каких-то пару минут, после того как покинул его кабинет. Но за эти пару минут за мной топало практически половина отдела. Некоторые из них даже не знали, что случилось, но стадное чувство вело их за мной.

Войдя к Федотычу и закрыв перед любопытствующими дверь, я передал начальнику папку с делом Пироговой и присел за стол.

Что меня удивило, так это царящая тут тишина. Не думал, что Пирогова так быстро успокоится. Да и Федотыч вел себя немного странновато. Сидел и читал. Даниэлу Стил. Любовный роман. Увидев обложку и автора, я издал нервный смешок, но сразу же им подавился, когда Федотыч поднял на меня взгляд, оторвавшись от книги.

— Молодец, шустро обернулся, — похвалил меня Федотыч, откладывая книгу и взяв в руки папку, которую я положил на стол перед ним.

Пирогова напряглась. Это было ясно видно. Но она сама наверное не понимала, почему вдруг занервничала. А вот я ее понимал. Я нервничал так, что у меня руки дрожали и глаз задергался. Но мое преждевременное бегство из кабинета Федотыча прервал вздох Федотыча и его слегка насмешливый взгляд.

— Индира Анатольевна, я прошу вас взглянуть на пару документов, — произнес Федотыч, доставая из папки заявление и протягивая его Пироговой — Скажите, — продолжил говорить он, — это ваше заявление?

— Да, мое, — подтвердила Пирогова, едва взглянув на бумагу.

— Хорошо. Это ваш допрос, — протянул ей еще один листок бумаги Федотыч. — А это отказ моего сотрудника, который здесь не присутствует, вам в возбуждении уголовного дела в связи с незначительностью ущерба…

— Но!

— Я понимаю ваше возмущение, Индира Анатольевна, но вы могли обратиться за разъяснением к нам. И я бы даже лично вам все подробно объяснил, как и почему мы вам отказали в поисках вашей любимой вещи. Но это было тогда, а сейчас… — он сделал короткую паузу. — Я попрошу уже вас разъяснить мне, что это такое, — с этими словами он достал из папки второе заявление и положил его перед Пироговой.

— Мое заявление, — в смелости Пироговой было не отказать. Но вот в скудоумие она бы любому точно сто очков вперед форы дала. Потому что не понять что что-то происходит… Это надо вообще непонятно кем быть.

— Я это вижу, — нет, все-таки спокойствию Федотыча надо памятник ставить. Я бы уже орал, брызгал слюной и матерился, а он… Скала человек.

— Я хотел бы уточнить у вас, — продолжил говорить Федотыч, — почему в вашем втором заявлении появились другие вещи, которых не было в первом. Неужели произошла еще одна кража?

— Нет, только раз у меня украли… — начала было говорить Пирогова, но осеклась. Видимо, сообразила, что не то ляпнула.

— Тогда, значит, вы просто не написали вот это все ранее? Не посчитали нужным?

— Нет. У меня украли ведро…

— А как же лопаты, грабли?

— Нет, у меня только ведро украли! — заорала вдруг Пирогова, вскочив на ноги.

— А ну-ка сядьте! — спокойно произнес Федотыч, стукнув ладонью по столу. Пирогова мгновенно села, захлопав глазами, как нашкодившая школьница перед директором школы.

— Я еще раз повторяю свой вопрос. Почему вы не написали в своем первом заявлении, что у вас украли имущества на сумму, большую чем пять тысяч рублей?

— Потому что у меня украли только ведро, — тихо ответила Пирогова. — А вы мне отказали в его поиске.

— Так. В отказе, которой я вам передал пару минут назад имеется разъяснение, что есть такое — незначительность ущерба?

— Да, есть. — кивнула Пирогова. Мне уже было откровенно жаль ее. Какой боевой она явилась в этот кабинет и какой сломленной и жалкой выглядела сейчас...

— Видимо, вы не поняли… Индира Анатольевна, дело в том, что полиция — это не сборище добрых дяденек везде и всюду готовых прийти любому на помощь. Нет, такое есть. Но полиция — это еще и бюрократическая система, в большинстве своем запертая со всех сторон законами. Так получается, что есть закон и он всегда, я повторяю, всегда, сильнее и важнее нашего желания помочь человеку в беду. Вы написали заявление. Вам отказали, объяснив это тем, что ущерб слишком незначителен. Понимаю, это могло быть ваше самое любимое ведро из всех и вы тяжело переживаете эту потерю. Но есть закон. И мы не в силах ему противоречить. Мы не можем из-за ведра мобилизовать все силы нашего отдела и бросить на поиски вашей пропажи. Но! Но вы могли после официального отказа, подойти к вашему участковому и попросить его помочь вам найти ваше ведерко. И он бы помог вам. Вне рабочего времени. Просто по человечески. С той же просьбой вы могли обратиться к любому из нас и мы бы придумали, чем вам помочь. Но вы пошли другим путем. Я не знаю, кто вам подсказал…

— Никто, сама придумала, — вздохнула Пирогова.

— Вы понимаете, что вы, написав второе заявление, совершили преступление?

— Что?

— Да, именно так. Преступление. Статья триста шестая Уголовного кодекса Российской Федерации. Заведомо ложный донос. Вы понимаете, что вы натворили? Вы оболгали неизвестного человека, которого мы обвинили в краже у вас имущества. Хотя, вероятней всего, он просто взял у вас ведро без спроса и просто не успел вернуть до того, как вы обнаружили пропажу… Вот так просто дело ваше было. Конечно, это лишь мое предположение, а вот то, что вы нарушили закон — это факт! Томин, сколько у нас дают за триста шестую?

— Наказывается штрафом в размере до ста двадцати тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до одного года, либо обязательными работами на срок до четырехсот восьмидесяти часов, либо исправительными работами на срок до двух лет, либо принудительными работами на срок до двух лет, либо арестом на срок до шести месяцев, либо лишением свободы на срок до двух лет, — бодро отрапортовал я.

— Два года, понимаете, Индира Анатольевна? Или сто двадцать тысяч рублей. За какое-то ведро…

— Я же не думала…

— Незнание закона не спасает от ответственности, — не знаю, что на меня нашло, но я почему-то заговорил каким-то клише.

— А мой сотрудник, кстати, прав. Ну так что, Индира Анатольевна, будем писать явку с повинной?

— Что?! — мне показалось, но еще пара минут такого диалога и Пирогову удар хватит.

— Или замнем? — усмехнулся Федотыч. — Насколько знаю, ведро вам уже вернули…

— Но… оно же не мое…

— Хорошо, вы выбираете два года в тюрьме. Но это уже суд решит…

— Нет, нет, вернули мне ведро! Вернули!

Федотыч усмехнулся и поднялся на ноги:

— Ну тогда… Вон! И чтобы духу вашего тут не было! Узнаю, что решили написать в прокуратуру, я вас быстро привлеку за лжедонос! Вы все поняли? Вон!

Пирогову как ветром сдуло. Федотыч вздохнул и повернулся ко мне:

— А ты чего сидишь? У тебя работы мало? И, кстати, слухачам скажи, что потом им запись покажу. Вася должен был записать.

— Я, тогда, пожалуй, пойду? — немного не поняв про “слухачей”, робко спросил я.

— Иди уже. Жду отчет о закрытии дела вечером.

Я уже поднялся из стола и пошел к выходу, когда Федотыч меня остановил:

— Кстати, Паша, поздравляю с первым закрытым делом! Не забудь проставиться!

Легко сказать, закрыл дело. Да только это было не совсем так. Мало ли что начальник говорит. Тут еще надо хотя бы из кабинета Федотыча живым выйти. А еще догнать Пирогову. Без нее дело было не закрыть. А закрыть — надо было.

Выйти от Федотыча я вышел. На своих двоих, а не на щите, как предполагал до того, как туда вошел. Короче, вышел. И меня встретил гром аплодисментов. Сказать, что я обалдел — ничего не сказать. Под дверями в кабинет Федотыча наверное собралась половина нашего отдела. Клянусь, я столько народа не видел за все время, пока работал здесь. Даже Щукин промелькнул где-то на фоне. Только вот это все мне в данный момент сильно мешало. Все похлопывания по плечу, крики, хлопки ладоней друг об друга сбивало с толку, дезориентировало. А мне срочно нужна была Пирогова. Которая наверняка уже скрылась в неизвестном направлении на второй космической скорости, убегая как можно дальше от своего позора.

Только вот мне это было не нужно. Мне Пирогова нужна была в моем кабинете. Поэтому я не нашел ничего лучше, чем прекратить какофонию вокруг меня.

— Народ, хорош! — рявкнул я, пытаясь переорать шум. Честно признаюсь, удалось мне это с трудом. Я раза три крикнул, чтобы они угомонились, пока все услышали. — Дело еще не закрыто. Так что радоваться нечему… — с этими словами я рванул по направлению к выходу из отдела. Перехватить Пирогову в отделе я уже не планировал, но надеялся, что ее возраст даст свое и я смогу нагнать ее на улице.

Так и случилось. Едва выбежав из отдела, я увидел Пирогову. Она сидела на скамеечке неподалеку от отдела. Там наши года два назад своими силами пытались сделать маленькое место отдыха, но не очень у них это получилось. Дело, полное энтузиазма, но лишенное финансирования, закончилось, едва начавшись. Теперь пару скамеек и клумбу между ними, что успели поставить, чаще всего использовали как летнюю курилку.

— Индира Анатольевна, что же вы так спешно покинули нас? — спросил я, подходя к ней.

— Чего тебе, неслух? Уже опозорил старушку, еще поглумиться хочешь? — ответила она мне скорбным голосом.

— Ну почему же… Только мы ведь, Индира Анатольевна, еще не закончили.

— Ну я так и сказала. Еще поиздеваться надо мной пришел…

— Нет, как бы этого мне не хотелось, — усмехнулся я. — Несмотря на то, что вы порядком потрепали мне нервы и видеть вас у меня нет никакого желания, но все-таки мне придется вас попросить вернуть в отдел, в мой кабинет.

— Зачем? — усталым тоном спросила Пирогова.

— Повторно проведем ваш допрос, — увидев, что Пирогова с возмущением вздохнула, я быстро продолжил: — Ну, вы же хотите, чтобы все закончилось? Дамоклов меч все еще над вами, но я знаю, как его убрать.

— Какой еще Дамоклов меч?

— Лжедонос, Индира Анатольевна. Его никто не отменял. Но сейчас мы с вами пойдем в мой кабинет и там проведем ваш допрос, где вы подтвердите, что вписали все, кроме ведра, будучи уверены, что их у вас действительно украли. Но после нашли их в своем сарае. О чем и пришли сообщить. Таким вот способом мы с вас снимем подозрения о лжедоносе. Понимаете?

— Теперь понимаю. Ладно, пойдемте, — Пирогова поднялась со скамейки и пошла обратно к отделу.

Допрос потерпевшей Пироговой прошел тихо. Она спокойно подтвердила — устно и письменно — что я попросил и потом подписалась там, где я сказал.

Вообще, это немного напрягало. За месяц, что я был знаком с Индирой Анатольевной я настолько привык, что эта женщина не просто полна энергией через край, но одновременно может сеять смуту, хаос и безумие вокруг себя воистину в промышленных масштабах, что ее покорность пугала. Словно затишье перед бурей. Даже то, что она вписала многострадальное ведро в список того, что якобы было украдено у нее, но потом ей же и найдено на ее участке… Вот было у меня чувство, что скоро нам эта история с ведром аукнется. Только как, я пока не знал и буду честен, не хотел этого знать. Потому что, если Пирогова еще раз появится на пороге нашего отдела, я уволюсь в тот же час.

Наконец Пирогова ушла, также тихо и покорно, как она вела себя у меня в кабинет. Я ожидал фанфар, криков “Ура!”, раздающихся из коридора, но ничего такого не случилось. В полной тишине, неожиданно воцарившейся в нашем отделе — что само по себе великая неожиданность и аномалия, доложу я вам — я выписал постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в связи с отсутствием события преступления.

Если кто не понимает, почему так, то могу объяснить. Все очень просто. Смотрите сами. Потерпевшая, точнее Пирогова Индира Анатольевна заявляет о краже у нее драгоценного ведра, но после находит его вместе с другим садовым инвентарем у себя на участке. То есть, попросту говоря, она сама забыла, куда ведро положила, о чем после решила прийти сообщить. Таким образом, как такового, кражи ведра не было. То есть нет события преступления. О чем я, как следователь пишу постановление и позже его передаю и заявителю, то есть Пироговой, и прокурору. И все, дело закрыто. Конечно, решение от отказе могут обжаловать, но не думаю, что Пирогова это захочет сделать. Хотя, как знать, как знать. От Пироговой всего можно было ожидать.

Конечно, я понимаю, что то, что я рассказал об отказе в возбуждении уголовного дела из-за отсутствия события преступления, применительно к делу о ведре Пироговой шито белыми нитками. Но есть бумага, что подтверждает то, что ничего у Пироговой не было украдено и сама Пирогова эту бумаженцию написала. А это значит, что все хорошо. Даже отлично.

Закончив печатать постановление, я все-таки решил выяснить, с чего бы у нас в отделе вдруг так стало тихо. Честно признаться, я и не думал, что увижу, когда выйду из кабинета. Просто потому что никогда такого еще не видел.

Представьте себе пустые коридоры и кабинеты отдела полиции. Сложно, не так ли? А это потому, что не бывает такого. В отделе полиции, любом, не только в нашем, всегда царит жизнь. Во всех ее проявлениях. Барабанят в стены и двери КПЗ водворенные туда граждане; орет в телефон или, что чаще, храпит себе, уткнувшись носом в стол, дежурный; что-то кричат или ворчат под нос вечно недовольные заявители; сотрудники бегают из кабинета в кабинет — кто с чайником и кружками, а кто с бумагами, порой мелькнет кто-то с запрещенкой, то есть алкоголем. Жизнь кипит в отделах полиции. Не бывает такого, что в них пусто и тихо. Встретите такой отдел — бегите оттуда, не дай бог встретитесь с призраком Вечного дежурного.

Скажу честно, отдел полиции №3 города Новогорск я знал, как свои пять пальцев. Это немудрено, когда едва ли не живешь в этом отделе практически с младенческого возраста и помнишь, что он, отдел, когда-то звался отделом милиции №2. Да, вот так. Я работаю здесь месяц, но сам отдел знаю с незапамятных времен. Правда, после ранения отца и его ухода на пенсию я здесь больше не появлялся до того момента, пока не стал сам полицейским. Но я никогда не видел наш отдел таким.

Я искал живых. После третьего кабинета уже искал хотя бы мертвых. Тишина давила, главная входная дверь оказалась запертой, все вокруг все больше и больше напоминало какой-то дешевый хоррор…

Только в Щукинский кабинет я не осмелился заглянуть. Найти его живым, чтобы выслушать очередную отповедь, или мертвым, чтобы было нельзя потом сплясать на его могиле… Брр, нафиг надо!

Спустя минут десять поисков я уже был немного напуган, но тщетно продолжал искать. И все-таки нашел. Весь наш доблестный отдел полиции в полном составе знаете, где оказался? В кабинете Федотыча. Они смотрели кино! Про меня, Пирогову и Федотыча. С едкими комментариями от Щукина о моей некомпетентности и зелености; восторгами отдела по выступлению Федотыча; шушуканьем и хихиканьем, сопровождающими видеокадры с книгой в руках Федотыча от женской половины отдела…

А ведь Федотыч и правда обещал кино… Но почему мне так обидно? Что не позвали или что смеются надо мной и моим деревянным мельтешением перед начальником… Не знаю, но обидно почему-то было.

Я хотел тихонько закрыть дверь и уйти, но не успел — меня заметили. Кто-то резко схватил меня за шиворот и втащил в кабинет. Этим кто-то оказался Саня. Он радостно улыбнулся и завопил на весь кабинет, заставив на секунду всех оглохнуть:

— Наш герой! Смотрите, народ, Томин таки притопал посмотреть на свой триумф! Слава ему! И попкорну!

Честно признаюсь, от его воплей мне захотелось тут же испариться или провалиться под землю, точнее, под пол. Я нисколько не стеснительный, но количество одобряющих или порицающих взглядов, направленных после восклицания Сани на меня в расчете на квадратный метр кабинета Федотыча немного напрягало. Ладно, сильно напрягало. Почему-то мне вдруг захотелось извиниться, но за что и почему — хрен его знает.

— Потише, Шиповалов. Попкорну ему захотелось, — усмехнулся Федотыч и я постарался как можно незаметней выдохнуть. Если Федотыч говорит таким тоном, то все творящееся здесь и сейчас, даже горлопанство Сани — это разрешено начальником.

— Что случилось, Паша? — спросил меня Федотыч.

— Да так, ничего особенного. Я постановление об отказе выписал. Нужно направлять его прокурору и заявительнице, то есть Пироговой.

— То есть, закрыл, так?

— Ну если она не обжалует, то — да, — пожал я плечами.

— Молодец, давай постановление, подпишу. Кстати, с превеликим удовольствием. — сказал Федотыч. — На пиво-то пригласишь? — неожиданно спросил он у меня.

— На какое пиво? — опешил я.

— Как, на какое? На светлое. Закрытое дело неужто не будешь обмывать? Тем более оно у тебя первое, из закрытых…

— А, это! — едва не треснул я себя по лбу. — Конечно, приходите. Но праздновать будем в усеченном составе! — пресек я сразу же восторженный рев, только-только зарождающийся в десятке глоток. — Ибо премию за закрытие дела, хоть и первого, никто мне не собирается давать. Так, Павел Федотович?

— Так, — развел руками Федотыча. — Вы слышали Пашу. Выпрашивайте у него приглашение на сабантуй. Но без членовредительства и перебора. Иначе накажу! — усмехнулся он и весь народ, радостно о чем-то переговариваясь и попутно хлопая мне по плечу, спине, голове и другим частям тела, потопал в сторону выхода из кабинета Федотыча.

Я остался в кабинете. Еще бы. Человеческое море прибило меня к стене, а десятки толчков, щипков и прочих выражений радости от успешно выполненной мной работе и предстоящей попойки заставило скрючиться и мысленно подсчитывать, сколько у меня костей не сломано.

В конечном итоге, когда народ схлынул, Федотыч увидел меня в скрюченном состоянии и от души посмеялся надо мной. А потом все-таки забрал у меня постановление от отказе в возбуждении уголовного дела и с удовольствием расписался в нем. Все, теперь дело Пироговой точно закрыто. Последняя подпись поставлена, теперь можно думать о праздновании. Как никак, но начальник прав — я закрыл свое первое дело в качестве следователя. Да, оно было бредовым, но оно было моим первым. Их будет еще много, но вряд ли я забуду, что начинал с ведра. Хоть и очень хочется.

Наконец, я выбрался от Федотыча и вновь направился к себе в кабинет. Попойка будет, это без вариантов, но вот рабочий день… он же практически только начался. Хоть и много чего уже произошло. А значит, надо работать.

И, первым делом, придя в свой кабинет, я позвонил Хватову и операм. Мог и зайти к ним лично, но я же следователь или кто? Понятно, что я пока недоследователь, но все-таки подразумевается, что именно я им даю поручения, а не бегаю за ними, как собачка.

Тема и к Хватову и к операм была одна, поэтому я не особо удивился, когда Хватов явился ко мне в кабинет вместе с одним из оперов. Правда, я был немало так обескуражен кое-чем другим. То есть кое-кем. А именно тем, кого начальник оперов, капитан Мурат Семенчук, направил ко мне. Серега Хронов. Старший лейтенант. Сын Клавдии Семеновны. И человек, про которого поговорка о том, что природа на детях гениев отдыхает.

Чтобы вы понимали, эпичность службы старшего лейтенанта Хронова такова, что нам, тогда еще курсантам, рассказывали о ней в Академии. Представляете? Вы наверняка не поняли. Хронов героем не является. Наоборот. Никогда я еще не слышал, чтобы с таким восторгом профессора рассказывали о простоватом и, чего уж греха таить, туповатом опере, по секундам разбирая его полную офигительного юмора и бреда жизнь. Не повезло пареньку, не досталось ему ума и хватки его матери.

Служба Сергея Хронова началась в том самом поселке, откуда родом небезызвестная гражданка Пирогова и ее ведро. Поселок этот на тот момент погряз в убийствах и грабежах — насколько помню, его тогда пытались прибрать к своим рукам две враждебные друг другу ОПГ. В тоже время начальство отдела тогда еще милиции сделало финт ушами. Вместо одного участкового туда направили целую бригаду оперов в количестве пяти штук. Из них мало-мальским опытом оперативной работы обладал только один. И это был не Хронов, конечно. Тогда он был еще младшим лейтенантом, как и трое других его сослуживцев. То есть тогда они еще были выпускниками Академии милиции. Свежесобранной оперативной группой руководил капитан Алехин. Сейчас он уже не служит. Есть на это причины. И о них сейчас я расскажу.

По большей части опера, командированные в раздираемый бандитской войной поселок, понимали, что им лучше всего не подставляться. Целее будешь. А потому сидели они в основном в том доме, который им предоставили под группу, и не рыпались особо. Занимались мелочью. Ждали, когда разборки поутихнут и ОПГшников можно будет взять тепленькими. Вот в такой ситуации с ними произошла нелепая и курьезная история.

Однажды утром к ним пришла одна из жительниц поселка с жалобой на мужа. Дескать, бухает по черной и бьет ее, добропорядочную и верную жену, без всякого повода с утра до ночи.

В общем, все банально и обыденно. Но заявление поступило — надо проверить. Сказано — сделано.

К дому заявительницы капитан Алехин пошел сам. Мог и поручить кому из своих пацанов зеленых, но скука — штука такая… Захотелось ему размяться.

И был встречен шквальным огнем. Мужик, на которого написала заявление верная жена, слегка очухавшись, смог сообразить, куда она делась из дома. Выхода у нее было два: или к маме, или к ментам. А тещу или товарищей милиционеров лучше встречать с оружием в руках. Именно так пояснил Алехину свое поведение после мучившийся с тяжелого похмелья мужик. Имя, кстати, этого мужика, история не сохранила, что очень жаль. Страна должна знать своих героев…

Переждав пару выстрелов, целуя придорожную пыль у забора, капитан Алехин проник в дом, который его встретил неожиданный тишиной. Мужика Алехин обнаружил у окна, он целился из ружья куда-то в небеса и без толку раз за разом нажимал на спусковые крючки. Алехину повезло. Мужик, будучи с бодуна, забыл перезарядить ружье. Вот так Алехин его и скрутил. Еще и слегка пробив по печени ради лечения и из-за испорченных казенных брюк.

Доставив буяна в отделение, где был оборудован обезьянник именно для таких вот случаев, Алехин сел за отчет. От которого его отвлекли молодые сослуживцы. На дворе бандитская война, а молодежи скучно… А что лучше всего глушит скуку и тоску? Естественно, водка…

Насколько я смог понять по рассказам отцам, так обычно заканчивался каждый рабочий вечер у любого опера практически по всей нашей стране. Хоть и смутные времена девяностых уже прошли, но муторно было в душах обычных ментов. Муторно и страшно. Как раз тогда приближалась реформа в милицейских рядах. А как известно, новая метла по-новому метет. Это мы, мое поколение, уже живем в те времена, когда полиция есть полиция и мало что изменится. Отчасти я милиционеров того времени понимаю. Но только отчасти. Пьянка в рабочее время — не есть хорошо…

В общем, мужика посадили в обезьянник, послали самого молодого, как раз Хронова, за закуской и огненной водой и сели гулять. Ничего необычного. К слову, мужику тоже налили…

А вот дальше… Дальше все переходит в разряд сказок, легенд и мифов, которые благодаря одному излишне болтливому особисту стали фактом.

Проснувшись на следующее утро, товарищи опера обнаружили, что пропал сейф со всеми документами и оружием. Случай, честно сказать, вопиющий. В основном о безалаберности доблестной оперативной группы капитана Алехина и наглости тех, кто это сотворил.

Понимая, что произошедшим ославит и себя, и остальных сослуживцев, Алехин, приняв на грудь еще пятьдесят грамм, решил обойтись своими силами.

Все еще немного серенькие после вчерашних обильных излияний опера нашли пропажу довольно скоро. Всего спустя полчаса сейф был обнаружен неподалеку от небольшого болота на заднем дворе дома, где квартировалась оперативная группа. Только сейф был пуст. А большая часть документов, что ранее в нем хранилась, плавала на середине болота и была недосягаема…

Безуспешно побегав по берегу болота и поблажив о несправедливости в небеса, Алехин решил возвратиться в отделение и допросить все еще сидевшего в обезьяннике мужика. Быть может, он что-то видел или слышал. Хотя сивухой утром от мужика несло похлеще, чем от всей оперативной группы разом. Но, вернувшись в дом, группа обнаружила кое-что неприятное. То есть кое-кого. Их ждал начальник отдела собственной безопасности вместе с двумя своими подчиненными.

Откуда они взялись — вопрос довольно простой, и ответ вам наверняка известен. Некто позвонил особистам и доложил о происшествии: то есть о гуляньях оперативной группы и кражи сейфа у них из-под носа.

Расследование особисты провели довольно споро, оперативники не стали мучиться и быстро покаялись. После чего руководством отдела милиции округа Солнечный было принято решение о расформировании оперативной группы на территории поселка. Далее больше. По собственному желанию уволился Алехин, еще трое оперативников из его команды не прошли аттестации в полицию. Остался лишь Хронов. И то, скорее всего, благодаря поручительству Клавдии Семеновны, в прошлом воистину великой оперативницы, которая даже помнила молоденького участкового Федотыча, только пришедшего на службу в отдел.

Но история на этом не закончилась. У одного из особистов, как я уже говорил, оказался длинный язык. Он под щедро предложенное, наверное, всем отделом милиции вскладчину пивко рассекретил ту часть расследования, о которой знали только они.

Оперативники, обвиняемые в халатности, понесли свое наказание. Но они не знали, кого должны благодарить в произошедшем. А вот особисты смогли найти преступника. Им оказался… тот самый мужичок, что был посажен капитаном Алехиным в обезьянник.

Дождавшись, когда товарищи милиционеры упьются вусмерть, уже немного очухавшийся мужик без труда покинул свою клетку, благо, что по профессии он был слесарем, и слесарем по признанию соседей прекрасным, и приступил к действиям. Вначале он, по собственному признанию, принял на грудь. А потом преспокойно вынес сейф с документами на задний двор, где его вскрыл. Судя по всему, он хотел уничтожить материалы по собственному делу, но потом зачем-то решил облагодетельствовать всех, как он считал, невинно пострадавших от милицейского произвола. То, что в сейфе хранились и документы на некоторых особо опасных уголовников, состоящих в ОПГ, что никак не могли поделить родной поселок этого мужика, было ему пофигу. Мужик раскидал дела по всему болоту, разрядил туда же пистолеты, хранившиеся все в том же сейфе, а потом преспокойно вернулся в отделение, где, прихватив с собой початую бутылку водки, закрыл сам себя в обезьяннике.

Рассказал мужик эту историю особистам не потому, что был подвержен особо жестоким допросам, нет, ему просто хотелось славы. И он ее получил сполна. История эта теперь передается из поколения в поколение. Многие ее считают за сказку, но познакомившись с одним из ее героев — Сергеем Хроновым, — понимают, что она действительно имела место быть.

Что удивительно, Сергей Хронов хоть и сам наверняка понимает, что эта история его ославила на все времена, но с удовольствием ее рассказывает любому желающему. Вообще, Хронов славный парень. Да других в нашем отделе и не водится. Да только это никак не поможет стать Хронову капитаном. Как он умудрился до старшего лейтенанта дослужиться и не вылететь из полиции, никто и не может предположить. Некоторые грешат на суровую руку Клавдии Семеновны, но лишь немногие знают, что старлеем стал Хронов после того, как честно это звание заслужил. Простоватый парень умудрился сделать то, на что не каждый решится. Хронов побывал в командировке на Северном Кавказе. Как, почему, зачем — никто не знал. Но он вернулся оттуда с новенькими погонами, Орденом Мужества и, что самое главное, прежним веселым и слегка простоватым парнем.

Вот такая история Хронова. В чем-то грустная, хоть и смешная, а в чем-то даже слегка жуткая, как по мне. Правда, я один из немногих, кто уважает Хронова. Но не в этом суть. Тут она для каждого своя…

Только вот не Хронов мне нужен был. А сам Семенчук. Кто как не начальник сможет донести мысль до своих о том, что поручение молодого следователя Томина нужно выполнить еще вчера? Правильно, никто. А посылать ко мне самого безалаберного из оперов — это немного смахивает на неуважение.

— Что у тебя на этот раз, Паша? — спросил Хватов, присаживаясь на стул напротив моего стола. — Теперь грабли будем искать? Или еще что поинтереснее?

— Ну, тут как посмотреть, — усмехнулся я. — Мне надо, чтобы вы нашли палку.

— Паша, извини, но тебе моча в голову ударила? — серьезным тоном спросил Хватов. Хронов молчал, ему было все равно, что и кого искать — лишь бы польза была. Или ему было пофиг.

— Если бы. Но мне и правда нужна палка. Та самая, что была в руках Катенко, когда он грабил магазин. А еще мне нужна здесь продавщица.

— Какая нафиг продавщица? — вылупился на меня Хватов.

— Да вот такая. Та самая продавщица, потерпевшая, что внезапно не опознала Катенко.

— Саша, что ли? — внезапно подал голос Хронов. — Так она в магазине сейчас, ее смена.

— О, как. Не буду уточнять, откуда у тебя инфа, но попрошу тебя, Сергей сходить к ней и пригласить на беседу. Хорошо?

— Да без проблем. Но она сегодня точно не сможет!

— Сегодня не сможет, завтра придет. Я тут каждый день с девяти до шести, — усмехнулся я.

— Хрен с ней, с продавщицей! — воскликнул Хватов, жестом тормозя Хронова, который наверняка хотел возмутиться по поводу хрена продавщицы Саши. — Ты мне объясни, — продолжил говорить Андрей, — на кой тебе палка? Ты же понимаешь, что мы их тебе столько натащим, что весь отдел можно будет ими завалить?

— А ты не понял, Андрюха? Мне не просто палка нужна. Та, что мне нужна, похожа на ружье. Скорее всего, какой-то папа вырезал своему мальчику из доски ружье, тот им поиграл и выбросил или забыл. А Катенко поднял. И им он угрожал продавщице, им он ударил нашего.

— Ты разве не можешь дать Катенко пятнадцать суток и успокоиться? — усмехнулся Хватов. Он и сам понимал, что не могу я такого сделать. Все-таки побольше моего служит.

— Не могу. По пупсам уже дело в комитете.

— По каким еще пупсам? — опешил Андрей.

— Это я так ППС-ников называю, — поморщился я.

— Надо запомнить, — заржал Хватов, но быстро успокоился. — Ладно, Паша, дам я Зернову установку, поищет он твою палку. Как обычно, нужно еще вчера?

— Позавчера. Серега, — повернулся я к Хронову. — к тебе та же просьба. Поищи, а?

— Без проблем, — почесал затылок Сергей.

— Ну вот и ладушки. Можете идти, — но не успели они повернуться к двери, как я кое-что вспомнил: — Кстати, попойка сегодня в “Тихой гавани”. Приглашаю. Обоих. А успеете палку эту чертову найти, налью вам лично по литровой кружке. Договорились?

— Вот это другой разговор! — воскликнули Хватов с Хронов в голос, переглянулись, засмеялись и вышли из моего кабинета. А я, устало вздохнув, протянул руку к телефону.

— Наташа, — произнес я в трубку. — В “Тихую гавань” пойдешь?

— Пойду, если зовешь. Это свидание или попойка?

— Знаешь, лучше бы первое, — усмехнулся я. — Какие у нас улики есть по Катенко? — я их знал, но почему бы не спросить, чтобы просто о чем-то поговорить.

— По Катенко? Отпечатки его пальцев с тары, где хранились флаконы с тройным одеколоном. Капелька его крови на осколках тех флаконов. Но основного доказательства — оружия, которым произведено нападение — нет. И потому факт нападения на пупса, — Наташа прекрасно знала о том, как я называю сотрудников патрульно-постовой службы и с удовольствием использовала тоже слово, — пока не доказать. Конечно, этим занимаемся не мы, но оружие мы обязаны найти. Потому что без него нам не доказать разбой, совершенный Катенко…

Мы поговорили с Наташей еще немного, до того момента, пока в кабинет не вошел Саня, а потом я занялся работой. Зачитал до дыр дело Катенко, признав и про себя и вслух, что без этой дебильной палки ни хрена я не докажу. После еще раз просмотрел дело Сыкина, позвонил Насте и просто потребовал от нее, едва не срываясь на маты и рычание, чтобы она передавала материалы дела в суд. Наша работа по этому делу была закончена. Нам больше не с чем было работать.

Дальше началась работа с заявителями. Большую часть их принимал Саня, я всего лишь смотрел, изредка внося свой вклад в дело при помощи реплик, которые казались мне или смешными или устрашающими. У Сани дел в производстве неизмеримо больше, чем у меня, но так, наверное, и должно быть. Хотя я думал, что меня сразу же бросят на амбразуру вперед голой жопой…

Вот так, медленно, потихоньку подкрался вечер. И началось светопреставление! То есть попойка в честь моего первого дела.

Все попойки нашего отдела проходят в баре “Тихая гавань”. Во-первых, он недалеко, всегда можно унести павшего в бою с алкоголем товарища. Во-вторых, там спокойно, не нарвешься на идиотов, решившего по пьяни помериться с тобой гонором и силой. Наверное, это потому, что все знают, там, в баре, полиция гуляет. Ну к чему беспокоить этих ребят, не так ли?

В общем, началась у нас попойка. Которую я запомнил урывками. Кажется, я обнимался с кем-то, целовался тоже, получил пощечину за тот поцелуй и сразу же поцелуй за пощечину. Помню танцующего на столе Саню… И я там плясал, кажется…

Короче, напились мы знатно. Точнее, нажрались. Как кони педальные. А не как доблестные сотрудники правоохранительных органов.

Последнее мое воспоминание — сажусь за чем-то в такси, называю адрес и все...

Самое страшное в похмелье, на мой взгляд, — это то, что порой и не сообразишь, где ты проснулся. Конечно, бывает такое и без попойки. Но не сегодня и не для меня.

Так было и сейчас. Я с трудом разлепил веки, проморгался, ощущая себя Вием, языком вяло провел по нёбу, попытавшись смочить его, и, осознав, что больше всего на свете хочу пить и в туалет, начал медленно и неуклюже подниматься на ноги.

Удалось мне это, к моему сожалению, ни фига не с первой попытки. А только с третьей. Да и то не уверен. Просто после третьей я перестал их считать, сбившись со счета и слегка подзабыв, какая цифра идет после трех. Позабудешь тут, когда раз за разом обнимаешь пол в нелепых попытках встать. Привет с большого бодуна, так сказать.

Первое, что понял, когда поднялся, — я не дома. Это не радовало. Вот ни разу. Если я не дома, значит, куда-то не туда попал. А когда попадаешь куда-то не туда, обычно попадаешь в жопу. И это я про то, о чем вы наверняка подумали.

Второе — я, слава всем богам, еще не опоздал на работу. Если часы на стене и вид из окна не врали, была ночь. Точнее уже практически утро. Кому как нравится. Три часа ночи. Три часа утра. Главное — сейчас не день. Потому что если так темно днем, то что-то точно случилось нехорошее. Помните, как в “Гарри Поттере” все небо закрыло тучами, когда возродился Волдеморт? Тогда всему волшебному миру едва не пришел маленький, толстый и пушистый зверек. Песец пришел, короче. Вот и сейчас в мире властвовал этот зверь. Только времени у него было не так уж много — всего лишь до рассвета. Потому что ночь, встреченная неизвестно где да еще и с похмелья, — это точно песец. Если не сказать покрепче.

Сделав эти, несомненно важные, умозаключения и наконец поднявшись на ноги, я решил как можно скорее провести инспекцию здешнего санузла, если, конечно, такой имелся. Потому что обоссать штаны в придачу к похмелью… Это было бы таким позором, что мне не помогло бы даже застрелиться.

Мне удалось сделать пару шагов, держась за стену. После чего я остановился, тихо выругался и практически сразу протрезвел настолько, что похмелье мое умерло в страшных муках.

Теперь я точно знал, что песец прибыл в эту ночь и в это место персонально для меня. По другому и быть-то не могло. Хотя бы потому, что я сейчас видел на кровати у противоположной от меня стены.

Там лежала девушка. Красивая… Хорошо хоть не обнаженная. Но не это пугало. Не это мне дало понять, что песец своим пушистым хвостом укутал мои ноги, тело и, злорадно ухмыляясь, выедал сейчас мое лицо и мою дальнейшую службу в полиции.

Девушка была мертва. Однозначно и бесповоротно. Человек обычно не может жить с перерезанной шеей. В большинстве случаев. Так и эта девушка не могла. На ее шее была очень аккуратная рана… От уха до уха. И крови было море. На кровати и под ней.

Я медленно подошел к кровати и осмотрел девушку. Мертва. Красива. Блин… Обидно, когда красивые умирают… Нет, не так. Красота не критерий для обиды на смерть. Она, красота, тут не при чем совершенно. Обидно, плохо, когда людей, не важно каких — красивых или не очень, убивают. Вот так. Это неправильно. Убийство — всегда неправильно. Только никому этого не объяснить. Люди просто любят убивать. Все, без исключения. Каждому из нас хоть раз закрадывалась мысль об убийстве. Уродливая, страшная, но такая притягательная и прилипчивая, что порой от нее не избавиться, покуда не исполнишь...

Только сейчас, когда я подошел практически вплотную, увидел небольшую записку, лежащую на теле девушки. Сначала я хотел взять эту записку, но вовремя спохватился. Я и без этого оказался с похмелья на месте преступления. Если бы я еще оставил свои отпечатки на убиенной, то мне бы голову оторвала не Наташа, как эксперт-криминалист, за порчу улик. Все было бы намного круче. Там даже Федотыч не смог бы ничем мне помочь. Скорее всего, едва найдя мои следы на теле, меня бы обвинили в убийстве. Я и так уже был подозреваемым номер один. Похмелье и провал в памяти — лучшее объяснение для тех некоторых, что подумают, что именно я совершил это убийство. Давать им лишний повод в этом убедиться… Вот уж хренушки…

Я отошел на пару шагов от кровати и сделал несколько фотографий на телефон, который нашел в кармане брюк. Да, так нельзя, но пусть у меня будут фотографии. Только хранить их на телефоне тоже нельзя. Не только потому, что это какое-то извращение, хранить на телефоне фотографии убитой девушки, но и потому, что меня наверняка обыщут и при нахождении этих фотографий возникнет куча ненужных вопросов. На которые я вряд ли смогу дать адекватный ответ.

Я пересохранил фотографии на “облако”. Современные технологии тем хороши, что про “облака”, не те, конечно, которые в небе, а те, что в интернете, мало кто вспоминает сразу. И вот это промежуток времени мне очень пригодится, чтобы успеть выгрузить фотографии с “облака” куда-нибудь на флешку. А там их искать точно мало кто будет. Просто не подумают. Ведь если нет на телефоне, то значит их нет нигде. Логика незамысловатая, но как по мне — очень удобная.

Чтобы окончательно скрыть свои действия, я удалил фотографии с телефона, почистил кэш и наконец отошел от кровати с мертвой девушкой к двери. Пора было вызывать полицию.

Записка несомненно была написана с помощью шифра. Только здесь, в отличие от первой записки, вместо букв использовались какие-то закорючки. Я даже не стал пытаться ее прочитать. Все равно без двух дешифраторов — Сани и компьютера — у меня бы вряд ли это получилось.

Как я не заблевал все вокруг — отдельный разговор. Все это время я чувствовал, как желчь медленно пробирается по моему горлу, раз за разом пытаясь раздвинуть хоть на миллиметр плотно, до хруста, сжатые зубы. Но я выдержал это испытание, не зря все-таки я еще курсантом Академии ходил вместе со всем своим курсом в морг.

Для того, чтобы вызвать полицию, мне еще кое-что было нужно. А именно — адрес. Не позвоню ж я и не скажу, что вот, мол, дескать я труп нашел, приезжайте, куда — не знаю. Потому-то я и смещался аккуратно в сторону двери. Хотя… не только поэтому. Хотелось как можно быстрее выйти из этого дома, захлопнуть за собой дверь и вырвать из памяти мертвенно-бледную кожу с проступающими трупными пятнами. Забыть тонкий разрез на шее, забыть заляпанную кровью кровать и пол. Забыть, забыть, забыть…

Я вышел из дома так быстро, что некоторые олимпийские чемпионы по бегу удавились бы от зависти. И только отбежав от крыльца на несколько метров, я смог найти в себе силы и повернуться лицом к этому мрачному дому. С одной только целью — найти глазами табличку с адресом. Только вот на фасаде этой таблички не было. Я быстро сделал правильный вывод и вышел за ограду. Там, на заборе, табличка была.

Улица Советская, дом семнадцать. Частный сектор. Адрес мало мне что говорил, только что-то назойливо свербило где-то в глубинах моего неопохмеленного мозга, намекая на что-то. Но я мало что понял и тем более вспомнил. Только все-таки решился позвонить.

— Алло, дежурная часть?

— Дежурная часть Следственного управления Следственного комитета по городу Новогорск слушает.

— На улице Советская, дом семнадцать, найден труп девушки. Предположительно убийство. Приезжайте, — я сбросил вызов, не дожидаясь вопросов от дежурного или его подтверждения принятия сообщения.

Честно признаться, мне было уже на это плевать. Хотелось оказаться от всего этого подальше. Зарыться в одеяло, к примеру, посмотреть какой-нибудь фильм, где нет ни убийств, ни чего-то подобного. Хотелось просто отдохнуть. А не вот это вот все.

Конечно, это не правильно. Я ведь полицейский, у нас призвание и служба соответствующая. Защищать людей, расследовать преступления. Только вот… Мы тоже люди. Со своими слабостями и силами. И у каждого из нас они разные. Я мечтал расследовать преступления, защищать людей, но оказался просто не готов. Так бывает. Мечты мало. Нужна жизнь. Не просто работать полицейским, но жить им. А это мало кому удается. Мне вот с первого раза — не удалось. И в том моей вины нет. Человек слаб. Особенно перед лицом смерти. А эта уродливая паскуда, что порой прекрасней самой жизни… Она не умеет ждать, когда вы наберетесь опыта, чтобы с ней столкнуться. Она придет тогда, когда сама этого захочет.

Нет моей вины… Такое вот оправдание. Глупое, детское, но какое есть. Меня можно обвинить, что я оправдываюсь, не хочу принять чужую смерть… Обвиняйте, я это приму. Я сам себя за это обвиняю. Только вот… Что на моем месте сделал бы кто-нибудь другой? Вы можете спокойно смотреть телевизионные шоу, где герой пачками убивает злодеев. Вы считаете это правильным и даже не думаете порой, что так на самом деле не бывает.

Я виноват, что не смог принять чужую смерть. Не смог находиться рядом с трупом убитой девушки. А вы? Вы сможете касаться дыханием запаха мертвеца? Смотреть в покрытые “стеклом” зрачки? Вряд ли. Нас, меня этому учили. Но я не смог. Слишком страшно. Слишком больно.

Увидеть смерть и ничего не почувствовать — это хуже, наверное, чем самому убить. На такое даже роботы не способны. Не то что мы, я, люди, в общем.

На мое удивление, отреагировали на мое сообщение все-таки довольно быстро. Не прошло и получаса, как передо мной, сидящим у забора и бездумно разглядывающего сорванную ромашку, остановился “бобик”.

— Здравствуйте, это вы звонили по поводу трупа? — из нутра “бобика” вылезла девушка и подошла ко мне.

— Да, я.

— Следователь Кожемяко, Следственный Комитет. Представьтесь, пожалуйста.

— Павел Федорович Томин.

— Род занятий? Адрес?

— Это допрос? — Кожемяко кивнула. — Проживаю по адресу: улица Космонавтов, дом шестьдесят один, корпус четыре, квартира номер двенадцать, работаю в полиции. Следователем.

— Вот как? — удивилась Кожемяко. — Коллеги, значит… И каким же образом следователь полиции здесь оказался, позвольте узнать? — спросила меня Кожемяко.

— Сам не знаю, — развел я руками. Глупо было не признаться. Наверняка бы Кожемяко узнала, что я с бодуна. Если я бы стал это таить, проблем не оберешься. — Вчера вечером я закрыл свое первое дело, — начал я свой рассказ.

— Первое? — удивленно переспросила Кожемяко. — То-то я погляжу, что вы довольно молоды…

— Есть такое, но и вы не старушка дней моей печальных, — усмехнулся я.

— Попробую принять это за комплимент. Очень странный, но все же. Продолжайте, пожалуйста. Вчера вы закрыли свое первое дело… И?

— И я с товарищами устроил по этому поводу небольшой сабантуй, —вздохнул я. — Признаюсь, перепил. Даже слишком. По окончанию вечера я вызвал такси и… оказался тут. Примерно полчаса уже как очнулся.

— Это ваш адрес? — уточнила Кожемяко.

— Нет. Я же назвал уже свой адрес.

— Просто уточняю. У многих из города есть тут дачи…

— Нет, это не моя дача. Я даже не знаю, зачем я назвал этот адрес и называл ли я его вообще.

— То есть вы были пьяны, когда садились в такси? Пьяны настолько, что даже не помните, какой адрес вы назвали таксисту?

— Скажу так, я даже не помню, зачем вообще вызывал такси. От места, где проходил сабантуй, до моего дома всего пару кварталов.

— Вы помните хотя бы во сколько вы вызвали такси?

— Примерно в десять вечера. Точнее сказать не могу. Помню, что примерно в это время мы начали расходиться по домам. Надо у коллег уточнить.

— Уточним, — кивнула Кожемяко и повернулась: — Леша, ты мне понятых организуешь или что?

Я мог бы поклясться, что за секунду до этого вопроса никого подле нас с Кожемяко не было, а тут как лист перед травой… или как там было… В общем, вдруг откуда ни возьмись, появился какой-то парень. И сразу же заканючил:

— Ну, Ирина Никитична! — услышав отчество следователя Кожемяко, я не удержался и усмехнулся. Ирина оглянулась на меня, нахмурилась и вновь повернулась к Алексею. — Где я вам в такую рань понятых найду? Все нормальные люди спят еще.

— Ты мне сказки не рассказывай, Леша! Живо мне найди понятых! Как я, по-твоему, должна место преступления осматривать?

— А давайте задним числом, а?

— Я тебе сейчас твоим задним числом да по заднему месту! — Лешу как ветром сдуло, а Ирина повернулась ко мне:

— Продолжим, Павел Федорович?

— Да, конечно.

— Мы остановились на том, что вы сели в такси. А потом проснулись в доме. Так?

— Да, все так.

— Хорошо. Вы знали жертву? Где-нибудь видели ее?

Я вспомнил девушку, тонкую кровавую черту на шее, мертвенно-бледную кожу, трупные пятна на щеках вместо румянца… Вздрогнул и прохрипел:

— Нет, я ее не знаю.

— Ирина Никитична, я нашел понятых, — рядом с нами вновь, как черт из табакерки, появился Алексей. Я повернулся взглянуть на понятых — хотелось увидеть этих ранних пташек — и поперхнулся. Алексей привел на роль понятых двух мне небезызвестных личностей. Тех, кого я точно видеть сегодня не желал. Индира Анатольевна Пирогова и Пантелеймон Зурабович Авоськин.

— Блин, — прошептал я. Хотя хотелось взвыть, пасть на колени и призвать гром и молнию на свою голову. Но вряд ли бы кто это объяснил. Особенно эти двое.

Если Пирогову наш отдел узнал недавно, то с Авоськиным знакомство было настолько давним, что даже Клавдия Семеновна начинала плеваться на ей же свежевымытый пол, едва завидя Пантелеймона Зурабовича в отделе. Мне, в отличие от большинства сотрудников отдела, впрочем, повезло. С Авоськиным я был знаком только шапочно, понаслышке. Но и этого хватало, чтобы не иметь никакого желания с ним встречаться. Тем более по долгу службы.

Дело в том, что Авоськин был кляузником. И не простым. А настоящим мастером своего дела. Его заявления почитались Хватовым за шедевры и только они удостоились высокой чести висеть на стенах кабинета начальника участковых уполномоченных. Другие заявители просто еще не доросли до такого уровня, несмотря на все старания.

От заявлений Авоськина страдали все. Даже слишком громкое дыхание могло послужить ему поводом написать очередное заявление в полицию. Насколько я знал, Пантелеймон Зурабович писал не только нам. А еще в любые инстанции. Даже президенту писал. И ничего его не останавливало. Даже то, что нас несколько раз просили отреагировать совершенно противоположным образом от того, что он от нас ожидал.

Саня рассказывал, что за пару дней до того, как я стал работать в отделе, как раз произошел такой вот случай. Пресытившись кляузами Авоськина, нашему начальнику позвонили из администрации города и попросили немного утихомирить Пантелеймона Зурабовича. И буквально через час после этого звонка к Авоськину была направлена целая делегация: Саня Шиповалов, Андрей Хватов и Мурат Семенчук. Состоялась недолгая беседа, где гражданину Авоськину объяснили возможные проблемы, связанные с его деятельностью благодаря нескольким статьям уголовного кодекса. После чего Авоськин ненадолго приутих. Вот уже месяц о нем ничего не было слышно. Но увидев Авоськина и Пирогову вместе, я кое-что понял. А именно то, кто все-таки подсказал Пироговой написать повторное заявление. Слишком уж Авоськин был хорошо подкован в этом деле.

— Молодец, Леша, — прервала мои размышления Кожемяко. А получивший похвалу Леша довольно ухмыльнулся и неожиданно протянул руку мне:

— Здорово, Паша. Ты как здесь оказался? — я наконец вспомнил, кто такой этот Леша. Алексей Самятин был тем самым опером, что облаял не так давно Наташу. Наверняка сегодня он был дежурным опером, поэтому и оказался здесь.

— Здорово, Леша, — пожал я руку Самятину. — Сам не знаю, как здесь оказался. Ты сегодня дежурный, да? А кто из криминалистов? — почему-то мне не очень хотелось, чтобы сегодня дежурным криминалистом была Наташа.

— Я, Паша, я, — раздался очень знакомый мне голос, и Лев Борисович приобнял меня за плечи. — Молодой человек, я полагал, что вы сейчас отдыхаете в постели, тем более после такого чрезмерного возлияния. А вы здесь…

— Да, Лев Борисович, — развел я руками. — Вот так нелепо закончился мой праздник.

— М-да, я полагал, что вы уйдете вместе с Натальей… Она дважды просила вас пойти с ней домой. Вы соглашались, но все равно оставались. Даже поцелуй не помог вас переубедить… Очень жаль, кстати.

— Знаете, Лев Борисович, я бы тоже лучше пошел домой с Наташей, чем оказаться здесь. Но получилось по-другому.

— Лев Борисович, а вы были на праздновании закрытия первого дела Томина? —спросила Кожемяко.

— Да, Ирина Никитична. Конечно, я пробыл там недолго, всего пару часов, да и не пил. Все-таки я на дежурстве сегодня. Но, как я понимаю, вас мало интересует, чем именно я там занимался. Могу подтвердить, что Павел гулял на своем празднике. Без него его бы не было. И когда я уходил из “Тихой гавани”, Паша был настолько пьян, что с трудом стоял. Полагаю, вряд ли ему в таком состоянии удалось совершить убийство. Но точнее я скажу только после осмотра места преступления.

— Спасибо, Лев Борисович. Думаю, мы можем начать осмотр, — произнесла Ирина, а потом повернулась ко мне: — Павел, вам нужно пройти с нами. Покажете нам, где вы очнулись и подробно расскажете, что вы делали после этого.

— Мне казалось, я уже все рассказал, — пожал я плечами.

— Простите, но ваш рассказ сложно назвать полным. По сути, вы мне ничего не рассказали. Пойдемте! Понятые, не стоим, идемте за мной.

В общем, обратно в дом, в который у меня не было никакого желания возвращаться, мы зашли целой толпой: первой шла Ирина Никитична Кожемяко, следом за ней я, потом Лев Борисович и, наконец, последними Пирогова и Авоськин. Самятин пока остался снаружи — отгонять любопытных. Хотя зевак в такое время найти было сложно.

Лев Борисович первым делом, едва мы переступили порог дома, прошел к трупу девушки. Я хотел пойти за ним, но меня остановила Кожемяко:

— Павел Федорович, давайте продолжим. Покажите мне, где вы проснулись.

Я вздохнул и вернулся туда, где начался мой день. То есть к противоположной от кровати с убитой стене. Там я присел, прислонился к стене и произнес:

— Здесь, здесь я проснулся. Пару минут пытался сообразить, где это я оказался, потом еще пару пытался подняться на ноги, — я изобразил пьяного, который с трудом передвигается. — Наконец я встал и прошел пару шагов… Повернулся и увидел постель с девушкой. Подошел к ней и понял, что она мертва. После этого выскочил на улицу.

— Хорошо, мне понятно, — сказала Кожемяко. — Вы еще не вспомнили, как все-таки здесь оказались?

— Нет, — я и правда не помнил. Воспоминания заканчивались на такси. Да и те были слишком отрывочными. Проще говоря, ни фига я не помнил. — Наверное, приехал на такси, — продолжил я. — Только зачем я сел в такси, не помню, хоть убейте.

— В такси вы, Павел, сели по настоянию Натальи, — к нам с Кожемяко подошел Лев Борисович. — Наталья — это наш эксперт-криминалист, — объяснил он Ирине.

— А вы разве уже закончили, Лев Борисович? — удивилась Ирина.

— Не совсем, но там немного осталось. Предварительно могу сообщить, что смерть девушки наступила примерно десять-двенадцать часов назад.

— Причина смерти?

— У нее перерезано горло. Не ножом. Скорее всего какой-то проволокой или леской. Слишком тонкий порез. На теле также обнаружена записка. Она зашифрована, с шифром придется повозиться, мне такие еще не встречались.

— Хорошо, что-то еще?

— Девушке на взгляд примерно лет двадцать-двадцать пять, документов при ней нет. На подушке я обнаружил чей-то короткий светлый волос. Заметьте, девушка — темно-русая. Так что вряд ли этот волосок принадлежит ей. Я направлю его на ДНК-экспертизу. Также я снял все отпечатки с постели.

— Как мне кажется, вы действительно уже закончили, Лев Борисович, — усмехнулась Ирина.

— Я же уже сказал, Ирина Никитична, — не совсем. Еще нужно взять образцы крови с постели и пола. Также нужно провести химико-токсикологическую экспертизу крови Павла.

— А мою-то зачем? — удивился я.

— Подтвердить ваше алиби, несомненно.

— Зачем? Вы же сами сказали, что девушка умерла десять-двенадцать часов назад. В это время я еще был в отделе, меня там куча народу видела.

— Это так, Паша. Но экспертизу придется провести. Чтобы отвести от вас всякие подозрения. Тем более с даже примерным временем смерти этой бедной девушки я мог ошибиться.

— Лев Борисович, вы и ошиблись? Я в такое не поверю, покуда вы на моей свадьбе не сыграете дабку на ведре!

— Это очень может быть, Паша! И наверняка в довольно скором времени…

— Это как еще понимать?

— Ну как же! Вся “Тихая гавань” слышала, как вы признавались в любви Наталье.

— Блин! — мир потемнел, я почувствовал, как на моей голове зашевелились волосы, а в ушах набатом зазвенел марш Мендельсона. — Вот это я перепил, — прошептал я.

— Мне кажется, вы чем-то огорчены, Паша?

— Нет, нет, ничего такого, Лев Борисович! Ирина Никитична, у вас есть ко мне еще вопросы?

— Нет, Павел Федорович, — Кожемяко улыбалась, кажется, наш диалог со Львом Борисович ей показался донельзя забавным. — Вы можете идти. На сегодня, полагаю, мы закончили. Если возникнут вопросы, я вам позвоню.

— Паша, подождите меня на улице. Я скоро закончу и мы вместе поедем в отдел, — сказал мне Лев Борисович и ушел обратно к трупу.

Я вышел во двор и присел на крыльце. Самятин все еще скучал там. Не знаю, почему он не присоединился к следственно-оперативной группе в доме. Наверняка ведь у Кожемяко были к нему какие-то поручения, а Самятин бродил по двору, маясь от безделья.

— Леха, а ты тут что делаешь?

— Ну как, вот осматриваю двор.

— Убийство в доме произошло. Не во дворе. Давай топай в дом, там твои понятые бродят, как неприкаянные.

— Слушай, Паша, ты то как здесь оказался?

— Ты уже меня спрашивал, Леха. Думаешь, я при Кожемяко просто не стал говорить, да?

— Ну да, это же понятно, она и без твоих показаний уже сейчас на тебя всех собак может повесить…

— Не повесит, Леха. Доказательств моей причастности к убийству нет. А Ирина, как мне кажется, не из таких… А как я здесь оказался… Веришь или нет, но я не помню. Не помню и все тут.

— Не помнишь — это плохо. На этом комитетчики могут и сыграть. Паша, ты же не дурак, сам знаешь, как у нас все устроено.

— То есть ты тоже думаешь, что это я убийца? Так, да?

— Да с чего ты взял? Я просто помочь тебе хочу!

— Слушай, Леха, твоя помощь выглядит так, словно ты от меня признаний требуешь. А мне признаваться не в чем! Понятно тебе? Давай дуй в дом, хорош болтать!

— Ты не командуй! —проворчал Самятин и протопал мимо меня в дом, откуда ему навстречу вышел Лев Борисович.

— Сидите, Паша? — он присел рядом со мной. — Да уж, попали вы в приключение...

— И не говорите, Лев Борисович, — покачал я головой.

— Самое плохое, что могло случиться, конечно уже случилось, но я не ожидал от вас такого.

— Чего? — удивился я. — Я не убивал, вы же знаете…

— Дело не в убийстве, а в том, что на один из вопросов Ирины вы ей соврали.

— Вы ошибаетесь, Лев Борисович, я не лгал.

— Паша, я вас ни в чем не обвиняю, но вынужден предупредить: вскоре Ирина позвонит или придет к вам и этот разговор будет намного труднее для вас, чем был несколько минут назад. Вы ей соврали и она обязательно узнает правду. Получится нехорошо. Может быть, лучше сейчас сообщить некоторые факты, чем после страдать из-за этого?

— Извините, Лев Борисович, но я повторюсь — я Кожемяко не врал. Вот ни разу.

— Возможно, что вы сами не знаете, в чем вы солгали следствию. Не буду упорствовать, но прошу вас подумать. Вдруг вспомните.

Я мрачно взглянул на Льва Борисовича. Мне и без него казалось, что я что-то недоговорил по собственному незнанию. А теперь это ощущение только усилилось, заставляя вернуться уже казалось утихшую головную боль.

— Не глядите хмуро, Паша. Вы ничего не сделали, я вам верю.

— По большей части это меня и заставляет хмуриться. Хорошо хоть не ору благим матом от такой несправедливости. Я ничего не сделал. Вы правильно сказали. Там, — я указал на дом, — лежит кем-то убитая девушка. Возможно, это сделал я. И ничего не помню благодаря алкоголю. Я это сделал или нет, но я виноват. Я ничего не сделал! — в этот момент в моей памяти всплыл разговор с начальником об улице Петра Великого и я чуть ли не взвыл от осознания. Я наконец понял, о чем мне намекал Лев Борисович, что я не сказал следователю Кожемяко.

— Только поэтому я вас люблю и уважаю, Паша. Что вы еще не очерствели. Вы еще понимаете, — успокаивающе произнес Лев Борисович, похлопав меня по плечу.

Я мягко ему улыбнулся и поднялся на ноги. Надо было рассказать о моем отношении к этому дому Ирине Кожемяко. Потому что если она после узнает, то будет не очень хорошо. А мне это вовсе не нужно.

— Ирина, простите, — едва войдя обратно в дом, я обратился к следователю, которая что-то писала, сидя за небольшим столиком.

— Да, слушаю вас, Павел.

— Понимаете, я кое-что вспомнил… Наверное, вы сейчас меня неправильно меня поймете, но этот дом очень многое для меня значит...

— Очень интересно, — она быстро достала из папки чистый лист бумаги и с ожиданием взглянула на меня.

— Дело в том, что именно здесь, на улице Советская, дом семнадцать, десять лет назад некто Нежданов подстрелил моего отца, старшего оперуполномоченного Федора Томина.

— Даже так? — протянула Ирина. — Это многое меняет. Хотя тут как посмотреть. Вы не против, если я вам задам еще несколько вопросов?

— Да, конечно.

— Вы сказали “некто Нежданов”, значит вы не знаете, кто это?

— Да. Только фамилию. Да и услышал я ее только вчера. От своего начальника.

— То есть ваш отец никогда вам не рассказывал об этом случае?

— Никогда, — кивнул я. — Я знал, что его подстрелили во время задержания какого-то преступника, но кто именно и где это произошло, я узнал только вчера.

— При каких обстоятельствах вы узнали об этом адресе.

— Понимаете, — я ненадолго призадумался. Врать мне не хотелось, но рассказывать историю о шифрованной записке, которую мне кто-то подкинул, я тоже не хотел, — несколько дней назад я с товарищами по службе поспорил по одному поводу. А именно о том, существовала ли когда-нибудь в нашем городе улица Петра Великого. Чтобы это выяснить, следователь Анастасия Панина даже сделала неофициальный запрос в архив администрации города...

— Неофициальный запрос? — перебила меня Ирина.

— Да. Она позвонила подруге, та работает как раз в архиве администрации.

— Понятно, — усмехнулась Ирина. — Попросила посмотреть, была ли такая улица, если будет возможность. Так?

— Да, именно так.

— Паша… Можно я буду называть так? — я кивнул. —Паша, постарайтесь успокоится. Я пока ни в чём вас не обвиняю.

— “Пока”... Успокоишься тут… — проворчал я.

— Да, “пока”. Но, надеюсь, у меня не возникнет и впредь повода вас обвинить.

— То есть вы на моей стороне? Вы верите, что я не убивал эту девушку?

— Да, верю. Но я на стороне закона. Если появятся улики, говорящие не в вашу пользу, я обязательно должна буду все проверить.

— Простите, но я не понимаю, к чему такая откровенность?

— Я просто хочу помочь. Не более того. И все. Давайте продолжим, — мне показалось, но Ирина не стала почему-то договаривать свою мысль. Такое чувство, что она ко мне испытывала симпатию. И старательно боролась с этими глупыми для нее эмоциями.

— Хорошо, давайте продолжим, — вздохнул я.

— Значит, вы поспорили со сослуживцами об улице Петра Великого. Как связана эта улица с этим адресом?

— Все очень просто. Улица Петра Великого и улица Советская — это одно и тоже. Это рассказал мне мой начальник, подполковник Разин. Он же рассказал мне о Нежданове.

— Да, вы это уже говорили. У вас еще есть что сказать?

— Нет, — покачал я головой.

— Тогда вы свободны, Павел.

Я кивнул и уже со спокойной душой прошел к выходу из дома. Понятые проводили меня взглядом, Пирогова что-то хотела сказать, но ее отвлекли — Кожемяко позвала ее и Авоськина к своему столу. Наверняка, чтобы подписать протокол осмотра места происшествия. Или иные документы, составленные Ириной.

Я улыбнулся, обрадовавшись что мне не доведется сегодня пообщаться с Пироговой и Авоськиным, и вышел из дома.

— Поговорили, Паша? — встретил меня вопросом Лев Борисович.

— Да, Лев Борисович. Вы были правы. Даже на душе стало спокойней, когда я рассказал все, что знаю об этом доме.

— Это очень хорошо. Хотя не удивлюсь, что вас все-таки вызовут на допрос. Несмотря на ваш сегодняшний рассказ.

— Думаете? — пожал я плечами. — Вызовут — значит на то будут основания. А я не убивал и мне нечего таить, — последнюю фразу я произнес не так уверенно, как хотел. Шифрованная записка, говорящая именно об этом доме, мелькнула перед глазами и я замолчал. Потому что именно сейчас мог ляпнуть о ней и меня бы точно арестовали.

— Паша, — мягко покачал головой Лев Борисович. — Вы так говорите, словно именно я вас обвиняю и тащу на допрос.

— Извините, Лев Борисович. Наверное, это нервное.

— Понимаю. Не каждый день все-таки такое происходит. Тем более, что вы еще молодой.

— Лев Борисович, вы сейчас в отдел?

— Да. Полагаю, что Самятина ждать нет смысла. Сейчас его Ирина Никитична нагрузит — мама не горюй. Сам понимаешь, нужно обойти дома вокруг, опросить жителей — вдруг найдутся свидетели...

— Все верно, Лев Борисович, — на крыльцо вышла Кожемяко. — Вы с Павлом можете идти. Я жду от вас отчет как можно быстрее. Самятин! — позвала она опера. — Топай сюда, прекращай изображать бурную деятельность.

Не став ждать повторного предложения, мы с Львом Борисовичем пошли к машине.

Утро в отделе полиции №3 города Новогорска никогда не бывает солнечным. Скорее ураганным. Бесконечно звонит телефон в дежурной части, куда-то выезжают служебные машины, матерится Щукин в своем кабинете… Безумное броуновское движение сотрудников по кабинетам отдела изредка прерывается начальством, но после того как эхо от этого окрика затихает где-то в стенах отдела, все начинается сначала.

Так было всегда. И сегодняшний день не был исключением. Служебный “бобик” — верный и потрепанный годами полицейский “конь” — доставил нас со Львом Борисовичем прямо к крыльцу и тут же умчался куда-то, подняв клубы пыли.

Лев Борисович, едва мы переступили порог отдела, ушел к себе, кивнув мне на прощание. А меня на входе остановил Толик. А я-то надеялся добраться тихонько до своего кабинета и перед началом рабочего дня немного покемарить.

— Паша, тебя Федотыч ждет, — выдал мне Толик, высунувшись из своего окошка едва ли не по пояс. В принципе, я и без него предполагал, что начальник захочет со мной увидеться после произошедшего, поэтому совершенно не был удивлен и поплелся не к себе, а к начальнику.

Пройдя к кабинету Федотыча, я постучался и, приоткрыв дверь, сунул голову внутрь:

— Павел Федотович, можно?

— Заходи, — кивнул мне начальник.

Я распахнул дверь пошире и вошёл к начальнику уже полностью.

— Вы меня искали? — спросил я, остановившись у стола.

— Искал, — вздохнул Федотыч. — Скажи мне, Паша, ты совсем дурак или все-таки есть у тебя немного извилин в черепной коробке?

К моему сожалению, ответа на этот вопрос я не знал и потому лишь молча развел руками. Да, я вел себя не просто по-идиотски, а как нашкодивший школьник, которого застал директор с сигаретой в женском туалете. Только по-другому у меня вести себя не получалось. Рядом с Федотычем я постоянно чувствовал себя тем самым школьником. Думаю, большинство моих сослуживцев чувствовали себя рядом с Федотычем точно так же, как и я.

— Понятно, — усмехнулся Федотыч. — Ладно, я и сам знаю, что ты тот еще дурак. Но ты мне скажи одно — как ты там вообще оказался? Чего ты поперся на эту улицу Советскую? Все из-за того, что я тебе рассказал?

— Нет, — покачал я головой. — Это тут совсем не причем. Я и сам не помню, как там оказался. Бухой был… в зюзю!

— Что бухой был, это я без тебя знаю.

— Доложили уже?

— Зачем? Я все сам видел, — засмеялся Федотыч. — Мы потом Наталью всем баром отпаивали…

— Эм-м, — протянул я, почесав затылок в смятении.

— Ладно, ладно тебе, — махнул на меня рукой Федотыч. — Но смотри, не женишься на Наташке, — он погрозил мне пальцем, — я тебе не только некоторые причиндалы оторву, но и еще чего похуже сделаю.

Я сглотнул, воображение у меня было яркое и представить, что мог со мной сделать Федотыч, да и весь отдел в случае моего отказа жениться на Наташке, было очень просто.

— Ну так я пойду? — спросил я, с трудом уняв свое воображение, рисующее в моем сознание все более жуткие сцены расправы надо мной.

— Куда-то торопишься, Паша?

— Никак нет, Павел Федотович.

— Хорошо. Так все-таки, что там делал, на Советской?

— Не знаю, — пожал я плечами. — Очнулся, обнаружил труп, позвонил комитетчикам.

— А почему не в отдел? Или сразу понял, что прикрывать тебя мы не станем?

— Павел Федотович, это что, экзамен? — поморщился я. — В отдел я не стал звонить хотя бы потому, что толку мало было. Дежурный все равно бы вызвал комитетчиков, это их работа. Их подследственность, согласно сто пятьдесят первой статьей уголовно-процессуального кодекса. Если вам и термины правильные хочется услышать.

— Не заводись, Паша, — улыбнулся Федотыч. — Ты все правильно сделал, но и мне нужно было позвонить, а то я из третьих рук все узнал. Хорошо хоть знаю тебя, а то бы и правда поверил, что ты кого-то там завалил. Это мне так дежурный сообщил. Представляешь, как я обалдел?

— Дежурный вам сказал, что я кого-то убил? — ошеломленно переспросил я.

— Ага. И это спустя несколько часов, как ты позвал девушку замуж.

— Павел Федотович, моя женитьба — это не мотив и не предлог для совершения убийства!

— Ага, значит, хоть и пьяным был, но серьезные намерения имеешь!

— Да блин! — воскликнул я. — Я не об этом, Павел Федотович! Я не убивал… — вздохнул я.

— Знаю, Паша. Успокойся уже.

— Да я спокоен…

— А чего так на женитьбу свою будущую реагируешь? Или жениться не хочешь?

— Хочу, но не в этом дело…

— Ладно, Паша, в такую рань ты шуток не понимаешь. Иди отоспись, а потом мы с тобой нормально побеседуем, с какого перепуга ты на Советскую попёрся, да еще в дом, где обнаружился труп убитой девушки. Кстати, кто из комитетчиков дело ведет?

— Кожемяко, Ирина Никитична.

— Знакомая фамилия. И тут значит, уже династия образовалась. Наверное, на пенсию пора. Ладно, Паша, можешь идти. Потом поговорим.

Я кивнул и вышел из кабинета начальника. И только в коридоре смог наконец-то расслабиться. Несмотря на подколки насчет женитьбы, Федотыч был абсолютно серьезен тогда, когда спрашивал меня об убийстве на Советской. Хотя наверняка понимал, что я мало могу об этом рассказать. Да я сам это понимал. Потому что сам ничего не знал о произошедшем и как я там вообще оказался. Это мне только предстояло выяснить. Но чуть-чуть попозже. Когда немного посплю.

Спустившись по лестнице со второго этажа, я прошел по коридору до дежурной части.

— Толик, дай мне ключи! — попросил я, склонившись к окошку.

— О-па, Паша, какого хрена? Тебя же взяли за убийство! — воскликнул Невырязев, с удивлением уставившись на меня.

— Ты с чего такое взял? — спросил я, тоже нехило так удивившись.

— Ну как, из комитета звонили, я об этом начальнику потом доложил.

— Ну-ка, постой… Звонили из комитета?

— Ну да. Так, мол и так, вашего сотрудника, Томина Павла, взяли на месте преступления…

— Нихуя себе… А когда звонили?

— Сразу после того, как Самятин и Лев Борисович на вызов поехали.

— Что-то не складывается. Из комитета, говоришь? Хуйня получается, на мой взгляд, — задумчиво почесал я затылок. — Ладно, ключи давай. А про звонок из комитета забудь, хорошо?

— Вот, — Толик протянул мне ключи и ткнул пальцем в журнал. — Распишись.

— Благодарю.

— Паша, — окликнул меня Толик. — А все-таки, что там произошло?

— Где там? — обернулся я.

— На Советской, где тебя приняли комитетские.

— Интересно, как это меня "приняли", если я здесь? Толик, ты меня пугаешь!

— Ну ладно тебе, Паша! Рассказывай давай!

— Убийство там, Толя. Убийство. И меня, я повторюсь, никто не задерживал. Я свидетель, а не подозреваемый. Свидетель! Все понятно?

— Понятно, — проворчал Толик.

— Очень хорошо. А будешь петь всем, что я якобы задержан, заставлю тебя съесть журнал выдачи ключей. Ты меня понял?

— Понял, понял, иди уже, куда шел. Уголовничек, блин…

Улыбнувшись и погрозив Толику пальцем напоследок, я направился в свой кабинет, где едва сев за свой стол, уснул.

— Эй, спящая красавица, вставай давай уже! Лобызать тебя в уста я не собираюсь! Паша, блин! Вставай, говорю. — Разбудил меня довольно, можно сказать, жизнерадостный голос Сани Шиповалова.

— Блять, Саня! — я с трудом приподнял голову от стола. — Воды! И прекрати орать…

— Пей, мученик, — на стол опустился стакан с водой. — Ну как, лучше? — дождавшись, когда я жадно вылакаю весь стакан, участливо спросил Саня.

— Есть немного, — аккуратно кивнул я. При каждом резком движении в голове будто взрывалась небольшая бомбочка.

— Наташа аспирин в воду добавила. Так что должно помочь. Через полчаса будешь как новенький, — усмехнулся Саня.

— Люблю ее, — пробурчал я, опуская голову на стол.

— Это я знаю, — сказал Саня. — Это все теперь знают, Паша! На свадьбу пригласишь?

— Блин, вот же вчера я перепил, — скорбно пробурчал я.

— Ага, есть такое. Еще говорят, умудрился свою бывшую пассию убить…

— Что? — воскликнул я, мгновенно проснувшись и подскочив на стуле. — Тебе это Толик сказал?

— Ага, он самый. Но ты не переживай, я в пассию твою бывшую не поверил. Тем более в то, что ты ее завалил.

— Блять, убью придурка! Я же его предупреждал!

— Угомонись, Паша, — попытался меня успокоить Саня. — Ты лучше расскажи, куда ты делся из бара? С Наташкой вы точно не ушли, она с нами ушла, а вот ты…

— А я очухался на улице Советской, в доме номер семнадцать. Рядом с трупом девушки…

— Как? Неужели Толик правду рассказал?

— Нет, конечно. Никого я не убивал. Хотя сейчас очень хочется.

— В доме номер семнадцать, говоришь?

— Ага, по Советской.

— Прямо как в шифрованной записке было сказано…

— Да. И она оказалась ловушкой. Меня специально туда заманивали. Отчасти у них это получилось. Я проснулся там рядом с трупом. На котором, барабанная дробь, нашел еще одну записку. Тоже шифрованную.

— Да ладно? Ты, надеюсь, ее сфоткать додумался? — спросил Саня. Я кивнул в ответ, всем своим видом показывая, что ума мне хватило сделать фотографию. — Покажи, а?

— Как раз это хотел сделать. Все равно в шифрах я ничего не понимаю, — я достал из кармана телефон, быстро нашел в “облаке” нужную мне фотографию и переслал ее Сане. — Вот, лови.

— После гляну, — Саня прошелся по кабинету, потом подошел к моему столу и спросил: — Ты точно не убивал, Паша?

— Ебанутый, да? Сказал же, что нет. Я не убивал. Только не помню ни фига.

— Это плохо, — произнес Саня.

— Как будто сам не знаю, — проворчал я.

— Ладно, давай работать, что ли…

— Ты фотку посмотришь когда? Думаю, там что-то важное…

— Наверняка, — согласился со мной Саня. — Но сейчас у нас с тобой и без того дел невпроворот. Я ее вечером дома посмотрю. Ты про Катенко, надеюсь, не забыл?

— Блин, забыл, — поморщился я. — Сейчас позвоню Хронову и Хватову, может, чего нарыли. Они обещали же.

— И вчера ты им, кстати, наливал.

— Ну да, я вчера всем наливал...

— Ты им слово давал, что нальешь, если они палку Катенко найдут.

— А они не принесли, но я им налил… Вот же паршивцы…

Поднявшись из-за стола, я скорбно взглянул на пустой стакан и пошел к двери.

— Ты куда собрался? — спросил меня Саня.

— К Хватову, а потом к операм.

— А чего сам? Пусть они бегают, Паша!

— Я лучше пройдусь. Может быть, так быстрее голова пройдет.

— Ладно, болезный ты наш. Только еще один труп не найди, хорошо?

— Да тьфу на тебя. Мне и одного хватило. Ладно, если меня искать будут, ты знаешь, где я.

Путешествие из нашего с Саней кабинета до оперов было недолгим. Никого не встретив по пути, я быстро дошел до двери, на которой висела самодельная табличка “Опера”, постучался и вошел внутрь кабинета.

Честно признаться, обиталище оперов я не очень люблю посещать. Может быть, воспоминания детства тому виной, а может, еще из-за чего, но не люблю я кабинет оперов.

Я провел в этом кабинете большую часть своего детства. Отец приводил меня сюда вместо детского сада. И всегда этот кабинет был таким, каким я его увидел сейчас.

Потрепанная тахта в углу, на которой лежало несколько курток и чьи-то вонючие носки; обшарпанные столы, колченогие стулья, пыль и паутинка на окне. Паук и тот уже засох, но паутинка, которую я видел еще тогда, когда мне было лет пять, все еще висела на форточке.

За столом у окна сидел Хронов, с деланно умным видом читавший какую-то книгу.

— Что читаешь, Серега? — спросил я.

— Да так, беллетристика, — усмехнулся Сергей и, сделав закладку, положил книгу на стол. — Чего хотел?

— Ты оружие нашел? Ну палку по делу Катенко?

— Нет. Уж извини, но нет ничего. Наверняка какой-нибудь пацан уже подобрал и с ней играет.

— Понятно, — вздохнул я. — Значит, я тебе зря наливал вчера?

— Зря, Паша. Признаю. Сегодня еще поищу, ладно?

— Поищи, Серега. Очень нужно. Сам все понимаешь…

— Конечно понимаю, Паша. Я поищу. На пустырь загляну, пацанов поспрашиваю, может, и правда кто из них подобрал.

— Вот, — кивнул я. — Вижу, Серега, что ты работаешь, а не просто трындишь. Значит, не зря я тебе вчера наливал…

— Паша, ты только из-за этого заходил? Из-за Катенко? — спросил меня Хронов, едва я повернулся к двери.

— Ну да, — пожал я плечами. — Ностальгией не страдаю. Ты бы, Серега, убрался хоть в кабинете. А то тут все так же, как и лет десять назад.

— Да ладно? Мы убираемся изредка, — почесал затылок Серега.

— Понятно, — усмехнулся я. — Ищи оружие Катенко. Ищи, Серега.

Я вышел из кабинета оперов, вдохнул с удовольствием чистый воздух и пошел к Хватову.

Кабинет Хватова отличался от оперского как небо от земли. Там все всегда было чисто и аккуратно. Сложно было поверить, что в этом кабинете, как и в оперском, обитали мужики. Слишком уж чисто было. Но в том была особенность Хватова. Аккуратист, хоть и никто в отделе его не назвал бы чистоплюем. Просто любил он порядок. И старался, как мог, его поддерживать.

— Андрей, здорово! — поприветствовал я Хватова, зайдя к нему в кабинет.

— Привет, Паша. Какими судьбами?

— Да все теми же. Палку нашли или даже не собирались?

— Какую палку? — удивленно уставился на меня Хватов.

— Которую ты кинуть хочешь Шарлиз Терон, — проворчал я. — Катенко, Андрюха, Катенко!

— Тьфу ты, забыл совсем уже о ней. Но Зернова я предупредил. Тебе его номер дать?

— Давай, — вздохнув, я взял ручку с его стола и стикер.

— Кстати, я там к вам женщину одну отправил, — продиктовав мне номер Зернова, сказал Андрей. — Забавный случай, думаю, тебе понравится.

— Что за женщина? — нахмурившись, спросил я.

— А вот к себе в кабинете сходи и там все узнаешь.

— Ты меня пугаешь, Андрей. Может, все-таки расскажешь в двух словах?

— Нет. Извини, но нет. Сам все увидишь. Кстати, если она заявление напишет, копию мне принеси, для истории.

— Вот как? Ладно, принесу. Если написала. А ты палку принеси. Сегодня.

— Мне, кстати, Йоханссон больше нравится, чем Терон, — ни к селу, ни к городу, как мне показалось, вдруг добавил Хватов. Я пожал плечами и, не став отвечать ничего на заявление об Андрюхиных предпочтениях в женщинах, вышел из кабинета.

Звонить Зернову я не стал. Успеется. Вместо этого я поспешил к себе в кабинет. Все-таки Хватов своей женщиной меня заинтересовал. Хотелось мне узнать, что нашел забавного в этой женщине Хватов, раз попросил принести копию ее заявления себе для истории.

Только благодаря Хватову и его интересной женщине я не стал даже останавливаться возле дежурной части, чтобы сделать Толику “последнее китайское предупреждение”. Просто прошел мимо, показав нашему вечному дежурному кулак.

Дверь в наш с Саней кабинет почему-то была открыта. Одно это уже смущало. Обычно дверь мы держим закрытой. Не очень удобно работать, когда по коридору взад-вперед снуют люди. Конечно, бесконечное хлопанье двери тоже отвлекает, но это все равно лучше, чем если бы дверь у нас была всегда открыта.

Из кабинета раздавался недовольный голос Сани. Хотя, когда он говорит таким тоном, его просто неудобно называть Саней. Лучше — капитан юстиции Александр Шиповалов.

Саню очень сложно вывести из себя, он всегда работает с улыбкой. И люди на эту улыбку покупаются. Даже Панина говорила, что благодаря своей улыбке и веселому нраву Саня узнает от людей больше, чем те могут сказать.

Когда Саня чем-то недоволен, это обескураживает. Сложно представить, чтобы Саню что-то могло вывести из себя. За то время, пока я работаю в полиции, такое я видел всего пару раз. И сегодня был как раз второй.

— Что случилось, Александр? — официальным тоном обратился я к Сане, быстрым шагом войдя в кабинет. Долго слушать его недовольство, стоя у кабинета, я не стал, понимая, что чем дальше, тем будет хуже.

— Вот, гражданка Дядина пришла с заявлением, — в голосе Сани, как и во взгляде, плескалась надежда.

— Товарищ капитан, может быть, я его тогда приму? — предложил я. — Все-таки у вас много дел, да и начальство вас спрашивало.

— Спасибо, Павел, — поддержал мой официально-шутливый тон Саня. — Гражданка Дядина, изложите, пожалуйста, вашу проблему следователю Томину, — обратился он к женщине, сидевшей напротив него, и, не дожидаясь ее согласия, как можно быстрее ретировался из кабинета.

Только сейчас я обратил свое внимание на Дядину. А там было на что обратить внимание. Дядина была женщиной такого огромного роста, что даже некоторые баскетболисты скромно дышали бы ей в пупок. И заметил я это только тогда, когда Дядина поднялась со стула и подошла ко мне. Я не был баскетболистом и никогда на свой средний рост не жаловался. Но рядом с Дядиной сразу почувствовал, что комплекс Наполеона по мне плачет.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — указал я Дядиной на стул возле моего стола. Сев за стол, я спросил:

— Ваше имя? Фамилия?

— Дядина Степанида Акакиевна, — как я не спросил, не является ли дядя Степа ей родственником, ума не приложу. Как это не спросил Саня, если он это не спросил — вообще не представляю.

— А меня зовут Томин, Павел Федорович. Я младший лейтенант юстиции, следователь. Хорошо, расскажите мне, какая проблема вас привела в полицию? — спросил я, поборов желание все-таки спросить ее о дяде Степе.

— Вы знаете, я не знаю с чего начать. Я уже рассказывала вашим коллегам, но мне они ничем не смогли помочь… Я боюсь, что я зря пришла.

— Вы сначала расскажите мне, а потом мы с вами сообща решим, зря вы пришли или нет. Хорошо?

— Хорошо, — кивнула Дядина, вздохнула, оглянулась зачем-то по сторонам, а потом сказала: — Знаете, я думаю, что мой сосед сверху… Он убийца!

— Вот как? И с чего вы так решили?

— Понимаете, уже несколько ночей подряд из его квартиры раздаются душераздирающие крики… Мне кажется, он кого-то там пытает…

— Так… — задумался я на пару мгновений. — Скажите, Степанида Акакиевна, а вы сообщали о своих предположениях вашему участковому?

— Нет, — замялась вдруг Дядина. — Стыдно признаться, но я не знаю, кто в нашем доме участковый. Я совсем недавно переехала в этот город…

— Ясно, а где вы проживаете?

— На улице Космонавтов, дом пятьдесят семь, квартира одиннадцать.

— Даже так? Мы с вами практически соседи. Думаю, я смогу вам помочь, — мне повезло, что именно сегодня Хватов дал мне номер Зернова, который был участковым как раз в нужном мне районе.

— Я буду вам очень благодарна! — Дядина даже заулыбалась. Наверняка вообразила себе, что я лично отправлюсь вместе с ней к ее соседу и задержу его как маньяка. А она потом будет рассказывать эту эпичную историю всем желающим. Но ее мечтаниям не суждено было сбыться.

Я достал телефон из кармана и набрал телефон Зернова.

— Денис, здорово! Это Томин.

— Привет. Чего случилось? Ты по поводу палки Катенко? Пока результатов нет. Уж извини.

— Не только из-за Катенко. Об этом потом. Тут другая тема нарисовалась.

— Что там у тебя?

— Тут ко мне обратилась гражданка Дядина, с улицы Космонавтов, дом пятьдесят семь, квартира одиннадцать. Она мне сообщила, что из соседской квартиры сверху раздаются странные звуки. Можешь проверить?

— Да легко. Я как раз рядом с этим домом. Тебе потом отзвониться?

— Да, конечно. Мы с гражданкой подождем твоего звонка, — с этими словами я нажал кнопку отбоя и обратился к Дядиной: — Ну вот и все. Сейчас участковый проверит ваше сообщение и все будет хорошо.

— Ой, спасибо вам, Павел Федорович. Вы не против, если я с вами подожду, когда вам участковый позвонит?

— Нет, конечно, я же и сам это сказал. Кстати, скажите, а кто вас к следователям направил?

— Я сама пошла. Я сначала в дежурную часть обратилась, там такой вредный молодой человек сидит… Он меня к начальнику участковых уполномоченных отправил. Я к нему зашла, но он меня и слушать не стал… Сказал, что убийствами участковые не занимаются. Еще сказал, чтобы я в комитет шла. Ну я тогда и пошла к следователям. Ваш коллега тоже был не очень вежлив. Я понимаю, раннее утро, работать не охота, но он меня чуть ли не открытым текстом послал куда подальше… А потом вы зашли…

— Понятно, — кивнул я. — Вы уж простите моих коллег, они ведь тоже люди. У всех у нас бывают плохие дни.

— Я не обижаюсь, — пожала плечами Степанида Акакиевна. — Большинство людей меня вообще не воспринимают всерьез, в первую очередь из-за моих фамилии и имени…

Зазвонил мой телефон. Я принял вызов:

— Алло?

— Это я, Зернов. Поговорил я уже с соседом этой Дядиной. Ты себе не представляешь, что он выдумал...

— Рассказывай.

— Короче, так. Недавно у этого соседа квартиру вставили. Так вот, этот выдумщик придумал простую, как он говорит, сигнализацию. Он оставляет в квартире на видном месте включенный смартфон. А потом периодически ночью звонит на него. Если никто трубку не берет и она не отключена, значит никто в квартиру не забрался…

— Интересный способ.

— И действенный, по его мнению. Только вот, что благодаря тому способу можно нарваться на штраф из-за нарушения тишины ночью, он не учел. Я ему это объяснил и больше он так делать не будет.

— Спасибо, Денис, — я дал отбой и взглянул на Дядину. — Вот и все, Степанида Акакиевна. Сосед ваш вовсе не убийца и очень сожалеет, что шумел ночью.

— Да? — удивленно взглянула меня Дядина. — Это очень хорошо! Спасибо вам, Павел Федорович. Только...

— Что?

— Понимаете, Павел Федорович, я заявление написала… Меня дежурный ваш заставил…

— Вот как? Ну давайте его мне и забудем о нем, хорошо? Ведь мы разобрались же с вашей проблемой. С вашим соседом была проведена профилактическая беседа. Больше он шуметь по ночам не будет.

— Хорошо, — согласилась со мной Дядина и протянула мне заполненное заявление, достав его из сумочки. Бегло прочитав, я убрал его в ящик стола и произнес:

— Все, Степанида Акакиевна, вы можете идти.

— Спасибо вам, Павел Федорович! А еще говорят, что менты — козлы...

Оставив меня ошеломленным своим последним заявлением Дядина вышла из кабинета, а я еще минут пять пытался сообразить, оскорбила меня она или нет. Размышления мои прервал телефонный звонок.

— Томин, слушаю.

— Выспался, Паша? Подойди, побеседуем, — звонил Федотыч.

— Понял, сейчас подойду.

Вновь кабинета Федотыча. Только обстановка уже не такая неформальная, как была несколько часов назад. Федотыч был необычно серьезен, что водилось за ним редко.

— Борисыч сказал, что твои отпечатки есть только на полу в углу комнаты и на стене. От двери и до того угла, где нашли твои следы, едва заметные следы волочения. Скорее всего, это тебя туда волокли. Но кто? Попытайся вспомнить, что было дальше после того, как ты сел в такси.

Я крепко задумался. Несмотря на то, что аспирин уже начал действовать, в голове был сумбур. Не память, а обрывки того, что происходило вчера. Да и то, только до того момента, когда я в компании сослуживцев оказался в баре.

— Не помню, — надеюсь, в моем вздохе чувствовалось покаяние. — Я такси не помню. А вы говорите вспомнить, что было дальше. Да я половину того, что в баре было не помню…

— Синька чмо, — улыбнулся Федотыч, а я с удивлением взглянул на него. Нет, я знал, что Федотыч — очень разносторонний человек, но вот таких выражений от него вообще не ожидал.

— С Кожемяко я тоже успел пообщаться, — продолжил Федотыч после короткой паузы. — Тебя она не подозревает, можешь выдохнуть. Но в деле есть много странностей, и у Кожемяко еще обязательно к тебе будут вопросы. Ты пока единственный свидетель.

— Если чем-то я смогу помочь, — произнес я.

— Куда ты денешься? Ты не расслабляйся, пытайся восстановить свою память. В бар вечером сходи, видео посмотри со своими приключениями. Только не пей.

— После того, как я проснулся рядом с трупом, пить мне как-то не хочется.

— Дело хорошее, конечно, но ведь все равно не получится. Пить в нашей службе — наверное, единственный способ найти выход.

— Выход куда?

— Не куда, а откуда, Паша. Вся наша работа — это геморрой. Жуткий, неприятный, с кровью из задницы. Про постоянную чесотку той же задницы скромно умолчу. Но и ты сам все это знаешь. Вот откуда мы все пытаемся найти выход. В алкоголе, в тишине, в семье… Кто как, в общем. Ладно, не буду грузить тебя философией. Что ты сам можешь сказать по этому делу? Я почему-то не уверен в том, что ты, именно ты, оказался там случайно.

— Если честно, Павел Федотович, я тоже так думаю. Но почему именно я — не знаю. Может, это связано с Неждановым?

— Может быть, — кивнул Федотыч. — Как я понимаю, ты об этом Нежданове ничего не знаешь, не так ли?

— Только то, что вы вчера мне рассказали. И ничего не больше. Я вот думаю, может, я сам таксисту указал адрес Советской? Ну, чтобы посмотреть, где моего отца сделали инвалидом.

— Я вообще удивлен, что сразу после нашего разговора ты не метнулся туда. А только по пьяни там оказался.

— Работы было много, да и нечего мне там было делать, — вновь перед глазами мелькнула зашифрованная записка. Только Федотычу пока не нужно об ней знать.

— Ну да. Ладно, если тебе нечего больше сказать, можешь идти.

— Хорошо, Павел Федотович, — я поднялся из-за стола и уже был у двери, когда Федотыч меня окликнул:

— Кстати, по Катенко, оружие его так и не нашли?

— Нет.

— Плохо ищете. На пустыре делать нечего, пусть посмотрят по кустам у ларька.

Я не стал спрашивать о том, откуда Федотычу известно, что опера решили искать оружие Катенко именно на пустыре. Все-таки у него опыта намного больше.

— Спасибо, я дам наводку парням.

— Ладно, иди. Шиповалову скажи, чтобы ко мне зашел.

Выйдя от Федотыча, я выдохнул с облегчением. Неприятный разговор получился. Липкое, противное такое ощущение было, что Федотыч меня подозревает в убийстве девушки. Захотелось помыться. Содрать с себя кожу. Нелепое чувство для следователя. Но моя маска спокойствия и безразличия все еще находилась на починке у мастера. А у других, у сослуживцев, не одолжишь. Маска у большинства из них приросла к лицу, не оторвешь.

Я вернулся к себе в кабинет и передал Сане про вызов к Федотычу на ковёр. Оставшись один, я не стал грузиться размышлениями о своей жизни и службе. Часто об этом думать не стоит — депрессия одолеет. Нужно жить, работать, дышать, любить, а не фигней страдать. Чем больше ты думаешь, что ты не на своем месте, тем быстрее это место становится действительно не твоим. Действие равно противодействию. Третий закон Ньютона и в жизни, не только в физике, работал так, как его когда-то сформулировал яблоком по темечку меченный йомен.

Вместо того, чтобы копаться в себе, я приступил к работе. Несколько заявителей уже ждало в коридор. Выглянув из кабинета, я позвал первого из них.

— Здравствуйте, проходите, рассказывайте, что у вас случилось.

Молодой человек, которого я позвал первым, заметно нервничал. На мгновение мне даже почудилось, что парень сомневается в правильности своего визита в полицию. И это меня еще больше заинтересовало.

— Ну? — спросил я, устав ждать, когда парень начнет говорить.

— У меня деньги украли. С карты, — голос у парня был тихий, но он не мямлил, говорил спокойно. А глаза выдавали его с головой. Он волновался. Видно, кража произошла как-то необычно.

— Как это произошло?

— Меня зовут Алексей. Алексей Головин, — я едва не брякнул, что меня зовут Бонд, Джеймс Бонд, но промолчал. — Я на сайте знакомств познакомился с девушкой. Начали переписываться, она предложила встретиться в реале…

— А на утро вы проснулись и денег нет, так? — припомнив похожий случай, про который читал в Интернете, перебил я Головина.

— Нет. Мы так и не встретились, — совсем загрустил Головин. Потом неожиданно воспрянул, порылся по карманам и протянул мне телефон: — Вот, сами посмотрите.

На экране смартфона отображалась переписка с некой Катей. Я с интересом прочитал ее:

«Приветик, ты мне номер оставил на сайте. Какой город у тебя?»

«Привет. Из Новогорска я»

«Отлично, в данный момент здесь нахожусь. Тебя реал встречи интересуют?»

«Было бы неплохо»

«В общем, смотри, я индивидуалка, могу много чего тебе предложить: провести встречу 1 час — 2000р, ночь — 8000р!! Для того, чтобы продолжить, оплати хотя 50р! чтобы я понимала, что настроен серьезно!) После оплаты все обсудим и продолжим! Давать куда оплатить 50р, и начнем обсуждение встречи?))»

Вместе с последним сообщением были фотографии. Они... были… многообещающими. Первые два фото отображали симпатичную девушку в черном полупрозрачном и коротком платье, застывшую в красивых позах. На последующих фотографиях была тоже она, но уже без макияжа… и без одежды.

— Вы согласились скинуть ей полтинник, так? — спросил я, возвращая обратно смартфон Головину.

— Да. Сам понимаю, что глупость совершил, но…

— Красивая… Я бы ей тоже скинул денежку, — усмехнулся я. — Успокойтесь, я вас не осуждаю. Вы же не сутенер, а она — не проститутка.

— А кто она?

— Скорее всего, она — это он. Сидит себе зек в колонии и вот так развлекается. Не вы первый, не вы последний. Давайте напишем заявление и мы начнем искать.

— Шансы хоть есть?

Шансов вернуть деньги у парня практически не было. У Сани, к примеру, в работе было штук десять дел о мошенничестве. И иначе как “глухарями” он их не называл. Мошенники, кроме разве Сыкина, не стремились быть пойманными и постоянно изобретали все новые и новые способы увести у простых граждан их кровные денежки.

— Скиньте мне, пожалуйста, скриншоты переписки с этой девушкой. Я их приобщу к делу. Также мне нужна выписка из банка об операциях по вашей карте.

— Я ее принес, — Головин протянул мне несколько листов бумаги А4, скрепленные степлером.

— Хорошо, спасибо, — я взял из ящика стола бланк заявления и протянул его Головину. — Пишите заявление. Как напишите, я провожу вас к операм, там еще раз расскажете свою историю.

— А там я уже был. Дежурный сразу опера позвал.

— Понятно. Значит, объяснение вы уже написали. А чего здесь стеснялись?

— Не знаю, — пожал Головин плечами. — Неудобно как-то…

— Неудобно, сам знаешь, спать на потолке. А у тебя путем мошеннических действий деньги украли. Много хоть украли? — я еще не смотрел выписку, да и сам Головин не называл сумму украденных у него денег.

— Семьдесят тысяч. Всю зарплату сняли.

— Неплохо поживились. Но ты давай пиши.

— Как будто заявление вам поможет найти эту Катю, — проворчал Головин.

— Ты прав. Не поможет. Но ты пиши. Потом мы еще к тебе поедем, осмотрим место преступления. Ты, кстати, откуда?

— Из Лугового я.

Я невольно поморщился. Луговой — небольшой поселок, тоже, как и Старохолмье, относился к нашему отделу. Только вот Луговой, в отличие от того же Старохолмья, находился в тридцати километрах от Новогорска.

— Ну да, далековато, — развел руками Головин.

— Все равно придется ехать. И не важно, далеко ли это или близко.

— Так, Паша, срочно требуется чай! — дверь открылась, и без предупреждения войны в образе урагана в кабинет ворвался Саня. Почему ураган? Да хотя бы потому, что он умудрился напугать Головина и тот едва не проглотил ручку, при этом успев оставить несколько непонятных каракуль в заявлении.

— Вот, возьмите, — я достал из стола новый бланк и протянул его Головину, а строго посмотрел на Саню, надеясь его устыдить.

— Чего? — думаю, не нужно говорить, что моя попытка пропала втуне. — У меня стресс!

— Во-первых, Саня, ты не девица, чтобы бессовестно пользоваться любой стрессовой ситуацией. А во-вторых, у меня заявитель. Что он теперь подумает о полиции?

— А чего ему думать о полиции? — Удивился Саня. —Пусть лучше думает о скорой зарплате, девочках и так далее. Тоже мне, выдумал, о полиции думать…

— Саня, угомонись, а?

— Да ладно тебе, Паша. Меня начальник сейчас против шерсти так погладил, что мне хочется орать, прыгать и кусаться.

— Это он вам горчицы пониже хвоста намазал, — неожиданно вставил Головин.

Мы с Саней удивленно посмотрели на него, переглянулись, а потом расхохотались.

— Что тут у вас, кстати? — с трудом успокоившись, спросил меня Саня.

— Мошенничество, сейчас придется в Луговой еще ехать. Осмотр места преступления делать, — уныло вздохнул я.

— А зачем? — уставился на меня Саня.

— А как еще-то?

— Паша, ты меня поражаешь. Сейчас вот парень напишет заявление и поедет домой. А там сделает тебе фотографии своего дома, своей квартиры и так далее. У вас ведь с карты деньги увели, так? — спросил он у Головина. Тот лишь кивнул. — Ну вот. Сделайте фотографии, отправите их Павлу Федоровичу и все, ему не придется ехать к вам. Как, согласны?

— Да. Я вообще не хочу, чтобы кто-нибудь в поселке узнал, что у меня деньги украли.

— Вот и договорились.

Написав заявление, Головин ушел, и мы с Саней остались в кабинете. Ненадолго. Я даже не успел пригласить следующего заявителя или расспросить Саню о причинах его стресса, как в кабинет заглянул Знатко.

— Здорово, Паша. Говорят, ты решил сферу деятельности сменить на прямо противоположную?

— Нет. Просто проснулся не в том месте и не в то время, — чую, что пока весь отдел не пройдется по тому, что я нашел себя рядом с трупом, никто не успокоится. Лучше бы насчет женитьбы моей шутили.

— Понятно, а у меня сейчас такой персонаж был…

— Что за персонаж?

— Да, блин, представляешь, патрульные притащили тут одного забулдыгу. Он в магазине кубик куриный украл.

— Прикалываешься? Кубик? Галина-бланка?

— Ага, буль-буль который. Ты прикинь, его уже второй раз ко мне за неделю приводят. В первый раз пару огурцов попытался затырить, сегодня, вот, кубик куриный.

— Ну и? Два мелких хищения. Первое — это административка, второе — уже уголовка…

— Не учи ученого, я тоже когда-то учился. Я это знаю, но не знаю, что с этим полудурком делать.

— Так его же оформлять надо, так?

— Нахрена, Паша? Я ему дал леща и выкинул нафиг из отдела. Еще бы я из-за кубика какого корячился и зарывался в бумаги.

— Но как же?

— Да вот так. Сам подумай, нахрена он украл кубик куриный? Если при этом бутылку водки он купил?

— Вообще хрень какая-то получается.

— Именно, хрень. Но это для тебя оно — хрень. А для меня — дело ясное. Пожить мужику тихо и спокойно захотелось. Знает он прекрасно про два и больше мелких хищения и чем это для него может обернуться. В тюрьму он хочет попасть, понятно?

— В тюрьму? Сам? — удивился я.

— И такое бывает. А что, там ведь сейчас хорошо… Бесплатное питание, режим дня, а что соседи есть, так это не страшно, опыт коммуналок у всякого постсоветского мужика имеется.

— Ты, случаем, не маркетолог? Так тюрьму расписал, что мне туда самому захотелось! — улыбнулся я.

— Угу, вот и мой забулдыга туда лыжи вострит. На свободе ему делать нечего, он только пару месяцев назад откинулся. Что ему здесь? Работы нет, квартиру жена на себя переписала и с ним развелась. Короче, как ни посмотри, все ему лучше обратно в колонию вернуться. Но это он так думает. Я же мыслю иначе. Нехер ему там делать. Пусть лучше едет на Дальний Восток, к примеру. На вахту.

— Бывших сидельцев туда не берут.

— Берут, Паша, еще как берут, только смотря, кто и как попросит, — усмехнулся Знатко. — Ладно, я пойду.

— Топай уже, не мешай работать, — благословил его на путешествие из нашего кабинета до этого молчавший Саня.

— Тебя Федотыч из-за чего взгрел? — Едва Знатко ушел, я повернулся к Сане.

— За тебя, Паша. За тебя.

Давным-давно, когда я еще не особо думал о том, что когда-нибудь стану полицейским, мне сказали, что я чем-то смахиваю на Гарри Поттера. Не внешностью, конечно, у меня нет глаз Лили Эванс и непокорной шевелюры Джеймса Поттера… Нет глаз Лили Эванс… Звучит, словно я в холодильнике держу глаза разных женщин. А в шкафу скальпы их супругов. Своеобразная коллекция такая… Маньяк, наверное, был бы счастлив. А я вот не очень. У меня ведь нет в коллекции глаз изумрудного цвета матери Гарри Поттера...

Бр-р-р, какая мерзость... И даже заливной рыбы не нужно...

В общем, внешность тут была не при чем. А вот характер, то есть его некоторые черты… Было такое, я даже спорить не стану. Если, конечно, умение попадать в приключения можно назвать чертой характера. Конечно, в моей жизни не было доброго дедушки Дамблдора с его зловещими планами вырастить из меня героя… Не было и Темного лорда Волдеморта, который стремился как можно скорее прервать мою жизнь, считая меня главной занозой в своей заднице… Но у меня все получалось и без них. Вполне успешно получалось. Честно признаться, я даже не пытался что-либо изменить. Это сейчас, ранее пытался. Но сейчас… Смысла не было. Все равно, едва выбравшись из очередного приключения, я попадал в следующее.

Работа следователем подразумевает под собой в основном интеллектуальную деятельность, и я предполагал, что здесь со мной будет происходить поменьше хрени, чем обычно. Как я ошибался… И ведь началось все не с ведра, если кто об этом подумал. Все началось задолго до него. Ведро лишь стало убийцей моих мечтаний о спокойной службе без приключений, охотящихся за моей многострадальной задницей. Но не случилось.

Едва Саня произнес: “За тебя, Паша, за тебя”, — в моей голове зазвучал… Нет, не Николай Расторгуев, хотя лучше бы он, конечно, но набат колокола и причитания старух у церкви. Вот такая своеобразная похоронная песнь. Почему сразу похоронная? Сашка, может, и балагур, приколист и так далее, но не в этом дело. И даже не в том дело, что он уже без малого месяц подкалывает меня насчет Насти. Сейчас вот насчет Наташки начнет, но не в этом суть. А суть в том, что мы с ним в одном кабинете сидим, и он не только мой сосед по этому самому кабинету, но и мой наставник, на минуточку. И, если его взгрели за меня, значит, я где-то серьезно накосячил. То есть, как обычно, сел я голой жопой на ежа, словил маслину, поймал за хвост кукушку… Проще говоря, очередное приключение меня догнало, а я еще с другими, севшими мне на шею, не разобрался.

— Рассказывай, Саня. Это из-за трупа той девушки? — Саня кивнул. — Понятно. А ты-то причем?

— Не доглядел за тобой. Я ведь был свято уверен, что ты с Наташкой ушел. Да и поил тебя, помнишь, кто?

— Ты, наверное, — пожал я плечами. После драки кулаками не машут, это я давно усвоил. Так что спаивал меня Саня или нет, это уже ничего не решало.

— Я, я, не сомневайся. А как твой наставник и товарищ я должен был проследить, чтобы ты нормально добрался до дома. По крайней мере, так Федотыч считает. Мои оправдания о том, что ты уже давно не дитя малое, чтобы за тобой приглядывать, его мало интересовали. Я, Паша, вообще хотел тебя прибить, как от Федотыча вышел. Но не случилось. У тебя Головин был. Так что ему потом спасибо скажешь. Если выживешь, конечно.

— А я выживу?

— Сложный вопрос. Но пить мы с тобой больше не будем, даже не проси. У меня печень не казенная, да и ты пить, как оказалось, не умеешь…

— Если ты про то, что я с похмелья труп нашел, то я бы и трезвым его нашел. Если что-то случается, но мимо меня прошло, то этого не случилось.

— В каждой бочке затычка? — усмехнулся Саня.

— Хуже, намного хуже.

— Ладно, принимай дальше граждан, а я еще подумаю, как тебе голову оторвать за твою любовь к нелепым приключениям, из-за которых страдают не только ты, но и твои товарищи.

— Напугал, блин, — пройдя к двери, я вызвал следующего заявителя.

Им оказался молодой, чуть старше меня, парень с очень затравленным взглядом. Его поведение, пока он к шел к моему столу, показалось мне не просто странным, а очень странным. При любом звуке — бульканье воды в батареях, скрипу приоткрытой форточки, шелесте бумаги — он вздрагивал и почему-то всегда смотрел наверх. Словно именно там, наверху, кроется главная угроза. Хотя там был всего лишь потолок.

— Присаживайтесь, — указал я парню на стул. Тот с грустью взглянул на меня, внимательно осмотрел потолок над стулом и сел — на самый краешек стула.

— Расскажите, что у вас случилось. Что вас привело в полицию.

Парень с минуту помялся, все так же испуганно поглядывая на потолок, и наконец тихо произнес:

— У меня жену похитили…

— Так. Это вам в Следственный комитет нужно идти…

— Я кое-как до вас дошел, хотя живу на соседней улице.

— Вы чего-то боитесь? Похитители присылали требование, чтобы вы не связывались с полицией? — быстро спросил Саня.

— Нет. Не было никаких требований. Но они за мной следят! Я это точно знаю!

— Саня, позвони, пожалуйста, комитетским, пусть к нам заедут, — попросил я. — И Федотыча предупреди.

— Нет проблем, — Саня потянулся было к телефонной трубке, но последующая фраза парня его притормозила:

— Это не имеет смысла. Они скоро ее вернут.

— Вы знаете, кто похитил вашу жену? — спросил я.

— Да, — пожал в ответ плечами парень.

— И кто же? — едва ли не в один голос воскликнули мы с Саней. Парень был не просто странным, а очень странным, и уже немного меня злил. Слишком много недоговаривал, все приходилось едва ли не выбивать из него.

— Они, — парень уверенно указал на потолок.

— Штукатурка, что ли? Или побелка? Или ваши соседи сверху? — честно признаюсь, на пару мгновений мне захотелось, чтобы похитителем оказалась штукатурка. Слишком нелепой была версия. Но почему бы и нет?

— Нет, — парень грустно вздохнул. Он словно пытался нам намекнуть на личность похитителя, но наших с Саней недалеких умов не хватало, чтобы понять его намеков.

— Ладно, — следователь не должен орать нецензурщиной на потерпевших, но видит бог, каких мне стоило усилий этого не сделать. — Давайте начнем сначала. Представьтесь, пожалуйста.

— Андрей Чеботарев.

— Адрес?

— Космонавтов, тринадцать, — я с удивлением взглянул на Чеботарева. По адресу, который он сказал, ранее находилась старая обсерватория и пару лет назад ее купил и отреставрировал какой-то уникум. Неужели именно этот уникум сидел сейчас перед нами?

— Хорошо, вы сказали, что вашу жену похитили. Когда это произошло?

— Вчера вечером я вернулся домой из командировки и не нашел жены дома.

— Быть может, она отправилась в магазин? Или к подруге? Или маме?

— Вряд ли. Мама ее давно умерла, подруг у нее не было, мы ведь приезжие, а магазин… Что можно делать в магазине целую ночь?

— Это вы женщин плохо знаете, — усмехнулся Саня. — Некоторых из магазина и за уши не вытащишь.

— Не знаю, моя не особо любит шопинг. Да и нет у нас круглосуточных магазинов одежды, — как это ни странно, но Чеботарев понял шутку Сани и даже смог на нее отреагировать.

— Давайте продолжим. Вы сказали, что вам известен похититель вашей жены. Так кто это сделал?

Чеботарев вновь начал вести себя не очень адекватно. Посмотрел на потолок, внимательно изучив небольшую трещину на нем, как раз над столом, за которым сидели я и он, потом внимательно осмотрел кабинет, чему-то напугался, вновь изучил потолок, оглянулся на стол Сани и неожиданно затрясся так, что я даже успел подумать, что у него припадок.

— Здесь, они здесь! — прошептал Чеботарев, указав, как мне показалось, на Саню. Судя по вытянувшейся физиономии Сани, он подумал точно так же, как и я.

— Кто они-то? — рявкнул, не сдержавшись, Саня.

— Они! — Чеботарев вскочил и устремился к Саниному столу. Удар! И прямо на центр кабинета вылетело, завертевшись по полу, ведро...

Мир вокруг на мгновение замер. Резкий, с хрипом в горле выдох. Ведро. Откуда оно здесь? Зачем Чеботарев напал на Саню? Или он напал на ведро? Но какого хрена? Неужели те самые “они”, о которых Чеботарев говорил с таким страхом, — это обычное оцинкованное ведро?

Хочешь перегрузить себе мозг — придумай дурацкий вопрос и задай его сам себе несколько раз. Раньше, до работы в полиции, я не предполагал, что буду этим пользоваться. Но, как оказалось, это очень помогает совершенно в разных ситуациях. На ковре у начальства, за столом перед потерпевшим… Люди любят идиотов. Идиоты спасут этот мир. Особенно те, кто успешно ими притворяется. Я только в начале этого пути. Но еще парочка таких Чеботаревых и Пироговых, и я стану во главе армии идиотов.

— Какого хрена? — воскликнул Саня. А ведь за секунду до этого его возгласа у меня промелькнула мысль, что ведро притащил он, просто ради шутки надо мной. Но он и сам был удивлен наличием этого садового инвентаря в нашем кабинете. Поэтому с него подозрения были сняты автоматически.

— Если бы я знал, — пожал я плечами. — Ты-то хоть что-то понимаешь?

Не обращайте внимания на мой спокойный тон. Только так и можно говорить, когда у вас по полу кабинета катается парень, вцепившийся мертвой хваткой в ведро.

— Вызывай психушку, Паша. И ему, и нам, — вздохнул Саня. — Тут тяжелый случай.

— Я бы с радостью. Номер подскажешь?

— Сорок, тридцать один, сорок.

— Часто приходилось звонить? — удивился я такому быстрому ответу.

— Есть такое. И ты запомни номерок. Пригодится.

Последнее было лишним, но указывать на это Сане я не стал. Вдруг он все-таки прав, и номер психушки мне еще пригодится… Чем черт не шутит, особенно с нашей-то работой.

Набрать номер психиатрической клиники, чтобы вызвать санитаров для нашего “уфолога”, я не успел. За те несколько секунд, пока длился наш диалог с Саней, Чеботарев умудрился одолеть злобного инопланетянина с планеты Железяка. В общем, ведро проиграло схватку, а Чеботарев как-то услышал, что я собираюсь позвонить в желтый дом. И это сподвигло его на новые подвиги…

— Вот, — вскочив с пола, Чеботарев нашел флешку в кармане джинсов и передал ее мне. — Посмотрите видео и вы мне поверите. Это они похитили мою жену!

На размышления у меня ушло не больше секунды. Любопытство победило. А вдруг все-таки там действительно были инопланетяне?

Воткнуть флешку в компьютер — дело нехитрое. Сложнее дождаться, когда моя уже давно вымершая разновидность трицератопса, то есть компьютер, сделает милость и загрузит флешку, отобразив ее содержимое в проводнике. Включить потом единственный файл там видео — вообще отдельный вопрос. За то время, что прошло между кликом по файлу и его загрузкой, можно не только спокойно сходить покушать, к примеру, но и смотаться на другой конец города и вернуться обратно.

Шучу, конечно. Но тормозит мой старенький компьютер отчаянно. Радует, что он еще живой. И, надеюсь, он еще мне послужит. Хотя бы для того, чтобы посмотреть кино, которое принес нам Чеботарев.

Видео, наконец, загрузилось, и на экране монитора возникла небольшая комната, по всей видимости, спальня. В пользу этого говорило то, что кроме большого платяного шкафа и приличных размеров двуспальной кровати другой мебели в комнате не было. На кровати спало двое — наш “уфолог” Чеботарев и, вероятно, его жена. Внезапно дверь в спальню отворилась и в комнату вошло… нет, не ведро. Но все-таки инопланетянин. По-другому это существо назвать не получалось. Вытянутая зеленого цвета голова с огромными непропорциональными глазами черного цвета… Любой бы, кто такое увидел, подумал, что или окончательно чокнулся, или у него произошел контакт с иноземным разумным существом.

— Останови, — неожиданно попросил Саня, тоже смотревший кино про пришельцев.

Я нажал паузу. Саня пару секунд вглядывался в экран, потом хмыкнул и едва заметным кивком попросил меня продолжить воспроизведение видеозаписи.

Пришелец огляделся по сторонам, помахал лапкой видеокамере и протопал поближе к той стороне кровати, где лежала жена Чеботарева. Что-то сделал с ее лицом, как мне показалось, а потом быстрым движением забросил ее себе на плечо и, сунув в объятья Чеботарева оцинкованное ведро, неспешно удалился.

— Ты это видел? — нисколько не сомневаясь в глупости своего вопроса, все же спросил я у Сани.

— Нет, закрыл глаза от страха.

— Что думаешь? Неужели?

— Паша, не тупи. Сейчас, — он прошел к своему столу, взял телефон и кому-то позвонил:

—Здорово, Денис! У меня к тебе просьба есть. Пошукай в мусорке у Космонавтов, тринадцать. Да, у обсерватории старой. Да, прямо сейчас. Сделаешь? Ай, молодец! Если что найдешь, с меня стакан! Только мне это притащи обязательно, — закончив разговор, он повернулся ко мне. — Вот так как-то.

— Ждем Зернова? — спросил я.

— Да. Если я прав, он найдет кое-что интересное.

Тягостное ожидание затянулось на полчаса. За это время я, чтобы не маяться без дела, решил все-таки изучить фотографию шифра с места убийства девушки. Но, как я и предполагал, не продвинулся в этом ни на йоту. Хотя бы потому, что мой компьютер не поддерживал такого шрифта, которым была написана зашифрованная записка. К Сане я принципиально не стал обращаться, чисто из вредности. Маленькая месть тому, кто умудрился напоить меня до беспамятства и вовлечь в эту историю не просто с головой, но и дальше некуда.

Саня, в отличие от меня, обнаглевшего бездельника, посторонними делами заниматься не стал. Но занимался ли он работой, я не знаю. С таким глубокомысленным видом читать дело Цветочника было просто нереально. Это надо быть до мозга костей профессионалом. Говорю это вам, как знающий, что там вообще написано. Несмотря на то, что Саня изучал эти материалы уже не один раз, читать их без смеха и ежесекундного желания убиться от фейспалма было просто невозможно. Как-нибудь, если представится случай или Саня поймает все-таки этого Цветочника, я расскажу эту историю более подробно.

Вот так мы и ждали Зернова. Чеботарев, кстати, вел себя на удивление смирно. Не истерил, не паниковал, просто сидел себе спокойно на стуле и периодически разглядывал потолок, словно ожидая, что оттуда свалится еще одно ведро. Сказать честно, я сам порой на потолок поглядывал. Как и Саня. Что и сбросило его со счетов, будто он сам лично притащил побитое Чеботаревым ведро.

И наконец тот миг, который мы все находящиеся в кабинете ждали, настал. Зернов явился. И не один. А с подарками. Дедушка Мороз, однако.

В левой руке у него был пакет, а в правой — что-то длинное, завернутое в тряпку.

— Вот, принес, — воскликнул он, едва переступив порог. — Паша, это тебе, — завернутое в тряпку мгновенно перекочевало из его рук ко мне на стол.

— Это что?

— Катенко, Паша. Катенко. Ты же сам просил. А я нашел.

— Ружье?

— Оно самое!

— Где?

— В кустах у ларька. Там почему-то никто не додумался сразу посмотреть. А я сейчас шел от старой обсерватории, решил глянуть. Ну что, в мусорке уже копался, кусты — это уже не так страшно.

— Спасибо. Выручил, Денис, — похлопал я Зернова по плечу. Настроение на пару секунд улучшилось, а потом вновь упало. — Теперь надо это “ружье” экспертам отдать.

— Я и сам могу занести, — понял мою резкую смену настроения Зернов. — Не проблема. Теперь ты, Саня, — повернулся он к Шиповалову. — Не знаю, что ты хотел найти в мусорке у обсерватории, но я там пошарился и все необычное тебе притащил.

— Показывай! — после такого широкого жеста Зернов не стал сдерживаться и вывалил содержимое пакета прямо на стол Сане.

Я ожидал большего. Но все, что вывалилось из пакета — обычная маска. Маска пришельца.

— Так я и думал, — усмехнулся Саня.

— Ты можешь объяснить? — спросил я у него.

— Все очень просто, Паша. Не было никакого пришельца. А похищение жены Чеботарева — всего лишь дурацкий розыгрыш…

— Как это? Но вы же все сами видели на видеозаписи! Это был пришелец! — перебил Саню Чеботарев.

— Нет, пришельцев, увы, не существует. Не доросли мы с вами еще до первого контакта. А тот, кто похитил вашу жену, — скорее всего, ее любовник. И они над вами так пошутили. Насколько понял, вы увлекаетесь уфологией?

— Ну да, — кивнул Чеботарев.

— Вот. И ваша жена это, без сомнения, знала, не так ли? Поэтому наверняка она завела себе любовника, и потом они вместе придумали такой вот изощренный план, чтобы вас облапошить. Взгляните сюда, — Саня приподнял маску пришельца над столом. — Это всего лишь маска. Тот, кто похитил вашу жену, был человеком. Так что советую вам вернуться домой и, когда вернется ваша жена и начнет рассказывать про изучение зондом и другие различные страшные вещи, что с ней сделали инопланетяне, показать ей маску и сказать, что вы все знаете. Если вам такое не подходит, — видя сомнение Чеботарева, Саня решил предложить еще один вариант, — вы можете обратиться в Следственный комитет с заявление о похищении. Но, будьте уверены, вас там засмеют. Так что первый вариант наиболее лучший для вас.

— Знаете, — после недолгих раздумий произнес Чеботарев, — я думаю, что воспользуюсь вашим предложением.

— Каким именно? — спросил я.

— Первым. Слишком долго моя жена считала меня идиотом. Несмотря на свое увлечение, — он пожал плечами, будто говоря, что уфология уфологией, но он все еще человек разумный, — я все-таки кандидат в доктора наук по астрономии...

— Удачи! — улыбнулся Саня. — Вы уж простите, что мы над вами немного посмеялись. Просто ситуация несомненно была идиотской.

— Есть такое, — пожал плечами Чеботарев. — Но признайте, что и вы бы испугались, если бы проснулись в обнимку не с любимой женой, а с ведром…

Воображение у нас троих — Зернова, меня и Сани — было ярким и потому немудрено, что каждого из нас хоть немного, но тряхнуло. Меня, как единственного неженатого в кабинете, почему-то передернуло намного сильней, чем остальных. Или оно мне так показалось? А страшно мне до усрачки стало, потому что ведро…

— Кстати, а откуда видеозапись вообще? — спросил неожиданно Саня. — Домашнее порно снимаешь?

— Нет, конечно, — возмутился Чеботарев. — Видеокамера там с самого начала висит, раньше ведь это кабинет был. Это я уже переделал под спальню. А видеокамеру оставил просто на всякий случай.

— А ведро откуда взялось? — спросил Зернов.

— Полы мою иногда, — буркнул, насупившись, Чеботарев, и мне показалось, что он о чем-то не договаривает.

— Ладно, гражданин Чеботарев, мы вас больше не задерживаем, — произнес Саня, недвусмысленно указывая уфологу на дверь. — Помните о моем совете.

— Я запомнил, спасибо. Вы не могли бы отдать мне маску?

— Зачем?

— Хочу подшутить над женой. Представляете, она вернется домой, а там — пришелец.

— Берите, — дав в уме оценку готовящемуся розыгрышу, Саня протянул маску инопланетянина Чеботареву. Тот взял ее и, попрощавшись с нами, вышел из кабинета.

— Хорошо хоть заявление не забрал… — тут же, едва дверь за Чеботаревым закрылась, проворчал Саня. — В коллекцию к Хватову пойдет…

— Бесспорно, — усмехнулся я. — Скажи, Саня, а как ты понял только по видеозаписи, что все произошедшее с Чеботаревым, розыгрыш?

— Все просто, Паша. Маску помнишь? Она какого цвета?

— Ну, серого…

— Ага, а руки у пришельца на видео были самые обыкновенные, человеческие. Вот и весь секрет.

— Блин, так просто…

— Ага. Не грузись, Паша, и ты бы заметил, если бы не был ошарашен ведром… Или не мучился с похмелья…

— Да какое там похмелье, — отмахнулся я. — Все уже прошло. Но вот ведро, это да, тут меня неплохо так тряхнуло…

— Что приводит нас к вопросу, откуда здесь, в нашем кабинете, взялось оно? — Саня указал на ведро, все еще валяющееся на полу в середине кабинета. — Я его точно не приносил. Несмотря на то, что неплохо было бы над тобой, Паша, прикольнуться таким образом… Но я же не изверг все-таки.

— Знаешь, Саня, хрен с ним, откуда ведро здесь взялось, — произнес я. — А вот откуда оно в комнате у Чеботарева — это другой вопрос… Мне показалось, он нам солгал, что с его помощью полы моет… Как бы это нелепо ни звучало.

— Тоже так подумал? — удивился Саня. — Несмотря на то, что это ты у нас теперь непревзойденный мастер по поиску ведер, я тоже заметил, что Чеботарев как-то замялся насчет ведра. Если это он украл ведро у Пироговой, возомнив, что это инопланетянин…

— Я вызову санитаров нам обоим, не беспокойся, — Саня не стал договаривать, но не трудно было догадаться, о чем он подумал. Поэтому я поспешил его заверить, что такой исход истории ведра Пироговой доведет до желтого дома не его одного.

Зернов уже порядком ошалел от нашего с Саней разговора — это было видно по лицу Дениса — и я сделал то, о чем он давно уже наверное мечтал. Отослал его из нашего кабинета восвояси. Зернов исполнил мою просьбу выйти вон, едва я ее только озвучил. Я его понимаю. Сложно присутствовать при беседе идиотов и не думать, не идиот ли он сам и если это не так, то какого он сам что-то тут делает. Я и сам так себя примерно чувствовал, пока строил догадки насчет ведра с Саней. Не удивлюсь, если и Саня имел сейчас схожие чувства. Слишком уж сильно в нашем кабинете попахивало абсурдом.

Последующие пару часов прошли в тишине и покое. Что было довольно необычно, но все же радовало. Хотя некоторая степень настороженности все-таки была. Всё-таки затишье бывает не только в тихом омуте, в котором черти водятся, но и перед внезапно появляющемся неизвестно откуда песцом, который намеревается откусить вам нос.

Палку, которой Катенко предположительно пугал продавщицу и ударил одного из пупсов, Зернов все-таки оставил у меня. Так что я прекратил попытки расшифровать записку, найденную мной на теле девушки, и принялся за протокол повторного осмотра места происшествия.

«…поскольку проверялись пути отхода… Предположительно основным путем отхода, согласно показаниям сотрудника патрульно-постовой службы, являлся через кусты у ларька на улице Космонавтов и вдоль по этой улице… при повторном осмотре происшествия в кустах, через которые побежал подозреваемый, была найдена палка, похожая на ружье, возможно принадлежавшая преступнику»…

Закончив протокол повторного осмотра происшествия, я на пару минут задумался, надо ли мне писать отдельный протокол осмотра вещественного доказательства или просто вписать описание палки в тот протокол, который только что составил. Честно признаться, я больше склонялся ко второму, ибо лень было. Но за такое меня могли вздрючить. И хорошо хоть это будет Саня, который сейчас спокойно наблюдал за мной. Но ведь были и другие люди, которым только в радость дать мне щелчка по носу. Щукин, к примеру. Этого хлебом не корми. Ну да хрен с ним, с Щукиным.

Вздохнув, я достал из ящика бланк протокола осмотра вещественного доказательства и принялся его заполнять.

— Саня, сделай милость, прекрати на меня пялиться, — между делом сказал я. Взгляд Шиповалова, неотрывно следящий за моими действиями, серьезно напрягал. — Лучше позови сюда Клавдию Семеновну и Елену Петровну.

— Понятые нужны?

— Они самые.

— Сделаем, — пожал плечами Саня и, поднявшись из-за стола, подошел к двери.

— Елена Петровна! Клавдия Семеновна! — неожиданно заорал он, выйдя из кабинета. — Подойдите, пожалуйста, к Томину!

— Дурак! — я покрутил пальцем у виска.

— Да чего ты? — улыбнулся Саня. — Сам же попросил.

Удивительно, но Хронова и Ортос все-таки отозвались на крики Сани. Не прошло и минуты, как они вместе подошли к нашему с Шиповаловым кабинету.

— Чего горланишь, клоун? — сразу определив источник их призыва в облике Сани, спросила Клавдия Семеновна.

— Вы извините его, — вздохнув, произнес я. — Мне понятые нужны были…

— Понятно. И ты попросил их найти это недоразумение? — спросила меня Елена Петровна.

— Ага, — кивнул я, не обращая внимания на возмущенный возглас Сани.

— Ладно, где надо расписаться? — спросила Клавдия Семеновна. — Давай быстрей, работы много.

Подписавшись там, где я попросил, Ортос и Хронова пошли заниматься своими делами, а я сел за постановление. Вообще, конечно, его лучше было написать уже после того, как палку осмотрит эксперт-криминалист и распишется в моем протоколе, но я не сомневался, что эта палка была выброшена Катенко во время его бегства из ларька и именно ей он угрожал продавщице. Конечно, был еще вариант, что это какой-то ребенок забросил свою игрушку, но мне не хотелось об этом даже думать.

Закончив со всем этим, я хотел пойти к экспертам, но потом быстренько передумал. Мне сейчас крайне неловко было встретиться с Наташей.. Еще не собрался с духом, а стыдно было ой как сильно. Поэтому я решил заполнить протокол осмотра места происшествия по Головину.

«Осмотру подлежит жилой дом, расположенный по адресу: пос. Луговой, гор. Новогорск, ул. Ленина, д. 14, кв. 6»…

Я устало потер лицо и покосился на мобильник, лежавший рядом с клавиатурой. Потерпевший все никак не отправлял фотографии, нужные для протокола осмотра места происшествия, и я не продвинулся дальше первой строчки. Конечно, я сам должен был отправиться с потерпевшим и составить протокол, но ехать за город не хотелось совсем.

— Что ты, Паша, на телефон так свой зыркаешь? Все мучаешься с запиской? — спросил Саня Шиповалов.

— Потерпевший кота за яйца тянет. Все никак фотки не скинет. Уже два часа жду.

— Так напомни ему. Он, наверное, забухал с горя. Сколько у него сперли?

— Семьдесят тысяч. С девушкой познакомился в интернете, называется.

— Да ладно тебе!

— Да ты же сам его слышал, Саня!

Зазвонил телефон.

— Следователь Томин, слушаю.

— Разбой на Космонавтов, двенадцать, — голос дежурного был недовольным и сонным. Впрочем, как и всегда.

— Понял, — я повесил трубку и стал собираться.

До магазина от отдела было не так уж далеко, минут десять езды. А при сирене, которую предусмотрительно включил водитель, группа доехала до места происшествия в два раза быстрее. У дверей магазина обречённо скучала вневедомственная охрана.

— Как дела, капитан де Жюссак? — едва покинув борт «бобика», обратился я к командиру отряда.

— Конь стреножен, трактир разгромлен, апаш убег, прихватив с собой пистоли и коньяк.

— Так, погоди, какой еще конь?

— Наш. Бензин кончился на половине дороги.

— Тьфу ты. Я уже думал, ты преступника поймал!

— Если бы! Говорю же, бензин кончился, пришлось пешком до сюда топать. А разбойничек наш к тому времени удрать уже изволил.

— Хреново! — усмехнулся я. — Игорь, найди понятых.

Оперативник кивнул и целеустремленно потопал к остановившейся неподалеку парочке. Проводив его взглядом, я вошел в магазин.

Звякнул колокольчик. Продавец, скучавший у прилавка, встрепенулся и затараторил:

— Здравствуйте! Я рад приветствовать вас в моем магазине, где вы всегда сможете… Блин, что я несу? Вы следователь, да?

— Младший лейтенант юстиции Томин Павел Федорович. Расскажите, что у вас здесь случилось.

— Вошел парень. Одет во все черное, балаклава на голове, пистолет в руке. Потребовал деньги и коньяк. Деньги я отдал, он еще ругался, что мало. Будто я виноват, что сейчас все картами расплачиваются, — всплеснул руками продавец.

— Хорошо, что было дальше? Грабитель убежал?

— Какой там, — отмахнулся продавец. — Коньяк я же ему не дал.

— Понятно… Значит, вы отдали грабителю деньги, но коньяк не дали. Почему?

— Знаете, лицензию сейчас получить — это столько мороки. Конечно, я не дал коньяк, я же не знал, есть ли ему восемнадцать.

— Что-то я вас вообще не понимаю, — я нахмурился, пытаясь сообразить, что к чему.

— Ну как же? — воскликнул продавец. — Если бы я отдал коньяк, а ему нет восемнадцати, то меня бы лишили лицензии на продажу алкоголя.

— Если бы вы не дали ему коньяк, то полагаю, мы бы с вами уже не общались. Вот тут, — я ткнул пальцем в лоб продавца, — у вас была бы дырка. А стену позади прилавка украшали ваши мозги.

Звякнул колокольчик. Я обернулся — Игорь вошел вместе с понятыми. Кивнув оперу, я вновь повернулся обратно к продавцу.

— Я об этом успел подумать, — вздохнул тот. — Но лицензия! Мне даже дневную выручку не так уж жалко, как то, что все-таки отдал этому молодому человеку бутылку коньяка. И он убежал. А я нажал кнопку.

— Всё-таки отдали? Почему?

— Так ведь он мне свой паспорт показал.

— Что? — воскликнул я. — Паспорт? Вы видели паспорт преступника?

— Да. И даже запомнил его фамилию, имя и отчество. Евсеев Дмитрий Юрьевич.

— Блять, вот именно с этого и нужно было начинать! — я едва не взвыл. — Игорь! Возьми у потерпевшего заявление, объяснение, короче, сам все знаешь! — я вновь повернулся к продавцу. — У вас есть видеокамеры?

Тот кивнул.

— Игорь, изыми видеозапись. Потом покажем кино подозреваемому, поржем над ним. А мне нужно сделать один звоночек, — с этими слова я вышел из магазина, на ходу доставая мобильник из кармана.

— Алло, Петька, здорово! Ты сейчас на работе, да? Мне одного человечка надо по базе посмотреть. Сделаешь?

— Официальный запрос давай и сделаю. Мне еще прошлого раза хватило.

— Запрос я завтра принесу. Евсеев Дмитрий Юрьевич.

— Есть такой. Проживает в Луговом, улица Ленина, дом четырнадцать, квартира восемнадцать.

— Интересно. У меня сегодня был один потерпевший из Лугового, обещал фотографии скинуть для протокола. Ну сам понимаешь, чтобы туда не ездить ради такой мелочи...

— Ну теперь, видно, точно придется ехать. Удачи! — усмехнулся Петр и отключился.

Бывает так, что в какой-то момент жизни вас нагоняет табун совпадений. Казалось бы, ничего это не предвещало, но они тут как тут. И ты не знаешь, радоваться ли этому или нет. Я обычно в такие моменты невольно напрягаюсь. Не люблю я счастливые случайности и совпадения. Ни к чему хорошему они не приводят.

Так оно случилось и на это раз. Правда, большинство моих товарищей потом говорили, что мне конкретно повезло. А на мой скепсис и хмурую рожу при этом старались не обращать внимания.

Едва я положил телефон в карман, как откуда-то раздался выстрел. Первым на него среагировал “капитан де Жюссак”. Мгновенно определив, откуда стреляли, он махнул своим гвардейцам, и они дружной ватагой ринулись в проулок. Секунду помедлив, за ними побежал и я.

Бежать пришлось недолго — всего несколько кварталов. Даже меньше, наверное. Никогда не мог понять, сколько метров составляет длина ”квартала”. Я добежал до проулка, забежал в него, пара сотен шагов, и перед мной показалась небольшая толпа народу, в которую уже ныряли "гвардейцы". Недолго думая, я бросился в толпу вслед за ними.

Толпа стояла вокруг молодого парня и женщины, которая держала на руках какую-то зверушку.

— Что здесь происходит? — грозно спросил я, подойдя к ним.

— Он пытался отобрать у меня моего Смоки! — воскликнула женщина.

— Это Ракета! Ты должна его освободить! — рявкнул в ответ парень, кидаясь к ней. Его рывок был быстрым, но реакция “де Жюссака” была намного лучше. Парень не успел сделать и шага, как его уже подхватили под руки и водрузили на то же самое место, с которого он так резво стартанул.

— Ну и куда ты побежал? — с легкой усмешкой спросил его “де Жюссак”. — Это твой зверек, что ли?

— Нет.

— Ну и какого ты тогда его хочешь “освободить”?

— Но это же Ракета! Как вы не понимаете!

— Кажется, парень конкретно перепил, — обратился ко мне “де Жюссак”. — Слышишь, что говорит? Ракета! Возомнил себя Звездным лордом, придурок… А сам Грут Грутом…

— Так. Расскажите мне, что произошло, — повернулся я к женщине. — Внятно и без лишних эмоций, хорошо? Вам больше сейчас ничего не угрожает…

Женщина оглянулась по сторонам, будто надеясь, что угроза все-таки вновь появится, вздохнула и, погладив своего питомца, начала свой рассказ.

Наталья Сафонова, именно так звали потерпевшую, каждый вечер любила погулять возле своего дома со своим питомцем Смоки. Почему возле дома? До парка было хоть и недалеко, но там Смоки задирали давно оккупировавшие парк собаки. Поэтому Наталья гуляла с любимым зверьком возле дома. Поначалу на нее и енота бросали любопытные, а зачастую удивленные взгляды, но потом прохожие привыкли.

Сегодня Наталья не стала изменять своей привычке и как всегда вышла на прогулку со Смоки. Однако, прогулка вышла совершенно неудачной.

Поздоровавшись с парой жильцов ее дома, проходящих мимо, она со Смоки пошла к их излюбленному месту — небольшому скверику прямо напротив их дома. Там была скамейка, где Наталья могла спокойно посидеть и почитать, пока Смоки занимается своими делами: лазает по старенькой березе, росшей у скамейки; ходит в “туалет”, старательно после этого закапывая продукты своей жизнедеятельности. Также Смоки с удовольствием играл с жившем в скверике котом, имени которого ни Наталья, ни другие люди даже и не знали.

Но до скамейки Наталья со Смоки не дошла. Неожиданно на нее налетел молодой человек и, выхватив поводок из ее рук, закричал:

— А ну отдай сюда Ракету! Простая смертная не может быть надзирателем для Стража Галактики!

Наталья сперва слегка растерялась, но быстро пришла в себя. И ей даже хватило сил выхватить поводок из рук странного парня. А потом этот парень выхватил пистолет и выстрелил в воздух:

— Ты, что, не поняла? Отдай сюда Ракету!

На счастье Наталье, которая подхватила Смоки на руки и не собиралась его отдавать, парня скрутили двое подоспевших мужчин. А потом появились и полиция.

— Паша, мы обыскали парня, — обратился ко мне “де Жюссак”. — Думаю, кое-что посмотреть тебе будет очень интересно, — с этими словами он протянул мне паспорт.

Я открыл его и удивленно взглянул на командира гвардейцев.

Задержанный “освободитель енотов” оказался Евсеевым Дмитрием Юрьевичем.

Раскрыть преступление всего за полчаса… Такое бывает. Отчасти это происходит не только благодаря качественно выполненной оперативной работе, но и благодаря тому, что преступник зачастую идиот.

Раскрыть преступление за полчаса… На самом деле так не бывает. Конечно, уже завтра в газетах или по телевидению скажут, что преступление было раскрыто по горячим следам и преступник был пойман, но это не так. Мы всего лишь задержали подозреваемого в преступлении. И теперь нам, точнее мне, предстояла работа, которая порой хуже каторги. А именно доказать, что подозреваемый действительно преступник, совершивший то или иное преступление. И сделать это можно благодаря собранным уликам.

А до этого времени подозреваемый будет дожидаться окончания моей работы в следственном изоляторе или на подписке о невыезде. То есть месяц или два, а может, и больше. Тут уже все зависит от того, как быстро я выполню свою часть работы.

Вот такая она работа следователя. Конечно, в деле о разбое на Космонавтов двенадцать, улик против Евсеева Дмитрия соберется хоть отбавляй, но бумажной волокиты, без которой никак не обойтись, в нашей работе будет предостаточно. Это если не рассматривать тот факт, что напугав хозяйку енота, Евсеев добавил себе срока еще на одну статью, как минимум. И по этому делу тоже придется собирать улики, опрашивать свидетелей, хозяйку енота, хорошо хоть не самого енота. Хотя если начальство даст команду, я и енота опрошу. А что? Он все-таки потерпевший. Если он все же тот самый Ракета. Чему я, собственно, не верю, но почему бы и нет? Хозяйка Смоки никаких документов на него не предоставила… Вдруг он действительно знаменитый мастер побегов и Страж Галактики…

Вот так, размышляя о предстоящей работе и постепенно скатываясь в бред, лишь бы не видеть перед глазами кипы протоколов, объяснений и так далее, я возвращался в отдел. В окне служебного "бобика" мелькали дома родного мне города, но радости не было. Было грустно.

В принципе, мое возвращение можно было назвать триумфальным. Все-таки я умудрился задержать подозреваемого буквально в паре кварталов от места преступлений. Но восторга от этого у меня не было. Вот ни капли. Потому что домой я отправлюсь благодаря Евсееву очень не скоро. Если вообще отправлюсь.

Очень жаль, что поездка от магазина Арсения Ивановича была довольно быстрой. И десяти минут не прошло, как я уже стоял у дверей нашего отдела. А хотелось еще о многом подумать, но меня ждала работа.

Помните, я говорил, что не верю в счастливые совпадения и случайности? Не зря говорил. Потому что, когда они начали на меня сыпаться как из рога изобилия, я сразу подготовился к какому-нибудь подвоху. Но только такого все равно не ожидал. Расслабился, наверное.

У дверей нашего отдела скучал Саня. С таким горестным выражением лица, что мне сразу захотелось перекреститься. Потому что он наверняка замыслил какую-то пакость.

— Гуляем перед ужином? — спросил я у Шиповалова.

— Если бы, — вздохнул он, укоренив еще больше мои подозрения о готовящейся подставе. — Тебя жду.

— Это еще зачем? Я тебе свидания, кажется, не назначал…

— Чего? Да тьфу на тебя. Дурак. Ждут тебя, Паша. Очень ждут.

— Федотыч?

— Нет. Уфолога еще не забыл? — я только усмехнулся в ответ. Такое не забудешь. — Вот ты ржешь, а тебя там вторая часть Марлезонского балета ожидает.

— Чего? Он, что, опять приперся рассказывать про ведра-пришельцев?

— Нет. Все намного интересней.

— Да что такое? Ты будешь говорить или так и продолжишь тянуть кота за яйца?

— К нам пришла Елена Чеботарева. С заявлением.

— О похищении, что ли?

— Нет. О незаконной установке систем видеонаблюдения.

— Чего? Сто тридцать седьмая?

— Ага, она самая.

— Блин, знаешь, мне кажется, всю сцену похищения придумала именно она.

— В уме ей не откажешь. Кстати, она ждет именно тебя.

— Стоп, а почему ты не принял заявление? Я ведь был на вызове.

— Я обещал, что за нагоняй от Федотыча тебе придется несладко?

— Гад ты, Саня.

— Знаю. Ничего нового ты про меня мне не рассказал. Да и другие об этом в курсе.

— Ладно, где эта гражданка Чеботарева?

— Сейчас с Аней Гловацкой беседует.

— А почему Гловацкая не приняла заявление?

— По той же причине, что и я.

— Нехорошие вы люди, — вздохнул я и посторонился. Мимо нас с Саней Игорь провел Евсеева.

— О, а это кто?

— Да так, — усмехнулся я. — Любитель халявного коньячка и чужих енотов.

— Енотов?

— Потом расскажу. Веди давай меня к Чеботаревой, если уж на меня ее решили спихнуть. А то Аня ее сожрет без соли.

Так оно и оказалось. Хотя тут как посмотреть. Когда я, деликатно постучавшись, вошел в кабинет Анни и Насти, Чеботаревой в нем не было. Только Аня и Настя, посмеиваясь, сидели за своими столами и пили чай.

— Анна, а где Чеботарева?

— Похищенная прищельцами, что ли?

— Ну да, Елена Чеботарева.

— Я ее послала пешей прогулкой по очень сложному и дальнему маршруту.

— Почему? — удивился я.

— Все очень просто, Паша. Подследственность по сто тридцать седьмой у нас чья?

— Следственный комитет, кажется…

— Не кажется, а правильно. Ну и нахрена мне, тебе, нам, короче, этот геморрой, спрашивается? Нам это не надо, уж поверь. Без этого работы хватает. Так что пусть в этой дебильной истории разбираются комитетчики.

—Хоть посмеются, ага, — пожал я плечами. В чем-то Анна была права. Все эта история с четой Чеботаревых напоминала какой-то анекдот. И разбираться в нем мне не очень хотелось.

— Правильно улавливаешь ход моих мыслей, — кивнула Анна.

— Ладно, тогда я пойду.

— Топай, топай, великий укротитель ведер.

— Блин, только ты не начинай, Аня!

— Никто не заставлял тебя так эпично заканчивать дело Пироговой. Поверь, сделай ты по иному, не впрягись в эту телегу, шуток над тобой было бы намного меньше.

В ответ я только вздохнул и вышел из кабинета. У дверей меня ждал Саня.

— Ну чего там?

— Анна съела Чеботареву, — спокойно ответил я.

— Чего?

— Саня, не тупи! В следственный комитет ее она отправила.

— Понятно. Слушай, а что за любителя енотов ты привел, а?

— Да все очень просто. Приехали мы с группой на Космонавтов, там магазин ограбили. Расспросил продавца, а он мне, мол, так и так, не хотел я отдавать коньяк грабителю, мне лицензия на продажу алкоголя дорога…

— Стоп, а причем тут грабитель, коньяк и лицензия?

— Саня, не перебивай, хорошо? В общем, продавец рассказал мне, что грабитель от него потребовал не только деньги, но и бутылку коньяка. И если деньги продавец спокойно отдал, то с коньяком получился затык. Я не знаю, кто продавца укусил, но он стал требовать от грабителя доказать, что ему есть восемнадцать.

— Со страха с ума сошел, что ли? — засмеялся Саня, вновь перебив меня.

— Не знаю, — пожал я плечами. — Черт его знает, чем продавец думал в тот момент. Мне он сказал, что лицензию на продажу алкоголя не хотел потерять. А то, что он в тот момент мог и жизнь потерять из-за бутылки коньяка… Короче, не знаю. Но слушай дальше.

— На этом история, как я понимаю, не закончилась?

— Ага. В общем, грабитель не выдержал и, прикинь, показал паспорт продавцу, чтобы доказать, что ему есть восемнадцать. После чего сразу же получил коньяк и был таков.

— Ё-моё! Вот как, Паша, ты умудряешься, а? То ведро, то инопланетяне, теперь коньяк… — с трудом сдержавшись, как мне показалось, чтобы не треснуть себя по лбу, выдавил сквозь смех Саня. — Ведь кому расскажешь, не поверят. Я и сам, если честно, с трудом тебе верю.

— Саня, я врать не буду. Как было, так и рассказываю. Но ты дослушай до конца…

— Боюсь, я не выдержу, лопну.

— Все возможно. Так вот, грабитель убег, но этим дело не закончилось. Продавец запомнил его данные. И сообщил мне. Я сразу же позвонил Петру.

— Ивлееву? — спросил Саня. — Ладно, молчу, рассказывай дальше, — стушевался он, поймав мой хмурый взгляд.

— Да, Ивлееву. И попросил пробить адрес этого любителя коньяка.

— Вообще-то ты должен был подать официальный запрос…

— Времени не было. Сейчас до кабинета дойду и напишу. Петька, кстати, то же самое сказал, но я его уломал. Только адрес мне грабителя не понадобился. Только я договорил с Ивлеевым, как неподалеку раздался выстрел. Гвардейцы рысью ринулись туда, а я посеменил следом. Пара кварталов, и нам открылось то еще зрелище. Какой-то пьяный парень, размахивая пистолетом, пытался отобрать у женщины ее питомца — енота. Представляешь, он спьяну решил, что этот енот — Ракета из Стражей Галактики. Гвардейцы его скрутили, обыскали и нашли паспорт…

— Дай догадаюсь, — задыхаясь от смеха, перебил меня уже в который раз Саня. — Это был паспорт того самого грабителя магазина?

— Именно так. Как я понял, у этого долбоеба порядочно горели трубы. И он выпил полбутылки, не став далеко уходить от магазина, который ограбил. А потом с пьяного бреда напал на женщину, пытаясь, по его же словам, спасти Ракету…

— М-да уж, — произнес Саня. — Сказочный долбоеб. Паша, если ты его будешь допрашивать без меня, я тебе этого не прощу!

— Да иди ты. Куда я от тебя денусь? Мы же в одном кабинете сидим.

— Кстати, Паша, тебе небольшой подарок! — вдруг улыбнулся Саня. — Пока ты на вызове был, я глянул вторую записку.

— Есть что рассказать?

— Да, — Саня открыл дверь в наш кабинет и прошел к своему столу. Я зашел следом и приземлился напротив него.

— Говори, не томи.

— Шифр второй записки отличается от первого…

— Это я и без тебя понял.

— Ну да, а то что во второй записке использовались масонские символы, ты знал?

— Масонские?

— Ага, — кивнул Саня. — Или, как еще его называют, pigren. Также шифр крестики-нолики. Довольно замысловатая система шифрования, хотя все же простенькая. Главное понять, где какой символ указывается в сетке.

— Сетка?

— Вот поэтому их еще называют шифром крестиков-ноликов. Каждая буква в этом шифре представляет собой часть сетки, используемой в игре “крестики-нолики”, которая уже заполнена крестиками, ноликами или точками. Это если по простому объяснить. Давай, я не буду полностью рассказывать принципы шифрования этим шифром, хорошо? А то я их сам плоховато знаю. Одно могу сказать сразу — несмотря на то, что в основном в pigren используется латиница, в твоей записке кириллица.

— Почему так думаешь?

— Я сужу по первой записке. Там была кириллица. Не думаю, что во второй раз тот, кто создал эти записки, стал заморачиваться с английским языком. Ему и с шифрами наверняка было сложно.

— Сможешь расшифровать?

— Я попробую использовать кодировку букв, используемую ранее розенкрейцерами, но только применительно к русскому языку. Посмотрим, что получится.

— Сколько тебе времени нужно?

— Ну ты спросил, — усмехнулся Саня. — Я тебе все-таки не специалист по дешифровке. Я вообще не уверен, что у меня что-нибудь получится.

— Ладно, торопить не буду.

— Естественно. Работы столько, что ты через пару часов совершенно забудешь об этой записке. Чего я тебе искренне желаю.

В чем-то Саня был прав. Работы мне предстояло много. А времени было мало. Я выглянул в коридор и позвал Наталью Сафонову. Та вошла в кабинет и, мгновенно определившись — это было проще простого, все-таки за вторым столом сидел Саня, прошла к пустующему столу и присела возле него на стул.

— Еще раз здравствуйте. Я понимаю, что вы все уже рассказали, но процедура такова, что вам придется рассказать мне все с самого начала еще раз.

— Конечно, конечно, — Наталья Сафонова не стала ерепениться и ссылаться на то, что у нее нет времени, начала рассказывать о ее встрече с Евсеевым.

Как и в первый раз, рассказ этот был крайне занимательным и полным деталей. Краем глаза во время ее рассказа я заметил, что Саня отвлекся от попыток расшифровать записку и внимательно слушает Сафонову, периодически давясь смехом. Я его понимаю, даже в первый раз услышав историю Натальи, я едва не заржал, настолько была комичной ситуация. Но и во второй раз, наперед зная, как было дело, я то и дело посмеивался, не очень натурально изображая кашель. Хорошо хоть Наталья сама наверняка прекрасно понимала, что история, которая с ней приключилась сегодня, бесконечно смешная и нелепая. Не отрицаю, отчасти эта история была также пугающей, но лучше всегда посмеяться даже над страхом, чем потом бояться всего и вся.

Заявление, протокол опроса, объяснение по заявлению. Всего три бумаги, но с Натальей мы провозились около часа. Я не дотошный, но вот потерпевшая почему-то нервничала, все хотела закончить дело примирением сторон, дескать, понимает парнишку, алкоголь в голову ударил, с кем не бывает. Только когда я объяснил, что Евсеев подозревается в разбое, совершенном примерно за час до нападения на нее, Наталья успокоилась и дело пошло быстрее.

Наконец все бумаги заполнены, подписаны и я с легкой душой отпустил Сафонову домой. Оставалось допросить главного героя сегодняшней трагикомедии в двух актах — Евсеева. Но с этим возникли небольшие проблемы.

Когда я позвонил дежурному, чтобы он мне привел Евсеева из обезьянника, то оказалось, что тот спит. Поелику мертвецки пьян. Таким, по словам Толика, его уже доставили в отдел. Хотя, когда Евсеева вели мимо меня с Саней, парень еще был на ногах. Не заметил я как-то, чтобы его волокли. Да и невозможно напиться настолько с половины бутылки коньяка. Хотя не мне об этом говорить.

Евсеева привели через несколько часов, только когда он проспался. Допрашивать его пьяным не было никакого смысла. Но об этом чуть после. Сейчас он еще спал, и я занялся другими делами.

Точнее, не я, а провидение. Весь день я всеми силами избегал разговора с Наташей, но кое-кому это надоело, и телефон затрезвонил на моем столе.

— Паша, зайди, пожалуйста, ко мне, — сказала Наташа. — Поговорить нужно.

— Хорошо, сейчас подойду.

Вздох. Телефонная трубка касается рычажка. Коротко кивнув Сане, я поплелся из кабинета, чувствуя себя так, словно я иду не в экспертно-криминалистический отдел, в который меня позвали скорее всего из-за работы, а на казнь.

Частично так и было. Наташу я знал слишком давно и наверняка она не приняла всерьез все, о чем я наговорил в пьяном бреду в баре. Но то, что я это умудрился сделать, ее всяко обидело. И извиниться перед ней я был обязан сразу же, как появился с утра в отделе. Но мне духу не хватило. Отмазки в виде завалов на работе не принимаются ни одной из сторон. И это самое обидное для нее.

— Паша! — окликнул меня Саня, выскочив за мной следом из кабинета. — Ты ничего не забыл?

— Топор? Думаю, Наташе он не понадобится…

— Нет, не топор. Все равно у нас его нет. Палку Катенко ты собираешься экспертам относить или как? Надо же удостовериться, что именно этой палкой Катенко ударил пэпса.

— А еще угрожал продавщице, — кивнул я. — Тот еще презент, конечно…

— По поводу Наташки… Ты дурак, Паша. Вспомни, кто тебе таблетки от головной боли передал. Думаешь, она на тебя обиделась за вчерашнее? Ага, сейчас. Да она сначала мне, а потом себе чуть головы не поотрывала, когда поняла в какую историю ты влип.

— И куда, по вашему с Наташей мнению? — нахмурился я.

— Сам не понимаешь, Паша? Ты первый подозреваемый. Смотри сам. Ты проснулся рядом с трупом. У тебя сильное похмелье. Ты не помнишь, как вообще оказался там. Серьезно не понимаешь?

— Но Кожемяко сказала…

— Дурак, — Саня вздохнув, сделал заключение моим умственным способностям. — Мало кто что тебе сказал. Комитетчики… Они сами себе на уме. Да и потребуют от твоей Кожемяко результатов, она живо тебя задержит. Так что все сложно, Паша.

— И что ты предлагаешь?

— Ты просто обязан вспомнить, что произошло после того, как ты сел в то пресловутое такси. Это во-первых.

— А во-вторых?

— Иди уже к Наташе, придурок! Извинись перед ней, хоть зайчиком спляши, но чтобы я больше ни у тебя, ни у нее не видел грустных физиономий. Понятно излагаю?

— Есть, товарищ капитан! — щелкнул я каблуками, хотел еще козырнуть, но вспомнил, что к пустой голове не прикладывают, потому просто помахал Сане и уже с более спокойной душой направился к экспертам. Попутно забрав из рук Сани палку.

Может и Саня бывает каким-то странным, но кто без тараканов в голове. Особенно с нашей работой. Вообще, в последние дни Саня конкретно так выглядит уставшим, да и шуток от него не слышно совсем. Хороших, я имею в виду. Да и балагурит он словно через силу. То ли Настя ему не дает, то ли действительно начальство хорошо так причесало, но слушать отповеди от Сани я не готов. Надо парня спасать. Мне отдел не простит, если Саня окончательно превратится в задроченного службой следака.

Вот с такими, совершенно не подобающими ситуации, мыслями, я шагал на второй этаж, к экспертам. Сослуживцы, мимо которых я проходил, провожали меня такими взглядами, словно я действительно на казнь свою топал. Один даже кепку снял, за что сразу получил леща. Я хотел добавить, чтобы не хоронил раньше времени, но его быстро уволокли от меня куда подальше. Наверное, чтобы не провоцировать. Правильное дело. Нефиг злить следователя, что за день несколько дел раскрывает, как семечки щелкает. Я может и не матерый пока еще, но чтобы пупсы меня жалели… Да ну их нахер.

Вошел я в кабинет к экспертам с гордо поднятой головой, грудью колесом, да и с палкой наперевес. Наташа все-таки девушка, и пусть не обидится на меня женский пол, но там даже тараканы не всегда знают, что сейчас взбредет к ним в головы.

Шучу, конечно. Правда, юмор мой не поняли.

— Ты чего, Паша? — посмотрела на меня удивленным взглядом Наташа. — Я не кусаюсь.

— И баллончика у тебя нет? — улыбнулся я.

— Нет, — засмеялась Наташа. — Да и не стала бы я на тебя из баллончика пшикать. Утром от тебя такое амбре было, что даже лучшие мои духи не помогли бы, не то что перцовка.

— Это хорошо.

— Так чего ты так зашел тогда?

— Я, это, как его… Вот, палку принес.

— Ну, я это уже как не странно поняла. Но зачем?

— Предполагаю, что именно ей Катенко угрожал продавщице, — наконец успокоился я. Не знаю, почему я так растерялся. Может, потому что Наташа вела себя как обычно, будто и не было вчера никаких моих пьяных признаний в любви.

—О, вижу тебе сегодня везет, — в ответ на мой недоуменный взгляд Наташа улыбнулась. — Час назад Игорь заходил, принес вещественные доказательства по разбою на Космонавтов. Тебе, кстати, надо в протоколе расписаться.

— Уже провела экспертизу?

— Да. На видео, которое вы взяли в магазине, отчетливо видно, что преступником демонстрируется паспорт на имя Евсеева Дмитрия Юрьевича. Также на бутылке коньяка, изъятой у Евсеева при задержании, имеются четкие следы пальцев. Я отдала коньяк Вене на дактилоскопическую экспертизу, но более чем уверена, что подтвердится, что именно эту бутылку Евсеев получил от продавца магазина, которого он ограбил.

— По номеру проверять будешь?

— Запрос я написала, но смысл? Есть свидетельские показания, есть видео… Причастность Евсеева к разбою на Космонавтов, двенадцать, неоспорима.

— А по второму эпизоду есть что сказать?

— Это по еноту, что ли? — засмеялась Наташа. — Есть, конечно. Игорь принес пистолет и гильзу. На пистолете есть следы пальцев, наверняка они Евсеева…

— Это не удивительно, пистолет, как и коньяк, у него и отобрали все-таки, — перебил я Наташу.

— Это понятно, — отмахнулась она. — Пистолет и гильзу я отдала баллистику, он посмотрит… Ну, кажется, все. Хотя нет. Также, на пистолете есть надпись: “Евсееву Ю. И. — за долгую службу”. Так что могу предположить, что пистолет изначально принадлежит отцу Евсеева. Надо проверить его. Я даже не знаю, что тебе еще нужно, ведь Евсеева взяли прямо на месте преступления.

— Это точно. Тогда палку посмотришь? — я протянул ей “ружье”.

— А куда я денусь? — взяв палку, Наташа, принялась за осмотр. — Документы по палке готовы? — между делом спросила она.

— Да. Только твоя подпись осталась…

— Давай сюда. — Пару минут Наташа сосредоточенно изучала палку, которую нашел Зернов, потом сказала: — Следы пальцев есть. Отдам Вене, он посмотрит и тебе позвонит, хорошо?

— Спасибо тебе!

— Паша, ты же не только из-за палки пришел сюда? Не так ли? — заметив, что я собрался уходить, произнесла Наташа.

— Наташа, наверное, мне нужно извиниться за вчерашнее, — немного помявшись, наконец выдохнул я. — Глупо получилось. Наверняка ты не так этого хотела.

— Чего именно? — легкий наклон Наташиной головы говорил о ее неподельном изумлении, хотя я ожидал праведного гнева. — Ты был пьян, Паша, и за твои слова я не в обиде на тебя. Но крайне обеспокоена, что ты умудрился проснуться рядом с трупом какой-то девушки.

— Я с ней не спал, — тут же попытался оправдаться я. Но это выглядело настолько нелепо, что я сам первым не выдержал и засмеялся. Хихикнула и Наташа. Но тут же посерьезнела.

— Паша, не важно, спал ли ты с убитой или нет. Главное, что ты каким-то макаром оказался рядом. И это меня беспокоит.

— Наташа, будьте уверены, с убитой Павел не спал, — раздался голос позади нас с Наташей. За разговором мы не заметили, как в кабинет экспертно-криминалистического отдела вошел Лев Борисович. Он с мягкой улыбкой посмотрел на нас и продолжил. — Только что прислали отчет судмедэксперта…

— Шустро они, — покачала головой Наташа. — Только вот почему его отправили вам, а не Кожемяко?

— Я попросил. Леша, судмедэксперт, мой старый друг, хоть со скрипом, но согласился все-таки отправить мне копию своего отчета, — вздохнул Лев Борисович. — Мне тоже пришел приказ с самого верху как можно быстрее изучить все улики и предоставить в Следственный комитет подробнейший отчет.

— Что-нибудь можете рассказать, Лев Борисович?

— Конечно, могу, Паша. И даже обязан, несмотря на все обстоятельства, связанные именно с вами.

— Лев Борисович, вы же прекрасно понимаете, что я не убивал эту девушку.

—Будет, Паша. Мне это известно, как и всему отделу, но нам очень нужно, чтобы вы не расслаблялись.

— Проще говоря, вы его троллите, — улыбнулась Наташа.

— Не могу такого отрицать, — развел руками Лев Борисович. — Но давайте вернемся к убийству бедной девушки. Как я уже говорил, еще при осмотре места преступления, смерть девушки наступила за десять-двенадцать часов до ее обнаружения. Это подтвердила судмедэкспертиза. Также, никаких биологических следов на ее теле не обнаружено. Умерла девушка впоследствии сильной потери крови из-за раны на шее. Рана, кстати, нанесена очень аккуратно, либо скальпелем, либо тонкой стальной проволокой, которую используют для того, чтобы делать петли для охоты, или же леской. Ничего подобного при осмотре не было найдено, так что скорее всего преступник унес это с собой.

— Установили имя жертвы?

— Да, Алена Нежданова. Младшая сестра Алексея Нежданова. Паша, это имя вам знакомо?

— Да. — кивнул я. — Нежданова некогда при задержании сделал моего отца инвалидом. но про его сестру я не слышал.

— Обычная девушка. Работала продавцом в ларьке, Кстати, неподалеку от нашего отдела.

— Того самого ларька, что пытался обнести Катенко?

— Да. Так вот, что еще могу сказать про убийство Алены Неждановой… По поручению Кожемяко Самятин изъял видеозаписи из бара “Тихая гавань”, а также из домов поблизости от места преступления. Конечно, это может показаться наглостью с моей стороны, но воспользовавшись своим служебным положением я снял копии с этих видео. Не хотели бы ознакомиться?

— Конечно! — в один голос воскликнули мы с Наташей.

Лев Борисович степенно прошел до своего компьютера, сел за стол и достав из кармана брюк флэшку подключил ее к компу. Пара нажатий по клавишам клавиатуры и на экране появилась картинка парковки у бара “Тихая гавань”.

Сначала ничего на видео не происходило, но спустя несколько секунд на экране появилось несколько человек: я, Наташа, а также Саня. Меня, кстати, фактически тащила на себе Наташа. Прошла минута и на экране появилась машина такси…

— Остановите, пожалуйста, — попросил я.

Лев Борисович нажал паузу.

— Екатерина, Константин, шесть, три, один, э-э-э, Харитон, — сразу поняв, что я ищу в застывшем изображении, продиктовала мне номер автомобиля такси Наташа.

— “Еду как хочу”... Неожиданно… — пробормотал Лев Борисович и тут наткнулся на мой недоуменный взгляд. — Что? Именно так расшифровываются номера с такими буквами. Кстати, обычно они принадлежат автомобилям ФСО или ФСБ, но никак не таксистам. Наташа, думаю, стоит запросить по этой машине данные из ГИБДД.

— Да, конечно, — кивнула Наташа. — Продолжаем смотреть? — не став дожидаться ответа, она нажала на кнопку “Enter”. Видеозапись продолжилась, но больше ничего интересного мы не увидели. Только посмотрели на то, как я на экране с трудом забираюсь в машину и такси уезжает.

— А я только думала за попкорном сгонять, — улыбнулась Наташа.

— Хорошая мысль, — произнес Лев Борисович. — У меня есть второе видео.

— С Советской, да? — спросил я.

— Да. Наверняка нет смысла спрашивать, хотите ли вы посмотреть?

— Да, — переглянувшись, хором ответили мы с Наташей.

Второе видео начиналось с вида на пустую Советскую улицу. Изображение было черно-белым и постоянно возникающие то тут, то там артефакты не способствовали приятному просмотру. Но посмотреть было нужно — вдруг там были хоть какие-нибудь подсказки произошедшему.

Несколько секунд на видео ничего не происходило. Только ветер игрался с ветками березы, разросшейся настолько, что закрывала часть обзора. Потом появилось уже знакомое нам такси. Оно остановилось. Вышел водитель. Он прошел к пассажирской двери. Открыл ее. Оттуда кто-то вывалился. Судя по всему, это был я. То ли пьяный в дрова, то ли уже спящий.

А дальше произошло нечто интересное. Вместо того, чтобы махнуть рукой на пьяное мое тело и уехать, водитель приподнял меня за подмышки и куда-то потащил. Наверняка в тот самый дом, где произошло убийство. Спустя пару минут водитель вернулся, сел в машину и уехал.

— Лев Борисович, можете прокрутить чуть назад? — попросила Наташа. — А теперь остановите! — воскликнула она, когда на видео мелькнуло лицо водителя такси.

— Увеличить можно? — спросил я, вглядываясь в лицо того, кто наверняка меня попытался подставить.

— Можно, но толку от этого будет мало, — ответил мне Лев Борисович. — Думаю, будет лучшим, если мы с Наташей постараемся узнать, кто это такой.

— Спасибо, Лев Борисович, — сказал я.

— Не за что, молодой человек. Ладно, я вас оставлю. Наверняка вам еще есть о чем поговорить, — распечатав фото водителя такси, Лев Борисович мягко улыбнулся нам с Наташей и вышел из отдела.

Проводив его слегка недоуменным взглядом, Наташа повернулась ко мне:

— Это он о чем? Опять нас поженить нас хочет?

— Наташа, — улыбнулся я. — Не он один.

— Не начинай, Паша. Иначе баллончиком брызну.

— Ладно, ладно, молчу, — я шутливо поднял руки вверх.

— Все, вы можете идти, товарищ следователь, — стукнула меня по плечу Наташа. — Отчеты по экспертизам предоставлю чуть позже. И по такси тоже. Но ты и по своим каналам можешь его пробить.

— По своим каналам? — удивился я. — Наташа, я тут без году неделя, я никого в ГИБДД не знаю.

— Спроси у Гловацкой, наверняка кого-нибудь тебе порекомендует.

— Тоже вариант, — пожал я плечами. — Так насчет вчерашнего…

— Пока лучше даже и не заикайся. Я тебе уже сказала “Да”, но дай хотя бы свыкнуться с этой мыслью.

— Ты сказала мне “Да”? — прошептал я, удивленно посмотрев на Наташа. Та смутилась, но ничего больше не сказала, принявшись за свою работу.

Думаю, нет смысла говорить, что из экспертно-криминалистического отдела я вышел совершенно оглушенным. Наташа сказала мне “Да”. А я совершенно не помнил этого момента. Но и переигрывать ничего из того, что произошло, не хотел. Ну, кроме, конечно же, моего пробуждения рядом с убитой девушкой.

Тонкая, едва видимая черта, пересекающая шею… Мятое платье… Остекленело-блеклые глаза, в которых застыл не страх, а какое-то недоумение…

Короткое воспоминание об увиденном сегодня утром встряхнуло меня, заставило собраться. Не время было размышлять об Наташе и об ее согласии. Нужно было закончить работу.

Спустившись на первый этаж я не пошел в свой кабинет, а прошел к Анне и Насте.

— Что-то случилось? — спросила меня Аня, когда я зашел в кабинет и замер на пороге.

— Помощь нужна.

— Какая, именно?

— Есть знакомые инспекторы ГИБДД? Мне бы номерок одного автомобиля пробить… Неофициально, конечно.

— Нахрена?

—Это такси, которое меня подвозило до того дома, где я нашел убитую девушку.

— В принципе, я могу помочь, — пожала плечами Анна. — но что мне за это будет?

— Ну, не знаю, — развел я руками. — Могу пиво поставить.

— Ты уже проставился, с тебя хватит, — засмеялась Анна. — Давай лучше шоколадку и мы в расчете.

— Пойдет.

— Номер машины давай, — я быстро написал на клочке бумаги номер такси, которое я увидел на видео. — Ладненько, теперь сиди тихо, как мышь, понял? — я в ответ только кивнул. — Володька! Привет, как твое ничего? — набрав номер, затараторила в трубку Аня. — Взятки берем, пузом растем? Ладно тебе, ворчун, шучу я. Помощь твоя нужна… Умница, сам все понимаешь… Да нет, это не по работе. Наказать одного гонщика хочу… Представляешь, подрезал меня! Я едва из-за этого урода в кювет не вылетела… Спасибо, дорогой, записывай. Екатерина, Константин, шесть, три, один, Харитон. Да, “Х” последняя. Скинь мне СМС-ку, когда что-нибудь выяснишь, хорошо? Надеюсь, номер мой ты еще забыл.

Анна выдохнула и положив трубку телефона, неожиданно стукнула меня по плечу:

— Вот и все. Часок, другой и узнаем, что за машинка там была. Шоколадку завтра принесешь, понял?

— Понял, — кивнул я, потирая ушибленное плечо. Била Анна хоть и по-дружески, но довольно сильно. — Спасибо.

— Не за что, балбес. Топай уже. И про шоколадку не вздумай забыть.

Еще раз кивнув и заверив, что Анина неоценимая помощь обязательно будет оплачена, я вышел в коридор и тут же столкнулся с Саней.

— Наконец-то! — вздохнул он радостно. — Я повсюду тебя ищу, Паша! Ты мне срочно нужен!

— Что случилось?

— Проблема у нас. И только ты ее можешь решить.

— Именно я? Ты уверен?

— Конечно, ты же у нас специалист по металлическим изделиям!

Любить свою работу не зазорно. Любить свою работу — это хорошо. Обычно услышав такое хочется покрутить пальцем, дескать, сказавший сие чокнутый, но порой я понимаю людей, которые фанатеют от своей работы.

Сразу скажу, что такое бывает редко. Да, работа в полиции — это мое, мое призвание, даже наследие, но я не очень люблю свою работу. Ее можно любить, когда практически ничего не знаешь об этой системе. Лишь только кинокадры популярных российских телесериалов. Там-то наша работа показана так, что слишком многие считают, что плевое дело — служить в полиции.

Но служба в полиции — кропотливый труд. Я никому этого не пожелаю. Это не просто трудно, это тяжело. Грешники в аду, сам знаменитый Сизиф с криками и нецензурной бранью вернется к своему камню, едва немного здесь послужит.

Не в первую очередь, но никак не в последнюю это связано с тем, как к нам относятся те, ради кого мы выбрали такую работу. Обычные граждане нашей необъятной. Большинство из них ненавидит нас. Проклинает нас. И так далее.

Я не могу их винить. Они видят службу полицейскую только с одной стороны, смотрят лишь на верхнюю часть айсберга, не подозревая какая глыба скрывается под водой.

Я люблю свою работу, когда у меня что-то получается, когда я подшиваю документы о закрытии дела, когда иду домой со службы. Но я не люблю свою работу, когда ко мне на все парах подскакивает кто-нибудь типа Сани Шиповалова и заявляет, что я в чем-то специалист.

Ведь кому, как не ему знать, что я максимум специалист по нахождению приключений на свою многострадальную задницу, но никак не в чем-то другом. Тем более я никак не спец по металлическим изделиям. Слишком странно звучало это его утверждение. Хотя, наверное еще более безумней прозвучала фраза о том, что я якобы мастер по БДСМ.

Поэтому восторгаться признанием Саней меня, как специалиста, хоть и по неким металлическим изделиям, я не спешил, а наоборот, смотрел на него с подозрением и некоторым недоумением. А тот не торопился объяснять, что все-таки значит эта его фраза про металлические изделия. Да и о том, что ему от меня надо тоже.

— Можешь все-таки объяснишь, что случилось? — не выдержал наконец я, когда пауза слишком уж затянулась.

— Тебе как, сразу все выложить или интригу потянуть? — от каверзной улыбки Сани у меня свело скулы. Вот за такие моменты я и не люблю свою работу. За эту вредную ухмылку Шиповалова, которую я обязан лицезреть каждый божий день. До сих пор помню, как он мне в мой самый первый день сгрузил мне на стол несколько десятков отказных с той же физиономией, которую я видел именно сейчас.

— Саня! — с легкой угрозой протянул я.

— Нехороший ты человек, Паша. С заявлением к тебе пришли. Дело там серьезное.

— Настолько, что заявление дежурка не смогла принять? Какого хрена?

— Сам поймешь. Идешь?

— Пойдем, — вздохнул я.

Сказать, что все это мне совершенно не нравилось — ничего не сказать. И любой бы на моем месте уже послал Саню на три веселых буквы пешим маршрутом. Почему я так не сделал? Мне хотелось, этого я не отрицаю. Но я слишком уже устал. Поэтому безропотно пошел за Саней, шедшим в наш кабинет, всеми своими молекулами чувствуя подвох.

Войдя в кабинет я сразу же захотел выбежать оттуда, бросить рапорт об увольнении на стол Федотыча и больше никогда не появляться в пределах отдела полиции №3.

А все потому, что меня в кабинете ждала Индира Анатольевна Пирогова. С грустным выражением на лице она сидела на стуле у моего стола и читала какую-то бумагу. Скорее всего, это был протокол допроса Сафоновой, который я по забывчивости умудрился оставить на столе.

— Индира Анатольевна? — хмуро произнес я, собравшись с духом и пройдя к своему столу. — Что на этот раз? Вновь ведро?

— Нет, милый, я же не дура. Кастрюли у меня кто-то спер. Внучок вчера вечером брал у меня борщ и пирожки в двух кастрюлях, а сегодня ранним утром оставил их у калитки. Заходить в дом не стал, олух, будить меня, говорит, не хотел. Только потом, пару часов назад позвонил. Я вышла за калитку, а кастрюлей-то тю-тю. Я побегала по соседям, но никто из них моих кастрюлей не видел. Может, врут, я не знаю. Поэтому я сюда пришла. Вторая уже кража у меня, раньше такого никогда не было.

— Понятно. А почему не позвонили?

— Не подумала.

— Хорошо, я вас понял. Сделаем так, сейчас вы пойдете в дежурную часть и напишите там заявление, которое передадите дежурному. После чего к вам зайдет ваш участковый.

— А почему не вы сами? — попыталась возмутиться Индира Анатольевна, но под моим строгим взглядом осеклась и покорно кивнула, признав мою правоту.

— Потому что не нужно нарушать процедуру. Я, Индира Анатольевна, следователь, а не ваш приятель, к которому вы можете бегать по каждому поводу. Кстати, я с вами пойду. Скажу пару ласковых нашему дежурному.

Мы вместе с Индирой Анатольевной вышли из кабинета и прошли к окошку дежурной части.

— Толик, — наклонившись к окну, позвал я дежурного, — выдай гражданке листок бумаги и ручку. Она заявление будет писать. Ты его примешь и передашь на рассмотрение начальнику. Понял?

— Понял, конечно, — кивнул Толик мне в ответ, выдавая затребованное мной Пироговой.

Не став ждать, когда Пирогова напишет заявление, я развернулся обратно, чтобы уйти в свой кабинет, решив поговорить серьезно с Толиком чуть позже, когда Индира Анатольевна изволит удалиться. Незачем ей знать, что ей здесь мало рады. Тем более в моем кабинете. Хотя она наверняка об этом знает. Но это ее никак не останавливает. Отчасти я Толика понимаю, сам не представляю, как остановить Пирогову, когда она целеустремленно рвется куда-либо. Я понимаю, она за свое хозяйство, за ведра, кастрюли и прочую утварь радеет, но зачем это вот так делать, с таким безумным энтузиазмом. Да, я работаю в полиции, это моя обязанность, помогать людям, но благодаря Пироговой и ей подобным моя служба в органах все больше походит на цирковое представление клоунов. Обидно, что зачастую главный клоун в этом цирке — это я.

Но уйти далеко мне не удалось. А все из-за того, что работу все-таки никто не отменял. Про Евсеева, любителя енотов и разбойника, что ходит на “дело” с паспортом, я за круговертью дел малость подзабыл. А теперь вспомнил. Поэтому вернулся к окошку дежурной части и спросил у Толика:

— Мой задержанный, как, проспался? — Толик на мгновение задумался, вытянул шею, чтобы посмотреть на обезьянник, и только потом утвердительно кивнул. — Хорошо, приведи его ко мне. Как гражданка заявление напишет, — оглянувшись на Пирогову, уже усердно пишущую на листке, закончил я.

Евсеева Толик привел мне быстро. Тот еще был не очень, но уже кое-как соображал, поэтому едва любитель енотов приземлился на стул напротив меня, я сразу же принялся за допрос.

— Евсеев Дмитрий Юрьевич, тысяча девятьсот девяносто первого года рождения? Проживаете по адресу: поселок Луговой, улица Ленина, дом четырнадцать, квартира восемнадцать? — дождавшись от парня едва заметного кивка, я продолжил. — Вас задержали при попытки отобрать домашнее животное у гражданки Сафоновой Натальи. Можете объяснить, зачем вы это пытались сделать?

— Я, это, как его, ну… Ракету хотел спасти. От этой, как ее, Эл, кажется…

—Хахаха! Ой, не могу, Ракета и Слепая Эл! А повязали тебя кто? Корпус Нова, что ли? —Саня не выдержал и заржал так, что наверняка вздрогнули все в ближайшей округе.

— А чего я такого сказал? Я ведь правду говорю, — недоуменно посмотрев на Саню, попытался оправдаться Евсеев. Но это не помогло, наоборот, смех разобрал еще и меня.

Спустя пару минут мы с Саней наконец с трудом успокоились и я продолжил допрос:

— Хорошо, то есть вы решили спасти Ракету? Генетически модифицированного енота из комиксов и фильмов Марвел от рук Слепой Эл, старушки, которая помогала Дедпулу. Почему вы решили, что Ракете нужна ваша помощь? Он вас об этом попросил?

— Да, — Евсеев напрягся услышав вопрос, но все же, на мое удивление, утвердительно кивнул. — Не словами, конечно, он же все-таки енот, — неожиданно уточнил Евсеев. — Ракета так брыкался, Слепая Эл еще на него поводок с ошейником нацепила… Я не мог поступить иначе.

— Ладно, — с некоторым трудом произнес я, сдерживаясь, чтобы снова не заржать. Сане было пофиг, он уже бился головой об стол. — В целом я вас понял… Давайте продолжим. При задержании у вас были изъяты пистолет системы “Макаров”, паспорт и бутылка коньяка. Больше всего меня интересуют пистолет и коньяк. Можете разъяснить, откуда у вас пистолет?

— У отца взял, — вздохнул Евсеев. — Он раньше в милиции работал, это его наградной. Хранил он его, как положено, вы не подумайте, в сейфе, но я случайно код узнал. И решил пистолет себе взять. Все равно он отцу сейчас без надобности.

— Понятно, — кивнул я. — Про коньяк рассказывай. И куда балаклаву дел тоже.

— Вы и это знаете? — с грустью в голосе спросил Евсеев. — Отец меня убьет.

— Ну да, лет эдак через десять, — усмехнулся Саня.

— Ну что, рассказывать сам будешь? Или мне? — видно было, что Евсеев за несколько минут заметно протрезвел. Намного сильнее, чем после нескольких часов в обезьяннике. — Про явку с повинной говорить не стану, смысла мало, но с Ракетой не все так однозначно… Разбой останется, а вот енота мы можем по хулиганке провести. Понимаешь?

— А если нет? Тогда что?

— Во-первых, статья сто шестьдесят вторая Уголовного кодекса Российской Федерации. Если проще — разбой. До восьми лет. Дальше, нападение на гражданку Сафонову. Статья сто шестьдесят первая. Это у нас грабеж. До четырех лет. Далее — пистолет. Статья двести двадцать вторая, незаконное ношение оружия. Три года. В общем, примерно получится лет пятнадцать, не меньше. Это если еще на тебя отец не заявит за кражу пистолета. Кстати, отцу твоему тоже влетит. За ненадлежащее хранение огнестрельного оружия. Ты, конечно, никого не убил, поэтому отец твой сидеть наверняка не будет, но штраф вероятнее всего придется ему платить. Вот такой вот коленкор. Но гражданка Сафонова не хочет обвинять тебя в попытке грабежа. Ты ее, конечно, напугал, но по ее заявлению минимум я могу тебя в хулиганстве обвинить. Все понятно? — Евсеев кивнул. — Тогда рассказывай. Зачем магазин ограбил? И куда балаклаву дел?

— А если я скажу, что никакого магазина я не грабил? — заявил вдруг Евсеев.

— Дурак, значит. У тебя паспорт изъяли при задержании? Изъяли. И ты его засветил. Помнишь несговорчивого продавца, что не хотел тебя коньяк отдавать? Ты в конце концов ему паспорт показал. И он твое имя запомнил, можешь в этом не сомневаться. Такого эпичного персонажа, как ты, сложно забыть. Да и на видеокамерах наверняка видно, как ты суешь под нос продавцу свой паспорт. Видео мы уже изъяли, хочешь посмотреть?

— Давайте, — пожал плечами Евсеев. — Я никакого магазина не грабил. Можно и кино посмотреть.

Я вздохнул, удрученно и одновременно удивленно посмотрев на Евсеева. Чем больше он трезвел, тем больше наглел. Будто не осознавал, что сам себе яму роет. Ведь все улики были против него.

— Наташа, можешь принести видео по разбою на Космонавтов? — подняв трубку и набрав номер, попросил я. Услышав утвердительный ответ, я положил трубку и спросил: — Значит, гражданин Евсеев, на сделку со следствием идти не хотите? И признаваться тоже?

— С енотом — да, сознаюсь. Перепил, но с кем не бывает. А магазин вы другому дураку шейте. Не грабил я его.

— Хорошо, так и запишем, — кивнул я. После чего достал из ящика пару бланков протокола допроса и принялся писать, усердно при это проговаривая записываемый мной текст: — “Евсеев Дмитрий Юрьевич, тысяча девятьсот девяносто первого года рождения. Проживает в поселке Луговом, улица Ленина, дом четырнадцать, квартира восемнадцать. Задержан при попытке ограбления гражданки Сафоновой Натальи сотрудниками вневедомственной охраны. При задержании у гражданина Евсеева Д. Ю. изъяты: пистолет системы “Макаров”, бутылка коньяка “Арарат Васпурукан” объемом 0,5 литра и паспорт на имя Евсеева Д. Ю. В бутылке отсутствует примерно три четверти. В ходе допроса объяснил, что не хотел ограбить гражданку Сафонову Наталью, пытаясь отобрать у нее ее домашнего питомца — енота Смоки, а хотел освободить генетически модифицированного енота Ракету, из плена Слепой Эл, потому что был пьян и перепутал реальность с фильмом. Свою вину полностью признал. По факту разбойного нападения на магазин “Продукты” по адресу: улица Космонавтов, дом двенадцать, сообщил следующее: ничего не знает, нападения не совершал. В ходе допроса гражданину Евсееву Д. Ю. было продемонстрировано вещественное доказательство его причастности к разбойному нападению на магазин “Продукты””...

— Товарищ младший лейтенант, вы просили видео по разбою на Космонавтов принести, — прервала мои словоизлияния Наташа, входя в кабинет.

— Благодарю, — поблагодарил я, принимая из ее рук флешку. — Ну что, гражданин Евсеев, посмотрим кино? — подключив флешку к компьютеру, спросил я.

— Показывайте, — пожал плечами Евсеев. Он, видимо, совсем уже не сомневался, что соскочит.

Пара кликов кнопками мышки и на экране появилась картинка. На ней ясно было видно, как в небольшой магазин заходит человек, лицо которого скрыта балаклавой. После этого он сразу подходит к продавцу и угрожает пистолетом. Пара секунд и продавец передает человеку в балаклаве деньги. Тот потребовал что-то еще, и судя по всему, продавец ему это не собирался отдавать, потому грабитель направил на продавца пистолет. Потом начал шарить по карманам и продемонстрировал продавцу какой-то паспорт. Я остановил на этом видео и увеличил изображение. На мое счастье и на несчастье Евсеева у Арсения Ивановича Розинга была установлена очень хорошая система видеонаблюдения. Паспорт Евсеева был виден на картинке так, словно я его держал в руках.

— Узнаете, гражданин Евсеев? — усмехнулся я и достав из ящика стола паспорт, изъятый у него при задержании. — Можете сравнить, это ваш паспорт на видео. Так что это вы совершили разбойное нападение на магазин гражданина Розинга. Ну так что, будете еще отпираться или все-таки признаетесь в содеянном?

Евсеев молчал долго. Я уже подумывал его поторопить, но он меня опередил и начал говорить.

— Никогда не любил коньяк. Я с него пьянею быстро. И зачем он мне понадобился так сильно? Куражу ради, что ли… Идиот я, одним словом.

— То есть вы признаетесь в совершенном разбое на магазин гражданина Розинга?

— Да чего уж там, признаюсь, конечно. Говорю же, идиот я. Где и что мне подписать?

— Ты мне лучше скажи, куда ты балаклаву дел. А протокол подписать успеется.

— Балаклаву… Балаклаву я бросил в первую ближайшую урну. А вы чего, ее не нашли? Хреново работаете…

— Ты мне поговори еще тут, — усмехнулся я и набрал номер оперов.

— Семенчук, слушаю, — после пары гудков трубку взял Марат.

— Марат, это Томин. Будь другом, отряди кого-нибудь из своих, чтобы по урнам посмотрели. У магазина Розинга. Балаклаву нужно найти. Поручение я выпишу.

— Без проблем. Сейчас Серегу отправлю. Что, твой разбойничек уже кается?

— Есть такое.

— Ну ты даешь, Томин. Может, тебе каждое утро трупов подсовывать, чтобы ты раскрываемость нам ударными темпами улучшал.

— Марат, не смешно!

— Ладно и правда шутка дурацкая получилась. Извини.

— Жду балаклаву, — с этими словами я дал отбой, а потом набрал номер дежурной части: — Толя, уведи задержанного.

Толик явился за Евсеевым через пару минут — тот едва успел прочитать и подписать составленный мной протокол допроса.

Только дверь закрылась за Евсеевым, как прозвучал звонок.

— Паша, зайди ко мне, — голос Федотыча был грустным настолько, что я сразу понял — к нему на стол уже попало заявление Пироговой.

До кабинета начальника на этот раз я добрался без лишних приключений. Федотыч встретил меня за своим столом. В руках у него было злополучное заявление Пироговой о пропаже ее кастрюль.

— Рассказывай, — потребовал он.

— Что именно?

— По разбою у Розинга, конечно! Этим, — он помахал заявлением, — мы потом займемся.

— Евсеев во всем признался. И по хулиганке и по разбою.

— По хулиганке? Это когда он енота стибрить решил, коньячка перебрав? Там же попытка грабежа.

— Потерпевшая к нему особых претензий не имеет. Да и трактовать его попытку отобрать енота можно по-разному. Конечно, можно было возбудиться по сто шестьдесят первой, но в виду ряда причин, я не вижу в этом смысла.

— Паша, покушение на грабеж было?

— Было, — кивнул я, мгновенно поняв, к чему клонит Федотыч. — Но, Павел Федотович, потерпевшая, гражданка Сафонова, как я уже сказал, претензий к Евсееву не имеет…

— Добрая женщина…

— Так же сама попытка грабежа была пресечена сотрудниками вневедомственной охраны. Да там и на попытку мало походило. Скорей уж нам пришлось Сафонову задерживать…

— Это еще почему?

— Так Евсеев был пьяный в умат. Еле на ногах стоял. Когда "гвардейцы" подоспели, он только и мог, чтобы делать жалкие попытки отобрать поводок у Сафоновой. И та успешно отбивалась.

— То есть ее можно было привлечь за побои?

— Ну да. Хотя это было бы странно…

— Да нет, если бы Евсеев хорошо соображал, он мог бы на Сафонову заявление написать. Но дело бы кончилось так же, как и с Матроскиным. В общем я тебя понял, по еноту ты хочешь привлечь Евсеева за нарушение общественного порядка. В принципе, это возможно. А что будем делать с пистолетом? Насколько я понял, он принадлежит отцу задержанного. Он когда-то участковым работал. В Луговом, но давно уже вышел на пенсию.

— Значит пистолетом его наградили, когда он выходил на пенсию? — спросил я, вспомнив надпись на “Макарове”. — Случайно, не вы ли его награждали?

— Нет. Начальник городского управления награждал. Меня, кстати, тоже хотели. Но дело тут в другом. Что делать будешь?

— Статья двести двадцать вторая там. В принципе, еще и отца можно привлечь — за ненадлежащее хранение.

— Да, все правильно. Двести двадцать четвертая, — вздохнул Федотыч. — Штраф до ста тысяч рублей. Подкузьмил сынок отцу, нечего сказать. Ладно, вызови отца Евсеева на допрос. Но аккуратно, хорошо? Он все-таки пожилой уже.

— Хорошо, — кивнул я.

— Теперь по Пироговой. Кастрюли у нее украли, слышал?

— Да, она заходила ко мне.

— Почему сам не принял заявление, а отправил ее в дежурку писать? Хотел, чтобы я узнал или что-то другое.

— И первое, и второе, — вздохнул я. — Как ее увидел, меня едва не переклинило. Думал, опять из-за ведра приперлась. Но оказалось все намного веселее.

— Понимаю тебя. С этой Пироговой вы скоро начальника своего лишитесь. Сердце екнет на очередное заявлении и все, выносите вперед ногами…

— Да ну вас, Павел Федотович! Скажите тоже! Вперед ногами… Словно вы чего похлеще не видели, кроме ведра Пироговой…

— Похлеще… — усмехнулся Федотыч. — Ну, почему же, видел. И до сих пор думаю, что и до меня и после никто такого дела больше не раскрывал…

— Это вы про что? — с интересом спросил я. Рассказы Федотыча всегда были занимательными и послушать еще один я бы не отказался за все ведра и кастрюли Пироговой вместе взятые.

— Было это в семьдесят восьмом, — я тихо присвистнул. Если я правильно посчитал, то это был первый год службы Федотыча в органах, — Тогда я только-только закончил школу милиции, — подтвердил мои расчеты начальник. — Так вот, однажды вечером поступил вызов. В зоопарке случилось что-то, но что именно, толком никто не понял…

— А что, у нас в городе есть зоопарк? — перебил я.

— Был. В девяностых его прикрыли. Слишком дорого его якобы было содержать. А зоопарк был очень хорошим, зверей там много было, — с едва заметной грустью в голосе ответил мне Федотыч. — В общем, в зоопарке происшествие, а я как раз там рядом бродил, парочку хануриков искал. Прибегаю я в зоопарк и мне говорят, так, мол и так, пропали три крокодила. Меня аж перекосило. Я сначала наорать хотел, чтобы не разыгрывали больше милицию, но потом все же спросил, каких, к черту, крокодилов работники зоопарка умудрились потерять и не брешут ли они мне. Как оказалось, не врут. Обижаться на меня никто не стал и чинно провели к одному из загонов. Небольшой такой, но с водоемом. Все, как крокодилы любят. Я, конечно, до этого крокодилов только на картинках встречал, но работники зоопарка меня заверили единодушно, что крокодилам в их загоне комфортно, а потому не могли они сами куда-то уйти. Значит, похитили их. Я постоял, почесал затылок. И никак я не мог представить, кому в голову могло втемяшиться трех крокодилов уволочь из зоопарка. Да ладно утащить, тут главное — зачем? Поразмышлял я немного, осмотрел заборчик и передал всем постам: из зоопарка сбежали три крокодила. Сначала пару минут послушал по рации нелицеприятные отзывы сослуживцев о моей личности, а потом с улицы Кирова, это сейчас Матроскина, вдруг передали, что видят топающих куда-то крокодилов. Трех. Я с работниками зоопарка ринулся туда. А спустя час крокодилы вернулись в загон, а я едва не арестовал заведующего зоопарка.

— За что?

— Да за халатность. Между решетками забора у загона крокодильского не только крокодилы, но и слон мог проползти. Вот так вот, Паша. Бывали в моей практике интересные случаи. Но Пирогова с ее ведрами и кастрюлями — это отдельный случай. Постарайся разобраться побыстрее. Хорошо?

— С радостью, Павел Федотович!

— Ладно, можешь идти.

Выйдя из кабинета Федотыча, я не сразу пошел к себе. Сотовый, который я каким-то чудом захватил с собой, уже несколько раз за время нашего разговора с начальником провибрировал о поступивших сообщениях.

Первое было от Гловацкой: “Фофанов Владимир Алексеевич. Б/с.”.

Следующая СМС была также от Анны: “Про шоколадку не забудь.”.

А третья была от Сани: “Кастрюли нашлись. Зайди к Толмачевой.”.

Мне хватило пары секунд, чтобы понять, что сейчас важнее: Пирогова или таксист, которые отвез мое пьяное тело к дому Нежданова. Я выбрал первое. Таксист от меня вряд ли куда убежит, а вот работу никто не отменял. Все-таки в моих интересах было раскрыть кражу кастрюль как можно быстрее.

Екатерина Толмачева была инспектором пдн. Малолетками занималась, если кто не понял. Ее кабинет был на первом этаже, но в другом коридоре, параллельном нашему.

— Катя, можно? — дойдя до “детской”, я постучался и приоткрыв дверь, просунул голову внутрь.

— Входи, — улыбнулась мне Толмачева. — Привет, кстати.

— Ага, привет. — кивнул я, входя в “детскую”. — Мне тут Саня странную СМС написал, не взглянешь?

— Про кастрюли? — даже не взглянув на протянутый мной смартфон, спросила Катя. — Так это я позвонила. Думала хохмой поделиться, но оказывается вы с Саней меня опередили…

— Ну-ка, интересно. Расскажи, что там у тебя за хохма.

— Я сегодня с утра на “территории” работала… — начала было свой рассказ Катя, но я ее перебил:

— А когда ты на “территории” не работала? — мой вопрос остался без ответа, да и без него я прекрасно знал, что встретить инспектора пдн у нас в отделе — непосильная задача. А вот на “территории” ее еще можно найти. Если постараться.

— Так вот, — Катя на мой вопрос только криво улыбнулась и продолжила свою историю. — Занесло меня в Старохолмье, у меня там есть парочка поднадзорных, иду я себе, иду, гляжу, парнишка кастрюльки несет, да по сторонам как-то странно оглядывается. Думать долго я не стала, догнала его и в лоб спросила, откуда, мол, кастрюли тащит. А парнишка вдруг в слезы: “Не забирайте меня в тюрьму, я их под забором нашел.” Кое-как его успокоила и он мне рассказал, что за дружком своим бывшим проследил, а когда тот у калитки дома своей бабушки кастрюли оставил, их спер. Думал кастрюли эти на старой пилораме спрятать. Но не повезло, на меня наткнулся. Вот теперь здесь сидит, деда своего ждет, — она махнула рукой куда-то в сторону. Только сейчас я заметил, что мы с Катей в кабинете не одни. В углу сидел парнишка, лет десяти-двенадцати.

— Как зовут? — спросил я у него.

— Миша, Миша Авоськин, —дрожащим голоском ответил мальчик.

Только я хотел спросить кое-что у Кати, как моя догадка подтвердилась.

Дверь “детской” распахнулась и на всех парах в нее ворвался Пантелеймон Зурабович Авоськин.

— По какому праву?! —заорал он с порога. — По какому такому праву вы задержали моего внука?

— Пантелеймон Зурабович! — жестом останавливая приподнявшуюся с места Катю, произнес я холодным тоном. — Ваш внук, Михаил Авоськин был задержан во время кражи двух кастрюль с участка Индиры Анатольевны Пироговой. Так что потрудитесь успокоится, иначе я еще и вас задержу за нарушение общественного порядка.

— Общественного, — прошипел Пантелеймон Зурабович. — Видал я ваше “общество”... До меня добраться вам не удалось, через внука решили надавить… Это вам с рук не сойдет, так и знайте! А ты чего сидишь? — рявкнул он вдруг на внука. —Собирайся, мы уходим отсюда.

— Михаил никуда отсюда не пойдет, — покачав головой, мягким тоном произнес я. — Вы может быть не поняли, Пантелеймон Зурабович? Миша кастрюли украл. И ему придется за это ответить. И вам тоже.

—Что?! — завопил Пантелеймон Зурабович. —Да я тебя, щенок…

— Толя! Подойди в “детскую”! — крикнул я, приоткрыв дверь и совершенно не обращая внимания на взбешенного моим поведением и словами Авоськина.

Невырязев на мое удивление появился быстро. А я то думал, что нам с Катей придется справляться своими силами.

— Что случилось? — спросил Толик, едва войдя в “детскую”.

— Толя, сопроводи гражданина Авоськина в обезьянник. Он задержан за нарушение общественного порядка, а также за оскорбление сотрудника полиции при исполнении.

— Пройдемте, — указав Авоськину на дверь, произнес Толя.

— Никуда я не пойду! Требую, чтобы вы прекратили произвол! Начальника сюда, живо!

— Пьяный, что ли? — осведомился у меня Толик и получив отрицательный ответ, сделал неожиданный вывод: — Значит, обдолбанный! Гражданин, пройдемте! — Толик сделал маленький шаг вперед, практически вплотную подойдя к Авоськину.

— Ты кто такой, чтобы мне приказывать? Ты хоть знаешь, кто я?

— Кляузник и гемморой всего города, — до этого момента Толя только делал вид, что не узнал всем знакомого Авоськина, — Я сказал: пройдемте! Будет вам начальник…

На мгновение мне показалось, что к Авоськину придется применить физическую силу, чтобы вывести его из “детской”, но тот скользнул по нам взглядом, видимо оценил обстановку и гордо подняв голову вышел из кабинета.

— М-да уж, — пробормотала Катя. — Чего я только не видела, но такого, признаться, все равно не ожидала.

— Я тоже, — усмехнулся я. — Так, Миша, давай поговорим, — повернулся я к мальчику. — Не знаю, что там у тебя за обиды с другом, но то, как ты поступил — это неправильно. Понимаешь? — тот кивнул. — Хорошо. Понравилось тебе в отделе? Вряд ли. Никому здесь не нравится. Даже нам порой. Но у нас работа такая. А ты глупость совершил. И дедушку своего подставил, кстати. Ему теперь придется некоторое время провести в тюрьме. Хотя он сам виноват. Нормально бы разговаривал, ничего бы ни ему ни тебе не было. А так я просто вынужден…

— Дедушку не надо в тюрьму, он не виноват! Он просто за меня испугался, — жалобно произнес Миша.

— Закон один для всех, Миша, — вздохнул я. — Так что я ничего сделать не могу.

— Паша, не будь таким жестоким! — все-таки просекла мою игру Катя. — Кое-что все-таки можно сделать.

— И что же? — спросил я у нее. — Ты сама все видела, Катя. Тюрьма по ним обоим плачет. Никто не может им помочь…

— Миша. Миша может им помочь.

— Как? — в глазах у мальчика проснулась надежда. Как же легко манипулировать такими, как он. Но по-другому никак не получится. Мальчишка должен запомнить урок.

— Все очень просто. Ты сейчас обратно понесешь кастрюли…

— Баба Индира меня прибьет…

— Не прибьет, если сделаешь так, как мы тебе подскажем.

— Все равно прибьет. Дедушка ей расскажет же, кто украл кастрюли.

— А мы дедушку твоего попросим не говорить. Думаю, он согласится. В обмен на то, что сидеть ему долго не придется. Ну так что, согласен выслушать меня и выполнить все, что я тебе скажу? — Миша кивнул. — Хорошо. Так вот, ты сейчас отнесешь кастрюли к дому бабы Индиры и аккуратно положишь их там, где взял. Только сделать это надо, чтобы тебя никто не видел, понял?

— И все? — недоуменно спросил Миша.

— Ага. Все. Следом за тобой будет идти участковый, но ты его не бойся. Арестовывать он тебя не будет. Наоборот, сделает тебя героем.

— Героем? — даже Катя посмотрела на меня с удивлением, чего уж говорить о Мише.

— Именно так. Понимаешь, баба Индира написала заявление о пропаже кастрюль…

— Мне конец.

— Не перебивай меня, Миша. Заявление о краже у нас есть, покража найдена, но я не хочу, чтобы ты вот так, по глупости, попал в тюрьму. Поэтому мы с тобой сделаем все наоборот. Ты не украл, а ты найдешь якобы украденные кастрюли. Как тебе?

— Но это же обман.

— Ну-у-у… Если ты хочешь в тюрьму, то это очень просто сделать. Так что, хочешь в каталажку? Поверь мне, там таким как ты, очень плохо живется.

— Нет, не надо в тюрьму! Я сделаю все, как вы сказали.

— Молодец. Ну-ка повтори, что тебе нужно сделать?

— Отнести кастрюли к дому бабы Индиры, спрятать их там, дождаться участкового и показать ему кастрюли, якобы я их нашел.

— И не забудь, тебя никто не должен видеть! — мягким тоном напомнила Катя.

— Хорошо, — немного нервно, как мне показалось, кивнул Миша.

— Ты не бойся, если не попадешься — ничего тебе не будет. И дедушку мы твоего отпустим.

— А если попадусь?

— Дам тебя ремня попробовать, — суровым тоном вдруг заявила Катя. — Чтобы не повадно было. Понял? — Миша промолчал, но и без того было видно, что он все прекрасно понял и не собирается подставляться.

— Я позвоню? — показав на телефон, спросил я у Кати. Она в ответ лишь махнула рукой, дескать, зачем спрашиваешь такую глупость? — Андрей, привет, — набрав номер и дождавшись ответа на той стороне трубки, поприветствовал я Хватова. — Будь добр, скажи номер Поползова. Хочу его кое о чем попросить, — набрав на экране смартфона продиктованный Андреем номер я нажал кнопку вызова и дождавшись, когда мне ответят, поблагодарил Хватова и произнес уже в мобильный. — Здорово, Леха. Помощь твоя нужна. Пирогову помнишь? Ага, я бы тоже ее забыл, но нам так не везет. В общем, приходи в отдел, здесь пообщаемся.

Ждать Поползова пришлось недолго — всего-то минут тридцать. Но кое-кому эти полчаса дались очень нелегко. Пока мы с Катей спокойно беседовали, Миша Авоськин успел раз десять поменять мнение о том, что ему предстоит сделать. То он порывался пойти в тюрьму, лишь бы его дедушку отпустили, то обдумывал вслух, как ему не попасться не только Пироговой, но и участковому. Успокаивать Мишу ни я ни Катя даже не пытались. Сам успокоится, когда все поймет. Да и муки совести были для него не лишними. В следующий раз он вряд ли пойдет когда-либо на “дело”. И это к лучшему. Несмотря на то, что сейчас я собирался прикрыть “злодеяние” мальчика, все равно не хотелось, чтобы он почувствовал себя безнаказанным.

Тут дело такое. Мальчик обиделся на друга. И решил перепрятать кастрюли, которые его друг принес к бабушке домой, но не занес, а оставил у калитки. Кто из них большую глупость сделал, я затрудняюсь ответить. С учетом того, что Миша умудрился попасться. Только мы с Катей глупость ребят решили нивелировать. Тем, что Миша “найдет” кастрюли и укажет на них участковому, якобы пришедшему по заявлению. Дело, в принципе, хорошее, но есть один маленький нюанс — Миша после того, как мы ему поможем, может возомнить себе, что его всегда будут отмазывать. А так не будет. Поэтому пусть лучше мучается угрызениями совести. И себе зарубочку сделает — воровать плохо.

— Здорово! Кое-как тебя нашел, — появился наконец Поползов. — Что там у тебя опять с Пироговой?

— Кастрюли у нее украли, — мрачно заявил я в ответ.

— Она, что, прикалывается над нами? Сначала ведро, потом кастрюли… Что дальше? Бидон? Корыто?

— Не подсказывай, — усмехнулась Катя. — Вдруг кто услышит.

— Ну ладно, кастрюли у Пироговой украли. Хочешь, чтобы я поискал? — присев на свободный стул, спросил у меня Поползов.

— Не нужно. Уже нашли.

— Так чего тебе от меня надо тогда?

— Понимаешь, Леша, тут дело такое, — произнесла Катя. — Мы не только кастрюли уже нашли, но и воришку с поличным взяли.

— И? Чего-то я никак не соображу, что вы задумали.

— Все очень просто, Леха. Не хочу я воришку этого в тюрьму посадить из-за такой мелочи, — вздохнул я. — Кстати, познакомься. Миша Авоськин. — указал я на притихшего после появления участкового мальчика. — Внук наверняка знакомого тебе Пантелеймона Зурабовича Авоськина. По совместительству — наш воришка. Дед его, кстати, тоже тут, в обезьяннике отдыхает.

— Нормально так… Что делать нужно?

— Тебе — практически ничего. Проводишь мальчика до дома Пироговой, дашь ему спрятать, а потом найти кастрюли. Ну и проследишь, чтобы мальчика никто не увидел, до “встречи” с тобой.

— Понятно, — усмехнулся Поползов. — Разрешите выполнять?

— Разрешаю, — кивнул я, пряча улыбку.

— Ну что, пацан, чего сидим, кого ждем? Хватай кастрюли и пошли, — поднявшись, обратился Леха к Мише. Тот вскочил, ошалело огляделся по сторонам, видимо ища кастрюли, несмотря на то, что они лежали прямо перед ним, наконец нашел и схватив их бросился к выходу из “детской”.

— Спасибо, — затормозив у двери, Миша оглянулся на нас с Катей.

— Иди уже, — усмехнулась Катя. — Но постарайся сюда не возвращаться, хорошо?

— Хорошо, — кивнул Миша и вышел из “детской”. Следом за ним вышел Поползов.

— Как думаешь, получится? — спросила у меня Катя.

— Надеюсь, — пожал я плечами. — Ладно, я пойду. Мне еще старшего Авоськина отпускать…

— А может на денек оставим его? Посидит немного, подумает…

— Ага, а потом завалит нас жалобами. Ну его! — отмахнулся я.

Но отпустить Пантелеймона Зурабовича Авоськина из обезъяника мне довелось не сразу.

Попрощавшись с Катей и выйдя из “детской” я направился в дежурную часть, где столкнулся с крайне взволнованной барышней.

— За что задержали Диму Евсеева? — воскликнула она, едва увидев меня. — Ту дурацкую шутку с “прищельцем” придумала я!

Мой отец не хотел, чтобы я служил в полиции. Еще в Академии я понял, почему. Только рассказывать я об этом не хочу. Каждый, кто решит связать свою жизнь со службой в полиции, должен дойти до этого сам. И уже решить для себя — хочет ли он этого или нет. Потому что, если ты впрягся в эту телегу, будь добр тащи, пока ноги держат.

Молодая женщина, стоявшая передо мной, была очень взволнована и наверное сама не понимала, что она говорит. Или понимала, что крайне маловероятно.

— Идите за мной, — поразмыслив пару секунд над словами женщины и поняв, что это будет интересно, произнес я, после чего повернулся и пошел в сторону своего кабинета. Женщина, как я и полагал, последовала за мной.

Дойдя до кабинета, я открыл перед ней дверь и сделал приглашающий жест. Женщина попыталась что-то сказать, но осеклась, натолкнувшись на мой предостерегающий взгляд и быстро прошла к единственному незанятому столу в кабинете, быстро сделав вывод, кому он принадлежит. Саня удивленно проводил ее взглядом, а потом недоуменно взглянул на меня. Получив в ответ хитрую улыбку, он пожал плечами и вновь принялся за работу, ненадолго прерванную нашим с женщиной появлением.

— Рассказывайте, — попросил я, присаживаясь за стол. — Откуда вам известен Дмитрий Евсеев, гражданка Чеботарева?

— Дима не виноват, он… — не сразу поняв, что я спросил, она начала оправдывать Евсеева. — Постойте, но я вам не называла свое имя.

— А это мне и не нужно. Я прекрасно знаю, кто вы. Сложно не запомнить человека, которого похитили, а потом вернули обратно пришельцы.

— Вы не понимаете…

— Нет, гражданка Чеботарева, это вы не понимаете. У дежурной части вы сказали: “Ту дурацкую шутку с “пришельцем” придумала я.”. Потрудитесь разъяснить, что вы имели в виду?

— Я… просто хотела привлечь ваше внимание.

— Елена… Простите, не знаю, как вас по батюшке…

— Елена Алексеевна.

— Так вот, Елена Алексеевна, внимание свое вы привлекли, но потрудитесь мне не лгать. Давайте я расскажу вам, как вы связаны с Дмитрием Евсеевым? Хорошо? — не дождавшись ответа, я продолжил. — Дмитрий Евсеев ваш любовник. Зная пристрастие вашего мужа к уфологии, вы придумали с Евсеевым гениальный, как вам казалось, план. Вы сымитировали ваше похищение инопланетянином, в которого был переодет гражданин Евсеев. Только вы не учли, что в спальне была установлена видеокамера. Ее, кстати, установил не ваш муж, так что пытаться обвинить его в нарушении статьи триста семнадцатой бессмысленно. По видеозаписи, предоставленной вашим мужем мы вычислили, что пришелец поддельный. Маску мы нашли в урне неподалеку от вашего дома. Думаю, нашим экспертам удастся найти следы, доказывающие, что ее носил именно Евсеев. Мне продолжать?

— Нет, не надо.

— Кстати, заявление ваш муж написал. Вы понимаете, что своей шуткой чуть не довели человека до сумасшествия? А это серьезная статья. Полагаю, несмотря на то, что у вас любовь с Евсеевым, в тюрьму вместе с ним вы не хотите?

— Не хочу. А что с Димой? Почему его задержали? Неужели из-за “пришельца”?

— Нет. Все намного хуже. Дмитрий Евсеев задержан в связи с совершением им разбоя и хулиганского нападения на женщину.

— Разбой? Хулиганское нападение? — обмякла Елена.

— Да. Предъявлять ему обвинение в похищении вас я не буду, если потрудитесь ответить мне на один вопрос.

— Какой же?

— Откуда взялось ведро? — даже Саня оторвался от работы, чтобы удивленно взглянуть на меня. Про Елену Чеботареву и говорить смысла не было. Несмотря на то, что за последние пару минут я вывалил на нее уйму информации, она еще как-то держалась, но последний мой вопрос ввел ее в ступор.

— Какое ведро?

— То самое, что ваш любовник подложил в кровать вашему мужу вместо вас. У меня есть одно предположение, но мне бы хотелось услышать от вас, откуда там взялось это ведро.

— Я не понимаю, о чем вы говорите. Причем здесь ведро? Оно стояло возле кровати, Дима подложил его Андрею ради шутки, наверное.

— Понятно. Говорить вы не хотите. Ваше право. Ну что же, Елена Алексеевна, спасибо, вы можете идти.

— А что будет с Димой? — спросила Чеботарева, поднимаясь со стула.

— Суд решит, — пожал я плечами.

— И что это сейчас было? — спросил Саня, едва Чеботарева вышла за дверь. — Что ты за пургу нес про ведро?

— Да так, — усмехнулся я. — Решил сделать одно предположение. И, кажется, угадал. Теперь надо поговорить с Евсеевым. Интересная история вырисовывается…

— Ты про инопланетянина? — улыбнулся Саня. — Вот парень дает…

— Как думаешь, можно заявление Чеботарева пустить в ход?

— Почему бы и нет? А он его писал хотя бы?

— Мне кажется, что да. Ты сам говорил, что его надо отдать Хватову, для коллекции.

— Хм, а ведь маску пришельца мы ему отдали. Так что нечего нам предъявить Евсееву по этой истории. Да и заявление Чеботарева я не помню, куда положил.

— Ладно, хрен с ним, с заявлением. Если что, пригласим сюда Чеботареву и он нам его напишет. Правда, я не уверен, что этому вообще нужно давать ход…

— Федотыч тебе бы сказал что не просто нужно, а обязательно. Да и я так думаю. Но что с ведром?

— Помнишь, Зернов спросил, откуда в спальне у Чеботарева взялось ведро? Вопрос был, конечно, странный, но и ответ тоже.

— Да, этот уфолог тогда замялся как-то непонятно. Ну и что? Причем тут Евсеев?

— Будь добр, посмотри информацию по этому Чеботареву. Кое-что у меня пока не сходится…

— А сам не можешь?

— Твой компьютер помоложе моего динозавра будет. Так что у тебя дело быстрее пойдет.

— Хорошо, гляну. Только не знаю, что ты ищешь… — Саня отложил бумаги и придвинув к себе поближе клавиатуру, начал что-то быстро печатать. — Слушай, а тут кое-что есть, — спустя пару минут поиска информации на Чеботарева по просторам интернета, заявил Саня. — Андрей Чеботарев — один из приверженцев альтернативной биохимии.

— Чего? — удивился я.

— Небелковой жизни. Это такие теории или гипотезы, пытающиеся доказать существование форм жизни, частично или полностью отличающиеся биохимически от возникших на Земле…

— Сделаю вид, что все понял, — усмехнулся я. — Ну и что это нам дает?

— Последние три года Чеботарев внимательно следит за экспериментами Ли Корвина. Этот химик пытается создать жизнь из металла.

— Металл… А ведро-то металлическое же! Может быть Чеботарев так проникся экспериментами этого Корвина, что ведра теперь для него — это разновидность инопланетной небелковой жизни?

— Ты сам понимаешь, что сейчас сказал? — усмехнулся Саня. — Это же полный бред!

— Думаю, если ты проснешься с ведром в обнимку вместо Насти, ты тоже поверишь в такое…

— Ну да, наверное, — пробормотал Саня, почесав затылок. — Но это все равно не объясняет, откуда в спальне Чеботаревых взялось ведро.

— Наверняка Чеботарева была в курсе изысканий мужа по альтернативной биохимии и рассказала об этом Евсееву. А тот решил вот так оригинально подшутить.

— Но ведро в спальню Чеботаревых принес не Евсеев, оно уже там было!

— Тоже верно. Получается, ведро в спальню принес сам Чеботарев. Но зачем?

— Вспомни, как он накинулся на ведро здесь, в кабинете.

— Да, не сходится. При таком страхе к ведрам, зачем его тащить к себе в дом? Если бы я чего-то боялся так сильно, я бы постарался избавиться от этого, а не держать рядом с собой.

— Скажи это тем, кто сознательно запирает себя в темноте, или прыгает с огромной высоты. При этом панически боится и то, и другого.

— Как встречу, обязательно передам. Ну так что, откуда ведро?

— Из кладовки Клавдии Семеновны, — усмехнулся Саня. — А если серьезно — я не знаю.

— Думаю, все-таки ведро принесли или Чеботарева или Евсеев. Как реквизит для похищения пришельцем.

— Тебе напомнить, что оно там уже было?

— Ну и что? Евсеев или Чеботарева могли его раньше принести. И спрятать под кровать.

— Наши предположения к делу не пришьешь. Что делать будем?

— Евсеева вызову на допрос. И, наверное, Зернову надо позвонить.

— А Зернов-то тебе зачем? Чеботарева пригласить? — я кивнул. — Дело, конечно, хорошее. Он нам маску принесет, заявление для коллекции Хватова напишет…

— Толя, — набрав номер дежурной части, произнес я в трубку. — Приведи Евсеева. И Авоськина отпусти, кстати.

— А Авоськин как у тебя в обезьяннике оказался? — удивился Саня.

—Ты знаешь, кто своровал у Пироговой кастрюли?

— Мальчишка какой-то…

— Мальчишка, скажешь тоже... Сам Авоськин!

— Да ну? — от удивления глаза у Сани настолько большими, что любая аниме-тянка обзавидовалась.

— Ага, — кивнул я с хитрой улыбкой. Мне все-таки удалось немного подшутить над Саней, что крайне редко кому-то удавалось из нашего отдела. Обычно это была его роль. Но сегодня был мой миг удачи.

— Врешь? — вздохнул Саня.

— Нет. Кате позвони, если мне не веришь, она подтвердит.

— А я позвоню, — улыбнулся Саня. — И проверю.

— Звони, звони, — кивнул я, набирая номер телефона Зернова на смартфоне. — Денис, приветствую, это Томин. Можешь сходить к старой обсерватории и пригласить ее хозяина к нам в отдел? К нему пара вопросов появилась. И пусть маску с собой прихватит. Сделаешь? Спасибо.

Пока я разговаривал с Зерновым, Саня исполнил свою угрозу и переговорив с Катей, словно оглушенный присел за своим столом, невидяще уставившись на экран монитора компьютера. Не знаю, что Катя ему сказала, но такой Саня мне крайне не нравился, несмотря на то, что некая часть моей души довольно потирала лапки — все-таки не каждый день можно постебаться над тем, кто постоянно тебя подкалывает тем или иным образом.

— Саня, ты чего?

— Авоськин подозревается в краже кастрюль Пироговой… Блин, я даже не думал, что доживу до такого знаменательного дня. Главное, что меня сейчас беспокоит — это то, что будет завтра…

— Ну, может быть, я стану главой МВД нашего города?

— Да не, это фигня. Вот если ты завтра еще и Пирогову упечешь в обезьянник… Я не просто тебе руку пожму, но буду ходатайствовать хоть перед самим министром, чтобы он тебя наградил. Тебе за одного Авоськина уже полагается, а вкупе с Пироговой ты точно выйдешь на уровень героя полиции вселенского масштаба.

— Ладно тебе. А то я загоржусь, — усмехнулся я.

В дверь постучали. А я только собрался поведать Сане, что я пошутил. Но не успел. На окрик Сани, в кабинет через едва-едва приоткрытую дверь заглянул Толик.

— Евсеева привел. И тут к вам Авоськин рвется…

— Евсеева заводи. А Авоськин пусть домой топает, или еще хочет отдохнуть у нас?

Судя по тому, как Евсеева запихнули в наш кабинет, вместо него рвался сюда совсем другой персонаж. И Толя его героически не пустил. И слава всем богам, вместе взятым. Скандалить сейчас с Авоськиным мне было совсем не нужно, я его в обезьянник определил только потому, что разозлил он меня своими воплями. Я не всегда добрый и пушистый, могу и посамодурствовать — работа у меня волчья, отводить душу как-то все-таки надо. Да и не с руки мне, если Авоськин прорвется таки в кабинет. Саня мне не простит, если об моей шутке он узнает от кого-то другого, а не от меня. Точнее, такого я сам себе не прощу.

— Гражданин Евсеев, можете присаживаться. Я хотел бы, чтобы вы прояснили мне несколько моментов.

— Спрашивайте, — неловко пожал плечами Евсеев, присев на стул у моего стола.

— Вы можете подтвердить, что не вы, не гражданка Елена Чеботарева не приносили некий предмет по адресу ее места проживания?

— Что? — в замешательстве переспросил Евсеев. — А Лена здесь причем?

— Гражданин Евсеев, мне повторить вопрос? Гражданка Чеботарева уже рассказала о своей любовной связи с вами, приходила, просила за вас. Она, кстати, не имеет к вам претензий за “похищение”, но вот ее муж…

— Какой предмет?

— Ведро. То самое, что вы подсунули Чеботареву вместо жены.

— Нет, я его не приносил. Зачем? Оно стояло у кровати. Я подумал, что это будет смешно — сунуть ведро к нему в объятья. Лена рассказывала, что ее муж верит в инопланетян.

—Очень смешно, говоришь? Мужик чуть ума не лишился, едва живой от страха к нам пришел… Смешно ему. Ты когда на разбой пошел и паспорт продавцу показал, тоже подумал, что это будет смешно? Или когда женщину какой-то Слепой Эл возомнил и пытался отобрать ее любимого питомца, это смешно? Ты мне тут про своеобразный свой юмор прекрати петь, говори, где ведро взял?

— Да там же, у кровати. Там оно стояло, ни откуда я его не притаскивал! — воскликнул Евсеев.

— Ты мне еще тут поори, блин. Спрашиваю последний раз, откуда ведро ты это проклятое взял?

— Да что вы докопались с этим ведром? Не знаю я, откуда оно там. Может, Ленка принесла, может — сам Чеботарев! Не знаю я.

— Докопались, говоришь, — я встал из-за стола и прошелся взад-вперед, а потом неожиданно подскочив к Евсееву, ударил кулаком по столу. — Да ты хоть знаешь, что это за ведро? За ним такой кровавый след тянется, аж с восемьдесят первого, — у Сани отвисла челюсть, Евсеев от удивления поперхнулся воздухом, а я продолжил нести чушь: — Да блин, кому я это рассказываю… Восемь трупов на этом ведре, понимаешь? Самый первый — это когда Авдотья Петровна Смехова, мать самого Веньки Смеха, однажды зимним утром не досчиталась в своем хозяйстве того самого ведра. А оно новенькое было, цинковое. И Смехова подумала, что это ее муженек, алкаш беспросветный, его пропил. Муженька ее как раз по утру дома не было, не спал он рядышком со своей благоверной супругой, не обдавал ее сивушным духом, как всегда было. Вот и подумала Смехова на него. Невдомек ей было, что за день до этого, муж ее наконец на работу устроился, в кочегары, в ночную смену. Поэтому не было его тем утром дома подле жены. И только тогда, когда подозрения переросли в уверенность, муж Смеховой переступил порог своего дома. Себе на погибель. Скандал сразу же разгорелся так, что ничем уже его нельзя было потушить. А муженек и оправдаться не мог, слова ему вставить Авдотья Петровна не давала. Лишь один раз муж посмел прикрикнуть на жену, заставить умолкнуть на мгновение, но и этого хватило. Схватила Смехова ведро, в пылу скандала выглянувшее из-под кровати и с размаху саданула им по голове мужа. Тот пал замертво. На ведре ни единой вмятины, а муженек лежит на полу бездыханный, весь в моче. Забыла Авдотья Петровна, что сама в ведро испражнялась и под кровать задвинула. Холодно ей, видите ли, да страшно было пройти до туалета уличного. — Саня как-то странно хрюкнул и, тихо извинившись, вышел из кабинета. Коротко взглянув на его стол, я заметил лежащий среди бумаг смартфон с запущенным диктофоном. Но меня уже было не остановить. Пусть себе пишет, потом мы с Саней запись вместе послушаем и посмеемся. — Понимаешь теперь, Евсеев, о каком ведре я речь веду? Не ведро оно, а убийца. Почище прославленных всяких. Ладно Смехова, дура баба, но потом в этом же ведре Венька Смех, сынуля, ее же и утопил. Дальше — больше. Но обо всех жертвах ведра рассказывать дня не хватит. Ведь Смеховы были только первыми. После — еще шестерых это ведро прибрало. Шестерых! Понимаешь, Евсеев? Я, как увидал видеозапись, сразу это ведро опознал. Оно, оно самое ведь! Тридцать с лишним лет оно то появляется, то исчезает из нашего отдела, но всегда возвращается с очередным убийством. Ну что, Евсеев, будешь теперь говорить, откуда ты это поганое ведро взял? Ты не думай, что Чеботарев его жертвой падет первым. Если ты раньше его ручки касался, то тебя оно быстрее заберет. Что вылупился? — присев на краешек стола усмехнулся я на во все глаза смотревшего на меня Евсеева. — Я тебе правду говорю. У кого хочешь в отделе спроси после. Все тебе подтвердят. Ну так что, будешь говорить?

— Ведро Лена принесла, сказала, что муж ее верит в непростых инопланетян, а в железных каких-то. Сказала, что ведро в объятьях муженька лучшим будет подтверждением, что именно пришельцы ее похитили.

— И как же Чеботарев, проснувшись в обнимку с ведром, мог догадаться, что его жену похитили инопланетяне? — я догадывался о том, какой услышу ответ, но хотел, чтобы это подтвердил сам Евсеев.

— Мы… Мы знали про видеокамеру. Не так давно хотели с Леной у нее дома встретиться и сразу, едва вошел в спальню, увидел видеокамеру. Не знаю, как раньше Лена ее не замечала… А Лена? — немного помявшись, спросил у меня Евсеев. — Что будет с Леной? Она умрет? Она же принесла это проклятое ведро…

— Ну ты и дурак, Евсеев… — сделав небольшую паузу, прежде чем ответить, протянул я. — Поверил? Теперь понятно, как ты додумался с собой паспорт на разбой прихватить… — не успел я вдоволь посмеяться над доверчивым горе-пришельцем, как в кабинет заглянул Хронов.

— Паша, балаклаву нашел, — отрапортовал он мне. — Я ее экспертам отдал.

— Спасибо, Серега, — кивнул я.

— Тебя тут, кстати, какой-то мужик дожидается.

— А с чего ты взял, что меня? Может он к Паниной или к Гловацкой пришел?

— Нет, я же его спросил. Говорит, что ты его сам вызвал.

— Понятно. Ладно, еще раз спасибо, Серега. Кстати, можешь еще одно доброе дело сделать? — получив согласие, я кивнул на Евсеева. — Сопроводи парня до обезьянника, хорошо?

— Да без проблем, — ухмыльнулся Серега. — Встать, —холодным тоном обратился он к Евсееву. — Руки за спину.

— Они у меня в наручниках… — замешкался Евсеев.

— Тьфу, блин. Тогда пошел.

Едва Серега вывел Евсеева, я прошел к столу Сани и выключил диктофон, после чего выглянул в коридор. Напротив двери в кабинет, задумчиво читал памятку о действиях при пожаре Андрей Чеботарев.

— Гражданин Чеботарев, проходите, — позвал я его.

Он как-то смешно дернулся, прежде чем оглянуться, но обернувшись и увидев меня, облегченно вздохнул:

— Да, да, конечно, — чтобы пересечь коридор ему хватило двух шагов и немного меньше чем пара мгновений. Но и этого мне хватило, чтобы заметить, что его все еще не отпустило после пробуждения с ведром в обнимку. — Простите, а почему, точнее, зачем меня вызвали? — едва зайдя в кабинет, поинтересовался он.

— Появилось несколько вопросов. Вы проходите, проходите, присаживайтесь, — заметив, что Чеботарев мнется у двери, сделал я приглашающий жест.

— Какие у вас ко мне вопросы?

— Вы принесли маску? — первым делом осведомился я.

— Да, — кивнул Чеботарев. — А зачем она вам? На память об этой дурацкой истории?

— Не совсем, — улыбнулся я. — Видели парня, которого вывели из этого кабинета?

—Да, вид у него был какой-то обескураженный.

— Если бы вы услышали ту историю, которую я ему рассказал, вид у вас был бы не менее шокированный. Я сам до сих пор не могу понять, что ему наговорил. Но это ладно, не об этом речь. Могу только еще добавить, что какой еще может быть вид у человека, которого задержали по одной статье, там же, на месте преступления инкриминировали ему еще одно преступление, а судить вообще по трем.

— Не понимаю.

— Это “пришелец”. Тот самый, что похитил вашу жену. Она, кстати, здесь уже была. Дважды. В первый раз пыталась вас обвинить в незаконной установке и эксплуатации систем охранного телевидения. Тогда моя коллега отправила ее в Следственный комитет. Мы такими делами, к сожалению, не занимаемся. — Чеботарев на этих словах задумался и я поспешил его обнадежить. — Но не беспокойтесь, если даже ваша жена подала заявление, у меня на руках имеется протокол допроса “пришельца”, который заявил, что они с Еленой прекрасно знали о видеокамере. Во второй раз ваша жена, совсем скоро уже наверняка бывшая, пришла незадолго до вас, чтобы спросить, в чем обвиняют гражданина Евсеева. А также призналась, что вся история с “пришельцем” придумана ей. Вот почему я пригласил вас. Мне нужно, чтобы вы написали заявление на гражданина Евсеева…

— Не думаю, что это так уж и нужно, — вздохнул Чеботарев.

— Нет, нужно. Не мне, а именно вам. Если вы думаете, что благодаря вам я план выполняю… Это так, врать не буду. Есть план по раскрытым преступлениям. Но обычно он не индивидуальный, а для всего отдела. Но мне не только план выполнять надо. Я помочь вам хочу.

— Затянув в безумную машину судебных тяжб? — усмехнулся Чеботарев.

— Нет, конечно. Я просто хочу вас спросить кое-что, прежде чем мы продолжим наш разговор.

— Мне кажется, я знаю ваш вопрос.

— Почему бы тогда вам не ответить на него?

— Я православный, но подставлять щеку меня учила не вера, а мое воспитание.

— Значит, вы стерпите, постараетесь забыть и никак не ответите людям, что поиздевались над вами?

— А что мне это даст? Как я понял, этому Евсееву и без меня светит тюрьма и надолго. А жена… Я с ней еще не виделся сегодня, но после вас сразу пойду в ЗАГС. — он вздохнул. —Подавать заявление на развод.

— Я понимаю ваши сомнения, но ваше решение принять не могу. Но это уже мои проблемы. Не хотите писать, ваше право.

— Я с удовольствием бы написал хоть десять заявлений, если бы знал, что это принесет мне удовлетворение. Но этого не будет. Извините за такой пример, но проще переспать с женой этого “пришельца” в отместку. Так мне хоть как-то легче станет.

— Оригинальный способ, — кивнул я. — И все же, может все-таки напишите? У вас на руках имеется неопровержимая улика о том, что над вашей историей смеяться не нужно. Вы же принесли маску?

— Да, принес. И знаете, я все-таки напишу заявление. Хотя бы для того, чтобы вы от меня отстали. Только я не знаю, что именно писать. “У меня похитил жену поддельный инопланетянин” — это как-то тупо, вы не находите?

— Ничего страшного, я помогу вам написать все правильно. И к нему мы приложим видеозапись и маску “пришельца”.

С Чеботаревым провозились больше часа. Все никак не могли найти правильную формулировку. А все почему — а потому что нет такой статьи, как доведения до сумасшествия. А иначе то, что произошло с Чеботаревым благодаря его жене и Евсееву, никак не назовешь, кроме как той самой попыткой свести с ума человека. Ведь если подумать, то похищения или даже незаконного лишения свободы человека не было. Но был довольно необычный розыгрыш. А статьи в Уголовном кодексе для такого рода розыгрышей не предусмотрено.

Только с возвращением в кабинет Сани дело у нас с Чеботаревым пошло на лад. Только благодаря Шиповалову заявление теперь, спустя пять или шесть черновиков, выглядело так, что можно было не передавать материалы дела в Следственный комитет. Этого не хотел ни Чеботарев, ни я сам.

— “Прошу Вас провести проверку и привлечь к уголовной ответственности по статье 111, части третьей Уголовного кодекса Российской Федерации Чеботареву Е. А., проживающую по адресу: г. Новогорск, ул. Космонавтов, 13; и неустановленного лица, которые нанесли вред моему здоровью при следующих обстоятельствах…” — прочитал Саня часть текста нашего коллективного труда, после того, как Чеботарев подписался.

— Это все? — немного усталым тоном спросил Чеботарев.

— Да, — кивнул я. — Объяснение вы уже написали, осмотр места происшествия мы проведем несколько позже.

— А зачем осмотр? — удивился Чеботарев. — Вы же сказали, что у вас на руках все улики против этого “пришельца”.

— Думаете, нам самим этого так хочется? — ответил вместо меня Саня. — Процедура такая, ничего не попишешь. Да вы не переживайте, осмотр места происшествия в вашем случае будет проведен не так, как обычно. Скорее всего, к вам приедет следственно-оперативная группа, быстренько, для порядка, осмотрит спальню, попьет чаю, если угостите и уедет. Вот и все.

— Ладно, я все понимаю. У вас работа такая. Жду в гости, — с этими словами Чеботарев поднялся из-за стола и быстро вышел из кабинета.

— Заявление Федотычу сам отдашь или мне сходить? — спросил меня Саня, едва за Чеботаревым закрылась дверь.

— Сам. Попутно зайду к экспертам, пусть маску посмотрят, пальчики Евсеева поищут.

— Странно, что ты его не спросил про ведро, — заметил Саня. — Или спросил?

— Потом спрошу. Когда буду проводить осмотр места происшествия.

— А если Федотыч меня отправит?

— Ну, тогда ты спросишь. В чем проблема-то?

— Просто я до сих пор под впечатлением от твоего рассказа о ведре Евсееву. У меня так не получится.

— Благодарю, — шутливо поклонился я. — Веришь или нет, но я думаю, что Евсеев сейчас под большим впечатлением, чем ты.

— Ладно, топай давай уже к Федотычу. А то к Наташке зайти не успеешь.

Но едва я поднялся из-за стола, в кабинет заглянул Поползов.

— Паша, все сделано, как ты просил. Жди Пирогову в гости. Не сегодня, так завтра заглянет, чтобы забрать заявление, — с этими словами Поползов улетучился в неизвестном направлении, я даже не успел его поблагодарить.

— С какой радости нам опять ждать Пирогову в гости? Еще и затем, чтобы она забрала заявление? Поползов нашел новую разновидность “травы” и поделился ей с Пироговой?

— Нет, конечно, — засмеялся я. — Все намного проще. Кастрюли найдены и переданы владельцу. Состава преступления нет и потому Пирогова заберет свое заявление.

— Так, так, постой! Ты же говорил, что кастрюли украл Авоськин? Это не так что ли?

— Так, так, но не совсем, — я наконец решился раскрыть свой небольшой розыгрыш. — Украл кастрюли действительно Авоськин, но не хорошо известный всему отделу Пантелеймон Зурабович, а его внук — Миша.

— Понятно, — на пару мгновений на лицо Сани легла тень задумчивости, а потом его “озарило”. — Стоп, ты меня разыграл, что ли?

— Точнее, кое-что утаил. Или недоговорил.

— Ах ты паршивец! — засмеялся Саня. — Ладно, ладно это я тебе припомню… Но что сделал Поползов, если дело будет закрыто из-за отсутствия состава преступления? Это притом, что виновник уже был найден?

— Догадайся. С трех раз.

—Ты его отпустил, так? —дождавшись моего подтверждения его догадке, Саня продолжил. — Но почему? Испугался его “буйного” дедушку? Нет, — сразу же опроверг он свою собственную версию. — Ты его пожалел. Наверняка внучок Авоськин совсем еще ребенок…

— Да, все так. — произнес я, перебив Саню. — Миша Авоськин поссорился со своим другом, внуком, кстати, Пироговой, потому решил ему подложить свинью. И, проследив за другом, утащил кастрюли. Но был пойман бдительной Толмачевой и практически сразу во всем сознался.

— Понятно. Ну ты даешь, Паша. Федотыч хоть в курсе?

— Нет, пока нет.

— Лучше ему все сам расскажи, иначе потом тебе худо будет.

— Знаю я. Меня и сейчас за сокрытия преступления по головке не погладят. Но, надеюсь, Федотыч поймет.

— Поймет, конечно, что он — не человек, что ли? Но ты прав, сделать “ата-та” тебе он будет просто обязан. Так что топай к Федотычу, не дай бог он раньше тебя узнает и не от тебя.

— Беспокоишься, что и тебя Федотыч накажет, как моего наставника?

— Не без этого, — кивнул Саня. — Иди уже.

— Иду, иду. Пирогова придет… Ну, ты сам знаешь.

Выйдя из кабинета, я первым делом направился не к Федотычу, а к нашим криминалистам. Маску “пришельца” отдать, чтобы Веня смог подтвердить, что эту маску носил именно Евсеев, а не кто-то другой.

— Что-то ты зачастил, —усмехнулась Наташа, едва я зашел в экспертно-криминалистический отдел. —Балаклаву нам Хронов передал, не беспокойся, но результаты дактилоскопии будут позже. На таком материале довольно сложно найти хорошо сохранившиеся пальцевые следы.

— Я понимаю. Но я не за этим. Вот, —я протянул Наташе пакет с маской инопланетянина.

— И зачем мне эта маска? —спросила недоуменно Наташа.

— Нужно найти на ней пальцевые следы Евсеева.

— Он, что, под балаклаву еще и маску пришельца надевал?

— Нет, конечно. В ней он совершил “похищение” гражданки Чеботаревой.

— Как я помню, похищениями занимается Следственный…

— Да, да, — перебил я Наташу. — Но тут все не то, чем кажется. В общем, посмотришь маску?

— Конечно, посмотрю. Но с тебя — рассказ, что за похищение произошло и при чем тут Евсеев.

— Заметано. Только позже, хорошо? Мне еще к Федотычу надо.

— Ты слово дал, не забывай. Жду от тебя подробного отчета, в красках!

— Я даже тебе видео могу скинуть этого самого “похищения”.

— А чего ты молчал? Скидывай, конечно. Все равно это улика и я обязана ее просмотреть.

Я достал из кармана флешку и протянул ее Наташе.

— Ты, кстати, с собственным “похищением” разобрался хоть чуть-чуть? — как бы между делом, пока видео скачивалось с флешки на компьютер, спросила меня Наташа.

— Есть подвижки. Анна помогла. Таксиста, в чью машину я сел, зовут Фофанов Владимир Алексеевич. По данным Анны, он бывший сотрудник…

— Как вы сказали? Фофанов? — как-то незаметно к нам подошел Лев Борисович. — Знал такого. В ППС работал. Где-то полтора года назад уволился, сейчас бомбилой работает. Я бывает его вызываю, если срочный вызов и нет служебной машины.

— Странно, что вы тогда не узнали его на видео, — с легким недоумением в голосе произнес я. — Постойте! У вас есть его номер?

— Это несложно объяснить, Паша. Качество видео все-таки оставляет желать лучшего. А специально номер его машины я не запоминал, к моему сожалению. А про телефонный номер — да, конечно, он у меня есть. Хотите еще раз прокатиться с ним?

— Просто жажду, — с сарказмом ответил я.

Лев Борисович продиктовал мне номер телефона Фофанова и я, попрощавшись и еще раз попросив Наташу поспешить с маской “пришельца”, вышел из экспертно-криминалистического отдела и направился к Федотычу.

— Павел Федотович, разрешите? — постучавшись в полуоткрытую дверь, сунулся я в кабинет начальника.

—Заходи, Паша, что у тебя?

— Есть несколько моментов, которые я с вами хотел обговорить.

— Проходи, присаживайся и рассказывай.

— Начну с Пироговой.

— Что опять?

— Кастрюли были найдены, думаю, Пирогова скоро подойдет, чтобы написать заявление о произошедшем небольшом недоразумении.

— Чувствую подвох. Колись давай, что ты там опять устроил.

— Не я один, — развел я руками.

— Организованной группой работаете? Давай попробую догадаться, кто. Шиповалов?

— Нет. Давайте вы лучше не будете гадать, а я вам все расскажу.

— Хорошо, говори.

— В общем так, сразу после того, как я вышел от вас мне на мобильный поступило сообщение от Шиповалова, что кастрюли нашлись…

— А говорил, что Шиповалов не причем…

— Шиповалов только отправил мне сообщение. И все. Так вот, я получил сообщение и отправился к Толмачевой…

— А она тут причем?

— В сообщении было сказано, что мне нужно к ней зайти. Я сам удивился, но все-таки пошел. У Толмачевой кроме нее я нашел Авоськина…

— Так, а это там откуда взялся? Что ему делать в “детской”?

— Я не про Пантелеймона Зурабовича говорю, хотя этот там тоже появится, а про его внука. Толмачева мне рассказала, что именно Миша Авоськин украл кастрюли Пироговой, обидевшись на своего друга, внука Пироговой.

— Так, я кажется начинаю понимать. Рассказывай дальше.

— В общем, мы с Толмачевой решили пойти на небольшое служебное преступление. Мы поговорили с Мишей и уговорили его вернуть кастрюли на место, при этом отправили вместе с ним Поползов, который должен был сделать вид, что просто шел мимо, и мальчик указал ему на бесхозно лежащие кастрюли в траве у забора…

—Понятно. Сердобольные вы мои. В принципе, я понимаю, зачем ты все это затеял. Надеюсь не зря. Как сам думаешь, мальчик поймет свою ошибку?

— Надеюсь на это. —вздохнул я. — Только не знаю, повлияет ли на его дальнейшую судьбу то обстоятельство, что его дедушка, пытаясь его защитить, провел пару часов в обезьяннике…

— Что? Паша, какого хрена? Авоськин же нас жалобами завалит!

— Если это поможет, я лично сегодня к нему зайду и принесу извинения вместе с объяснениями, почему я это сделал.

— Хорошо, допустим. С тебя я объяснений этих требовать не буду, хотя голову тебе оторвать очень хочется. Что там у тебя еще?

— Вот, — я протянул Федотычу заявление Чеботарева.

— Так, если я правильно понимаю, ты что-то знаешь об этой истории, иначе бы не пришел сам с этим заявлением, а передал его через канцелярию.

— Да, все так. История на самом деле дурацкая, но какая есть. Потерпевший, Андрей Чеботарев, ученый, астроном, увлекается также уфологией. Зная об этом его увлечении его жена и ее любовник разыграли перед ним похищение “пришельцем”, чем едва не довели до сумасшествия.

— Можешь не продолжать. Но почему ты пришел с этим заявлением?

— Я уверен, что недавно задержанный Евсеев и есть тот самый любовник. Имеются устные показания жены Чеботарева, которая это подтвердила. К сожалению, не под протокол. Но имеется также протокол допроса Евсеева, где он рассказал о своей причастности к этому “похищению”. В ходе оперативно-розыскных мероприятий неподалеку от дома потерпевшего, в мусорной урне была найдена маска “инопланетянина”. Она передана в экспертно-криминалистический отдел на дактилоскопическую экспертизу. Также потерпевшим была передана видеозапись с “похищением”. Я ее тоже отнес криминалистам.

— Так, мне все понятно. Можешь работать по этому делу. Но, как я понимаю, тебя в этом деле все-таки кое-что смущает?

— Да, никто из фигурантов этого дела не признается, откуда там взялось ведро.

Нет ничего хорошего в работе следователя. Бесконечная нервотрепка и только. Презрение и грусть, злоба и усталость. Цинизм, хронический недосып, психозы… Вот он удел любого следователя. Кто-то скажет: “И поделом!” А я отчасти соглашусь с тем, кто это мне скажет прямо в лицо. Да и любой следователь, наверное, тоже. Потому что мы сами это выбрали. Мы прекрасно знали, зачем и почему шли работать следователями. Совсем не затем, чтобы нас любили и восхищались нами. Нет. Пусть все восхищаются операми. А наша работа… Она тихая, незаметная. Но очень важная. За каждым опером всегда стоит следователь. И пусть в кино совсем не так, но жизнь любого следователя давно уже не сериал на телеканале “НТВ”. Хотя зачастую любому из нас, следователей, кажется, что про него снимают какой-то психоделический, с оттенками черного юмора, телесериал.

Нашему начальству тоже порой чудится, что мы снимаемся в какой-то дурацкой кинокомедии с полицейским уклоном. Иначе почему еще они так просто принимают то, что порой мы откровенные дебилы? Не знаю и знать не хочу.

— Какое еще ведро? — спросил удивленно Федотыч.

— Я думаю, что то самое, которое украли у Пироговой. И украл его кто-то из этих трех: или Чеботарев, или Евсеев, или жена Чеботарева. Только никто из них не сознается…

— Паша, ты что несешь? Какое, к хренам собачьим, ведро? — рявкнул Федотыч.

— Павел Федотович, но я же сказал уже… Ведро Пироговой. Его украли фигуранты дела о пришельце…

— Паша… Не доводи до греха… Или ты мне сейчас нормально все объяснишь…

— А я что пытаюсь сделать? — воскликнул я.

— Так. Ладно, — вздохнул Федотыч. — Давай начнем с начала.

— Хорошо, — кивнул я. — На видеозаписи, которую предоставил гражданин Чеботарев, “пришелец”, которым наверняка является Евсеев, подсовывает в кровать к потерпевшему вместо его жены ведро. Но это ладно, можно объяснить тем, что Евсеев знал об увлечении Чеботаревым альтернативной биохимией. Шутка дурацкая, конечно, но мы же говорим об Евсееве, человеке, который во время ограбления из-за бутылки коньяка показал паспорт, чтобы доказать, что ему уже есть восемнадцать лет, — на этих моих словах мы с Федотычем разом ухмыльнулись. — И с этим ведром у меня проблема. Никто из фигурантов дела не хочет говорить, откуда оно там вообще взялось.

— А это важно?

— Полагаю, что да. Не считайте меня сумасшедшим, но это ведро Пироговой.

— Паша, ты не сумасшедший, — я немного воспрял духом, подумав, что Федотыч понял мои умозаключения, но следующая его фраза мгновенно порушила мои воображаемые песочные замки. — Ты просто вконец ебанулся. Но я тебя не виню, я сам по десять раз на дню себя спрашиваю, а не чокнулся ли я окончательно…

— Павел Федотович! Да не сошел я с ума! Просто чувствую я, что это ведро — то самое ведро Пироговой. Вот скажите мне, почему трое человек не может ответить на вполне простой вопрос? Я их русским языком спрашиваю, откуда в комнате взялось ведро, а они… Один в несознанку, второй на двух других спирает, третья вообще отказалась отвечать… Что я мог подумать в таком случае?

— Но почему ты решил, что это ведро именно Пироговой?

— Не знаю, — пожал я плечами. — Просто чую, что это так.

— Ладно, хрен с тобой. Хочешь думать, что это ведро Пироговой, думай так. Только я тебе напомню, что дело Пироговой мы уже закрыли. Точнее, ты это сделал. Если благодаря тебе мне придется вновь лицезреть в своем кабинете Пирогову, вздыхающую по своему драгоценному ведру, я попрошу гражданина Чеботарева провести опыт по альтернативной биохимии на тебе. Ты понял? Паша, ты уже нашел ведро. Не нужно его находить повторно.

Заверять Федотыча в своем дальнейшем бездействии в поисках ведра и его “похитителя” я не стал. Лучше так, чем потом объяснять ему, почему я нарушил обещание. А я это сделаю. Чем-то зацепило меня это проклятое ведро. И я его найду. Даже если оно уже той же Пироговой и даром не сдалось.

— Ладно, можешь идти, — так и не дождавшись от меня ответа, махнул рукой Федотыч. Но не успел я подняться из-за стола, когда зазвонил телефон.

— Разин, слушаю, — Федотыч показал мне жестом, чтобы я не уходил. — Понятно, — он положил трубку. — Паша, у нас кража. Езжай.

Я кивнул и выйдя из кабинета начальника, сразу же отправился к выходу из отдела.

Уже спустя несколько минут я в компании Льва Борисовича и Хронова ехали до переулка Смирный, откуда поступил звонок в дежурную часть с сообщением о краже.

Переулок Смирный был таким только по названию. Последние пару лет там круглосуточно дежурил наряд “пупсов”, но и это не особо помогало. Слишком редкими были те дни, когда здесь, в Смирном что-нибудь не происходило. Вместе с “пупсами”, которых также порой называли “мушкетерами” благодаря командиру отдельного подразделения ППСП нашего отдела — Григорию Тревилову, в переулке Смирном пост был и у “гвардейцев кардинала”. Но количество вызовов на пульт дежурной части не уменьшалось. Кражи, грабежи, пьяные разборки, бытовуха, наркопритоны… В небольшом, в пять домов, переулке как будто собрались все пороки человечества.

Доехали мы быстро. В принципе, от отдела до переулка несколько кварталов и “бобик”, который довез нас до места происшествия, нужен был нам только для солидности.

Встретил нас участковый Лепин — на моей памяти Витя был уже третьим участковым переулка Смирный.

— Здорово, Витя, — пожимая Лепину руку, произнес я. — Рассказывай, что здесь произошло.

— Рассказывать не интересно будет. Я лучше покажу, — хитро ухмыльнувшись ответил Лепин и сделав приглашающий следовать за ним жест пошел к третьему дому.

— Заинтриговал, собака, — проворчал Лев Борисович и первым пошел вслед за Витей. Мы с Хроновым, переглянувшись, поспешили за ними.

Переулок Смирный — это небольшой аппендикс улицы Матроскина из пяти домов. Путь нашей следственно-оперативной группы, ведомой Лепиным, как оказалось, лежал к дому под номером “три”. Самому поганому дому в переулке, по мнению нашего отдела, прокуратуры, Следственного комитета, администрации города, Будды, Аллаха, Зевса, Сварога, ну и прочих. Всех не перечислишь. Проще объяснить, почему мы все так считали.

Третий дом в переулке Смирном — филиал ада на нашей бренной земле. Небольшая общага, казалось бы. Но вот ее жители… Наверное, только младенцы там не имели ходок, но и то, по мнению прошлого участкового этого переулка — Николая Даницкого — дело было легко поправимым.

В этой общаге до девяностых жили работяги с заводов Промышленного округа. Жили тихо, мирно, но Черный октябрь внес свои коррективы. Работяги из общаги не исчезли, но они до жути быстро мимикрировали под обстановку. Кто в барыг, кто в быков, кто еще в кого. В общем, в обычной рабочей общаге теперь жила мелкая полубандитская шушера, которую в скором времени прибрал к своим рукам Венька Смех. Но он властвовал там недолго, не прошло и месяца, как его раздавили — милиции не нужна была еще одна ОПГ, а братве не понравилась наглость молодого бандита, который сам себя “короновал”.

После Веньки Смеха общага вместе с ее обитателями долгое время переходила из рук в руки воров в законе, но никому из них она не была нужна и о ней постепенно забыли.

Только вот жители дома номер “три” в переулке Смирном ремесла своего бандитского не бросили. Нет, нет, но то один, то другой “работяга” всплывал в рядах ОПГ давно уже поделивших город авторитетов. А само общежитие превратилось в место, где слово “закон” было чем-то похуже ругательного.

Вот в такой дом я шел вслед за Лепиным вместе со следственно-оперативной группой. И скажу вам наверняка — никто из нас совсем не жаждал в этот дом войти. Нам здесь были не рады. Но работа есть работа.

— Интрига-то растет, — внезапно выдал Хронов. Я недоуменно покосился на него и Хронов пожал плечами: — Я о том, кто мог вызвать полицию из этой общаги?

— Хороший вопрос, — усмехнулся Лев Борисович. — Несмотря на репутацию этого дома, там все-таки могут жить и такие люди, что не преминут вызвать полицию, когда случилась беда.

Мы вошли в подъезд и поднялись на второй этаж, где Лепин неожиданно замер прямо посреди коридора.

— Почему встали? — поинтересовался Хронов.

— Потому что мы пришли, — ответил Лепин.

— Куда?

— На место происшествия. Здесь произошла кража века. Ничего не замечаете?

— Да нет, как бы, — оглядевшись по сторонам, произнес я.

— Паша, а вас не смущает, что в одной из квартир справа от нас отсутствует дверь? — спросил Лев Борисович.

— Не знаю, — в легком замешательстве ответил я. — Может быть, так оно и было?

— Нет, не было, — сказал Лепин. — Около получаса назад мне позвонила гражданка Дорина Ирина Владимировна и сказала, что у нее украли дверь. Каюсь, я сначала подумал, что это какой-то глупый розыгрыш и решил проверить все самолично. Как вы видите, кража двери оказалась правдой. Потом я позвонил в дежурку и стал ждать, пока вы не приедете.

— Дверь… Довольно необычно, — усмехнулся Лев Борисович.

— В точку, Лев Борисович, — вздохнул я.

— Такая интересная кража у меня впервые.

— Не у вас одного, Лев Борисович. Тут все в таком же положении. Ладно, я пока опрошу потерпевшую, Серега, найди понятых, а вы, Лев Борисович…

— Осмотрюсь, может быть на дверном косяке есть какие-нибудь следы.

— Следы это, конечно, хорошо, но тут перво-наперво надо понять, нахрена кому-то понадобилось красть дверь, — проворчал я, заходя в квартиру.

Квартиры в доме номер “три” по переулку Смирному были однотипными — маленькие, три на два метра, — поэтому найти Дорину в ее квартире мне не составило труда. Она сидела у окна, в углу, который был кухней и пила чай.

— Здравствуйте, я следователь Павел Томин. Расскажите, пожалуйста, что у вас случилось.

— А разве не видно? — грустно улыбнулась Дорина. — У меня украли дверь.

— Да, это заметно. Но меня интересует, как это произошло.

— Если бы я это знала.

— Ладно, давайте начнем с начала. Ваше фамилия, имя, отчество?

— Дорина Ирина Владимировна, 1985 года рождения. Проживаю по адресу: город Новогорск, переулок Смирный, дом три, квартира двадцать два. Квартира мне эта досталась в наследство от родителей, ранее я жила на съемных квартирах в другом районе города.

— Расскажите, как вы обнаружили пропажу?

— Я вернулась сегодня домой намного раньше, чем обычно. Я работаю продавцом и всегда домой прихожу примерно в половину седьмого вечера…

— Почему вы сегодня вернулись раньше? — перебил ее я.

— С напарницей поменялась. Ей завтра нужно будет уйти пораньше, вот мы и договорились, что она сегодня работает полный день, а я завтра.

— Я вас понял, продолжайте.

— Так вот, я сегодня пришла домой в половину первого, — я мельком глянул на наручные часы — они показывали пятнадцать минут второго. — Дом, вы наверняка сами знаете, у нас совсем непростой, поэтому сразу по переезду я установила новую дверь. Итальянскую, так называемую “умную”. Хотела себя хоть как-то обезопасить от квартирной кражи. Но придя домой сегодня, я никак не ожидала, что у меня украдут ту самую дверь.

— Что за “умная” дверь? Вы можете рассказать поподробнее?

— Дверь как дверь. Просто в нее встроены несколько датчиков.

— К примеру, если кто-то пытается открыть такую дверь не родным ключом, то отправляется сигнал владельцу?

— Да, именно так, — кивнула Дорина.

— Но в этот раз никакого сигнала вам не поступило, а дверь исчезла?

— Да, — вздохнула Дорина. — Вот они хваленые европейские технологии… Что они могут против лома?

— И не говорите, — усмехнулся я. — А какие еще устройства стояли на вашей “умной двери”?

— Электронный кодовый замок, GSM-датчик, видеоглазок с видеопанелью….

— Стоп! Как вы сказали? GSM?

— Ну да, — пожала плечами Дорина. — А как еще дверь может мне отправить СМС, что мою квартиру кто-то пытается вскрыть?

— М-да, — протянул я, оглянувшись на дверной проем, — В двери есть сим-карта… Такого большого телефона я никогда не видел…

— Рада за вас, но что-нибудь вы будете делать? Мне нужна моя дверь! За нее все-таки огромные деньги плачены!

— Конечно, конечно, — пробормотал я. — Вы не могли бы дать номер вашей двери?

— Двадцать два, — недоуменно ответила мне Дорина.

— Нет, вы меня не поняли. Мне нужен номер сим-карты вашей двери.

— Да, да, конечно, — сообразив, что от нее требуется, схватила свой телефон со стола Дорина.

— Хорошо, — произнес я, после того, как она нашла и продиктовала мне телефонный номер своей двери. Как ни абсурдно бы это не звучало. — Вы знаете какие-нибудь коды для вашей двери?

— Честно говоря, нет. Но у меня есть брошюра. Мне ее в магазине дали.

Брошюрой оказался паспорт “умной” двери производства итальянской фирмы “Dierre”. К моему сожалению, его никто не догадался перевести на русский, а с английским, как и тем более с итальянским, у меня было все не очень хорошо. Но даже моего плохого знания этих языков хватило через нескольких минут пристального изучения “брошюры” понять, что такое “USD-code”. Но не хватило, чтобы для чего именно предназначены эти ЮСД-коды. Потому я решил не строить из себя слишком умного, и просто позвонил по номеру магазина, указанного в паспорте.

— Здравствуйте. Магазин “Умные двери”...

— Здравствуйте. С вами говорит следователь Томин. Вы не могли бы мне помочь?

— Да, конечно, что вас интересует?

— Меня интересует дверь производства “Dierre”, модель Hibry. Как я понял, в данной модели установлен GSM-датчик… Мне хотелось бы узнать, можно ли с помощью этого датчика отследить, где сейчас находится эта дверь?

— Не уверен, что я правильно понял ваш вопрос… — с небольшой заминке ответили мне на том конце провода.

— Думаю, вы все правильно поняли. Дело в том, что сегодня, некоторое время назад произошла кража — была украдена дверь.

— Dierre, модель Hibry?

— Да. У меня на руках паспорт от этой модели, но я плохо владею что английским, что итальянским. Но тут есть раздел про ЮСД-коды. Если я правильно помню, это специальные номера, которые запускают некую команду на телефоне или другом устройстве с GSM.

— Вам нужен код для отправки сигнала о вскрытии?

— Да. Поможете?

— Паша, — ко мне подошел Лев Борисович. — Прости, но я невольно подслушал твой разговор и у меня к тебе вопрос. Не проще ли будет запросить данные о местоположении сим-карты двери у оператора связи?

— Лев Борисович! Где вы раньше были? — воскликнул я.

— Думаю, это оптимальный вариант для вас, — добавил продавец. — И для нас. Несмотря на то, что дверь Hibry — “умная”, я все еще не могу понять, чем бы вам помогла отправка тревожного сигнала от двери. Свои координаты она не отправляет, — саркастически добавил он и положил трубку.

— Кажется, я невольно выставил вас дураком, — усмехнулся Лев Борисович.

— Ничего страшного. Я сам себя таким считаю. Что вы можете рассказать мне про дверь?

— Немного. Пальчиков на дверном косяке достаточно много, придется повозиться, чтобы их всех распознать. Дверь снял с петель профессионал. А вот устанавливал не совсем.

— Поясните, — вздохнул я.

— Все очень просто, Павел. Тот, кто устанавливал дверь, мягко говоря, профан. По иному я и назвать его не могу. Впервые вижу, чтобы так топорно установили дверные косяки. На саморезы, представляете?

— И что в этом такого?

— В общем-то, ничего, но есть одно. Саморезы были вкручены в косяк таким образом, что только ленивый и слишком тупой не разобрался бы, как их открутить их так, чтобы можно было снять дверь без лишних усилий.

— Это было сделано умышленно?

— Не могу сказать. Но полагаю, что нужно будет допросить этого горе-мастера.

— Скорее всего, это кто-нибудь из магазина, но лучше спросить у потерпевшей. Ирина Владимировна, — обратился я к подошедшей к нам со Львом Борисовичем хозяйке квартиры, — не могли бы вы сказать, кто вам устанавливал дверь?

— Кутузов.

— Кто? Кутузов? Фельдмаршал, что ли?

— Нет, — ответил мне Лепин вместо Дориной. — Это Алексей Суворов, слесарь бывший…

— А еще довольно известный в прошлом домушник, — добавил Лев Борисович. — Погоняло “Кутузов” он получил после того, как случай свел его с твоим отцом, Павел. Федор во время задержания выбил ему глаз.

— Короче, интересный персонаж, — усмехнулся я. — Только где нам его искать? — спросил я, ни к кому в общем-то не обращаясь.

— А чего его искать? Седьмая квартира, — произнес Лепин. — Но это не он. Зачем ему дверь, даже “умная”? Он сам мужик не глупый…

— В целом, я с вами согласен, Виктор. Кутузов всего один раз попался и, насколько я знаю, после этого завязал.

— Или же “работает” так хорошо, что ни разу не вызывал у нас и малейших подозрений.

— Давайте проверим. Дело-то нехитрое, просто спуститься на этаж ниже, да и поговорить с Кутузовым, — пожал плечами Лепин.

— А мне что делать? — спросила Дорина. — Как я теперь, без двери?

— Ирина Владимировна, мы обязательно найдем вашу дверь, но сейчас… — я задумался, не зная, что предложить потерпевшей.

— Павел прав, мы найдем вашу дверь, рано или поздно, — произнес Лев Борисович, видимо, быстро сообразив, что я затрудняюсь с ответом. — Но лучше вам сейчас поставить новую. Можно не “умную”, а самую обычную. Виктор, — обратился он к участковому, — есть ли у вас на участке какая-нибудь бесхозная дверь?

— Честно, не припоминаю… Хотя… Кажется, во втором доме недавно тоже менял кто-то дверь и старую не донесли до мусорки…

— Можно ее временно установить Ирине Владимировне взамен украденной?

— Думаю, да, почему нет?

— Приемлемо, Ирина Владимировна? — обратился к потерпевшей Лев Борисович. — Мы и мастеров вам нормальных подберем. Установят дверь так, что вам не за что будет опасаться.

— Спасибо и на этом, — вздохнула Дорина.

— Перед тем, как мы все это организуем, давайте все-таки поговорим с этим Кутузовым, — счел я напомнить, что у нас есть возможный подозреваемый. Полиция как никак существует не для того, чтобы двери ставить.

— Пойдемте, Павел. Я Кутузова неплохо знаю, думаю, при мне он будет более словоохотливым. А Виктор организует даме дверь.

— Хорошо, — ни я, ни Лепин ни стали спорить с пожилым экспертом.

Спускались мы к квартире Кутузова, провожаемыми любопытными взглядами. Как видно, уже весь дом знал, что здесь произошла довольно оригинальная кража.

— Как много знакомых лиц, — спокойно произнес Лев Борисович, останавливаясь у седьмой квартиры и оглядываясь вокруг.

— И это мне не очень нравится, — немного нервно усмехнулся я в ответ. Было отчего нервничать — количество криминогенных лиц на квадратный метр вокруг нас просто зашкаливало.

— Ну что вы, Павел! Это просто любопытные… Ну да, среди них убийцы, воры, насильники…

— Алкоголики, хулиганы, тунеядцы…

— Хорошая мысль, Паша! — улыбнулся Лев Борисович. —Кто хочет поработать? — неожиданно громким голосом спросил он окружавших нас жителей общаги. — Нам нужны понятые…

Не успел я и пары раз моргнуть, как пространство вокруг нас очистилось.

С удовлетворением и одновременно облегченно вздохнув, я постучался в дверь.

— Заходите, чего скребетесь? — мгновенно отозвались на мой стук из квартиры.

Не став долго ждать, я открыл дверь и вошел. Лев Борисович последовал за мной. Мы остановились на пороге.

— Оп-па, а я-то думал, что тебя “Нежданчик” уговорил на пенсию выйти… — приподнялся с небольшой софы хозяин квартиры — невысокого роста, сухощавый, но кряжистый мужик. Мой взгляд невольно прикипел к его лицу. Левого глаза не было.

— Это не Федор, Алексей, это его сын, — пояснил Лев Борисович Кутузову. — Следователь Павел Федорович Томин. У него есть к тебе несколько вопросов.

— И ты здесь, курилка старая, — усмехнулся Кутузов. — Все танцуешь?

— Есть такое. А ты против?

— Танцуй, это красиво, главное, чтобы не так рьяно помогал сынку, как его папаше. Что у тебя за дело ко мне, молодой?

— В квартире двадцать два произошла кража…

— Бля, все-таки хреново я дверь Иришке поставил, — перебил меня Кутузов. — А чего ко мне пришли? То, что я дверь ей ставил — признаю, а вот “вставлять” её я не собирался. Вы чего, я её родителей знал, хорошие люди были, не то что я. Вам лучше пройтись по её этажу… Хотя… Там вам мало кто что расскажет. Не любят у нас ментов… Да вы и сами это знаете.

— Мы, собственно из-за двери и пришли. Ее украли.

— Кого её? Иришку, что ли?

— Нет. Дверь.

— Охренеть, хах, — засмеялся Кутузов. — Это не я. Я сейчас отвертку с трудом держу, возраст уже не тот.

— Понятное дело, — пожал плечами Лев Борисович. Я удивленно взглянул на него. — На ведро обратите внимание, там столько пустых бутылок из-под бормотухи… — объяснил он мне.

— Вот, вот, Джимми. Я месяц был в запое, пару дней как начал только отходить. Но после вас и вашего рассказа… Наверное, снова забухаю.

— Почему?

— Да просто так. Я своим корешам вашу хохму про дверь расскажу, они мне сами наливать начнут после.

— Ясно. Значит так, гражданин Суворов, — я вздохнул. Не шла этому пропитому, потрепанному жизнью мужику его фамилия. Да и прозвище его тоже. — Сейчас я ваши показания записывать не буду, и без них вижу, что вы не крали имущество гражданки Дориной. Но, скорее всего, я вас вызову к нам в отдел, где вы повторно дадите показания уже под протокол.

— Вызовешь — приду, — пожал плечами Кутузов. — Ради Иришки мне не жалко. А найдете этого полудурка, что у нее дверь покрал — дайте ему пенделя хорошего от меня лично. Чтобы не повадно было таким воровской промысел позорить.

— Последнего — не обещаю.

— А вот я — запросто, — улыбнулся Лев Борисович.

Распрощавшись с Кутузовым мы с Львом Борисовичем поднялись на этаж Дориной. А там уже вовсю кипела работа: двое мужиков кряхтя и ежесекундно матерясь на рукожопность друг друга под присмотром Лепина ставили дверь Ирине Дориной. Недолго полюбовавшись этим процессом, вскользь оценив при этом благозвучие и владение обоими “мастерами” русским матерным, я двинулся на выход из общаги. В принципе, мне здесь больше нечего не было делать. Явных свидетелей нет, протокола все составлены, улики собраны. Пора в отдел. В свой кабинет, чтобы мрачно смотреть на мерцающий экран компьютера, на потертую столешницу моего стола, раз за разом перечитывать протокола и думать.

— Лев Борисович, — обратился я к эксперту, вышедшему из общаги следом за мной. — А вас-то откуда Кутузов так хорошо знает?

— Я давно живу на этом свете, — просто ответил Лев Борисович.

— А если серьезно?

— Если серьезно, то я причастен к задержанию Алексея.

— Расскажете?

— Мы с твоим отцом выехали на вызов. Вместе с нами еще тогда Щукин был. Он часто с твоим отцом работал, кстати. В общем, поступил звонок в дежурную часть от хозяев одной квартиры дома, кажется, номер семь по проспекту Мира. Дескать, так мол и так, кто-то у них ходит в квартире. Вот мы и поехали. Зашли в квартиру. Федор первым шел. Мы рассчитывали, что вор уже ушел. Но не тут-то было. Суворов, а именно он залез в ту квартиру, накинулся на Федора. Только с оружием не рассчитал. С ложкой он напал на твоего отца. Наверное, схватил, что под руку попалось. Завязалась драка. Мы с Щукиным помочь Федору не могли, схватка шла в довольно узком коридоре, где и одному развернуться сложно. В какой-то момент Суворов попытался ударить ложкой, но Федор выбил ее, а я подхватил. И через пару секунд зачем-то передал ее Федору. А тот ударил Суворова и не промахнулся. Дальнейшее не вижу смысла рассказывать, результат вы видели сами.

— Понятно.

— Кстати, Паша, а не это ли случайно такси вас увезло вчера? — указал на подъезжающий к нам автомобиль с госномером “Езжу как хочу”.

— Оно, — кивнул я и быстро пошел к такси, на ходу доставая удостоверение из нагрудного кармана. — Гражданин Фофанов? — спросил я мужчину, с удивлением смотревшего на меня из приоткрытого окна автомобиля.

— Ну да? Какие-то проблемы?

— Есть такое. Вчера вы подвозили одного пьяного на улицу…

— Тебя, парень, я подвозил. На Советскую, — перебил меня Фофанов. — А что не так?

— Да все не так. Зачем вы меня в дом отнесли?

— Так диспетчер мне передал. Так, мол и так, звонили из бара “Тихая гавань”, звонила девушка, говорит, нужно доставить пьяного в умат мужика по адресу: улица Советская, дом семнадцать. И попросили тебя доставить прямо в дом, если ты сильно пьян будешь, что я и сделал. Оплата была безналом. Больше я ничего сказать не могу. Что знаю — то и рассказал.

— Говорите, девушка звонила?

— Ну да. Я врать не буду, сам точно не знаю, кто звонил. У нас для этого диспетчера есть. А что случилось хоть?

— Ничего хорошего, — к нам подошел Лев Борисович.

— О, Борисыч, и ты здесь! Привет! Как служба? Все танцуешь и поешь?

— Не без этого. Но ты точно все рассказал?

— Мне скрывать нечего, — пожал плечами Фофанов. — Так что все-таки случилось?

— Убийство, — буркнул я.

— Чего? — опешил Фофанов.

— Вот как-то так, Володя. Твое такси, так уж получилось, доставило этого молодого человека прямо на место преступления…

— В котором теперь его подозревают? — продолжил Фофанов.

— А вот сейчас вам лучше промолчать, — тихим голосом произнес кто-то позади нас. Я обернулся.

— Лев Борисович, Павел, здравствуйте, — улыбнулась мне Ирина Кожемяко.

— Давно не виделись.

— Здравствуйте, Ирина. Всегда приятно вас видеть, — кивнул Лев Борисович.

— Лев Борисович, что здесь происходит? Понимаю, Павел, но вы-то куда?

— Ирина, о чем речь? Я просто встретил бывшего своего сослуживца, мы поболтали о том о сем…

— И я слышала большую часть этой “болтовни”. Лев Борисович, Павел, давайте, вы не будете делать за меня мою работу, хорошо?

— Бесспорно, — сделав небольшой поклон, Лев Борисович степенно удалился к нашей машине.

— Ирина, — произнес я.

— Я знаю, что вы хотите сказать, Павел, но действительно, мне нужно выполнять свою работу, а вам свою. Гражданин Фофанов, как вам удобнее побеседовать? Здесь или же в моем кабинете?

— Странный вопрос, — ухмыльнулся тот. — Конечно же, здесь.

— Значит, жду вас в Управлении Следственного комитета, в моем кабинете. Через час.

Что такое работа следователем? Я многое об этом уже говорил, повторяться не хочется. Одно могу сказать — будь я умнее, никогда бы не стал следователем. И оперативником. Экспертом-криминалистом тоже. Даже «пупсом». Вот так.

И поверьте, я не считаю тех, кто рядом со мной служит, дураками. Только отчасти. Потому что нельзя служить в полиции и не думать о себе, что ты конченный идиот, раз работаешь здесь. И в тоже время мы не дураки. А люди. Просто люди. Что в какой-то миг выбрали полицию. По зову сердца или же из-за денег… Это неважно.

Главное на самом деле совсем другое. Но мало кто из нас ответит на этот вопрос, что все-таки это самое «главное». Я — тем более. Просто у нас такая работа, что «главное» каждый день новое. Нет, не так. Мы ищем упрямо, очень важное, «главное» что-то, но никак не можем найти. Только мелькает оно на горизонте. Но, значит, так надо. Иначе — нельзя.

“Бобик” медленно катил по дороге от переулка Смирного до отдела. Пока мы разбирались с дверью Дориной, время было уже к обеду и вокруг нас было очень много машин. Поэтому путь обратно был чуть дольше, но меня это только радовало. Подумать было о чем. К примеру, кто украл “умную” дверь. Или…

— Лев Борисович, о какой девушке говорил Фофанов? Неужели?

— Насколько я знаю, такси вам вызывала Наташа. Но не думаю, что она отправила вас прямиком к трупу.

— Мне кажется, все наоборот.

— Вам лучше поговорить об этом с Наташей. Но я уверен, что она такого не хотела.

— Ладно.

— Павел, Наташа вас любит. Полагаю, вы ее тоже. А то, что вы о ней сейчас думаете — это неправильно. Даже у Шиповалова хватит ума, чтобы не пытаться подшутить так над вами. Вы же сейчас думаете, что вас подставила девушка, которой вы за буквально час до этого признались в любви. Не чувствуете, что попахивает бредом?

— Но…

— Никаких “но”. Поговорите с Наташей. А мне таких предположений о ней никогда больше не высказывайте. Мне все больше и больше хочется выбросить вас из машины.

— Я вас понял, Лев Борисович. Простите дурака.

— В принципе, вас можно понять. Правда, я бы не стал доверять высказываниям Фофанова без должной проверки…

— Как я помню, у вас есть видео из “Тихой гавани”. Вы не могли бы мне их показать?

— Но я же уже вам его показывал, разве не так?

— Нет, я не про парковку. А кадры из самого бара у вас тоже есть, не так ли?

— Да, имеются. Хотите убедиться, что Наталья ни в чем не виновата?

— Не знаю, как ответить. Подозревать Наташу… Это неправильно. Но кто это сделал…

— Это интересный вопрос. Приедем, поглядим.

— Спасибо, Лев Борисович.

— Не стоит. Я прекрасно понимаю ваши чувства. Вы знаете, каким образом я стал работать в милиции?

— Отец рассказывал, но…

— Но вы наверняка посчитали, что это очередная его байка? — с грустной улыбкой перебил меня Лев Борисович.

— Это не так, да?

— Да, к сожалению. Пересказывать вам свою историю я повторно не буду, это ни к чему. Но позвольте вам дать совет. Никогда не отказывайтесь от своей любви, и всегда добивайтесь своего. Иначе нельзя.

— Приехали, — скупо бросил через плечо водитель и дал по тормозам. Если бы мы не знали нашего «Шумахера», то сейчас бы нас всех хорошенько размазало по салону «бобика».

— Когда же ты тормозить научишься, гонщик доморощенный, — проворчал Хронов, вылезая из машины.

— Когда нам новые машины придут, тогда и научусь, — усмехнулся водитель.

— Боюсь, не доживем мы до этого счастливого момента, — помотал головой Хронов.

Я не стал дожидаться окончания их спора — он уже длился довольно давно и продолжаться мог до выхода обоих спорщиков на пенсию — выпрыгнул из «бобика» и направился в отдел.

У крыльца курила Аня. Я кивнул ей, несмотря на то, что сегодня мы уже виделись, та вдруг ехидно улыбнулась в ответ на мое приветствие и протянула:

— Куда бежишь? Вам по рации не передали, что кража на Матроскина, пятнадцать произошла?

— Нет, — покачал я головой.

— Ну так я передаю. Дожила, блин, уже рацией работаю. Лев Борисович, Серега, извините, вам предстоит еще одна поездка.

— Бли-и-ин, — едва не взвыл Хронов, посмотрев на надоевший ему хуже горькой редьки «бобик» вместе с его водителем.

— Леша, почему не сказали, что по рации был вызов? — с легким упреком в голосе спросил у водителя Лев Борисович.

— Да никто не вызывал, — почесал затылок Леха.

— Может, рация неисправна? — предположил я.

— Да нет, не может быть.

— Скорее, Толик просто забил. Или не успел, — усмехнулась Аня. — Я шла курить, как раз в дежурку вызов поступил, вышла на крыльцо, подкурилась и вы подъехали.

— Девятка, я первый, — словно услышав объяснение Ани, ожила рация. — Кража на Матроскина, пятнадцать.

— Ань, может быть, ты съездишь? — спросил я.

— Нет, — кратко ответила мне Аня и, выбросив недокуренную сигарету в урну, ушла в отдел.

— Поехали, чего стоим? — проводив ее грустным взглядом, я вздохнул и повернулся к “бобику”.

— Мы здесь ненадолго, но это было хорошее время, — улыбнулся Леша и полез за “баранку”.

— Мне показалось, или он действительно едва ли не дословно процитировал Колина МакРэя? — спросил у меня Лев Борисович.

— Не знаю, — развел я руками. — Честно признаться, не имею малейшего понятия, о ком вы сейчас.

— Это был знаменитый гонщик. К сожалению, он погиб. Поэтому такого рода высказывания от нашего Леши немного меня настораживают.

— Не думаю, что он хочет разбиться на служебном автомобиле. Тем более, как мне кажется, все мы зачастую говорим фразами умерших уже людей.

— Глубокое умозаключение. Ладно, Паша, поедем уже. Чем быстрее начнем, тем быстрее закончим.

Новогорск город молодой, маленький. Едва ли здесь проживает больше ста тысяч человек. Но нам, полиции в частности, хватает. Несмотря на то, что в городе целых пять отделов полиции.

Почему так? Некомплект. К примеру, в нашем следственном отделе должно работать не четыре следователя и Щукин, а минимум шесть. Но откуда их взять? Из других отделов к нам не переводятся, у них самих с кадрами там напряг. Из Академии молодые приходят, конечно, но мало кто задерживается. Мечты о доблестной службе остаются мечтами. А нагрузки молодые организмы не выдерживают. Я, наверное, тот редкий случай, что вцепился зубами в эту работу и несмотря на усталость и разочарование, все еще работаю.

Так вот, город у нас маленький, поэтому все рядом. Это удобно, но порой не очень. К примеру, как сейчас. Пешком до парикмахерской, а именно она находится по адресу Матроскина, пятнадцать, было минут пять, больше. А мы ехали целых двадцать. Вот так вот.

Но все-таки мы приехали. Серега сразу же, без напоминаний, отправился на поиски понятых. Всегда удивлялся тому, насколько у нас “сознательные” граждане. Только скажешь, что нужны понятые, как вокруг образуется свободное пространство. У всех срочно появляются какие-то дела, другие вдруг становятся глухими. И так далее. Даже думать не хочу, какими способами опера все-таки находят тех, кто согласен молча постоять и тем самым помочь полиции.

У крыльца парикмахерской стоял и чего-то ждал “де Жюссак”.

— И снова здравствуйте, — улыбнулся он, едва мы с Львом Борисовичем подошли к крыльцу.

— Здравствуй, Андрей, — отозвался Лев Борисович. Иногда он меня пугал своей осведомленностью и памятью. Он знал, кажется, каждого сотрудника полиции и не только в нашем городе.

— Привет, — произнес я. — Что там?

— Судя по тому, что я видел и выслушал, будет весело.

— Конечно. Мне везет именно на такие дела.

— Ну тогда прошу внутрь.

Кивнув в благодарность “де Жюссаку” за то, что он любезно распахнул перед нами дверь, мы прошли внутрь парикмахерской. К нам навстречу сразу же поднялся со стула и подошел парень лет двадцати пяти-тридцати:

— Здравствуйте. Я Николай, администратор. Директор еще едет.

— Здравствуйте, Николай. Я следователь Павел Федорович Томин. Директора мы ждать не будем. Думаю, он мало что нам сможет рассказать. А вы напротив.

— Да, да, конечно.

— Тогда слушаю вас рассказ.

— Да там собственно рассказывать нечего. Лучше показать. Пройдемте?

— Хорошо, показывайте. Если есть кино, отчего бы его не глянуть. Вдруг хорошее?

— Вам понравится.

Администратор Николай провел нас с Львом Борисович в небольшую комнатку, где едва-едва помещались небольшой столик и стул. Как туда влезли мы втроем — не знаю, но сельдям в банке просторнее бывает, чем нам было в этой комнатушке.

На столике был установлен видеорегистратор с подключенными к нему монитором, клавиатурой и мышкой. Николай быстро пробежался пальцами по клавиатуре, щелкнул мышкой и на экране появилось видео.

Время — около полуночи. С минуту на экране ничего не происходило, а потом дверь отворилась, и в парикмахерскую вошел человек. Он остановился на пороге, чего-то подождал, потом огляделся по сторонам и спокойно прошел к небольшому диванчику у противоположной от двери стены…

— Он отключил сигнализацию и проверял, не сработает ли она, — прокомментировал действия преступника Николай.

— Есть возможность отключить сигнализацию снаружи? — удивился Лев Борисович.

— Да. Электрощиток. Он у нас не в здании, а в переулке стоит.

— Надо будет посмотреть. А как видеокамеры продолжили работать? Автономное питание?

— Да, — кивнул Николай. — Вон там источник бесперебойного питания, — он указал на стену позади нас.

Мы продолжили смотреть видео. Некоторое время на экране ничего не происходило. Парень преспокойно себе валялся на диванчике. Наконец он поднялся, прошел к зеркалам, нашел на полочках возле них электробритву и начал стричься.

— Да ладно, — усмехнулся я. — Он забрался ночью в парикмахерскую, чтобы постричься?

— Предполагаю, что не только за этим, — ответил мне Лев Борисович.

На экране парень закончил стричься и прошел к стойке администратора.

— Можете чуть назад отмотать? — попросил вдруг Лев Борисович.

После нескольких нажатий по клавишам клавиатуры видео на экране начало идти назад.

— Стоп, — скомандовал Лев Борисович и Николай нажал на “пробел”, останавливая видео. — Познакомьтесь, Павел, — указал Лев Борисович на застывшего на экране парня. — Если мне не изменяет память, это Шведов, Олег Михайлович, вор-рецидивист, недавно должен был освободиться.

— Как я понимаю, освободился, — вздохнул я.

— Да, и сразу принялся за старое. И, посмотрите, как нагло он это делает.

— Не то слово. Полагаю, смотреть дальше нет смысла. Сейчас он обчистит кассу и уйдет.

— Не совсем так, — возразил мне Николай. — Кассу он обчистит, но потом еще немного поваляется на диванчике и, наконец все-таки удалится.

— И отдохнул, и заработал, — усмехнулся Лев Борисович.

— Ладно. Пожалуйста, загрузите нам это видео на флешку…

— У меня только CD-диски есть. Пойдет?

— Да. Лев Борисович, что думаете? — спросил я у эксперта.

— Полагаю, что вам, Павел, нужно ехать на адрес Шведова. А я здесь закончу — отпечатки сниму, еще какие-нибудь улики поищу, хотя и видео, в принципе, достаточно.

— Ну, на задержании нам Паша так-то не нужен, — произнес Хронов, неизвестно когда оказавшийся в этой комнатке. — Ему и здесь пока что тоже работы хватит.

— Ну да, — вздохнул я. — Бумаги… Куда же без них.

— Кто на что учился, Паша, — улыбнулся Хронов. — Я там, кстати, понятых привел.

— Спасибо, Серега. Ладно, езжай с де Жюссаком к Шведову, а мы тут с Львом Борисовичем закончим.

Дальнейшие наши действия не иначе как рутиной и не назовешь. О них даже рассказывать не интересно. Хронов умчался по адресу Шведова, а мы с Львом Борисовичем методично проводили полноценный осмотр места происшествия: Лев Борисович искал всевозможные улики — пальцевые следы, остатки волос, короче, все, что могло указать нам на то, что здесь совершил преступление Шведов, а не кто-то иной; я же еще раз, но уже под протокол, опросил Николая, продемонстрировал видеозапись совершения преступления понятым, а также, когда Лев Борисович что-то находил, просил понятых обратить на это их внимание, чтобы они с чистой совестью при завершении наших мероприятий поставили свои подписи там, где я им укажу.

Попутно я размышлял об очередном предстоящем мне разговоре с Наташей. По всему выходило, что именно она вызвала мне то злополучное такси и дала таксисту адрес Нежданова как точку назначения. И это никак не укладывалось у меня в голове. Потому что это было, по моему мнению, настоящим бредом. Не могла Наташа так поступить со мной. Она озорная, смешливая, надежная, добрая, но вот это звонок в таксопарк перечеркивал все её эти качества. А такого просто не могло быть.

Многие, услышав эти мои мысли, могли бы посчитать меня излишне наивным… Да, это так. Я мог бы сомневаться и не доверять многим своим сослуживцам. Но не Наташе. Слишком давно я ее знаю. Конечно, никто не знает человека, как он сам, но… Это же Наташа…

Ладно, сопли в сторону, я надеюсь, что мы с ней сегодня обсудим сложившуюся ситуацию и узнаем некоторые ответы. А пока надо делать работу.

Едва я принял это решение и, к тому же, поставил последнюю точку в протоколе осмотра места преступления, как зазвонил мой телефон.

— Да?

— Приняли Шведова у подъезда его дома, — звонил мне Хронов. С хорошими новостями. — Подтягивайтесь.

— Принято, скоро будем.

— Шведов? — спросил у меня Лев Борисович.

— Да, наши его взяли. Вы закончили, Лев Борисович?

— Думаю, да. Осталось осмотреть только электрощиток. Может быть, там найдутся отпечатки Шведова. Здесь же, — взмахом руки обведя помещение парикмахерской, — с такого рода уликами очень сложно. Хотя благодаря видео, кое-что я все же нашел, — кивнув, как мне показалось, самому себе, он вышел из парикмахерской через запасной выход, показанный ему Николаем. Благодаря этому выходу можно было не обходить вокруг здания, чтобы добраться до электрощитка.

— Вот и все, можем ехать, — Льву Борисовичу понадобилось всего ничего, чтобы снять отпечатки с электрощитка…

“Бобик” резко затормозил у крыльца отдела полиции.

— Все, приехали! — устало проворчал Алексей.

— Слава богу, — с трудом сдерживаясь, чтобы не обматерить нашего водителя, едва слышно произнес я.

Не знаю, услышал ли это бог, но Лев Борисович, точно также, как и я, воткнувшийся лицом в спинку переднего сидения, услышал и едва-едва пожав плечами, подмигнул мне. Словно поддерживая меня в моей благодарности богу. И ведь было нам с чего воздавать хвалу господу. Я бы и чертям сейчас порадовался. Хотя бы потому, что вот таких резких остановок на злосчастном “бобике” с “Шумахером” с мозгами набекрень за его баранкой за сегодня было уже бесчисленное количество.

Шведова Хронов взял прямо у его дома. Едва он вместе с “гвардейцами” подъехали туда, как на горизонте нарисовался любитель ночной парикмахерской. Грех было не воспользоваться таким шансом. По словам Хронова, они с “гвардейцами” даже из машины выходить не стали. Просто подъехали прямо к Шведову и Сергей схватил его за шиворот через опущенное стекло.

Отнекиваться от содеянного Шведов не стал, сразу стал “каяться”. Часть украденных денег Хронов нашел у него в карманах, остальное — как заявил Шведов — он потратил на выпивку и продукты.

Когда мы с Львом Борисовичем подъехали к дому Шведова, тот оказывал всевозможное содействие — рассказывал Хронову, как он пару дней наблюдал за парикмахерской, вычислял, когда весь персонал уходит и как обойти видеокамеры. Рядом с Шведовым стоял пакет, доверху набитый продуктами, рядом с которыми скромно притулились пара бутылок “Пшеничной”.

Долгим рассказ Шведова не был, а также мало времени занял осмотр его квартиры. Там и осматривать то было нечего. Небольшая, в пятнадцать квадратов, однушка. Тем более, что украденные деньги, а также пакет с продуктами Шведов выложил сам. Так что он с “гвардейцами” отправился в отдел, а я…

Я надеялся тоже заглянуть в отдел, но этого было мне не суждено…

Едва мы вышли от Шведова, как поступил еще один вызов. Ограбили гараж на Советской. А потом был еще вызов. И еще…

В конечном итоге, в отдел наша следственно-оперативная группа вернулась ближе к восьми часам вечера. Результатами мы не блистали, но они, в принципе, были очень даже хороши. Не считая Евсеева и Шведова, еще по двум происшествиям были серьезные подвижки. То есть стопроцентные подозреваемые, железные улики против них и все такое прочее.

Но было уже восемь вечера. Не знаю, как в других отделах, но в нашем следователи заступали на дневное дежурство в восемь утра и сдавали двенадцать часов спустя. Казалось бы, можно было радоваться, но ведь никто не говорил, что сдав дежурство, следователь может со спокойной душой идти домой.

На самом деле, меня ждало еще очень много работы. Той самой, из-за которой я не очень любил свою работу. Бумаги. Документы, протокола, акты, заявления, дела. Просто приехав на вызов, поступивший в дежурную часть отдела полиции, уголовное дело не откроешь. Все-таки уголовное дело — всегда очень непростое дело. Уж простите за тавтологию. Но по другому и не скажешь. Даже с Евсеевым, несмотря на то, что его поймали на горячем и он уже во многом сознался, все это было только началом. И хорошо, что оно было таким. Меньше письменной работы.

Это только в сериалах полицейский сочувственно выслушивает жертву, подает ей бумажный платок, чтобы вытереть слезы, и тут же бежит искать виновника по горячим следам.

Все намного хуже. Выслушать, мы, конечно, выслушаем. Заявление примем. Даже осмотр места происшествия проведем безотлагательно, если есть возможность. Но вот на то, чтобы рассмотреть заявление и принять решение о возбуждении уголовного дела, у меня есть три дня. И я, как и любой следователь, из кожи вон вылезу, но постараюсь отказать в возбуждении этого самого дела. И на это у меня есть даже не пять, а поболее причин. Только если вы не Евсеев, любовник енотов, или Пирогова, владычица жестянной утвари. Там хочешь, не хочешь, отказать не получится.

Почему так? К примеру, сегодня нам поступил вызов — я уже упоминал о нем ранее — ограбили гараж. Мы приехали, я принял заявление, написанное под мою диктовку, Лев Борисович осмотрел гараж на предмет улик: отпечатков пальцев, следов обуви и все такое прочее. Украли, кстати, карбюратор от мотоцикла “Иж”. И на этом все, мы уехали.

Стоит ли возбуждать уголовное дело по данному происшествию? Я вот не знаю. Карбюратор сейчас стоит от силы тысячу рублей. Это если новенький. А б/у вообще можно за бутылку водки сторговать. Или на свалке найти, если не брезгуете.

Помните, как Шиповалов пытался отказать Пироговой в поисках ее драгоценного ведра в связи с незначительной суммой ущерба. Карбюратор — тот же случай. Вот так.

И по другому можно. Но обо всем рассказывать — неправильно как-то по отношению ко мне самому, да и другим полицейским.

Так что сдав дежурство, я застрял в отделе еще на часа полтора. Мог и дольше просидеть, но меня спасла Наташа. Заглянула ко мне в кабинет, посмотрела на мое удрученное лицо и позу компьютерного динозаврика, и потребовала, чтобы я шел домой. Ибо ей одной страшно. Вдруг еще какой опер вздумает, что он — собака. Отговорка, конечно, но за такой шанс я не мог не ухватиться. Поэтому был готов на выход еще до того, как Наташа закончила объяснять, зачем ей вдруг понадобилось мое сопровождение.

Наша служба такова, что мы хоть и постоянно работаем с людьми, но совершенно перестаем ими быть. Поэтому наша прогулка с Наташей была для меня так драгоценна. И пусть немного болела от работы голова. Но впереди меня шел мой ангел. И я не знал ничего прекрасней, чем этот вечер…

Не было разговоров о работе. Не было ничего, что не давало нам наслаждаться друг другом. Только мы. Немного скованные от того, что порой даже не знали, чему мы улыбаемся… И такие счастливые от того, что мы могли это делать. Просто идти рядом друг с другом и молчать, изредка улыбаясь друг другу.

Не нужно было слов, поцелуев. Лишь тишина. Это вечер. Легкий ветерок. Шепот листвы. Редкие автомобили где-то там вдали… И мы. Только мы.

Однажды мне сказал отец, что любить кого-то — это влюбляться в него каждый день, каждый миг… Не знаю, как Наташа, но я влюблялся в нее каждый наш шаг. Влюблялся в смех. В отблески от едва виднеющихся звезд в её волосах. В её тишину. Которой она меня обнимала и любила. Я надеюсь на это...

Глупо это все, по-детски, но после того, что мы пережили… Я небо за тебя благодарю, Наташа…

Но все хорошее когда-нибудь заканчивается. У нас с Наташей оно закончилось слишком быстро.

— Пока, — улыбнулась мне Наташа и скрылась за дверью своей квартиры.

— До завтра, — кивнул я уже закрывшейся её двери и повернулся к своей.

Мои отношения с семьей донельзя странные. В отделе, когда я только туда пришел, меня едва ли не каждый ткнул носом, что я — вовсе не мой отец. И большинство из тех, кто так говорил, называли себя старыми друзьями Федора Томина. Правда, ни мой отец, ни я, не видели этих “друзей” на пороге нашего дома уже около десяти лет. Отчасти, я их понимаю, конечно. Сложно смотреть на то, во что мой отец превратился.

Чуть больше десяти лет назад он был одним из лучших оперов нашего города, но случайное ранение уничтожило фактически всю его жизнь. Рецидивист Нежданов выстрелил моему отцу в спину. Врачи были бессильны. Повреждение позвоночника, отец уже никогда не сможет ходить. Он стал инвалидом, его уволили из милиции. Хорошо хоть живым остался — так говорила ему моя мама, но он ее не слушал. Ни я, ни мама, не были для Федора Томина смыслом жизни. Только служба в милиции.

Я ненавидел отца. Из-за него моя мама бросила нас. Из-за него в наш дом спокойно заходили местные алкаши и бомжи. Из-за него у меня не было друзей. Все было из-за него. Так я тогда думал.

Я ошибался. Мой отец дал слабину, но спустя несколько лет бесконечных попоек смог неожиданно собраться и вернуться к жизни. Отчасти я к этому приложил руку. Мой отец тяготился тем, что он не может заниматься любимым делом. Для него ««инвалид» был сродни приговору. Очень долго я тщетно пытался найти ему новое занятие, и, наконец, мне это удалось. Компьютеры стали той отдушиной для отца, ради которой он вновь начал жить. Спустя десять лет он считался одним из лучших программистов нашего города.

— Ну, как дела? — спросил меня папа, выехав в прихожую на своем кресле, едва я переступил порог.

— Да так, в целом сойдет, — пожал я плечами.

— Ага. Тогда может быть ты мне расскажешь, кого и как сегодня убил некто по фамилии Томин?

— Не понял…

В ответ отец развернулся и поехал в свою комнату, я последовал за ним.

— Вот. Это что? — указал он на экран монитора.

— М-да, Федотыч будет рвать и метать… — быстро прочитав заметку о жестоком убийстве девушки, совершенном вчера ночью, предположительно сотрудником полиции.

— Ты не о чувствах Федотыча сейчас думай, балбес! Я тебя спрашиваю, это что?

— Я не убивал, отец.

— Так. Давай все по порядку.

— Да рассказывать нечего. Вчера вечером…

— Хорошее начало, — перебил меня отец. — Где был, у Наташки?

— Нет. Но лучше бы у нее. Мы вчера всем отделом устроили сабантуй в баре “Тихая гавань”, главным виновником которого был я собственной персоной.

— И что же ты такого совершил доблестного, что вы всем отделом разносили бар? Замуж Наташу наконец позвал?

— Не без этого, но я еще первое дело свое закрыл.

— Первое дело, говоришь? Молодец! — улыбнулся отец. — Так, стоп, как это “не без этого”? Ты, что, правда Наташку на себе жениться позвал?

— Блин, пап, давай я начну с начала, хорошо?

— Ну давай. Уже не терпиться узнать подробности того, как ты опозорился перед всем отделом…

— Охрененная поддержка! В общем, я вчера закрыл дело Пироговой…

— Как?! — вновь перебил меня отец.

— Папа, не перебивай, а? А то я так не только никогда не закончу, но и не начну.

— Ладно, ладно, давай сам не тяни кота за причинное место.

— Я закрыл дело Пироговой и по этому поводу мы всем отделом решили устроить небольшой сабантуй в баре. Дальше я плохо помню, только по рассказам очевидцев. Я там мед, пиво пил, водку и все такое прочее. Но по усам не стекало, а все в рот попало. Короче, был я в стельку пьян. И Наташку, того, этого самого, жениться на себе позвал…

— И что, отказала? Я бы такой пьяни, как ты, сразу бы от ворот поворот бы дал.

— Ну, Наташа не ты… Она сказала мне “да”. Но мы пока это в подробностях не обсуждали. Слишком многое случилось после.

— Чую, к основной части рассказа приближаемся.

— Не без этого. Так вот, я напился. И проснулся не у Наташки в объятьях, к сожалению, а в совершенно незнакомом для себя месте. Где моим соседом был труп. Тот самый, о котором ты прочитал в новостях. И я совершенно не представляю, как журналисты об этом пронюхали.

— Не журналисты, а один блогер какого-то лешего бродил ранним утром в тех местах и все заснял. Большая часть того, что он написал, наверняка навыдумывал сам, но народ ему верит. Сам знаешь, насколько сейчас люди верят всему, что пишут в интернете.

— Ага. Все, что пишут в интернете — непреложная истина. И другой правды нет на самом деле. Шиповалов полторы недели разрабатывал двух таких интернетчиков, что какую-то фигню понаписали о секте, что у нас на старом кладбище промышляет. А это были просто готы, а не некрофилы, как про них этих горе-блогеры написали.

— Помню, ты рассказывал. А насчет интернета… Ты не переживай, совсем скоро настоящие журналисты подтянутся. Как только поймут, что слишком многое, о чем рассказал этот блогер — правда. Вот тогда весело будет, это я тебе обещаю.

— Как, кстати, этого блогера зовут?

— Тебе ник или настоящее имя?

— Пап, не выпендривайся, — поморщился я. — Это я тебя отправил на курсы по программированию.

— Ну да, ну да, — усмехнулся отец. — Рассказать бы тому же Федотычу, что ты тем самым натворил…

— Мы с тобой без работы останемся. Это как максимум. А как минимум — Федотычу придется тебя оштрафовать.

— Ник блогера — etan_hunt81. Обычно делает ролики по браконьерству и незаконной охоте. Его адрес и настоящее имя у меня, конечно, есть, но для тебя сейчас они бесполезны. Ладно, давай вернемся к нашим баранам. Ты проснулся рядом с трупом. И что дальше ты делал?

— Как мог осмотрелся. Не бойся — ничего не трогал.

— Если бы трогал, ты бы мне из ИВС звонил сейчас, а не рядышком сидел.

— Дальше я вышел на улицу, сообразил, где я и позвонил в дежурку комитетчикам.

— А почему не в отдел?

— И что я бы нашим сказал? Народ, я проснулся рядом с трупом, приезжайте? Они бы приехали, но толку-то? Не труп им же прятать и меня вместе с ним? Все равно бы пришлось следственный комитет звать. Я решил, что сразу их вызвать, будет правильнее.

— В целом, да. Кто приехал?

— Кожемяко, — я назвал отцу только фамилию следователя, хотел посмотреть на его реакцию.

— Никита? — удивленно протянул отец. — Не знал, что он еще работает. Но он хороший следователь, нераскрытых дел у него практически нет. Да и обвинять всех вокруг в радиусе с километр от места преступления за ним как-то не замечено. Этим Пронька баловался, если его от этого, наконец, не отучили.

— Нет. Ирина. Его дочь, как я понял.

— Ни фига себе. Дочка, говоришь? Не думал, что она следаком вслед за отцом станет. Только не после того, что случилось… — сообразив, что едва не сболтнул лишнего, отец резко смолк и уставился на меня.

В этом он весь. Постоянно оберегает меня от своего прошлого. Практически ничего не рассказывает. Ни о своей работе, ни о коллегах. Только изредка, как вот сейчас, случайно обмолвится о чем-нибудь, а мне потом остается только догадываться, что именно там, в его прошлом, произошло.

— Кто еще был в составе группы? Борисыч?

— Ага, он. И по большей части благодаря ему я сейчас здесь, дома, а не даю показанию комитетским.

— Даже так? Ну-ка, что он такого увидел, что могло тебя безоговорочно отмазать?

— Для начала он подтвердил, что я пил вместе с коллегами в баре “Тихая гавань”. Еще бы ему не подтвердить, если он сам там был. А потом он предварительно установил время смерти девушки. Десять-двенадцать часов до того, как ее обнаружили. А я в это время был в отделе.

— Как девушку была убита?

— Предположительно леской или тонкой проволокой. Так Лев Борисович сказал. Глубокая, тонкая рана на шее.

— Хм, Борисыч, конечно, редко ошибается, но это не все возможные способы нанести тонкую рану. Можно, например, использовать канцелярский нож. Или бритву.

— Ну да, — пожал я плечами.

— Из всего, что я перечислил, проволокой убить — самое сложное, на мой взгляд. А вот леской… Ей самой можно легко пораниться. Помнишь, Паша, сколько раз ты невольно себя резал, когда пытался закинуть одну из моих закидушек?

— Да много, особенно между пальцами.

— Ножом или бритвой… Нет, не думаю. И это меня пугает.

— Объясни, — я напрягся. Моего отца, может и пугало что-то когда-то, но об собственно испуге он при мне заговорил впервые.

— Да все очень просто. Убийство произошло по адресу: улица Советская, дом семнадцать, так? — отец почесал подбородок и не дожидаясь моего подтверждения своих слов, продолжил. — Странно, что к нам еще не постучались. За мной, не за тобой, Паша. Как я понял, девушка та — сестра Нежданова. Ты же знаешь, кто он такой… Если Кожемяко не дура, скоро к нам придет с вопросами. Доказать, что ты не убивал, даже я смогу, а вот про меня… Это отдельная песня. Давай подумаем. Скажи, на пороге дома, у двери, была кровь?

— Нет, не было. Пап, ты к чему ведешь, я не понимаю.

— Не сейчас, — отмахнулся от меня отец. — На пороге, значит, не было. А тело было найдено… Где, кстати? Etan_hunt81 об этом не писал.

— Еще бы он написал. В кровати она лежала. А я очнулся на полу, у противоположной стены. Меня, кстати, туда таксист, судя по видеозаписям, притащил зачем-то. Он — бывший “пупс”. Фофанов.

— Фофан? А он-то каким боком в этой истории оказался? Ладно, я с ним потом потолкую по-свойски. Сейчас не об этом. Так ты говоришь, на кровати она была, значит. Там много крови было?

— На мой взгляд, много. Как не блеванул, до сих пор не пойму.

— То, что не блеванул — это хорошо. Ты же трупы видел до этого только в морге. А насчет количества крови, уж прости, я тебе не верю, Паша. Тут Борисыча лучше спрашивать, конечно… Предположим, что крови там не так много… А это значит, что убийство произошло наверняка в другом месте. Но не далеко.

— Почему ты так думаешь?

— Можно было конечно, ее аккуратно порезать ножом прямо в кровати, спящей…

— Да не могла она спать в два-три часа дня.

— Ты во сколько очнулся? Если Борисыч сказал, что десять-двенадцать часов, то где-то в три или в пять часов ночи, так?

— Ну да. В три ночи.

— Ага. — отец ненадолго задумался. — Значит, мои мысли правильные.

— Но порог двери могли убрать за это время, разве не так?

— Убийцу могли в таком случае заметить. А в том районе все друг друга знают. Наверняка бы кто-то обратил внимание, что некто какого-то хрена моет порог Неждановского дома. Так что убийство произошло там, где сложнее увидеть и проще замести следы. К примеру, задняя калитка. И такая есть у того дома, это я точно помню.

— А почему там?

— Да все очень просто. Там песка много, а песком кровь присыпать — плевое дело.

— Знаешь, пап, я в такие моменты начинаю тебя немного побаиваться.

— Не смеши. Кого я могу напугать? — усмехнулся отец. — Так вот, задняя калитка. Скорее всего убийца натянул леску между столбцами. Рост девушки он наверняка знал. Дальше все просто. Леску довольно сложно заметить, но когда обычным шагом идешь и в нее влетаешь, максимум, что можно получить — это легкий порез. А значит, убийца поджидал ее. И как-то напугал. Например, побежал за ней. Или заорал, выпрыгнув из кустов… Тут только догадки. Но девушка наверняка бежала, когда шеей натолкнулась на леску.

— Леска же легко порваться могла? Ну, если Нежданова на нее с разбегу наткнулась.

— Леске леска рознь. Есть такая, что и кита выдержит. Дальше, когда девчонка вляпалась, ее убийца перетащил в дом, положил на кровать…

—И на ее тело положил шифрованную записку. Уже вторую.

— Какую еще шифрованную записку? И почему вторую?

— Первую я нашел вчера среди своих бумаг, — порывшись в карманах я нашел там изрядно помятый клочок бумаги и передал ее отцу. — С нее все и началось.

— И что это за хрень? — едва взглянув на бумажку, спросил отец. — Друзья-товарищи прикольнулись, а ты теперь решил отыграться на старом, больном отце?

— Я тоже так думал поначалу. Даже Толику допрос устроил. Но никто из наших не сознался. А потом Саня мне помог ее расшифровать. — взяв записку из рук отца, я быстро накорябал на обратной стороне бумаги расшифровку. — Вот так. Записка оказалась с двойным дном, если не с тройным.

— Милостивый государь, улица Петра Великого, господин Н… Хм, почему мне это все кажется знакомым?

— С этой улицей мы так заморочились. Я и Клавдию Семеновну спросил, и Эльдара… Настя подключила к поискам свою подругу из архива. А потом я поинтересовался у Федотыча.

— Естественно, он знал?

— Ну да, это сейчас улица Советская.

— Дом семнадцать, улица Советская, — задумчиво протянул отец. — Помню, как не помнить этот адрес. Хотя я об этом уже говорил.

— Именно там Нежданов тебя подстрелил, так? В своем собственном доме.

— Не совсем, — покачал головой отец. — Но рядышком. Там я его повязал. До сих пор не знаю, как я умудрился полквартала за ним гнаться с простреленной спиной. Адреналин, наверное. Но довольно воспоминаний. Значит, тебе подкинули шифрованную записку, которую ты умудрился расшифровать, а после уже тебя подкинули в тот самый дом, о котором говорилось в записке. Я правильно все понимаю?

— Да, все так и есть.

— Нет, не так! Балбес! Скажи, какого хрена ты сразу не рассказал мне про эту долбанную записку? С нее и нужно было начинать!

— Я как-то не подумал…

— Не подумал он! То есть ты не уловил связь между запиской и тем, что ты очнулся с бодуна не дома и не у Наташки под боком?

— Уловить — уловил, но все равно не понимаю.

— Не понимает он. Подставили тебя. Очень грамотно и красиво. Не удивлюсь, что Борисыч найдет твои пальцы на трупе или кровати. Даже если тебя там рядом не было. Ладно, вторую записку покажи. И не смотри на меня такими глазами. Наверняка ты сфотографировал ее.

Я достал смартфон и, загрузив фотографию записки из “облака”, передал его отцу.

— Мда, фотография плохая, символы размыты, зато грудь хорошо видна, — проворчал тот, мельком взглянув на фото.

— Что?

— Да шучу я. Почту мою помнишь? Кидай фото туда, я попробую над ней поколдовать.

— Хорошо, — я быстро выполнил требование отца.

— Ну и чего смотришь на меня, как побитая собака? Дошло наконец, что с тобой кто-то играет?

— Я когда первую записку увидел, сначала подумал, что меня кто-то разыгрывает. Но вторая сняла все вопросы о розыгрыше.

— Ага, хорошая шутка. Попробуй представить того же Щукина, который решив тебя разыграть, так заморочился, что придумал свой собственный шифр, потом убил девушку ради этой записки…

— Пап, можешь не продолжать. Я тебя понял. Но вспомни, как меня всем отделом стебут насчет Насти?

— Тут ты сам виноват. Не фиг было на нее так откровенно пялится.

— Она красивая, но мне Наташка нравится.

— Мне-то это не рассказывай. Я вас обоих каждый день из одной песочницы по домам разводил. Ладно, мы отвлеклись. Хорошего понемногу. Шифр твой масонский, довольно известный, но исковерканный. Обычно в таких шифрах используют латиницу, но составитель этой записки использовал кириллицу.

— Про принадлежность шифра к масонским мне еще Саня сказал, так что тут ты мне Америку не открыл, но вот насчет кириллицы… В общем, это можно расшифровать?

— Можно, почему нет? Для чего мне компьютер, как ты думаешь? Ключ, конечно, в нашем случае ни один алгоритм и программа не сможет подобрать, но нам этого не надо. Заставим компьютер вытащить из записки все одинаковые символы и попробуем подобрать под них буквы. Да, долго, нудно. Но другого варианта нет, к сожалению.

— Как думаешь, может ли в текстах обоих записок быть нечто похожее?

— Мне “милостивый государь” не дает покоя. Где-то я это уже слышал… Хм, Пашка, а ты молодец, соображаешь иногда. Смотри, — он показал на экран. — Первые десять символов. Два из них одинаковые. А также стоят точно так же, как буква “И” в слове “милостивый”. Еще. 4 символ из этих десяти точно такой же, как в следующей группе символов второй. Зуб даю, что это буква “О”.

— Давай будем считать, что вот эти первые две группы символов — словосочетание “милостивый государь”. И что это нам дает?

— Многое, Паша. Например, расшифровать эту записку так, как мне хочется, а не так, как она звучит на самом деле. В принципе, я могу тебя и не обманывать. Эти записки… Просто способ привлечь твое внимание, не более того.

— Пап, ты чего?

— А чего я? — вопросом на вопрос ответил отец. — Чего? Думаешь, мне не бывает скучно? Сижу тут за компьютером целыми днями, пасьянс раскладываю, а мимо жизнь пробегает. Сыну я своему не особо нужен, работы любимой нет, жена свинтила к какому-то толстосуму… А я, — отец медленно поднялся из инвалидного кресла и сделал неуверенный шаг. Шагнув еще раз, он обернулся к обомлевшему мне: — Я устал, Паша.

— Что происходит? — выдавил я.

— Ты до сих пор не понял, Паша? Я так подробно описал тебе, как я убил ту дурочку, а ты до сих пор ничего не понял? Я думал, ты поумнее будешь, а ты дурнее даже некоторых хорошо тебе знакомых оперов. Это я, Паша. Я убил Нежданову. Братик ее смылся из города, но хотя бы на ней смог отыграться. Это я подкинул тебе записку…

— Но ты не появлялся в отделе уже лет десять!

— Не будь дураком, Паша. Зачем мне переться в отдел, который меня кинул? Конечно, я действовал не своими руками. Несмотря на то, что многих я там искренне ненавижу, все равно остались сочувствующие. Та же Клавдия, например. Она вхожа в любой кабинет, ее практически никто не замечает. Идеальный помощник.

— Все равно не верю.

— Дело твое. Можешь не верить. Ты только одну просьбу своего старика выполни, хорошо?

— Какую?

— Не спать!

Раздавшийся рядом с моим ухом гулкий хлопок заставил меня подскочить на стуле. Я ошалело огляделся вокруг. Отец с улыбкой сидел за компьютером, краем глаза смотря на отчасти расшифрованную записку и на меня. Кажется, я уснул и мне приснился очень странный сон. А отец ударом ладони по столу разбудил меня, избавив от кошмара.

— Пап, ты же не рассказывал мне сейчас, что именно ты убил Нежданову, так как ее брат додумался смыться из города? — я решил развеять любые сомнения, что недавно мной услышанное от отца — всего лишь сон.

— Паша, работать надо меньше. Уже собственного отца подозреваешь в какой-то хрени. Лучше расскажи, пока компьютер пытается обмозговать выданную ему задачку, что там у тебя получилось с Пироговой.

— Может, не надо? Не к ночи она будет помянута…

— Да ладно тебе, не такое же она зло во плоти! Да и интересно мне, чем все-таки дело кончилось. Или ты похвалиться не хочешь, как закрыл свое первое дело?

— Папа, я за сегодня умудрился по горячим следам сразу несколько преступлений раскрыть, а ты хочешь услышать только про ведро! Я разочарован.

— Несколько? Хм, думаю, тебе придется докладывать за весь твой рабочий день.

Мой “доклад” занял больше часа и мы с отцом настолько увлеклись разбором “полетов”, что не заметили того, что компьютер все-таки смог расшифровать записку. Но, забегая вперед, могу сказать, что благодаря не совсем спокойному утру, об записке мы вспомнили только тогда, когда она уже была не нужна.

Утро. Обычное утро небольшого двора. Дворник лениво метет тротуар у крыльца многоподъездного дома, неподалеку на лавочке сидят несколько женщин преклонного возраста, на дворовой площадке катаются на карусели дети. Фырчит мотор потрепанного, но не сломленного годами жизни “Жигули”, заставляя в ответ ворчать не хуже него все тех же старушек. Вот где-то хлопает форточка — и во двор врывается бодрящий рок-н-ролл. Словно в ответ, из соседней многоэтажки начинает петь про совсем “не сказочную” “страну оленью” Ведищева. Обычное утро.

Но так было не для всех. Агбар грустил. Все вокруг непонятно почему его злило. То ли постоянный голод был тому виной, то ли опостылевшая и совершенно безденежная работа — ответа на этот вопрос у Агбара не было. Да и не задавал он его себе, его тревожили более насущные вопросы. Например, как ему дальше жить.

На прошлой неделе Агбару исполнилось пятьдесят три. Не такой уж и серьезный возраст, но Агбар уж давно на свой возраст не выглядел. Изъеденные пылью лицо и руки, гнилые от постоянной влажности зубы. А ведь когда-то, всего пару десятков лет назад ни одна красавица Сухум ни могла не оглянуться, проходя мимо. Но где это все. Погребено. Забыто.

И ладно возраст. Это не главное, что беспокоило и злило Агбара. А вот копеечная зарплата, да и сама работа… Большая часть тех абхазов, в которых знал Агбар, что когда-то приехали на заработки в Россию, сейчас жили припеваючи. В их руках были рынки, да что там рынки, многие даже не работали, но деньги у них не заканчивались.

А Агбар… В середине девяностых он прибился к банде молодых кавказцев, занимавшихся рэкетом, но не срослось. Особенно долго срастались кости запястий, сломанные тогда, когда их небольшая шайка-лейка рыпнулась на одно кафе. Хозяин того кафе оказался очень непростым человеком. А как еще назвать того, кому едва ли не в ноги кланяются, что скинхеды, что менты?

Агбар тогда отделался только сложным переломом запястий рук, а вся остальная банда сгинула где-то в “местах, не столь отдаленных”. Агбару хватило. Он попытался жить нормальной, честной жизнью, пытался приткнуться в той сфере, где крутились другие абхазы, но все места были уже давно заняты. Да и мало кто верил Агбару из-за его недолгого “темного” прошлого.

Дальше — хуже. Бомжи, подворотни, канализационные люки, на завтрак — то, что припас с вечера, на ужин — “изысканные” блюда с мусорки ближайшего ресторана. И, наконец, когда Агбар уже все чаще задумывался о том, чтобы вздернуться и прекратить тем самым свое жалкое существование, кое-кто помог ему. Только вот кто — Агбар так и не узнал. Да и не особо стремился.

Вот так он стал дворником. Поначалу он был рад тому, что так случилось. Но потом, видя как живут другие люди, его стала съедать жадность и зависть.

Этим утром Агбар как обычно мел двор, потихоньку, пока никто не видит, кривясь и морщась на всех вокруг. Особенно его выводила из себя Зинаида Викторовна из второго подъезда. Как только к ней приезжал ее внук, так она практически сразу на весь двор начинала хвастаться тем, что тот ей привез на это раз.

По словам Зинаиды Викторовны ее внук был успешным бизнесменом, много мотающимся по белу свету, на самом деле он был менеджером средней руки, которого его руководство отправляло в заграничные командировки из-за его хорошо подвешенного языка.

Из этих самых заграничных поездок внук Зинаиды Викторовны часто привозил всевозможные безделушки, которые втюхивал своей бабушке. А та даже не понимала, почему ей перепадало столько внимания от внука.

Вот и на этот раз Зинаида Викторовна показывала всему двору, какие ей подарки привез вчера внук. Агбар лишь мельком глянул и обомлел — столько денег он никогда не видел…

— Ну а дальше, что было, вы и сами знаете, уважаемый, — горько вздохнув, произнес Агбар.

— Знаю, Агбар Саидович, знаю, — ответил ему я. — Только вот что с вами делать, я не знаю. Ведь сядете вы. И за что? За вот эти бумажки? — тряхнув стопкой долларов перед носом у Агбара я кинул их на стол. — Ты хоть знаешь, что украл? Не знаешь, можешь не отвечать. Это доллары. Двадцать два миллиона долларов. Только не американских, к твоему сожалению. А одной африканской республики — Зимбабве. И сейчас эти доллары — всего лишь бумажки. Даже коллекционерам они особо не нужны. Они даже собственной стране уже без надобности. И ладно бы вы только их взяли, вам бы максимум условный срок светил, так вы по-крупному решили обогатиться. Хорошо хоть дураком оказались, практически сразу попались.

— Устал я, уважаемый, жить так, как я живу. Понимаешь?

— Не понимаю я этого, Агбар Саидович, и понимать не хочу. Так что лучше помолчите. Все равно уже рассказали, что могли.

Вчера вечером Чалмаз Агбар Саидович, дождавшись, пока Ветрова Зинаида Викторовна покинет свою квартиру, проник туда и украл двадцать два миллиона долларов Зимбабве, около тысячи армянских драм, и бижутерии примерно на пять тысяч рублей.

Его задержали ранним утром в ломбарде, где он попытался сбыть хотя бы часть награбленного. Хорошо, что товаровед-оценщик оказался сознательным гражданином и, когда ему попытались втюхать дешевую бижутерию, как дорогие украшения, незамедлительно нажал кнопку тревожного вызова.

На вызов приехали бойцы Тревилова и отконвоировали неудачливого “домушника” родом из солнечной Абхазии в темный мрачный обезьянник. Чтобы уже через час Чалмаз Агбар Саидович предстал передо мной. Почему я занялся его делом? Да, все очень просто. Шиповалов должен был дежурить в ночь, но поменялся с Гловацкой. Так что Аня утром ушла отсыпаться, а Саня незадолго до того, как Чалмаза привезли, помчался на вызов — снова расшалился Цветочник.

И ведь как все хорошо начиналось. Агбар Саидович подозревался лишь в сбыте краденного, я вообще хотел передать его Знатко, но тут Чалмаз решил “исповедоваться”. Попутно рассказав мне всю историю своей “никчемной” жизни.

Мне его, конечно, было немного жаль. Только вот мою жалость к делу не пришьешь.

— Ладно, Агбар Саидович, рассказывайте, кто такая эта Зинаида Викторовна из второго подъезда.

— Живет на первом этаже, в девятнадцатой квартире. Фамилию я плохо помню, ее никто по фамилии во дворе не называл. Соломняк, кажется.

— Хорошо, первый этаж, девятнадцатая квартира. А адрес-то какой? Улицу и номер дома,пожалуйста.

— Проспект Мира, семнадцать.

— Ясно. Пока больше к вам вопросов нет.

— Я могу идти?

— Куда, дорогой? Сейчас за тобой дежурный придет. Ты теперь сам по себе ходить не скоро сможешь.

— А может отпустите? Я все сам Зинаиде Викторовне верну…

— Нет уж. Натворил — отвечай. Ты же сам хотел изменить как-нибудь свою жизнь? Вот и изменишь. Три-четыре года посидишь, подумаешь, может ума наберешься.

— Да какого ума я там наберусь… Что, уважаемый, думаешь, я тюрьмы не видел? Видел. И не хочу больше туда попадать.

— Ну тут ты уже сам виноват. Никто тебя не заставлял. Ладно, хватит, — я поднял трубку и быстро набрал номер дежурной части. — Толя, забери задержанного.

Через пару минут Невырязев увел все еще кающегося Чалмаза, а я начал собираться в путь-дорогу. Нужно было съездить до этой Зинаиды Викторовны, хотя бы для того, чтобы выяснить — почему она до сих пор не подала заявление о краже. Не заметить такую пропажу — это было по крайней мере довольно странно. Ладно, доллары из далекой африканской страны, но украшения… Какая женщина не заметит того, что у нее неизвестно куда пропали украшения? Я себе такой женщины даже представить не мог.

А еще нужно было заехать в магазин дверей и уточнить, как вообще работает вчера украденная “умная” дверь. Вчера за кучей дел я забыл составить запрос по этому вопросу.

А еще… Нужно было поговорить с Наташей. О том, кто вызвал для меня то пресловутое такси. Вчера у меня просто не повернулся язык начать такой разговор.

А еще… В общем, дел на сегодня у меня было много. И начал я с того, что решил выяснить, кто сегодня может со мной поработать в составе следственно-оперативной группы.

— Привет, Паша, — трубку в отделе криминалистов подняла Наташа. — Просто так звонишь или по делу?

— Прости, но по делу. У меня тут кража, нужно выехать на место. Поедешь?

— Да не вопрос, сейчас только соберусь.

— Хорошо, — я нажал на рычаг отбоя и тут же набрал номер оперов. — Это Томин. Мне опер нужен на место преступления.

— Ладно, — трубку взял Семенчук. — Будет ждать тебя у машины.

И пары минут не прошло, как я стоял уже у машины — сегодня вновь был свободен только “бобик” Алексея “Шумахера”. Также у машины стояли Наташа со своим верным чемоданчиком и Марат Семенчук.

— Марат, а ты куда? — удивился я. — Я думал ты Хронова пошлешь или Самойлова.

— Хронов вместе с Шиповаловым уехал, а Самойлова я никогда больше рядом с Наташей не допущу. Вдруг опять лаять ей в спину начнет, — тут мы с Наташей не выдержали и засмеялись. Марат и сам не удержался от улыбки, но продолжил объяснять. — Или ты ему морду набьешь, чтобы рядом хвостом не вилял, косточку выпрашивая. Поэтому я решил сам поехать, хоть разомнусь немного.

— Куда едем? — спросил Лешка, когда мы погрузились в “бобик”.

— Проспект Мира, семнадцать. Там кража. Только необычная.

— И чем же она необычна? — спросила меня Наташа, неловко схватившись за мое плечо, чтобы удержаться на сиденье — Лешка, как всегда, лихо тронулся с места.

— Да так. Преступника к нам утром доставили, а потерпевшая, кажется, до сих пор не знает, что ее обокрали.

— Это как? — удивился Марат.

— В общем, преступника задержали по подозрению в сбыте краденного, а он мне рассказал, как украл все, что у него изъяли, у одной старушки. К которой мы сейчас и едем.

— То есть, он как украл, сразу понес все продавать?

— В том и дело, что нет. Целая ночь прошла. Он вчера вечером квартиру обнес, а утром пошел в ломбард. Там его и “приняли”.

— Ночь прошла? Хм, интересно…

— То-то и оно. Мне тоже интересно. И, мне все больше кажется, что наш визит к потерпевшей будет большим для нее сюрпризом.

— Кто потерпевшая-то хоть?

— Ветрова Зинаида Викторовна, — Марат, как мне показалось, удивленно присвистнул. — Что такое, знаешь ее?

— Знаю, не без того, — усмехнулся Марат. — Зинаида Викторовна Ветрова, в девичестве Соломниак, сейчас вдова, одна тысяча девятьсот девяносто тридцать второго года рождения, православная, при крещении приняла имя Софья…

— Чего, чего? Мне не послышалось?

— Да, Софья Соломниак. Только с знаменитой Софьей Золотой ручкой она никак не связана. Ну, кроме рода деятельности. В семидесятых привлекалась за спекулянство.

— Теперь понятно, почему заявления не было о краже.

— Очень может быть. С полицией Зинаида Викторовна не очень любит общаться. Все-таки для ее мужа мы погибелью стали. Повесился вскоре после суда. Или повесили. Все-таки не по “хорошей” статье туда он попал.

— Ладно, это не особо важно. Но что делать будем, если она откажется заявление писать?

— Ее проблемы. Преступник уже пойман, просто пойдет по другой статье. Но Зинаида Викторовна, все-таки, я думаю, не откажется написать заявление. Хотя бы из принципа.

— Приедем, узнаем.

— Так мы практически уже приехали, — повернулся к нам “Шумахер”.

— Как это? А где твое “коронное” торможение? — удивилась Наташа.

— Так мы еще не доехали, — усмехнулся Марат. — А, нет, уже приехали, — машина резко затормозила. — Давайте, пошли.

Мы прошли к двери квартиры Зинаиды Викторовны, и Марат нажал на кнопку звонка. Дверь открылась, и перед нами появилась женщина лет шестидесяти, с короткими седыми волосами и немного рассеянным взглядом.

— Здравствуйте, Зинаида Викторовна, — начал Марат. — Мы пришли по поводу кражи вашего имущества.

Женщина взглянула на нас с недоверием, но затем кивнула и пригласила нас войти. Мы вошли в квартиру, и я начал объяснять ситуацию. Зинаида Викторовна слушала внимательно, иногда задавая уточняющие вопросы.

— Хорошо, я напишу заявление, — сказала она в конце. — Но только если вы обещаете, что это не приведет к неприятностям для меня.

Кивнув, я заверил ее, что все будет сделано в соответствии с законом. Зинаида Викторовна кивнула и начала писать заявление. Мы подождали, пока она закончит, и затем благодарили ее за сотрудничество.

— Надеюсь, это поможет, — сказала она, провожая нас до двери.

Выходя из квартиры Зинаиды Викторовны, я не мог отделаться от ощущения, что что-то здесь не так. Дело, казалось, двигалось, заявление было написано, а женщина, по крайней мере, выглядела спокойной. Но, с другой стороны…

— Как-то слишком просто. Она слишком спокойно отреагировала. Что-то не сходится.

Наташа, как будто прочитав мои мысли, добавила:

— Да, и эта история с "неприятностями" для нее... А чем это она? Она словно боялась нас.

— Не выдумывайте! — скривился Марат. — Я же говорил, не любит она полицию.

— Но она даже не спросила, кто это сделал и когда ей вернут украденное, — повернулась к нему Наташа. — Самые простые вопросы, которые всегда задают. Да некоторым приходится по десять раз одно и тоже объяснять. А ей… Как будто все равно. Ну украли и украли и что с того? Это как-то ненормально.

— Наташа, Зинаиду Викторовну я знаю лет десять, если не больше. У нее внук — мелкая шестерка, ходящий под одним из местных авторитетов и изображающий из себя бизнесмена средней руки. Большинство его так называемых “командировок” — всего лишь способ доставить “некий” груз в нужное место. Так что Зинаида Викторовна опасается нас не зря. Хотя и в этом нет смысла. Если бы внук ее что-то у нее хранил и этот Чалмаз бы это украл… Сами понимаете, хорошего было мало.

— Ты так спокойно говоришь о перевозке грузов…

— Наркоту он возит. Но это не наша забота. Насколько знаю, он на заметке у ФСКН. Так что, если они не чешутся, то мне какая забота? Вот когда “сверху” спустят команду “фас”, тогда я и Зинаидой Викторовной поговорю и с ее внуком. А сейчас… Можно поставить “плюсик” в план. И дело с концом.

— Ладно, поехали уже в отдел.

Вернувшись в отдел, я первым делом остановил Наташу у дверей ее кабинета и попросил:

— Надо поговорить.

— Хорошо, что случилось?

— Наташа, это ты мне вызвала такси?

— Да, я. И хотела с тобой уехать.

— И почему не поехала?

— Меня Лев Борисович отговорил… Сказал, что ты слишком пьяный и мы можем натворить что-нибудь такое, из-за чего нам потом будет очень стыдно.

— Ну да, — усмехнулся я. — Например, проснуться рядом с трупом. Хотя это не стыдно, это страшно. Но… Может быть, ты не поехала потому что назвала адресом доставки моей пьяной тушки не мой дом, а дом номер семнадцать по улице Советская?

— Паша, ты дурак? Ты считаешь, что я могла вот так тебя подставить? Зачем? Какой в этом смысл?

— Я не обвиняю тебя, Наташа. Просто хочу разобраться. Судя по видео, что показал мне Лев Борисович, именно ты звонила в такси и после тебя никто не использовал телефон бара.