Моранжевая юность/ GreedFall: Untold Story (гет)

Как и в прошлую вылазку, Винбарр вышел один.

Долговязый, разведавший все ходы-выходы в Новой Серене, узнавший правду о себе и о себе-Хранителе, с горящими ледяными глазами, он спокойно и медленно подходил к городу. Не таясь, не скрываясь, он шёл вальяжным шагом хозяина по Своей Земле.

Затылком он ощутил движение позади и остановился.

Его окружили такие же подростки, on ol menawi¹, со всего острова. Даже тихони из клана Хранителей Сердца были здесь.

— Чего вам?

— Винбарр, мы тоже хотим крови.

— Шли бы сами, это — только моя охота.

Он не мигая смотрел в почти детские лица юных воинов. В их глазах мерцали отблески пламенеющих мечей.

— Веди нас.

Винбарр усмехнулся, обнажил меч и вбежал в город.

В доме Моранжей было непривычно тихо. Хозяин со слугами находился в отъезде. Юная леди Моранж погасила свечу кончиками пальцев и подула на исчезающий голубой дымок.

Винбарр шёл по-прежнему открыто, но быстро, чтобы часовые не успели поднять тревогу. Впрочем, для него не было особой разницы. Запахи крови и мочи renaigse² были одинаковыми и не меняли пропорций ни в случае открытого боя, ни в случае затаённого. Они сходили с ума от страха только от одного вида горящих мечей. Проклятые renaigse. Он пришёл, чтобы стереть в пыль их грязное гнездо, раздавить их самих и лишить белых птиц.

Врубаясь в броню каждого, он вскрывал их, как моллюсков, и подолгу смотрел в глаза удивленных умирающих.

— Винбарр пришёл, чтобы вернуть своё. Винбарр здесь, на своей земле, — произносил он над каждым, кто сползал по его клинку, спотыкаясь об эфес.

За его рогатой тенью шли воины кланов, занимая улицы, проникая в щели, как просо. Ночная тишина наполнилась треском гамбезонов, хрустом костей и хрипами. Веяло отвратительным запахом смерти и трусости.

Винбарр махнул в сторону пороховых складов:

— Воды туда. Побольше, до луж.

Когда он подошёл к порту, дозора не было, как не было ни одного навта.

То ли их разведка сработала хорошо, то ли инстинкт самосохранения, то ли вид пламенеющих белых птиц на воде мог причинить им почти физическую боль, — порт был пуст.

Огромные белые птицы стояли и покачивались у доков.

Винбарр запрокинул голову и позвал Хранителя. Земля загудела, бросая на волны мелкую рябь.

Бой большого сердца потерял размерность и эхом сотряс грудную клетку. Винбарру стало очень холодно, из ноздрей повалил пар. Зрачки расширились, и глаза стали почти чёрными. Он ощетинился металлом перьев.

— En on mil frichtimen³, отец, прими кровь и пепел renaigse, как мой дар тебе!

И земля ответила.

Поднялись горячие камни и закружились вокруг него неистовой раскаленной воронкой.

Его собственное сердце рокотало яростью вулкана, оплавляя свежий ночной воздух, раскаляя его добела. Взмах крыльев — и ливень кипящего базальта с треском обрушился на блестящие палубы, поджигая паруса. Порт превратился в иллюстрацию Геенны Огненной. Винбарр злобно сплюнул под ноги и двинулся в город.

Позже он стоял на Серебряной улице под разросшимся кустом жасмина. Его удивляло, как у куста хватало сил цвести среди квадратного камня, мёртвого дерева и мощёных дорог. Было так тихо, что липкие капли с клинка издавали лёгкий шлепок, падая на землю. Он почти одновременно повернул рогатую голову в сторону скрипнувшей двери.

Инстинкт преследователя потянул его туда, к щели, в которую проскользнула невысокая фигура в накидке.

________________________

¹ On ol menawi — связанный с Тысячеликим богом

² Renaigse — чужаки

³ En on mil frichtimen — Тысячеликий бог

Юная Лорин поглощала очередную новеллу о приключениях у себя наверху, когда в открытое окно послышались звуки тревоги. Она соскочила с кресла и выглянула на улицу. Бегали стражники, вдалеке раздавались выстрелы.

Над портом небо розовело. Лорин испугалась. Порт — её единственная дорога, ведущая домой, на континент. Если с кораблями что-то случится, она нескоро сможет вернуться ко двору, в Серену. А это означало — остаться на Тир-Фради минимум на полгода. Полгода на изолированном острове, кишащем чудовищами и злобными дикарями. Краем уха она слышала, насколько бдительно навты оберегают свои владения, поэтому не стала переживать и тихонько вышла на улицу, чтобы поглазеть издалека, но замерла.

У самой двери их дома на Серебряной улице, под огромным кустом жасмина, стоял, задрав голову, юноша, выше неё не то на две, не то на все три головы. На нем была то ли корона, то ли рогатый шлем. Доносился его негромкий гортанный голос. Дикарь. Чтобы не закричать, Лорин зажала рукой рот и даже непроизвольно укусила свои пальцы. Рогатая голова мгновенно повернулась в её сторону, в руке зловеще вспыхнул огненный меч. Нащупав дверную ручку, девушка тихо скользнула обратно, но было слишком поздно. Высокий дикарь пошёл за ней быстрыми шагами.

Ей сразу бросился в глаза его орлиный профиль, сдвинутые над горящими глазами брови, крючковатый длинный нос и длинный же тёмный рот. Дикарь был светлокожий, но неестественно тонкая кожа будто прикрывала тёмную, почти чёрную плоть. Жуть какая.

Лорин была умна не по годам. Её расчётливый ум очень ценил папенька, а так же господин Гийом, господин Арно, и, возможно, госпожа Леклер. При дворе Лорин хранила немало чужих секретов и была окружена сонмом полезных друзей. Милое с виду дитя, юная леди Моранж была опасным противником и неверным другом.

Она не стала прятаться. На простое домашнее платье набросила изящную накидку, повязала оливкового цвета ленту на волосы и успела прикрепить подвеску, привлекающую внимание к декольте. Девушка встала у парадных дверей в гостиной и, элегантно оголив лодыжку, приготовилась ждать. Сердце колотилось.

* * *

Сердце колотилось и у Винбарра. Гулко стучало эхо Большого Сердца En on mil frichtimen¹, разгоряченное гудящими пожарами белых птиц, и бешено прыгало молодое сердце on ol menawi², рывком достающего намотанные на руку потроха у зазевавшихся постовых Монетной Стражи, словно выдирающего из стволов тронутые хворью лианы. Да ещё Хранитель рвался изнутри, мечтая смешать всё живое под струями кипящего камня.

Его ноздри раздувались. Ещё никогда он не чувствовал столько могущества, столько власти, столько ответственности… Покидая порт, он оставил за собой море огня — горящие склады, дымящиеся доки. Он понимал, что это хоть ненадолго, но задержит разграбление острова. Правда, конечно, не остановит его. И пусть те, кого не тронул гнев Винбарра, передадут вождю renaigse³: у Тир-Фради есть защитник, и он не собирается отдавать без боя свою землю, а своих сестёр — renaigse на поругание.

Войдя в дом, он не стал гасить пламенеющий меч. Винбарр медленно шёл, осматривая тяжёлые портьеры, мебель из мёртвого фигурно посечённого дерева и камень, который молчал, и который нельзя было читать.

— Проклятые renaigse, — тихо прошипел он.

Его гнал инстинкт охотника, и больше всего ему хотелось сейчас уничтожить что-нибудь прекрасное, знаковое для renaigse.

* * *

Пахнущий горелой древесиной, солёным железом потрохов и крови, засохшими дочерна на его рукавицах и броне, дикарь наконец дошёл до гостиной и остановился, споткнувшись взглядом о замершую, как оленёнок в траве, Лорин.

Он ощупывал её взглядом, насмешливым и колючим, и ей казались настоящими эти властные, но невесомые касания. Он скользнул по щиколотке, и волоски с её внутренней части встали дыбом; перекинулся на широко распахнутые глаза леди Моранж, и ей почудилось аккуратное касание пальца по её ресницам. Он придирчиво мазнул по скулам, изгибу губ, потянулся по пряди волос за ухо, снова вернулся к её плотно сжатым губам, сквозь которые уже блеснули белые зубки…

Дикарь вальяжно сел на стул у кофейного столика и вытер рукавом нос. Получилась настолько неуместная композиция, что Лорин вспомнила об этикете, нарушила тишину первая и поздоровалась так непринуждённо, как только могла.

— Свидетельствую почтение от дома Моранж, — шурша юбками, она совершила самый глубокий и самый откровенный из доступных её высокому воспитанию реверансов.

Взгляд дикаря тут же оказался у неё в декольте.

— Так вот какие самки у renaigse, — дикарь сощурился и склонил голову набок.

Он с любопытством смотрел на девушку, как на зверушку.

— Меня зовут леди Лорин Моранж, хозяйка этого дома, — проворковала она, наслаждаясь производимым на дикаря впечатлением.

— Ты renaigse, — поправил он, — и твой дом стоит на моей земле. Только Винбарр решает, какому дому стоять, а какому — гореть на его земле. Здесь нет ничего твоего, — добавил он и плотоядно ухмыльнулся.

— А вы? — не подавая виду, что чары не возымели успеха, Лорин прелестно разливала какао по чашкам и довольно успешно скрывала дрожь, — как зовут вас, милостивый государь?

— Я Винбарр, renaigse.

— Какими судьбами вы в нашем городе? — к её горлу подступил ком.

— Винбарр пришёл напомнить renaigse, кто здесь главный. Я сжёг всех ваших белых птиц, смешал воду с огнём. Напитал мою землю кровью ваших воинов, — он с удовольствием наблюдал её возросшие нервозность и волнение, за которыми просыпался животный, первобытный страх, — вам здесь не место, renaigse.

Наконец Лорин не выдержала.

— Да с чего вообще вы решили, что имеете право мне угрожать? И прекратите обзываться!

Чувство собственного достоинства оказалось сильнее страха, и она сердито грохнула ковшиком с какао о стол. Дикарь, повеселев, накручивал на палец космы и смотрел как морщит лоб и кривит пухлые губки юная Лорин, подбирая аргументы в пользу своей правоты. Он сидел за низким столиком, широко расставив колени, и веселился. Лорин начала беситься. Похоже, он вообще не слушал её доводов, а только таращился то на грудь, то на губы, то на выглядывавшие из-под юбок крохотные туфли. Ещё эти возмутительные рога — они торчали из его наглой головы, словно насмешка над здравым смыслом. Она злилась и стискивала кулачки, а дикарь разглядывал её, и его взгляд смягчался. Наконец она почувствовала на шее его горячие пальцы. Они водили по ключицам, слегка царапая кожу.

— Леди Лорин Моранж, — проговорил Винбарр, понизив голос, — зачем ты надеваешь тунику, что открывает тебя мужчине, а сама делаешь вид, что скрываешь себя от него? — он продолжал сидеть над нетронутой чашкой какао, однако его меч погас.

— От иных, — она намеренно пропустила слово «мужчин», — и скрыть нечего.

Ей снова показалось, что жёсткие ладони скользят по изгибам корсета, то сдавливая, то отпуская её рёбра и плечи. Дикарь смотрел на неё исподлобья и был совершенно серьёзен.

«Ну же. Давай, умоляй. Проси пощады, девчонка renaigse. Отводи глаза. Заплачь!», — дикарь настороженно наблюдал за ней, потом скривил длинный рот и резко встал.

В его руке снова загорелся огненный меч. Он подошёл вплотную к Лорин и приставил остриё к её подбородку. Девушка подняла брови, поднесла к дрожащим губам красивую тонкую чашку с цветами и сделала маленький глоток.

— Мой какао совсем остыл, а ваш, судя по всему, ещё весьма и весьма горяч, — она неловко звякнула, когда ставила дрожащей рукой чашку.

Теперь он по-настоящему провёл пальцем по её сжатым губам и побледневшему лицу.

— Не бойся, леди Лорин Моранж. Винбарр не тронет тебя. Воин никогда не обидит женщину, даже если она из renaigse, — он убрал меч за спину и пошёл к выходу.

— И много женщин Винбарр не обидел? — крикнула вслед Лорин.

— Достаточно, — бросил он через плечо и вытянул рот в ухмылке.

Тем же утром Лорин делала в альбоме зарисовки рогатой головы и размышляла. Дикари не такие уж беспринципные животные, как о них говорят.

______________________________

¹ En on mil frichtimen — Тысячеликий бог

² On ol menawi — связанный с Тысячеликим богом

³ Renaigse — чужаки

В ней просыпалось новое, до сих пор незнакомое чувство. Ненависть к папеньке больше не душила Лорин и не сковывала. Если раньше она ненавидела отца до рвоты и каменела в его объятиях, то теперь ей наконец хотелось отдаться ненависти, войти в её танец, хотелось грызть лицо отца, рвать ногтями тонкие венки и выдавливать руками глаза…

— Ты моя умница! — эхом повторялся в голове голос старика Моранжа.

Он как раз должен был вернуться из Сан-Матеуса и застать ужасные последствия прошлой ночи. И конечно старый маразматик кинется к ней в самую первую очередь. Лорин поёжилась. Снова будет хватать её за руки, снова будет прижимать к себе, снова будут мокрые поцелуи, и снова ей придётся плакать в ответ на его невыносимое блеяние. Что же, теперь, по крайней мере, у неё появился островок личной свободы, на котором она, леди Лорин Моранж, твёрдо решила создавать континент своего возвышенного счастья. Она промокнула затуманившиеся было глаза и принялась убирать следы присутствия дикаря в их доме.

Пока она расправляла вмятые его весом подушки, то и дело садилась, занимая его позу, широко расставляя ноги и представляя себя на его месте. Ей была удивительна его магия прикосновений — бережная, крепкая. Так к Лорин никто и никогда не прикасался — ни господин Гийом, ни господин Арно, ни даже госпожа Леклер. Она чувствовала у себя во рту вкус крови застигнутой врасплох Монетной Стражи и намерение стереть их, renaigse¹, с земли дикарей. И от того их встреча с Винбарром казалась ей всё большим потрясением, часом восхода чудесной звезды, которая наконец изменит её горестную долю.

Она тихо улыбнулась и с сожалением посмотрела на нетронутую чашку какао. Лорин вспомнила свой первый бал. Её тогда представили напыщенному мальчишке д’Орсею. Он тогда, даже не глядя, скорчил такое недовольное лицо, какое Лорин, при всей её несдержанности, не позволяла себе демонстрировать даже прислуге. А уже спустя пару дней клялся ей в вечной любви и умолял не разжимать колени, не выпускать из плена её сжатых ног его бесполезную голову. Плюгавый недоносок д’Орсей.

Дикарь был примерно одного с ним возраста, но выше, шире в плечах, спокойнее и молчаливее. Возможно поэтому он казался старше.

Она провела кончиком языка по губам, повторяя движение раскалённого пальца дикаря. Сколько достоинства было в его коротких фразах и резких жестах… Он ушёл, оставив после себя запах хвои, нагретого солнцем камня, мокрого от крови металла и пота.

Ей хорошо был знаком запах пота солдат — благо казармы Монетной стражи были недалеко. Казармы пахли человеческим скотом. Тупые безынициативные мужики, мясо с глазами, не способное даже как следует выстоять смену. Она надула хорошенькие губки. Дикарь правильно вас всех искромсал! А его запах, запах его пота... Он пах горячим металлом из кузни, вложенным в это горение трудом и очень большой силой. Лорин примерно представляла, каких усилий мужлану стоило не разодрать платье и не надругаться над ней. Она горестно вздохнула. Другой бы на его месте…

Интересно, как ему удавалось прикасаться к ней, не двигаясь с места? Или то была игра её воображения? Она улыбалась своим мыслям, когда выходила во двор, чтобы немного постоять под кустом жасмина.

_________________________

¹ Renaigse — чужаки

В деревне его уже ждали.

Молодёжь улюлюкала. Кто-то даже надел маски ульгов и тенланов, иллюстрируя безжалостность ночного налёта. Старухи перешёптывались и тыкали в него сухими пальцами, не сводя блестящих глаз. Винбарру было очень неуютно.

— Так-так-так, дитя моё. И какого же вонючего досантата ты вот так попёрся туда один, да ещё и ночью, сучий ты потрох?!

— Отец, не надо о себе так…

— Да что б тебя тенланы драли!

— Он был не один… С ним были мы… — робко заговорили юные on ol menawi¹, снимая маски.

— Он вёл нас на охоту на renaigse²! — похвастался молодой Глендан, рожки которого только-только начали пробиваться.

Макс ругнулся забористо, прикрыв лицо пятернёй. Винбарр молчал и смотрел ему в глаза — только узлы желваков перекатывались по челюсти.

— Идите все, погуляйте, — устало произнёс Макс, — а ты..! Давай, в общем, дома поговорим.

* * *

— Ты зачем корабли сжёг, придурок? Ты только что испортил нам отношения с навтами — это были их корабли; испортил отношения со стариком Моранжем он — вождь Новой Серены. Сын, ты понимаешь, что погубив корабли, помимо немыслимых долгов, ты лишил нас прямой торговли с континентом?! Теперь, помимо выплаты за ущерб навтам, мы должны будем идти на поклон к renaigse, иначе наши товары — а среди них и нужные нашим землякам в старой Серене — не попадут на континент!

Макс зябко кутался в плед с цветами их клана. Зеленоглазая заботливо подливала ему в чай Молоко. Время и постоянные контузии во время стычек не щадили его. Ему предстояло последнее Равноденствие, после которого он будет назначать преемника. Впрочем, все уже знали, кто им станет.

— Разведчики указали, что эти же корабли утром увезли бы с собой на континент ещё и добрую сотню наших сестёр и деревья из священных рощ. Я понимаю, что не решил ни одной проблемы, а только создал новые. Но ты же знаешь, Макс, нам нельзя делать вид, что ничего не происходит. Пусть renaigse хорошо думают, прежде чем брать на борт живой товар. А с навтами мы договоримся, — юноша хмуро снимал броню. — А что, у старика Моранжа есть дочь? — как бы невзначай спросил он.

Зеленоглазая и Макс переглянулись. Зеленоглазая захихикала, Макс застонал.

— То есть ты ещё и умудрился покрыть единственную дочь старика Моранжа? Спасибо, что не сжёг родную деревню той же ночью! — горестно воскликнул он. — Хотя, зная тебя, мой мальчик, это никого бы не удивило. Его давно пора женить! — Макс схватил зеленоглазую за руку и отчаянно затряс. — Давно говорю: пора нам свататься — может, это его остепенит, пока всех девок не перепортил!..

Между тем у Винбарра покраснели даже уши.

— Она следила за мной. Я пошёл за ней, чтобы убить.

Макс нежно посмотрел на зеленоглазую.

— В нашу первую встречу ты чуть не лишила меня клинка, помнишь?

Зеленоглазая подоткнула ему под ноги плед и улыбнулась.

— Так а чего не убил-то? — спросил он, поворачиваясь к Винбарру.

— Ну, она смелая оказалась. Не скулила, не унижалась, не предлагала себя… Пусть живёт…

— Врёшь?

— Ну может и предлагала, да я не понял…

— И как она?

— Да как… Я ушёл.

— Это, конечно, всё очень прекрасно, и где мои шестнадцать, но будь так любезен, скажи старому Максу, как ты намерен разгребать содеянное, м?

— Союз с renaigse. На наших условиях. Теперь, когда они знают нашу силу, я готов к переговорам, — почти не думая, процедил Винбарр, и Максу стало не по себе.

* * *

Ему необязательно было рассказывать Максу, что он почти озверел и потерял голову, когда рыскал по дому renaigse, и взгляд его пронзил леди Лорин Моранж. Она пахла ванилью, какао и страхом, а её узкая лодыжка отливала бронзой и приглашала уточнить оттенки, скрытые зелёными юбками. Он так и замер, и чтобы не сойти с ума, пришлось сесть, заставляя себя вминать стулья, а не её красивое тело, которое плохо слушалось, потому что хотело бежать, которое не выдерживало его взгляда и хотело прятаться.

А сила воли хозяйки, вопреки здравому смыслу, открывала его Винбарру. И он ждал. Возможно, у него будет время проверить магию волшебной силы подчинения, но не сейчас. Она что-то говорила, даже улыбалась, не разжимая губ. А он уже знал, что её нежная грудь ляжет ему в ладонь прохладно и упруго, и что он сожмёт её так, что она наконец проснётся, покинет мир своих дурацких кривляний и закричит от близости с ним, потому что он хочет обладать ею до сломанных ногтей, до смятой в кулак кожи на бёдрах, потому что сейчас он — тенлан в гоне, и потому что сейчас он, не снимая липких от крови рукавиц, намотает на руку её кудри, согнёт как молодой тис, почти пополам, почти вдвое, бедро к бедру, линия в линию. И когда она с ужасом заглянет ему в лицо, он слижет дорожки от слез с её щёк.

Он снял рукавицы и бросил их на очистку. Понюхал пальцы. Снова померещился запах какао. Он представил, как она хватает их широкими губами и беззвучно просит, умоляет не останавливаться, и испарина проступает между лопаток и покрывает её тонкой сеткой предутренней росы. Его рука на её тонкой шее, она вяло мотает головой, не в силах освободиться, но никто её и не держит — она сама, извиваясь, льнёт к его руке.

Она сердится и стучит чашкой по столу, и капля какао попадает ему на губу. Уже неважно, есть ли в нём яд. Он трогает её языком и удивляется сочетанию запаха и вкуса — сладкого и душистой горечи. Он смотрит на её тонкие запястья и замечает побелевшие костяшки на её кулачках. Она будет упираться коленками в его живот. Она будет сопротивляться. Её запястья поместятся в одну его руку, пока другой он будет напоминать ей, методично и властно, для чего женщине дано тело. Потом, разумеется, её колени окажутся на его плечах. Она будет злиться и выгибаться, пытаясь коснуться его ягодицами. А он будет вспоминать ей её побелевшие пальцы, смешное высокомерие.

Она будет визжать от злобы и, возможно, прокусит ему губу, пока их языки будут выяснять пропорции друг друга…

Юноша глубоко вздохнул, взял рукавицу и сел над кучкой песка на корточки. Кусок старой кожи шваркал по рукавице, роняя багровые и коричневые слипшиеся комки песка. Будь девчонка renaigse из другого теста, он точно так же счищал бы с неё спесь вместе с обрывками одежды.

Шварк-шварк. Её тёмные ноги обвивают его бёдра. Шварк-шварк. Его пальцы тонут в её теле. Шварк-шварк. Их руки сцепляются, и, наконец, она сдаётся ему. Шварк-шварк. Он растворяется в ней, как белое молоко андрига тает в чёрном Молоке doneigadа³…

Когда он закончил, песок был белым, а рукавицы чистыми. Низ живота свело.

— Да чтоб тебя тенланы жрали, проклятая!.. — ругнулся юноша и заковылял в святилище.

____________________________

¹ On ol menawi — связанный с Тысячеликим богом

² Renaigse — чужаки

³ Doneigadа — мудрецы, духовные лидеры кланов

Когда запыхавшийся гонец ввалился в резиденцию Моранжей в Сан-Матеусе, старик Моранж не спал. Он стоял у окна в халате и колпаке, не выпуская из рук стакан воды, и тревожно вглядывался в ночь.

Пожилой мужчина словно оцепенел, машинально отдавая распоряжения и подписывая срочные бумаги. Вещи были упакованы очень быстро, и повозка полетела в Новую Серену.

— Моя девочка цела и невредима, с ней всё хорошо, — твердил старик, отгоняя страшные видения твёрдым намерением духа. Как он мог оставить дочь совсем одну так надолго!

* * *

Между тем Лорин сидела в ванне с розовым маслом и пила папенькин бренди. Вокруг суетилась служанка, то разминающая ей плечи, то подливающая горячую воду.

Хотелось выхода распиравших и запертых в приличия эмоций, выпустить свой страх больше не встретить дикаря, и страх — или желание? — стать его жертвой. Впрочем, насладиться последними глотками свободы без папеньки тоже было неплохо. Лорин вращала в руках стакан бренди, который обжигал так же, как палец, пахнущий сырым мясом, на её губах. И она смывала с себя призрачные прикосновения, натирая кожу до ссадин, чтобы, не дай Просветлённый, внимательный папенька не заметил чужого присутствия.

Она просчитывала ходы наперед, раскладывая степени ответственности за случившееся на папеньку, как на наместника Новой Серены, на навтов — ибо порт и его охрана лежали безоговорочно на них, — на командира их подразделения Монетной Стражи — потому что надо меньше пьянствовать, не заниматься внутренними делишками и строже стоять дежурство… Лорин недовольно закатила глаза, и, выдохнув, допила содержимое: уж она-то, леди Лорин де Моранж, навела бы порядок на этом заднем дворе, который, при надлежащем управлении, мог бы стать столицей торговли, свободных от ханжества нравов и закона — серого, как её глаза. Сколько золота от контрабандных знаний и товаров пополнило бы вечно пустую казну…

Когда служанка осторожно сообщила, что вода остыла и пора в постель, в неё полетел тяжёлый стакан из хикметского хрусталя и рассек бровь. Она рухнула на натёртый пол, и сверкающие осколки покрыли её тело фальшивым созвездием. Лорин снова закатила глаза, нехотя вышла из ванной, некоторое время поразглядывала покрытые гусиной кожей плечи, потом переступила через лежащую без сознания Сару и ушла к себе.

— Лорин, девочка моя!

Она поморщилась, как от зубной боли, однако мигом выбежала и бросилась на шею отцу, заламывая руки.

— Ах, папенька!

— Ты цела, моя милая? Где Сара? Как дом? Я приехал сразу же, как только доложили о случившемся! — старик Моранж целовал кисти Лорин, хватал за тонкую талию, осматривал со всех сторон.

— А что случилось? — невинно спросила она, вытирая с глаз слезы радости, конечно же.

— На город ночью напали. Порт сгорел, Монетной стражи почти не осталось. Но ты не волнуйся, новый батальон уже на подходе.

«Хорошо бы из хикметских казарм», — подумала девушка.

— Должно быть, я зачиталась и всё проспала…

— Сара!

— Папенька, она немного перепила давеча, и я разрешила ей немного отдохнуть. Немного, — Лорин увлекла отца в кабинет.

— Помилуй нас Просветлённый, как можно, когда в городе так страшно! — растерялся тот.

— Сара из простых, должно быть, просто испугалась…

— Ну да, ну да…

Потом, в кабинете, Лорин обстоятельно и эмоционально рассказывала, как спала, какие книги читала и что кушала эти дни, а также — им не довелось дождаться мастера для починки клавесина. Старик Моранж кивал и вносил заметки в журнал.

Лорин как-то просила показать, как вести дела, но старик отмахивался — дескать, не пристало юной барышне тратить молодое время на такую скуку и уныние, тем паче что пока не перевелись в Новой Серене экономки с рекомендациями… Разумеется, его адъютант оказался куда сговорчивее. Немного женской щедрости, и Лорин была в курсе всех дел старика Моранжа, включая тонкий лёд, на который тот ступил, балансируя между конформным холодом Сан-Матеуса и жаром интриг Хикмета.

— Лорин, милая, а что папенька привёз своей девочке?

Она уже лет десять как переросла эту дурацкую игру и папенькины представления о себе.

— Ах, папенька! Может, это новая кукла? — если, не приведи Просветлённый, старик снова решил её облагодетельствовать очередной куклой, она тут же разобьёт её об его седую голову.

— Не угадала!

— Папенька, может, это новый анатомический атлас Универститета Аль-Сада? — шансов на доступ к переднему краю науки у неё не было почти никаких, но попытаться всё же стоило.

— Что ты, доченька! Юным леди не пристало оскорблять себя подобными гадостями! — седые вихры старика вздыбились от возмущения.

Ожидаемо.

— А может, ты привёз крошке Лорин сборник новых молитв или житие святого Люциуса? — она скоро выучит наизусть всю библиотеку отца. В минуты скверного расположения духа душеспасительное чтение не задерживалось в её комоде и развлекало разве что проверкой расчётов скорости горения, учитывая плотность и влажность переплётных материалов. Но в иные минуты оно здорово усмиряло буйство её характера. К тому же, как бы славно было сейчас полакомиться свежими инквизиторскими комментариями.

— Не угадала, глупышка! — старик Моранж умилённо смотрел на девушку, любуясь её великолепными розовыми бантами и рюшами на юбках.

— Ах, папенька, довольно мучить бедную Лорин! У меня от вас уже начинается мигрень, — плаксиво проговорила она, потихоньку придвигаясь к выходу.

— Ты же знаешь, папенька не может оставить свою птичку без гостинцев! — наконец он протянул ей красиво упакованный свёрток.

Лорин тут же сорвала яркую ленту и чуть не разрыдалась. Сборник сказок. Но совладала с собой, сделала самый целомудренный из известных ей реверансов и вдруг заметила торчащий уголок листа. Открыв книгу, она наконец по-настоящему засмеялась — даже закружилась от радости и поцеловала папеньку в макушку. Старик привёз ей новые ноты.

— Ваше сиятельство, как прошла ваша поездка? — Сара стояла в дверях с подносом, на котором дымилось какао той степени теплоты, когда его горечь становится проводником в мир ненавязчивой благородной сладости. Лоб служанки был перевязан, а под глазом чернело пятно синяка.

Лорин исподлобья смотрела на неё, но видела гостиную в отсветах пламени и ощущала дрожь неловких рук, когда невпопад звякнула ковшиком с какао перед самым лицом дикаря. Перед Его хищным и спокойным лицом. Перед глазами, что поедали её губы. Его чёрный язык молниеносно смахнул попавшую на губу каплю. Чашка осталась нетронутой.

— Сара, что же это, я доверил тебе мою милую ласточку, а ты отдыхать вздумала? — старик Моранж посмотрел на неё из-под очков.

— Папенька, оставьте, дело молодое, видите же, — жеманно произнесла Лорин, цепляясь за уходящее видение и возвращая его вдохами над чашкой.

Служанка непонимающе подняла на неё брови.

— Пошла вон. Откроешь рот — мигом высеку, — показала пальцами под столом Лорин.

— С вашего позволения, — попятилась из кабинета Сара.

— Извольте откланяться, — пробормотала образцовая дочь и кинулась следом, щёлкая каблучками.

Между тем уголки рта старика Моранжа опустились, он раскрыл журналы и сел за подсчет убытков. Ему предстояли тяжелые дни изнурительных переговоров с наместниками, с навтами, с грузоотправителями и представителями грузополучателей.

По дому разносился аромат жасмина, в который настойчиво вплетался запах варёного какао. Жасмин, белый, как Его кожа. Её кожа — цвета какао. Он повёл себя как джентльмен. Девушке не спалось. Она ворочалась, воображая новую встречу с дикарём и придумывая колкие фразы. Что значит «достаточное количество» женщин, которых он не обидел? Уснуть так и не получилось. К утру решение было принято.

Лорин шла по коридорам, солнце слепило не спавшие глаза.

Наконец, она добрела до кухни.

— Эй, Сара. Собирай припасы на три дня, мы идём на пикник, — Лорин заглянула за плечо служанки — та прикладывала кусок льда к рассечённой брови. — Ой, не драматизируй. Заживёт.

— Миледи, мне нехорошо.

— Сложи руки на грудь и умри тогда!

__________________________

Винбарр стоял у коряво поставленной стоянки леди Лорин Моранж и с любопытством рассматривал их девичий лагерь. Припасы были сложены словно нарочно, чтобы их обязательно заметил любой проходящий неподалёку ульг. Или левольг. Или тенлан. Скромный запас воды уже кишел мошками и даже одним напуганным гекконом. Из оружия у них не было ничего, кроме вилок и столовых ножей. Разве что кирпичи листов из мёртвых деревьев и чужой кожи.

— Ну с-с-самки, — прошептал Винбарр и сложил руки на груди. На расстоянии вытянутой руки в ветвях темнело пятно птичьего гнезда. Юноша придирчиво выбирал из него яйца и, надкусив, пил. Он сидел на корточках в кроне высокого ясеня и с любопытством изучал жизнь под ногами. Уже третьи сутки шло дежурство у лагеря renaigse¹, и он вдоволь насмотрелся на нелогичный женский быт в лесу. То и дело он смеялся в кулак, слушая витиеватую женскую ругань. Заскучав, он бродил вокруг и срывал ядовитые грибы и ягоды или отговаривал вайлегов идти в их сторону. Хранители поблизости тоже не появлялись. Сейчас же Сара посапывала за шитьём, Лорин нигде не было. Винбарр решил спуститься.

Он бродил среди как попало разложенных вещей и брезливо приподнимал кончиком меча утварь, чтобы поближе рассмотреть. Геккон в запасе воды изрядно подустал и вяло дергал лапками. Юноша поджал губы, и опустил палец в воду. Геккон апатично моргнул и сделал вид, что его нет.

— Ой, да ладно! Тебе это нужнее, чем мне! — раздражённо проговорил юноша. Геккон шевельнул хвостом и отвернулся. Тогда Винбарр со вздохом аккуратно достал его из воды и выпустил в траву.

— Ты бы погиб без Винбарра! — злым шёпотом крикнул он вслед ящерице.

До него донёсся хруст веток и негромкие, но очень выразительные ругательства. В лагерь возвращалась Лорин. Подол дорожного платья напоминал бахрому, по разрывам юбок легко читалась борьба с зарослями можжевельника и терновника. Судя по недостающим лоскутам — борьба оказалась не в пользу леди Моранж. Сара будто почуяла приближение хозяйки и подскочила, вытирая глаза. Она заканчивала зашивать другое платье. Глядя на глубину и форму разрывов, Винбарр заключил: с минувшей прогулки.

— Ваша милость, может, всё же вернемся к вашему папеньке? — вместо приветствия проговорила Сара, критически осматривая погубленное платье.

— Молчи, дура. Он придёт, я знаю.

Про себя Винбарр улыбался. Он был очень доволен.

— Приветствую, леди Лорин Моранж, — он вышел из-за дерева и улыбнулся самой дружелюбной улыбкой, на которую был способен. От этого его суровое лицо обрело выражение одухотворённого садизма. Сара, вздрогнув, подскочила и уронила шитьё. Нарушая все нормы морали, она уставилась на дикаря и закудахтала, возмущённо жестикулируя.

— Миледи, ну хотя бы адъютант! Но это... Да он же страх божий, помилуй нас Просветлённый! Я-то думала, вы будете ждать ну хотя бы офицера, — служанка, торопливо наложив и на себя, и на хозяйку охранные жесты, опасливо выглядывала из-за плеча Лорин.

* * *

Лорин не стала бить бестолковую Сару. Она опустила глаза, силясь не улыбаться и не показывать радость встречи. Но сияющие глаза и густой румянец выдавали госпожу.

Дикарь медленно приблизился, взял за подбородок служанку, заглянул ей в лицо и низким басом сказал:

— АМ!..

Белёсые зрачки в чёрных глазницах сделали своё дело. Девушка упала без чувств.

«Он здесь! Пришёл! Я же говорила! Говорила!» — торжествовала Лорин.

Она оправила платье, поджала губки и протянула руку в перчатке:

— Милостивый государь, рада приветствовать вас в нашем скромном лагере.

Винбарр уставился на неё сверху вниз, не понимая что делать. Он протянул длинную руку в рукавице и тихонько потряс маленькую перчатку, взяв за два пальца. Лорин кивнула и обвела их полянку рукой, приглашая его присесть.

«Я знала, знала, знала, что ты придешь, дикарь!».

Она подняла огромный том «Географии» Страбона и тяжело плюхнула ему на колени.

— Странные у вас обычаи, renaigse, — пробормотал дикарь.

* * *

Лорин подошла ближе, обдавая его запахом какао и цветочной воды, и раскрыла закладку. Винбарр увидел причудливую карту большой воды, испещрённую множеством символов. Он сбросил рукавицу и начал трогать тёмным ногтем страницу.

— Пусть мы и renaigse, но я взяла на себя смелость ознакомить вас с некоторыми из наших достижений, дабы ваша ненависть проистекала из более обстоятельных причин, чем вы называли в нашу последнюю встречу. Мне видятся возможные выгоды от вашего просвещения, милостивый государь.

Она объясняла изображение, тыкая красивым тёмным пальцем в карту и указывая на знаки зодиака и морских чудовищ.

— Нам не нужен ваш остров. Навты говорят, за Тир-Фради есть ещё одна большая земля, и мы туда обязательно дойдем, — она нежно провела пальцем по куску суши на карте. — Понимаете?

Винбарр не понимал. Он склонил набок голову, скосив глаза на карту, и зарылся длинным носом в её распущенные волосы, пахнущие щёлоком и розовым маслом. Лорин отстранилась.

Она строго посмотрела на него:

— В городе усиление. Полным-полно хикметских солдат: они не знают усталости и почти никогда не спят. Говоря с вами здесь, я очень рискую. Потому прошу вас собраться и быть серьёзнее: ещё очень о многом предстоит говорить с вами.

— Храни нас Просветлённый, это чудовище ещё здесь?! Миледи, отойдите от него! — Сара осторожно выглядывала из-за дерева и показывала на Винбарра пальцем.

Чудовище повернул голову и с ухмылкой прошептал:

— Ты тоже иди к нам, самка renaigse.

— Не говорите с ней, милорд, она сама не понимает, что несёт. — Лорин Моранж повернулась к служанке: — Хочешь, чтобы он выпотрошил тебя так же, как и тех солдат? Нет? Так поди вон и займи свою пустую голову работой!..

* * *

Молодые люди сидели в траве, обложившись географическими картами, справочниками и анатомическими атласами. Почти белые зрачки Винбарра бегали по страницам, запоминая строки, символы, последовательности тканей и вникая в небесную механику. Он почти всё время молчал, только изредка задавая вопросы. А на астрологические символы указал почти сразу же, как только увидел:

— Мы тоже знаем небо и светила. Тут у вас не все указаны, хотя некоторые даже названы.

К вечеру устали оба. Леди Моранж была страшно довольна: она очень опасалась, что дикарь окажется непроходимо тупым, как, например, господин Гийом, и диалога не выйдет. В её планы входило дать ему представление об их культуре и ознакомиться с привычками местного населения. Мысли о большем она гнала прочь. Винбарр рассчитывал узнать Лорин получше, но вместо этого узнал гораздо больше о renaigse, чем мог ожидать. Им обоим было, над чем поразмыслить.

— Вашу воду больше нельзя пить. Свежая есть в озере вон за тем холмом, — он махнул на темнеющую вершину. — Я ещё завтра приду, — бросил он, уходя в лес.

Юная леди Моранж сидела у костра, укрывшись пледом и пила какао. Она уже не помнила, когда ей было так спокойно на душе.

* * *

На следующий день она решительно отправилась за холм набрать воды. Сара осталась в лагере — видимо, надеялась, что Лорин попадет к диким зверям. Как бы не так.

Пятна красных и жёлтых листьев здорово поднимали настроение, украшая раннюю осень. Каменистая тропа всё уходила вверх, и девушка то и дело останавливалась отдышаться.

В конце-концов она вышла к озеру и побежала к берегу, ослабляя корсет и развязывая юбки. Маленькие рыбки на мелководье брызнули в разные стороны, блестя боками, когда она вошла в прохладную воду и намочила горячий лоб. Водопад неподалёку рассыпался радугой. Осторожно ступая босыми ногами по скользкому дну, она разглядывала цветные камни в прозрачной воде. Тут же невдалеке на маленьком островке она увидела приметы чьей-то заначки. Она усмехнулась — наверное, контрабандисты.

Наконец она собрала волю в кулак и присела по шею. Кожа сопротивлялась противной воде. У дальнего берега вода блестела, и Лорин щурилась, пытаясь угадать загадочные гроты или пещеры с сокровищами. Она медленно шла на глубину, перебирая руками и то пугаясь свежести, то наслаждаясь ей. Дойдя до водопада, она остановилась и залюбовалась ускользающей радугой. И тот час же до неё донёсся ритмичный звякающий скрежет.

На берегу сидел Винбарр. Он точил меч, сидя на камнях и вытянув длинные ноги. То и дело он бросал быстрые взгляды в её сторону и контролировал местонахождение Лорин.

Она инстинктивно прикрыла грудь и возмутилась. Проклятый дикарь ещё смеет тут сидеть! Мог бы и обозначить своё присутствие.

— Отвернитесь! Перестаньте на меня смотреть! — завопила Лорин.

Винбарр поднял голову и показал жестами, что совершенно не слышит её слов. Тогда Лорин сложила руки рупором и прокричала то же самое.

Он хитро улыбнулся и отложил меч.

— Леди Лорин Моранж! Ты позволишь Винбарру разделить с тобой эту воду? — тихо спросил он, и слова проследовали к её маленьким ушкам, спрятанным в кудрях.

Возмущённая Лорин не придумала ничего лучше, чем зайти в водопад вместо ответа.

Винбарр с разбега запрыгнул в воду и побежал к ней, высоко поднимая ноги. На глубине он уже плыл, размашисто взмахивая руками.

Лорин с трудом брела в высокой воде, оставив позади блестящую стену брызг. Тёмный грот будто нёс покой и защиту. Она закрыла глаза, перебирая руками. Внезапно под водой со всех сторон её окружило движение. Лорин в ужасе открыла глаза и увидела поднимающиеся из воды щупальца, напоминающие кракена, ведущие к огромному тёмному шевелящемуюся пятну в глубине пещеры. Как-то ей довелось видеть похожие щупальца на одной из найденных уцелевших зарисовок потерянной экспедиции профессора Серафеддина. Встреча с организмом, которому они принадлежали, не сулила ничего хорошего. Раздражённое чудовище приближалось и поднимало высокие брызги, едва не сбивая её с ног. Пару раз вдохнув воздух, оно определил Лорин как доступную еду, и выставаило ей навстречу щупальца.

Леди Моранж застыла от ужаса, понимая, что некуда бежать и нечем защищаться, и закрыла глаза. Она стояла, оцепенев, не в силах покинуть чудовищного логова.

В следующий момент между ней и Хранителем появился Винбарр. Она слышала обрывки слов на непонятном языке и видела, будто дикарь чего-то просил, склонив голову. Следущее, что она запомнила, были его жёсткие руки, вынимающие её из воды и несущие к берегу.

Она согревалась на его груди, которая пылала словно раскалённый кусок лавы в остывающей воде, и дикарь старался быть удобным, человечным, бережно прижимая Лорин к себе. Она перебирала пальцами тонкие границы его кожи и костяных пластин, и логика предавала её. Она уже была готова стать его добычей, кем угодно, лишь бы Он не размыкал рук, лишь бы не выпускал в опасную воду. Спустя некоторое время ей удалось успокоиться, и она отстранилась. Аккуратно нащупывая дно, не отпуская Его, ей хотелось идти самостоятельно в чужой воде, на чужой земле. Дикарь не даст ей упасть. Вода вокруг них была тёплой, и Лорин нежилась в ласковых стеклянных волнах, не решаясь повернуться к Нему, страховавшему каждый её шаг.

Выйдя наконец на верное дно, она решилась обернуться. Он стоял, не сводя с неё холодного, словно примёрзшего, взгляда, и был совершенно серьёзен.

Ей уже было наплевать на правила и на манеры. Она развернулась к нему, оттолкнувшись от холодной воды, и крепко обняла — и руками, и ногами. Дикарь закрыл глаза и опустил длинный нос в ямку за её ключицей. Они так и стояли, пока радуга не покинула эти воды, и пока вечер не выбросил чужие звёзды на небо.

Наконец она поцеловала его горячий лоб и горячие же веки и крепче обняла его костистые плечи. Винбарр только теснее обхватил её, не спеша выходить на берег.

— Renaigse, куда ты лезешь, — тихо говорил он, проводя горячими ладонями по её позвонкам.

— Мне ничего не страшно, когда вы рядом, — отвечала она, не размыкая век, не размыкая рук.

Её губы нашли его напряжённый рот, и она смогла выразить всё то, что давно хотела и не могла сообщить. Она касалась тонкими пальцами его горячего лба, его рогов, его хищных скул и острого подбородка.

Винбарр молчал и только часто дышал, отдаваясь такой непривычной и чужой его природе ласке. С каждым её поцелуем он чувствовал, как зрелость наступает на его уходящее детство.

Холодная вода озера обнажала её смелость, смывая страхи и приличия, и вот уже дикарь таял в её объятиях, согревая её острые плечи своим кипящим дыханием. Он не опускал век, отвечая на её поцелуи, и только выставлял наружу торчащие лопатки, закрывая Лорин от непредсказуемой воды.

Позади них водопад расступился, выпуская Хранителя, подставляющего чешуйчатую спину лунному свету. Глядя на чудовище, Лорин только закрывала глаза, утопая в плече дикаря, впиваясь ногтями в обманчиво-белую кожу. Хранитель прошёл мимо, тараща на них жёлтые зрачки. Лорин показалось, что они с Винбарром даже подмигнули друг другу.

Когда они вернулись в лагерь, было заполночь, но Сара не спала. Увидев молодых людей, она прежде всего набросилась с кулаками на дикаря, громко чередуя похвалу Просветлённому с проклятиями в адрес дикарей, их рогов, их безобразных лиц и их воспитания. Лорин сухо доложила об опасности, от которой дикарь её спас, и, переодевшись в сухое, вышла попрощаться.

— Нам пора назад, — говорила юная леди, — и я не знаю, когда смогу снова прийти к вам сюда.

Дикарь смотрел ей в глаза, и земля уходила из-под её ног.

— Ты ещё придёшь, леди Лорин Моранж, да цветёт земля под твоими ногами.

* * *

К полудню молодые люди сделали важные открытия. В доме Моранжей папенька переехал в кабинет, проводя дни и ночи над бумагами, и потому не заметил длительного отсутствия Лорин. Ну а Винбарр обнаружил на рогах мелкие белые бутоны и помчался в святилище…

_________________________

¹ Renaigse — чужаки

Наступили душные сумерки. В багровом мареве вулкан, как одинокий свидетель с гордо поднятым подбородком, смотрел вниз, на долину, и замечал каждый шаг, каждую мельчайшую мысль детей Тир-Фради.

Винбарра трясло от нетерпения и ожидания. Он быстро шёл в тени деревьев, иногда переходя на рысь, и все ближе подходил к Сан-Матеусу. Голова городского собора, пусть даже вся в соломе строительных лесов, словно бросала вызов голове вулкана, ломая пополам линию горизонта, противореча дикой гармонии моря и скал. Юноша сощурился и прошептал ругательство, выражающее небу пожелание вбить поглубже в землю собор со всеми его колоколами и помутителями.

Стражники на заставе хмуро бродили на постах и вглядывались в темноту. Восемь — максимум двенадцать — голов, не считая тех, кто чистил броню или спал. Он неслышо взбежал на стену каморки стражи, помогая себе руками и крыльями и, свесившись с крыши, заглянул внутрь. Спящих не было. Разбежавшись, он перескочил на соседнюю и снова заглянул внутрь. Все циновки было туго заправлены, и снова не было спящих. Охрана, которая не спит? Винбарр задумался и склонил голову набок. На заставе было непривычно тихо, и наконец он понял, что ещё было не так: очаги не горели — вообще не было запаха пищи. Охрана, которая не спит и не ест? Юноша пробежал по крышам и неслышно скрылся в высокой траве перед городом.

В Сан-Матеус он пришёл вместе с чернотой глубокого вечера. Сапоги также были заткнуты за пояс, и присутствие Винбарра выдавал разве что скрип черепицы на крышах. Внизу было большое гуляние. Улицы заполнили фигуры в одинаковых мантиях, несущие коптящие факелы. Винбарр побежал ко дворцу, кроша черепицу и лихо перемахивая через безлюдные переулки. Его могли видеть разве что полудремлющие пьяницы или сумасшедшие. Дворец был укрыт лесами, по которым юноша и взбежал, чтобы продолжить свой изнурительный поиск, заглядывая в окна.

Наконец он нашёл её. Лорин с распущенными волосами сидела на табурете у ящика, лицом к стене. Маленькая свеча бросала на стены длинные тени, в которых молодому человеку мерещились Хранители. Винбарр присел в оконном проёме, одним глазом глядя на улицу, другим — в маленькую комнату Лорин.

Когда её тёмные пальцы вспорхнули над клавишами, время застыло и вытянулось дугой. Винбарр сжался, словно приготовившись к удару. Возможно его инстинкты были мудрее воображения, над которым он уже был не властен. Он ощутил, как оба его сердца побежали быстрее, потом одно за одним совсем замерли.

Вселенная расширялась и сокращалась, и все дальше от него становился единственный звук, единственный признак того, что она существовала: звон клавесина. Мир исчез. Не стало его чёрной пустоты. Всё вокруг потемнело, начало сужаться и затягиваться туманом. И он ещё не знал, что каждый из этих звуков — каждый из этих звуков — был победой renaigse¹ над его, Винбарра, душой.

Лорин играла с закрытыми глазами.

Однажды Мев рассказала ему предание о слепой богине справедливости, выколовшей себе глаза от невозможности выбора смертельного приговора между мужем и братом. Только зрячее сердце помогло ей тогда найти преступника. Перед ним сейчас сидела она — земное, вражеское её воплощение, словно испытывающее его веру, зрение его сердца. Винбарр тихо сполз с подоконника в комнату и встал в одну из длинных теней, не решаясь нарушить гармонию звуков своим присутствием.

Когда соната была окончена, Лорин опустила лицо в ладони и тихо засмеялась.

— Вы здесь.

— Да, — глухо сказал он, протягивая руку, чтобы сдвинуть волосы с её плечей.

— Вас выдал запах, — она так же говорила в ладони и не поднимала головы.

— Чем же я пахну?

— Свободой.

* * *

Он схватил её руку и завёл ей за спину. Лорин посмотрела на него с вызовом. Дикарь остро пах хищным зверем, землёй и чем-то пряным. В русых волосах застряли ветки и листья. Он наклонился близко-близко и провёл носом по её лицу, глубоко и часто дыша.

— Ты пахнешь чем-то сладким, — сообщил он, — может, ты недавно ела мёд?

Он аккуратно поцеловал её изогнутые губы.

— Хм, нет. Странно. А может, ты ела мёд, только давно?

Он медленно провёл чёрным языком по её рту, приоткрывая его. Лорин нежно прикусила его почти чёрную губу. Свободной рукой он распускал шнуровку её корсета, пока его рот жадно поглощал её тихие поцелуи. Она млела и не сопротивлялась. Рослый, странный, очень умный и чувственный — она не могла и мечтать о таком, понятном только ей одной. Едва дикарь ослабил хватку, девушка выдернула руку, встала на носочки и зарылась в его гриву обеими руками, перебирая волосы, нежно касаясь рогов, трогая бьющиеся под белой кожей сосуды, проводя по его ноздрям…

Потом они чиркали зубами друг по другу, смеялись, не размыкая ртов, не расплетая пальцев, не отпуская друг друга. Дикарь стаскивал с себя броню и тунику. Лорин бросила всякие попытки понять сложную систему перевязей.

Наконец он смог оторваться от неё, и не мигая смотрел в её блестящие глаза. Смотрел и молчал.

«Зачем мне быть с тобой в броне, зачем защищаться от той, к которой всю жизнь шёл? Ты — моя Истина в обличье самки renaigse, заключённая в деву их племени, и вот он я, открытый перед тобой полностью, до конца».

Он стоял, раскинув руки, возмутительно белокожий, монолитный, искренний.

Лорин переступила юбки и сделала маленький шаг ему навстречу. Она хотела его всего, и всю ту свободу и полноту жизни, которые ворвались вместе с ним в её печальное существование.

Дикарь не двигался с места, только смотрел на неё исподлобья и не опускал руки. Это была какая-то игра, правил который она не знала, но в которой намерена была одержать победу.

— Ты моя свобода, — прошептала она, и глаза её наполнились слезами.

«Ты — моя Истина, — молча вторил ей Винбарр, — ты показала, как много любви я способен вместить, и сколько мужества может быть в беззащитности. Ты сделала меня сильным. Ты сделала меня неуязвимым».

Когда его руки сомкнулись на её талии, Лорин поняла: она в полной безопасности, она почти бессмертна. Жар его тела был солнцем, побеждающим холодный мрак той силы привычки, что звалась жизнью. Её темная ладонь на его безволосой груди будто слышала биение сразу двух сердец: одного с редкими гулкими ударами, и другого, бешено колотящегося, не умеющего сдерживать чувств, выдающего с потрохами строгого юношу со спокойным лицом.

Бросаясь в воду у логова надайга возле водопада, Винбарр знал наверняка — он будет делать дочь вождя Новой Серены своей до тех пор, пока не будут стёрты и сломаны любые границы их тел. До тех пор, пока их души не сплавятся в единый кусок, и нельзя будет различить, какая душа была чьей. Он это знал, его чресла это знали, его глаза это знали, его руки это знали. Но когда девчонка renaigse бросилась ему на шею, как есть, обнажённая, забывшая фальшь, юноша сказал себе и своим устремлениям "стоп". Как бы сильно ему ни хотелось, сколько бы у него ни было возможностей, — даже когда она целовала его длинный сомкнутый рот, — он только придерживал её, не давая соскользнуть в воду и чувствовал на себе её прохладную кожу и цепкие пальцы. Он вдыхал её голод и выдыхал старинные целомудренные обычаи, лишавшие прав наиболее сильного и дающие свободу и безнаказанность более слабому.

Она поцеловала его ключицу. Он прикоснулся губами к её макушке и тихо сказал какое-то слово на букву «м»².

___________________

¹ Renaigse — чужаки

² Minundhanem — наречённая/-ый возлюбленная/-ый, священный союз

Пробежав неслышной рысью по крышам спящего Сан-Матеуса, Винбарр перешёл на шаг и ушёл в тень, как только увидел укрепления заставы. Не стоило привлекать внимания. Он остерегался странных, словно околодованных, стражников с блестящими глазами с расширенными зрачками и впалыми щеками, поэтому не придумал ничего лучше, чем коротко дёрнуть ладонью по лезвию меча и опустить порез в землю.

Сбоку от заставы глухо пророкотало, и из земли с треском полезли корни, покрывая трещинами камень и ломая мёртвое дерево хижин. Охрана сбежалась к источнику шума, а юноша, так и не надев сапог, быстро пробежал посты. Убивать совершенно не хотелось.

К полудню он был в Вигьидо.

Нервно поводил по рогам и пообрывал нераскрытые бутоны, и придав лицу обычное хмурое выражение, неторопливо пошёл искать Данкаса.

Молодой лекарь сидел под деревом и выжимал сок из мятых пахучих корней в пузатый горшок. Он то и дело макал палец в горловину, отправлял его за надутые губы, цокал языком и сердито продолжал выжимать. Винбарр подкрался к нему со спины и лизнул в щёку. Данкас от неожиданности вздрогнул и оттолкнул горшок. Из него, чавкая, вывалилась густая коричневая жижа и мгновенно впиталась в землю. Молодой человек вздохнул и повернулся к хулигану.

— Да благословит тебя en on mil frichtimen, Винбарр.

Из пятна на земле возле горшка показались крошечные острые ростки.

— Уже благословил, Данкас. Надо поговорить, — молодой воин с интересом уставился на растущее из-под земли буйство.

— Но я занят сейчас...

Винбарр скептически поднял брови и посмотрел на опрокинутый горшок.

— Ненадолго. Мне больше не к кому пойти, кроме тебя, — одними губами на крае слышимости сказал он.

На месте жижи из горшка красовался пышный куст с облаком пестрых цветов.

Данкас облизнул губы и положил ладонь на руку Винбарра.

— С тебя причитается, понял?

— Да понял. Лишь бы Глендан не обиделся. Пошли давай.

Когда они дошли до болот Ведвилви, уже темнело. Молодой целитель неслышно ругался.

— Винбарр, я должен был уже отдать готовое зелье, — негодовал он.

— Друг мой, ты имеешь полное право свалить все на меня, — Винбарр хитро улыбался и беспокойно ощупал рога. На него совершенно невозможно было долго сердиться.

Данкас сел по-турецки на камень и огляделся в поисках закуски. Он достал плошки и разлил по ним что-то дымящееся. Возмущаться и нервничать было бессмысленно. Ночь обещала быть долгой.

— Ну рассказывай, — предложил молодой лекарь и протянул плошку воину.

— В общем, расскажи пожалуйста, каково это — быть женатым? — Винбарр осушил залпом емкость и, зачерпнув горсть в кислую жижу неподалеку, заел выпитое.

Целитель задумчиво отхлебнул и поморщился.

— Да как. Довольно красиво. И естественно. И интересно. Она — мягкая и податливая. Ты — твёрдый и неколебимый. Всё сообразно природе, всё в гармонии. Вы дополняете друг друга. Ты набираешься в ней сил, она — становится собой истинной, чтобы дать силы ещё больше.

Винбарр слушал, закрыв глаза.

— Моя minundhanem — renaigse. Я готов жениться, Данкас, — он наклонил к нему голову, и предъявил маленькие бутоны на рогах.

Данкас поперхнулся, и дымный хмель пошёл носом.

— Помилуй нас en on mil frichtimen... — прохрипел целитель, когда наконец прокашлялся и торопливо налил себе ещё одну плошку.

— Я еще не всё продумал, но решил однозначно. Буду как Мев. Она сложила с себя обязательства надайга, и я сложу...

Данкас замахал руками.

— Преступник! Избавь бедного целителя от своих святотатств!

— Ты осуждаешь Мев? — Винбарр сощурился и зло посмотрел на него.

— Нет, не осуждаю. Я не понимаю твой выбор, брат мой. Тебя вышвырнут из Совета, как только узнают. Ты же понимаешь, вы не сможете долго хранить в тайне ваши эээ отношения. Она вообще кто такая? У детей Тир-Фради много прекрасных цветков. Почему же renaigse?

Винбарр кусал губы и всё подставлял другу пустые плошки.

Он вспоминал гордо поднятый подбородок и дрожащие губы, под которыми чернело лезвие его клинка, оставляя крошечную ямку в мягкой коже длинной шеи. Только богиня, только Истина в чистом виде была способна вместить столько гордости в нежную силу беззащитности. Он закрыл глаза и приложил кулак к груди. Об него тут же громко забарабанили оба сердца.

— Кажется ты влюблён, Винбарр.

— М?

— Ты не услышал мои вопросы, и ты улыбаешься как идиот.

— А, ну да... что ты спросил?

— Почему renaigse?

— Не знаю. Потому что она думает о землях, что лежат за большими водами вокруг Тир-Фради? Потому что она дочь mal той деревни, где я сжёг тогда порт? Потому что она смелее воинов renaigse? Может быть потому, что она владеет магией звука? Ты бы видел, что она может делать с тем ящиком... От тех звуков хочется то радоваться, то грустить, представь, да? Потому что она умеет искать и хранить знания, свернутые в кирпичи из мертвого дерева? Представляешь, там был нарисован человек с разрезанными жилами, связанными с каждой костью! И наши светила и их ход тоже там есть! И травы, и звери! Тебе бы понравилось, лекарь!..

— Ох как же всё сложно... Всеми силами стараюсь тебя понимать, воин, — Данкас нахмурился. — Ты говорил с Мев?

— Нет, не могу найти для неё слов. Уверен, её здорово разозлит мой выбор... — Винбарр плюхнулся на мягкую землю у ног Данкаса и уставился вдаль, туда, откуда слышался рёв надайгов.

— Ну а с en on mil frichtimen? Уверен, он поддержит своего сына.

Винбарр покачал головой.

— Я хочу забрать её и уйти жить вглубь острова. Скажи, Данкас, где никто нас не осудит? Где нам будут рады?

Молодой человек почесал подбородок.

— Слыхал я, есть одна деревня... кажется Э-дем. Говорят, в ней живут такие же несчастные, как и вы, — покинувшие родные деревни ради чужаков. И говорят, в этой деревне рады всем. Но я не уверен, что твоё сердце не лжёт. Да, и я в ужасе, что ты вот так готов всё бросить ради renaigse! Но даже если и так. Разве она променяет свою жизнь на наши леса? На наших зверей? Наши одежды?

— ...я не знаю. Смирится, в конце концов!

Данкас снисходительно смотрел на покачивающегося друга и подавал ему закусить.

Юной леди Моранж жгло глаза. С ней что-то случилось. Видимо дикарь совершил над ней тёмную, как его губы, магию.

Разжав прижатый к груди кулак, она вдохнула душистый аромат мелких белых цветков, которые дикарь оборвал со своих безумных рогов. Лорин смотрела в окно и хватала ртом воздух. Она сделала это. Она нашла в себе силы попросить дикаря.

— Конечно, леди Лорин Моранж. Только после я вернусь за тобой и сделаю навсегда своей, — проговорил Винбарр, гладя на неё в упор. — Ты же понимаешь, каждая просьба имеет цену. Я не спрошу слишком дорого с цветка renaigse.

Девушка смотрела на него, обмирая от собственной смелости и невозможности отменить испрашиваемое. Она приложила ледяные ладони к пунцовым щекам. По обыкновению, в самый тёмный час перед рассветом, дикарь выскочил в распахнутое окно, мерцая глазами. Зубы стучали, колотил невыносимый озноб. Ей не было ни страшно, ни радостно. Только — озноб шока и ощущение переломного момента судьбы.

Линия, разделяющая её жизнь на «до» и «после» превратилась в дикий в своей точности разрез, где-то внутри разделивший её-наивную восторженную девочку и её-холодную расчетливую интриганку, и — пронзивший грудь старика Моранжа.

Винбарр сидел на корточках над её отцом и смотрел, как толчками выходит кровь из раны. Старик тяжело дышал и смотрел ему в лицо блестящими голубыми глазами.

— Давай зажму? — предложил Винбарр и наклонил набок голову.

Старик моргнул.

Юноша крепко надавил кулаком ему на грудь.

— Порт... это был ты... следовало догадаться, туземец... как тебе удалось...? — прошептал он.

— Я — надайг, с силой земли и огня, будущий Хранитель Тир-Фради, вождь. Смотри.

Винбарр дунул на канделябр, и свечи сначала загорелись, но мгновенно оплыли и стекли на пол белыми вязкими потёками. Старик поморщился от боли: жар дыхания сделал горячим и кулак, зажимающий его рану.

Ему оставались считанные часы, и молодой человек был твёрдо уверен, что умирающий вождь не выдаст его секреты, даже если очень захочет.

— Зачем же ты так со мной, молодой воин...

— За леди Лорин Моранж, renaigse, — процедил сквозь длинные зубы он; взгляд Винбарра стал холодным и злым. — У нас принято убивать отцов, что покрывают собственных дочерей. Я хотел заключить с тобой обет. Много обетов, чтобы наши народы жили в мире, но не стал. Потому что я не договариваюсь с подонками.

Зрачки наместника расширились от ужаса и отвращения.

— Лорин — моё единственное сокровище... Я бы никогда... — в глубоко запавших глазницах начали копиться слёзы, он задыхался.

Винбарр растерялся. Вряд ли умирающий стал бы лгать.

— Она всегда... необычной... девочкой, — шёпот старика стихал, — я как мог... хотел.. оградить... увёз от малихора... береги...

— Погоди, старик, погоди, не умирай! — юноша прокусил губу. Он расправил ладонь над раной и начал торопливо перебирать нити жизни наместника. Нити просыпались сквозь пальцы, будто песчинки. — Ну же! — Винбарр шептал слова силы, умоляя тысячеликого о поддержке.

Цветы на подоконнике и в углах библиотеки с хрустом пошли в рост, заплетая гибкие стебли в ложе под наместником. Молодой человек взял старика за голову и тихонько подул. Светлые голубые глаза прояснились, и пожилой мужчина прошептал:

— Лорин ни в чем не виновата. Она родилась такой. Не лишай мою девочку будущего. ...я прощаю тебя, воин...

Руки Винбарра тряслись. Во рту пересохло. Он бережно опустил старика на мягкие листья и закусил кулак. Ему следовало сначала хорошенько расспросить вождя, а уже после доставать меч. Только что он убил хорошего человека, который перед лицом смерти думал о дочери. Он не просил за себя, не унижался, не угрожал. Быть может, и вождем он был неплохим.

Молодой человек встал на одно колено, сложил руки и начал произносить отходные слова над телом мертвого вождя renaigse.

Ночь укрыла Новую Серену саваном пришедшего с моря тумана.

А где-то в Сан-Матеусе, вздрогнув, села на кровати в гостевой комнате семнадцатилетняя Лорин Моранж. Что-то сильно укололо в груди. Лорин нащупала хрустальный стакан и сделала большой глоток обжигающей жидкости.

Занавеску вздувал свежий ночной воздух, нежно задевая открытые плечи леди Моранж.

Она сидела над книгой и негромко читала вслух трактат Коперника, забравшись в кресло с ногами и согревала холодные руки о фарфоровую чашку с какао.

— Все сферы движутся вокруг Солнца, расположенного как бы в середине Вселенной, так что около Солнца находится центр мира, — Лорин делала паузы, чтобы прикрыть глаза и вообразить масштаб прочитанного. — Все небесные движения, замечаемые с Земли, есть следствие движения самой Земли. Сами же небесные тела неподвижны...

Напротив неё, на полу, через всю комнату, у стены на противоположной стороне роскошной гостевой спальни сидел дикарь, и белёсые его зрачки поблескивали в тусклом освещении.

От него было невозможно отвести глаз. Неизменно вальяжный и спокойный, слегка сутулившийся из-за высокого роста, он не мигая смотрел в её сторону, и острые ноздри жадно вдыхали её запах. И он застывал, как мраморная статуя бога войны, которой в детстве Лорин плела венки из одуванчиков.

Ночные их встречи проходили всегда одинаково: неслышно соскочив с подоконника, молодой человек с мутным от желания взглядом быстро подходил к ней, мягко тыкался в щёку длинным носом, коротко целовал кончики пальцев и убирался в темноту большой пустой комнаты, иногда, как и сегодня, освещённой сияющей луной.

Он аккуратно и почти беззвучно ставил меч рядом с собой, что-то шептал, и комнатные растения наливались огромными душистыми бутонами, которые утром растаскивали служанки, заменяя новыми горшками с зеленью. Но он снова говорил странные слова и наполнял цветением и радостью её комнату.

Чтобы не смущать и не провоцировать Лорин, дикарь устраивался как можно дальше от неё. Он выбирал самые тёмные углы во время их встреч, чтобы ничей взгляд не заметил его с улицы, чтобы никто не могу доказать его присутствие.

Ему нравился её настороженный взгляд, как будто она впервые видела его, как будто не она прижималась к нему всем телом у логова надайга, как будто не её руки гладили его скулы и не её губы целовали его сомкнутый рот.

— Ты странная такая, — фыркнул Винбарр и что-то стянул с волос из-за уха и зажал между пальцами.

Девушка вздрогнула, увидев мелькнувший блеск в его руке.

— Можно посмотреть? — прошептала она, глядя на него исподлобья.

Раньше она не спрашивала! Раньше она стаскивала с себя одежду и бросалась к нему, забиралась под тунику и безобразничала, пока он скрипел зубами, стискивал кулаки и думал обо всём, кроме неё, её улыбки и лисьих глаз. Да что вы за существа, что вы, женщины, такое?

— Ну иди, посмотри, — таким же тихим шёпотом ответил Винбарр, наслаждаясь предсказуемостью женского любопытства.

Рядом с Лорин стояла свеча и слепила её, превращая его в сгорбленную тёмную фигуру в тёмном же углу, блестевшего внимательными и чуткими зрачками.

— Огонь только оставь там, где стоит. Он нам здесь не нужен, — улыбку сдержать так и не удалось, и Лорин впервые в жизни разглядела у него на щеках острые ямочки.

— Хорошо, — прошептала она, и оставив чашку на подлокотнике, с усилием закрыла книгу, и соскользнула на пол, дразня показавшимися на мгновение коленками.

Между его длинными пальцами тихо светился горячий красный шарик, и по мере приближения Лорин, он становился всё белее и ярче.

Девушка приподняла юбки, чтобы присесть, а Винбарр прикинул, что мог бы сомкнуть пальцы одной руки на этой узкой лодыжке и прерывисто вздохнул.

— Что это у вас? — в её глазах отражался огонёк в его пальцах.

— Это бусина из стали, — Винбарр мотнул головой, и Лорин увидела блестящие шарики в его волосах за ушами. — Я решил, что тебе понравится такая вещица. Ты же любишь всё блестящее.

Лорин больше всего хотелось скинуть огромные юбки и сесть, опершись на его горячую грудь и наблюдать вблизи за загадочной игрой его пальцев, вытягивающих раскалённый шарик в гибкие спирали.

— У меня к вам была страшная просьба. И сегодняшним вечером я вдруг поняла, что мне ничего не надо от вас, — пробормотала она и расшнуровала потайную завязь на талии.

— У меня к тебе тоже есть много страшных просьб. И если будешь своевольничать, их станет еще больше. Не надо, там сиди. Не надо ко мне подходить. У меня тут эээ слишком горячо, видишь? — дикарь заёрзал, и ей показалось, что он смутился.

Но было поздно. Пока он замешкался, Лорин переступила через его босые скрещенные ступни и села между его ног, облокотив обнажённые плечи на его грудь и укрывшись его свободной рукой.

Он шумно вдохнул запах её волос, и изо всех сил сосредоточился на спирали из горячего металла. Двумя пальцами он ловко заплёл из неё косичку, обернул вокруг мизинца и сплющил концы.

Лорин наконец согрелась и начала задрёмывать.

— Что это у вас такое, — сонно пробормотала она.

— Утром посмотришь, — тихо ответил Винбарр, и бережно подняв, положил её на кровать.

Он щёлкнул пальцем, и розовеющее от жара колечко перелетело через тёмную комнату и, звякнув об край чашки с какао, с тихим шипением погрузилось в напиток.

Немного подумав, он вытащил шнуровку из её корсета, отбросил его, отдёрнул руку, и ругнувшись, накрыл девушку одеялом. Коротко вздохнув, Винбарр подобрал меч и подбежал к окну.

Всю ночь Лорин беспокойно металась в кровати, сшибая локти о резные столбы балдахина.

По пробуждении ей казалось, будто с рук упали тяжелые оковы, и больше не было цепей, что превратили жизнь в череду одинаковых дней.

Неслышно ступая, вошла Сара с кувшином воды и протянула девушке тяжёлый стакан.

— Миледи, дом Моранж посетило большое горе, — девушка утирала глаза скомканным платком, — вашего папеньки не стало этой ночью. Примите мои соболезнования, дорогая.

Не совладав с чувствами, она бросилась на грудь Лорин, оставляя тёмные пятна слёз на тончайшей шёлковой ночной рубашке. Леди Моранж переложила стакан в другую руку и осушила его в три глубоких глотка.

— Храни нас Просветлённый, — хрипло ответила она и отстранила рыдающую служанку.

На негнущихся ногах девушка подошла к окну. Доносился запах ладана: видимо день шёл к обедне. Дикарь сдержал слово. А это означало… Означало это…

— Платье дай.

Всхлипы не давали Саре услышать распоряжение. Точёные тёмные пальцы дрожали вместе с тяжёлым стаканом, и юная леди Моранж скорее поставила его на тумбу. Она всё больше просыпалась и перебирала пальцами кудри, будто пыталась распутать клубок, в который скатались доселе прямые и незатейливые пути её судьбы.

Дикарь оказался человеком дела. Впрочем, это следовало и из его поступков, и из грубых, но сдержанных, манер.

Мысли расползались, как шерсть у пьяной пряхи. Может она поспешила?

— Глупая корова, подай платье. И умыться. Можешь плакать, не уволю. Но не смей при мне.

Оцепенение все не спадало. Она сердито протянула стакан Саре, мол налей горячительного. Та налила кофе.

— Дура! Бренди или что там…!

Служанка повиновалась.

— Так, — скорее себе, чем ей, поясняла Лорин, — я в тягчайшем смятении. Да хранит нас Просветлённый. Иду по делам, а ты давай тут приберись, я не знаю. Наряды приготовь мне. Всё.

* * *

Укрывшись накидкой и сунув ноги в туфельки, она спешно зацокала по коридорам гостевого крыла в главную часть собора.

Белёсые глаза сжирают папеньку.

Сбивается дыхание под его ненавидящим взглядом.

Он замахивается.

Все его мысли только о ней.

И вот он бьет.

Сокрушает господина де Моранж с хрустом костей и кровью. Вычёркивает папеньку из книги жизни. Стирает в ноль, как бывало она сама стирала в катышки неверные линии грифеля на контурных картах.

Нежно зазвенели серьги под выбившимися кудрями. Лорин снова помотала головой, чтобы прогнать наваждение, и очень женственно заправила локоны в причёску. Выглянувшему из-под накидки запястью цвета какао с молоком ответило одобрительное ворчание из-под чопорных капюшонов телемцев, что вели приглушённые вальяжные разговоры в величественных коридорах.

Слова о юности, свежести и нежности. Или о прелести. Или…

Папенька ничего не успевает сказать, хвала Просветлённому.

Он весь — паралич ужаса. Два камня застыли друг напротив друга. Один — что тянул в омут, другой — что разбил её кандалы.

Обжигающие каменные ладони сжимаются вокруг талии, тяжёлое дыхание опаляет кожу.

Взгляд, который вынимает душу из слабого тела.

* * *

Она очнулась на руках у предстоятеля. Господин Ренар присел на одно колено прямо посреди коридора и целомудренно придерживал обмякшую девушку. Зевак не было — служители культа Телемы слишком хорошо знали и чувствовали возможности друг друга, чтобы толпиться из любопытства.

— Дитя моё, вам уже лучше? — по телу волнами ходило заклинание. Видимо, какие-то их телемские штуки. Но да, было существенно лучше. К тому же голова прояснилась.

-…хвала Просветлённому, — прошептала Лорин и попыталась отстраниться.

Однако господин Ренар не спешил отпускать.

— Должно быть, слишком тугой корсет, — заметил он и улыбнулся уголком рта. — И крепкий алкоголь на пустой желудок. Нелья так, милая.

— Только ваша проницательность может спорить с вашим могуществом, ваше Превосходительство господин Ренар, — пролепетала Лорин, выпутываясь из его рук и придерживаясь за его колено. Или казалось, или в каждом его жесте и интонации читалась снисходительная насмешка. — Ваше Превосходительство, я в тягчайшем смятении, и всё ещё силюсь совладать с собой. Прошу покорнейше извинить. И нижайше благодарю вас за помощь, — выдохнула она и оправила накидку так, чтобы шея, ноги и руки спряталась в плотной ткани.

— Мы здесь, чтобы нести покой, любовь и утешение страждущим, — на слове «любовь» Лорин вдруг стало невыразимо гадко. Гадко слышать настоящее живое слово из жёсткой пасти флагеллянта.

На мгновение ей привиделась его блестящая согнутая спина и вывернутые плечи. В стоне молитвы после короткого свиста чёрные злые коготки впивались в плотную кожу и рвали, рвали с хриплыми всхлипами во имя Просветлённого… о нет. Во имя всех страстей господина Ренара. Её ноздри будто почуяли запах сырого мяса от главы Сан-Матеуса.

Даже коленопреклонённый, он смотрел на неё сверху вниз. О, сколько бы она сейчас отдала за собственную кровавую исповедь, в которой выкричала из себя ужас случившегося и что-то похожее на радость. Тёмную горькую радость, которую можно больше не прятать, которую больше можно не стыдиться. Радость права быть собой. Ей ещё долго будет мерещиться узловатая рубцевая паутина его кожи. Её передёрнуло.

— Хвала Просветлённому, — она неловко раскланялась в скромном реверансе. Их взгляды столкнулись, едва не звякнув друг о друга.

— Благословляю, — милостиво проговорил господин Ренар, всё так же свысока наблюдая, как скользят смуглые губы по резному аметисту его перстня.

Сестра Корнелия была где-то в библиотеке. Туда Лорин и поспешила.

* * *

— Ваша Светлость, теперь к вам так обращаться, да, Лорин? — Корнелия неприятно усмехнулась.

— Я в тягчайшем смятении, Сестра Корнелия.

— Да-да, это заметно. Мне уже доложили. Но мытарствами душа полнится, не забывайте, дитя.

Сестру Корнелию можно было бы назвать красивой. Дородная, высокая, статная, с крупными чертами, — величественная, словно античная скульптура из белоснежного мрамора. Лёгкая полнота свидетельствовала об несдержанности и слабости духа, впрочем свойственных юности. Однако Сестра Корнелия обладала многими достоинствами, высшим проявлением которых была её должность ключницы собора Сан-Матеуса, а ведь ей не было и двадцати лет.

Придерживая капюшон, Лорин едва коснулась её полной руки сухими губами. Сестра Корнелия взяла девушку под руку и увлекла за собой между стеллажей, уходящих куда-то вверх.

Зрачки прыгали по убегающей за спину веренице толстых позолоченных переплётов и свитков. «Анатомия, или устройство Храма Внутреннего», «Дон Кихот», Мольер, «Epitome Astronomiae Copernicanae», «Theatrum Chemicum»…

— Да хранит нас Просветленный, — восхищённо бормотала она.

Кабинет Сестры Корнелии находился в неприметных полках. Она затворила двери и поставила на стол графин с бренди и рюмками.

— Мы давно знакомы, ещё с Серены, — напомнила монахиня, — и смею надеяться, вы не растеряли ни ваш ум, ни проницательность. Тело — только инструмент. К несчастью Просветленный не всегда отвечает на наши требы и молитвы. А бренная плоть наша слаба и смертна. Мне — не без помощи покровительства свыше, — она благолепно кивнула куда-то наверх, и было не очень ясно, кого именно она имеет в виду, бога или человека, — удалось собрать тайный круг сильных мира сего для взаимного согласия и пользы. Эти встречи немного пополняют казну, не скрою. Аппетиты духовенства вам известны…

Обжигающий глоток с гладкой твёрдой стенки рюмки напомнил Лорин о его губах. И поцелуях.

— Тело только инструмент… — тихо повторяла она вслед за Корнелией.

— Прошу прощения, вы что-то сказали, Лорин?

— Нет-нет, Сестра Корнелия. Вы говорите важное, — грустно улыбнулась девушка.

-…скоропостижная кончина вашего папеньки господина Моранжа, — при его-то внезапных долгах! — лишь ускорила неизбежное, верно?

— Разумеется, Сестра Корнелия. Я пришла бы к вам в любом случае…

-…ваши цели и наши средства… — Корнелия подлила им бренди.

Лорин кивала. Голова кружилась то ли от выпитого на пустой желудок, то ли от удушливого дыхания Бездны, над которой она летела.

— Итак, чутко следуя завету помощи ближнему, я делюсь с вами возможностью. Мне не интересен итог данной возможности, ибо мы почти подруги с вами, верно? Так вот, плату вы внесете лишь за ваше присутствие на одном из вечеров. Двадцать тысяч золотом, можно частями. Уверяю вас, эти деньги — крупица в сравнении с теми дарами, что вы обретёте при должной мудрости и мастерстве.

Чужие, не губы Лорин, улыбались, соглашались и шутили. Ей не место в этом соборе. В этом городе. В этом разговоре. Её место осталось у того водопада, в которым жил кошмар. Странное, ей одной понятное место…

Сколько будет стоить свобода? Его подарок по её просьбе? Любая цена не будет слишком высокой за то будущее, которое Лорин готовила и так ждала.

— Ну что же, приходите завтра вот сюда, — она протянула ей записку с адресом. — Не забудьте маску и все, чтобы быть инкогнито. Тело — всего лишь инструмент. И думайте о пользе, о полезных связях и знакомствах. У вас очень хорошие перспективы, дорогая.

Записка исчезла в складках накидки.

Сестра Корнелия положила на плечо леди Моранж тяжёлую руку.

— Никакого спиртного на вечере. И перед ним. Последствия могут стать роковыми. Вам нельзя так рисковать.

— Разумеется, Сестра Корнелия, — выдохнула та и вышла за дверь.

Всю ночь Лорин беспокойно металась в кровати, сшибая локти о резные столбы балдахина.

Ей снились омерзительные бриллиантовые щупальца, что затягивают отца в топь из чистого золота. И вот уже она сама тонет с ним рядом, а леденящая тяжёлая жижа затекает в уши, горло, ноздри…

По пробуждении казалось, будто всю ночь она ворочала глыбы, уж никак не меньше тех, что возвышались над лесочком, куда изредка сбегала служанка. Девушка села на кровати и уставилась в окно, сдувая с лица прядь вместе с остатками сна.

Неслышно ступая, вошла Сара с кувшином воды и протянула ей тяжёлый стакан.

— Миледи, дом Моранж посетило большое горе, — девушка утирала глаза скомканным платком, — господин де Моранж подхватил инфлюэнцу и захворал. Возможно, где-то в порту от этих подлых навтов! Поедемте срочно в Новую Серену, дорогая!

Не совладав с чувствами, она бросилась на грудь Лорин, оставляя тёмные пятна слёз на тончайшей шёлковой ночной рубашке. Юная леди Моранж поставила стакан на прикроватную тумбу и взяла чашку с холодным какао. Что-то звякнуло о зубы, и в смуглую ладонь выпало маленькое простое колечко из тёмного тяжёлого металла.

— Храни нас Просветлённый, — тихо ответила она и легонько похлопала по плечу рыдающую служанку, впрочем немного отстранённо. — Давай только без драм, умоляю.

Она подошла к окну и раскрыла ладонь. На ней лежало кривое тёмное колечко, не знающее полировки. Она тут же вдела в него тонкий пальчик и расправила ладонь, любуясь. С улицы доносился запах ладана: видимо день шёл к обедне. Жаль, они так и не увидятся с Корнелией; однако после прошлого вечера, да и с сегодняшнего утра эта встреча уже казалась столь несущественной, что и думать не хотелось. Ей нравилось быть интересной дикарю, нравилось, как он иногда переспрашивает незнакомые слова или термины. Но больше всего нравились его комментарии, состоящие из его неожиданно концептуальных рассуждений, а не из мутных отсылок к авторитетным авторам, как например было принято в научных кругах.

— Кольца подай.

Настороженная Сара не торопилась исполнять распоряжение. Госпожа никогда, ни разу в жизни не прикасалась к ней. Разве что посудой, — она бездумно потерла рассечённую бровь, — или всем, что было под рукой. Поэтому убирая комнату за леди Лорин, служанка всегда переставляла все тяжелые и опасные предметы или подальше, или выше роста госпожи.

А что же теперь! Теперь она изволила…похлопать её по плечу? Леди Моранж утешала её, бедную Сару?.. Она завыла в голос.

Кольцо. Дикарь — конечно же он Винбарр! — сделал ей кольцо. Сам. Означает ли у них подарок в виде кольца то же, что и у цивилизованных людей? Она нервно перебирала пальцами. Все знакомые господа в лучшем случае меняли на деньги свои красноречивые подарки. Они почти не касались их. Они никогда ничего не создавали. Они только продавали и покупали услуги, сделанные другими, натруженными, мозолистыми руками…

Верно говорил папенька: набирающие популярность памфлеты современников Декарта вредны для неокрепших умов.

Мысли расползались, как шерсть у пьяной пряхи. Лорин не спешила.

— Глупая корова, подай кольца. И умыться. Можешь плакать, не уволю. Но, видит Просветлённый, не стоять же мне голой?!

Она снова отвела руку, любуясь диссонансом, которым стало простое колечко с отпечатками его раскалённых пальцев среди гладких золотых колец с кричащими искрами цветных камней. С сегодняшнего дня всего лишь одна её ладонь станет скандалом. Вдобавок тёмная сталь поцарапает нежное золото. Загадочная улыбка не покидала её губы. Что это значит для него? Что-то ведь должно значить?

* * *

Когда повозка заехала во двор резиденции, кучер присвистнул. Любопытная Сара высунулась в окно, но тут же в ужасе занырнула обратно.

— Миледи, кажется дом Моранж захвачен… — пролепетала она.

Лорин аккуратно отодвинула занавеску и тревожно осмотрелась. Прислуга испуганно моргала из-за приоткрытых дверей. Повсюду бродили несёдланные лошади нездешней пятнистой масти, больше походившие окраской на коров. В затейливо стриженые гривы были вплетены пёстрые шнуры, на крупах — разноцветные отпечатки ладоней и рисунки. А между ними группами по трое-четверо расположились островитяне, негромко переговариваясь. И цвета их туник были вполне знакомы Лорин. Улыбка тронула тёмные губы. Неужели Винбарр?.. Что он задумал?

Она тут же выпорхнула из повозки и крикнула на встревоженную конюшню расположить и напоить лошадей. Выпучившая глаза Сара не решалась сходить на землю и опасливо глазела на хмурые раскрашенные лица молодых мужчин. Те косо заулыбались и приосанились, заметив девушек.

— Скорее же, Сара! Организуй нашим гостям закусок и питья, — пробормотала девушка и неловко поздоровалась с дикарями. — Да будут тучными ваши стада! Просим нас извинить, мы только с дороги и не были готовы принимать гостей так скоро. Располагайтесь, чувствуйте себя как дома…

Последний раз госпожа назвала её раз по имени при знакомстве, и бедная Сара была совершенно сбита с толку и толпой во дворе, и внезапной переменой в непредсказуемой Лорин.

— Мы не скотоводы, а воины! — раздались недовольные голоса. — Танцующие Деревья — пастухи! Не мы!

— Цветок renaigse неплохо говорит на нашем языке, — прозвучало с другой стороны.

— Нет единства, совсем как в Парламенте, — любезно улыбаясь, подумала Лорин и быстро-быстро пробежала в особняк.

* * *

Из папенькиного кабинета раздавались громкие мужские голоса. Перед закрытыми дверями застыли бледные слуги. Кто-то даже зажал от ужаса рот. Заметив Лорин, они беспомощно уставились на неё. Сочувствие сквозило в их отчаянных взглядах.

— Да хранит вас Просветлённый, хозяйка... — зашептались поварихи.

Сара уже хотела было развопиться об отсутствии элементарного уважения и такта, однако раздавшийся из-за двери диалог на повышенных тонах внёс ясность. Сарин рот захлопнулся со стуком.

— В смысле тебе не нужен калым, вождь? Всем нужен калым! — медленно и терпеливо говорил тот, что помоложе. — Я не пойму, тебе мало табуна в тысячу голов, или что не так тебе?

— Да с чего вы вообще взяли, что я отдам вам своего ребенка?! — почти срывался на крик тот, что постарше.

Юная леди Моранж поняла, что пора вмешаться. Сложив пальцы, она беззвучно приказала слугам удалиться. Сара осталась.

— Хорошая дочь — хороший калым. Всё определено, — Винбарр начинал закипать, и только разводил руками: его доводы были на исходе.

— Вы не понимаете, уважаемый! Лорин — не для вас! — старик Моранж раскраснелся и искал слова, которые судя по всему он тоже давно исчерпал.

Когда вошла Лорин, мужчины замолчали.

Папенька сидел за заваленным бумагами столом. За месяц её отъезда в Сан-Матеус он совсем сдал и перестал следить за собой. Его седые вихры вздыбились и выражали крайнее негодование.

Перед ним на корточках у пустого кресла, — чтобы не быть выше собеседника, — догадалась девушка, — сидел Винбарр. Увидев её, он встал, покачиваясь на затёкших ступнях. Лорин опустила голову, улыбаясь. Старику Моранжу пришлось бы задирать подбородок, чтобы говорить с ним.

— Доченька, выйди. Папеньке надо поговорить с с…

— С вождём и жрецом Ткачей Ветра, — подсказал Винбарр.

Его холодный взгляд беспристрастно ощупывал фигуру Лорин, словно она была кобылой, а не его minundhanem. Когда он скользнул на руки и увидел своё кольцо наравне с золотыми, юноша мгновенно изменился в лице: усталость сменилась мальчишеским задором. Это не осталось незамеченным его рассерженным визави.

— Прошу меня извинить, господа, — юная леди Моранж выглядела предельно отстранённо, — но негоже вам обсуждать дела в столь неподходящей обстановке. Вижу, вы давно хм… беседуете. Пройдёмте пожалуй в гостиную? Или вам здесь накрыть, вы же не завтракали, а время к ужину..?

Она подошла к взъерошенному папеньке и промокнула ему лоб кружевным платочком:

— Подумайте, что о нас скажут: во дворе ожидает голодная свита. Нам нельзя забывать о гостеприимстве, если мы хотим ставить себя в пример местному населению, — тихо проговорила она.

— Ничего, я не голоден, леди Лорин Моранж, — соврал Винбарр, пожирая её глазами.

Она совсем неожиданно встала рядом с ним перед папенькой и вложила руку в его горячую ладонь. Его грубый большой палец тут же нащупал шершавое колечко среди гладких золотых. Лорин взволнованно смотрела на него снизу вверх. Молодой человек молча повернулся к господину Моранжу, и только бледные пальцы продолжали аккуратно гладить смуглую ручку девушки.

— Вы правда вождь? — тихо спросила она, обмирая от восторга.

— Угу, вождь. Иди давай. Мужчинам надо поговорить.

— Как я рада, что вы здесь, — сказала Лорин одними губами и выбежала из кабинета.

Старик Моранж смотрел поверх очков, с какой нежностью ужасный дикарь смотрит на его девочку. И ему совсем не нравилось то, что он видел.

Сочная чернота приходящего вечера сгущала краски и хотела было лобызать тёмными языками, но билась бархатными мотыльками о стекло закрытого окна.

Лорин стояла перед зеркалом и застегивала цепочки вокруг груди и бёдер. В зубах она держала ещё несколько цепочек и браслетов с россыпью мелких бриллиантов. Если решать собственную судьбу, — то только будучи великолепной. Рядом лежала простая, но элегантная маска, открывающая только красивые губы и подбородок.

Цепочки струились по телу тяжёлыми змейками и повторяли каждый движение юной леди Моранж. Критически осмотревшись, всё же она решилась прикрыть наготу и оставила только шёлковую нижнюю рубашку.

Какое-то время девушка бездумно стояла у окна, ничего не чувствуя, кроме остроты внезапного одиночества. Как бы ей хотелось видеть его, а не своё, осунувшееся, лицо отражённым этой ночью. Но сперва дела. Она укрылась накидкой и вышла вон.

Слишком долго по улице идти не пришлось. Вскоре она была позади собора у неприметной калитки.

После гулкого тайного стука бесшумный провал входа принял девушку и так же неслышно исчез. Ледяные пальцы вцепились в короткий факел, пока ноги сами несли её в глухую черноту подземелья. Потянулась череда узких ветвистых коридоров, больше похожих на мышиные ходы.

Лорин нервно шла, одергивая накидку и не глядя по сторонам. Ей нужна была зелёная дверь. Впрочем и без двери путь в темноте был определён: к запаху сырости присоединился тошнотворно-сладкий запах опиума.

* * *

Невидимые руки вынули факел из её рук и отворили дверь. Роскошь, свет и яркие маски ослепили. В центре огромной залы играл небольшой оркестр слепых музыкантов. Повсюду сновали кальянщики-невидимки с кубиками белоснежного опиума и вышколенные официанты.

При общей анонимности участников была обстановка так называемой закрытой открытости, когда пространство было разделено лишь полотнами яркой тайты, шёлка и нежнейшего газа. Никаких стен, никаких перегородок. За нарушение конфиденциальности полагались крупные штрафы, иногда стоимостью в несколько кораблей. Ну а проштрафившихся девиц и вовсе не находили живыми. Для бесед, требующихся особой приватности, назначались другие дни и другие места.

Поигрывая бокалом в тонких пальцах, Лорин перемещалась по зале, грациозно покачиваясь на каблучках, и рассматривала парочки. И иногда, отводя глаза, группы побольше.

Ярко одетые проститутки подвизгивали и хохотали, пьяно выливая бокалы игристого вина туда, где полагалось быть декольте.

Их хватали за руки, груди и животы разодетые мужланы, впрочем тоже в масках. Скорее всего внезапно разбогатевшие лавочники. Или игроки, не понимающие как пережить скоропостижный выигрыш. Высокородные мужчины вряд ли могли быть падкими на жирный блеск фальшивых драгоценностей и раззявленые накрашенные рты, из которых доносились скабрезности. Одна из поддатых девиц взобралась на стол и начала игру в фанты, где каждый фант был частью её крикливого наряда. Тем не менее, уже спустя пару мгновений Лорин с удивлением узнала в девице благовоспитанную дочь давнего папенькиного приятеля по Торговому Содружеству. Её увезли с континента подальше от малихора буквально сразу после выпуска из пансиона для благородных девиц. Подальше от малихора. Поближе к центру их нового мира.

От её наблюдательности не ускользнули и пёстрые кафтаны Хикмета. Верно кто-то сказал "Низы — враждуют. Горы — сходятся". На известных в узком кругу Соборных Вечеринках не было врагов или соперников. Были только выгодополучатели. Самые парадоксальные тайные союзы заключались именно здесь.

— Здесь можно быть кем угодно, — думала Лорин, поправляя маску. — Тело — всего лишь инструмент.

Становилось жарко. Она перестала оборачиваться на случайные и нарочные прикосновения к телу. Она изучала собравшихся, порой забывая обворожительно улыбаться. Наряды были фальшивкой. Маски были фальшивкой. Смех был фальшивкой. Только приглушённые крики боли, слёзы и спокойные брызги блеска бриллиантов были подлинными. И конечно сполохи крови. Ещё при дворе старая фрейлина рассказывала им, совсем малышкам, о господах, пресыщенных удовольствиями настолько, что им доставляет радость только чужая боль, и что такие господа всегда щедры, очень щедры.

Мельком она глянула на высокую фигуру в зелёной накидке и маске белой львицы. Та провела пухлым пальцем по ножке бокала. Лорин мгновенно оглянулась.

Позади неё стоял чей-то адьютант. Хмурое, почти злое, зверски-трезвое лицо выдавало в нём человека на посту, невзирая на простую чёрную маску и костюм с петушиными перьями.

— Мой патрон велел передавать вам, что на нашем небосклоне взошла новая звезда, — холодно проговорил он. — Могу ли проводить вас в его покои?

Лорин любезно улыбнулась, и "разумеется" отскочило от её вежливого оскала.

Лёгкая походка поднимала волнами плотную ткань накидки, и густая пелена смрадной сладости свивалась завитками следом.

Покои патрона находились в самом углу залы. Многослойная переливчатая тафта не скрывала ни его безобразного тела, ни безвкусно нагримированных красоток вокруг и у его плохо прикрытых коленей.

— Кого имею честь благодарить за столь тонкое наблюдение небесных событий? — Лорин элегантно присела за низенький столик и в одно движение оправила накидку и сдвинула колени. — Мне докладывали в своё время, только астролябия Аль-Садского Университета, — ах, конечно единственно при изысканном и пытливом уме! — могла бы способствовать регистрации и вполне предсказуемому наблюдению вами означенного феномена.

Серые сверкающие глаза Лорин смотрели из чёрных прорезей маски с тем задором, что мог быть свойственен только идеалам цветущей юности. На пылкую живую речь оглянулись все девицы, включая даже ту, что хозяйничала под покрывалом.

Бледный язык вытолкнул мундштук кальяна сквозь мясистые губы. Тяжёлые щеки так низко оттягивали уголки рта, что масляно блестящее лицо походило на рожицу капризного ребенка. И тем не менее рот вытянулся в улыбку и разомкнулся, чтобы выпустить низкий грудной смех.

— Бесценная голубка, умоляю, ни слова больше. Буде вы продолжите делиться с нами наблюдениями вашей хорошенькой головки, боюсь тайна моего инкогнито будет тотчас же раскрыта. Ах о чём же я, — вы должно быть и так знаете правила! Только вот при моей комплекции и привычках сохранять инкогнито, всё равно что слону оставаться незаметным среди пустыни.

Он снова засмеялся, и жир волнами повторил этот неожиданно добродушный смех. Будь юная леди Моранж гуманнее, жалость кольнула бы её ласковым стилетом.

Конечно, об этом человеке знали и шёпотом переговаривались по всем побережьям. Могущественный наместник Хикмета, Альмиркарим ибн Разил аль-Хикмет, сын владельца текстильных мануфактур по всему Гакану, покровитель наук и искусств, и всего, что сопутствует прогрессу. Леди Моранж бегло глянула на резные изумруды его перстней. Она не ошиблась.

— Уверена, при должном освещении и правильной плотности небесной влаги найдётся то облако, что и в пустыне сделает слона неприметным, — улыбнулась девушка. Размалёванные красотки тревожно зашептались, — полагаю, здесь правила той же конфиденциальности, что и в любом уважающем себя обществе, — мягко добавила она.

— Бурхан, шайтан тебя дери, неси скорее нашей гостье фруктов и вина, и сладости! — прикрикнул адьютанту Альмиркарим, однако беззлобно. — Можешь проводить моих несостоявшехся одалисок. Нам с юной леди есть, что обсудить.

Маленькие чёрные глазки патрона блестели то ли от опиума, то ли от вина, то ли от наслаждения ни к чему не обязывающей беседой с милой незнакомкой. Но увы. Не было ничего неизвестного для главы Хикмета, и среди тысяч иных персона Лорин де Моранж ему была вполне известна.

— Вы очень любезны, — она не выпускала из рук бокал. — Но что вы делаете здесь, в Сан-Матеусе?

— Разденьтесь, сударыня, — велел наместник и устроился удобнее на подушках.

Это была какая-то игра. Опиум расслаблял и дарил покой. Юная леди Моранж не сводила блестящих серых глаз со своего визави. Можно быть кем угодно. Она элегантно поставила бокал на низкий столик и сверкнула обнажённым запястьем. Альмиркарим улыбался и делал одну затяжку за другой. Наконец Лорин поставила ножку в крохотной туфельке возле вазы с фруктами и встала на столик. Зайчики её маски прыгали по тафте их импровизированного шатра. Наместник кивал. Щелчок фибулы у горла — и тяжелая накидка растеклась у её ног. Тело — всего лишь инструмент. Лампы бросали на полотна-стены чёткие тени, предъявляя всем желающим всю порочную роскошь происходящего.

Альмиркарим покачивал рукой в такт приятной мелодии из центра зала и не сводил с неё глаз. Светлый шёлк нижней рубашки оттенял смуглую кожу Лорин. Она прикрыла веки, и обернувшись вокруг оси, плавно стянула с себя сорочку.

Покачиваясь на изогнутом каблучке, девушка следовала лёгкому ритму музыки. Дюжина скрепленных меж собой браслетов и цепочек повторяли этот ритм, струясь по гладкой коже её совершенного тела. Кое-где вспыхивали скромные огоньки бриллиантов. Тело — всего лишь инструмент.

— Что ж, подойдите. Вы, разумеется, выглядите блестяще, — наместник откинул расшитое покрывало со складок своего лоснящегося тела.

Можно быть кем угодно.

Кем сегодня будет Лорин? Кем она была? Кем станет? Что она чувствует?

Едва уловив тень сожаления из прорези глаз её маски, Альмиркарим скривил грубое подобие улыбки и что-то крикнул Бурхану. Большая круглая ладонь по-кошачьи накрыла узкое запястье Лорин и сжала почти до кости.

— Вид слоновьего естества не бывает приятен. Я вас понимаю: на вашем месте я бы тоже затосковал. Поэтому вы можете отвернуться, — из маленького капризного рта пахнуло кислым. На лице

Лорин не дрогнул ни единый мускул. Прикосновение к его дряблой плоти больше напоминало погружение в тесто. Кормилица однажды показала ей что такое тесто: рыхлое, податливое в опытных руках. Тело наместника не обжигало, не дышало, не трепетало, как... Лорин зажмурилась. Только не сейчас.

Когда чопорный Бурхан чуть ли не за руку привёл юношу в маске жёлтого пса, по шатру разносилимь мокрые шлепки и тяжёлое дыхание. Наместник прохрипел в ухо молодой леди Моранж только:

— А вот и наш юный талантливый доктор...

Юный талантливый доктор деловито разглядывал содержимое шатра, и видимо плохо представлял, что от него требуется. Беглый осмотр показал, что патрон был цел, невредим и похоже очень занят. И только окрик "Асили, присоединяйся, дорогой" вывел его из глубокой задумчивости.

Он передал Бурхану очки и книгу, и со словами наподобие "Действительно? Ну да впрочем ладно" присоединился.

Тело — всего лишь инструмент.

* * *

Сбросив покрывало, Лорин медленно встала. Тело было липким, промежность саднило. Она поправила маску и потянулась за накидкой, когда яркая красная капля сбежала изнутри бедра и замерла у колена.

Не отрываясь от чтения, доктор Асили бросил своему господину:

— Без тщательного осмотра судить трудно, но на мой взгляд сегодня вы подарили юной леди новый интересный опыт, из чего могу заключить — леди не из постоянных посетителей.

Альмиркарим задумчиво разглядывал девушку и старался угадать — сотрёт ли она предательскую каплю или нет.

— Как часто вы здесь бываете, дорогая? — проговорил он бесцветно.

— Я в тягчайшем смятении, — начала было Лорин, но замолчала и посмотрела ему прямо в глаза. — Недавнее сиротство омрачило мои будни. Захотелось развеяться, и вот, друзья пригласили. Близкие друзья, — добавила она и обворожительно улыбнулась.

Наконец тонкие холодные пальцы справились с фибулой, и тяжёлая накидка спрятала её всю. Бурхан загородил выход.

— Приношу извинения, но вы сможете выйти только когда патрон закончит говорить.

— Разумеется, — она неловко присела у столика с фруктами и еле сдержала стон — внутри все разрывалось от боли.

— Чего вы хотите, голубка? — голос наместника был холодным и безучастным.

— Горячую ванну и пожалуй какао, — глухо посмеялась она. Глаза Лорин блестели запрещёнными слезами. Какао...

Она не заметила, как проворный кальянщик вложил ей в замёрзшие ладони мундштук. И вот уже сизые вязкие струйки выскакивали из её ноздрей, унося с собой всё напряжение и боль знакомства.

— К большому несчастью, я не джинн, и не могу порадовать вас сию минуту, — дерзость и настрой девушки развеселили Альмиркарима. Он что-то сказал Бурхану, и тот замер у его дивана, — я спрашиваю вас о другом. Чего может хотеть леди в столь юном возрасте и в таком положении? Удачное замужество? Блистать в свете? Быть может, новое поместье подальше от дикарей?

При упоминании дикарей переполненное слезами веко наконец выпустило слезинку, и та выбежала, оставаясь под маской.

— Боюсь разочаровать ваш тонкий вкус, патрон, — опиумная нега расслабила Лорин полностью и уняла боль. — Факультет счетоводства Аль-Садского Университета — моя давняя мечта.

— Но зачем барышням такой вздор, — удивился он, — у мадам Лотрек великолепные экономки.

Юная леди Моранж резко встала и подошла к нему.

— Этот гадючник нуждается в надлежащей заботе и процветании, сударь мой. Остров несомненно богат и политически интересен, но почему не возведено ни единого производства для переработки его сокровищ? Почему порты горят? Быть может, Монетную Стражу слишком легко опоить? Почему черни не доступны снадобья из местных трав? Почему цена контрабандных товаров завышена примерно вдевятеро при равных затратах на доставку и охрану? Почему нет вестей с земель за Тир-Фради? — Узкая смуглая ладонь сверкнула искрой бриллианта и легла на его отёкший кулак. — Я хочу ответов на все мои вопросы. И покоя в счастливых землях Тир-Фради. Как здесь говорят, да благословит его en on mil frichtimen.

Альмиркарим ибн Разил аль-Хикмет переглянулся с Бурханом, и немного повозившись, передал девушке кольцо с резным изумрудом.

— Благодарю вас за дивный отдых, дорогая.

— Вы слишком добры, — прошептала Лорин, избегая реверанса.

...кем угодно.

...кем угодно.

...кем угодно?..

Она медленно шла к выходу с бокалом. Заметив фигуру в зелёном плаще, она поднесла бокал к лицу, поигрывая перстнем. Маска белой львицы одобрительно кивнула.

У выхода из чёрного провала коридора на неё смотрели из темноты окаменевшие от ужаса глаза с почти белыми мерцающими радужными оболочками.

— Ты сам всё видел, вождь.

Лорин ушла, но дикарь не переставал медленно водить пальцем по ладони, словно продолжал держать её руку. И это выводило из себя наместника. Не сводя воспалённого взгляда с дикаря, он про себя молил Просветлённого дать ему разум и силу вынести осаду, чтобы отстоять честь своей глупышки Лорин. Туземец явно околдовал его дочурку, ибо не могло существовать иной причины вложить благородную ладонь в грязную лапу этого мерзавца. Разбойника. Убийцы. Рассерженные колючие глазки старика Моранжа буравили наглого дикаря с ветками в голове.

Он не вызывал стражу по единственной причине — неизвестно было, сколько ещё этих туземцев, этих зверей, могло дожидаться в осаде. Господин Моранж был далёк от этнографических заметок и прочего салонного вздора, но опыт подсказывал, что не стоит принимать необдуманных решений, когда живешь на неизведанной земле, полной опасностей.

Винбарр присел на корточки и сосредоточился на блестящих пряжках на туфлях наместника. Не слишком ли дерзко Лорин вот так запросто продемонстрировала своё расположение отцу? Ещё накажет поди. Теснота большой хижины renaigse давила, но в груди, словно цветок, раскрывалась уверенность. Хотелось смеяться. Он сдерживал улыбку и гнал видения, в которых он всего одной рукой сворачивает птичью шейку несговорчивого вождя, и испытание терпением наконец заканчивается.

— Послушай, вождь, — Винбарр тяжело поднялся и выпрямился во весь рост. — Я пришёл к тебе как честный человек, как мужчина. Как вождь. Открыто. Честь по чести. А ты не хочешь обсуждать калым! Зря не хочешь! Ты послушай меня, говорю! Кроме лошадей я предлагаю охрану из своих людей: ты ведь знаешь, Дети Тир-Фради — опытные воины. А наш клан, Ткачи Ветра, — лучшие среди равных! — в знак уважения он даже не надевал рукавицы, оставив ладони открытыми, и загибал бледные узловатые пальцы. — Предлагаю ещё тебе от сердца земли щедрые дары, которые вы, renaigse, так любите. Цветные камни, жёлтый и белый металл…

— Я не отдам вам мою Лорин! — старик сорвался на визг.

Молодой вождь медленно и многословно выругался на своём наречии.

— Да ты успокойся, вождь. Мы только держимся за руки и ничего не делаем, что положено между мужем и женой…

— Да как вы смеете... !

— Так мы и не смеем, — дикарь развел руками. — Где это видано, чтобы без родительского благословения... ?

На сухих щеках старика проступили алые пятна. Наместник нервно рассмеялся.

— Молодой человек! Вы кажется не в своём уме! Вы и близко не ровня моей Лорин! То, что ваши люди заняли мой двор, ещё ничего не доказывает! Но, смею вас заверить, заявляет больше, чем вы сам!

О да. Чуть больше дюжины воинов во дворе заявляет силу и милость того, на чьей они стороне. Сдерживая рвущееся бешенство, молодой вождь уже в который раз осматривал переполненные книгами шкафы, стены кабинета своего визави и что-то подмечал.

«Она любит кирпичи, посечённые знаниями. Пусть укажет те, что заберу с собой».

— Скорее это она не ровня мне пока что, — Винбарр перевёл взгляд на наместника, и криво и зло усмехнулся, — через несколько циклов состоятся Выборы Верховного Короля. И я буду участвовать!

На словах «верховный король» отец Лорин подложил кулак под щёку и уставился на молодого человека.

— Выберут вождя вождей, правителя всего острова. От воды до воды, через сердце Вулкана будет идти его власть. Твоя дочь выступит гарантом дружеских отношений между нашими народами.

— Ничего она не выступит!!!

-…и вы, и мы устали от войн. Тебе ведь понятно, что мы, Дети Тир-Фради, рождены для боя, и можем продолжать его долго, очень долго?

— Вы смеете угрожать.?

«Да что б тебя левольги драли, проклятый…»

Только жреческие навыки сдержанности и самообладания удерживали молодого импульсивного Винбарра от пучины ядовитого сарказма, уготованной собеседнику. Эмоции слепили наместника, грозный вид дикаря раздражал, и вести беседу в конструктивном русле ну никак не получалось.

— Ну что. Тогда вот как будет дальше, — буднично продолжал дикарь. — Я опять сжигаю твой порт и все корабли, что в нём, — или, — с нажимом продолжал он, — ты утверждаешь и благословляешь наш диста… диман… динам… династический союз. Огонь поселится в твоей деревне, и будет жить до тех пор, пока ты не согласишься, en on mil frichtimen мне свидетель!

Старик Моранж побелел.

— Так это ваших рук…???

Дрожащая старческая ладонь рывком указала на дверь.

— Подумай, вождь, крепко подумай… — юноша потянулся, хрустнув суставами. — Ты прав, нам обоим надо передохнуть. Пошли за мной, когда будешь готов продолжать. Ну или я сам приду.

— Воооон! — шёпотом закричал наместник.

Дверь кабинета закрылась с лёгким стуком. Старик осел в кресле и шумно выдохнул.

* * *

Переговоры затянулись.

Папеньке пришлось выделить для Винбарра гостевую комнату, однако молодой человек отказался, ссылаясь на непривычную тесноту, и всё свободное время проводил во дворе со свитой.

Вопреки протестам слуг островитяне разбили лагерь прямо во дворе резиденции.

С улицы доносился запах мяса на углях и негромкий смех. Вокруг собралась толпа зевак. Горожане никогда не видели вблизи дикарей, да ещё в таком количестве. И те, и другие поглядывали друг на друга с плохо скрываемым интересом.

Юная леди Лорин Моранж с любопытством смотрела в окно, скрываясь за занавеской. Чем внимательнее вглядывалась Лорин в ряды непрошенных гостей, тем больше замечала деталей, и тем дальше отступал страх перед вооружёнными чужаками.

Угрюмый длинноногий юноша сидел у стены кухни и начищал песком броню, исподлобья наблюдал за renaigse с земляками и иногда вытирал локтем нос.

Другой вывел из конюшни лошадь и что-то говорил в стоячие торчком уши, обводил руками двор. Лошадь переминалась с ноги на ногу и трясла цветной гривой. Лорин даже залюбовалась. Вдруг лошадь косо уставилась на неё и замерла. Девушка отпрянула от окна, но не в силах оторваться, вновь прильнула к развернувшимся перед ней сценкам.

Скрестив ноги, Винбарр невозмутимо сидел с товарищами вокруг большого куска мяса. То и дело протягивалась чья-нибудь блестящая от жира ладонь, откручивала кость и исчезала за спинами молодых людей.

Ели неспешно, чисто и давали публике как следует себя рассмотреть.

По виду все они, около пятнадцати человек, были если не ровесниками, то примерно погодками: долговязые, встревоженные, чуткие. Без холодной размеренности, свойственной зрелости, они напоминали волков-подростков: вроде и взрослая особь, а дурачится как щенок. Будь их молодой вождь не таким собранным и серьёзным, он тоже выглядел бы на свой возраст.

Она не заметила, откуда взялись плошки с дымящимся чаем. Пили все вместе, громко сёрпали и нахваливали аромат. Скуластый детина, что был ближе всех к котлу, довольно кивал и кривил рот в попытках перестать улыбаться. Наверное он и заварил чай. У Лорин начинали болеть щёки. Ещё никогда она не улыбалась так долго и так много.

Местные мальчишки с мечами-палками прыгали вокруг высокого молодого туземца с кривыми рогами и в поцарапанной броне, который поднял над головой короткий чёрный меч. Он довольно ухмылялся на нытьё «ну даааай потрогать». Клинок вспыхивал зелёным пламенем, и тогда мальчишки с визгом разбегались и прятались за баррикадами ящиков из-под вина. Когда же он гас, они с воплями «ан гард!!!» бежали обратно, и картина повторялась.

Лорин невольно улыбалась, и сердце блаженно сжималось от трогательного и зыбкого перемирия между враждующими народами. Её чёрствая душа словно оживала и готова была вот-вот закровоточить глубокими, незнакомыми переживаниями, обычными для всех и недоступными ей самой.

— Леди Лорин, они же животные, — возмущённо прокудахтала Сара и перекусила нить над шитьём. — Думала, вы поиграете и успокоитесь, — даром что кровь молодая и горячая, — но вы! Вы! Вы совершаете страшную, страшную ошибку…

Леди Моранж недовольно оглянулась. Брюзжание служанки грубо низвело возвышенное созерцание людей за окном до уровня недалекого сознания самой простушки Сары. Впрочем, пусть дальше остается во власти заблуждений. Ещё не хватало вступать в дебаты со слугами.

— Ой не причитай… А конюх твой, как его, Петер? — он не животное? Все мужчины животные, если подумать…

— Решается ваше будущее!

У неё и мыслей не возникало о будущем. Были только короткие краденые моменты, укрытые ложью, укутанные в расставание. А ей так хотелось пресытиться своим «дикарём», своим вождём, своим Винбарром, который просто взял и просто пришёл за ней с отрядом во вражеский город. Где-то в животе растекалась болезненная сладость.

Можно она больше не будет думать, можно она просто будет наблюдать и удивляться?

Смуглые чуть дрожащие пальцы скользили по бордовым портьерам, едва касались тюли. Тёмное грубое колечко покрыло паутиной царапин кольца по соседству. Наверное их союз так же поцарапает привычные устои. Она подула на него. Как жаль, что сейчас нельзя положить руку на его грудь и согреться, согреться хотя бы ненадолго…

— Знаешь, а он ведь вождь.

— Сударыня, я не разбираюсь.

— Сара, ну это как наместник. Наместник его города.

Служанка посмотрела на госпожу. Госпожа менялась. То ли в ней открывалась обычная человечность, то ли то было взросление. За все годы, что Сара провела в доме наместника, она никогда не видела леди Моранж такой мечтательной. Уродливый прагматизм, холодный ум и подлость уступали непривычной, ужасающей, теплоте. Должно быть, чёрное колдовство. Дальше Сара рассуждать не стала.

— Храни нас Просветлённый, — только и пробормотала она.

* * *

Юная леди Лорин Моранж стояла под огромным кустом жасмина и размышляла. Происходящее казалось авантюрным романом, вздорным сном, чьей-то шуткой. И ей не хотелось просыпаться.

Неслышно появился Винбарр и встал возле неё.

— Ты знала, что приду за тобой.

Она вздрогнула и слабо улыбнулась.

— Нет, но рада, что вы здесь. — Тонкая холодная рука проникла ему под рукав и застыла на линии пульса.

Он смотрел покровительственно и нежно.

— Вождь не отдаёт тебя. Я ему не нравлюсь.

— Вы и не должны ему нравиться. Того, что вы нравитесь мне — достаточно…

Она опустила голову на грудь и только плотнее обхватила его широкое запястье. Биение обоих сердец словно хотело и не могло вырваться из горячих тёмных вен. Её же сердце замирало и останавливалось рядом с ним, как робеешь у края обрыва, где не видно дна.

Так они и стояли, думая каждый о своем.

— Minundhanem.

— М?

— Переоденься в мужскую тунику и иди на базар. И подруге скажи, что всё как надо, что за жизнь леди Лорин Моранж отвечает Винбарр.

— Вы что-то задумали. Она не подруга...

Он улыбался и смотрел, как сияют её глаза, и влажно блестят жемчужные зубки.

— Домой съездим, с батей познакомлю. Получим благословение — и обратно.

Лорин всплеснула руками. Наконец она увидит, как живут островитяне! Руки сами захлопали в ладоши, но тут же вернулись под тёплые рукава туники.

— Вы чудесный!

Винбарр коротко клюнул её в лоб и быстро скрылся в темноте.

Закат лежал на угловатых плечах Винбарра, когда юноша во весь опор мчался в Сан-Матеус. Рога были усыпаны мелкими ароматными бутонами. Распускались таинственные ночные цветы и пьянили, пьянили удушливой сладостью.

Тощие жилистые ноги упруго пружинили по ему одному заметным тропам, иногда толкая тело в перескоках от крепких стволов. Мимо него неслись, чуть не сбивая острые локти и подпрыгивающие колени, краснолистные деревья, скалистые взгорья, резные камни с обманчиво-мягким мхом…

Как же он виноват перед своей леди Лорин де Моранж! Винбарр подбирал слова, чтобы оправдаться за убийство отца перед подругой. Убийство вождя чужого народа имело глобальные последствия для политической обстановки, но сейчас его больше волновала та боль, которую он причинил, когда неверно истолковал просьбу своей minunhanem. Должно быть, как Истина, девушка говорила метафорами, а он, баран, посмел понять её слишком буквально, как какой-нибудь недалёкий пастух. Ветер свистел в ушах, а он всё бежал, и сумеречный мир улыбался его трепету.

Молодой вождь сложил все дела клана на отчима и увлечённо расчищал, распутывал подступы к своей minunhanem. Макс снисходительно ворчал и хмурился. Дескать, женщины, конечно, дело важное, но не когда становятся помехой делам. Он был уже готов грозить перевыборами вождя Ткачам Ветра, видя безрассудность сына.

С другой же стороны он любовался искренней одержимостью молодого человека и желал счастья им обоим.

Кем бы ни была загадочная избранница.

Ведь любмый сын наконец становится нормальным человеком. Полюбив, он надолго отсрочит свой уход, своё служение острову в образе кошмарного надайга, обретёт наконец радость семейной жизни, будет пореже ходить в святилище…

У заставы ему захотелось встать перед воротами, упереть руки в бока и заорать: «Открывайте, renaigse! Я иду за своей женой!», и вот он уже набрал побольше воздуха, но только рассмеялся. Ему пришлось бы растолковывать недалёким воинам, что да, что их необычный союз будет так же священен перед богами, как и обычный, что они будут счастливы в деревне Э-дем, среди таких же различных, но нерушимых супружеских уз… А бестолковые Железные Спины бы слушали его, слушали, и дальше бы распускали рассказ по острову о том, каким счастьем может быть непохожесть…

Сапоги снова оказались за поясом, и Винбарр тихонько пожурил себя за радость, которая переполняла его так невозможно, что хотелось поделиться ею со всем миром. Он привычно взбежал на крыши лачуг охранников и побежал к городу.

* * *

Силуэтом большой чёрной птицы он перелетал с крыши на крышу над провалами улиц, ставшими едва ли не родными. Вот он крепко возьмёт её за прохладные узкие плечи, торопливо поцелует лоб и глубокие глаза цвета полированной стали, и скажет… он скажет… Лорин?

Несмотря на позднее время, он угадал её торопливую походку под накидкой. Но куда и зачем ей было спешить в столь позднее время? Юноша куском мглы следовал за ней по крышам, неумолимо приближаясь к громадине их святилища — собора. Призраком он скользил за ней в тени деревьев, но замер, услышав сбивчивый неритмичный стук. Он был так близко, что казалось, ещё ладонь — и он схватит её за край накидки и зароется длинным носом в плотную ткань. Дурное предчувствие сжало сердце. Он поспешил за ней.

* * *

Шея привратника издала непривычный щелчок, и молодой Винбарр затащил его внутрь. Проморгавшись, он наконец привык к темноте и поспешил за Лорин. Даже ему, хорошо знакомому с пещерами святилищ и подземельями, было непросто сориентироваться в молчаливых ходах. Слишком многие из них оканчивались тупиками.

И вот дверь, пропускающая звуки и запахи. Пропускающая скомканные изломанные нити жизней и смрад.

Совет у них там что ли?

Открыв дверь, он остолбенел, оглушённый больным весельем и пороком тайного собрания.

Оглядевшись, он думал увидеть нити, питающие их бога: недаром действие происходило под святилищем. Но в этом святилище бога не было.

Мимо него сновали renaigse с питьём и кушаньями. Сладкий запах дурманил и их, и вождей. На него не обращали внимания, возможно приняв за маскарад тунику и рога.

Молодой человек встал в тень у стены, отчаянно выискивая Лорин среди пьяно визжащих женщин. Винбарр прерывисто дышал, всё больше успокаиваясь: его minundhanem не могло быть здесь, ибо не было той причины, чтобы его богиня, его Истина…

Сердце упало. Лорин в чёрной искристой маске шла под руку с высоким мужчиной в шатёр, тени на котором прекрасно передавали наружу происходящее внутри. Её ведут силой? Широкая ладонь легла на рукоять меча. Нет… Сама. Она идёт сама… Взгляд перескочил на тени на шатре. Снова на неё, на его единственную, на него minundhanem. Снова на шатёр.

Винбарр растерянно смотрел через весь зал и не сразу понял, что к нему обращаются. Подле него стоял слуга renaigse c подносом и что-то говорил. Юноша машинально кивнул, захватил горсть белых кубиков с подноса и забросил в рот, бездумно хрустя.

— Но зачем так много! Это же опиум! Его нельзя есть, только курить! — замахал руками renaigse.

— Уйди, — бросил юноша, морщась от горечи, и снова начал искать очертания Лорин.

Когда он нашёл её среди теней на шатре, Винбарр пожалел, что его глаза не вытекли.

* * *

После традиционного Молока опиум и подобные вещества были бессильны влиять на чувства и восприятие островитян. Юноша спокойно стоял, не сводя округлившихся глаз с Лорин. И только кончики его пальцев чуть заметно дрожали.

Не нужно было слов. Юная леди Моранж поняла мгновенно. Винбарр видел всё, все унизительные подробности последних часов.

Ей хотелось прокричать ему:

— Мой глупый, мой наивный, мой прекрасный! Забудь навсегда всё, что видел и чем обжёгся здесь! И меня забудь! И уходи, уходи! Прочь отсюда уходи в свой прекрасный и дикий мир, в мир, такой же прекрасный и лишённый порока, как и ты сам!

Но конечно же, она не издала ни звука. Ведь однажды он поймёт. Он всё-всё поймёт.

Она едва коснулась плеча. Винбарр отшатнулся.

— Мы должны поговорить, — тихо попросила девушка и сдерживая стон, поспешила к себе.

* * *

Они долго молчат.

Он унижен. Его права на женщину и самолюбие уничтожены. Публично раздавлены renaigse.

Она разрушена. Её тела и душа отданы на откуп.

— Ты была чашей, в которую все наливают… — неуверенно проговорил он. Взгляд шарил по книжным полкам гостевой комнаты. Юноша словно искал союзника подтвердить лжесвидетельство собственных глаз.

— Только двое…

— Не лги! Несущественно! — слова ломались как сухие ветки, откусывали и выплёвывали куски сердца.

— Я же так тебя берёг… — раскрыв глаза, Винбарр говорил всё тише; он только шевелил губами, словно в диалоге с самим собой разыскивая выход из страшного лабиринта. — Я, жрец и вождь, принял и полюбил твой совершенный ум и твоё совершенное тело. Твою трудную несовершенную душу. Пришёл, чтобы навеки сделать их своими, понимаешь?.. Принял и полюбил, это вот здесь! — дрожащий широкий кулак смял вместе с кожей тунику на груди.

Даже с закрытым руками лицом юная леди Моранж всеми фибрами осязала его жгучую ледяную боль. Слёзы катились по её щекам.

— Твоё тело — святилище, в которое могу входить только лишь я, твой жрец, — он говорил скороговоркой и терял равновесие. Словно сеть трещин прошла по нему изнутри и превратила в пыльное крошево его самого и всё, чем он дорожил. В отчаянии он хотел было позвать en on mil frichtimen, но умолк: не достоин.

Винбарр так и стоял, прерывисто дыша. Лорин глотала слёзы, не в силах поднять на него взгляд.

Он хотел привычно схватить её за руку и притянуть к себе, но отдёрнул окоченевшие пальцы.

— Ты пахнешь скотом и скверной…

— Винбарр… — она впервые коснулась губами его имени, — в мире renaigse женщине не выжить одной, понимаешь?

— Но я же пришёл за тобой! Ты сделала другой выбор! Ты меня не спросила! Зачем ты не сказала о своём выборе бедному Винбарру.?

Лорин не решалась поднести к нему ладони, и помутневшие серые зрачки словно рассматривали на полу карту её решений и поступков.

Вот она просит Винбарра избавить её от папеньки…

Вот она идёт к Сестре Корнелии…

Вот она идёт в подвал…

— Каждую минуту жизни мы совершаем выбор, — вдруг прошипел он, и глаза его стали злыми и холодными. — Тогда, после порта, я выбрал тебя! Я прошёл огонь, чтобы выбрать тебя! Беззащитную и храбрую. Сразу же выбрал, как только твоё достоинство не преклонило колен перед моим злом!

Лорин сглотнула и залилась слезами.

— И ты сразу же совершила свой выбор! Ты выбрала меня, леди Лорин Моранж. Ты шагнула за свой страх, потому что выбрала меня! Невзирая ни на что ты выбрала меня, — его так сильно трясло, что он выбросил руку, чтобы опереться на стену. Сам того не желая, юноша перешёл на язык островитян.

Однажды Лорин видела, как бичуют. Как огромная гибкая плеть толкает тело вперёд и уже на обратном ходу разрывает плоть. Выпускает крик, боль, кровь, вину.

Лучше бы Винбарр избил её. Или убил вовсе. Только не эти слова. Перескакивая с языка на язык, слова лишь меняли оболочку на горькой пламенеющей сути.

Дикарь поднял подбородок и свысока рассматривал девушку.

— Ты могла не идти. Ты в каждый момент могла остановиться, не делать, — слова падали семенами, что никогда не взойдут. — Ты могла снова выбрать меня и пойти домой. Не выбрала. Не меня.

Он больше не видел человека. Перед Винбарром стояла запуганная зверушка, которую он по ошибке принял за свою minunhanem.

— Ты больше никогда не увидишь и больше не услышишь ничего обо мне.

Пригнув голову, он выпрыгнул в окно.

Стояла глухая непроглядная ночь. Чёрная зелень чащи Фрасонегада глянцево блестела мягким холодным сиянием. Листья отражали то ли звёздный свет, то ли бледный свет колдовского костра.

Кто-то сидел у тусклого огня со сложенными ногами и стучал сушёными косточками друг о друга, слегка покачивая в такт длинными косами, обёрнутыми бледными побегами вьюнка. Ассиметричные лихо закрученные рога чуть касались плеча. Под её ногами валялась расцарапанная то ли заячья, то ли барсучья шкура. Складка между сдвинутых бровей, казалось, плясала вместе с коротким тусклым пламенем: болотная ведьма читала будущее. Её косы заплетались в длинную змею, по которой ползла тоненькая золотая стрелка — Тысячеликий бог, en on mil frichtimen, не выдержал и явился посмотреть. Вокруг было тихо и мрачно. Изредка постукивали амулеты или звякал сломанный камень.

Улыбка сдвинула полосы на раскрашенных щеках, и между широких тёмных губ высунулся язык. Хриплый смех, больше похожий на карканье, вдруг шумно вспорхнул над розовеющим в темноте вулканом вместе со стайкой испуганных птиц. Бледный кулак шутливо пригрозил вулкану.

Маленькая ладонь убрала с лица косы:

— Это — его судьба, en on mil frichtimen, и его воля! Она больше не твоя!

— Судьба переменчива и жестока, нелюдимая Мев. Тебе ли не знать, — прошелестели листья, и над тайной полянкой загорелись столбики северного сияния.

Большеротое лицо без возраста нахмурилось, и грубый голос прокричал вулкану:

— У тебя больше нет над ним власти, en on mil frichtimen! Только его воля! Его!

Поднялся сильный ветер и разметал остатки костра. Его порывы овевали строгое, чуть злорадное, лицо. Затем оно ещё раз оскалилось, захохотало и сгинуло. Всё исчезло. Лёгкая туманная дымка закрывала луну и звезды.

* * *

В Стейгер-Фалаг было непривычно многолюдно и шумно. Деревня собиралась на базар: яркие циновки с цветами клана скручивались упругими тугими свёртками, наконечники стрел осторожно собирались в редкие гроздья, вязанки пера всех цветов и мастей бережно перекладывались листьями. Стайка длинноногих девушек грациозно трусила за важными воинами, и среди по-птичьи звонкого хихиканья то и дело слышались просьбы, и на широкие запястья навязывались нитяные браслеты с новыми узлами на память. Старухи с узкими раскрашенными лицами восседали в тени хижин, лущили семена в сухих ладонях с длинными ногтями, хрипло смеялись, перекрикивая шум, и кому-то грозили кривыми пальцами.

Высокая фигуристая женщина с яркими зелёными глазами загадочно улыбалась и наводила порядок, снисходительно поглядывая на рассерженного старого вождя.

Макс сердито ковылял по Главной Хижине Стейгер-Фалаг и то и дело чесал бороду с проседью.

Винбарр забрал лучших бойцов с табунщиками и ушёл к renaigse. Говнюк! Он не оставил ни предупреждений, ни распоряжений, ни единого намёка, к чему готовиться, и Макс нервничал. Ответственные вожди так не поступают. На следующем же Совете он снимет с засранца все полномочия главы племени. И минимум на год-другой! А то и дольше! Пусть подумает и придёт в себя. Говнюк!

Вдруг он почувствовал сильный озноб и дрожь. Зеленоглазая вскинула голову к двери. Блеснула улыбка, и на пороге хижины появилась нелюдимая Мев, Болотная ведьма, хранительница мудрости, наставница Детей Тир-Фради.

В её худые колени сзади тыкалась плоская морда огромного леволана. Ящер чуял аппетитные запахи из казана и силился пролезть в хижину.

Стало так тихо, что было слышно, как закипает вода в котле.

Тяжёлый глухой взгляд Мев прошёлся по присутствующим и по обстановке хижины. Поднявшееся было тесто тут же осело, молоко скисло, а с алтаря скатилась и разбилась чаша с подношением для en on mil frichtimen.

— Мев приветствует Ткачей Ветра. Да не знают узлов нити, что вы ткёте, — низкий бархатный голос разнёсся по хижине и скрылся в дымоходе, повисая в воздухе искрами опадающего благословения. Даже как будто стало легче дышать.

Охранный жест накладывать под строгим взглядом нелюдимой было в высшей степени бестактно, и Макс только и успел, что прикрыть руками пах и опустил глаза.

За него ответила Зеленоглазая:

— Да будет земля мягкой под ногами твоих ящеров, нелюдимая. Благодарим en on mil frichtimen, что указал тебе путь к нашему дому.

Она уже хотела припасть к руке ведьмы, но та быстро просеменила к алтарю и села рядом. Зеленоглазая налила ей полную чашку свежего мёда и, как могла почтительно, подала.

— Она ждёт Винбарра. Не обращайте внимания, словно её и нет вовсе, — проговорила Мев и опустила нос в чашку с мёдом.

Макс в панике посмотрел на подругу. Только Ужасной-Бесчеловечной-Кошмарной-Мев-Пожирательницы-Всего не хватало в его доме! Зеленоглазая развела руками, и одними уголками губ показала, мол, нелюдимая не приходит просто так. Видать, на то воля Тысячеликого бога, и нужно поучиться у него смирению и мудрости. Старый вождь что-то буркнул о срочных делах в кузне и хотел было ретироваться, но выметенный пол хижины загудел, и огромные толстые корни намертво заплели выход.

— Надо подождать, — пожала плечами нелюдимая Мев и обмакнула пальцы в чашку со сладким.

* * *

Юная леди Моранж чувствовала себя голой. Шляпа с пером, незатейливо расшитый камзол, кафтан, простая рубаха, перчатки, кюлоты и чулки. Казалось, Лорин надела на себя вместе с мужским платьем и стеснительность. До знакомства с Винбарром ей не давались тривиальные переживания юных дев. Врождённая бесчувственность и эмоциональная притуплённость раз за разом выручали её там, где обычная здравая леди уже давно закатила бы истерику или вовсе упала без чувств. Несведущие в тонкостях душевной организации наверняка сочли бы эти качества за проявления мужества и отваги.

Но неумолимые перемены уже медленно меняли изнутри, разбивали коросту, укрывающую саму суть Лорин. Поэтому она только прижимала к себе корзину и прикрывала ею короткие тычки локтя, когда прерывала причитания служанки.

Оглушённая незнакомой доселе робостью и новыми впечатлениями, она только сильнее сжимала плечо Сары в пёстрой толпе.

Рынок Новой Серены сегодня особенно гудел: некоторые лавочники собирались на выезд вглубь острова, торговать с местными. Стояла невозможно яростная брань. Впрочем, без того кипения, что выливается в опасные для окружающих стычки.

— Куды на базар-то! Вы зверей энтих ещё домой к себе пустите!

— Вон наместника резиденцию взяли в осаду, вишь. Перебить туземцев надо, пока без подкрепления-то! Уж никак не на базар! Тьфу!

— А ты стражу-то видел? Была бы осада — была бы стража! И Хикметские, и Сан-матеусовские, — все были бы здесь! Говорю тебе, то старик Моранж что-то замышляет, казна-то пуста поди!

— С паршивой овцы…

Сара уже полезла было с кулаками доказывать, что, мол, всё не так, и Лорин потребовалось применить угрозы поркой, если та немедленно не сосредоточится на их цели. Она только ниже надвинула на лицо шляпу и осмотрелась, встав у прилавка с овощами. Мальчишки с грязными ртами, лавочники, какая-то босота, яркие шали экономок с корзинами, красные щёки поварят, огромные руки и загривок лоточницы… Голова кружилась, и ноги подкашивались. На плечо легла рука. Лорин оглянулась и увидела позади высокую фигуру в выцветшем капюшоне и плаще.

— Иди со мной, renaigse, — прозвучал гортанный женский голос с сильным акцентом.

Из-под капюшона смотрело раскрашенное лицо дикарки, совершенно без выражения. Или оно было скрыто раскраской?

— Вождь ждёт тебя.

Лорин задохнулась.

— Это моя компаньонка, — она подхватила под мягкий локоть зазевавшуюся Сару. Дикарка удалялась по направлению к западному выходу. Девушки поспешили. Сердце юной леди Моранж стучало как никогда громко, и как никогда мало ей было воздуха.

У Западных Ворот их ждала ещё одна женщина с парой несёдланных лошадей.

Дикарка строго осмотрела прибывших и, резко ударив кулаком в грудь, назвала своё имя. Говорила по-военному кратко. Лорин невольно залюбовалась сопровождающими. Высокие, длинноногие, грудастые, с тонкими талиями, волосы собраны в тугие косы. Они помогли девушкам взгромоздиться на лошадиные спины и вскочили следом, усадив их перед собой.

Та, что постарше, тихонько причмокнула, и лошади сорвались с места в галоп.

— Вождь решил принести renaigse в жертву en on mil frichtimen? — говорила одна, совершенно не задумываясь, что их речь могут понимать, — Он с ними никогда не церемонился. Живая renaigse годится разве что на алтарь, да благословит его en on mil frichtimen.

— Зачем? Renaigse же дочь их вождя. Он не дурак, чтобы из-за бабы начинать войну, — фыркала другая.

— Он? О, он далеко не дурак! Хотя кое-кто рассказывал, он — хуже, чем дурак! Он - тенлан, когда зажимается с очередным…

— По нему и видно! Погоди, ещё возмужает к Выборам, может успокится…

— А может и нет!.. — дикарки мерзко захихикали. Их лица не были видны, но сами слова, и то, как их произносили о Винбарре, заставляли Лорин содрогаться от бессильной ревности.

— Которая из них дочь? Большая?

— Скорее мелкая. Большая по сторонам смотрит. Смотри какая эта встревоженная.

— И зачем ему renaigse?

— Что толку гадать, лишь бы беды не привёл в этой замухрышкой!

Обе посерьёзнели.

Ногти как-то сами впились в холёную шкуру лошади под Лорин.

* * *

Когда показалась вечная осень красных листьев Ведрада, юная леди Моранж перестала вслушиваться в разговоры дочерей Тир-Фради и смогла расслабиться. Без седла от галопа начинало ломить поясницу, и больше всего на свете хотелось наконец сойти на землю. Видимо дорога утомила и Сару: служанка перестала выкрикивать свои рассуждения о дикарях, дикарках, их лошадях, богах и образе жизни, и только охала.

В густом перелеске всадницы спешились. Та, что постарше, неприятно взяла Лорин за плечо и повела куда-то вглубь леса. Возмущаться не было смысла, и она просто шла, стиснув зубы и прикрывая лицо от веток. Сара кряхтела и молчала.

На небольшой полянке с замшелым камнем их ждал Винбарр и пара пятнистых лошадей, на одной из которых всё же было седло.

— Да не пойдёт скала трещинами под твоими ногами, вождь.

— Приветствую, дочери Тир-Фради, да не знают усталости ваши крыла на ветру.

Сара упёрла руки в боки и запротестовала:

— Почему так мало лошадей? Я отказываюсь снова ехать вдвоем, да ещё и без седла!

— Возвращайся домой и передавай папеньке, что со мной всё будет хорошо. Обещаю.

Юная леди подошла к компаньонке и мягко взяла за большие ладони.

— Я знаю, что делаю, поверь. Тебя вернут в город. Ведь вернут?

Винбарр гладил по крупу лошадь одной из дикарок и негромко с ними переговаривался. Он кивнул, не поворачиваясь.

— Но леди Лорин!..

— Всё будет хорошо.

Сара разрыдалась. Они обнялись.

Дочери Тир-Фради уехали и увезли служанку с собой. Лорин смотрела им вслед, и что-то важное, привычное, но тяжёлое, навсегда покидало её.

Лошади щипали траву между камней. Мужское платье казалось совсем свободным и вместе с тем чересчур откровенным. Особенно гладкие кюлоты с белыми чулками. Папенька пришёл бы в отчаяние, заявись она к нему в таком виде, и наверняка сказал, что такой наряд неприемлем для леди, потому что не оставляет места фантазии. Всё больше неловкости сковывало юную леди Моранж. Она не решалась обернуться.

Едва они остались одни, он заговорил. Его голос делал наречие Детей Тир-Фради почти родным.

— Да цветёт земля под твоими ногами, minundhanem.

В груди закололо. Лорин повернулась с видимым усилием.

— Да не знают промаха твои стрелы, minundhanem.

Винбарр стоял, прислонившись к дереву, и наслаждался зрелищем. Как похоже на их первую встречу. Снова беззащитная, снова храбрится. Прекрасные ноги с узкими лодыжками, которые можно обхватить всего одной рукой. Восторг захлёстывал, и стоило немалых усилий скрывать его под маской цинизма.

День шёл к вечеру. Лорин молчала и только рассматривала Винбарра. Он расслабленно потирал шею, и в этот момент усыпанные цветами рога почему-то особенно напоминали корону. Королевский венец, совсем как у благородного оленя. Его грубая красота сводила с ума юную леди.

— Я тебя куплю, как кобылу, — безразлично процедил он, и словно тысячи рук ощупывали Лорин под его взглядом.

— Меня? Как кобылу?

— Да.

— Зачем меня покупать? Я и так ваша.

— Такова моя воля. И таковая моя Традиция.

Он оттолкнулся от дерева и медленно приближался. Пальцы привычно развязывали тунику, пока он изучал добычу мерцающими белесыми глазами.

— Я обменяю тебя на мир и торговые обеты с renaigse со всех ваших деревень. Ты просила свободы, помнишь? Так вот я тебе её дам. Ты будешь свободна почти во всём и почти везде.

Лорин судорожно вдохнула и облизнула пересохшие губы. Ей вдруг стало очень холодно и страшно.

Неужели всё, что происходило между ними, все эти взгляды, прикосновения, поцелуи, бесконечные объятия, — было только ради того, чтобы заключить союз с renaigse?

Её зрачки расширились. Они все одинаковые. И он такой же, как любой дворянин. Просто иначе одет. И палки в голове. А она — только вещь, которую перекладывают из золотой клетки в земляную яму.

Губы задрожали. Только не это. Только не так. Неужели она для него — всего лишь предмет сделки?

Пелена влюбленности осыпалась острыми осколками к его ногам. В ушах стоял звон. Только сейчас ей открылось, почему папенька и слуги были так напуганы.

— Дикари — такие же сложно организованные люди, как и мы, — тоскливо думала Лорин, и огонь её серых глаз угасал. — И инструменты достижения их целей всё те же, что и наши.

Оживающая душа застывала камнем. Какой тонкий расчёт. Такой молодой, и уже такое чудовище. Нелюдь, идущий по сердцам ради своих целей. При дворе он многого бы добился. Неудивительно, что он — вождь…

Знакомое горячее дыхание коснулось уха. Шляпа слетела и махнула пером из кустов. Шпильки одна за одной отпускали волосы, и их подняло вверх, собрало в хвост. Жёсткие пальцы провели вниз от линии роста волос и упёрлись в ворот камзола. Благо расстёгнутого. Отброшенного. Тонкие очертания рук скрывала рубаха из-под просто вышитого кафтана. Полетело в кусты. Гори они синим пламенем. Сукно нижней рубашки затрещало в требовательных руках.

Только что она как будто узнала его настоящего.

Так ей и надо. Глаза переполнились слезами, и вот уже всё вокруг помутнело и расплылось. Чёрствый, расчётливый, циничный… Все качества, некогда присущие ей самой. Перед глазами пронеслись воспоминания, и каждое ранило Лорин её же холодом. Вот она не отпускает Сару на похороны матери... Вот велит высечь сына горничной за кражу пирожка... Вот презирает папеньку, который ради её будущего потерял завидный пост... Винбарр отравился ею, словно малихором, заразился её глухотой и безразличием к чувствам окружающих. Он взял на себя всю её черствость и цинизм, стал её зеркалом, отразил её истинную, идущую к погибели и уводящую невинных за собой. И ловушка захлопнулась, и некуда бежать. Ведь как можно отказаться от оживившего ей сердце?

Юная леди Моранж стояла перед ним в одних кюлотах и чулках, опустив голову, и прикрывала руками обнажённую грудь. Она прошептала:

— Вы чудовище. Но я люблю вас и буду продолжать любить даже таким.

Винбарр спустился перед ней на колени и заглянул в лицо:

— Страшно тебе, да?

Лорин кивнула, и слезинка упала на его жестоко искривлённые губы. Чёрный язык быстро спрятал её в рот. Он довольно ухмыльнулся. Немигающий взгляд плотоядно обшаривал её ослабевшее беззащитное тело.

Он медленно протянул к ней руки и с усилием поставил на колени напротив себя.

— Помнишь как ты зашла в водопад?

Она кивнула.

— А если я такое же чудовище, как тот, кто чуть не сожрал тебя там?

— Это уже не имеет значения. Уже ничего нельзя изменить. Кем бы вы ни были, — прошептала она, и слезинки наконец выкатились на щеки. — Вы что-то такое со мной сделали. Я не мыслю себя без вас. Нет ничего страшнее потерять вас. Стать чужой.

Как же кровоточила её оживающая беспробудная душа! Взгляд бегал по её лицу и вбирал искреннее страдание.

— Хорошо, что боишься. Страх не даёт заскучать или уж очень расслабиться, — он говорил прежде всего о себе, но Лорин была слишком потрясена, чтобы разгадать уловку. — Я научу тебя любить страх...

— Помнишь нашу первую встречу?

Она снова кивнула.

— А ведь я ещё тогда сделал с тобой всё, что хотел. Мысленно.

Она возмущённо вспыхнула.

— Животное!..

— Стерва!..

Снова эти ямочки у его красивых тёмных губ. Этот лукавый взгляд и хитрая улыбка. Да он просто дразнит её! Вот уже и ей самой невозможно сдержаться. Вот уже они оба улыбаются и не сводят глаз друг с друга.

Она вспоминала, как он жадно, с трудом владея собой, держал её у страшного водопада. И как она, боясь соскользнуть в опасную воду, крепко обхватывала ногами его узкие бёдра. Она тогда смотрела, как он отводил глаза и что-то тихо говорил сквозь зубы, но не выпускал её из сильных горячих рук. И между ними был только тонкий слой его одежды, которую он так и не снял.

Неужели дикарь действительно любит её? Не имеет значения. Идти за ним без оглядки любым путём, какой бы он ни выбрал. К какому бы концу её ни вёл. Она приняла свою судьбу. Руки Лорин безвольно опустились и открыли грудь. А Винбарр продолжал улыбаться и смотреть. Но она не чувствовала ничего, кроме его свирепой, клокочущей радости. Её сердце ответило совершенно естественным чувством.

— Я шёл сквозь огонь, чтобы встретить тебя, женщина. И я принесу огонь в твою деревню и поселю его там до тех пор, пока вождь добровольно тебя не отдаст.

Ей казалось, тысячи рук достают из бездны её свёрнутую, словно закованную в доспехи, душу. И, несмотря на растерянность, ей вдруг стало ясно — там, за этими пустыми страхами, ничего и никогда не существует. Истинны только счастливые, полные нежности, глаза почти бессмертного существа напротив. Лорин прерывисто всхлипнула и закрыла лицо руками.

— Винбарр, это называется не «добровольно». Это называется «шантаж», «угрозы» и карается судами и расправами…

Он не слушал. Сухие горячие губы целовали её виски и закрытые глаза. Это было настоящим, чистым и полным обещаний. Она произносила что-то ещё, но умолкла под его поцелуями. Его руки пахли конским потом, когда он убирал с её лица волосы. Казалось, сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Она опустилась на траву и смотрела на него, разгорячённого, счастливого, дикого. Её кожа всё ещё отдавала безжизненным холодом резиденции, из плена которой он её спас.

Его руки легли ей на плечи, а губы сомкнулись вокруг её рта.

Для Винбарра, вождя и жреца Ткачей Ветра, колесо времени сошло с оси мира, чтобы наконец столкнуть его с девчонкой renaigse.

Наскоро пообещав про себя Тысячеликому богу исполнить все обеты, как только они доедут до деревни, он перестал сдерживаться и наконец дал себе волю.

Он ловил губами её пальцы, пока она с невиданной доселе робостью едва касалась его высокого лба, бровей, скул, губ… Их тела переплетались, и она впервые за много дней услышала стук обоих его сердец и сбивчивое дыхание. Он целовал её, гладил, забываясь, сжимал в объятиях, так сильно стискивал её бёдра, что на них разом появлялись несколько параллельных царапин, снова целовал — и это была совершенно здоровая и ненасытная мужская любовь. Лорин пылко отвечала на его поцелуи, согревалась в тепле, которое испепелило бы кого угодно на её месте. Казалось, кроме жгучей страсти, затопившей всё существо, между ними по-настоящему ничего не было. Его губы что-то шептали в такт их движениям, он забывался в ней и успокаивался, зарываясь раскалённым лбом в её прохладную шею. И она уже верила, что сможет дотянуться до него, дорасти, сделать единым со своей душой и разделить с ним неведомое бездонное счастье. Им не надо было больше ни о чём думать. Как давно она не ощущала себя так спокойно и уверенно... Дрожащие губы были почти готовы беззвучно прошептать: Я погибну, если предам его...

Они лежали в смятой в траве, взявшись за руки, недвижимые, но взволнованные больше чем когда-либо. Винбарр открыл глаза, когда её руки оказались в его волосах. Когда она обвела взглядом укрывающую их зелень, ему показалось, что её глаза — два тумана, только что вышедшие из-под чёрной маски грозовых скал. Он смотрел на неё, живую, очистившуюся, возродившуюся и ликовал. Теперь он понял, что у Лорин есть сердце. Он своими глазами видел его. У неё есть сердце, хотя в нём нет ничего привычного человеческому.

Их разделяли разные миры, их объединяли разные миры. Её страх и его надежда, его страх и её надежда.

— Вы специально пришли вот так открыто. Чтобы пути назад не было, верно?.. то есть ты. Ты… пришёл…

Он не отвечал. Грубые широкие ладони скользили чуть царапая, по её коже.

— Хвала en on mil frichtimen, я жрец, а ты — мое испытание. Только жрец способен вынести женщину так близко и не потерять себя. Теперь я знаю, что могу всё. Я подобен богу с тобой, леди Лорин Моранж, понимаешь?

— Я понимаю, что чувствует бабочка на булавке, minundhanem.

Смуглые ладони водили по его груди и задерживались на красных пятнах косых вечерних лучей.

Его длинный рот почти закрылся. Он сдвинул брови и нахмурился.

— Что это означает?

— Забудь, ничего!

— Нет, подожди, это же интересно. А зачем сажать бабочку на... О? О..! Я кажется понял...

— Забудь!

— Значит, на булавке..?

— Винбарр!!!...

Весь их мир пребывал в мучительном исступлении, которое росло, собиралось и вот-вот должно было пролиться через край в густое закатное солнце.

* * *

Корни с грохотом ушли в землю, и дверь хижины раскрылась.

Винбарр, пригнув голову, вошёл, отметив, что Макс обычно не запирал дом. За ним вошла Лорин. Он махнул ей на циновку, и она села, с интересом разглядывая обстановку.

— Да будет обильной добыча твоей охоты, Макс.

— Да чтоб тебя вайлеги драли, сукин сын!

Винбарр быстро зыркнул в сторону маленького домашнего алтаря и вздохнул. Очертания алтарного камня были наполнены нежным сиянием от незримого присутствия en on mil frichtimen. А ведь он так и не дошёл до святилища для сложного и жизненно важного разговора. Возле алтаря в неестественной тени тихо мерцали глаза цвета болотных огней. Нелюдимая Мев, наставница Детей Тир-Фради, с которой он так и не решился обсудить свой выбор, и она была здесь. Все самые важные для него люди сидели и слушали, как его разносит отчим.

Впрочем, за дело.

Тирада Макса не имела пауз, и Винбарр просто не мог сказать, что гостья всё слышит, и, что хуже — прекрасно всё понимает. Что ж, пусть слушает.

— Теперь ты — вождь, не я! Да ты охренел?!.. Как ты мог вот так уйти?!.. Ты не оставил никаких указаний своему клану и изчез! А если бы напали renaigse? А если бы они начали ставить деревню неподалёку? И хвала en on mil frichtimen, я остался здесь! А мог бы тоже уйти! И не ушёл! Что же ты за вождь???

В живописных препирательствах юная леди Моранж вдруг разглядела встречу встревоженного родителя и непредсказуемого, но достойно воспитанного ребёнка. Где даже смена статуса иерархии не отменяет глубокого почтения перед вырастившим его пожилым вождём. Интересно, какова была мать Винбарра, ведь они не были похожи с отцом ни единой чертой.

Красивая женщина с яркими зелёными глазами разливала душистый травяной настой и ловко убирала преграды с пути рассерженного вождя. Корзины, разложенная броня, какие-то непонятные инструменты, — всё проворно исчезало с дороги мужчины. Лорин хотелось раствориться в простой гармонии обстановки — в хижине было только самое нужное, расставленное продуманно и удобно.

Тем временем тон перепалки успокоился. Старый вождь уселся у стены и утёр лоб. Он не глядя взял плошку с настоем из рук зеленоглазой и начал шумно пить, делая вид, что никакого Винбарра тут нет.

— Отречешься от служения вождём на следующем же Совете! Ну или Совет отстранит тебя на год, сучий ты потрох.

— Как скажешь, Макс. Отрекусь, — Винбарр сел у его ног, осторожно разогнул одну, обмотанную яркой лентой, и начал тихонько разминать. Макс не сопротивлялся, но по-прежнему не смотрел на молодого человека и только сопел.

— Дай благословение, — как бы невзначай спросил Винбарр, тоже не глядя не вождя. Вождь рывком забрал ногу обратно и поставил чашку. — Я пришёл за благословением. Женюсь, — он кивнул на Лорин, двумя пальцами вынимающую маленькие листики из своего настоя.

Макс скептически поднял брови и уставился на девчонку renaigse.

Святилище было чистым и пустым, будто его и вовсе не покидал влюбленный юноша, обитавший в нём.

Не было ни пылинки, ни сухой веточки.

Винбарр вошёл, и корни плотно заплели выход.

Он сел у алтаря и заплакал, уронив голову на грудь. Скомканная выброшенная часть его была растоптана и осквернена renaigse.

Рана кровоточила.

Он просто положил голову на руки.

— Плоть от плоти моей, — тысячеголосый шёпот зазвучал внутри. — Плачу вместе с тобой, ибо глаза мои видели то же, что и твои…

Не держи, выпусти из себя, дай мне поглотить всю твою боль…

И Винбарр заорал. От его крика дрожали стены, и надайги вторили ему в непролазных чащах, внимая гулу его боли от самого чрева земли.

Комки ярости, гнева, обиды поднимали его всё выше, норовя обрушить на пол и разбить, растоптать и его самого, и его несгибаемый дух.

— Ты так юн…- Винбарр трясся, уперевшись в алтарь. — Так юн и так одинок…

Он лишь мотал головой, содрогаясь ото всего, что разрывало его безумное сердце. Из алтаря всходили нежные ростки, и, едва касаясь юноши, они проходили сквозь его грудь за спину, формируя собой высокую рогатую фигуру.

— Я дам тебе всё, в чём так остро ты нуждаешься, — в шелесте голоса фигура позади всё обретала человеческие очертания.

Винбарр лишь тяжело дышал, глядя вникуда перед собой. Если бы он оглянулся — увидел бы себя самого. Высокого, плечистого, могучего. Преданного… Такого, каким бы он мог быть. Близнецов различал только цвет глаз. И пожалуй сам взгляд.

— Ты любишь сильно, ты любишь невозможно, ты любишь тотально только потому, что сам нуждаешься в космической огромной любви. Той любви, что не выносят одинокие звёзды и зачинают собой планеты, — лёгкие касания под туникой словно собирали воедино куски того, что было Винбарром, сращивая их между собой тысячами поцелуев. Он устало опустил голову и открыл шею.

— Я буду любить тебя мужчинами…

Из приоткрытого рта Винбарра вышло облачко выдоха.

— Я буду любить тебя женщинами…

Их пальцы сплелись.

— Я буду любить тебя и уже люблю всем, что смотрит на тебя, плоть от плоти моей…

Их плечи столкнулись.

— Я буду любить тебя так, как умеешь и любишь только ты сам…

Их кулаки сжались и рога соприкоснулись.

— Солнцем и грозами? — спрашивал молодой жрец, и надежда выпадала из его глаз на виски крупными каплями.

— Тучами и закатами, — отвечал его бог, и боль улетучивалась, уступая истоме.

— Ночами и звёздами? — не унимался Винбарр, и влажное дыхание уносило с собой ярость.

— Дождями и оврагами, — отвечал его бог, не смыкая дрожащих век.

— Так много хочется дать тому, кто ничего не просит, Винбарр. А ты ведь был так близок…

Они лежали на тёплом алтаре, излучавшем жар их тел.

— Я способен со всем справиться сам, — почти зло прошептал молодой человек, вращая в пальцах бусины в волосах своего близнеца.

— Конечно способен. Только знай: теперь ты больше не будешь один. Теперь у тебя есть я. И я приму тебя любым, — божественный брат шкодливо не выпускал его из себя. — Ты станешь выше любого из людей, Винбарр, — он беззвучно говорил одними тёмными губами, опухшими от поцелуев. — Ты станешь любящим отцом своему народу, и никогда — просто отцом. Всю оставшуюся жизнь тебя будут манить звёзды. Ты останешься навеки верным только зову своего дикого сердца, даже если в нём больше не будет мне места… я буду любить тебя даже если не станет меня самого…

Они засыпали, крепко обнявшись, вжимаясь локтями, сцепив намертво руки.

* * *

Юная Лорин де Моранж горько плачет и прячет мокрое лицо в подушку. Весь бренди в доме выпит в надежде умалить, смягчить страдание.

Саднит разорванная душа, саднит растерзанное тело.

Она сдирала с себя в ванной чужие руки, безразличные взгляды, посторонние въедливые запахи. Шея и плечи покрыты ссадинами от мочалки.

Боль начинает срастаться с Лорин, полностью занимает место в сердце, отведённое Винбарру, самому благородному из дикарей и самому дикому из благородных.

Лорин не знает, что впредь, сквозь все отведённые ей годы, всеми её решениями будут руководить только боль и призрачная надежда.

Она не знает, что назавтра, после похорон папеньки, вышколенный лакей передаст ей, ставшей почти прозрачной в своём неизбывном горе, высочайшую грамоту, наделяющую её абсолютными полномочиями на ведение любой деятельности, бюджет которой будет ограничен только настроением наместника Хикмета.

Она не знает, что Университет Аль-Сада примет её в свои объятия, раскроет значение alma mater ей одной, и лучшие профессора будут аттестовывать её планы развития, в реализацию которых леди Моранж будет бросать максимально допустимые резервы специалистов и человеческих ресурсов.

Она не знает, что однажды маска дружелюбия и порядочности срастётся насмерть с её лицом и заменит его.

Лорин знает только одно: её будущее должно будет стоить заплаченной — и оплаканной ею — цены, и оно будет блестящим. Не может не быть. На неё будут равняться правители. О ней напишут в учебниках.

…Она знает, что сделает Новую Серену столицей торговли, столицей свободных от ханжества нравов и закона — серого, как её глаза…

Она будет щедро платить за новости о внутренней жизни островитян, чутко следить за упоминаниями Его Имени.

Она услышит его лишь однажды, когда четыре года спустя с их встречи пьяные торговцы-дикари будут горланить за здравие Верховного Короля Винбарра.

Она каждый год будет поднимать бокал за своего Короля.

Она никогда не выйдет замуж и никогда не родит детей.

Её окна никогда не будут закрываться.

Вся её жизнь превратится в томительное ожидание того, кто больше никогда не придёт.

На неё смотрели несколько пар глаз.

Пронзительные и мерцающие — Винбарра.

Любопытные и зелёные — высокой красивой женщины.

Скептические и тревожные — старого вождя, Макса.

Был ещё чей-то взгляд. В хижине словно был кто-то неуловимый, кого никак нельзя было разглядеть, и только боковое зрение замечало неясный силуэт у алтаря.

Юная леди Моранж разволновалась. Запахи травяного настоя, сладких дымов, костра и острой пряности кружили голову. Чтобы успокоиться, она прикидывала, уместен ли будет реверанс в мужском платье.

— Да воцарится мир на счастливой земле Тир-Фради, — пробормотала она, неловко улыбнулась и всё-таки изящно присела, чуть скрестив икры. По светским меркам получилось не очень, зато выглядело вполне естественно.

Лицо Макса вытянулось. Зеленоглазая отвернулась и спрятала улыбку. Винбарр изучал ногти на руках. Негромкий хриплый смешок взлетел над алтарём и растворился в воздухе.

— Она всё понимает? — уточнил Макс.

— До последнего слова, бать.

Старый вождь взорвался.

— Ну, а об этом-то почему ты не предупредил?! Ты выставил меня на посмешище! И теперь renaigse узнают о твоей необязательности и используют её нам во вред!!!

Новая волна возмущения Макса обещала вот-вот снести зыбкую атмосферу любопытства, гостеприимства и дружелюбия.

— Так я не успел!.. — Винбарр развёл руками. — Дай и мне сказать, Макс! — он сидел на полу между отчимом и Лорин и порывисто жестикулировал. — Я заключаю диста… диман… династический брак. Узы и обеты скрепят его и разграничат наши владения с renaigse. А вот она, — узловатый палец с тёмным ногтем ткнул в Лорин, — её жизнь гарантирует все властные и прочие союзы. И важнейшее. Пройдут Выборы Верховного Короля, и именно меня, Винбарра, выберут изо всех вождей. Прежде всего — как подчинившего renaigse в лице minun… — Он осёкся, — девчонки renaigse. Среди прочих деяний.

Лорин стояла и задумчиво улыбалась. Надо же, как высоки оказались ставки в игре Винбарра: на кон вместе с Лорин он ставит и себя самого, и свой авторитет. И своё сердце. Бескомпромиссность избранника пьянила. Будь он обычным дикарём, она осталась бы с ним. Будь он обычным вождём, она осталась бы с ним. Он будет её Вождём. Будь он Верховным Королём, он будет её Королём. Они сделают всё правильно. Двое безумных против целого мира, полного глупости и несправедливости. Островитяне политические дела вели так же, как её земляки: в этой борьбе выигрывал тот, у кого мудрейшая голова. Между их народами сходств было гораздо больше, чем различий. Наверняка интриги островитян будут мало отличаться от придворного закулисья. Уж здесь-то она как рыба в воде. Странно… И у дикарей хрупкая мораль… Вихрь мыслей выложил узор назревшего решения.

Прерывистый вздох вырвался из груди.

Макс отпустил с трудом сдерживаемую усмешку. Он не разделял энтузиазма сына, но решил не спорить: пацан давным-давно несёт ответственность и за себя, и за своё племя. Вроде до сих пор справлялся вполне хорошо. А Выборы будут только через четыре года, это ещё надо дожить.

— …minundhanem.

Все обернулись к алтарю. Субтильного вида зеленоволосая женщина с шрамами на лице и завёрнутыми рогами ела руками мёд из чашки и деловито облизывала пальцы.

— Ты не договорил. Renaigse твоя minundhanem, да?

— …да, Мев.

— А ты — её, да?

— …да.

Зеленоглазая ласково посмотрела на Макса и продолжила замешивать осевшее тесто. Старый вождь нахмурился и скрестил на груди волосатые руки. Пока Винбарр собирался с мыслями, ведьма оживилась. Алтарь испускал нежное зеленоватое сияние. Казалось, он тоже участвует в беседе.

Мев подскочила к Лорин и вцепилась ей в щёки липкими пальцами. Чёрные глаза в упор разглядывали девушку, пока маленькие сильные ладони то так, то сяк поворачивали её голову и беспардонно залезали в рот, чтобы лучше рассмотреть язык и зубы.

— Больная, трудная, тяжёлая душа, Винбарр! Будь она дочерью Тир-Фради, с такой душой из renaigse вышла бы сильная жрица en on mil frichtimen. Но она будет только твоей жрицей, nadaig! Потому что рядом с тобой не сгорит только такая душа. И никакая другая!

Сложенная щепотью рука покачивалась у самого носа Лорин.

— Мев ненавидит renaigse, однако считает, что это хороший, крепкий, союз. Ты понимаешь, да?

Макс мучительно соображал. Ведьма прервала его размышления, гаркнув:

— Да-да, Старый Вождь!

Мев была страшно довольна.

— Когда ты с minundhanem вернешься из деревни renaigse, Мев посвятит её, и ещё одно Дитя Тир-Фради взойдёт на нашу счастливую землю! И колесо твоей судьбы свернет с пути Тысячеликого бога, и станет на законное место! На твой Путь. И будете жить!

— …не посвятит.

У Винбарра внутри всё оборвалось. Старый вождь, забыв о приличиях, наложил охранный жест. Зеленоглазая вторила ему, ибо ещё не родился тот, кто сможет поспорить с нелюдимой Мев. Алтарь зловеще загорелся красным. Повисла тягучая пауза.

Тихий голос Лорин звучал твёрдо, но пальцы беспокойно крутили тёмное колечко среди золотых.

— Я изучала записки экспедиции одного учёного, профессора Серафетдина. Он примерно как doneigad, только для renaigse. В записках со слов ваших земляков он описал процесс Посвящения очень волнительно. Поверьте, больше всего на свете мне бы хотелось стать одной из вас! Вы приняли меня невзирая на всё то зло, что причинил вам и вашей земле мой народ: о большем и мечтать нельзя! Прошу вас, уважаемая Мев, поймите правильно, — Лорин заморгала, сражаясь с выступившими слезами. — Как только вы признаете меня официально, то есть проведёте церемонию, начнут действие силы официального закона, и я немедленно потеряю для renaigse своё положение! А все ваши договора с renaigse, заключённые через меня, станут ничтожными, понимаете? Мне никак нельзя быть одного племени с вами.!

Старый вождь теребил бороду. Мев щурилась и задумчиво облизывала пальцы.

— Видишь теперь, какая она? — спрашивал Макса пылающий взгляд Винбарра.

— Сынок, разве можно сходиться с renaigse.? — отвечали грустные глаза отчима.

— Позвольте нам сохранить положения тех, кем мы являемся для своих народов. Так Винбарр будет иметь право вмешиваться в мои дела на правах законного супруга. А я буду иметь право голоса в статусе его законной супруги на ваших собраниях.

Макс хлопнул себя по коленке и расхохотался.

— Ай да хитрожопые говнюки!

Он схватил за руку Зеленоглазую и затряс.

— А ведь я всегда говорил! Мой сын должен жениться!

— …и изменить путь колеса своей судьбы.

Чёрные глаза Мев сверлили голубые глаза Макса, и он впервые в жизни не отвёл взгляд. Ведьма одобрительно кивала.

Длинные пальцы Винбарра легонько сжали маленькую ладонь Лорин. Её подбородок дрожал. Никогда ещё она не испытывала такого волнения. В груди разгоралось нежное тепло.

Макс тяжело поднялся и знаком подозвал к себе Винбарра. Молодой вождь привычно склонил голову и получил знатный щелбан по рогу. Старый вождь приложился губами к его раскалённому лбу, и после — ко лбу Лорин.

— Она пахнет чем-то сладким…

— Ты лучше свою Зеленоглазую нюхай!..

— En on mil frichtimen мне свидетель, я же без задней мысли.!

Лорин казалось, невидимая сила отрывает её от земли и превращает в дым, и вот она уже становится невесомой и приближается к оконцу в закопчённом потолке. Ловкие руки Зеленоглазой подсунули очередную чашку с травяным настоем. Лорин отцепила изумительную золотую заколку с россыпью мелких бриллиантов и протянула её туземке. Та вытерла руки о тунику, дёрнула ноздрями и долго не могла понять, что нужно делать. Чтобы не перебивать говорящих мужчин, Лорин жестом показала, куда следует поместить украшение. Зеленоглазая по-матерински потрепала её за мягкую волнистую копну, прицепила заколку и заглянула в чан с водой. Уперев в бока руки, она потешно красовалась над отражением.

— Поговори с Ним, — шепнула Мев Винбарру. Он рассеянно кивнул, глядя, как Макс рассматривает Лорин, а Зеленоглазая примеряет её драгоценности и отдаёт взамен свои.

* * *

Резные замшелые камни, причудливо расставленные по посёлку, имели множество значений, любое, кроме декоративного. Леди Моранж вертела головой, и повсюду её ожидали сотни открытий. Рослые туземцы тщательно следили за Винбарром и его спутницей. Когда он проходил мимо, они выкрикивали гортанные приветствия, хлопали по спине и желали ему разобраться с renaigse поскорее. Как они ни старались завязать с ним разговор, он оставался на редкость бесстрастным.

Племя улыбалось своему вождю, причём так, что она чувствовала себя абсолютно счастливой. Он был важной частью их жизни, и Лорин беспокоилась лишь о том, смогут ли принять и её, чужую, пришедшую с ним. Не то чтобы страх остаться навсегда посторонней причинял ей боль, но… Как и тысячи раз прежде, она запретила себе тревожные мысли. Буквально кожей она ощущала, как вслед смотрели настороженные мужчины и женщины. Малыши бежали следом и кричали «renaigse! renaigse!». Аборигены вовсе не были на одно лицо. Рогатых с зелёными метками-кляксами и безрогих было примерно поровну. Среди них преобладали желтоглазые, но были и сероглазые. Их всех объединяла раскраска лиц и схожие цвета в одежде.

Винбарр шёл, широко шагая, и ей приходилось почти бежать, чтобы идти с ним наравне. Они шли по каменистой тропе, увешанной полыми деревянными трубками. Любой вздох ветра рождал мелодичный перестук. Память сразу обнажила парадную часть молодой Новой Серены; недавно установленный постамент для статуи князя д’Орсея, широкие мраморные ступени, кое-где закладывали пару фонтанов, пестро одетые люди…

Винбарр нервно улыбался и что-то бормотал под нос.

Наконец они дошли до святилища. Винбарр резко повернулся и смерил Лорин взглядом. С момента их первой встречи словно прошли десятки жизней. Перепуганная избалованная девчонка renaigse неуловимо изменилась: из дочери вождя Новой Серены она стала всё больше походить на скалу под его ногами. Нерушимая, как гранит, неприметная, как базальт. Ей не нужны были слова, чтобы слышать; как если бы его вырванное сердце лежало в её тёмной ладони и нашёптывало на ухо все свои тайны. Она всё больше становилась той, которая стоила отказа от предназначенной судьбы.

Он шагнул к ней и порывисто взял за плечи. Если бы её серые глаза были рекой, он захлебнулся бы в них, и не раз. Чем больше раскалялся он, тем сильнее холодела она. Холод её тела касался его пальцев через одежду. Он крепко обхватил её за талию, закрыл глаза и прошептал в волосы:

— Сейчас буду говорить с Отцом. Ты ничего не бойся, поняла?

— Поняла.

Он уже собрался было открыть дверь, но Лорин положила свою руку на его.

— А с кем тогда мы… Ты только что говорил?

— Это Макс. Он тоже отец. Но одно дело — отец-отец, и совсем другое — отец — Отец. Неважно. Поймешь. Главное — не бойся, ладно?

— Обещаю, я буду ужасно смелой, — слабо улыбнулась она.

Корни мягко отпустили каменные двери. Пахнуло сырым подземным холодом.

— Подожди, Винбарр.

Он оглянулся. Белёсые глаза из-под низких бровей блуждали по её лицу, словно в попытке прочесть покой и уверенность, которых так не хватало в эти мгновения. Его волнение передавалось и Лорин. Она протянула к нему руки. Он вздохнул и опустил к ней голову. Ледяные губы коснулись его лба. Она слушала прерывистое дыхание и чувствовала в нём скрытую и мощную силу, но видела и то, как сильно он, как казалось, напряжён.

— Я очень люблю тебя, Винбарр. Не беспокойся за меня.

Он только провёл горячим носом по её щеке и коротко лизнул в краешек рта.

Взявшись за руки, они начали спуск под землю.

Вдоль плоских каменных ступеней тихо мерцали грибы, освещая уходящее в темноту пространство бледным светом. Слышался шёпот произнесённых однажды молитв, умноженный многократными касаниями слов о священные камни. Когда глаза понемногу привыкли к темноте, Лорин стала замечать изображения на стенах коридора. На неё смотрели корявые, но выразительные рисунки чудовищ, перемежающиеся отпечатками детской руки. Невольно вспомнилось страшилище из водопада. Стало не по себе. Чем ниже они спускались, тем крупнее становились отпечатки рук. Лорин не удержалась и приложила ладонь к одному из них. Руки только одного человека имели те же пропорции. Отпечатки принадлежали Винбарру.

Наконец они вошли в подземный грот, усыпанный соцветиями бледных кристаллов. Потолок уходил высоко вверх. У стены с неясными изображениями переливался алтарь, у которого возился потешный косматый ульгижонок. Восхищенная искристым блеском стен и сиянием алтаря, Лорин выпустила руку Винбарра и побежала вперед к зверёнышу.

— Плоть от плоти моей, что привело тебя к en on mil frichtimen? — насмешливо спросил вкрадчивый голос, и кости Винбарра отозвались тянущим зудом. Он застыл, не в силах сопротивляться Тысячеликому богу.

— Отец, я пришёл сказать, что выбрал идти путём Мев.

В гроте как будто потемнело. Воздух затрещал. Внимание Тысячеликого сосредоточилось на Лорин. Она словно и не слышала разговора между богом и человеком, и чесала пузо ульгижонку, а тот только кряхтел и подставлял бока.

— Должно быть, малыш заблудился! Винбарр, мы должны вернуть его матери!

Вокруг юной леди Моранж зазмеились золотистые ростки. Они объединялись в огромные стебли и окружали её чудовищным коконом. Винбарр стоял как вкопанный и ничего не мог сделать.

Она беспокойно озиралась.

— Что ты делаешь! — изо всех сил закричал Винбарр.

— Малыш такой милый! Как не приласкать такую крошку? — нежность её глаз отражала сияние стен грота. — Какое великолепие скрывают ваши недра! Зачем же ты так кричишь?

Лисьи глаза ласково и в то же время робко смотрели на него, удручённого и встревоженного.

Ей было невдомёк, что Винбарр тоже умеет бояться. Его мысли болезненно роились в воспалённом сознании. Тысячеликий примет его волю, но не простит отказ. И наверняка ударит по самому дорогому. Пот стекал по вискам и высыхал, не касаясь пола. Нужно срочно освободиться и увести её отсюда, пока не стало слишком поздно. А Лорин просто не замечает того, что происходит! Но как?

— Когда придёт твой отец?

Тёмные прелестные пальцы чесали за ухом маленького хищника.

— …он уже здесь.

— Разве?

Лорин выпустила ульгижонка и с любопытством осмотрелась.

Вдруг золотые ростки крепко обвили её шею и хотели было сдавить, но ничего не вышло. Огромные кольца надувались вокруг и проходили насквозь, словно девушка не имела плоти. Тело леди Моранж ничегошеньки не воспринимало. Оно словно творило собственную реальность при каждом шаге в заколдованном пространстве. Её мысли и чувства состояли из иных материй.

Ульгижонок исчез. Больная душа спасала ей жизнь.

Винбарр преодолел оцепенение и повернулся к жертвеннику. Горсть семян зашуршала по камню.

— En on mil frichtimen, я разрываю свой обет с тобой!

Золотые стрелы вползли в алтарь.

— Хорошо подумай, плоть от плоти моей. Неужели и ты, ослеплённый мимолётным сомнением, свернешь с моего Пути?

— Такова моя воля, Отец. И ты примешь её. Как и прежде, я буду твоим doneigad, исполню обязательства Защитника Острова. Но моя судьба больше не твоя, ты же видишь. Я разделю её с ней.

Он прижал к себе Лорин.

— Никого не вижу. С кем ты говоришь? Как бы мне хотелось познакомиться и с ним…

— Знакомство состоялось, — усмехнулся Винбарр и пошёл прочь, не оборачиваясь на того, кто дал его груди второе сердце.

Где-то внутри начали истлевать нити связи с Хранителем.

* * *

Двор резиденции пустовал. Дикари ушли, не оставив даже костровища. Без них двор казался совсем сонным, а слуги — особенно медлительными и будто неживыми.

— Папенька, я вернулась!

Наместник Новой Серены, господин де Моранж, лежал в кресле, задрав ноги на обитую бархатом золочёную спинку, и прижимал к голове пакет со льдом. Он вяло повернулся на голос и приложил лорнет: Лорин стояла в мужской дорожной одежде. Глаза её непривычно лучились теплотой и манили чем-то незнакомым. Он с трудом присел и раскрыл объятия:

— Девочка моя!

Лорин подбежала, цокая каблучками, и они крепко обнялись. Адекватность гардероба дочери стремительно теряла свою ценность.

Она внимательно посмотрела на старика:

— Вы должны меня выслушать, папенька.

Наместник вздохнул и уселся поудобнее. Изниоткуда взявшаяся Сара засеменила за закусками и какао. Лорин осмотрелась. Словно годы прошли с последнего раза, когда она была в этих стенах. Святая святых, кабинет, сокровищница знаний о мире и человеке, стал походить на пыльный склеп. Когда-то величественный и властный, но вместе с тем живой и словно воздушный, папенька будто вмиг превратился в капризного немощного старика. Неужели, поглощённая мелкими прихотями, она упустила момент, когда могла пожать его ещё твёрдую руку.? Вытирать глаза было гораздо удобнее без перчаток.

Сара подала какао обоим Моранжам и неслышно удалилась, комкая видавший виды кружевной платок.

Лорин быстро взбежала по лестнице и чуть покачнувшись, сняла с верхней полки тубус. Старик Моранж безмолвно наблюдал за чудачествами своей малышки. Из тубуса появились испещрённые карты с очертаниями острова. Она развернула яркие листы и вдохновенно заговорила:

— Гакану невдомёк, что подлинные богатства этих земель лежат вовсе не в глубине лесов Тир-Фради, а буквально, — в глубинах, папенька. В недрах самого острова. Посмотрите.

На столик у кресла лёг раскрытый кошель, в котором поблескивали цветные камни. Лорин протянула отцу кольцо из тяжёлого блестящего металла.

— Что это? По виду не серебро, — старик Моранж изучал под лупой кольцо и камни.

— Это белое золото. Много белого золота. Мы можем наладить добычу самоцветов и гранить их прямо здесь. И поставлять на континент отборнейшие камни. Мы сможем рассчитаться с долгами и отстроить порт. У дикарей хорошие отношения с навтами. И тех, и тех малихор помиловал, — так давайте же заключим и с ними договора о внутриостровном сотрудничестве?.. Моя неопытность не извиняет моего незнания всех этих отношений, но пусть она не закрывает моих глаз на все те возможности, что нас окружают, и что в силу высокомерия мы не замечаем!

Папенька, смотрите на наш союз прежде всего как на политический акт. Так мы сможем принять больше выгод от культур наших народов и использовать их на благо будущего!

Лорин взволнованно говорила, и глаза её сияли.

— Вдумайтесь только, папенька!..

И чем больше она рассказывала, тем явственнее проступала энергичная молодая женщина, которую так не хотел видеть в своей малышке наместник.

— Мы будем действовать следующим образом: вы соберете совет всего Содружества, и по причине экстраординарности предстоящего события передадите мне все полномочия действительного члена Совета со стороны Торгового Содружества.

Наместник неодобрительно свёл брови.

— Всюду по острову совершаются сделки, но наша казна всегда пуста. Вы ведь понимаете, что это означает? Я хочу разобраться в документах и навести порядок во взаимоотношениях с нашими эм… партнёрами. И Винбарр обеспечит меня необходимой военной поддержкой. Если понадобится. Как вы можете понимать, у нашего союза с Винбарром будет много недругов как среди нашего, так и среди его народа. Он рискует точно так же, как и я…

Заметив раздражение, Лорин мягко взяла отца за руки.

— Да, папенька, его зовут Винбарр. Он очень умён, и талантливый стратег. Мы всё сделаем правильно.!

* * *

Когда Лорин закончила, наступил вечер.

—…так вы благословите нас? — наконец выпалила она и заглянула в подслеповатые глаза отца.

Из темноты коридора к ней безмолвной тенью шагнул Винбарр. Молодые люди накрепко сцепили руки и замолчали, стоя перед наместником.

Старик нахмурился и поджал губы.

— Доченька, ты допускаешь фатальную ошибку, — процедил он, с ненавистью глядя на дикаря. Винбарр застыл перед ним и не отвел взгляд. Больше всего ему сейчас хотелось схватить Лорин поперек туловища, забросить на плечо и убежать обратно в их новый удивительный мир. И вместе с тем, только Истина, заключенная в плоть, могла бросить к его ногам свёрнутые бутоны возможностей в новом мире и до сих пор неведомые пути жизни для его народа…

— Не бойтесь, папенька. Мы любим друг друга. По-настоящему, — словно острая бритва, слова Лорин полоснули отеческое сердце.

Она привстала на цыпочки, схватилась за рог и тихонько потрясла.

— Женщина, что ты де…

— Видите? Винбарр не причинит мне ничего плохого.

— Мы так не договаривались!.. — тихо прорычал её избранник, еле сдерживая гнев. Зелёное пламя взвилось прямо со спины, откуда выглядывала рукоять чёрного меча с птичьей лапой. Жар взметнул бумаги со стола наместника. Ни у кого не было права на такие бесцеремонности. И уж тем более в присутствии вождя враждебного народа.

Однако Винбарр смутно ощущал судьбоносность момента, что подхлёстывал Лорин, и ему ничего не оставалось, как выдавить улыбку, скрывающую зубы: среди Детей Тир-Фради улыбка, обнажающая зубы, означала обещание скорой и очень жестокой смерти с последующим поеданием частей тела. Он невольно вспомнил Мев, и злое лицо его чуть смягчилось.

Старик колебался. Тогда Лорин с большим усилием повернула дикаря спиной к креслу. Наместника обдало жаром, и он отпрянул. От старика не скрылось, как дикарь испуганно заглянул за плечо. Лорин вцепилась в чёрное пористое лезвие смуглым кулачком. Языки пламени мягко дотрагивались до юной кожи, огибали точёные пальцы и даже не портили рукава камзола.

— Видите?

— Отпусти немедленно!!! — прошипел Винбарр, привычно трансформируя страх в злость.

Лорин испуганно отдернула руку. Пламя пропало.

— Я всё понял. Ты, нет, вы оба, — не в своем уме! — вдруг решительно заявил старик Моранж и устало встал с кресла. Он сердито подковылял к вспотевшему дикарю и грозно уставился на него снизу вверх. — Моя дочь говорит правду? Вы действительно любите друг друга?

Юноша поймал руку Лорин и бережно взял в свою. В грудь ему упёрся наконечник трости наместника, обитый блестящей латунью.

— Да, вождь, — с плохо скрываемым раздражением ответил дикарь.

— Это хорошо! — откуда ни возьмись, в старике проснулось высокомерие. — В таком случае могу предложить вам неравнородный, морганатический, брак. Вы не сможете пользоваться сословными привилегиями своей, — он коротко вздохнул и яростно постучал концом трости ему в рёбра, — своей супруги. И никогда, слышите, никогда, не сможете претендовать на положение наместника в случае её смерти!

Он немедленно подскочил к Лорин и вцепился её в плечи.

— Если ты обидишь мою девочку, я сам! Слышишь, я сам тебя уничтожу! И деревню твою сровняю с землей! Ты понял?! То есть вы!..

Винбарр коротко кивнул. Он оценил горячность старика. Из тронутых пеленой возраста глаз на него смотрела отеческая любовь, и только.

— Послушай, вождь. Просто отдай цветок renaigse по вашим обетам, скрепим отношения, и больше ты меня не увидишь. Как и я тебя, — сказал дикарь.

* * *

Когда-то уютная, а теперь душная и тесная, комната Лорин погрузилась во мрак. Винбарр сидел на подоконнике и смотрел в окно. Перед внутренним взором мало-помалу разворачивалась политическая картина их союза, и у него захватывало дух. Но виду он, разумеется, не подавал.

— У renaigse всегда всё так долго и сложно? — спросил он, и повернулся к Лорин. Она едва кивнула. Происходящее было ошеломительно и грандиозно, и она боялась, что вот-вот всё выйдет из-под контроля. Она приблизилась и безотчётно положила ладонь ему на грудь. Сердцебиение Винбарра успокаивало. Она прерывисто вздохнула.

— Ты не должен давать мне спать до утра. Сможешь? — устало прошептала Лорин и потёрлась носом о его щёку.

— Женщина, ты хочешь всполошить всю свою хижину? — он поднял брови, но во взгляде была снисходительность. — Нет, я конечно могу…

— Пожалуйста, Винбарр, не надо, — она обняла его и закрыла глаза. — Нужно что-то иное. Завтра будет страшный день, и единственным моим оружием назавтра должна быть слабость.

Молодой человек сощурился и крепко прижал её к себе.

— Поиграй на своём ящике, леди Лорин Моранж. Я хочу много твоей музыки.

* * *

— То есть вы собрали глав нашей коалиции, только лишь чтобы испросить разрешения на замужество? — кардинал Ренар говорил с кафедры, и казался даже монументальнее статуи святого Люциуса в Сан-Матеусе.

«Да! Чёрт бы тебя побрал, да!!!»

Бледная и осунувшаяся Лорин стояла на коленях в простом строгом платье с высоким, до самого подбородка, крахмальным воротником. Сара позаботилась о молельной скамеечке, и можно было забыть о неудобстве лакейской позы. Лорин мысленно скрестила пальцы. Рациональная, выхолощенная, почти на границе с логикой, магия Телемы даже близко не стояла в сравнении с той живой, натуральной, силой, которой дышал сам остров, и которую воплощал её возлюбленный Винбарр. Каждую минуту без него она угасала. И только ради него, ради шанса быть вместе сколько отпущено, она будет терпеть. Она будет лгать, унижаться, предавать и убивать, если нужно. Но только не умирать. Только жить, жить для него.

— Помилуй меня Просветлённый, non sum dignus1, Ваша Светлость, — Лорин потупилась и крепче сжала томик избранных молитв побелевшими костяшками. — Как вероятно докладывали Вашей Светлости, инициатором сватовства стал один из вождей. Он принял на себя ответственность за сожжение порта Новой Серены, и грозит держать в терроре наши города до тех пор, пока папенька, то есть Наместник Бернар де Моранж, не даст согласие…

— Эта чрезвычайная причина и побудила срочно собрать данное заседание, — мрачно отчеканил старик Моранж со своего места. Он задумчиво вращал трость и хмуро оглядывал присутствующих из-под косматых бровей.

Глава Хикмета, Альмиркарим ибн Разил аль-Хикмет, что-то медленно говорил своему адъютанту, Бурхану, и косо поглядывал на Лорин маленькими глазками. Рядом с ним сидел подающий надежды аспирант Университета Аль-Сада, Асили, и увлечённо скрипел пером. Неуложенная шевелюра выбилась из-под ослабшей чалмы и придавала ему вид не от мира сего. Впрочем, никто не имел права насмехаться над особо приближёнными к ибн Разилу. К ним присела Жюльетта Леруж, глава Монетной Стражи, смерила Лорин тяжёлым взглядом и поджала губы. Под безобразными шрамами, перетянувшими узкое лицо, угадывалась былая красота. За её плечом высился юноша, по-бульдожьи поджавший челюсть, — молодой лохматый Никел Торстен. Поговаривали, будто они состояли в родстве, но как когда-то на спор подсчитала в уме Лорин, госпожа Леруж в лучшем случае могла приходиться ему старшей сестрой, и не более.

— Даже так, — удивился кардинал и оглянулся на епископов.

— Это беспрецедентно, — проговорил ибн Разил и расплылся в улыбке. — Надеюсь, вы простите мою бестактность, происходяющую сугубо из тревоги за вас и ваше будущее, но сколько вам лет, леди Моранж?

— Семнадцать, господин ибн Разил…

— Самый что ни на есть подходящий возраст для заключения брака! Мой племянник Керем…

— Морганатический брак! — сердито выпалил старик Моранж и встал. — Я вполне доверяю рассудку юной леди Моранж, чтобы передать ей все необходимые полномочия и неприкосновенность, нарушение которых неизбежно, повторяю, неизбежно повлечёт за собой войну. Для нас данный союз прежде всего должен означать политический акт и возможность дальнейших выгод, ибо взамен мы можем получить доступ к богатствам земель Тир-Фради и прочим благам, о коих и предлагаю вам всем поразмыслить.

— А если Просветлённому не будет угоден этот союз? — улыбнулся кардинал.

— В таком случае Ему будут угодны налёты дикарей со всего острова и из-за Той Стороны вулкана, Ваша Светлость, — не поднимая глаз, ответила Лорин, и на молитвенник упала крупная слезинка, но голос её был твёрд. — Насколько мне известно, оттуда ещё никто не возвращался…

— Вы сгущаете краски, дитя.

Госпожа Леруж поднялась и смахнула с кирасы невидимые соринки.

— Не нужно преувеличивать военную мощь дикарей. Если на то будет надобность, в нашем распоряжении будут целые корпуса Монетной Стражи и из Хикмета, и из Сан-Матеуса. Тем более, наш юный доктор Асили регулярно вносит посильные вклады в боеспособность наших солдат.

Услышав своё имя, Асили поднял нос от записей, близоруко оглянулся и продолжил писать, шевеля губами.

— Жюльетта, с тобой спорить себе дороже, это правда. Однако я настойчиво рекомендовал бы поднять записи о длительности жизни солдат, употребляющих, так сказать, вклады доктора Асили. Я тоже хотел было усилить и свои, Ново-Серенские, части, его чудо-зельем, однако когда адъютант показал протоколы вскрытия солдат, решил повременить, ибо зелье молодого доктора высушивает организм и ведет к безвременной кончине. К тому времени, когда с континента пришлют подкрепление, нас всех переубивают, — щёки старика Моранжа пылали. — Предлагаю господам вооружиться перьями и подсчитать, какой путь решения данного инцидента будет для нас дешевле, а быть может и прибыльнее.

Кардинал и наместник Хикмета преглянулись. Лорин уже начинали мерещиться хлёсткие унизительные прозвища, которыми наградят её земляки. Она снова опустила глаза.

Воцарилось молчание.

— Я же сосчитал, и готов обсудить вычисления с вами. Дешевле и перспективнее нам будет одобрить данный союз, но я — отец, и я пристрастен. Так что извольте.

Лорин подавила всхлип:

— От имени Торгового Содружества, во имя Просветлённого и нашего Князя я готова принести эту жертву, ибо что есть цель жизни аристократа, как не служение своей Отчизне и всеобщему благу?.. И да хранит меня Просветлённый от злой магии дикарей…

Кто-то выкрикнул «хвала Просветлённому!».

Под конец собрания старику Моранжу уже несли записки с прошениями об аудиенции. Сделка состоялась.

* * *

В резиденции Моранжей было по-траурному тихо.

Старик наместник подписывал многочисленные бумаги, ставил сургучовые печати и сердито сверкал стеклами очков. Лорин сидела с ногами в кресле и пила какао. Оба молчали.

— Да разрази уже меня Просветлённый! — ругнулась Сара и поставила перед господином Моранжем высокую рюмку с бренди. Она по-хозяйски плеснула бренди и в какао. — Пейте-пейте! Всяко скорей уснёте, утро вечера поди мудреней. Невозможно смотреть на вас двоих!

Лорин сделала глоток и поморщилась.

— Папенька, Сару я забираю с собой.

— Угу.

— Но миледи!..

— Слушай, кто как не ты, обучит меня готовке и как это… бытовым делам? Дикарки меня примут за свою не скоро. А уж выглядеть неумехой сама понимаешь…

Служанка уже хотела разразиться очередной порцией негодования, но наместник громко поставил пустую рюмку и строго сказал:

— Лорин, ты знаешь, что я люблю тебя больше всего на свете. Тебе многое прощалось, на многое я закрывал глаза. Но как, скажи, как ты могла лгать на столь уважаемом собрании, да ещё подкреплять свою ложь именем Просветлённого?!..

Если бы оскорблённая невинность имела людское воплощение, им стала бы Лорин де Моранж.

— Папенька, что вы такое говорите!..

Наместник холодно смотрел на дочь поверх очков.

— Каждое сказанное мною слово было чистейшей правдой, иначе Просветлённый незамедлительно испепелил бы меня, даром что присутствовал кардинал Ренар, клянусь вам!

Смуглые пальцы сжали чашку с какао.

— Лучше скажите вашей бестолковой дочери, отчего лжи нет среди семи смертных грехов?

Из-за двери кабинета тихонько прыснул смешок Сары, который заглушил трескучий голос наместника.

— Лорин! Ты слишком много на себя берешь! Я не позволю тебе насмехаться над отцом!..

Но она уже заключила его в объятия и нежно чмокнула в нос…

______________________________

1 Non sum dignus — я не достойна

Прошло четыре года с момента супружества Винбарра и леди Моранж.

Враждующие народы renaigse и Дети Тир-Фради заключали многочисленные договоры и обеты, следуя примеру своих вождей.

— Сочлось несочетаемое, — довольно оскалился Винбарр, и, высунув язык, вывел внизу очередного свитка с договоренностями замысловатую загогулину.

К моменту принятия властных полномочий Верховного Короля он растерял последние остатки мальчишества, возмужал, раздался в плечах, и занял место Отца Всех Племён.

Стал он и отцом собственных детей, банды маленьких разбойников с жемчужно-серыми глазами, единственных, кому невозбранно позволялось таскать Верховного Короля за рога. Разумеется, в отсутствие посторонних.

После кратких, но насыщенных, препираний Телема вышла из Торгового Содружества по беспрецедентному поводу, вписанному с таким нажимом пера в бумагу, что сама ядовитая формулировка ноты протеста казалась цитатой из религиозного памфлета: «По причине богопротивности союзов промеж людей и животных, во всяких их проявлениях». Закрыв представительства, Телемское духовенство приостановило всякую деятельность и покинуло Тир-Фради, разражённо оставив вместо себя Наблюдательный Совет Озарённого, в который входила пара десятков плохо организованных, но рьяных, фанатиков из Ордена Света.

Мостовой Альянс с плохо сдерживаемым ликованием оплатил закрытие представительств и выделил в Телемскую казну солидную сумму упущенной выгоды, предоставив высокооплачиваемые должности воинствующим членам Ордена. Щедрые предложения были с гневом отвергнуты, что было довольно предсказуемо, после чего, не теряя сладчайшей любезности, чиновничество Мостового Альянса учредило собственный Наблюдательный Совет для контроля деятельности членов Ордена Света, или «Упырей над стервятниками», как хлёстко назвал их Верховный Король Винбарр.

Скрепя сердце, Винбарр отпустил молодую супругу наводить порядок в делах старика Моранжа, благоразумно оставив детей при себе, под присмотром кормилицы и вездесущей Сары. Саму же Лорин повсюду сопровождала свита хорошо вооружённых молчаливых туземок.

Едва Лорин получила доступы к архивам и всей канцелярии, старика Моранжа начали осаждать многочисленные просители от разных фракций с единственным требованием — найти занятие поинтереснее для не в меру любопытной дочери.

Угрозы же перестали ей поступать спустя сутки после появления кольев с головами недоброжелателей вокруг резиденции Моранжей, поэтому с той поры все просьбы подкреплялись только невозвратными дорогостоящими подарками в самых возмутительных эквивалентах, которые хозяйственная Лорин тут же ставила на баланс Новой Серены, со внушительными отчислениями навтам и в лабораторию доктора Асили.

И, едва дела наместника были приведены в порядок, а огранка самоцветов начала приносить стабильную прибыль, интерес деятельной леди Моранж направился дальше за океан, вслед за кораблями навтов. Начинались золотые годы острова.

Тир-Фради станет полностью независимым от воли князя д’Орсе, а Новая Серена всего за несколько лет превратится в столицу контрабанды. Всякие попытки вернуть власть над колониями мягко, но неумолимо, будет пресекаться шантажом и подкупом благодаря несомненным талантам леди Моранж.

Когда спустя двадцать лет после описываемых событий в порт Новой Серены в составе армады с отравленного малихором Гакана прибудет «Морской Конёк», на Тир-Фради будет действовать полностью паритетная Конституция, утверждающая права и обязанности renaigse и Детей Тир-Фради.

Возможно, для молодых де Сарде и Константина д’Орсе спецоперация на мятежном острове обернётся чем-то большим, чем просто ссылкой.

Возможно, в протянутом Константину напитке будет всего лишь настой из горьких трав, а де Сарде не увидит ни тени вражды в жемчужно-серых глазах того, из чьих рук будет принимать свою чашу.

Ничто не истинно, всё возможно. Но это — уже совсем другая история...