На своём месте (гет)

— Ты так раздражаешь.

Не сказал, а выплюнул. Безучастно, пренебрежительно, горько. Ему не требовалось применять силу или повышать голос, чтобы сровнять её чувства с землёй.

Это были последние слова Саске перед тем, как она познала всю заключённую в его взгляде жестокость, прошедшую сквозь сердце за долю секунды раньше, чем сильная, твёрдая рука обладателя риннегана. Всё, что она помнила затем — фиолетовый всполох, бесстрастное лицо Учихи без какой-либо живой эмоции на нём прямо перед её собственным и дикое ощущение плоти, врезавшейся в плоть — точно в цель, туда, где стучала, билась под рёбрами жизнь — и вместе с треском костей и адской болью сознание погрузилось во мрак.

Это был последний раз, когда она видела Саске живым.

Приходя в чувство под внимательным взглядом Какаши, Сакура уже осознала, что оказалась в гендзюцу, но тело восстанавливалось не так быстро, как разум: её трясло мелкой дрожью, першило иссушённое горло, а в области пробитого точной кистью сердца всё ещё колыхалась фантомная боль. Сенсей аккуратно подхватил ученицу под локоть, помогая встать на ноги, и Сакура послушно восстанавливала равновесие, чувствуя себя потрёпанной как никогда. В тот миг Харуно ещё не знала, что ожидает её впереди. Проще было скончаться прямо там, отказавшись от дальнейшей бесполезной борьбы.

Саске, почему гендзюцу? Добил бы по-настоящему, если сам собирался уйти!

Позже она вопрошала об этом тысячи раз, методично сводя себя с ума отсутствием ответа и погружаясь в жесточайшую необратимость, страшнее которой могла быть только сама смерть, в чём Сакура сомневалась.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Копирующий ниндзя, не понимая, что сейчас не время для его беспокойства.

— Словно ничего и не было. Какая разница? Мы должны скорее догнать Наруто и Саске, — отмахнулась грубее, чем следовало, но на войне не до сентиментальности.

По мере приближения к Долине Завершения нервозность нарастала, давила на все органы предчувствием чего-то крайне нехорошего, и Сакура пыталась держать себя в ежовых рукавицах, заперев наглухо малейшие переживания — нужно было быть готовой сразу же сосредоточиться на медицинских техниках и грамотно провести лечение повреждений, а эмоции всегда мешали концентрации. Она готовила себя к ужасному зрелищу, понимая, что на этой битве ни один не щадил другого. Она преисполнилась решимости справиться с ранениями любой сложности. Хладнокровно и со знанием дела, как надлежит сильнейшему ниндзя-медику.

Какаши молчал всю дорогу, благоразумно понимая её состояние — лучше не дёргать, не нарываться на мину в этом опасном поле — но его взгляд Сакура чувствовала спиной и догадывалась, что Какаши тоже готовится к тому, что им предстоит увидеть. И что ему не нужно разрешение на то, чтобы даже сейчас нести за неё ответственность, которой Харуно не просила.

— Саске-кун! Наруто! — звонкий надрывный голос Сакуры эхом отражался от скал, окружавших Долину.

Никто не отвечал.

По позвоночнику пробежал неприятный холодок, а ладони стали влажными от пота. Сакура беспокойно оглядывала разрушения, постигшие молчаливую Долину: её поразило, что от статуй Мадары и Хаширамы не осталось и следа, словно громадные исполины никогда и не возвышались над землёй. Повсюду в беспорядке были разбросаны груды камней, почву изрезали глубокие борозды, столбы дыма окрашивали воздух серым, а река почти испарилась — лишь остатки воды синели на дне.

— Что же они здесь устроили... Всё разрушено, — севшим голосом прошептала Сакура, зажимая в кулак надежду, которая уже порывалась от неё ускользнуть.

Хотелось разрядить обстановку, пошутить в присущем ей стиле, что вот только она до них доберётся и подлечит — и достанется обоим за всё, что натворили, за то, что вздумали друг с другом сражаться, не став никого слушать... Но слова застряли в глотке, показавшись до нелепого неуместной попыткой скрыть серьёзность происходящего за лживой беспечностью. Нет, только не тогда, когда внутри её терзали на части сомнения и ожидание худшего.

А худшее уже свершилось.

Обнаружив наконец тела Саске и Наруто, лежавшие в собственной стёкшейся в одну грязную лужу крови на расстоянии менее метра друг от друга, Сакура поняла сразу. Не могла не понимать, что это всё. Покрытая тёмными гематомами посеревшая кожа без единого живого места, раскуроченная окровавленная плоть на месте левой и правой руки, закатившиеся глаза под не до конца прикрытыми веками. Это были уже не её друзья, а то, что от них осталось.

Зачем же она тогда бросилась к искорёженным телам, лихорадочно пытаясь сообразить, что можно сделать? Зачем активировала технику мистической ладони, поочерёдно применяя её на ранах, оставшихся от уничтоженных рук? Зачем вдыхала жизнь в остывшие тела?

Всё происходило как в тумане. Сакура концентрировала в руках чакру, применяла одну технику за другой, не оставляла попыток произвести массаж сердца, но трупы оставались трупами. Она способна была справиться с увечьями любой тяжести, но в мире не существовало возможности исцелить посмертные раны.

Сакура осела на землю между их телами, пачкая колени в загустевшей крови, и затрясла головой, вплетая скрюченные пальцы в тусклые от пыли и грязи волосы.

— Что же делать? Я не знаю, что делать. Не знаю, не знаю... — её потихоньку накрывала истерика; не та, что приходит со слезами, а приступ панической атаки, сопровождавшийся ощущением удушья и натужными сухими хрипами.

Случившееся не осознавалось, казалось воспалённым бредом утомлённого разума, очередным гендзюцу или чёртовым неправильным Цукуёми. Куда она попала?

Харуно загнанно вздрогнула, когда чужая рука легла на плечо. Она только сейчас вспомнила о присутствии Какаши, но это не помогло, а лишь подчеркнуло видимость её бессилия перед другим человеком. Она резко повернула голову, как напуганный дикий зверёк, и вперилась полубезумным взглядом в покрытое ссадинами лицо Хатаке.

— Сакура...

— Не надо, — спокойствие Какаши взбесило, взвило бурю под мрачными тучами, сгустившимися над стонущей от мучений душой, и Сакура сбросила его руку, позорно свалилась лицом на землю, царапая её пальцами, не обращая внимания на колко забивавшиеся под ногти частички почвы, и завыла в голос. Её громкие вопли слышала безмолвная Долина Завершения, слышало некстати безоблачное небо, слышал Какаши, так и оставшийся стоять рядом с опущенной вниз головой, а спутанные и забрызганные кровью волосы мёртвых Наруто и Саске шевелил ветер, и ни одна мышца не дрогнула на застывших навеки лицах.

* * *

Вся дальнейшая жизнь превратилась в тяжелейшее испытание, которое не скрашивало чувство радости от победы в войне. Разве это можно назвать победой? Оба погибли, и для чего? Чтобы доказать друг другу что? Не смогли существовать в этом блядском мире вдвоём, потому что двум упрямым остолопам стало тесно в одной вселенной? Так просто похерить молодость, надежды на будущее и чужие чувства. Так просто уйти в никуда и оставить её одну с выпотрошенной душой.

Стабильность оказалась хрупкой и была выбита из-под ног Сакуры в одно мгновение. Она не понимала саму себя: то злилась на погибших друзей, обвиняя их в эгоизме, то ревела от жалости к ним и их загубленной юности, то ненавидела себя за то, что оказалась бесполезна. Что в решающий момент её не было рядом. Что команда номер семь раскололась снова, не успев воссоединиться по-настоящему.

Сакура долго не могла оставить тела товарищей, не давая никому прикоснуться ни к себе, ни к ним. Она держала холодную закоченевшую руку Наруто, давилась отчаянными всхлипами на груди Саске, где не раздавалось ни малейшего стука сердца. Повлиять на неё смогла только осторожно приобнявшая за плечи Цунаде, бережно прикрывшая веки погибшим и сильным движением поднявшая измазанную в чужой крови ученицу с земли. На место истерики пришли слабость и безвольность, не позволявшие отдавать отчёт происходящему. Сакура даже не осознавала, что война окончена, Бесконечное Цукуёми спало и пора возвращаться в деревню. Возьми её тогда кто за руку — дала бы себя увести куда угодно, хоть в склеп, хоть в тюрьму.

Она не ощущала того, как поддерживает её под локоть сенсей Какаши, под опеку которому Цунаде вручила не контролировавшую себя ученицу. Он испытывал ту же потерю, но Сакура не способна была думать о том, каково ему. Она полностью сосредоточилась на своей травме, с мазохистским стремлением копаясь в свежей душевной ране, не давая ей затянуться, проживая раз за разом режущую боль и веря в то, что именно этого она и заслуживает.

Первые несколько дней Сакура провела в госпитале Конохи, где её вдумчиво осмотрели на предмет повреждений, залечили какие-то там царапины и велели отдыхать под капельницей, которая помогала так же хорошо, как нарисованная на холсте ваза с фруктами могла помочь насытиться голодному. Сакуре хотелось встать и снять эту картину, выкинуть её прочь, потому что ярким краскам было не место там, где скорбела её душа. Но сил на простое действие не было: её накачали снотворным. Цунаде утверждала, что выспаться как следует необходимо, иначе будет ещё хуже. Харуно было плевать на необходимости. И хуже быть точно не могло, но кому об этом знать, как не ей?

В палате Сакуру навещали родители: отец вздыхал, трепал по волосам и говорил банальности вроде «всё образуется, дочка», «главное, что ты у нас жива». Мать качала головой, отмечая, как исхудало и осунулось её дитя, просила поесть и не рвать ей сердце. Сакура покорно ела, не чувствуя вкуса пищи, механически обнимала родителей на прощание, а затем ложилась лицом в подушку и мечтала уснуть и больше никогда не проснуться.

В день, когда хоронили Наруто и Саске, она уже была дома. Зеркало в прихожей отвечало ей собственным безэмоциональным взглядом, когда Сакура поправляла на себе чёрное фетровое платье, прикрывавшее ноги до колен и руки до локтей. Раньше было узковато, а теперь слегка висело на истощённом теле. Кажется, купила она его где-то год назад, посчитав элегантным, но так ни разу и не надев — «пригодится на какой-нибудь особый случай». Вот, пригодилось.

— Саку... — хотел было позвать отец, но мать предусмотрительно шикнула на него: мол, не дёргай, видишь же, что не хочет разговаривать, пусть спокойно собирается.

Тот в очередной раз вздохнул и отправился в другую комнату, прихватив с собой газету. Сакура кратко кивнула маме, стоя на пороге, и покинула дом, в котором ей в последнее время всё чаще становилось душно. Найти бы место, где полегчает, да такое вряд ли существовало на свете.

Перед тем как идти на кладбище, Харуно заглянула в лавку Ино за цветами. Они почти не разговаривали, обменявшись лишь дежурными приветствиями, и Сакура задумчиво наблюдала, как Яманака аккуратно подрезает стебельки пышных белых хризантем.

— Вот, возьми эти две, — подруга протянула ей готовые цветы.

— А почему ты берёшь три? — неосознанно спросила Сакура и тут же осеклась, ощутив прилив стыда. — Ох, Ино, прости. Ведь твой отец... Я соболезную.

— Всё нормально. Война забрала многих, — добродушно, но не сумев подавить мрачный тон, ответила Ино. — Но мы же как-то выстояли. Теперь надо жить дальше.

Надо? Кому надо? И, главное, как?

— Пожалуй, возьму ещё одну, — Ино потянулась к ножницам и пояснила: — Для отца Шикамару.

Погода стояла ясная, совершенно не вяжущаяся с трауром, и Сакура уныло скребла подошвой песок, идя по дороге. Наверное, она должна была чувствовать желание расплакаться. А на деле чувствовала себя без слёз — выпитой до дна. Осушённой, как последняя чаша воды в жару. И, едва не столкнувшись с бывшим сенсеем у ворот кладбища, Сакура словно вынырнула из бесконечного болезненного сна и бессмысленно уставилась на него, ловя потухший взгляд и синеватые тени усталости под глазами. В руках Какаши держал такие же белые хризантемы. И он тоже не собирался плакать. Но горечь, исходившая от него, ощущалась физически, как прохладный поток воздуха, от которого кожа покрывалась мурашками, будто стремясь сжаться и сберечь уходящую теплоту.

— Какаши-сенсей, — вымученно улыбнулась Сакура. — Вы как?

— Здравствуй, Сакура. Да вот, пришёл попрощаться с нашими товарищами, как и все. Пока держусь, — даже в такой момент успокаивающие нотки не исчезли из его мягкого, будто бы посылающего ментальное объятие голоса.

Сакура, кажется, тоже держалась. Только в какой миг она подкосится и рухнет — вопрос открытый.

— Сакура, дорогая, на пару слов, — её подхватила под руку из ниоткуда появившаяся Цунаде, и Харуно передалась некая озабоченность госпожи Хокаге. — Я знаю, как тебе тяжело в этот день. Но лучшей кандидатуры я просто не вижу. Скажешь что-нибудь перед тем, как будут хоронить Наруто и Саске? Небольшая прощальная речь, только и всего, ведь все всё понимают...

Сакура задумалась на минуту и кивнула: просьба выглядела рациональной, и ей, как последней из трёх членов команды, действительно стоило взять на себя прощальное слово. Цунаде приобняла её с благодарностью и почти сразу испарилась, занявшись решением каких-то других формальностей. До начала похорон оставалось время, и Харуно начала подбирать слова, думая, с чего начать: это были её друзья, и никакого лишнего пафоса не хотелось точно. Лишь излить свои чувства, не переборщив с откровенностью: что-то, не для чужих ушей, должно было оставаться наглухо запертым в сердце. Но волнение нарастало, когда Сакура начала понимать: ни одной нормальной мысли не лезло в голову.

Фразы, приходящие на ум, беспорядочно крутились, похожие не на памятную речь, а на вой озлобленной от тяжести горя девушки. Она думала о том, что разошлась с Саске на такой отвратительной ноте: он отверг её любовь, он растоптал её, не моргнув и глазом, с третьей попытки убийства попав в цель — пусть и в долбаном гендзюцу, но она всё ощутила как наяву. Ты раздражаешь. Ты просто достала. Ты надоела ему со своими ненужными чувствами. Назойливая, глупая, бесполезная.

И уже ничего не изменить: именно это останется последним воспоминанием. Как она только могла допустить такое? А Наруто... Что она может сказать о нём? Она сама всегда отвергала его, а столь ожидаемое другом признание в чувствах, которое она произнесла лишь однажды, оказалось противной фальшью, брошенной в лицо. Всю жизнь он оставался для неё в тени Саске, и Сакуре было гадко осознавать, что на пути в Долину Завершения Учиха вытеснял из её мыслей Наруто. Как бы она хотела попросить прощения за все моменты, когда была не права. Когда Наруто заслуживал большего.

Опоздала, дорогуша. Теперь варись в этом адском котле одна.

Сакура часто задышала, хватая воздух судорожно, впившись ногтями в грудь — она опять была как не в себе. Опять паническая атака. Опять полное бессилие.

Харуно прислонилась спиной к ближайшему дереву и, как могла, постаралась успокоиться, но сдерживать резкие, хрипучие вдохи было довольно сложно.

— Сакура, тебе плохо? — Какаши возник перед ней, не решаясь прикоснуться, но демонстрируя полную внимательность и готовность помочь.

— Скоро пройдёт, — проблеяла умирающим голосом Харуно, неудачно попытавшись притвориться нормальной. — Я просто...

— Вижу ведь, что плохо, — ответил на свой же вопрос Хатаке и деликатно взял её за предплечье. — Ты не стой, присядь тут на траву, в теньке. И воды выпей, — он выудил из кармана компактную походную бутылочку. — Выпей, полегчает, — настойчиво пресёк её слабые потуги к возражениям Какаши.

Сакура сделала несколько глотков освежающе прохладной минеральной воды и обречённо посмотрела на мужчину.

— Я знаю, что должна. Но я, чёрт возьми, не могу. Не могу я произнести эту речь, — в глазах защипало, засвербило в носу, и Харуно скривилась, силясь задавить жалкие всхлипы. Какая же она жалкая.

— Всё в порядке, Сакура. Не волнуйся так. Я сам скажу всё, что нужно.

— Но Цунаде-сама попросила меня, — стало так неловко от того, что Какаши придётся отдуваться из-за её слабости.

— Ты сейчас не в том состоянии, Сакура, — отрезал Какаши.

— А ты? У тебя какое состояние?

Она не выдержала этого несокрушимого спокойствия, каким Хатаке окружил себя, словно саркофагом, который никому не дано пробить. Сколько можно? Как ему, чёрт побери, вообще удаётся?

— Достаточно стабильное, в отличие от твоего. Сакура, я понимаю, что тебе сейчас трудно прислушиваться, но всё же советую поберечь себя.

Он не оставил ей возможности противостоять, а у Харуно не было сил на споры. Она отрешённо кивнула, махнув рукой — будь что будет, жизнь летит в тартарары, и этот полёт не остановить.

Наспех подготовленную речь Какаши выдержал достойно, без единой запинки, а Сакуре вновь было стыдно: за то, что слова долетали до слуха как будто сквозь пелену, прокатываясь по ушам далёким эхом. Она неотрывно смотрела на синевато-белые лица Саске и Наруто с неестественно заострёнными чертами, и чувствовала такой пожирающий нутро страх, что сама не понимала, как осталась стоять на месте, а не сорвалась бежать прочь, подальше от кладбища, которое намеревалось раздавить её скорбью, безысходностью и могильным ознобом.

Когда гробы были опущены, засыпаны и на месте ям появилась ровная земля со свежими надгробиями, на которых значились выгравированные символы кланов Узумаки и Учиха, Сакура окончательно прочувствовала: всё. Нет больше ничего. Конец истории.

Домой Харуно не пошла. Выловив в толпе Ино, она потащила её в кафе и безбожно напилась, заливая в себя сакэ непрерывными стопками и ощущая извращённое удовлетворение оттого, каким огнём полыхало обожжённое горло. Ино тоже не удержалась от того, чтобы раскиснуть вместе с ней, но меру соблюсти смогла и до скотского состояния пить не собиралась. Вместе они вспоминали моменты из жизни, роняя слёзы и заходясь идиотским, совсем не весёлым, а каким-то нервным смехом к месту и не к месту.

— А как мы обе увивались за Саске... — ностальгически протянула Ино, закусывая хрустящей солёной креветкой.

— А сколько я готова была унижаться ради того, чтобы он дважды попытался убить меня, а потом добил в гендзюцу, — нездорово хихикнула Сакура. — Ну и поделом мне, дуре. Заслужила.

Ино замолчала, пристально посмотрев на неё, запустившую пятёрню в свои топорщащиеся розовые пряди и сокрушённо болтающую в другой руке пустую рюмку с бившейся о стенки косточкой лайма.

— Сакура, мне кажется, тебе уже хватит, — поучительно произнесла она. — Да и время позднее, нам пора по домам.

— Не хочу домой, — поморщилась Харуно.

— Родители волноваться будут.

— А мне-то что? Не могу я так, понимаешь? Не могу видеть жалость к себе. Меня от самой себя тошнит уже, — раздражение заполняло Сакуру, готовясь потопить, как нарастающая волна океана берег.

— Хочешь, можешь у меня переночевать, — сочувственно предложила Ино.

Харуно неопределённо махнула рукой и попыталась подняться со стула, но голова закружилась, и девушка неуклюже рухнула обратно, задев рукой стол с зазвеневшей на нём посудой.

— Давай помогу, — Яманака ловко подхватила подругу под руки и потащила к выходу из кафе.

Сакура почти повисла на ней, еле переставляя конечности.

— Ну давай, реще двигай ногами, мы ж так повалимся обе! — встряхнула её Ино, едва не споткнувшись.

— Что вы здесь делаете в таком состоянии? — раздался строгий мужской голос, и девушки встрепенулись, заметив стоящую в сумерках фигуру с руками в карманах. Какаши.

— Простите, Какаши-сан, мы вот уже домой идём, — принялась оправдываться Ино, а Сакура просто смотрела на сенсея, преисполнившись неожиданной наглости.

— Ты ещё идёшь, а кто-то не в силах самостоятельно ногами передвигать, — укоризненно заметил Хатаке.

— Нам уже и друзей помянуть нельзя? — взвилась Сакура, показательно отпихнув в сторону Ино, чтобы продемонстрировать, как ещё может стоять сама.

— Даже в поминках важна мера, Сакура.

— Ладно, я, пожалуй, пойду. Вы же её доведёте домой, Какаши-сан? — пошла в отступление Яманака.

Тот кивнул, и блондинка, буквально передав Харуно из рук в руки, неловко попрощалась и была такова.

— Не к месту твои нотации, Какаши, — невежливо выплюнула Сакура, отходя от него в сторону и чувствуя, как ей что-то резковато поплохело.

— Сакура, я наблюдаю за тобой с окончания войны, и не думай, что не замечаю всего, что с тобой творится. Зачем ты себя губишь?

— Не понимаю, что тебе за дело? Я уже давно не твоя ученица.

— И всё ещё человек, к которому я не могу относиться с безразличием.

— Ты же не дурак, Какаши. Ты сам видел, сколько ошибок я наделала. И теперь, когда ничего исправить уже нельзя, расплачиваюсь. Здесь ты мне не помощник.

— Сакура...

— Уходи.

Она вложила в это слово всю злость, накопившуюся с войны, только обращённую не на Какаши, а на неудачницу-себя.

Он продолжал стоять на месте, не отводя взгляда, и Харуно приняла вызов со всей сердитостью, которую способна была выжать из своего дерьмового настроения.

Вот тут-то, в самый неподходящий момент, и подкатили непрошеные слёзы, злобно щипавшие кожу. А потом Сакура не выдержала, отбежала к ближайшим кустам, рухнула на колени и унизительно выблевала весь сакэ, который ей удалось залить в себя этим вечером. И, уже не сдерживая себя, зашлась в рыданиях, размазывая колючие солёные слёзы по красному лицу.

Лучше бы Какаши просто ушёл, избавив себя от такого зрелища. Но вместо этого он подошёл к бывшей ученице, поставил на ноги и отвёл к водоразборной колонке, где помогал умыться и терпеливо ждал, пока Харуно отплёвывалась и полоскала рот. Она не могла даже взгляда поднять на него: такой жгучий стыд накатил.

— Прости. Я, как всегда, думаю только о себе, — выдавила она из последних сил.

— Всякое бывает, Сакура. Я не держу обиды, — добродушная улыбка, с которой Какаши сощурил глаза, почему-то отдалась резью в сердце.

— Мне так стыдно. Тебе ведь тоже тяжело. А я... всё о себе.

— За свои годы я научился нести эту тяжесть, Сакура. Поверь, она уже привычна. А ты молода, тебе нелегко.

— Нет. Даже не думай оправдывать меня, — она яростно замотала головой. — Я себя такой сукой чувствую, ты бы знал. Особенно по отношению к Наруто. Я, когда думаю об этом, меня как наизнанку выворачивает. Паршиво очень.

Она всхлипнула, и прозвучало это то ли жалко, то ли беззащитно, но Какаши отреагировал незамедлительно: молча притянул к себе и обнял крепко, ощутимо, в непривычном для обоих жесте поддержки и покровительства. Погладил по волосам с трепетом, от которого пробежали мурашки, и позволил лить горькие слёзы на свой зелёный джонинский жилет. Они стояли так долго, и Сакура впервые ощутила себя ограждённой от всей ненависти, злобы и отчаяния, что извилистыми змеями проникали в разум. Она хотела бы остановить время, чтобы простоять так вечно. Настолько изголодалась по чьему-то теплу, что цеплялась за одежду Хатаке мёртвой хваткой, как будто он был её неоспоримой собственностью. Она не знала, сколько времени прошло, когда смогла наконец отстраниться, потирая опухшие глаза.

— Сакура, я хочу сказать тебе одно: я понимаю твою боль и знаю, что заглушить её не в силах. Понимаю, что после смерти Саске и Наруто ты осталась одна. Но не забывай, что при этом ты не одинока. Если нужно, я всегда готов поддержать. Не отворачивайся, не истязай себя.

— Спасибо, — прошептала она, ощутив, как к горлу снова подкатывает твёрдый комок — предвестник слёз. — Ты так добр ко мне.

— Не могу иначе, — задумчиво вздохнул Какаши, словно признаваясь себе в чём-то.

— Ты прости, что я плачу. Саму это бесит. Как вспомню, что ныла раньше по поводу Саске... Не удивительно, что я раздражаю.

— Сакура, — вдруг посерьёзнел Какаши. — Забудь о том, что он тогда сказал. Это пустая фраза, вырвалось, бывает. Он просто хотел остановить тебя, чтобы ты не шла за ними. Пусть и сделал это своеобразным способом. Но не со зла.

— Хорошо, Какаши. Раз ты просишь, я постараюсь забыть.

Она едва заметно улыбнулась, и Хатаке ответил тем же, ободряя её своей по-настоящему чудотворной улыбкой.

— Я провожу тебя.

Когда дом Харуно уже замаячил впереди, они остановились.

— Дальше я сама, спасибо, Какаши. Ты и так из-за меня время теряешь.

— Пустяки, я не был ничем занят.

Она собиралась попрощаться по-обычному, как и всегда, но Какаши вдруг подошёл вплотную, внимательно заглянув ей в глаза.

— Сакура... — он остановился на полуслове, будто передумав говорить дальше.

— Что? — с лёгким удивлением отозвалась та.

Он молча наклонился и невесомым поцелуем прикоснулся к её лбу. Харуно вспыхнула, не ожидав такого жеста, но не отшатнулась, а лишь продолжила вопрошающе смотреть на него.

— Я всегда буду заботиться о тебе.

* * *

Одним утром Сакура решила навестить могилы друзей. Тянущая душевная боль ещё не прошла, но она ощущала себя гораздо более спокойной, чем в первое неустойчивое время. Прежняя расшатанность ещё оставалась, но нервозность и плаксивость уже не захватывали так спонтанно.

Возложив свежие цветы к надгробиям, Сакура постояла несколько минут в тишине, прикоснулась к клановым символам, вырезанным на нагретом солнцем камне, и направилась обратно к воротам. Недалеко от выхода с кладбища она задержалась, заслушавшись пением какой-то пташки, а затем ещё раз обернулась на могилы и недоумённо приподняла бровь. Там, где недавно была она, теперь стояла незнакомая девушка в очках, держа в руках ярко-алую, под цвет волос, розу. Осознание пронеслось вспышкой — это была та самая особа, которую они захватили в плен после сражения с Саске, где он чуть не убил её. Сакура помнила, как лечила раненую куноичи, роняя слёзы, и какой несчастной выглядела спутница бывшего товарища по команде. Кажется, звали её Карин. Сакура знала, что её отправили в тюрьму Конохи, затем она каким-то образом бежала и попала на войну, а дальше след терялся.

Оказаться здесь вновь Карин могла только ради одного — проститься с Саске. Сакура понятия не имела, какие между ними были отношения, но, возможно, ей он был дорог как товарищ. Вот только как она прошла в скрытое селение?

— Не удивляйся, — раздался над ухом голос подошедшего Какаши, который словно прочитал её мысли. — Я на правах Хокаге позволил ей посетить могилу Саске, девушка очень просила. Угрозы она явно не представляет, но на всякий случай решил понаблюдать.

— Об этом никто не знает? — спросила Сакура, глядя, как Карин кладёт цветок у надгробия.

— Нет. Иначе её, скорее всего, отправили бы на допрос как бывшую преступницу, а мне ни к чему эта лишняя возня. Она сама пришла, без оружия, и пообещала, что потом покинет это место навсегда. Пусть делает, что хотела, и идёт с миром.

Какаши постоял ещё минуту и пошёл обратно. Сакура тоже собралась идти — они с Карин были практически незнакомы, говорить уж точно было не о чем.

И в последний миг Харуно уловила мимолётное движение девушки — могло бы показаться неосознанным, но предчувствие её не обманывало — глядя прямо на надгробие Саске, Карин прижала ладонь к животу и задержала её там слишком долго, чтобы не обращать на это внимание. Сакура до саднящей боли закусила губу, чувствуя, как странная, сокрушительно гнетущая горесть сцепила когти на сердце. Ей не почудилось.

Своими догадками Сакура не стала делиться с Какаши, посудив, что ей будет лучше просто забыть обо всём. Слишком обидно было в очередной раз прочувствовать свою ненужность и преисполниться до нелепого детской обидой: словно её обманули. Во что-то не посвятили. До чего же глупо.

Забыть, забыть, забыть. Презрение Саске, красноволосую загадочную Карин, собственное пренебрежение по отношению к Наруто... Невыносимо думать обо всём этом клубке проблем. С неё достаточно. Ничего уже не исправить и не вернуть.

* * *

Тот день на кладбище словно перечеркнул что-то, перерезал удавку, что стягивала Сакуре шею и не давала вдохнуть полной грудью. В последнее время она остро ощущала необходимость почувствовать себя нужной. В память врезались те самые слова Какаши: одна, но не одинока. И раз он говорил так уверенно, пусть докажет ей это. Пусть в его заботе не останется сомнений.

Капризно с её стороны. Но Сакура ничего не могла с собой поделать. Словно ребёнок, только что переболевший неприятной хворью и теперь требовавший к себе повышенного внимания.

Она подловила момент, когда Шестой Хокаге получил редкий выходной, и пришла к нему без приглашения, чувствуя себя так свободно, будто только её здесь и ждали. Какаши не выразил удивления нежданной гостье, буднично поставив чайник на плиту и наполнив две кружки ароматным травяным напитком.

— Прости, к чаю ничего нет. Даже хлеб закончился. Давно пора в магазин, а времени всё не было, — Хатаке почесал затылок с коронной улыбкой на все случаи жизни.

— Мне и так сойдёт, — пожала плечами Сакура. — Как у тебя дела вообще? Так пропадаешь в работе, что стало не видно совсем и не слышно.

— Да, в последнее время я загружен. Сам этому не рад.

— Ты ведь не особо и хотел на пост Хокаге, правда?

— Правда, а что делать было? Больше некому.

— Ничего, ещё пара лет, и Шикамару будет готов тебя сменить.

Какаши усмехнулся.

— Самая подходящая кандидатура.

Они немного поболтали ни о чём, и Сакура, допив чай, покинула его квартиру только затем, чтобы через полчаса завалиться обратно с двумя пакетами продуктов. Хатаке потерял дар речи, не ожидавши такого сюрприза.

— Ну а что? Ты же обо мне заботился, почему я о тебе не могу? — беззаботно хмыкнула Сакура, принявшись расставлять всё съестное по шкафчикам и полкам в холодильнике.

— Не стоило, Сакура, правда...

— Нет, — перебила она, — очень даже стоило. Это меньшее, чем я могу отблагодарить за твою поддержку. Мне... хочется искупить вину.

— Но ты ни в чём передо мной не виновата.

— Виновата вообще-то. Я же бросила тебя и ушла тренироваться к Цунаде.

— Это был наилучший путь для тебя, Сакура, мы оба это знаем.

— Но всё же... Ты не заслужил такого равнодушия. Я была слишком зациклена на себе, на страданиях о Саске, и сама не замечала, как отталкивала Наруто и совсем забыла про тебя. И если в первом случае уже поздно что-то исправлять... Какаши, сейчас ты для меня самый близкий человек, не считая родителей. И я не хочу допускать былых ошибок.

Она вздохнула, потёрла лоб и нервно закусала губы, переживая миг откровения.

— Иди ко мне, — смягчённым тоном отозвался Хатаке, и Харуно тут же нырнула в его объятия, прижимаясь всем телом и кладя голову на плечо. Снова, как в тот раз, но уже при гораздо более благоприятных обстоятельствах. И добавился новый трепет в теле, заставлявший кровь приливать к щекам. Почему только с ним так хорошо и спокойно?

— Будем держаться рядом, — Какаши гладил её по спине. — Обещаю.

* * *

— Знаешь... — Сакура лежала головой на его коленях, пока Какаши читал одну из своих книжек, сидя на траве под раскидистым деревом, чьи листья, заслонявшие их от палящего солнца, шумно колыхал ветер.

— Что? — отвлёкся он, вопросительно заглянув ей в глаза.

— Хочу тебя поцеловать. Разрешишь?

Он пришёл в замешательство от неожиданного вопроса, но несогласия явно не выказал, коротко кивнув и всё ещё источая лёгкое неверие в ситуацию.

— Я могу закрыть глаза. А ты сними маску, — если уж решилась, то идти напролом.

— Ладно, — согласился он, и Сакура послушно смежила веки, борясь со вспыхнувшим любопытством.

Ей понравилось — Какаши целовал умело, так сказать, со знанием дела, и губы у него были мягкие и приятные, а лёгкая щетина на подбородке кололась почти неощутимо. Сакура подумала, что им обязательно стоит продолжить в том же духе, и внаглую не позволила ему отстраниться, обхватив за шею и притягивая к себе. А он безропотно покорился и позволил себе больший напор и нескрываемую жадность, от которой у Сакуры сладко затянуло в животе.

* * *

— Сакура, ты опять у меня хозяйничала? — спросил вернувшийся с работы под утро уставший Какаши, сразу заметив чистоту и порядок во всех деталях квартиры.

— А ты будто и не рад, — притворно закатила глаза Харуно. — Сам мне ключ оставил. Завтрак, ну или ужин, как тебе удобнее, на плите. А я побежала, у меня в госпитале смена.

* * *

— Можно мне снять твою маску? — несмотря на интимную обстановку и их близкие отношения, она никогда не делала этого без разрешения.

— Сначала разденься сама, — Какаши откинулся на постель, выражая полную непреклонность.

— Какой хитрый, — Сакура фыркнула, однако всё же стянула с себя одежду, оголяя стройное подтянутое тело, которое за прошедшее время успело принять более женственные и соблазнительные формы.

Выполнив своё условие, она бесцеременно завалилась к нему в кровать и одним движением стянула маску, представляя своему взору красивое, удивительно молодое и в то же время мужественное лицо.

— Ты бы знал, как мне осточертела твоя занятость и эти горы бумаг в кабинете Хокаге, — жалобно протянула истосковавшаяся по ласке Сакура, покрывая его губы быстрыми и голодными поцелуями. — Не смей про меня забывать.

— Даже и не думал, — Хатаке крепко обхватил её за талию.

— Я со вторника ждала, когда ты наконец меня оттрахаешь, — она нахально укусила его за губу, и Какаши рассмеялся, утыкаясь носом в изумительно пахнущую шипровым парфюмом нежную шею.

— Дождалась, — он в отместку куснул несильно тонкую кожу на шее и повалил Сакуру на спину.

* * *

Раньше она бы никогда не подумала, что именно рядом с бывшим сенсеем будет чувствовать себя на своём месте. Не то что бы счастливой или окрылённой, как пишут в наивных сказочных книжках, но уже не одинокой и не потерянной. Тогда, в Долине Завершения, Сакуре казалось, что её личный конец света вступил в права безвозвратно. Но жизнь неутомимо текла дальше, болезненное постепенно забывалось, а старые раны хоть и медленно, но всё же затягивались.