В ноябре (гет)

В такую погоду свои дома сидят, телевизор смотрют. Только чужие шастают. Не будем дверь открывать! (с).

— Блядь!.. Ты?! Что ты здесь…

— У меня к тебе дело.

Полутьма коридора не была для него проблемой — спасибо сыворотке Гидры, сейчас он мог рассмотреть все в мельчайших деталях: как заполошно бьется жилка на виске только что подошедшей девушки, как она сжимает в кулак одну ладонь, а во второй так и продолжает держать огромный пакет из магазина. Вот она старается осмотреться в поисках путей отхода… Зря, конечно. От него в таких ситуациях и гораздо более тренированные не могли убежать, что уж говорить про ту, которую, по местному меткому выражению, «соплёй перешибить можно». А еще сыворотка подарила ему великолепный слух, и за бормотанием телевизора в квартире справа он ясно различил осторожные шаги — это любопытная старушка прямо сейчас подкрадывалась к двери. Лишнее внимание. Пожалуй, хватит тут торчать.

— Может, хоть чаю предложишь? Или так и будешь держать гостя на пороге? — нахмурился он. В сочетании с его габаритами и давно не бритой мордой это, правда, иногда давало совсем не тот результат, к которому он стремился: кто-то мог начать суетиться, а кто-то — наоборот впадал в ступор. К слову, не так давно ему привиделся во сне Командир — уставший, покрытый копотью, с потеками кровищи на виске, но все равно привычно по-акульи скалящийся: «Ты прикинь, Джек, вот ведь идеальное оружие! Его ж можно вообще без нихрена в бой пустить — самым буйным оторвет бошки голыми руками, а остальные от одного его вида сразу мордой в пол лягут!..»

«Соплёй перешибить можно», правда, оказалась из другой категории — выдохнув, она ответила ему не менее хмурым взглядом и небрежно бросила: «Чаю, говоришь… Я ключи-то из кармана достану, а, гость дорогой?», и после его кивка преувеличенно медленно, не отрывая от него взгляда, достала связку, держа ее двумя пальцами. Затем она подняла ключи едва не выше своей головы с таким видом, словно выступает в цирке с каким-то сраным фокусом.

У него внутри начало вскипать раздражение, и это был очень нехороший знак. Девчонка со страху (в чем он был уверен, потому что слышал, как отчаянно колотится ее сердце) принялась его бесить, хоть и наверняка понимала, чем эта бравада может для нее закончиться. Но он напомнил себе, что должен быть спокоен. Ему нельзя, никак нельзя упустить этот шанс, девчонка слишком важна.

Тем временем она, словно смирившись с неизбежным, состроила кислое, скучающее лицо и принялась отпирать дверь. Громыхнули пружины замков. Дверь открылась с противным скрипом. Девчонка первой переступила через порог и в следующее мгновение темнота за дверью сменилась приглушенным светом.

— Ну, как говорится, проходи, чувствуй себя как дома и все такое, — с издевкой протянула она, проворно снимая кроссовки, наступая носками на задники. Сварливо добавила: — Дверью сильно не хлопай, а то опять соседка примчится и начнет орать. И замкни там на вертушку. Кстати, у нас принято снимать уличную обувь, ты в курсе?

Ну конечно же он в курсе — нельзя скрываться в чужой стране и не знать при этом местных привычек. Правда, он их все равно не придерживался и считал самым правильным решением снимать обувь разве что на время сна или принятия душа, ведь никогда нельзя быть уверенным на сто процентов, что в следующую секунду тебе не придется уходить от погони. Так что сейчас он колебался между разумной осторожностью и необходимостью идти на уступки перед человеком, от которого ему кое-что нужно, и это кое-что невозможно получить силой.

Он вжикнул молнией, оставил свои тяжелые ботинки на придверном коврике и подошел почти вплотную к девчонке, мявшейся тут же, в коридоре. Она старалась выглядеть спокойной. Однако ее с головой выдавал этот несуразно большой пакет с принтом-цифрой, в который она вцепилась до побелевших костяшек обеими руками, подняв на уровень груди.

— Не думала, что они отправят за мной тебя, Зимний.

— Они и не отправляли. Я пришел сам.

— Не понимаю… Я даже никогда не работала с тобой! А как только поняла, что там на самом деле творится, смылась при первой возможности. Уже ведь три года прошло…

— Я не за тобой.

— В смысле?

— Мне нужна помощь.

Она посмотрела на него так, как будто видела впервые. Ее мелко потряхивало.

— А? То есть, — ей явно не хватало воздуха, голос подрагивал, — тебе… лично? И у тебя нет приказа меня вывезти обратно или устранить?

— Нету, — коротко ответил он. — Майя, Рамлоу сказал, что за тобой должок. Поэтому я здесь… Да давай ты уже сюда свой пакет! Где тут кухня?

Девчонка молча протопала в соседнюю комнату, оставив пыльно-зеленую дутую курточку на вешалке в коридоре. Зимний, после недолгой заминки, повесил рядом свою.

На кухне он первым делом осмотрелся, оценивая обстановку. Плотно прикрыл жалюзи на окне. В полной тишине сам разобрал немногочисленные покупки. Сливки, творог, зелень — в холодильник, туда же после недолгих раздумий отправилось огромное помело в ярко-оранжевой сеточке. На столе остались упаковки с конфетами и печеньем да коробка пакетированного чая. От Майи, которая, оказавшись на кухне, тут же кулем повалилась на стул и уставилась перед собой невидящим взглядом, подперев голову руками, особого гостеприимства, по-видимому, ждать не стоило. Зимний звякнул крышкой чайника, проверил уровень воды и зажег под ним конфорку. Так же молча пошарился в верхних шкафчиках в поисках кружек и выцепил две: бледно-серую в потеках глазури, здоровенную, и простую белую поменьше. Заодно убедился, что ничего опаснее просроченных протеиновых батончиков на кухне нет.

За то время, что находился в бегах, Зимний солдат успел от души порадоваться тому, что у него были сохранены все бытовые навыки. Он, конечно, не умел готовить что-то сложное, но в целом был абсолютно самостоятелен, с повседневными вопросами разбирался легко. А если и не знал чего — тут же находил информацию в сети и быстро учился. Лучшее оружие Гидры не впадало в ступор перед бесконечными полками с товарами в супермаркете, не шарахалось от микроволновок и стиральных машин, пользовалось утюгом по прямому назначению, умело поддерживало цивилизованный внешний вид, словом, вело себя молодцом, насколько это вообще возможно в текущих условиях. Шесть устраненных за три месяца агентов, которые могли каким-то образом вывести на его след — не в счет.

Вот если бы еще избавиться как-то от приступов, которые стали происходить все чаще. Из-за них он становился невероятно уязвимым. Пытаться угадать, когда накроет, — бесполезно. И он практически ничего о себе не помнил. В любой момент из горы невнятных образов в его голове могла сложиться картинка. Но что конкретно он видел в эти моменты — кусочки своего реального прошлого или плод работы травмированного обнулением мозга — он не мог сказать наверняка. Рамлоу говорил, что Зимний так вспоминает свою жизнь, и чем дольше его не шарашат электричеством добрые люди в белых халатах, тем больше упорядочиваются воспоминания. Кто знает, может, Командир был прав.

— Это он тебе подсказал, как меня найти?

— Рамлоу? Да. И передал досье на тебя. А ты хорошо спряталась, кстати.

— Видать, недостаточно, раз ты нашел. Но учитывая твой уровень — ничего удивительного. Значит, ты и есть тот человек, про которого Брок говорил мне? Кто бы мог подумать…

— Я не просил его, он сам так решил. Услуга за услугу, так вы договорились с ним когда-то.

— Он как, жив вообще? Не думай, что я тут, — она изобразила пальцами кавычки, — в домике сижу. «Озарение» громыхнуло так, что и глухой бы услышал. А уж в моём положении сам боженька велел каждый чих ловить.

Зимний ловко вскрыл коробку с чаем, закинул в каждую кружку по пакетику и залил их кипятком. Приятный бонус бионической руки — можно не пользоваться прихватками, когда снимаешь с плиты кипящий чайник. Поставив перед Майей кружку поменьше, а себе взяв большую, он опустился на стул напротив: из этого положения лучше всего просматривался выход в коридор, а от окна его отделял метр внешней стены.

— На момент проведения операции он был в Трискелионе. Вероятнее всего, погиб.

Майя опустила погрустневший взгляд и принялась поправлять скатерть.

— Ясно… Но даже если так, выбора у меня нет. Я, конечно, могу примерно догадываться, зачем ты пришел, но все же, будь добр, озвучь это сам… И, кстати, тебя как звать-то?

Он не сразу ответил. Простая фраза далась ему нелегко и отчего-то ощущалась так, словно он открывает тяжеленную ржавую дверь бункера. Была — не была!

— Джеймс, — глухо отозвался он. — Меня зовут Джеймс.

Ты не забывай, что у меня в голове опилки. Длинные слова меня только расстраивают. (с)

— Сразу говорю: это будет долго. И предупреждаю заранее: мне никогда раньше не приходилось работать с такими объемами. И вообще. Я скорее… — она рукой обозначила в воздухе что-то неопределенное, — «ищейка» и «реставратор», а не «архитектор». Впрочем, ты должен и так знать, раз прочел досье.

— «Специализация: ментальное воздействие с целью получения информации, в том числе работа с объектами, у которых наблюдалась диагностированная потеря памяти. Положительный результат в пределах от пятидесяти пяти до семидесяти процентов случаев», — процитировал Зимний.

— Вот именно. «Получения». От меня мало когда требовалось раскладывать по полочкам содержимое чужой памяти. Я этого почти не умею, а ты хочешь, чтобы я упорядочила твои воспоминания за целую жизнь! Да это все равно что ангар перелопатить…

Он пожал плечами. Все что она говорит — правда. Это чудо, что он пока не слетел с катушек. Внутри его головы натуральная свалка. Горы, целые горы мыслей и образов, обрывки знаний, все перемешано так сильно, что даже то, что могло когда-то быть настоящим сокровищем сейчас не отличить от бесполезного хлама. Редкие цельные воспоминания последних лет были скорее исключением. Наверное тем, что он до сих пор не сидит в темном углу, пуская слюни, Зимний обязан основам функционирования идеального оружия, вбитым в него за время пребывания в Гидре. До чего же горькая ирония — его столько лет старались расчеловечить, а теперь он только благодаря этому и держится на плаву! Временами выпадает из реальности, когда от случайного триггера в мозгу вдруг взрывается воспоминание; просыпается в холодном поту от кошмаров и долго потом вглядывается в свои руки, свято уверенный в том, что на них кровь; мучается от головных болей… Несмотря на все это он упорно продолжает проживать каждый новый день, и не задается вопросом — для чего. Потому что абсолютно уверен в одном: он хочет жить. Быть полноценной частью этого мира, а не узнавать его через прицел автомата. Быть свободным.

Больше ни одной твари он не позволит управлять собой…

Рамлоу когда-то смог разглядеть в нем эту жажду. Он вообще был мужик наблюдательный. Примерно через два года совместной работы, после одной из миссий они торчали малым составом группы на конспиративной квартире. До прибытия транспорта было еще прилично, и почти все разбрелись по углам, коротая время. Разумеется, кроме Зимнего — тот наблюдал за периметром, заняв темный простенок прямо напротив входной двери и так слился с обстановкой, что если не присматриваться нарочно, то можно и не заметить. Одно его выдало: услышав тупую шутку кого-то из группы и последовавший за ней приглушенный ржач, он улыбнулся. Самую малость. Это выглядело даже не как улыбка, а скорее напоминало гримасу зубной боли. Но проходившему мимо Командиру хватило: хмыкнув, он наклонился и легонько постучал Зимнего по макушке костяшками пальцев. «Я знаю, что ты там» — сказал он и отправился дальше как ни в чем не бывало.

Пожалуй, это было началом. Не сделай тогда Рамлоу лично для себя какой-то очень значимый вывод, вряд ли Джеймс сидел бы сейчас в старой квартире на краю огромной чужой страны, задавшись целью вернуть себе память, какой бы страшной она не оказалась.

Послышалось шуршание: Майя разорвала упаковку с конфетами, высыпала все содержимое на стол, потом придвинула по одной себе и Джеймсу.

— Бери. Зачетные.

Не соврала: конфета в блестящей коричневой обертке действительно оказалась очень вкусной. Впрочем, местная кондитерская промышленность вообще радовала — его разогнанный метаболизм требовал много глюкозы, и в ближайший к своему съемному жилью магазинчик Зимний наведывался часто. Почему-то тамошний кассир, усталая полная дама в годах, каждый раз прятала умиленную улыбку при виде того, как он сосредоточенно выкладывает на ленту шоколадки, печенье и прочие радости сладкоежек. Ох уж эти душевные женщины! Как только он понял, что его заприметили, тут же перестал в этот магазин ходить. Меры предосторожности, чтоб их...

— Ты когда-нибудь собирал пазлы?

Джеймс помотал головой.

— А, ну да… Нашла, что спросить, — усмехнулась она. — Хотя с них бы сталось изготовить лично для тебя пазлы со злобными красными осьминожками…

Это прозвучало настолько абсурдно, что он даже закашлялся, не в силах выбрать, возмутиться ему или усмехнуться.

— Я это к чему все: процесс будет примерно такой же, но намного сложнее, я ведь не знаю, какой была изначальная картина. Задал Брок задачку… Скажи, а ты не боишься, что я нарочно все запутаю еще больше?

— Сама сказала — не твоя специализация. Так что нет. В любом случае ты не настолько сильна.

— Твоя правда, — выдохнула она. — Сколько времени будет в запасе?

— Не больше трех-четырех дней.

— Хвост?

— На данный момент чисто, но у меня нет желания сидеть и ждать, когда он снова появится.

— Здо-о-рово, — Майя скрестила руки на груди и откинулась на спинку стула. — Очень хотелось бы верить, Джеймс, что после твоего визита у меня не появятся новые гости.

Разговор заходил в опасное русло. Зимний прекрасно понимал возможные риски: само собой, нельзя полностью исключать вероятность того, что его перемещения как-то смогут отследить, а следовательно — выйти на Майю; самый хреновый вариант развития событий — если ее найдут уже после того, как она поковыряется в его мозгах. Она будет знать слишком много. И, сказать по правде, он не до конца доверял ей и сейчас, несмотря на то, что тщательно навел справки перед тем, как встретиться. Как ни прискорбно, но у всех этих проблем имеется один гарантированный способ решения... Зимний стиснул зубы.

— Об этом не беспокойся,- заверил он. Ответа не последовало. Монотонно тарахтел холодильник, через приоткрытую форточку доносился многоголосый шум улицы: грохот проносящихся прямо под окнами трамваев, резкие автомобильные гудки, обрывки фраз случайных прохожих; острый суперсолдатский слух улавливал даже музыкальную заставку сериала, который смотрел кто-то из соседей. Их окружала абсолютно обыденная жизнь человеческого муравейника. Черт! Почему же у него на душе сейчас стало так паршиво?

— Тогда давай не будем тянуть кота за хвост и начнем прямо сейчас, — она поднялась и кивнула ему в сторону коридора. — В таком деле лучше расположиться с комфортом, мало ли, вдруг сознание потеряешь. А большие шкафы падают громко!

Основная жилая комната, куда привела его Майя, была узкой и вытянутой, с высоченным, под стать потолкам в квартире, окном, закрытым сейчас шторами. Как и в остальных комнатах — белые стены и потолок, а под ногами скрипучий, немало повидавший в этой жизни паркет-ёлочка. Минимум мебели. Минимум декора. Старый узорчатый ковер посреди комнаты. И словно в противовес всему — шикарная хрустальная люстра с гранеными переливчатыми висюльками, как главный аккорд интерьера.

У стены стоял заставший, наверное, еще товарища Брежнева диван, на который сверху был уложен новенький ортопедический матрац. Покрывало и подушки на нем были в беспорядке — явно этим местом пользовались не только для сна. Майя забралась туда с ногами и похлопала ладонью рядом с собой. Зимний осторожно — поневоле опасаясь, что местный винтаж может не выдержать его веса — опустился напротив нее. Обошлось. Мебель в Советах делали на совесть.

Повисло молчание. Майя сложила руки на коленях и замерла. Брови нахмурены, серо-зеленые с рыжими искорками глаза внимательно изучают его лицо. «Необычный цвет», подумал он. Беспокойство нарастало.

— Постарайся не думать ни о чем конкретном. Я и так верю, что ты крут и всегда спокоен, как мудрый Каа, но очень важно, чтобы сейчас ты расслабился.

— Хорошо… Кто такой Каа?

— Если хочешь, потом расскажу. Начинаем?

— Майя. Не забывай, что и кому ты обещала, — напомнил он и добавил, понизив голос: — Если ты хоть попытаешься мне навредить, сдать меня или воспользоваться тем, что узнаешь — пеняй на себя.

Он произнес это абсолютно спокойно, без выражения, но каждое сказанное им слово было подобно тяжеленному гранитному валуну. Зимний Солдат в совершенстве владел искусством устрашения. И пустившееся вскачь после его слов сердце девчонки это в полной мере подтверждало.

— Я поняла… Прости, мне нужно будет к тебе прикоснуться.

Он на мгновение прикрыл глаза и кивнул, показывая, что готов.

Майя, все так же не отрывая взгляда, осторожно приблизила к нему руки, а в следующее мгновение произошло то, чего Зимний не ожидал: она бережно убрала от его лица длинные растрепанные пряди и завела их за уши, мимоходом касаясь нежной кожи. Он не вздрогнул, наоборот — напряженно застыл в ожидании неизвестного. В короткий миг между тем, когда она крепко прижала обе ладони к его висками и стремительным падением в ослепительно-белую пустоту он успел подумать лишь о том, как же хорошо, что ее руки оказались теплыми и совсем не напоминали ледяные тиски установки для обнулений.

— А где дедушка-то спит?

— Да вон там, в прихожей. На коврике. (с)

Он лежал навзничь на чем-то мягком. В голове слабо гудело и кружилось, как если бы он неудачно приложился затылком. Зимний медленно открыл глаза и тут же снова зажмурился от яркого света. Под веками заплясали разноцветные мушки. Проморгался, повторил попытку. Над его головой был белый потолок, свет включенных в люстре лампочек дробился хрустальными гранями и расчерчивал всю поверхность калейдоскопом теней и радужных бликов.

В блаженно пустовавшую с момента пробуждения черепушку неспешно накатили воспоминания этого вечера. Продолжая пялиться в потолок, Зимний старался определить, изменилось ли хоть что-то в его голове. Состояние, в котором он сейчас пребывал, напоминало ему выход из седации: такая же расслабленность, ощущение легкости в теле, сознание затуманено — но он упорно искал признаки изменений, через силу стараясь расшевелить полусонный мозг. Обращался в мыслях к тому немногому, что помнил цельно и четко, прислушивался, не промелькнет ли что новое.

И ему было…странно. Чем дольше он всматривался в воспоминания, тем все более полными они становились. Без резкого, подобного озарению «Бум!», а плавно и естественно, как будто всегда такими и были. Они обросли множеством деталей и воспринимались теперь не как разрозненные фрагменты — наоборот, их словно скрепили единой нитью.

А самым странным было ощущение уверенности в том, что все эти воспоминания и образы принадлежат ему. Именно ему. Даже такие страшные. Это не обман мозга — все правда происходило с ним. Удивительно, насколько спокойно в моменте он принимает открывшуюся правду. И да, он пока еще не может увидеть все разом и в голове полно «белых пятен», но главное — начало положено. Никто ведь не обещал, что будет легко и быстро.

Облегченно выдохнув, Зимний осторожно повернул голову вправо.

Майя. Она лежала тут же, на диване, свернувшись едва не в баранку — руки и ноги прижаты к груди, половина лица скрыта за стиснутыми кулаками. Как будто ей очень холодно несмотря на все старания местных коммунальщиков, кочегаривших так, словно на дворе минус десять. Она в отключке или?..

Зимний протянул руку и позвал ее, потормошив за плечо и почти начал беспокоиться, потому что Майя откликнулась далеко не сразу.

— Ты как?

Вид у нее был неважный: кожа и губы побледнели, под глазами залегли тени. Она обняла руками голову и пробубнила что-то невнятное, а потом посмотрела на него из-под завесы пришедших в полный беспорядок волос и повторила четче:

— Бывало и получше… А ты?

— Приемлемо, — ответил он коротко, как и привык.

— Это хорошо, — она нахмурилась и, чуть помолчав, виноватым тоном добавила, — Джеймс, прости, пожалуйста… Мне очень жаль, что так получилось…

Зимний замер. Что на этот раз пойдет не так в его жизни?

— Я не вымыла руки после улицы, а потом прикоснулась к твоему лицу! Прости! Ты так меня напугал своим появлением, что я и забыла…

Он неверяще хмыкнул. Блядь, серьезно?! Она правда сейчас извиняется за такую ерунду?

Его начал разбирать смех.

Те, кто ставил на нем опыты, никогда не извинялись, как и те, кто программировал его самыми разными методами, ломал, а потом обнулял. К нему относились как к вещи. Уж эти-то воспоминания в него вбиты железно! Даже электричество не смогло вытравить их до конца. И тут вдруг она со своим «не вымыла руки»…

Зимний, нет — Джеймс, — хохотал уже вовсю и никак не мог остановиться. Только весело ему не было, на самом-то деле, и оттого смех получался грубый, каркающий. Майя с ошарашенным видом наблюдала за тем, как он подергивается и старается зажать себе рот, чтобы шуметь поменьше. Получалось не очень. Наконец, кое-как успокоившись, он сел и правой рукой с усилием растер лицо.

— Пиздец, Джеймс, — донеслось с дальнего края дивана.

Он только кивнул. Пиздец, как есть пиздец.

За стеной монотонно шумела вода — после случившегося Майя, едва не клацая зубами от озноба, унеслась принимать горячий душ, предложив Джеймсу самостоятельно похозяйничать на кухне в поисках еды. «Все, что найдешь — твоё. Угощайся» — сказала она и захлопнула за собой дверь в ванную.

Казалось, она старательно игнорирует произошедшее, словно ей неловко или боязно показать свое к этому отношение. Но Джейсму было плевать — они друг другу никто, главное, чтобы работа была выполнена. Между тем голод действительно давал о себе знать. Но содержимое холодильника и кухонных шкафов не радовало ни разнообразием еды, ни ее количеством.

Он уже приканчивал упаковку сыра-косички, когда Майя с крайне довольным видом наконец-то показалась на кухне, закутанная в пушистый серый халат до самых пяток. Горячий душ явно пошел ей на пользу — лицо покраснело и словно ожило, глаза заблестели. Волосы завились от влаги. Это выглядело мило.

— О, сырочек! Правильно. Но надо бы чего посущественнее, не знаю, как ты, а я просто умираю — жрать хочу, — с этими словами она открыла холодильник и задумчиво уставилась на полупустые полки. — М-да… Слушай, — она выглянула из-за дверцы, — а как насчет сходить перекусить чего по-быстрому? Тут рядом отличную шаурму делают, на Озерах, минут пятнадцать ходу. Работают до полуночи. Нормальную такую шаурму, не из котят.

— А в других местах, значит, из котят делают?

— Ой, да шучу, — она закатила глаза. — Уработалась я с тобой, вот что. Если не поем сейчас в срочном порядке — будешь искать другого специалиста, потому что конкретно этот закончится. Пошли? Ты же и сам наверняка голодный сидишь — тебе этого сыра на один зуб.

Он пожал плечами. Девчонка дело говорит.

— Ну пошли за твоей шаурмой.

— Вот и ладушки! Я щас, — она тут же кинулась одеваться и бодро прокричала ему из спальни: — Пять минут, Турецкий!

Он возвел глаза к потолку, гадая, что это была за отсылка (ведь явно же отсылка, да?), и отправил в рот последнюю сырную нитку. Вкусная штука, надо запомнить фирму.

Майя заперла квартиру, они вышли из общего коридора на узкую террасу второго этажа и спустились по гулкой кованой лестнице с крутыми ступенями, миновали унылый темный внутренний двор с его кособокими сараюшками, столбами с веревками для сушки белья, успевшие уже облететь огромную шелковицу и кусты сирени.

В этой части города было полно жилых зданий, построенных еще в конце девятнадцатого — начале двадцатого века, но далеко не все из них поддерживались в состоянии, подобающем их культурному статусу. Определенно, в том и был в немалой степени местный колорит: дикая смесь из уставших от времени, но от этого еще более живописных старинных домов с высокими потолками, строгими большими окнами и лепниной на фасаде, с необыкновенно изящным кружевом кованых козырьков над массивными входными дверями; хаотично прилепленные к ним самострои-конурки самого разного возраста, вида и назначения; дома послевоенного времени, простые и основательные; разбросанные там и тут «вставные зубы» точечной застройки с ее стеклом и бетоном; повсеместные заборы и ворота: от совсем покосившихся и стародревних до новёхонько-бездушных из металлопрофиля.

Солнце уже часов шесть как зашло, на город опускалась ночь, а вместе с ней наползал такой частый для этих мест густой туман. Из-за влажного воздуха температура на улице казалась ниже, чем она есть на самом деле. Зимнему до этого не было никакого дела — ему и гораздо более мерзопакостная погода была нипочем, но вот Майя поёживалась и прятала нос в намотанный до самых ушей огромный шарф, а руки не доставала из карманов. Они шли по щербатому тротуару вниз, в сторону Озер. В тусклом оранжевом свете фонарей плясали крошечные капли воды. Изредка из тумана, грохоча и сияя фарами, выскакивал очередной припозднившийся в депо трамвай и снова скрывался беловатом сумраке. Зимний бывал раньше на этой улице и его мозг распознавал все здесь как хорошо знакомое — так уж он был заточен, но в этом накрывшем город плотном облаке все обыденное казалось каким-то нереальным. Хотелось всмотреться внимательнее, понять, что напоминает ему ореол рассеянного света от фонаря или выступившее из тумана высокое кряжистое дерево…

Он задумался: могло ли восприятие измениться из-за того, что проделали сегодня с его мозгом? Может, когда-то он умел ощущать мир именно так и сейчас просто «откатился» до изначального уровня? Или это стоит считать побочным эффектом?

— Ну прямо «Ежик в тумане».

— Что? — Джеймс вынырнул из раздумий.

— «Ежик в тумане», — повторила Майя, как будто от того, что она произнесет это еще раз, сразу все станет понятно. Он недоуменно пожал плечищами и глянул заинтересованно, давая понять, что ждет пояснений. Майя коротко улыбнулась куда-то в шарф.

— Есть такой старый советский мультик. Про ежика, да. Совершенно потрясающий. Он там бродил-бродил в тумане, сначала по лесу, потом все дальше и дальше... В реку падал… Встречал на пути всякое… А знаешь почему? Он заблудился и искал дорогу к своему другу. Мне эта погода напомнила кадры оттуда. И тот дуб, который мы только что прошли.

Джеймс нахмурился. Сюжет как будто знакомый… Может, он раньше смотрел его, этот мультфильм? Про того, кто ищет в тумане дорогу к другу.

— Надо будет глянуть, — кивнул он.

— Обязательно.

Когда они добрались до места, муть в его голове разошлась окончательно. Зимний, который всю дорогу был начеку, внимательно осмотрелся, и хотя не заметил ничего подозрительного, обманываться на этот счет не спешил. Перед ними была развязка трамвайных веток, окруженная с трех сторон мелкими магазинчиками, аптеками и прочей коммерцией. На крыльце пивной о чем-то шумно спорила подвыпившая компания, ждали поздний трамвай люди на остановках, и в целом для этого времени здесь было довольно людно. За трамвайными путями слабо угадывался в тумане берег озера, поросший ивами и высокими камышами. Майя кивнула на яркую вывеску в отдалении:

— Нам туда.

Молодой улыбчивый парень с мягким нездешним выговором принял их заказ и бойко приступил к готовке. Он явно знал свою работу. Зимний с отстраненным любопытством наблюдал за его ловкими, легкими движениями, рассматривал контейнеры с готовыми начинками, от нечего делать прочел все размещенное на фасаде меню. Майя задумчиво наклонила голову и просто стояла, перекатываясь с пятки на носок в своих ярких кроссовках.

-Две большие, одна стандартная с курицей в сырном лаваше, две картошки и два кофе! Готово, — объявили им. Джеймс тут же расплатился наличкой и забрал пакет с их поздним ужином, а Майя подхватила картонные стаканчики с кофе. О том, кто и как будет платить, никто заранее не договаривался, но у него были собственные, вполне рациональные взгляды на этот счет.

Зимний за время своих скитаний успел на собственном опыте убедиться, что фастфуд все-таки — отличная штука. Можно за небольшие деньги быстро получить еду. Горячую, сытную и нажористую. Он научился в любой стране находить точки, где относительно хорошо кормили, соблюдали чистоту и из-за большого потока посетителей не успевали присмотреться к кому-то конкретному. Последнее стало неожиданным открытием — оказывается, побывав в непроверенной забегаловке, можно легко оказаться в поле зрения местных «лихих» граждан, которые либо сами держат ее, либо прикрывают, и почти наверняка они будут связаны через информаторов с местной полицией. И не только с ней. А подобные ниточки вполне могут вывести туда, куда не следует.

Что ж, остается надеяться, что здесь его хмурая морда, скрытая бейсболкой и капюшоном, особого внимания не привлечет.

Ужинали они с Майей на плохо освещенной набережной, расположившись на лавке с видом на озеро. Ну, то есть, предположительно, вид должен был быть, но почти у самой кромки воды начиналась плотная завеса тумана. Справа мигала едва различимыми автомобильными огнями дорога, разделяющая два озера; время от времени раздавался усиленный сырым воздухом стук колес и гудки поездов с ближней железнодорожной ветки. Холодало. Майя повертела в руках полупустой стаканчик.

— Я все думаю. Ко мне теперь ведь вполне могут прийти. И что тогда со мной будет?

Он коротко выдохнул.

— Ничего не будет. Пока не закончим, я буду находиться рядом.

— В смысле — в моем доме?!

— В смысле, в твоем доме.

Он, наконец, озвучил, что уже давно лично для себя считал решенным. Как ни крути, это был наиболее подходящий вариант - так он сможет обеспечить её безопасность до тех пор, пока в ее способностях не отпадет нужда.

— О, ну зашибись, конечно! Если ты вдруг хочешь знать — мне этот вариант не нравится, — она скрестила руки на груди и принялась рассматривать свои кроссовки. — Я, блин, предполагала что-то такое, как только ты рассказал, зачем здесь. Ну а потом убедилась, что одним сеансом в твоем случае не отделаться.

Знаешь… У тебя на чердаке черт ногу сломит… Сегодня у нас с тобой была, считай, репетиция — я лишь осмотрелась да на верхних полках пыль смахнула. Но там есть такие сектора… Сложно описать словами, но я попробую: перепутанный массив, и по нему  разбросаны абсолютно пустые гладкие участки, в которых явно что-то было, но оно утрачено, возможно даже навсегда. А еще нашла подобие «черных ящиков» — конечно, есть шанс их открыть, но ты лучше особо не надейся. Вряд ли я смогу. В общем, — вздохнула она, — ладно. С тобой в любом случае безопаснее, чем с перцовым баллончиком.

— Определенно, — он демонстративно сжал в кулак и снова разжал скрытые перчаткой пальцы бионической руки. Едва слышно загудели сервоприводы. — Оно всегда так бывает? С тобой, после контакта.

— Нет конечно. Обычно слабость, озноб, голова кружится. Чтобы отрубиться, как сегодня, нужен очень серьезный повод. Ну и из-за того, что расходую много энергии, начинается дикий жор. А «пациенты» — те да, почти всегда отключаются.

— Хорошо, я запомню. Вставай, будем возвращаться.

Обратно добирались кружным путем, через узкие, темные улицы. Зимний напряженно прислушивался и присматривался, но ничто не указывало на слежку, и неожиданно большим плюсом обернулись и  туман, и экономия местной администрации на уличном освещении. За всю дорогу они не перекинулись и десятком слов -  Майя  стартовала в сторону дома так бодро, словно ее там ждал ценный приз, а Зимнему особо разговоры и не требовались — по ощущениям, он израсходовал за сегодня свой недельный лимит слов. Так что он просто шел с ней рядом, похожий на большую и мрачную грозовую тучу.

В квартире было тепло, все так же бормотал за стеной соседский телевизор. Вопрос с ночлегом они решили быстро: матрац — на пол, Джеймса с оперативно выданным ему комплектом постельного и полотенцем — на матрац. Увидев, как Майя достает из шкафа нечто, сложенное в объемистый сверток, он, привыкший к самым простым условиям, брякнул:

— Мне не требуется одеяло.

— А мне не требуется вилка, я палочками есть умею. Видишь, какая молодец!.. На вот, и не выдумывай, — она вручила ему сверток, действительно оказавшийся тем, о чем он подумал. — Давай так: ты ложишься первым и отворачиваешься к стене до тех пор, пока я не окажусь под одеялом. Я маякну.

Зимний кивнул.

Когда они погасили свет и затихли каждый на своей постели, Майя, сосредоточенно помолчав какое-то время, еле слышно прошелестела:

— Спокойных снов, Джеймс.

Рефлексы сработали идеально, как и всегда. Пальцы бионической руки ухватили что-то мягкое и объемное, мгновение назад прилетевшее ему прямо в лицо, корпус в тот же миг подбросило вверх. Он сел. Загнанно дыша, Зимний попытался сфокусировать взгляд. Его только что грубо выдернуло из одной реальности в другую и чтобы понять, где он сейчас находится, пришлось напрячь мозги. Левая рука, поблескивая пластинами в струящемся сквозь шторы неверном свете фонарей, сжимала подушку. Самую обычную декоративную подушку с кричащим ее о скандинавском дизайне принтом, такую можно хоть в Нью-Йорке найти, хоть в Берлине, хоть даже тут, у черта на рогах. Он перевел взгляд.

На диване перед ним, отодвинувшись подальше к стене, сидела девушка. Он уже видел ее когда-то давно, он уверен. Тогда она выглядела по-другому: волосы были короче и светлее, лицо словно бы немного мягче — но все теми же остались и тонкий прямой нос с редкими веснушками, и губы, и причудливый разлет бровей. В его воспоминании она мелькала несколько раз в окружении других людей в коридоре с неприветливыми голыми стенами и резким светом люминесцентных ламп. Она проходила мимо и бросала на него короткий любопытный взгляд, позже сменившийся на испуганный. Но прямо сейчас в ее глазах была сосредоточенность и тревога.

— Майя? Ты зачем в меня подушкой кинула? — хрипло поинтересовался он.

— Побоялась подходить. Тебе вроде какой-то кошмар снился, я решила разбудить — и получилось только вот так… А приближаться к тебе спящему — нет уж, спасибо! Придушишь, не разобравшись, а я еще не все свои мечты исполнила…

— Кошмар? — он прислушался к себе. — Да, наверное…

Джеймс отбросил подушку в сторону и устало откинулся спиной на холодную стену. Подтянул ноги к груди, растер лицо, стараясь сбросить липкую паутину мутных образов, до сих пор эхом отдававшихся в сознании. В крови бурлил адреналин, все тело было покрыто испариной, в груди словно не хватало воздуха. Этой ночью он видел тьму бесконечных коридоров, яркие пятна, алые цветы, расцветающие на чьей-то одежде, величественное зарево пожаров и похожие на искры падающих звезд росчерки трассеров… Слышал, как его звали разные голоса, и их шум сливался в бесконечный гул у него в голове.

Что ж, ему к такому не привыкать.

Наверное, кошмары навсегда останутся его верными спутниками, и не важно, вернет он свою память или нет.

Майя завозилась в своем «гнезде» из сбившихся в кучу одеяла, пледа и подушек. Джеймс, погруженный в свои мысли, отстраненно наблюдал, как она отбрасывает все мешающее в сторону и встает, сверкнув голыми коленями из-под безразмерной футболки. Все пространство между стеной и ее постелью занимал теперь матрац, так что она просто перелезла через подлокотник дивана. В полутемной комнате раздались шаги ее босых ног, потом что-то зашумело на кухне. Вернувшись, она молча протянула ему стакан воды.

Джеймс кивнул и осушил его так быстро, будто мучился в пустыне от жажды последние дня два. Стекло приятно холодило руку. Глядя прямо перед собой, он спросил:

— Я… сильно шумел?

— Нет.

— Тогда как ты поняла?

— После того, что я увидела в твоей памяти, — донесся до него полушепот, — мне не спалось. Вот и заметила неладное.

— Что, настолько четко получилось рассмотреть воспоминания? Ты мне ничего про это не сказала.

— Ну, мне хватило, хоть я и старалась особо не заострять фокус. Не хотелось окунаться во все это, но иначе мне с задачей никак не разобраться. И вообще, что толку, если бы я после первого же сеанса с тобой начала причитать о том, как все ужасно? Ни мне бы легче не стало, ни тебе. Я уже не в том возрасте, когда нытье может чем-то помочь. Так что ничего, справимся. Надеюсь.

Надо же, какай настрой! Он повернул голову. Майя все еще стояла рядом с его постелью и взгляд Джеймса уперся прямиком в ее голые ноги, оценивающе скользнув по ним вверх-вниз.

— А ты боец. Не ожидал, — со всей серьезностью сообщил он бледным стройным коленкам напротив себя. Майя раздраженно прицокнула и забралась обратно под одеяло. Кажется, у нее покраснели щеки.

— Иди на фиг, Джеймс.

Он хмыкнул. Дожили! Зимнего солдата посылает мелкая пигалица.

Город уже давно не спал: в так и не разошедшемся до сих пор тумане нескончаемым гудящим потоком двигались автомобили, на самых тормозных водителей нервно позвякивали сигналами трамваи, толпы хмурых людей повторяли свой ежедневный маршрут от дома и до работы. Плелись на учебу невыспавшиеся студенты, школьники перекрикивались по дороге звонкими голосами. Обычное утро.

Джеймс слился с этим потоком и бодро шагал по улице. Он не стал терять время в бесполезных попытках уснуть — слишком уж хорошо был знаком с такими состояниями. Быстрый контрастный душ, а после холодный утренний воздух окончательно прогнали следы ночного морока. Хотя можно было не сомневаться, на выражении лица это никак не сказалось. Правда, здесь оно не слишком-то бросалось в глаза. Нет, Зимний и раньше мог, если того требовали обстоятельства, прикинуться славным малым, а без целительного электрошока и заморозки мимика и вовсе ожила, но он пока еще оставался довольно скупым на эмоции. Интересно, как смотрелось со стороны его лицо сегодня, когда он переступил порог милейшего маленького магазинчика, который приметил накануне во время их с Майей вынужденной прогулки?

Он зашел в квартиру и аккуратно замкнул за собой дверь. Ключи с веселеньким брелоком в виде улыбающегося сердечка вернул туда, откуда и взял их час назад безо всяких объяснений — на крючок у двери. Скинул рюкзак, с которым практически не расставался во время своего «свободного плавания». Из спальни выглянула Майя, уже бодрая, свежая и причесанная.

— О, вернулся. Завтрак на кухне. Если ты, конечно, не боишься манной каши. А что за пакеты у тебя?

— Я купил нам побольше еды. И торт, — просто ответил он и в подтверждение приподнял фирменный пакет из того самого магазинчика-кондитерской.

— Эм… Здорово, — удивленно протянула Майя. Лицо у нее при этом сделалось забавное: смущенная кривоватая улыбка и приподнятые брови. — Теперь можно и из дома не выходить.

— На то и расчет.

— М-м... Слушай, раз ты уже освоился, разберешься на кухне сам? Мне надо поработать еще примерно с час. Сроки поджимают, а с меня, как с редактора, спрос двойной. Ты же не думал, что я живу на накопленные на нашей общей работе денежки?

Само собой, нет. Он прекрасно знал, чем зарабатывает на жизнь бывшая подопечная Гидры, скрываясь в этой глуши — тарахтит по клавиатуре до полуночи, редактируя тексты. Обычный фриланс, платят не то чтобы сильно много, и потому она часто берется за несколько параллельных проектов. Хотя, с ее-то дарованием, могла пойти по другой дорожке и успешно дурить головы доверчивым согражданам. Среди подобных ей такое не редкость. Забавно, но были и те, на кого особый отдел выходил как раз после взлета их популярности в кругах любителей эзотерики, паранормальщины и прочей херни. Работа Майи в этом плане выглядела максимально скучно и обыденно. Что ж, раз ей так нужно — пусть. Лишний час погоды не сделает, хотя есть одно «но»…

Лучшее оружие Гидры недавно услышало здесь любопытное выражение: «лучше перебдеть, чем недобдеть», сразу прониклось глубоким смыслом и всем своим промороженным существом с ним согласилось. А потому ещё одна безотлагательная перепроверка телефона и ноутбука Майи стала чем-то самим собой разумеющимся. Тем более что она не стала возмущаться, а на утрированно радушное приглашение располагаться за ее рабочим столом и проверять все что угодно он решил просто не обращать внимания.

Но никаких подозрительных переписок и тайных посланий ни на ноутбуке, ни в телефоне не нашлось, так что он отправился навстречу манной каше, которой его пытались запугать. Майя проводила его осуждающим сопением и застрекотала клавишами ноутбука.

Пароль от соседского вайфая он успешно взломал и теперь читал с экрана планшета последние новости. Это было одним из первых ритуалов, что он завел, обретя свободу: сводки крупных информационных агентств, региональные новости, а так же то, что можно почерпнуть из соцсетей — новостные группы, личные страницы… Даже то, что на первый взгляд кажется абсурдным может указать нужное направление. Главное — знать, на что обращать внимание. Он — знал. А владение несколькими языками делало горизонт еще шире.

Джеймс отложил планшет и, сцепив пальцы в замок, от души потянулся. Встал, сдвинул на пару сантиметров ламели все еще закрытых жалюзи и осмотрел улицу. Пешеходы, трамваи — все как всегда. И в сети никаких подозрительных зацепок. Не к добру. Где-то за стеной соседка гремела посудой, а из спальни раздавался монотонный шорох клавиш. Она еще не закончила? Захватив кружку с кофе, он направился в спальню. Ну так и есть — сидит с ногами на стуле и что-то воодушевленно печатает.

— Извини, заработалась. Ну что ты там, подрос уже?

Начинается…

— А что, должен был? — вкрадчиво поинтересовался Джеймс.

— Само собой!- усмехнулась Майя, не отрывая взгляда от монитора. — Знаешь, в чем сила, брат? В манке вся сила, ее потому и дают детям в садике.

— Ты же это не серьезно сейчас.

— Нет.

— Заканчивай.

-Ладно, больше не буду. Наверное. Или ты про редактуру?

Он одарил ее хмурым зимнесолдатским взглядом и молча отпил из кружки.

Возможно, сегодня она окончательно разберется с его воспоминаниями, кто знает. В глубине души Джеймс очень этого хотел и одновременно боялся: сможет ли совладать со всем тем, что наверняка обрушится на него? Но он был реалистом — учитывая все составляющие этого непростого уравнения, надеяться на быстрый результат глупо. Почти так же глупо, как взрослому верить в детские сказки. Так уж сложилось, что без серьезного риска быть обнаруженным он может обратиться за починкой своей дырявой головы только к ней, человеку, одаренному далеко не самыми внушительными силами. Да и то — если бы не Командир со своим непонятно откуда взявшимся стремлением помочь Зимнему солдату (или тому, кто в нем скрыт), у Джеймса бы и этого шанса не было. Он решил рискнуть, и теперь оставалось лишь молиться всем известным богам, что «после» будет лучше, чем «до».

Джеймс постарался успокоиться. Сделал несколько глубоких вдохов. Они сидели на его импровизированной постели друг напротив друга. Майя отбросила свою показную дурашливость и теперь просто ждала, когда он будет готов. Джеймс медлил, сам не зная почему. Рассматривал посерьезневшее лицо напротив, сравнивая его с выловленным этим утром из глубин сознания образом. Они отличались. Так и есть — люди неуловимо меняются под гнетом прожитого. Однажды, хотелось бы надеяться, он сможет посмотреть в зеркало и различить такие изменения на себе.

Если вчера он просто ринулся навстречу неизвестному, то сегодня ощущал себя так, словно стоит на краю трамплина высоко над бассейном. Нужно лишь решиться. Сейчас он отключится, а когда проснется, мир снова станет для него немного иным. Какие грани всплывут на этот раз? Насколько подсотрется невидимый барьер, отделяющий его от обычных людей? Что нового он узнает о себе? О чем будут его мысли? Джеймс все гнал по кругу этот поток, не в силах его его утихомирить.

— Какую мечту ты еще не исполнила?

Майя вскинула голову и пристально на него посмотрела.

— Тихий океан... Китов хочу увидеть... А что?

Он покачал головой. Не важно. Ему просто захотелось узнать тайный кусочек чужой жизни, попробовать примерить его к себе, чтобы убедиться — для него еще не все потеряно, сердце отзывается… «Увидеть китов» — что ж, кажется, это и правда неплохая идея.

«Что, очеловечиваешься, Зимний?» — как черт из табакерки, выскочил из его воспоминаний ухмыляющийся Рамлоу.

Джеймс не стал отвечать. Осторожно, чтобы не напугать, взял Майю за руки и прижал их к своим вискам. На него смотрели удивленно распахнутые серо-зеленые глаза, совсем-совсем близко — он мог бы сосчитать все рыжие искорки, что в них были. Тишина в комнате сделалась невыносимой.

— Давай, — решительно произнес он.

Ему казалось, что еще чуть-чуть — и его голова взорвется. Не в метафорическом, а в самом буквальном смысле. Умывание холодной водой не помогло, впрочем, как и попытки размеренно дышать или давить пальцами на определенные точки черепа. Он скорчился на полу крохотной ванной и часто-часто моргал. Из глаз катились слезы, собирались на кончике носа и падали на старую, противного грязно-оранжевого цвета плитку. Он дошел сюда с большим трудом, опираясь о стены. Перед глазами все расплывалось от боли. Может, за долгое время он и привык встречать подобные ощущения с равнодушной покорностью, но легче от этого не становилось.

Воспоминания. Ежесекундно в его сознании вспыхивали стройные ряды картинок, и каждая отзывалась сотнями мельчайших игл, впивавшихся прямо в мозг. Одно событие тянуло за собой следующее, цепочки разрастались, ширились в его голове подобно огромному дереву. Вставали на место частички разбитого калейдоскопа. Как же ему было больно… Но — плевать! Он не собирался останавливаться и жадно бросался навстречу каждому воспоминанию.

Удивительно, как много, оказывается, было от него скрыто! Это одновременно и пугало, и вызывало дикий восторг. Сердце колотилось как бешеное, по венам будто непрерывно гулял ток. Он смотрел и смотрел: бескрайняя заснеженная тундра и проложенные под ней стылые темные тоннели секретных лабораторий; низкий успокаивающий гул двигателей джета во время долгого перелета над Атлантикой; случайный солнечный блик на дуле винтовки — через пару мгновений он сделает выстрел и тут же кинется отступать, потому что допустил глупейшую промашку и не озаботился правильной маскировкой оружия; уходящие в стылую вышину заиндевелые сосны; уютное тепло кухни, на которой мама что-то помешивает в большой кастрюле, а потом оборачивается, улыбаясь такой родной и знакомой улыбкой — у нее глаза того же цвета, что и у Джеймса, и такие же длинные пушистые ресницы… Духота нагретых солнцем сухих доков и липнущая к пропотевшей спине рубашка; холод металлического стола, слепящий свет и боль; «Ревущие» собрались у костра и делят на всех пару последних папирос; Кони-Айленд, громада колеса обозрения на фоне закатного неба, прехорошенькая Джудит смотрит на него влюбленными глазами и разрешает себя поцеловать; сухой стрекот автоматной очереди и падающие безжизненные тела…

... Хилый мальчишка со светлой челкой и смешно оттопыренными ушами, у него подмышкой зажат альбом, а под правым глазом намечается свежий синяк...

... Мужчина с волевым выражением на красивом лице, высокий, статный — у него все те же челка и уши- держит в руке круглый щит со звездой.

«Стив!»

Ему кажется, что он ужасно долго спал и вот сейчас — проснулся и начинает понимать, кто он. Он — точка, в которой сходятся все нити его жизни- от самых дальних, зародившихся многие десятилетия назад, и до самых последних, сияющих новизной. Никакая информация из музея, книг, всемирной сети или секретных досье не в состоянии подарить такое ощущение осознания себя. Сейчас он может сказать это наверняка.

— Какой же ты, оказывается, старый, Джеймс Бьюкенен Барнс… Баки, — прохрипел он.

Жизнь, которая у обычных людей плавно разворачивается с течением времени, давая какую-никакую возможность размышлять и рефлексировать, познавая себя и мир вокруг, только что шарахнула по нему кузнечным молотом и оставила валяться на полу — давай, попробуй теперь разобраться со всем этим, Зимний, или кто ты там теперь… Ты хотел этого, так получай с горкой!

Он кое-как продышался, утер лицо тыльной стороной живой ладони. Понемногу боль утихала, по внутреннему ощущению казалось, что он провел в ванной вечность, хотя на самом деле проторчал там не больше четырех-пяти минут. Джеймс откинулся на кафельную стену и запрокинул голову. Со стены напротив ему весело улыбалась дурацкая ярко-желтая мочалка в виде уточки, и он криво усмехнулся в ответ.

Он прекрасно понимал, на что идет, когда просил вернуть себе память, и внутри уже подсознательно замирал от того, что придется жить дальше с грузом всего, что, возможно, успел совершить. По своей воле или нет — не важно. Решив возвратить воспоминания, он одновременно решил и принять ответственность. Кто-то скажет — любой поступил бы так же. Ложь. Беспамятство привлекательно, оно может подарить легкость… Жизнь в неведении, с чистого листа — разве это не прекрасно? И он сомневался. Боялся. Но в итоге выбрал знание.

— Вот ты где, — донесся до него слабый голос.

Джеймс и не заметил, как она подошла. Зимний бы вряд ли такое допустил, но вот Джеймсу в данный момент все было абсолютно фиолетово.

— Живой?

Он не ответил и плавно поднялся, опираясь о стену. Делать резкие движения, особенно головой, он сейчас опасался. Не к месту вспомнилась статейка про японских духов — капп, чтением которой он развлекался во время перелета до Москвы. В его черепе, конечно, не было открытой чаши с водой, как у этой нечисти, но голова ощущалась совсем как хрустальная. Джеймс выпрямился. Майя опиралась о дверной косяк с таким видом, словно не может стоять прямо. Словно вообще не может стоять. Выглядела она совсем нехорошо и куталась в плед, которым он, повинуясь странному порыву, накрыл ее после того, как очнулся.

— Ты что-то говорил про торт.

По дороге на кухню он не раздумывая решил подстраховать ее и придержал за плечо.

Близился вечер. Через полуприкрытые жалюзи на стену и потолок падали косые закатные лучи, наполняя всю кухню нежным розовато-персиковым светом. С момента, когда они приступили ко второму этапу, оказывается, прошел почти целый день, отстраненно подумал Джеймс. И не удивительно — работа была проделана, по его ощущениям, огромная.

Торт на столе медленно, но верно уменьшался — решив не заморачиваться условностями вроде разрезания на кусочки и использования тарелок, они ели его прямо так, орудуя столовыми ложками каждый со своей стороны. В этом было какое-то почти детское удовольствие, слаще, наверное, только есть руками. Джеймс похвалил себя за предусмотрительность: глюкозная бомба из пропитанных кофе и коньяком шоколадных коржей и жирного крема была именно тем, что им обоим сейчас необходимо. А если вспомнить, что в составе крема есть такая божественная штука, как вареная сгущенка… Хорошо, что в кондитерской он попросил помочь ему определиться с выбором — шикарная витрина с дополнительной подсветкой и красующимися на ней тортами самого разного вида ввела его в ступор. Девушка на кассе тут же принялась перечислять ему составы всех, что были в наличии, и в дополнение посоветовала еще и пирожные — он согласился и прикупил их, по одному каждого вида на пробу, как дополнение к торту. Было почему-то немного неловко за свою тягу к сладкому, но он успокоил себя тем, что все дело в суперсолдатской сыворотке, а никак не в маленьком мальчике, который до сих пор живет где-то очень-очень глубоко внутри Зимнего солдата и периодически клянчит вкусности.

Он сделал большой глоток кофе из «своей» здоровенной кружки и задумчиво посмотрел на Майю. Та сосредоточенно работала ложкой и не обращала внимания ни на что, кроме торта.

— Совсем бледная. Тебе бы отдохнуть.

— А сам-то, — буркнула она с набитым ртом. — Тебя приложило сильнее, чем я рассчитывала. Но извиняться я не собираюсь.

— И не надо. Вчера было полегче, это правда.

— Пф, ты не сравнивай, сегодня я, считай, по кирпичику перебирала. Ну, или по нитке… Блин, это всегда сложно пояснять на словах — с чем ни сравни для примера, все не то…

— Главное, что получилось.

Она отложила ложку, скрестила руки на столе, и подавшись перед, вкрадчиво протянула:

— Не-ет.

— В смысле — нет? — неверяще проскрипел он. — Они вернулись, я же видел.

— Не хотела прямо сейчас обсуждать… Но придётся, раз уж ты начал. Это далеко не все воспоминания. Я смогла вернуть лишь часть. И ещё, — нахмурилась она, — я сегодня заметила кое-что подозрительное. Вчера его не было видно, но, подраскопав, я наткнулась на эту херню. Она спрятана на отдельном уровне, в который фиг проберешься — туда не ведет ничего, ни единой дорожки из четких воспоминаний. Я даже не представляю, что она может скрывать. Джеймс… Что же с тобой делали?

О, у него было минимум с полсотни ответов на ее вопрос, но он с кристальной ясностью понимал, что все они в данном случае — неверные.

―Ну, что ж. Если вы больше ничего не хотите...

―А разве еще что-нибудь есть? (с)

— Я могу реально попробовать выяснить, что это, но облажаться. А могу просто сделать вид, что попыталась и у меня не вышло — правды тебе все равно не узнать. Забавно, да?

— Нет, — нахмурился он. Молча слушая пространные размышления Майи на тему того, стоит ли вообще браться за эту, как она выразилась, «неопознанную хреноту», Джеймс подметил неожиданное: весь ее скепсис в отношении собственных сил и способностей — получится ли? все опасения — не станет ли хуже после вмешательства? и даже прямое указание на то, что не он контролирует ситуацию, — ничто из этого не могло скрыть один-единственный факт: сейчас она по-настоящему заинтересована в результате. И он не мог понять — почему?

— Притвориться, что ничего не получается, ты могла еще в первый раз. В чем разница?

Майя раздраженно выдохнула, поджала губы и отвернулась, резко заинтересовавшись керамической плиткой на кухонном фартуке. Ну да, плитка и правда была любопытная — наверняка ровесница этому столетнему дому — но все же не настолько, чтобы ради нее уходить от темы.

— Так что? — Джеймс побарабанил по столу пальцами живой руки.

— Да нет никакой разницы, — нехотя отозвалась она. — Ты сам знаешь, я взялась тебе помочь, чтобы выполнить обещание. Брок ведь когда-то… А, не важно. Я в своей жизни мало на что могу опереться, а если еще не стану держать данное когда-то слово, то вообще все покатится к чертям. У человека должны быть принципы.

— Ну, ты его сдержала, насколько могу судить. Хоть и говоришь, что не все получилось. Я шел к тебе, особо не рассчитывая на серьезный результат, а теперь ты намекаешь на то, что могла бы взяться за задачу посложнее. Тебе самой оно зачем? Боишься?

Иных предположений насчет ее мотива у Зимнего пока не было. Ход его рассуждений был простым: она пытается отсрочить его уход еще ненадолго из банальных соображений безопасности, полагая, что если на них уже вышли и попытаются напасть, то рядом с ним шансы выжить будут куда выше. При этом в виске тяжело пульсировала еще одна мысль: как же беспечно с ее стороны рассчитывать на его защиту! Она уже выполнила свою часть сделки. Она слишком много знает и этим одним представляет для него угрозу. А Зимний солдат по природе своей не может допустить того, чтобы его безопасность зависела от кого-то столь уязвимого и привык решать подобные проблемы самым надежным способом…

Но ведь и он теперь — не только чистая функция и идеальное оружие. С воспоминаниями вернулась и куда более важная и глубокая часть его личности.

Это противоречие дало ростки еще при первой их встрече, а теперь пустило мощные корни и просто разрывало его изнутри. Но принимать такое серьезное решение сейчас не было ни сил, не желания.

— Считай это профессиональным интересом. Решать, конечно, тебе. Подумай, — она медленно поднялась из-за стола, взглянула на него как-то грустно и поплотнее завернулась в плед, — пока еще есть время. Только мне бы в себя немного прийти. И тебе тоже…

Она ушла в спальню. Джеймс проводил задумчивым взглядом скрывшийся в коридоре край пледа, который волочился за Майей по полу подобно рыцарскому плащу.

Профессиональный интерес, как же! Не нужно быть великим менталистом, чтобы понять — ее мотив совершенно в другом. Час от часу не легче…

Последние крохи закатного света уже растворились в серых сумерках. На улице зажглись фонари. Джеймс все сидел и сидел за столом, погруженный в свои мысли. Их было так много, что при других обстоятельствах он бы уже не выдержал и принялся ходить из угла в угол, словно тигр в тесном вольере. Но не мог: на место жуткой головной боли, кое-как отпустившей его, теперь пришла такая сильная усталость, что он и моргал-то через раз. Он даже наплевал на безопасность — не осмотрел улицу и периметр, хотя всегда это делал, да и из оружия под рукой сейчас было лишь несколько ножей, распиханных по карманам. О том, чтобы выйти развеяться, пройтись по улицам и речи быть не могло. Не в таком состоянии.

— Хватит тут сидеть.

Ну вот, опять она незаметно подкралась! Кажется, кто-то слишком расслабился.

— Ты это в том смысле, чтобы я собирал вещички и проваливал? — слабо усмехнулся он. Что ж, она имеет полное право.

Майя устало выдохнула и посмотрела на него с укором:

— Не говори ерунды. Пойдем.

— Куда?

— Что значит — куда? Прогуляемся до Озер, покидаем хлебом уткам в головы, культурно проведем время!

Джеймс недоуменно приподнял брови. Что она несет, какие, нахуй, утки? Последствия сложной работы сказываются, не иначе…

— Как же тяжело с тобой… Пойдем, говорю, «Ёжика в тумане» смотреть, — она немного покраснела, отвела взгляд и добавила еле слышно, — нечего тебе сидеть тут одному в потемках. Мало ли…

Каждое ее движение почему-то отдавало напряженностью. Джеймс успел подметить это, пока шел следом за Майей в соседнюю комнату, изо всех сил стараясь не наступить на край тащившегося по полу пледа. Подивился тому, какая она, оказывается, маленькая и хрупкая по сравнению с ним. Следом не пойми откуда выскочила мысль о том, какие у нее пушистые ресницы и приметная родинка на левой скуле. Странно, раньше он не придавал этому значения, да и в целом поначалу не особо приглядывался, а тут поди ж ты… Память подбросила картинку их случайной встречи во времена Гидры: Майя выглядела совсем еще подростком лет семнадцати, хотя на деле ей было на порядок больше. И смотрела на него поначалу совсем не так, как другие окружавшие его люди. Зимнему разбираться в выражении лиц случайных агентов тогда было без надобности, но в настоящем Джеймс ухватился за это воспоминание в надежде найти что-то важное. Но пока что смысл от него ускользал.

— Готова поспорить, что в пиратском импровизированном кинотеатре ты впервые. С чем тебя и поздравляю, — улыбнулась Майя.

— Что-то я не заметил у тебя деревянной ноги.

— Ого, да ты у нас, оказывается, шутник!.. Вот так новости.

Они сидели на полу перед ноутбуком, свет включать не стали. Джеймс расположился на матрасе, облокотившись на диван боком и подперев голову правой рукой, буквально в полуметре от него, у спинки дивана — Майя в своем стащенном с кровати подушечно-покрывальном гнезде. Она бросила из-под ресниц короткий взгляд на его бионическую руку — вместо неизменного пуловера ему пришлось — спасибо местным коммунальщикам — остаться в одной футболке и теперь металлические пластины угрожающе поблескивали в свете монитора.

Раздался двойной щелчок мышки и на экране замелькали титры.

Послышалась музыка.

Нет, ничего похожего он раньше не видел. Казалось, что на эти короткие десять минут он погрузился в чей-то сон — было ли тому причиной мастерство создателей или же его собственное восприятие, которое очень изменилось с тех пор, как Джеймс оказался в этой квартире, — сложно сказать. Вероятнее, сработало все в совокупности. И это было как нельзя кстати: за просмотром он на время отключился от своих переживаний и проблем, с головой уйдя в зыбкую и тревожную атмосферу детского, казалось бы, мультика. Неосознанно хмурился, пытаясь разобрать свои эмоции от увиденного. А от некоторых музыкальных тем у него по коже пробегали мурашки. Он даже мысленно сравнил мультяшный дуб с тем, который им попался вчера в тумане. Да, и вправду было очень похоже.

На выполненную устаревшим шрифтом надпись «Конец» он пялился секунд пять, и только потом вынырнул из состояния, в которое успел погрузиться. Покосился вправо и тут же наткнулся на внимательный взгляд Майи. Она дернула подбородком, словно спрашивая, но вот что именно — Джеймсу было непонятно. Да и не удивительно — они провели вместе меньше двух суток, за такое время попробуй-ка освоить чужую невербальную коммуникацию. Страх, притворство, опасение, агрессия, недовольство — подобное он распознавал влет, но вот с остальным было все еще очень сложно. А еще сложнее — признаться себе в том, что ему приходится заново учиться таким вещам. Но, как он не раз слышал, признание проблемы — это уже часть ее решения. Освоится как-нибудь.

Он в замешательстве моргнул, а потом просто отзеркалил ее жест и стал ждать реакции.

Майя несмело улыбнулась. На ее лице и в глазах слабо отражался свет монитора, а зрачки в полутьме казались огромными. Она немного наклонилась к нему и прошелестела:

— Ну как тебе?

А ему было…странно. Он все никак не мог подобрать нужных слов о своем впечатлении — простое «понравилось» казалось слишком плоским. Но дело было не только в этом. Сами обстоятельства просмотра вызывали у него неясное волнение, которое не смогла заглушить даже зверская усталость последних часов. И темнота комнаты ощущалась иначе, и холодный искусственный свет монитора казался каким-то таинственным, да еще близость другого, непонятного для него человека. Джеймс привык быть сам по себе, точно так же, как привык быть и среди других людей, но то, что происходило прямо сейчас отчего-то очень ярко его кольнуло: они одни, кроме них двоих здесь больше никого нет. А Майя смотрит на него вовсе не с вежливым участием. Нет… На него когда-то давно так уже смотрели девушки, и очень часто. Неужели?..

Джеймс почувствовал, как по нему от макушки до пяток прокатилась жаркая волна, да так и осталась, свернувшись колючим клубком где-то под солнечным сплетением. Он сглотнул.

— Да, это стоило увидеть.

Толком не осознавая зачем, он тоже слегка подался в ее сторону, медленно и не отрывая взгляда — внутри уже несся щекочущий адреналиновый поток, толкая узнать, что же будет дальше, как она ответит, если приблизиться еще совсем-совсем немного, если попытаться рассмотреть что-то в черноте ее зрачков, если изучить взглядом прихотливо очерченные губы… Джеймс ощутил знакомое чувство азарта и предвкушения, совсем не такое, как то, что он испытывал иногда при выполнении заданий, а гораздо более пьянящее.

Но все оказалось не так-то просто. Единственное, что сделала в ответ Майя — застыла на месте, как олень в свете фар, а потом стремительно отвернулась, едва не задев его лицо взметнувшимися волосами, и принялась с невероятно озабоченным видом щелкать мышкой, перебирая видео в папке ноутбука. Румянец теперь был у нее даже на носу.

— Если хочешь… Если хочешь, есть целая подборка похожих, могу включить, если интересно. Хоть какое-то развлечение.

— Да, включи.

Она так старательно делала вид, будто ничего не заметила, что губы Джеймса невольно расплылись в мягкой улыбке, которую он, правда, тут же постарался скрыть за почесыванием отросшей на щеках щетины. Если бы его сейчас увидел со стороны тот, кто знал Барнса лет семьдесят назад, он бы непременно отметил, что улыбка эта у него вышла точь-в-точь такая же, как в далекой юности.

Под веками все стало красно-оранжевым — верный признак того, что утро уже давно наступило. Он и не помнил, когда в последний раз позволял себе так надолго оставаться в постели с началом дня: в летние месяцы он подскакивал, стоило рассвету лишь забрезжить на востоке; ближе к ноябрю этот внутренний график сместился, но он все равно просыпался очень рано, до восхода солнца. Его организму не требовался долгий сон. Сыворотка сделала Зимнего солдата почти идеальным: сильным, быстрым, выносливым, ловким. Сообразительным. Не тратящим попусту время. Его, по сути, превратили в ценный высокоэффективный механизм, а разве можно допустить, чтобы при всем этом он добрую часть времени пребывал в режиме «и пусть весь мир подождет»?

Разумеется, нет.

Но чем дальше, тем сильнее он ощущал, что перестраивается на свой собственный ритм. Вот и сейчас он не торопился. Разрешил себе пару лишних минут насладиться приятной полусонной расслабленностью в теплом коконе одеяла, в которое за ночь успел замотаться едва не с головой. За окном привычно уже шумел город, до его чуткого слуха долетало резкое дребезжание трамвайных гудков вперемешку с рокотом автомобильных двигателей, шелест покрышек по столетней каменной брусчатке, возня соседей по дому… И легкое сонное дыхание, доносившееся с дивана.

Как ни сладко было в постели, Джеймс все же пересилил себя и потянулся, зевая. Медленно сел — вчерашняя усталость все еще давала о себе знать — и тут же по-кошачьи прижмурился от резанувшего по глазам света.

Этот город все время его пребывания тут, с самого первого дня, словно старался быть максимально не похожим на себя — тусклым, унылым, чередующим густые туманы с серым, затянутым плотными низкими тучами совсем не южным небом. Как будто мало было одного того факта, что на дворе уже конец осени и дни становятся короче! Но сегодня все было иначе: в прозрачно-высоком ноябрьском небе наконец показалось солнце. По-летнему яркое, оно нахально пробивалось через щель в неплотно задернутых шторах и подсвечивало танцующие в воздухе пылинки.

Джеймс растер лицо, неспешно повел мощными плечами из стороны в сторону, окончательно сбрасывая дрёму и осмотрелся, подмечая, насколько по-другому все в комнате выглядит сегодня. И та, ради которой он забрался в эту даль, тоже.

Он не собирался пялиться, честно, но все равно провел несколько долгих мгновений, рассматривая её. Майя, по своему обычаю, свернулась в калачик, лежа на боку. Спала крепко — наверняка, после вчерашнего еще не успела восстановиться. Она выглядела неуловимо иначе — на ее лице сейчас не было ни хмурого, ни тревожного выражения, только спокойствие. Выгоревшие кончики ее ресниц слегка золотились в утреннем свете, а редкие веснушки сделались чуть заметнее. Отливали тепло-янтарным растрепавшиеся во сне темные волосы…

Беззащитность.

Джеймс отвел глаза. Плавно и бесшумно поднялся и, стараясь не наступать на самые скрипучие паркетины, покинул спальню, сцапав по дороге свой драгоценный рюкзак с приборами, оружием, сменной одеждой и прочими незаменимыми в бегах вещами.

У Зимнего даже синяя изолента была в наличии, так что, теоретически, он был вообще непобедим.

Мысли о том, что можно попытаться узнать, что же такое обнаружилось в его голове, все не давала ему покоя. Он думал об этом, стоя под обжигающе-горячими струями воды в душе, думал, пока чистил зубы и пока пытался кое-как просушить полотенцем свежевымытые волосы. Думал, пока одевался и пока ждал закипания чайника. Думал, пока готовил завтрак. Пока расправлялся со своей порцией, абсолютно не придав значения тому, что на автомате приготовил завтрак не только на себя.

Досадливо скривившись, Джеймс уставился в кружку с кофе. Почему, ну почему теперь так тяжело сделать выбор? Может, Майе вообще стоило вчера промолчать? Долгие годы собственное существование казалось ему предельно простым: исполняй приказы, будь эффективен, не сомневайся, а сложные решения вне рамок выполнения миссии за тебя примут другие.

«Не будь дебилом, Зимний!» — устало рыкнул на него из воспоминаний Командир.

Что ж, он постарается.

С его пробуждения прошло около трех часов. Джеймс решил пока не покидать квартиру и теперь маялся от скуки, успев к этому времени справиться со всеми пунктами своих ежедневных и не очень занятий: прошерстить новости, понаблюдать в окно за происходящим на улице на предмет разных подозрительных активностей. От скуки перебрал арсенал, уделив особое внимание огнестрелу — тот, конечно, как и всегда был в полнейшем порядке, но чем не займешься от безделья!

Он почти завидовал Майе, которая, судя по доносившемуся из спальни тихому сопению, до сих пор спала.

Взгляд Джеймса упал на валявшийся на подоконнике аудиоплеер с наушниками-капельками. Интересно, что там? Он аккуратно взял в руки маленький серебристый прямоугольник, повертел. Устройство было самое простое и, судя по затертому виду, использовалось давно и очень часто. Движимый любопытством, он нажал кнопку включения и принялся листать список файлов, но названия — что на русском, что на английском — не говорили ему ничего, а ведь когда-то он очень любил музыку и неплохо в ней разбирался! «Massive Attack», «Дельфин», «Кино», «UNKLE», «Пикник», «Morcheeba», еще какие-то группы и исполнители, отдельные треки с какой-то явно классической музыкой…

Вряд ли она будет сильно возражать, если он воспользуется ее плеером чтобы скоротать время.

Все просто: надеть наушники, нажать кнопку.

Первая же попавшаяся ему абсолютно случайная песня заставила оцепенеть. Минималистичная, какая-то рубленая музыка дополняла низкий хрипловатый голос. Но главным были слова. Они запомнились с первой же секунды, срезонировав с воспаленными струнами у него в душе:

«И две тысячи лет война,

Война без особых причин.

Война — дело молодых,

Лекарство против морщин…»

Зимний солдат застыл, расфокусированно глядя на кусочек пластика в своей руке.

Но вот песню сменила другая: с мягким расслабляющим ритмом, обволакивающая, неспешная… Под нее хотелось закрыть глаза и ни о чем не думать. Перед внутренним взором возникли из ниоткуда пропитанные магией болотистые леса Луизианы; огромные, покрытые бородами испанского мха кипарисы; расчерченное тростником отражение розоватого неба в зеркалах воды. Раздался женский голос, низкий, густой и бархатный — петь таким тембром дано не всем:

«When the party's over

You got no way to go…»

— Да ну тебя нахер! — с досадой выругался Джеймс, неожиданно остро воспринявший эти слова, и перелистнул на следующую, продолжая знакомство с современной культурой. А заодно не давая себе нырнуть с головой в воспоминания, опасаясь, что снова отключится от реальности. Словно подсознательно блокировал все, что могло как-то сейчас вывести его из равновесия — а оно могло, еще как могло!

По большей части, знакомство было приятным: что-то нравилось больше, что-то меньше, какие-то треки цепляли необычной композицией, а были те, слова которых прямо-таки требовали, чтобы их запомнили. Тем не менее, иногда попадалось и «шедевры», слушая которые хотелось вспомнить о своем реальном паспортном возрасте и как следует побрюзжать на новые времена. Джеймс давал волю своему внутреннему деду и с ворчанием переходил к следующей композиции.

За этим занятием и застала его Майя, спустя час показавшаяся в коридоре. Джеймс снова не услышал ее приближения, правда, на этот раз по вполне объективной причине. Лишь уловив боковым зрением какое-то мельтешение он, наконец, отвлекся: Майя, закутанная в свой неизменный пушистый халат, сонная, приветственно махала ему, как генсек с трибуны. Уголок рта Джеймса непроизвольно пополз вверх. Он снял наушники.

— Утро.

— Уже обед почти, — уточнил он.

— Ничего не знаю, у меня когда встану —тогда и утро, — зевая в кулак, протянула она.

— Ясно. Как самочувствие?

— Как у вареной креветки. Откат — штука неприятная. Твое?

Дождавшись лаконичного «Приемлемо», Майя продолжила:

— У меня в планах душ, кофе и проснуться окончательно, так что извиняй, оставлю тебя одного. Зарядка для плеера на холодильнике, не бросай с пустой батареей, — она наставляюще приподняла указательный палец. Потом на секунду задержала взгляд на его волосах и улыбнулась одними глазами. — А тебе идёт! — и прежде, чем он успел отреагировать, скрылась в ванной.

Джеймс задумчиво провел рукой по успевшим уже высохнуть прядям, тонко пахнувшим стоявшим в ванной женским шампунем с какими-то там супердобавками для блеска, объема, силы и хрен знает чего ещё. Он недоуменно пожал плечами. Волосы как волосы.

На самом деле, после помывки они у него всегда преображались, и сейчас струились беспорядочными шелковистыми волнами. Но Джеймс до сих пор, даже проведя столько времени без крио и обнулений, в упор не видел, как они на самом деле ему идут, есть — и ладно. И прежний красавец-щеголь Барнс не спешил ему на это указывать.

Майя, уже переодевшаяся в футболку и свободные джинсы, стояла у столешницы спиной к нему и по-варварски заливала кипятком молотый кофе прямо в кружке.

— А этот парнишка, который Стив, мелкий такой. Твой друг. Он — Капитан Америка?

Джеймс подумал, что сейчас назвать Стива мелким не смог бы, наверное, даже слепой — настолько поменялось в нем с бруклинских времен всё, вплоть до голоса.

— Да.

— Почему ты не пришел к нему? Я с историями тех лет знакома мало, но достаточно увидела в твоей голове. Вы же всегда были горой друг за друга. Думаю, он бы помог.

Сегодня что, день неудобных вопросов? Ну надо же, а он-то и не знал… Джеймс вздохнул. Что он может на это сказать? Что толком и не помнил ничего, пока скрывался в штатах? Опасался снова попасть в лапы могущественной организации? Стоит только осознать, какое количество людей, будучи уверенными в том, что служат в ЩИТе и помогают сделать мир лучше, фактически работало на Гидру, и следующим твоим шагом будет бегство. Куда угодно, лишь бы схорониться понадежнее. А ведь были и настоящие агенты, и филиалы Гидры в других странах — они никуда не делись после «Озарения».

— Ладно, не лезу, — примирительно отозвалась Майя, заметив, каким сложным сделалось выражение его лица. Она села напротив и потянулась за кособоким бутербродом, дожидавшимся ее здесь с самого утра. — Какая погодка сегодня, заметил? Наконец-то солнце, — она мечтательно вздохнула. — Вот бы сейчас все бросить — и в горы…

— А что там?

— Ну, природа, Джеймс. Там очень красиво. И иногда бывает так тихо, что с непривычки даже страшно становится. Знаешь, как здорово: бродишь целый день в одиночестве — и ни-ко-го вокруг, только лес и скалы. Представляю, как там сейчас хорошо.

— Да, наверное.

— Главное — не нарваться на Мишаню.

— А они тут есть? — удивленно покосился на нее Джеймс.

— Ты что, забыл, где находишься? — усмехнулась Майя. — Тут же кругом медведи. Ходят по улицам, играют на балалайках. Стыдно про такое не знать!

— Действительно…

Он коротко улыбнулся и подумал, что было бы здорово, если бы весь день стал таким же простым и спокойным, как это утро.

Раздался звонок в дверь.

— Кого там уже принесло с утра пораньше? — проворчала Майя и пошла открывать. Джеймс настороженно прислушался, положив руку на карман с оружием. Щелкнула вертушка замка, раздался скрип давно не смазанных петель, а следом — звонкий старушечий голос:

— Майя, деточка, у меня опять что-то с телефоном! Не включается, а мне должен внук позвонить — он вот-вот приедет. Помоги старой, я ж в этой технике ничего не понимаю.

— Хорошо, но давайте попозже, я к вам сама зайду через пару минут.

«Майя»? Почему соседка так ее назвала, если по нынешнем документам у нее совсем другое имя? И эта подозрительная тишина с момента его прибытия в город…

Дверь захлопнулась.

Его как электричеством прошибло.

Вошла Майя. Побледневшая, испуганная, но со странной решимостью в глазах. Зимний солдат стоял посреди кухни во всей его устрашающей мощи, слегка склонив голову, как перед дракой, готовый к самым отчаянным действиям, но Майя словно бы даже не удивилась этому преображению.

— Тебе надо валить. Живо, ну! — прошипела она. — За тобой уже идут.

Иногда стоит задержаться еще немного. И еще немного. А потом, когда больше ничего не останется — вспомнить о важном деле и немедленно уйти. (с)

— Все-таки сдала. Бывших агентов не бывает, да, Майя?

Зимний плавно подался в ее сторону. Он был невероятно зол на девчонку и на ситуацию в целом. А еще больше — на самого себя. Как же легко он отмахнулся от интуиции, твердившей назойливо: здесь что-то очень не так! Идиот. От холодной ярости лицо будто онемело, застыв хищной маской, хотелось рычать и крушить все вокруг.

И тем страшнее он казался, задавая свой вопрос тихим, спокойным, чуть хрипловатым голосом вкрай задолбавшегося человека.

Что-то темное внутри него требовало возмездия — прямо здесь, немедленно, голыми руками… Настолько подло воспользоваться его доверием, врать прямо в лицо, чтобы в итоге сдать его в лапы Гидры — такое нельзя прощать. Под ребрами противно скребло ощущение предательства, совсем иррациональное, учитывая совсем короткий срок их с Майей знакомства.

Это было делом пары секунд: стремительный бросок, оба ее запястья — в захват бионических пальцев, чтоб не дотянулась до его головы со своими фокусами, встряхнуть и припечатать спиной к стене коридора. Не слишком сильно, ведь ему нужен ответ. «Пусть признается, пусть она признается! Пусть только даст повод…» — думал он, глядя в знакомые глаза, которыми еще совсем недавно любовался.

«Тогда мне будет проще…»

Но правда была в том, что где-то очень глубоко внутри он отчаянно хотел, чтобы она была ни при чем и все это оказалось просто дурным стечением обстоятельств.

Тем временем его мозг с механической безупречностью фиксировал все, что сейчас происходило вокруг: вот неожиданно замолчал вечно работающий за стенкой телевизор, от чьих-то шагов низко, на грани слышимости, загудела чугунная лестница, ведущая с улицы на этаж. Вот раздался случайный скрип тяжелого ботинка и едва уловимое металлическое бряцание.

Идут. Времени почти не осталось.

— Я не сдавала. И не стала бы… Но должна была, да, как только появишься. Наверняка это старая сука решила отличиться! — зло выдохнула Майя, набычившись.

Твою ж мать! Он считал, что залег на дно, а на деле что — два дня прожил в гидровском общежитии?!

— Охуительная сказочка, но я не верю, — в тон ей процедил Зимний, угрожающе склонившись почти к самому ее лицу с высоты своего немалого роста. — Доказательства?

— Усы, лапы и хвост, блядь, мои доказательства! Ну пораскинь ты мозгами! — она попыталась выдернуть руки из его хватки, но куда там. Бесполезно. — Да тебя бы в первый же день накрыли, если бы не я…

Что ж, кажется, Зимний действительно изменился — не без помощи Майи, бесспорно — настолько, что дает ей время на оправдания. Произойди все это месяцев шесть назад — пропустил бы их мимо ушей. Но сейчас он находил в ее словах логику, пусть и заставить себя прислушаться стоило больших усилий.

Эмоции внутри достигли пика и Зимний, не выдержав, рыкнул и от души замахнулся живой рукой. Майя зажмурилась и вжала голову в плечи. Кулак с глухим стуком влетел в стену совсем рядом с ее левым ухом, раскрошив и выбив штукатурку, кусочки которой вперемешку с пылью с сухим шорохом осыпались на пол.

Через секунду в общем коридоре подъезда послышался осторожный топоток.

Время вышло.

На мгновение обреченно прикрыв глаза, Джеймс рванул на себя дверь в ванную и тут же захлопнул, перед этим резко втолкнув туда Майю. Кажется, даже слегка перестарался, но это его не заботило. С ней он еще поговорит как следует, но сейчас пусть не мешается под ногами. В правую руку легла знакомая рукоять боевого ножа — он решил попытаться работать тихо до последнего, да и кидаться сейчас за глоком — терять драгоценные секунды. Джеймс застыл за углом г-образного коридора в ожидании противника.

Загремели выстрелы, следом раздался тяжелый удар и входная дверь распахнулась. В этот момент его ощущение времени изменилось, превратив события последующих нескольких минут в затянутый фильм, в котором он стал машиной, имевшей на каждое действие вломившихся в квартиру агентов ответный алгоритм. Он мог легко предугадать, каким будет их следующей шаг. Ничего нового они не изобрели и действовали как по методичке: при штурме первым делом забросить в открывшуюся дверь что-то для отвлечения внимания, одновременно наискосок прорваться внутрь самим… И получить от Зимнего дружеское приветствие в виде летящей на них тумбочки. Учитывая его силищу, снесла она сразу двоих, только подошвы ботинок сверкнули в воздухе. Сами виноваты, раз не догадались просто пустить газ! Неужели Гидра пострадала настолько, что на операцию по его захвату отправили таких вот недоумков?

Джеймс стремительно блокировал следующего нападавшего, который пытался достать его старой-доброй электрошоковой дубинкой. Заодно прикрылся им от выстрелов из инъектора. Если вспомнить, какую дозировку обычно применяли для Зимнего солдата, схлопотавший несколько шприцев безымянный агент отсюда скорее всего уже не уйдет…

Бионическая рука словно жила при нем отдельной жизнью, защищая и атакуя; опасно гудела, стрекотала перестраивающимися пластинами, в очередной раз подтверждая, каким грозным оружием является сама по себе. В ушах шумела кровь. Зрение обрело невероятную резкость. Вынужденно отступив в глубь коридора, он продолжал отражать атаки, стараясь максимально вывести противников из строя, однако же, не наносил при этом летальных увечий. Он рассчитывал уйти от погони без лишнего шума, а потому привлекать внимание местной полиции несколькими подозрительными трупами явно не стоило. Вот уже очередной агент прилег подумать о своей непростой жизни, поздоровавшись со стеной при горячем участии Джеймса. Следующему повезло чуть меньше — пришлось сначала применить нож, а уже после приложить его как следует в голову.

Драка все продолжалась, и Джеймс технично склонял чашу весов в свою сторону. Некоторую роль в этом, надо отметить, сыграла и теснота помещения, из-за которой противники не имели возможности попасть сюда всей группой и окружить его. Хотя и сложности были — из-за той же тесноты он и сам не всегда мог развернуться в полную мощь, отчего несколько раз все же успел отхватить от особо ловкого агента разряд электрошокера. Было в этом нечто почти ностальгическое — он будто в старые времена вернулся, туда, где такая дубинка была одним из способов относительно быстро угомонить разбуянившегося Зимнего. Джеймс оскалился и приложил засранца его же оружием.

И вот настал момент, когда перед его глазами перестали, наконец, мельтешить громилы в однотипной черной одежде — казалось, все они уже валялись без сознания на полу тесного коридора, как вдруг до него донесся сухой щелчок предохранителя.

— Ну-ка стой смирно, ты!

Джеймс медленно повернул голову: справа от него в боковом коридоре стоял неприметный человечек с мышиного цвета волосами и опасным, жестким блеском в холодных серых глазах. Иногда именно таких вот и стоит опасаться больше всего. Человечек держал в вытянутой руке матово-черный пистолет, дуло которого смотрело Джеймсу куда-то в район живота.

— Дернешься — выстрелю, — с едва уловимым акцентом, наводившим на мысли о Западной Европе, предупредил он. — Ты, конечно, не сдохнешь, но пуля в кишки — ой как неприятно, даже для тебя.

Джеймс словно окоченел: мгновенно схлынул весь запал драки, осталось лишь чувство отчаянной обреченности. Ему совсем не хотелось ловить пулю и терпеть боль, не железный ведь, но если уж такова цена его свободы — что ж, он ее заплатит. Других вариантов попросту нет. Осталось лишь просчитать все так, чтобы выйти из ситуации с минимальным уроном.

Человечек начал нести что-то по поводу того, как нехорошо с его стороны было сбегать из "дома" и вынуждать всех волноваться. Что Зимний, козел такой, заставил их поработать, когда и без того после провала «Озарения» у организации было полно других проблем. Посетовал на ненадежных сотрудников женского пола, из-за которых вся заранее спланированная операция едва не сорвалась и лишь постоянная бдительность и верность ветерана Гидры помогла им сегодня.

Державший его на мушке все никак не затыкался, как будто наслаждаясь звуками своего голоса. Джеймс был уже готов броситься на него, когда позади человечка резко открылась дверь в ванную — тот даже не успел обернуться, как его со спины крепко обхватили за голову тонкие ладони.

«Так вот как, оказывается, это выглядит со стороны» — отстраненно подумал он, наблюдая, как глаза человечка стекленеют и закатываются а лицо расслабляется, как при обмороке. Рука, сжимавшая пистолет, медленно опустилась, после чего агент стал, словно в замедленной съемке, не спеша оседать на пол. Из-за его плеча показалось бледное и сосредоточенное лицо Майи со сведенными от напряжения бровями и закушенной губой. Она не отпускала рук до тех пор, пока ее неожиданный «пациент» окончательно не принял горизонтальное положение, после чего и сама обессиленно бухнулась на колени рядом с ним. Оттянула тому веко, присмотрелась, а после брезгливо провела ладонями по джинсам, как будто в чем-то успела вымазать руки.

— Минут сорок проваляется, — она утерла пальцами темную кровь, неожиданно закапавшую из носа.

— Ты все мне расскажешь, — лишенным эмоций голосом проскрипел Джеймс, протягивая ей живую руку. — А пока — уходим.