Лучшее во мне (гет)

Всё, что без тебя,

Исчислять невыносимо долго.

Вечер тянулся невыносимо долго, как прилепившаяся к подошве ботинка жевательная резинка. На столе рядом со мной дымилась кружка кофе — какая по счету? — и опасно накренилась на кипе книг переполненная пепельница. Я раздраженно смяла сигарету, чихнула от попавшего в нос дыма, откинула с лица отросшие пряди волос.

Пусто.

Невыносимо пусто на этой кухне было без него. Без смеха, ехидных подколок, шутливых шлепков и дразнящих слов. На плите исходил последним паром омлет — я ждала уже достаточно долго. Настолько долго, что успела измотать себя бездельем, а потом перемыть посуду, пропылесосить и даже сотворить что-то на ужин. На стене мучительно медленно тикали часы. Казалось, будто стрелки налиты свинцом и двигаются, словно издеваясь — неспешно, размеренно.

Неотвратимо.

Как ни крути, неотвратимо.

Я ждала его шесть часов и сама себе сейчас напоминала собаку, брошенную хозяином в одинокой квартире. Да что там напоминала — хотелось лечь на кровать, свернуться калачиком под теплым пледом и слушать шум дождя за окном, невидящим взглядом упершись в дверь.

И продолжать терпеливо ждать.

Одним глотком допив кофе, я со стуком поставила кружку на стол, зябко поежилась. Натянула рукава свитера на ладони, пряча пальцы. Перевела взгляд на часы, порядком полминуты отслеживая движения секундной стрелки. Было нетрудно представить его, каким он будет, когда зайдет. Взъерошенные от дождя темные волосы, усталый взгляд и это вечное: «Милая, ну возьми уже пакеты!»

Милая…

Негромко тренькнула звонком дверь.

Я подорвалась с места — босиком, с растрепанными волосами, в растянутом домашнем сером свитере, открыла дверь, не зажигая свет в прихожей. Он стоял за дверью, в точности такой, каким я его себе представляла: на волосах капельки воды, пуловер сверху слегка промок.

— Может, возьмешь пакеты?

Скрывая улыбку, я забрала у него продукты. Да, даже тон такой, как я думала…

— Милая, ну иди сюда, — в голосе сквозь усталость слышалась неприкрытая нежность. — Я скучал.

Он обнял меня, положил голову на плечо, и я прикрыла глаза. В тишине квартиры слышно было, как шумит дождь за окном.

— Там омлет на плите, — не открывая глаз, пробормотала я. — Будешь есть?

— Нет, — прошептал он. — Сейчас я просто хочу обнять тебя и дремать.

Я терпеть не могла спать днем, но иногда, вот в такие дождливые тоскливые дни перед началом осени, меня клонило в сон.

— Пойдем, — тихонько позвала я, открывая глаза.

Он выпустил меня из объятий, разулся, стянул промокший пуловер, небрежно отбросив его на тумбочку, и прошел в комнату. Я фыркнула, протянув руку за свитером, разгладила его и повесила на крючок.

— Вечно все разбрасываешь… Не стыдно?

— Если честно — не очень, — по голосу было слышно, что он улыбается.

Я с утра не раздвигала занавески, и в комнате царил полумрак. Из приоткрытой форточки тянуло свежестью.

— Иди ко мне, — он протянул руки, и я послушно прилегла рядом, стаскивая с края старенькой софы простой полосатый плед.

Он хмыкнул, когда я улеглась и накрыла нас, тут же обвив меня руками, и сонно пробормотал куда-то в мою шею:

— Разбудишь меня часика через три?

— Я подумаю.

Удовлетворившись ответом, он повернулся на бок лицом ко мне, а я легла на другой бок, и он притянул меня к себе, поцеловал в местечко у основания шеи, где росли тонкие волоски.

— Спи, милая.

* * *

Мы так и продремали всю ночь, а он так и не поел. Ночами я спала крепко, но под утро все же проснулась, когда в шесть часов он тихонько зашевелился.

— Уже уходишь?

В горле привычно застрял комок. Он работал по сменам, и сегодня уходил на сутки, а значит, этот день и эта ночь снова будут наполнены ожиданием.

И пустотой, проклятой пустой тишиной.

— Да, если не хочу опоздать, нужно выходить. Ты обещала отдать зарядку для телефона, помнишь?

Вставать в шесть утра определенно не было моим любимым занятием. Я сонно пробормотала в ответ неразборчивую фразу и повернулась на другой бок, по уши укутавшись пледом.

— Милая, — он настойчиво склонился ниже, присел на софу, погладил рукой спину. — Мне скоро идти, давай зарядку.

Нужно было постараться, чтобы найти то, что я не любила больше, чем ранние подъемы. Кое-как разлепив глаза, я поднялась. Спросонья соображалось плохо, но я все-таки нашарила нужный провод рядом с софой и протянула ему.

— Вот, держи. Должно подойти вроде.

— Спасибо. И не жди меня после смены, мне нужно заехать по делам. А потом я сразу к тебе.

Глаза защипало — больше всего мне хотелось схватить его и силой уложить на эту софу, накрыть пледом и уткнуться носом ему в грудь. До спазмов в горле хотелось, чтобы он остался.

Но мы оба знали, что ему надо идти.

— Хорошо, — из последних сил прошептала я, стараясь, чтобы голос звучал нормально. Не хватало еще его расстраивать. — Тебя проводить?

— Как хочешь.

Он вышел в коридор, завязал шнурки на кедах, натянул высохший за ночь коричневый пуловер, повесил на плечо сумку.

— Ну, я пошел… До встречи, милая. Люблю тебя.

— И я тебя, иди.

Он легко поцеловал меня в щеку, нежно погладил по волосам и повернулся, чтобы уйти. Движимая внезапным желанием, я шагнула вперед и обняла его со спины.

— Ну чего ты? — в голосе было удивление и совсем чуть-чуть недовольства.

— Возвращайся скорее, — в своем голосе я уже слышала подступающие слезы.

Он хмыкнул, но не повернулся, поглаживая большим пальцем мою ладонь на своей талии.

— Конечно вернусь. Очень скоро вернусь. Пока, милая.

Пронзительно скрипнула старая дверь, раздался негромкий хлопок, и я осталась в квартире одна.

Как во сне я вернулась обратно в комнату, легла на кровать, уткнувшись лицом в подушку, еще хранившую тепло его тела.

— Я буду ждать, — прошептала я в тишину.

Всё, что про тебя,

Лучшее во мне — из-за тебя, из-за тебя...