Не дышится (гет)

Джуди Хоппс любит Ника Уайлда до травящего ядом безумия. Когда она на него смотрит, ей не дышится. Когда он проходит в переполненном студентами холле полицейской академии, она задыхается, останавливается и не может пошевелиться. Стоит на месте, пока огонь рыжей шевелюры не скроется в надоедливой толпе.

У Ника Уйалда всё-всё красивое: начиная с этой его аккуратной причёски — волосинка к волосиночке — и заканчивая этими его начищенными до скрипящего блеска ботинками. У Ника Уайлда самые лучшие на свете друзья: они смеются над его шутками, таскают ему Воннегута и Брэдбери и никогда не оставляют Ника наедине с собой.

У Ника Уайлда хитрый лисиный взгляд и кривая ухмылочка — кривая до бешеного стука в сердце Джуди. А ещё у Ника Уайлда размеренная походка и сладко-горький голос; худая фигура и блеск задорной скуки в глазах; в нём метр восемьдесят восемь и ещё больше сарказма, ума и глупых по-смешному несмешных шуточек.

Джуди Хоппс знает про Ника Уайлда всё. Над Джуди — когда-то такой уверенной в себе и амбициозной Джуди — даже смеются подруги.

— Записывать факты о нём — это перебор, Джуд.

Джуди всё равно на мнение подруг.

Джуди теперь не всё равно только на Ника.

Николас Уайлд.

Ни-ко-лас.

Джуди Хоппс не дышится, когда она произносит это имя. И когда записывает его во время скучных лекций на краях тетради и обводит кривыми сердечками — тоже не дышится.

Джуди Хоппс задыхается, стоит им столкнуться с Ником Уайлдом на общих тренингах. Она превращается в ползающую в его ладони гусеницу: от него зависит, станет ли она раздавленной в лепёшку или обернётся бабочкой.

Но Джуди, по правде, куда чаще чувствует себя раздавленной в лепёшку гусеницей. В лучшем случае — расчленённой на маленькие-премаленькие кусочки дохлой бабочкой. Потому что Ник Уайлд считает её слегка чокнутой.

Ник думает, что каждая молекула, каждая частичка в Джуди пропитана безумием. Она смеётся невпопад, говорит слишком уж громко и двигается порывисто. Ещё она произносит какие-то непонятные фразы, которые домысливает-договоривает, видимо, только в своей голове — от этого Нику всегда неловко. Он старается не сталкиваться с чокнутой-Джуди.

А Джуди Хоппс не дышится.

Ей хочется быть Ником Уайлдом. Хочется быть в его косточках и в его черепной коробке. Хочется красивые волосы и красивую-прекрасивую фигуру.

Ей не хочется быть маленькой замухрышкой с выпирающими кроличьими зубами.

Ей не хочется любить Ника Уайлда до травящего ядом безумием.

Ей хочется любить Ника Уайлда до освобождающего полёта бабочкой.

И дышать-дышать-дышать свежим небесным воздухом.

Нику Уайлду холодно. Внутри себя он ощущает чёрную дыру пустоты, обломанные крылья заоблачной мечты и что-то ещё невообразимо густое и невообразимо тёмное. Холод внутри Ника Уайлда тягучий и солёный, как струящаяся по венам алая кровь.

Кажется, холод этот — сама суть Ника.

Нику Уайлду холодно даже в те моменты, когда он хохочет с друзьями над очередной нелепой шуткой. Они хохочут — и хохочут, и хохочут, — а Ник, смеясь, замерзает. Ему кажется, что вот — он уже покрылся цепкой шершавой корочкой. Ему кажется, что он принадлежит не себе, а обществу, где полагается смеяться лишь в тех исключительных случаях, когда надо; когда надо — быть вежливым до завязанного на шее галстука-бабочки. Весь ты должен быть отутюженный, весь ты — начищенный до скрипящего блеска. Весь ты — идеальный.

Кажется, идеальность эта и есть причина омертвляющего замерзания.

Ник Уайлд до крика из пересохшей глотки ненавидит идеальность; а до ослепляющего и скручивающего кольцом визга — ненавидит Джуди Хоппс.

Джуди Хоппс смеётся невпопад, говорит слишком уж громко, а двигается — порывисто, как безумная. А ещё — как безумная — в него влюблена. Нику от этого неловко. Ник ненавидит то, что до идеальности неидеальная Джуди Хоппс любит его по-сумасшедшему и пресмыкается, как маленькая девчонка: эта когда-то уверенная в себе Джуди смотрит на него щенячьими озёрами глаз как на спустившееся с небес божество.

Джуди Хоппс не любит. Джуди Хоппс — пресмыкается.

Кажется, пресмыкание это — результат того, что с людьми делает созданный перед обществом образ идеальности.

Нику холодно от того, что когда-то такая живая, амбициозная и самоуверенная Джуди «любит» лишь только потому, что не знает его на самом деле.

— Перестань, — говорит он ей.

И Джуди вновь задыхается: в горло ей ливнями залились отчаяние, трепет и преклонение. Преклонение перед ним — перед Ником, что стоит напротив. И Джуди может думать только об этом: вот он, вот же он, взаправдашний, возвышается одиноким маяком перед ней, перед этой жалкой — когда-то такой уверенной в себе — Джуди Хоппс.

— П-перест… перест-тать?

— Хватит вести себя так.

Тренер поставил их в пару. Джуди сначала радовалась — ей ведь выдалась возможность коснуться Ника и ей посчастливилось смотреть на него не украдкой. Но теперь, стоя на мате босыми ногами, она, не дыша, исчезает, исчезает, исчезает; ведь Ник Уайлд, кажется, покрывается льдом, когда он с ней. Джуди мёрзнет под его взглядом и дрожит.

Ник Уайлд давит её в своих льдистых ладонях. Джуди Хоппс теперь — сдавленная в лепёшку гусеница. Джуди Хоппс — расчленённая на кусочки дохлая бабочка.

— Ты как обезумевшая.

Ей не дышится.

А он продолжает:

— Ты как сумасшедшая дура.

Небесный воздух для неё перекрыт навсегда.

А он говорит:

— Просто хватит, хорошо?

Джуди Хоппс любит Ника Уайлда до травящего ядом безумия. Ей даже и не хочется, но она не виновата, что Ник весь из себя такой идеальный.

— Всё из-за того, что я уродина? — спрашивает она сипло, тихо, а затем давится, давится, давится.

Она ничего из сказанного им не отрицает — и фактически признаётся в чувствах. И ей не стыдно совсем. Ей, глупости какие, больно — выдрали всего лишь жалкое сердце. Джуди пронзили обжигающими колючками: припаяли к шершавому льду.

— Ты меня не знаешь, — шипит Ник. Джуди его уже практически ненавидит: ей хочется пришить Ника к себе горячими иглами; от них он растает талой водой, и они будут вместе навсегда.

— Я всё о тебе знаю.

— Это просто смешно, Джуди.

Она запорхала оторванными крыльями; оживилась и наполовину взметнулась ввысь.

Джу-ди.

Из уст Ника собственное имя звучит для неё как песня, забытая в детстве. Из уст Ника песня воскресает и омывает грехи человечества.

— Просто хватит, хорошо? — повторяет он. И смотрит почему-то отчаянно. — Просто будь собой, ладно? Если это любовь, то лучше уж без такой любви жить, понимаешь?

Джуди не понимает. Она — растворяется в его голосе. Джуди взлетает к небу и дышит.

— Это как болезнь, — говорит Ник безнадёжно.

Джуди Хоппс любит его — болезненно и до безумия. Ког­да она на не­го смот­рит, ей не ды­шит­ся. Ког­да он про­ходит в пе­репол­ненном сту­ден­та­ми хол­ле, она за­дыха­ет­ся, ос­та­нав­ли­ва­ет­ся и не мо­жет по­шеве­лить­ся.

Ник бы тоже полюбил её, будь она собой.

Будь она уверенной в себе и амбициозной Джуди Хоппс.