Небесный живописец (джен)

— Ваша милость! Ваша милость! — с трудом удерживая палитру красок, у моей кровати остановился, запыхавшись от быстрого бега, ящер.

— Что случилось? — оторвав голову от мягкой подушки, с неудовольствием посмотрел я на него.

— Пора, ваша милость! Рассвет уж близко! — вздрогнув, сглотнул ящер, увидев моё лицо. Впрочем, как всегда. Хотя было бы от чего вздрагивать — сам-то он был тоже не красавец.

Привычным движением я надел маску на своё лицо и выскользнул из-под тёплого одеяла. Через несколько минут укутанный в меха и шёлк, и в лён, и в ситец, я на парапет взошёл и принялся творить.

В этом было главное очарование рассвета для меня — только в эти краткие мгновения я мог создавать настолько прекрасное, что даже Творец, так исковеркавший моё тело и лик при создании, восхищался и раз за разом обещал мне, что создаст мне новый образ. Но время шло, а обещания оставались лишь словами. Я привык. Пусть я был и остаюсь уродом, но у меня есть дар. И он единственный мне дарит счастье жизни.

Твёрдой рукой я взялся за кисть и, окунув её в палитру лунных красок, которые крепко держал ящер, привычно устроившийся у меня на голове, принялся творить.

Мне не нужен был холст — им было все небо. Под лёгкими взмахами кисти рождалось нечто столь прекрасное, чего уже Творец не мог сотворить, как бы он не пробовал. После моего появления на свет лишь я один мог создавать небесных ангелов.

Я не на холст кладу мазки, а на тела, тела покорные, отвыкшие от ласки, их кожа мягкая рассветами бела, прозрачно-нежная, как сердце девы в сказке.

На фоне светлых зорь отчётливо видны их лики хладные и хладные порывы, но я уверен: «О, с утра они вредны, порывы хладные!.. С утра желанны взрывы!..»

Лазурь и бирюзу, скрывая слоем слой, кладу уверенно, без чьей-либо подсказки, как дирижёр, творю гармоний бурных строй, но вместо нот мне надёжно служат краски.

И розовеет плоть, впиваясь в небеса, я возродить спешу порывы их, желанья, и грудь вздымается как чаша на весах, и крылья хлопают… И жаждут обладанья.

О, как я мечтаю ими обладать, но маской скрыт мой облик безобразный, и часы, что у бедра моего висят, отсчитывают секунды до той поры, когда крыльев взмах оборвёт мгновенье…

Я лишь в рассвет могу творить и ими восторгаться, но лишь на горизонте солнце всходит, и маска сползает с моего лица как краска. Небесных ангелов прекрасен лик, им не дано познать уродство. Та, что сейчас я создаю, любуясь нежным телом, увидев меня во всей красе, навеки от меня отвернётся. Так было и так будет. Мне другого не дано, но я творю, я не могу иначе. Ведь найдётся та, что не отвернёт лица от своего создателя…