Вии-бурудха (джен)

Редкие капли дождя стучали по стеклу и растекались мокрыми дорожками. С другой стороны улицы пробивался бледный голубоватый свет фонаря — казалось, что он проходит не через влажную весеннюю ночь, а сквозь толщу воды.

Сабрина съёжилась на подоконнике, забившись в своё пледово-подушечное гнездо. Ноутбук жарко дышал в колени, по экрану бежали черные муравьи-буквы.

«Мне предстоит одна опасная вещь, которую я долго избегал сделать. Но сейчас старшие объяснили мне, что она неминуема, и что у меня неплохие шансы уцелеть. Давным-давно я сдуру влез в один ритуал и не закончил его. Мне было очень страшно, и я всячески избегал завершения, но теперь всё иначе. В ближайшее благоприятное время сделаю всё как надо. Я почти не боюсь, разве что по старой памяти. Мне будет легче, если ты тоже будешь в меня верить. Как и другие важные для меня люди.

Я рад, что ты есть.

Лиам».

Сабрина шмыгнула носом и несколько раз моргнула, почувствовав, как в глазах защипало. Она снова перечитала последние строчки. «Как и другие важные для меня люди». «Я рад, что ты есть»… «Я рад, что ты есть»... Ноутбук грел колени, словно маленькая жаровня, но гораздо жарче было у Сабрины где-то внутри. «Как и другие важные для меня люди».

Она захлопнула крышку ноутбука и уставилась в окно.

«Если бы я сама была рада, что я есть…» Сабрина задержала дыхание, проглатывая внезапный комок в горле. Она спихнула ноутбук с коленей на подоконник, спустилась на пол, плотней завернувшись в плед, и принялась бродить по тёмной комнате. «Надо бы лечь. На сон осталось часа четыре. Или уже меньше».

Спать не хотелось. Не стоило пить этот кофе… Но он так пах… Мама купила новую пачку. И шоколадные маффины испекла. Хоть какая-то радость...

В последние две недели на работе было как-то особенно… особенно никак. Особое, утонченно бессмысленное «никак», для ценителей. Только вот она ни разу не ценитель. Миссис Эджкомб устроила в сектор свою дочку, унылую дурищу с вечно прыщавым лбом — да-да, прыщавым, и никакие косметические чары этого не скрывали! — и двойная доза Эджкомб сделала атмосферу в Секторе совсем удушающей. Парное неодобрительное покашливание, двойные кислые мины, и «Мисс Фезерстоун, хватит бездельничать! Если вы закончили свой отчет, помогите Мариетте». И мистер Уизерби, который стал всё чаще сбегать в другие отделы.

«Я рад, что ты есть» — а я вообще есть!? Ты боишься, ты рискуешь, у тебя приключения, ты ЖИВЁШЬ! А я что? Ты живешь как настоящий волшебник, а я… маггла с палочкой».

Сабрина пнула упавшую с подоконника подушку, потом уселась рядом с нею, схватила, крепко обняла и разрыдалась, закусив подушечный уголок, чтобы не подвывать. Подвывать нельзя, проснутся чуткая мама или Гремлин. Можно было бы спрятаться в чулан, обвеситься чарами и порыдать, даже хоть и подвывая, но шевелиться не хотелось. У неё совсем не было сил вставать, куда-то тащиться и тем более колдовать.

«Совушки-воробушки, что же меня так кроет-то? — спросила сама себя Сабрина. — Ничего же не случилось. Да. Вот именно. В моей ятской жизни случилось сплошное беспросветное ни-че-го!»

Шмыгая носом, она кое-как вытерла глаза и осторожно, чтобы не спалить ноут, наколдовала Люмос. Вгляделась в календарь. А… ну да.

Раньше они с мамой как-то уравновешивали друг друга, что ли, а сейчас, во время маминой беременности, «эти дни» проходили особенно тоскливо. Хорошо хоть ничего не болит. Одна польза от волшебства, что со многими недомоганиями можно справиться быстрее и лучше магглов. Ну, в быту ещё кое-что. И аппарация. А так — никакой разницы.

Как там говорил Флитвик… «Каждый настоящий волшебник носит в себе чудесную, восхитительную поэзию волшебства». Ну, значит, я не настоящая. Вот так.

«Привет. Извини за долгое молчание. У меня всё в порядке. Наверное.

Хотя знаешь… не всё.

Ты так искренне и открыто пишешь о себе… Я раньше ни с кем так не общалась вне семьи. Так прямо. У меня, конечно, есть друзья, но с ними мы, в основном, болтаем о всякой ерунде. И вообще, школьная дружба не кажется мне чем-то настоящим. Как будто мы пассажиры одного купе. Все более-менее славные, прикольные, можно неплохо тусануть, но поезд приехал. Все расходятся по своим делам.

Ничего, что я гружу? У нас сейчас ночь, а я как дура напилась на ночь кофе и теперь не могу уснуть».

* * *

Сабрина дошла до переулка, из которого обычно аппарировала домой, достала волшебную палочку, но в последний момент передумала и убрала её обратно под пальто, решив прогуляться. Она шла сквозь холодные лондонские сумерки, не замечая ничего вокруг. В Австралии сейчас тоже сумерки, думала она, но другие — предрассветные. Скоро из океана выплывет алое солнце, зазолотит верхушки эвкалиптов. Сумчатые засыпают, просыпается мафия… то есть птицы. Хорошо они устроили с кукабаррой, разговоров было на месяц. Интересно, куда она потом делась?

«Лиам, наверное, ещё спит, — размышляла Сабрина. — Его ждёт день с друзьями, полный опасностей, приключений и демонических смеющихся птиц. Меня ждут мамины роды в середине мая. И ежедневные горы пергаментов. Вот они, мои опасности и приключения. Офигеть как круто».

Домой не хотелось совсем, а вот поесть не мешало бы. В кармане нашлось несколько фунтов, и в первом же попавшимся киоске Сабрина купила себе рыбы с картошкой и стаканчик чая. Конечно, мама расстроится, что она не пришла к ужину… У них было принято хотя бы раз в день есть всем вместе, и так получалось, что семья собиралась только вечером. Что ж, сегодняшний вечер она пропустит. У неё должно быть что-то совсем своё, хоть иногда.

Лиам прислал удивительные фото. Сабрина не понимала, как можно было их сделать, но впечатление было такое, будто она смотрела своими, ну то есть его глазами. А он показывал всё подряд: зелёные, совсем не городские одноэтажные улицы, незнакомые деревья, стаю какаду, двух кукабарр с куском какой-то еды, сурового седеющего мужчину с красным от загара лицом… МакНейра? Но самым захватывающим было короткое видео с двумя черными водяными зверями, опасно-клыкастыми и восхитительными.

«Как ты это сделал?!»

«))))) Это волшебство»

* * *

Кажется, мама не огорчилась, что её не было за ужином. Может быть, она и не заметила?

«Перестань. Фу такой быть». Сабрина заставила себя сосредоточиться и только тогда увидела, что мама тихонько светилась от какой-то радости.

— Что у нас случилось?

— Отец получил работу. Управляющего, который его выгнал, уволили, а его заместитель решил собрать старую команду. Отцу позвонили первому! Он сейчас поехал в офис что-то подписывать. Говорит, уже завтра отправится на новый объект.

— Уии, это же замечательно! — Сабрина даже подпрыгнула.

Мать чуть улыбнулась, как показалось Сабрине — с хитрецой.

— Мама! Ты же говорила, мы не будем ворожить!

— Немного удачи никому не повредит. Остальное твой папа сделал сам. Он в самом деле хороший инженер.

* * *

Решётка грохнула, отрезая МакНейра от коридора.

Он огляделся. Что ж, в его отсутствие камера ничуть не изменилась. Даже тонкое одеяло лежало, скомканное, там же, где он его оставил.

— Ты же не думал, что в самом деле получил свободу? — издевательски поинтересовался знакомый голос. Знакомый, да. Но МакНейр никак не мог вспомнить, кому он принадлежит. А лица было не разглядеть: человек по ту сторону решётки держал палочку с Люмосом так, что свет бил в глаза. Кто же это такой? Точно не Робардс. И не Шеклболт. И не...

— Мы добились пересмотра сделки, — продолжил голос. — Наши австралийские друзья согласились, что такого, как ты, нельзя оставлять на свободе. Так что добро пожаловать обратно, МакНейр. Кстати, чтобы ты тут не скучал, имей в виду: мы вернули дементоров. Они скоро зайдут тебя проведать. Счастливо оставаться, мразь.

Свет погас. Пока МакНейр пытался привыкнуть к темноте, говоривший ушёл, насвистывая что-то неожиданно легкомысленное в такт шагам.

Темнота и тишина окутали МакНейра плотным и липким коконом. Ему казалось, что темнота буквально осязаема, что она оседает на коже, впитывается в неё, и насквозь протемнённая кожа мгновенно стынет. Как будто он мокнет под зимним дождём.

Из коридора потянуло настоящей стужей — сперва тихо и незаметно, затем всё сильнее. МакНейр шагнул назад, натолкнулся на койку и тяжело сел. Он судорожно втянул воздух, чувствуя, как внутри всё леденеет.

Шелест. Сиплое, свистящее дыхание. И нарастающий запах тлена…

...МакНейр закашлялся и сел в постели. Несколько минут он тяжело дышал, глотая ртом воздух и просыпаясь, затем потряс головой и с усилием провёл по лицу ладонью.

За окном шелестел листвой ветер, а по крыше с грохотом носились лисьи кузу — и сегодня МакНейр определённо был рад зверькам.

Кошмар. Просто дурной сон. Кажется, это был первый сон, который приснился ему за долгое время. Ну, или он не запомнил другие.

В кружке на прикроватном пне оставалась вода, и МакНейр выпил её в два шумных глотка, однако горечь во рту не прошла. Он нехотя встал, направляясь на кухню, и когда босые ноги коснулись травяного ковра, ему показалось, что трава покрыта холодной росой — он даже нагнулся пощупать. Разумеется, никакой росы не было.

Часы показывали начало пятого. МакНейр открыл холодильник, постоял немного и закрыл его. Ничего не хотелось. Простой воды он мог выпить и в спальне... нет, надо что-то придумать. Не зря же встал.

На полке обнаружился кувшин с остатками тёмного пива, забытый с пятничной ночи. Выдохлось, но ничего, сойдёт.

МакНейр пошарил по полкам и шкафчикам, нашёл какие-то малознакомые пряности. В одной из глиняных банок с плотно притёртыми крышками имелась смесь для глинтвейна — всё, кроме цедры. Кажется, там в холодильнике оставалась половинка лимона...

МакНейр взял оловянный штайн, смешал в нём пиво и пряности, добавил кусок лимона и три кубика тростникового сахара. Подогрел смесь чарами и вместе со штайном перешёл в гостиную, где и устроился в кресле, закутавшись в плед.

Спать не то чтобы не хотелось — он с удовольствием бы уснул, однако воспоминания о приснившемся кошмаре отвращали от свидания с подушкой. МакНейр задумался. Кто же ему приснился? Пожалуй, безликий, но знакомый голос, посуливший ему новую неволю, беспокоил его едва ли не сильнее, чем гипотетические дементоры. И ещё решётка в камере. Сам он камер с решётками не застал. Когда из Азкабана убрали дементоров, во все камеры установили глухие тяжёлые двери. Вроде бы охрана могла смотреть сквозь них из коридора. Откуда же тогда в его сне взялась решётка?

МакНейр тряхнул головой. Глупости всё это. Просто наваждение, дурной сон, решил он. Но чем занять себя до рассвета, если не удастся заснуть? Не в офис же... Это было бы странно. Никаких дел по дому не было, читать не хотелось… МакНейр допил пиво, пока оно не остыло, и поднялся из кресла. Давно пора бы проверить, не разучился ли он…