Начать войну (гет)

Возможно, мне понадобится еще одна жизнь, чтобы сломить тебя, Алина, но я приложу к этому все усилия.

Дарклинг «Крах и восход»

Все, что случилось после их первой войны, трудно собрать воедино, потому что воспоминания, как и истории, со временем меняются.

Когда Алина Старкова — которая стала Санктой Алиной, которая позже стала царицей Ланцовой, а еще позже — Алиной Морозовой и снова Санктой — думала о первом финале их истории, он представлялся ей осколками, как те самые зеркальные диски на перчатках: края слишком грубые, чтобы поведать правду, но обломков достаточно, чтобы сохранить отражения людей, которых она когда-то знала и любила.

Для Александра Морозова, бывшего Черного Еретика, а теперь Дарклинга — того, кто сменил тысячи имен — первый финал их истории был не более чем занозой, которой он позволил вонзиться себе под кожу, потому что знал, что в итоге избавится от нее. Из всех воспоминаний именно это он с радостью забудет.

Санкта помнила, что предала свое сердце ради власти. Она проиграла.

Дарклинг помнил, что победил. И почти лишился силы, пойдя на поводу у сердца.

Ей понадобилось триста лет, чтобы полюбить его.

* * *

Но до того, как Санкта вспоминала об этих событиях, как о первой войне, Алина Старкова была уверена, что все закончилось. Она носила смерть Мала Оретцева, как камень на груди, и с каждым вздохом тот глубже вдавливался в кожу. Она часто думала о Морозове и его дочери-отказнице, о том, каково это — тонуть в цепях. Она думала о том, чтобы вскрыть вены, когда держала в ладонях солнце. Думала о сожженном дубе и телах, раскачивающихся на ветвях. И она думала о Багре; о том, что иногда любви бывает недостаточно.

После битвы, в которой они оба должны были погибнуть, Дарклинг затаился в тени, залечивая раны. Он знал, что это не конец их истории, они были за пределами окончаний. И сколько бы Алина не пыталась двигаться вперед, такие существа, как они, были созданы, чтобы вечно идти по кругу. Он уже умирал тысячу раз и умрет еще тысячу. И он умел ждать. Смерть Мала Орецева Дарклинга не волновала: он носил ее как знамя.

* * *

Время лечит все, даже разбитые сердца. Хотя они, как воспоминания и истории, не остаются прежними. И сердце Алины Старковой ничем не отличалось от остальных: частичка осталась с Малом, частичка выгорела, а другие частички принадлежали оленю, морскому змею и даже Дарклингу. Со временем она нашла то, что заставляло ее сердце биться дальше.

У Алины Старковой был Миша, который ходил за ней по пятам, словно призрак. Он расспрашивал ее о картографии и улыбался, несмотря на весь пережитый ужас. Миша был частичкой Мала, Багры и сожженного дотла Керамзина. Миша был надеждой. У Алины была Женя, которая заплетала ей косы и заваривала чай. Девушка, которая не позволила разрушить себя. Та, что была сделана из нерушимой стали. Женя не дала Алине замкнуться в себе и всегда была рядом, чтобы поддержать. Женя была верой. И хотя Мала уже не было в живых, любовь никуда не ушла. У Алины остались Тамара и Толя, Надя и Адрик, Давид и Зоя, Солнечные солдаты. Несмотря на то, что она была святой и чудовищем, у Алины имелись друзья, благодаря которым она нашла в себе силы двигаться вперед и носить смерть Мала не как камень, а как броню.

… А еще был Николай Ланцов. Ему тоже нужно было собрать себя заново. Он носил перчатки даже летом, он дал Алине место в совете и отказался забрать кольцо с изумрудом, сколько бы она не предлагала. Прошло три года, прежде чем Алина начала спрашивать себя: может изумруд — это частичка Николая, которая стала принадлежать ей.

* * *

Время лечит все. Даже тени и армии.

Даже узы между ними, которые он пытался нащупать каждую ночь. Сейчас они были ему недоступны, но каждая попытка приближала Дарклинга к мыслям и силе Алины, к той ее части, которая принадлежала ему, так же, как часть его — всегда будет принадлежать ей. Для него это был замок, к которому он рано или поздно подберет ключ.

Они до сих пор называли ее Санктой. Говорили, она убила Дарклинга. Алина чувствовала, что связь между ними закрылась, но они так и не нашли тела. Его не называли Дарклингом. Его вообще никак не называли. Ему и раньше приходилось прятаться, и он всегда возвращался, став еще сильнее.

* * *

Николай семь раз делал ей предложение руки и сердца, каждый раз придумывая новый способ, но Алина все равно отвечала отказом.

Рана на груди затянулась, остался лишь шрам у самого сердца.

* * *

Прошло еще два года, прежде чем Алина задумалась над тем, чтобы стать царицей и помочь восстановить Равку. Пусть этот брак и будет политическим. Наверное, Мал бы ее поддержал.

Когда человек остается один, у него появляется время поразмышлять, а у Дарклинга было над чем подумать. Он вспоминал, как Алина, одетая в черный с золотом кафтан, стояла рядом с ним в Малом дворце — святая, пытающаяся быть серой мышью — и даже тогда она была ему равной. Он вспоминал, как с ее губ слетело его имя, как она сияла во тьме. Тогда она была всего лишь призраком, но Дарклинга это не волновало, пока он чувствовал ее пульс. Он думал о старухе, которая заслужила слепоту, но не смерть. О мальчике, которого она любила. О том, как могущественный гриш превратился в сломленного человека у подножия горы. Движимый любовью, он едва не умер. Время дало ему много пищи для размышлений.

* * *

Николай отвез Алину в монастырь на вершине горы, где они наблюдали за звездопадом. Он встал на одно колено и взял ее руку в свою, на нем не было перчаток, и Алина впервые увидела шрамы…

«Я достаточно скромен?» — спросил тогда Николай, и Алина улыбнулась в ответ. Он знал, что если бы держался своего обещания, то никогда не смог бы ее поцеловать. Их брак поможет объединить Равку, а короли и каперы умеют нарушать обещания. Алина сморгнула слезы и позволила ему поцеловать свои пальцы. Николай заверил, что ему неважно, что ее сердце принадлежит призраку, пока она пытается жить дальше. «Никто не любит мертвых святых, а мне пока не хочется возводить в память о тебе статую». И когда Николай спросил, выйдет ли она за него замуж, Алина ответила «да».

* * *

После того, как она вонзила кинжал в грудь Дарклинга, они впервые встретились на ее свадьбе.