История Беллы (гет)

«Дорогая Белла, я знаю, что ты не любишь и не хочешь жить здесь. Но так надо».

Вернулась домой. Опять так тихо в пустынных комнатах. Бросила ключи на столик... Медленно, словно в полусне, сняла туфли. Схватила почту, лежащую под дверью, и прошла в одну из гостиных. Вот сюда, на это зеленое кресло, в котором когда-то любил сидеть ты. Я знаю, я могу быть и сумасшедшей, но я до сих пор ощущаю твое тепло, когда сижу здесь. Поэтому письма от тебя я могу читать только тут и нигде больше.

Дом холодный, ты знаешь? Может, для тебя он был согрет чем-то, но для меня он холодный. Я знаю, я не должна думать, что без тебя все — пустота. Как хорошо, что бумага не передает настроение — надела улыбку, вчитываясь в последние строки.

«Я в порядке. Я знаю. Так надо».

В каждом письме одно и то же. Тебе будто все равно, как я здесь. Что мне холодно, что я хочу увидеть тебя. Хотя бы разочек услышать, обнять, почувствовать запах персиков.

Ты знаешь, ты для меня не пахнешь войной или кровью. И даже не пахнешь смертью убитых тобою людей.

Ты веришь в то, что делаешь.. Веришь, что все, что ты делаешь правильно, а я не могу. Я не могу поверить, что раздирать собственную душу на несколько частей — это выход.

«Белла, я в порядке. Ты слышишь меня? Я — в порядке».

Еще одна нелепая строчка, ни капельки не сообщающая мне — как ты. Ты можешь тысячу раз повторить, что все в порядке и, может, в тысячу первый я поверю тебе. Но не сейчас. Ты можешь заставить меня заткнуть уши, закрыть глаза, но я все равно буду чувствовать стук твоего сердца. Сидеть в этом кресле, размазывать слезы, которые, словно яд, впитываются в мои щеки. Ты не любишь, когда я плачу — и я не буду больше плакать. Ради тебя.

«Я…»

…так и не смогла продолжить читать дальше. Ушла поставить чайник. Выпить кофе. Может, даже закурить... Все равно дом пустой. Никто не скажет, что курить вредно, и что такой молодой девушке еще рано гробить свою жизнь.

Поздно. Все уже закончилось. Тихие слезы в подушку каждый день… Подаренный мишка на столик, небрежно брошенный тобой, смятая постель… И тишина. Настолько глухая, что, кажется, дом вздыхает вместе со мной. Он помнит тебя… Да. Быть может, надо было сказать: «постой». Не отпускать тебя, попросить остаться. Но нет. Взяв в руки чашку горячего кофе, надеясь хоть так согреть свое остывшее сердце, иду к креслу. Может, сегодня увижу во сне тебя, хоть ненадолго.

«Я люблю тебя»

… так больно, что слезы уже капают в чашку с кофе. Буквы письма медленно плывут перед глазами и уже на ощупь, дотронувшись до лица рукой, небрежно стираю капельки.

Я обещала не плакать, но ты знаешь — слезы моя слабость. Быть может позднее, когда меня не станет, ты будешь вспоминать обо мне с гордостью. Что я — никогда не проронила ни слезинки. Снова кресло, снова ощущение, что сзади кто-то обнял. Я оглядываю пустынную комнату. Никого. Тишина, пустота.

Взаперти я схожу с ума.

Это было самым глупым твоим решением — запереть меня здесь. Запереть меня, когда я хочу сражаться, сражаться за то, что ты веришь. Бежать впереди тебя и улыбаясь, обернуться и увидеть в ответ такую же улыбку. Но ты не можешь позволить себе улыбнуться. Не можешь довериться тем, кто тебя любит. Ты думаешь, что везде только ложь и фальшь. И даже написав мне эти слова, всего лишь три слова — ты не вложил в них свою душу. Они не значат ничего для тебя. Только успокоить меня, только запереть меня. Ты думаешь, что я не могу поверить тебе полностью. Не смогу столь же твердой рукой лишать жизни других.

Я смогу. Я все сделаю, все смогу, лишь бы тебе этого было достаточно. Лишь бы ты хотел именно этого. Я сверну горы, я убью всех, если ты попросишь.

Но ты не просишь, и я сижу здесь. В этом богом забытом доме. Одна, в тишине и пыли комнат. Ты наверняка улыбнешься, узнав, что я не раз пыталась сбежать. Выбраться из этой клетки и найти тебя. Обнять, поцеловать, прижаться к холодной груди, где — я знаю! — бьется сердце. Оно еще бьется, я уверена.

Пять раз я пыталась уйти. Но ты упорно возвращал меня обратно. Словом, силой, болью. И я кричала, мне было тяжело получать от тебя Круциатус и я кричала, но не говорила.

Я не говорила, что люблю тебя. Что я чувствую, когда смотрю в твои глаза. Никогда. И даже когда ты сдирал живьем с меня кожу и снова наращивал ее — даже тогда. Ни слова. Ни одного словечка. Даже о пощаде.

И ты понял, что я действительно не могу без тебя. Что я сделаю все. Умру, утону, повешусь, застрелюсь, сгорю — если ты попросишь.

Но больше никогда не услышишь моих слов и слез. Ни о пощаде, ни о любви.

Зачем говорить о том, что тебя не волнует? Что тебе абсолютно наплевать на меня, тебе важен мир. Ты хочешь его изменить, и я не заменю тебе всю вселенную.

И даже если прямо сейчас я истреблю одним взмахом палочки — если это было бы возможно, — всех магглов, ты лишь улыбнешься и меня снова обольет красными лучами заходящего солнца поток магии из твоей палочки. И я буду снова кричать только из-за того, что ты не получил той доли удовольствия, и получишь его со мной. Я каждый день буду умирать и возрождаться. Вновь и вновь. Потому что теперь я знаю, что и ты не можешь без меня. Я нужна тебе.

Я была с тобой постоянно. И я стала необходима тебе как воздух.

«Белла, ты же знаешь. Я в порядке. Сегодня все решится».

Вот только рада ли я этому? Рада ли, что я стала для тебя лишь новой дозой круциатуса под кожу. Адреналин в вену. Всплеск.

Я не знаю. Понимаешь? Я всегда буду следовать за тобой, как собака. Пусть ты и пинаешь меня в мой пушистый бок. Пинаешь всегда так, что, отлетая, я не могу подняться. Но я тогда ползу. У меня не хватает лап, чтобы идти за тобой. И я ползу. И даже если ты отсечешь мне одну лапу за другой, я буду рыть носом землю, но ползти за тобой. Даже когда не будет лап. Я смогу, я сделаю это.

Но ты не веришь. И я сижу тут. Впечатываю кулаки в пол, потом бьюсь об него головой. Позволь мне, пожалуйста, позволь быть рядом. Позволь. Я смогу. Теперь я уверена и я знаю. Знаю, во что ты веришь и за что борешься.

Не за любовь. Ты в нее никогда не верил. Ты борешься за свободу. За свою свободу над миром. Но мир не примет тебя, и я буду рядом. Буду рядом, когда это произойдет. Вот только…

Если ты не веришь в любовь, значит, и я не буду. Я тоже не буду за нее бороться, и я просижу тут, пока ты не позволишь мне выйти. Слепая кукла, висящая на ниточках и забытая в чулане. Старая, побитая, еще дышащая — но всеми забытая. Буду ждать, пока ты позволишь. Ждать.