История Беллы (гет)

— Я разочарован…

И все. Ты отводишь взгляд и я падаю на землю. Меня прижимает к ней полностью. Лицом, ладонями, телом и кончиками пальцев я ощущаю комочки грязи. Я не управляю своим телом, я чувствую что я — это я. Но тело — это не я. Я в сосуде, где боится моя черная боль и моя обгоревшая в ней душа. Мое тело распластано полностью. Я закрыла глаза от страха. Понимаю, что палочка отлетает. Совершенно интуитивно ощущаю, что я снова в воздухе — могу открыть глаза, и с невероятной скоростью земля приближается к моему лицу. Пытаюсь закрыться руками, чтобы не удариться. Половинка меня в виде боли прячется где то в горле. А я — я пытаюсь выползти сквозь кожу спины, чувствуя, что земля все ближе и ближе…

Резкий удар, мне почти не больно. Неприятно, неудобно, но — не больно.

* * *

Да, я благодарна моему разуму в такие моменты. Я не знаю где я, последнее, что помню — земля, много земли. Она везде и сильный удар. Мысленно сканирую себя полностью. Я в порядке, все шевелится, лежу на животе. Вот только…

Ощущаю лицом не землю, а странную мягкость. Даже нежность. Шелк. Резко распахиваю глаза — но ничего не изменяется. Что до этого темнота — что теперь. Шевелю пальцами руки и пытаюсь приподняться — тут же спиной упираюсь во что-то твердое. Где я? ГДЕ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, Я? Глаза медленно привыкают к окружающей темноте, но больше информации они не дают, определенно ткань. Она нежная и мягкая. Пытаюсь рукой дотянуться до век и потереть. Неудобно, руку приходится поворачивать сильно, потому что рядом…

Стенка. Я кладу подбородок на шелк и смотрю вперед. Стенка. Пытаюсь встать на колени — но спина сразу же упирается в… стенку. До разума медленно доходит, что я взаперти. В ящике. Вернее…

Мой разум не хочет постигать то, что анализ окружающего небольшого пространства дал необходимую информацию и я падаю на нежный шелк под собой и молю лишь о смерти.

Что ж. Теперь я понимаю, почему это все-таки кладбище.

* * *

Я не знаю, сколько я лежу здесь. То, что я в гробу — я поняла, переворачиваясь с живота на спину. Первая реакция — паника, я не знала, зачем? Вторая — страх, что воздух рано или поздно закончится и я умру, хотя…

Третья — причина, понять — за что я здесь.

«Ненавижу…», — шепчу я этой темноте тихонько в первый раз. Я ненавижу этот день, за то, что я легко поддалась этой участи.

«Ненавижу…», — за то, что лежу сейчас тут, вместо того чтобы тихо сходить с ума в постели. Хотя, я хотела же смерти? Хотела ее не правда ли? Нет. Признайся себе, ты не могла ее хотеть. Умирать страшно…

Вспомни их глаза, в них страх — не перед тобой, перед смертью.

«Ненавижу…», — царапаю ногтями крышку своей новой клетки и снова повторяю слова как заклинание. Постепенно в ногти впивается все больше и больше щепок, но до конца еще далеко. Я не верю в то, что вообще выберусь отсюда.

«Ненавижу, Мерлин, как же я ненавижу…», — мой голос слабеет, я почти уже и не слышу его. Попытка пинаться ногами приводит лишь к новым ранам и крови. Я закрываю глаза, сохраняя дыхание — если заснуть, то можно умереть задохнувшись. Так будет легче, но сначала надо понять — за что…

«Ненавижу…», — мне не хватает воздуха произнести слово до конца, я дышу все медленнее и медленнее. В голове, также не беспокоясь о себе, проползают мои мысли. Чтобы правильно пользоваться Круциатусом — в тебе должна быть боль. Она должна разливаться в твоем теле, ты должна чувствовать ее при каждом сердцебиении. При каждом вздохе — только тогда ты сможешь наслаждаться ее высвобождением. Радоваться ее пополнению и получать удовольствие, наблюдая за ее подвигами. Твои слова, когда мы были еще вместе. Когда ты сидел в том старом зеленом кресле и, обнимая меня, рассказывал о трех непростительных. Я помню этот момент.

— «Авада Кедавра. Заклинание смерти, — разум медленно погружается во тьму, но я еще отчетливо слышу эхо твоего голоса. — «Недостаточно знать лишь заклинание. Ты можешь знать его название, слова и даже пас рукой, но оно не сработает. Попробуй, убей меня Авадой…

— «Нет, дорогая. Я уверен. Попробуй и я объясню, почему не получилось».

Ты знал, так же, как и тогда. Сейчас ты знал, что я не смогу убить. Ты же сам говорил. Нужно хотеть. Нужно действительно хотеть смерти. Не смерти этого человека и не своей. А просто — желать смерть, чувствовать ее. В себе способность к убийству. Без совести и сожаления — хотеть, желать, знать. «Авада Кедавра» — ты прошепчешь даже с закрытыми глазами, но внутри должны гореть слова. Я ХОЧУ ЭТОЙ СМЕРТИ! И только тогда — оно исполнится. И душой и телом, хотеть, чтобы совесть заткнулась и исчезла. Хотеть до такой степени, что и сам бы лег под нож или прыгнул со скалы. Только так. По-другому, если ни тело, ни душа не объединены, ты можешь тысячу раз произнести заклинание. Тысячу раз махать палочкой. И ничего не произойдет. Душа и тело — в едином решении — убийства.

«Не-на-ви-жу…»

Ты знал, тогда почему я здесь? Я ненавижу тебя, к черту все. Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! НЕНАВИЖУ!! НЕНАВИЖУ!!! НЕНАВИЖУ НАСТОЛЬКО СИЛЬНО, ЧТО… люблю. И при возможности любой, моя Авада поразит твое сердце. Теперь я помню, почему я не могу. Помню — но ты перед моей собственной смертью преподаешь мне урок — я не боюсь ее теперь, я должна жить. Я не могу идти к черте одна. Не сейчас, когда ты единственный можешь дать мне глоток жизни. Дать мне немного воздуха. Единственный.

И за это я тебя — ненавижу.

Вдыхаю последний воздух и, со слезами на глазах, шепчу в полузабытьи:

«Не-на-ви…»

Голос мой тухнет, веки тяжелеют. И я благодарно выдыхаю из, кажется, рваных легких остатки воздуха.