История Беллы (гет)

Знаешь, а я ведь верила тебе, верила, что ты действительно в порядке. Верила, что ты не можешь мне солгать. Мне уже тридцать лет, слышишь?! И двенадцать лет я сижу здесь. Одна, без тебя. Ты думал, если подошлешь Рудольфуса, мне станет легче? Заставить меня выйти за него замуж — это хуже, чем Авада Кедавра. Это хуже, чем предательство, и я вполне могу успешно выплеснуть свое горе на нем. Отлично. Ты подарил мне собаку, такую же преданную тебе, как я. Но все это — не то. Не то, что я хочу. Хотя тебя мало волнует то, что хотят твои слуги.

Да, быть может я была твоей слугой и я пила кровь из твоих вен, наслаждаясь их вкусом — чтобы забыться в тебе. Потеряться, когда ты придерживал меня за волосы, рисуя метку на левой руке. Мне было больно, даже хуже, чем от твоего любимого круциатуса. Этот череп с змеей, казалось, прожигает не только кожу, но вливается через вены, впиваясь в кость. У меня на кости твоя метка, значит я — твоя. Навсегда. От этого легче — ты не забыл. Я ведь спасла тебя от очередного нападения глупых магглов. Они не знали, что ты сильнее их в миллионы раз, когда они наставили на тебя свое железное оружие. Я была рядом и я видела, как слишком медленно летит в тебя что-то железное. Маленькое и быстрое, я знала, что ты не видишь их или делаешь вид, что не видишь. И я закрыла тебя. Я помню тот момент, когда я подошла к тебе и обняла сзади. Я кожей чувствовала приближение опасности, но стояла. Всего лишь каких-то пара секунд. И вот я чувствую сначала жжение, потом резкую боль и ощущение, что рвется ткань, хотя это была моя кожа. Как дробятся кости позвоночника, а следующая пуля пролетает чуть левее, задевая почки и печень. Ты знаешь, это совсем не так больно, как твой Круциатус, и я терплю, не выпуская тебя из рук. Я держу тебя, хотя чувствую, что мое тело не подчиняется мне. Чувствую, как медленно сознание уходит из головы. Я должна держаться, защитить. Защитить тебя. Я чувствую биение твоего сердца ладонью и знаю, что ты понял. Что сделала я, что не сделал ты. Я почти кожей чувствую, как ты расцепляешь, казавшиеся мне стальными, мои объятья и поворачиваешься, удерживая меня как живой щит. Мне не больно. Я не могу уже чувствовать боль по-настоящему. Только твои глаза, я видела их, когда ты отбросил мои руки и я упала. Упала к твоим ногам, и мир упал вместе со мной. Запах персиков и моей крови.

Знаешь, а умирать не страшно. И главное — не так уж и больно. Теперь я знаю, когда чувствуешь невыносимую боль — мозг отказывается работать, а душа ничего не чувствует.

Ты кинул меня к своим ногам, показывая — где мое место. Но я все равно тебя люблю. Глупо и смешно, я знаю. Но это так.

* * *

Сегодня Рождество. Я никогда не любила его, но ты снова меня запер в этой клетке. Я привыкла. Может быть раньше я и металась как зверь, но после моей жертвы — я смирилась. Нет. Не так. Я усмирила своего зверя внутри себя. Который так и рвался наружу прорвать мои тонкие нервы на тысячу осколков и разорвать все в округе. Но я держу его на короткой цепи. Ты помнишь, да? Но тебе меня совершенно не жалко. Я еле-еле отошла от того случая, я даже промолчу, что ты не появлялся рядом со мной вообще с тех пор. Чем я заслужила твою немилость? Я просто спасла тебя от смерти — я поступила плохо? Но ты не ответил. Подоспели эти чертовы авроры и ты бросил меня в них. Бросил, как какую-то тряпку. Бросил и сшиб их одним мановением своей палочки, а я умирала. Нет. Я врала тогда, умирать страшно. Потому что я оставляла тебя здесь. За чертой тебя не было. Я чувствовала осколки стекла, впившиеся в меня, когда ты швырнул мое тело в магазинную витрину. Я молила лишь об одном. Не умирать сейчас, я хотела видеть напоследок твои глаза. Осколки, везде и всюду. В том числе и в душе — когда ты разобравшись с шавками министерства, приказал…

«Кто-нибудь поднимите эту безмозглую дуру. Мне противно, а надо уходить».

Я думала, я рассыплюсь. Точно также как эта витрина. Я попыталась встать и с гордостью подняться. И никто, чтобы не увидел моих слез. Но то, что застряло в моем теле — не позволяло мне. Я была с гордостью уничтожена, когда Рудольфус, — мой цепной пес, — поднял меня. Все-таки он не такая плохая вещь в моей жизни. Но твой холодный голос был маской. Я знала — ты не мог так сказать. Это напускное пренебрежение к моей жизни. Не мог. Я важна для тебя, но, чтобы сдерживать в страхе своих волков, ты должен был так сказать. Поэтому я не сержусь, я принимаю тебя. И твой выбор.

Да-да. Ты не ослышался. Именно — волков. Мы не были Пожирателями Смерти — глупое прозвище, как и Упивающиеся. Мы были стаей — одной, огромной. Где каждый сам за себя, но вместе — мы под тобой. Мы были твоей стаей. А почему были? И есть. А ты наш вожак. И мы шли за тобой в любое пекло, подставляли под него свои шкуры и убивали, раздирали, разрывали нашу добычу.

Я считала нас сумасшедшими псами, слепо идущими за кроликом. Но понимание этого пришло гораздо позже, когда ты — не послушал меня и пошел к той провидице.

Снова Круциатус, снова та раздирающая на части боль, снова Волнера Санентур, и я живая, пусть еле дышащая, лежу на полу. Лежу в своей крови, которая мне секунду назад казалось вытекала из каждой клеточки тела. Ты говорил, что такой урок будет каждому — если ты не пожалел меня. Но кто я такая, чтобы перечить Лорду? Я шепчу в забытье: «Мой Лорд, Повелитель…» Зачем? Чтобы остановить тебя, заставить меня прислушаться. Но нет, ты упрям. И я заслуженно лежу тут на холодном полу и жду, когда мой пес придет, чтобы снова утащить в свою конуру. В один момент я даже подумывала о принесении себя в жертву, чтобы вся эта чертова пожирательная жизнь перешла в смерть. Я даже нашла в доме маленькую бритву, казалось, откуда? Быть может ты знал, но…

Мой пес, Рудольфус, как я его ненавижу. Он видел меня, видел как я медленно после очередных пыток иду в сторону ванной. Закончить свою жизнь и только в этом видеть выход. Он бросается на меня и я слишком поздно понимаю, что же я делаю? Смерть — выход? Нет, не сейчас. Может быть позже, но не сейчас. Я должна идти за тобой. Да. Носом рыть землю, без лап. Я помню, что обещала. И ты узнав, без толики сожалений, без даже гримасы на своем таком безупречном изменившемся лице — запираешь меня в подвале. Приковываешь руки и ноги к колодкам, прибитым к потолку и полу. А я стою и смотрю на тебя. Пытаюсь уловить тот маленький смысл моей жизни. Моей любви. Но я не верю в любовь, потому что ты не веришь в нее. Я закрываю глаза и ощущаю запах персиков, такой знакомый и манящий. Он странен тут — в моей новой мрачной клетке, но я знаю — это ты. Темнота. Резкий удар, как от плетки, прошибает мне спину. Еще один и еще, но я молчу. Упорно терплю и даже не кричу. Откуда такая сила воли? Не знаю. Но я держусь, потому что обещала тебе — ты не увидишь моих слез. Еще один удар и я не выдерживаю, мои колени поддергиваются и пытаются согнуться, но руки безвольно прикованы к потолку. Я висну на них уже и не замечая, как отдирается моя кожа стальными кругами. Одна лишь боль в спине, я чувствую ее, я ее ощущаю. Ты воспитываешь меня? Во мне боль? Тогда откуда эта горячая волна, бегущая от лопаток к ногам. Моя кровь. Ты вбиваешь в меня мою кровь, разрывая остатки кожи и ткани. Сознание, мое дорогое и единственное, как я благодарна тебе в эти моменты, что ты покидаешь меня. Что я не могу видеть и чувствовать всю ту боль, которая впивается в меня острыми иглами. Ощущения такие, будто я попала в ад. В ад на земле, хотя какой может быть ад рядом с тобой? Рядом с тобой я в раю. И если рай — это боль, значит я буду в крови.

«С рождеством, Белла», — твои слова уже не достигают моего на время умершего разума.