Сны и явь Хогвартса (джен)

Замок спал.

Спали портреты в рамах и мётлы в кладовках, Василиск в статуе Слизерина и меч Гриффиндора в гриффиндоровой же шляпе, обрывок души Волдеморта в диадеме Рэйвенкло и Серая Дама в переходе между Астрономической и Главной башнями.

Иногда поспать надо даже замку.

И все они видели сны.

Например, Тайной Комнате снилось, как её Василиск с удовольствием чавкает директором Эверардом Суинфордом[1].

Этому проклятому ублюдку и потомку ублюдков пришло в дурную голову, что, видите ли, в своём нынешнем состоянии Тайная Комната представляет угрозу для безопасности драгоценных деток.

Нет, Комната была даже согласна.

Учитывая бредовую байку, сложенную о ней — дескать, Василиск нужен лишь для того, чтобы убивать грязнокровок — и количество безмозглых юнцов и юниц, верующих в эту байку, как в Святое Писание...

Но это, право, не повод превращать её в часть отхожего места!

Комната до сих пор с содроганием вспоминала толпы китайцев[2], рушивших древние стены и перекладывавших их заново по хитрому плану директора. В конце концов проснулся Василиск и Комната украсилась десятком статуй в идиотской одежде и с длинными косицами. И ни он, ни она не чувствовали себя ни на гран виноватыми — сколько бы ни разорялся проклятый Эверард о благороднейшем и древнейшем происхождении окаменевших, чей род чуть ли не древней Адама и Евы.

Комната потянулась всеми змеями и решительно переориентировалась с севера на восток.

Теперь Василиск страстно кушал Томаса Марволо Риддла.

Что поделать: сны её были несколько однообразны.

Гостиная Слизерина грезила днями прошлого.

Ей чудилось, что снова сидит посреди неё славный Томас Поэт и поёт о подвигах её любимого Основателя:

И крикнул он, воздев свой жезл высоко:

«О братья, с нами Бог и Святой Лазарь!

«Да не дадим захватчикам проклятым

И в бой повёл дружину храбрых, слава!

И сквозь время отзывался эхом голос совсем другого певца:

Лодочка, милая, быстро лети:

Того, кто царить рождён...[3]

Что с них взять, со слизеринцев — они никогда не терпели чужаков. Вечные бунтари, цепляющиеся за уходящее прошлое, чудом выживающие в буре времени только затем, чтобы снова найти себе новую увядающую иллюзию и пытаться спасти ее, щедро поливая своей кровью — благородной и древней, древнее некуда.

Сквозь сон ей слышался голос сестрицы, Гостиной Гриффиндора. Она оплакивала павших: сегодня ей на стены прибили новые памятные таблички.

Марлин МакКиннон, братья Прюэтт...

Плохо ей спится, бедной. Она не привыкла проигрывать, она всегда впереди, всегда на гребне славы...

А что поделать? Эта судьба старше их обеих.

Испокон века Гриффиндор и те, кого он избрал, стояли за всё новое и прекрасное, за изменение и обновление мира. А Слизерин и те, кого избрал он — за всё старое и привычное, за сохранение традиций и защиту мира от перемен. Годрик и его избранники тяготели к трансфигурации. Салазар и его избранники — к зельеварению.

Одни привыкли смело менять мир, другие знают, что отход от чётких инструкций губителен для результата. Одним правила — что оковы, другие твердо помнят, что правила пишут кровью.

Гостиная Слизерина никогда не пеняла Гостиной Гриффиндора за её детей, и никогда сестрица не упрекала её. Они только огорчались, что даже за тысячу лет люди не смогли понять, что одного без другого не бывает. Что губительны и перемены без оглядки, и охранительство без перемен.

Они, правда, не сходились во мнении о грязнокровках: сестрица считала, что тех никак нельзя оповещать о мире магии и с детства к нему готовить, потому что тогда будет утрачен свежий взгляд, подмечающий все недостатки и слабые места. А Гостиная Слизерина полагала, что напротив, таких детей надо с раннего возраста вводить в мир магии и готовить к тому, чтобы стать его частью — тогда и отношение к ним будет другое, и сами они, сохранив возможность сравнивать и оценивать, будут ещё и понимать обе стороны.

Но этот спор тянулся веками. Менялись только объекты спора: то были норманны, потом стали крестьяне, потом иностранцы, потом протестанты...

Потом волшебный мир отгородился от маггловского, и спор перешел на грязнокровок и чистокровных.

Сонно перебирая нити прошлого, Гостиная Слизерина потянулась — и не могла не шепнуть сестре, пусть и подло было наносить удар в миг её печали и беззащитности:

— Между прочим, тот, кто причинил тебе столько горя, — прямое доказательство моей правоты.

Она не одобряла Наследника. Кровь кровью, но он был магглом до мозга костей.

Он думал, как магглы, чувствовал, как они и жил, как они — отчаянно спеша убежать от неизбежной смерти.

Ему была чужда благородная неспешность Оделенного Силой. Он жаждал власти и славы, а не истинного величия — и что тогда он забыл на её факультете?

— А что Артур Уизли, истый рэйвенкло, забыл на моём? — вздохнула сестрица. — Или мой маленький Северус — у тебя? Положительно, шляпа совсем сошла с ума.

— Скорее, из ума выжила, — вздохнула Гостиная Слизерина. — Но ведь правда, Том тоже чистый рэйвенкло. Не лучше Артура. Целей нет, понимания средств нет — одна яркая индивидуальность и чувство собственной несравненности.

— И действительно плоть от плоти немагического мира, — грустно согласилась сестрица. — Мира нестихающих войн, где брат идёт на брата. Может быть, ты и права. Надо давать детям представление о настоящих ценностях, учить их почтению к Господу, родителям и ближним.

— Учить тому, что жизнь человеческая — бесценна, — буркнула в ответ Гостиная Слизерина. — И отнимать её — убивать свою душу. Теперь и мои дети об этом позабыли. Всё как ты хотела: чистый прогресс и никаких лишних рефлексий.

— А мои дети позабыли, что мир надо менять, а не возвращать в некое прекрасное прошлое, в котором не было Темного Лорда.

— Только с грязнокровками у власти.

— Не обзывайся, — привычно отмахнулась сестра. — Нет, правда ведь: твои дети забыли заветы старины, мои дети забыли, что мир должно менять. Это почти страшно.

— Значит, скоро переменится мир, — мягко вступила в их разговор третья сестра, Гостиная Рэйвенкло. — Так всегда бывает: всё падает на дно и тонет, и потом всплывает очищенным и обновленным.

— Да-да, — зашептала Башня Прорицаний. — Я вижу, что день перемен близок. Грядёт тот, кто изменит этот мир, сам того не ведая. Он родится на исходе седьмого месяца...

— Изменит мир? — встрепенулась Гостиная Хаффлпафф. — А к лучшему или к худшему?

Благословенные дети Хельги всегда волновались о таких вещах и оттого сами мир не стремились ни менять, ни хранить: только делать уютнее и удобнее.

Дети Годрика и Салазара их презирали, но в конце концов, считали все четыре Гостиные, самомоющая тряпка для столов — изобретение куда лучшее, чем Круциатус.

Башня Пророчеств помолчала ответила:

— Пока я не вижу. Думаю, это нельзя знать заранее. Просто изменит, и всё.

— То же самое, — пробасила Главная Башня, — ты говорила перед рождением Тома.

— И перед рождением Дамблдора тоже, — прозвенел Кабинет Директора.

— И разве я ошибалась?

— Толку-то от этих прорицаний! — кухня раздраженно грохнула кастрюлями. — Они как анекдот про студента Рэйвенкло.

— Это какой такой? — конечно, Гостиная не могла не спросить о своих-то питомцах.

— Тебе не понравится, предупреждаю. Мне один Блэк рассказал: «Летели, значит, два иностранных мага на метле и застряли в кроне дерева. Видят, идёт человек по дороге. В мантии, все как положено. Они ему: "Милейший, подскажите, где это мы?", а он им: "На дереве, я полагаю" — и дальше пошел. Один иностранец сразу за палочку схватился, а второй ему: "Спокойно, мы в Англии, и перед нами студент Рэйвенкло". "Но почему?". "А только они дают абсолютно точные и абсолютно бесполезные ответы"».

— Ну, знаешь!

Зато Гостиная Хаффлпафф развеселилась:

— Ну отчего же бесполезные! Уважаемый иностранец сразу понял и где он, и кто перед ним! Правда, — она как-то сразу погрустнела, — прорицаний-то это не касается.

— Знаете что, — веско сказала Главная Башня, — устала я от этих перемен.

— И то правда. Все от них устали, — Кабинет Директора был тоже не в лучшем настроении.

Новый голос узнали не сразу: Выручай-комната, Тайная Комната Гриффиндора, редко вступала в общие беседы:

— Раз уж неизбежно что-то изменится, давайте сделаем так, чтобы изменилось к лучшему?

И ей ответила Тайная Комната Слизерина:

— Я согласна. Давайте сами воспитаем этих... великих изменяющих. Школа мы или нет?

Зашумели Гостиные, загудела Главная Башня, заспорили Башни малые...

Но Кухня и Библиотека поддержали сестёр-Комнат, а значит, решением представительниц Четырех Основателей, голосование было окончено.

Кем бы ни были эти изменяющие — их воспитают и направят не люди. Их воспитает и направит Хогвартс.

* * *

В 2017 году, когда, впервые за двести лет, Поттер попал наконец на Слизерин, а Малфой, впервые за пятьсот лет — на Гриффиндор, Хогвартс удовлетворенно крякнул и расправил кладку.

— Осталось ещё Лонгботтома сделать директором, — довольно сказала Выручай-Комната. — Первый за много лет директор-герболог! Уж они-то знают, как надо ухаживать за молодыми ростками, чем подкармливать и всё такое.

— Дайлис тому свидетель! — согласился Кабинет Директора.

Только Тайная Комната молчала: она наконец заманила к себе притомца будущего директора, жабу, и теперь терпеливо ждала, когда же та высидит нового Василиска...

1 Суинфорды — побочная ветвь Гонтов, которые у нас потомки Слизерина. Директор по имени Эверард был между Дайлис Дервент и Ф.Н. Блэком, фамилия не упомянута. Автор кается, но он не представляет НИ рукомойников с краниками в XI веке, НИ гордого Слизерина, скрывающего свой секрет в канализации.

2 Для Британии XIX века — примерный аналог наших таджиков, типичные гастарбайтера. А чего вы хотите, в Хогвартсе всегда было плохо с финансированием.

3 Первый фрагмент — честная импровизация; второй — попытка перевода первого куплета Skye Boat Song.