Третий муж Калерии Лихо (гет)

1.

Это утро начиналось как в песне: легкие поцелуи, трепетные касания и кофе в постель. Я достаточно взрослая дама, чтобы не вестись на подростковые сюси-пуси, но с Кевином мне впервые хотелось, чтобы эта «розовая» романтика продолжалась. Он был… идеальным? Хотя нет, обычным человеком со своими комплексами и привычками. Он резал овощи большими кубиками, когда я хотела видеть мелкую соломку. Убирал кружки с моего рабочего стола быстрее, чем я успевала допить остывший зеленый чай. Его носки не расползались по всей квартире, но долго и счастливо копились в углу у кровати, пока не заканчивалась последняя чистая пара. Устав после работы, он мог прямо в прихожей лечь на пол и какое-то время не двигаться. Мой третий муж был понятным человеком, и я не могла этому нарадоваться.

Кевин много работал. Он уходил чуть ли не с рассветом, иногда мы сталкивались в дверях спальни: я плелась в кровать, закончив со своими отчетами, а он уже вставал и был готов к новым подвигам. Такая разница в биоритмах должна была по всем правилам испортить отношения еще в самом их начале. Но мы оказались упрямы. Я обязательно встречалась с Кевином в обед. Он к этому моменту разбирался с текущими делами своего офиса, у меня как раз оставалось немного времени до того, как надо было явиться в свою контору. Бывало, я приносила что-то из еды с собой, но чаще всего мы наобум выбирали из сотни ресторанчиков и забегаловок в центре города один и пробовали незнакомые блюда, делились впечатлениями и накопившимися за утро новостями. Мы не уходили, даже если место, которое мы выбрали, оказывалось исключительной паршивым. Едим совместно — совместно пьем таблетки. И в горе, и в радости вместе — в этом была вся суть наших отношений.

Я ни за что бы не призналась, что мой муж уделяет мне мало внимания из-за работы или усталости. Наши интересы не совпадали даже наполовину, но искренним в своих увлечениях людям не бывает скучно друг с другом. Мы переписывались, засоряли эфир дурацкими смайлами и смешными песнями. Я пыталась найти то, что нравится ему. А он подкидывал ссылки на то, что нравится мне.

Это было настолько чудесно с самого первого дня нашего знакомства, что если бы Кевин не предложил мне выйти за него, я бы сделала это сама через минуту. Даром что ли мы забирались восемь часов на одну из высочайших гор нашей страны. Такое место буквально требовало решительных действий.

Это утро ничем не отличалось от предыдущих. Просто сегодня мне захотелось блеснуть своими кулинарными навыками и приготовить что-то забавное на десерт. На выходных Кевин приносил магазинные детские пудинги в маленьких разноцветных баночках. Я была бы просто в восторге, если бы не ощутимый привкус искусственности. Раздобыть рецепт не заняло много времени, и уже вскоре я помешивала пока еще комковатую вязкую субстанцию, то и дело пробуя на вкус и облизываясь.

— Калерия Лихо?

— Мать!..

Вообще, сказанное мной было гораздо длиннее, и слова эти даже с натяжкой нельзя было причислить к тем выражениям, которые допускаются в общественных местах. Но это и не удивительно! Я бы посмотрела, что бы вы сказали, неожиданно обнаружив, что больше в квартире не одни. И этот второй — не ваш супруг или супруга и даже не ваш знакомый.

— Что вы делаете в моей квартире?! — лучшая защита — это нападение, кричала я громко. Иногда даже жаль, что звукоизоляция в моем жилищном комплексе достойна высшей похвалы.

Непрошеный гость выглядел подозрительно. Одних только рисунков на кистях рук хватало. Именно эти татуированные пальцы и наставил на меня вторженец. Я напряглась и сделала шаг назад.

— Калерия Лихо?

Второй раз мое имя раздалось со стороны гостиной. И тут мои нервы не выдержали. Рука дрогнула, я размахнулась и окатила второго непрошеного гостя вязким пудингом. Акция самообороны была так себе, хороша только для отвлечения внимания. А ведь швырни я массу, не ставшую десертом, вместе с посудой, то легко обеспечила бы себе удачный путь отступления, а вломившемуся мужчине — неделю на больничной койке. Качественная всё же миска у меня в руках — с толстым дном и удобными ручками, тяжелая и красивая. Рука не поднялась такую полезную вещь бить.

Виртуозно бил тарелки мой первый муж. Николя любил громко и долго ругаться по поводу и без, а потом долго мириться, но в процессе, к сожалению, ощутимо уменьшалось количество целой посуды. Можно было заменить все тарелки в доме на пластиковые, но я упорно продолжала покупать новые сервизы. Спустя полгода оказалось, что он жалуется в интернет-переписке свободным девушкам, что я — тиран и душитель. Ведь ему приходилось бить посуду, чтобы доказать свое существование и отстоять точку зрения. Да, мы, конечно, ходили в рестораны и жили в хорошем месте, развлекались с друзьями, у него появилась машина… но это же не свобода! Дальше следовало приглашение сочувствующей девушки на кофеек, пока суровая женушка выбирала очередной сервиз. Вот так оказалось, что он мне врал, всё это время водил за нос и вряд ли вообще любил. И нет, я не разбила новый сервиз об голову своего первого мужа. Не потому что не смогла бы, а потому что это ничего не докажет.

Поэтому керамическое ведерко вслед за пудингом скользнуло на пару сантиметров в моих ладонях, но в сторону мужчины не полетело. Швыряться посудой мне хотелось меньше всего. Вязкая жидкость цвета сгущенного молока капала с носа вторженца. Он облизнулся, пробуя заготовку под пудинг, и с довольным сопением кивнул головой.

Готовить я умела — и вкусно, — но не любила. Навык был выработан за три года моей совместной жизни с Рабаном. Мой второй брак был наполнен внешней изысканностью, аристократизмом круга общения и элитаризмом. Муж работал шеф-поваром в весьма приличном ресторане, где его называли месье и кланялись в ноги. Но кто из нас готов заниматься дома тем же, чем и на работе? Поэтому готовку я взяла на себя. Положа руку на сердце, признаю, что я училась. Закончив со своими делами в офисе, бежала на очередные курсы, варила, резала, выпаривала и жарила, потом легконогой серной возвращалась домой, готовая поразить любимого мужа очередным кулинарным изыском. Рабан кривился, вздыхал, поджимал губы и с грустным вздохом выкидывал содержимое тарелки в мусорное ведро. Я пробовала то, что не пришлось ко столу, и не находила изъянов. На мне ставили жирный крест, объявляя мой вкус мещанским, а фантазию — нищенской. Сервировка не подходила к блюдам, украшения — к композиции, базилик не сочетался с огурцами, соус карри слишком отдавал мускатным орехом, а карамель неправильно стекала с блинчика.

Рабан был старше Николя, поэтому мог скрываться дольше. Когда я узнала его тайну, меня сначала долго душил смех, а потом злость. Возможно, он не мог признаться себе, что у него, выдающегося шеф-повара, весьма дурацкие пристрастия в еде. Но я здесь была причем?

Рабан до безумия любил гамбургеры. Но это были вовсе не те гамбургеры, где котлета из свежего фарша, соус сделан вручную, овощи хрустят, потому что собранны раним утром того же дня, а зерновая булочка воздушна и изготовлена из высшего сорта муки. Он ел их в дурацких закусочных, куда и воды попить страшно зайти. Он запихивался шаурмой из ларька и жевал кебабы на палочке из тех палаток, где повара берут продукты и деньги голыми руками. Это звучало по-идиотски, но ему, наверное, было стыдно. Рабан врал себе, это я могла стерпеть. Он врал мне, что перенести было сложнее, хотя и возможно. Больше всего мне было жаль своих усилий и времени, своего желания сделать для супруга что-то приятное. Скажи он, я бы секретно носила ему самые отвратительные бургеры, которые только могла бы найти. Мы могли бы перемигиваться как заговорщики и обедать, прикрыв лица масками, в самых жутких столовках. Но он предпочел терзать мои нервы… И нет, я не нанимала фотографа, чтобы испортить Рабану репутацию. Папарацци оказался в том медвежьем углу случайно, возможно, он тоже был влюблен в булку с котлетой?

Прижав к груди керамическую миску, я замерла посреди кухни. Глупо всё вышло. Совсем расслабилась от хорошей жизни. Мысль о Кевине распалила во мне теплый огонь, волнение ушло, осталась лишь уверенность.

— Говорить, что вы ошиблись, не стоит?

Тот, который избежал пудинга, чудесато пошевелил пальцами. Раз — и весь мой арсенал кухонных ножей, к которому я незаметно подбиралась, превратился в кусочки мягкого поролона. Насторожено вытаращилась, отставила миску на стол и коснулась бывших ножей пальцем. Это действительно был поролон, если мои органы чувств не обманывали.

— Это что за фокусы?! — мне было жаль хороших, купленных мной вещей, я уперла кулаки в бока и возмущенно уставилась на непрошеных фокусников. Страха не было, происходящее слишком напоминало бредовый сон.

— Это не фокусы, женщина, — возмутился тот, что до сих пор был в пудинге. — Это волшебство!

— Если это волшебство, то где ваши волшебные палочки? — напирала я.

— Палочки? — мужчина в пудинге переспросил у своего коллеги.

— Успокоительное для невежд, — пояснил тот. — Басня, придуманная специально, чтобы такие, как она, считали волшебников беспомощными. Мало того, что ты с палочкой очень выделяешься в толпе, дескать, без палочки ты теряешь возможность применять волшебство.

— А-а-а… Байки из разряда тех, где ведьмы летают…

— Что, и ведьмы не летают? — честно говоря, это было уже несмешно. Я с трудом удерживалась от того, чтобы нервно пошутить. У волшебников из сказки тоже были свои сказки.

— Это противоречит третьему закону… — занудно начал отвечать более чистый волшебник, но его перебил второй, взревев:

— Волшебство всегда с нами, это всё, что тебе нужно знать. И оно заставит сказать тебя правду, женщина! — от шевеления его пальцев в воздух взмыли стол и стулья. Наверное, он хотел оказать на меня впечатление. Но, к сожалению, происходящее давно не влезало ни в какие рамки, так что даже мое удивление было вялым. Я проследила взглядом их полет к потолку. Хорошая мебель, деревянная, добротная, не то что сегодняшний прессованный новодел. За этими мыслями не сразу стало понятно, что ко мне обращаются.

— Что тебе сказал Кейвинер Сого об Аб-и-хайат, женщина? Что его связывает с девяносто третьим Надзирателем?

— Кто? О чем? И, вообще-то, мое имя вам известно, так почему вам не быть вежливым и не называть меня по имени? — бредовый сон и не думал уходить, так что я вела себя соответственно.

— Кейвинер Сого! Твой муж!

— Какой из трех? — вырвалось у меня, поскольку ни один из них не говорил ни о какой абихаяте.

— Не смей лгать! В вашей стране запрещено многомужество. Так что у тебя один муж! — мебель, зависшая у потолка, задрожала. Я быстро кивнула, соглашаясь, действительно, муж у меня был один на данный момент. Но это же Кевин…

— Знаете, вы ошиблись. Мой Кевин…

— Ага! — чуть ли не подпрыгнул на месте волшебник в пудинге. — Значит, признаёшься, что владеешь информацией!

— Мой Кевин — никакой не Сого! Он просто Кевин Согердайм! — стоило многих усилий перекричать мужчину, но мне удалось. Всё-таки обидно за мужа. Обвиняют неповинного, простого человека неизвестно в чем. А если он всё же в этом замешан?.. То я тем более хочу узнать обо всем сама и увидеть своими глазами. Мне помощники не нужны.

— Может быть, вы его знаете не как Сого. Но это не отменяет того, что он — семнадцатый старейшина Гранитного легиона, который дезертировал, взяв то, что ему не принадлежит, — сделал шаг вперед чистый волшебник, разминая пальцы.

Глядя в его слишком серьезные глаза, я отступила назад. Вокруг дрожала посуда, скрипело дерево шкафов, тлели салфетки и кухонные полотенца — пронзительно запахло паленым. Это было страшно. Дышать становилось всё невыносимее. Из моих глаз покатились слезы. И когда я поняла, что дальше отходить некуда, в спину мне впивается угол барной стойки, а ноги дрожат от необъяснимого напряжения, волшебник остановился.

— Ну что, вы готовы говорить?

Я всхлипнула. Угроза была весьма значимой, я чувствовала страх, сердце билось как сумасшедшее, а во рту пересохло. Поэтому сначала я не могла ничего сказать, всего лишь кивнула. И лишь откашлявшись, прошептала:

— Почему вы уверены, что я что-то знаю? Вдруг вы ошиблись, и это не Кевин!

— Вы можете и не знать.

— Но тогда зачем?..

— Зачем мы тебя слушаем? — вспыхнул волшебник в пудинге. — Вот я тоже понять не могу, зачем я терплю твои визги, когда мог поджарить твоего муженька!

— Думаю, этот разговор нужно перенести в другое место, — заметил его спокойный коллега и очертил замысловатую кривую пальцем. Я взвизгнула, почувствовав, как что-то тянет меня вперед, несмотря на сопротивление.

— Вы не можете так! Вы ошиблись! Кевин меня искать будет! — я решила пока не думать, что мой муж как-то причастен к тому, что происходит. Кому стоило верить: каким-то проходимцам или любимому человеку?

— Не будет, — последовал уверенный ответ.

— С чего это?! — ожидаемо возмутилась я.

— С того, женщина, что вы с предателем встретитесь в оговоренном месте. Он даже не опоздает. К нему уже отправились наши товарищи, — хмыкнул тот, что в пудинге. — С ним, в отличие от тебя, церемониться никто не будет. Пошли отсюда, надоело!

Второй волшебник бросил недовольный взгляд на коллегу, устало вздохнул и сжал руки в кулаки, будто что-то потрясая. Я наоборот притихла, пытаясь переварить услышанное. Ведь получается, что Кевин в беде. Мой любимый, близкий, простой и понятный Кевин в большой беде. И не важно, сам он ее вызвал или его оклеветали. Выяснить это можно и позднее, когда мы вернемся в наш дом, закончим с уборкой, я приготовлю ужин, а он накроет на стол. После ужина я разолью по бокалам немного бренди, начну серьезный разговор и буду что-то решать. Но до этого нужно спасти Кевина! Эта мысль вспыхнула во мне, разгорелась и стала всеобъемлющей.

Сначала нужно было избавиться от пары волшебников передо мной…

* * *

Мне понадобилось всего пять минут, чтобы собраться. Задерживаться долго в квартире было опасно, да и не имело смысла. Вдруг, кроме этих двоих, вокруг моего жилья были еще волшебники? Повседневная, но самая удобная одежда, удобная спортивная обувь, деньги, документы, туристические мелочи, раскладной нож, электрошокер и старый газовый баллончик. У меня даже толкового оружия не было, да и зачем мне оно? Знала бы заранее, то обзавелась бы, но поздно.

Я сделала пару махов руками, несколько раз присела, проверяя физическую форму. Ощущения были скорее печальными, хотя на части я пока не разваливалась. А ведь когда-то показывала неплохие результаты на курсах самообороны. Пообещала себе ввести в свое расписание обязательную утреннюю пробежку или хотя бы зарядку.

Время поджимало, нужно было идти. Из коридора виднелась часть кухни, ее центр украшала значительная груда сломанной мебели. Я поджала губы, но не удержалась, сказала:

— Фокусы дурные — это ваше волшебство!

Под завалом в ответ глухо застонали. Не обращая внимания на поверженных волшебников, продолжила собираться. Почти неношеные кроссовки скрипнули по ламинату. Я сделала пару пробных шагов, проверяя, удобно ли висит за спиной рюкзак, хорошо ли завязаны шнурки, не дребезжит ли что-то из поклажи. Нет, всё было в полном порядке. В следующую секунду я уже вылетала на лестничную площадку. Дверь за спиной хлопнула, защелкиваясь. Мне нужно было найти Кевина.

2.

Соглядатай был один. Эти волшебники настолько обнаглели, что даже не скрывались. Совсем молодой парнишка мусолил помятую сигаретку в своих татуированных пальцах и по-хозяйски опирался на мою машину. Я взглядом пообещала ему все кары небесные и нырнула обратно в лифт. Все выходы из жилищного комплекса волшебники перекрыть не могли. Моей целью стала открытая терраса на третьем этаже. Здесь персонал, обслуживающий комплекс, и сами жильцы устроили что-то вроде небольшого сада. С нее же можно было дотянуться до пожарной лестницы, которая спускала меня на уровень первого этажа.

Слететь с перекладины лестницы вниз было немного пугающе, но не невозможно. Легким бегом я добралась до остановки и тут же поймала маршрутку. Натянутая струна внутри не отпускала, вынуждая оглядываться по сторонам, высматривать подозрительные вещи и быть настороже.

К скверу, где мы с мужем обычно встречались, чтобы пойти на обед, я добралась в рекордные сроки. Мне сегодня везло, пробки не встретились, водитель вел аккуратно, но быстро, лавируя между машинами и другими автобусами. Я не надеялась, что увижу Кевина на облюбованной нами лавочке. Но сердце заполошенно забилось, когда мои подозрения оправдались. Впрочем, обнадежила я себя: было немного рано для нашей обычной встречи.

Сидеть на месте было тяжело. В конце концов я не выдержала и пошла в сторону бизнес-центра, где работал муж. Чем ближе я подходила, тем ощутимее становилась моя тревога. Мимо промчались две машины скорой помощи, одна пожарная и вереница полицейских. У нужного мне здания толпились зеваки, пытались организовать людей стражи порядка, вопила сирена скорой и из плохо работающего громкоговорителя шипели невнятные слова.

— Его заминировали, так мне сказала медсестра из скорой!

— Да нет же! Возможный взрыв газа. На прошлой неделе газовщики весь этот квартал обошли, потому что была обнаружена утечка. Вот, наверное, и не доглядели…

— А если захват заложников?

— Каких заложников? Весь персонал выведен из здания…

А Кевин? Моего мужа тоже вывели из здания? Мне хотелось спросить об этом у зевак, но было понятно, что никто из них толком ничего не знает. Я просочилась под рукой у пары зрителей, еще полудюжине оттоптала ноги и, наконец, пробралась на задний двор. Страж порядка усиленно смотрела в сторону, пока я проходила мимо. Хлопнула ее по плечу, благодаря, но женщина даже не обернулась. У нее и так забот, по всей видимости, хватает, а у меня муж или в захваченном, или в заминированном здании.

Ох, как я летела: от входа в закрытый дворик, через стоянку, вверх, мимо широкой веранды с лавочками, — всё для того, чтобы оказаться у боковой лестницы. Дверь открылась с первой попытки. Внутри тускло горело аварийное освещение, а так было тихо и пугающе. Я шла вперед, стараясь аккуратно ставить ноги на блестящие полы, чтобы не издавать лишнего шума. Поэтому волшебников я услышала задолго до того, как увидела. Но отклоняться от выбранного маршрута было глупо, где-то впереди был кабинет моего мужа. По всей видимости, я наткнулась на тех, кто охотился за ним.

Волшебники не были готовы к моему появлению. Группка из четырех совершенно юных созданий — три мальчика и одна бойкого вида девочка — уставилась на меня во все глаза, а потом с воплем они все, как один, растопырили в мою сторону пальцы.

— Молодые люди, пропустите, пожалуйста! У меня муж в здании, мне ему обед занести нужно, — демонстративно тряхнула рюкзаком.

— Какой обед? — непонимающе моргнул один.

— А какая вам разница, чем я кормлю своего мужа? — на этой фразе зависло уже двое. Волшебница явно боролась с желанием приложиться лбом о стенку, только бы не видеть идиотов-напарников. Но в следующую секунду ситуация поменялась. Четвертый волшебник звучно хлопнул в ладони, привлекая внимание, и закричал:

— Я ее знаю! Это жена предателя!

Дальше пространство вокруг меня наполнилось выкриками:

— Подходи к ней сам! Мало ли чему ее этот Сого научил…

— Ты придурок, она же не волшебница, она обычная тетка!

— А почему она здесь?

— Какая разница? Поймаем ее — сможем выманить предателя на живца. И понимаешь, какая нам премия будет?!

— Может, даже дадут бросить в этого Сого первый камень!

Хмуриться я начала еще на том моменте, когда меня теткой назвали. И чем дальше, тем больше мне не нравился разговор. Было ясно, что этим детям не помешает урок хороших манер…

* * *

Кабинет мужа был пуст и разорен. На полу валялось содержимое полок, шкафов и рабочего стола. Здесь тщательно проверяли всё: били мебель, потрошили книги, срывали обои со стен. По всей видимости, что-то искали. Неужели, этот самый абихайят? Мое внимание привлекла с трудом выжившая в этой бойне фотография в простой рамке. Стекло, конечно, треснуло, да и темное дерево было слегка надколото, но само фото сохранилось.

О да, этот мужчина действительно был тем, кто мне нужен. На снимке я и Кевин в обнимку стояли среди толпы и вскидывали свободные руки в воздух, сжав пальцы в кулак. Мы с ног до головы были живописно измазаны различного оттенка красным и покрыты томатными ошметками. Наши ноги почти по щиколотку погружены в томатную жижу. Рядом с нами такие же перемазанные придурки, улыбающиеся, веселые. Первый год совместной жизни мы отмечали, обстреливая на фестивале окружающих и друг друга мятыми томатами. Фото не могло показать всего, но я помнила, как потом мы, уставшие и довольные, шли к реке, пытаясь избежать струй воды из шлангов, которыми во всю силу поливали окружающих местные жители. У берега реки мы целовались, изображая то ли нерях-вампиров, то ли инопланетян с красной кожей. Губы Кевина были солеными и пряными от томатного сока.

— Милая? — растерянный голос вырвал меня из воспоминаний. Я едва не подпрыгнула от неожиданности на месте. В дверном проеме замер Кевин, потрепанный, взъерошенный, но живой. Я приоткрыла рот, чтобы сказать всё, что думаю о муже, но он почти мгновенно оказался рядом, прижал к моим губам ладонь, которую тут же заменил губами.

— Пойдем, здесь нельзя находиться.

— Зачем тогда ты пришел?

— За фото, конечно, — мягко улыбнулся Кевин и снова поцеловал меня.

Потом мы долго шли по коридорам, почти бежали, таились. Я чувствовала, как крепко сжимает его рука мою ладонь, иногда слишком сильно, до боли, но терпела это. Только нырнув в непримечательную дверь на цокольном этаже, Кевин выдохнул, обнаружил, что мог причинить мне боль, и принялся исправлять свою ошибку поглаживанием и поцелуями ладони.

— Милый! Милый-любимый!.. — я с отчаянием бросилась ему на шею, как только поняла, что нам больше ничего не угрожает.

Кевин привел меня в какое-то техническое помещение, в его глубине виднелись механизмы и трубы. Мы были не одни. Я краем глаза заметила мужчину в странном балахоне. Он было дернулся в мою сторону, но когда стало понятно, что я союзник, а не противник, то чуть ли не отпрыгнул от нас. Странный он какой-то. Но сейчас меня волновал только Кевин.

— Калерия! Солнце! Как ты здесь вообще оказалась? — он пытался меня отстранить, заглядывал в лицо, сердито хмурился и потом снова обнимал.

— К нам в дом пришли странные люди…

Муж зашипел, бормоча что-то нелицеприятное себе под нос, и зажмурился, а потом уже сам крепко прижал меня к груди.

— Я виноват перед тобой, родная, — Кевин целовал мое лицо так осторожно и нежно, что я чуть не расплакалась. — Я не прошу меня простить за ложь, но я думал, что сделал всё, чтобы мое прошлое не вторглось в нашу жизнь, любовь моя.

Я посмотрела на мужа, в его лице и словах не было ни капли лжи, и неожиданно увидела то, что никогда не надеялась увидеть. В его глазах горело пламя, они лучились чувством, сам Кевин был наполнен этим чувством, и икры его разлетались в стороны фейерверками, зеленоватыми искрами. Внутри меня всё пело, ведь он любил меня, действительно любил. Хотя и врал, всё-таки врал. Но опять же, любил до искр из глаз. Прощать ложь не было в моих правилах, но что делать с ложью во благо? Да и можно ли отнести к обману замалчивание событий прошлого?

— Я прощу тебя, — неожиданно я пришла в согласие с собственными принципами и успокоилась. — Но это будет тебе многого стоить, милый!

— Сколько и чего хочешь, сердце мое!

Его поцелуй был пропитан радостью и желанием, а ласки заставили меня задрожать в ожидании большего и даже забыть, что находимся мы где-то в помещениях под захваченным бизнес-центром, на нас смотрит посторонний, а опасность никуда не делась. Смущенный кашель заставил нас оторваться друг от друга, покрасневших, растрепанных, веселых.

— Я рад, что вы пришли к общему согласию. Но, Кейвинер, у нас проблемы. Разведчикам легиона вряд ли нужно больше двух часов, чтобы созвать серьезный по силе отряд и спланировать операцию с учетом моего участия… Это здание давно окружено.

— Так, постой… — встрепенулся Кевин. — Родная, а как ты попала внутрь?

— Наверное, повезло, — я могла лишь пожать плечами. — Я очень хотела тебя увидеть!

— Вот уж действительно ты у меня везучая! Не знаю, чего мне хочется больше: накричать на тебя за риск или поклоняться тебе за смелость, — муж слегка покачнулся, казалось, его эти события порядком вымотали. Я крепче прижалась к его груди не только ради того, чтобы почувствовать его тепло, но и чтобы стать опорой. Но тут лицо Кевина побелело еще больше, и он повис на моих плечах. Я охнула от тяжести, но помощь пришла практически сразу. Знакомый Кевина легко подхватил его.

— Не стоит стоять подобно мишеням в тире, — донесся голос из-под капюшона, — пойдемте, Калерия, здесь достаточно места, чтобы отдохнуть, снять покров с тайны и подумать о будущем.

Это мало напоминало благоустроенную квартиру, но, судя по всему, в тайных помещениях действительно жили люди — или, по крайней мере, периодически пребывали. Неуютные диваны, немного современной техники, покрывшейся пылью, пара огромных шкафов, неожиданно набитых одеждой, обувью и множеством мелочей. За одной из дверей скрывалась крошечная ванная с душевой кабиной. Угол комнаты занимало некое подобие кухни.

— Что с моим мужем? — взволнованно поинтересовалась я, когда мужчина расположил Кевина на диване и прикрыл пледом. Пульс потерявшего сознание супруга был слегка учащен, температура тела — повышенной, а лицо — бледным. Я искренне надеялась, что это не из-за внутренних повреждений.

— Переутомление… — буркнул из-под капюшона так и не представившийся, и не открывший лица мужчина.

— Это очень странное переутомление, вы не находите?

— Я не уверен, как много вам известно и стоит ли тогда излишне вас волновать. Ему станет лучше через полчаса отдыха, еды и нескольких кружек горячего сладкого чая.

— Если вы о волшебниках, то меня уже сегодня вдоволь напугали летающими стульями, обугленными полотенцами и разрушенной кухней!

— Приношу свои извинения, — низко поклонился мой собеседник. — Это моя вина, что ваш муж и мой друг оказался в таком положении. Так что я сделаю всё, чтобы исправить это и вернуть вам спокойствие.

— Я принимаю ваши извинения, но давайте поговорим. Пожалуйста, — я присела на диван рядом с Кевином и погладила его по плечу. — Это важно для меня. Я хочу знать, если с ним может случиться что-то еще! Вы назовете это вмешательством в его жизнь, но я тоже часть его жизни, как и он — часть моей. Не желаю даже думать, что ему что-то угрожает, а я не помогу по незнанию…

— Я понимаю вас, — медленный кивок. — Кейвинер давно собирался вам рассказать о своем прошлом. Но он опасался вашего страха и непонимания, опасался потерь. И из-за этого едва не лишился всего. Если бы вас захватили, я не смог бы удержать его от опрометчивых поступков. Но даже такой талантливый старейшина, как Кейвинер, не может противостоять полному боевому отряду Гранитного легиона.

— Гранитного легиона?.. — припоминаю, что уже слышала подобное название.

— Позвольте представиться. Я — девяносто третий Надзиратель, — он откинул капюшон, выставив на мое обозрение обычное лицо мужчины сорока лет. Серые лукавые глаза, тускло-темные волосы, крупный нос, широкий улыбчивый рот, волевой подбородок. В толпе я бы не обратила на него внимания, если бы не татуировки. Они тонким узором покрывали не только руки, но и лицо, а может, и всё тело. — Вы уже сталкивались с волшебниками. Мое имя вам о чем-то говорит?

— О том, что вас всего девяносто три?

— Нет, — смешок, — Надзиратель может быть всего один, а вот моих предшественников было как раз девяносто два человека. Мой последователь — ему я передам все свои знания — будет девяносто четвертым. Когда мне будет около семидесяти, я возьму ученика или ученицу, а пока… Так вот возникновение Гранитного легиона относится ко времени появления статуса Надзирателя, который в разные времена был историком, судьей, библиотекарем, врачом… но тем не менее оставался Надзирателем. Все наши официальные действия связаны с волшебниками и волшебством и только так. Я выбрал путь исследователя, когда мне было двадцать восемь. Методом ошибок и долгих изысканий я по своим каналам нашел нечто, что может изменить историю волшебных легионов и Гранитного, в частности. Однако находка может стать как спасением, так и погибелью для нас. Поэтому я решил спрятать ее.

— Отдали моему мужу?

— Тогда он еще не был вашим мужем, зато между нами существовала дружба и долгая традиция посиделок за барной стойкой. Именно по ним я скучаю больше всего, — Надзиратель усмехнулся. — Уже тогда Кейвинер хотел уйти из состава Гранитного легиона и стать просто человеком. На старейшин возложено слишком много обязанностей, а мой друг никогда не хотел их. Его выбрали голосованием, но он не выдвигал своей кандидатуры.

— Странная у вас система…

— Волшебников не так много, по сравнению с обычными людьми. Всего шесть полноценных легионов, из которых едва ли половина способна использовать волшебство, остальные лишь его носители. Поэтому уход сильного волшебника из легиона — это нонсенс, недопустимо.

— Но Кевин ушел…

— Да, я сделал всё, чтобы помочь ему исчезнуть.

— Ну, вы, собственно, прятали не только его, но и вашу находку.

— С находкой или без комплекс мер был бы один и тот же. Не делайте из меня чудовище. Еще скажите, что мы стали друзьями в детстве ради того, чтобы он кое-что спрятал для меня…

— Извините, — я действительно слегка преувеличила, а узнать, что же произошло дальше, хотелось. — Но признайте, что у вас даже сомнений не было в том, что Кевин возьмется за это задание!

— Не надо, милая, — оказалось, мой муж уже очнулся и вовсю следит за перепалкой. Его ладонь была влажной, лоб покрыт испариной, но глаза смотрели с трезвостью здорового человека. Под его взглядом я сдалась, призналась себе, что слегка ревновала мужа к неожиданным друзьям, которые только проблемы годны приносить. Но это его друзья — его личный выбор, который я не имела права ограничивать, да и после раздумий я поняла, что и не хотела.

— А что за находка? — поменяла я тему.

— Вот, — Кевин достал из-за пазухи унесенную из кабинета фотографию. В его пальцах она неожиданно замерцала, ее очертания поплыли, и на животе у мужа вместо фото оказалась крошечная карта памяти.

— Там всего одно видео, — объяснил Надзиратель. — Незнающему человеку покажется, что это обычная тематическая вечеринка, где девушка в костюме пьет светящийся коктейль. Но для нас — для волшебников, которые не боятся собственной истории и помнят ее — это доказательство, что ведьмы и Аб-и-хайат существуют до сих пор.

— О, так не все считают ведьм на метле сказками?

— На метлах они действительно не летали, — улыбнулся рассказчик. — Зачем это тем, кто мог парить и без приспособлений?

3.

— История, в которую вы оказались замешанными, берет свое начало в далеком прошлом.

Чайник повизгивал на крошечной кухоньке, на столах уже была расставлена еда, чашки и стаканы. Надзиратель выбирал между виски и ромом, жидкости в бутылках было меньше половины. Я заметила, что алкоголь в такой ситуации — не самый лучший выход. На что мне ответили, что напиваться никто и не собирается, а успокоиться нужно всем. Поразмыслив, я решила, что мои нервы тоже нуждаются в лечении. Между делом волшебник продолжал свой рассказ:

— Наш континент опускался под воду почти год. Предсказания об этом были сделаны за два десятка лет до случившегося. Но всё равно полностью быть готовым к катастрофе нельзя. Жители покидали свой дом слишком медленно. К пятилетию после утраты дома из тридцати легионов — так называют наш клан или род — осталось всего восемнадцать. Из оставшихся семь были столь малочисленными, что было кощунством называть их легионами. Казалось, что новые земли таят множество возможностей. Однако не каждый выдерживал. Наш континент был другим. На новых пространствах нас встретили другой климат, новые растения и животные, новые болезни, опасности и другие люди.

— Постойте, это вы сейчас об Атлантиде?

— Не совсем, мы никогда не называли свой утраченный дом так. Но, по всей видимости, его образ остался в памяти других народов именно таким. Я продолжу?..

— Да, конечно.

— По мере продвижения по новым землям мы встречали одиночек и откровенных дикарей и легко их одолевали. Волшебство было большим подспорьем. Часть легионов отделилась от общей массы и укоренилась, создав наши первые поселения. Но чем дальше мы шли, тем больше окружение свидетельствовало о более высоком уровне развития живущих здесь, чем мы встречали до этого. Мы могли легко покорить этих людей, но предпочли быть милостивыми. На открытом нами континенте не было волшебников или носителей волшебства, только обычные, бесталанные, слабые люди. Легионы к этому времени порядком устали от долгого путешествия. Так что мы остановили продвижение и организовали поселение. Прошло еще немало времени, пока мы распознали в той бездне свалившейся на нас информации слухи о неких женщинах, способных на невозможное.

— И вы решили посмотреть? — я пригубила из стакана и опустила голову на плечо Кевина. Тот уже не был бледным. Одной рукой он лениво скреб ложечкой в полупустой банке из-под тушенки, другой обнимал меня за талию и, казалось, был доволен жизнью. Зеленоватые искорки в серых глазах заставляли мужа выглядеть еще более влюбленным.

— Сделайте скидку на давность происходящего и нравы того времени. Мы были народом, который владел волшебством. Единственным способным на такое народом. Мы представляли силу. Для некоторых отсталых племен мы казались богами. Они — эти женщины, ведьмы — были странным исключением из правил среди обычных людей. Во-первых, они точно не были волшебницами, их сила другого толка. Во-вторых, у них не было мужчин-ведьм. Сила передавалась через поколения по женской линии, могла возникать у тех, кто не имел отношения к ней. И тогда девочка становилась первой из рода. В-третьих, их было относительно немного, они были осторожны и, как нам казалось, не особо дружны между собой. А еще у них был Аб-и-хайат.

— Так что это такое?

— Напиток вечности. Дарующий жизнь и молодость.

— Постойте! — возмутилась я. Сказки сказками, но подобное уже было чересчур. — Ладно телекинез, воспламенение взглядом и самолевитация, но вечная жизнь?!

— Я вас прекрасно понимаю, — примирительно поднял раскрытые ладони Надзиратель. — Но изначальные слухи были именно такими. В действительности Аб-и-хайат не был даже панацеей, просто обычным людям его возможности казались невероятными. Сами ведьмы не спешили что-то объяснять другим. Так что со временем его свойства стали легендарными и абсолютными. На самом деле Аб-и-хайат являлся неунифицированным продуктом, результатом долгих исследований. Зелье действительно продлевало жизнь: оно нормализовывало метаболизм, очищало организм от токсинов, улучшало транспортировку полезных веществ к клеткам и многое другое. Из-за чего все ведьмы казались более молодыми и здоровыми и жили дольше обычных людей.

— Полезная вещь…

— Да, весьма. Хотя и не такая чудодейственная, как казалось нашим с Кейвинером предкам. В любом случае, кому же не захочется, чтобы такое чудо принадлежало ему? Рецепт достать было не так и сложно. Его отдавали добровольно. Но сварить напиток вечной молодости не выходило. Ведьмы по взаимному согласию в обмен на продукты и диковинки приготовили для нас его лишь однажды. Перед этим они еще раз дали понять, что нам не нужен Аб-и-хайат. Но мы так жаждали его…

— А дальше?

— Ничего не вышло. Напиток не действовал. Раненые не выздоравливали, больные не вставали на ноги, пожилые не молодели. Вторую порцию ведьмы варить отказались. Так мы поняли, что нас обманули. Тогда было принято решение заставить их это делать. Пленницы выдерживали долгие пытки, некоторые из них готовили напиток, который снова и снова не действовал, а желание получить его еще больше затмевало наш рассудок.

— Вы убивали их? — я сцепила пальцы на уже пустом стакане. Надзиратель опрокинул остатки виски из собственного стакана себе в рот и плеснул нам еще.

— Ведьм? — он оттягивал то, что должен был сказать. — Да, убивали… За то, что у них есть то, чего не имеем мы. За то, что кто-то оказался более одаренным, чем наш народ. Их жизнь стала нам поперек горла. Особенно когда мы поняли, что действие Аб-и-хайат тесно связано именно с силой ведьм, с их естеством. Возможно, пойди мы путем долгих проб и экспериментов, то спустя века наши женщины смогли бы использовать некое подобие Аб-и-хайат.

— Только женщины? — я усмехнулась. Надзиратель кивнул, соглашаясь с невысказанной мной мыслью.

— Вы правы, вторая половина нашего народа ни за что бы на такое не согласилась. Но нельзя было даже приблизительно подсчитать, сколько времени заняла бы адаптация рецепта под мужской организм. Ведьмам не были нужны такие исследования. Их избранники и избранницы из простых людей получали свое благословение и без Аб-и-хайат, достаточно было искренней любви. Ведьмы как-то определяли степень любви и доверия своей возможной половины. В хрониках упоминается, что ведьмовская любовь или не существует, или крепка от первой встречи и до последнего вздоха пары. Кое-кто предположил, что передача нужных веществ просто происходит через поцелуи и касания, через секс… А еще записано, что Аб-и-хайат влюбленной ведьмы сильнее в несколько раз.

— И много влюбленных ведьм вы нашли в своих хрониках? — хмыкнула, откинувшись на спинку стула.

— Кейвинер, твоя супруга — просто чудо, — хохотнул Надзиратель, ударяя стаканом об стакан моего мужа. — Мне нравится, когда человек умеет читать между строк. Конечно, эти миссии потерпели неудачу. Разве так просто вызвать любовь?

— Наверное, это еще больше подстегнуло недовольство, — я салютовала татуированному волшебнику бокалом, представляя разочарование тех волшебников из прошлого.

— О да, — грустно вздохнул Надзиратель. — Не стоит думать, что мы были настолько озлоблены. Среди нас оставались и трезвомыслящие люди. Но это были времена скорых решений, время завоеваний. Наш народ привык к своему привилегированному положению, а мужчины к тому, что вопросы нужно решать силой. Возможно, будь мы более рассудительными, всё случилось бы иначе…

— Это был геноцид, да? — мой закономерный вывод. Мужчины кивнули почти одновременно.

— Мы как ошалевшие искали их и убивали. Не просто так, они умирали под пытками.

— Ваши предки не думали, что эти ведьмы могут отомстить? — у меня тут же возник вопрос.

— Да, я был бы рад встретиться с вами, Калерия, еще раз, просто поговорить. У вас правильные вопросы. А у меня, к сожалению, есть ответы… — он ненадолго замолчал, собираясь с мыслями. — Их сила не была такой явной, как наша. У них не было укрепленных городов, одиночки скрывались в лесах и на окраинах поселений. Они казались слабыми и беспомощными, их было легко не воспринимать всерьез. Поэтому когда мы наконец обнаружили, что колодцы отравлены, таинственная болезнь поразила больше половины моего народа. Они не убивали нас. Ведьмы уничтожали наше будущее так же, как это сделали мы.

— Они что-то делали с детьми? — прошептала я. Кевин даже поперхнулся от моего предположения. А Надзиратель мотнул головой.

— Нет, что вы, дети были здоровы и веселы. Но волшебные узоры теперь приживались у одного из десяти, а то и из пятнадцати. У некоторых молодых волшебников и волшебниц они исчезли после долгой горячки. Способность к волшебству уходила постепенно, причину этого заметить было не так легко. И даже сменив место проживания, мы ничего не изменили.

Я прикусила большой палец, погружаясь в раздумья. Вариантов было немало, но поскольку вся история вертелась вокруг одного вещества, я озвучила самый очевидный.

— Действие яда в колодцах было подобно действию Аб-и-хайат? Вещество отвечало на вашу характерную особенность и как-то взаимодействовало с ней?

— Вы снова правы. Оно блокировало возможность использовать волшебство. Эта способность, обусловленная генетически, переводилась из активного состояния в число латентных… Надзиратель того времени подсчитал, что следующее поколение волшебников, имеющих способности, уменьшилось на треть, а спустя еще поколение их количество не достигало и четверти от когда-то среднестатистического.

— А ведьмы?

— Еще несколько десятков лет их искали, были даже организованы специальные отряды мстителей. Но время шло, все свидетельства говорили о том, что их род иссяк.

— Но вы до сих пор ищете этот эликсир…

— История слишком весома, чтобы забыть ее полностью. Она была приведена в тот вид, который могло принять большинство среднестатистических волшебников.

— То есть нехорошие ведьмы сделали гадость вашему народу и еще и напиток чудный спрятали? — я не смогла сдержать ядовитого замечания.

— Примерно так. В хрониках Аб-и-хайат автоматически становится тем, что может вернуть волшебство, что чудодейственным образом снова сделает наш род могучим. Поэтому из поколения в поколение юноши и девушки ищут любое упоминание о Аб-и-хайат. Они же надеются найти хотя бы одну ведьму, чтобы отомстить. Те же, кто знает историю полностью, преследуют свои цели. Лично я хотел узнать, можно ли что-то исправить.

— Но вы сказали, они вымерли! — я запнулась. — Постойте, видео… на том видео ведьма?

Я оглянулась на мужа, чтобы тот подтвердил, но Кевин спал, положив лицо на сложенные руки. Видимо, слабость еще не прошла, а после дозы алкоголя и плотной еды его потянуло в сон. Я осторожно провела кончиками пальцев по нахмуренному лбу супруга.

— Не будите его, время у нас еще есть, — попросил Надзиратель. — И еще раз, да, вы правы. Я передал Кейвинеру найденное нами свидетельство… Видеозапись, на которой девушка пьет Аб-и-хайат. Запись была похищена из личной переписки. Она была добыта другим волшебником, моим другом. Из-за нашей неосторожности он погиб, и кое-кто из старейшин Гранитного легиона узнал о том, чем я занимаюсь. Они не уверены, что есть физическое доказательство, только знают об информации. Я не желаю этой ведьме судьбы ее предков, но и уничтожить столь ценную запись не могу.

— И дали ее моему мужу?

— Кейвинер — мой давний друг, я сделал всё, что мог, чтобы его не нашли. Мы замаскировали татуировки. Он вышел в обычный мир и зажил обычной жизнью. Первые годы я не мог позволить себе с ним связаться, потом появилась возможность писать сообщения. Когда он предложил вам разделить с ним путь, то есть пожениться, я не удержался и назначил встречу. Я так рад за него! — улыбка надзирателя была светлой и легкой. — Я сделаю всё, чтобы вашему счастью не помешало прошлое. Кейвинер не покинет вас, не думайте о печальном. Мой друг искренен в своих чувствах.

— Я знаю, спасибо.

— Что же касается записи, я надеялся в дальнейшем передать ее своему последователю. Она бы пролежала у Кейвинера множество лет, наши имена стали бы никому не интересными и забылись. Возможно, я бы навещал вас на правах друга. Полстолетия или даже век в нашем случае не играют большой роли. Есть время подготовиться к новым сражениям, найти единомышленников, воспитать новое поколение. Главное, что у меня есть зацепка, есть доказательство, что мы не сделали непоправимого — ведьмы выжили, а это и нам дает шанс.

— Но ваши противники что-то узнали?

— Всего лишь намеки. Волнения утихнут, я смогу дать отпор и защитить вас, — Надзиратель щелчком пальцев отправил пустой стакан в мойку. Я проследила за его полетом и аккуратным приземлением взглядом и пододвинула к волшебнику свой стакан. Фокус-то интересный.

— Если среди волшебников ваше слово настолько весомое, то как случилось то, что случилось? — мысли в голове слегка путались. Всё же не надо было пить наравне с человеком, вес которого как минимум на тридцать килограмм больше. Ему всё равно, а у меня головокружение.

— О, во всем виноват Гранитный легион. Точнее их использовали. Они ведь лезут первыми в любую авантюру. Это самые непримиримые и дерзкие волшебники, интриганы из них слабоваты, но импульсивности в них выше меры. Да и инстинкт самосохранения ослаблен, любят риск как никто.

— Хм, и мой Кевин, как мне сказали, их старейшина…

— Калерия, но вы ведь его жена, так что должны знать, каким неистовым он может быть! — в голосе надзирателя слышался смех. Я фыркнула и прикрыла ладонями покрасневшие щеки. Такие фразы просто созданы для того, чтобы смущать.

— Ну у вас и шуточки!

— Посредственные я бы сказал, — буркнул проснувшийся от нашего смеха Кевин. — Хватит смущать мою жену! — и чашка с уже давно остывшим чаем взвилась в воздух и опасно накренилась прямо над макушкой Надзирателя. Смех стал комом у меня в горле, теперь во мне не осталось ни единого сомнения в том, что мой муж волшебник.

— Уже прекратил, — подмигивая мне, увернулся от чашки мой новый знакомый, кратко поклонился, подхватил флешку со стола и направился в угол, где пылилась техника.

Я же повернулась к Кевину и окинула его внимательным взглядом. Вид у него сейчас был не совсем цветущий, но здоровый, от усталости действительно не осталось и следа. Если бы не недовольное — даже озабоченное — выражение лица, то я бы сказал, что муж выглядел как обычно после слишком тяжелого рабочего дня.

— Значит, ты волшебник.

— Да, родная, — кивнуло мое чудо и лихо улыбнулось. — Вот так получилось. От рождения и до сих пор. Ты опечалена?

— Нет, просто теперь я точно знаю, кто будет носить еду из холодильника в очередной сериальный вечер, — усмехнулась я. Он рассмеялся вслед, протянул ко мне руки — и вот я уже сижу у Кевина на коленях.

— И много таких, как ты, волшебников среди нас?

— Старейшин едва ли сотня наберется, — ответил Кевин, — обычных волшебников достаточно много, латентных и того больше. Мы просто живем как все: ходим на работу, делаем покупки в магазине, развлекаемся как все и живем так же. Влюбляемся, женимся… Волшебство при таком скоплении народа скорее вред, чем благо. Сегодняшнее общество достаточно безопасно. Я использовал волшебство всего не больше дюжины раз, и только тогда, когда невмешательство могло обернуться жертвами. Чрезмерное внимание мне было не нужно. Хотел бы его, снимался бы в передачах про экстрасенсов. Некоторые так и делают.

— То-то у тебя всегда на лице такое забавное выражение, когда мы попадаем на передачи про магию, трюки и сверхъестественные способности. Сплошные приятели на экране?

— Ну да! Очень забавно наблюдать, когда мелькают знакомые лица…

— Я всё настроил, — позвал нас из своего угла Надзиратель. Я сползла с коленей мужа и направилась диванчику. Было волнительно увидеть эту самую ведьму.

4.

После просмотра я надолго выпала из реальности. Не так и просто вычленить из памяти подробности о том, что не посчитала интересным. Кажется, я отклонила приглашение на подобную вечеринку. Но на эту ли?

Мужчины пытались выяснить место, где происходила вечеринка, рассмотреть подробности. Но запись была откровенно плохая, ведьма активно жестикулировала, смеялась, выкрикивала бессмысленные фразы, махала руками кому-то за кадром, называла, в общем-то, обычные женские имена и разглагольствовала о новой серии популярного фильма. Главный герой и меня привлекал, так что рассуждения я прослушала с удовольствием и в определенные моменты могла бы поддакнуть. Но предпочла молчать.

— Милая, всё в порядке? — заметил, что я притихла, Кевин.

— Да-а-а, — медленно кивнула, а потом поинтересовалась: — А когда было сделано видео?

— Ты что-то узнала? — подпрыгнул на месте муж. Я поспешила разочаровать его.

— Нет, что ты! Хотя какие-то мысли крутятся в голове…

— Конец прошлого года… — припомнил Надзиратель. — Одну секунду, гляну в свойства. Так и есть. Друг получил видео двадцать четвертого декабря. Снималось оно, судя по его словам, несколькими днями раньше.

Память как назло молчала. Я прикинула, что это, вернее всего, была вечеринка на День зимнего солнцестояния. Когда-то и меня привлекали различные мифические штучки, так что кое-чему из происходящего на экране можно было дать объяснение. За спиной у девушки пылал костер, как символ противостояния тьме. На столе, кроме высокого бокала с так называемым напитком молодости и жизни, лежали цветные бечевки, нитки и недоделанное рукоделие, плетение помогало исполнить заветное желание. Глупые или бессмысленные фразы, которые она порой выкрикивала, отсылали к традиционным гаданиям по случайно сказанному. Однако ни один из этих фактов не помогал мне вспомнить клуба. Да и большую часть экрана занимал не интерьер, который мог показаться мне знакомым, но за декорациями было непонятно, чем именно, а застывшее и не особо трезвое лицо ведьмы.

Да и интересно, как Надзиратель определил, что эта слегка эксцентрично одетая девушка — ведьма? Она же в кадре не летает, а просто пьет свой коктейль.

Тем временем Надзиратель стер все следы просмотра видео, а потом превратил карту памяти в простой серебристый кулон на цепочке. Длинные гибкие пальцы в узорах минуту скользили над черной мелочью, пока она не задрожала, размываясь и принимая другую форму. Доказательство заняло место у него на шее. На наш невысказанный вопрос он пожал плечами:

— Не хочу подставлять вас второй раз. Пусть уж на моей шее болтается, и этой шеей, в случае чего, мне и отвечать.

Я могла бы с этим поспорить, наши имена всё равно у всех на слуху, но звук сигнализации заставил нас сорваться с места.

— Так, они прибыли! — Надзиратель закатал рукава своего балахона, подтвердив, что татуировки на кистях рук не заканчивалась.

— Девяносто третий, я знаю, что ты там! — казалось, что по всему зданию пронесся громовой голос. — Выходи, не доводи до разрушений. И старейшину с собой бери. Разберетесь в разногласиях с молодняком по кодексу, скажете мне пару слов и можете отваливать. Мне тут столько ереси наговорили, такое рассказали, что еще год разгребать это дерьмо лопатой придется…

— Ирэ-Илуварэ, — с каким-то облегчением выдохнули волшебники. — Мы спасены!

— Что-что? — переспросила я.

— Ирэ-Илуварэ — это третья старейшина Аметистового легиона. Чрезвычайно прямолинейная, очень практичная, не подвержена эмоциональным вспышкам и одинаково презирает всех, — настроение Кевина определенно улучшилось. — Она уже не одно десятилетие является миротворцем в стычках между легионами, и ее слово — это закон. А еще она может согласовать мое удаление из легиона!

— Потому что ей абсолютно по боку, где ты сдохнешь, — хохотнул Надзиратель и уже более серьезным тоном добавил: — Только нужно выдержать бой.

— Какой еще бой?! — взвилась я, уперев руки в бока. Неужели, еще не всё?

— Статусный, — недовольно выдохнул муж. — Мы как бы доказываем сейчас, что мы в своем праве решать за себя, а для этого больно бьем выставленных против нас волшебников. Надзиратель покажет, что ему еще не пора на пенсию. А я — что негоже всяким зеленым новичкам совать свой любопытный длинный нос в личную жизнь старейшины. В случае нашей победы Гранитный легион не будет иметь к нам претензий, скорее даже мы сможем с них счислить за беспокойство.

— В случае проигрыша, Кейвинер, тебя ждут не особо приятные годы… — многозначительно пошевелил бровями Надзиратель.

— Чего я не знаю? — пристально поглядела я на мужа.

— Когда я делал маскировку, — Надзиратель тем временем взял Кевина за руки и повернул их ладонями вверх. — Мы не особо переживали за рисунок. Зачем умение искусно управлять своей волшебной силой там, где он собирался жить как обычный человек? Моей целью было сделать рисунки незаметными. Но сейчас, Кейвинер, ты не сможешь победить без полного контроля.

Кевин кивнул, соглашаясь, повернулся ко мне и пожаловался:

— Ты же не вышвырнешь из дома мужа в татуировках?

— Если мне не понравится, будешь варежки носить, — фыркнула я. Подумаешь, тату, зато живой и свободный.

— Родная, я тебя люблю!

* * *

На бой собралось приличное количество зевак, и не все из них имели татуировки на руках. Действо должно было пройти в самом большом помещении, которым оказался главный холл бизнес-центра. Диванчики для ожидающих, цветы в горшках, пластиковые ширмы и стойки администрации перенесли к стенам. Ирэ-Илуварэ оказалась миниатюрной сухонькой старушкой с сигаретой в зубах. Впрочем, силу этой дамы ее возраст ничуть не умалял. Легкое движение пальцев раздвинуло толпу волшебников и организовало подобие арены, приподняв из ничего пандус.

— Ти-и-хо! — рявкнула старушка и сверкнула глазами в сторону разбушевавшихся при нашем появлении волшебников. На моего мужа она посмотрела как на диковинное насекомое, то есть с отвращением, пропитанным восхищением. Меня же удостоила лишь косого взгляда. А вот Надзирателю досталось сполна.

— Что за детские игры, девяносто третий? — шикнула на него Ирэ-Илуварэ. — Мне на голову свалилось три придурка с криками, что ты то ли кого-то режешь, то ли кого-то травишь, то ли вообще сошел с ума и взял в заложники целое здание простецов!

— Это всё Гранитный легион…

— Да-да, — скривилась дама. — Они уже высказали мне свое «мы так больше не будем», а теперь требуют удовлетворить их «а почему им можно, а нам нет». Вы с Дайвером — два сапога пара, сорок лет уже как стукнуло, а в голове — ветер и мифические бредни.

— И Дайвер здесь?

— Да, куда же без него. Большую часть его бредней я даже слышать не хочу, но разногласия согласно кодексу вы должны решить сами. Не переломишься показать парочку приемчиков.

— А Кейвинер? — Надзиратель метнул озабоченный взгляд в сторону моего мужа.

— Дружку твоему придется попотеть. Его противник — это претендент на его место. А ты понимаешь, что в старейшины абы кого не берут. Какое бы дерьмо ни попало в наш круг, можно не сомневаться, что оно прошло испытания и обладает достаточным уровнем таланта и силы…

А потом я так громко кричала, как никогда, поскольку нужно было переорать толпу волшебников из Гранитного легиона. Мой Кевин сражался за наше будущее и за свою свободу. Его противник был весьма изощрен и жесток. Мне искренне хотелось сжечь дотла этого недоноска или хотя бы стать щитом для любимого. Но я не сделала ни шагу, наверное, потому что доверяла ему как самой себе. И Кевин не подвел. Усталый и прихрамывающий, обожженный и усыпанный гематомами и царапинами, он вернулся ко мне, чтобы стать передо мной на колени и лицом уткнуться мне в живот, пряча счастливую улыбку. Я зарылась пальцами в перемазанные пеплом волосы и поняла, что приму и его прошлое, и его бешеных друзей, и татуировки, и будущие проблемы, которые они могли принести. Просто потому что это он.

* * *

На следующий день я встала даже слишком рано. Наверное, сказалось то, что вечером мы с мужем едва смогли добраться из ванной до постели. Слишком устали. Так что я думала, следующее утро у меня начнется после обеда. Но не тут-то было.

Кевин всё также сладко сопел в подушку, а я три раза перевернулась с бока на бок, но заснуть снова не смогла. Что-то мешало: и солнце слишком ярко било сквозь жалюзи, и птичьи трели слишком громко звучали, и в груди было какое-то удивительное распирающее чувство, настолько необъятное, что хотелось расплакаться. От взгляда на мужа слезы действительно навернулись на глаза, а руки сами потянулись коснуться его. Спящий недовольно завозился. Я отстранилась, будить супруга не стоило, он и так вчера выложился на все двести процентов.

Приятный теплый душ слегка привел меня в чувство. Вода отрезвляла и успокаивала. Сонная одурь сошла, вчерашний день показался далеким, несмотря на то, что до сих пор ныли мышцы ног и болело горло. Давно я так не летала и так не орала. У зеркала я задержалась надолго, умывалась, наносила маску, крутилась перед его поверхностью. И именно зеркало дало намек на то, что со мной происходит. Не то чтобы я не догадывалась, но себя всегда сложнее понять. Стоило мне подумать о Кевине, как мои глаза начинали искриться чувством, выдавая меня с головой. Я еще немного посидела на бортике ванной, прижимая к себе колено и улыбаясь. Размышлять о будущем так было приятнее всего.

Но вот мысли о Кевине перешли к мыслям о его друге, а потом к еще одному вопросу, который стоило решить, пока муж спит и не тревожится. В кухне, разгромленной и изувеченной, мне с трудом удалось отыскать свой телефон. И почему я вчера не подумала позвонить Кевину сразу, как только освободилась от волшебников? Как затмение нашло.

Гудки следовали один за другим, но я была настойчива. И вот наконец соединение:

— Ядвига, есть разговор! — заявила я вместо приветствия.

— Чего звонишь посреди ночи, о скучнейшая из зануд? — раздался сонный голос. Я свела брови от негодования. Я, значит, в передрягу попала, а она расслабилась и спит!

— Сейчас уже не ночь, а шесть утра. И вообще… Я тебя предупреждала?!

— Ну, наверное, предупреждала… — сомневающееся. — Так ведь ничего не случилось!

— Это у тебя не случилось! А у меня половина суток сплошной нервотрепки, муж на больничном и кухня в руинах — и всё из-за тебя! — больше я себя не сдерживала. — Я говорила тебе, что нельзя делать никаких подозрительных фото? Никаких съемок частных вечеринок в непроверенных клубах? Никаких ведьмовских вещей в кадре? Что ты вообще на зимнее солнцестояние устроила?!

— Ой! — на том конце окончательно проснулись. — Сестренка, родная, вы там как, в порядке? Я больше не буду!

— А больше и не надо… но будь готова к тому, что ремонт в кухне будешь делать мне собственными рученьками! Можешь еще Лавинью взять и Хельгу. Я знаю, они у тебя в гостях, и вы всё равно отлеживаете бока на диванах. А так, хотя бы пользу принесете. Поможете.

— Это значит, ты нас со своим мужем познакомишь? Третий наконец удостоился такой чести?

— Да.

— То есть ты его любишь?

— Да.

— А он тебя?

— Да.

— Просто любит или совсем-совсем?..

— Да, до искр в глазах.

— О-о-о! — завистливый выдох. — А какого цвета искры?

— Зеленого…

— О-о-о… Калерия, это чудо. Верный знак, что навсегда. Всё! Уже лечу! — визг прямо в ухо на несколько секунд оглушил меня, а когда слух вернулся, то Ядвига кричала уже мимо трубки. — Девочки, подъем! Собираем шмотки. У Калерии ведьмовская неразлучная любовь случилась! Празднуем, ведьмы, гуляем! Солнце поймаем в колбу, слезы радости добавим, цветы душистые для жизни разноцветной, травы лечебные для здоровья и долголетия, три капли крови ради нового рождения, слова добрые, заветы на будущее молодым, да влюбленным. А когда руками любящей и любимой всё перемешается, то и будет готов напиток новой жизни, молодости, радости — Аб-и-хайат. Славной яркой жизни, ведьмы!

Я положила трубку, не переставая улыбаться. Потом нужно будет напомнить этой пигалице о конспирации. Да и вообще, пусть сами всё исправляют. Сестренка и ее подружки и мертвого с того света достанут, если нужно будет, а не только одну маленькую карту памяти у веселого, умного, общительного, в хорошей физической форме, да еще и в роскошных татуировках мужчины. Не устоит Надзиратель, упадет в ведьмовские сети волшебник. А если кто из ведьмочек обожжется, влюбится, то оно и к лучшему. В гости будут парой ходить, к тому же волшебник — для семьи отличное приобретение… Ах, как хотелось бы глянуть на это веселье!

Гуляй, ведьма, танцуй!

Зараженная настроением младшей родственницы я закружилась в танце посреди коридора. Волосы вились вокруг плеч, подол накинутой с утра мужниной футболки подпрыгивал, оголяя бедра. Раскинув руки, я могла обнять весь мир. Но поймал меня в ответные объятья всего лишь человек. Слегка необычный волшебник, но кто из нас идеален? У всех свои особенности и недостатки.

Зеленые искры в глазах Кевина шептали: «Люби, ведьма, целуй». И я не сопротивлялась. Ведь если настает любовь ведьмовская, то длится она от первой встречи и до последнего вздоха.

01.08.16—11.08.16