Lost Generation (гет)

— Ложи-и-ись! — завопил взъерошенный темноволосый мальчишка, сильным нажимом ладони пригиная к земле рыжую девочку, как буря пригинает к земле тонкие стебли трав и наполненные густым ясным цветом венчики полевых цветов.

Рыжая девочка, худенькая, исцарапанная, с репейником и паутинкой в длинных спутанных волосах, действительно напоминала полевой цветок — дикорастущий, остро пахнущий, с заметной пряной ноткой в аромате. Зовут ее Лили Луна Поттер, но, по правде сказать, на нежную лилию она похожа меньше всего.

— Нечего так орать, — рассудительно заметила Лили, поднимаясь с земли и отряхивая с льняного платьица прилипшие травинки и пушинки одуванчиков, — Они еще даже не закончили сооружение крепостной стены, а ведь им еще надо ров обозначить и продовольствием запастись. Ты посмотри на Хью, у него же грация ополоумевшего таракана! Неужели ты думаешь, что он в таком состоянии станет на нас нападать?

— Ты слишком много умничаешь, Лилс, — Джеймс Сириус Поттер поднялся с четверенек и, расправляя помятые брюки, недовольно поглядел на сестру.

— А ты слишком много выпендриваешься, — ничуть не смутилась Лили, — И никогда не думаешь, прежде чем что-нибудь сделать. В тебе никакой дипломатической хитрости. Ты бы проиграл даже младенцу.

Джеймс сердито поправил сползшие на нос очки. Его назойливая, как пчела, младшая сестренка была абсолютно права, хотя он бы не признался в этом ни одной живой душе, пока она находилась бы в чьем-нибудь теле. Джеймс Сириус Поттер, старший сын в семье героя Второй Магической войны, носитель имен двух самых отвязных парней 70-х, любимец отца, он не избежал общего порока обожаемых детей: несколько необоснованного самомнения. Джеймс бросался на соперника с боевым кличем в святой уверенности, что тот, увидя его грозную фигуру, обязан немедленно устрашиться, сложить оружие и сдаться без боя — мальчишке и в голову не пришло бы осторожничать и продумывать свои действия.

— Но все равно, я — старший! И если ты не будешь меня слушаться, я перестану с тобой играть и...

Лили вытянула тоненькую беленькую шейку, жадно вслушиваясь в надежде услышать наконец долгожданное: "...и буду играть с Альбусом".

— ...и буду играть с Хьюго! А ты останешься одна, потому что Роза слишком умная, чтобы возиться с какой-то там малявкой, — торжествующе завершил Джеймс.

Лили вздохнула, и ее острые плечики огорченно поникли. На шпильку братца она даже внимания не обратила — с Розой они прекрасно ладили, несмотря на то, что та была на год старше, а в преданности Хьюго Лили не сомневалась, — но девочке не давал покоя разлом в отношениях братьев. Кажется, Джеймс не сказал младшему брату ни одного доброго слова с того дня, как Шляпа определила первокурсника Альбуса на Слизерин. Сначала подколы Джима на эту тему воспринимались в семье вполне доброжелательно — мол, и правда, вот так история, слизеринец среди потомственных гриффиндорцев, — но со временем его шуточки становились все злее, и даже родители не всегда могли одернуть старшего сына.

Лили же была чувствительна, как всякая будущая женщина, и очень остро ощущала подавленное эмоциональное состояние Альбуса. Но она выросла в семье преимущественно мужской, где не было принято выражать свои чувства ласковыми словами и прикосновениями. Лили была в равной степени изумительна и суховата, как чарующее взор бескрайнее поле с колючей жесткой травой.

— Ты чудовище! — возмущенно заявила она и уселась прямо на землю, поджав ноги, скрестив руки на груди и демонстративно отвернувшись.

Джеймс плебейски шмыгнул носом, утерев его сгибом кисти, и рывком сел рядом. У него всегда были такие порывистые, стремительные движения человека широкой души.

— Ну, Лилс, — просительно сказал он, тронув сестренку за веснушчатое плечико, выступающее из льняного рукавчика.

Лили обиженно дернулась, и рыжая прядка возле виска с запутавшейся в ней полевой травинкой на мгновение открыла скулу и вздернутый острый нос.

— Ну, хочешь, я не буду больше тебя дразнить? Только иногда. По праздникам. Всем календарным, — задумчиво добавил Джеймс, — И даже не буду изводить Ала аж до самого сентября.

Лили повернула голову. Джеймс сидел на коленях, склонив набок взъерошенную голову и с щенячьей влюбленностью заглядывая ей в глаза из под темно-коричневой оправы очков. Он умильно похлопал ресницами, и девочка не выдержала — она рассмеялась и уткнулась лбом в его плечо.

— Ну вот, теперь у меня на рубашке точно остануться зеленые пятна от травы, — пошутил Джеймс, неловко обнимая сестренку. Это была семейная шутка: Поттеры говорили, что Лили у них полевая царевна, и к чему она ни прикоснется — все тотчас зазеленеет и расцветет.

— Если не будешь обижать Альбуса, я, так уж и быть, прощу тебя, — милостиво согласилась Лили.

Джеймс немедленно поклялся всеми известными предметами гардероба Мерлина, подняв раскрытую левую ладонь и приложив правую к сердцу, и Лили улыбнулась. Несмотря ни на что, Джеймса она все-таки любила чуть больше, чем Альбуса — у него был настоящий львиный характер: щедрый, великодушный, гордый и высокомерный.

— Ал! — завопила Лили, издалека заметив приближающегося брата, и призывно замахала ему рукой, — Иди к нам!

Альбус, худенький чероноволосый мальчик, в свои двенадцать еще немного неуклюжий и угловатый, как галчонок, приблизился к ним с неуверенностью и горячностью отчаявшегося человека — с таким видом закомплексованная девица подходит на вечеринке к популярному парню, чтобы пригласить его потанцевать. Вид Джеймса и Лили, дружно сидящих рядом в обнимку, смущал его — Альбус подсознательно был убежден в том, что ему никогда не стать частью их союза, не разделить этой теплой семейной дружбы.

— Привет, слизеринец! — радушно воскликнул Джеймс, дружелюбным жестом протягивая ему широкую ладонь.

Альбус замер в полушаге, и что-то в его лице привычно дрогнуло — но впервые тонкие губы искривились не от сдерживаемых слез, а от злости. Впрочем, где было углядеть различие шумному, жизнерадостному Джеймсу, никогда особенно не утруждавшемуся философскими размышлениями и психологическим чутьем?..

Даже чуткая, наблюдательная Лили не увидела этой разницы.

— Джеймс! — огорченно, возмущенно, растеряно воскликнула она, оттолкнув его руку.

* * *

Тогда, год назад, на вокзале Кинг-Кросс, слова отца не слишком утешили Альбуса Северуса Поттера. Ему только исполнилось одиннадцать, но он уже был достаточно проницателен, чтобы понимать: Поттеры не примут в свою семью слизеринца. Конечно, внешне все останется как прежде: мама будет целовать его в лоб на ночь, папа продолжит учить их с Джеймсом играть в квиддич на внутреннем дворе, старший брат будет по-свойски отвешивать ему подзатыльники, Лили — с тоненьким визгом виснуть на шее, встречая его в конце учебного года... Но ему больше никогда не поставять в пример блистательных Мародёров, потому что они были гриффиндорцы; ему никогда не будут рассказывать о мелких и радостных победах, одержанных родителями во время учебы в школе над зловредными "змеюками", потому что он будет слизеринец; подколы Джеймса перестанут быть доброжелательными, а Лили лишний раз воздержится от рассказа о том, как она одержала верх над своей школьной соперницей с его факультета.

Но одно Альбус знал совершенно точно — он не хочет просить Шляпу учитывать его желание, как говорил папа. Он не хочет насиловать собственную природу ради других, пусть даже самых родных людей. Он не хочет в Гриффиндор, в общество таких же счастливых и пьяных от жизни оболтусов, как его брат, очаровывающий всех своей сияющей королевской улыбкой. Если Шляпа отправит его на Слизерин — значит, это его судьба и его крест, и он будет нести его с гордостью.

— Здесь свободно?

Альбус оторвал взгляд от сосредоточенного разглядывания выгравированных на бирке чемодана инициалов "A.S.P." и повернул голову. В купе заглядывал светловолосый мальчик примерно его лет, бледный, сероглазый, с очень спокойным взглядом.

— Тут только мы с братом, — ответил он, — Заходи, места еще есть.

Мальчик втащил чемодан, закинул его на сетку над сиденьем. Альбус завороженно следил за его движениями: тот двигался с резкостью и грациозностью, казалось бы, несовместимыми, словно швыряя себя в пространстве. Светлые волосы были чуть длинны для мальчишеской стрижки и падали на глаза. Мальчишка дернул головой, чтобы откинуть их, и сел напротив Альбуса, безмятежно уставившись на него.

Альбус вдруг застеснялся своей нечесаной смоляной копны, приставших к плечам пиджака ниточек, запачкавшихся башмаков: у незнакомца был такой строгий и безукоризненный ухоженный вид, словно он готовился к этой поездке не последние два-три дня, а всю жизнь, с самого рождения.

— Меня Альбус зовут, — сообщил Поттер.

— Скорпиус, — представился мальчик. Именно так — представился; не просто назвал свое имя в ответ на негласное приглашение познакомиться, а определил свою позицию, обозначил границы, расставил по местам все население Магической Британии.

Он замолчал, и Альбус понял, что никогда не решиться продолжить беседу, пока этот удивительный человек не выскажет свою расположенность к разговору с ним. Впрочем, мальчик поглядел на него с любопытством.

— На какой факультет тебе хотелось бы попасть? — вдруг спросил он.

Альбус подивился, как точно Скорпиус угадал самый насущный для него вопрос — словно одной стрелой пригвоздил все смятение, сомнение, неуверенность, душевные метания и внутренние терзания.

— А ты? — вопросом на вопрос ответил Альбус.

— Главное — не Гриффиндор, — скривился Скорпиус, — Дом святого Поттера, выпустивший величайших героев двух магических войн... Гриффиндор, славный тем, что учатся там храбрецы... Зазнайки и выскочки там учатся. И все просто-напросто любимцы учителей, которые незаслуженно стяжают лавры.

— Все мои предки учились на Гриффиндоре, — чуть удивленно отозвался Альбус. Его поразило, что факультет Годрика Гриффиндора, о котором у него в семье говорят не иначе, как с восторженным придыханием, может вызывать у кого-то такое... не отвращение даже, презрение.

— Да? — Скорпиус склонил голову набок и посмотрел на него внимательно, — Ну надо же. А с виду — такой приличный человек...

И они вдруг засмеялись, негромко, слаженно, словно знали друг друга всю жизнь. И этот короткий позванивающий смех сблизил их, как это не смогли бы сделать сотни и тысячи часов задушевных разговоров.

— Ты ведь Поттер, верно? — проницательно спросил Скорпиус.

Альбус оборвал смех на полуноте. Что, если Скорпиус сейчас скажет, что не хочет общаться с человеком из семьи "святого Поттера", и он потеряет едва обретенного возможного друга?

— Да, — решительно ответил Альбус. Ему была неприятна мысль о лжи, к тому же по Скорпиусу сразу было видно, что его не так-то просто будет обмануть.

— Ну что ж, — невозмутимо ответил Скорпиус, протягивая ему узкую твердую ладонь, — А я — Малфой.

Он выжидательно смотрел на своего соседа, явно ожидая реакции.

Недолго думая, Поттер пожал Малфою руку.