Путешествие на Восток (джен)

Напряжение росло и заполняло воздух подобно удушливому водяному пару: не раз я ловил себя на том, что мне трудно сделать вдох при виде неуклонно приближавшихся темных кораблей. Наверное, что-то подобное ощущала команда Одиссея рядом с островом сладкоголосых сирен, где от страшной судьбы мореходов отделял только тонкий слой воска, залитого в уши. Такое же чувство, что погибель рядом, но до сих пор почему-то не взяла свое, медлит, выжидая момент для смертельного удара.

Эйлин, привычно державшая меня за руку, беспокойно обернулась, и я прекрасно понимал, что она ощущала в это мгновение. Сколько бы сражений ни сохранилось в моей памяти, наверное, невозможно привыкнуть к этим неторопливо плывущим громадинам, устрашающим более, нежели висельники, готовые перерезать нам глотки за содержимое нашего трюма. Никто не сомневался в их намерениях и не питал надежду на мирный исход встречи.

Пытка напряжением была настолько мучительной, что я вздохнул почти с облегчением, когда пираты начали готовиться к бою. Две легкие галеры вырвались нам навстречу по одной с каждого борта, лишая нас свободы маневра. Более массивный византийский дромон и парусник, отдаленно напоминавший наш ког, маячили по курсу, чего-то выжидая.

— Почему мы не пытаемся хотя бы отклониться? — озадаченно спросил я капитана, припоминая наставления Марка Аврелия о воинском искусстве тактики, которые мне довелось переводить год назад. — Они ведь зажмут нас с двух сторон, и нам придется рассеять силы для обороны.

— Главное — будь готов дать отпор, малой, — усмехнулся Певчий Джон. — Сейчас сам все увидишь.

Он взобрался на бак и подошел к мехам странного механизма у бушприта. Из медной трубы уже валил дым, а разносившийся в воздухе запах напоминал что-то знакомое… И тут, еще раз окинув взглядом это сооружение и фигуру капитана, сжимающего в руках рукояти мехов, я вдруг в деталях вспомнил, что именно изображала та иллюстрация в старом манускрипте.

— Арбалетчики, на левый борт! Не подпускайте их! — гаркнул капитан. — Лестер, будь готов взять вправо!

Пятеро моряков со взведенными арбалетами беспрекословно прильнули к бойницам с левой стороны носовой надстройки, ожидая, когда вражеская галера подойдет на расстояние прицельного выстрела. Кадм и Антиох расположились на палубе за левым фальшбортом, особенно не скрываясь. Все остальные собрались на юте и тоже были готовы к битве, включая даже Итана, который с трудом взводил тугой арбалет. Храбрый мальчишка, не по возрасту: я от души надеялся, что он останется жив и невредим в грядущей схватке… Хотя, если начистоту, я далеко не был уверен, что мы сами сможем спастись. Нам очень повезет, если у пиратов в команде нет магов.

Время тянулось, как смола. Царила тишина, нарушаемая лишь плеском волн и скрипом снастей: все молчали, не отрывая взглядов от вражеских галер. Капитан забормотал что-то под нос, но слов я не расслышал. Молитва? Проклятия пиратам? Или просто обдумывание предстоящего маневра вслух? Я так и не узнал этого: когда до ближайшего пиратского судна оставалось около сотни футов, Певчий Джон оглушил меня зычным криком:

— Вправо!

Вода за кормой забурлила. «Святой Иаков» круто свернул в сторону, направляя нос прямиком к правой галере. Последняя ответила маневром, пытаясь уйти от столкновения с тяжелым когом, но при этом лишь подставила нам правый борт. На мгновение я подумал, что капитан действительно пытается взять вражеский корабль на таран, но в следующие мгновение Певчий Джон рванул рукояти и с хриплым смешком проговорил:

— Согрейтесь, разбойнички!

Никакое самое подробное описание в исторических хрониках не может передать впечатление того, кто впервые видит работу «греческого огня». В который раз я напомнил себе, что нельзя недооценивать изобретательность маглов, в чьих руках может оказаться такая разрушительная мощь. Из медной трубы сифонофора вырвался плотный поток яростного пламени и вонзился в борт беспомощной галеры. Судно было охвачено огнем почти сразу, а само его движение привело к тому, что бьющее из трубы пламя скользнуло вдоль борта от носа до кормы, лишив обреченных пиратов какой-либо возможности спастись.

В небеса взвились искры погребального костра, в который во мгновение ока превратилась пиратская галера. Рев огня, пожирающего просмоленную древесину, не могли заглушить даже истошные крики сгорающих заживо гребцов, обратившиеся в уголь весла осыпались в кипящую воду тлеющими головешками. Несколько человек попытались спастись, прыгая в воду, но даже на таком расстоянии я видел тщетность их усилий: с такими страшными ожогами на телах выжить просто невозможно.

— Лево руля! — крикнул капитан. — На прежний курс!

Судно накренилось, уходя от столкновения с догорающим остовом пиратской галеры, и почти сразу с левого борта послышался стук сработавших арбалетов: второй пиратский корабль подошел на расстояние выстрела. Судя по стонам и сдавленным крикам с той стороны, выпущенные болты нашли свою цель. Без какого-либо промедления пираты ответили навесным залпом из луков: палубу «Святого Иакова» и дубовые щиты на баке осыпало дождем стрел.

Я обеспокоенно оглянулся на братьев, оставшихся почти без защиты, но они безмятежно стояли у фальшборта, не делая ни единой попытки укрыться, вероятно, чтобы отвлечь на себя внимание врага. Кадм удерживал незнакомые мне чары: я увидел, как несколько пущенных в чародеев стрел резко свернули в сторону, словно натолкнувшись на невидимую преграду. Это было что-то новое: еще в Лондоне защита Кадма от стрел оставляла желать лучшего. Когда он успел создать новое заклинание? Мой брат очень умен, но все же… Память с готовностью подсунула картику: ухмыляющийся Аспид, окруженный прозрачным коконом неведомых чар, в которых Амар безошибочно узнал магию Пустоты. Неужели мой брат смог постичь тайну непробиваемой защиты нашего старого врага?

Между тем галера, не пытаясь приблизиться, скользнула мимо, и с ее палубы на ют «Святого Иакова» вновь обрушился поток стрел. Все, кто там находился, несколько запоздало кинулись под защиту ограждения, но Лестер с криком боли выпустил из рук колдершток и схватился за плечо, из которого торчало древко стрелы. Кто-то из ближайших моряков, кажется, Саймон, оттащил его в сторону, под защиту ограждения, и склонился над раной. Лишенный управления корабль заметно отклонился вправо, и Певчий Джон, чертыхнувшись, гаркнул так, что у меня зазвенело в ушах:

— Хей, чароплеты! Защищайте корму, чтоб вас! Мартин, ты за рулевого! Игнотус, ты со своей леди оставайся здесь, — добавил он, понизив голос. — Сжигайте к чертям все по курсу, до чего дотянетесь своим чародейством, а уж с галерой мои люди разберутся.

Судно выровнялось. Где-то позади продолжало кипеть сражение: то и дело раздавался стук арбалетов, шипенье огненных заклинаний Антиоха и крики врагов. В команде «Святого Иакова» больше никто не пострадал: защита Кадма работала прекрасно. «Сжигайте все по курсу», значит? Ему легко говорить. Конечно, когда враги подберутся достаточно близко, я постараюсь отправить на тот свет как можно больше негодяев. Но вот Эйлин… Все говорило о том, что она не занималась освоением невербальных заклинаний, поэтому, не имея возможности говорить, владеет только трансфигурацией. Да, когда-то это спасло мне жизнь, но сейчас-то с этого раздела магии какой толк?

Над палубой вышедшего нам навстречу дромона закурился дымок, и Певчий Джон нахмурился, вглядываясь в охваченные суетой фигурки пиратов на вражеском судне.

— А вот теперь дрянные наши дела, — сказал он наконец. — У них тоже «греческий огонь». Игнотус, сможешь что-нибудь сделать, пока нас не поджарили, как цыплят на углях?

Я кивнул, но почти сразу ощутил подступающую панику: а что я, собственно, сделаю? Я не Кадм с его чарами защиты. Разве что разрушить вражеское оружие до того, как оно успеет выпустить струю жидкого огня, испепелив половину команды «Святого Иакова» разом. Но без малого сто футов…

— Я постараюсь, капитан, — быстро сказал я. — Но не обещаю, что…

— Арбалетчики, бить прямо по курсу! — раздраженно прохрипел Певчий Джон. — Постарайтесь прикончить каждого, кто сунется к чертовой коптилке! Вот теперь, Игнотус, постарайся. Больше я ничем не помогу.

Я поднял палочку и приготовился сражаться, даже не зная толком, что смогу противопоставить потоку всепожирающего огня. Маг — почти всегда одиночка, и держать оборону судна таким, как я, вряд ли часто доводится. Этим ребятам с арбалетами в каком-то смысле гораздо легче: они точно знают, что и как делать. Просто оттянуть на себя рычаг, взводя тугую пружину, вложить болт, прицелиться и выстрелить: даже если это не поможет, им не в чем будет себя упрекнуть. Я же, владеющий много более страшной силой, всегда в сомнениях. Что мне делать? Господи Иисусе, что мне делать сейчас, когда огромный пиратский дромон с двумя рядами весел несется навстречу, и ничего нет между мной и огненной смертью — ничего, кроме воздуха и водяных брызг?..

С обеих сторон лязгнули арбалеты, и заточенные куски стали со свистом понеслись туда, где я отчетливо видел дымящийся медный котел — в точности такой же, как стоящий рядом со мной на баке. Державшийся за рукояти мехов пират залился кровью и беззвучно рухнул на палубу: два болта вонзились ему в грудь и в лицо. Еще один болт отскочил от котла и рухнул в воду, остальные — прошили воздух, никому не причинив вреда. Расстояние между кораблями стремительно сокращалось. Успеем ли мы отвернуть, даже если нам удастся избежать превращения в зловонный пепел? Мы могли уцелеть при столкновении с легкой галерой, но эта громадина просто разнесет нас в щепки.

— Конфринго! — крикнул я, приняв решение.

Короткая вспышка по правому борту дромона, взрыв, выворотивший несколько досок из обшивки вместе с обломками одного из весел: прицельная стрельба заклинаниями — явно не мой конек. В тот же момент воздух над палубой дромона, казалось, потемнел, как от тучи взметнувшихся насекомых. Я даже наклонился вперед, чтобы лучше рассмотреть, с чем имею дело, как тяжелая рука капитана впечаталась мне в грудь и я на редкость нелепо рухнул на спину, увлекая за собой Эйлин. И вовремя! На головой у меня пронеслась туча стрел, вонзаясь в такелаж и палубу нескончаемым частоколом.

— Игнотус! — рванул меня за руку капитан, уже стоявший на ногах. — Давай!

Я, все еще ошеломленный неожиданным залпом и падением, прильнул к бойнице, ощутив мгновенный озноб: дромон уже находился на расстоянии выстрела, и пират, сменивший погибшего товарища у мехов, со злобным оскалом тянул на себя рукояти.

— Право руля! — крикнул Певчий Джон, но было уже поздно.

Перед нами расцвел цветок слепящего пламени, и способность рассуждать здраво покинула меня. Я не думал о том, что любое мое ответное заклинание, вероятно, станет последним. Я вообще ни о чем не думал, протягивая вперед ладонь, судорожно сжимающую палочку.

— Агуаменти Максима! — выкрикнул… нет, взвизгнул я, механически вычерчивая в воздухе нужный символ.

Столкновение стихий — излюбленная тема поэтов, но сейчас я наблюдал ее в действии. Поток рожденной моим словом воды встретил ревущее пламя на полпути к цели, мгновенно вскипев. Тяжелый раскаленный пар заслонил от нас судно противника, повиснув непроницаемой белой пеленой в воздухе. Певчий Джон рванул на себя рукояти мехов, но, пробитые в двух местах стрелами, они лишь издали жалкое шипение, а вырвавшегося из трубы пламени не хватило бы даже на приготовление ужина.

Наши арбалетчики проявили безукоризненную выдержку, продолжая безостановочный обстрел сквозь туманное марево, но я понимал: еще один залп «греческим огнем», и с нами всеми будет покончено. Я взмахнул палочкой, чтобы ударить заклинанием наугад, но не успел произнести ни звука: из тумана вырвалась гигантская оскаленная пасть какой-то твари, и, отпрянув, я не сразу понял, что это всего лишь резное украшение на носу пиратского судна.

— Правее!.. — успел крикнуть капитан, но замолчал, когда палуба «Святого Иакова» ушла у нас из-под ног.

На ногах не устоял никто: скользящий удар вдоль левого борта был по-настоящему силен. «Святой Иаков» всей своей тяжестью сокрушил оба ряда выставленных весел, оставив пиратский корабль без возможности двигаться. Оставалось лишь догадываться, какие повреждения получило наше судно, и молиться, чтобы они не оказались фатальными. Пираты опомнились раньше. С дикими воплями не меньше двух десятков разбойников, вооруженных мечами хлынули к нам на палубу, вряд ли ожидая серьезного сопротивления. Залп арбалетчиков отправил на тот свет пятерых, но остальные даже не оглянулись на павших товарищей.

Боевой маг не очень хорош на дальней дистанции: любой человек с луком или арбалетом бьет точнее и быстрее. В рукопашной от обычного мага тоже толку немного, поэтому раньше, в более суровые времена, чародеи нередко владели не только магией, но и клинковым оружием: взять хотя бы известного мастера мечного боя Годрика Гриффиндора или даже самого Мерлина. Но на средней дистанции любой толковый маг просто смертоносен, поэтому ступить на палубу «Святого Иакова» было худшим, что могли придумать пираты.

— Конфринго! — выкрикнул я, направив палочку в центр отряда разбойников.

Оглушительный взрыв, разметавший искалеченные тела по всей палубе, был подобен целебному снадобью на мои раны: боюсь, я не смог скрыть злорадства, отплатив за только что пережитый ужас сполна. Одно сильное заклинание — и грозная атака захлебнулась в крови. Немногих выживших за пару минут добила команда «Святого Иакова», даже не дав им встать на ноги. На палубе дромона что-то яростно вспыхнуло алым чадящим пламенем, которое за считаные мгновения расползлось по всей палубе, пожирая обреченный корабль вместе с оставшейся на нем командой. Несколько запоздало я понял, что это горящая нефть, выплеснувшаяся из сифонофора, пораженного заклинанием Антиоха.

Старший брат уже поднимался на бак. Кивнув мне, он обратился к Певчему Джону с легкой досадой в голосе:

— Похоже, что я пропустил все самое главное. Но остался парусник по курсу, так что, думаю, здесь я нужнее.

— А что там вторая галера? — хмуро спросил капитан.

— Отстала, потеряв половину экипажа и весел, — ухмыльнулся Антиох. — Из наших никто не пострадал: Кадм накрыл всех непробиваемым щитом. Но вот это столкновение… Итан уже побежал в трюм смотреть, нет ли серьезных пробоин.

Он оглянулся на лишенный управления и горящий дромон, который уже отнесло в сторону на пару десятков футов. Я проследил за его взглядом, поэтому крик капитана застал меня врасплох:

— Берегись!

Я рывком обернулся, судорожно сжимая палочку; то же самое сделал и Антиох. В первое мгновение я не понял, что произошло, и тупо всматривался в силуэт неспешно приближавшегося парусника, пытаясь разглядеть источник угрозы. Не знаю, что меня заставило посмотреть выше, но подняв голову, я замер: прямо на нас неслась увесистая глыба размером с добрую свинью. Катапульта! Проклятый парусник обрудован катапультой, и, воспользовавшись сражением «Святого Иакова» с пиратским дромоном, он нанес удар. Я вскинул палочку, но слова застряли у меня в горле: что я могу сделать за оставшиеся мгновения? Краем глаза я увидел такое же смятение на лице Антиоха.

Кувыркающийся в воздухе булыжник утратил форму и превратился сноп сена, который сразу же рассыпался в воздухе, даже не успев долететь до палубы. Эйлин опустила палочку из молодой ольхи и, обернувшись к нам, виновато улыбнулась, как будто только что сделала что-то неприглядное, а не спасла наши жизни. Антиох посмотрел на нее так, словно видел впервые в жизни, и покачал головой.

— Это урок мне. Урок всем нам, — проговорил он наконец. — Я-то думал, как остановить камень... Ты, Эйлин, одним взмахом палочки показала, что боевая магия не только наносит и блокирует удары.

Он слегка поклонился ей и повернулся к капитану, который все это время, не отрываясь смотрел на парусник.

— Что там, Джон?

— Они уходят, — отозвался тот. — Кому бы из местных пиратских баронов ни принадлежали эти корабли, он был на паруснике. Мы отразили атаку, убили уйму его людей, и лезть на рожон он теперь желанием не горит. Но можете быть уверены: унижения он не забудет.

— Капитан! — послышался голос юного Итана. — В трюме течь. Воды уже набралось — по щиколотку.

— Закари, Шейн! — повернулся Певчий Джон к двоим матросам. — Сходите вниз, посмотрите, что можно сделать.

— Это проклятое весло, — сокрушенно кивнул подошедший Кадм. — Я видел. Переломилось пополам при столкновении, но то, что осталось, воткнулось нам в борт как раз по ватерлинии.

— Ничего, не впервой, — отмахнулся капитан. — Мои ребята временно подлатают пробоину, а завтра утром мы прибудем в Портус Кале. Нам в любом случае пополнять там припасы — заодно и разберемся с повреждением. Но еще сегодня я хотел бы ненадолго высадиться на берег.

— Зачем это? — удивился Антиох.

— Похоронить наших. Грегори и… — он молча кивнул в угол бака.

Я бросил взгляд туда, куда он указывал, и замер. Тот град стрел с палубы дромона все же нашел свою жертву. В тени ограждения, сидел, свесив голову на грудь и прислонившись к дубовому щиту, Кайл. Из его горла торчала длинная стрела с алым оперением — такая же, как десятки других, усыпавших палубу. Капитан опустился на колени рядом с телом и положил руку на голову погибшему моряку. Я подошел ближе и заглянул в лицо Певчему Джону, но чувства, обитавшие под выдубленной солью и ветром кожей ничем не давали о себе знать. Он резко поднялся и, ничего не говоря, отправился на корму.

— Мартин! — гаркнул он. — Иди отдохни. Я поведу.

* * *

Влажная глинистая почва оказалась почти лишенной камней, и работа шла быстро: Певчий Джон наотрез отказался от моего предложения использовать магию. Вскоре мы стояли перед двумя глубокими ямами, щурясь от лучей закатного солнца. Я обернулся на судно, где остались мои братья вместе с корабельной охраной: было бы опрометчиво бросить корабль без защиты в водах, кишащих пиратами.

Капитан вышел вперед и встал у изголовья наспех сколоченных гробов. Какое-то время он хранил молчание, а потом поднял голову и произнес:

— У нас нет священника, и я плохой христианин. Наверно, не мне читать напутствие этим ребятам и обещать, что отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже: я не Бог и не знаю, что их ждет там, откуда не возвращаются. Будь я священником, я бы, наверное, процитировал послание Павла коринфянам и сказал бы, что последний враг истребится — смерть… Но я не знаю, истребится ли, да и враг ли это. Поэтому я просто скажу: нам будет не хватать вас, Грегори и Кайл. Где бы вы ни были сейчас, я надеюсь, что там лучше, чем было здесь.

Добавить было нечего. В мертвом молчании мы опустили гробы в вырытые могилы и стали забрасывать их землей. Порыв неожиданно холодного ветра взметнул спутанные волосы Певчего Джона, и он раздраженно тряхнул головой, чтобы смахнуть седые пряди с глаз. Бросив в могилу Грегори очередную горсть земли, я вдруг услышал звук, смысл которого осознал не сразу: казалось это тихий шум ветра и стон раскачиваемых им деревьев в причудливом сочетании порождают это тоскливое звучание. Почти сразу я понял: это не ветер. Капитан тихо пел незнакомую мне песню — усталым, надломленным голосом, а котором не было ничего от привычного бесшабашного моряка, каким Певчий Джон впервые предстал перед нами.

«Уйдешь навек в последний свой поход —

И у порога

Попутный ветер что-нибудь споет

Тебе в дорогу.

Пока тебя с собой не взяли в ад

Морские черти,

Попутный ветер — твой бессмертный брат —

С тобой до смерти.

Там, где погибель в землю и гранит

Тебя сокрыла,

Попутный ветер камни холодит

Твоей могилы».

Он умолк, неподвижно глядя в море, где все так же мирно покачивался на волнах «Святой Иаков». Потом неторопливо повернулся к нам и через силу ухмыльнулся.

— Заканчивайте здесь, и будем возвращаться. Завтра сойдем с трапа в Портус Кале: я намерен как следует надраться. Вино у них отменное, говорят, еще с римских времен.

— Капитан, — начал было я, — мы вполне можем подождать…

— Ни слова больше, Игнотус! Ты отличный чароплет, но в вине — ни бельмеса. Завтра узнаешь, что такое настоящее португальское вино, клянусь костями отца.

* * *

Я проснулся от слабого стона совсем рядом со мной. Открыв глаза в кромешной тьме, я добрую минуту вслушивался в этот звук, не понимая, почему здесь, в таверне «Милая леди», я все еще могу слышать замурованную в основание моста пленницу, если мы ее уже спасли и увезли из Лондона… Минутку, да было ли все это, или мне приснился длинный и до невероятности правдоподобный сон? Охваченный паникой, я нашарил палочку и вырвавшимися из нее языками пламени поджег жировую свечу, подвешенную над кроватью.

Привычный вид каюты рассеял мое беспокойство, и лишь тогда я с запозданием услышал мерный скрип снастей и легкое покачивание судна — то, что уже успело стать для меня таким же естественным фоном, как собственное дыхание и биение сердца. Свернувшаяся калачиком на своей кровати Эйлин снова застонала, как от боли, и я сел рядом с ней, осторожно положив руку ей на лоб. Капли холодного пота под моей ладонью ничего хорошего не сулили: она либо жестоко страдает во сне, либо ей страшно, и нетрудно было догадаться, что она может видеть в кошмарах.

— Эйлин, — позвал я девушку. — Это просто сон. Всего лишь…

Она вскочила, больно вцепившись мне в плечо, и протяжно закричала, широко раскрыв глаза, в которых читался безотчетный ужас. Я схватил ее за руки, стараясь удержать.

— Все в порядке, Эйлин! Ты в безопасности. Слышишь? В полной безопасности.

Она судорожно вдохнула и неожиданно зарыдала, обмякнув у меня в руках. Помедлив, я обнял девушку, надеясь, что она не обнаружит в моих намерениях ничего предосудительного. Опасался я напрасно: Эйлин обвила руками мою шею, не прекращая плакать, хотя теперь в ее всхлипах мне почудились нотки облегчения.

Безотчетно я поднял руку, чтобы погладить ее по волосам, но в этот момент дверь с грохотом отворилась, заставив нас подскочить. В дверном проеме стоял Антиох, вытянув вперед руку с зажатой в ладони палочкой и пытаясь изобразить свирепость на заспанном лице. Не увидев ничего угрожающего, он опустил руку, окинул нас подозрительным взором и, хмыкнув, спросил:

— Что тут, черт возьми?..

— Эйлин приснился кошмар, вот и все, — поспешно ответил я, с не очень уместным смущением отстраняясь от девушки. — Ты же знаешь, что ей довелось испытать.

Он скривился и небрежно махнул рукой столпившейся за его спиной команде, давая им понять, что смотреть не на что. Уже закрывая за собой дверь, он вдруг остановился и после мгновенного колебания заговорил:

— Игнотус… Все хотел спросить: никто во время сражения не вел себя… странно?

Я задумался, воскрешая в памяти все, что происходило совсем недавно, но сразу же понял безнадежность моей задачи. Когда ты на волосок от гибели, просто не получается думать ни о чем ином, кроме выживания. Увидев растерянность в моем лице, он только кивнул и, понизив голос, неуверенно произнес:

— Мне показалось, что я видел…

Антиох в чем-то не уверен? Воистину происходит что-то странное!

— Что ты видел, брат?

Он вдруг усмехнулся и мотнул головой.

— Да нет, это чепуха. Забудь. Приятных снов, Игнотус. И тебе, Эйлин, тоже.