Merry dancers: дальше некуда (гет)

Примечания:

Внимание, R рейтинг

Окончательно продрогнув и обойдя, наверное, половину Центрального парка держась за руки, как и полагается влюбленным парам, они аппарировали домой, чтобы переодеться и, наконец, поесть. Ни у одного, ни у другого в квартире еды не было, и никто из них толком не умел готовить. Вот такую спутницу выбрал себе аврор Персиваль Грейвз, всегда видевший гипотетическую супругу опытной хозяйкой, способной вести быт, как полагалось в уважаемых семьях. А ему досталась Ирэн Адлер — персонаж книг про Шерлока Холмса. Нет, книг он не читал, зато читала любящая детективы Молли. Она дала Ирэн определение: интеллект, авантюризм, харизма и уверенность в себе. Как она резюмировала — эти качества отмечали особу, сильно опережающую время, они показывали женщину равной соперницей в мире мужчин, она не подчинялась, а сама обладала силой. И такие женщины действительно появлялись в реальном мире, зарождалась эпоха феминизма. Молли просто обожала Ирэн и мечтала быть на нее похожей. Грейвз же такой образ как будто лишенный главных женских преимуществ высмеял, но ведь тогда он не думал, что встретит ту самую Ирэн? И все же, в Джоконде было много светлого и правильного — она умела смущаться, умела прятать взгляд и становилась беззащитной, словно не понимая, как это работает на мужчинах, хотя была тем ещё манипулятором. Грейвз видел, что с ним она настоящая — стремящаяся к счастью женщина, порой робкая, иногда напористая. Каждая ее грань определенно нравилась ему. Ее случайное признание наполнило душу светом. И все же, в какой момент к ней пришло осознание этих чувств? Только лишь когда он оказался при смерти?.. Пожалуй, в таком случае он не станет жалеть о потере трех месяцев своей и без того в перспективе короткой жизни. Совесть подсказывала, что скрывать от неё это нечестно, но Грейвз почему-то был уверен, что, узнай она, то отстранится, сбежит, не позволит случиться этому стремительно набирающему обороты роману, как это было с Гидеоном Прюэттом. А он так хотел обыкновенного счастья… Эгоистично умалчивая об этом нюансе. И хотя при том разговоре о Гидеоне она призналась, что из-за страха потеряла слишком много драгоценного времени и в конечном итоге все равно пришла к осознанию невозможности быть далеко от него, не стоило бередить ее израненную душу.

Харизматичный мальчишка в дубленой куртке и объемной кепке исчез, осталась лишь Джоконда — девушка в женственном черном платье до колен с юбкой-солнцем, так не похожем на то, что носили модницы двадцатых. Невысокий каблук, широкополая утепленная шляпа и пальто с песцовым воротником — просто, дорого и со вкусом. У нее был собственный стиль, и Джоконда его придерживалась, не воспринимая платья прямого кроя, присобранные на бедрах. Понемногу привыкая, он склонен был согласиться, что женщина не должна скрывать талию и рельеф бедер. Это красиво и элегантно, а в красивых женщинах Грейвз знал толк. Ее оригинальная квартира с таким же непривычным интерьером была ее продолжением.

Он ожидал ее в кресле в светлой спальне, пока Джоконда завершала макияж в ванной, когда заметил торчащий из-под подушки край тёмного рукава. Грейвз нахмурился и, не сдержав любопытства, потянул на себя подушку, чтобы увидеть темные пижамные штаны и рубашку — его рубашку, которую он одолжил ей в тот самый день, когда она открылась. Он усмехнулся и не стал обнародовать свою находку. Похоже, Джоконда спала в ней, если не в Вашингтоне, то в Нью-Йорке точно — он обнаружил ее небольшой саквояж на полу у двери неразобранным. Вернув подушку на место, он развеселился, лишний раз найдя подтверждение ее так долго подавляемым чувствам. Сегодня Рождество, пускай сияет, а не смущается, хотя и в смущении ей не было равных.

Это было так странно, они собирались на свидание, как обычные влюбленные. Джоконда все не могла поверить в происходящее, зная норов Грейвза, который на удивление спокойно отреагировал на то, что она анимаг — в своем стиле, прочитав лекцию, немного позлившись, но все же без скандала, показательной порки и угроз, что сдаст ее в МАКУСА. То, что президент знал, что она — Чарльз Уилби, ставило под удар и его, ведь именно он выдал ей новые документы, кто-нибудь мог бы до этого докопаться. Но сейчас все было не важно, Джоконда просто приняла ладонь Грейвза, и они аппарировали прямо на Санни-стрит — полную празднующих улицу, чтобы отужинать в магическом ресторане “Туфельки Эмми”, очень популярном среди волшебников. Едва зайдя на порог, Джоконда окунулась в знакомую атмосферу лоска ревущих двадцатых, дорого выполненный ар-нуво, украшенный рождественским реквизитом, летающие по ресторану феи, принимающие заказы, подвижный кукольный Санта-Клаус, оживленный магией, размахивал ладонью и желал счастливого Рождества и Нового Года. Жаль, что у волшебников только один выходной в этом году, ведь Рождество выпало на будни, но и этого вечера достаточно, чтобы провести лучшее время в компании дорогого сердцу человека.

Грейвз был джентльменом, он ни на секунду не давал ей забыть об этом. В семидесятые этого столетия и десятые следующего молодые люди, конечно, могли проявлять галантность, но это было скорее способом понравиться. Для таких как Грейвз это впиталось с молоком матери, его манеры были второй натурой — помочь раздеться, положить ее ладонь на предплечье, пропустить даму вперед. И эта его черта, свойственная, наверное, только аристократам до мозга костей в ее времени, типа ее брата Люциуса, была как никогда к месту. Джоконда привыкла к такому обращению в семье Малфой, поэтому принимала за должное, и знала, что и сама ведет себя, как подобает леди. Играл нежный джаз в исполнении саксофониста с аккомпанементом из виолончели и рояля, атмосфера ресторана наводила на мысль, что и волшебники умеют тратить деньги. Джоконда видела его вывеску, гуляя по Санни-стрит, но никогда не находила повода зайти. Конечно, здесь не действовала Восемнадцатая поправка, и они просто заказали бутылку хорошего белого вина под рыбные закуски. Джоконда и Грейвз с утра не ели ничего, кроме пары имбирных печенек в Центральном парке, и потому были очень голодны, однако воспитание не позволяло прилюдно наброситься на еду. Они о чем-то говорили — об учебе, о президенте, о Пиквери, и только спустя полчаса Джоконда узнала об участи преступника…

— Персиваль… — привыкая к звуку его имени, произнесла она одними губами, а взгляд карих глаз стал очень встревоженным. Джоконда не знала, что он сам вершит суд над особо опасными преступниками и фактически выполняет роль палача в МАКУСА. — Я сожалею…

— О чем? — непонимающе спросил он, вскинув бровь.

— Это, наверное, очень тяжело, — только пояснила она очевидное, а он вдруг понял, что никто и никогда не интересовался его чувствами, считая, что ему это ничего не стоит.

— Люди вокруг думают, что это доставляет мне удовольствие, — фыркнул он, обнажив истинные чувства как будто с обидой.

— Я знала людей, которым нравилось отнимать жизни, — разглядывая содержимое бокала, сказала она, а он вспомнил ту безумную ведьму с мелким бесом кудрей из ее кошмара и как будто вновь осознал, что ей пришлось пережить. — Ты явно не из их числа. Прости, я даже представить не могла.

“Что ее так удивляло?” — думал он про себя.

— Кто-то должен выполнять эту работу, — сдержанно ответил Грейвз, понимая, что, возможно, именно это и закалило его характер и сделало таким жестким и даже порой жестоким.

— Ты не должен винить себя, — озвучила она то, что он даже не имел в виду. — Я против невинных жертв и зверств в любом виде, но есть такие… кто не заслуживают жизни… — ее пальцы крепко сжали ножку высокого бокала, словно тот был в чем-то виноват.

Впервые кто-то понимал его чувства, не задавая прямых вопросов. Она потянулась к его ладони, лежащей на столе, и накрыла своей.

— Как говорят немаги, только Господь может забирать жизни, — снова попытался он спрятаться за несколько злой иронией и глотком вина и, наверное, впервые пряча взгляд от нее.

Эта тема была очень болезненной, и Джоконда поняла, что наткнулась на его главную слабость.

— Но Господь их и дарует, — сказала она нечто собою разумеющееся, — и я уверена, что ты никогда не отправлял на казнь безвинных.

Она была шокирована, но старалась этого не показывать, и отчасти поняла истоки его сурового нрава, осознала, почему он так рьяно следует букве закона, почему так злится из-за ее осечек — просто Грейвз не хочет исполнять смертельные приговоры. Это тяжелая, непосильная ноша, и как этот пускай местами и резкий, но насквозь справедливый человек с этим справляется? А еще, после его слов о преступнике, Джоконда отчетливо поняла, что Грейвз сожалел о том, что ему пришлось отправить Стива Дэвиса на казнь. Да, тот был безумен, но безумным сделали его немаги, его родители, и их жестокость была просто невыносимой. Где-то в подсознании вспыхнули мысли об идеологии ненавидящего магглов отца; глядя на его точку зрения через призму случившегося со Стивом Дэвисом, Джоконда не находила её такой уж чудовищной. Родителям преступника стерли память и позволили жить, в то время как их несчастный, сошедший с ума сын, которому не повезло родиться волшебником в семье немагов, был жестоко казнен. Это самая большая несправедливость, с которой когда-либо приходилось сталкиваться Джоконде.

Она замерла, потеряв взгляд в пространстве, а Грейвз, этот сильный мужчина, поднялся из-за стола и просто протянул ладонь, когда заиграла медленная джазовая импровизация, приглашающая гостей к центру зала с приглушенным освещением. Джоконда приняла ладонь, стараясь держать себя в руках и не показывать откровенной жалости к пережитому им. Ему это было не нужно, но ему нужна была поддержка, пускай он даже никогда не признается в этом, и когда Джоконда оказалась в его объятиях, то просто положила подбородок на его плечо, выражая все чувства в этом сдержанном жесте, пропуская боль ставшего родным мужчины через себя. Она лишь однажды коснулась носом его укрытой тканью рубашки ключицы, благодаря за то, что сумел открыться, а он просто прижался виском к ее макушке, признаваясь себе, что это именно та реакция и молчаливая поддержка, которые были ему так необходимы. Грейвз получал от Джоконды то, чего хотел, и никто прежде не понимал его так, как смогла понять она всего за один вечер…

Они вернулись домой, аппарировали в его квартиру, и этот спокойный и полный понимания вечер должен был на этом закончиться. Джоконда знала, что он не станет торопить ее на следующий шаг, и была благодарна за это. Возможно, она и готова к интимным отношениям, но только не после этого искреннего вечера. Он не попросил остаться, а она не попыталась намекнуть о своем желании. Они расстались у двери, застыв в долгих объятиях, и Грейвз точно знал, что сегодня она будет спать в его рубашке…

* * *

В МАКУСА они появились вместе, перенеслись по очереди в камин в Атриуме, уже привычно позавтракали и расстались, разойдясь по работам, подарив друг другу поцелуй в щеку и не собираясь скрывать свои отношения от общественности. В конце концов, все взрослые люди, и они с Грейвзом в первую очередь. Но только в образе Чарльза Уилби Джоконда любила чрезмерное внимание к своей персоне, а эти чувства были чем-то сокровенным, что хотелось сохранить при себе и оберегать как зеницу ока, не считая того, что их видела вместе половина Отдела магического правопорядка на президентском балу. Похоже, любовь совершенно отшибает мозги.

Джоконда, как будто совсем позабыв о том, что ей предстоит разнос от Пилигрима, в хорошем расположении духа поднялась на этаж своего управления, и едва она зашла, как на нее обратились все взгляды коллег, с которыми она почти не общалась. Не считая Джиллиан, конечно. Та хозяйничала у Джоконды на рабочем месте, а, когда увидела ее, виновато понурила голову. На столе стояла коробка, наполненная вещами Джоконды, и не оставалось сомнений, что Пилигрим принял единственное, по его мнению, правильное решение.

— Мне очень жаль, — произнесла Джиллиан, покусывая губу и пропуская ее к столу, чтобы дособрать вещи.

На тумбочке громоздился любимый сервиз с Мейфлауэром мистера Пилигрима, и Джоконде очень захотелось превратить его в пыль.

— А мне нет, — неожиданно произнесла она, сдув прядь волос и пряча гнев, — пожалеть могу только Кастеллано. Спасибо, Джиллиан, с тобой было здорово работать, — она подошла ближе и заключила ее в объятия, понимая, что раз ее вещи собраны, то разговаривать с начальником более не имеет смысла, однако едва подхватив коробку под сопровождающие сочувствующие взгляды, Джоконда зарычала и, развернувшись на каблуках, пошла прямо к кабинету Пилигрима, грохнув коробку с пожитками обратно на стол.

Джиллиан попыталась остановить ее, но встретив злой взгляд, поспешила прянуть в сторону, а едва придя в себя, бросилась к столу, чтобы отправить записку, сложившуюся в маленькую крыску, через трубку коммуникаций. В ней была написана короткая фраза: “Молли, кажется, у нас сейчас разразится скандал”...

Джоконда, гордо прошествовав в кабинет теперь уже бывшего начальника, намеревалась высказать ему все, что думает, застала его за чтением прессы. Он как будто ожидал ее и, только свернув газету, снял свои дурацкие очки и смерил её столь неприятным взглядом, словно перед ним была не иначе как навозная муха.

— А, мисс Мерфи, явились? — ни секунды не сомневаясь, что она почтит его своим присутствием, он, казалось, был во всеоружии.

— Сэр, могу я получить хотя бы объяснение, за что вы меня увольняете? — спросила Джоконда, сдерживая кипящую злобу и желание как минимум кремировать его Инсендио.

Он не торопился с ответом, чувствуя себя хозяином ситуации.

— Я считал вас сообразительной особой. После того, как по вашей милости едва не пострадал президент США, вы еще спрашивать осмеливаетесь? — от добродушного по отношению к ней старика не осталось и следа.

— Я признаю, что упустила президента из виду, но давайте будем честны, здесь ведь замешана личная неприязнь к Персивалю?

— Ах, ну да, — усмехнулся он, разгладив сгиб газеты на столе, — для вас он уже Персиваль. Мисс Мерфи, если вы ожидали чего-то другого от меня, то спешу вас разочаровать. Персиваль Грейвз не имеет никакого отношения к моему решению, хотя, впрочем, возможно, в этом был его коварный план. Я предупреждал вас, что он подлая змея. Все лишь потому, что вы, как типичная представительница женского пола, отдали предпочтение выгодному союзу, а не карьере.

— Это уже сексизм, сэр, — возразила она, сложив руки на груди, — а значит, личная неприязнь.

— Возможно, — не стал он отрицать, — но вы свой выбор сделали, а этот идиот только помог мне увидеть в вас обыкновенную бабу, не способную думать ничем, кроме…

— Не смейте оскорблять нас! — моментально вспылила Джоконда, а он, казалось, только этого и ожидал, и ей неимоверным усилием воли пришлось собраться; она поняла, что победителем из этого разговора уже не выйдет. — Вы игнорируете факт того, что именно я же и спасла президента, обезвредив Тину Голдштейн, и именно я вычислила преступника!

Пилигрим засмеялся своим старческим скрипучим смехом, словно найдя какие-то новые подтверждения собственным суждениям.

— Так чего вы забыли в политике? Это доказывает, что вы сможете стать хорошим следователем, тем более, вам не составит труда получить место в Отделе магического правопорядка, вы спите с его Главой. Раз он виноват в этой вашей осечке, так пусть, как мужик, возьмёт на себя ответственность. Поздравляю, вы разрушили свою политическую карьеру.

Да как у него язык поворачивался бросать такие оскорбления? Джоконда впервые не знала что сказать, ее били по самому больному. Этот разговор стоило завершать или будут жертвы, ведь пылающая от гнева и возмущения Джоконда готова уже была применить магию. Ее ярость сшибала все барьеры, тем более из-за очевидно несправедливого отношения к ней по гендерному признаку.

— Вы об этом еще пожалеете, Пилигрим! — собрав волю в кулак, холодно сказала она, собираясь утопить его карьеру; уж она-то найдет способ.

Джоконда развернулась и направилась на выход, услышав вдогонку смешок и короткое “ну-ну”, и ей едва хватило самообладания, чтобы не обернуться и не проклясть его. Громко хлопнув дверью, да так, что из косяков полетела пыль, она наткнулась на взгляд Грейвза, что-то забывшего в этой части МАКУСА. Увидев ее состояние, он все понял сразу, и его глаза тоже потемнели от гнева, а кулаки сжались, он мог бы продолжить скандал с Пилигримом, но Джоконда, сообразив, что для него это ничем хорошим не закончится, подхватила коробку и демонстративно спокойно двинулась к выходу под внимательные взгляды коллег, которые наверняка слышали какие-то отдельные фразы из разговора на повышенных тонах.

— Идем, мне здесь больше делать нечего, — все еще не имея возможности успокоиться, попросила Джоконда, не желая ввязывать его в это. — Пока, Джиллиан, желаю удачи со старым козлом, — бросила она, и та лишь понимающе кивнула, обратив взгляд на мгновенно появившегося здесь Грейвза; записка Молли сделала своё дело.

— Я попробую что-нибудь предпринять, — негромко сказал Грейвз, забрав у нее из рук небольшую коробку с пожитками у лифта.

— Не нужно, пусть подавится своей должностью, Кастеллано едва ли светит место заместителя. Пилигрим скорее помрет в этом кресле, нежели сможет с кем-то разделить его, — все еще рычала она, чувствуя ладонь на своей спине.

— Извини меня, — неожиданно сказал Грейвз, и она ошарашенно на него посмотрела, — я слишком самонадеянно решил, что…

— Брось, мы оба так решили и оба принимали в этом участие, — уверенно заявила она, понимая, что как бы не сквернословил Пилигрим, в действиях Грейвза не было ничего подлого и преднамеренного. — У меня сессия на носу, мне сейчас все равно не до работы, заодно появится время заняться бизнесом. Генеральный директор, поставленный на фабрике, вызывает вопросы. Скажи мне, у тебя из-за этого не будет проблем? — спросила она, ведь и по его милости тоже они упустили президента.

Лучше Грейвзу не знать, сколько “нежных” слов Джоконда услышала в их адрес от Пилигрима, старик заслуживал набитой морды, но не стоило рушить еще и карьеру Грейвза. Уж этого она себе не простит.

— У меня назначено у Пиквери через пятнадцать минут, посмотрим… — мрачно отозвался Грейвз. — Я что-нибудь придумаю. Ты талантливая, Пруденс, в МАКУСА такие нужны.

— Не стоит, прошу, я хочу вздохнуть спокойно. Я обхаживала этого старика три месяца, это было не самое приятное время. Поэтому дай мне, пожалуйста, успокоиться, закончить образование, ведь это последние экзамены, а дальше будет видно. Я не пропаду, Персиваль, ты прекрасно это знаешь. И с голода тоже не умру.

Он знал, был абсолютно уверен, что такая способная девушка проторит себе дорогу в любой сфере, но все же понимал, что она расстроена и просто не хочет расстраивать и его. Джоконда была слишком амбициозной, чтобы так просто принять свою неудачу. В молчании они прошли через его Отдел с этой дурацкой коробкой, она даже ни с кем не поздоровалась, лишь только держала в себе все эмоции. Открыв камин, он услышал короткое “увидимся вечером”, и она исчезла в языках зеленого пламени со зловещей холодностью на лице, вероятно забыв, что ей нужно официально уволиться, хотя, в случае со стажерами договор мог быть расторгнут в одностороннем порядке.

Грейвз, едва проводив Джоконду, нацепив невозмутимую маску, покинул свой кабинет для встречи с Пиквери, он видел на себе странные взгляды коллег после их с Джокондой перебежки с коробкой с пожитками и чувствовал себя виноватым. Он лелеял надежду, что с Пиквери получится поговорить без обиняков и поделиться своими мыслями насчет очевидно несправедливого увольнения Джоконды. О, и конечно, он предвкушал, что МАКУСА заполонят слухи о том, что ее уволили из-за служебного романа с ним. Старый маразматик воспользовался ситуацией, чтобы нанести удар вовсе не беззащитной девушке, а ему — главному оппоненту на политической сцене, ударив по ней, как по самому ценному. Пилигрим вырыл себе могилу, Грейвз не оставит личную обиду и обязательно вынет из него душу. Если до этого они были соперниками, то сейчас это противостояние дошло до точки кипения, а иметь во врагах Персиваля Грейвза было очень опасно, особенно когда дело касалось чего-то личного…

Кастеллано руководил своей перьевой ручкой магией, заполняя графы о должности и имени в документах на подписание. Он был в приподнятом настроении и, кажется, напевал какую-то игривую арию на итальянском. Видимо, уже осознал вкус победы. Наивно. Грейвз, бросив короткое приветствие, сообщил, что Серафина ждет его, и Кастеллано только махнул рукой в сторону двери в ее кабинет, все еще зачарованно напевая себе под нос.

— И будь добр, принеси кофе, — напомнил Грейвз с небольшой издевкой, что тот всё еще является секретаршей.

— Да, сэр, — ответил Кастеллано, однако, без тени негатива — он воспринимал это за должное, поэтому даже не заметил оскорбительного подтекста.

Серафина, сложив руки на груди, стояла возле карты США с проявлением угроз. Мелькнул огонек в Монтане, но не сильно — всего лишь обычная магическая активность, следом — в Вайоминге. Кажется, госпожа президент просто думала о чем-то своем. В излюбленном деловом костюме в редкую полоску она как всегда выглядела элегантно и строго.

— Доброе утро, Серафина, — понемногу успокаиваясь, сказал Грейвз.

— Доброе… садитесь, Персиваль, — все так же задумчиво глядя на карту, проговорила она, но так и не обернулась к визитеру, констатировав: — Преступник пойман и наказан, президент Кулидж в безопасности. Хорошая работа.

— Также мои сотрудники вместе с артефактологами сейчас изучают конфискованные артефакты и ищут причастных. Дэвис назвал несколько имен, — четко ответил Грейвз, как на обычном докладе.

— Хорошо… — протянула Пиквери, задумчиво коснувшись подбородка, и только тогда соизволила повернуться к нему. — Будем надеяться, хоть этот Новый Год мы встретим без происшествий, впрочем, рано загадывать, — вздохнула она, вспомнив, что в прошлый аврорам пришлось просиживать штаны в МАКУСА из-за ограбления банка на Санни-стрит группой разодетых Санта Клаусов прямо в новогоднюю ночь.

Грейвз не забыл отчитаться о принятых им мерах по стиранию памяти немагам, о том, что временно оставляет двух авроров на защите Кулиджа, и, продолжая докладывать, все еще ощущал на себе ее пристальный, как будто что-то выискивающий взгляд.

— Серафина, говорите, — попросил он, так как пауза после его доклада затянулась.

— Удивлена, что вы, едва зайдя, не спросили ничего об увольнении мисс Мерфи.

Грейвз только вскинул бровь.

— Удивлен, что вы сразу не спустили на меня всех собак из-за утери бдительности, — ответил он в тон ей.

Она опустилась в кресло напротив, протарабанив по столу ногтями, а затем спокойно сообщила:

— Виновная уже наказана, Персиваль, этого достаточно.

— В смысле, виновная… — только опешил он, начиная снова кипятиться.

— Только не говорите, что не понимаете, о чем я. Вы запудрили девочке мозги, Грейвз, — покачала головой Пиквери, — а я ведь предупреждала, чем это может закончиться. И Элайджа имеет полное право уволить ее за халатность в работе. Тем более, она всего лишь стажер и работает по договору испытательного срока.

— Но ведь в этом виноват только я… — возразил Грейвз, ощущая себя не в своей тарелке.

— И хорошо, что вы это понимаете, — строго сказала она. — Но я соглашусь, что мне проще уволить ее, чтобы отвести внимание от вас. Я вас просила прийти в себя, насколько помню, но вы не послушались, Персиваль, — с сожалением обратилась она, не испытывая, однако, подлинного сожаления, как ему показалось, — надеюсь, что вы понимаете, что больше таких ошибок в вашей работе я не стану терпеть.

— Она ликвидировала угрозу президенту и сумела вычислить преступника, а вы делаете из нее козла отпущения? — возмутился он, понимая, что и сам угодил в ловушку.

— Элайджа получил то что хотел, он считает, что досадил вам, и этого вполне достаточно, чтобы не пытаться уничтожить вашу собственную карьеру и не проявлять на меня давление. Прошу уже второй раз, придите в себя, Грейвз! — снова назвала она его по фамилии, взывая к разуму. — Личные чувства не должны влиять на работу. Мне все еще нужен мой заместитель.

Это было так жестоко, что даже у хладнокровного Грейвза дрогнула душа. Пиквери позволила Элайдже распорядиться судьбой Джоконды, свалив всю вину на нее, и Грейвзу внезапно стало тошно от самого себя, он был уязвлен, но не стал показывать возмущения, лишь только по его каменному выражению лица можно было понять, что он явно не в духе. С трудом удалось вернуться к обсуждению насущных дел, а он только и мог думать о том, что собственными руками уничтожил столь перспективную карьеру любимой женщины…

— И все же, опустим то, как этой талантливой девочке удалось очаровать Кулиджа, — донеслось в спину, когда он уже выходил из ее кабинета. — Но, Грейвз, она вывела из строя моего лучшего аврора… Как ей удалось?

Кажется, весь разговор придерживаясь нейтрального отношения, Серафина все же не смогла устоять перед любопытством, выливающимся в подозрительность.

— Любовь с первого взгляда, — процедив, пожал он плечами, мрачно глядя на нее.

— Или запоздалый кризис среднего возраста, — вскинула она бровь, не стесняясь выражений в ответ на его тон. — И всё же, я нахожу ее способность очаровывать опасной.

— Я с этим как-нибудь справлюсь, — угрюмо парировал Грейвз, ведь теперь Пиквери лезла совершенно не в свое дело, а он не удержался от язвительности: — Я пришлю приглашение на свадьбу, госпожа Президент…

…То, в каком тумане прошел остаток рабочего дня, говорить не стоило. Грейвз никогда прежде не думал, что его может волновать чья-то карьера, кроме собственной. Тем более, он был изначально против участия Джоконды в политике. А еще он понятия не имел, как теперь извиняться, ведь никогда не испытывал столь всепоглощающей вины перед женщиной. Пиквери права, причина всему — чувства, но именно эти чувства позволили ему ожить, и он хотел видеть Джоконду рядом, хотел сделать ее счастливой, но как теперь смотреть ей в глаза? Да, он и до этого знал, что виноват, но разговор с Пиквери как будто окончательно расставил всё по местам. Вчерашний вечер в “Туфельках Эмми” был прекрасен, они забыли обо всех проблемах, и даже невзирая на довольно тяжелый разговор о казни преступника и небольшую перепалку в Центральном парке, впервые наслаждались обществом друг друга и дорожили каждой минутой, наверное, самого счастливого Рождества в жизни Грейвза со времён Ильверморни и раннего детства.

Конечно, он и не рассчитывал увидеть ее у себя в квартире, но еще с утра настроил защитные чары таким образом, чтобы она могла беспрепятственно приходить и уходить, когда ей захочется. Персиваль и сам не мог понять, откуда у него к ней столько доверия, но это произошло само собой, словно все так и должно быть. Постучавшись в соседнюю дверь, он не услышал из ее квартиры ни единого звука. Возможно, она занимается делами фабрики, как и намеревалась? Вернувшись обратно к себе, он только сейчас заметил бумажные пакеты на разделочном столе, а заглянув в них, обнаружил провиант — готовые блюда в жестяных контейнерах. Грейвз нахмурился, если она подготовила еду, то не собиралась уходить надолго. Он задержался на работе всего на час, могло ли это изменить ее планы? Магией отправив пальто и шарф в шкаф на входе в квартиру, Грейвз направился в спальню, чтобы принять душ и переодеться, по дороге надиктовывая зачарованной монете сообщение, что ждет ее дома, но, едва включив свет, замер на пороге, увидев спящую девушку в своей кровати. На ее груди покоилась книга в синей кожаной обложке. Устроившись поверх одеяла, она спала в пижамных штанах и в его чуть выцветшей рубашке, расстегнутой на одну пуговицу, и эта картина совершенно растопила сердце Грейвза, ведь только недавно он мечтал, что придет домой и увидит ее в своей постели. Вчера после ресторана она не дала повода подумать, что готова к более близким отношением, но, видя ее спящей в этой странной пижаме, Грейвза вовсе не посетили какие-то определенные мысли, он лишь ощущал неожиданный уют, с усмешкой вспомнив, как ему приходилось терпеть ее в квартире целых четыре дня в самом начале… И сколько радости приносило ее присутствие сейчас.

Погасив свет, он не стал тревожить ее сон, а только отправился в душ. Он все еще не знал, как справиться с этим оглушающим чувством вины, но под обжигающими струями воды из душевой лейки стал понемногу приходить в себя и думал лишь о том как хочет прижать Джоконду и просто поспать с ней в обнимку. Даже невзирая на то, что она сама очутилась в его постели, он размышлял о том, насколько это будет уместно на данном этапе отношений. Хотя, признаться, не покидало чувство, что вместе они уже очень давно…

Выйдя из душа и накинув пижаму, тоже полностью черную, не считая тонкой белой прострочки на рукавах и воротнике, он так же бесшумно вернулся в спальню, найдя ее в том же положении. Осторожно подцепив пальцами книгу, Грейвз закрыл ее, отложил на прикроватную тумбочку и просто лег рядом, осторожно коснувшись ее щеки пальцами. Вина все еще напоминала о себе, стараясь украсть у него эти минуты наслаждения, близости и тишины. На улице давно стемнело, хотя была только половина восьмого. Его бедная, несчастная Джоконда, и угораздило ее влезть в политические интриги самой верхушки МАКУСА и довериться такому идиоту, как он, разрушившему ее попытки занять место в магическом сообществе...

— Сам Глава магического правопорядка охраняет мой сон, — услышал он тихую знакомую фразу, и Джоконда открыла заспанные, чуть блестящие глаза. — Прости, я уснула, пока ждала тебя. Эта книга такая скучная…

Он придвинулся ближе, молча глядя на нее, она позволила ему вытащить одеяло из под ее ног. Он накрыл обоих и просто продолжал нежно касаться ее, заметив как ее глаза заблестели больше, а у переносицы собралась слеза.

— Я слишком самонадеян… — сдержанно повторил он уже сказанную ранее фразу, не в силах выплеснуть сотни слов извинений из-за сдавившей грудь тяжести.

— Ничего страшного не произошло, Пилигрим просто старый козел, — сквозь тихие слезы, констатировала она без обвинений, — все в порядке. Не стоит себя винить, ведь я тоже хотела быть рядом, и для меня нет ничего важнее тебя. Это не сильно повлияет на твою карьеру?..

Да что с ней не так? Почему она совсем не злится на его очевидную оплошность? Джоконда все прекрасно понимала и знала, что он чувствует. Она коснулась его шершавой от проступившей щетины щеки и соединила их лбы, позволив увлечь себя в объятия. Раньше они могли перегрызть друг другу глотки за малейшее недопонимание, но сейчас как будто в совершенстве научились считывать эмоции. И эта духовная близость была чем-то невероятным, спокойным и опьяняющим, радостным и даже немного печальным, но таким правильным, что не оставалось на свете ничего, что они не смогли бы преодолеть, стремясь друг к другу.

За целый день Джоконда успела перебеситься, затем прийти в себя и снова несколько раз перебеситься. Она была зла, но оценивала произошедшее трезво, понимая, что Персиваль ни в чем не виноват, а если и виноват, только наравне с ней. Любовь лишала рассудка, но даже потеряв эту треклятую работу, Джоконда обрела нечто более ценное — она обрела счастье, о котором уже давно не мечтала. Она ощущала жар его груди даже через два слоя ткани и просто, вновь закрыв глаза, отдавалась неге, зная, что только его прикосновения смогут успокоить после всех потрясений. Джоконда осмелилась лечь ближе, желая слиться с ним, и уткнулась носом в его ещё влажную после душа шею, а затем, не в силах противостоять, смяла ткань рубашки на его груди, вновь коснулась шеи, на этот раз губами, и почувствовала, как он напрягся и даже отстранился, заглянув в ее глаза.

— Джоконда, я могу воспринять это…

— Правильно, — прошептала она, ощутив, что хватило всего мгновения чтобы вспыхнуть, как бенгальский огонь в Рождество. — Воспринимай это правильно…

Он захватил ее ладонь, исследующую его грудь, и переплел их пальцы. Едва ли можно было ожидать от нее такого напора, Джоконда не выглядела доступной, но похоже такая близость и духовное единение вынуждали ее поддаваться желанию. Он ощущал то же самое, но медлил, и это заставило ее брови соединиться, она чуть отстранилась, как будто бы обиделась, не увидев встречного стремления.

— Мы торопимся, — строго, но как-то неуверенно прозвучали его слова.

Видно, почувствовав неловкость, она села на кровати, нервно пригладив растрепавшиеся волосы, а он тяжело вздохнул и поднялся следом, обняв ее со спины и положив подбородок ей на плечо, не позволив сбежать. Возможно, ее импульсивность была вызвана пережитым за этот день.

— Отпусти, — попросила она, ища пути к отступлению, — ты и так ставишь меня в неловкое положение.

— Почему ты… сегодня.

— Потому что слишком долго отвергала симпатию к тебе, — стала неожиданно резко жестикулировать она, — потому что весь день скучала, потому я уже призналась в своих чувствах, а ты нет, между прочим. А еще, потому что мы мужчина и женщина, черт возьми! А это логический итог взаимной симпатии, — казалось, она вот-вот покажет последнюю фразу буквально на пальцах, но этого не произошло, но Грейвз все равно засмеялся — в основном, конечно, из-за ее забавного ворчания.

— Я мужчина классического воспитания, Джоконда, — пояснил он, — и я не тороплюсь, потому что не хочу шокировать тебя отсутствием морали и хочу показать свои намерения, и что в первую очередь для меня важна ты, а уже потом, как ты сформулировала — логический итог взаимоотношений мужчины и женщины. Или ты думаешь, что нужна мне только ради удовлетворения низменных желаний?

Она повернулась к нему, посмотрев на него с некоторым подозрением, и вновь оказалась в его объятиях. Он бы не позволил уйти.

— Ну, хотя бы говоришь ты красиво, — усмехнулась она ему в щеку. — Очевидно, нравы моего времени более свободны. Извини меня за это.

Зарывшись пальцами в ее волосы, он вновь заставил ее испытать неторопливый бег мурашек по спине. Грейвз, этот суровый аврор, иногда грубиян и ужасный зануда, ластился с такой нежностью, парадоксально отличаясь от себя в рабочем образе. Это был чувственный и чуткий мужчина, и он прекрасно знал, как обращаться с женщиной.

— В любом времени есть моралисты и раскрепощенные люди. Ты знаешь, в насколько развратном сообществе мы сейчас живем. Джаз, алкоголь и короткие юбки превращают мужчин в охотников.

— Я бы сказала, что девушки тоже хороши, — вспоминая Зельду, ответила она, когда он заставил ее запрокинуть голову и теперь совершенно недвусмысленно исследовал ее шею губами, и от этого становилось нестерпимо жарко где-то внизу.

Он переходил границы точно так же, как и она до этого, но Джоконда молчала. Она безоговорочно верила его словам о серьезности намерений и утопала в прикосновениях, не пытаясь контролировать происходящее. Она опустила голову, обратив на него затуманенный взгляд, полный невыразимой страсти, в его глазах томилось тоже самое. Персиваль медленно моргал и с дрожью захватывал губами воздух. Он раскраснелся и выглядел опьяняюще желанным. Джоконда и не заметила, когда оказалась настолько близко, что уже сидела на нем, обхватив его торс ногами, ощущая горячие ладони на спине под рубашкой.

— Еще немного, и я не смогу остановиться, — прошептал он низко, гортанно, отчаянно сжимая ее в объятиях до напряжения пальцев, ведь этим хотел показать, насколько она желанна, насколько нужна ему.

Хватило всего легкого движения — Джоконда коснулась его груди, и он опустился на спину, не возмущаясь тому, как ловко она справляется с пуговицами на его ночной рубашке. Она уже видела его обнаженный торс, и шрамы были на месте и лишь осторожно и нежно коснулась их пальцами, склонившись над ним и ощущая, как Персиваль вздрагивает от щекочущих прикосновений ее длинных волос. Ее ладонь изучала его упругий живот и чуть седеющую линию волос от пупка, затем поднялась выше. Джоконда упивалась властью над ним, она не позволила бы ему остановиться, да и зачем? Эта близость была необходима обоим как воздух, и они не могли надышаться этим воздухом и друг другом. Нависая над ним, она неторопливо расстегнула свою рубашку, наблюдая за его потемневшим взглядом, одурманенным ее действиями, и когда ткань сползла с ее плеч, она с невероятной благодарностью приняла восхищение в его глазах, даже не представляя, насколько сейчас красива. Его ладони осторожно и нежно поднялись по ее животу вверх и коснулись груди, а Джоконда растворилась в этих прикосновениях, не зная, что даже от этого можно приходить в такое исступление. Впервые она ощущала себя настолько раскрепощенной, способной абсолютно на все, способной сделать его счастливым. Грейвз приподнялся на локте и, захватив ее затылок, притянул к себе для страстного и в то же время трепетного поцелуя и рывком перевернул ее на спину, продолжая целовать и зарываться в ее волосы пальцами. Он скинул с себя уже расстегнутую рубашку и отбросил ее на пол. Никогда и ни одна женщина не смотрела на него с такой необъяснимой лаской и любовью. Будь он трижды дурак, оступившийся, разрушивший ее карьеру, она не винила его и не могла отпустить из объятий, и это всепрощение и понимание заставляло любить ее с такой всепоглощающей страстью, что он едва соображал, что происходит. Избавив ее от пижамных штанов, он разделся и сам и приник губами к россыпи родинок на внутренней стороне ее бедра, и не поднялся выше, пока не коснулся каждой. Она подавила судорожный стон, ощущая тепло его дыхания и нежные прикосновения. Джоконда принимала его ласки, раскрываясь навстречу, а он наслаждался ее ароматом и не сдерживал собственных стонов, когда она потянула его вверх. Меж ее бровей залегла требовательная складка, и когда они, наконец, стали единым целым, его мир взорвался от невероятного желания и счастья быть со своей единственной любимой женщиной — напористой и влюбленной в него до беспамятства. Двигаясь медленно и глубоко, он целовал ее, отслеживая каждое ее движение, каждую смену настроения, и она была прекрасна и инициативна, в какой-то момент, заставив его лечь, позволила себе двигаться в собственном ритме, запрокидывая голову и сжимая свою грудь. Ее женственные бедра и тонкая талия привлекали почти все его внимание. Он не мог оторвать взгляда от ее движений и едва не дошел до финала слишком рано, всеми силами оттягивая этот момент, а когда это все же произошло, закрыл глаза, прижимая к себе любимую женщину, оказавшуюся в постели именно тем, чего он от нее ожидал… едва это всепоглощающее чувство обоюдной разрядки и невозможность пошевелиться, стали сходить на нет, он просто укрыл их одеялом, ощущая, что его постель отныне всегда будет согрета. И это приносило счастье.