Merry dancers: дальше некуда (гет)

Многие готовы отдать все что угодно за знание будущего, пойти по головам, чтобы спасти или обрести нечто ценное, выиграть в лотерее или узнать желаемый ответ, как стоило бы поступить в той или иной ситуации… Какой же вариант событий наилучший и правильный? И есть ли на самом деле выбор? Что, если вмешательство во время — всего лишь иллюзия, и какой бы вариант ты не выбрал — всё заранее определено пресловутой судьбой? Что, если теория коллапсирования времени, гласящая, что мир поглотит сам себя, сделай ты неверный выбор — это все выдумки философов? А если не поглотит, то что, если мультивселенных не существует? Никому не дано понять тонкую материю времени, и почему так произошло, что однажды одна одаренная волшебница в своей любознательности сломала временной континуум и отправилась в будущее. Что ее дочь стала расплачиваться за это, а внучка и вовсе не смогла найти своего места во времени.

Моргане Дамблдор было невдомек, что она обрекает своих потомков на бесчисленное количество перемещений во времени, что из-за ее вмешательства во Время юная Джоконда Уинтер — потомок удивительного, великого волшебника Мерлина и древнего темного мага Салазара Слизерина — окажется пленницей судьбы, которой суждено залатать образовавшиеся во времени дыры. Возможно, само Время, как будто живой организм, осознало, что ее хрупкая мать, Аврора Уинтер, окажется на это неспособна… Аврора только в конце своего путешествия вспомнила будущее, но даже знай она его изначально, смогла бы она поступить правильно, смогла бы довести историю до ее завершения — падения Темного Лорда в конце второго тысячелетия от Рождества Христова? К сожалению, Время решило иначе, и за ошибку Морганы Дамблдор с лихвой расплатилась Джоконда, внучка, о которой Моргане не было известно, девочка, впитавшая в себя добродетель матери и хитрый и холодный нрав отца. Родившаяся случайно, в результате насилия, Джоконда обязана была расплатиться за ошибки своей семьи, своей самонадеянной бабушки.

Но что, если все было так, как должно было быть? Что, если Моргана Дамблдор не виновата? И что это никакие не ошибки, а всего лишь судьба — несомненно трудная, полная лишений и потерь, но все же судьба…

* * *

Нью-Йорк. 1923 год

Ритуал распития утреннего кофе был омрачен очередным визитом стажера-аврора Порпентины Голдштейн. Ее невероятная способность притягивать к себе неприятности уже снискала определенную славу в кругах МАКУСА. Даже президент, обычно мало общающаяся с младшими сотрудниками аврората, тихо закатывала глаза, когда та в очередной раз врывалась на закрытое совещание, или же выслушивала оправдания Грейвза за своего юного аврора. Фраза “снова Гольдштейн?” уже стала крылатой. И хотя Тина подавала большие надежды, а ее незаурядный ум мог посоперничать с умами матерых следователей-авроров, ей элементарно не хватало сдержанности, ее наивность в общении с вышестоящими чинами и отсутствие чувства такта иной раз просто сшибали с ног. Грейвз почему-то всегда защищал ее, с того самого момента, как она переступила порог американского Магического Конгресса, едва окончив курс молодого аврора, и потому снова смиренно выслушивал ее. Ее амбиции и два года спустя еще шли впереди разума. Тине всегда казалось, что она бежит к руководству с самыми важными новостями, что ничего важнее ее доклада просто не может быть, и даже косые взгляды коллег никогда ее не останавливали. Ну когда же она уже научится держать себя в руках? Бесспорно, она являлась ответственным аврором, считая, что любая мелочь в расследовании важна и как минимум таит за собою чей-то план по захвату мира, но увы, для Грейвза, пережившего слишком многое за время службы в МАКУСА еще задолго до того, как его повысили до Главы Отдела магического правопорядка и заместителя президента Пиквери, все ее расследования уже не казались чем-то интересным.

— Что на этот раз, Голдштейн? — спросил он, сохраняя самообладание и поглядывая на нее, сложившую руки у груди и покусывающую губу.

Его индифферентное выражение лица не говорило ровным счетом ничего о его внутреннем раздражении. Возможно, причиной того раздражения стала вчерашняя потасовка волшебников с немагами в Бриджхэмптоне, в результате которой оказался застрелен из обыкновенного револьвера сын главы отдела магических популяций и контроля над ними. А возможно, Грейвз элементарно не выспался из-за того, что ему, главе Аврората, пришлось самолично заниматься вопросом, так как отец убитого был близким другом его давно почившего дяди.

Взгляд карих глаз Голдштейн, наполненный любовью к своему делу и решимостью, которой мог бы позавидовать любой аврор, коснулся бумаг на его столе и лицо её вдруг обрело настороженное выражение. Перед ним лежало вчерашнее нашумевшее дело.

— Я, наверное, не вовремя, но…

— Вы совершенно не вовремя, Гольдштейн, впрочем, как обычно. Что у вас?

Грейвз закрыл папку с документами и небрежно бросил ее в ящик стола, думая, что убитый горем отец не сможет поквитаться с немагом, спустившим курок, и нисколько не интересуясь очередной “сенсацией” амбициозной, но назойливой девушки. Того немага ждет обыкновенная немагическая тюрьма.

Она снова прикусила губу, впрочем, недолгий приступ неловкости быстро сменился желанием доказать, что она действительно обнаружила нечто важное и несомненно требующее вмешательства главы аврората.

— Сэр, вчера мы работали под прикрытием в немагическом спикизи — впрочем, операция прошла безуспешно, — сама себя перебила она, — но я заметила нечто совершенно странное.

— И что же вы заметили, Гольдштейн? — спросил он с изрядным оттенком сарказма, который она, однако, либо не заметила, либо проигнорировала. — Продолжайте, — махнул он рукой, притянув с соседнего стеллажа баночку с корицей и при помощи магии добавив к своему уже остывшему кофе щепотку; жаль, пенка уже осела.

— Сэр, в этом спикизи, понятное дело, незаконно продают алкоголь, но вот что привлекло внимание, — она приложила палец к губам, обдумывая следующую фразу: — Виски, который я заказала, оказался необычным. Это точно Огневиски. Я, конечно, не пью крепкие напитки, и мне было неважно, что стоит передо мной во время задания, — оправдалась она, так как не могла пригубить при исполнении, — но запах… Сэр, я уверена, что это Огневиски — этот запах сложно с чем-то спутать. Кто-то из “наших”, получается, сбывает алкоголь по нашим рецептам в немагический мир. А это строго запрещено статьей р-четыре, пункта четыреста двадцать три о взаимодействии с немагическим миром.

Грейвз не изменился в лице. В США действовал сухой закон, но на волшебников это не распространялось. Конечно, сбыт магического алкоголя в подобные заведения карался законом, но…

— Вы снова за свое, Гольдштейн?

Она потупила взор карих глаз, уже привычно принимая его негодование, но не в ее стиле было отступать, и потому Гольдштейн предложила:

— Могу ли я провести расследование, сэр? — уточнила она.

Он смерил ее нечитаемым взглядом и кивнул:

— Конечно, мисс Голдштейн, но только в свое личное время и чтобы это не шло в ущерб работе. Это всё?

Она и не рассчитывала, что он отрядит авроров накрыть это заведение, но действовать в одиночку пока побаивалась в силу неопытности. И потом, она пришла с догадками, не принеся ни единой улики.

— Хорошо, сэр, — поверженно согласилась она и направилась к двери, пока он, потеряв к ней какой-либо интерес, уткнулся в свежую газету.

Пора было с этим заканчивать, Грейвз сам ее разбаловал, предоставив свое покровительство, хотя этому не было никаких причин. Тина была весьма хороша собой, образованна, но ей нужно было время, чтобы освоиться в Аврорате. И этого времени у нее было предостаточно. Был в ней какой-то привлекательный свет, маленькая искорка бунтарства, которой он поначалу симпатизировал, а потом счел за элементарную глупость. Возможно, сам Грейвз никогда не был таким, он всегда доверял только фактам, и ему было просто любопытно, как эта глупышка собирается построить карьеру в месте, не терпящем пустых предположений. Ее определенно стоит поставить на место. Он уже столько раз был на грани того, чтобы жестко отчитать ее, но всякий раз почему-то откладывал показательную кару, а затем костерил себя за несвойственную ему мягкость, о которой его сотрудники даже не догадывались. Для них глава магического правопорядка был человеком непримиримого нрава, строгим боссом и уважаемым в американском сообществе магом. И он был слишком занятым, чтобы постоянно уделять Тине время. И потому в последние полгода он становился холоднее и холоднее по отношению к ее нелепым докладам, но, кажется, она просто этого не замечала, все еще видя в нем наставника и человека, к которому всегда может обратиться. Что называется — сам виноват.

В атриуме здания Конгресса, как всегда, негде было камню упасть, сотрудники и посетители всегда создавали много шума, но Персиваль уже давно научился абстрагироваться и закрываться в своем сознании, обдумывая очередное дело или же прокручивая в уме очередной разговор с Пиквери или кем-то еще. Он был человеком щепетильным и никогда не пустословил. Этим он весьма импонировал госпоже президенту, именно это качество самая занятая волшебница Америки считала наиболее ценным. Возможно, именно поэтому Грейвз и невольно тянулся к Голдштейн, ведь она составляла им обоим разительный контраст. В какой-то момент он подумал, что зря, наверное, дал ей добро проверить подозрения насчет незаконного сбыта магического алкоголя в мир немагов. Тем более, в личное время. Гольдштейн действительно может накликать на себя беду... Он быстро отбросил эти мысли, и без того голова шла кругом.

Отряд авроров во главе с ним отправился в Ильверморни с ордером на обыск директорского кабинета. Уже несколько раз Рейнхард Роджерс попадался на нескольких несвойственных статусу директора подозрительных делах, в частности — на связи со сбытом темномагических артефактов. Немыслимо просто, что этот человек до сих пор делает во главе школы, выпускающей юных американских волшебников, но вина его не была доказана. Пиквери приказала положить этому конец, и Грейвзу пришлось бросить все силы на поиск доказательств. Даже среди студентов уже были осведомители — дети авроров, с гордостью согласившиеся шпионить за директором и докладывать любую мелочь. На этот раз один из студентов прислал сову с описанием некоего предмета, напоминающего Руку Мидаса, которую успел увидеть мельком в директорском кабинете во время собрания старост. Запрещенный артефакт не только наделял владельца несметными богатствами, но и превращал людей, коснувшихся его, в золото. Не далее как четыре года назад была случайно обнаружена золотая статуя предыдущего заместителя Пиквери, до того реалистичная, что у каждого бы вызвала сомнения. Но, к сожалению, человека, коснувшегося подобного артефакта, невозможно расколдовать. Да и следов магии не было. Конечно же, сам заместитель пропал без вести какое-то время назад, и все прекрасно знали, какие “теплые” отношения его связывали с директором Ильверморни.

И все же Персиваль Грейвз точно знал, что вернется ни с чем. Владей директор Рукой Мидаса на самом деле, он не стал бы светить ею перед студентами. Ордер на обыск в кармане был всего лишь очередной беззубой мерой запугивания, попыткой держать директора школы в узде. Этот маг был изворотливой сволочью, более того, очень уважаемой сволочью. Его боготворили многие студенты, а попечительский совет всегда стоял за него горой. Несметные богатства, которые, вероятно, даровала директору эта гипотетическая Рука Мидаса, обеспечивали ему вес в обществе, ведь мало кто мог отказаться от взятки в виде слитков золота. Он не метил в президенты конгресса, а вел незаметную, но значимую политическую игру, и этим сильно раздражал всю верхушку магического сообщества Америки. Теперь же всё несколько изменилось. Сейчас директора нужно было прищучить за убийство заместителя Пиквери. Это уже выходило за рамки. Но, с другой стороны, зачем ему держать столь ценный артефакт в школе?..

И вот Грейвз, внешне не проявляя ни малейшей в ней заинтересованности, смотрел на золотую руку на подставке в директорском кабинете и старался не багроветь от гнева. Это была всего лишь награда за выдающиеся заслуги перед магическим сообществом, которая разыгрывалась между директорами школ разных континентов за вклад в развитие образования. Кисть руки, держащая оливковую ветвь. Пиквери будет недовольна — только это сейчас могло волновать всегда полного достоинства и сдержанности Главу магического правопорядка. Ордер предъявлять не пришлось. Директор сам открыл двери своего кабинета и предложил обыскать его, ведь для всех вокруг он был, как бы сказали немаги, святым человеком без единого пятнышка на репутации. Но только не для тех, кто уже давно за ним наблюдал.

Выходя из кабинета директора ни с чем, Грейвз только сейчас позволил себе глубокий вздох и осмотрелся вокруг, словно до этого у него на глазах были шоры. Сначала работа, потом эмоции. Он учился на факультете Вампуса и, конечно, школа могла вызвать в нем определенную ностальгию. Гобелены основателей и существ, именами которых были названы факультеты, пустынные во время занятий коридоры и едва уловимый запах чернил и свежих пергаментов — все это навевало приятные воспоминания. Невзирая на то, что Грейвз очень любил это место, оно не одарило его друзьями. Всегда скрытный, не самый приятный в общении студент, он предпочитал общению пыльные полки библиотеки, а в свободное время оттачивал мастерство владения магией. Его сокурсники всегда говорили, что он попал не на тот факультет и, решив, что ему место на Рогатом змее, быстро потеряли к нему интерес. Однако даже его волшебная палочка содержала в сердцевине волос вампуса — символа факультета.

Невзирая на то, что он учился на факультете сильных духом и телом воинов, он до совершенства отточил свои навыки и в науке. Великолепно владея беспалочковой магией, в свое время он был лучшим на курсе и, конечно, уже тогда профессора пророчили ему большое будущее. Потомок чистокровного рода Грейвзов без труда взлетел по карьерной лестнице, миновав несколько низших ступеней, благодаря связям отца, и его как-то сразу стали воспринимать всерьёз, хотя обычно детей из власть имущих семей долго не признавали. Он доказал свою полезность делом, остро отточенным умом и несвойственными стажеру-аврору способностями, когда с блеском довел до конца свое первое расследование. Гибель отца, затем долгая болезнь матери, забравшая ее спустя всего три года после ухода супруга, закалили Персиваля — пытаясь справиться со всем, что на него навалилось, он с головой ушел в работу. Последний из Грейвзов, он с гордостью носил эту фамилию, однако к своим сорока трем годам так и не обзавелся семьей, чтобы передать ее по наследству. Даже не учитывая отсутствие свободного времени, казалось, он был просто неспособен на такие чувства, как любовь, а, потеряв родителей, стал волен сам распоряжаться судьбой и откладывал брак по расчету, все силы отдавая безусловно единственному, на что он был способен — работе. И потом, его деятельность была сопряжена с несомненной долей риска, и подвергать кого-то опасности он не мог. А, быть может, Грейвз просто оказался не способен разделить свою жизнь с кем-то.

Все еще ощущая терпкий запах прошлогодней листвы нагорья Массачусетса, где располагалась школа магии, он предвкушал неприятный разговор с Пиквери. У входа в здание конгресса Персиваль заприметил знакомую фигуру — тоненькую, словно ствол молоденького деревца, Порпентину Гольдштейн, спешно покидающую работу в… вечернем платье, выглядывающем из-под тонкого плаща.

— Гольдштейн не в ночную? — спросил он у ее непосредственного куратора, который сопровождал его в Ильвермони.

— Нет, мистер Грейвз, у нее дневная смена сегодня, — нейтрально ответил тот.

Персиваль с подозрением сощурился, понимая, что Тина пошла исполнять задуманное. Насколько он знал, она не была любительницей светских мероприятий и вечеринок, и потому ее платье выглядело более чем странно, ведь Тина женственным платьям всегда предпочитала деловые костюмы, как и любой другой аврор ее пола. Однако больше он ничего не сказал, сейчас важнее всего было держать ответ перед Пиквери.

* * *

Мужчина в низко надвинутой шляпе выглядел подозрительно. Он хохлился в своем удлиненном пиджаке, словно скрывая личность. Но едва завидев знакомого, он тотчас снял шляпу и принял дружеские объятия от конферансье заведения, и Тина сразу потеряла к нему интерес.

Здесь не было дорогого убранства, из всех украшений зала было несколько недорогих люстр и канделябров, пара-другая гирлянд да ничего не стоящие рисованные афиши местной певицы в кандибобере с большим бантом, отплясывающей чечетку возле микрофона. Голые кирпичные стены и газовые лампы — всё это выглядело так, будто заведение было декорировано и обставлено буквально за пять минут из подручных материалов. Впрочем, так и задумывалось. Многие немагические бары всё время переносились их хозяевами с места на место — только так можно было вести алкогольный бизнес во время сухого закона. Тина знала лишь одно немагическое заведение, которое работало постоянно и оформлено было в весьма кричащем стиле арт-деко. “Седой Консьерж” — так оно называлось и, насколько она знала, принадлежало сыну какой-то важной политической шишки Нью-Йорка, чье имя позволяло обходить суровый противоалкогольный закон. Более того, заведение посещали только сливки общества, элита. Иных туда не пускали.

Здесь же, в зачуханном пабе “спикизи”, как их называли, — след которого исчезнет не более, чем через месяц, все было довольно просто, но, стоит признать, со вкусом. Зеленое, чуть с переливом, платье прямого покроя, немногим выше колен, хотя и выглядело скромно, но уже успело привлечь к себе некоторое количество заинтересованных подвыпивших взглядов. Даже надень на нее мешок, Тина бы все равно выделялась среди женщин своей простой и в то же время утонченной привлекательностью. И хотя до сногсшибательной Куини, ее любимой сестры, ей было не дотянуться, но такими уж уродились обе сестры Голдштейн — весьма симпатичными особами, которые просто не могли не снискать внимания противоположного пола. Даже отсутствие макияжа не могло превратить Тину в бледную моль, и потому ей пришлось применить отвлекающие чары. Утопая в мыслях, Тина и не заметила, как прошло довольно много времени.

— Эванеско, — тихо шепнула она, и янтарная жидкость испарилась, а шустрый официант весьма быстро выловил взглядом ее опустевший бокал.

— Мэм, вам повторить?

— Только не эту бурду, пожалуйста. У вас есть нечто более приемлемое? — спросила она, хотя была уверена, что вчера заказывала тоже самое, память редко подводила ее.

— Возможно, столь утонченной особе стоит попробовать наше фирменное шампанское?..

— Я бы хотела хороший виски, — тотчас оборвала она.

— Две порции, — раздался голос за ее спиной, и Тина, не веря ушам, осторожно обернулась в сторону его обладателя.

Персиваль Грейвз словно и не покидал своего кабинета, он возвышался над ней с неприкрытым превосходством. Статусный, идеально холеный мужчина в костюме-тройке с кипенно белым шелковым шарфом, как будто небрежно накинутым на плечи, но идеально подчеркивающим воротник-стойку, взирал на нее безэмоциональным взглядом. Официант, более не сказав ни слова, отправился исполнять заказ. Однако его последний оценивающий взгляд на присоединившегося к даме джентльмена сразу же отразил калькуляцию в его мозгу о том, сколько долларов он может выжать из одетого с лоском гостя.

— Вы не против? — не дождавшись ответа, Грейвз просто сел напротив, оглядел довольно шумное заведение и задержал взгляд на сидящей на высоком табурете на сцене певице, полностью отдающейся музыке.

Тягучая мелодия медленного джаза под аккомпанемент фортепиано, нежный воркуюший голос певицы и её плавные жесты создавали романтическую обстановку, и в какой-то момент Тина почувствовала неловкость. В этом дурацком коктейльном платье, рядом с начальником, непонятно как оказавшимся в баре, она забыла, что хотела сказать.

— Что привело вас сюда, мистер Грейвз? — взяв себя в руки, спросила она, приняв уверенный, как ей показалось, вид.

— Иногда вы слишком буквально воспринимаете мои слова, мисс Голдштейн, — столь же деловым тоном ответил он и взглянул на официанта, поставившего перед ними бокалы с толстым дном. Грейвз не стал дожидаться отбытия официанта и, едва пригубив, сказал: — Сомневаюсь, что подобная дрянь может сойти за лучший виски в этом заведении.

Тот непонимающе уставился на гостя. Грейвз не пылал энтузиазмом по поводу ее решения провести личное расследование, но и препятствовать не стал. Алкоголь, который она все же попробовала вчера на задании, невзирая на то, что была при исполнении, действительно оказался Огневиски по излюбленному шотландскому рецепту. Однако сейчас перед ними на столе столи бокалы с абсолютно обыкновенным виски, более того, не лучшего качества.

— Это лучшее, что у нас есть, сэр.

— Я была здесь вчера и мой спутник прав, этот виски не идет ни в какое сравнение с тем, что вы подавали вчера.

Она все еще недоумевала, почему сам Глава аврората решил присоединиться к ее маленькому расследованию, но все же сумела быстро отогнать минутное потрясение, ведь, кажется, он действительно хотел помочь ей. После короткого: “я уточню, мэм”, официант вновь покинул их, и взгляды Тины и Персиваля встретились. Ей хватило смелости отмести стеснительность и стать профессионально отстраненной.

— Итак, мистер Грейвз, что вы имели в виду под словами, что я воспринимаю все буквально? Вы сами сказали, что я вольна посвящать свое свободное время чему угодно, включая расследования.

Он сощурился, отмечая про себя ее самообладание и способность развернуть разговор в сторону собственной выгоды. Он и впрямь не должен был здесь находиться, но увы, любопытство шло впереди него. Невзирая на кипу бумаг, оставшихся на столе в его кабинете после недолгого, бессодержательного и не самого приятного разговора с госпожой президентом, он решил таким образом скрасить остаток дня, вместо того чтобы отправиться домой и снова сесть за бумаги. Быстро узнав о месте проведения вчерашней операции отряда Тины, он, не раздумывая ни секунды, отправился сюда. Возможно, желая самоутвердиться за счет неумехи-аврора, напавшей на заведомо ложный след, а может, просто волнуясь за нее.

— Мисс Голдштейн, с утра у меня шла кругом голова от событий предыдущей ночи и задания, которое я выполнял сегодня. Мне было просто не до вас. Но в одном вы правы, и если это так, то сбыт магического алкоголя в немагический мир может быть весьма серьезным преступлением вплоть до раскрытия волшебников.

Едва он успел это сказать, как заметил их официанта у нескромно заставленной разнокалиберными бутылками барной стойки, общающегося с мужчиной в черном фраке. Оба поглядывали в их сторону, но едва заметив взгляд гостя, сразу же отвернулись. Если бы не их реакция, Грейвз мог бы счесть их разговор за обычный рабочий момент, но они сами подталкивали его к мысли, что Тина, возможно, права.

Мазнув взглядом по танцующей медленный танец паре, он посмотрел на спутницу, та, кажется, тоже заметила маневр официанта и сейчас ожидала, с каким ответом тот к ним вернется.

— Мэм, вчерашний виски, если я правильно понял, о чем вы, был пробной партией от нового поставщика. К сожалению, у нас было всего несколько бутылок, и все они благополучно закончились вчера.

— Жаль, — почти искренне вздохнула Тина. — Действительно хороший виски, да и не самый дорогой, по крайне мере дешевле этого, — кивнула она на свой стакан. — Такой я уже пила, но очень давно в Чикаго, — на ходу стала сочинять она, и Грейвз решил просто понаблюдать. — Он там популярен, но названия, к сожалению не помню. Какое-то мужское имя на “Г”. Вы планируете его закупать?

— Барнабас Блэйк, — подсказал официант, словно убедившись в том, что клиенты спрашивают лишь из праздного любопытства, ведь зачастую подобный интерес проявляли органы правопорядка.

— Точно! — она указала на него пальцем и тут же кокетливо положила подбродок на тыльную сторону ладони. — Что ж, я отметила для себя это заведение только из-за виски. Вы будете его закупать или мне придется искать другой спикизи в этом районе?

— Не думаю, что смогу ответить на этот вопрос, так как я всего лишь официант…

— Всё в порядке, Сэм? — спросил образовавшийся рядом мужчина в черном фраке.

— Да, мистер Льюис, — уверенно ответил Сэм, — разве что я не могу без вашей помощи ответить на вопрос этой прелестной леди.

Мужчина в чрезмерно праздничном для этого места фраке, все еще не отметая подозрений, взглянул на Тину.

— Барнабас Бейн.

— Блэйк, мэм, — подсказал официант.

— Блэйк… Вот видите, я снова забыла название, моя память редко меня подводит, но название любимого виски запомнить не могу, — усмехнулась она, и губы Грейвза поневоле осторожно дернулись вверх. Такая Тина ему нравилась. — Мистер Льюис, планируете ли вы закупать этот виски? Он действительно очень и очень хорош.

— Пока нет, мэм, у нас уже есть проверенные поставщики. Но если с ними что случится, учитывая времена, мы непременно вспомним, что гостям нравится именно этот виски.

— Что ж, жаль, но хотя бы я вспомнила название, — развеселившись, хлопнула она в ладоши, искрометно играя свою роль и отгоняя подозрения Льюиса. — Было бы здорово иметь на полке бутылку-другую, да, дорогой?

Грейвз даже сначала не понял, что она обращается к нему.

— Не могу оценить вкус виски, который тебе понравился ввиду его отсутствия, дорогая, но мы его достанем. Я знаю, что ты не остановишься, пока не заполучишь желаемое, — он неожиданно склонился над столом с несвойственной ему улыбкой и заключил ее ладони в свои.

Тина опешила, но именно на эту реакцию он и рассчитывал. Так же быстро собравшись, она сжала его ладони крепче, и Льюис, решив, что голубков нужно оставить наедине, откланялся и испарился в сторону двери за баром вместе с официантом. Дальнейшие расспросы и любопытство могли бы привести ко вновь возросшей подозрительности. По крайней мере теперь им было известно название напитка. А отправить авроров во все спикизи Нью-Йорка не составит труда.

Тина неловко разъединила их руки, когда в актерской игре отпала необходимость.

— Не знаю зачем вам это, мистер Грейвз, но спасибо что подыграли, — осторожно заметила она.

— Я не мог не подыграть, — ответил он честно, пригубив виски и отставив его. — Действительно бурда.

Официант и, видимо, управляющий заведения более не проявляли к ним никакого интереса, и, расплатившись за напитки, они отправились к выходу. Возможно, стоило заколдовать их, чтобы выведать имя поставщика, но не стоило торопиться, чтобы не спугнуть. Завтра сюда придут другие авроры, спешки нет. Помогая Тине надеть пальто, Грейвз заметил, как к ним спешит официант, получивший чрезмерно щедрые чаевые и не желающий прощаться с состоятельными клиентами. Он осторожно и негромко шепнул им, что данный виски наливают в “Седом Консьерже”, и завтра он будет в ночную смену работать там, а также, несомненно, обеспечит им весьма хороший столик.

— Какая удача, — улыбнулась Тина, уверенная, что поймала ту самую удачу за хвост. — Несколько долларов знают свое дело.

— Да, стоило только прикормить официанта, — не мог не согласиться Грейз. — Что ж, мисс Голдштейн. Завтра пятница, у вас, кажется, будет ночная смена.

— Верно, мистер Грейз, — она приподняла бровь в непонимании.

— Тогда встречаемся в десять вечера у входа в здание конгресса. Думаю, мы сможем продолжить наше расследование, — сообщил он и просто аппарировал домой.

* * *

Спики́зи (англ. Speakeasy), или blind pig, blind tiger — нелегальные питейные заведения или клубы, в которых подавались крепкие алкогольные напитки во времена сухого закона (1920—1933) в США.

---

Примечания:

Персонажи будут добавляться в шапку по мере появления, части — выкладыдываться по мере написания. Не уверена, что смогу как и прежде публиковать по главе в неделю. Пока привыкаю обратно к писательству. Столько времени прошло... Молюсь на музу.

Он всегда был таким: профессионально отстранённым и не замечающим окружение. Чистокровный волшебник из уважаемой семьи — Персиваль Грейвз стоял на ступень выше остальных, и дело было даже не в чистоте крови и не во внушительном наследстве, оставленном почившими родителями. Таких, как он, в МАКУСА было, наверное, с десяток. Возможно, дело в воспитании — в чем-то, что появилось вместе с ним при рождении, или суть таилась в его высокой должности — Тина не знала, но, ожидая его у выхода из конгресса, не в первый раз подчеркнула для себя эту его черту — отличаться ото всех, возвышаться надо всеми. Куини, услышав об их совместном расследовании, разошлась не на шутку. Она приложила руку к образу сестры, нарядив её по собственному вкусу. И вот, пожиная плоды фантазии Куини, Тина стояла на ступенях конгресса и пряталась от расходящихся по домам служащих за переброшенным через локоть пальто. Благо, прохожих становилось всё меньше и меньше. Куини трансфигурировала один из своих сарафанов в весьма яркий наряд: алое платье в пол, подпоясанное широким рубиновым поясом, на тон темнее лента, охватывающая голову, и совершенно не по-рабочему яркий макияж. И, конечно же, бордовая помада. Куини сделала все, чтобы ее сестра ощущала дискомфорт, особенно под пристальным взглядом Главы магического правопорядка. “Это точно свидание”, — говорила она, больше понимая, что может быть у мужчин на уме, благодаря своему дару.

Грейвз, спускаясь по лестнице, не сводил с нее взгляда, и это, признаться, доставляло особое неудобство. Куини, конечно же, подогрела интерес сестры, но все же он был ее начальником, и их расследование не планировалось превращать в свидание.

— Прекрасно выглядите, — сказал Грейвз, поравнявшись с ней, однако, едва Тина почувствовала себя женщиной в его глазах, добавил: — Как раз подойдет для “Седого Консьержа”, чтобы слиться с толпой.

О, ну конечно, о чем она только могла думать! Он всего лишь похвалил ее маскировку для работы под прикрытием. Тина поспешно накинула пальто, мысленно ворча на свою впечатлительную сестру, и они, едва выйдя за пределы здания Конгресса, аппарировали в тихий закоулок неподалеку от “Седого Консьержа”. Уже оттуда до них донесился гомон голосов, а, выйдя на прилегающую улицу, Тина едва не лишилась дара речи, увидев невероятно длинную очередь из дам и господ, а также сигналящих автомобилей с открытым, невзирая на прохладную апрельскую погоду, верхом. Молодые люди и достопочтенного возраста пары распивали алкоголь прямо на улице, стоя в очереди к двери без вывесок и опознавательных знаков. И это во время сухого закона? И куда смотрит полиция? К своему удивлению, Тина заметила полицейских, пытающихся регулировать это странное движение из разряженных людей. Здесь явно не было людей среднего и ниже достатка. Дамы в норковых манто, сверкающие серьгами и колье, с перьями в волосах и на платьях, выглядывающих из-под верхней одежды, и их спутники в пошитых на заказ костюмах, гладко выбритые или с модными усами и через одного в стильных котелках. Все это намекало на дороговизну места, в которое они направлялись.

— Вы позволите? — спросил Грейвз и, наведя на них легкие отвлекающие чары, изящно взмахнул волшебной палочкой, и на плечи Тины лег роскошный песцовый воротник.

Да, пожалуй даже Куини недооценила фешенебельность места, в которое наряжала сестру. Эта очередь казалась безобразно нескончаемой, и потому, аккуратно воспользовавшись магией, они постепенно пробрались вперёд, к самому входу в заведение, который преграждали четверо крупных мужчин в одинаковых фраках, оценивающие посетителей с головы до ног. Едва один из них открыл рот, как второй вежливо отступил и сообщил, что им здесь всегда рады. Ее начальник, безусловно, был талантливым магом и в совершенстве владел беспалочковой магией, но Тина совсем не заметила его вмешательства. Уже позже, у гардероба, он сообщил, что сегодня днем отправил к дресс-контрольщикам менталистов, чтобы обеспечить им легкий вход. Что ж, кажется, мистер Грейвз успел подготовиться. Чего еще можно было от него ожидать?

— Нам нужен официант по имени Сэм, — негромко сообщил он метрдотелю. — Он обещал нам столик.

— О, конечно, сэр. Сейчас всё организуем.

Вчерашний официант встретил их радушной улыбкой, не пришлось даже использовать магию. Деньги и связи в этом городе решали всё. Особенно деньги. Сэм, завидев вчерашних гостей заведения в разы скромнее “Седого Консьержа”, засиял благожелательной улыбкой. Он тотчас сопроводил их к уютному столику на двоих у стены под ниспадающими по бокам перламутровыми бусами, заменяющими шторки. Столик находился ряду, наверное, в третьем от сцены, на которой уже приветственно отжигал ритмами джазовый духовой ансамбль.

— Рад, что вы приняли мое приглашение. Вы как раз вовремя, через пятнадцать минут начнется выступление мисс Пирел Уортли, — поведал он. — Вы долго стояли в очереди?

— Нет, зашли сразу, Сэм, — с лукавой улыбкой сообщил Грейвз, намекнув, что без связей здесь не обошлось, что только повысило его статус в глазах официанта.

— Начнете с аперитива, сэр? — он взглянул на Тину. — Конечно же, с Барнабаса Блейка, я помню, мэм, — с сияющей улыбкой сказал Сэм и положил перед ними меню в кожаном переплете с золотым тиснением. — Оставлю вас ненадолго, советую обратить внимание на средиземноморские мидии и черную икру, доставленную прямиком из России.

Он вежливо откланялся и исчез в направлении новых гостей. Тина не успела вымолвить и слова за время их пребывания здесь, позволив Грейвзу владеть ситуацией.

— Как здесь красиво, — заметила она, чтобы начать ненавязчивый разговор.

И здесь действительно было на что посмотреть. Удивительно, но прямо в центре амфитеатра, в форме которого было устроено помещение, располагался бассейн, в котором весело плескались темнокожие танцовщицы, оставляя в воде блестки, которыми были щедро украшены их тела. Всё здесь кричало о богатстве, кругом были стразы, перья, дорогие ковры, в воздухе витал аромат изысканного парфюма. С потолка свисали гимнастические троссы, больше похоже на длинные гардины, на которых извивались пластичные акробатки в едва прикрывающих срам пестрых нарядах.

— Немаги умеют отдыхать, — безэмоциональным тоном отозвался Грейвз, будто совершенно не поддавшись чарующей атмосфере праздника.

По соседству с хлопком вскрыли бутылку шампанского, окатив пеной половину стола, но гости, судя по их общему смеху, кажется, только раззадорились. Это место не было похоже на обычный ресторан, здесь все казалось раскованным и свободным. Еще лет пять назад подобных заведений не существовало, а барышни одевались намного скромнее, но с новым десятилетием двадцатого века всё круто изменилось. Платья стали короче, женщины научились пить и курить, мужчины перестали быть невыносимыми снобами и по-новому осознавали столь стремительно развивающийся современный мир. И все же, Тине было совсем некомфортно. Она была аврором и занималась важными и серьезными делами. Она как-то не заметила, что мир вокруг изменился до неузнаваемости, а принятый в начале десятилетия Сухой закон только усугублял ситуацию. Алкоголь стал дешевле, его стало больше. Вечеринки, подобные этой, вошли в норму, а кричащие ар-деко и ар-нуво стремительно заменили собою скучные викторианские интерьеры модерн и барокко. Отныне в квартирах и домах обеспеченных американцев появлялись опережающие время предметы мебели или искусства. На улицах можно было встретить с виду сумасшедших, но богато одетых граждан, ведущих на поводке отнюдь не спаниеля или гончую, но экзотических животных. Однажды Тина видела даже ламу. От гипноза окружающего великолепия ее отвлекала лишь мысль о том, что она могла ошибиться, и никакой Огневиски здесь не подают. Этот древний рецепт, пришедший от шотландских волшебников шестнадцатого века, никогда не разглашался, как и многое другое, что запретили обнародовать в немагическом мире после тысяча шестьсот девяносто второго года — даты самого ужасного и крупномасштабного суда над салемскими ведьмами, разделившего магический и немагический мир навсегда.

Когда официант, исчезнув на долгих десять минут, рассыпаясь в извинениях из-за невероятного наплыва гостей, наконец, поставил перед ними два бокала с виски и взял заказ по еде, Тина не сразу притронулась к напитку. Ей было страшно, вдруг это расследование и ее доводы лишь следствие бурной фантазии? Грейвз заметил ее неуверенность и, не став дожидаться спутницы, поднес виски к губам, вдохнув его аромат.

Признаться, он и сам до конца не верил, что Тина права, но легкий аромат чилийского перца и корицы он бы ни с чем не спутал. Он пригубил и отставил бокал, и Тина повторила его движения.

— Что ж, это несомненно, виски по магическому рецепту, мисс Голдштейн,- негромко резюмировал он. — Признаться, я до конца не верил…

— Я понимаю, мистер Грейвз, — негромко согласилась она, тщательно скрывая рвущееся наружу ликование.

Некто за столом справа заказал точно такой же виски — кажется, он был популярен.

— Какие наши дальнейшие действия, сэр? — уточнила Тина, поглядывая на сцену, на которой объявилась певица в искрящемся подпоясанном на бедрах платье и трое мужчин, занявших микрофон позади нее.

Вокалистка была встречена бурными овациями. Мелодичная и в тоже время довольно быстрая песня быстро нагнала на танцпол любителей зажигательных танцев, а вокруг зазвучали веселые тосты и новая волна гомона голосов. Хлопки вскрываемых бутылок, казалось, подыгрывают в такт музыке, и Тина внезапно осознала, что ей здесь действительно нравится. Пестрое, веселое буйство красок, страз, перьев и сумасшедшего африканского джаза заставляло ее улыбаться. И ей едва удавалось прятать эту улыбку от начальника, сидящего напротив.

— Пока понаблюдаем, — лишь сухо отозвался Грейвз, все так же равнодушно поглядывая вокруг и совершенно не заражаясь всеобщим весельем. — Полагаю, что никто нам тут сразу не расскажет, откуда берется Огневиски и кто из волшебников посмел податься в бутлегерство, нарушая наши законы.

— Вы правы, сэр, возможно, нам стоит как-то влиться в это общество, — скорее, подумала вслух, нежели предложила Тина, про себя понимая, что не сможет представить Грейвза, отплясывающего чарльстон посреди полуголых темнокожих девиц.

— Вам весело? — на удивление, его фраза зазвучала вполне дружелюбно.

— Не знаю, сэр, я впервые в таком месте и, наверное, это сродни посещению парка аттракционов в детстве. Я и не думала, что, пока Нью-Йорк окутан смогом перерабатывающих предприятий, выхлопными газами и пылью гравия, где-то в подвале в центре города может происходить подобное, — искренне поделилась она.

Этот клуб действительно располагался в подвале, за входными дверями гостей ожидала лестница на два этажа вниз. И все же, как этому заведению удавалось так открыто торговать спиртным у всех на глазах? Кажется, “Седой Консьерж” волне успешно существовал уже около года. Тина все размышляла как же им выйти на поставщика и как не спугнуть его. Немаги вряд ли понимали чем торгуют. Виски этот не содержал каких-либо волшебных свойств, но статут о секретности запрещал делиться с немагами чем-либо, принадлежащим волшебному миру. Тина посмотрела на Грейвза, безэмоционально поглощающего свой стейк, понимая, что на этом его участие в расследовании, скорее всего, закончилось. Остальное будут делать другие авроры. Учитывая его статус… он, наверное, просто соскучился по полевой работе — вот и все, что сподвигло его принять участие, а вовсе не пресловутая симпатия к Тине. Признаться, от осознания сего факта ей внезапно стало легче. Мистер Грейвз нравился ей, но не настолько, чтобы удариться в отчаяние от его равнодушного присутствия. Надо сказать, что многим он был неприятен в силу своего непримиримого нрава. Чего стоило их противостояние с Элайджей Пилигримом — парламентером между немагическим и магическим правительством. Они друг друга на дух не переносили.

Во время ужина Тина и Грейвз обменялись парой фраз, он был немногословен, погряз в собственных мыслях о работе и о том, что, возможно, дело о бутлегерстве всё же не стоит его прямого участия. И от этого почему-то стало несколько тоскливо. Однако, пока была возможность, стоило осмотреться в этом месте. Их столик был отделен бусинами штор, официант решил, что им не помешает уединение, и был отчасти прав, однако обзор был не лучшим.

— Тина, нам нужно потанцевать, — сообщил Грейвз безо всякого энтузиазма, когда заиграла медленная музыка, а взгляд его был устремлен куда-то на другую от сцены сторону.

— Да, мистер Грейвз.

Явно что-то заприметив, он вложил в предложение о танце лишь сухой приказ, однако начальник все же был джентльменом — или же исправно играл свою роль, когда поднялся и галантно предложил Тине свой локоть. Только сейчас она осознала, что это место, возможно, раньше использовалось для каких-то совещаний, и, судя по его расположению в подвале, для весьма секретных; в центре на сцене, где сейчас играли спокойную музыку, позволяя гостям разбиться на пары или же просто вести светскую беседу, скорее всего, стояла кафедра. Они спускались по лестнице вниз, когда освещение немного приглушили. Исчезли воздушные гимнасты, и теперь на потолок проецировалась россыпь звезд.

— Похоже на магию, да? — сообщил свое мнение Грейвз, а затем кивнул на круглые массивные прожектора по бокам сцены, обращенные к потолку.

Тина осторожно вложила пальцы в его раскрытую ладонь и уверенно устроила вторую руку у него на плече. Грейвз чуть надавил на ее спину, вынуждая стать ближе, чтобы они выглядели парой.

— Если увидите что-то подозрительное, сообщите, — шепотом произнес он, уверенно ведя в танце.

Но Тина, как ни старалась, не могла разглядеть хоть что-то, кроме веселящихся немагов, проматывающих огромные деньги в этом заведении. На нескольких столах она заметила полупустые бутылки с надписью “Барнабас Блейк”. В приглушенном освещении было сложно увидеть происходящее за отдаленными столиками, но внезапно взгляд зацепился за идущего в их сторону человека с дамой, на пальцах которой играли бликами драгоценные перстни.

Пара поравнялась с ними, и Тина тихонечко сглотнула.

— Персиваль, какая неожиданная встреча! — Удивлению мужчины не было предела, когда его взгляд обратился к спутнице Грейвза, и Тина сглотнула.

— Действительно неожиданная, Ричард, — отозвался Грейвз, с сомнением пожимая руку сухопарому волшебнику; танец пришлось прекратить, и они чуть отошли в сторону.

Это место посещали маги? Хорошо, но встретить тут главу Управления магических происшествий и катастроф с супругой было несколько странно.

— Мисс Голдштейн, кажется, — добродушно усмехнулся волшебник, однако периодически посылая супруге какие-то едва заметные сигналы, видимо стараясь понять, чем грозит эта встреча в столь непривычной для магов их уровня обстановке, — ни капли не сомневался, что Персиваль питает к вам особое расположение.

— Это не…

— Только прошу не распространяться об этом, мы, собственно, поэтому выбрали немагическое место, — перебил Тину Грейвз, и она послушно замолчала, подыгрывая, хотя, признаться, была удивлена тем, что кто-то считает, что Грейвз относится к ней не как к рядовому сотруднику.

— О, конечно-конечно, Персиваль, ваше лицо знакомо практически каждому волшебнику в Штатах. Я понимаю ваше беспокойство за мисс Голдштейн.

Он лукаво подмигнул ей и, почувствовав, что напряжение спало, незамедлительно пригласил присоединиться к их столику, пока им не наскучит пустая болтовня и не появится желание снова уединиться. Их столик располагался ближе к сцене и не был огорожен, с него открывался наиболее выгодный обзор, и потому предложение было принято.

— Интересное место, мистер Клэйтон, я и не знала, что немаги умеют закатывать такие вечеринки, — заметила Тина, поглядывая на расходящиеся с танцпола пары, которых тотчас сменили любители чарльстона.

Свет стал ярче, звездная проекция исчезла.

— Это еще что, вот в новогоднюю ночь здесь было нечто поистине сногсшибательное — танцоры из Рио-де-Жанейро, настоящий лев на сцене и невероятное количество мишуры и конфетти, которое, кажется, каждый успел попробовать на вкус, ведь оно было повсюду — в блюдах и в напитках! — с энтузиазмом поделился тот.

Грейвз едва заметно одобрительно кивнул; значит, ведя непринуждённую беседу, она всё делала правильно.

— Интересно, как же это место существует так долго, даже на улице никого не останавливают полицейские за распитие алкогольных напитков, — не смог не заметить Грейвз, обратив внимание, что коллега из Конгресса предпочитает шампанское крепкому алкоголю, а потому, возможно, и не догадывается о нелегальной торговле Огневиски.

— Нью-Йорк, — только вздохнула миссис Клэйтон, мечтательно улыбнувшись. — Деньги правят миром. Здесь такие высокие цены, потому что им наверняка приходится отстегивать правительству немалые суммы. Здесь развлекается вся Уолл-стрит.

— Я слышал, что это место принадлежит сыну генерального прокурора, — вспомнил Грейвз еще одну причину, почему “Седой Консьерж” еще не прикрыли.

— Бросьте, это всего лишь слухи, — манерно отмахнулась она. — Как и многие другие. Кто-то говорит, что им владеет племянник президента, кто-то — что какой-то там родственник самого Кайзера.

— Так какова же правда на самом деле? — вникая в сведения, спросила Тина.

Супруга мистера Клэйтона неожиданно посмотрела на дальнюю сторону на самом верху амфитеатра, где располагались столы для азартных игр — карточных, в основном, но и рулетки здесь тоже были.

— Видите вон того джентльмена со светлыми волосами и бокалом мартини? — спросила она, глядя на человека, стоявшего у невысокой баллюстрады, отделяющей ресторан от казино. — Это известный писатель, завсегдатай “Седого Консьержа и друг вышеупомянутого владельца. Тот редко появляется на публике и чаще обитает в закрытых чилаутах за казино, куда сложно пробиться без особых связей.

Грейвз сощурился, получив зацепку. Неожиданная встреча с коллегой и его супругой пришлась весьма кстати. Конечно, чтобы узнать преступника, не обязательно было общаться с хозяином заведения, достаточно было руководителя пониже, но все же информация могла оказаться полезной.

— У немагов, как и у волшебников, существует собственная иерархия, — продолжил мистер Клэйтон. — Мы наблюдаем довольно давно. Вон там, этот метрдотель, кажется, скоро его здесь не будет. Уже раза два мы заметили, что он слишком эмоционален; здесь, конечно же, нередкое событие — недопонимание с гостями. Такое владельцу заведения не нравится. Уже многие из официантов, крупье и прочих покинули свои должности. Владелец придерживается одного-единственного правила: “клиент всегда прав”. Однако бывали и случаи, когда на наших глазах охрана волочила прочь слишком обнаглевших и пьяных гостей, и таковых на пороге “Седого Консьержа” более не появлялось.

Ричард Клэйтон только подтвердил догадку Грейвза, что они с супругой здесь постоянные гости. Их наблюдательность и открытость только подтверждали это.

— Я покину вас ненадолго, — сообщил Грейвз, намереваясь разведать обстановку, и Тина поняла, что ей какое-то время придется развлекать себя и чету Клэйтон бессмысленными разговорами. — Тина, не скучай…

Всего на миг он заметил в ее глазах крайнее недовольство, прячущее за собой обыкновенное смущение. За разговорами с коллегой он зачастую касался ее спины или талии, а сейчас, оставляя ее, изобразил нечто задорно-игривое во взгляде. Его поведение приносило ей дискомфорт, такой Персиваль Грейвз отличался от ее строгого и холодного руководителя. Пускай, это были маски, но оказывается, он и улыбаться умел, а еще вся эта непривычная обстановка и роскошь…

Персиваль сделал вид, что направляется в уборную, однако тотчас навел на себя отвлекающие чары и спокойно прошествовал вверх по амфитеатру, чтобы изучить обстановку казино. Как раз в этот момент писатель, которого они обсуждали ранее, скрылся в глубине азартного уголка и остановился возле одного из карточных столов. Дружественно и поддерживающе похлопав по плечу мужчину, который только что проиграл внушительную ставку, он отставил пустой бокал на стойку отдельного бара при казино и направился дальше — к занавешенному бордовым тюлем коридору, возле которого стояли два амбала.

— Сэр, извините, прошу прощения, — вежливо позвал Грейвз, невербально сняв чары; тот обернулся и взглянул на окликнувшего его джентльмена. Персиваль даже приосанился, чтобы показать свою значимость. — Ваше лицо мне знакомо. Только не могу вспомнить, где же видел вас.

Тот осмотрел его с головы до ног и быстро смекнул, что видит перед собой не простого обывателя.

— Мистер…

— Хьюз, Оливер Хьюз, главный редактор “Бостон Глоуб”, — незамедлительно представился Персиваль, живо припомнив одну из немагических газетенок и фамилию главреда — им с менталистами лет десять назад пришлось подчищать следы магического вмешательства одного преступника прямо у них в редакции.

Он был прав, писатель сразу расплылся в доброжелательной улыбке.

— Вы, наверное, действительно видели мое лицо, — ответил он и протянул ладонь. — Скотт Фицджеральд. Никогда не был в Бостоне, но мой роман “По ту сторону рая” успел облететь не только Соединенные Штаты, но и половину мира.

— Ну конечно. — Персиваль на мгновение замер, словно что-то выуживая из памяти, и его лицо тотчас лицо просияло, он расплылся в очаровательной, насколько позволяла его натура, улыбке. — Извините, что сразу не узнал вас, мистер Фицджеральд. Столько лиц проходит через мои руки…

— Конечно, мистер Хьюз, — расплылся тот в ответной улыбке.

— Скотт, я тебя потеряла, — вынырнув из-за колыхающегося тюля чилаутов, показалась миловидная блондинка с пышной копной коротких волос, зачесанных на ровный пробор.

— Я сейчас, дорогая.

— Что ж, не буду задерживать вас, мистер Фицджеральд, надеюсь, что моя дама не увидит вас среди гостей клуба, она ваша преданная поклонница и наверняка затребует автограф, — вновь напомнив писателю о его популярности, сказал Персиваль, не собираясь сразу же идти в атаку, чтобы продлить разговор.

Он вновь дружественно протянул ладонь, прощаясь. Фицджеральд уловил что-то в глазах своей спутницы и неожиданно предложил:

— Сегодня совсем скучно, — заметил он и, получив утвердительный кивок от супруги — на ее безымянном пальце красовалось кольцо, аналогичное по стилю тому, что носил он, — продолжил: — Возможно, вы с вашей спутницей присоединитесь к нам? Кажется, Зельде не хватает женской компании.

Несомненная удача сопутствовала Грейвзу в эту ночь, а возможно, тут помогла его способность подыграть, найти подход. Оставалось только сходить за Тиной и познакомиться поближе с писательской четой, того и гляди, перед ними предстанет и владелец заведения. Грейвз умел преподнести себя, но сейчас, конечно же, он просто подольстился. Он не любил в себе эту черту, поскольку считал такое поведение ниже своего достоинства, но, несомненно, порой она могла пригодиться.

Уже через несколько минут, держа Тину за руку и проинструктировав ее касательно легенды, они оказались возле двух амбалов, которые молча разошлись, пропустив их и указав направление. Она не задавала никаких вопросов, просто выполняла свою работу, и это ему очень импонировало. Весь вечер Тина беспрекословно подчинялась, как и подобает младшему аврору. Казалось, ей несвойственно подобное поведение, Грейвз представлял ее более импульсивной особой.

— Вы прибегли к магии? — негромко спросила она, задав единственный вопрос, чтобы утолить любопытство.

— Нет, это лишь везение. Кажется, его жена заскучала, возьмите ее на себя, — деловито ответил он.

Они прошли по довольно длинному и богато украшенному коридору, словно переместились в какое-то поместье, изобилирующее портретами и затейливыми предметами интерьера. Здесь же обнаружилась стена с фотографиями неизвестных немагов, среди которых Персиваль увидел и фото нового знакомого. Единственная дверь в конце коридора развеяла их представления о нескольких уединенных чилаутах. За ней оказалось помещение несколько меньше самого клуба, но как будто точно копировавшее его, разве что здесь все выглядело с несомненно большим лоском. Пирамиды из фужеров высились на столах, усыпанных золотым серпантином. Несколько игровых столов точно также теснились в отдалении, и Грейвз был уверен, что ставки здесь намного выше. Музыка звучала тише, хотя, быть может, так только казалось. Среди гостей наверняка присутствовали персоны, которым было противопоказано светиться в общем зале. Место для избранных, возможно, политиков или же, напротив, важных шишек в криминальном мире, кинозвезд и их покровителей. Фицджеральд нашелся сразу, он махнул им рукой с одного из столиков, где, вслушиваясь в невероятно низкий тембр голоса темнокожей певицы на сцене, мечтательно замерла его супруга.

— Розалинда Уэйн, — представилась Тина, с улыбкой и налетом обожания глядя на своего “кумира”, — но лучше просто Рози. — Не могу поверить, мистер Фицджеральд, что вижу вас перед собой.

Она кокетливо приложила кулачок к груди.

— Розалинда, прямо как любовь главного героя из моего романа, — неожиданно сказал он, и Тина, едва опешив, ведь это была совершенная случайность, сразу же нашла ключ к общению с этим джентльменом:

— О, мне очень приятно, я отождествляю себя с вашей героиней, — нашлась она, неожиданно для себя прильнув к плечу начальника, словно ища поддержки, но тут же вздрогнув, ощущая неловкость.

Мистер Грейвз не позволил ей отпрянуть, отчего Тина едва скрыла смущение. С Зельдой они быстро нашли общий язык, и вот уже спустя полчаса общались, словно старые подруги. Та оказалась весьма легкой на подъем, открытой и довольно раскрепощенной барышней. Зельда вытащила Тину на танцпол, позволив мужчинам вести светские разговоры, и отплясывала так энергично, что ее довольно короткое платье с бахромой, качающейся в такт музыке, иногда приоткрывало весьма аппетитные части бедер. Грейвз видел, что Тина старается поддаться ее веселью, но все же она была скромнее довольно отвязной Зельды.

— Рад, что жена нашла себе компанию на вечер, кажется, Рози довольно приятная особа. Как вы познакомились?

— На работе, — тотчас ответил Грейвз, не лукавя, — она моя подчиненная. Конечно, не самая лучшая затея заводить служебные романы, но устоять я не смог. — Он задумчиво пригубил виски, который принес официант, узнавая знакомый вкус. Кажется, Тина неплохо вжилась в роль, и он искренне надеялся, что Клэйтон не сболтнет на работе лишнего, чтобы не подорвать репутацию Главы магического правопорядка. — Видимо, мне стоит поблагодарить вашу супругу за скуку, иначе мы бы не оказались в вашей компании. — Мужчины засмеялись и звонко чокнулись бокалами, Грейвз задержал задумчивый взгляд на своем. — Такой интересный вкус, пряный и весьма острый. Рози сказала, что пробовала подобный виски раньше в другом месте и сегодня мы весь вечер пьем только его.

— Странно, — протянул писатель, — этот виски только появился в Нью-Йорке, я и сам такой попробовал только здесь.

— Возможно, моя спутница просто любит крепкий алкоголь.

Они вновь усмехнулись, наблюдая за женщинами. Кажется, Фицджеральду и впрямь было скучно, к их столику раза два подходили неизвестные джентльмены, вновь прибывшие жали руки и отбывали к своим компаниям, но никто так и не присоединился насовсем.

— Совершенно нечестно, что в Нью-Йорке лишь одно заведение такого масштаба, увы, Сухой закон уничтожил множество интересных и знаковых в свое время клубов. Но нам оно уже несколько приелось, — посетовал писатель, откинувшись на стуле.

— Что ж, мой друг, только ради тебя я готов открыть еще одно где-нибудь на Манхэттене.

Перед ними вырос мужчина, и Фицджеральд сразу же вскочил на ноги, избавившись ото всей расслабленности, и захватил джентльмена в крепкие объятия.

— Чарльз Уилби, — представился джентльмен чуть ниже ростом Скотта; в его глазах неожиданно промелькнуло нечто, заставившее его с паузой протянуть ладонь. — Как вам сегодняшний вечер?

Принимая совсем некрепкое рукопожатие, Грейвз отметил, что это довольно молодой, явно меньше тридцати, но обзаведшийся бородой на худых скулах мужчина, словно пытался казаться старше. Черный костюм-тройка визуально делал его очень стройным, а плечи худыми, волнистые черные волосы были зачесаны на ровный, блестящий пробор, а тёмные, очень умные глаза как будто смотрели в самую душу. Не будь его кожа белее мела, Грейвз бы мог решить, что перед ним представитель южных кровей, но именно эта его белокожесть отметала подобные предположения.

— Оливер Хьюз, главный редактор “Бостон Глоуб”, — представился он, наконец, поднявшись из-за стола и протянув ладонь. — Мы со спутницей здесь впервые, и это, наверное, лучшее заведение из тех, что я видел, — абсолютно честно заверил Грейвз, радуясь, что вечер столкнул его с нужными людьми.

Чарльз взглянул на танцующую Зельду в обществе яркой брюнетки в длинном алом платье и усмехнулся.

— Зельда, кажется, наконец-то веселится.

— Впервые за этот вечер, Чарли, — салютовав в сторону супруги бокалом, ответил писатель. — Возможно, вам стоит поменять репертуар.

— Да брось, будь на сцене обезьяны на шпильках или носороги в балетных пачках, женщинам нужна лишь компания себе подобных. Это мы можем обойтись карточным играми и рулеткой.

— Пожалуй, запомню этот пассаж, он может неплохо вписаться в мой новый роман, — засмеялся в бокал писатель.

— О чем вы сейчас пишете, Скотт? — невольно поинтересовался Грейвз, хотя ему, конечно же, было плевать на писанину какого-то немага.

— О, это будет драма о любви замужней женщины и благовоспитанного джентльмена, — обтекаемо сказал он. — Но не могу сказать больше, не хочу, чтобы эта информация появилась в “Бостон Глоуб” раньше запланированного. Могу я рассчитывать на ваше молчание?

— Безусловно, — тотчас откликнулся Грейвз, стараясь уловить любую деталь поведения новоприбывшего хозяина клуба — знал ли этот немаг, что наливает в своем заведении? — Однако наше с вами знакомство, конечно же, рождает во мне некие мысли. Возможно, если вам потребуется опубликовать синопсис произведения или же вы захотите некую автобиографическую статью, то, конечно, я бы с радостью предоставил свои услуги. Мы, конечно, не “Нью-Йорк Таймс”, но в Массачусетсе весьма уважаемое издание.

После того, как вокалистка закончила свое выступление, зазвучал медленный джаз, Зельда и чуть раскрасневшаяся Тина вернулись. Зельда сразу же оказалась закружена в весьма ловких объятиях мистера Уилби.

— О мой бог, мистер Уилби, на нас же смотрит мой супруг! — восторженно-театрально заявила она.

— Он разве что найдет в этом вдохновение для своего нового романа, — усмехнулся тот. — Прекрасно выглядишь, Зи.

Зельда сделала наигранный книксен, вновь прильнув к плечу Чарльза, ни капли не стесняясь присутствия мужа.

— Поверь, тебе отведено достаточно важное место в моем новом произведении, — ответствовал писатель. — Позволишь ли ты использовать свою фамилию?

— Только через мой труп, Скотт, — по доброму усмехнулся тот. — Прошу прощения, мэм, я не успел представиться, Чарльз Уилби, — обратился он к Тине, оказавшейся возле Грейвза, который без стеснения обхватил ее за талию.

— Рози Уэйн, — ответила она, и взгляд Чарльза неожиданно упал на опустевшие бокалы друзей.

— Господа, друзья друзей — мои друзья, заказывайте что хотите. Конечно, за счет заведения.

— Как гостеприимно, — весьма естественно зарделась Тина, ни капли не разочаровав Грейвза за сегодняшний вечер. — Барнабас Блейк, не хотела бы мешать виски с чем-то еще, — сказала она тотчас появившемуся возле них официанту.

Всего на крохотное мгновение Грейвз заметил, как глаза владельца почти дернулись в его сторону, и он едва заметно сощурился, ощущая что они с Тиной на правильном пути. Грейвз действительно был известной личностью в магическом мире, и кажется, Чарльз Уилби как будто его узнал, хотя делал весьма естественный вид, убеждая в обратном. Даже не посмотрев в сторону ближайшего официанта в белом фраке, он просто приманил того коротким жестом.

— Что ж, хочу поздороваться с министром образования, я постараюсь почаще к вам заглядывать, — неожиданно заявил мистер Уилби, найдя повод уйти, но в него тут же вцепилась Зельда, изобразив страдальческий вид.

— Ну нет, Чарли, не надо бросать нас ради каких-то снобов. Разве мы не самые важные гости на этой вечеринке? — законючила она, вновь повиснув на его плече. — Нам здесь до ужаса скучно, в особенности без твоих веселых историй.

Грейвз задумался, не хочет ли Уилби поскорее удрать от них?

— Я постараюсь быстро вернуться, Зи, — доверительно ответил он, выдерживая на себе тяжелый взгляд полного подозрений Грейвза, который был уверен, что тот едва ли вновь почтит их своим присутствием.

Подозрения оправдались: Уилби так и не вернулся, хотя изредка его можно было увидеть то за одним столом, то за другим. Но нигде он не задерживался надолго. Это были всего лишь визиты вежливости, не более. А вскоре он и вовсе пропал, впрочем, веселая Зельда, для которой этот человек мог показаться самым важным на свете, ни разу о нем не вспомнила…

Помогая Тине надеть пальто, когда время близилось к четырем утра, Грейвз молчаливо думал о том, связан ли таинственный мистер Уилби с поставками Огневиски или же разливал его в клубе ни о чем не подозревая, но одно он знал точно — во время своего отпуска в Нью-Йорке мистер Оливер Хьюз, редактор “Бостон Глоуб” и мисс Розалинда Уэйн еще непременно встретятся с четой Фицджеральдов, чтобы продолжить, несомненно, полезное знакомство, ставшее связующей нитью с Уилби.

Едва аппарировав домой, он связался по камину с Тирренсом, чей заспанный вид ни капли не смутил требовательного начальника. Дав поручение подкрепить легенду о работе в “Бостон Глоуб”, он еще какое-то время думал о том, что дело о бутлегерстве — не его уровень, но всё же, Грейвз как будто воспрял духом. Он слишком засиделся в своем кабинете и признался сам себе, что скучает по полевой работе. К тому же, его компаньонка неплохо справлялась со своей ролью. Главное, чтобы Клэйтон, неожиданно встреченный ими в немагическом клубе, не трепал языком.

---

Примечания:

Примерно в это время в 1923 году Скотт Фицджеральд, впечатленный Нью-Йоркской ночной жизнью и особняками богатых соседей, начнет писать свой самый известный роман "Великий Гэтсби". Если вдруг кто не смотрел, советую последнюю киноадаптацию с Ди Каприо, чтобы проникнуться этой невероятной атмосферой вечеринок.

— Надолго ли вы задержитесь в Нью-Йорке, мистер Хьюз? — поглядывая, как Зельда обучает мисс Уэйн нелегкой игре в гольф, спросил Скотт.

— Полагаю, месяц, может, больше. Я слишком погряз в своей работе и как будто потерял к ней всякий интерес. Мне нужен глоток свежего воздуха и, несомненно, длительная смена обстановки.

Тина послушно приняла чуть скорректированную Зельдой позу, замахнулась клюшкой, и вместе с мячом отправила в сторону дальней лунки немного дерна. Впрочем, удар показался неплохим, и Скотт вместе с Грейвзом, расположившиеся за столиком неподалеку, одобрительно зааплодировали.

— Браво, Рози, для первого раза замечательный удар, — сказал он и обратился к Грейвзу: — Зельда в восторге от нее и называет мисс Очарование. Давно не видел ее столь воодушевленной.

— Похоже, и Рози получает удовольствие.

Грейвз осмотрел угодья удаленного от города отеля в дворцовом стиле с отличным полем для гольфа, который им с Тиной на время “пребывания” в Нью-Йорке он забронировал при помощи незаменимого Тирренса. Тот не задавал много вопросов и был человеком надежным, к которому Грейвз всегда мог обратиться. Фицджеральды, пресытившись городской жизнью, приняли предложение поиграть в гольф с энтузиазмом и не побоялись потратить полтора часа времени на дорогу, а также сомнительного прогноза погоды, обещавшего дождь. Впрочем, пока погода была вполне приемлемой, на улице хоть и ощущалась прохлада, зато здесь был совершенно чудесный свежий воздух. Отель, удаленно расположенный от трассы и железной дороги, с трех сторон окруженный лесом, задним фасадом смотрел на Гудзон. Лишь вдали справа, на другом берегу реки, виднелись высотки Нью-Йорка, и оттого вид здесь открывался великолепный — природа сталкивалась с современностью.

— Вы собираетесь узаконить свои отношения? — мимолетом поинтересовался Скотт, поднимаясь с места и скидывая плед с колен.

— Еще рано об этом задумываться. Мы вместе около трех месяцев, но кто знает. Рози очень хорошая.

— А еще она хороша тем, что хороша собой, — улыбнулся Фицджеральд; надев кожаные перчатки и встав из-за стола, он приказал обслуживающим их двум официантам: — Перенесите столик к пятой лунке.

Поднявшийся вслед за ним, Грейвз наблюдал за тем, как персонал собирает складной стол и стулья. Давно он не ощущал вкус роскошной жизни. Его небольшое фамильное поместье неподалеку от Нью-Джерси пустовало. Последний домовик давно почил, а сам Грейвз жил в пускай и просторной, но минималистично обставленной квартире неподалеку от работы. Магия заменяла домработников и эльфов, он еще с Ильвермони научился самостоятельности и довольно простому укладу жизни, хотя единственное, что не поменялось с детства — предпочтения в одежде. Опрятный и элегантный внешний вид был его визитной карточкой. Но сегодня по плану был гольф, и Тина едва скрыла удивление, увидев его в кепи и в зеленом кардигане с ромбовидным узором. Кажется, именно так одевались немаги на эту спортивную игру. Впрочем, его наряд и простое шерстяное платье Тины не вызвали у Фицджеральдов удивления. Мода волшебников мало отличалась от немагической, по крайней мере в Нью-Йорке, где волшебники существовали среди миллионов немагов.

Скотт сделал точный пасс клюшкой, но изящество момента нарушил влажный из-за утреннего тумана дерн. Он поскользнулся и едва устоял на ногах, но девушки, следившие за мячиком, отправившимся ближе к лесной кромке, лишь восторженно зачирикали. Мужчины обменялись понимающими взглядами, оставляя непрокомментированным небольшой казус. Невзирая на пристрастие к кутежам, эти немаги не раздражали Грейвза. Скотт был образованным и начитанным человеком с широким кругозором, выбившимся из низов благодаря несомненному таланту. Именно это позволило ему жениться на Зельде, дочери богатых родителей, которые сначала препятствовали их союзу. У Фицджеральдов была долгая и интересная история, но эти люди выглядели невероятно счастливыми и довольными жизнью. Однако Грейвз еще в клубе заметил их некоторое нездоровое пристрастие к алкоголю.

Наигравшись в гольф, четверо, разбившись на пары, тронулись в сторону отеля, не завершив партию, так как начал накрапывать обещанный дождь, впрочем, исход игры был мало кому интересен, а вот процесс и общение понравились и Грейвзу. На его предплечье уже привычно лежала рука Тины. Та исправно исполняла свою роль, но никогда не переходила границ. Зельда же постоянно тянулась губами к щеке любимого супруга, не стесняясь чувств. Она была открытой женщиной с немного бунтарским, но милым характером. Ей повезло родиться во времена, когда нравы стали намного проще.

— Чем займёмся? — неугомонная Зельда, казалось, никогда не знала усталости, однако Скотт, кажется, немного разочаровал ее:

— Предлагаю снять здесь номер, немного отдохнуть, а вечером можем отправиться в “Седой Консъерж” все вместе.

— Там бывают вечеринки и по будням? — спросила Тина удивленно.

— Конечно, это ведь единственное место во всем городе, где можно повеселиться и не бояться полиции.

Пока они делали заказ, Грейвз ненароком заметил:

— Даже при всех связях, а я уверен, что они обширны, как Уилби удается не бояться вести подобный бизнес в столь сомнительное время?

— О, наш друг невероятно везуч и талантлив. Верхушку полиции и половину конгрессменов он кормит с руки, — махнула рукой Зельда. — Впрочем, при нашем первом знакомстве мы тоже были поражены. Сами понимаете, подобные заведения работают от силы месяц, если повезет — два, и потом им приходится экстренно сворачиваться. Но Чарльз — отдельный случай. Он чертовски обаятельный джентльмен, несомненно умный и хитрый делец.

— Так кто же он на самом деле? Наши приятели в клубе до нашего с вами знакомства поведали несколько занятных теорий вплоть до родства с Кайзером, — усмехнулся Грейвз, всем своим видом показывая, что не верит в подобную чушь. — И всё же, я заинтригован. Слишком много нелепиц вокруг одного человека.

— Вы не одни проявляете любопытство, — не сочтя его чрезмерным, сказал Скотт. — Но лучше спросите сами сегодня в клубе. Сегодня наша общая знакомая празднует там день рождения, и Уилби не сможет отсидеться в стороне, ведь, насколько я знаю, их с ее покровителем связывает не только общее желание выпить, но и деловые связи.

— И кто же эта именинница? Ну и, конечно, не можем же мы явиться на чей-то праздник без приглашения, — не смогла не заметить Тина, убирая руки со стола, когда перед ними появились закуски.

— Друзья друзей Уилби — его друзья, поэтому мы просто придем с вами вместе, а до этого можем опробовать аперитив в нашем доме в Нью-Йорке, — пригласил Скотт. — Нам с Зельдой все равно нужно будет привести себя в порядок.

* * *

Дом Фицджеральдов, точнее, небольшой особняк в светлых тонах в средиземноморском стиле, выглядел вполне дружелюбно. Он немного терялся на фоне роскошных соседских громадин, но Фицджеральды не были богаты, зато, как поняла Тина, благодаря таланту Скотта, известны на весь Нью-Йорк. Без них не обходилось ни одной вечеринки. Они мгновенно проматывали все, что зарабатывали, и ни дня не сидели на месте. За день общения эти открытые люди рассказали довольно много о себе. И поначалу очарованная Зельдой Тина стала замечать ее некоторую навязчивость и без особого восторга отнеслась к тому, что и во время гольфа, и за обедом, они не преминули выпить по стаканчику, вынудив и компаньонов к ним присоединиться. И, ну конечно же, стоило гостям переступить порог их дома, как на журнальном столике гостиной тотчас появились бутылка вина и бутылка виски, а хозяева, извинившись, отправились в свои комнаты, приводить себя в порядок. Из дальней части дома послышался звонкий детский смех. Конечно же, они рассказывали о маленькой дочери двух лет от роду, но, признаться, Тине сложно было представить их в роли родителей. Плеснув себе немного виски и вскрыв бутылку вина, Грейвз без спроса налил Тине, которая в этот момент смотрела на него немигающим взглядом, думая про себя, какой бы получился из него отец. Иногда казалось, что подобные ему неспособны не то что детей завести, но или хотя бы познакомиться с женщиной. Человек старой закалки и закостенелых чистокровных взглядов. Такие, как он, заключали браки по расчету. Тина воспринимала каждое его прикосновение к ней лишь как часть игры, и он с блеском играл роль, делая вид, что она ему небезразлична. За сегодняшний день это уже почти перестало сбивать с толку, но признаться, всего на мгновение Тина подумала, что хотела бы, чтобы эти прикосновения стали настоящими, но быстро отогнала эти мысли…

— Странные немаги, — протянула она, слушая тихую мелодию из граммофона и вглядываясь в языки пламени камина.

В доме было чисто и светло, интерьер, как и фасад, выглядел минималистично, но всюду узнавались карамельные и древесные цвета в стиле ар-нуво. Уютно согревал помещение дровяной камин, а несколько ламп с мозаичными плафонами, отсвечивая мягкими красками на стены, превращали это место в уютное семейное гнездышко.

— Просто любители покутить, однако ты права, их широкое радушие и гостеприимство выглядят несколько инфантильными, — сказал Грейвз, ни за что бы не пригласивший к себе домой людей, с которыми знаком не более пяти дней.

— Они выглядят так, будто рады любой мелочи на свете, несомненно до беспамятства влюблены друг в друга, но при этом я не слышала от них ни одного теплого слова о дочери. А ведь это плод их любви. — В мозгу Тины это не стыковалось. — Когда я спросила Зельду, есть ли у нее фотография малышки, она лишь отмахнулась и сказала, что не слишком сентиментальна, чтобы носить такие штуки с собой. Интересно, посетят ли они ее перед выходом из дома? Опять же, мамочки частенько любят хвастаться детьми перед друзьями…

— Кто ж их разберет, — пожал плечами Грейвз, наверное, впервые за время их совместного задания услышав от Тины больше двух слов.

Тина все же решила притронуться к вину и неожиданно ее глаза округлились.

— Эльфийское… — едва ли не осипшим голосом сказала она.

Грейвз тотчас отставил бокал с виски и поднял бутылку к глазам, но ничего магического на ней не было написано. Дата розлива, какой-то виноградник на юге США и витиеватая надпись “полусладкое”. Но, несомненно, Тина была права, запах эльфийского вина невозможно было с чем-то спутать. Оно благоухало, точно цветочная поляна.

— Что это за вино, Скотт? — спросил он прямо, увидев направляющегося к ним писателя с влажными, но уже расчесанными на пробор волосами, застегивающего манжеты рукавов белоснежной рубашки.

— Надеюсь, я не оставил вас слишком надолго, это Зельде требуется немного больше времени, — он ловко подхватил бутылку, перекинув ее в другую руку и вчитался. — Ах, это вино. Нам его подарили, но мы пьем только сухое. К сожалению, наши запасы закончились. И нужно было поставить на стол хоть что-то.

— Удивительный букет, — оценила Тина, — и, наверное, слишком сладкий вкус для полусладкого, — усмехнулась она.

Скотт пожал плечами и плеснул себе виски, одним ловким движением выдернув пробку.

— Уилби любит дарить алкоголь, он ведь владелец клуба. Однако, по крайней мере, это вино довольно дорогое. Он сказал, что эта бутылка эксклюзивна и чуть ли не единственная в своем роде.

Грейвз помрачнел, он находил все больше зацепок, что мистер Уилби намеренно приторговывает волшебными напитками.

— Такой подарок и без торжественности просто поставили его перед нами, словно дешевую бутылку вина, — несколько холодно сказал Грейвз, в голосе которого проскочило даже ехидство, но Скотт не обратил на это никакого внимания.

— Это всего лишь бутылка вина, она не стоит особых церемоний, — пожал плечами тот. — Пойду проверю на каком этапе Зельда, чтобы понять, к какому времени вызывать такси. Я скоро вернусь, наслаждайтесь прекрасным вином Чарльза Уилби.

Тина и Грейвз вновь погрузились в молчание, оба понимали, что совпадением это больше не пахнет. Уилби, похоже, действительно имел дела с волшебниками или сам был одним из них.

— Надо прижать его, сэр, — не мигая глядя в огонь в камине, сказала Тина, рассеянно покусывая костяшку указательного пальца.

— Если он волшебник, ему грозит тюрьма Конгресса, но если немаг, к тому же, знающий о волшебном мире, мы должны выйти на его поставщика, возможно — покровителя. А Уилби просто сотрут память, и он будет продолжать свой нелегальный бизнес.

— Вы думаете, Уилби всего лишь мелкая сошка?

Грейвз, не теряя задумчивости во взгляде, откинулся в кресле, как и Тина разглядывая танцующие языки пламени.

— Всё может быть, но не стоит торопиться и вызывать наряд авроров на вечеринку. Нам нужно изучить это общество. Нужно узнать что у него на уме. Этот клуб, открыто торгующий алкоголем, улица, полная пьющих, к тому же регулируемая полицейскими.

— Полагаете, тут замешана магия?

Грейвз медленно кивнул, увидев, как от дальней лестницы к ним спешат Фицджеральды.

— Уверен в этом. Как тебе идет этот цвет, Зельда, — сразу же вернулся Грейвз к роли, изобразив подлинное, но сдержанное восхищение.

Платье Зельды и правда было замечательным — темно-синее, с кисеей на подоле, оно подчеркивало ее глаза, а россыпь мелких камней на ткани заставляла его буквально светиться в мягком освещении гостиной. Зельда, сияя уже привычной улыбкой, подошла к граммофону и поставила пластинку с более ритмичной музыкой, сразу же впав в веселье и закружившись волчком, демонстрируя пляшущую бахрому. Она тотчас плеснула себе виски и потянула Тину на себя, призывая танцевать. Грейвз поймал ее взгляд, который умолял спасти, ведь от танцев на высоких каблуках у нее болели лодыжки. Но он не смог вызволить ее из кутерьмы, которую устраивала вокруг себя Зельда, так как путь ему отрезал Скотт. Сначала его лицо было серьезным, но затем, щелкнув пальцами, он присоединился к веселью жены, закрывая девушек собой и показывая несложные движения.

— Я заметил, Оливер, что ты вообще не танцуешь, — сказал Скотт и поманил к ним, все еще демонстрируя незатейливые танцевальные па. — Вот так, — показал он, вновь щелкнув пальцами, — и вот так, — стал он двигать ногами в ритм музыке.

— Я предпочитаю медленные танцы, держа в объятиях прекрасную даму, — возразил Грейвз, но его оправдания были проигнорированы.

В довольно быстром и зажигательном танце Скотт обхватил свою жену и они стали довольно близко и ритмично тереться друг о друга, дергаясь в такт музыке, словно два ужа на сковороде.

— Быстрые танцы открывают больше возможностей.

Тина, едва подавив смущение, прыснула в кулак. Еще никогда прежде она не видела столь озадаченного лица своего начальника, вокруг которого начала отплясывать Зельда, пытаясь заставить того очнуться. Ее довольно тесные танцы с ним ни капли не смущали смеющегося Скотта, когда, наконец, сдавшись, Грейвз вскинул руки и прикусил губу, начиная неуверенно двигать стопами то синхронно, то вразнобой. При этом он старался не смотреть на свою потрясенную подчиненную, которая, внезапно поймав волну, поддержала всеобщее веселье, оказавшись на мгновение опрокинутой Скоттом в грациозном подхвате, а затем им же поставленная на ноги. Они вчетвером зажигали, смеясь, и Тина вдруг поняла, что столь дурашливое и легкое общение приносит ей удовольствие. Грейвз, похоже, тоже испытал некий подъем, во время танца его всегда аккуратная прическа растрепалась, и темные волосы на макушке смешались с сединой на висках. Эта неряшливость поразила Тину до глубины души, но она поклялась себе, что унесет этот взлохмаченный и веселый вид Грейвза с собой в могилу.

* * *

— Это останется между нами, — проворчал он, когда они выходили на крыльцо к сигналящему автомобилю с шашечками на крыше.

— Разумеется, мистер Грейвз, — едва сдержав улыбку, пообещала она шепотом.

Они загрузились в машину, весело обсуждая какой-то матч по регби — спортивной игре, в которой новоиспеченные друзья Фицджеральдов совершенно ничего не смыслили. Добравшись до клуба, они уже обрели общее представление о правилах, однако писательскую чету несказанно удивило то, что кто-то в этом мире не разбирается в этой игре.

— Не думаю, что есть о чем беспокоиться, — негромко сказал Грейвз, подавая руку Тине, выходящей из машины.

— Им всё равно, они просто любят поболтать, — так же тихо ответила она, глядя на небольшую, в сравнении с пятницей, очередь на входе.

Фицджеральды поманили их в сторону от главного входа, к темному переулку, где оказалась единственная дверь, перед которой стоял всего один мужчина в костюме и с теплым шарфом на шее.

— Мистер и миссис Фицджеральд, — тут же узнал тот и посмотрел на их компанию. — Добрый вечер. Боюсь, сегодня закрытая вечеринка. Вы можете пройти в зал для важных персон, но вот ваши друзья… Боюсь, нет.

Те посмотрели друг на друга, совершенно не ожидая такого негостеприимства.

— Джек, позовите Уилби, мы разберемся, — неуверенно сказала Зельда, извиняющимся взглядом одарив Тину и Грейвза.

— Ничего, мы можем пойти в общий зал, иногда навещайте нас, — понимающе сказал Грейвз, внутренне негодуя, но не смея показывать этого перед “друзьями”.

Неужели мистер Уилби будет избавлен от слежки сегодня вечером? Тина думала именно так, когда внезапно позади раздался хлопок, который отвлек внимание Фицджеральдов, и Грейвзу хватило всего секунды, чтобы волшебная палочка выстрелила ему в руку из ножен на запястье, и он шепнул резко: “Империо”, направив ее на охранника. Тина ахнула, но смолчала, понимая, что иначе им туда не попасть.

— Что это было? — скривившись, спросила Зельда.

— Похоже, у кого-то колесо лопнуло, — предположил Скотт, а когда обернулся, встретил абсолютно стеклянный взгляд охранника. — Джейк, давай договоримся. Не ставь нас в неловкое положение. Просто пропусти нас всех, — он достал кошелек и протянул купюру.

Этого было достаточно, чтобы заклинание сработало, и охранник, вяло зашевелив губами, произнес:

— Конечно, я не стану ставить вас в неловкое положение, — на автомате принимая деньги, произнес Джейк и отстранился от двери, потихоньку приходя в себя и убирая купюру в карман.

Тина всё еще была под впечатлением от случившегося, ее лицо потеряло краски, но сейчас было не время возмущаться. Грейвз показал жест — провел сомкнутыми пальцами у губ, заставляя ее добавить в копилку тайн, связанных с ним, ещё одну. Конечно, он действовал согласно ситуации, но запрещенное заклятие…

— То-то же, — победно улыбнулся Скотт, решив, что деньги решают всё. — Прошу простить за эту маленькую неувязочку.

— Всё в порядке, мы и правда могли побыть в общем зале, там вовсе не так плохо, — скромно сказала Тина, стряхнув шок.

* * *

Президент Гардинг, сидя в своем кресле в Овальном кабинете, в очередной раз размышлял, сколько же его тайн хранит этот человек. Мистер Чарльз Уилби находился перед главой США в слишком раскрепощенной позе на софе напротив, крутя между пальцами незажженную сигару. Как обычно он принес с собой подарок — дорогой виски двадцатилетней выдержки в фигурной бутылке. Гардинг, республиканец, победивший на выборах три года назад, оказался неумелым политиком, слишком доверившимся кабинету министров, использовавших его доверие в своих целях. Чайный купол* был лишь верхушкой айсберга, взяточничество, разбазаривание государственной казны — за ними числилось слишком многое. Страна погрязла в коррупции. И вот этот Уилби, появившийся из ниоткуда, человек без истории и Родины, стал, возможно, самым доверенным лицом для Гардинга, в момент слабости и ощущения собственной беспомощности доверившегося незнакомцу, появившемуся в его поле зрения год назад. И он действительно помогал, но никогда не рассказывал, какими же методами добывает информацию о нечистых на руку министрах. Только благодаря ему президенту США понемногу удавалось возвращать себе бразды правления и держать в узде распоясавшихся министров. Впрочем, у многих из них уже не было шанса на реабилитацию.

Уилби вновь помог наказать виновных, и сейчас, предоставив обличающие доказательства новой аферы Альберта Фолла, ушедшего в отставку месяц назад, нашел его связь с хищением средств ветеранов войны. Фолл прибрал к рукам более двух миллионов долларов. Ему, Синклеру, Доэни и его сыну Эдварду Доэни-младшему предстояло предстать перед судом. Гардинг и представить не мог, в каком дерьме окажется, и сейчас вновь разгребал его руками мистера Уилби, находчивого и пронырливого шпиона, взамен просившего лишь одного — позволять ему вести алкогольный бизнес на территории Соединенных Штатов, невзирая на Восемнадцатую поправку о Сухом законе. Уилби наглел, определенно наглел, ведь уже за пределами штата Нью-Йорк ползли слухи о “Седом Консьерже” и о том, что происходит даже на ближайшей улице. Сегодня же, за очередную услугу тот попросил убрать конкурентов и безнаказанно продавать алкоголь в аптеках Нью-Йорка, далее замахнувшись на все крупные города. Гардинг пытался возразить, что это неприемлемо, но он знал, что алкоголь в аптеках и так продавался. Уилби просто нужна монополия и покровительство, и потому, едва получив от президента короткое “я посмотрю, что можно сделать”, покинул Овальный кабинет. Гардинг поднял трубку и попросил незамедлительно соединить его с генеральным прокурором — человеком, которому тоже было мало доверия, но он держал в руках полицию Штатов.

И всё же, какая удача сопутствует Уилби? Откуда он берет всю информацию и доказательства? Какая-то мистика…

* * *

— Это Оливер Хьюз, главред “Бостон Глоуб”, — представил Скотт нового друга высокому мужчине, выражение лица которого, словно у него перед носом устроили возню навозные мухи, возможно было следствием неправильного прикуса, тонких губ и крючковатого носа.

— Арнольд Ротштейн, предприниматель, — с сомнением протянув ладонь, представился он, но Грейвз уже знал кто это, благодаря общительности Фицджеральдов.

Ротштейн был владельцем казино в Тендерлойне, бутлегером и весьма важной шишкой в криминальном мире. Мужчина с прямым взглядом недовольно осмотрел писательскую чету и их друзей. По их словам, тут были и другие деятели подпольных империй. Кажется, их всех, словно коллекцию, Уилби собрал в одном месте. Тина и Грейвз ощущали на себе исключительно неприветливые взгляды буквально отовсюду. Едва покинув их, Ротштейн тотчас начал переговариваться с другом в ковбойской шляпе, косясь на них, будто намеренно демонстрируя свое отношение. Единственное, что удалось прочитать по губам — “Уилби и Фицджеральд”, да, кажется, что-то про них, и выражения их лиц показались Грейвзу совсем недружелюбными.

— Не отходи далеко, эти немаги могут быть опасны, — шепнул он Тине, понимая, что инфантильные Фицджеральды привели их в змеиное логово.

Закрытая вечеринка для гангстеров явно не была готова принять к себе редактора “Бостон Глоуб”, способного написать в своей газете нечто разоблачающее. Понимали ли Скотт и Зельда какой опасности их подвергают? Эти люди — верхушка криминала США — явно видели в них встречную опасность. И где Уилби? За час времени на вечеринке он так и не объявился. Кажется, Фицджеральдов это нисколько не волновало — они как обычно беззаботно ворковали то с одним, то с другим, не ощущая никаких неудобств среди подобного контингента. Грейвз видел, как некоторые подозрительные личности — довольно внушительного вида люди в костюмах стоят по периметру помещения, стараясь не выделяться из приглашенных, но они явно были охраной того или иного “предпринимателя”.

— Давайте просто веселиться и не привлекать к себе внимание. Вы слишком подозрительно всех осматриваете, — заметила Тина его напряжение, и неожиданно ее рука легла на его предплечье. — Идёмте, мистер Грейвз, нам стоит потанцевать.

Он постарался сбросить с себя это ощущение внезапной опасности, думая, скольких сможет уложить при помощи магии. Но Тина была права, надо расслабиться. Это всего лишь вечеринка, а не гангстерские разборки, но едва они подошли к танцполу, как внезапно погас свет, оставив освещенной только сцену и застеленную красным ковром дорожку к нему. В центре сцены внезапно открылся пол, и из образовавшегося люка на подъемном механизме поднялся невероятных размеров трехэтажный торт в окружении одетых в идентичные золотые платья с золочеными перьями нескольких раскрашенных девиц и улыбающегося во все зубы Чарльза Уилби в черном костюме с белоснежной бутоньеркой на груди. Он аплодировал, глядя сквозь приглашенных на одну-единственную особу, которую тотчас из толпы выхватил прожектор.

— Клаудия, дорогая, ты просто украшение этого вечера, — отвесил он весьма искренний комплимент, подойдя к микрофону на стойке, ведь девушка, в которой Грейвз почти сразу распознал именинницу, благодаря постоянно подходящим к ней гостям, действительно была красива. — Прошу прощения за опоздание в столь важный для тебя день, этот кулинарный шедевр… — он указал ладонью на торт, — доставил мне немало хлопот, но я горд и счастлив поздравить тебя от лица всей команды “Седого Консьержа” и подарить его от всего сердца.

Девушка кокетливо зарделась, южная красавица — итальянка, возможно, испанка, — была возлюбленной мужчины явно старшее нее лет на двадцать, а то и больше, который, довольный устроенной вечеринкой, гордо держал молодую любовницу за талию, демонстрируя ее, словно самый бесценный экспонат своей коллекции. Уилби сиял, точно звезды в чистом небе. Его улыбка была такой естественной и обезоруживающей, словно он и впрямь являлся ближайшим другом каждому в этом зале. Его, напротив, холодная внешность составляла поведению разительный контраст. Глаза выдавали интеллект. Внезапно, по кивку от покровителя именинницы Уилби продолжил:

— Но забыл сказать, что это еще не все, — он выдержал театральную паузу, и Грейвз заметил, что этот мужчина имеет манеры шоумена, и его некоторую наигранность, возможно, даже жеманность, с восторгом воспринимают все, включая даже улыбающихся криминальных авторитетов. — Прошу, подойди ближе, вот на это кресло.

— Интересно, что же на этот раз задумал Уилби? — с живым интересом проговорила Зельда, вставая на цыпочки, чтобы получше разглядеть происходящее — казалось, только ради подобных моментов чета Фицджеральдов выбиралась в свет.

Прожектор выловил кресло, находящееся справа от сцены, Клаудия приняла руку мистера Уилби, тотчас галантно коснувшегося губами тыльной стороны ее ладони и усадившего её в кресло на виду у всех гостей, которых она вряд ли могла разглядеть из-за яркости освещения. Клаудия щурила темные глаза и прикрывала их предплечьем. Уилби без предупреждения крутанул кресло с ничего не понимающей, но заинтригованной и отдавшейся во власть хозяина клуба именинницей. С новым щелчком зажегся еще один яркий кружок света, прожектор осветил белый рояль и мужчину во фраке, гордо восседающего за ним. Небольшая пауза, непонимание на лице сидящей в профиль Клаудии, и внезапно заиграла знакомая всем мелодия и раздался низкий мужской голос:

— Happy Birthday… to you.. — в джазовой манере запел исполнитель. — Happy Birthday… to you…

Клаудия чуть не лишилась дара речи и едва не выронила бокал с шампанским, в зале послышался гомон восхищенных голосов, в основном женских и аплодисменты в такт музыке. Тина и Грейвз непонимающе переглянулись. Клаудия, хорошо что она сидела, судя по ее виду, встреча со своим подарком могла бы закончиться как минимум обмороком.

— Уилби… как ему удалось?.. — ахнула Зельда, тоже глядя на пианиста, к которому подтягивались духовые и скрипачи. — Это же Эл Джолсон*, звезда Бродвея!

Хорошо, что не пришлось спрашивать, кто это, чтобы не попасть в неловкую ситуацию, тем временем артист, будто не замечая никого вокруг, смотрел только на именинницу, давая ей возможность почувствовать свою исключительность.

— И почему Уилби не сделал мне такой подарок на День Рождения? — смешливо, немного завистливо сказала Зельда.

— Полагаю, дорогая, потому что он был бы мне не по карману, — сказал Скотт, предположив, что спонсором, конечно же, был покровитель Клаудии.

И хотя ни Тина, ни Грейвз не следили за знаменитостями-немагами, но не могли не заметить, что он действительно харизматичен и имеет весьма приятный голос. После поздравительной песни ансамбль стал играть нечто более ритмичное, и краем глаза Грейвз уловил, как проходящий мимо официант передал Скотту сложенную бумажку, после прочтения которой он довольно быстро исчез из поля зрения, но объявился по другую сторону сцены вместе с Уилби, на лице которого читалось явное недовольство, которое он тотчас спустил на друга всего парой едких замечаний, в ответ на которые Скотт начал активно жестикулировать. О сути их разговора можно было легко догадаться, ведь Фицджеральды привели на вечеринку репортеров. Немного повздорив, оба направились в сторону Грейвза и дам. Подходя к ним, Уилби не переставал улыбаться своей совершенно юношеской и располагающей улыбкой. Встречным дамам он целовал руки, мужчин приветствовал крепким рукопожатием, а некоторых даже объятиями. Казалось, это самый гостеприимный человек на свете. Но при этом он выглядел настолько естественно, что любой актер мог бы взять у него несколько уроков. Как выразились Фицджеральды, он кормил с рук всю полицию Нью-Йорка, но и гангстеры благоволили ему. Уилби поцеловал руку Тины, одарив дежурным комплиментом и протянул ладонь Грейвзу.

— Мистер Уилби, никогда прежде не видела подобных поздравлений и праздников. Это захватывающе, — восхищённо прощебетала Тина, и Грейвз видел, что она не лукавит, кажется, Гольдштейн действительно была под впечатлением.

— Стараюсь в меру своих возможностей, — благодушно улыбнулся Уилби, тронув подбородок словно в попытке разгладить бороду, которой не было — он был гладко выбрит на этот раз, избавился от растительности, которую нынче вряд ли можно было назвать модной.

— Твои возможности, Чарли, всякий раз удивляют, — не смогла не заметить Зельда. — Но сам Эл Джолсон! Ты превзошел самого себя! Кстати, тебе лучше без бороды.

— Спасибо, Зи.

Она прильнула к Уилби, устроившись головой у него на груди, но Скотта это как обычно совершенно не задело. Впрочем, Уилби вел себя с Зельдой по-дружески, его как будто совсем не волновало, что к нему пристает красивая женщина. Поглаживая плечо Зельды, он неотрывно смотрел в глаза Грейвза, тот возвращал ему этот взгляд.

Мистер Уилби вел себя очень подозрительно. В прошлый раз он просто сбежал, избегая их компании, в этот раз присоединился сам, проигнорировав своих друзей-богатеев и выбрав отвязных и веселых, но скромных по части финансов Фицджеральдов. Едва Грейвз обратил внимание, что и Скотт высверливает в нем дырку взглядом, как тот сразу улыбнулся и протянул бокал, озвучив тост за именинницу.

— Давно вы работаете в “Бостон Глоуб”, мистер Хьюз? — задал вопрос Уилби, когда они сделали по глотку.

Все тот же Огневиски плескался в бокале у Грейвза, однако хозяин заведения не обращал на это какого-то особенного внимания. В очередной раз в головы авроров закралось сомнение о том, знает ли он что это за напиток? Но как же эльфийское вино?

— Около трех лет, — поведал Грейвз, на секунду задумавшись, зная из отчета Тирренса биографию настоящего Оливера Хьюза, чью роль он исполнял.

— Что привело вас в Нью-Йорк? Или в Бостоне нет нормальных заведений? — усмехнулся Уилби, прекрасно зная, что ничего подобного “Седому Консьержу” в Штатах не было, словно нарываясь на восхищение, а быть может, желая сгладить впечатление от собственного любопытства.

— Увы, — усмехнулся следом Грейвз, — я даже подумываю здесь остаться, если мои услуги заинтересуют “Уолл-Стрит Джорнал” или…

— “Нью-Йорк Таймс”, — продолжил за него Уилби, качнув в его сторону бокалом. — Мне бы не помешали там свои люди.

— Вы весьма прямолинейны, — не смогла не заметить Тина, когда Зельда, наконец, отлепилась от него и вместе с мужем отправилась поприветствовать знакомых неподалеку, как нельзя кстати оставив их наедине.

— Всего лишь мысли вслух, мисс Уэйн, — обезоруживающе честно ответил он. — Здесь почти все что-то скрывают, но ни для кого не секрет, что для нас сложно оставаться в тени. Журналисты осаждают “Седой Консьерж”, и мне не всегда удается пресекать утечку информации. Вы прекрасно понимаете какой бизнес я веду, а эта газета действительно иногда приносит некоторые неудобства. Вы ведь тоже журналисты, и вам свойственно естественное желание урвать сенсацию, — подвел он как будто к главной теме. — Но это может быть опасно, учитывая какие люди здесь вращаются.

— Звучит как угроза, — сощурившись, сказал Грейвз, кожей ощущая пронизывающий взгляд Уилби за тщательно отработанной доброжелательностью — ведь даже его полную опасений и угроз речь мастерски маскировал приятный тон голоса и расслабленная поза.

Легенда о редакторе и подчиненной, похоже, совсем не играла им на руку.

— Ни в коем случае, мистер Хьюз, всего лишь предостережение, — понизив голос сказал Уилби. — Я не имею ни малейшего понятия, каким образом Скотту и Зельде удалось провести на эту вечеринку незнакомцев, моя охрана меня никогда не подводила, тем более, они осведомлены о некоторой незаурядности Фицджеральдов, — завуалировал он их инфантильность. — В прошлый раз никаких ограничений не было. ВИП гости могли приглашать в зал друзей, но сегодня случай особый, и потому улыбайтесь мне, словно мы близкие друзья, а иначе публика может счесть вас небезопасными.

Грейвз наконец-то понял, какую игру ведет Уилби, и его губы тронула понимающая улыбка.

— То есть, находясь подле нас, вы нас спасаете?

— Я просто показываю моим знакомым, что мы с вами близки, а они прекрасно знают, что я не стану водить дружбу с ненадежными людьми.

— А как же Фицджеральды? — не смогла не заметить Тина.

Мистер Уилби вскинул бровь, сразу же распознав какого мнения о чете писателей их новые знакомые. Он не стал звать официанта, а сам обновил их бокалы, с блеском играя гостеприимного хозяина и близкого друга.

— Фицджеральды — отдельная история. Они действительно всего лишь мои друзья, пожалуй, лучшие люди из всех, что здесь есть. Невзирая на беззаботность, которую порой можно принять за глупость — они честные и открытые люди. Глоток свежего воздуха посреди интриганов подпольных империй.

Покачивая бокалом, заложив ногу на ногу, он выглядел несколько кокетливо, и Грейвз уже не в первый раз подумал о том, что Уилби, возможно, слишком вживался в роль. Вновь его прямота и честность сбивали с ног, но похоже, зла он им не желал и теперь были ясны его полные подозрений взгляды при первой встрече и исчезновение из поля видимости. Нет, Чарльз Уилби определенно не знал, кто скрывается за маской Оливера Хьюза, он был обыкновенным немагом, пускай и чертовски хитрым и изворотливым.

— Мистер Хьюз, вам сообщение, — вырос за его спиной мужчина в белом фраке с черной бабочкой, держа на подносе сложенную вдвое бумажку.

— Мне нужно отойти ненадолго, — едва взглянув на листок, сообщил Уилби, поднимаясь с софы, разгладив брючины и вновь потянулся к руке Тины. — Мисс Уэйн, могу ли я рассчитывать на вальс после моего возвращения?

— Вальс? — переспросила она после паузы.

— “Вальс вдвоем”, Гершвина, в джазовом исполнении, я позабочусь о музыке.

Прядь волос выбилась из его прически и теперь падала на лоб, Тина как зачарованная смотрела на него. Невзирая на почти неприкрытую угрозу, она, кажется, была под впечатлением от разговора.

— С радостью, мистер Уилби. Правда, я совсем не умею танцевать вальс.

— Сочту за честь вас научить.

— Мисс Уэйн, вас током ударило? — на всякий случай уточнил Грейвз, глядя на нее, абсолютно загипнотизированную, ловящую на себе последний взгляд удаляющегося Уилби, и смотрящую на него в ответ таким взглядом, который желал ощутить на себе каждый мужчина.

Но Тина сразу же сделалась серьезной, как будто и не было этого налета восхищения совершенно посторонним мужчиной.

— Надо же, а он о себе очень высокого мнения, — обронила она, — привык, что умеет ослеплять женщин.

— И вы хотите сказать, что на вас не подействовало его очарование?

— Почти подействовало, — просто признала она и продолжила едва слышно: — но я на задании. Он немаг, мистер Грейвз, это очевидно. Теперь абсолютно ясна его подозрительность в нашу сторону. Попробую что-то выведать во время танца, главное, не оттоптать ему ноги…

Грейвз был шокирован, Тина даже не отрицала, что и она поддалась его чарам, подобно Зельде, которая, если бы Скотт отвернулся, полезла бы к Уилби в штаны. Немаг? Или хороший актер? Грейвз отметил в его поведении некое превосходство над незваными гостями, и оттого ему стало неуютно, а когда Уилби вернулся, чтобы пригласить Тину на обещанный танец, невольно стал замечать, насколько он пластичный и уверенный. Он улыбался смущенной Тине, что-то шепча ей на ушко. Она улыбалась в ответ, и этот танец, в котором Тина иной раз умудрялась перехватить инициативу, сильно раздражал Грейвза. Раздражала эта радушная улыбка, совершенно не подходящая его ледяным глазам.

* * *

Чайный купол* —

14 апреля 1922 года в газете The Wall Street Journal появилась статья о подозрительной тайной сделке с месторождением Teapot Dome (Чайный купол). На следующий день Сенат принял решение начать расследование ее обстоятельств. 4 марта 1923 года Альберт Фолл вышел в отставку. Но до суда дело дошло только после смерти президента Гардинга. В 1924-м начался судебный процесс над Фоллом, Синклером, Доэни и его сыном Эдвардом Доэни-младшим (он передавал взятку Фоллу). Судебные разбирательства продлились шесть лет. Альберт Фолл был приговорен к году лишения свободы и штрафу за взятку в размере $100 тыс. Он стал первым в истории США министром, севшим в тюрьму за преступления, совершенные в период пребывания в должности.

Полная история президентства Гардинга и коррумпированного правительства здесь:

https://www.kommersant.ru/doc/4749739

Арнольд Ротштейн* -

бутлегер, богатейший гангстер из американских евреев. Позднее станет боссом империи синтетических наркотиков. Именно он стал прообразом Мейера Вульфшейма — компаньона Джея Гэтсби в романе, который вышел в 1926 году из-под пера Скотта Фицджеральда. Ротштейн был убит в 1928 году из-за карточного долга.

Эл Джолсон* -

Один из первооткрывателей джаза времен ревущих двадцатых, считал себя законодателем псевдо-оперного пения.

---

Примечания:

Если вдруг захочется поддержать —

5469380044261336 — Сбер ^^

---

Примечания:

Только к четвертой главе у меня наконец-то появился образ Чарльза Уилби в голове. Посмотрела намедни Вонку и поняла, что Шаламе — это то, что я описываю, у него немного более светлые глаза и каштановые волосы, но, скажем так, вписывается идеально. Особенно благодаря артистичности в Вонке. Кстати, фильм очень душевный. Обычно не люблю мюзиклы.

https://burninghut.ru/wp-content/uploads/2023/12/378-748x496.jpg

Чарльз умирал, и даже кроветворное как будто не действовало — так много крови он потерял. Эта ночь была решающей, и его бледное осунувшееся лицо, потерявшее всю привлекательность из-за темных кругов, залегших под глазами, казалось даже устрашающим. Он как будто вмиг состарился и иссох, превратившись из молодого мужчины в древнего старика. Грейвз знал, что если он придет в себя, то его ждет тюремное заключение, а если умрет, то на том и дело будет закрыто, разве что придется отловить его пособников, разливающих магический алкоголь. Впервые Грейвз увидел что было на кожаном шнурке — кольцо, женское помолвочное кольцо, золотое с небольшим искрящимся бриллиантом — с виду совсем недорогое и совсем неподходящее статусу Уилби. Конечно, Грейвз припрятал его палочку. Магического потенциала хватило, чтобы увидеть два последних заклинания, но то были лишь оборонные чары, которыми Чарльз Уилби отбивался на пирсе. Он не использовал непростительные, чтобы наказать своих убийц, более того, он спас его, отбросив с траектории пули с помощью Депульсо, а также назвал его настоящую фамилию. Сколько еще длилась бы эта игра в друзей, не случись нападение? Грейвз потерял хватку, он слишком расслабился, обманувшись проявленным к нему доверием. Это было глупо и опрометчиво. Оттого внутри поднималась злость — в большей степени на самого себя. Сейчас Чарльз, лежащий в его постели с испариной на лбу, хватающийся за жизнь молодой мужчина, так любящий эту самую жизнь, вызывал только презрение. Лжец — вот кем он был, и преступник, место которому в тюрьме.

Наложив сигнальные чары, чтобы не пропустить его пробуждения, Грейвз, тоже потерявший немало крови и выпивший кроветворного, забылся тревожным сном на всегда казавшемся удобном диване в гостиной, одолеваемый мыслями о ловушке, в которую попал. Недаром он никогда не заводил близких друзей, вот чем это могло закончиться. Но с другой стороны, Чарльз изначально был лишь частью его задания, и потому его злость только приумножалась из-за собственной неосторожности и доверчивости. Он снился ему — улыбчивый и харизматичный мужчина с темными глазами, в которых он перестал различать холод во время прогулки на катере. В своем сне Грейз снова управлял “Стеллой”, ощущая на руках прохладные ладони друга. И стоило вновь поддаться чарующему ощущению контроля над катером и подставить лицо соленому воздуху, как его спину пронзила боль — пуля, но на этот раз убийцей был сам Чарльз. Умирая, Грейвз смотрел в его наполненные злобой глаза, снова ощущая себя обманутым.

Он проснулся и судорожно вздохнул, схватившись за грудь. Живой. Часы на каминной полке показывали четверть восьмого, а это означало, что пора подниматься и идти проживать очередной день за бумагами в Конгрессе. Он всё еще был ослаблен, но чувствовал себя гораздо лучше после зелья, разве что выспаться помешали тревожные сновидения. Чарльз еще не очнулся. Он спал, но был жив, невзирая на болезненную бледность. Его можно транспортировать в магическую больницу прямо сейчас, но вместо этого Грейвз, не задумываясь, пробудил его Энервейтом, напоил едва соображающего очередной порцией зелий, включая зелье сна без сновидений, и отбыл из дома, сначала намереваясь решить проблему с воспоминаниями гангстеров, так и оставшихся лежать на пляже…

* * *

Самое высокое здание в Нью-Йорке — Вулворт билдинг, принадлежащее розничной сети Вулворт, к девяти утра выглядело как огромный муравейник, на входе толпились волшебники и немаги, спешащие на работу в понедельник. В атриуме было уже не протолкнуться — к домовику, полирующему палочки, уже образовалась очередь, как и в газетный киоск. Обычно Глава магического правопорядка приходил намного раньше, чтобы успеть позавтракать в служебной столовой и обменяться последними новостями и слухами с руководителями разных отделов. Сегодня же не осталось времени ни на столовую, ни на сплетни, поэтому, едва переступив порог подконтрольного ему отдела, он обратился к молоденькой волшебнице в очках в стильной темной оправе из целлулоида, сидящей неподалеку от его кабинета:

— Молли, доброе утро, закажите в столовой еду — пару тостов, омлет и…

— И, конечно же, капучино с их фирменной пенкой. Доброе утро, сэр, сейчас закажу, — ответила она, как обычно с трудом заставляя себя не опускать взгляд.

Ей не требовалось ничего объяснять по двадцать раз, она была самостоятельной и умеющей предугадывать его желания сотрудницей — таких было по пальцам пересчитать в МАКУСА. Грейвзу нравилась его секретарша, секретарше нравился ее Грейвз. Он давно заметил ее симпатию, но тактично не обращал внимания, относясь к ней как к надежному, но рядовому сотруднику, однако, никогда не забывая о ее днях рождения, принося цветы и бутылку хорошего сухого вина, таким образом проявляя вежливое участие в ответ на ее старания. Молли не была красавицей, но это с лихвой перекрывала ее скромность, хорошие манеры и несомненное трудолюбие, такая женщина могла составить ему хорошую партию, если бы не зарок не заводить служебных романов. Флирта с одной Пиквери было вполне достаточно.

— Сэр, — позвала Молли, когда он уже подошел к двери своего кабинета, — вас с раннего утра ищет Порпентина Голдштейн.

Грейвз даже закатил глаза, но это было адресовано вовсе не привычной назойливости Тины, поведение которой во время общего расследования, впрочем, сильно импонировало ему. Из-за Уилби он совсем забыл, что она могла его потерять, что и случилось.

— Пусть зайдет, — коротко сказал он, скрывшись за дверью и вновь погружаясь в мысли о том, что в его квартире находится раненый преступник.

Было ли это укрывательством? Несомненно, но нужно дать ему возможность хотя бы прийти в себя. Впрочем, обманутый Грейвз понимал, что в нем говорит задетое самолюбие, сначала он сам хотел призвать того к ответу и понять что у него на уме, а затем продолжить в допросной Конгресса. Сидя в кресле, он уронил лицо в ладони и потер глаза, веки слипались, он восстановился далеко не полностью, но никто не должен об этом знать. Его, опытного аврора, подстрелили какие-то засранцы, да Серафина над ним просто посмеется, в очередной раз убедившись, что ее заместитель заскучал в своем кабинете. От постоянно возвращающейся мысли о промахе он едва не зарычал, когда услышал стук в дверь, следом после короткого “войдите” появилась Тина.

— Доброе утро, сэр, вы вчера так внезапно пропали, рада знать, что с вами все в порядке, — сказала она, а затем нахмурилась, уловив изменение в его облике. — Вы что-то неважно выглядите. Вы… здоровы?

Он только усмехнулся, вложив в усмешку долю сарказма, словно она говорит околесицу.

— Все в порядке, — попробовал он отмахнуться, но Тина действительно выглядела обеспокоенной, и тогда пришлось чуть приврать: — Мы пили почти до утра с Уилби.

Такое уже случалось, поэтому Тина не была удивлена, из-за этих чертовых бутлегеров он скоро превратится в алкоголика. Счастье, что на вооружении всегда были бодрящие настойки и противопохмельное. С таким ритмом жизни, в который он сам себя загнал, практически не оставалось личного времени. Основные обязанности в МАКУСА дополнились работой под прикрытием в немагической газетенке и постоянным пьянством в обществе Уилби и его компании.

— Вы не заметили на мероприятии ничего странного? — на всякий случай спросила Тина, так как они проговаривали каждую деталь расследования.

“Заметил Депульсо, которое спасло меня от смерти”, — язвительно подумал Грейвз, всё еще костеря себя, однако вслух сказал совсем другое:

— Увы, боюсь, мы просто ходим по кругу. Расследование в тупике, — Грейвз снова врал, но Тине пока об этом знать не следовало, а потом он что-нибудь придумает. — Возвращайтесь к работе, Голдштейн, у меня голова раскалывается.

Она понимающе кивнула и покинула его, оставив наедине с бумагами, которые позволили немного расслабиться в одиночестве и ожидании завтрака. Планерка с Пиквери должна состояться после обеда, поэтому шанс окончательно прийти в себя ещё оставался. Он размышлял о покушении: кто же из псевдодрузей Уилби решил избавиться от слишком удачливого компаньона, прибравшего к рукам больше половины общего бизнеса взамен на связи с полицией Нью-Йорка, крышевавшей аптеки и спикизи? Ротштейн уж точно своего куска не упустит, впрочем, и с виду добродушный Жирный Тони тоже. Они оба, насколько знал Грейвз, имели всего лишь по двадцать процентов доли бизнеса, и хотя они черпали средства не только из алкоголя — наживались на махинациях на фондовой бирже, — похоже, их это мало устраивало. И всё же, Уилби был гораздо богаче обоих, тем более, в тайне от них именно он пополнил рынок дорогим магическим алкоголем наивысшего качества и срывал тем самым очередной куш. Люди никогда не перестанут бухать — это очевидный факт, и Сухой закон только подстегнул эту отрасль.

Безобразно долгий понедельник совершенно изнурил Грейвза, еще и дождь забарабанил в окна, навевая тоску. Вместо того, чтобы прогуляться до магазина за провиантом, как обычно делал после работы, он, мрачный и уставший, сразу же отправился домой, не переживая за запертого в квартире пленника, зная, что тот все еще спит, а если нет, то сбежать не сможет. Квартира Главы магического правопорядка была защищена не хуже любого другого стратегически важного объекта. Тем более, что сделает Уилби без палочки? Его передвижения ограничены только туалетом и спальней.

Отбросив ненужные мысли, объятый языками зеленого пламени, он оказался в своей квартире, тут же невербально очистив одежду от сажи, и невольно прислушался. Но из спальни не доносилось ни звука. Грейвз сбросил темный льняной пиджак на спинку кресла и, прочистив горло, снял блокирующие заклинания и отворил дверь. Уилби был все также неподвижен, но выглядел намного лучше, нежели утром, возможно, Грейвз переборщил с дозой снотворного зелья. Однако едва он подошел к изголовью, как Уилби дернулся и застонал, но не проснулся. Кажется, ему снился кошмар. Немного повременив с побудкой, Грейвз достал волшебную палочку, решив залезть в самые потаенные уголки его памяти, пока преступник ослаблен и не может сопротивляться.

— Легилименс, — тихо прошептал Грейвз, втягиваясь в тоненькую соломинку, как при аппарации.

Мрак тревожного сна кружился бесплотным туманом, заворачиваясь в сюрреалистичные спирали, как будто уставший разум Уилби не собирался предоставлять вторженцу хоть крупицу сведений. Тогда Грейвз поднажал, уверенный, что обычный расспрос может окончиться очередной ложью, не собираясь покидать его голову ни с чем. И, наконец, сознание стало поддаваться, и первое, что предстало в его разуме — тяжелые клубящиеся облака, в которые стрелой вылетело незнакомое заклинание. “Морсморде” — звучало оно женским голосом, и на небе, собираясь из микроскопических песчинок, стал вырисовываться зеленый светящийся череп с выползающей изо рта змеей, а кругом всё алело и ощущался нестерпимый вибрирующий жар — горела деревня, несколько домов уже лишились крыши и просели. Чарльз действительно видел кошмар, видел волшебников в капюшонах и с масками на лицах, идущих вдоль полыхающих улиц. Те отлавливали спасающихся из пожара немагов, убивая их непростительными жестоко, в спину, а еще он ощущал смрад страха, несогласия и бессилия.

Картинка сменилась, и Грейвз оказался в незнакомом и едва ли магическом переулке глубокой ночью. Лишь тусклый свет странного изогнутого фонаря выловил бросившихся наутек от вспышек заклятий немагов. Здесь было нечто странное: два припаркованных автомобиля, совсем не похожих на те, что проносились по улицам Нью-Йорка — заниженных, как будто сплюснутых, прячущих колеса прямо в кузове, и колеса были определенно меньшего радиуса привычных авто, но более широкие. Что это за место? Чуть вдали послышался перезвон часовой башни, он был знаком Грейвзу, никогда не жаловавшемуся на память. Биг-Бен, он точно находился в Лондоне, вот только это не тот Лондон, каким он его запомнил с командировки трехлетней давности, когда сопровождал Пиквери на слёт Международной Конфедерации Волшебников. Зеленые вспышки смертельных проклятий наполняли это место ужасом. Чарльз и в тот момент испытывал страх и какое-то невыносимое отчаяние, а еще боль потери, однако его самого среди дерущихся не было, словно Грейвз смотрел чужие воспоминания. Он никогда прежде не видел таких безумных глаз — то была женщина с мелким бесом кудрей, жаждущая крови сумасшедшая ведьма, которая, отправляя смертельные, смеялась. И вот одно из ее заклинаний, вырвавшись из изогнутой волшебной палочки в замедленном, показавшимся вечностью моменте устремилось в невысокую женщину, на защите которой стояли абсолютно одинаковые близнецы с рыжей шевелюрой. А потом время вновь закрутилось волчком и остановилось, когда наперекрест смертельному зеленому лучу бросился один из них… Он умер, едва осознав последний миг своей жизни, но закрыв собою женщину, и вновь раздался этот ужасающий, леденящий душу хохот ведьмы:

— Я убила Гидеона Прюэтта! Я убила Гидеона Прюэтта! Моро, тебе придется меня простить! — воскликнула она, похлопав по плечу соратницу в маске в виде совы.

Та, будто не слыша ее, отражала заклятия второго близнеца. На его лице, казалось, не сразу возникло осознание утраты брата, но реплика сумасшедшей ведьмы не прошла мимо. Он остался один на защите той женщины против трех опасных волшебников, которые явно не собирались отпускать их живыми. Простым обезоруживающим нападающие лишили жертв волшебных палочек.

— Алекс… — одними губами прошептал рыжий, неверяще глядя на девушку в маске совы, и Грейвз ощутил боль, какую испытывал Чарльз.

Режущее проклятие мужчины — одного из нападающих, ударило рыжего в живот; оказавшись исключительно мощным, оно отбросило его прямо на капот соседней легковушки, с которого он медленно сползал, оставляя багровый мазок на небесно-голубой краске. Защищаемая осталась одна.

— Тёмный Лорд будет весьма доволен нами! — заключила кудрявая ведьма.

Но внезапно что-то произошло, и эта Алекс, как назвал ее погибший мужчина, с развороту оглушила подельника в волчьей маске невербальным Ступефаем. В тот же момент подброшенную ею палочку на лету поймала та, за кем они, по видимому, охотились. Не успевшая среагировать и осознать происходящее предательство кудрявая ведьма оказалась отправлена в нокаут мощным Петрификусом, и всё вокруг стихло. Невзирая на то, что погибель миновала ее, спасенная всё равно направила волшебную палочку на девушку.

— Кто вы? — спросила она непонимающе. — Почему помогли мне?

Серебряная маска совы тотчас была снята, и перед Грейвзом предстала совсем юная девушка с черными как смоль чуть спутанными волосами и такими же черными глазами, как у Чарльза Уилби, они были похожи также сильно, как и два убитых близнеца. И это даже пугало. Кем была сестра Чарльза? Он сказал, что у него никого не осталось… Грейвз помнил разговор по душам, если, конечно, это не было очередной ложью.

— Министр, опустите волшебную палочку, я не причиню вам вреда, — говорила она ровно, в то время как взгляд её стремился к окровавленному телу рыжеволосого мужчины, а глаза наполнили слезы.

Министр? Министр Магии Великобритании? Но последние лет десять министр Британии — мужчина. Как стары эти воспоминания? Его взгляд тотчас устремился к автомобилю у обочины, а затем к высокому фонарю. Слишком футуристично, слишком незнакомо… Как и одежда министра, как и одежды немагов, которые разумно сбежали от опасности.

Девушка опустила свою палочку первой и просто бросилась к одному из погибших братьев, боясь смотреть в мертвые глаза. Несмотря на глубокую зияющую рану в груди, он был всё ещё жив — медленно моргал, но, кажется, не соображал, что происходит. Она попыталась использовать лечебные заклинания, но кровь не останавливалась, всё было тщетно. Подошедшая ближе министр с замиранием сердца смотрела на текущую из его рта тёмную струйку крови, кровь была и в ушах, но Алекс, кажется, так он назвал ее перед смертью, стоически игнорировала это, пытаясь залечить несовместимую с жизнью рану, когда из последних сил мужчина слабо перехватил ее руку и совершенно осознанным взглядом посмотрел на приоткрывшийся участок кожи, на котором, теряя очертания, исчезала татуировка, уже знакомая Грейвзу — череп, с вылезающей изо рта змеей… Он хотел что-то сказать, но только кровь булькнула у него в горле.

— Нам нужно в Мунго! — воскликнула Алекс, но почувствовала второе прикосновение к плечу от министра.

— У него, быть может, осталось всего несколько секунд, — похоже, она разбиралась в медицине получше нее. — Черная кровь изо рта, кровь из ушей… Это конец, мисс Моро...

Мужчина зашелся в тяжелом кашле, в его глазах проступил ужас не то от надвигающейся гибели, не то от непонимания, почему его любимая была среди тех, кто напал на них.

— Ты не можешь вот так умереть, я еще не сказала тебе самого важного… — она будто тянула время, игнорируя надвигающийся конец; всё, что она могла — это признаться ему и себе в самом главном: — Не уходи, Гидеон… Я люблю тебя и хочу стать твоей женой…

И воспоминание оборвалось, Грейвз попытался ухватиться за него, но болезненные сны Чарльза не позволяли это сделать, он лишь вытолкнул его в свой следующий кошмар.

Перед взглядом перестало едва ли богато обставленное помещение: каменные стены и железные люстры, грубо врезанный в стену камин с двумя горгульями по бокам, а еще кровать, на которой лежала молодая женщина со светлыми волосами — истощенная и бледная, словно вот-вот готовилась отойти в мир иной. Уилби, которого здесь тоже не было, ощущал растерянность. Это был не просто сон, это снова были чужие воспоминания — всё, что он держал глубоко на сердце, все самое сокровенное и страшное. Как будто все те ужасы, что он видел в кошмарах, его лично не касались, но причиняли глубокую и нестерпимую боль. Грейвз увидел еще одну душераздирающую сцену, но на этот раз не убийства, а насилия над несчастной светловолосой ведьмой, а человек, который это сделал… Женщина назвала его Риддлом, а затем Волдемортом. Он был так похож на Чарльза, практически один в один, но немного старше, черты его лица не были такими острыми, но вот от кого Чарльз взял этот холодный взгляд. Это был его отец, несомненно, а эта несчастная женщина…

Глаза Грейвза расширились, словно его облили ледяной водой, и только сейчас он ощутил, как становится тяжело дышать в прямом смысле, его горло сжималось в тиски, и это было немагическое вмешательство. Чарльз очнулся, он вышвырнул его из своего кошмара и сейчас слабыми руками пытался задушить его, а в глазах его плескалась такая же удушающая злоба, как и в глазах человека, который был его отцом. В своем гневе он даже не догадался выбить из руки Грейвза волшебную палочку, и потому всего лишь одним взмахом его впечатало в кровать и обездвижило. Но глаза — черные, полные горечи и гнева глаза — продолжали полыхать, как та немагическая деревушка. То, куда влез Грейвз, было очень личным, этот волшебник, кажется, прошел магическую войну, но ни о каких крупных стычках доселе известно не было, а Первая мировая закончилась довольно давно, разве что…

— Кто ты такой, келпи тебя задери? — рявкнул Грейвз, растирая горло и не опуская палочки. — Кто были те волшебники? Ты двойной агент? Ты человек Гриндевальда? — осыпал он его вопросами, придя именно к такому заключению, ведь в последнее время из Европы действительно поступали сведения о некоторых событиях, связанных с Гриндевальдом, но чтобы он сжег целую деревню?

— Что?.. — только ахнул Уилби. — С чего ты взял, Ол… — но он быстро заткнулся, вспомнив, что перед ним глава магического правопорядка. — Я не агент Гриндевальда, Персиваль.

— Для тебя я мистер Грейвз, — выплюнул тот в отвращении. — Объясни мне, что я только что увидел.

— Нечто, на что смотреть не имел никакого права! — ощетинился Уилби мгновенно. — Это было подло, Грейвз.

Их дружба рассыпалась на мелкие кусочки, оба высверливали друг в друге дыры взглядами, в воздухе ощущались тревожные вибрации — магия бурлила в них обоих.

— И это говорит мне тот, кто обманом втерся ко мне в доверие? — зло усмехнулся Грейвз и, потерев виски, постарался найти душевное равновесие. — В общем так, ты объясняешь мне кто ты и что за войну я увидел в твоих снах, а я решу, что дальше с тобой делать. Ты преступник, Уилби, если это твоя настоящая фамилия. Твоя фамилия ведь Моро?.. — сразу же подумал он о той девушке в совиной маске.

Глаза Чарльза округлились, он был возмущен и одновременно с этим определенно растерян, а ещё он находился в безвыходном положении.

— Нет, — коротко ответил он, но Грейвз бы не потерпел еще одну ложь; внезапно с лица Уилби исчез налет злобы. — Я всё объясню, я не враг тебе, разве я позволил тебе погибнуть там, на пирсе?.. — сразу смекнул он, что стоит надавить на определенные рычаги доверия. — Ты ведь поэтому не сдал меня в МАКУСА и притащил к себе домой? — сразу же осознал Чарльз, где находится.

— Не пытайся играть со мной, давай по порядку.

Грейвз осмелился призвать из гостиной кресло и сел возле пленника, даже не предложив ему стакан воды, да и наверняка Чарльз был зверски голоден.

— Есть причины, почему я приблизил тебя к себе, — начал он в момент осипшим голосом, ведь после вспышки гнева его состояние вновь брало своё.

— Чтобы отвести подозрения в торговле волшебным алкоголем, очевидно, — вновь усмехнулся Грейвз, не собираясь верить ни единому его слову. — Что тебе ещё оставалось делать, когда ты увидел мое лицо в “Седом Консьерже”?

— Я, по-твоему, совсем идиот, разливать запрещенку, чтобы подставиться под удар МАКУСА?! — язвительно бросил Чарльз. — Пожалуйста, позволь мне хотя бы сесть, еще немного и у меня отнимутся ноги. И будь добр, дай сполоснуть горло.

Он смел язвить и требовать относиться к нему уважительнее, чего он вовсе не заслуживал. Этот паршивый преступник не собирался оправдываться и вел себя абсолютно неподобающе ситуации. От приветливого и дружелюбного Чарльза Уилби не осталось и следа. Грейвз и не сомневался, что это всего лишь маска. Глаза всегда выдавали его. Так кто же на самом деле был перед ним?

Понимая, что злиться бессмысленно, Грейвз нехотя отлеветировал ему наколдованный стакан воды и ослабил чары, позволив приподняться в изголовье и размять ноги. Его разорванная на груди, очищенная от крови рубашка совсем измялась, выглядела несвежей, а волосы потеряли привычный блеск. Он был всклокочен и совсем не похож на лощеного богача, которым привык видеть его Грейвз.

— Я слушаю, — напомнил Грейвз, когда пауза затянулась и опустевший стакан воды отправился на прикроватную тумбочку, заставленную зельями, на которые смотрел пленник.

— Сначала я хочу поблагодарить тебя, что не дал мне погибнуть, — переведя дух, собрался он с мыслями и на миг прикрыл глаза, сбрасывая спесь. — Я знаю, что ты не мог позволить мне умереть только из профессиональных побуждений, но все же — спасибо.

— Ближе к делу, — холодно отозвался Грейвз, приняв свою излюбленную позу — положил локоть на обитый велюром подлокотник, а подбородок на тыльную сторону ладони, вторая его рука все еще сжимала волшебную палочку, готовую в любой момент отразить нападение, скорее всего, весьма опасного волшебника.

Чарльз неплохо владел окклюменцией, и Грейвз был уверен, что если бы не состояние и не кошмары, он бы ни за что не позволил увидеть свои воспоминания. Чутье подсказывало, что то, что находилось в его мыслях ранее — было лишь слаженной игрой, чтобы обеспечить себе алиби немага.

— То, что ты увидел в моих воспоминаниях, не относится к Геллерту Гриндевальду, это Первая магическая война с волшебником куда более опасным и могущественным, нежели Гриндевальд, которая начнется в Британии в начале семидесятых годов этого века, чуть меньше чем через пятьдесят лет.

— Ты сейчас издеваешься? — слишком привыкнув к тому, что он лжец, с насмешкой уточнил Грейвз. — Еще одно такое заявление и ты без прелюдий отправишься прямиком в камеры МАКУСА и, поверь, там условия куда менее приятные.

Но Чарльз смерил его снисходительным, совершенно не подходящим ситуации взглядом, словно это он находился в роли следователя.

— Я был уверен, что ты умеешь слушать, — вставил он шпильку, ни капли не сдавая позиций — так ведут себя те, кто не ощущает за собой вины.

Грейвз за время службы встречал многих волшебников, уверенных в своей безнаказанности.

— Ты просто псих, а не путешественник во времени, и возможно тебя ждет не тюрьма, а лечебница для душевнобольных.

Обмен колкостями никак не заканчивался, собеседники держались на равных, не уступая друг другу ни словом ни жестом, но все же кто-то из них должен был пойти навстречу, иначе они ничего не добьются.

— Пожалуйста, выслушай и не перебивай! — строго, словно привык к безоговорочному подчинению, бросил Чарльз. — Ты можешь задавать вопросы, но выслушай до конца. Это важно. И сперва, прошу, одолжи одну из своих рубашек, — он попытался соединить разорванные края ткани на груди, но рубашку уже не спасли бы ни одни чары — слишком много времени прошло, она была безвозвратно испорчена. — Я и так нахожусь в весьма стесненном положении.

Грейвз уже испытывал отвращение от того, что этот подлец находится в его постели, так теперь еще и одежду затребовал. Однако решив умерить пыл, не перебивать и дать возможность высказаться, он, тем не менее, не слишком охотно призвал из гардероба давно не модную, чуть выцветшую черную рубашку, которую очень любил лет семь назад и почему-то до сих пор не избавился от нее, даже не имея привычки хранить хлам. По крайней мере, теперь она точно отправится в мусорку. Уилби быстро переоделся, застегнув явно слишком большую для него рубашку, продемонстрировав бледную грудь, на которой и шрама не осталось.

— Наложи Ревелио, — словно эта просьба приносила мучения, попросил он с небольшим придыханием, как будто долго на это решаясь.

Изо рта Грейвза не донеслось ни звука, лишь на миг в глазах глазах Уилби появилось удивление столь мощной невербальной магией. Поначалу скептично настроенный Грейвз и сам чуть выпрямился в кресле, когда увидел, как волосы Чарльза отрастают, а плечи становятся уже, как исчезает кадык и заостряются скулы, а мужская до этого грудь приобретает вполне заметные округлости… Так вот почему он попросил рубашку.

— Ну конечно… — цокнул Грейвз, теперь понимая, откуда в Чарльзе эта пластичность, несвойственная мужчине, откуда его стройность и способность привлекать к себе даже мужские взгляды и вот почему никто не видел его в обществе дам.

Перед ним сидела та самая девушка из воспоминаний о гибели двух рыжих близнецов, одному из которых она желала стать супругой. И так похожая на своего отца-насильника, по видимому ставшего прообразом для внешности Чарльза Уилби. И все же, она открыла свою внешность и личность слишком легко. Это ее перевоплощение заставило Грейвза почувствовать неловкость, ведь и он до этого испытывал к Уилби симпатию и в какой-то момент даже счел это аморальным. Всего на короткий миг, но все же…

— Алекс Моро… — протянул он. — Высшая трансфигурация, очень сложная. Кто обучил тебя этому?

Она вскинула темную бровь, саркастично копируя его тон.

— Я весьма одаренная волшебница, — заметила она не без гордости, — сама научилась. Пришлось, в этом времени женщинам тяжело добиться успеха в бизнесе.

— В этом времени… — лишь протянул он и, продолжая считать ее сумасшедшей, спросил не без иронии: — И из какого ты времени, позволь спросить?

— Из две тысячи семнадцатого, — ответила она, игнорируя желчь. — Сначала я переместилась в семидесятые, затем в тысяча девятьсот двадцатый год.

Грейвз засмеялся, неприятно повысив голос, но она успокоилась и была терпелива, понимая, что вряд ли кто-то в здравом рассудке может поверить в эту чушь.

— Всего лишь на секунду допустим, что это возможно. И зачем, позвольте спросить? — делая вид, что подыгрывает, спросил он, как-то сам собой переходя на формальную речь и все больше уверяясь, что связался с ненормальной.

Однако ее это ни капли не смутило. Либо она действительно решила, что он принял всё за чистую монету, что сказало бы о ее скудоумии, либо и правда верила в собственные слова.

— Если бы я только знала, я задаюсь этим вопросом каждый день. И, поверь, учитывая то, что ждет магический и немагический мир в ближайшие сто лет, я бы хотела вернуться в свой безопасный две тысячи семнадцатый. Там я хотя бы не буду знать будущего. Это слишком тяжелое бремя.

— И что же случится в следующие сто лет, мисс Моро?

— Я уже говорила, что это не мое имя, лишь один из псевдонимов-легенд, чтобы закрепиться во времени, — напомнила она. — Как и Чарльз Уилби. Александрин Моро я использовала в семидесятых. Здесь мне не удалось найти документы мага и пришлось жить как маггл — президент США помог мне с новой личностью, — продолжила она, игнорируя насмешку в его глазах и продолжая вываливать на него всю эту чушь. — Послушайте, мистер Грейвз, — перестала и она обращаться неформально, — в семидесятых у меня была поддержка, со мной всегда был Альбус Дамблдор, он мой двоюродный прадед.

— Дамблдор? Ваш прадед? У вас такая бурная фантазия, продолжайте!

Она поджала губы, тщательно пряча обиду и стараясь не взрываться от его насмешливого поведения.

— Возможно, Веритасерум как-то поможет перевести беседу в более конструктивное русло? — все же не удержалась она от колкого взгляда, последовавшего за словами. — И вы сами расспросите меня обо всем? Мне не доставляет никакого удовольствия рассказывать вам свою историю, тем более, встречать такое недоверие, но так нужно.

— Нужно кому? — поддел Грейвз, веселясь; за маской таинственного мистера Уилби скрывалась обыкновенная сумасшедшая — он был разочарован.

Ей снова было тяжело сдержать негодование, но всё же, девушка неплохо держалась.

— Всё происходит именно так, как он написал. Вы не верите ни одному моему слову. Что ж, мистер Грейвз, давайте отложим этот разговор. Какой сегодня день?

— Он? Впрочем, неважно. Сегодня седьмое мая, тысяча девятьсот двадцать третьего года, — услужливо подсказал он, продолжая забавляться.

Сколько еще она сможет выдерживать на себе его издевательский тон и когда окончательно сдастся? Но все же, она нашла в себе силы продолжить:

— Отлично, здесь пригодится мое знание истории. Вы дадите мне небольшую отсрочку? Два дня. Учитывая, что я без палочки и в наверняка заколдованной всеми блокирующими чарами квартире и никуда не денусь. Я смогу доказать вам, что знаю будущее.

— Допустим, — ответил Грейвз, конечно, не собираясь идти у нее на поводу. — И что же произойдет через два дня?

Она набрала в легкие побольше воздуха, словно перед прыжком в воду.

— Первый и провальный призыв Гриндевальдом волшебников, который накроют авроры Болгарского Министерства Магии. Село Багалевцы, не знаю точно, но погибнут трое авроров, всех я, к сожалению, не помню. Один из них останется в истории. Его расщепят в пыль. Кажется, по фамилии Башев, да, Крастайо Башев. Я была увлечена историей другого Темного Волшебника. Связанное с Гриндевальдом я помню обрывочно, но что-то осталось. Впоследствии его фамилией назовут волшебный городок на юге Болгарии. Но это будет только в тридцатых.

— Мисс Моро…

— Меня зовут Джоконда Уинтер, — равнодушно поправила она, всё больше погружаясь в какое-то спокойствие, словно перегорев.

— Без разницы, — бросил он. — Никакой отсрочки вам не будет, я не знаю, насколько больной нужно быть, чтобы выдумать всю эту ахинею, тем более про родство с Дамблдором. Вы тянете время — вот что очевидно. Вы сейчас же отправитесь в тюремные камеры МАКУСА, и уж там под Веритасерумом живо выложите все по поводу торговли магическим алкоголем.

Кажется, угроза неминуемого заточения ее вовсе не пугала, Джоконда Уинтер выглядела так, будто уже давно была готова к чему угодно — так вели себя смирившиеся с неизбежным, уставшие люди.

— Хорошо, мистер Грейвз. Как скажете, но прежде чем вы отправите меня в МАКУСА, я скажу лишь одно: здесь, в Нью-Йорке, скоро станет небезопасно. Скоро здесь объявится Гриндевальд, но увы, я мало знаю о ранних годах его становления. Только снова прошу, не думайте, что я его последовательница…

— Довольно! — он хлопнул ладонью по подлокотнику, заставив ее вздрогнуть и сбросить маску равнодушия.

Грейвза удивляло лишь одно — почему она не боится тюрьмы, почему так упрямо гнет свое и использует имя Гриндевальда? Ее манипуляции совершенно не действовали, он только вновь рассвирепел.

— Два дня, мистер Грейвз, я прошу всего два дня. — Она не стала переходить на умоляющий тон, лишь только сложила тонкие руки на груди. — В моих воспоминаниях вы видели Лондон будущего, незнакомые кузова современных автомобилей, другое освещение улиц, странно одетых немагов в том числе. Неужели вы не задались вопросом, почему? Вам не нужно применять легилименцию, я отдам вам все свои воспоминания, если у вас найдется Омут памяти, — говорила и говорила она, словно пытаясь успеть донести до него все задуманное, прежде чем он просто заткнет ее Сайленцио. — И у меня есть еще кое-что для вас. Это письмо Альбуса Дамблдора из будущего, оно лежит в секретере в моей спальне в поместье, дожидаясь своего адресата с самого момента моего появления. Оно зачаровано, и только вы можете вскрыть конверт.

Он поднялся с кресла, угрожающе нависнув над ней.

— И что же потом, мисс… Уинтер, кажется.

— Я не знаю, мистер Грейвз, я выполнила все условия из письма, которое принесла с собой из будущего. Оно там же, в секретере, вы можете прочитать и его. Больше инструкций у меня нет...

* * *

Если сказать, что Грейвз был в бешенстве — ничего не сказать. Он покинул ее, оставив одну в запертой спальне, стараясь упорядочить весь этот бред, что она несла. Ее отец определенно был чудовищем и, наверное, передал дочери свое безумие. Альбус Дамблдор, Лондон будущего, Первая магическая война с волшебником, более опасным, чем Гриндевальд... Ее решение спасти женщину, которую она назвала министром. И эта татуировка на руке с вылезающей изо рта черепа змей, стоящая перед глазами. Поддельное имя — Чарльз Уилби, поддельное — Александрин Моро, сбыт магического алкоголя. Сколько магических законов она нарушила, помогая президенту США приструнять коррупционную власть? Эта девочка, кем же на самом деле она была? Джоконда Уинтер, какое интересное имя, но было ли оно настоящим? Она говорила без умолку, словно обо всем накипевшем, словно пыталась высказать всё, что хранила долгое время в тайне. И кому? Ему? Главе магического правопорядка? Грейвз усмехнулся, потянувшись к бутылке виски на каминной полке, но тут же отставил ее обратно. Он слишком много пил в последнее время. Из-за нее, опять же! Это раздражало, просто выводило из себя. И теперь, чтобы расслабиться, он даже выпить не может!

Что еще за письмо? От Альбуса Дамблдора будущего, она это серьезно?

На новую усмешку не хватило сил, на сегодня достаточно эмоций. Нужно поскорее закрыть ее в клетке и забыть весь этот сюрреализм. Но он только проворачивал и проворачивал в голове каждое ее слово, стараясь понять хоть что-то. Она выполняла чьи-то инструкции и, судя по всему, не знала зачем. Ожидая подловить матерого бутлегера, он встретился с каким-то бредом нафантазировавшей себе слишком многое девушки. Быть может, лишившись палочки, она просто пыталась отсрочить момент попадания за решетку? Два дня. Возможно, именно за эти два дня она намеревалась придумать план побега или каким-то нелепым образом попытаться втереться в его доверие?

С другой стороны, ему ничего не стоит пойти проверить очередную ложь пленницы, пробраться в ее поместье и забрать два письма. Но… вдруг на них проклятие и это просто ловушка? И всё же Грейвз, больше не раздумывая, понимая, что, возможно, рискует, аппарировал прямо в спальню Чарльза Уилби в западной части поместья — он, точнее она, как-то обмолвилась, что просто ненавидит утреннее солнце и предпочитает наблюдать из окна за закатом.

Он уже был здесь, но видел спальню лишь мельком, когда Чарльз в его обществе заходил за наручными часами. Ничего особенного: роскошно, но довольно сдержанно, спальня была обшита темными деревянными панелями, а огромная кровать со светлым балдахином могла вместить четверых. Белый тюль неспешно развевался в потоке ветра из-за чуть приоткрытого окна, за которым продолжал барабанить неистовый дождь. В углу, рядом с зеркалом обнаружился искомый секретер. Он был закрыт на ключ, но не поддался обыкновенной Алохоморе, поэтому пришлось применить более сильные чары. Кажется, здесь Джоконда Уинтер хранила самое ценное. Здесь были и сигнальные чары, он почувствовал вибрацию ее волшебной палочки в собственном кармане. Этот секретер не должен был вскрыть никто. В неглубоком ящике действительно лежал довольно объемный бумажный конверт, на котором размашистым почерком было написано: “Авроре Уинтер от Альбуса Дамблдора”. На этом конверте чар не было, и потому Грейвз поднял его в воздух при помощи магии и перед ним появилось его содержимое. Свернутый листок бумаги, исписанный мелким, убористым почерком, адресованный Джоконде Уинтер от некоего М.П.Г., а также еще один конверт поменьше с выпирающим содержимым, на котором тем же размашистым почерком, что и на большом конверте значилось: “Мистеру Персивалю Грейвзу от директора Хогвартса Альбуса Дамблдора, Золотое побережье Лонг-Айленда, спальня поместья Чарльза Уилби, у секретера в углу. 1923 год”.

— Очередное издевательство? — сощурился Грейвз и, не глядя, приманил стул от трюмо, негромко царапнув ножкой по деревянному покрытию. — Насколько же больная у тебя фантазия, чтобы подстроить такое… — осознал он, ведь именно она отправила его к этому секретеру, о котором писалось в адресе.

Конверт с сургучной печатью Хогвартса, коснувшийся пальцев, принял адресата — так работала тактильная магия, и чары растворились, печать треснула и открылась, показав содержимое. Но вместо обещанного письма перед Грейвзом предстал совершенно крошечный бутылек — пробирка со светящимся содержимым — чьими-то воспоминаниями. Еще раз осмотрев его, он отправил воспоминания в нагрудный карман, намереваясь посмотреть дома, сейчас же ему оставалось только прочесть письмо, адресованное Джоконде.

”Джоконде Уинтер от М.П.Г.

Джоконда, это, увы, мое последнее письмо к тебе, и я не смогу более направлять тебя — время, в которое ты попала, мне недоступно. Но я постараюсь дать хотя бы несколько наставлений.

Зная твое любопытство, ты, конечно же, вскроешь конверт, едва почувствовав неладное. Я знаю, что тебе удалось скрыться из кабинета Армандо Диппета незамеченной, ты всё сразу поняла. Ни Фоукса, ни портрета Дамблдора, ни портрета самого Диппета... Ты наблюдательна. Газета на директорском столе подсказала тебе, что ты снова попала не в свое время. Это действительно 1920 год — в это время молодой Альбус Дамблдор преподает в Хогвартсе ЗОТИ и тебе ни в коем случае нельзя попадаться ему на глаза, как бы ты ни искала его защиты. Мне не дано знать, что случится с временной линией, если он узнает о тебе и твоей матери раньше срока. Я просто стараюсь сохранить все в том виде, в котором это должно произойти, невзирая на вмешательство во время. Увы, Время оказалось к тебе жестоко, и лишь тебе под силу добавить во временную петлю последние штрихи, чтобы больше не было этих случайных перемещений, принесших тебе и твоей матери столько страданий”.

— Какая же чушь! — не удержался Грейвз от комментария, однако продолжил чтение, понимая, что весь этот бред ни капли не оправдывает безумие Джоконды Уинтер, конечно же, и написавшей эту околесицу.

”Ты дезориентирована и расстроена, я знаю как сильно ты хочешь вернуться домой к своей матери, но увы, мне не дано дать ответ, когда же это случится и случится ли вообще. Всё зависит только от тебя. В этом времени у тебя нет покровителей и потому тебе придется выживать самостоятельно. Для бывалого аврора и такой смышленой девушки, полагаю, это не составит труда, хотя и будет сопряжено с некоторыми неудобствами”.

— Аврор, ну конечно, — так и поверил Грейвз.

”В тебе заключены острый и расчетливый ум отца, милосердие и доброта матери и магический потенциал двух великих предков — Салазара Слизерина и Мерлина” — на этих словах Грейвз прыснул в кулак, не сдержавшись, но слегка опешил, прочитав следующее: — “Это не смешно, Персиваль, это правда”, — пожурило письмо, словно общалось с ним в реальном времени.

— Хорошая попытка, — сразу же решил Грейвз, что его реакцию можно было бы предугадать

“Девочка, ты со всем справишься, прости что мало чем могу помочь”, — это письмо действительно было похоже на прощание, а ещё оно было сдобрено поддержкой и сожалением. — ”И вот мое последнее наставление: тебе нужно бежать из Европы в Северную Америку. Используй маггловский лайнер “Королева Виктория”, он отходит от морского порта Лондона сегодня в девять вечера, ты должна постараться успеть на него. Чтобы выжить и находить себе пропитание, тебе придется использовать магию и нарушить несколько законов, но, увы, это неизбежно — ты ничего не сможешь сделать без денег в том времени.

Когда ты прибудешь в Нью-Йорк, не попадайся на глаза МАКУСА, они очень жестоки по отношению к незарегистрированным магам. Тебе снова придется использовать магию, чтобы какое-то время привыкать к новой жизни. Запомни, двадцатые годы очень сложное время — это время беззакония, безнаказанных убийств и Сухого закона, но в этом и их преимущество. К сожалению, тебе не удастся найти способ получить магические документы, как в Англии семидесятых, поэтому придется затеряться среди немагов — так называют магглов американские волшебники. В полночь тринадцатого марта 1920 года ты должна оказаться в семейном ресторане Ротштейна на Манхэттене — это твой шанс обрести положение в обществе, ты справишься. Тебе придется изменить Ротштейну память, чтобы он принимал тебя за старого знакомого, а не бедного мальчишку с улицы. Тебе не померещилось, тебе придется освоить высшие трансфигурационные чары, чтобы выдавать себя за мужчину. В этом времени женщина в маггловском мире все еще не может занимать важного положения, в отличие от шагнувшего вперед магического мира. Запомни, Джоконда, тебе придется нарушать магические и маггловские законы, но в конечном итоге это приведет тебя к нужной цели.

Итак, о твоей цели — его зовут Персиваль Грейвз — он Глава отдела магического правопорядка МАКУСА…”, — названный в очередной раз закатил глаза. - И не надо закатывать глаза, Персиваль, вы рано или поздно прочитаете это письмо, о вас мне известно многое, включая ваши привычки — сейчас вы нервно поправили манжету со скорпионом”.

Грейвз сглотнул, ведь именно сейчас он действительно по привычке теребил запонку-скорпиона, о которой писал некий М.П.Г., и даже хотел оглянуться в поисках разыгрывающего его волшебника, но в доме он был совершенно один, не считая слуг и животных. И все же, за ним каким-то образом следили или предугадывали действия.

”Кроме вас здесь никого нет, верно, но пожалуй я продолжу адресованное Джоконде письмо, а ваше вы посмотрите потом.

Ты, Джоконда, поднимешься по социальной лестнице, обретешь связи в политическом и криминальном сообществе Нью-Йорка, тебя будут носить на руках сливки общества. Во времена Сухого закона ты должна сделать всё, чтобы подобрать под себя алкогольный бизнес, и к началу 1923 года на рынке появится магический алкоголь — Огневиски и Эльфийское вино. Ты должна дозволить продавать его магглам в своих заведениях. Да, это звучит дико и нарушит закон о неразглашении магических вещей, но именно это привлечет внимание Персиваля Грейвза. Ты должна сделать всё, чтобы втереться в его доверие. Однако долго пускать ему пыль в глаза не получится, произойдет некий инцидент, в ходе которого вы спасете друг другу жизни, и он поймет, что ты не немаг. Постарайся быть честной и расскажи ему всё, что сможешь и успеешь. Он, конечно же, не поверит, сочтет тебя сумасшедшей и захочет упрятать за решетку, но остальное я возлагаю на письмо Альбуса Дамблдора. Его послание расставит все точки над i.

Опережая вопросы: я не знаю, удалось ли Виктории, Финну, Арчи и Абрахасу благополучно добраться в нужное время, но я привык считать, что всё получилось. Произошедшее с тобой, возможно, расплата за то, что ты вырвала человека из прошлого в будущее, чтобы твоя мать наконец-то обрела счастье за все годы страданий. И поэтому сама ты перенеслась еще дальше в прошлое, но ты обязательно поймешь со временем, что так было нужно.

Я прощаюсь с тобой, дорогая Джоконда, теперь тебе придется действовать в одиночку, но если всё получится, как я написал, то вероятнее всего, когда ты раздобудешь цветы Кусулумбуку, ты сможешь вернуться домой, я всегда хранил эту надежду. В двадцатые годы никакой поляны Северного Сияния в Запретном лесу нет. Можешь убедиться сама. Зелье, которое сможет отправить тебя в будущее, без этих цветов не сварить. И пожалуйста, не вини Альбуса Дамблдора, он всего лишь заложник времени. Его бедное сердце принимает слишком много ударов, и он вынужден о многом молчать, невзирая на то, как вы с Авророй ему дороги. В будущем ему предстоит еще больше потрясений, ведь Вторая Магическая Война окажется куда более суровой, и твой отец окончательно слетит с катушек и захочет уничтожить весь немагический мир, но да кому я это рассказываю, ты и сама прекрасно знаешь историю этих войн…

P.S. Не суйся к Грейвзу раньше времени, будь терпелива. Впоследствии он окажет тебе неоценимую услугу.

Искренне твой М.П.Г.

P.P.S. И не смейте комкать письмо, Персиваль, оно еще пригодится!” — строго приказал отправитель, вновь удивив своей осведомленностью, когда Грейвз был уже на грани этого.

Он только потер виски, пытаясь понять этого шутника, но был полностью уверен, что Джоконде надо писать детские сказки с такой богатой фантазией. Просто немыслимо! Это она так пытается время выиграть? Серьезно? Похоже, она неплохо изучила его привычки, в ней заложены все необходимые психологические навыки, чтобы уметь манипулировать и предугадывать даже его поведение и реакцию на отдельные фразы этого изобилирующего больной фантазией письма. И все же, повествование было построено таким образом, будто Джоконда написала его буквально сегодня, пока его не было дома, ведь некоторые моменты все же было очевидно сложно предугадать заранее. Но сигнальные чары бы оповестили Грейвза о ее пробуждении, да и выйти и отправить письмо ей бы не позволила блокировка дома. И все же, каким образом М.П.Г. знал, что они спасут друг другу жизни? Если это не было подстроено самой Джокондой. Ну, конечно, никакой интриги, просто очередная манипуляция.

Невзирая на ощущение, что его пытаются выставить круглым идиотом, Грейвз приложил ладонь к карману, в котором находились воспоминания, отправленные ему якобы Альбусом Дамблдором будущего и, поджав губы, согласился на последнюю отсрочку заключения этой чокнутой — он посмотрит послание, а затем отправит ее в лечебницу до выяснения ее вменяемости комиссией МАКУСА. С неотпускающим ощущением какого-то розыгрыша вселенского масштаба Грейвз сунул письмо в карман и, поразмыслив немного, не стал оставлять конверты. Поверить в то, что его действительно подписал сам Дамблдор, он не мог, но все же, как аврор, несомненно, собирался сличить почерк. Нужно найти тексты его пера или же просто отправить ему какое-то письмо, вынуждая ответить. И все же, Грейвз вспомнил, что, по словам М.П.Г. Дамблдор этого времени не должен встречать свою родственницу. Он усмехнулся, на секунду решив, что поддался и даже принял что-то из письма на веру…

Он бесшумно приоткрыл дверь, чтобы проведать пленницу, и встретил ее спину. Джоконда Уинтер стояла у открытого окна, в которое пытались биться отпрыгивающие от защитных чар, словно от невидимого стекла, капли дождя. Влажные волосы после душа, совершенно нелепая, размеров на пять больше черная рубашка, сползшая с плеча, и такие же несоразмерно большие светлые чуть измятые брюки. Она молча наблюдала за вечереющим Манхэттеном, по-видимому, найдя в этом единственное развлечение. Грейвзу определенно не нравилось присутствие в его квартире постороннего. Не выдав себя, он также бесшумно закрыл дверь, вернув целостность наложенных на комнату чар, и подошел к массивному шкафу гостиной, который, повинуясь паролю, раскрыл створки. Чуть возвышаясь над деревянной полкой, в воздухе парил вогнутый серебряный диск Омута памяти, который был отлеветирован к ближайшей горизонтальной поверхности — столу в окружении нескольких стульев.

Вздохнув, Грейвз извлек из кармана сосуд с воспоминаниями и, еще раз внимательно осмотрев его и проверив на присутствие посторонних чар, выпустил содержимое в чашу воспоминаний. Поверхность Омута подернулась мелкой рябью и где-то в смутной глубине заклубились тонкие струйки темного дыма. Грейвз застыл, никак не решаясь окунуться в эту пропасть воспоминаний, наверняка тоже принадлежавших Джоконде. Он начал подозревать, не таятся ли в её поврежденном мозгу несколько личностей, но аврор в нем, прежде чем вынести окончательный вердикт, должен был все проверить досконально. Если бы он хоть на секунду поверил в то, что написанное в письме М.П.Г. правда, то несомненно бы впал в состояние хаоса мыслей. И потому, отринув эту возможность, ощущал несвойственную себе тревогу. И все же, зачем-то вдохнув побольше воздуха, Грейвз склонился над чашей и закрыл глаза, чтобы перетерпеть неприятное ощущение падения, от которого у него, признаться, всегда кружилась голова.

В воспоминаниях его встретила круглая комната с высокими потолками, наполненная тихими, едва различимыми странными звуками, но сливающимися в общий гул. Здесь было множество небольших столов с жужащщими предметами, которые и создавали эту неуютную мешанину звуков. На стенах висели пустые картины, как будто их жителей разом выгнали с полотен. На высокой полке хмуро покоился предмет гардероба — старинная конусообразная шляпа, которая, кажется, храпела. В центре кабинета, а это был он, стоял массивный письменный стол на когтистых лапах, за которым восседал седовласый старец в расшитой серебром мантии и что-то старательно записывал на пергаменте, однако, приблизившись, Грейвз не смог ничего разобрать — вместо строк были размытые пятна. Чуть правее на жердочке отдыхала прекрасная огненная птица. Грейвз никогда прежде не видел фениксов, в Америке негативно относились к магической живности. Он, признаться, был очарован его красотой и, в ожидании начала событий воспоминания, минуя волшебника, подошел к птице вплотную, протянув ладонь, хотя знал, что не сможет коснуться.

— Это Фоукс. Великолепная птица, не правда ли? Истинное доказательство чистейшей магии, — донесся голос от старика, который, подняв взгляд от пергамента, смотрел прямо на него, словно мог видеть.

— Вы… — только ахнул Грейвз.

— Вижу ли я вас, мистер Грейвз? — уточнил он, поднимаясь из-за стола, и улыбнулся в серебристую бороду, разглядывая гостя кабинета поверх очков-половинок. — Вижу безусловно.

— Но…

— Как такое возможно? — продолжал угадывать старик вопросы немного насмешливо, загнав гостя в ловушку непонимания. — Это не просто воспоминание, мистер Грейвз, это послание, чтобы помочь вам понять, что происходит. Я — всего лишь отпечаток сознания Альбуса Дамблдора, это немного более сложная магия, чем та, что используется для оживления портретов. Дальше этого кабинета ничего не существует. А вид за окном — иллюзия. Как и всё в этой комнате. О, не стоит, уберите палочку, здесь она вам неподвластна, — пожурил его Дамблдор, когда Грейвз ни на шутку испугался, понимая, что попал в ловушку. — После нашего разговора чары развеются, эта иллюзия растворится, и вы спокойно выйдете на поверхность. К сожалению, побочное действие такой хрупкой магии — саморазрушение. Но вы успеете узнать все что требуется, не сомневайтесь.

— Это она сотворила такую магию? — невольно поинтересовался Грейвз, но на восхищение не оставалось сил, он был сконцентрирован лишь на том, чтобы выбраться отсюда живым.

Альбус Дамблдор как ни в чем не бывало подошел к фениксу и почесал его шею, тот доверчиво склонил голову, довольно щелкая клювом. Голубые глаза Дамблдора лучились какой-то неподдельной, искренней добротой. Он был нетороплив и не сразу отвечал на вопросы, нагнетая интригу.

— Джоконда — очень одаренная волшебница, не спорю. Но боюсь, она только на пути к обретению большого магического опыта и знаний, — отвлекшись от феникса, Дамблдор снова повернулся к нему, соединив руки на животе — в нем едва узнавался тот Дамблдор, которого однажды видел Грейвз. — Нет, эти воспоминания, этот оттиск сознания действительно принадлежат Альбусу Дамблдору. Не из вашего времени, конечно, но через пятьдесят лет.

Грейвз попробовал найти пути к отступлению, однако это были необычные воспоминания, и они не давали возможности выйти. Оставалось только дождаться, когда волшебник, называющий себя Альбусом Дамблдором, закончит рассказ.

— Не торопитесь покинуть меня и отправиться исполнять свой аврорский долг, — словно чувствуя его желание улизнуть, снова предугадал старик. — Джоконда Уинтер — лишь жертва обстоятельств — бедная невинная девочка, не заслуживающая того, что с ней происходит. Но только ей под силу завершить временную петлю, в которую попали ее бабушка, мать и она сама.

Бред, подобный этому, Грейвз уже несколько раз слышал и читал за последний вечер. Во что его заставляют поверить?

— О какой временной петле вы говорите, Дамблдор? — не теряя бдительности, прошипел Грейвз, выходя из себя. — Эта девушка сумасшедшая и пытается и меня втянуть в свое безумие! Я читал письмо от некоего М.П.Г., это все чушь собачья!

Но Дамблдор не стал спорить, он игнорировал раздражение собеседника и был спокоен и собран, а также уверен, что окажется услышанным. И его вкрадчивый серебристый, как и его одежды, голос, казалось, пытался проникнуть в самое сердце:

— И тем не менее, вы продолжили изучать доказательства, и это привело вас в Хогвартс восьмидесятых, — директор развел руками, словно демонстрируя замок в рамках своего кабинета. — Я расскажу вам всё, что оставил мне настоящий Альбус Дамблдор, а затем вы решите что с этим делать, хорошо? Вы в полной безопасности.

— Очень в этом сомневаюсь, — настороженно ответил Грейвз, ослабив галстук, ощущая неожиданную духоту, и коротко попросил: — Говорите.

Альбус Дамблдор обогнул стол, но не стал занимать кресло с высокой спинкой, а просто продолжал как-то понимающе и подбадривающе смотреть на гостя; казалось, он вот-вот положит ему ладонь на плечо.

— Что ж, мистер Грейвз, полагаю, что моя правнучка уже передала вам какие-то сведения о будущем?

— Именно поэтому я и счел ее сумасшедшей, разумеется.

Дамблдор изобразил новое понимание, вновь улыбнувшись в бороду.

— Кажется, вы также видели некие воспоминания в ее сне? О том, кого она потеряла, и о том, что сделал с ее матерью Том Риддл.

— Верно, но откуда вы знаете?

— М.П.Г. и мне писал, и многое поведал о том, что произошло в день, когда Джоконда открыла вам правду о себе.

Выходило, что некто таинственный всё это время наблюдал за ней и буквально находился у нее за спиной. Или Грейвза просто пытались в этом убедить?

— Кто он?

— Всему свое время, мистер Грейвз, можем называть его Ткачом Времени, впрочем, это не столь важно. Важно лишь то, что вы сделаете с полученными знаниями, чтобы не изменилась нить предстоящих событий следующих ста лет. Вы слышали о теории коллапсирования времени?

— Возможно, — ответил тот и сделал паузу, выуживая стандартные знания со школьных времен, — о том что если сломать временную линию — время заколлапсируется и поглотит само себя, а материальный мир исчезнет.

— Верно, я помню нашу встречу в двадцатых, вы и тогда показались мне весьма образованным человеком, — не преминул воспользоваться дешевой лестью Дамблдор. — Однако несколько замкнутым и мрачным, хотя бесспорно любопытствующим, — тут же добавил он ложку дегтя, хотя Грейвз не помнил, что беседовал с Дамблдором достаточно долго, чтобы тот успел сложить о нем мнение. — Коллапсирование времени — что ж, это действительно происходит. Прямо сейчас в вашей квартире находится доказательство того, что Время сломано, а сами вы разговариваете с волшебником из будущего. Тонкая материя дала сбой.

— Но из-за чего?

Грейвз все еще не верил в то, что ему втолковывали, но все же сейчас об этом говорил волшебник, называющий себя Альбусом Дамблдором, старец, который невольно внушал уважение — такому поверить было намного проще, нежели какой-то странной девушке, вывалившей на него гору бессвязной информации.

Дамблдор только пожал плечами:

— Возможно, я сам сотворил то, что сломало Время, ведь из-за меня было создано зелье, способное совершать скачки в прошлое и будущее. Быть может, Время сломали до меня — и это сделала моя племянница Моргана Дамблдор, сумевшая преодолеть почти пятьдесят лет и перенестись в будущее вместе со своей дочерью Авророй. А возможно, Время забрало свое, и именно поэтому Аврора перенеслась обратно в прошлое, в сороковые, где встретила молодого Тома Риддла, тогда еще не зная, что именно он станет причиной двух чудовищных войн, и что именно он — причина её перемещения в прошлое, — сделал он акцент, — и что из-за его жестокости на свет появится еще одна путешественница во времени, — Дамблдор тяжело и старчески вздохнул, погружаясь в воспоминания. — Их дочь — Джоконда — из следующего тысячелетия перенеслась в семидесятые этого века, и едва найдя способ вернуться в свое время, возможно, снова сломала его, отправив в будущее человека, считавшегося погибшим от драконьей оспы в восемьдесят первом году. И вероятно в наказание за это Время отправило Джоконду еще дальше в прошлое, мистер Грейвз, где ей пришлось выживать самостоятельно и без поддержки до тех пор, пока не встретит вас. — Дамблдор говорил и говорил, а Грейвз внимательно слушал, и невзирая на то, что все еще мало понимал происходящее, эта история — выдуманная или нет — казалась очень печальной и безысходной — так ее преподносили. — Я сам покажу вам то, что ждет этот мир в будущем, покажу без эмоциональной окраски. Не стоит заставлять бедную девочку показывать свои воспоминания и снова переживать весь тот ужас, в который окунул ее отец в семидесятых.

Дамблдор направил странную узловатую, как и его пальцы, волшебную палочку на стеклянный шкаф, за которым располагался Омут памяти, и скоро на столе перед Грейвзом появилась такая же чаша, как та, в которой он находился, а также несколько резных флаконов с искрящимися воспоминаниями.

— Омут памяти в Омуте памяти, вы думаете, я соглашусь на эту авантюру? — с сомнением заметил Грейвз, но Дамблдор только вновь пожал плечами, ничуть не смутившись, и стал добавлять в неподвижную гладь тонкие искрящиеся нити.

— Вам придется проследовать за мной и увидеть то, что я увижу я. Думаю, всё будет лишь продолжением этого воспоминания, не более.

— С чего вы так уверены, что я соглашусь? — напряженно спросил Грейвз.

— Но вам же интересно, я прав? — он вновь посмотрел на него из-за очков-половинок своим отвратительно понимающим взглядом. — Интересно вам и то, почему М.П.Г. назвал Джоконду потомком Мерлина и Салазара Слизерина. Думаю, когда вы будете готовы, то сможете задать тот вопрос самой Джоконде и не сомневайтесь: она скажет чистую правду, а вы поверите, потому что уже чувствуете, что все, что вы узнали сегодня — действительно происходило и происходит, — он провел ладонью над Омутом, словно поглаживая нечто ценное. — Здесь я собрал обрывки воспоминаний Авроры Уинтер и свои собственные о том, что происходило в сороковых, семидесятых и ранее. Опережая ваши мысли, скажу, что вряд ли кто-то смог бы обладать таким потенциалом, чтобы до мелочей сфантазировать такой подробный мир удивительных перемещений во времени, связанных с моей семьей, и заключить его в этом обрывке разума Альбуса Дамблдора. Только его магический потенциал на это способен. Это очевидно, — старик почему-то обратился взглядом к своей волшебной палочке.

Грейвз не успел ничего возразить, как его снова накрыло это тошнотворное чувство падения в чужие воспоминания. Дамблдор просто утянул его за собой, не дав времени собраться, и его воспоминания вереницей, словно пленка немого кино, стали проноситься перед глазами: маленький, говорящий со змеями мальчик по имени Том Риддл в сиротском приюте, юный воришка, к которому пришел узнаваемый, разве что несколько старше времени Грейвза Дамблдор, сообщивший ему, что он волшебник. Поступление Тома Риддла на Слизерин, он в роли старосты, собирающий вокруг себя свиту из несомненно выделяющихся среди остальных ребят. Слухи об открытии некоей Тайной Комнаты и смерть ученицы. Полувеликан, лишенный палочки — казалось, воспоминания не имели последовательного смысла, но всё же Грейвз терпеливо наблюдал за демонстрируемыми образами. Неожиданно Дамблдоры обнаруживают пропавшую без вести внучку — Аврору — потешную, потерявшую память девушку, одевающуюся во что-то абсолютно несуразное. Грейвз с трудом узнал в ней ту женщину из кошмара Джоконды, ее мать. Следом они оказались на невероятной красоты поляне с переливающимися всеми цветами радуги цветами. И вновь все воспоминания закрутились вокруг этой странной, на диво улыбчивой девушки, в которой просыпались чувства к мрачному сироте Тому Риддлу, давшему свою внешность Джоконде. Но в отличие от нее, в облике Чарльза Уилби этот юноша совсем не умел улыбаться, от него веяло замогильным холодом. Впрочем, воспоминания крутились не только вокруг него, но и вокруг молодого студента по имени Абрахас — кажется, аристократа, который на протяжении всего калейдоскопа памяти был чуть ли не единственным, кто презирал выдающегося студента — Тома Риддла… А затем снова трагические смерти: гибель двух студенток в Хогвартсе. Обвинения в случившемся Тома Риддла. Аврора, едва не ставшая третьей жертвой. И вот этот мрачный мальчик оправдан, ведь нашли настоящего убийцу…

Вереница воспоминаний на миг прервалась, но затем нахлынула с новой силой, листая воспоминания Дамблдора об Авроре. Ей так и не удалось добиться любви мрачного юноши по имени Том, но затем она вышла замуж за Абрахаса и сумела полюбить его. Том и вовсе исчез из поля зрения на несколько долгих лет и объявился в окружении не принимаемых обществом людей по фамилии Лестрейндж. Газетные вырезки стали сменять одна другую: в Британии появились первые случаи нападения на магглов, а в небе над трупами развевалось знамя последователей Волдеморта — череп с вылезающей изо рта змеей. Далее Грейвз видел лаборатории и слышал обсуждения — Альбус Дамблдор пытался изобрести зелье, чтобы вернуть Авроре память. Следующий обрывок — счастье на лице старика, ставшего прадедом, который глядит за окно, где его внучка гуляет с маленьким белокурым сыном в обществе полувеликана — того самого, что ранее лишили палочки. И внезапно счастливые воспоминания сменяет ужас — Аврора выпила треклятое зелье без ведома Дамблдора, напала на какого-то мужчину и находилась на грани безумия. Смена картинки — Аврора пропала, и Дамблдор, коря себя за зелье, пытается искать ее... А затем в кабинете появляется плачущий полувеликан, который доставляет ее последние воспоминания. Аврора испарилась, она вспомнила свою жизнь до появления в сороковых и обрекла собственного мужа и деда на тяжелое бремя знания будущего. Она показала им, что станет с маленьким Люциусом и каким будет мир до ее путешествия в прошлое. Темный Лорд падет, а затем восстанет вновь, и только Избранный сможет вести против него борьбу. Воспоминания Авроры обрывались на том, что уродливый, едва ли похожий на человека безносый монстр с красными глазами по ошибке отправляет ее в прошлое, приводя в действие механизм времени и закольцовывая петлю.

Грейвз думал, что история жизни Авроры — ее путешествие во времени — это всё, что хочет показать ему Дамблдор, но “кинопленка” воспоминаний продолжила свой бег и теперь повествовала о Джоконде — случайно переместившейся вместе с друзьями в семидесятые. Испуганных подростков с самого начала вел их покровитель — тот самый М.П.Г. или Ткач Времени, как назвал его Дамблдор. Эти воспоминания дали Дамблдору надежду, ведь Джоконда принесла весть о том, что Гарри Поттеру удалось избавить мир от Волдеморта.

Грейвз видит, что с течением времени Джоконда становится все мрачнее и мрачнее. Она узнает кто ее отец и поступает к нему на службу, ведя жизнь двойного агента. Дамблдор показывает пепелища и Знак Мрака в небе над сгоревшей деревней, видит как Дамблдор успокаивает Джоконду, которой приходится принимать участие в этих зверствах по приказу отца. Видит жуткую татуировку на ее предплечье и наблюдает, как девушка ломается и как взрослеет под натиском обстоятельств. Он видит ее разговоры с Дамблдором о Гидеоне Прюэтте и о том, что ей известно о его скорейшей гибели. Зная будущее, она не сможет защитить любимого человека от гибели, а после его смерти, которую Грейвз увидел в ее кошмаре, ее жизнь теряет смысл. Ей уже всё равно что будет, и последним ее желанием перед перемещением в будущее является лишь одно — спасти хотя бы одного человека, мужа матери — Абрахаса, от безвременной кончины, и она осуществляет задуманное, считая, что перенесется с ним домой, а конверт, который передал ей Дамблдор, адресован Авроре. Но Грейвз уже знал, что в нем находилось.

Дамблдор смотрел на гостя этих воспоминаний, поставив последний “кадр” с мрачной Джокондой на паузу. Внезапно изображение подёрнулось рябью и стало развеиваться, как и Дамблдор, который пригласил его посмотреть эту удивительную и неправдоподобную историю.

— Похоже, магия этого места рассыпается, мистер Грейвз.

— Зачем вы мне всё это показали?

— Чтобы вы знали, что Джоконда — хорошая девушка, она пережила слишком многое и, думаю, может рассчитывать на ваше милосердие, очевидно. А также, конечно, на помощь.

— Дамблдор, вы дали мне знания будущего, если это, конечно, правда. Это противоречит…

— Это ничему не противоречит, мой мальчик, — обратился тот к нему чрезмерно слащаво. — Будущее предопределено, как и то, что вы примете верное решение только после просмотра последнего воспоминания. И прежде чем я растворюсь окончательно, я хочу сказать, что только в ее силах помочь вам избежать этого. Но никто не должен знать того, что вы увидите, тем более — Джоконда, она уже теряла близкого человека, ее кошмары и так с ней постоянно. Ее бедное сердце не выдержит этого снова…

Он становился всё размытее и размытее, а затем просто исчез, и магия, закружившись в спираль, открыла самое последнее воспоминание Альбуса Дамблдора, оно все еще оставалось четким, словно смысл всего послания заключался именно в этом обрывке. Перед Грейвзом предстал другой кабинет, совсем не похожий на тот, где он вел беседу с сумасшедшим стариком о его не менее сумасшедшей правнучке. Кафедра и ряды парт, вредноскопы и разного рода приспособления по периметру, включая боевые манекены и даже дребезжащий шкаф, который наверняка скрывал в себе боггарта. И Дамблдор — молодой Альбус Дамблдор, сидящий за учительским столом с чашкой утреннего кофе и газетой в руках. Именно таким Грейвз помнил его со слета Международной Магической Конфедерации три года назад, разве что в его короткой бороде было чуть меньше седых волос. Грейвз осторожно подошел ближе к нему, читающему статью с фотографией Гриндевальда в камере в кандалах и страшным заголовком: “Опасный Темный Волшебник Геллерт Гриндевальд все это время скрывался под маской Главы Отдела магического правопорядка — Персиваля Грейвза, расследование окончено. Грейвз признан пропавшим без вести”, а внизу страницы значилась дата выпуска — “15 декабря 1926 года”.

* * *

Грейвза вытолкнуло из в момент рассыпавшихся воспоминаний, и он едва не сел мимо стула. Тело его обмякло, а на лбу проступили бисерины пота. Страшная дата, до которой оставалось каких-то три жалких года, впечаталась в сознание. Он всегда знал, что профессия аврора сопряжена с риском, но кто в здравом уме захочет знать даже приблизительную дату собственной смерти? Пропал без вести, как же. Если верить воспоминанию, то его убьет Гриндевальд и возьмет его личность! И как долго он будет обманывать общественность? Все увиденное об Авроре и Джоконде как-то сразу поблекло, но Дамблдор сказал, что его правнучка, возможно, как-то сможет повлиять на исход этого события. Старый подлец показал ему лишь часть воспоминаний, он, очевидно, знал намного больше. Это какой-то извращенный способ развлечения — давать ответы, вызывая всё больше вопросов. Из глубины души поднимался неконтролируемый гнев, и Грейвз, едва обретя способность двигаться — притянул к себе бутылку Огневиски, которую вручил ему Чарльз… Чарльз, как же…

Еще один взмах руки, и дверь в спальню отворилась, с силой стукнувшись о стену — он не мог контролировать свою магию и понимал, что после опустошения приходит к совершенно взвинченному состоянию. Девушка моментально появилась в дверях, да там и застыла. Черноволосая, черноглазая обманщица, так похожая на своего чудовищного отца. Если все, что показало ему это воспоминание — лишь чушь собачья, тогда почему же он так зол? Почему не желая верить, всё больше и больше приходит к выводу, что невозможно подделать такие объемные воспоминания? Или эту мысль просто внушил ему Дамблдор?

— Почему вы беспрекословно выполняли все указания этого М.П.Г.?

Ее брови дернулись — видимо она услышала вовсе не то, что ожидала.

— Мне было всего семнадцать, нам. Я попала в прошлое с друзьями.

— Я уже в курсе, — холодно решил осведомить он. — Садитесь.

Грейвз указал на стул напротив и даже не подумал о том, что ему, возможно, требуется передышка, чтобы привести мысли в порядок. Он приманил два стакана из буфета и разлил виски без магии, до краев, немного закапав стол, но даже не заметил этого, хотя обычно был довольно педантичен. Он еще раз указал на стул напротив, так как, видя его дерганое состояние, Джоконда Уинтер так и осталась стоять в дверях спальни. И куда же пропала ее самоуверенность? Она была напугана, не знала как реагировать на неожиданное гостеприимство, которое могло скрывать за собой все что угодно. И когда пленница, теребя ткань его рубашки, наконец, бесшумно подошла и опустилась на стул, он повторил:

— Итак, насчет М.П.Г.?

Ей пришлось собраться с мыслями, чтобы дать развернутый ответ:

— Мы оказались в прошлом, всего лишь растерянные подростки, и только помощь М.П.Г. не дала нам умереть с голода. Хочу заметить, что он никогда не обманывал, все происходило с точностью, как он писал, — сразу же стала оправдываться она, что ей совершенно не шло.

— Следование его указаниям привело вас к нарушению закона, вы не думали, что его замысел был посадить вас в тюрьму?

— Я не произвожу магический алкоголь, мистер Грейвз.

— Допустим, я поверил, но он приказал вам продавать его. Как волшебница, вы были обязаны сообщить в соответствующие органы, но вы послушались и стали им торговать.

— У меня даже не было документов, мистер Грейвз. Меня посадили бы и без чертового виски. Но в письме было сказано, что если…

— ...вы начнёте продавать магический алкоголь, то это обратит на вас именно мое внимание.

— Верно.

Грейвз сделал глоток, немного скривившись от терпкости напитка, и стал разглядывать содержимое бокала. Он был голоден, она не ела уже больше суток, но, тем не менее, повторила за ним и тоже скривилась — как скривилась бы любая на ее месте. Чарльз Уилби, насколько он помнил, пил виски как воду, но, возможно, это было слишком тяжело для желудка, в котором до сих пор плескались только лечебные зелья.

— Вы были аврором? — выудил он из воспоминаний, и она просто кивнула. — А ваши друзья… Впрочем, не важно. Эта татуировка на вашей руке? Этот символ.

Она едва скрыла удивление, поняла, что Дамблдор рассказал о ней слишком много. Джоконда закатала рукав выше и показала абсолютно чистое предплечье.

— Метка последователей Волдеморта. Она неактивна, наверное потому, что отец еще даже не родился. Я скажу вам заклинание для ее проявления, если хотите убедиться.

Грейвз забыл, зачем вспомнил о татуировке, в его голове, признаться, был невыносимо жужжащий рой вопросов и, возможно, только это не давало зациклиться на мысли о своей смерти. На самом деле он всегда мастерски умел ото всего абстрагироваться, но этот вечер буквально свел его с ума.

— Что еще написал вам Альбус Дамблдор? — осмелилась она задать вопрос после недолгого молчания.

— О, это было не письмо, — оскалился он в недоброй улыбке. — Полагаю, вы это тоже поняли, когда ощупывали конверт. Это были его воспоминания — всё с момента появления Авроры Уинтер в прошлом, и воспоминания о вас в семидесятых, — Грейвз сделал еще один внушительный глоток и звонко отставил стакан.

— И что вы собираетесь делать после того, что узнали? — просто спросила Джоконда.

Он смерил ее, как ему показалось, невозмутимым взглядом, но по глазам понял, что превратился в бомбу замедленного действия. Его внешнее спокойствие скрывало невыносимую бурю эмоций. Грейвз кипел изнутри, и она правильно делала, что вела себя сдержанно. Виски не собирался ослаблять хватку железных тисков боли, вонзившейся в голову, едва он вышел из воспоминаний Альбуса Дамблдора.

— Вы сказали дать вам два дня, — напомнил он, словно очевидное доказательство того, что она не врет, не явилось ему в образе Дамблдора.

Грейвз подумал о том, что ему следует отправить сообщение в Болгарское Министерство Магии, чтобы те поскорее опровергли его опасения.

— Что будет, если я права, мистер Грейвз? — спросила она, понимая, что он всё ещё хочет отправить ее прямиком за решетку.

— Я подумаю, что с вами делать, мисс Уинтер. Даже если всё то, что я прочитал в письме М.П.Г. и увидел в воспоминаниях Дамблдора — правда, вы всё еще преступница, пусть и по своей глупости доверившаяся неизвестно кому.

Она опустила взгляд, возможно, впервые задумавшись о том, что не следовало слепо доверять написанному.

— Хорошо, мистер Грейвз.

Перед ним сидела незнакомая угрюмая девушка, которая еще сутки назад умело притворялась мужчиной и дурачила его. Ее голос и манера говорить, так отличающаяся от той, к которой он привык, раздражала. Сейчас Персиваля раздражало в ней абсолютно всё.

— И в письме М.П.Г., и в воспоминаниях Дамблдора я нашел некие сведения о вашем родстве с волшебниками древности, — он все еще довольно скептично относился к ним, но не мог не утолить любопытства. — Пожалуйста, подробнее.

— По линии своей матери — отца Авроры Уинтер — я потомок Мерлина, но род Уинтер никогда не распространялся об этом. Что до Слизерина, последней известной семьей в Британии, связанной с ним, были Гонты. И мой отец — полукровка, рожденный Меропой Гонт от маггла.

— Звучит притянутым за уши, впрочем, меня уже мало что удивляет. Есть ли доказательства?

— Родство с Мерлином я вряд ли чем-то могу доказать, находясь в этом времени. С Дамблдорами тоже. Но Слизерин… — она задумалась, закусив губу. — Я умею говорить со змеями, мистер Грейвз — этот дар был у каждого из Гонтов, включая моего отца, и…

— Серпенсортия, — неожиданно ледяным голосом перебил Грейвз, и с кончика его палочки сорвалась прямо на стол вмиг вставшая в стойку королевская кобра, расправившая устрашающий капюшон и высунувшая раздвоенный язык.

Вместо того, чтобы испугаться, как любой нормальный человек, при виде змеи, тем более такой агрессивной, Джоконда Уинтер лишь только глубоко вздохнула, понимая, что от нее требуется. И Грейвз действительно замер, перестал даже моргать, наблюдая, как губы ее складываются в незнакомых движениях, а вместо слов, понемногу из едва различимого шепота все громче проступает шипение: оно было утробным и устрашающим и, казалось, едва ли может издаваться человеческими голосовыми связками.

Змея что-то прошипела в ответ, а затем неожиданно и осознанно кивнула, закрыв пасть и переведя взгляд желто-зеленых глаз на Грейвза. Кобра была безопасна и убиралась простым развеивающим трансфигурационные чары заклятием. Но Грейвз повременил, он просто наблюдал. Змея полностью копировала повадки настоящей, разве что в ее клыках не было яда. Похоже, змееусты могли подчинять себе любую змею, будь то волшебная или самая настоящая. Змея закрыла капюшон, подползла к нему и положила голову в его раскрытую ладонь, мягко касаясь кожи раздвоенным языком, словно была ласковой кошкой.

Грейвз с неподдельным, вырвавшимся в момент восхищением посмотрел на молчаливую Джоконду, которая не показала ни единой эмоции.

— Я не люблю эту способность, мистер Грейвз, мой отец, передавший мне дар змееуста, был чудовищем. До моего появления в прошлом я в полной мере не осознавала этого. Увлеченная историей, я была ослеплена его могуществом, описанном в книгах. Но если бы мне дали выбор, я бы пожелала никогда не знать его. Вы видели, что он сделал с моей матерью, а меня он заставлял делать ужасные вещи. За ним всюду следовала Смерть. Я не горжусь родством со Слизерином. Это напоминает о нем.

И взгляд Грейвза померк, он ощутил, что вновь вторгся во что-то очень личное и болезненное. Он не стал возражать, что дар змееуста не доказывает ее родство со Салазаром Слизерином, просто постарался принять этот факт. Он не встречал прежде ни одного волшебника, способного говорить со змеями, но точно знал: умение это было редким и обычно связывалось с Тёмными искусствами.

Едва кобра под развевающими чарами рассыпалась на столе на золотые песчинки, раздался неожиданный громкий стук в окно, тотчас привлекший их взгляды. На подоконнике, втягивая шею, пытаясь укрыться от дождя сидела внушительных размеров птица с огненным оперением.

— Фоукс?.. — ахнула Джоконда, не веря своим глазам, да и Грейвз едва ли мог поверить.

Часом ранее он видел этого феникса в кабинете у Дамблдора через пятьдесят лет.

— Что?.. — только ахнул Грейвз, вскочив со стула следом за Джокондой. — Как он здесь очутился?

Джоконда подошла к окну и просто открыла его, позволив птице, которой было наплевать на защитные чары, залететь в квартиру, осыпав паркет водопадом влаги. Расправив тяжелые крылья, феникс вспорхнул на спинку кресла, впившись когтями в обивку, и защелкал клювом. А Джоконда… впервые за сутки Грейвз увидел ее улыбку. Она встретила старого друга и, как и Дамблдор из воспоминаний, почесала его шею, невербально высушив птицу заклинанием. Похоже, она действительно была одаренной.

— Фоукс, я думала, что ты никогда не появишься передо мной. — Невзирая на все произошедшее, она вмиг стала счастливой, а глаза ее засияли теплотой, какую Грейвз видел лишь однажды — вчера, во время пьяной прогулки на катере.

— Как он здесь очутился? Феникс посреди Манхэттена…

— Он — мое доказательство родства с Дамблдорами, — она обратила на Грейвза полный надежды взгляд, словно эта дурацкая птица могла решить все ее проблемы. — Есть поверие, что феникс является Дамблдорам в минуту нужды, но он никогда не прилетал ко мне, даже когда я была в крайней опасности. Но почему сейчас, Фоукс? — она всё еще любовно гладила его, одурманенная надеждой, что все ее проблемы решатся в одночасье. — Это написано на семейном древе Дамблдоров, вы можете убедиться сами, для кого-то это всего лишь сказка, но эта птица… Спасибо тебе, Фоукс, надеюсь, дедушка тебя не потеряет.

— Хотите сказать, что феникс Дамблдора пересек океан, чтобы…

— Я не знаю, но это должно что-то значить, верно, Фоукс?..

Тот лишь только крикнул в подтверждение и вновь позволил почесать шею.

* * *

Грейвз уже давно откладывал это; три года назад во время слета Магической Конфедерации Тесеус Саламандер — тогда еще только назначенный Глава Управления магического правопорядка в британском Министерстве Магии предлагал дружескую встречу для обмена опытом между континентами. Год назад он напомнил о ней в письме, но в тот момент на визиты вежливости не было времени. Сейчас же для Грейвза официальная причина посещения Британии могла стать поводом к тому, чтобы лично посмотреть архивы Министерства, проверить информацию о Гонтах и Уинтерах, а также, несомненно, посетить Альбуса Дамблдора. М.П.Г. запретил это делать лишь Джоконде, но о Грейвзе в письме не было ни слова. Следовательно, даже если все увиденное в Омуте и изложенное в письме правда, то это нисколько не навредит временной петле, о которой так пекся Дамблдор семидесятых-восьмидесятых. Но что с него взять в двадцатых, когда он даже вообразить не может, с каким бременем столкнется через пятьдесят лет? И всё же, Грейвз хотел убедиться, подметить мимику, пообщаться, понять, похож ли он голосом или жестами на человека из воспоминаний?

Он оставил Джоконду с запасом провизии на два дня одну, не желая ее видеть — это тяготило. Она всё ещё была его пленницей и преступницей — пусть и не производила, а только продавала магический алкоголь, она оставалась незарегистрированным магом, что строго каралось законами МАКУСА. Он, Глава магического правопорядка, и сам сейчас сильно рисковал должностью и свободой, укрывая преступницу.

Путешествие портключом через континент было неприятным — чуть дольше времени занимало перемещение на такое расстояние. Когда он обрёл землю под ногами, — точнее, устланный красным ковролином пол — то сразу же увидел перед собой незнакомого мужчину чуть ниже него ростом, с весьма угрюмым выражением лица.

— Торкуил Трэверс, — тут же представился встречающий и протянул ладонь, — Глава Отдела авроров и правая рука Тесеуса Саламандера. Прошу за мной, мистер Грейвз.

В Британии была другая система, над отделами находились управления, в то время как Грейвз был Главой Отдела, но при этом управлял всеми аврорами.

Он поздоровался, сдержанно ответил на рукопожатие и позволил сопроводить себя по длинным коридорам, где тут и там встречался совиный помет. В Министерстве Магии Британии до сих пор предпочитали сов для общения между департаментами, в то время как в Нью-Йорке давно уже использовали перемещающиеся по трубам зачарованные бумаги, оборачивающиеся грызунами или птицами. По коридору тут же сновали странного вида заколдованные устройства — пылесосы, размахивающие длинными лапками-манипуляторами, оканчивающимися тряпками и щетками. Консерваторы, и не надоело им работать по колено в совином дерьме?

Кабинет Тесеуса Саламандера напомнил Грейвзу собственный, небогато, но со вкусом обставленный: стол и стулья из темного дерева, несколько статуэток. Разницей было лишь то, что на столе Грейвза никогда не было ни одной рамки с фотографией. На стене за письменным столом тоже висела картина, только на ней не ожившая работа Ван Гога, а чей-то хмурый портрет в треугольных очках, воззрившийся на гостя в подозрении.

— Мистер Саламандер сейчас подойдет, его вызвал к себе министр, — сообщил Торкуил. — Могу прислать ассистента, если желаете чашечку кофе.

— Я бы не отказался от чашки английского чая, — сообщил Грейвз, желая остаться один хотя бы ненадолго, чтобы собраться с мыслями.

Он сел в гостевое кресло, обдумывая речь, ведь пришел совершенно неподготовленным, однако когда в кабинет вошел Тесеус Саламандер, дружеская беседа началась как-то сама собой. Кажется, это был на диво коммуникабельный молодой мужчина, который и сам пребывал в некоей растерянности от неожиданного визита. И вот перед ними уже лежал свод магических законов Британии, и они живо нашли тему к обсуждению в непринужденной обстановке. Более всего Грейвза всегда удивляло, что в Европе не запрещены связи с магглами, если они не подрывают инкогнито волшебников, и Тесеус сообщил, что множество его друзей — полукровки. Грейвз тотчас нашел тему, чтобы зацепиться:

— Насколько я знаю, не все магическое сообщество приемлет связи с магглами.

— Конечно, есть и консервативные семьи, придерживающиеся чистоты крови.

— Как Гонты, например?

Тесеус удивился его осведомленности.

— Наверное, в самую точку. Полагаю, они вам известны, как последние потомки Салазара Слизерина — Темного Волшебника и одного из основателей Хогвартса?

Джоконда не обманула, Гонты существовали и действительно имели связь со Слизерином.

— Да, я изучал некоторые родословные еще в Ильверморни, — соврал Грейвз, прежде о них не слышавший. — И подобные им не доставляют неудобств в вашем современном обществе?

— Ну, магглов они не убивают, Персиваль, — усмехнулся Тесеус, — и на том спасибо. Ведут закрытый и тихий образ жизни. Родство со Слизерином — это все, чем они могут похвастаться. Они обнищали еще полвека назад.

— Я слышал, что здесь, в Британии, также обитают и потомки самого Мерлина.

Тесеус с сомнением нахмурил темные брови.

— Насчет потомков Мерлина мне ничего неизвестно, да и с Гонтами я познакомился случайно, из-за одного дела, связанного с Темной магией.

— Ведут тихий образ жизни, значит, — усмехнулся Грейвз, поправив чуть съехавшую с центра блюдца чашку.

Собеседник только развел руками.

— Они оправданы, поэтому мои слова не противоречат друг другу.

— Слышал, что они змееусты. Никогда прежде не встречал змееустов, — задумчиво произнес гость.

— Это правда, как и Салазар Слизерин. И это весьма редкий дар, но у нас в стране есть как минимум еще одна женщина, по крайней мере, она так говорит, но это больше похоже на вранье, чтобы повысить свою значимость в обществе.

Грейвз утолил свое любопытство касательно Гонтов, это семейство не было выдумкой. Что до Уинтеров — он не станет задавать слишком много вопросов, чтобы не выглядеть подозрительно. Посмотрит в архивах сам, если представится возможность. Тесеус спросил, надолго ли гость останется в Британии, и узнав, что тот собирается посетить Хогвартс завтра утром, незамедлительно отдал распоряжение забронировать номер в отеле неподалеку от Министерства. Кажется, Глава Управления немного успокоился, решив, что это и впрямь визит вежливости, а Грейвз хочет посетить Хогвартс лишь из любопытства. Как полагается в такие визиты, пришлось пообщаться и с самим министром и даже отобедать в компании британских коллег, однако от вечернего приглашения в магическую оперу он все же отказался, сославшись на планы. Пиквери передала несколько конфиденциальных документов для министра, и этого было достаточно, чтобы все решили, что это основная причина появления Грейвза в Британии.

Он был практически спокоен, как будто позабыв о той страшной новости, которая не давала спать в последний вечер. Его квартирантка вела себя тихо и, лишь попросив немного еды, закрылась в спальне и больше не тревожила хозяина квартиры, и так получившего слишком много информации. С нее слетели все маски? Или, быть может, это был очередной спектакль? Девушку, проживающую сейчас в его квартире, Грейвз не знал, он совершенно отделил личность Чарльза Уилби от нее, для себя сочтя их разными людьми. Она умело прикидывалась беззащитной, но с ним больше не сработает ни одна из ее ролей.

Получив ужин в номер, Грейвз с радостью подумал, что сегодня наконец-то поспит в постели, а не на диване, однако сон не шел, слишком много мыслей роилось в голове. Он находился на другом континенте, но что если этот Фоукс каким-то образом поможет ей выбраться из заточения, если сам без труда преодолел защитные чары? Это не давало покоя, и Грейвз смог уснуть только когда, наконец, признался себе, что если не застанет ее в квартире по возвращению, то испытает определенную долю облегчения. Хотелось забыться, а потом проснуться и обнаружить, что всё это был странный и страшный сон.

Грейвз привык вставать рано, а учитывая разницу часовых поясов, сон покинул его уже в пять утра. Не зная, чем себя занять, он заказал завтрак и приступил к задуманному — стал писать в Болгарское Министерство, но чем дальше он писал, тем сильнее понимал необходимость сохранить инкогнито, ведь к нему наверняка возникнет множество вопросов, если Джоконда Уинтер права, и завтра готовится нечто, связанное с Гриндевальдом. В итоге письмо вышло коротким, но информативным. Оно вышло предупреждающим. Осталось дождаться случая его отправить.

С утра в вестибюле отеля его уже встречал мистер Торкуил Треверс — в котелке и с тростью, с вечным выражением отвращения на лице, он был не самой приятной компанией. И для Грейвза он олицетворял собирательный образ типичного англичанина. Аврор перенес его к зеленеющей тропинке перед длинным каменным мостом. На высокогорье Шотландии громадой вырастал многобашенный и величественный замок, отчасти похожий на поместье Уилби, но раз в десять больше. Кажется, Джоконда выбрала себе пристанище, опираясь именно на эту готическую громадину, так не похожую на уютную школу Ильверморни, построенную многим позже Хогвартса и впитавшую в себя черты более поздней эпохи. На входе его встречала молодая учительница, имени которой Грейвз не запомнил, слишком увлеченный рассматриванием экстерьера, каменных рыцарей у тяжёлых двустворчатых входных дверей, горгулий на стенах. Это место было пропитано Средневековьем. Попадающиеся на пути студенты в одинаковых мантиях, но с галстуками разных цветов, встречали его заинтересованными взглядами и перешептывались за спиной. Они с Торкуилом и учительницей, что-то рассказывающей об истории Хогвартса, преодолели несколько этажей с движущимися лестницами; где-то приходилось останавливаться, чтобы лестница встала в правильное положение, и Грейвзу ничего не оставалось, кроме как уделять больше внимания невероятному количеству портретов и пейзажей на пути к директорскому кабинету, куда его сопровождали.

Он не знал, что встретит его в директорском кабинете, и пока движущаяся винтовая лестница поднимала его вверх, мог только гадать: похож ли этот кабинет на тот, что он видел в воспоминании сутки назад? Ему стоило усилий сохранить невозмутимый вид при виде того же самого интерьера, что он видел в Хогвартсе восьмидесятых. Круглое помещение с высокими потолками, все та же старая шляпа на полке, разве что здесь не было множества столов с жужжащими приборами, а жители портретов не покидали своих рам. Кто-то из них спал, кто-то с интересом взирал на гостя из далекой Америки.

Директор Армандо Диппет — седой старик с длинными волосами и аккуратно подстриженной козлиной бородкой был уже стар, и Грейвз знал, что ему уже более трехсот лет. Неужели ни у кого подобное долголетие не вызывало вопросов? Кажется, он был знаком с неким алхимиком по имени Николас Фламель. О Диппете Глава магического правопорядка МАКУСА знал катастрофически мало.

Насеста с Фоуксом в кабинете не было — это Грейвз понял с первого взгляда, но в центре стоял все тот же массивный деревянный стол на когтистых лапах. Диппет довольно живо для своего почтенного возраста поднялся из-за стола и протянул старческую ладонь.

— Приятно познакомиться, мистер Грейвз, признаться, я был удивлен, когда получил сову о вашем визите. Что привело вас в Хогвартс?

Недоумение директора стоило снять дружеской беседой.

— Любопытство, мистер Диппет, не более. Я окончил Ильверморни, и за свою жизнь не видел больше ни одной магической школы, решил посмотреть, из-за чего Хогвартс считают лучшей школой магии в мире…

— И вероятно на уровне подсознания вы в душе с этим не согласны, верно? — усмехнулся он.

— Ильверморни долгое время была мне домом, конечно, мое сердце отдано ей.

— И каково же ваше первое впечатление о Хогвартсе, мистер Грейвз? — погладив остроконечную бороду, усмехнулся он.

— Очень внушительный замок, красивая природа, — со сдержанным восхищением отметил гость.

— Но вы, конечно же, считаете замок Ильверморни более интересным.

Грейвз усмехнулся, сев в предложенное кресло напротив стола.

— Возможно, но, полагаю, за время путешествия по бесконечным лестницам в ваш кабинет я успел оценить лишь крупицы, — он надел одну из своих дружелюбных масок. — Хочу извиниться за внезапный визит, но мое отправление в Нью-Йорк назначено только на восемь вечера. Надеюсь, вы не против, если я какое-то время проведу здесь, любуясь окрестностями?

Увидев, что гость настроен весьма позитивно, Диппет как будто немного расслабился, когда послышался каменный скрежет движения винтовой лестницы, и внезапно на пороге кабинета оказался тот, ради которого Грейвз сюда прибыл.

— Мистер Дамблдор, — он поднялся, чтобы поприветствовать, и тот крепко пожал его ладонь.

— Мистер Грейвз, — ответствовал тот. — Добро пожаловать в Хогвартс.

С едва пробивающейся сединой в короткой светлой бороде и очаровательной улыбкой, Дамблдор был так мало похож на того человека, которого Грейвз встретил воспоминаниях взрослым, но глаза… Эти ясные голубые глаза определенно говорили о том, что человек, встреченный в Омуте памяти — тот самый Дамблдор. Грейвза будто холодной водой облили, и только сейчас, видя перед его перед собой, он будто в полной мере осознал, что воспоминания могут быть правдой, как и его гибель через три года.

Едва собравшись и придя в себя, Грейвз попросил, чтобы именно Дамблдор сопровождал его при осмотре замка, и Диппет не нашел в этом ничего предосудительного, как будто только рад был избавиться от компании нагрянувшего из Америки аврора. Такие посетители, как он, многим могли доставить неудобства внезапными визитами. К удаче, у Дамблдора было свободное утро, и он с искренним радушием согласился сопровождать гостя. Треверс же, сочтя своё участие в экскурсии излишним, сослался на желание пообщаться с профессором Гербологии и попросил отправить за ним эльфа, как только мистер Грейвз будет готов отбыть.

Дамблдор провел его по пустынным во время занятий коридорам, он был улыбчив и осанист, а еще имел привычку держать руки в карманах брюк, в то время как его взрослая копия предпочитала держать руки на виду — в основном, сцепленными на животе. Голос изменился несомненно, приобретя нотки старческой хрипотцы, но все же, в нем узнавались знакомые интонации всепонимания и какой-то невероятной доброжелательности, словно этот волшебник никогда и никому не может пожелать зла. Прогулка по замку вышла весьма увлекательной, Дамблдор был живой энциклопедией замка и его истории.

— Читал несколько книг о Хогвартсе. Нашел упоминания о неких помещениях — Выручай-комнате и Тайной комнате, — про Выручай комнату он действительно читал, а про Тайную узнал в воспоминаниях Дамблдора в сороковых, когда погибла ученица, а полувеликана по имени Хагрид лишили палочки. Дамблдор удивился его вопросам, но счел их праздным любопытством. — Выручай-комната может появиться перед любым находящимся в замке волшебником в момент нужды. Она может…

— Принимать необходимую форму, в зависимости от того, в чем нуждается нашедший ее. Я был в ней, — сообщил Дамблдор и подавил смешок, — вы сочтете забавным, но она обернулась для меня уборной.

Грейвз понимающе поднял уголки губ вверх, ожидая, когда же собеседник перейдет к описанию Тайной комнаты.

— Что до второй загадки — никто из ныне живущих не находил в нее вход. Из истории известно лишь, что, разойдясь во взглядах с другими основателями, Салазар Слизерин оставил в замке тайное помещение, в котором живет чудовище.

И снова нечто, связанное с этим Тёмным волшебником древности. Грейвз почему-то совсем не удивился.

— И вы не боитесь, что чудовище может вырваться наружу и напасть на студентов?

— Это всего лишь легенда, мистер Грейвз, — как будто потешался над его доверчивостью Дамблдор. — Старинный замок, конечно, хранит множество тайн, но это самое безопасное место на Земле.

Дамблдор говорил о Хогвартсе с огромной теплотой и любовью, было совсем не удивительно, что вся его дальнейшая жизнь связана именно с этим местом. Едва они подошли к дверям из замка, намереваясь осмотреть прилегающие территории, небо громыхнуло и горизонт разделила надвое вспышка молнии. Ливень тотчас стеной вырос перед ними.

— Похоже, у Хогвартса на нас другие планы, — улыбнулся Дамблдор, говоря о замке как о живом существе, наделенном разумом. — Мой старинный друг прислал мне из Франции коробку свежайших круассанов сегодня утром, предлагаю отведать их в моем кабинете, а затем попытать счастье выйти на улицу еще раз. Такие ливни обычно непродолжительное явление.

Грейвз с сомнением посмотрел на грозные тучи, сплошь укрывающие небосвод, и с энтузиазмом принял идею. Он мечтал поскорее увидеть место, где обитал Дамблдор, и ни капли не удивился, когда перед ним предстало то самое помещение — класс для занятий по Защите От Темных Искусств со множеством тренировочных предметов, вредноскопами и даже тем же самым чуть дребезжащим шкафом, в котором, Грейвз был уверен, и сейчас находился боггарт.

— Боггарт — лучший инструмент обучения ЗОТИ — очень важно научить студентов бороться со своими страхами, — заметил Дамблдор его интерес.

— Вероятно, — коротко отозвался Грейвз, и Дамблдор предложил пройти вглубь к небольшой лесенке, ведущей в его кабинет.

И вот тут-то и встретило его то самое знакомое жужжание предметов на небольших столиках, а также множество вещей, включая книги и статуэтки, которые потом перекочуют в директорский кабинет. Дамблдор вызвал домовика, и вскоре вместе с круассанами перед ними появился пузатенький чайник в английском стиле и такие же кружки с изображением какого-то поместья, окруженного зеленью. Грейвз всё искал следы феникса, но здесь не было ни жердочки, ни насеста. Да и в Британии ли сейчас птица, которая позавчера влетела в его квартиру на Манхэттене?

— Альбус, — доверительно обратился Грейвз, ведь они почти сразу перешли на менее формальное общение, — у вас есть феникс?

Тот лишь удивленно округлил глаза, но затем даже сощурился.

— Нет, с чего вы взяли, Персиваль?

Он тут же нашёлся:

— Изучал фамильные древа Британии в связи с работой, и прочитал очень интересную деталь, что якобы в минуту нужды перед Дамблдорами может явиться феникс.

— Ах, вы об этом, — сгладив подозрительный тон, задумался Дамблдор. — Верно, но это не значит, что мы держим феникса в качестве домашнего животного. Признаться, мне феникс никогда не являлся, но вот моему деду…

…Персиваль покинул Хогвартс в смешанных чувствах. Он нашел подтверждение тому, что действительно общался с воспоминанием Дамблдора, — такой взгляд не подделать — пусть его поведение претерпит множество изменений, глаза редко менялись с возрастом. Никакого феникса у Дамблдора в двадцатых не было, могла ли Джоконда об этом не знать? Прежде чем оставить величественный замок, он попросил дозволения воспользоваться школьной совой, чтобы осуществить задуманное и отправить в Министерство Магии Болгарии послание…

Мрачный Грейвз высверливал в гостье дыру недобрым взглядом, перед ним лежал свежий выпуск магической газеты, в которой на первой же полосе красовалась статья о неудавшемся созыве Гриндевальдом волшебников, поддерживающих его идею обнародования магического мира. Маленькая приписка внизу сообщала, что информацию об этом болгары получили от анонимной совы, предположительно прилетевшей из Британии. Джоконда ни словом ни жестом не показала радости или самодовольства, но злоба Грейвза была адресована вовсе не ей, а себе самому. Она по-турецки сидела в кресле, на спинке которого двумя сутками ранее возвышалась фигура великолепного феникса, улетевшего в тот же вечер, оставившего на обивке глубокую царапину. Наверное, замерзла, ведь пол был ледяным даже летом. У нее с собой не было сменной одежды или элементарно носков, а гостеприимство хозяина квартиры оканчивалось только кормежкой и одной-единственной рубашкой.

— Как это понимать, мисс Уинтер? — ткнул он пальцем в газетный заголовок.

— Что вы имеете в виду, мистер Грейвз? — также формально спросила она, отставив чашку с кофе на журнальный столик. — Вы всё еще сомневаетесь в моих словах или пытаетесь обвинить в чем-то? Я не имею к Гриндевальду никакого отношения…

Внутри него бушевало пламя негодования, статья точно описывала ее слова, волшебника по имени Кростайо Башев действительно расщепило, и он представлен к Ордену Мерлина второй степени посмертно.

— Речь не об этом, — он потер виски, не понимая, как такое могло произойти. — Они сумели накрыть мероприятие только из-за анонимной совы из Британии.

— Видимо, нашелся один социально ответственный волшебник, который…

— Эту сову отправил я из Хогвартса! — возмутился Грейвз слишком громко, и она вздрогнула, с коротким “о” свесив ноги с кресла.

— Что ж, — только протянула она, — похоже, и на ваши плечи легло бремя участия во временной петле, — довольно спокойно рассудила мисс Уинтер, как будто в случившемся не было ничего удивительного.

Она несмело улыбнулась, но не стала более ничего говорить, давая ему осмыслить сказанное ею.

— Вы хотите сказать, что я сам запустил этот механизм?

— А вы еще не поняли, как это работает, мистер Грейвз? Все наши действия приведут лишь к тому, что должно случиться, — пояснила она нечто само собой разумеющееся.

— О, этот старый интриган из воспоминаний успел прожужжать мне об этом уши. А теперь вы…

— Судьба, предначертанное, если хотите, — продолжила она в манере Дамблдора. — Но что, позвольте спросить, вы забыли в Хогвартсе?

— Не вашего ума дела! — и не подумав сдерживаться, гаркнул Грейвз.

— И всё же… — игнорируя его тон, продолжила диалог Джоконда и с искрящимся, неподдельным интересом спросила: — Вы видели его? Вы видели Альбуса Дамблдора? Какой он в этом времени?

Ей что, всё равно, что он полыхает от гнева, не в силах понять, каким образом во всё это ввязался?

— Мне пора на работу, мисс Уинтер, — отрезал он, не собираясь давать ей то, что она хотела, — поговорим обо всём вечером.

Он резко встал, дернув воротник рубашки в нервном движении, направился к камину и тотчас исчез в языках пламени, увидев ее тошнотворный понимающий взгляд, который был с точностью скопирован с манеры Альбуса Дамблдора. Взвинченный до предела, Грейвз весь день метал молнии и даже прикрикнул на Тирренса и Абернети из-за какой-то мелочи. Ему удалось собраться только во время встречи с Пиквери, которую весьма заинтересовали последние вести из Болгарии и подробности его визита в Великобританию. Серафина, которая всегда влияла на него отрезвляюще, спросила как продвигается расследование о сбыте магического алкоголя и, конечно же, была не удивлена, что оно не сдвинулось с мертвой точки. Голдштейн не попадалась на глаза, скорее всего, сегодня у нее была ночная смена и они попросту разминутся, хотя Грейвз зачастую засиживался до ночи на работе, регулярно нарушая свой пятидневный график, как, впрочем, и другие руководители. Из-за рутины на работе, на которой он едва мог сконцентрироваться, Грейвз сумел заново осмыслить утренний разговор и события в Болгарии только ближе к вечеру. Он долго прокручивал у себя в голове, как же такое возможно, что он собственноручно запустил механизм действия временной петли? А может, это сделала она, сообщив ему точную дату и информацию о готовящемся созыве? Или же, если бы не ее участие, он бы каким-то образом все равно узнал эту информацию и отправил сову в Болгарию? А если бы не отправил? Что бы случилось тогда?..

В любом случае, все казалось странным и оттого заставляло стынуть кровь в жилах, но пока Грейвз встретился только с одной нестыковкой из писем и рассказов Дамблдора и Джоконды — феникс Фоукс. Она считала, что он и в двадцатых принадлежал Дамблдору, но ошиблась или соврала. Как интерпретировать эту неувязку? Однако какая бы злоба ни кипела внутри него, он понимал, что она действительно могла просто не знать об этом, а Фоукс появится у Дамблдора позднее. В любом случае, с ней нужно было что-то решать, ее присутствие хотя и порядком надоело, но уже становилось отчасти привычным. Мало кто удостаивался приглашения к нему домой, разве что редкие любовницы. Как человек, следующий букве закона, он не мог закрыть глаза на ее преступления, да и хотя бы даже на то, что она не имела абсолютно никаких документов в этом времени, кроме немагических на имя Чарльза Уилби. Понятное дело, получила она их нелегально, и если применяла магию, то это было еще одним нарушением. Грейвз был уверен, что Джоконда Уинтер неоднократно применяла вмешательство в разумы немагов, которые ее окружали, чтобы поддерживать легенду, а также в делах, связанных с президентом США. Однако произошедшее и увиденное в последние дни ставило все с ног на голову. И еще, если она не соврала, то кто-то другой производит магический алкоголь, и расследование необходимо продолжить.

Когда он появился в камине своей квартиры, она даже не подняла на него взгляд от какой-то книги, видимо, найденной в его квартире, и, казалось, весь день просидела с ней в этом треклятом кресле в ожидании собственного приговора.

— Добрый вечер, — все же решив удостоить его вниманием, подняла она голову.

— Едва ли, — буркнул он и неожиданно достал из потайного кармана пиджака ее волшебную палочку, с которой ни на секунду не расставался.

Палочка легла перед ней на журнальный столик, и Джоконда вопросительно посмотрела на него, едва скрывая так и рвущуюся наружу надежду, но следом за волшебной палочкой на столе появились два тонких металлических браслета, которые использовали авроры для досрочно освобожденных или свидетелей по делам.

— Мистер Грейвз?..

— Возвращайтесь в свое поместье. Если вы используете подозрительные чары или попробуете исчезнуть, я об этом узнаю, будьте уверены.

Она ничуть не расстроилась, только не скрыла искренней улыбки, наполненной благодарностью. Взгляд вновь выловил на ее шее кожаный шнурок; теперь он знал, откуда у нее это кольцо. Тот погибший аврор, точнее — аврор, который погибнет в семидесятых. Он еще не родился, но тенью воспоминаний следовал за ней.

— Вы отпускаете меня? Вот так просто?..

— Не отпускаю, — возразил он, кивнув на браслеты, которые, поднявшись в воздух, тотчас обхватил ее запястья, — но ваше присутствие в моей квартире уже надоело. Я сниму чары, чтобы вы могли аппарировать.

— Ваша рубашка…

— Выбросите ее.

Джоконда встала с кресла, недоверчиво коснувшись своей волшебной палочки, словно Грейвз просто издевался и в любую секунду мог отобрать ее снова.

— Что мне делать?

— Продолжать жить как Чарльз Уилби, очевидно, — с тенью иронии, словно она была совсем несмышленой, ответил он.

— А магический алкоголь? Я так понимаю, мне стоит прекратить продавать его, в этом больше нет необходимости… — задумчиво проговорила она, намекнув, что данный винтик временной петли уже свел ее с целью.

— Отчего же, — призадумался Грейвз, прислонившись к столу и сложив руки на груди. — Напротив, вам ни в коем случае нельзя прекращать. Сможете выйти на поставщика? Вы ведь напрямую общаетесь?

— Только по телефону, — пожала она плечами. — Она слишком осторожна. Я попробую что-нибудь выяснить, мистер Грейвз.

— Только не спугните, — предостерег он. — Ваше перемещение ограничено Нью-Йорком, пожалуйста, не нарушайте границ, у меня и без вас голова кругом. Если появится какая-то информация, номер знаете, — кивнул он на обыкновенный немагический телефон, который пришлось приобрести именно из-за связи с ней.

Пока она была здесь, он, конечно же, был отключен. Джоконда понимающе кивнула и в последний раз взглянула на него.

— Что ж, до свидания, мистер Грейвз, — учтиво попрощалась она, кивнув, и тотчас почувствовав, что барьер снят, растворилась в воздухе с легким хлопком.

Грейвз только закатил глаза и, отлепившись от стола, отправился в спальню, чтобы поменять белье. Кровать была аккуратно застелена, стоит отдать Джоконде должное, она была опрятной и не мусорила. Взмахнув палочкой, он применил простые бытовые чары, и белье, отделяясь от матраса, подушек и одеяла, взмыло в воздух и, скомкавшись, отправилось в корзину для стирки в уборной. Он почувствовал то, что прежде никогда не ощущал рядом с Уилби, возможно, из-за парфюма, который она использовала в облике мужчины. Запах женщины, такой непривычный для спальни типичного холостяка, поднявшийся с растревоженным бельем. Она чертовски хорошо пахла, и это, как и все остальное, связанное с ней, раздражало…

* * *

Едва оказавшись в ставшем домом поместье, Джоконда, наконец, вздохнула полной грудью. Последние дни прошли в чудовищном напряжении. Поджав губы, она осмотрела два тонких браслета на запястьях и пробормотала нечто недовольное. В спальне было прохладно, впрочем, как и всегда — она никогда не закрывала окон, и потому у них с Гидеоном иногда случались на почве этого мелкие бытовые стычки. Он обожал спать в трусах и без одеяла, когда она, нарядившись в пижаму, спала под теплым пуховым. Джоконда невольно коснулась кольца под рубашкой, принадлежавшей Грейвзу, и вновь сникла. Прошло уже три года с тех пор, как Гидеон погиб, а боль всё не уходила, как и не уходило чувство вины за то, что не попыталась изменить это чудовищное событие. Она отправила Абрахаса в будущее, надеясь, что ему и друзьям удалось благополучно добраться, и, возможно, М.П.Г. прав, этим нарушила временную линию, а сама оказалась еще дальше в прошлом. Нет, Джоконда не привыкала к действительности, что в семидесятых, что здесь она была чужой. Она хотела домой к Авроре и дряхлой Арабелле. Ее связь с матерью стала сильнее из-за пережитого во время Первой магической войны и из-за того, какая страшная правда открылась в последнем воспоминании совы. Джоконда сожалела, что Грейвз увидел столько личного в ее воспоминаниях, ей претило ощущать себя плодом насилия, ох, бедная ее матушка, за что на ее долю выпало столько страданий? Джоконда больше не задавалась вопросом, почему иногда в глазах Авроры проскакивал этот странный огонек — отголосок ужаса, пережитого ею. Дочь выросла точной копией своего отца, и это несомненно вызывало у нее приступы воспоминаний. Любил ли Том Риддл ее мать? Она не знала: все, кроме последнего, воспоминания в сове были такими светлыми, такими мимолетными и милыми, и открывалась сова только когда сердцем владело это светлое чувство любви. Но этот ужас… Как он мог поместить его в сову? Неужели Волдеморт и это воспоминание считал светлым? Насколько надо быть психически больным, чтобы так думать? Сова осталась горьким напоминанием о родителях, и с тех пор, как Джоконда переместилась в двадцатые, она больше не касалась ее, а потом и вовсе развеяла ее чары, желая удалить эти воспоминания из своей памяти.

Невзирая на поздний вечер, у Джоконды все еще были дела. Чарльз Уилби пропал почти на четыре дня, и она ни на секунду не забыла, что произошло накануне раскрытия ее личности Грейвзом. Приняв душ, она приступила к непростой трансфигурации, вновь перевоплощаясь в мужчину. Целых четыре дня, запертая в четырех стенах, она, можно сказать, наслаждалась тем, что могла быть собой, даже не Александрин Моро, но Джокондой Уинтер, и хотя это были напряженные четыре дня, ведь Грейвз очевидно был взвинчен до предела, она была благодарна, что кто-то узнал о ее истинной личности. Хранить столько тайн слишком тяжело. Как сильно он отличался от того Грейвза, который стал другом немагу Чарльзу Уилби? В тот вечер на катере Джоконда, пускай и исполняла задуманную роль, но испытывала удовольствие от его присутствия, жаль, оно быстро сошло на нет, стоило понять, с каким желчным человеком ее столкнуло Время. Персиваль Грейвз был опасен, а еще он был очень сильным магом — практически все простейшие чары он использовал невербально и с отточенной легкостью. До такого мастерства Джоконде было еще далеко. Мрачный и одинокий, он, судя по всему, мало подпускал к себе людей, а распознав обман, и вовсе слетел с катушек. В воспоминаниях всплыл ее неожиданный друг — Северус Снейп — мрачный, избегающий общества молодой человек, на плечи которого лягут невыносимые тяготы — роль двойного шпиона, а потом — смерть от клыков жуткой змеи Волдеморта. Он едва ли заслуживал такой судьбы.

Джоконда не имела никакого понятия, каким образом Дамблдор нашел ключ к сердцу Грейвза, и хотя поначалу аврор пришел в бешенство, но через два дня все же отпустил Джоконду, и она не знала, что повлияло на это его решение. Вновь взглянув на браслеты, она уже знала, что сигнальные чары на его волшебной палочке обязательно передадут, какую магию она использовала.

Оставалось только промыть мозги Ротштейну и МакГрегору, уже не впервый раз приходилось подправлять их воспоминания. Покушение не было первым, рано или поздно эти занозы в заднице все равно приходили к такому решению. Им не нравилось, что какой-то мальчишка обставлял их в бизнесе, и их жадность побеждала. Благодаря ей и работе на президента США и у них были связи, им покровительствовала полиция, но иногда они зарывались, желая прибрать к рукам и долю Уилби. Нет уж, теперь, когда Грейвз в курсе того, что она волшебница, она окружит свой дом чарами, и теперь ни одна подлая крыса не проникнет на территорию поместья. Установка охранных чар заняла не более получаса, и она тотчас аппарировала в “Седой Консьерж”, зная, что в четверг вечером найдет компаньонов там по обыкновению играющими в покер.

Клуб как обычно был многолюден, алкоголь лился рекой, действо как обычно сопровождалось веселым джазом великолепного духового ансамбля — самородков, найденных Джокондой лично в каком-то захолустном спикизи. Пришлось провести стандартный “обход” своих владений, выражая почтение тому или иному джентльмену. Роль Чарльза Уилби была настолько выверенной, что Джоконде даже спустя четыре дня было легко войти в образ. Фицджеральды как обычно развлекались в компании каких-то незнакомцев, которых они с завидным постоянством таскали в часть клуба для важных персон. Как притащили сюда и Грейвза. Пришлось уделить им некоторое внимание и проверить безопасность нынешних гостей. Какие-то бизнесмены, занимающиеся покраской зданий, мелкие дельцы, которым в ВИП не попасть без сопровождения. Ничего подозрительного.

Зельда, совершенно позабыв неловкий эпизод с ощупыванием задницы мистера Уилби, привычно прильнула в поисках внимания, поныв что-то про его долгое отсутствие. Пришлось как обычно отделаться парой дежурных комплиментов. Скотт хоть и был адекватнее жены, но никак не мог с ней справиться, и Джоконда только поражалась этой паре. Она приблизила их к себе только из-за нежного отношения к роману “Великий Гэтсби”, прочитанному ею в шестнадцать лет. Арабелла нашла чтение маггловской книги недозволительной для ведьмы распущенностью. Она всё еще жила старыми закостенелыми порядками, но все же исправно носила на шнурке на шее свой мобильный, чтобы всегда быть на связи. Джоконда очень любила ее, невзирая на иногда вредный старушечий нрав. Итак, Фицджеральды задержались в компании Уилби только из-за отношения Джоконды к этой книге. Образ Джея Гэтсби она примеряла на себя, взяв его манеры и любовь к вечеринкам за основу собственного образа. А Скотт Фицджеральд взял за основу образ Уилби, чтобы реализовать Джея Гэтсби. Очередной временной парадокс, почему-то вызывающий в Джоконде тонны радости. Правда, она не хотела закончить как Гэтсби и искренне надеялась, что его убийство — лишь плод воображения Скотта.

Наконец, закончив обязательную программу — дань вежливости каждому мало-мальски значимому гостю, Джоконда направилась в сторону уже неоднократно бросавших на нее нечитаемые взгляды Тони и Арнольда, чувствуя их разочарование тем, что их “друга” еще не жрут черви где-нибудь в канаве.

— Джентльмены, — радушно протянула она ладонь, не давая повода думать, что может в чем-то заподозрить, тем более, здесь были и другие воротилы подпольного бизнеса. — Возьмете еще одного игрока?

Джоконда, отбросив полы пиджака, села на подставленный официантом стул, собираясь сыграть несколько партий, чтобы окончательно усыпить их бдительность.

— Подай ужин в мой кабинет через двадцать минут, что-нибудь мясное, и принеси маргариту, — бросила она официанту, и тот, с коротким “как пожелаете, сэр”, отправился выполнять поручение.

Здесь она была в своей стихии, кажется, жизнь Чарльза Уилби стала частью ее самой. Он был тем, кем сама Джоконда никогда бы не стала — позитивным, окруженным восхищением молодым мужчиной, умеющим легко и непринужденно заводить знакомства и даже сумевшим вызвать улыбку в сдержанном авроре Грейвзе. Харизма Уилби, стоило ей принять свой облик, испарялась, и она сама становилась подобной Главе магического правопорядка — такой же скованной, зачастую язвительной. Но с другой стороны, Чарльз Уилби никогда не переживал ни войны, ни потери близкого человека, ни перемещений во времени, и он не был сыном чудовища, убившего сотни магглов. Он был изворотливым и обаятельным подлецом, богатым льстецом и шоуменом, счастливо живущим за фасадом из лжи, в которую сам поверил. Наверное, Джоконде так было проще выжить в этом времени, и в какой-то момент она сумела абстрагироваться от боли и неизвестности, а личность ее разделилась надвое. Со временем она даже заметила, что и почерк ее стал меняться.

Надо отдать должное компаньонам, вели они себя на диво спокойно и достойно, разве что МакГрегор потел как свинья, и его парфюм едва перекрывал этот запах. Впрочем, ничего необычного, потел как свинья он с завидным постоянством, и это нельзя было отнести к чему-то, связанному с неудавшимся покушением. Облапошив их в обеих партиях в покер, словно осуществляя маленькую месть, Джоконда со злорадной улыбкой сообщила, что ей нужно удалиться, и если Тони и Арни захотят присоединиться, то у нее для них есть нечто весьма интересное. Оба посмотрели друг на друга с подозрением, но отказать не смогли. Джоконда была на удивление в приподнятом настроении и это, кажется, настораживало их еще больше. В кабинете уже раздавался невероятно аппетитный аромат стейка, и она невербально наслала на Тони заклинание очищения, чтобы он не портил аппетит своей вонью. Она частенько использовала этот прием, так как была очень восприимчива к запахам. Без предложения заказать еду и гостям, она просто села за свой мраморный, слишком вычурный для простого кабинета стол и принялась за стейк. Грейвз не слишком-то баловал ее, да и сам, похоже, не был подвержен гурманству. Возможно, это было следствием перенесенного стресса, а возможно он не придавал значения тому, что ест.

Джоконда демонстративно выложила волшебную палочку рядом с тарелкой и, не удержавшись, отправила кусок нежного мяса в рот, на миг прикрыв глаза и растворившись в удовольствии. Как же она заскучала по своей богатой жизни, по дорогим аксессуарам, вкусной еде и даже восхищенным взглядам женщин, над которыми, конечно же, посмеивалась, понимая, что никогда не сможет ответить на их симпатию.

— Что это с тобой, два дня, что ли, не ел? — спросил Тони, облизнувшись, словно не съел дюжину таких же до прихода Уилби.

— Плюс-минус, — пожестикулировав вилкой, ответила она, едва прожевав, и добавила ехидно: — А вы, господа, хорошо ли питались в последнее время? Хорошо спали?

Взгляды собеседников мгновенно помрачнели после вызывающего намека. Конечно, у них не было при себе оружия — Джоконда исключила возможность проносить в клуб огнестрел даже для них. Но все же, это были два крупных мужчины, которых про себя она называла “Толстый и Тонкий”. Худой и высокий Ротштейн составлял разительный контраст коренастому тучному МакГрегору.

— Что ты имеешь в виду, Чарльз? — хмыкнув, спросил Ротштейн, посмотрев на него в излюбленной манере, словно у него под носом смердило, но Джоконда только с каким-то животным аппетитом поглощала стейк, не торопясь с ответом.

Промокнув губы салфеткой и с упоением опустошив маргариту до дна, словно до этого дня не ела и не пила ничего вкуснее, она, наконец, откинулась в кресле, сомкнув пальцы на волшебной палочке. Компаньоны не придали этому значения, возможно, решили, что это некая деталь интерьера или удлиненная перьевая ручка.

— Ничего, абсолютно ничего, Арнольд. Петрификус Тоталус, — бросила она совершенно без эмоций сдвоенное заклинание, и оба замерли в креслах.

Джоконда, заперев дверь заклинанием, чтобы никто не помешал, совершенно лениво обошла компаньонов стороной, как будто решая, с кого начать и, ткнув Арнольда в плечо, заставила его, одеревеневшего, завалиться в кресле на бок. Она размышляла о том, как сделать их покладистость более долговечной, потому что их попытки устранить “друга” надоели. Если бы не Грейвз, который первым бы получил пулю в сердце, она бы легко справилась с тремя бандюганами, но ей пришлось отвлечься, и это едва не стоило ей жизни.

— Легилим…

— Экспеллиармус!

Договорить заклинание она не успела, а только подпрыгнула от хлопка, раздавшегося за спиной, и палочка выскочила из ее руки. Сердце, совершив кульбит, вернулось на место, и она резко развернулась, увидев перед собой…

— Мистер Грейвз? — сощурилась она, негодуя от его внезапного появления.

Он стоял перед ней в наспех застегнутой влажной рубашке, торчащей из штанов одним краем, и с мокрыми волосами, с которых стекали капли воды.

— Какого дракла?! Я только отпустил вас, а вы уже использовали боевое заклинание!

Он тыкал ей в лицо палочкой, разъяренный до безумия, а сигнальные чары явно застали его в душе. Даже находясь у него в квартире, Джоконда никогда не видела этого педантичного волшебника в столь неподобающем виде. Она не удержалась от ухмылки.

— Мистер Грейвз, вы перебарщиваете, это всего лишь чары оглушения, — убрав с лица налет внезапного веселья, заметила она серьезно. — Эти двое, — ткнула она в лысину на макушке Ротштейна пальцем, — едва меня не убили. И вас, между прочим. Мне нужно обезопасить себя от дальнейших покушений. Они раз в полгода-год выкидывают что-то подобное. Подстраивают взрывы моих автомобилей или же просто присылают убийц. Я живу как на пороховой бочке!

Он выслушал это с деланным равнодушием, ни одна фраза не затронула абсолютно никаких чувств.

— И что же вы обычно делаете? — не скрыв язвительности, спросил он, понимая, что, возможно, зря вылез из душа.

— Откатываю мысль о моем убийстве на ту стадию, когда она еще не созрела в их головах. Я не слишком сильна в менталистике, я боевой аврор. Пока я научилась только удалять какие-то определенные долгосрочные мысли или добавлять некоторые штрихи, чтобы втираться в доверие. Но я боюсь повредить мозг, если буду действовать агрессивнее. Это не Обливиэйт, удаляющий целый пласт воспоминаний. Мне не нужно, чтобы они забыли обо мне и нашем бизнесе.

Грейвз посмотрел на нее чуть свысока и с подозрением, словно не мог в это поверить. Осознав, что она, точнее Чарльз Уилби, от вида которого Грейвза на секунду бросило в жар, не опасен, он зажал обе волшебных палочки у сгиба локтя и стал неторопливо застегивать манжеты рубашки, ощущая, как она неприятно липнет к мокрому телу. Высушившись заклинанием, он подумал, что почему-то забыл об этом, выбегая из душа как ошпаренный, потому что решил, что Оглушающие чары могли стать следствием дуэли или очередного покушения на эту ненормальную. Отныне он видел в ней женщину — существо слабое и не способное к самообороне. Признаться, ему вновь показалось, что он разговаривает с другим человеком, личность Уилби совсем отделилась от Джоконды в его подсознании, но все же, видеть его перед собой было странно, да еще и недовольного, потерявшего всю ту кротость, которой Джоконда пичкала его на протяжении нескольких дней.

— Почему вы не сделали их своими марионетками? — неожиданно осознал Грейвз, что выход мог быть куда проще, и вместе с тем желая проверить, насколько сильно она нарушает законы.

Она нахмурила темные брови Чарльза Уилби и чуть склонила голову на бок.

— Я не использую непростительные, мистер Грейвз, — сразу поняла она его намёк и помрачнела, вспомнив работу на Волдеморта: — Я больше никогда не произнесу ни одного непростительного…

Неожиданно лицо Грейвза разгладилось, как-то уж слишком внезапно, учитывая, что он не доверял ей. И эта поразительная перемена заставила Джоконду отступить на шаг. Признаться, она понятия не имела, чего от него ожидать. Она только все думала о том, что М.П.Г. мог бы найти для нее куда более приятную компанию. Грейвз был похож на кладбищенского ворона, разве что прилизанного, точно один из павлинов Малфой-мэнора. Он был неприятным человеком, в особенности с теми, кто был ему не по душе. Грейвз перевел взгляд на оглушенных немагов, затем снова на нее и, вернув волшебную палочку, неожиданно сказал:

— Я помогу.

Джоконда едва не поперхнулась воздухом, что явственно отразилось на ее лице. Больше не говоря ни слова, он применил легилименцию, по очереди вторгаясь в разумы Тони и Арнольда, а Джоконда, как громом пораженная, просто наблюдала за ним удивляясь все больше и больше. И едва он закончил, как, выйдя из чужих мыслей, встретил весьма озадаченный взгляд.

— Почему вы помогаете, мистер Грейвз?

— Я дам вам книгу по менталистике, которую изучают в аврорской академии. У вас в Британии, видимо, не такой расширенный курс.

— Я не училась в академии, — развела она руками, — меня просто поставили перед фактом, что я должна стать аврором. Я перенеслась в прошлое, когда была на седьмом курсе Хогвартса. Разве что Дамблдор обучил меня Окклюменции.

— Это умение я заметил, — не глядя на нее, сказал он с неприязнью и рывком заправил краешек рубашки в брюки. — Уж Обливиэйт вы сможете наложить?

Она смерила его взглядом, в котором явственно проступали нотки недовольства.

— Я не настолько необразованная, мистер Грейвз, — и, больше не говоря ни слова, повернулась к компаньонам, с едва скрываемой агрессией стерла их воспоминания о сегодняшнем инциденте и пробудила.

Грейвз только закатил глаза и, убрав палочку, обнаружил, что его влажные волосы находятся в крайнем беспорядке. Наспех зачесав их пальцами к затылку, он посмотрел на приходящих в себя Ротштейна и МакГрегора.

— Я присоединюсь к вам за игрой в покер, чуть позже, а сейчас, пожалуйста, позвольте нам завершить разговор с Оливером.

Те как будто в момент отупели, глядя на гостя, которого вроде бы как не было в кабинете.

— Хорошо, а… Оливер, что вы в таком виде…

— Неосторожность официанта, пролившего томатный сок на его пиджак и жилет, — пояснила Джоконда незамедлительно, не дав тому раскрыть рта. — Ожидаем, пока его одежду приведут в порядок.

— Ладно, ждем тебя за столом, и не смей жульничать, — усмехнулся Тони, хитро подмигнув, и Грейвз почувствовал вибрацию палочки в кармане — запирающие чары были сняты с двери.

— Иди в жопу, Тони, сам ты жулик, — грубо ответила она совсем не в стиле манерного Уилби, но Тони только засмеялся и покачал в ее сторону пухлым пальцем, фаланга которого почти сожрала обручальное кольцо.

Едва за ними закрылась дверь, как Грейвз вновь недовольно сложил руки на груди и скривился.

— Чарльз, мог бы пробудить их после моего ухода, — сказал он и запнулся, назвав ее привычным образу Уилби именем. — Мисс Уин…

— Лучше Чарльз, я привыкла к этому имени, — ничуть не заметив его замешательства, сказала она и взглянула на свою опустевшую тарелку. — А у вас дома все так же шаром покати?

Он вспыхнул, вернув взгляду привычную за последние дни ярость, распознав в этом подкол, но подкола вовсе не было.

— Мисс Уинтер, — едва смог он выдавить из себя. — Вы зарываетесь.

Она скопировала его любимую мимику — закатила глаза.

— Извините, если я неправильно выразилась, я просто хотела предложить вам поужинать в клубе. Стейк просто чудесен. И вам не обязательно выходить из моего кабинета. Да хоть с собой заберите. Впрочем, неважно, — заболталась она… точнее, он и махнул рукой, направляясь к двери, как будто ощущая неловкость от предложения и даже немного покраснев.

— Хорошо, — донеслось в спину замершей Джоконды, так и не повернувшей ручку.

Она резко обернулась, встретив нечитаемый взгляд его карих глаз. Ну конечно, какой мужик откажется от хорошего стейка? Даже такой мозгоклюй, как он. Больше ничего Грейвз не сказал, и она только кивнула.

— Что-нибудь выпить?

— Что это? — с сомнением кивнул она на пустой фужер на столе.

— Маргарита, но могу предложить хорошее красное вино.

— Хорошо, — вновь коротко кивнул он.

— Я отдам распоряжение официанту, если вы вдруг захотите присоединиться к покеру. В том шкафу, — указала Джоконда на шифоньер, который несколько выбивался из общего интерьера кабинета, — несколько запасных костюмов. Трансфигурируйте по фигуре.

Едва сказав это, Джоконда покинула его, костеря себя за, возможно, неуместное предложение поужинать, но еще сильнее удивившись тому, что он не стал отказываться.

Грейвз остался один в ее кабинете, он действительно был голоден, и похоже, поддавшись инстинктам, не смог отказаться от еды. В последнее время он действительно плохо ел, и виною тому была эта странная женщина, которая вновь вела себя как Чарльз Уилби, едва вырвавшись на свободу. Он знал, что раздражал ее так же сильно, как и она его, и в какой-то момент даже почувствовал удовлетворение от собственной резкости, словно хотел мелко напакостить. Но как минимум он рассчитывал на то, что она составит ему компанию за ужином, а не улизнет, поджав хвост. Это, признаться, задевало его гордость. И эта нахалка даже не поблагодарила его за помощь с Тони и Арнольдом… У нее точно раздвоение личности, в своем облике она могла бы даже сойти за благочестивую леди, но едва надевала облик Уилби, тут же становилась эдаким Нарциссом, которому все должны…

…Играя в покер с компаньонами, на которых она все еще была безумно зла, она легонько касалась их разумов, видя все их карты, как на поверхности, поэтому никогда не повышала ставки, если не была уверена, что выиграет. Она всё время поглядывала на бордовые гардины, за которыми скрывался ее кабинет и думала, присоединится ли Грейвз, хотя в душе надеялась, что, конечно же, нет. Ему более не было смысла развлекать Чарльза Уилби, и все их общение, конечно же, скоро сойдет на нет. Кисло покосившись на металлические браслеты на своих запястьях, она поняла, что ее свобода после его квартиры весьма относительна. Он появился даже при простейшем Петрификусе, и это совершенно ее не устраивало. Где-то в голове зародилась мысль, что нужно будет почаще использовать магию, чтобы его доконали сигнальные чары, и он от нее отстал. А еще она с грустью подумала, что пока не сможет пользоваться своей анимагической формой, ведь он, конечно же, сразу же снова начнет угрожать ей тюрьмой…

* * *

Сидя на совещании, Грейвз едва ли сам не вибрировал, подпрыгивая от сигнальных чар, срабатывающих буквально каждые пятнадцать секунд, и пока не мог проверить эти чары, чтобы не вызвать подозрения коллег. Что она там себе кастует? Новую жизнь, что ли? К десятой минуте непрерывной вибрации он сообразил, что Джоконда просто развлекается, от скуки решив доконать его. Едва совещание закончилось, он рванул из конференц-зала, на всех парах мчась в свой кабинет, чтобы переместиться домой, а оттуда — в поместье Уилби. Похожий на закипающий на углях чайник, Грейвз едва не снес Абернети и, не извинившись, рванул к двери, рявкнув Молли, чтобы никто его не беспокоил. Когда начальник был в таком состоянии, она защищала его уединение чуть ли не собственным телом, а однажды даже попыталась не пустить Пиквери, на что та попросила незамедлительно вышвырнуть нахалку из Конгресса. Грейвзу едва удалось ее отстоять.

Охранные чары не позволяли аппарировать прямо к Джоконде, и ему пришлось зайти с парадной. Один из слуг сообщил, встречая, видимо, ожидаемого гостя с бутылкой минеральной воды, что мистер Уилби находится в мраморной гостиной, и Грейвз, уточнив направление, с энтузиазмом Громамонта рванул туда, на ходу закатывая рукава рубашки, словно намеревался придушить ее без магии. Однако он замер, едва оказавшись по адресу. Джоконда в облике Чарльза Уилби возлежала на длинной банкетке, попивая какой-то прозрачный напиток в фужере и гоняя стаю птиц, посылая за ними огненных дракончиков. Помещение пересекала радуга, здесь клубился полупрозрачный голубой туман, а с потолка падали искрящиеся звезды, исчезая, не коснувшись пола.

— Я не посмотрю, что ты женщина, и как следует отделаю голыми руками! — взревел Грейвз, а Уилби лениво поднялся с софы и, глядя на гостя, улыбнулся привычной мальчишеской улыбкой. — Что за ребячество?

— Ну, мистер Грейвз, вы сказали позвонить, когда я найду зацепку, и вот я звоню. — Ревелио, Эванеско! — скомандовал он, убирая волшебство из гостиной простыми заклинаниями, и палочка на запястье Грейвза вновь противно завибрировала, вызвав у Уилби очередную волну радости. — Вас же дома не бывает. На телефон звонить бесполезно.

— Это шутка какая-то? — спросил он, совершенно не понимания, как можно было додуматься до такого — использовать браслеты для слежки как средство связи с ним…

Внезапно Грейвз смекнул, что затея, в общем-то, была толковой, хоть и порядком успела его выбесить. Уилби даже стесненные обстоятельства в виде артефактов для слежки умудрился использовать с выгодой для себя.

— Так а почему вы не заколдовали браслеты игнорировать простые чары? Мне ведь иногда и белье постирать надо, — ухмыльнулся он задорно. — Акцио яблоко, — дернув бровями, призвал он с блюда фрукт, заставив палочку вновь завибрировать, а лицо Грейвза пойти пятнами.

Он поймал себя на мысли, что снова думает о ней как о мужчине.

— Не морочь мне голову, у тебя есть слуги, — смирившись, что у Уилби сегодня игривое настроение, Грейвз решил просто его игнорировать, как и издевательства, но едва тот открыл рот, начав витиеватый пасс палочкой, тотчас приказал: — Сайленцио, — но его волшебная палочка завибрировала снова, так как тот снял чары невербально и гаденько улыбнулся, заставив его буквально зарычать. — Мне снова лишить тебя палочки?

— А может, сначала выслушаете? Уж поверьте, у меня была исключительно веская причина выдернуть вас с работы.

Кипя от гнева, Грейвз видел перед собой лишь зарвавшегося испорченного мальчишку и совершенно не понимал, почему он… Она позволяет себе это. Еще никто и никогда прежде не игнорировал его статус, но, похоже, ей было плевать, а еще эта белозубая довольная улыбка, которую так хотелось припечатать какими-нибудь болезненными чарами, а лучше кулаком.

— Выкладывай, у меня совершенно нет времени на твое ребячество. Руки! — приказал Грейвз, и Уилби послушно протянул запястья, захватив зубами яблоко.

И пока руки были заняты, рот не мог говорить, даже в таком положении Уилби умудрялся улыбаться, и в этот момент его глаза не были холодными, в них был задор и какая-то неуместная искренность. В последнее время они встречались нечасто, и Грейвз заметил, что паясничать вошло у Джоконды в привычку или он просто не замечал этого раньше, но каждый раз натыкался на какие-то шпильки и подколы. Поведение с момента раскрытия ее тайны сильно изменилось. Вместо манер он видел в свой адрес лишь попытки раззадорить его, оканчивающиеся колкостями. Когда Грейвз исключил множество простейших заклинаний, понимая, что наверняка придется возвращаться к этой процедуре довольно часто, Уилби, наконец, освободил рот от яблока и размял скулы пальцами.

— Чуть меньше, чем через полтора часа у нас с Ротштейном и МакГрегором встреча с доверенным лицом нашей общей знакомой. Я подумал, что вы захотите присутствовать, инкогнито, конечно.

Похоже, Уилби и впрямь вызвал его не из праздной скуки. Впрочем, недовольство, конечно, не схлынуло с хмурого лица Грейвза, и добреть он не намеревался, все еще рассчитывая поставить наглеца на место.

— И какова же цель встречи?

Уилби положил надкусанное яблоко на ближайший поднос и подошел к напольному деревянному глобусу, который оказался баром. Северное полушарие поднялось, явив несколько графинов с виски, ромом, возможно, водкой и текилой, а также вазочку с оливками. Плеснув прозрачной жидкости в чистый фужер для мартини и добавив оливку, он протянул Грейвзу.

— Я на службе, — раздраженно пояснил он очевидную вещь, но Уилби лишь пожал плечами и глотнул сам, тотчас закусив оливкой.

— Расширение ассортимента алкоголя. Полагаю, с дегустацией, — пожал плечами он, словно это было совершенно очевидно.

— Почему этот волшебник продает алкоголь через вашу сеть?

Уилби манерно засмеялся, признаться, Грейвз был восхищен ее способностью превращаться в другого человека. Она использовала трансфигурационные чары, изменяя внешность и тембр голоса, но мужскую манеру говорить, конечно же, пришлось тренировать, как и, элементарно, дыхание. Мужчины дышат животом, женщины — грудью, а ей удалось подчинить себе даже физиологию.

— А иначе она никак его не продаст. Я монополист, — гордо сообщил он. — Спасибо Гардингу. Мои компаньоны и года бы не продержались без моих связей.

— Опустим, каким образом тебе удалось завоевать доверие президента США, — понимая, что Уилби, невзирая на скромные умения в менталистике, использовал имеющиеся знания направо и налево. — У тебя есть какой-то план, чтобы выйти на эту женщину?

Улыбка Уилби стала коварной и оттого еще более обаятельной.

— Вы все еще сомневаетесь во мне, мистер Грейвз? — со смесью веселья и иронии спросил он, зачесав пальцами вьющиеся волосы, сейчас не уложенные в прилизанную модную прическу…

Пришлось снять все охранные чары с дома и полностью подчистить следы магии, чтобы у представителя преступницы, если он волшебник, не появилось никаких подозрений. Пока Уилби занимался снятием чар, Грейвз только наблюдал, как волшебная палочка в его руках порхает с непередаваемым изяществом, словно он не волшебник, а фокусник на ярмарке, не хватало только черного цилиндра с бантом и непременным содержимым — белоснежным кроликом. Ему, точнее, ей впору было выступать на Бродвее, а не развлекать толстосумов в “Седом Консьерже”.

— Отобедаем? Ещё есть около часа, — взглянув на часы у лестницы, предложил Уилби, взгляд его задержался на браслетах. — Не снимете на время встречи хотя бы?

— Нашел дурака, — усмехнулся Грейвз, понимая, что едва получив свободу, тот дизаппарирует в неизвестном направлении. — Не волнуйся, браслеты не обнаружить, если ты не будешь колдовать.

— Так что насчет обеда? — пропустив ехидство мимо ушей, спросил он, как будто у него и в мыслях не было сбежать.

А впрочем, куда бы он делся, здесь у него сытая жизнь и благодарная публика. Грейвз не ответил, ему почему-то было лень, и Уилби, закатив глаза, позвонил на кухню и попросил подать перекус, как он это назвал, но это едва ли можно было назвать перекусом, да еще и обстановка… Он, наверное, таким образом решил пошутить. Они прошли в другой зал к столу длинною в футов тридцать заставленному явно не стандартными для рядового обеда блюдами. В окружении устриц и других мелких морских гадов, центр стола венчал огромный лобстер, а вокруг, расходясь в разные стороны — и рябчики, украшенные ломтиками груши, и салаты с мягким сыром, и огромные пироги с грибами и шпинатом, а также десерты — штрудели под медовым соусом и с шариком мороженого, конечно, стейки и суп “Буйабес”. Там и тут небольшие вазочки с черной и красной икрой, а также с какой-то непонятной коричневой пастой. И всё это было украшено так, словно для светского приема самых сливок общества.

У сервированного стола стояло всего два стула — с разных концов длинного стола, и официанты и дворецкий, разодетые так, словно был вечер пятницы в “Консьерже”, гостеприимно отодвинули стулья, встречая их. О каком перекусе шла речь? Да и как возможно накрыть подобный стол за пятнадцать минут?!

— И что это? — сощурившись, спросил Грейвз, когда Уилби бодренькой походкой прошествовал к своему стулу.

— Прошу к столу, Олли, у нас не так много времени. Билл, принесите, пожалуйста, из спальни мои часы. Ролекс на черном широком ремне. И, — Уилби взглянул на запястье, — медицинский бинт.

— Бинт, сэр? — переспросил официант с английским акцентом, не понимая, зачем он нужен.

— Да, Билл, медицинский бинт. Или я выразился не ясно?

— Нет, сэр, сию минуту.

Билл передал висевшую на предплечье салфетку второму официанту и исчез из столовой с видом на сад и отдаленный пляж, у пирса которого все так же покачиваясь на волнах, была пришвартована красавица “Стелла”. Интересно, пострадала ли она при перестрелке?

Грейвз и Уилби одинаково резко синхронно встряхнули салфетками и положили их себе на колени, не сводя друг с друга подозрительных взглядов. Все было как-то слишком напыщенно для простого обеда.

— И с каких пор ты закатываешь подобные приемы для двоих?

— Я не знаю, что ты любишь, поэтому приказал подать всё, — просто сообщил Уилби, не используя настоящую фамилию гостя в присутствии посторонних и обращаясь менее формально.

— Так ты называешь “перекус”? — с наигранным пониманием возразил он.

— Что, прости? Тебя плохо слышно.

Но Грейвз, едва открыв рот для повторения, закрыл обратно, увидев ехидную ухмылку на лице джентльмена напротив. Стол был слишком длинным, но они прекрасно друг друга слышали. Каждый раз, когда он появлялся на пороге поместья или же в “Седом Консьерже”, Уилби почему-то постоянно пытался его накормить деликатесами, как будто бедного родственника, и это уже порядком начинало раздражать, и сейчас разум решал, в какой же форме рот должен высказать все, что Грейвз об этом думает.

— Ты как будто пытаешься показать мне, насколько богат.

— Не тебе одному, но я знаю, что ты аристократ, и потому твои предпочтения для меня действительно остаются загадкой. Если, конечно, рассказанная тобой на катере история — правда.

Грейвз усмехнулся, осознав, что его просто пытаются впечатлить в форме затянувшейся шутки. Невзирая на родословную, он давно привык к простой пище и, как называют немаги, отчасти спартанскому образу жизни, и вся эта мишура из украшений, лобстеров и сложных французских блюд никогда его не впечатляла. Нет, конечно, на официальных приемах в Конгрессе или же на каких-то праздниках знакомых и коллег, включая Пиквери, он чувствовал себя в своей тарелке, но всё же, работа, поглощающая большую часть жизни, оставила на нём отпечаток. Грейвз был воякой больше, чем аристократом.

— Я обычный человек, поэтому давай без церемоний без видимых на то причин.

Конечно же, обычным человеком он никогда не был, но понимал, что эта странная девушка, находясь у него в квартире в заточении, сложила о нем неверное мнение и просто заботливо пыталась накормить до отвала, как будто это действительно имело значение. В облике Чарльза Уилби все выглядело как обычно наигранно, но стоило представить перед собой Джоконду, как вся эта клоунада с оттенком безумия приобретала другой смысл. Возможно, так она пыталась выразить благодарность или же просто искала способ подольститься. Только Грейвз был человеком, неспособным на прощение, он все еще помнил, что она обвела его вокруг пальца, выставив дураком. Да и в принципе, он совершенно не знал что с ней делать, если ей удастся выявить преступницу, продающую волшебный алкоголь, то что дальше? Голова все еще шла кругом от воспоминаний Альбуса Дамблдора. Ну зачем ему вся эта информация? Казалось, он знал о Джоконде все, но, глядя на нее сейчас, не мог этого утверждать. Грейвз многое переосмыслил за время, что они не виделись, и все воспоминания Альбуса Дамблдора заключил в собственном Омуте памяти — каждую незначительную деталь, каждый фрагмент временной петли, как это называла Джоконда. Она была не той девушкой, которую он встретил в воспоминаниях. Кажется, пережитая война сильно ее изменила, и ей было проще выживать в чужом облике — облике местами несерьезного Чарльза Уилби. Но это была не она, а всего лишь очередная маска, которую она исправно использовала, возможно, чтобы не свихнуться. А что бы сделал он на ее месте? Как бы поступил? Как-то сам собою он признал, что верит ей, верит Дамблдору будущего, но пока сильно сомневается в том, что она сможет спасти его от якобы неминуемой гибели. Однако, по крайней мере, она это уже делала. Спасала его. Он бы погиб, если бы не ее Депульсо. Но сделает ли снова, зная, что жестокое Время может снова наказать ее и отправить еще дальше в прошлое? Может ли она безнаказанно менять предначертанное? Кажется, именно так произошло с тем же мужчиной, которого она вырвала из восьмидесятых — Абрахасом, мужем ее матери. Пока Джоконда обитала в его квартире, она выглядела измученной собственной судьбой, и хотя, несомненно, хорошо держалась, была очень грустной и выглядела одинокой.

Грейвз не стал себе отказывать в плотном обеде, хотя, признаться, возможно, слегка переборщил, но ее повара были просто великолепны, и в какой-то момент раздражение сменилось на благодарность — непривычное чувство, особенно по отношению к этой странной девушке.

Пока она надевала наручные часы и забинтовывала второе запястье, пряча браслеты, дворецкий ответил на звонок телефона и сообщил, что ее компаньоны прибыли. Она лишь приказала, чтобы их сопроводили в органный зал, и не собиралась торопиться. Все равно главный гость еще не приехал.

Наконец, отставив недоеденный стейк, который изначально уже был совсем лишним, Грейвз поднялся из-за стола и проследовал за ней по бесконечным коридорам поместья, без энтузиазма бросая взгляды на попадающиеся на пути предметы интерьера. Интересно, она купила этот замок таким или же вложила душу в каждую деталь? Из ближайшего помещения слышались голоса Ротштейна и Тони, но они обогнули органный зал и остановились перед невзрачной на вид, прячущейся за бордовым тюлем дверью.

Это помещение сильно отличалось от остальных, здесь не было кричащего интерьера или дорогой мебели и как будто было не прибрано. Какая-то мастерская и пустые полотна, в ряд стоящие у стены, а чуть дальше — мольберт со странными геометрическими фигурами и брошенная палитра с засохшими масляными красками. Джоконда, точнее, Чарльз не обратил внимание на его задержавшийся на картине в стиле кубизм взгляд и указал на зеркало.

— Отсюда сможете видеть и слышать происходящее. Когда меня утомляет общество, я предпочитаю наблюдать за всем со стороны, — он щелкнул выключателем, и зеркало вмиг перестало отражать несколько озадаченное лицо Грейвза и стало прозрачным.

— Ты рисуешь?

— Иногда случается, — небрежно ответил он, вмиг посерьезнев. — Думаю, что поставщик скоро будет. Я пойду.

И она, он просто вышел, оставив его в полумраке художественной мастерской, озадачив очередной гранью своей натуры. Щелкнув выключателем, Грейвз огляделся, увидев еще несколько работ — где-то просто разводы краски, а где-то вполне осмысленные и реалистичные, но незаконченные портреты. И один из них взирал в самую душу теплотой своих глаз. И хотя техника живописи была далека от классической, на него смотрел тот самый аврор, мужчина, которого она потеряла и смерть которого преследовала ее в кошмарах. Сорвав ткань с другого мольберта, Грейвз увидел знакомые платиновые волосы и мягкий взгляд матери Джоконды. Возможно, здесь она могла дать волю чувствам и рисовала любимых, пока в ее доме происходила очередная шумная тусовка. Будь то Чарльз Уилби или Джоконда Уинтер, она, кажется, часто искала уединения. Возможно, именно поэтому судьба свела их на пляже поместья в ту злополучную ночь.

Еще раз щелкнув выключателем, он вслушался в разговоры, увидев входящего в сопровождении дворецкого мужчину, с виду — обычного клерка. Невзрачный, но в идеально выглаженной рубашке и брюках со стрелками, он совсем не походил на преступника или волшебника и был похож на грызуна. В его руках находился объемный деревянный сундучок, который он тотчас водрузил на стол…

— Добрый день, господа, меня зовут Лиам Ноксли, я представляю интересы своей нанимательницы. В этом чемодане, — хлопнул коммивояжер ладонью по богатству, — невиданный вами доселе алкоголь, который, я уверен, завоюет сердца ваших клиентов.

Чарльз Уилби протянул ладонь едва ли дружелюбно, он вообще выглядел довольно непривычно — был сосредоточен и настроен скептично. Не было его привычной деловой улыбки. Грейвз прежде не видел его таким серьезным, словно на миг маска чуть спала с лица, показывая Джоконду. Мистер Ноксли щелчком открыл оба замка чемоданчика и стал по очереди выставлять на стол разнокалиберные бутылки. Тут же призванный дворецкий был отправлен наказать слугам принести посуду для дегустации. В глиняной бутылке обычно хранили медовуху, в прозрачной плескался, несомненно, виски — видимо, какая-то разновидность Огненного, а в высокой, стройной — светло-желтого оттенка вино, скорее всего Эльфийское.

— Чарли, подай закуски? — предложил розовощекий Тони.

— Может, позже, — ответил тот неопределенно.

— Что с твоей рукой? — спросил Ротштейн, увидев перебинтованное запястье.

— Резанул случайно, когда затачивал кортик.

— Не замечал за тобой склонность к холодному оружию.

— Да ты в принципе не наблюдательный, — последовал равнодушный ответ.

Грейвз видел, как Уилби сверлит взглядом гостя, используя и его излюбленный прием — надавить подозрительностью, ставя этим в неловкое положение. Во время дегустации они обсуждали аромат и вкус напитков, давая какие-то комментарии. Тони совершенно не разбирался в элитном алкоголе и, откровенно говоря, просто прибухивал, пока Ротштейн и Уилби вели оживленную беседу. Они обсуждали ведомость, в которой, видимо, были прописаны цены. Уилби, производя какие-то калькуляции карандашом в своей записной книжке, только качал головой, когда, казалось, компаньоны просто наслаждались напитком.

— Пятнадцать долларов за бутылку ноль-семь, — играя бокалом и рассматривая содержимое, стал размышлять Уилби.

Янтарная жидкость крутилась в стакане под его бдительным взором.

— Ну, виски-то хороший, — озвучил свое мнение Тони, — для самых платежеспособных, так сказать.

— Это больше четырех с половиной тысяч долларов за бочку, вы в своем уме? — резко вспылил Уилби, громко отставив стакан на стол и зло посмотрев на Ноксли. — Я бы сказал, что это неприемлемо даже для “Золотого побережья”.

Грейвз даже не понял, почему тот так резко отреагировал на стоимость, хотя, признаться, цена была и правда невменяемой. И это без наценки держащих в руках весь Нью-Йорк бутлегеров — конкретно этой троицы.

— Согласен, — поддержал более сведущий Ротштейн, как обычно скривившись. — Даже с учетом того, что алкоголь элитный, и в наших заведениях найдется один-другой богач, желающий впечатлить компанию друзей. Это все равно неприемлемо. Нам придется выставлять бутылку по цене в тридцать. Стопками его просто не станут покупать.

— Верно, популярность Барнабаса и то падает, он стоит по двадцать три доллара за бутылку и уже мало кого впечатляет, — поддержал Уилби. — Передайте своему нанимателю, что нам нужно пятидесятипроцентное снижение стоимости в закупке, включая ваш алкоголь, который мы уже продаем.

Ротштейн аж приподнялся в кресле, не понимая, зачем Уилби это делает, да и Грейвз, если честно, осознал, что это слишком серьезное требование.

— Чарльз? — спросил Ротштейн, пока Тони просто потянулся к бутылке, чтобы плеснуть себе еще.

— Что? — спросил тот, разведя руками и посмотрев на него как на идиота. — Если стоимость будет слишком завышена, наше собственное производство может потерпеть крах. Мы производим виски, вино и шампанское не такого высокого качества. Наша продукция просто обесценится. Это уже происходит. Поэтому рынок надо немного сравнять. Я не хочу, чтобы мои бренды прослыли сивухой

— Но мистер Уилби… — едва произнес Ноксли.

— Мы попробовали ваш продукт в течение этих четырех месяцев и сложили о нем мнение. Если условия сделки и дальнейшего сотрудничества вас не устроит, то прошу более нас не беспокоить, — при этом он имел вид настолько сведущий и уверенный, что даже Грейвз почти купился, однако осознал только одно — это отпугнет поставщика.

— Что ты делаешь… — лишь тихо прошептал он.

— Что, Арни, смотришь на меня? В аптеках это точно никто не купит, Барнабас Блейк уже простаивает на складах, потому что мало кто может себе его позволить. Да и не настолько он великолепен, разве что довольно оригинален. Давайте хотя бы распродадим что есть.

Ротштейн хотел что-то сказать, но только заткнулся, уловив что-то во взгляде Чарльза — какой-то сигнал. И похоже, как понял Грейвз, он просто остался в стороне, решив, что у того есть некий план.

Разочарованный мистер Ноксли после последовавшего недолгого разговора с попытками давить на качество продукта покинул их и был сопровожден дворецким прочь из поместья.

— Ты уверен, Чарльз? — лишь спросил Ротштейн, поднимаясь следом. — Барнабас сметают быстрее всего и это едва ли не треть нашего дохода сейчас.

— Определенно. Мы позволили этому воротиле торговать на нашей территории, точнее ей. Да, ее виски и вино более высокого качества, только она и пальцем не сможет пошевелить без нашей монополии. Если хочет, пускай пытается сбывать по мелким точкам, только сомневаюсь, что у нее что-то получится, а если найдет какую-то лазейку, то я обращусь к своим друзьям в полиции, и ей быстро перекроют доступ кислорода. Как минимум эта особа даже не хочет явиться перед нами лично. Не хочет сотрудничать, пускай проваливает, виски более высокого качества и мы сможем произвести, изменение технологии, плюс выдержка, конечно, займут какое-то время, но мы, господа, и сами способны выпустить собственного Барнабаса, если уж на то пошло, просто мы идем более легкими путями.

— Ну я вообще согласен с Чарльзом, — наконец, подал голос Жирный Тони. — Конечно, здорово иметь бутылку такого виски у себя в баре, но нам от этого не жарко, не холодно.

— Пятьдесят процентов, так понимаю, что ты сойдешься хотя бы на двадцати пяти после следующих переговоров? — продолжил Ротштейн, игнорируя Тони.

— Что? — высокомерно спросил Уилби. — Нет, прости. Пятьдесят, не меньше. Такая цена — наглость с ее стороны.

Грейвз дождался, пока Ротштейн и Тони покинут Чарльза и только тогда вышел в органный зал. Он бесшумно подошел к смотрящему на него в упор хозяину дома, поднял его бокал и принюхался. Огневиски снова, только, несомненно, более выдержанный и дорогой.

— Это не перебор? — спросил он осторожно, как будто все еще рассчитывая, что Джоконда знает, что делает.

Она… он только усмехнулся, всплеснув руками и начиная разматывать бинт.

— Если вы не слышали, то у нее нет абсолютно никаких шансов сбыть этот алкоголь без нашего участия. Разве что она не начнет налево и направо применять магию. Но вы это быстро сможете просечь, верно, мистер Грейвз?

— Возможно, но пятьдесят процентов…

И тогда Грейвз увидел самую хитрую из улыбок Уилби, которую когда-либо видел.

— Ну, этого достаточно, чтобы она решила нанести мне личный визит. Думаю, этот доходяга Ноксли даст ей понять, кто главный и кто за всех решает. Так что я просто буду ждать.

Бровь Грейвза дернулась было в непонимании, но в следующий момент он полностью осознал, что Джоконда только что сделала.

— Ты рассчитываешь, что она явится убедить тебя пойти на сделку с ее условиями магией? — дошло до него наконец.

— Она волшебница, преступница. Как ей еще поступить?

— А ты не боишься, что это может плохо закончиться? — на полном серьезе спросил Грейвз. — Она может быть не одна, ты же это понимаешь, насколько это опасно?

— Ну я, собственно, поэтому хотел попросить вас переехать в мое поместье на какое-то время. Можете взять с собой Рози. Она ведь тоже аврор?..

* * *

Тина на миг замерла, выйдя из подъезда квартиры начальника, где ее уже встречали. Гоночный автомобиль неприлично алого цвета сверкал новизной, как и натертые до блеска кожаные сидения. Чарльз Уилби в ожидании нее стоял, оперевшись на дверь, и подбрасывал монетку в воздух, игнорируя взгляды случайных зевак, обращённые к авто. Он прятался от жаркого солнца под соломенной канотье и выглядел очень сосредоточенно. Без своей фирменной улыбки он был как будто неузнаваем.

— Добрый день, Чарльз.

— Здравствуйте, Рози, — он галантно поцеловал протянутую руку и в поисках второго пассажира стал заглядывать ей за спину.

— Оливер прибудет завтра, Джонсон отправил его в срочную командировку в соседний штат, полагаю, там он и заночует, — пояснила она и увидела, как на его лице проступила тень расстройства, тут же сменившаяся на улыбку.

— Что ж, тогда добро пожаловать на борт. Рад, что вы приняли предложение погостить у меня. Июнь нынче солнечный, мой пляж в вашем распоряжении.

— Я не очень люблю солнце.

Он больше ничего не сказал, словно его мало интересовал разговор, лишь перехватил ее дорожный чемодан, открыл дверь и помог забраться в свой шикарный автомобиль, а сам отправил поклажу в багажник.

— Вы голодны? — спросил Чарльз, возможно, намереваясь посетить какое-нибудь кафе по дороге в особняк.

— Нет, но если вы хотите, можем куда-нибудь заехать.

— О нет, я бы хотел предложить другую авантюру, — хитро улыбнулся он. — Я давно не навещал старого друга, у него небольшой аэродром под Нью-Хейвеном. Того и гляди, и сами полетаем.

— Самолеты, Чарльз? Вы хотите полетать? — на всякий случай уточнила Тина, словно ослышалась. — Но это же опасно. Я не доверяю этим летающим средствам. Это же верх неблагоразумия, место человека на земле.

Чарльз вывернул на эстакаду и они уже мчались от города, но отнюдь не в сторону Лонг Айленда.

— Следуя вашей логике, нам и корабли стоит обходить стороной, — усмехнулся он.

Она никогда не выезжала за пределы США — так он, конечно же, сразу решил. Но нет, Тина уже успела побывать в нескольких европейских странах и даже в Египте. Только использовала для этого портключи — безопасно и быстро. Самое страшное, что могло случиться во время путешествия — это случайно “выйти не на той остановке”, если случайно отпустить портключ. Конечно, никто не отменял метлы, но Тина знала, что немаги начали покорять куда большую высоту, нежели ту, на которой было комфортно летать на метле и, конечно, метла не обеспечивала такой сумасшедшей скорости. Они были весьма горазды на изобретения, чего стоили автомобили, заменившие лошадей, а еще электричество, которым и волшебники, к слову, пользовались.

— Гибель небезызвестного Титаника это доказывает, — пожала она плечами, улыбнувшись. — Но всё же, в воде есть еще какой-то шанс выжить, а что делать, если упадешь с такой высоты?

— Полагаю, читать молитву и просить отпустить Господа все грехи. Не будьте пессимисткой, Рози. Это довольно увлекательно.

— И всё же, зачем рисковать без причины?

— А зачем тогда вообще жить? — вопросом на вопрос ответил он, вновь набирая скорость на менее оживленной дороге, однако скоро она стала совсем плохой и пришлось сбавить ход. — Выжить в воде… А что насчет субмарин?

Тина только улыбнулась, завидев в его глазах задорный огонек. Этот вежливый разговор ни о чем, признаться, понравился ей. Чарльз Уилби был самым интересным немагом из тех, что она когда-либо встречала. Когда Грейвз попросил какое-то время находиться рядом с ним, чтобы обеспечить безопасность на случай появления преступницы, разливающей магический алкоголь, Тина, признаться, нашла в этом плюсы. Ей очень понравилось то, как живет Уилби, и он был весьма приятным человеком, невзирая на то, как заработал свое состояние.

Уилби посигналил на светофоре, так как перед ними никак не хотел двигаться какой-то автомобиль, но тот и вовсе заглох, оставив за собой пробку из автомобилей. Пришлось сдать назад и перестроиться во вторую линию, и вскоре они выехали к побережью и устремились на северо-восток в сторону Стэмфорда.

— Чарльз, а что у вас с рукой? — обратив внимание на бинт на запястье, спросила она.

— Боевая травма вследствие хитросплетения верхних конечностей, — ответил он со смешком.

— Что, простите? — не поняла Тина.

— Руки кривые, Рози, следствие неудачного бритья. Выронил станок и полоснул себя по запястью. Слава богу, не затронул вены, — пояснил он, как будто немного стесняясь произошедшего.

— Я думала, у вас есть личный парикмахер на этот случай, — усмехнулась она.

— Я не доверю свою шею кому бы то ни было.

Свернув с побережья вглубь континента, около часа они ехали молча, проезжая всё дальше меж деревьев густого леса, почти полностью закрывающих солнечный свет. Тина даже успела прикорнуть. Но вскоре показалось поле, над которым, рассекая небо, летал биплан, неторопливо утопая в редких облаках. Крылатая машина, едва исчезнув из поля зрения, появилась из-за облаков вновь и, снижаясь, стала заходить на посадку, громко тарахтя мотором.

Чем ближе они подъезжали к аэродрому в центре необъятного поля, укрытого зеленеющей травой, тем неуместнее себя чувствовала Тина. Она, конечно, была уверена, что Уилби мало времени проводит у себя в поместье, постоянно вращаясь в светском обществе, на деловых встречах или же у себя в клубе, но не думала, что должна будет сопровождать его даже на подобного рода развлечения. Гул двигателей винтовых самолетов стал утомлять с первых секунд.

Едва припарковавшись, Уилби, конечно же, первым вышел из машины и открыл ей дверь. Признаться, дорога в этом автомобиле с открытым верхом была приятной — ветер ласково касался кожи, и ее даже ни разу не укачало. Да и Уилби, что называется, водил комфортно, он не рвался вперед, медленно сбавлял и набирал скорость и, невзирая на спортивное авто, редко гнал выше шестидесяти миль в час.

Возле невысокого ангара был растянут полотняной шатер, где, откинувшись в раскладном кресле, дремал молодой человек в летном комбинезоне, на вид едва успевший достигнуть совершеннолетия. И как он мог спать в таком шуме? Возле него на столе кисла в жару бутылка молока и какая-то выпечка.

— Говард, ну, здравствуй, — громко сказал Уилби, подойдя к спящему молодому мужчине, который тотчас дернулся в кресле и воззрился на него испуганными карими глазами, — нервишки шалят?

Тот, наконец узнав гостя, поднялся с кресла, однако руку не протянул, но глаза его тотчас наполнились гостеприимством.

— Надумал, да? — усмехнулся он, широко улыбнувшись.

Уилби только кивнул и обратил внимание на Тину:

— Это мисс Рози Уэйн, моя приятельница, — сразу же озвучил он границы, — и спутница моего друга и твоего тезки — Оливера Хьюза, заместителя главного редактора “Нью-Йорк Таймс”.

Женщину испокон веков судили по мужчине, и в этом общество немагов сильно отставало от магического. Однако “Рози” пришлось нацепить вежливую улыбку и тоже протянуть ладонь. В отличие от ладони Уилби, тот ее принял и едва коснулся губами тыльной стороны, задержав на ней несколько плотоядный взгляд. Еще совсем мальчишка, а так беззастенчиво смотрит на женщину старше него лет на восемь-десять.

— Приятно познакомиться, мисс Уэйн. Говард Хьюз, инженер авиатехники и сын богатых родителей. — Все еще продолжая смотреть на нее, что, несомненно, смущало, Говард продолжил беседу с Уилби: — Ты давно последний раз был за штурвалом?

Тина удивилась, она не знала, что Чарльз пилотирует.

— С тех самых пор, как ты свинтил от меня в Техас, я не садился за штурвал. Но я рад, что ты вернулся.

— Кончина матушки, знаешь ли, подкосила немного, — пожал тот плечами.

— Извини, было грубо с моей стороны, — на миг улыбка Уилби погасла. — Я читал об этом, прими мои соболезнования. Пытался звонить тебе.

— Ничего, я уже почти пришел в себя, мне было не до звонков в то время. — Говард взглянул в как-то внезапно очистившееся небо. — Самолеты помогли от уныния. А ты чем занимался? Все так же кутил?

И хотя Уилби и сам выглядел молодо, но, наверное, был примерно возраста Тины, общался с другом помладше он на равных.

— А как же, — согласился он. — Хочу приобрести гидроплан, мне кажется, “Стелле” одиноко у причала. Надо бы хотя бы вспомнить, с какой стороны хватать штурвал, кажется, прошло месяцев восемь.

— Это легко устроить, — Говард снял трилби с головы и пригладил каштановые волосы. — Давай первый полет со мной, а потом, полагаю, ты захочешь показать горизонт мисс Уэйн?

Тина сразу же замахала перед собой руками.

— О нет, я ни за что не залезу в эту штуковину, — отказалась она, глядя на устрашающего вида двухместный биплан, который обслуживали техники.

— Очень зря, сверху открывается просто неописуемый вид. Я не любитель скорости, я сел за штурвал только из-за желания увидеть Нью-Йорк с высоты. Так далеко мы, конечно, не полетим, но ближайший город увидим точно, — с улыбкой сказал Уилби. — Можем организовать даме напитки?

Говард кивнул и жестом подозвал какого-то мужчину в довольно засаленном комбинезоне. Тот, получив распоряжение, сразу же скрылся в ангаре и принес оттуда еще один комбинезон, пару кожаных шлемов и очков. Улиби, сбросив на ближайший контейнер жилетку и канотье, стал немедленно наряжаться, а к Тине подбежал другой, тотчас принеся наполненный льдом графин с лимонадом и высокий стакан.

— Здесь такая жара, мэм, я подумал, вы захотите что-то холодное. Но у нас есть еще чай, кофе и шампанское, если изволите, — сразу же предложил симпатичный светловолосый мужчина с обласканной загаром кожей.

— Нет, это то что надо, спасибо, — поблагодарила Тина, которая после освежающей поездки на автомобиле с открытым верхом здесь стала ощущать духоту.

Чарльз облачился в летный костюм и подошел к ней.

— Если вы мне не доверяете, Рози, то Говард — настоящий профи, влюбленный в небо. Он сидит за штурвалом чуть ли не с десяти лет.

— Это правда, — похлопал тот его по плечу и указал на биплан. — К вылету готовы, пошли.

— Мы ненадолго, минут двадцать-тридцать, не скучай.

И Тина осталась одна. Устроившись в шатре в кресле Говарда с великолепным лимонадом, она уже не чувствовала раздражения от шума заведенного двигателя. Едва прокрутив мотор, техник отошел в сторону от мгновенно набравших ход лопастей, а два довольных жизнью богача устремились на взлетную полосу. Кажется, Уилби прекрасно знал, что делает, и чувствовал себя уверенно за штурвалом. Когда самолет взлетел, подняв за собой столб пыли, и устремился в синеву небес, Тина неожиданно ощутила, что, возможно, она была бы не прочь полетать, а в случае опасности просто аппарирует на землю, хотя делать это на скорости, наверное, довольно опасно. Самолет, точно беспокойная птица, кружил над аэродромом то снижаясь, то набирая высоту. Эти молодые люди ребячились, словно пытались показать ей, что нет ничего на свете увлекательнее авиации, но затем с очередным кругом самолет выровнялся и направился в сторону к небольшим холмам, на которых виднелся городок, а шум мотора, меняя тональность, стал удаляться.

— Голдштейн, — раздалось недовольное шипение за спиной, и Тина вздрогнула, обернувшись и увидев его обладателя.

— Мистер Грейвз? — но, помедлив, она осознала еще одну вещь. — Как вы нашли нас?

Он был зол. В его руках находился дорожный саквояж, а глаза щурились от яркого солнца.

— Следящие чары на Уилби, конечно, — пояснил он, не унимая раздражения. — Где он?

Тина лишь вытянула руку, указывая пальцем в небо, где вырастала точка биплана. Грейвз не скрыл удивления.

Он решил, что Джоконда, по видимому, сумасшедшая, раз решилась на полет на таком ненадежном транспорте. Авиация пока знала немало случаев падения самолетов, но похоже, Джоконда как будто сама подставлялась опасности. Да и сможет ли она аппарировать на такой скорости? Но больше всего раздражало не это, а то, что она посмела выехать за пределы штата Нью-Йорк, ведь они находились в ближайшем Коннектикуте. И именно это привело Грейвза сюда.

— Сэр, а ваша командировка? — уточнила Тина, так как он замолчал, утонув в своих мыслях.

— Отменилась, и я сразу же направился в поместье Уилби, но вас там не оказалось. Почему вы не остановили его от этой затеи? — кивнул он на снижающийся самолет, солгав, ведь уже какое-то время наблюдал по волшебной карте за перемещением Уилби и решил объявиться, когда машина остановилась и два богача отправились в полет.

— Полагаю, Чарльз волен делать все что захочет, разве не так? — с сомнением заметила она, не понимая, почему он так зол и к чему такие вопросы, словно она могла как-то повлиять на него.

Едва самолет, коснувшись земли, замедлил ход и остановился, вновь окутав взлетно-посадочную густым туманом пыли, довольные Говард и Чарльз спрыгнули на землю, оживленно обсуждая полет. Грейвз не стал испаряться, а просто стоял рядом с Тиной, намереваясь одним только взглядом показать Джоконде, что думает об этом. Второй мужчина, точнее, еще совсем сопливый юнец, сорвав летный шлем с головы, что-то весело ему рассказывал. Оба казались довольно близкими друзьями. Как только взгляды Уилби и Грейвза встретились, меж ними сверкнула молния, хотя так показалось только Грейвзу.

— Оливер, все же получил моё сообщение и смог до нас добраться? — избавил от пояснений Уилби, вынудив Тину озадаченно взглянуть на начальника.

Когда бы он успел отправить это сообщение? Но, похоже, Джоконде было плевать на то, что ему придется дать пояснения подчиненной в виде очередной лжи.

— Я был в Нью-Хейвене неподалеку, — ответил Грейвз, назвав ближайший город, чуть крепче чем обычно пожав руку Чарльзу, как будто пытался сделать ему больно.

— Это мой друг — Говард Хьюз, а это мой друг Оливер Хьюз. Говард, согласишься ли показать Олли небо? — как ни в чем не бывало продолжил Чарльз.

Грейвз заметил, что его друг не собирается протягивать ладонь для рукопожатия, а только мнет кисти рук. В его глазах проскочило нечто тревожное, и это настораживало.

— Сомнительная авантюра, — ответил он, глядя на малолетнего пилота.

— Вы с Рози, похоже, одного мнения насчет полетов, а жаль, хотел приобрести гидроплан, так кого же я буду катать?

— О, я думаю, Чарльз, Зельда и Скотт с радостью составят тебе компанию.

— Увы, — пожал он плечами и опечаленно сообщил: — Они в скорейшем времени покидают США и перебираются в Европу. Скотту не хватает вдохновения. Им опостылел Нью-Йорк. Ищут новых впечатлений. Кажется, у Скотта небольшой творческий кризис. Придется закатить им пышную прощальную вечеринку.

Мерлин, это же девчонка, какие к черту самолеты? Достаточно скоростной яхты и гоночного автомобиля, который Грейвз уже заприметил на парковке. Почему ее интересуют такие вещи? Или же она настолько вживается в образ отвязного Чарльза Уилби, что окружает себя вещами и интересами, обычно подходящими мужчинам? И если ее не пугает опасность, то почему же она попросила себе охрану в виде авроров на какое-то время? Грейвз долго отпирался, тем более, в отличие от Тины, он не может постоянно находиться рядом, а для нее это будет просто работой. В конечном итоге он решил, что сможет ночевать в поместье, а Тина, “делая вид, что находится в спальне”, будет аппарировать к себе домой. Таким образом, с Уилби будет день и ночь находиться кто-то из них. Временно, конечно. Все еще оставались сомнения насчет того, что преступница действительно явится после поставленных ей условий, но прошел только день, поэтому стоило подождать. И все же, Джоконда нарушила условия своей относительной свободы, и Грейвз даже не знал, стоит ли высказывать ей что-либо или просто поставить перед фактом, что после окончания дела с волшебником-бутлегером она предстанет перед МАКУСА за свои махинации с немагами и отсутствие документов. Это потянет на довольно длительное заключение. Слишком безалаберно ведет себя Джоконда, а еще не проявляет к господину главному аврору должного уважения.

— А я, пожалуй, не прочь, — неожиданно сказала Тина.

Грейвз едва удержался от того, чтоб округлить глаза:

— Ты уверена, дорогая?

Но она только кивнула, принимая из рук Уилби кожаный шлем и очки.

— Говард, прокатишь даму? — сразу же обрадовался Уилби, что кто-то поддержал

рисковую затею. — Не волнуйся, Рози, с ним ты в полной безопасности.

Она зачарованно кивнула, приняв от него очередной поцелуй руки, и если бы Грейвз не знал, что Уилби женщина, то решил, что это откровенное заигрывание. Говард же вновь сиял потрясающе располагающей улыбкой, кажется, находя Тину довольно привлекательной особой — это слишком хорошо читалось во взгляде молодого человека, еще не научившегося держать эмоции в узде в силу возраста.

— Она смелая, — глядя им в спину, произнес Уилби, сложив руки на груди.

Он расстегнул летный комбинезон и повязал рукава вокруг талии, оставшись в одной рубашке. Жара и впрямь стояла невыносимая, и даже Грейвз согласился, что стоит избавиться от темной жилетки, впитывающей в себя тепло солнца, затем, подумав, он окружил себя охлаждающими чарами и спросил:

— Почему ты покинул Нью-Йорк?

— Так со мной Рози, вроде, — пожал тот плечами и разложил еще один стул, стряхнув с него пыль.

Грейвз только сощурился, едва сдержав порыв высказаться по этому поводу.

— А это как-то влияет на наш уговор?

— Возможно и нет, но я под присмотром. Мистер Грейвз, расширьте, пожалуйста, зону моего заключения. Я все равно никуда не денусь. У меня дела и в Джерси, и здесь, в Коннектикуте. Еще мне нужно в Эл-Эй, я расширяю сеть заведений, получил согласие президента, — говорил он серьезно и при этом покручивал крупный перстень, инкрустированный изумрудами и с витиеватой “У”. Интересно, он означал Уилби или Уинтер? — Рози может везде сопровождать меня, если это необходимо.

— У нее своя работа есть, уже то, что я согласился на участие на четыре дня — слишком много. И у меня нет времени нянчиться с тобой, Джоконда.

Это было грубо, но должно было подействовать отрезвляюще. Он решил обращаться к ней как к женщине, использовать настоящее имя, чтобы достучаться.

— Хорошо, тогда придется повесить охранные чары, которые любой волшебник сразу распознает. Я не хочу быть убитой во сне или чтобы мне изменили память и заставили принять условия сделки, которая мне действительно невыгодна.

— Ну так это твое собственное решение, ты со мной даже не посоветовалась, — напомнил Грейвз, и увидел только как она совершенно по-женски кусает губу, глядя на поднимающийся в небо самолет. — Я — Глава магического правопорядка, Джоконда, а не твоя нянька. Надеюсь, ты все же это осознаешь и не будешь больше подрывать мое доверие и каждый свой шаг станешь обсуждать со мной, а не подвергать себя бессмысленной опасности. Ты была аврором, даже если недолго и без должного образования, но за те несколько лет разве ты не поняла, что такое дисциплина?

Он тоже смотрел в небо, удивляясь, как Тина согласилась на полет.

— Простите, мистер Грейвз, я буду сообщать о каждом своем шаге заранее, — согласилась Джоконда, но сразу же избавилась от извиняющегося тона. — К слову об этом. — Она достала из кармана две одинаковых монеты, номиналом в один доллар и, подкинув, вынудила Грейвза поймать одну из них. — Это средство связи, чтобы мне не пришлось использовать подозрительные чары для привлечения вашего внимания. Зачарованные монеты, мы использовали их в семидесятых, кажется, это еще одна временная петля, так как этот способ связи был изобретен намного позднее. Вы сможете отправлять и получать сообщения. Монета нагревается, если поступило сообщение, так что лучше держать ближе к телу — в нагрудном кармане, например.

— И как же это работает? — крутя монету между пальцами, с сомнением спросил Грейвз.

— Примерно так же, как и Темная метка, только не нужно уродовать свою кожу.

— И никакой темной магии?

— Вы бы наверняка тотчас примчались, едва я занесла палочку, — пожала она плечами. — Всего лишь Протеевы чары и несколько модификаций. Легко нанести фразу или координаты даже без палочки. У вас точно не возникнет сложности.

Грейвз посмотрел на Джоконду из-под бровей. И впрямь талантливая и умная волшебница, а ее импульсивность можно списать на возраст. Он почему-то сомневался, что она действительно боится встретиться один на один с преступницей, сомнения вызывали и ее импульсивные поступки. Грейвз успел понять, что за каждым ее действием стоит М.П.Г. и Дамблдор будущего. Но тут его осенило: провоцируя преступницу, она пыталась…

— Зачем вы пытаетесь добиться моего участия в вашей жизни, Джоконда?

Это очевидно, она действительно старалась напоминать о себе как можно чаще, а сейчас и вовсе уболтала его ночевать в поместье несколько ночей. Ее незамедлительный и прямолинейный ответ несколько шокировал:

— Ну уж явно не из-за того, что вы мне нравитесь, мистер Грейвз, — сказала она, казалось, очевидное, но почему-то это немного задело его. — М.П.Г. написал…

— Не удивлен, — перебил он, — он написал вам нарушать законы, и вы нарушаете, он сказал вам выйти на меня, и вы вышли, снова прибегнув к обману. Куда тебя и Дамблдора еще заведет некто по имени М.П.Г.?

Джоконда… Уилби сдул упавшую на лоб кудряшку, но после кожаного шлема она не слушалась, и потому он просто взлохматил свои волосы, окончательно испортив прическу.

— Я не знала, что он и дедушке писал до того, как попала в двадцатые, мистер Грейвз. Но если ему верит сам Дамблдор, то, очевидно, мне нечего опасаться.

— Всё до последнего слова — чушь! Одумайся уже, это совершенно глупо с твоей стороны, — строго, по-отцовски сказал он, все еще не понимая, почему должен разжевывать очевидные вещи.

Точка в небе на фоне солнечного диска стала увеличиваться в размерах, и самолет понемногу сбавлял скорость, заходя на посадку. Разговор прекратился, стоило только Говарду и Тине вновь присоединиться к компании. Снова вежливо отказавшись от экскурсии в небо, Грейвз всё думал, как девушка, пережившая столько в прошлом, точнее, в будущем, может так беспечно относиться к жизни? Вместо того чтобы аппарировать, им пришлось два часа трястись в автомобиле до поместья Уилби, благо что была чудесная погода. Они промолчали почти всю дорогу, разве что Тина все время улыбалась, она получила непередаваемые ощущения от полета на биплане…

---

Примечания:

Добрые люди, пишите отзывы. Тишина пугает, хотя читающих много

Проводить вечер в шуме джаза не хотелось, да и с появлением Грейвза потребность в постоянном светском обществе как-то сама собою отходила на второй план. Джоконда делала всё, чтобы приблизить встречу с ним и, порядком устав от бесконечных тусовок, была рада тихой компании Рози днем — та даже согласилась полетать на биплане. Говард был просто счастлив. Чудесная волшебница — скромная и симпатичная, казалось, она совсем не подходит на роль аврора. Жаль, что Грейвз совсем не умел улыбаться, точнее, забыл как это делать с того самого вечера на яхте. Тогда на миг показалось, что он не просто исполняет свою работу, он действительно рад обществу своего друга Чарльза Уилби. Всё ещё считая его напыщенным индюком, Джоконда понимала, что Грейвз всего лишь человек несгибаемого нрава, который не прощает обид, обжёгшись, как он считал, очень сильно. И хотя она точно следовала указаниям М.П.Г., теперь, разозлив его, абсолютно не знала что с ним делать, и понимала, что такого человека не задобрить дорогими подарками. Да, она исправно кормила его самой изысканной вкусной едой. Он не добрел, конечно, но сытый Грейвз был немного сноснее, если так можно выразиться. И все же, как сделать так, чтобы он доверял ей чуточку больше? В этом времени у нее совершенно никого не было, и за три года уверившись, что он ее единственная опора, Джоконда столкнулась с непрошибаемой стеной. Счастье, что хотя бы удалось избежать тюрьмы.

Дело близилось к вечеру, небо потихоньку обретало нежный рыжий оттенок, и Джоконда отдала распоряжение на кухню подготовить барбекю в саду, а также разбудить музыканта, который жил вместе с прислугой в небольшом домике чуть поодаль от дома. Этот испанец виртуозно владел игрой на гитаре, фортепиано и органе, но из-за того что был нелегальным иммигрантом, не мог закрепиться в обществе. Джоконда нашла его в Бронксе, где он играл на улице и постоянно прятался от полиции. Он мог бы играть в “Консьерже”, но почему-то ненавидел джаз и всей душой тяготел к классике и романсам. Джоконда дала ему кров и часто задействовала на не самых шумных мероприятиях. Например, когда в гости наведывались Фицджеральды и хотелось уюта. Сейчас как раз был такой момент и, пока Рози и Грейвз устраивались у себя в апартаментах, на веранде потихоньку становилось всё уютнее и уютнее. Было около восьми вечера — как раз идеальное время, чтобы проголодаться и еще некоторое время наслаждаться аперитивом и закусками, пока готовится мясо на необъятных размеров жаровне. Джоконда попросила, чтобы повар и официант, двоих было достаточно, оделись в обычную одежду и сделались как можно более незаметными. Все было идеально — вид на пляж и Нью-Йорк по ту сторону пролива, тихий шелест листвы и ласковый ветер. А если к вечеру станет прохладно — в каждом кресле уже находились пледы.

* * *

— Поужинаем и можете аппарировать домой, Тина, полагаю, сестра вас и так заждалась, — стоя у окна и глядя на дымящийся мангал этажом ниже, сказал Грейвз.

Из окон двухкомнатной спальни открывался просто чудесный вид на сад и пролив, а из двухэтажного дома поодаль, спрятавшегося за конюшнями, спешил какой-то молодой человек в черной свободной расстегнутой на три пуговицы рубахе и нес с собой гитару.

— Если можно, я бы сейчас отправилась, вы все равно остаетесь на ночь. Думаю, Чарльзу не повредит мужская компания.

Гитариста Джоконда позвала, видимо, стараясь впечатлить Голдштейн, но похоже, она будет разочарована.

— Хорошо, скажу ему, что вы неважно себя чувствуете и решили остаться в комнате, — совершенно не желая ее отпускать, сказал Грейвз, понимая, что удерживать без причины тоже не имеет смысла.

Тина, которую он узнал за время совместной операции, все больше и больше нравилась ему, и ее присутствие не позволило бы случаться разговорам о Дамблдоре и прочей чепухе. С ней Джоконда не снимала маски Уилби.

— Во сколько вы просыпаетесь, сэр? — уточнила Тина, подхватив клатч.

— В семь, аппарируете к семи тридцати?

— Хорошо, сэр. Хорошего вечера, — кивнула она, и с легким хлопком растворилась в воздухе.

Грейвз ожидал помпезного ужина, но увидел довольно скромно накрытый круглый стол с уютной клетчатой скатертью да три плетеных кресла с подушками, а вокруг множество пока незажженых свечей. Повар уже поставил мясо на угли и оттуда доносился дивный аромат, а еще копченый запах пузатых сарделей и печёных овощей. Огромная решетка позволяла готовить всё одновременно. Признаться, Грейвз был жутко голоден, он совершенно обезумел от этого запаха. Джоконда стояла с поваром, перемешивая какую-то смесь, оказавшуюся салатом. Вид хозяина, помогающего приготовить свой ужин, показался несколько странным, но вполне уместным в такой домашней атмосфере. Ни повар, ни официант не были облачены в свои привычные строгие наряды, а гитарист тихонечко настраивал инструмент, наигрывая красивые переборы. Официант, закончив с сервировкой стола, уже зажигал свечи, которых было не меньше пятидесяти. Они стояли на полу и на маленьких столиках, на высоких подставках и канделябрах. Оторвавшись от салата, Уилби только сейчас заметил появившегося на веранде Грейвза и лучезарно улыбнулся.

— Рози спустится позже?

— Она отправилась домой до утра. К чему все это? — спросил Грейвз, глядя на свечи и гитариста, заметив на его лице тень разочарования.

— Душа требовала уюта и романтики, — пожав плечами, сказал Уилби. — Да и потом, вы с Рози…

— Между нами ничего нет, мы коллеги, — ответил Грейвз, присаживаясь в кресло и позволив официанту налить себе.

— Пиво?.. — только удивился Грейвз, казалось, что Уилби и пиво вещи несовместимые.

— Это же барбекю, конечно же пиво, — сев рядом, ответил Уилби, позволяя официанту и себе налить. — Вы с Рози очень гармонично смотритесь. Честно говоря, я решил, что это нечто большее, чем работа. Что ж, раз дама не сможет присутствовать, вы не сочтете музыку лишней?

Возможно бы и счел, но Грейвз почему-то качнул головой, и гитарист, примостившийся в футах двадцати от них, чтобы не мешать разговорам, наконец, заиграл спокойную мелодию без слов, ловко перебирая струны и закрывая глаза, отдаваясь музыке. С его кудрявыми волосами играл легкий морской бриз. Отдаленные крики чаек и тихий шум прибоя действительно наполняли атмосферу расслабленностью.

— Это Диего, у него очень чувственный голос. Думаю, чуть позже он сможет нам спеть.

Обстановка и впрямь могла показаться весьма романтичной, и кажется Джоконда действительно хотела впечатлить Тину. Грейвз вновь пожалел, что не приказал той остаться, но не смел отнимать ее личное время. Ему с трудом удалось объяснить Пиквери, почему Тина вместо основной работы какое-то время будет охранять немага, не стоило слишком сильно злоупотреблять властью

Какое-то время они просидели в тишине, но когда ароматное мясо, сардели и овощи были выставлены на стол, Уилби приказал официанту и повару удалиться. Гитарист был слишком поглощен музыкой и находился чуть поодаль. Но беседа не клеилась. Уилби лишь смотрел на пока еще видимый горизонт, утопающий в лучах последнего солнца и, слушая романс, приложил к груди ладонь, на мгновение тронув кольцо на шнурке, с которым никогда не расставался. Он утонул в своих мыслях или же просто не хотел тревожить гостя.

Грейвз в очередной раз подумал, что снова позволил очень вкусно накормить себя, и внутренне усмехнулся. Этот тихий вечер, признаться, был ему по душе, как и молчаливое присутствие ворвашейся в его жизнь Джоконды. Сейчас, глядя на нее, пускай даже в мужском облике, он вновь видел ее одиночество, даже какую-то неприкаянность. А когда она касалась кольца, Грейвз невольно испытывал даже жалость. Он как будто только сейчас начал понемногу осознавать, как много тягот легло на хрупкие женские плечи и как, наверное, тяжело было выживать в незнакомом времени, да еще и зная будущее. Как ни старался, Грейвз не мог выкинуть из своего обычно черствого разума эти мысли.

— Долго вы были вместе?

Уилби непонимающе посмотрел на него, но затем понял, что всё еще перекатывает кольцо под рубашкой. Он незаметно взмахнул волшебной палочкой, закрывая их блокирующими звук чарами, чтобы Диего ничего не расслышал.

— Недостаточно, — поначалу кратко ответила она, но спустя паузу продолжила: — Я слишком долго тянула, хотя знала, что Гидеон меня любит. Я с самого начала знала, что он погибнет, и не давала этим отношениям случиться, — она печально улыбнулась, а Грейвз снова видел в ней женщину, он, признаться, терялся в ее ипостасях. — Я потеряла столько времени…

Он вовсе не рассчитывал копаться в ее душе, возможно, узнать чуточку лучше, однако ответ его поразил. Насколько тяжело жить с таким бременем? Знать, что твой мужчина погибнет — как вообще можно с таким жить?

— Прости за этот вопрос, — неожиданно для себя сказал он, понимая, что вторгся во что-то очень личное.

— Ничего. Для меня прошло три года. Скорбь превратилась в светлую грусть. — Ему показалось, что она просто храбрится. — Я вижу в ваших глазах вопрос о том, почему я не попыталась спасти его. Тогда, да и сейчас, в целом, я думала, что историю невозможно переписать, — открыто продолжила она, хотя он и не думал продолжать расспрос. — Уже после его гибели, впав в отчаяние, я решила, что смогу спасти хотя бы Абрахаса. Я решила, что его покрытая тайной смерть — это сигнал, что он может выжить, переместиться с нами в будущее, вернуться к своей любимой жене. Но, похоже, я сильно напортачила и теперь застряла здесь. Не знаю, сломала ли я время в очередной раз или так было предначертано.

Грейвз внял словам Дамблдора и не сказал ей о своей гибели через три года. Ей было слишком тяжело после потери любимого мужчины, но сравнимо ли это? Они были никем друг другу. Или что-то должно произойти в будущем, что может сблизить их как друзей? Или это будет нечто большее? Грейвз одернул себя от этой мысли, но почему-то именно сейчас решил, что Дамблдор дал ему этот намек не с проста. “Она уже теряла близкого человека”, — вновь раздавался его голос в мыслях.

— Диего, оставь нас, — попросила она, и гитарист только тихонечко кивнул и, забрав гитару, направился в сторону конюшен.

Грейвз почему-то ничуть не удивился, когда она, окружив их отвлекающими чарами, расколдовала себя, приняв женский облик. Он никак это не прокомментировал, но понимал, что является единственным человеком, перед кем она может быть собой.

— Я даже рада, что Рози не присоединилась, — она на миг прикрыла глаза, набрав в легкие побольше воздуха, словно отпуская маску Чарльза Уилби.

Она была красива, но ее красота казалась холодной и сдержанной. Джоконда Уинтер снова доказала, что за маской весельчака Чарльза Уилби скрывается совсем другой человек. Молодая женщина, которая просто хочет попасть домой.

— Эти цветы, Кусулумбуку. Без них ты ведь не сможешь попасть домой? — выудил из воспоминаний из письма М.П.Г. Грейвз.

Она только покачала головой, потянувшись к бокалу с пивом.

— Я не выбиралась никуда дальше Нью-Йорка и Коннектикута в последние три года, мистер Грейвз, не считая нескольких визитов в Вашингтон по делам президента. В магической городской библиотеке не нашлось ни одного упоминания о цветах Кусулумбуку. Впрочем, я не смогла попасть в закрытые секции без документов. На это требуется специальное разрешение и регистрация в МАКУСА. Я не стала рисковать и пробираться тайком в защищенное чарами здание. На тот момент мне было важнее встать на ноги и повстречать вас.

Он вновь с сомнением отнесся к такому заявлению.

— Ты же понимаешь, что я все еще считаю эту историю с перемещениями во времени абсурдом? — на всякий случай уточнил он, на время отложив приборы, оставив в тарелке половину порции и посмотрев на нее пронзительным взглядом.

— Кто в здравом уме поверил бы мне? — усмехнулась она. — Но я рада, что вы хотя бы пытаетесь верить.

— Я бы не сказал, что верю, пока просто принимаю за данность, — задумчиво проговорил Грейвз.

— Спасибо за честность и за то, что согласились пожить тут какое-то время.

Он посмотрел на нее, ища хоть намек на неискренность, возможно — лесть.

— Мое руководство не очень довольно тем, чем я занимаюсь, поэтому мы должны поймать этого преступника как можно скорее, — внезапно решил сказать Грейвз, который никогда прежде не говорил с ней о своих проблемах.

— Какой вам дали срок?

Он хмыкнул и потянулся к тарелке со свежими овощами.

— Ещё неделя, и дело придется прекратить. Мне придется уйти из “Нью-Йорк Таймс” и вернуть личность Оливера Хьюза обратно хозяину.

Ее глаза сверкнули несогласием, словно она могла что-то изменить. Джоконда сжала ладонь в кулак и произнесла с какой-то невероятной наивностью:

— Я поймаю ее, я должна довести дело до конца, — решительно заявила она, глядя на него с уверенностью, хотя понимала, что при любом раскладе Грейвз от нее отдалится. — Считаю долгом выполнить это задание. И потом, я ведь аврор, пускай и понарошку.

Он приподнял уголки губ и наконец-то смог откинуться в кресле. Ожидая, что разговор доставит ему неудобство, Грейвз неожиданно понял, что ее компания вовсе не плохая. Они просто разговаривали за вкусным ужином в окружении множества свечей. Сегодня Джоконда не казалась странной, а Уилби не пытался его поддеть. Грейвз как будто впервые видел в ней нечто настоящее — молчаливую, немногословную и утопающую в своих мыслях Джоконду. Пледы не потребовались, на улице было очень тепло, и она даже расстегнула верхние пуговицы рубашки. Хрупкая девушка в мужской одежде на пару размеров больше, как бы она выглядела в платье и с макияжем? С модной стрижкой вместо гривы длиной ниже лопаток. Признаться, современные стрижки нравились Грейвзу, но ей действительно шла такая длина, она словно прибыла не из будущего, а из прошлого.

— Расскажи о будущем? Что изменится? Как сильно прогресс шагнет вперед?

Она взглянула в небо, на котором начали зажигаться звезды, и задумчиво положила подбородок на ладони, устроив локти на столе.

— Думаю, что основные изменения уже произошли в последние двадцать-тридцать лет — с изобретением бензинового двигателя. Появились автомобили и самолеты. В будущем они просто приобретут иную форму, станут безопаснее. Самолеты станут основным видом транспорта между континентами и странами. Появятся поезда, способные достигать скорости пятисот километров в час, самолеты перейдут на сверхзвук, военные конечно, хотя будут попытки создать и пассажирские сверхзвуковые самолеты. Только это окажется не совсем рентабельно. Ах да, телефоны станут беспроводными. Наверное, самое чарующее то, что человечество откроет для себя и космос…

Она говорила и говорила, находя все новые и новые вещи к обсуждению, рассказывала о моде, о фотоаппаратах, встроенных в телефон, а также о телевизорах и очках трехмерной реальности. Грейвз всё удивлялся, насколько немаги шагнут вперед, и что волшебники в большинстве своем не станут использовать блага цивилизации вплоть до следующего тысячелетия. Сейчас в Нью-Йорке волшебники были как будто ближе к немагам, нежели в Европе. Мода почти не отличалась.

— Насколько я понял, ты выросла в чистокровной консервативной семье. Неужели к две тысячи семнадцатому такие семьи станут использовать немагические вещи?

Она вновь вздохнула, выпятив вперед нижнюю губу.

— Нет, не все, конечно, но после Второй магической войны, в которой превозносилось чистокровие, многое изменилось. Волшебники стали лояльнее к магглам и магглорожденным. Их истребляли во время войны. Это было страшное время. Счастье, что я родилась после окончания этой войны…

— Но ты застала и первую в семидесятых, — не смог не заметить Грейвз.

— Тогда мой отец хотя бы был похож на человека. Он был жесток, но затем вообще обезумел и из-за Темных искусств стал похож на рептилию — красноглазого монстра без носа. Хорошо, что я не видела его таким… — Она постучала ногтями по столу и отхлебнула немного пива. — Не знаю, чем он меня так восхищал, когда я училась в Хогвартсе. Он — истинное чудовище. Меня всегда тянуло к его образу… Тогда я даже не знала, что я его дочь. — Джоконда запнулась, она посмотрела на него извиняющимся взглядом, словно сказала слишком много. — Если бы не доброе сердце моей матери, я бы не появилась на свет… Я слишком на него похожа.

Грейвз был другого мнения, он наконец-то чувствовал ее честность и открытость. И, кажется, Джоконда не была плохим человеком. И хотя он знал о Волдеморте только с ее слов и из воспоминаний Дамблдора, детей не стоило судить по их родителям.

— Ты — не твой отец, тебя ведь это беспокоит? — заметил он, словно она пыталась доказать ему что-то. — Как я понял из воспоминаний Альбуса, он всегда был исчадием ада. Еще ребенком он воровал у детей в приюте.

Джоконда вспыхнула, обратив на него удивленный взгляд.

— Я не знала об этом. Знала лишь, что он был блестящим студентом и старостой.

— Альбус показал мне как он взрослел, каким стал. Кажется, в его жизни будет много притворства, — пожал он плечами, не зная, что ей сказать.

— Я думала, мистер Грейвз о том, что, если он никогда не появится на свет?..

Повисло молчание, он только замер с бокалом пива у губ и выразительно посмотрел на нее, не заметив как у нее появилась тревожная складка меж бровей.

— Ты что… Ты что-то задумала? Ты знаешь дату его рождения?

Она кивнула, но затем покачала головой и спрятала лицо в ладонях, стараясь успокоиться.

— Такой человек, как он, не должен существовать, но тогда и самой меня не будет. Но зато не умрут другие… Не умрет Гидеон.

— Джоконда, это…

— Я знаю, всего лишь мысль, минутная слабость, — сообщила она и неожиданно поднялась с места, громыхнув задетым столом. — Я, похоже, сказала слишком много. Прошу меня извинить, не знаю что на меня нашло.

— Все в порядке, у всех нас появляются темные мысли.

— Я пойду к себе, — сообщила она, хотя на часах было едва к девяти. — Спокойной ночи, мистер Грейвз, надеюсь, в ваших апартаментах вам будет удобно.

— Спокойной ночи, — только и успел сказать он, глядя вслед удаляющейся фигуре с опущенными плечами.

Из этого разговора он усвоил, что она запуталась и что она всего лишь слабая женщина, нуждающаяся в защите. Похоже, ее разум действительно сильно пострадал из-за случившегося с ней в прошлом, но действительно позволив себе минутную слабость, Грейвз был уверен, завтра она снова наденет маску Чарльза Уилби и больше не расщедрится на откровения. И всё же, что послужило толчком к такой искренности?

* * *

Джоконда не знала, что на нее нашло, но сказанного не воротишь, она жалела, что открыла ему самые темные уголки своей души. Грейвз был спокоен и сдержан, если не равнодушен, почему же она так легко открылась? И чем это чревато? Кажется, он не воспринял её порыв не допустить рождения её отца всерьез. Это хорошо, она и впрямь не собиралась ничего предпринимать. Эти мысли были порождением боли от утраты Гидеона, ужасом, пережитым в семидесятых, а также обостренным чувством справедливости и сожалением по поводу того, что этот психопат сделал с ее святой матерью. Слишком долго Джоконда была одна и хранила в себе все секреты, все потаенные желания, всю боль и страх — всё, что принесла с собой из будущего. И всё же, реакция Грейвза на ее слова была такой… отстраненной. Просто вежливое участие. Он не язвил, как тогда в его спальне, когда она приняла свой облик впервые, не спорил и вообще не проявлял никаких эмоций. Кажется, ему было все равно, и это хорошо. Это лучше, чем очередная насмешка.

Джоконда закрылась у себя в апартаментах и сразу приняла душ, желая смыть с себя странное послевкусие разговора. Она не помнила, когда ложилась спать рано, да и спать совсем не хотелось, это был просто побег. В этот вечер, который она думала провести в обществе Грейвза, оставшись одна, она погрузилась в чтение учебника по менталистике для подготовки авроров — издание, которое передал ей Грейвз. Признаться, она и забыла о его обещании, и была благодарна, получив книгу. Конечно, в волшебную часть Нью-Йорка она могла попасть и даже покупала ингредиенты для зелий и книги, тем более, не нужно было менять деньги — американские волшебники использовали обыкновенные доллары. Однако Джоконда старалась не светиться в магическом сообществе Северной Америки. Признаться, прятаться было утомительно, но такова ее жизнь в этом времени. Все равно на душе стало легче после появления Грейвза, каким бы человеком он ни был. Она старалась абстрагироваться от его недовольства, насмешек и вечно злого и острого взгляда — того и гляди сожрет. Но, увы, иного, так сказать, безопасного знакомого у нее не было. Хотя сложно назвать безопасным того, кто постоянно угрожает посадить тебя в тюрьму.

Утопая в своих мыслях, стараясь не костерить себя за излишнюю многословность, она почувствовала, как глаза начинают предавать, а буквы довольно скучного, но крайне полезного учебника — расползаться в разные стороны. Сон сморил Джоконду до того, как мысль, что учеба раньше больше увлекала ее, сформировалась у нее в голове. Уснуть в такое время для привыкшего к ночной жизни человека было странностью, но возможно виною всему было насыщенное время в обществе Говарда, а еще полет на биплане, будораживший, как и прежде, кровь. У Говарда были некоторые психологические проблемы, и только в небе он как будто был от них свободен. В будущем его болезнь, связанную с навязчивыми мыслями, назовут ОКР — обсессивно-компульсивным расстройством, но сейчас в медицине таких диагнозов еще не было. Джоконда мельком помнила его биографию из Википедии и фильм с Леонардо Ди Каприо — “Авиатор”, и знала, что в скором времени Говарда ждет всеобщая известность как режиссера, инженера крупных летательных судов, но немалая часть его популярности также будет связана со скандальными отношениями с некоторыми женщинами. Двадцатые — это время было удивительным, оно сталкивало с такими людьми как Говард или Скотт Фицджеральд, которые оставят несомненный отпечаток в истории. Признаться, Джоконда понимала, что начинает коллекционировать таких друзей и, будь у нее возможность, она бы хотела еще познакомиться с Сальвадором Дали, Сергеем Рахманиновым, Эрнестом Хэмингуэем и Чарльзом Дарвином, а хотя… последний умер еще в прошлом столетии.

Ей снился Скотт, она стояла за ним, наблюдая, как из-под его печатной машинки выходят строки “Великого Гэтсби”, романа о ней в образе Уибли, и о его любимой Зельде, образ которой в книге был более воздушным и утрированным, но в конечном итоге таким же инфантильным, как и оригинал. Этот роман украдет сердца миллионов, и Джоконда всё еще надеялась, что убийство Гэтсби в книге всего лишь драматическая задумка автора. Ей бы не хотелось такой участи, хотя, признаться, общаясь с гангстерами — далеко не единственными из которых были Тони и Арни, она переходила дорогу еще очень многим. Итальянская мафия тоже мечтала снести ей голову, но в конечном итоге им пришлось смириться с монополией на продажу алкоголя и продавать его по менее безопасным точкам, которые очень часто накрывала полиция. Джоконда и впрямь зачастую видела во снах, как становится жертвой какой-нибудь кровавой расправы — нож в сердце, пуля в голову, утопление с якорем, привязанным к ногам. И хотя жизнерадостный Уилби очень нравился неспособной на веселье Джоконде, но с этим театральным образом было сопряжено множество рисков. Она нашла Грейвза, заработала много денег, так не пора ли залечь на дно, продать огромный особняк и жить как женщине где-нибудь в центре Нью-Йорка? Признаться, ей очень нравился Лонг-Айленд и ее безупречный замок, как будто маленькая копия Хогвартса, купленный за баснословные деньги у предыдущего владельца, который из-за ее желания купить именно этот дом сумел весьма неплохо нажиться…

— Уби-ить… — коснулся тихий шепот ее слуха, и Джоконда даже во сне тяжело вздохнула, “предвкушая” скорую кончину от пули какого-нибудь ублюдка.

В последнее время даже видя во снах свою гибель, она стала относиться к этому с небольшой долей скептицизма. Не всегда это были смерти от чьих-то рук, например, вчера во сне ее прекрасный дом накрыло цунами…

— Уби-ить, — повторился низкий утробный шепот, он стал ближе, но заозиравшаяся по сторонам Джоконда, во сне находящаяся в шуме джаза очередной вечеринки в “Седом Консьерже”, не смогла найти кому принадлежит этот голос.

Она была готова к внезапному нападению и просто закрыла глаза, надеясь что это всего лишь очередные шутки ее подсознания.

— Уби-ить… — в третий раз попытался напугать ее чей-то шепот, вновь ставший отдаленным, и внезапно, отбросив пренебрежение к подобным снам, она проснулась и сразу потянулась к волшебной палочке, чтобы зажечь “Люмос”, хотя прекрасно знала, что просто поддалась панике.

— Уби-ить… — снова прошелестел голос, на этот раз совсем тихо, словно его обладатель находился далеко.

Неужели она не проснулась, а это всего лишь очередная шутка подсознания?

* * *

Грейвз, не найдя другого занятия, лег спать рано, около десяти вечера, и предвкушал, наверное, самый долгий сон за последнее время. В Нью-Йорке участились случаи вспышек стихийной магии юных дарований, и приходилось вместе с менталистами подчищать следы и оставаться на работе допоздна. Признаться, в охране Джоконды были свои плюсы, по крайней мере, сегодня действительно был очень спокойный и короткий рабочий день, а также, несомненно, вкусный ужин. Она точно знала, что добрый кусок мяса — лучшее, что можно предложить мужчине. Тот вычурный обед с лобстерами, икрой и буйабесом был просто шуткой. Невзирая на сегодняшний разговор, Грейвз не чувствовал неудобств, а ее желание исправить будущее, не дать ее отцу родиться — всего лишь нормальная реакция. Почему-то он был уверен, что она так не поступит, она знает, что время заколлапсируется, и потом сама Джоконда может исчезнуть. Она не настолько импульсивна и глупа, чтобы позволить чувствам взять над собой верх.

Но почему она так безоговорочно доверяет ему — человеку закона, не способному на милосердие? Невзирая на то, сколько раз он выражал свое недовольство и пугал ее тюрьмой, она как будто игнорировала это или просто не замечала. И, будь он проклят, Грейвз знал, что ее доверие связано лишь с напутствием М.П.Г. и все больше уверялся в том, что ее к нему доверие чрезмерно. В ней не было желания подольститься, в ее поведении была какая-то трогательная безысходность. Он не понял, когда перестал относиться к ней как к преступнице. Даже после небольшой склоки на аэродроме в его разуме не поселилось жестокого желания упечь ее в тюрьму, а в сердце стало проявляться нечто, схожее со снисхождением, возможно, сочувствием. Симпатия, которую он испытывал к Чарльзу Уилби до того, как Джоконда показала свое истинное лицо, по капле возвращалась, и он не мог понять почему, ведь был не из тех, кто умел прощать обман и предательство. Конечно, эта женщина не была безобидной, она была опасна, опасна еще и тем, что так легко манипулировала его эмоциями, что так нелепо, но в то же время умело старалась стать ему другом. Было в ней что-то, не поддающееся логике, которую так любил Грейвз, это одновременно настораживало, даже раздражало и, несомненно, делало ее интересным субъектом для наблюдения. Еще больше интриговало то, что он никогда не мог полностью прочитать ее: казалось, он подмечал детали, маски, но никогда не знал, что же случится в следующее мгновение, и в последнее время жил в состоянии стресса, хотя внешне никак этого не показывал.

Ему редко снились сны, разве что ближе к утру, но то был не сон, а просто какое-то невероятное чувство комфорта, скорее всего, благодаря удобной постели. Признаться, он не любил слишком мягких перин, и упругий матрас был такой же, как и у него дома, что позволило ему уснуть в считанные секунды. Джоконда была уверена, что у них с Тиной не просто деловые отношения, и потому необъятных размеров легкое двуспальное одеяло и просто огромная кровать достались ему одному. В огромной, богато обставленной спальне он не чувствовал абсолютно никаких неудобств, словно всегда здесь жил. Пожалуй, просьба Джоконды какое-то время ночевать в поместье совершенно не приносила стеснений. Это удивляло, учитывая, как сильно Грейвз не любил ночевать вне собственной квартиры. И всё же, чувство комфорта во сне показало ему отдаленный образ — это был Фоукс, расправившая огненные крылья огромная птица в небе над Нью-Йорком. Однако внезапно нечто заставило обостриться все его инстинкты — такое бывало в минуту опасности, и Грейвз, прислушавшись к чувствам, резко распахнул глаза и увидел перед собой Джоконду. Она стояла напротив постели, направив на него волшебную палочку. В ее глазах плескалась жестокость и какой-то внезапный испуг.

— Не двигайтесь, — шикнула она, едва он открыл рот, ощутив, что попался, обманулся ее покладистостью, забыл, что она преступница.

Пальцы тотчас напряглись, и в них, повинуясь беспалочковому “Акцио” оказалась волшебная палочка, а слева раздалось шипение.

— Импедимента! — воскликнула она, и следом он почувствовал второе заклинание, которое она успела осмыслить, но не произнести. Волшебная палочка вырвалась из его цепких пальцев и отлетела на пол. — В сторону, мистер Грейвз, — опасливо произнесла она, обезоружив его.

Импедимента адресовалась не ему, Грейвз не сразу понял, что смотрит Джоконда чуть правее от изголовья, а когда обернулся, то глаза его расширились. Возле подушки, замерев в воздухе, поддавшись затормаживающим чарам, в броске замерла оливкового цвета змея, раскрывшая устрашающую черную пасть.

Грейвза как ветром сдуло с постели. Он едва не забыл потянуть на себя край одеяла, в такую жару он позволил себе спать только в одном предмете гардероба — трусах, и был совершенно не готов к появлению женщины в спальне.

— Какого дракла забыла змея в моей постели? — Едва подобрав волшебную палочку, он направил ее на змею, с которой постепенно сходили чары Импедименты, позволяя ей как в замедленной съемке продолжить движение броска.

— Хороший вопрос, — не меняясь в лице, сказала Джоконда, ее сосредоточенность и острый взгляд на опасное существо делали из нее как будто другого человека в минуту опасности.

Она взмахнула волшебной палочкой и произнесла заклинание барьера, окружив очнувшуюся змею непробиваемой сферой. Освободившись от Импедименты, рептилия билась в маленьком пространстве, все еще пытаясь напасть на Грейвза, полностью игнорируя Джоконду. Только сейчас он заметил, что она тоже одета исключительно неформально: видимо, почувствовав опасность, не придала значения приличиям и сейчас была в одних лишь шелковых ночных шортах с нежными рюшами и совсем крошечной обтягивающей майке, выделяющей упругую грудь. Грейвз бы непременно сглотнул, если бы не ситуация. Он и сам находился в весьма уязвленном состоянии от собственного вида. Когда миновала опасность, он обернул одеяло вокруг бедер, в стрессе не подумав даже о том, что мог просто приманить халат из ванной комнаты. Джоконда мазнула по его голому торсу, на котором красовалось два небольших шрама от заклятий, равнодушным взглядом и посмотрела вниз на себя. И вспыхнула. Грейвз никогда прежде не видел, что у кого-то могут так внезапно покраснеть щеки, однако заниматься собственным гардеробом или обращать внимание на собственное стеснение она вовсе не собиралась. Вместо этого она зашипела на парселтанге, и от устрашающего шипения, слетевшего со столь нежных розовых губ, у него заледенела в жилах кровь. Змея, игнорируя ее, продолжала биться в сфере, глядя только на Грейвза.

— Не понимаю, — озадаченно проговорила Джоконда, чуть склонив голову. — Она не слушается, повторяет только одно.

— И что же это? — невольно спросил он, едва ли что-то понимая.

— “Убить” — только это, и ничего больше. Как заведенная. Я услышала ее сквозь сон и проследила за звуком. Это… Ну конечно, это… Мистер Грейвз, как снять чары Империуса? У меня не было такого опыта.

Змея под Империусом в его спальне, только этого не хватало! Он оскалился в недоброй ухмылке, понимая, что Джоконда оказалась права, и ее безопасность действительно оказалась под вопросом. Но тогда почему змея так отчаянно хотела расправы именно над ним? Грейвз снял заклятие без труда, сработало простое Ревелио, похоже чары на змее были не такими уж сильными, а возможно, их было проще снять с обладающей примитивным разумом рептилии. Змея замерла в сфере и покачала головой, приходя в себя — в этом жесте было что-то человеческое и оттого зловещее. С языка Джоконды вновь сорвалось это жуткое шипение, она снова попыталась поговорить со змеей, а затем внезапно просто убрала барьер, удивив Грейвза, инстинктивно отсутпившего на шаг. Ядовитая черная мамба опустилась на чуть измятую простынь и выпустила раздвоенный язык. Она покачала головой, словно отвечая на вопрос Джоконды, и снова тихо зашипела.

— Что она говорит? — спросил Грейвз.

Джоконда настороженно пожала плечами.

— Послушайте сами, вы сможете подключиться к моему сознанию? — задала вопрос Джоконда, кажется, немного ошарашенная этим ночным приключением.

Грейвз не стал более ничего спрашивать, а просто направил на ее голову волшебную палочку и легко коснулся разума.

— Повтори то, что ты сссказала мне, — раздался шипящий голос Джоконды у него в сознании, от которого он вздрогнул всем телом.

— Убить, я должна была уби-ить, мужчину в этом доме, — ответила змея, чуть растягивая слова, и Грейвз замер, впервые осознав, что у этих рептилий действительно есть разум.

— Убить мужчину… Ты поэтому приползла к нему?..

Змея кивнула, а Грейвз все больше поражался дару змееуста, а еще тому, что вблизи Джоконды он ощущал отнюдь не привычный парфюм Чарльза Уилби, а какое-то пахнущее абрикосом и миндалем средство — возможно, шампунь. Ему не понравилось то, что он уже не в первый раз обращает внимание на подобные детали. Это ставило в неловкое положение.

— Что ж, полагаю, теперь ясна причина нападения на вас, — обратилась к нему Джоконда. — Она искала мужчину. — но затем она снова перешла на шипение, не разрывая ментальной связи: — Кто приказал тебе это?

— Женщ-щина, — ответила змея кратко.

— Знаеш-шь, как ее зовут и как она выглядит? — спросила Джоконда, понимая, что рептилия отвечает только на четко поставленные вопросы.

Змея снова покачала головой.

— Имени не з-знаю, с-светлые волос-сы, — прошипела она.

— Как ты сюда попала? — продолжала Джоконда задавать правильные вопросы, похоже, включив опыт, полученный на службе аврором.

— В темной коробке, час-с в темноте… Неприятный наз-зойливый ш-шум.

На миг Джоконда приложила палец к губам и посмотрела на Грейвза, словно ища у него подсказку.

— Вероятно, ее привезли сюда на автомобиле. Вряд ли кто-то из слуг слышал из дальнего дома… — предположил он.

Джоконда кивнула, присела на край кровати, шорты немного натянулись и задрались, обнажая округлость бедер, и Грейвз почувствовал, как от головы отливает кровь. Разве имеет она право находиться в неглиже в его присутствии? Это просто неприлично! Однако, стараясь не зацикливаться на ее бедрах и тонкой талии, он с интересом ожидал что же будет дальше, а их ментальная связь подрагивала, и иногда слова змеи терялись в шипении, потому что он не мог сосредоточиться ни на чем, кроме красивой девушки в его постели. Он был мужчиной в расцвете сил и пользовался собственной привлекательностью, умея обольщать женщин, но Джоконда, похоже, не видела в нем объект противоположного пола, ее смутил только собственный вид, и то лишь на миг.

— Ты сможешь узнать эту жен-щину, если увидишь с-снова? — продолжала она диалог-допрос, и похоже, змея не находила в этом ничего предосудительного, а может, и вправду, как говорят, что они не могут не подчиняться змееустам.

Джоконда протянула ладонь к одной из самых ядовитых змей, не опасаясь, что всего один укус может ее убить. Змея кивнула в ответ на ее вопрос и, коснувшись ладони раздвоенным языком, словно проверяя ее на вкус, стала обвиваться вокруг ее руки, а Грейвз замер в нерешительности. В представшей перед его взором картине было нечто весьма опасное и странным образом будоражащее воображение. Ядовитая черная мамба положила голову на плечо совершенно не боящейся ее черноволосой девушке и замерла, позволив гладить себя. Грейвз разорвал связь, когда Джоконда встала, удерживая часть змеи на весу, ведь в ней было не менее восьми футов в длину.

— Что ж, по крайней мере мы, возможно, сможем опознать преступницу, — предположила она. — Я все же думала, что она пойдет на диалог с применением магии, но сразу убить… — она вздохнула и закрыла глаза. — Извините, мистер Грейвз, вы снова едва не стали жертвой из-за меня.

Он почему-то об этом даже не подумал, но сразу признал, что ее общество сопряжено с риском. Сначала его едва не застрелили, теперь эта змея в спальне, да еще и не одна…

— Что ты собираешься с ней делать?

Джоконда любовно коснулась поцелуем головы змеи, позволив той ласково потереться, и от этого Грейвз впал в еще больший раздрай, зачарованный темной стороной этой девушки.

— Сначала нужно ее накормить, пускай пока поживет у меня, попробуем выяснить, кто пытается меня убить, а затем я отправлю ее домой — в Нью-Йоркский террариум, там ее семья.

Кажется, он что-то пропустил из разговора, слишком заострившись на формах Джоконды, и оттого даже почувствовал легкий оттенок стыда. Уже в дверях, на миг задержавшись взглядом на немного дезориентированном Грейвзе, Джоконда внезапно сообщила:

— А вы ничего, мистер Грейвз…

Он тотчас впал в ярость, ведь, кажется, это была некая издевка. На его скулах заиграли желваки, а глаза налились кровью.

— Может, уже сама найдешь чем прикрыться? — вспылил он, свысока глядя ей отнюдь не в глаза, и змея зашипела на него, заставив отстраниться.

— А ей я, похоже, нравлюсь, — проигнорировав его слова, она продолжала ласкать свою новую питомицу, словно та была обыкновенным щенком. — Но давай договоримся, что ты не будешь ни на кого нападать и кусать…

Говоря это, она смотрела на Грейвза незнакомым, как будто соблазняющим взглядом, хотя ему могло так только показаться, а затем просто вышла, продолжая диалог со змеей, переходя на шипение, а он все также стоял, удерживая на поясе одеяло, которое так норовило сползти под собственной тяжестью. Он почувствовал себя совершенно обезоруженным ее нахальством, и от былого мнения о беззащитности этой девушки мгновенно отказался. Джоконда Уинтер была бесстрашной и наглой, она подружилась с опасной змей и спасла его в очередной раз. Хотя в очередной раз была виновата в нападении на него сама…

---

Примечания:

Что ж, план автора по выбешиванию Грейвза потихонечку осуществляется. (во мне хихикает юная тридцатипятилетняя школьница)

Грейвз и Тина завтракали в одиночестве, дворецкий сообщил, что господин встал рано и почти сразу отправился на конную прогулку. И сейчас, сидя на веранде с чашкой кофе, они наблюдали, как осанистый молодой человек поодаль размахивает клюшкой, отбрасывая вместе с мячом дерн. Переходя с грациозной рысцы на галоп, заставляя лошадь поддавать под пятую точку, технично улавливающий ритм Уилби направился в сторону, куда отлетел мяч, и с каждым его движением на лошади Грейвза всё сильнее одолевало какое-то неожиданное и очень странное чувство. Неподалеку один из темнокожих слуг занимался рубкой дров, и ему внезапно захотелось присоединиться к этому нехитрому занятию, дабы спустить пар.

— Кто вообще в восемь утра катается на лошади? — озвучила и его мысль Тина, завороженная зрелищем.

— Тина, он немаг, прекратите пожирать его глазами. Зельда ужасно на вас влияет.

— А причем тут Зельда? — ничуть не смутившись, ответила она, заметив, как Грейвз ослабляет галстук, и щёки его заливает загадочный румянец. — Вы в порядке, сэр? Ваше лицо…

Он ни с того ни с сего вперил в нее такой злой взгляд, что Тина невольно подалась назад. Можно подумать, это она виновата в том, что он вчера так беззастенчиво пожирал взглядом тело Джоконды и при этом был сам обнажен. Той каким-то магическим образом удавалось заставлять его чувствовать себя уязвленным уже не в первый раз: сначала во время первого покушения, когда вскрылось, что она девчонка, а теперь сегодня ночью. Интересно, где сейчас эта треклятая змея? Уж не ползает ли она по дому свободно? Нет, вряд ли Джоконда могла поступить так безответственно, здесь же слуги и Тина. Пока он собирался на работу, она аппарировала к нему в апартаменты, как они и договаривались, к семи тридцати утра и сразу же узнала о покушении, правда, по версии Грейвза оно произошло в спальне самого Уилби. Грейвз сказал, что избавился от змеи, а Уилби попросил ничего ей не рассказывать, чтобы не пугать. Также он заверил, что подправил ему воспоминания, и теперь Уилби считает, что то был обычный неядовитый североамериканский уж, случайно заползший в дом.

— Пожалуйста, не отходите от Уилби ни на шаг сегодня, Тина, — попросил он, уверенный, что нападение может повториться. — Если мне удастся уйти вовремя с работы, я буду к половине седьмого и как раз успею к вечеринке.

— Хорошо, мистер Грейвз. Покушение на немага, продажа запрещенного алкоголя, использование запрещенного заклятия на змее. Как вы думаете, на сколько это тянет? — задумчиво проговорила она. — Лет двадцать точно…

* * *

…Джоконда слезла с лошади только когда увидела, как Грейвз, окончивший завтрак, удаляется с веранды, оставив Рози охранять ее. После немного неловкой ночи она решила избегать его общества хотя бы до вечера. Честно говоря, в первую очередь её внимание привлекли шрамы на его груди и ребрах. Похоже, это были какие-то Тёмные проклятия, раз остались такие отметины. Потом уже она стала отмечать общую картину. Подтянутый мужчина, он был весьма хорош собой — плечист и в меру смугл, совсем немного волос на груди и ниже пупка — Джоконда успела разглядеть абсолютно все, даже неожиданную небольшую орнаментальную татуировку с кельтскими символами, охватывающую плечо — кажется, в молодости он был не так строг к своему внешнему виду. Возможно, впервые она поняла, что Грейвз не просто ее опора в этом времени и не просто грозный аврор, но и мужчина, и ему присущи обыкновенные мужские инстинкты. Она видела его взгляд на себе, нужно быть совсем слепой, чтобы не понять, что он означает. Джоконда не стеснялась себя, уже имела опыт в отношениях и даже почти вышла замуж… Она была взрослой женщиной. Гидеон был у нее первым и единственным, но и с ним неловкости не было, все случилось так, как должно было случиться. Они слишком любили друг друга, чтобы стесняться обнаженных тел, шрамов и каких-либо мнимых недостатков. Впрочем, в семидесятых Джоконда жила с Финном и Арчи в одной квартире, и парни часто видели ее и Викки в пижамных шортах и майках. Но то было другое время, более раскрепощенное, тем более, обстоятельства складывались особые. И хотя в ревущие двадцатые, время алкоголя, похоти и джаза, нравы были куда проще, чем позднее — в тридцатых и сороковых, но для Грейвза, вероятно, она выглядела почти голой. Она надеялась, что за день он успеет выбросить из головы этот небольшой казус. Все же Джоконда не хотела думать о нем, как о мужчине, пускай лучше станет ей другом, если это вообще возможно с таким характером, как у него. И потом, она ведь не специально вломилась к нему в покои полуобнаженная. Секунда промедления могла стоить ему жизни, ну, как минимум, неприятных ощущений, ведь безоар у Джоконды все-таки имелся.

— Думаю, все будет хорошо, мы оба взрослые люди, чтобы придавать значение таким мелочам… — несколько нервно пробормотала она себе под нос, все еще стараясь убедить себя, что ничего неловкого не произошло.

— Что, прости? — услышала Рози от подходящей Джоконды, которая и не заметила,что сказала это вслух.

— Ничего, голова с утра забита ерундой. Как спалось, Рози?

Конечно, Джоконда подарила ей очередную очаровательную улыбку, бросила перчатки для верховой езды на соседний столик, села в кресло Грейвза, который, слава Мерлину, ушел на работу, и вдруг ощутила запах его парфюма, невольно задерживая дыхание.

— Неплохо, Чарльз, что заставило тебя с утра пораньше сесть на лошадь?

— Днем слишком жарко. — Джоконда лишь указала пальцем на начинающее палить солнце. Июнь двадцать третьего года неожиданно выдался знойным, и к десяти-одиннадцати утра уже невозможно было заниматься каким бы то ни было спортом на улице, не считая плавания, конечно. — Вечером мне будет не до лошадей, после обеда нужно успеть организовать приём. Хочу достойно проводить Фицджеральдов в Европу, и я надеюсь на твое самое непосредственное участие. После завтрака мне нужно сделать пару звонков, но в целом, на удивление, у меня есть несколько часов свободного времени, можем покататься на катере или просто позагорать. Или всё вместе, — задорно предложила Джоконда.

Глаза Рози с энтузиазмом загорелись, не смотря на всю её нелюбовь к активности на открытом солнце.

— Мне казалось, что ты буквально каждый день проводишь в клубе, — глотнув остывающего кофе, поддержала беседу она.

— Лето — отличный способ немного отдохнуть от душного подвала, разве не так? Я подустал от шумных тусовок, — Джоконда по-мужски закинула ногу на ногу и откинулась в кресле, пока официант обновлял тарелку с омлетом, тостами и колбасками. — Признаться, я рад твоей компании, в тебе присутствует дух авантюризма, невзирая на манеры и несомненную кротость характера. Не ожидал, что ты всё же сможешь полетать с Говардом.

Рози засмеялась, скромно прикрыв ладонью губы. Она поправила очаровательную соломенную шляпку с черной лентой и уложила подбородок на кулак, глядя на собеседника с ответной улыбкой.

— Сочту за комплимент, но могу лишь сказать, что это всё твоя заразная энергетика. Мне кажется, еще месяц общения и я смогу спрыгнуть с парашютом вслед за тобой…

…Все это время Грейвз просто стоял в доме, решив подслушать разговор, и снова убедился в том, что Тина полностью околдована Чарльзом Уилби. Мало того, что отношения с немагами под запретом в Северной Америке, но еще хуже, что Чарльз Уилби — это женщина, которая умело манипулирует людьми. Тина выполняла свою работу, но кажется, образ аврора, следующего букве закона, рассыпался на глазах. Ее нужно вытаскивать из этой западни… Он совершенно не понимал, зачем Джоконда это делает, неужели она не понимает, что провоцирует бедную девушку? Зельда — и та с ума сходит… Не в этом ли основная причина, почему Скотт хочет увезти жену из Америки? Грейвз чернее тучи отправился на службу, сильно переживая, что позволил Тине во всё это ввязаться. Она, как мотылек, летела на пламя.

* * *

Это был чудесный день, казалось, что у Тины наконец-то выдался отпуск, да такой, о котором можно только мечтать. Она жалела лишь о том, что Куини не может насладиться чудесным солнцем пролива Лонг Айленда и замечательной прогулкой на шустром катере. Чарльз Уилби, растрепанный от ветра и улыбчивый, поражал Тину всё больше, в нем было что-то такое естественно уютное и в тоже время взбалмошное. Зельда, найдя в ней близкую подругу, трещала без умолку, воспевая его ничуть не высосанные из пальца достоинства. Казалось, такой светлый человек просто не может вести нелегальный бизнес и уж тем более — шпионить для президента США, но Тина ни на секунду не забывала слова Грейвза о том, что он просто блестящий актёр. И всё же, и она, подобно Зельде, утопала в его обаятельной улыбке, не в силах сдержать собственного трепета. В какой-то момент она пожалела, что Уилби немаг, ведь впервые испытывала симпатию к подобным ему и думала о том, что скоро это задание закончится, и великолепный Уилби исчезнет из ее жизни, так не похожей на ту, что она сейчас проживала. Как бы Грейвз не отнекивался, он тоже испытывал к Чарльзу симпатию, а тот тянулся к нему, обретя верного друга, и не подозревая о том, что Грейвз сблизился с ним только из-за задания. Уилби не казался одиноким человеком, его всегда окружали интересные люди, но Тине почему-то казалось, что ему не хватает душевной компании, и потому он и сам искренне рад ее обществу. Она не смотрела на него как на объект вожделения и могла предложить только дружбу, и кажется, это его устраивало. Однако… Тина призналась самой себе, что эта симпатия все же далека от дружеской.

Они много смеялись, обсуждали Говарда и Фицджеральдов, кормили лошадей и даже мочили ноги в освежающей соленой воде океана. Это был лучший день за последние несколько месяцев, возможно, даже волшебный, и его так не хотелось заканчивать, но после обеда Чарльзу пришлось закрыться в своем кабинете с трубкой у уха и оставить ее на целых полтора часа. Тина в одиночестве наблюдала за тем, как рабочие украшают веранду и возводят огромные шатры со столами-шляпками. Пирамида из фужеров выросла аккурат возле фонтана, а над ним появились золотые воздушные шары и баннер с пожеланием счастливого путешествия. Чуть дальше возводили небольшую сцену и ближе к четырем вечера над ней уже колдовали техники, настраивая прожектора и микрофоны. Похоже, торжество обещало стать масштабным. По мере приготовления Тина стала замечать все больше греческих мотивов, тут и там появлялись белоснежные ленты и скатерти с голубыми меандрами, а деву, держащую кувшин в фонтане, нарядили в подпоясанную тунику.

— Ты неплохо поработала, Рози, — Уилби появился из ниоткуда и шутливо похлопал ее по плечу, оглядывая свои владения.

— Полноте, Чарльз, я просто наблюдаю за всем этим великолепием. Почему Греция?

— Древняя Греция, Вавилон, Рим, Египет, вообще любая интересная цивилизация, — уточнил он. — Костюмированная вечеринка с минимальным количеством одежды и перьев. Признаться, я от них чихаю. Дресс-код, как вы понимаете, будет строгий. Для всех, включая Фицджеральдов, это ведь вечеринка-сюрприз. Да и лето на дворе, что может быть лучше свободных туник? Я уже подготовил для них наряды.

— Постой, они не знают? — удивилась она и округлила глаза, увидев как мимо фонтана на поводке ведут тигра.

— Нет, конечно, иначе это не будет сюрпризом, — пояснил он нечто само собой разумеющееся. — Они отбывают в Париж через два дня, у них как раз будет время прийти в себя после попойки с богами Олимпа. — Упиваясь восхищением на ее лице, Чарльз добавил: — Идем, у меня есть для тебя платье. Мне почему-то кажется, что Олли наотрез откажется от одеяния Александра Македонского, которое я ему подготовил, но тебе, вероятно, понравится твой костюм.

— Но почему ты не сказал нам? Мы бы подготовились, — с энтузиазмом спросила она, позволив проводить себя в дом.

Чарльз подмигнул, ни на секунду не расставаясь со своей ангельской улыбкой, и загадочно молвил:

— Почему бы и для тебя не сделать сюрприз? — он галантно коснулся ее руки поцелуем, и Тина вспыхнула, совершенно теряя голову. — Твой костюм и костюм Олли уже в апартаментах. Ему я, конечно, не говорил, опасаясь дружеской взбучки. Но я рассчитываю, что твой пример вдохновит его. — Чарльз на миг посмотрел на наручные часы и Тина заметила, что под ремешком поблёскивает смутно знакомый серебристый браслет. — Гости начнут прибывать через час. Самое время заняться собой.

— Но Олли вернется только через два часа, если не позже, — погрустнела Тина, понимая, что ей придется начинать этот вечер одной.

— Не беспокойся, будешь хозяйкой вечера, я не покину тебя ни на секунду, пока он не появится, — заверил Уилби и еще раз подмигнул, а затем направился к себе в апартаменты, намереваясь привести себя в порядок.

* * *

Забыв, что находится при исполнении, Тина продолжала наслаждаться сегодняшним днем и оказалась совершенно очарована платьем, которое для нее подготовил умеющий превратить каждый свой жест в праздник Чарльз. Струящуюся ткань платья-сарафана в несколько обхватов подпоясывал длинный золотой шнурок, для плеч — золотые браслеты, на голову — в том же стиле тиара. И хотя платье было простым, оно выглядело элегантным и модным, благодаря отменному качеству шелка. Прыснув в кулак, она бросила взгляд на подготовленную для Грейвза одежду — хитон с орнаментом на подоле, кирасу воина с объемным нагрудником в виде устрашающего лика мужчины с обрамляющими лицо похожими на змей прядями волос, расшитый золотом алый гиматий, венок из оливковых ветвей и высокие сандалии, тоже выкрашенные золотой краской. Определенно, он никогда не согласится на этот маскарад, скорее съест свой галстук вместе с запонками-скорпионами! Особенно из-за длины наряда — чуть ниже бедра. Чарльз с ума сошел, решив, что его мрачный друг осмелится это надеть? Или так было задумано? Просто немного пошутить?

Колдуя с волосами и макияжем, Тина расслышала звуки джаза, приглашающие гостей в уютную атмосферу сада, украшенного в стиле древних цивилизаций. Она вышла на балкон. Помимо греческих орнаментов появились и египетские мотивы — колонны и задник сцены художники украсили иероглифами и портретами египетских богов. Лошадей вывели из конюшен и нарядили в соответствующие эпохам попоны и украшения, как и слуг — всех в одинаковые робы с голубыми плащами. Чудесная погода позволяла обнажиться больше. С балкона Тина заметила, что начинающие прибывать гости все были разодеты, согласно дресс-коду. Уж не за этим ли Чарльз закрывался у себя в кабинете, чтобы успеть обзвонить всех причастных? Гений вечеринок, он превратил свое поместье на вечер во что-то совершенно невероятное. И сколько же денег ушло на это? Тина почти перестала удивляться его щедрости и платежеспособности, похоже, алкогольный бизнес действительно приносил немалый доход, а подобные вечеринки не давали людям забыть, кто владеет сердцем Нью-Йорка.

У столика чуть поодаль уже налегал на шампанское Жирный Тони, обнимая свою тощую супругу. Его образ угадывался мгновенно — Бахус, краснощекий, вечно подвыпивший бог вина. Хотя, кто знает, возможно, Тони и не старался. Помимо Грейвза сложно было представить в костюме и Ротштейна, однако он не ослушался дресс-кода и пришел в костюме римского воина — поверх его туники красовалась выкрашенная под медь анатомическая кираса с мускулатурой груди и пресса, которого у Ротштейна наверняка не было. Очень сложно было заподозрить в нём любителя спорта. Внезапно Тина осознала, что за один вечер таких костюмов не организовать, и, возможно, о вечеринке уже давно было известно. Костюмы не выглядели сделанными на скорую руку, хотя кто знает, на что способны деньги. Такой масштабной подготовки к празднику Тина не видела даже на Хэллоуин в Ильвермони.

Она неловко взглянула в зеркало, оценив нежность своего образа, и, полная благодарности Чарльзу закружилась, намереваясь поскорее найти его и выразить мнение лично. Ощущая себя Золушкой, она надела “хрустальные” сандалии, которые конечно же, были тоже позолочены, и решительно вышла за дверь, напоследок хохотнув, представляя лицо Грейвза, когда тот увидит свой наряд. Александр Македонский — царь древней Македонии и выдающийся полководец, интересно, почему именно этот образ выбрал Чарльз?

Они вышли из апартаментов одновременно, улыбнулись друг другу, и Чарльз, предлагая руку, сообщил, что это платье ей очень идет, а она, в свою очередь, поблагодарила его за отменный вкус. На нем был совсем короткий хитон — почти такой же, как тот, что был подготовлен для Грейвза. Однако образ был проще, невесомее, кажется, Чарльз предпочел образ бога хитрости, воровства, юношества и красноречия — Гермеса. Это легко узнавалось по крылатым сандалиям и небольшим серебряным крылышкам в волосах, вместо объемных оливковых ветвей или шлема. Его худые, но рельефные плечи обвивало несколько серебряных браслетов, переплетающихся между собой, а в руках он держал кадуцей — жезл, обвитый двумя обращенными друг на друга змеями с крыльями на навершии. В этом наряде Чарльз и правда выглядел совсем мальчишкой из-за своей субтильной комплекции, все же, деловые костюмы прибавляли ему солидности. Обмен комплиментами закончился с последней ступенью. Тина заметила, что панорамные окна в сад занавешены плотными гардинами, закрывая от взора убранство сада. В доме же не было ни единого намека на гостей или украшения. Гостей также попросили убрать автомобили с подъездной дорожки, по словам Чарльза, они припарковались чуть дальше у обочины. Ничто не должно испортить сюрприза.

— Сэр, экономка миссис Фицджеральд сообщила, что они выехали в нашу сторону.

— Отлично. — Чарльз хлопнул в ладоши. — Значит, они будут через полчаса.

Гости прибывали через дополнительные ворота на территорию поместья. Тина вышла в сад под руку с хозяином поместья, ловя на себе взгляды; две девушки, манерно прикрывшись веером с египетской символикой, зашептались. Ротштейн и Жирный Тони как будто синхронно хмыкнули, кажется, тоже поняв их неправильно.

— Привет, Рози, ты сегодня на диво хороша собой. А где Оливер? — осведомился Арнольд, беря бокал с виски и фужер шампанского с подноса проходящего мимо официанта.

— На работе, присоединится позже. Спасибо, Арнольд, у тебя тоже интересный наряд, — она приняла из его рук шампанское, намереваясь растянуть его на весь вечер.

Пока солнце не собиралось садиться, гости прятались под навесами, под каждым из которых был установлен вентилятор. Тина обратила внимание на несколько ледовых скульптур, расположенных под тентами. Кажется, Персей, богиня Баст с головой кошки и конь со всадником в римском шлеме. Официанты кололи лед для напитков из массивных глыб под скульптурами. Интересно, как долго продержатся эти произведения искусства летним вечером? Чуть позже температура немного упадет и станет намного сноснее. Тина вновь мысленно поблагодарила Чарльза за свободное платье, в котором не было жарко. Гости уже веселели, пара совсем юных девиц кружилась под вальс в джазовой манере, норовя упасть в фонтан.

— Ты не закатывал таких маскарадов даже на мою с Дейзи свадьбу, а тут Фицджеральды просто уезжают в Европу! — придирчиво заметил Тони, как будто назло отодрав золотую ленту от укрепления шатра, под которым они находились; супруга, из-за длинной шеи похожая на жирафа, толкнула его в бок, что-то пробормотав.

— Вот именно, неизвестно как долго я их не увижу, и увижу ли вообще, а твою рожу я имею честь лицезреть чуть ли не каждый день, — с добрейшей из своих улыбок ответил Чарльз.

Тони ничуть не обиделся, только в излюбленной манере усмехнулся и покачал в его сторону пухлым пальцем. Тина не единожды замечала, как мужчины используют довольно грубые подколы. Они вообще были горазды на острые словца и жесты, наверное, без общества дам и вовсе превращались в свиней, и даже манерный Чарльз, хотя ругательства не портили его амплуа благовоспитанного джентльмена. Тина вдруг решила, что Чарльз ведет себя с Грейвзом также, как и с двумя компаньонами-друзьями, и он явно ожидает его реакции на предоставленный костюм, зная, чувствуя что тот сразу же взбеленится, чем несказанно повеселит его.

Какое-то время они просто болтали о погоде и ерунде, затем снова о ерунде и погоде. Супруга Тони была не слишком общительной женщиной — не в пример мужу, она не поддерживала разговор, только время от времени строго смотрела на мужа, как будто прося его замолчать, тот и впрямь был довольно словоохотлив сегодня.

— Сэр, миссис и мистер Фицджеральд на подъездной дорожке, Билл пошел их встречать.

Чарльз тут же посерьезнел и выразительным хлопком в ладоши призвал всех к тишине. Тотчас кругом буквально замерла жизнь, гости в ожидании застыли, и каждый в руках держал хлопушку, которые с подносов раздавали официанты. Чарльз вложил свою хлопушку в руки Тине и поудобнее перехватил жезл. Он поманил ее за собой к веранде, возле которой уже собиралась толпа, и подхватил микрофон со стойки, волоча длинный провод за собой.

Тина только расслышала из-за дверей “Чарльз в такую погоду наверняка рассекает на катере” голосом Зельды, а когда чета Фицджеральд появилась на веранде, то все гости по сигналу Чарльза хором грянули “сюрприз!” и выпустили из хлопушек серпантин и конфетти золотого цвета прямо в виновников торжества. Зельда подпрыгнула, даже икнула, как и девушка, которая держала ее под руку. Скотт только манерно закатил глаза, но затем, раскинув руки, засмеялся, принимая объятия Чарльза, затянувшего одну из своих великолепных речей, на этот раз прославляющих Фицджеральдов, без которых Нью-Йорк потускнеет. Он обладал мастерским красноречием, разбавляя проникновенные фразы шутками, и когда бокалы были наполнены, публика уже вовсю смеялась над очередной его шуткой.

— Приятно познакомиться, Чарльз Уилби, а вы, мисс? — обратился Чарльз к симпатичной девушке чуть старше Зельды, с которой они прибыли.

— Клотильда Сейр, сестра Зельды, — представилась она, протягивая ладонь.

— У нас сегодня строгий дресс-код, не ожидал, что вы прибудете не одни, но думаю, мы найдем еще один наряд.

— Чарльз, неужели это все для нас? — засияла Зельда, сложив ладони у губ.

— А для кого же еще?

— Зельда всю дорогу канючила, что вместо прощальной вечеринки ты предложил нам барбекю под гитару…

— Скотт, прекрати! — Зельда хлопнула мужа по плечу, хотя едва ли была смущена, она тут же заулыбалась, глядя на Уилби. — Тебе идет эта простынка, Чарли.

— Мистер Симмонс, — обратился он к дворецкому — единственному, кто был одет формально, — пожалуйста, проводите гостей в восточные апартаменты, чтобы они могли переодеться, — скомандовал Чарльз. — Переодевайтесь и начнем веселиться. И давайте побыстрее. Музыку!

Тотчас по его щелчку заиграла веселая “Puttin' On The Ritz” в исполнении, судя по реакции Зельды, кого-то знаменитого, но даже спустя некоторое время Тина не сильно разбиралась в знаменитостях-немагах, хотя, признаться, почерпнула для себя много нового. Чарльз как всегда был заводилой этого вечера, как и обещал, он не оставлял ее ни на минуту и они вдвоем лавировали между гостями, делая, как она поняла, его стандартный “обход” владений. В один момент он посмотрел на ее ничуть не опустевший фужер и, с наигранным отвращением забрав его из ее рук, зацепив двумя пальцами, отправил на ближайший стол, словно тот был взрывоопасен.

— Теплое и выдохшееся шампанское, фу, — только покачал он головой, смешно скривившись, — сделайте нам мятного джулепа две порции, — махнул он официанту и не преминул подмигнуть какой-то очаровательной девушке с притягивающей взор мушкой над губой.

Та улыбнулась в ответ, подняв бокал, и Тине показалось, что они знакомы, а взгляд девушки говорил что, возможно, между ними что-то было. Чарльз привлекал очень много внимания, он общался с женщинами весьма тесно, не стесняясь невинных прикосновений, и каждую можно было принять за его пассию, как сейчас многие думали о Тине, но за время знакомства она так и не увидела ни одной девушки, удостоившейся большего, нежели поцелуй руки, хотя слухи ходили разные. Зельда как-то жаловалась, что Уилби спит с Мэри Пикфорд, актрисулькой-коротышкой, как она завистливо назвала ее. Впрочем, слухи ходили не только о ней. Тина не помнила, с каких пор ее стали интересовать подобные вещи. Похоже, Грейвз прав, Зельда на нее плохо влияет. И все же она радовалась обществу Чарльза, ей не приходилось искать повода оставаться подле него, он сам буквально таскал ее за руку от стола к столу, не отпуская от себя ни на секунду и давая ложные представления об их отношениях для людей непосвященных.

Едва Фицджеральды вышли: Скотт в образе Юлия Цезаря, а Зельда — облачившись в платье Клеопатры, — как их закружила кутерьма веселья, каждый норовил узнать какие же у четы писателей планы на Европу и когда выйдет новый роман Скотта, о котором он неоднократно заикался в обществе. Тина позволила себе больше одного бокала мятного освежающего коктейля на роме и не заметила, как уже отплясывала с Уилби под звуки зажигательной джазовой композиции в исполнении трех вокалистов. В целом, это было похоже на одну из вечеринок в Консьерже, но благодаря маскараду и чудесной погоде эта имела неповторимую атмосферу лета.

— Пошли, покатаю тебя на лошади, — предложил Чарльз, когда она, запыхавшись, стала обмахиваться тканевой салфеткой. Он тотчас вручил ей еще один бокал коктейля и почти залпом осушил свой. — Олли пропускает всё веселье.

— Он женат на своей работе, — вздохнула она, позволяя увести себя подальше от галдящей толпы — туда, где под тусклыми фонарями гостей катали на разряженных лошадях.

— А лучше бы — на тебе?

Ей стало тяжело дышать от его пронзительного взгляда, и сейчас как никогда Тина хотела признаться, что мистер Грейвз всего лишь ее начальник, и никакие романтические начинания их не связывают.

— Об этом слишком рано думать, Чарльз, — не зная что ответить, промолвила она, едва выдерживая его прямой взгляд.

— Извини, не слишком корректный вопрос с моей стороны.

Тина внезапно ощутила на себе пристальное внимание Зельды, она стояла с сестрой в обществе забавного усатого мужчины в алом трико, который, кажется, немного не понял тематики вечеринки. Глаза Зельды горели огнем, и Тина поняла, что та ужасно ревнует. Находясь в обществе мужа, она как обычно не сводила с Чарльза взгляда, не в силах совладать с нахлынувшей на нее страстью к Уилби и злостью на Тину, которая забрала на себя все внимание объекта ее желания. Такая Зельда ей совершенно не нравилась. Скотт искренне любил свою жену, но иногда ее выходки казались чем-то запредельным, и оставалось только удивляться, как же он все это терпит.

— Чарльз, я никогда не сидела на лошади, — призналась Тина, которая, подойдя к животному, несмело коснулась морды, ощутив дуновение теплого дыхания из ноздрей.

— Самое время попробовать, — невозмутимо сообщил он, предлагая свою ладонь. — Ставь левую ногу в стремя, правую перекинь через седло. Это не сложно. Ее зовут Звездочка.

— Я немного тебя боюсь, Звездочка, — призналась она.

— Ох, ты не испугалась биплана, а это всего лишь лошадь. Я знаю, какая ты смелая, Рози.

Она, сглотнув, послушалась и позволила ему немного придержать себя, а когда ей удалось оседлать Звездочку с первой попытки, Тина заулыбалась. Чарльз подтянул стремена с обеих сторон и попросил расслабиться. Он обхватил ее за лодыжку и уверенно всунул стопу чуть глубже в стремя, а Тина смутилась от невинного прикосновения, но постаралась не подать виду. Чарльз негромко объяснял, как управлять лошадью и потешался над ее неуверенностью, и в то же время глаза Тины лучились счастьем. Этот вечер был просто необыкновенным…

* * *

Вечеринка и правда удалась, Джоконда чувствовала, как сердце буквально поет из-за реакции гостей, а в особенности — Скотта. Было жаль расставаться с ним, но его звала Европа, лишь там он сможет дописать Гэтсби и обрести всемирную популярность. Она радовалась, что стала частью его мира, частью этой вне сомнения прекрасной и печальной книги. Компания Рози в этот вечер была именно тем, чем нужно, словно лучшая подруга, она везде следовала за Чарльзом, а отсутствие вечно напряженного и нудящего Грейвза было, пожалуй, только к лучшему. Джоконда решила, что не хочет видеть его постного лица, ведь планировала лишь единственное связанное с ним развлечение — насладиться его реакцией на маскарадный костюм. Создавалось впечатление, что он решил вообще не появляться в поместье сегодня вечером, ну и черт с ним.

Она устала от подкатов Зельды, но ради Скотта пришлось большую часть времени провести в их компании, к сожалению, они были единым целым, невероятно, как сам Скотт Фицджеральд смог избрать себе в жены такую легкомысленную особу? Хотя в ней, признаться, и был особый шарм. Мужские взгляды это подтверждали, но к сожалению, Джоконда не могла оценить этого шарма по достоинству. Рози хорошо помогала ей избавляться от назойливого внимания Зельды, той только и приходилось бросать на нее завистливые взгляды, да перешептываться с сестрой, которая будет сопровождать их в Европу. Натанцевавшись вдоволь, Рози сказала, что отойдет ненадолго, и оставила Джоконду, вставшую у вентилятора, чтобы немного остудить разгоряченное тело и не подумавшую, что можно незаметно применить охлаждающие чары. Скотта тоже куда-то сдуло, и впервые за вечер она ненадолго осталась одна, чтобы просто отдышаться и позволить уставшему от разговоров языку передохнуть. Поистине чудесный вечер. Джоконда все думала о том, насколько другой делает ее Чарльз Уилби, и что только в образе этого баловня судьбы она может ненадолго отринуть все переживания и просто наслаждаться жизнью. Однако недолгое одиночество было прервано, когда в поле зрения появилась улизнувшая от мужа Зельда с двумя стопками чего-то крепкого.

— Чарли, дорогой, спасибо за этот чудесный вечер. Это именно то прощание, о котором я мечтала. Теперь мне вдвое тяжелее будет покидать Америку, — к концу фразы ее голос немного погрустнел.

— Ты знаешь, Зи, что я всегда вам рад. Если захотите посетить Нью-Йорк, то всегда можете погостить у меня, — искренне ответила Джоконда, помня, что следующие два с лишним года до выхода романа они точно в Нью-Йорке не появятся, тем более, она рассчитывала, что удача улыбнется, и ей все же удастся найти треклятые цветы Кусулумбуку и вернуться домой.

— Выпьем за тебя, Чарльз Уилби, лучшее, что с нами приключилось в Нью-Йорке! — пафосно подняв стопку, сказала она, вложив в его ладонь вторую.

— За меня! — подхватила и без того подвыпившая Джоконда, чокнувшись с Зельдой, которая, к счастью, пока не раздражала. Хлопнув рюмку настойки, она вдруг поняла, что такого алкоголя на вечеринке не было. — Что это?

— Привезли с собой на барбекю, — хохотнула Зельда, как-то странно вглядываясь в ее глаза.

Оказывается, у нее очень красивые глаза, Джоконда раньше не замечала, да и всегда старалась игнорировать ее прямой взгляд — он приносил неудобство. Улыбчивая, невысокая блондинка, так любящая кутить, она стала иконой стиля жизни ревущих двадцатых. Кажется, Джоконда поняла, что будет и по ней скучать очень сильно, видя такую искренность, она осознала, что, возможно, зря была к ней предвзята. Зельда, отобрав стопку, отставила ее на стол и протянула ладонь.

— Потанцуем в последний раз?

Конечно, как можно отказать? Это было бы самой чудовищной ошибкой, тем более, заиграла приятная романтичная мелодия — гитару Диего, сменившего джазового певца, поддержал ансамбль виртуозов. Ничего ведь не случится, если потанцевать с этой прекрасной девушкой? Джоконда начинала понимать, почему Скотт так отчаянно любит свою жену…

* * *

— Скотт, как же здесь душно, я сейчас упаду в обморок, — Тина стала энергично обмахиваться ладонями и дуть на грудь.

— Может, тебе воды принести? — спросил он, не подозревая уловки.

— Да, если тебя не затруднит.

Приложив ладонь ко лбу, она присела на ближайший стул, пока Скотт не скрылся из виду, а сама только в ужасе смотрела на танцпол, где извиваясь, точно змеи, почти целуясь, танцевали Зельда и Чарльз. Она оставила его всего на две минуты и наблюдала нечто абсолютно нереальное: Чарльз был определенно пьян, как будто даже под каким-то веществом, ведь мир полнился не только алкоголем. И он был тем, кто нещадно лез Зельде под юбку и пытался поцеловать на глазах у всех! Это выглядело просто немыслимо и так грязно! Когда он успел дойти до такого невменяемого состояния? Зельда, периодически убирая его настырные ладони с собственных бедер, внезапно остановилась, буквально сбросив Чарльза с себя, а затем, властно схватив его за руку, потащила прочь в сторону дома.

— Вода, — внезапно возник в поле зрения Скотт, закрыв уходящих собой, и хохотнул: — Знаешь, бармен странно на меня посмотрел, когда я попросил воды со льдом.

— Спасибо тебе. — Тина действительно испытывала жажду, но скорее из-за шока от увиденного.

Как Чарльз даже в таком пьяном виде мог так поступить со своим другом, ради которого устроил эту вечеринку? Внутри нее всё клокотало не то от гнева, не то от обиды, ведь весь вечер он провел с ней. Но, сбросив с себя слишком очевидно чрезмерное недовольство, мило улыбнулась Скотту.

— Куда Зи пропала? — заозиравшись по сторонам, спросил он, и Тина только пожала плечами, подозревая, что эти двое решили уединиться.

Нестерпимо ныло в груди, сердце словно сдавило в тиски, и ей не хотелось верить. Она должна была не оставлять Чарльза ни на минуту, как просил Грейвз, но не могла пойти за ним, нарушая границы личной жизни. Больше всего ее поразила легкомысленность Чарльза. Он оказался таким же легкодоступным, как и большинство молодых людей, которые тратят свою молодость на бесконечные тусовки. Это вызывало глухую досаду. Она считала его выше всего этого. Тина почувствовала себя обманутой. Ее взгляд бесцельно блуждал по разряженным гостям, но она так и не встала со стула, отказавшись от предложения Скотта вместе поискать его несносную жену. Зельда — это последний человек на Земле, которого бы хотела сейчас видеть Тина. Она осталась совсем одна, закрывшись в гневной ревности, ощущая то, что, должно быть, ощущала Зельда с начала вечеринки. И почему-то испытала даже боль. Все вокруг веселились, пили и восхищались нарядами друг друга, а для нее этот праздник померк, перестал радовать. Все волшебное в этом дне привнес и забрал единственный человек — Чарльз Уилби, к которому она навсегда потеряла уважение.

Когда она окончательно впала в прострацию, взгляд выловил из толпы знакомое лицо. Грейвз не мигая смотрел на нее, и ей совсем не понравился этот взгляд. Он шел на Тину, а над его головой как будто клубились черные тучи. Едва дойдя до ее пустого столика, он, одетый также, как и с утра, только резко сказал:

— И где же Чарльз? Я, кажется, попросил не оставлять его ни на минуту, — затем он взглянул на стакан с водой в ее руках. — Вы пили, Гольдштейн?

— В силу обстоятельств, мистер Грейвз, я не смогла все время находиться рядом с Уилби.

— И каких же обстоятельств, Гольдштейн? — напирал он, раздраженный ее равнодушным тоном, Тине казалось, что он шипит подобно змее.

— Обстоятельств в виде Зельды Фицджеральд, — хмыкнула она и не понимая, насколько сильно в ее словах проступает ревность.

— Зельды? — только переспросил он, словно ослышался.

— Они возжелали уединиться, и не думаю, что сочли бы мою компанию уместной.

Грейвз не обратил внимания на ее желчность, только удивленно вскинул темные брови.

— Кто, Чарльз и Зельда? Это невозможно! — Решительность в его голосе невольно заставила Тину горько рассмеяться.

— Отчего же? Он молодой красивый мужчина, она — красивая и известная тусовщица Нью-Йорка, и она давно его добивается. И потом, он в стельку пьян, вероятно это и послужило спусковым…

— Довольно! — вскипел Грейвз, осознавая, что в недовольство Тины прокралось нечто личное. — Где он?

— Понятия не имею, — выплюнула она и отмахнулась. — Наверное, в любой из спален поместья или же в кабинете.

Но странное выражение лица начальника говорило о том, что он до сих пор едва ли верит в то, что ему заявили прямым текстом…

…Зельда и Джоконда? Грейвз был вне себя от ярости. Это же до каких гриндилоу нужно напиться, чтобы… Но едва он успел осознать эту мысль, как почувствовал, как нечто горячеет в нагрудном кармане и непонимающе ощупал его. Вспомнив о зачарованной монете, он внезапно застыл на месте, а затем с трудом выловил ее из узкого кармана пальцами и поднес к глазам, чтобы увидеть краткое “помоги…”.

* * *

С хлопком Тина и Грейвз появились в спальне Уилби — она даже не успела ничего осознать, когда начальник просто схватил ее и, подвергнув сдвоенной аппарации, перенес в поместье. Картина, представшая взору, заставила леденеть в жилах кровь: Чарльз полулежал-полусидел у комода возле кровати, верхний ящик которого был открыт. Голова безвольно свешивалась, глаза смотрели в одну точку, а Зельда трясла его за воротничок, пытаясь привести в чувство, но только остановившийся взгляд Уилби и его почему-то красное, как будто от удушья лицо говорили о том, что он уже не в этом мире.

— Зельда?! — рявкнул Грейвз, силой оттолкнув девушку от тела Уилби. — Что произошло?

Она, испуганная и заплаканная, вся в подтеках туши, не заметившая даже внезапное появление людей в спальне, только тряслась, заикалась и ничего вразумительного ответить не могла. Грейвз бросился к Джоконде, чувствуя, как сердцем завладевают цепкие путы страха. На столе стояла маленькая бутылка из-под виски, он принюхался к горлу.

— Горький миндаль… — прокомментировал он и тотчас рванул к выдвинутому ящику комода, до которого Джоконда, видимо, не успела добраться.

— Что вы делаете? — только ахнула Тина, которая, не теряя ни секунды подошла к бездыханному Уилби, пытаясь привести его в чувство.

Она тоже была напугана и не понимала что происходит. Грейвз вышвыривал на ковёр содержимое ящика, полностью игнорируя присутствие двух перепуганных женщин, одна из которых, между прочим, была аврором, но, поддавшись чувствам, находилась в смятении, как и Зельда, тихо отползшая к кровати и в ужасе наблюдающая за происходящим. Наконец, Грейвз нашел небольшую коробку с безоарами — он не ошибся, Джоконда, задыхаясь от яда, пыталась добраться именно до нее, но силы покинули ее раньше.

— Сэр? Безоар? — только слабо подала голос Тина, осознав что он держит в руках. — Но откуда?

— Тина, заткнитесь! — буркнул он и, сдавив скулы не реагирующего на окружение Уилби, заставил его приоткрыть рот. — Вы и так дел натворили!

Возможно, было уже поздно, и Джоконда мертва, но он не мог так просто сдаться, лишь только засунув безоар в ее рот, закрыл его, не заметив, как по его ногам скользнула змея. Та самая черная мамба вползла на грудь к Джоконде, заставив Тину прянуть в сторону. Зельда и вовсе была в состоянии близком к обмороку. Она лишь всхлипывала и дрожала, а увидев змею и вовсе вжалась в кровать, зажмурившись и поджав губы. Время неумолимо утекало, и он не знал, сможет ли безоар помочь, или же девушку уже не спасти. Грейвз приложил два пальца к сонной артерии Уилби, не боясь змеи. Осталось только терпеливое ожидание, но ничего не происходило. Кажется, Джоконда действительно покинула их. Но внезапно ее сердце сделало удар, он почувствовал слабый пульс под подушечками пальцев, а ресницы Уилби дрогнули. В следующий момент с тяжелым резким вздохом Чарльз Уилби закашлялся и подался вперед, брызгая пенистой слюной на пол, и сбросил с себя змею. Действие яда слабело, безоар помог. Она очнулась, но упала вперед, не успев выставить перед собой руки, не в силах даже поднять головы.

— Грейвз… — только и услышал он сквозь захлебывание кашлем.

Он не видел, но почувствовал, что Тина, в этот момент пытающаяся успокоить Зельду, замерла на месте, сразу всё осознав, а змея встала в стойку, зашипев, видимо, защищая хозяйку. Грейвз поднял руки вверх, словно она поймет этот жест.

— Тише, я пытаюсь помочь, — шепотом сказал он, только сейчас обратив внимание, в каком Уилби нелепом костюме. — Позволь положить его на кровать?

Тина опешила, когда змея, закрыв пасть, словно поняв все до единого слова, внезапно сползла со вновь отключившегося Чарльза и позволила Грейвзу подхватить того под плечо и уложить на кровать. С губы Чарльза стекала струйка пены, но он был жив, и это казалось самым невероятным чудом. Оливкового цвета змея с черной пастью, тотчас устроившись на кровати, свернулась кольцами у его лица и доверчиво положила голову ему на грудь. Зельда и вовсе выглядела сошедшей с ума, она стала что-то бубнить, сидя на полу и прижимая ладони к лицу. Грейвз, вспомнив о ее присутствии, присел рядом и грубо встряхнул, схватив за запястья.

— Что здесь произошло?!

— Мистер Грейвз… Она в шоке, — бесцветно констатировала Тина.

— И вы тоже, Голдштейн! — резко заметил он, не сводя взгляда с Зельды. — Возьми себя в руки! Его кто-то отравил, и ты явно не желала ему зла. Кто дал тебе эту бутыль? — поднес он отравленный виски к ее лицу, но она только всхлипнула, невидяще глядя сквозь него.

Счастье, что сама Зельда не успела выпить из бутылки.

— Она и так напугана! — возмутилась Тина и подвинулась ближе, опасливо поглядывая на змею на груди у Уилби.

Тина мягко коснулась скул Зельды, вынудив ту на прямой взгляд.

— Зи, все хорошо, смотри на меня. Посмотри! — чуть повысила она голос. — Кто-то хотел отравить Чарльза, скажи, кто дал тебе эту бутылку?

— Я… — сквозь всхлип простонала Зельда. — Я не хотела этого…

— Мы понимаем, — Тина привлекла ее к себе, обняв за плечи и поглаживая по голове; хорошо что Грейвз не вмешивался, — все хорошо, он жив, Зи, — постаралась доверительно обратиться она. — Но ты должна рассказать нам что произошло, хорошо?

Похоже, Тина влияла на нее лучше, чем взбешенный Грейвз, и захныкавшая Зельда поведала совершенно невероятное:

— Тильда, она сказала… — запнулась девушка. — Сказала, что это позволит провести с ним ночь…

— Кто такая Тильда? — спросил Грейвз, нервно поглядывая на начинающую приходить в сознание Джоконду, которая простонала нечто нечленораздельное.

— Ее сестра, — сказала Тина. — Клотильда Сейр, они приехали вместе на вечеринку… Почему Чарльз назвал вас по фа… — Но Тина запнулась, глядя на браслеты на руках Уилби, которые до этого казались лишь частью образа. Она только беззвучно ахнула, осознав, что еще днем ей не показалось. — Это браслеты слежения, мистер Грейвз, скажите на милость что…

— Не сейчас, Гольдштейн, — непреклонно обрубил он и направил на Зельду волшебную палочку. — Ревелио.

На миг взгляд Зельды остекленел, но затем сфокусировался на Тине.

— Зельда, с кем вы приехали в поместье? С сестрой? — спросил он вкрадчиво и медленно, мгновенно осознав, что она подверглась магическому внушению.

— Что? — Зельда встряхнула головой. — Мы приехали…- но затем ее заплаканные глаза расширились. — Кто эта женщина? Она не моя сестра…

Грейвз и Тина переглянулись, мгновенно подтвердив подозрения.

— Что конкретно она сказала сделать с Чарльзом? — продолжал допрос Грейвз, и Тина не вмешивалась; она все глядела на браслеты на руках Уилби, силясь понять, что бы это значило.

Он назвал Грейвза по имени, у него есть безоар, эти браслеты и странная змея, выглядящая опасной и скорее всего ядовитой. Что происходит?..

Грейвз обратил внимание на валяющуюся возле комода монету, чувствуя, как мысль зарождается в голове. Он вновь обратился к Зельде, но на этот раз как можно мягче, видя ее совершенно неадекватное состояние.

— Зельда, успокойся, всё хорошо, ты ни в чем не виновата. Посмотри на меня.

Он осторожно захватил ее запястья и вынудил на прямой взгляд. В ее глазах плескались бесконечные слезы. Эта глупышка пошла на поводу у своих желаний и едва не убила человека, но что двигало Джокондой?

— С Чарли… точно будет всё в порядке?

— Я обещаю тебе, — доверительно сообщил он, деликатно коснувшись ее щеки и утерев слезу большим пальцем. — Но нам нужна твоя помощь, мы должны поймать ту женщину, которая дала тебе яд.

— Как… почему я общалась с ней как с сестрой? — стали приходить в ее голову здравые мысли. — Это так глупо, это просто невозможно!

— Ты была одурманена, — пояснил он, не став вдаваться в подробности. — Но, Зельда, пожалуйста, ради Чарли, мы должны поймать эту женщину. И только ты можешь нам помочь.

Она немного успокоилась, хотя Тина и представить не могла, что она сейчас чувствует и какой у нее бардак в голове после всего. Но, кажется, Зельда даже не замечала очевидного проявления магии, что ей внушили это сделать, и что Грейвз расколдовал ее.

— Но как я могу помочь?

— Рози, пожалуйста, иди вниз вместе с Зельдой, проследи за ее безопасностью, — попросил Грейвз и вновь обратился к Зельде: — Слушай внимательно, не дай повода этой женщине подумать,что ты знаешь, что она не твоя сестра. Ты должна сказать ей, что ничего не вышло, что Чарли просто вырубился, и ты не дала ему напиток, — указал он на бутыль с ядом. — Справишься?

— Я… постараюсь.

Тина помогла ей встать и привести себя в порядок. Нужно было действовать как можно скорее. Два покушения закончились ничем, и Грейвз надеялся, что это заставит преступницу пойти на крайние меры. Он передал Тине зачарованную монету Уилби и пояснил как ей пользоваться, а сам навел на комнату антиаппарационный барьер. На миг замерев в дверях, Тина посмотрела на него строгим, неподобающим подчиненной взглядом:

— Я надеюсь, вы мне потом объясните что тут происходит?..

---

Примечания:

как обычно жду отзывов, верю, что получается неплохо)

Едва за девушками закрылась дверь, Грейвз, наконец, вздохнул и осознал, что его злость была вызвана прежде всего тревогой. Возможно, он был слишком резок с Тиной, но что же произошло с Джокондой? Каким образом ее угораздило оказаться с Зельдой... в такой ситуации? Судя по всему, между ними ничего не произошло — обе были одеты.

Осторожно подойдя к изголовью, с опаской поглядывая на змею, он присел на краешек кровати и магией убрал подтек пены на лице Чарльза Уилби. Его лоб блестел от пота, а дыхание было прерывистым. Почему эта девушка притягивает к себе неприятности, а ему приходится их разгребать? У него и так работы по горло! Но вместе с раздражением в сердце прокралось облегчение. Она жива, и это главное.

— Мистер Грейвз, — едва слышно донеслось с бескровных губ. Кажется, ей с трудом удавалось фокусировать взгляд, в глазах застыли слезы, так не подходящие образу Чарльза Уилби. — Где Зельда?.. Она не пострадала?

— Это единственное, о чем ты сейчас можешь думать? Что нашло на тебя? — недовольно, но негромко спросил Грейвз, но затем все же решил ответить: — Не пострадала.

— Надеюсь, она примет мое предложение, невзирая на случившееся.

Грейвз сощурился, склонив голову:

— Какое еще предложение?

— Остаться со мной в Нью-Йорке и выйти за меня замуж, конечно, — как идиоту пояснила Джоконда.

— Ты же женщина… — едва договорив это, Грейвз шумно и зло вздохнул, закатив глаза. — Ну, конечно…

Амортенция совершенно затуманивала разум обманчивым чувством любви к человеку, чей волос добавили в зелье, и похоже именно так Зельде, доверившейся лже-сестре, удалось затащить Чарльза в спальню. В его воспаленных и начисто лишённых проблеска разума глазах горел огонь ненастоящей привязанности, и безоар, к сожалению, не отменял действия любовного зелья, он нейтрализовал лишь простые яды в организме. Дома у Грейвза был антидот к Амортенции, ведь и с ним однажды случился казус из-за влюбленной женщины, но сейчас было не до его доставки, сначала нужно отловить эту дрянь, которая вот уже вторые сутки пытается убить Джоконду.

— Какая разница, женщина я или мужчина, если я люблю ее!

Грейвз не сдержал усмешки, вид влюбленной в Зельду девушки, пусть и в теле мужчины, неимоверно веселил.

— Я вижу.

— Где она? Я хочу ее увидеть…

Джоконда со стоном попыталась приподняться, но Грейвз только легонько надавил ладонью ей на ключицу и вынудил вернуться на подушку. Она была слишком слаба, чтобы сопротивляться.

— Обещаю тебе, что увидишь, если немного потерпишь. Если тебе не совсем мозги отшибло, то ты должна помнить, что тебя едва не убили, и сейчас мы с Рози пытаемся сделать всё, чтобы поймать преступницу. А ты пока лежи смирно.

— Точно обещаете? — с надеждой уловив в речи Грейвза только это, заулыбался бледный Чарльз Уилби.

— Точно-точно.

Грейвз снова улыбнулся, его веселили даже эти дурацкие крылышки в волосах поймавшей стрелу купидона Джоконды. Не сложно было представить, какое разочарование и стыд ожидает ее после принятия антидота, а пока это было даже забавно. Более того, выведение Амортенции из организма принесет просто чудовищное похмелье. Грейвз не заметил, как погладил эту глупышку по волосам, но тут же одернул себя. Он почему-то привязывался к ней и ощущал ответственность, похоже, план Дамблдора действительно работал. Особенно сейчас Грейвз чувствовал, что коснуться ее было правильным решением. Змея тихо лежала на постели, наблюдая за тем, как взрослый мужчина проявляет совершенно странную, возможно, даже интимную заботу к молодому человеку. Внезапно он ощутил как нагревается нагрудный карман, и извлек оттуда монету с посланием от Тины.

— Ты понимаешь меня? — спросил он у змеи, но та не отреагировала, кажется, когда он попросил ее отползти, чтобы перенести Чарльза на кровать — и так было очевидным и не требовало перевода. — Джоконда, прикажи змее спрятаться.

— Зачем? — все с той же идиотской улыбкой спросила она.

— Просто прикажи, нет времени объяснять. И веди себя тихо, сделай вид, что ты спишь. Дальше я сам.

Она на удивление не стала пререкаться, а тут же исполнила просьбу. Грейвз поднялся с кровати, погасил ночник на тумбочке, взглянув на бутылку с ядом, и отошел в сумрачную глубину спальни. Всего через несколько секунд раздался тихий скрип двери, и на пол легла полоска света. В комнату скользнула тень, бесшумно ступая по паркету и ковру. Света садовых фонарей, лившегося в окно, за которым до сих пор шумела толпа и играл ритмичный джаз, хватило, чтобы видеть, как силуэт женщины крадется к кровати с волшебной палочкой наизготовку. Грейвз не ошибся, он знал психологию преступников: дважды ей не удалось убить Джоконду — сначала при помощи змеи, затем — используя Зельду, и теперь паника толкала её взять дело в свои руки. Кажется, Зельде удалось достоверно сыграть свою роль, хоть на что-то сгодилась эта глупая женщина. Сначала Грейвз решил, что преступница использует яд, специально оставленный им на тумбочке, но последовавшего он предугадать не мог.

— Авада Кеда…

Невербальная, на уровне спинномозговых рефлексов связка из обезоруживающего и обездвиживающего заклинаний — и женщина, связанная веревками, рухнула на пол, а из-под кровати донеслось шипение змеи.

Джоконда моментально вскинулась на кровати, нетвердой рукой сжимая волшебную палочку, но тут же рухнула обратно; сил хватило только нащупать шнур ночника. Комнату вновь залил мягкий рыжий свет. Волшебница на полу в ужасе смотрела на змею под кроватью, готовую напасть на нее в любую секунду. Тотчас раскрылась дверь, и в комнату в боевой готовности влетела Тина и замерла на месте, глядя на Чарльза с волшебной палочкой в руках. Он кривился от боли и был ужасно бледен. Преступница на полу уже была связана, она боялась сделать лишнее движение из-за змеи.

— Где Зельда? — задала Джоконда единственный мучивший ее вопрос, игнорируя факт того, что ее только что снова чуть не убили.

— С мужем… — вырвалось у сглотнувшей Тины, старающейся осознать, что, собственно, тут происходит.

Грейвзу, выступившему из тени, разумеется, было не до объяснений.

— Кажется, в копилку ваших преступлений добавилось ещё и использование смертельного непростительного, — засунув палочку преступницы в карман, он шагнул к ней. — Тина, зачитайте обвинения.

Скинув на нее эту обязанность, Грейвз опустился на корточки и схватил преступницу за волосы, запрокинув ее голову, чтобы рассмотреть получше.

— Вы арестованы за торговлю магическим алкоголем, статья р-четыре, пункта четыреста двадцать три о взаимодействии с немагическим миром. А также статья р-четыре пункта пятьдесят за покушение на убийство немага, — Тина запнулась, глядя на наблюдающего за ней Уилби, но потом продолжила: — Статья р-восемь…

— Немага? Как же! Вы провели меня! — злобно бросила преступница.

Тина, проигнорировав ее слова, продолжала говорить, пока Грейвз рассматривал незнакомую ему волшебницу — блондинку с зелеными глазами и довольно выдающейся челюстью.

— Ваше имя?

— Иди к черту, Грейвз! — фамильярно обратилась она, похоже, зная о нем не понаслышке.

— Что ж, личность установить несложно. Тина, аппарируйте за Абернети, пусть перенесет ее в камеры для допроса. Хотя нужно кое-что подправить, — Грейвз взглянул на Джоконду, все еще сжимающую волшебную палочку. — Убери ее уже, и так выдал себя, — кивнул он в сторону связанной женщины и направил на нее свою. — Легилименс…

Ему пришлось подчистить память преступницы из-за Джоконды, чтобы та не запомнила о принадлежности Чарльза Уилби к магическому миру. В голове Тины зрело много вопросов, но сначала нужно было привести в порядок воспоминания Зельды, а также воспоминания двух приглашенных в саду, видевших их вынужденную аппарацию. Пока Абернети забирал преступницу, Джоконда прикинулась спящей, спрятав змею под одеялом, и у Тины не было возможности задать ни одного вопроса, однако она, как и Грейвз, молчала, никак не комментируя происходящее, но, несомненно, ждала объяснений. Последствия вмешательства магии были не такими серьезными, поэтому они справились и без менталистов.

— Тина, завтра нужен отчет по делу для Пиквери. Также оставляю на вас протокол ведения допроса заключенной и выяснение ее личности, — углубившись в работу, стал давать он распоряжения прямо при Уилби. — Это ведь изначально ваше дело. Необходимо выяснить, где она производит алкоголь.

— Да, мистер Грейвз.

— Сами-то хоть строчку напишете? — спросил Чарльз с усмешкой и тотчас поймал на себе его злой взгляд, намекающий, он сует нос не в свое дело. — Мистер Грейвз, вы обещали мне, что я увижу Зельду!

Грейвз готов был испустить пар из ноздрей, но вместо этого только потер виски пальцами, стараясь успокоиться. В таком одурманенном состоянии Джоконда очень сильно раздражала. Хотя бы Тина не отсвечивала, понимая, что когда он погружен в работу, не стоит отвлекать.

— Зельду ему… — прорычал Грейвз.

— Зельда и Скотт уехали, — зачем-то сообщила Тина, ведь вечеринка уже была окончена.

— Как это, она уехала со Скоттом?!

Чарльз Уилби откинул одеяло с ног, немного растревожив змею, поднялся на ноги и, шатаясь, поплелся к двери мимо Тины в своей нелепой маскарадной тряпке.

— Коллопортус, — бросил Грейвз, а Чарльз, угрожающе обернувшись, сообщил:

— У меня вообще-то тоже есть волшебная палочка. Мистер Грейвз, вы обещали мне, что я увижу Зельду. Даже если она уехала со Скоттом, я должен остановить ее от поездки в Европу. Мы должны все обсудить со Скоттом, он должен понять, что мы любим друг друга…

— Сэр?.. — только настороженно спросила Тина, чувствуя подвох. — Это то, о чем я думаю?..

— Очевидно же, что это Амортенция, Голдштейн. Проследите за ним, чтобы он не учудил ничего. У меня дома есть антидот.

И он, обезоружив возмутившегося Уилби, аппарировал с его волшебной палочкой прочь.

— Ты еще слаб, вернись в постель, пожалуйста, как только поправишься, мы решим что делать с Зельдой.

Тина коснулась его влажного лба и, сюсюкая как с маленьким, подтолкнула обратно к кровати. Кажется, нездоровое состояние побеждало его желание увидеться с “любимой”. В таком виде с ним не получится серьезного разговора, разум, затуманенный Амортенцией, действовал совершенно иначе, человек буквально тупел из-за неотвратимого стремления к объекту своих чувств. Самое идиотское зелье на свете, лучше бы его не изобретали! Но, по крайней мере, Тина нашла ответы, которые искала. Чарльз не мог так поступить по собственной воле. Змея, лежащая на кровати, сильно пугала, и он, будто почувствовав это, сказал:

— Не бойся ее, она добрая. — Это прозвучало полнейшей чушью, и внезапно Тина испугалась еще больше, когда он зашипел что-то, а змея ответила кивком, Тина даже пропустила мимо ушей хлопок аппарации, раздавшийся в комнате — слишком была обескуражена.

— О, я смотрю, мозги совсем в кашу превратились. Что еще успел рассказать о себе наш друг, помимо того что он змееуст, пока меня не было? — язвительно осведомился Грейвз.

— Сэр, кто он такой? — только пораженно спросила Тина. — Почему на нем браслеты слежения?

— Потому что Чарльз Уилби преступник, очевидно, — расставляя бутылочки на столе, предварительно убрав оттуда бутыль с ядом, сообщил Грейвз, решив раскрыть часть правды, ведь не стирать же Тине память? — Незарегистрированный волшебник.

— И когда вы собирались мне об этом сказать? — с сомнением наблюдая, как оглупевший Уилби играется со своей змеей, спросила Тина. — Как долго вы знаете? И почему вы молчали?

Потрясений на сегодня было и так достаточно, но Грейвз не слишком торопился утолять ее вполне обоснованное любопытство.

— У нас был уговор, он помогает отловить преступницу, я молчу по поводу его происхождения.

— Ну, конечно, сэр, так я и поверила. Вы бы никогда не стали укрывать преступника и идти ему навстречу, — скривилась Тина.

— И не собирался. Мне нужен был результат. Это было временное решение, — равнодушно парировал он.

— Однако вы не отправили его в камеры вместе с Абернети, — не преминула заметить Тина.

Грейвз только посмотрел на нее свысока и протянул глупо улыбающемуся Чарльзу стакан с антидотом.

— Пей, давай, до дна, — непримиримо приказал он, но Чарльз только смотрел на него с подозрением. — А потом ты сможешь увидеть Зельду.

Не прошло и секунды, как тот осушил стакан, и его едва засиявшая от обещания встречи с любимой улыбка моментально погасла. Хватило всего мгновения, чтобы Чарльз вскочил с постели и, невзирая на плачевное состояние, рванул в ванную так резко, что едва не снес Тину. Оттуда послышался громкий стук крышки унитаза о бочок, а следом неприятные звуки. Тина на миг испытала приступ жалости, да и злиться на этого дурачка в таком состоянии не могла, пусть даже он был преступником.

— И как вы с ним поступите? — спросила она.

Грейвз опустился на край кровати и внезапно ответил не резко, но совсем безысходно и устало:

— Давайте просто поговорим с ним, Тина, когда он придет в себя. Там будет видно, — зная, что Джоконда все слышит, ответил он, признаться, и сам не предполагая, как она выберется из лужи, в которую села.

— Боже… — донеслось совсем немагическое из ванной. — Пожалуйста, убейте меня…

Чарльз на подкашивающихся ногах вышел из ванны, прислонившись к косяку. Он накинул шелковый синий халат и умыл лицо, но это вряд ли помогло от чудовищных последствий яда и Амортенции. Едва сделав шаг в спальню, он бросился обратно в ванную.

— Предлагаю вернуться завтра, не думаю, что Чарльз сегодня способен отвечать на какие бы то ни было вопросы, — оценив ситуацию, сказал Грейвз. — Аппарируйте домой, Тина, я побуду здесь, понаблюдаю за ним. В отчете не стоит…

— Не стоит упоминать, что Уилби — волшебник. Я поняла, — на удивление легко согласилась она.

Тине не показалось, но Грейвз, оказывается, умел проявлять заботу, да еще и о ком? О преступнике! Она чувствовала, что Уилби был для него чем-то большим, возможно, другом. Интересно, когда они успели стать так близки? Зная его, Тина бы сказала, что это невозможно. Но, тем не менее, Персиваль Грейвз терпеливо выждал, пока она аппарирует прочь, и подошел к открытой двери в ванну. Джоконда сидела возле унитаза, не в силах подняться на ноги. Этот нелепый вид внушал ему улыбку.

— Вам смешно, мистер Грейвз? — устало взглянула она на него.

— Не очень, — хмыкнул он, протянув ладонь, чтобы помочь ей встать.

Джоконда с большим трудом поднялась, едва соображая что происходит.

— Если Рози, точнее, Тина ушла, расколдуйте меня, пожалуйста, если не собираетесь возвращать волшебную палочку. Я хочу как следует вымыться.

Грейвз, забыв, что у него находится ее волшебная палочка, просто вернул ее хозяйке, на миг встретив ее удивленный взгляд.

— Решила, что я упеку тебя в тюрьму?

Едва расколдовав себя, она оперлась обеими руками о раковину, сдув прядь упавших на лоб волос, а Грейвз на мгновение скрылся в спальне и вернулся с еще одним флаконом с зельем.

— Если твой желудок, наконец, пуст и не станет выталкивать все обратно, выпей восстанавливающее.

Она вопросительно посмотрела на него из зеркала, поглубже запахнув халат. Ее рука, потянувшаяся за зельем, дрожала.

— Хорошо…

— Я бы рекомендовал вернуться в постель, а душ принять завтра.

— Я не могу спать, когда от меня воняет… Пожалуйста, выйдите уже, мистер Грейвз, мне и так ужасно стыдно, — наконец резко попросила она, пряча взгляд.

Он невозмутимо скрылся в спальне, никак не прокомментировав её слова.

— Я пойду спать, завтра с утра уйду на допрос. Приходи в норму, завтра, полагаю, тебя ждет разговор с Тиной. Реши, что ты хочешь и можешь ей сказать. Я не стану стирать своему аврору память, — предупредил он и, развернувшись, пошел на выход, услышав вдогонку слабый оклик:

— Мистер Грейвз? — измотанная Джоконда появилась в дверях ванной и смотрела на него с щемящей благодарностью. — Спасибо.

Он только сдержанно кивнул и закрыл за собой дверь, ощущая, что позволяет себе слишком много заботы в ее сторону.

* * *

— Господин Уилби спит, и просил не тревожить его, — сообщил Симмонс, встречая гостей у парадных дверей.

— Разбудите его. Мы подождем в его кабинете, дело не терпит отлагательств, — сказал Грейвз, не имея привычки ждать и зная, что Джоконда не осмелится проигнорировать их визит.

— Хорошо, — ответил дворецкий и отошел к телефону, — но, возможно, я могу предложить вам обед или чашку чая?

— Легкий обед был бы в самый раз, — рассудив, ответил Грейвз, и Тина ощутила, что он чувствует себя здесь весьма по-свойски.

Повесив трубку, дворецкий сообщил, что Уилби будет через пятнадцать минут и совершил еще один звонок, чтобы отдать распоряжение на кухню, а затем сопроводил их к кабинету и удалился.

* * *

Стыд, который испытала Джоконда, проснувшись после полудня следующего дня по звонку Симмонса, было невозможно описать словами. Она только приложила к лицу ладони и громко завыла, осознав, как глупо себя вела. Никогда прежде она не испытывала на себе действие Амортенции и сейчас была в жутком раздрае. До сих пор кружилась голова, а желудок ныл от непотребного отношения. На столике возле тумбочки обнаружилось еще по флакону восстанавливающего и противорохмельного зелий, она только спрятала голову под подушку и снова взвыла, понимая сколько неудобств принесла Грейвзу. Как же ей было стыдно…

— Вас отравили, моя гос-спожа, — раздалось тихое шипение, и Джоконда не сразу поняла, что это был парселтанг. — Нечего с-стыдиться.

Змея впервые назвала ее госпожой, но она почему-то не удивилась.

— Я знаю, но… — она не продолжила, лишь с трудом заставила себя встать, затем посмотрела на змею немигающе: — Полагаю, теперь я могу отвезти тебя в террариум к твоей семье. Ты уверена, что не хочешь отправиться в Африку?

Змея только покачала головой, проследовав за ней в ванну.

— Моя семья в Нью-Йорке, я родилась и выросла в том месте.

— Ты можешь остаться со мной и жить в этом доме…

Но змея не ответила. Джоконда только вздохнула и, сбросив халат на пол, скользнула под душ, стараясь прийти в себя и подготовиться к разговору. Змея оказалась приятным компаньоном, хотя Джоконда никогда не задумывалась о подобной питомице. Вдруг она вспомнила про Бубо, ее филин остался в Хогвартсе, когда она исчезла из того времени. Джоконда уже стояла у зеркала, наводя трансфигурационные чары, когда услышала тихий стук в дверь. Придирчиво оглядывая себя со всех сторон, она крикнула:

— Войдите.

Дверь в ванну была открыта, значит хозяйка спальни была одета. Грейвз обнаружил ее в том же синем халате за кропотливой работой над собственной внешностью. На столике с парфюмерией мирно лежала опасная черная мамба, ставшая домашним питомцем. Он видел как утяжелялись скулы и на тонкой девичьей шее появился кадык, как расширялись кости плеч и ребра, а грудь буквально сдувалась на глазах. Нос стал чуть объемнее, а губы, напротив, уже. Длинная копна темных волнистых волос втягивалась в череп, возвращая привычный облик Чарльза Уилби. Джоконда прошлась расческой по волосам, наблюдая из зеркала за Грейвзом.

— Как прошел допрос?

— Сносно, подробнее расскажем внизу, — сказал Грейвз, а она, точнее, он проплыл мимо него в спальню к необъятному шифоньеру, попутно призывая волшебством с полки одни из нескольких видов наручных часов и светлый галстук.

Джоконда, выбрав рубашку и брюки, подошла к комоду и, вытащив белье, затолкала его в карман халата, явно смущаясь, но не спеша выгнать визитера из спальни.

— Ты придумала что сказать Тине? — спросил Грейвз, заняв кресло возле журнального столика, на котором лежал вчерашний выпуск “Нью-Йорк Таймс”.

— Не знаю, я только проснулась, не было времени решить, — проплыв мимо него обратно в ванную, чтобы переодеться, сообщила она.

— Мне нужно понимать какую легенду поддерживать, и чтобы это не выглядело нелепо.

Кудрявая голова Чарльза Уилби на миг высунулась из-за двери.

— Я не собираюсь говорить, что я путешественница во времени, — женским голосом сказал он, а затем прикрыл рот ладонью и скрылся в ванной.

Оттуда донеслось покашливание и заклинания, а затем будто театральная распевка. Наконец, удовлетворившись звуком собственного голоса, Джоконда вновь заговорила уже привычным тембром молодого мужчины:

— И по поводу того что я женщина — тоже, полагаю. Зачем ей знать лишнее, я всё равно живу как мужчина в этом времени.

Грейвз усмехнулся, невидящим взглядом глядя за окно.

— В этом есть свой плюс и минус, несомненно, — пробормотал он, утонув в собственных мыслях.

— О чем вы? — Джоконда как-то молниеносно облачившись в светлые льняные брюки и легкую рубашку с закатанными рукавами, вновь появилась в спальне с перекинутым через шею незавязанным кремовым галстуком, который немного измялся, видимо от попыток его завязать. — Ненавижу галстуки! — проворчала она, вновь начав мучить его возле ростового зеркала у шифоньера, но, сорвав галстук с шеи, только в бессилии зарычала. — Удавка на шее. Мне нужен Симмонс, я не могу сама…

Но она замолчала, не договорив, увидев надвигающегося на нее Грейвза, подхватившего отброшенный галстук. Джоконда опешила и даже сделала маленький шажок назад, когда он просто перекинул галстук через ее шею и с нечитаемым выражением лица стал завязывать, словно собирал сына в школу. Джоконда сглотнула, почему-то смутившись, но постаралась не показывать этого. Только наблюдала в зеркале за ловкими пальцами Грейвза, затягивающего узел на ее шее. И эта картина, открывшаяся в отражении, почему-то пришлась ей по вкусу.

— Предпочитаю узел Шелби, он хорошо смотрится с узкими моделями, — невозмутимо прокомментировал Грейвз и отошел за спину, захватив ее плечи и развернув анфас к зеркалу. — У тебя хороший вкус в одежде, но такие мелочи, как узел галстука или запонки иногда выдают в тебе человека непросвещенного, что недозволительно для статуса Чарльза Уилби. Обращай на это внимание, чтобы не выглядеть дорвавшимся до богатства деревенщиной.

— Я пока не настолько разбираюсь в тонкостях мужской моды, мистер Грейвз.

Он усмехнулся и только сжал ее плечи чуть сильнее, чтобы сразу отпустить и отойти в сторону, а Джоконда все еще ощущала тепло его ладоней и испытывала внутреннее несогласие с самой собой, от того что придала значение этому прикосновению, и ей даже понравилась подобная забота.

— Ты справишься. Полагаю, Тина заждалась. Мы заказали обед, если ты не против, да и ты, наверное, голодна.

— Лобстеров? — Джоконда игриво дернула бровями. Грейвз не ответил, видно не оценил юмора. — Жаль, не увидела вас в костюме Александра Македонского, мистер Грейвз.

Он посмотрел на нее чуть свысока, но затем миролюбиво приподнял уголки губ.

— Только через мой труп.

— Ну, я в общем-то, так и поняла, — выходя за ним из спальни, сообщила она. — Но попытаться стоило.

— Смотрю, у тебя хорошее настроение.

— Мне удалось избежать смерти, благодаря вам, это ли не повод радоваться новому дню? — На самом деле ей всё ещё было ужасно стыдно из-за Зельды, но зачем это показывать? Лучше вести себя так, будто ничего не произошло. — Мистер Грейвз, о каких плюсах и минусах вы говорили? — неожиданно вспомнила она.

Он остановился у лестницы и развернулся к ней.

— Послушай, — внезапно серьезно сказал он, — Тина очень тебе симпатизирует, это, полагаю, очевидно. Это может помочь склонить ее к молчанию по поводу того, что ты вовсе не немаг. Но, Джоконда, прошу тебя, она может принять твое внимание за заигрывания, не стоит давать ей ложную надежду.

Она только раскрыла рот, но ее губы тотчас сомкнулись.

— Я и не думала… Она нравится мне, потому что хорошая. Я бы хотела стать ей подругой.

— Возможно, но выглядит это совсем иначе, когда ты в этом облике.

Она только кивнула, осознав, что он, наверное, прав.

— Я обманула ее, не думаю, что Тина будет склонна относиться ко мне как прежде.

Грейвз только усмехнулся.

— Она слишком мягкосердечная для аврора. Слишком молода еще. Так что, пожалуйста, держи дистанцию.

Джоконда кивнула и постаралась внять его словам. Ей бы хотелось показать Тине, что она на самом деле женщина и обрести в ее лице близкого человека, но не стоит провоцировать еще больше вопросов.

В кабинете уже чудесно пахло куриной лапшой — лучшее, что только можно придумать для больного желудка. Увидев хозяина поместья, Тина встала из-за стола, позволив поцеловать свою руку. Грейвз понимал, что это всего лишь этикет, но все же стрельнул в сторону Чарльза недовольным взглядом.

— Рад вас видеть, Тина, — формально обратился он по настоящему имени.

Тина была немного бледна, судя по виду, она мало спала из-за ночного отчета и утреннего допроса.

— Выглядишь лучше, Чарльз, — коротко сказала она, присаживаясь обратно в одно из кресел вокруг стола для переговоров, заменившего им обеденный.

Тина выглядела настороженной, и Джоконда немного раздосадовалась, не зная, как вернуть ее привычную мягкую улыбку.

— Надеюсь, вы меня простите, но я свалюсь с ног, если не съем хотя бы ложку супа. Давайте сначала пообедаем.

Это спасло от несколько неловкого молчания, и Джоконда внезапно ощутила радость: уже двое знают о том, что она волшебница. Это было удивительно, она так давно просто не находилась в обществе волшебников. Магглы были совсем другими, они всегда казались Джоконде несколько более поверхностными, а волшебники — более ответственными, ведь обладание силой и жизнь в тайне накладывали определенный отпечаток на характер каждого…

— Ничего в жизни вкуснее не ел! — восхитился Чарльз обычной лапшой, сияя привычной улыбкой, словно вчера ничего не произошло...

…Наконец, когда тарелки опустели, и они заказали чай, пришло время для разговора. Тина молчаливо смотрела на Чарльза, не собираясь задавать вопросов, он должен сам всё рассказать, как и Грейвз, на которого она, признаться, была в некоторой обиде.

— Что ж, Тина… — начал Чарльз, но затем переспросил: — Я могу вас так называть? — он продолжил только после ее запоздалого кивка. — Сначала я должен принести вам извинения за то что вчера произошло. В особенности, с Зельдой.

— Не думаю, что в том была твоя вина, оставим формальную речь. Зельда просто дуреха, и злоумышленница воспользовалась ее симпатией к тебе.

— Спасибо, что ты это понимаешь, — на выдохе сказал Чарльз, и Тина видела как Грейвз молчаливо сверлит его взглядом, словно стараясь от чего-то предостеречь. — Я действительно, как выразился мистер Грейвз, незарегистрированный волшебник. И для меня оказалось проблемой получить официальные документы в МАКУСА, я не мог подтвердить личность ни в США, ни в какой бы то ни было другой стране. У меня нет даже свидетельства о рождении. Только поэтому мне пришлось жить, как немаг.

Тина с сомнением соединила брови, взглядом ища ответы почему-то на лице не собирающегося вступать в диалог Грейвза.

— Но как такое возможно?

— Нежеланный ребенок влиятельного семейства, обучение и жизнь на дому. Пятно на роду. Мой отец — маггл, немаг — вам так привычнее.

Грейвз заметил, что Джоконда не позволяет себе отводить взгляда, каждое ее как будто заранее продуманное слово звучало доверительным тоном. Она не пускалась в подробные объяснения, строя речь короткими фразами. Ему показалось, что она рассказывает несколько измененную историю своего отца, который действительно был сыном маггла и волшебницы из рода Гонт.

— Это незаконно…

— Мое имя было стерто даже из реестра Хогвартса, благодаря связям деда. Он мог бы просто от меня избавиться, но вместо этого сделал пленником своего поместья и даже позволил учиться.

— Если это правда, то это жестоко, — заметила Тина, снова поглядев на Грейвза. — Сэр, вы верите этому?

— Веритасерум, мисс Голдштейн, заставил поверить. Продолжайте, — коротко ответил он, не давая ее фантазии разыграться.

— Когда мой дед умер, а мой сводный брат занял его место во главе рода, он меня просто вышвырнул, ведь я вшивый полукровка. И вот из Англии я прибыл в США в поисках лучшей жизни, научился жить среди магглов и сумел разбогатеть, — уложил он наверняка невероятно увлекательную историю в несколько фраз.

— Хорошо, если тебе верит мистер Грейвз, то и я постараюсь если не верить, то принять за факт.

Разговор на мгновение прервался, когда в кабинете появился Билл с чаем и сладостями что несказанно порадовало Уилби, сразу же схватившего хрустящую вафлю. Чарльз вел себя обыденно, пойманные с поличным преступники себя так не ведут, если, конечно, не уверены в собственной безнаказанности.

— Я надеюсь, что ты не станешь держать на меня зла за эту небольшую ложь. Я бы не стал скрывать своего происхождения, если бы не боялся…

— Быть пойманным аврорами, — закончила за него Тина. — И все же, ты наткнулся на авроров, когда начал продавать магический алкоголь.

Грейвз видел, что Джоконда едва удержалась от того, чтобы попросить у него помощи взглядом.

— Барнабас Блэйк не я стал закупать, я бы не стал так рисковать. Это Тони с Ротштейном. Какое-то время я был в неведении, а потом, когда узнал Огневиски и Эльфийское вино, было уже поздно. Буквально через неделю в “Седом Консьерже”, объявились вы с мистером Грейвзом.

— Вот только не надо скидывать с себя вину, — скривился Грейвз, — даже после того как ты узнал что продаешь, в тебе заиграла жадность, ведь Огневиски не пропал с рынка.

— Виноват, — по мальчишески с набитым ртом ответил Чарльз, забыв о манерах. Это выдавало его волнение, и Тина стала отчетливо видеть, что этот разговор дается ему непросто. — Это вся история, я волшебник, который живет как немаг, ничего сверхъестественного.

— И хочешь сказать что не использовал магию на немагах в обретении своего богатства? — спросила она, придвинув дымящуюся чашку, наполненную Чарльзом. — А как же работа на президента США?

Он отправил острый взгляд на Грейвза, как будто надеялся, что хотя бы это он сохранит в тайне от своей подчиненной.

— Оказался в нужном месте в нужное время. Я использовал магию, чтобы незаметно шпионить за коррумпированными министрами, но никогда на них самих и на президенте. Покровительство Гардинга позволило мне подмять под себя алкогольный бизнес Нью-Йорка и соседних штатов, Тина, — он сделал небольшую паузу, чтобы запить вафлю. — Я не отрицаю, что живу не совсем честно, но единственное мое преступление — отсутствие доказательств, что я могу существовать в этом мире. Да, признаться, я и без этого стал полноправным членом общества, просто среди магглов. Но так как мое, скажем так, интегрирование в общество связано с правительством Штатов, это могло бы вызвать массу ненужных вопросов. Я просто затаился, но, как оказалось, ненадолго. Мистер Грейвз пообещал молчать до поимки преступницы, снабдил вот этими чудесными аксессуарами, — положил он руки на стол запястьями вверх, демонстрируя браслеты, — так что теперь моя судьба в ваших руках.

— Ты говоришь со змеями, Чарльз, это крайне редкий и темный дар, — не преминула вспомнить она.

Грейвз старался не проявлять любопытства, но все же, ему было интересно, как Джоконда выкрутится из этой ситуации. Открыть дар змееуста было ошибкой, но под Амортенцией ее мозг работал так себе.

— Спасибо мамаше за наследство, — несколько неприязненно сказал он, — моя семья скрывает эту особенность, в Англии есть одно семейство — Гонты, — назвала она своих родственников, — они заявляют об этом открыто, как и о родстве с Салазаром Слизерином. Такой родословной я, к сожалению, похвастаться не могу.

Грейвз едва скрыл усмешку. Еще как может. Тяжело было сохранять нейтральное выражение лица, когда она врала с таким серьезным лицом, буквально на ходу сочиняя довольно складную историю. Что ж, ей,точнее, Чарльзу Уилби не занимать красноречия.

— А в твоей семье дар этот откуда?

— А никто не знает, — развел он руками, — да и не у всех он есть, лишь у одного в поколении, и ты, думаю, понимаешь, как это сильно раздражало моего брата, ведь я какой-то там полукровка.

— Консервативные нравы, — только прокомментировал Грейвз, удивляясь, насколько же складно она умеет лгать и вновь уверяясь, что Джоконде не стоит доверять полностью.

— Я надеюсь, что ты, Тина, не в обиде. Я привык скрывать свою личность.

— Это меня не удивляет, — сообщила она и внезапно посмотрела на начальника. — Меня удивляет другое. Как тебе удалось склонить на свою сторону самого недоверчивого аврора в МАКУСА? Мы ведь поймали преступницу, так почему же Чарльз следом не подвергся допросу в камере Конгресса? Откуда такая лояльность, мистер Грейвз? Я вижу, что вы не собираетесь его арестовывать, иначе бы не было этого разговора. Вы даже стерли преступнице память.

Она сощурилась, включая аврорское подозрение, ее взгляд был подобен острой игле, но Грейвз был слишком серьезным оппонентом.

— Видимо, он мне симпатизирует, — улыбнулся Чарльз, не преминув разбавить разговор шуткой, но авроры этого не оценили.

— Не паясничай, — строго попросил Грейвз и вернул взгляд на подчиненную. — Но отчасти он прав. Мистер Уилби не представляет угрозы нашему сообществу. У него нет документов, это, несомненно, нарушение, но также он сотрудничал с МАКУСА и помог вывести преступника на чистую воду. Не пытался сбежать или навредить нам. А также… он спас мне жизнь. Можно сказать, дважды.

Повисло молчание, Тина, кажется, едва ли была склонна поверить в это, а Чарльз и вовсе не скрыл вопросительного взгляда.

— А второй раз когда?..

— Первый раз от пули, второй раз, когда змея заползла в мою комнату.

— Так вот откуда у тебя змея… — проговорила Тина, немного потерявшись.

— Это не считается, у меня есть безоары, не думаю, что вы, мистер Грейвз, успели бы умереть от яда, — почесал голову Чарльз. — Но вообще, это вы спасли мне жизнь дважды. Вылечили от ранения, а затем вчера спасли от яда.

Тина переводила взгляд с одного на другого, она отметила между ними странную связь, вызванную доверием.

— Вы сказали, что змея напала на Чарльза, — заметила Тина нестыковку — очевидное вранье. — Но…

— Тина, — доверительно обратился Грейвз не по фамилии, не понимая, как разговор перетек в сторону его оправданий, однако извиняться не собирался, — сейчас все карты на стол. Да, змея напала на меня, и Чарльз спас меня, услышал ее, благодаря дару змееуста.

— В любом случае, то, что вы дважды едва не погибли — моя вина, — прислонил Чарльз ладонь к груди. — И нападение змеи, и те ублюдки гангстеры.

— Но ты раскрыл себя, откинул меня от пули заклинанием, — напомнил Грейвз. — Ты мог этого не делать, и ты прекрасно знал, кого спасаешь, а мог бы просто избавиться от назойливого аврора, севшего на хвост. Из-за того, что ты спас меня, сам угодил под пулю, я это прекрасно помню.

В глазах Чарльза зажглось подлинное удивление, а затем — благодарность, он, казалось, сам не верил, что заручился таким безоговорочным доверием от Главы магического правопорядка. Тина видела, что его эмоции настоящие, и всё же была поражена, узнав, сколько человеческого, оказывается в ее начальнике, которого все вокруг считают черствым сухарем, никогда не идущим на уступки.

Грейвз от участия в этом спектакле начинал порядком уставать, но главное, чтобы Голдштейн сделала нужные им выводы и не побежала прямиком к Пиквери, как всегда любила это делать. Ее приверженность букве закона и импульсивность иной раз могли сыграть плохую службу.

— Получается, мы квиты, — с улыбкой сказал Чарльз, — спасли друг друга по два раза.

Тина все больше удивлялась. Чарльз, этот улыбчивый и умный волшебник, на которого просто невозможно злиться, каким-то образом сумел подобрать ключ к сердцу мрачного Персиваля Грейвза. Его коммуникативные навыки всегда поражали, но особенно сейчас.

— Мистер Грейвз, это так на вас не похоже, — заметила Тина. — Уж не заколдовал ли он вас?

Едва начав хмуриться, Грейвз осознал, что она всего лишь шутит.

— Боюсь, моего магического потенциала не хватит, чтобы совладать с ним, — усмехнулся Чарльз, продолжая игру, которая начинала нервировать.

— Сэр, хорошо, я понимаю, что Чарльз Уилби снискал вашу благосклонность, но разве мы можем оставить все как есть? — Тина позволила хозяину дома долить себе чая. — Он — незарегистрированный волшебник, которого не существует ни в одном реестре, возможно, вы…

— Я понимаю ваше беспокойство, Гольдштейн, но подделывать реестр я не стану. Я не нарушаю закон, а неукоснительно соблюдаю его! — Грейвз ушам не верил: всего после одного разговора, Тина не только не была зла на него и Чарльза, но даже проявляла искреннюю заботу о его статусе, беспокоясь, что он противоречит закону.

— Но что-то же можно придумать?..

Гольдштейн резко упала в глазах Грейвза, он сам был заложником ситуации и не мог не помогать Джоконде, а она готова помогать преступнику, не зная о нём почти ничего! Нет, такой, как она, не светит блестящая карьера аврора, ее место в офисе. Благодаря общему расследованию он узнал ее ближе и сейчас совершенно отчетливо осознал, что ее не стоит допускать до полевой работы. Ее отношения к Чарльзу было далеко от дружеского. Словно под действием Амортенции, она думала лишь о том, как помочь ему, хотя это было сопряжено с рисками.

Чарльз же выглядел несколько ошеломленным ее поведением, кажется, Джоконда почувствовала то, о чем говорил Грейвз — симпатия Тины стала очевидной. Но вместе с тем в его глазах появилась искренняя надежда. Джоконде действительно нужны были документы, ее нужно обезопасить.

— Я подумаю над этим вопросом, — мрачно сказал Грейвз, а Джоконда заулыбалась, и эта улыбка была поразительно благодарной.

Грейвз притянул к себе остывший чай и перевел взгляд на дно чашки, чтобы всё осмыслить. Он знал, что и Тина улыбалась, еще и этой улыбки он видеть не хотел.

— Если мы закончили с этой темой, то если вы можете разглашать, то что там с преступницей? — перевел тему Чарльз, и Грейвз незаметно благодарно кивнул ему.

— Сэр? — спросила Тина дозволения.

— Ничего сверхсекретного, разливает алкоголь на заброшенной фабрике в Бронксе, набивает карманы. Обычная мошенница с Глум-стрит. Нарушила множество законов, часть из обвинений все мы слышали вчера. Никакой интриги, — резюмировал Грейвз кратко.

— Жаль, я в силу своей впечатлительности всегда думаю, что за любым проступком прячется план по захвату мира, — отшутился Чарльз и пожал плечами. — Особенно из-за ее изобретательности по части покушений. Но, признаться, я очень рад, что всё закончилось, и за каждым поворотом меня больше не подстерегает смерть…

* * *

Тина и Грейвз покинули Джоконду, позволив дворецкому проводить себя до ворот поместья, откуда аппарировали по домам. Дворецкий, конечно, осведомился, стоит ли им вызвать такси, но они соврали, что оставили автомобиль в пяти минутах ходьбы у автомастерской. Тина находилась в смешанных чувствах, она всё еще сомневалась в том, что Грейвз мог так легко довериться Уилби и не принял никаких действий, касательно его не вполне законного статуса. Он не снял с него браслетов слежения, а значит, все еще в чем-то подозревал и наблюдал за каждым заклинанием, срывающимся с его палочки. Тина чувствовала, что оба о многом не договаривают, и ей очень хотелось знать, что конкретно. У авроров, конечно, были информаторы в подпольном мире — мелкие преступники, выдающие информацию за право оставаться на свободе. Быть может, Чарльз стал для Грейвза именно таким “другом”? А еще эта их связь при помощи зачарованных монет… Тина понимала, что возможно сует нос не в свое дело, но намеревалась обратиться к единственному человеку, способному открыть хоть часть правды — своей сестре, обладающей даром легилимента и способной читать мысли без применения чар…

* * *

Разговор прошел сносно, но едва Джоконда проводила гостей, плечи ее осунулись, а улыбка погасла. Она все еще ощущала слабость и мечтала поскорее вернуться в постель. Грейвз оставил несколько зелий, которыми она не воспользовалась с утра, самое время заняться лечением. Она с благодарностью думала о том, насколько их отношения изменились за последние сутки. Из вечно угрожающего ей тюрьмой злобного и желчного монстра он постепенно превращался в защитника, и это приносило тепло. Джоконда больше не чувствовала давящее одиночество и только мысленно благодарила М.П.Г. за наводку на этого неоднозначного человека, сначала показавшегося сущим наказанием. Сейчас же Джоконда постепенно принимала его таким, какой он есть. Грейвз был справедливым человеком, следующим закону. Его нрав вовсе не был таким непримиримым, как могло показаться на первый взгляд. Глава магического правопорядка был выкован из стали, и эта должность наложила на его характер определенный отпечаток. Недоверчив, иногда жесток, но он был к ней добр и действительно взял ее под свое крыло и даже умел проявлять заботу. Джоконда с благодарностью смотрела на зелья на прикроватной тумбочке. Взмахнув волшебной палочкой, она зашторила окна, выпила лекарства и, отбросив свои идеально выглаженные рубашку и брюки в кресло, просто упала в постель, предвкушая еще несколько часов спасительного сна. Она не любила находиться в спальне в облике Чарльза Уилби, поэтому поспешила расколдовать себя.

— Змея, ты тут? — спросила она и услышала тихое шипение на полу.

— Да, гос-спожа, — уважительно обратилась та, вползая на кровать.

— Еще несколько часов, и я обязательно верну тебя домой. Прости, у меня совсем нет сил.

— Я понимаю, гос-спожа, — ответила та и подползла ближе, просунув под ее ладонь голову.

Джоконда забылась глубоким сном, словно не спала до этого вовсе. Она рассчитывала, что после пробуждения уже будет полностью здорова. Змею нужно вернуть в Нью-Йоркский террариум, а затем стоит навестить “Седой Консьерж” и разобраться с тем, чем заменить популярный Огневиски, который скоро пропадет с алкогольного рынка. Засыпая, она почему-то думала о Грейвзе и наконец-то ощутила себя в безопасности. Жаль, конечно, что их общение вскоре станет не таким частым, ведь преступница поймана…

Дворецкий сообщил, что Чарльз закрылся у себя в спальне и попросил его не беспокоить, но Грейвз не располагал достаточным временем и терпением, и только бросил, что поднимется наверх. Мистер Симмонс уже привык к подобному самоуправству Оливера Хьюза, и к тому, что господин этого дома ничего не имеет против этого. А еще мистер Симмонс несколько раз замечал, как Оливер Хьюз появляется и исчезает из дома, словно по волшебству. Он не водил автомобиль, и лишь раз приехал на такси, а в остальное время просто появлялся в доме как из ниоткуда. Симмонс не был человеком болтливым, он ценил свою работу и всегда помалкивал, но все же это вызывало вопросы. Да и за молодым господином Уилби иной раз он замечал странное поведение. Он не водил к себе женщин, но периодически из его спальни слышался женский голос, а однажды кто-то из слуг увидел в окне женский силуэт…

Грейвз не слышал звуков из спальни, а в шесть вечера из-под двери не лился свет. Ему не показалось, что во время обеда с Тиной Джоконда в какой-то момент побледнела, и это было вовсе не следствием волнения. Кажется, отравление все же имело некоторые последствия, невзирая на вовремя принятые меры. Зная, что, возможно, нарушает личные границы, Грейвз все равно повернул ручку двери и бесшумно зашел внутрь, подсвечивая темень волшебной палочкой. Окна были плотно зашторены, а в спальне не раздавалось ни единого звука. Балдахин кровати неподвижным саваном укрывал спящую Джоконду, вокруг руки которой обвилась опасная, спящая безмятежным сном черная мамба. Змея подняла голову, но Грейвз приложил к губам палец, чтобы та не растревожила девушку. В комнате витал запах зелий, позволивший ей уснуть крепким сном.

Даже во сне она не выглядела ангелом, возможно, из-за строгой линии бровей, темных ресниц и волос. Не тронутая летним солнцем кожа белела в тусклом свете волшебной палочки, что превращало Джоконду в неживую статую. Дочь Темного волшебника и потомок двух великих магов не казалась возвышенной или внушающей ужас. Она была обычной девушкой, разве что хитрой и способной подчинять себе сердца людей. И в этом был ее главный изъян и сила, она была манипулятором, каких Грейвз прежде не встречал. В облике Чарльза Уилби она подкупала доброжелательностью, а когда смотрела в глаза, то могла убедить каждого, что является его самым близким другом. Когда была собой, казалась беззащитной, хотя таковой не была. Она все еще была заложницей воспоминаний — об этом говорил тонкий кожаный шнурок у нее на шее, и спящая Джоконда сжимала кольцо в ладони, стараясь коснуться прошлого. Она умела любить по-настоящему, и это оставляло надежду, что ее жизнь, полная лжи и масок, все же имеет нечто искреннее.

Грейвз никогда не верил в судьбу и не заметил бы ни одного ее знака, он был человеком принципов и расчета, но почему-то именно сейчас, глядя на нее, отчетливо ощущал нечто непривычное, не приносящее неудобства, но такое правильное, словно он должен находиться рядом и действительно оберегать ее. Он делал это ненамеренно и ненамеренно сближался с той, что раздражала еще несколько дней назад, а еще шел против своих принципов и даже обходил законы, действуя, наверное, неразумно — действуя так, как бы сам осудил. Он уже спокойнее относился к тому, что к двадцать шестому году его не будет в живых, да и не особо рассчитывал, что, по словам Дамблдора, Джоконда сможет его спасти. Грейвз решил просто жить и смотреть что же будет дальше, а привязанность к этой девушке по капле наполняла его холодное сердце теплом. Это было странно, но казалось правильным и необходимым, словно Джоконда всегда была частью его жизни. Это практически нравилось ему, пусть аврорская паранойя и возражала откуда-то из глубин подсознания, что, скорее, это он становится частью её жизни — с её-то даром влияния на людей. Впрочем, этот голосок разума звучал всё тише с каждым днём. Конечно, воспоминания Альбуса Дамблдора сыграли свою роль, и он просто отпустил ситуацию, поневоле связав себя с ней. Она искренне верила словам М.П.Г., и эта вера, поначалу казавшаяся глупой и неразумной, сейчас обретала иные оттенки. М.П.Г. оставался загадкой, но Грейвз почему-то начинал осознавать, что он вовсе не желает ей зла. Сегодняшний разговор о том, что они спасали друг другу жизни — это ли не самое настоящее доказательство того, что все же Джоконда Уинтер — хороший человек? Она и правда не побоялась раскрыть себя, спасая его тогда на пирсе. Казалось, она прекрасно понимала, что мгновение промедления стоит ей жизни, но, тем не менее, спасла его и едва не погибла. Этот момент навсегда впечатался в его сознание.

Он осторожно убрал прядь волос с недвижимых губ Джоконды, ощутив, что самолично вступает на тропу, где больше не будет мистера Персиваля Грейвза — одиночки и угрюмого аврора, а будет кто-то новый, взявший на себя ответственность за это маленькое невозмутимое создание. Он все еще недоумевал как ей удалось подмять под себя опасный немагический бизнес, но ему внезапно показалось, что только он знает ее настоящую, нуждающуюся в опеке и очень одинокую девушку. Джоконда так искренне тянется к Тине, ей так не хватает дружбы и общения. Один Мерлин знает, как тяжело на самом деле ей пришлось в этом времени. Грейвз на секунду забыл как дышать, потому что понял, что в конечном итоге принял факт ее путешествия во времени за правду. Ей удалось совершить нечто невероятное — заполучить его доверие.

Минут пять он посидел возле ее кровати, решив, что разбудить Джоконду — затея варварская, а когда собрался покинуть ее, уже вставая, ощутил захват цепких пальцев на своем запястье и в полумраке комнаты встретил заспанный взгляд.

— Глава магического правопорядка охраняет мой сон, — тихо произнесла она с мягкой улыбкой. — Думаю, мне стоит поставить сигнальные чары на спальню. Что вы тут делаете, мистер Грейвз?

Она окончательно проснулась и потянулась к выключателю. Он не знал что ответить, ведь просто пришел с новостями, не считая, что должен перед ней отчитываться, и даже не подумав, что может нарушить чужой сон. Очевидную неправильность своего поведения он понял только сейчас. Просто вломился в спальню к спящей женщине, забыв элементарные манеры. Этому не было оправдания.

— Дело есть, — сухо ответил Грейвз, наверное, впервые за долгие годы стушевавшись.

— Сколько времени? — она, наконец, выпустила его руку и взяла с тумбочки наручные часы. — Кажется, я проспала четыре часа. Ох, день в трубу…

Он успел более-менее прийти в себя, кажется, Джоконда не собиралась нападать на него за очередное внезапное появление в ее спальне, только приподнялась на подушках и подтянула к себе одеяло, стараясь проснуться. Странное поведение, ей бы следовало накричать на него за вторжение и выгнать из спальни, а она была абсолютно спокойна, разве что, взглянув на него, попросила после небольшой паузы:

— Отвернитесь на секунду, я оденусь и тогда мы поговорим.

Он просто подчинился и отошел к окну, ощущая себя полным идиотом, словно она попросила отвернуться не из собственной скромности, а оберегая его целомудрие. Джоконда же, подхватив с кресла одежду, направилась в ванную и вышла минут через пять в привычном облике Чарльза Уилби и с на удивление неплохо завязанным галстуком — похоже, она схватывала всё на лету. Она всё равно была очень сонной, поэтому, набрав на кухню, попросила две чашки кофе, даже не удосужившись спросить, какой любит Грейвз.

— Мне нужно в террариум у Центрального парка, вернуть змею домой, — расчесывая волосы, сообщила Джоконда, не замечая его душевные терзания, — потом в Консьерж, — продолжила перечислять она, пока он сидел у журнального столика, невидящим взглядом гипнотизируя несвежий выпуск “Нью-Йорк Таймс”, так и оставшийся лежать там со вчерашнего дня. — Так что за дело, мистер Грейвз?

Он молча достал из кармана жилета две сложенные бумажки и положил перед ней на стол. Джоконда подвинулась ближе и стала с интересом изучать. Это были две справки на утерю документов на имена Джон и Пруденс Мерфи.

— Мистер Грейвз?.. — Ее глаза вспыхнули надеждой, она мгновенно сбросила с себя остатки сна. — Это…

— В понедельник и в среду ты должна явиться в МАКУСА, чтобы зарегистрироваться и уплатить пошлину за утерянные документы. Также тебе необходимо зарегистрировать волшебную палочку и купить еще одну на Санни-стрит для одной из своих личностей. Под обе собственную ты зарегистрировать не сможешь.

— Это… — только вымолвила она вмиг осипшим голосом.

— Брат и сестра, близнецы-иммигранты из Британии, намедни погибшие при взрыве парома у Лонг Айленда. Подойдут твоему алиби, — пояснил он. — У них нет родственников. Я удалил запись об их смерти из реестра, а также из списка пассажиров.

Джоконда тотчас вскочила с кресла, засияв такой улыбкой, что в комнате даже моргнуло электричество, поддаваясь стихийной магии. Грейвзу на миг показалось, что она сейчас набросится на него с объятиями и повалит на пол, но Джоконда сдержала порыв и, только шумно выдохнув, приземлилась обратно в кресло.

— Спасибо, — коротко поблагодарила она, — неужели Тина повлияла на ваше решение?..

В дверь постучали, и в помещение зашла женщина среднего возраста в переднике служанки. Грейвз видел ее за уборкой в поместье. Поставив поднос с чашками на стол, она удалилась. Джоконда предпочитала черный кофе без сахара, а он плеснул себе немного молока, поймав на себе озадаченный взгляд.

— Мне казалось, что вы предпочитаете чистые напитки. Виски безо льда, черный кофе.

— Капучино с корицей без сахара, — зачем-то сообщил он и вернулся к теме, когда служанка вышла: — Тина здесь ни при чем, но она права, ты не можешь жить без документов. Я об этом уже задумывался.

Джоконда все еще неверяще разглядывала справки и держала их так аккуратно, словно никогда не владела ничем более ценным.

— Спасибо, мистер Грейвз, это действительно неожиданно. Я ведь всё еще преступница, — напомнила она, и он буквально кожей ощущал как она трепещет и сияет изнутри из-за того, что сможет стать полноправным членом магического сообщества, и это вызывало улыбку, на которую он, однако, поскупился.

— Дай руки, — попросил он, снова встретив этот вопросительный взгляд, и несколько секунд спустя она подчинилась.

Грейвз, проведя ладонью над ее запястьями, снял браслеты слежения и небрежно сунул их в карман брюк.

— Но почему, мистер Грейвз? — не спуская с него взгляда и слегка нахмурив брови, спросила Джоконда.

— Надеюсь, ты не подорвешь оказанное тебе доверие и больше ни во что не влезешь. Ты сможешь жить честно?

Такого ошеломленного лица Чарльза Уилби он еще не видел. Будь Грейвз более эмоционален, он бы пощелкал перед его лицом пальцами, но лишь терпеливо ожидал, когда Джоконда придет в себя.

— В пределах разумного, надеюсь? Жить честно… Но мой бизнес — это нарушение Восемнадцатой поправки, мистер Грейвз. — Она решительно протянула руки обратно. — Лучше верните браслеты.

Грейвз скроил осуждающую мину перед такой откровенной жадностью.

— У тебя будут документы и нормальная жизнь, ты сможешь работать и зарабатывать на хлеб честно. Наконец, отучиться в аврорской академии МАКУСА.

— Вы это серьезно говорите сейчас? — осведомилась она, словно давно уже забыла, что это — простая честная жизнь.

— А тебе самой не надоели гангстерские разборки? Уверен, что не только Тони и Арнольд мечтают тебя убить. И, тем более, тебе не надоело жить как мужчина? Неужели тебя все устраивает?

— Ваша правда, но я, признаться, по-простому не очень-то умею жить. Я аристократка до мозга костей.

— Мне казалось, в семидесятых ты была простым аврором.

Джоконда задумалась, но на самом деле она располагала достаточными средствами, чтобы позволить себе “уйти на пенсию”, но деловая жилка не позволила бы ей сидеть на месте. У ее матери была ткацкая фабрика, да и сама Джоконда неплохо разбиралась в этом ремесле и регулярно бывала в “Гранд Текстиле”. Возможно, стоило задуматься в сторону пошива одежды? Да и потом, Грейвз абсолютно прав, насчет Чарльза Уилби, теперь, когда он рядом, есть ли смысл в этой личности? Она встала с кресла и стала нервно мерить шагами спальню, сцепив руки за спиной.

— А Тина не задастся ли вопросом, откуда появилась некая девушка, похожая на Чарльза Уилби как две капли воды? — спросила она, наконец, остановившись и подцепив чашку кофе, про который забыла.

— Подумаешь, сестра-близнец, — пожал он плечами, не увидев в этом ничего, что нельзя объяснить.

— О которой не было ни слова во время сегодняшнего разговора, не слишком-то вяжется.

— Ну ты и так предоставила не слишком много сведений о себе, наличие у тебя сестры-близняшки, думаю, не проблема. Скажешь, что попросила помочь меня и ей…

— Мистер Грейвз, с чего вы такой добрый? — с подозрением спросила она, ища подвох, которого не было.

— Хочешь, могу стать твоим кошмаром, Джоконда, — невозмутимо ответил он, не сводя с нее пристального взгляда.

— Нет, добрый мистер Грейвз меня вполне устраивает, — почесала она затылок совсем по-мальчишески, да и вообще, во время этого разговора она выглядела как-то иначе, возможно, впервые столь искренне?

— Что ж, полагаю, на этом всё.

Грейвз, сделав пару глотков кофе, поднялся, поправив манжеты рубашки, и собрался было аппарировать из комнаты прочь, внезапно ощутив нечто странное — пустоту, ведь у них больше не было поводов для общения и общего расследования. На миг он замер, глядя на Чарльза Уилби и испытывая некоторое сожаление.

— Воспользуйтесь, пожалуйста, парадной дверью. Думаю, мой дворецкий скоро пойдет к мозгоправу, решив, что у него едет крыша. Гости появляются и исчезают, словно призраки.

Грейвз только кивнул и покинул ее, услышав пожелание хорошего вечера.

— Что ж, пришло твое время, — обратилась она к змее, все еще наблюдающей за ними с незастеленной кровати. — Готова отправиться домой?

Та кивнула, и Джоконда наколдовала круглую корзинку, чтобы никого не напугать видом змеи на улице. Она аппарировала в одну из магических точек Нью-Йорка, на которую были наложены отвлекающие чары, и направилась прямиком к Зоопарку, ворота которого к семи вечера уже были закрыты. На улице все еще было светло, парочки облюбовали поляну, нежась под лучами ласкового солнца. Окруженный стремительно вырастающими высотками, парк растянулся на две мили в длину и уже сейчас напоминал себя в будущем — Джоконда видела изображения в интернете, но никогда не думала, что побывает здесь лично. Они с Грейвзом могли бы аппарировать вместе, ведь вон его дом, тот что выше остальных, в одном из самых дорогих районов Нью-Йорка с видом на Центральный парк — Верхнем Ист Сайде. Квартира его была явно не из дешевых, а значит, предлагая ей простую и честную жизнь, Грейвз понятия не имел, о чем говорил. Да, он как будто не придает значение дорогим блюдам, не выглядит транжирой, но все же знает толк в дорогой одежде и, несомненно, недвижимости. Неужели завтра, благодаря ему, Джоконда сможет больше не прятаться и спокойно посещать МАКУСА, а также местный банк на Санни-стрит, и не шарахаться от каждого подозрительного гражданина, принимая его за аврора? Щедрость Грейвза была едва ли понятна, ведь, невзирая на его отношение к алкогольному бизнесу, он подготовил документы и для Чарльза Уилби… Нет, это точно из-за Тины, ведь она знает ее как мужчину.

Распрощавшись со змеей, Джоконда аппарировала к “Седому Консьержу”. Радость ее быстро сменила задумчивость. Грейвз посмел явиться к ней, когда она спала, нарушил все приличия. Он настолько не уважал ее или просто привык, что может в любой момент завалится к Чарльзу Уилби? Она, конечно, сделала вид, что ничего из ряда вон выходящего не произошло, но всё же несколько недоумевала. Мистер Грейвз же, как ей показалось, не испытал ни капли стеснения из-за своего поступка. Раньше он хотя бы стучал, но сегодня и впрямь совершил нечто, не поддающееся логике. Она проснулась почти сразу и готова была схватиться за волшебную палочку, но уловив тонкий аромат его привычного парфюма, отмела беспокойство, решив просто понаблюдать. Она почувствовала прикосновение его пальцев — он коснулся ее лица, убирая прядь волос, и это поселило в ней некоторые мысли, которые она от себя гнала. Мог ли этот черствый сухарь проникнуться к ней симпатией или же это просто была забота о подопечной? Признаться, Грейвз был единственным человеком, которого она не всегда понимала, то, что было у него на уме, для нее всегда оставалось загадкой, и чем было проявленное сегодня великодушие? Попыткой поскорее избавиться от нее? Что ж, его право, но Джоконда надеялась, что их встречи на этом не прекратятся, а еще ей очень не хотелось расставаться с Тиной. К этой девушке она почему-то особенно прикипела. Грейвз был прав, ей стоит постепенно выходить из сообщества немагов, к которому она привыкла, и пытаться вернуться в привычный ей мир волшебников. Вместо того, чтобы почувствовать облегчение, она осознала, что ей даже немного страшно. Психологи назвали бы это зоной комфорта, но что ж, Джоконде не привыкать менять имена и начинать жизнь заново. Кажется, для нее это уже стало нормой. Александрин Моро — аврор, двойной агент и дочь Темного Лорда осталась в воспоминаниях чем-то далеким и грустным, связанным со страхом и потерями, с любовью всей ее жизни. Чарльз Уилби был другим, он был ее полным антиподом — жизнерадостным и хитрым немагом. Коснувшись кольца под рубашкой, Джоконда вздохнула, она уже давно отпустила Гидеона, а, вспоминая о нем, старалась улыбаться и сумела преодолеть боль утраты и продолжила жить дальше. За три года она не испытала симпатии ни к одному мужчине, и никто не стал ей даже отдаленно близок, как Гидеон.

Личность Уилби тоже должна постепенно отойти на второй план, невзирая на то, что он ей нравился. Ей нужно решить, что делать с бизнесом, но разумнее всего будет просто продать Консьерж Тони и Арнольду и постепенно отстраниться от торговли алкоголем. Она знала, что без ее связей эта лавочка быстро закроется, ведь договоренность с Гардингом была только у нее. Как быстро полиция смекнет, что Чарльз Уилби отошел от дел? Позднее стоит сфабриковать легенду о его переезде в Европу, а поместье продать или переписать на “сестру” и уже от ее имени заниматься другим, более легальным бизнесом. Или, как предложил мистер Грейвз, стать аврором?.. Перед Джокондой были открыты все дороги, но все же, ей было тяжело решиться на что-то новое. Джоконда поймала себя на мысли, что аврором лучше не становиться, скоро, в пределах двух-трех лет, согласно ее воспоминаниям, в Нью-Йорке должен объявиться Геллерт Гриндевальд, и от органов правопорядка лучше держаться как можно дальше: она уже пережила одну войну и не слишком-то стремилась обратно на поле боя. А вот Грейвз, наверное, будет на передовой… Такова его служба.

Чуть позже должны подъехать Тони и Арни, которые узнают, что полиция накрыла поставщицу Барнабаса Блейка, и что им нужно что-то придумать или просто вернуться к своему стандартному списку алкоголя, но все же подумать над повышением его качества.

Слишком быстро Чарльз Уилби не мог уйти из ее жизни…

* * *

Тина не впервые наблюдала за очередным пикетом Вторых салемцев — группы немагов, в основном, детей от мала до велика, во главе с неадекватной Мэри Лу Бэрбоун, скандирующей о том, как важно избавить мир от магии. Они уже давно попали под зоркий глаз МАКУСА и промышляли тем, что отслеживали волшебников. Однажды бедный Том Сэлвидж едва успел унести от них ноги, случайно засветив свою волшебную палочку. Эта безумная женщина, с молоком матери впитавшая в себя ненависть к волшебникам, вызывала в Тине жгучую ярость, в особенности из-за того, как она обращалась со своими приемными детьми. В жару и в лютый холод бедолаги за жалкую миску супа стояли с листовками, призывающими истреблять волшебников. Мэри Лу не могла собрать вокруг себя единомышленников, и потому отыгрывалась на слабых — неспособных постоять на за себя детях, используя их как дешевую рабочую силу. Сердце Тины разрывалось от такого отношения, но ее неоднократные прошения вмешаться не находили отклик в сердцах Пиквери и Грейвза. Они считали Мэри Лу безобидной городской сумасшедшей, хотя могли всего лишь позволить подправить ей память и заставить забыть о ее маниакальном желании выжечь дотла все магическое сообщество. Тина всё ждала, когда же Мэри Лу совершит что-нибудь эдакое, что заставит её действовать по протоколу, но пока дальше громких лозунгов и ярких плакатов не дошло. Ну неужели ни один волшебник не находил ее опасной?

На другой стороне улицы Тина заметила знакомую кудрявую голову и, засмотревшись, не заметила, как кетчуп с хот дога капнул ей на блузку. Забыв о пикете салемцев, она скользнула с тротуара на проезжую часть, когда загорелся зеленый. Какой-то лихач, посигналив, едва не снес ее, нарушая правила дорожного движения. Она только застыла с хот догом в руках на середине дороги, как и остальные пешеходы. Некоторые уже махали кулаками и кричали вслед удаляющемуся по Тринити Плэйс нарушителю. Шум с перехода привлек внимание Чарльза, и сейчас он смотрел прямо на Тину из-под своих щегольских треугольных солнечных очков и радостно размахивая рукой.

— Привет, — поздоровалась она, чуть смущенная ситуацией и наконец замеченным пятном на блузке, из-за которого ей стало совсем неловко. Он безо всякого предупреждения, просто коснулся пятна пальцем, а когда убрал, на светлой ткани не осталось ни намека на кетчуп. — Неплохие способности для обучения на дому, — похвалила Тина, ведь он не касался волшебной палочки. — Что ты здесь делаешь, Чарльз?

Ей же не показалось, что он направляется в сторону Вулворт-билдинг? Он положил ее руку на сгиб локтя и указал на самое высокое здание в Нью-Йорке, при этом его улыбка успешно заменяла солнце, сегодня решившее скрыться в клубящихся облаках.

— Мистер Грейвз всё же оказал мне услугу, и я получу документы, представляешь? — искренне поделился он, а Тина только ахнула. — Только, конечно, это все большая тайна, но, уверен, ты умеешь хранить секреты.

Конечно, Грейвз не обязан отчитываться перед своей подчиненной, но ей было несколько обидно, что она узнала об этом, случайно встретившись с Чарльзом на улице.

— Рада, что он вошел в твое положение.

— Спасибо, я и сам не ожидал.

Тина обратила внимание, что его запястьях больше не было браслетов слежения, и значит, все слова Грейвза о том, что Чарльз Уилби преступник, которому нет доверия, не стоили и цента.

— Голдштейн, вот вы где, — донеслось справа, и Тина увидела у входа в здание Конгресса неприятное лицо, принадлежащее выскочке, которого она просто на дух не переносила.

Воспитание не позволяло ей смотреть свысока на старшего по званию, но ее рост в пять футов и десять дюймов делал это затруднительным. Чарльз тоже был ниже нее, но это компенсировала густая копна кудрей на макушке, прибавляющая ему не меньше дюйма. Абернети же был скользким типом с прилизанными волосенками и довольно неприятным сальным взглядом. Молли, секретарь мистера Грейвза, как-то сказала, что с таким отталкивающим взглядом он никогда не найдет себе супругу.

— Мистер Абернети, что-то случилось? — спросила Тина

Как ей показалось, ей удалось незаметно убрать руку с предплечья Чарльза.

— Срочное собрание у мистера Грейвза, — сообщил он и взглянул на карманные часы, — и вы уже на него опаздываете. А вы?.. — перевел он взгляд на спутника Тины.

— Это мистер…

— Джон Мерфи, — поспешно представился Чарльз, видимо, новым именем и протянул ладонь.

— Лоуренс Абернети, — ответил тот рукопожатием, с некоторым сомнением взглянув на Тину. — Прошу нас извинить, нас ждут дела.

— О, конечно, аврорские будни, — прокомментировал Чарльз добродушно. — Рад был повидаться, Тина.

— Джон, — опробовала она на вкус новое имя, считая, что оно ему совсем не подходит, — как насчет ужина? Моя сестра отлично готовит, и я была бы рада вас познакомить, — успела Тина выпалить, ловя на себе недовольный взгляд спешащего Абернети.

— Конечно. Во сколько вы заканчиваете? — спросил он, вызвав ее улыбку.

— Надеюсь, в шесть.

— Отлично, встретимся здесь в шесть вечера. Хорошего дня, Тина.

— И тебе.

Заходя в здание, Тина увидела, как Чарльз залюбовался летящей по тротуару соломенной шляпкой, за которой впопыхах неслась грузная женщина, краснея от неподходящего для её комплекции кросса. Внезапно шляпка буквально замерла в небе и в следующий миг против ветра полетела к хозяйке. А Чарльз, заметив любопытство Тины, только подмигнул ей, вызвав улыбку. И всё-таки, он был хорошим человеком…

* * *

Такого ужасного фото у Чарльза Уилби еще не было, фотограф попросил не улыбаться, а ведь улыбка была его визитной карточкой. Что ещё хуже, на фото он как-то заторможенно моргал, а на маггловской версии документа его глаза и вовсе оказались полузакрыты, словно он был в стельку пьян. Фотограф наотрез отказался сделать новое фото даже за пятьдесят долларов, прикрываясь большой очередью. Невзирая на то, что Чарльзу было назначено на определенное время — три после полудня, его очередь подошла только к половине шестого, как раз чтобы успеть встретить Тину у входа в здание Конгресса. Признаться, Джоконда была поражена убранством Атриума — это было невероятной высоты здание, как будто полое внутри. Множество лифтов лавировали между этажами, унося в небесную высь или глубоко под землю. Огромный плакат с портретом Серафины Пиквери развевался на фоне пузатых четырехсторонних часов — измерителя угроз, сообщающего, что сейчас в Северной Америке умеренно спокойно. Джоконда слишком рьяно вертела головой и едва не налетела на какого-то мага, перед которым пришлось рассыпаться в извинениях. Ее сильно поражало, насколько другими были волшебники Северной Америки. С виду они ничем не отличались от магглов и одевались по общей моде, хотя, возможно, и в Британии сейчас было так же. В семидесятые и позднее, во времени Джоконды, она зачастую встречала довольно нелепо одетых волшебников. Почему-то мода волшебников несколько застынет во времени ближе к семидесятым-восьмидесятым.

...Еще в здании Конгресса удивляли одетые в форму гоблины, особенно те, что управляли лифтами — маленькие сюртучки превращали их в крошечных человечков. Портили вид только их неприглядные лица — в особенности злющие глаза и непропорциональные носы и уши. Джоконда никогда не находила облик эльфов и гоблинов приятным, но ничего не имела против них. Попав в цитадель волшебников, впервые за три года видя подобное их скопление, она внезапно ощутила тоску на сердце, и глаза ее немного увлажнились — это именно то, чего ей так не хватало. Магглы не могли заменить ей волшебников…

…Чарльз Уилби, словно ребенок на рождественской ярмарке, крутил головой в разные стороны, притягивая взгляды случайных прохожих, наверно считавших его несколько странным. Грейвз стоял на галерее второго этажа, засунув руки в карманы, и просто наблюдал за столь отличающимся от остальных волшебником. Одетый по последней моде, с галстуком Шелби, как он его научил, с темными очками на голове, он просто выглядел Алисой в стране чудес. Грейвз заметил, что его глаза немного покраснели, и тот утер их тыльной стороной ладони.

— Чего это с ним? — негромко проговорил Грейвз, заметив подошедшую к нему Тину.

— Полагаю, он растроган, сэр, — улыбнулась Тина, с удовольствием наблюдая за этим невероятным волшебником, сейчас излучающим такое тепло, что оно как будто передалось и ей. — Он слишком давно не был среди волшебников.

Тине хватило всего одного взгляда на него, чтобы засиять, подобно ему самому.

— Похож на ненормального, — только качнул головой Грейвз.

— Я пригласила мистера… Мерфи, — с трудом назвала она его новой фамилией, — к нам с Куини на ужин. Так как вы тоже друзья, было бы славно…

— Спасибо за приглашение, Голдштейн, но у меня есть дела после работы, — равнодушно отклонил он приглашение, даже не дав ей договорить.

Тина позвала Джоконду домой, и она сразу согласилась. Как это неразумно! Конечно, это всего лишь ужин с Куинни, но она не должна была идти на поводу у Тины. Грейвз же попросил ее держать дистанцию!

— Что ж, до встречи, мистер Грейвз. Я завтра в ночную.

Он только кивнул и отправился обратно в свой кабинет, намереваясь, наконец, разгрести ворох документов, скопившийся за последние дни. Тина, проводив его хмурым взглядом, поняла, что тот Грейвз, которого она успела узнать за время расследования — галантный и обходительный джентльмен, растворился в небытие. Она не планировала с ним сближаться, но все же, этот резкий контраст его поведения приносил неудобство. И вот они снова всего лишь начальник и подчиненная. Но Тина быстро выбросила из головы эти мысли, стоило увидеть улыбку Чарльза, зажегшуюся с новой силой при виде нее. Она надеялась, что предупрежденная заранее Куинни успела убраться в доме и нигде не попадется интимных предметов дамского гардероба. Сестра была не в восторге, что к ним домой нагрянет мужчина, ведь хозяйка квартиры, миссис Эспозито, запретила им водить молодых людей, считая, что порядочные незамужние девушки не должны общаться с противоположным полом до свадьбы. Но приглашение Тины выскочило быстрее, чем она подумала об этом нюансе…

* * *

Если Тина была просто очень привлекательной девушкой, то ее сестра была подобием ангела, ее светлые кудри, выразительные глаза и мягкий взгляд делали ее лицо абсолютно кукольным. Куини Голдштейн, едва представившись, сразу же засуетилась на кухне, позволив гостю осмотреть небольшую квартирку в Бруклине довольно далеко от здания Конгресса. Туда они отчего-то решили добраться на метро и, немного прогулявшись, не боясь теплого летнего дождика, заставшего их на середине пути от станции до дома, шли по лужам, наведя на себя водоотталкивающие чары. Обычная небольшая квартирка с невысокими потолками была наполнена уютом и ко всему здесь была приложена заботливая женская рука. Джоконда рассматривала фотографии в резных рамочках на выглядящим старинным резном секретере — юные Тина и Куинни, резвящиеся с щенком, их родители — улыбающиеся волшебники, сестры в форме Ильвермони.

Девушки усадили гостя в симпатичное зеленое кресло и навели заглушающие чары, чтобы хозяйка квартиры, живущая на первом этаже, не расслышала разговоров.

— У нас, конечно, довольно скромно, мистер Уилби, — заметив его интерес к интерьеру, сказала Куини, колдуя на кухне, — вы, наверное, к такому не привыкли.

— О нет, здесь очень мило, — поспешила заверить Джоконда, искренне так полагая и ощупывая подлокотник уютного кресла.

— Он мне нравится, — шепнула Куинни сестре со смешком. — Ему правда нравится наша квартира, он в восторге даже от нашего любимого кресла. И ещё он считает тебя весьма привлекательной. — Куинни подмигнула, подбадривающе улыбнувшись сестре, о чувствах которой давно знала, умолчав, правда, о том, что он думает насчет нее самой. — Правда он немного худой, но мы это исправим. Мистер Уилби?..

— Просто Чарльз, а лучше Джон, вы ведь в курсе, что я получил новые документы, — поправил он, и Куини просто кивнула, — я могу называть вас по имени?

— Конечно, — лучезарно улыбнувшись, сказала она, отправляя на небольшой столик для четверых персон столовые приборы, свежеиспеченный хлеб и пока еще пустую салатницу. — Что вы предпочитаете, венгерский гуляш или просто жареную говядину с овощами?

— Пожалуй, гуляш, Куини, — не переставая вертеть головой по сторонам, ответил он, когда к нему по воздуху прилетел стакан воды, о котором он не просил. — Сколько магии в вашем кулинарном искусстве! — пораженно заметил он, наблюдая за изящными пассами ее инкрустированной перламутром волшебной палочки. — Я мало пользовался бытовой магией в своей жизни.

Тина успела переодеться и вернулась, сменив деловой костюм, в котором сливалась с серой толпой офисных работников в МАКУСА, на легкий сарафан. А Куини все продолжала колдовать — мясо промылось в холодной воде и шустро залетело в высокую сковороду, где, поддаваясь чарам, румянилось и начинало источать неповторимый аромат. Следом отправились овощи для гуляша и, доведя их до готовности, Куинни наполнила сковороду водой, продолжая улыбаться и почему-то пристально смотреть на гостя.

Джоконде этот взгляд казался немного странным, но видимо Куини просто придирчиво оглядывала гостя как потенциального ухажера сестры. Закончив с готовкой, она отправила в салатник свежие овощи и залила маслом. За время готовки она ни разу не коснулась ножа или других приборов. Она настолько ловко управлялась с бытовой магией, что не оставалось сомнений, что кому-то она станет хорошей женой.

— Жаль, мистер Грейвз отказался от ужина, сегодня ты просто превзошла сама себя, — восхищённо залепетала Тина, попробовав гуляш, видно, она была очень голодна после работы.

— Ты позвала начальника на ужин? А это не слишком? — на всякий случай осведомилась Куинни.

— Ну, Чарльз наш общий друг, так что, почему бы и нет, — пожала она плечами.

— Ох, это и правда лучшее, что я ел в жизни! — Стоило отдать Уилби должное, его восхищение не выглядело наигранным. — Мои повара готовят как в ресторане, а я так соскучился по домашней еде… Куини, не могли бы вы поделиться несколькими рецептами ваших любимых блюд? Я бы хотел дать им на вооружение.

Куини засмущалась и поправила и без того идеальную укладку, а Тина незаметно ущипнула ее под столом, чтобы она перестала строить глазки. Но, признаться, Тина знала, что Чарльз на всех так действует, даже на Грейвза.

— Насколько вы близки с мистером Грейвзом? — неожиданно спросила Куинни, и Тина поспешила энергичнее ущипнуть ее под столом. — Тина говорила, что вам вместе удалось поймать преступницу.

Это любопытство показалось несколько чрезмерным. Тина, кажется, разболтала сестре абсолютно всё, Джоконда поняла это с первых секунд, и это вряд ли было хорошим знаком. Теперь еще одна волшебница знала слишком много. Постаравшись не показывать недовольства, она все же не удержалась от озадаченного взгляда на Тину, та, кажется, немного покраснела.

— Прости, я знаю, что ты меня осуждаешь, но… просто от нее невозможно что-либо утаить, она умеет вытягивать информацию.

— Именно, — задорно сказала Куинни. — Вы меня простите, просто мистер Грейвз такой человек, и это всем хорошо известно, он словно скала, к нему совершенно невозможно подступиться. Но Тина говорит, с вами он проявляет несвойственную ему заботу.

Она вновь сверкнула глазами, и этот взгляд показался Джоконде очень подозрительным и выискивающим что-то.

— Куини, ты же его смущаешь.

— Ах, прошу меня простить…

Внезапно раздался стук в дверь, и девушки тут же стушевались, испуганно посмотрев в сторону входа.

— Думаешь, миссис Эспозито могла что-то услышать?

— Мы никого не ждем. Чарльз, можно тебя попросить ненадолго спрятаться в той комнате? — извиняющимся тоном попросила Тина, указав на дверь в спальню.

Джоконда не стала возражать, а только позволила утащить себя в указанную сторону, думая, что нужно было послушать Грейвза и не сближаться с Тиной. В этот момент глаза Куинни на мгновение вновь дернулись в ее сторону, и тогда Джоконда все осознала. Она оторопела от осознания, что эта девушка читает ее как открытую книгу. Этот ее вопрос о Грейвзе был попыткой докопаться до ее мыслей, и Джоконда даже не могла вспомнить, о чем подумала в тот момент, но надеялась, что ничего слишком разоблачающего, впрочем, мысль о том, что она поняла, что Куини прирожденный легилимент, она постаралась спрятать как можно дальше. Это, кажется, начинало отдавать легким оттенком проблемы. Получается, Тина намеренно затащила Чарльза Уилби к себе домой, не оставалось сомнений, что она не доверяла ему.

Тина закрылась вместе с ним в спальне и отбежала к двери, за которой, по видимому, скрывалась ванная комната, чтобы включить воду. Она вернулась к Чарльзу, обнаружив на его лице крайнюю озадаченность, он как будто вмиг помрачнел.

— Извини за это маленькое неудобство, — шепотом произнесла она, пряча взгляд и надеясь, что Куинни успела избавиться от лишнего комплекта столовых приборов. — Мерлин, как неловко…

Старуха Эспозито иногда была очень назойлива. И ее визиты без приглашения уже надоели, но зато за квартиру была весьма скромная плата, которая это отчасти компенсировала.

— И что, вы каждый раз прячете гостей, стоит ей постучать в дверь? — едва шевеля губами поинтересовался Чарльз.

— Нет, этот дом редко посещают гости, — полностью выдала себя Тина.

— Интересно, чем же я заслужил подобную честь?..

Тине показалось, что в этом вопросе без интонаций все же присутствует доля язвительности. В следующий момент дверь в спальню отворилась, и на пороге в ореоле мягкого света ламп появилась улыбающаяся Куини, а за ней…

— Мистер Грейвз? — оторопело пролепетала Тина, удивившись не меньше Чарльза: — Что вы здесь…

— Мне казалось, я был приглашен на ужин, — холодно отозвался он.

Он взглянул на интерьер спальни за ними и нахмурился, а в глазах второго гостя как будто бы на миг вспыхнул испуг, что не укрылось от Куини.

— Я смотрю, вы уже облюбовали спальню, — неожиданно произнес Грейвз с явной целью уколоть обоих — непонятно что двигало им в этот момент, это прозвучало немного вульгарно.

— Нет, что вы, мы прячемся от хозяйки квартиры! — сразу же возразила Тина. — Она бывает весьма надоедлива. Но, позвольте спросить, как вы прошли мимо нее?

— Дверь была открыта, — только пояснил он. — Я знаю из вашего дела, что вы снимаете верхний этаж в квартире немага. Просто поднялся по лестнице.

Едва успев удивиться, что он специально читал ее дело, Тина вновь замерла. В этот момент в дверь снова постучали, и сестры Голдштейн синхронно вздрогнули. Куини просто толкнула Грейвза в спальню к Чарльзу и заперла их. На этот раз сомнений в том, что это хозяйка квартиры, не осталось.

— Куинни, я слышала скрип ступеней! — неприятным голосом, отдаленно напоминающим звук лесопилки, донеслось от входа. — Кто у вас?

— Миссис Эспозито, это, наверное, ветер скрипит рамами.

…Грейвз налетел на Джоконду и, кажется, наступил ей на ногу, а она зашипела от боли, помимо этого встретившись носом с его зажимом для галстука. В комнате было сумрачно, свет садящегося солнца в окне закрывал соседний дом.

— Кто у вас там? — видно у хозяйки квартиры был очень тонкий слух.

— Никого, вы же знаете, что мы здесь вдвоем, — донеслось из гостиной. — Наверное, шум с улицы.

Джоконда чувствовала, что вспыхнула от такой близости, ее рот непроизвольно открылся, но оттуда не донеслось ни звука, а едва попытавшись отстраниться от Грейвза, она почувствовала хватку на своей талии. Ее глаза распахнулись, когда его ладонь легла на её губы, а на его лице появилась немая просьба не издавать ни единого звука. Джоконда закипала от возмущения, но все еще не могла пошевелиться. Послышались шаги в их сторону, и Грейвз, молниеносно окружив их отвлекающими чарами, все еще удерживая ее, в неуместном грациозном па скользнул в сторону, прячась за тотчас открывшейся дверью и прижав Джоконду спиной к стене. Он всё так же держал ее рот закрытым, как будто она с первого раза не поняла, что не стоит шуметь. Их глаза находились почти на одном уровне и теперь оба играли в гневные гляделки. Грейвз был выше всего на пару дюймов, и Джоконда старалась донести до него одним лишь взглядом то, что думает об этой ситуации, он возвращал этот взгляд сполна. Она лишь просунула ладони между их телами, испытывая дискомфорт от того, что кольцо Гидеона впивается в кожу, разрываясь между тем, чтобы убить Грейвза на месте или сгореть от неловкости. Меж тем, неприятного вида сутулая женщина в вышедшем из моды платье исследовала комнату и прилегающую ванную, а еще Джоконда краем глаза видела закрывшую их спину Куини — дверь, конечно, не могла скрыть их обоих — и точно знала, что она бессовестно читает их мысли. И внезапно в голове поселилась идея. Полностью закрыться от столь мощного легилимента воможности нет, достаточно думать на языке, который она не знает, так?… А вот что делать с Грейвзом? И какие мысли роятся в его голове? Настолько ли он силен, чтобы почувствовать вмешательство и сокрыться? Он был слишком близко, Джоконда не могла ни о чем думать, кроме как о его черных глазах, сверкающих недовольством и чем-то еще…

…В более нелепую ситуацию Грейвз в жизни не попадал. Он прятался от немага в углу спальни своей подчиненной, прижимаясь к мужчине… Мужчине ли? Грейвз взбешенно сверлил взглядом Джоконду, стараясь не отпускать мысль о том, что перед ним мужчина, но из-за того, что смотрел только в глаза, не видел Чарльза Уилби, ведь Джоконда не трансфигурировала форму глаз. Становилось труднее дышать, и он кожей ощутил, как мгновенно подскочила температура их тел. Он прекрасно чувствовал ее пульс и понимал, что поставил обоих в неловкое положение, а затем ощутил легкое, но довольно настойчивое покусывание своей ладони, осознав, что закрыл и ее нос, перекрыв доступ кислорода.

— Я вас прибью, — яростно прошевелила она покрасневшими губами, стараясь дышать ровно и восстановить дыхание

— Взаимно, — вторил он беззвучно, все еще слыша, как в висках гулко стучит кровь.

— Она легилимент, — моргнув в сторону Куини взглядом, постаралась отделить каждую букву Джоконда, надеясь, что он сможет понять ее.

Грейвз только нахмурился, и его губы сложились в одно слово: ”Уверена?”. Джоконда моргнула в знак подтверждения. Кажется, Грейвз не знал об этой особенности сестры Тины. Очевидно, поэтому она знала всё, о чем знала Тина. С сестрами Голдштейн стоило быть максимально осторожными…

— Мы же говорили, миссис Эспозито, что мы совершенно одни, — провожая женщину до выхода из квартиры, говорила Тина с улыбкой, а когда она вышла, обновила заглушающие чары и на всякий случай перепроверила замок.

— Можно дышать, — сообщила Куинни, так как Грейвз и Чарльз, как заколдованные, застыли на месте, продолжая буквально уничтожать друг друга взглядами, пока Чарльз в ярости просто не оттолкнул его от себя.

Тина впервые видела Чарльза таким злым, намного злее, чем когда его ущипнула Зельда, он буквально раскраснелся от гнева. Рывком головы откинув кудри назад, он сел обратно за стол и постарался отдышаться.

— Простите, обычно она не ломится проверять жилые комнаты.

— Вы позволяете слишком много какой-то маггле! — прошипел Чарльз, заметив на себе вопросительный взгляд Куини и внезапно мрачно и как будто нагло улыбнулся.

Эта фраза прозвучала грубо, с долей шовинизма, но кажется, он был просто шокирован.

— За ту цену, за которую она сдает нам квартиру — мы не жалуемся, — постаралась разрядить Куини обстановку, когда Грейвз, наконец, молча сел рядом с Чарльзом, глядя на нее подозрительно внимательно. — Она больше не появится, мы можем продолжить ужин.

Куини Голдштейн предпочла игнорировать ситуацию, принесшую неудобство столь почтенным гостям, в то время как Тина отчаянно старалась зацепиться взглядом за что угодно, лишь бы не попасть под смертельно опасный взгляд начальника, попавшего в неловкую ситуацию из-за нее. Уилби, кажется, тоже оторопел. Кое-как сгладив углы, сестры вновь накрыли на стол, решив, что только еда сможет задобрить их. Но вечер, конечно же, был испорчен. Гости удалились довольно скоро. Их пришлось провожать до выхода из квартиры, чтобы не дай бог не попались миссис Эспозито. Едва Тина вернулась в квартиру, она прислонилась к двери спиной и закрыла глаза, Куини же стояла, оперевшись на стол, сложив руки на груди и покусывая губу.

— Грейвз сожрет меня на работе, — посетовала Тина, отчасти радуясь, что завтра они могут не пересечься из-за того, что у нее была ночная смена.

— Надеюсь, ты уже жалеешь о своем спонтанном решении пригласить их на ужин, — пожурила сестра, став максимально серьезной, от ее доброжелательности перед гостями не осталось и следа.

— Прости, что и тебя в это втянула. — Тина, соединив брови, растерянно двинулась на сестру и попала в ее теплые, понимающие объятия. — С Грейвзом в последнее время все время какой-то абсурд, нам лучше не пересекаться вне рабочего времени. Я пригласила его из вежливости, с языка слетело, не думала, что он заявится, тем более, он ясно дал понять, что у него другие планы. Теперь еще и Чарльз, кажется, злится, кто в здравом уме захочет столь тесной компании Грейвза? — не понимала она что несет.

— Э-э… Тина? — Куини отстранила ее от себя, меж ее бровями залегла тревожная складка. — Я как раз хотела тебе кое-что сказать.

Тина опустилась на стул, потирая ладонью подбородок.

— Что ты услышала?.. Говори сейчас же!

Куини опустилась на соседний стул и захватила ладонь сестры, почему-то не решаясь поднять на нее взгляд.

— Ну, во-первых, злятся они не из-за неловкой ситуации, — наконец начала она. — Точнее, не только из-за нее… Чарльз, он очень быстро раскусил меня, а затем и вовсе… Я слышала в твоих мыслях, что он змееуст, и этот симпатичный прохвост стал думать на парселтанге, и я ничего не поняла. Грейвз тоже в курсе, что я пыталась копаться в его мозгах. Он сообщил мне об этом прямым текстом в своих мыслях в довольно грубой форме и загородился весьма неплохим щитом из лжеобразов.

Конечно, Куини не особо распространялась о своем даре, а сегодня случайно раскрыла его сразу двум волшебникам, об одном из которых она знала катастрофически мало, а второй был вторым лицом в МАКУСА.

— Это плохо… — обессиленно и разочарованно заговорила Тина, понимая, что Грейвз теперь точно будет на ней отыгрываться, а Чарльз в обиде просто забудет о ее существовании.

— Есть еще кое-что. — Куинни коснулась кончика носа костяшкой пальцев и неловко взглянула на сестру.

— Пожалуйста, скажи, что ничего серьезного, — устало покачала Тина головой, — на сегодня достаточно потрясений.

— Ну, смотря с какой стороны посмотреть, — неожиданно весело прокомментировала Куини, видимо, пытаясь приободрить сестру.

— Не тяни уже, что может быть хуже, чем сегодняшний вечер?

Куинни было немного неловко, но затем она неожиданно улыбнулась и, уже сияя привычной улыбкой, тихо прошептала сестре на ухо, словно их могли услышать:

— Кажется, мистера Уилби не интересуют женщины, — едва сказав это, она отстранилась и продолжила в полный голос: — Я видела как между ними летели искры. Они вроде бы были злы друг на друга из-за неловкости, но это было другое. Готова поклясться, что они едва сдерживались, чтобы не… — она запнулась, не желая совсем травмировать Тину. — Поверь, я знаю, о чем говорю, это напряжение было не из-за того, что им претило прятаться. Я знаю, как мыслят мужчины…

Пораженная Тина только смотрела на сестру, не понимая, как такое могло произойти, что самый обходительный в мире мужчина окажется едва ли заинтересован в женщинах, а затем ее осенило:

— Погоди, а Грейвз?.. Он что, тоже?.. — сощурилась она в неверии.

Куини только легонько кивнула:

— Мне жаль, Тина…

Едва они завернули за угол, чтобы сестры не могли видеть их из окон, выходящих на эту сторону улицы, Джоконда остановилась. Грейвз видел, как на ее губах все ярче разгорается улыбка, а затем она и вовсе засмеялась, прислонившись плечом к фонарю. Ее стремительно мокнущие под прохладным вечерним дождём волосы завились еще сильнее.

— Если тебе что-то показалось забавным, расскажи, я тоже посмеюсь…

— Простите, просто реакция на стресс, — продолжая смеяться, да так, что на глазах проступили слезы, выдавила она, точнее Чарльз Уилби. — Что ж, Тина не так проста как кажется…

— А я ведь предупреждал: держать дистанцию, — хмуро парировал Грейвз. — Женщины — очень коварные существа.

— Вот что вы о нас думаете! — пригрозила в его сторону пальцем Джоконда в стиле Жирного Тони. — Мы не все такие.

— И ты — самая не такая? — с иронией ответил он, зная, что в коварстве сестры Гольдштейн проигрывали ей всухую.

— Я использую коварство с целью выживания, и вообще я бы назвала это предприимчивостью. — Оглядевшись вокруг и убедившись, что никто не смотрит, она неожиданно достала свою новую волшебную палочку и сняла с себя трансфигурационные чары, не без удивления заметив: — Надо же, она неплохо слушается меня.

Рубашка немного повисла на ней, а вот узкие брюки были по размеру. Джоконда тотчас развязала галстук и засунула его в карман. Грейвз пока ещё не до конца переварил произошедшее, и сейчас, вновь видя перед собой женщину, незаметно сглотнул, вспомнив в какой тесной ситуации они были. До ближайшего аппарационного тупика было около полумили. Они бы могли аппарировать прямо отсюда, но в переулок зашла какая-то женщина и, пристально оглядев одетую в мужское девушку, поспешила прочь, а Грейвз только привычно закатил глаза, когда Джоконда неожиданно показала ей в спину язык. Что ж, прогулка так прогулка, ему все равно стоило проветрить мозги, слишком напряженный был последний час. Джоконда, бесшумно ступая, шла рядом и тихо хихикала, похоже, ситуация сказалась на ней не слабее, чем на нём. Грейвз заметил, что из-за вечерней прохлады и мелкого дождя она ёжится и то и дело зябко обнимает себя.

Джоконда на мгновение остановилась, залюбовавшись витиеватой вывеской кофейни, и вздрогнула, ощутив как нечто тяжелое опустилось на ее плечи. Она едва удержалась от пораженного взгляда на Грейвза, укрывшего ее своим пиджаком, не понимая, с чего он решил, что она замерзла, но затем обратила внимание, что непроизвольно касается своих плеч. Это, скорее, было проявлением нервозности. Он бы мог применить согревающие чары, но почему-то решил дать ей свой пиджак. Погода и впрямь была прохладной, и Джоконда благодарно улыбнулась, запахнувшись в объемный для ее комплекции пиджак…

— Спасибо.

…Она улыбалась так же, как Чарльз Уилби, оказывается, эта мрачная девушка умела улыбаться и в своем обличье. Грейвз как-то машинально проявил заботу, как наверное, поступил бы с любой другой спутницей.

— Кажется, здесь готовят очень вкусный капучино, — внезапно сказала она и отправилась ко входу, не спросив его мнения.

Он лишь подумал в очередной раз, что оно ей не интересно. Конечно, Джоконда вышла с двумя бумажными стаканами действительно ароматного кофе, один из которых протянула ему. Впрочем, даже возмущенный тем, что его не спросили, он все равно не отказался, а она, не придав значения его как обычно недовольному виду, просто поплыла вдоль по улице, разглядывая вывески небольших заведений и магазинов, уже закрытых к половине девятого вечера. Район был совершенно обыкновенным и ничем не примечательным. Здесь жили средний и низший классы и шикарных авто с натертыми до блеска фарами здесь не встречалось. Улицы выглядели немного устало, как и люди — работяги в спецовках и необъятных одноразмерных комбинезонах, спешащие с заводов домой.

— Не лучшее место для прогулки.

— Можем навестить мою подругу в Центральном парке, заодно немного прогуляться у пруда, — пожала она плечами, видимо, совсем не спеша домой в свой огромный пустой замок.

На удачу он жил совсем неподалеку от пруда, о котором она говорила, и, недолго думая, согласился, хотя не понимал, о какой живущей в Центральном парке подруге идет речь. Джоконда, отсмеявшись и придя в себя, грея руки о стаканчик с кофе, словно забыла, что произошло. Она забыла всю неловкость между ними и как грубо его оттолкнула, и просто проводила время на улице в своем облике, наслаждаясь прохладным летним дождем, который мог испортить дорогой пиджак Грейвза. Он незаметно обновил на них влагоотталкивающие чары и какое-то время молча следовал за ней, пока они не достигли аппарационного тупика и не перенеслись в ближайший к его дому тупик, после чего продолжили неспешную и весьма неожиданную прогулку вдоль центральной аллеи с уже работающими к вечеру фонарями.

— Куини что-то успела о тебе узнать? — наконец, решил осведомиться он, заметив, как она уютно кутается в его пиджак и как будто получает от этого удовольствие.

— Не уверена, вы довольно быстро явились, а затем я просто стала думать на парселтанге, чем сильно ее дезориентировала.

— Ты еще одной волшебнице открылась? — сочтя ее затею безумной, но довольно оригинальной, осведомился он, внезапно увидев в ней нечто новое, но уже знакомое — она была расслаблена и все еще улыбалась — теплой, несвойственной улыбкой, и этим, сама того не зная, становилась похожа на собственную мать в молодости.

Грейвз невольно вспоминал слова Дамблдора: в ней был заключен острый и расчетливый ум отца и нечто, делающее ее приземлённой — способность радоваться простому вечеру в компании хмурого аврора, улыбаться, вдыхая аромат уже остывшего кофе, и выглядеть счастливой без причины — это она впитала от своей матери, которая наверняка была очень доброй и светлой волшебницей. Но такая Джоконда была ему определенно по душе.

— Она и так знала. Мистер Грейвз, она знает всё, что знает Тина. Но я не думаю, что Куини плохой человек. По крайней мере, она таковой не выглядит. Она трудолюбивая и заботливая, очень любит свою сестру.

— А ты так хорошо разбираешься в людях? — подначил он невольно, но не встретил в ответ язвительности.

Джоконда только внимательно посмотрела на него и вновь мягко улыбнулась, словно вовсе не шипела на него подобно змее час назад.

— Ну, в вас же разобралась, — просто ответила она, и он только усмехнулся, испытав даже радость, что она настроена так доброжелательно сегодня вечером.

— И каков мой психологический портрет, позволь спросить?

Она с деланной придирчивостью оглядела его, в шутку, конечно, и это почему-то заставило и его улыбнуться в ответ по-настоящему, хотя обычно все его улыбки сильно граничили с усмешками.

— Вы человек закона, уважаемый и справедливый аврор, — начала Джоконда с положительных моментов, продолжая пристально его оглядывать, и то, как она это делала, не приносило дискомфорта. — Президент оказывает вам много доверия, следовательно, вы его заслужили. Я слышала, что она очень умная женщина, и она не выглядит той, кто будет держать своим заместителем круглого идиота в манипулятивных целях. Я уверена, что она опирается на ваше мнение — вы создаете впечатление образованного и мудрого человека. Я слышала несколько ее речей, но, возможно, могу ошибаться в суждениях, не зная ее лично. Судя по ней, и в вас присутствуют подобные качества: ум и бесспорно большой магический потенциал. Ваши шрамы говорят о том, что по карьерной лестнице вы взлетели отнюдь не благодаря связям, а честным трудом. Вы трудоголик, это очевидно, — продолжала она, а он готов был подписаться под каждым ее словом.

— Что-то еще?

— Давайте закончим на хорошем, — коснувшись его плеча со смешинками в глазах, ответила она.

— Продолжай, раз начала, — разрешающе махнул он ладонью.

— Если только вы потом меня не убьете.

Он подхватил из ее рук пустой стаканчик и, смяв его, прицельно бросил в ближайшую урну, словно мячик для бейсбола — в этом было что-то мальчишеское и несвойственное его образу и возрасту. Кажется, мистер Грейвз тоже сегодня был очень расслаблен.

— Постараюсь не убить, — пообещал он, и Джоконда вздохнула, набрав в легкие побольше воздуха:

— Что ж, позвольте заметить, но вы Нарцисс, мистер Грейвз и знаете, как действуете на женщин, — сообщила она, и он подтверждающе усмехнулся вновь, ничуть не обидевшись. — Вы пользуетесь своим положением и внешностью и умеете очаровывать. Уверена, Пиквери тоже в чём-то попала под эти чары. Вы знаете себе цену и очень за собой следите, что для мужчин вашей профессии большая редкость. Поверьте, я общалась с аврорами, и ни один из них на вас не похож. А еще вы педант и перфекционист до занудства. Вы терпеть не можете, когда криво стоит чашка на блюдце, не выносите пятен от стаканов и используете подставки. Невзирая на заложенное в вас чувство справедливости, вы довольно часто превышаете свои полномочия, но делаете это не из выгоды, а чтобы помочь. При этом вы можете исходить желчью, да так, что вокруг завянут цветы, но лишь потому, что вам приходится идти против своих же принципов или желаний, чтобы поступить правильно. Не думайте, что я не поняла, что сегодня вы появились у сестер Гольдштейн, переживая за меня. Вы никогда не обидите слабого, всегда встанете на его сторону.

— Я не считаю тебя слабой, — уточнил он, не сводя с Джоконды пристального взгляда, словно гипнотизируя ее.

Вот так глаза в глаза, ей было дозволено говорить абсолютно все, а он просто выслушивал. Джоконда мастерски умела подчеркнуть недостатки, но в следующем предложении превращать их в достоинства. Но она не льстила, не пыталась с ним заигрывать и не искала в нем никакого подтверждения своим словам. Она просто говорила честно о том, что видит в нем, и похоже действительно неплохо разбиралась в людях. Вот бы еще разобраться в ней… Но, возможно, именно из-за того, что Грейвз никак не мог сложить о ней мнение, он действительно оказался заинтригован, а сейчас даже игнорировал острые словца, поддаваясь этой непонятной харизме. Она не замечала его выпадов и буквально ставила на место, и хотя другим бы он этого не позволил, она выглядела очаровательно умной и зоркой, а он будто бы ослеп от внезапного желания продолжать слушать ее дальше.

— И все же, вы беспокоились, — подчеркнула Джоконда, все продолжая и продолжая говорить. — Вы бываете довольно замкнуты и общаетесь односложными предложениями, когда вам неловко или же когда вам наплевать на собеседника. В последнем случае можно найти в вас отчетливое высокомерие. Тина вас очень уважает и пытается на вас равняться, и иногда вы позволяете себе грубость по отношению к ней, да и ко мне тоже, что говорит о том, что вы не слишком хорошо умеете слушать и черпаете из разговоров только полезную вам информацию и тщательно дозируете ее. Невзирая на манеры джентльмена, вы иногда забываетесь и можете нарушить правила приличия или же не заметить, что человеку в вашем присутствии некомфортно в той или иной ситуации.

— А сейчас ты говоришь о себе? — сразу же сообразил он, продолжая каким-то необъяснимым образом принимать довольно суровую характеристику.

Джоконда умела красиво говорить — или ему так только казалось. Особенно сейчас, когда в груди снова стало разрастаться это необъятное чувство, неподдающееся логике желание коснуться. Как в квартире сестер Гольдштейн.

— О себе в частности. И вы всегда ждете какой-то реакции на свои поступки, а не получая ее, злитесь и теряетесь, снова становитесь замкнутым и односложным. Наверное, я закончила, — кашлянув в кулак, она посмотрела на него открытым взором, не таящим в себе намерения уронить его достоинство.

— Видимо, я должен извиниться за свое появление в твоей спальне вчера вечером, — ничуть не злясь, рассудил он на удивление миролюбиво. — Похоже, я для тебя открытая книга.

— Отнюдь, — качнула она головой, — я не могу предугадать ваших действий, мистер Грейвз. Ваше милосердие и забота сбивают меня с толку. И эта черта вашего характера для меня пока остается загадкой. Но одно я могу сказать точно — невзирая на некоторые шероховатости характера, вы хороший человек. Из-за того, что вы не терпите лжи, в которую я вас невольно окунула, я не сразу это разглядела, ведь сталкивалась с бесконечным недовольством…

— Отчего же невольно, вполне намеренно, — не согласился он, когда они дошли до пруда и оказались у самой кромки воды.

Дождь прекратился, и в недвижимой глади можно было даже разглядеть водоросли, а Джоконда смотрела на его дом, где тут и там загорались окна, и продолжила диалог только спустя паузу:

— Вот, о том я и говорю. Ложь для вас сильнейший триггер, она превращает вас в монстра. Но в данном случае это целиком и полностью моя вина. Я не знала, с кем столкнет меня М.П.Г., иначе бы не стала начинать со лжи…

— Давай не будем о нем, — коротко попросил он, считая, что Джоконда со своим интеллектом едва ли могла быть такой доверчивой, и это ее доверие незнакомцу сильно нервировало и даже опускало ее в его глазах.

— Хорошо, возможно, поздно, но, мистер Грейвз, извините меня за обман, — она взглянула на него иначе — спокойно, сосредоточенно, без улыбки, словно для нее это было действительно важно.

— Я тебя прощаю, Джоконда, — коротко ответил он, поднял камешек и пустил его по водной глади, а тот совершил целых четыре прыжка.

Джоконда подняла еще один, но ее камень сразу пошел ко дну, она тотчас подняла следующий, но и с ним произошло то же самое. Грейвз видел на ее лице вмиг появившееся раздражение, словно не было ничего в мире, что было ей неподвластно, и это рушило ее представление о собственной всесильности. Едва она со злостью замахнулась еще одним камнем, он перехватил ее тонкое запястье, и она резко и удивленно взглянула на него, на миг даже показалось, что угрожающе. В этой ярости было что-то первобытное и притягательное — так забавно она хмурилась.

— Не пытайся бездумно швырять камни. Бросать нужно горизонтально, почти параллельно воде, под углом не более двадцати градусов: чем меньше, тем лучше. Дело в силе тяжести, — он встал сзади и показал движение ее рукой, а она, ощущая его спиной, только надулась совсем по-детски и даже случайно коснулась его щеки губами, хотя едва ли это заметила; а Грейвз ощутил, что это место обожгло. — Смотри, вот так… Ты никогда не бросала камни в воду, Джоконда? Я видел озеро у Хогвартса…

Она пожала плечами, все еще ощущая тепло его пальцев на запястье.

— Не задумывалась об этом, если я и приходила на озеро, то только чтобы учить трансфигурацию или ЗОТИ.

— Была зубрилой? — поддел он, отпустив ее из невольных объятий.

Она скривилась, покачав ладонью.

— Плюс-минус, но меня взяли в спортивную команду по квиддичу, я даже сыграла один матч за Слизерин и вполне неплохо. В принципе, одно другому не мешало. Например, второй главный староста школы еще был капитаном по квиддичу гриффиндорской команды и тоже отличником, — утонув в воспоминаниях, с теплом вспомнила она, наконец, увлеченно замахнувшись камнем, но не выпустив его, а всего лишь примеряясь.

Грейвз ощущал нечто приятное от осознания, что с ней можно завести дружескую беседу и чувствовал заинтересованность в ее жизни, даже невзирая на весьма сомнительное резюме, а когда она все же решилась бросить камень, то тот совершил три прыжка по воде, спровоцировав его на короткие одобрительные аплодисменты. На улице совсем стемнело, а тучи над Центральным парком стало растягивать в разные стороны. Показались запоздалые звезды, и Джоконда, подставив лицо небу, вздохнула свежий после дождя воздух и выпрямилась, а его пиджак соскользнул с ее плеч на влажную землю.

— Похоже, ты и впрямь легко обучаема, — подняв пиджак и очистив чарами, Грейвз, не придав этому значения, снова предложил его, и Джоконда только повернулась спиной и залезла в рукава.

Это было так обыденно, словно они действительно были близки, и подобная забота не казалась чем-то из ряда вон выходящим.

— Извините за пиджак, мистер Грейвз, — сказала она и после его кивка продолжила: — Учеба — это всё, что я любила в то время, — поделилась Джоконда, — мама очень сильно из-за этого переживала. Для меня это было загадкой, но теперь я, кажется, понимаю. Она думала, что я стану такой же, как он… Ведь мой отец был лучшим студентом.. Она даже метлу в школу прислала в надежде, что я выберусь из пыльной библиотеки. Хорошо, что у меня были друзья, которые заставили меня это сделать. Возможно, я бы и продолжила играть в квиддич, если бы нас не перенесло в прошлое.

— Сейчас ты не кажешься книжным червем, а создаешь впечатление человека, не способного сидеть на месте.

Она была такой открытой сегодня, способной ответить на любой его вопрос, и это сильно импонировало.

— Я изменилась, здесь, в двадцатых у меня не было ничего, кроме стремления исполнить задуманное в письме. Я привыкла к тусовкам, к разгульному образу жизни и общению, на которое раньше была неспособна. Я всегда считала себя интровертом, — она на миг задумалась и посмотрела на него вопросительно, — не знаю, существуют ли в этом времени определения психотипов человека.

— Существуют, лет десять как, слышу довольно часто, — подтвердил он. — А сейчас?

— Как была интровертом, так и осталась, только научилась подстраиваться, да и Чарльз Уилби помог. Иногда проще почувствовать себя другим человеком, нежели пытаться выдавить из себя что-то новое.

Он тоже взглянул в звездное небо, но не разглядел ни одной, его взгляд был совершенно расфокусирован.

— Это правда, раньше мне казалось, что ты действительно становишься другим человеком, но сегодня я впервые увидел, что ты и Чарльз — это одна личность. Признаться, я думал, что у тебя некое психическое расстройство, и рад видеть, что это не так. Надеюсь, это не прозвучало грубо.

Она состроила возмущенное лицо, но затем он понял, что это была всего лишь шутливая ужимка.

— Мистер Грейвз, вы впервые справляетесь о моем отношении к вашей грубости, — ахнула она.

Он засунул руки в карманы, с досадой посмотрев на налипшую на ботинки грязь и незамедлительно очистил мыски невербальным заклинанием, прекрасно зная, что через пару шагов по влажной земле они снова испачкаются. Грейвз понял, насколько точно описала его педантичность Джоконда. Она видела его насквозь.

— По-твоему, я настолько грубиян?

— Временами, — без зла заметила она, вновь очаровательно улыбнувшись, глядя на его манипуляцию с обувью, — но я рада, что мы с вами способны на цивилизованный разговор, мистер Грейвз. Обычно наше общение скатывается в обмен колкостями.

— Я тоже интроверт, Джоконда, и не терплю, когда вмешиваются в мою жизнь, а ты в нее ворвалась тайфуном, забирая на себя слишком много внимания.

Они стояли очень близко, и это не смущало:

— Интроверт с проступающими замашками социофоба, — не преминула поддеть она шутливо, хотя, конечно, так не считала.

— Социофобом меня еще не называли, — вновь без зла сказал Грейвз, глядя на то, как она, не опасаясь грязи, роет землю мыском наверняка дорогих туфель Чарльза Уилби.

Он вдруг заметил, что она начала прятать взгляд, что с ней обычно не случалось. Джоконда была не робкого десятка, но сегодняшний вечер, вышедший спокойным и от этого странным, кажется, превратил ее в обычную девушку, которой просто недоставало понимания от равного себе — волшебника. Ей не хватало человека, с которым она могла просто поговорить о жизни, возможно, поэтому она так отчаянно тянулась к Тине. Такая Джоконда располагала к себе, ее интересно было слушать, ее оказалось интересно узнать. Наконец, она сняла все свои маски. Он к этому, конечно, не стремился, но всё же был рад узнать ее чуточку лучше. Она все еще смотрела куда-то вдаль, игнорируя его прямой взгляд, и тогда он просто захватил ее подбородок пальцами и вынудил посмотреть ему в глаза. Это прикосновение было спонтанным, и оно, кажется, заставило её испытать чувство неловкости, от которого стоило избавиться.

— Ты решила, что ты будешь делать с получением новых документов?

Он убрал руку от ее лица и пристально смотрел ей в глаза, гадая, как она поступит, стушуется ли? Закроется? Отступит? Но она вновь смотрела прямо, не собираясь поддаваться его манипуляции.

— Пока нет, мистер Грейвз. Я в растерянности. У меня впервые нет инструкций. Как вы и сказали, сейчас передо мной могут открыться любые перспективы, но мне нужно хорошенько всё обдумать. И, конечно, я бы хотела жить как женщина, ведь я ей являюсь, — зачем-то подчеркнула она. — Я думаю, что смогу вложить средства в легальный бизнес.

— Что за бизнес?

— Текстиль, — задумчиво проговорила она с паузой, — кажется, до сороковых годов наша семейная фабрика принадлежала роду Блэков, мама рассказывала… Потом перешла к Малфоям, а затем к ней. Я неплохо разбираюсь в этой отрасли. Ох, конечно, эти фамилии вам ни о чем не говорят, — заболтавшись, отмахнулась она, практически касаясь его — настолько близко они находились, что такими едва ли наполненными смыслом речами выдавала свой дискомфорт, и почему-то Грейвзу нравилось так влиять на нее.

Не разрывая зрительного контакта, он вновь потянулся ладонью к ее лицу, коснувшись скулы, ощущая происходящее логичным продолжением этого теплого вечера. Ему нравилось общество Джоконды и нравилась ее нежная девичья кожа, он был так близко, всего пара дюймов, и хотел вдохнуть ее аромат и коснуться щеки кончиком носа — он это отчетливо осознал еще в той неловкой ситуации дома у Голдштейн. Эта мысль не отпускала его ни на секунду. И даже пропасть в возрасте не стала бы помехой. Без косметики, без подчеркивающей женственность одежды и аксессуаров она все равно была красива. Другой он ее не знал. Всего на миг показалось, что она потянется за его прикосновением, но Джоконда замерла, сомкнув пальцы на кольце под рубашкой — непроизвольно ища защиты у своего прошлого или черпая в нем силу. И он не стал продолжать, понимая, что, возможно, перешел черту, а еще окончательно уверившись, что эта молодая женщина ему небезразлична. Это было спокойное чувство, не такое, как в молодости, когда от гормонов бушует все нутро, но оттого не менее притягательное, но Грейвз даже был рад тому, что она не поддалась на очевидную провокацию, не позволила ему проверить свои ощущения.

— Уже поздно, я, наверное, аппарирую домой, — неловко произнесла она, заправив выбившийся локон за ухо и вновь отведя взгляд.

Он почувствовал, что неправильно интерпретировал ее сигналы. Грейвз, с его холодным разумом, редко задумывался о чувствах других и, даже осознав, что поторопился, не испытал неловкости, а лишь позволил ей “сбежать”. Он принял свой пиджак из ее рук, все еще наблюдая непривычную суетливость в ее поведении.

— Спокойной ночи, Джоконда, — без интонаций сказал он, а затем внезапно вспомнил: — А что за подруга, живущая в Центральном парке?

— Мистер Грейвз, мне казалось, что вам еще рано жаловаться на память, — поддела она с улыбкой, словно выставив барьер, но это позволило ей, наконец, встретиться с ним взглядом, — это черная мамба, она обитает в местном террариуме. Что ж, спокойной ночи…

Никого не было на пару сотню футов вокруг, и она просто растворилась в воздухе с негромким хлопком, оставив его в одиночестве смотреть в темень ночного неба со странным послевкусием после этого разговора. Грейвз постоял так еще немного, а затем и сам аппарировал домой отчего-то в приятном настроении, невзирая на нервный ужин в обществе сестер Голдштейн.

* * *

Джоконда не помнила себя в таком состоянии. Ей было жарко, она аппарировала в спальню, с благодарностью заметив графин воды на тумбочке, заботливо оставленный слугами. Осушив целый стакан, она утерла губы рукавом рубашки, не заметив как сильно испачкала грязной обувью дорогой персидский ковер. Если бы она позволила, Грейвз бы непременно поцеловал ее, и, возможно, ей бы этого хотелось. Мистер Грейвз был весьма уверенным в себе мужчиной и, как она точно описала, прекрасно знал, как влияет на женщин, но Джоконда не сомневалась, что с ней этот номер не пройдёт. Увы, выработанная тремя годами жизни в теле Чарльза Уилби невозмутимость дала сбой, она знала, что проявила слабость, открывшись ему этим вечером и показав себя настоящую. Сложно было сказать, что послужило спусковым крючком к такому открытому разговору, но сейчас она была в растерянности и даже не осознавала, что продолжает сжимать нежное помолвочное кольцо под рубашкой. Она внезапно сняла его с шеи и стала рассматривать, не понимая, что ее так сильно растревожило. Гидеон остался в прошлом, она давно с этим смирилась, но конечно не забыла. Прошло три года с его смерти и, возможно, стоило жить дальше, но только это кольцо помогало ей держаться в прошлом и спасало в особенно трудные времена, а сейчас оно оказало неожиданный эффект — ей показалось, что кожаный шнурок обжег шею, словно наброшенная удавка. И от этого становилось нестерпимо тяжело в груди. Джоконда не была глупа и, конечно же, не придала симпатии Грейвза особого значения. Просто он был мужчиной, и атмосфера Центрального парка, опустевшего из-за дождя, сделала свое дело. У нее не было мыслей о том, что он намеренно провоцировал ее, и все же, в ее представлении, этот серьезный человек не должен был поддаться минутному искушению. Это было неправильно, и в то же время заставляло сердце отбивать чечетку. Джоконда была слишком увлечена составлением образа Чарльза Уилби в последние три года и совершенно забыла, что значит чувствовать и желать как женщина. И она испытывала это желание, совершенно себя не понимая.

Душ не помог снять напряжение, и она твердо решила, что какое-то время им лучше не видеться, а еще очень сильно злилась на М.П.Г.: “нужный человек” — так он назвал мистера Персиваля Грейвза, подчеркнув его должность в МАКУСА, и в этом письме не было ни намека на нечто, что заставляло Джоконду отчаянно краснеть, зарываясь в одеяло. Неужели именно так она должна сблизиться с ним? Стать его любовницей? Она почему-то была уверена, что Грейвз должен быть наставником, проводником в этом времени, как стал им Дамблдор в семидесятых, и то, что происходило сегодня вечером, никак не вписывалось в её ожидания.

Джоконда уснула беспокойным сном, вспоминая, как он пришел вчера вечером и просто разбудил ее, как он коснулся ее лица, чтобы убрать прядь волос. И каждую секунду она все больше желала вновь почувствовать аромат его парфюма и боялась, что не сможет более изображать невозмутимость… Эти новые чувства сбивали с толку, и ей было сложно признаться самой себе, что Грейвз ей действительно интересен, и этот интерес был далеко за пределами наставничества. То, как он смотрел на нее, заставляло ощущать себя женщиной — чувство давно позабытое, чувство, по которому Джоконда, признаться, скучала. Чем же это было и к чему приведет, она не знала, но всё же, в глубине сердца поневоле зарождалась глубокая симпатия к мужчине, сильно влияющему на ее судьбу в этом времени…

* * *

Нью-Йорк, сентябрь 1923 г.

Это было крупное дело. Волшебник за которым МАКУСА во главе с Персивалем Грейвзом гонялись без малого четыре месяца, ввозивший в США темномагические артефакты под видом редких ценностей и предметов истории — картин, винтажных зеркал, китайских ваз, вмещающих в себя опасных духов — наконец позволил напасть на свой след. Он устранил нескольких весьма важных политических деятелей немагического мира, и потому к новому президенту США, пришедшему на смену безвременно ушедшему Гардингу, должны быть приставлены агенты Конгресса, способные выявить магию и защитить его. Президент до сих пор не знал о существовании магического мира, Пиквери медлила, решив сначала покончить с угрозой его жизни. Глава Отдела магического сотрудничества и дипломат по связям с немагическим миром мистер Пилигрим был категорически против утаивания, но Грейвз был солидарен с Пиквери: не стоило начинать знакомство с объявления, что президенту Калвину Кулиджу угрожает опасность от внезапно открывшихся “друзей” из магического мира.

Пилигрим же, человек почтенного возраста, действительно связанный с отцами-пилигримами — первыми переселенцами в США, находил это решение абсурдным, а свое недовольство выплескивал на Грейвза, избегая гнева Пиквери. Пилигриму Серафина очень доверяла, наделив почти такими же полномочиями, как и своего заместителя, но все же, Элайджа Пилигрим был уже очень стар, к тому же вреден, и его закостенелая праведность и неспособность мыслить по-современному уже давно оттеснили его на второй план. Скорее бы старый лис ушел на пенсию, счастье, что он согласился взять под свое крыло нескольких стажеров, одному из которых предстоит в будущем занять его место. Между двумя доверенными лицами президента МАКУСА всегда было противостояние, однако Пиквери ценила обоих. Ей нужны были оба, сталкиваясь во мнениях, они помогали ей принимать правильные решения.

Грейвз во главе с элитой подразделения авроров в ходе длительного расследования обнаружил логово опасного волшебника, цели которого до сих пор были не совсем ясны. Тот убирал политиков, в основном республиканцев, и в этом было что-то зловещее. Зачем волшебнику столь изощренными способами вычищать немагическое правительство? А в изобретательности убийств не было сомнений. Полтергейсты, принесенные в их дома с элементами декора — старинными полотнами, древними зеркалами или даже индийскими коврами, украшающими стену, сначала никак себя не проявляли, а затем начинали являться во снах домочадцев, некоторым удавалось завладеть их телами и творить бесчинства, и поначалу такие убийства — жена нанесла мужу двенадцать колотых ран, или же сын поджег дом, не привлекали внимание МАКУСА, но в немагических газетах Соединенных Штатов с завидным постоянством стали появляться заметки о кровожадных призраках, а одного даже удалось запечатлеть на фотографии. Она была опубликована в “Нью-Йорк Таймс”. Дом сенатора Массачусетса, ребенок, стоящий у окна, а за его спиной тощий полупрозрачный силуэт мужчины с редкими клоками волос и горящими белесыми глазами. Связь была очевидной, это происходило с важными правительственными шишками.

Поросшее облысевшим к зиме плющом поместье неподалёку от Лейкридж-Хайтс в пригороде Мидлтауна в Коннектикуте было окружено плотным магическим щитом — волшебник постарался на славу, охраняя свое логово от зорких глаз МАКУСА. Едва барьер треснул под натиском магии пятнадцати авроров, неудержимо продвигающихся к поместью, началась быстрая и грязная атака. Парадная дверь дома с давно нечищеными ото мха стенами была сорвана с петель Бомбардой и отлетела в сторону. Часть авроров рассредоточилась по периметру, наводя антиапарационный щит, а двое во главе с Грейвзом ринулись внутрь. Грейвз всегда доверял своим инстинктам, и увиденное сразу ему не понравилось: пустынный холл с занавешенными простынями предметами мебели создавал впечатление едва ли обитаемого дома. Каменная пыль от Бомбарды успела застлать пол.

— Холодно. Помещение не отапливается, — выпустив ртом облачко пара, рассудил Грейвз и кивнул Абернети, чтобы тот проверил соседнее помещение.

— Сэр, лестница вниз, — доложил Тирренс и, подсвечивая путь Люмосом, они отправились в подвал.

С каждой ступенью Грейвз становился всё мрачнее и мрачнее, понимая, что наводка оказалась фальшивой. Он смахнул с рукава плаща пятнышко пыли, уже предвкушая недовольство Пиквери. Ожидая напороться на преступников, Грейвз даже мысленно перебрал все известные ему боевые заклинания, как делал перед любым заданием, тренируя память. Невзирая на то, что он был человеком разумным и старающимся вступать в диалог вместо размахивания волшебной палочкой, ему давно не попадалось сложных боевых операций, где он мог бы показать свой магический потенциал.

— Сэр, я засек движение и магию, — Тирренс остановился у двери с детектором в руках и еще раз прошелся по ее периметру. — Возможно, какие-то охранные чары.

— Экспекто Патронум, — совершив изящный пасс палочкой, произнес Грейвз, и с ее кончика, издав боевой клич, сорвалась внушительных размеров птица — белоголовый орлан, символ США и МАКУСА — наверное, самый патриотичный из возможных патронусов.

Птица, взглянув в глаза хозяина, словно осознанно кивнула и пролетела сквозь дверь, принимая на себя удар от возможных проклятий, которые могли на нее подействовать. За дверью раздались щелчки и грохот. Окружив себя заклинанием щита, авроры, наконец, отворили дверь, чтобы увидеть перед собой несколько воткнутых прямо в пол копий. Кажется, они среагировали на движение. В круглом каменном помещении, больше похожем на нутро огромного колодца, было темно и пусто, не считая стоящей посередине огромной вазы с азиатской росписью и занавешенного полотном резного шкафа.

Грейвз сдёрнул полотно и прошелся пальцами по руническим символам на темном дереве, на них осталась пыль.

— Темная магия вокруг этого предмета, сэр, — сообщил Тирренс, скрипя детектором вокруг напольной вазы.

— Отправить в Конгресс и изучить, — сухо бросил он. — Не касаетесь, вызовите артефактологов.

Грейвз почувствовал вибрацию, исходящую из шкафа, а также свист не пойми откуда взявшегося ветра, когда внезапно дверь шкафа открылась и оттуда повалил зеленый туман, а его патронус, потеряв связь с хозяином, с предупреждающим криком растворился в воздухе.

— На улицу, быстро! Это ядовитый газ. — Укрывая нос и рот рукавом плаща, Грейвз буквально за шкирку вытолкнул Абернети и Тирренса на лестницу, когда прямо перед его носом закрылась дверь, закупорив его в помещении, заполняющимся смертельно опасным веществом.

Отпирающие чары не сработали, это была ловушка.

— Снять антиаппарационный барьер немедленно! — рявкнул Грейвз в дверь, стараясь сохранять самообладание.

Он успел применить несколько чар, включая развеивающие, но газ продолжал валить из шкафа, и ему становилось тяжелее дышать. Глаза застлали слезы, ваза на полу стала подрагивать, дребезжа крышкой, из-под которой начало выбиваться яркое голубое сияние.

— Сэр, одну минуту, сэр, и барьер будет снят! Держитесь!

Грейвз понял, что газ послужил неким катализатором для находящегося внутри вазы содержимого, и это что-то раскалялось добела.

— Прочь из дома, немедленно! — воскликнул он.

Грейвз начал ощущать, как слабеют ноги, но старался оставаться в сознании и быть максимально сконцентрированным. Свет из вазы сильно бил по глазам, и он закрыл их, прощупывая дыры в защите дома, которую они сами наложили, соблюдая протокол на случай побега преступника. Секунды тянулись слишком медленно, сил оставалось все меньше, но Грейвз верил в своих коллег, и что они успеют уничтожить чары с максимальной скоростью, тем более зная, что он заперт внутри. Свистящий звук из вазы становился все громче, когда комната уже потонула в ярчайшем сиянии, и Грейвз, все еще пытаясь аппарироовать, понял, что у него совсем не осталось времени…

— Быстрее, все как можно дальше от дома! — размахивая руками, привлекали внимание Тирренс и Абернети, присоединившись к тем, кто снимал барьер.

Каждая секунда была на счету, они видели, как из дымоходов поместья вырывается яркое голубое свечение, и старались действовать как можно скорее. Из-за холода дрожали руки, но Тирренс и Абернети были слаженной командой, они не дрогнули и не струсили, бросившись наутек вместе с остальными, когда засветились и окна. Их наставник все еще находился внутри, он не единожды рисковал собственной шкурой, спасая их, и они обязаны были отплатить тем же, невзирая на то, что дом, кажется, вот-вот собирался взлететь на воздух. Происходящее внутри: дребезжание стекол и дрожащие стены, сбрасывающие с себя куски камней, уже давали намеки о том, что было слишком поздно, но они не сдавались, стояли до последнего. И когда антиаппарационный щит, наконец, поддался, дом за ними стал проседать, ревя, словно иерихонская труба, и извергая в пасмурное осеннее небо столп голубого пламени.

Абернети и Тирренса отбросило взрывной волной, с них синхронно слетели котелки, словно пробки из бутылок шампанского, и они упали на землю, а в ушах возмутительно засвистела тишина. Взрыв лишил их слуха. Авроры бежали навстречу, и на лице каждого горел испуг за старших по званию. Мэриголд что-то говорил, но они не понимали, не могли услышать. Тирренс ощутил как нечто теплое стекает за воротник рубашки, коснувшись ушной раковины, он обнаружил кровь, а затем его чуть расфокусированный взгляд заметил фигуру поодаль. Человек едва стоял на ногах, а затем, пошатнувшись, упал вперед лицом, не успев выставить перед собой руки.

— Мистер Грейвз… — узнав силуэт, произнес Абернети, но не услышал собственного голоса.

* * *

Нью-Йорк, 1 декабря 1923 г.

Было ощущение, что веки слиплись клеем или просто разучились моргать. Тело сковала болезненная тяжесть, любое движение приносило боль, ощущалась утомительная, раздражающая слабость, но Грейвз все же нашел в себе силы прийти в себя, но едва ли — подняться. Глаза отказывались фокусироваться, да и не на чем было. Кругом темень, лишь в отдалении виднелся небольшой источник света — кажется, фонарь за окном. Хорошо же его приложило, раз он очнулся только к ночи. Тело было чужим и не слушалось, и все же, Грейвз смог сесть на постели, помогая себе дрожащими руками. Больше всего он ненавидел слабость, особенно в себе. Он и не сомневался, что очнется в больнице после такой передряги, и последнее, что помнил, как успел аппарировать из превращающегося в руины дома, а затем, увидев, что его коллеги в порядке, погрузился в темноту. Они попали в ловушку, счастье, что успели выбраться, счастье, что он сам жив. Грейвз держал в голове иную дату собственной смерти, потому был напуган лишь наполовину и только терпеливо ждал, пока снимут антиаппарационный барьер.

На тумбочке стояли зелья и букет ромашек — наверняка от Молли, она очень любила эти цветы и принесла в палату что-то, связанное с собой, чтобы показать, что всегда готова его поддержать. Странная стопка глянцевых бумажек, похожих на книжные закладки, лежала возле букета, на вскидку — не меньше шестидесяти. Это были купоны на кофе из кофейни в столовой МАКУСА. Странный жест, однако заставивший Грейвза улыбнуться. Давно он уже не ощущал такого — отлежал каждую мышцу, и даже потянулся с болью, прежде чем постараться встать, что получилось не сразу. Похоже, ему сильно досталось. В палате не работал выключатель, а волшебную палочку наверняка забрали на хранение с вещами, и потому Грейвз решил подойти поближе к окну, ковыляя, словно русалка, едва обретшая ноги. Поднеся медкарту на свет фонаря, силясь хоть что-то разглядеть, он нашел сведения о сильном темномагическом проклятии, повреждении мозга и нервных связей, а также информацию о коме и дату последнего осмотра — первое декабря двадцать третьего года. Он только ахнул, даже потер глаза и тотчас обратил взгляд на укрытую тонким одеялом снега улицу, готовящуюся к затяжной Нью-Йоркской зиме.

— Прошло почти три месяца… — только просипел он не своим голосом.

Еще никогда прежде он не выходил из строя так надолго, да для него это и вовсе был один миг! Но три месяца? Насколько серьезным было то проклятие? Тот дом… он светился изнутри, а эта ваза… Что же было в ней?

---

Примечания:

Ну все, очевидно, идет к большой и светлой, как говорится. Надеюсь, читателям, как и мне, нравится эта пара. Продолжаю торчать от этого арта: https://sun9-6.userapi.com/impg/Izo9SkkHwSu-HhyPwsmSG0oBWl6gJIP31cXMBQ/nxxtlU9oRIk.jpg?size=640x950&quality=95&sign=57bf0060e587bb3a29853acb82e03605&type=album

Утро не принесло новых ощущений, запрыгавшие вокруг него колдомедики сильно раздражали, но кажется, они были рады его пробуждению. Грейвз, оказывается, был при смерти и никто не рассчитывал на то, что он когда-то придет в себя. Темномагическое проклятие, то голубое сияние, впиталось в него и высасывало жизненные силы, а он и не знал, что все эти три месяца боролся за жизнь. Пиквери навестила его первой и единственной, словно подчеркнув его значимость, и сообщила, что никто так и не был назначен на его должность, а Абернети временно исполнял его обязанности. Кажется, Серафина вздохнула с облегчением, увидев его в добром здравии и в этой нелепой больничной пижаме в полосочку. Она мало говорила о том, что происходило в США во время его отсутствия, но не выглядела напряженной. Следовательно, Америка спала спокойно. Или же она просто пока не хотела его беспокоить. Колдомедики кружили вокруг него день и ночь, пичкая зельями, и, только убедившись, что он полностью здоров, отпустили домой. Грейвз попросил больше никого к нему не пускать, ведь не любил чувствовать себя нездоровым и вызывать жалость. Он уныло взглянул на завядшие ромашки Молли и, зачем-то захватив купоны на кофе, вышел из больницы преподобной Джорджианы и аппарировал домой, обнаружив там трехмесячный слой пыли.

Целых три месяца прошло, он негодовал. Серафина была скупа на новости, интересуясь его здоровьем. На вопрос, поймали ли они преступника, она только покачала головой, обмолвившись лишь, что они все же приняли решение открыть магический мир новому президенту США. Пилигрим победил, потому что Грейвз не выполнил свою работу и не поймал преступника, и сейчас из-за этого чувствовал себя бесполезным. Такое чувство нужно было искоренить, ему дали три дня на отдых дома, но следующим же утром после выписки он явился в Конгресс, не желая следовать предписаниям врачей. Его встретили молча, словно увидели призрака, хотя наверняка к положенному дню возвращения к должности его бы ждало колоссальное празднество. Молли бы не упустила шанса наводнить его кабинет воздушными шарами. Взгляды замерших коллег, увидевших его на входе в отдел, были весьма красноречивы. Из дальнего угла, где сидел Тунчи, послышался хлопок, затем второй, и вот, поймав волну, весь отдел, состоящий из пятидесяти двух авроров, разбросанных по опенспейсу, уже был на ногах и встречал шефа аплодисментами и посвистыванием. Для него прошло всего мгновение, а для них как будто целая вечность, и, кажется, это внимание приободрило его.

Его хлопали по плечу в знак поддержки, Молли, встречая его у двери в его кабинет, пустила слезу, Гольдштейн только стояла с сияющей улыбкой, хотя, дай ей волю, она бы, возможно, набросилась на него с объятиями.

Абернети возник прямо перед его носом, загородив собою дверь, и завел шарманку по поводу его выздоровления, подав взглядом Молли какой-то сигнал. Та сразу же скрылась в кабинете, и Грейвз понял, что мало кто рассчитывал, что он явится на работу так рано, а в его кабинете теперь покоится барахло Абернети. Абернети всегда был амбициозным аврором и наверняка рассчитывал на постоянную должность, но все же и в его глазах виделась искренняя радость. Грейвз знал, что тот не моргнув глазом сможет рискнуть своей жизнью ради него.

Кабинет встретил его ароматом сигарного дыма, ведь его заместитель курил как паровоз, считая, что с сигарой выглядит внушительно, хотя это было не так. Молли только затолкав в свою дамскую сумочку, наверное, расширенную заклинанием, нечто необъятное, похожее на аксессуар в виде наковальни с молоточком, лучезарно улыбнулась, скрыв все следы пребывания временного хозяина.

— Мистер Грейвз, я так рада вас видеть. Абернети просто невыносим, — посетовала она.

У нее все еще были покрасневшие глаза.

— Не стоит плакать, а то я как будто на собственных похоронах, — он поддерживающе коснулся ее предплечья. — И спасибо, что присылали цветы. Я ценю это.

Кажется, его благодарность только сильнее растрогала эту милую девушку, и она, убрав очки на голову, утерла проступившую слезу.

— Сэр, я рада, что вы живы, действительно рада, — искренне отозвалась Молли, и тут он заметил некоторые изменения в ее облике.

— Вы сменили прическу?

Она, всхлипнув, забавно поправила рыжие кудряшки, отросшие до плеч, хотя всегда предпочитала ультра короткое каре. Платья прямого кроя, которые носили все женщины, едва вылупившись из корсетов несколько лет назад, сейчас были в моде, но и здесь Молли удивила — она подчеркнула тонкую талию поясом.

— Кажется, мода меняется, мистер Грейвз, — сказала она, вновь напомнив ему, что он слишком много времени провел в отключке. — Простите, сэр, не предложила сразу. Вы хотите кофе?

— С радостью, мисс Хэмсворт, — улыбнулся он, как обычно при ней сбрасывая маску сурового аврора. — Кто-то присылал мне в больницу купоны, судя по всему, чуть ли не каждый день. — Он достал стопку из кармана и половину передал ей. — Это были вы?

Но Молли только озадаченно покачала головой.

— Нет, сэр, только ромашки.

— Не важно, — обронил он, — возьмите и себе, и я очень хочу знать, что же происходило за время моего отсутствия.

— Конечно, мистер Грейвз, — просияла она, ощутив свою значимость, — я мигом.

Молли была всего лишь секретаршей, но, как повелось, секретари впитывали в себя очень много слухов, а она была из тех, что при этом никогда не болтала лишнего про своего шефа. Она очень уважала его, и Грейвз даже не знал, чем заслужил такое отношение. Но и он ей очень доверял, и знал, что может на нее рассчитывать…

* * *

Кроме нескольких раскрытых висяков и добавившихся новых, в целом, в отделе изменений не произошло — платье и прическа Молли не в счет. А вот то, что происходило за пределами обители аргусов и авроров, было уже интереснее. Президент США, Калвин Кулидж, судя по всему, едва не выкинул в окно Пилигрима, его спас сопровождавший его стажер. Изначально, по словам Молли, стажеров было пятнадцать человек, отобранных из выпускников академии МАКУСА, правоведов, историков и авроров, из амбициозных сотрудников Отдела магического сотрудничества и даже личный помощник Пиквери — Лино Кастеллано, засидевшийся в секретарях, несомненно, умный и талантливый сотрудник — эмигрант из солнечной Италии.

Грейвзу было не назначено, но все же он сразу пошел к Серафине, чтобы доказать, что снова в строю и, несомненно, готов получить свежие сведения и указания к работе. Отражение стеклянной перегородки лифта показало, что он пришел в норму — гладко выбрит и пострижен на привычный манер — виски на семь миллиметров, и как всегда зачесанная назад макушка. Грейвз разве что немного исхудал, это он определил по одежде с утра, пришлось подогнать ее по размеру чарами. Самочувствие тоже было оптимальным, и поэтому он рассчитывал, что президент будет рада его скорейшему, насколько это возможно, возвращению на пост.

— Рыжий, этаж управления конгресса, — приказал он гоблину в сюртуке, и тот потянул рычаг управления лифтом.

— А, мистер Грейвз, рад вас видеть, — проскрипел он. — Все жалуются на Абернети, он довольно деспотичен.

— Три месяца назад все жаловались на меня, — усмехнулся Грейвз.

— Если выбирать, то все бы выбрали меньшее из зол.

— Спасибо за нелестную характеристику, — спокойно ответил он, хотя уже давно привык, что этот гоблин обладает довольно скверным характером, впрочем, как и любой другой представитель его расы.

— Всегда пожалуйста, сэр, — как ни в чем не бывало отозвался Рыжий и снова потянул рычаг, когда кабина лифта добралась до нужного этажа почти под самым заколдованным потолком, с которого летели хлопья снега.

В застеленном красной дорожкой коридоре было довольно тихо, не считая издающей звуки зачарованной печатной машинки на пустующем столе ресепшна, похоже, Лино действительно вознамерился взлететь по карьерной лестнице и стать заменой Пилигриму, лишив госпожу президента толкового ассистента. Мазнув взглядом по эмблеме белоголового орлана над столом Лино, Грейвз направился прямиком в кабинет Пиквери и постучал.

Оттуда донеслось приглашающее “войдите”, и Грейвз, прочистив горло, коснулся ручки. В кабинете была не только Пиквери, но и Пилигрим — он сидел в кресле, сложив ладони на своей трости, в которой была спрятана волшебная палочка. Также здесь был и Лино, но явно не в качестве секретаря. Трое что-то обсуждали, однако на журнальном столике находилось четыре чашки с кофе, на четвертой были отчетливые следы красной помады.

— Персиваль, рада видеть вас в строю, но не рано ли вы вышли на работу?

— Ничего не мог с собой поделать, — подарил он ей одну из своих приятных улыбок. — Элайджа, Лино, — кивнул он сухо.

— Нам вас не хватало, — без интонаций заметил Пилигрим, однако Грейвзу отчетливо слышалась ирония — тот едва ли мог по нему скучать.

— Вы как раз вовремя, мы обсуждаем дальнейшую стратегию в отношении президента США. Единственная встреча с ним не принесла нам радужных перспектив к сотрудничеству.

— Насколько все плохо? — осведомился Грейвз, заняв одно из кресел и всё еще исследуя чашку кофе напротив; кто-то покинул их посреди разговора.

В этот момент дверь отворилась, и Грейвз обернулся, чтобы буквально застыть на месте. Неся перевязанную шнурком папку с документами, в кабинет вошла Джоконда Уинтер на высоких шпильках и в деловом костюме с юбкой-карандаш, цвет помады на ее губах сообщал о том, что четвертая чашка принадлежала ей. По ее расширившимся на миг глазам было понятно, что она едва ли ожидала встречи, но она быстро собралась и, передав документы Пилигриму, протянула ему ладонь.

— Мистер Грейвз, полагаю, — она протянула изящную ладонь для рукопожатия, и ему пришлось встать, чтобы поприветствовать ее. — Поздравляю с выздоровлением.

— Мисс Пруденс Мерфи — одна из стажеров Элайджи. Они с Лино — единственные, кто остался из потока, — пояснила Пиквери.

— Не самые сообразительные, но выбор был невелик, на фоне остальных идиотов они, конечно, выигрывают, — подтвердил тот, а Пиквери засмеялась в ответ на подобную характеристику:

— Ты слишком жесток, сделать из них достойных — полностью в твоих силах. Ты наставник, а не надзиратель. За Лино могу поручиться, он схватывает на лету.

Элайджа позволил себе отправить в сторону президента острый взгляд, призывая ту не вмешиваться в его дела. Он и так был одной ногой на пенсии, и потому наверняка держал своих стажеров, из которых действительно остались самые стойкие, в чёрном теле.

— Я не стану делать его заместителем, если вы будете так откровенно его протежировать. Я не выношу такого. Я выберу лучшего сам, когда придет время, — он почему-то посмотрел на Джоконду, возможно, из чистой вредности выделив ее.

Почтенный возраст, однако, не должен был позволять ему общаться с Пиквери в таком тоне.

— За три месяца ничего не изменилось, ты все такой же хам, что недозволительно для парламентера между президентами магического и немагического сообществ, — сощурившись, заметил Грейвз, ничуть не стесняясь присутствия его стажеров.

Он внезапно вспомнил, что Джоконда и о самом Грейвзе так отзывалась, давая ему характеристику тогда у озера. Грейвз всегда стоял на защите Пиквери и никому не позволял относиться к ней неуважительно, за что однажды удостоился чести быть названным президентской шавкой — из уст Пилигрима, конечно.

— Сторожевой пес на посту, — усмехнулся Элайджа и внезапно расплылся в доброжелательной улыбке, а затем усмехнулся и искренне сказал: — С выздоровлением.

— Спасибо, — поблагодарил Грейвз, вновь понимая, что эти их отношения “на грани дружбы и ненависти” всякий раз шокировали окружающих.

Джоконда переводила взгляд с одного на другого, едва ли что-то понимая. Последний раз он видел ее в конце июля в книжном магазине на Санни-стрит. Она изучала юриспруденцию, вознамерившись закончить образование, которое начала Пруденс Мерфи в Британии до своей гибели. Они выпили кофе, случайно столкнувшись, и более не виделись. Тогда она все еще носила трансфигурированные мужские костюмы, как будто и не старалась изменить свою жизнь. Она продала свой алкогольный бизнес и выкупила старую фабрику по изготовлению ковров, намереваясь осуществить свой план и открыть производство одежды. После той ситуации на озере она редко попадалась ему на глаза и, кажется, с головой ушла в учебу и работу. Лишь однажды, испытав некий порыв, он отправил на ее зачарованную монету предложение о встрече, но не получил ответа. Грейвз совершил ошибку, решив перейти грань дозволенного. Его симпатия была безответной, а отношения стоило оставить в статусе деловых.

Сейчас же Джоконда выглядела совсем иначе, с идеально уложенными блестящими локонами, легким макияжем, красной помадой, на каблуках и в обтягивающей офисной юбке — молодая, красивая и, главное, ухоженная женщина. Как сильно она изменилась, и как быстро пробралась в МАКУСА… Да еще и в кабинет к самой Пиквери! Это, признаться, несколько нервировало Грейвза. Он знал ее пробивной характер, но Джоконда посягала на его территорию, и это ему не понравилось, а еще она была в команде этого старого засранца.

— Итак, вернемся к вопросу, Элайджа, — кашлянула в кулак Пиквери, успев устать от их колкостей.

Элайджа передал несколько листов из папки Пиквери.

— Краткий психологический анализ, основанный на наблюдениях наших агентов. Мисс Мерфи, резюмируете? — почему-то обратился он к ней.

— Президент Кулидж — человек спокойного нрава, которого сложно вывести из себя, предпочитает не бросать слов на ветер, действовать привык, полагаясь только на себя. Во время его вице-президентства при Гардинге его называли “Тихий Кэл”. Учитывая коррумпированность правительства в последние годы, с которым не удалось разобраться Гардингу, у справедливого Кулиджа руки оказались развязаны только сейчас. Одного за другим он убирает скандальные фигуры с доски и восстанавливает доверие к федеральной власти. Обладает эмоциональной эмпатией, недоверчив к окружению, но близок к народу, не испорченный властью человек, начавший свое президентство с правильных шагов. Очень привязан к семье и любит собак. Учитывая алкогольную зависимость предыдущего президента, предпочитает не пить и строго следует Восемнадцатой поправке.

— И что это означает, Лино? — вступила Пиквери, ввязываясь в эту экзаменационную игру и предоставляя слово второму стажеру.

Тот был готов к вопросу и просто продолжил доклад в сухой манере Джоконды:

— Это значит, что у нас проблемы, госпожа президент. Такой человек, как Кулидж не поверит в магию, даже если наколдовать перед ним единорога. Ему чужда мысль о возможности существования другого мира. Он со своим-то едва может разобраться. Поскольку законодательство не позволяет нам применять магию и воздействовать на разум немага такого статуса, мы должны продолжать работу, пока не добьёмся успеха. Учитывая ситуацию, мы должны обеспечить его максимальную защиту по крайней мере до тех пор, пока не будет пойман преступник.

— Мистер Грейвз, вы уже ознакомились с материалами за последние три месяца по делу волшебника, пытающегося устранять высшие республиканские чины?

— Да, и, судя по всему, расследование не сдвинулось с мертвой точки, — ответил он. — Разве что аврорам удалось ликвидировать несколько темных артефактов и не позволить покушениям свершиться. Полагаю, нам нужно убедить президента, что постоянное присутствие в его доме волшебников просто необходимо.

— Верно, — ответила Пиквери.

— Когда вы намерены нанести президенту следующий визит? — уперевшись локтями в стол, Грейвз чувствовал на себе пристальный взгляд Джоконды и не мог его интерпретировать.

— Сегодня вечером, полагаю, что раз вы вернулись в строй, Персиваль, вы могли бы сопровождать Элайджу и мисс Мерфи к президенту Кулиджу. Лино, ты сегодня нужен мне на собрании Конгресса.

— Серафина, зачем нам охрана, разве Грейвз не должен присутствовать на заседании Конгресса как ваш заместитель?

Она обратила на Пилигрима довольно острый взгляд, а ее объемные серьги поймали блик лампы и заставили Джоконду проморгаться.

— Вам охрана тоже не помешает. В прошлый раз вас едва не вышвырнули из окна, хорошо что Лино был рядом. Встреча окончена, Персиваль, останьтесь…

Покидая кабинет, Джоконда ощущала на себе пристальное внимание Грейвза, она не прогадала, и хотя он не показывал, но, кажется, был не слишком рад видеть ее. Он предлагал ей стать аврором, но жизнь сложилась иначе. Лино только тихо возмущался, что госпожа президент лишила его возможности участия в переговорах, но тем самым дала понять, что его основные обязанности секретаря-референта никто не отменял.

Джоконда действительно поступила на юридический в МАКУСА, сдав экстерном первые четыре года — ей позволили, потому что в Британии погибшая Пруденс Мерфи почти окончила образование, но внезапно решила уехать с континента. Их семья, как узнала Джоконда, обнищала, родители погибли, и брат с сестрой решили попытать счастье в стране возможностей. Они недолго пробыли в Нью-Йорке, погибли на взорвавшемся пароме между Лонг-Айлендом и Манхэттеном и не успели аппарировать. Скорее всего, они погибли еще до того, как паром пошел ко дну. Печальная судьба ни в чем неповинных близнецов позволила Джоконде жить открыто. Однако в Британию теперь ей путь закрыт. Кто-нибудь может вспомнить Пруденс или Джона Мерфи.

— И чего ему дома не сидится? — ворчал Пилигрим, заложив руку за спину, а второй опираясь на трость.

— Вы сами говорили, что мистер Грейвз трудяга, — заметила Джоконда, спускаясь на этаж ниже, где располагалось их управление по связям с общественностью и отдел магического сотрудничества.

Лино пока обитал на президентском этаже, и приближенная к Элайдже Джоконда стала девочкой на побегушках. То кофе принести, то документы, то Пилигрим отправлял ее по личным делам, используя как секретаршу. Впрочем, если это позволит ей закрепиться в МАКУСА, то она вовсе не против. Ей нравилось находиться среди волшебников

— Трудяга, как же. Уже пять месяцев не может поймать убийцу.

— Но три из них он пролежал в госпитале, разве не так?

Джоконду эта новость ошарашила. Хотя узнала она о ней только спустя месяц. Грейвз оказался на грани жизни и смерти, это пугало. Она искренне переживала за него, и если это было не из-за привязанности, то из-за того, что он был единственным человеком, знавшим о ней буквально всё. Пускай они почти не виделись летом, но присутствие такого человека в этом времени грело душу.

— Я уже отвык, что на каждое мое слово он будет вставлять пять своих, влияя на Серафину в правильности решений.

— Мне казалось, да и по словам коллег, что она ему очень доверяет, сэр. Разве это беспочвенно?

Элайджа обратил на нее недобрый взгляд из-под кустистых седых бровей.

— Он обыкновенный жополиз, мисс Мерфи, не верьте всему, что говорят. И не верьте самому Грейвзу, он тот еще плут, и если представится случай, то он пройдет по вашей голове, чтобы прикрыть свою жопу.

Джоконда едва не фыркнула, Пилигрим никогда не отличался манерами, разве что в общении с важными чинами его как будто подменяли. Но дважды сказать “жопа” в присутствии молодой леди казалось чем-то запредельным. А еще такая характеристика Грейвза была ей совсем не по вкусу, она сильно волновалась за него в последние месяцы, но из-за того, что ей выпал шанс стажироваться у этого достопочтенного грубияна, не могла даже навестить его, чтобы не вызывать вопросов. Она однажды пришла в госпиталь в облике мужчины, но там неожиданно были Тина и девушка с букетом ромашек, как позднее Джоконда узнала — секретарша Грейвза.

— Хорошо, сэр.

— У тебя скоро сессия, надеюсь, тебе хватает времени на учебу? — и хотя в голосе было мало эмоций, но она знала, что так мистер Пилигрим проявлял заботу.

Открыв дверь, он вошел в свой кабинет, в то время как ее стол располагался на входе.

— Справлюсь, сэр. С таким наставником, как вы, не справиться будет преступлением, — улыбнулась она ему в спину.

— По части преступлений — это к Грейвзу.

Едва дверь за ним закрылась, Джоконда выдохнула. Общение с ним зачастую не приносило удовольствия, но Пилигрим был очень умным и осведомленным о делах МАКУСА человеком. Он раза два назвал ее тупицей, когда она осмеливалась задавать по его мнению идиотский вопрос по учебе, в которой он изъявил желание участвовать. И все же из всех стажеров он почти сразу выделил ее, что-то заметил, возможно, во взгляде или в умении себя вести. Стажеры, кроме Лино, хоть и были отличниками или лучшими сотрудниками МАКУСА, но многие из них не слишком серьезно относились к престижной стажировке. Такие вылетели почти сразу. Джоконда еще даже не успела доучиться на факультете права, и хотя основным требованием подачи заявления была оконченная вышка, но кто-то из принятых волшебников неожиданно отказался от места, и Джоконда, написавшая входной тест с отличием, смогла его занять. Сначала Пилигрим с сомнением отнесся к ее кандидатуре, но быстро стал замечать за ней незаурядные интеллектуальные способности. Лино, конечно, был превосходным соперником и, как поняла Джоконда, пользовался своим статусом личного ассистента Пиквери, а та неоднократно рекламировала его перед Пилигримом, что вызывало у того недовольство. Пилигрим считал, что он сам вполне способен разобраться, кто ему подходит больше.

Внезапно дважды звякнул колокольчик у нее на столе — так Пилигрим извещал, что хочет чай. Она вздохнула, сетуя, что тот почему-то все меньше пользовался услугами секретаря, который у него все же был. Она отложила ручку, которой делала пометки на полях учебника по законодательству немагического мира Северной Америки, и уныло поднялась из-за стола.

— Что ему нужно? — спросила Джиллиан, увидев ее постное лицо.

— Чай… как обычно.

— Давай я отнесу, у тебя учеба, — заботливо предложила она, но Джоконда пожала плечами.

— Не нужно, еще получишь из-за меня. Но спасибо за предложение.

Она отправилась на небольшую кухню отдела, чтобы подготовить любимый сервиз Пилигрима — чайничек с изображением Мейфлауэра и такую же чашку. В поместье Уилби у нее была куча слуг, а теперь она сама наливает чай какому-то толстосуму. К этому она долго привыкала, но смирилась с необходимостью терпеть подобное. И потом, она рассчитала почти всех слуг, Чарльз Уилби переписал свое поместье на некоего Джона Мерфи, а сам Джон “отбыл” в Европу и руководил бизнесом в Нью-Йорке через сестру. Продавать замок Джоконда пока не решалась, все же, это была недвижимость, которая еще пригодится. Конечно, там остался мистер Симмонс, а еще конюх и садовник, на плечи которых легло поддержание поместья в приличном виде. А вот с Диего пришлось расстаться. Джоконда смогла обеспечить ему документы, и он довольно быстро нашел себе место в одном из музыкальных салонов Нью-Йорка. В сентябре она перебралась в просторную квартиру на Манхэттене и теплую часть осени занималась на свежем воздухе в Центральном парке, если позволяла погода. Как раз в это время она и узнала о случившемся с Грейвзом.

Едва Джоконда, постучавшись, открыла дверь, леветируя за собой поднос с чаем, чары развеялись, и поднос с чайником упал на пол, но мощные чары, наложенные, видимо, самим Пилигримом, не позволили сервизу разбиться.

— Мистер Пилигрим! — только ахнула она и бросилась к нему, лежащему на полу без сознания.

— Что случилось? — тотчас оказалась рядом Джиллиан, пока она проверяла пульс.

— Он жив. Скорее, нужно вызвать медиков и доставить его в госпиталь.

Джоконда использовала диагностические чары.

— Кажется, сердечный приступ…

* * *

Джоконда не была готова к совместной работе с Грейвзом, она не успела сказать ему и двух слов, а он едва ли пришел в норму после выписки из больницы. Он исхудал, его лицо заострилось, и Джоконда сожалела, что не может больше предоставить ему своих поваров. Она их уволила и теперь сама зачастую оставалась без ужина, а выходить в город в кафе иной раз было катастрофически лень. Да, она все ещё не очень уверенно чувствовала себя на кухне даже после нескольких лет проживания в собственной квартире в Лондоне семидесятых. Им с Гидеоном хватало и простой пищи, которую в основном готовил он. На ум приходила хозяйственная Куини Голдштейн, посвятившая себя заботе о сестре, которая делала карьеру в МАКУСА. Конечно, сестры Голдштейн не сводили с нее пристального взора, заметив очевидное сходство с мистером Уилби, но, как и говорил Грейвз, наличие у него сестры, которой тоже потребовались документы, конечно, удивило их, но прямой разговор все прояснил. Джоконда просто явилась к ним домой, буквально возникла на пороге, потому что Тина, будь она неладна, все время следила за ней, а Куини без конца пыталась залезть в голову. Джоконда сообщила, что предупреждена братом о том, что Куини легилимент и попросила не пытаться вытянуть из нее информацию подобным способом, а что интересно — пусть спрашивают напрямую. Да, она и Чарльз — близнецы, и история у них одна на двоих, только ее из дома не выгоняли, считая безобидной женщиной. Чарльз сумел получить документы на них двоих здесь, в Америке, и взял сестру на содержание, пока она не отучится и не закрепится в обществе, а сам отправился в Италию к друзьям на какое-то время.

Джоконда еще не пересекала порога ведомства, подвластного Грейвзу. Почти на каждой вешалке у столов висели однотипные коричневые и черные кожаные пальто. У авроров не было формы, но так они сами любили выделяться среди прочих работников МАКУСА, подчеркивая элитарность своего подразделения. Конечно, Голдштейн сразу же оказалась в поле зрения.

— Мисс Голдштейн, добрый вечер, как ваша сестра? — вежливо поинтересовалась Джоконда, все еще чувствуя тонкий аромат недоверия, исходящий от нее.

Более того, Тина была в курсе того, что девушка перед ней использует фальшивую личность и сейчас всеми силами пробивает себе дорогу в верхушку МАКУСА.

— В добром здравии, мисс Мерфи. Есть ли новости от Джона? — спросила она, заметив взгляд Абернети на гостью — он застыл как вкопанный.

Тина замечала, что стоит ей появиться в его поле зрения, как Абернети превращался в статую. Молли частенько подтрунивала над его неспособностью проявить мужество, подойти и познакомиться с явно заинтересовавшей его девушкой. Но куда ему до нее, от горшка два вершка, совсем непримечательный, а иной раз и вовсе неприятный молодой мужчина, он производил отталкивающее впечатление. Мисс Мерфи же совсем не походила на улыбчивого брата, она казалась довольно вдумчивой и не способной на улыбку женщиной, смотрящей на всех свысока. Она дорого одевалась и использовала яркую губную помаду. Эта девушка наслаждалась тем, как влияет на окружающих — в этом они с братом были весьма схожи, как и в некоторых других вещах — манеры и жесты, все это было у них на двоих.

— Увы, Джон не хочет возвращаться в зимний Нью-Йорк, компания его друзей, Фицджеральдов, в уютной Италии ему больше по вкусу.

— Что ж, если будете писать ему, то передавайте привет, — неловко сказала Тина. — Вы к нам по какому-то делу?

— Да, мне нужен мистер Грейвз, мне назначено. Он у себя? — сразу смекнув, где находится дверь в его кабинет, указала Джоконда в ту сторону.

— Мистер Грейвз ненадолго отошел, можете подождать у него в кабинете, — предложила его секретарь, поправив очки. — Меня зовут Молли, если вам что-то нужно, я буду за дверью, — сообщила она, открыв перед ней дверь.

— Спасибо, Молли, буду иметь в виду.

Джоконда осталась одна в кабинете, чувствуя в нем такую же холодную отстраненность, как и в интерьере его квартиры. Во всем его окружающем он был профессионально сдержан и не окружал себя предметами роскоши, считая роскошью лишь себя самого. Здесь не было рамок с фотографиями, а единственным украшением служила висящая на стене репродукция Ван Гога, картины “Звездная ночь”. Она невольно коснулась оживленной магией звезды, закручивающейся в бесконечной спирали. Завораживающее зрелище. На вешалке висело его пальто из качественного дорогого материала с белой прострочкой на рукавах и воротнике. Джоконда коснулась мягкой, идеально отглаженной ткани, прекрасно осознавая, сколько оно может стоить. На столе не было ничего, кроме чернильницы, нескольких перьев и перьевых ручек. Кожаное кресло черного цвета выглядело мрачно, под стать хозяину, который наверняка в нем выглядел кладбищенским вороном. На каминной полке стояли медные часы, и Джоконда, сверив с точными наручными, заметила, что они отстают на несколько минут.

— Поставьте на место, — раздался голос за спиной, но Джоконда вернула предмет интерьера на полку только когда исправила оплошность, прокрутив минутную стрелку вперед.

— Они отстали на пять минут. Так на вас непохоже, — заметила она его мрачный вид.

— Я не успел привести свой кабинет в порядок. Его во время моего отсутствия занимал мой заместитель, — пояснил он, закрыв дверь.

Его острый и пристальный взгляд совсем не понравился Джоконде. Так он смотрел на нее, когда впервые узнал, что она женщина — с недоверием и злостью. Но чему же сейчас посвящалось его неприветливое отношение?

— Как ваше здоровье, мистер Грейвз?

— В порядке, — сухо ответил он. — А мистер Пилигрим?

— В госпитале, пробудет там какое-то время. Счастье, что он жив, сердечные приступы в его возрасте могут быть фатальны, — посетовала Джоконда.

— Серафина сказала, что мы не должны откладывать визит к президенту из-за его болезни, — сказал он то, что она и так знала, хотя была в корне с этим не согласна.

Грейвз подошел ближе, точнее, буквально сорвался с места и резкой походкой направился к ней, чтобы встать вплотную, вынудив отступить на шаг и едва не встретиться затылком с каминной полкой.

— Что ты здесь делаешь, Джоконда? — прошипел он, брызнув слюной, а она так и застыла, открыв рот и не понимая причин его ярости.

А Грейвз действительно был в ярости, да еще какой! Он сжимал кулаки, намеренно вторгался в ее личное пространство, и его черные глаза излучали такое бешенство, что Джоконда даже почувствовала опасность. Она так переживала за него все это время, а он рычит на нее, точно мантикора, охраняющая свое гнездо. А еще с тех самых пор, как он пытался ее поцеловать, его близость приносила ей неудобство. Пришлось собрать все силы в кулак, чтобы не сглотнуть, потому что Джоконда чувствовала, что все ее барьеры трещат по швам. Он стал влиять на нее так же, как на остальных, а она так долго держала марку невозмутимости…

— Может, вы сможете взять себя в руки и не ставить меня в неловкое положение? — грозно спросила она в ответ, не позволяя себе проявить страх или слабость... или что-то ещё.

…Грейвзу пришлось отстраниться, он вновь почувствовал себя обезоруженным, такие меры давления на нее никогда не действовали. Да, он был зол, но он как будто забыл, что на ней это не работало, только провоцировало встречную ярость. Еще мгновение, и она бы просто его оттолкнула, но, смирившись с ее непрошибаемостью, он сам отступил, а она только демонстративно расправила полы приталенного пиджака, зло смотря в ответ.

— Что вас так возмутило, мистер Грейвз? Развейте интригу, а то я уже голову сломала, — источая яд, спросила она и без приглашения проследовала на своих головокружительных шпильках к гостевому креслу.

Опять она ведет себя с ним на равных, снова надевает эту маску вседозволенности, хотя в МАКУСА она определенно была намного ниже его по должности.

— Почему я захожу к президенту и первое, что я вижу — это вас в обществе этого старого лиса Пилигрима? — стараясь выровнять дыхание, спросил он, понимая, что слишком долго задержал взгляд на ее лодыжках в красных туфлях, прежде чем отправиться в свое кресло.

Она держала спину прямо, избавилась от мужских жестов, выглядела как подобает леди, и это ужасно нервировало. Он привык к лучезарному обормоту Чарльзу Уилби, а не к надменной женщине, знающей себе цену.

— А не вы ли мне советовали закончить образование и работать в МАКУСА, мистер Грейвз?

— В качестве аврора, насколько я помню, — тотчас ответил он. — А ты полезла в политику. Со своими документами, если это вскроется, то… — он замолчал, предлагая ей самой додумать.

— Только если вы сами никому не скажете, мистер Грейвз, — остро посмотрела она на него. — И сестры Гольдштейн тоже.

Он задумался, понимая, что она предлагает себе роль заложницы положения и не говорит о том, что если вскроется, что эти документы предоставил он, то получат оба. Впрочем, Джоконда никогда не была настроена против него, и стоило поумерить пыл. Она не враг ему.

— И как же тебя угораздило стать стажером у Пилигрима? — сменил он гнев на милость, понимая, что она никогда не позволит ему даже малейшего давления, однако не сводя с нее пристального взгляда, в ожидании, что она даст осечку.

Джоконда только коснулась наманикюренными ноготками подбородка.

— Случай, просто сдала его дурацкий тест для имбицилов на отлично. Похоже, там больше был отсев на испугавшихся условий слабаков. У меня даже вышки нет. Я бы не прошла, если бы один не отсеялся. Так что, наверное, просто повезло.

Грейвз прикинул, чем же ему может грозить присутствие в Конгрессе этой проныры, он как обычно искал подводные камни. Джоконда только взглянула на часы и сообщила:

— Нас ждут в Овальном кабинете через пятнадцать минут, думаю, стоит поторопиться, — порывшись в крошечной дамской сумочке, она неожиданно извлекла оттуда довольно объемное твидовое пальто с песцовым воротником и положила его на спинку кресла.

Вот так просто, он мог накричать на нее, а она просто проигнорировать. Джоконда никогда не замечала его выпадов, она очень тонко чувствовала его натуру, и Грейвзу это не нравилось. Не было ни единого человека, который умел полностью подчинять себе ситуацию, когда Грейвз в ярости.

— Идем, — только коротко ответил он, поднимаясь с кресла и снимая пальто с вешалки. — У тебя есть инструкции? Насколько я понимаю, ранее ты с президентом не общалась.

Грейвз заметил странные метаморфозы: повинуясь магии, ее юбка стала определенно длиннее, разрез на бедре меньше, а макияж скромнее. Джоконда стала выглядеть сдержаннее, но все же не могла не привлекать внимание. Грейвз взял ее пальто и галантно раскрыл перед ней.

— Джентльменом вы мне нравитесь больше, мистер Грейвз.

— Ты уверена, что стоило удлинить юбку?

— Я не знаю, просто подстраховка, мы же не в клуб идем, — ответила она с вызовом, надевая пальто и вновь ощущая запах его парфюма, который невольно окунул ее в тот вечер у озера. — У Кулиджа, как оказалось, нет недостатков, он любит свою жену, а мы — серьезные деловые люди.

Поправив воротник, она картинно откинула гриву густых, темных волос назад и надела изящную шляпку, и Грейвз как мужчина мог бы оценить красоты Джоконды по достоинству, но ему почему-то не нравилось ее поведение. Та Джоконда, в мужской одежде и без косметики, с искренней улыбкой на губах нравилась ему намного больше…

* * *

Это был официальный прием, президент не стал скрываться от МАКУСА. У него было время все обдумать и понять, что это попросту невозможно, ведь они были волшебниками — по крайней мере, он это осознал. В последний раз, когда Джоконда была в Овальном кабинете, им владел Гардинг — слабый президент, плохо разбирающийся в политике и любивший выпить. Гардинг все же к закату своей жизни постарался исправить ситуацию с коррумпированной властью, чем, несомненно, воспользовалась Джоконда, однако сегодня ей предстояло познакомиться с человеком праведным и несгибаемым, человеком молчаливым и умеющим делать выводы. Вовремя же она избавилась от алкогольного бизнеса, волею судеб договориться с Кулиджем она бы не смогла.

В Овальном кабинете было еще пусто, и Джоконда бесцельно разглядывала предметы интерьера — полотна и лепные бюсты предыдущих президентов. А Грейвз разглядывал ее, не напрямую, но периферическим зрением, надолго задерживаясь на стройных ногах. Ему претило, что он попадается на женские уловки, зная, что не получит в ответ ровным счетом ничего. Он умело держал маску хладнокровия, но даже спустя столько времени понимал, что все еще заинтересован, а то, что был отвергнут, и вовсе роняло его достоинство. И наверное, только это в ней и интересовало — то, что он был ей совсем не интересен. Так действовало мужское самомнение.

Кулидж зашел в кабинет бодрой походкой, ему, наверное, было около пятидесяти — Грейвз слабо помнил по диагонали прочитанное резюме. На его лице не отражалось ни одной эмоции, хотя оба визитера были уверены, что он совсем не рад их видеть.

— Что ж, новые лица, — изрек президент с явным чувством превосходства, а затем его взгляд поневоле задержался на красивой женщине, которая, казалось, не обращает на него никакого внимания. — С чем вы на этот раз?

Джоконда продолжала рассматривать полотно справа, показывающее абстрактную баталию Севера и Юга, где усеянное трупами темнокожих рабов поле битвы алело под слоем крови и вставших на дыбы коней со знаменосцами в седле, а над ними палящее солнце, в ореоле которого виднелся лик Господа, стрелою несущегося к земле на крылатом коне.

— Интересный выбор для республиканца вроде вас, — заметила она, растягивая каждое слово. — Картина победы Юга над Севером в кабинете республиканца.

Она манерно постучала ноготками по подлокотнику кресла, а Кулидж гневно высверливал в ней дыру, не замечая второго посетителя.

— Если вы знаете историю этой картины…

— Знаю, — ответила она, — вижу и символику. Арон МакКинон сделал ее неоднозначной. Демократы увидят здесь победу Юга, а республиканцы — Севера, не так ли?

Насколько хорошо она разбиралась в истории страны, которой не принадлежала? Однако Грейвз заметил, что Кулидж сразу пошел на диалог, несколько дезориентированный ее вниманием к картине. Джоконда, выдержав паузу, подошла вплотную к картине и достала волшебную палочку, на которую президент отреагировал, сделав шаг назад.

— Не бойтесь, мистер Кулидж, — вкрадчиво произнесла она, направив палочку на полотно и проговорив довольно сложное трансфигурационное заклинание, заставившее картину прийти в движение. — Это видят демократы…

Картина задвигалась, и Грейвз, зачарованный зрелищем, увидел, как конница со знаменами несется вперед, дробя под копытами черепа рабов, как почти слышимо скандируют победители, как плещется кровь, норовя выплеснуться за раму, а Божий лик освещает укрытую костями равнину, чествуя победителей. Пораженный зрелищем Кулидж застыл на месте, выдерживая на себе взгляд Джоконды. Она мягко улыбалась — так же, как улыбается мягкосердечная Куини Голдштейн каждому человеку на Земле — доверительно и подбадривающе. Грейвз понял, что он тут лишний, ведь Джоконда полностью завладела вниманием президента с первых же секунд.

— К чему все это, мисс…

— Мерфи, Пруденс, — услужливо подсказала она и изящным взмахом волшебной палочки вернула картину в изначальное положение. — А это видят республиканцы, мистер Кулидж.

С новым взмахом волшебной палочки картина вновь ожила, но на этот раз на поле победы спускался не чествующий южан Господь, а каратель с копьем в руках, обращая свой гнев против рабовладельческого строя, бросая стрелы света в конницу со знаменами.

— Господь Всемогущ… — только зачарованно проговорил Кулидж, едва ли веря своим глазам.

И все же, характеристика Лино Кастеллано о том, что президент не заметит наколдованного единорога, оказалась неверной. Кулидж был загипнотизирован показывающей фокусы волшебницей, умело усыпляющей его бдительность.

— Эта картина — образец подлинного искусства и веры в справедливость, — заметила Джоконда. — Арон МакКинон очень тонко изобразил грань между добром и злом, где каждый смотрящий на нее сделает собственные выводы.

Она развеяла чары, и картина вновь вернулась в исходное состояние.

— Что вы пытаетесь этим сказать? — не понимая, что идет у нее на поводу, хотя наверняка готовил весьма пламенную речь, спросил президент.

— Как вы думаете, мистер Кулидж, на чьей стороне все это время были волшебники? — убрав палочку на запястье, где крепилась кобура, по обыкновению используемая аврорами, спросила Джоконда, заложив руки за спину, но Кулидж не ответил. — Мы мирная раса, анклавы внутри каждого государства. Сила, способная переворачивать войны и влиять на историю.

Президент, поначалу настроенный едва ли радушно, опустился в кресло, задумчиво глядя на гостью.

— Мирная? Не ваш ли Пилигрим говорил мне о том, что кто-то охотится за республиканцами и пытается ко мне подобраться?

Джоконда не спешила отвечать, она только вернулась к креслу и, задержав на Грейвзе недолгий взгляд, села. Он кивнул ей в знак того, что она двигается в правильном направлении, начиная понимать, к чему она клонит.

— И среди вас, и среди нас встречаются личности, способные влиять на ход истории. Некоторые с корыстной целью, другие же с искренним желанием исправить несправедливость. В каждом из нас встречается порок и благодетель, и каждый из нас вне зависимости от желаний может сделать верный и неверный выбор. Наша защита вам необходима, господин президент, — ненавязчиво перешла она в наступление. — Вы знаете, что кто-то пытается вам навредить, мы можем только просить прощения за то, что не все из нас честные люди. И все же, добра в этом мире больше. Мы можем стать вашим щитом, — она вновь кивнула на картину, и Кулидж задержал взгляд на сияющем лике Спасителя.

Грейвз сразу все понял. В предложении сотрудничества и защиты таилась едва уловимая угроза. Джоконда намекала о том, что Божественный лик — ничто иное, как проявление волшебства. И Кулидж понял это быстрее самого Грейвза. Он только намертво прилепил локти к своему дубовому столу и задумчиво посмотрел перед собой.

— Что от меня требуется? — спросил он на одной ноте, все еще ощущая внутреннюю борьбу.

— Вести честную жизнь, мистер Кулидж, а мы поможем и предупредим магическую опасность. Не в наших правилах влиять на ваше президентство, здесь вы сами по себе. Но если вам угрожает магическая угроза, то позвольте нам быть ближе и уберечь вас от этой опасности…

* * *

Грейвз вышел из кабинета Кулиджа в странном состоянии. И на него подействовала спокойная и вкрадчивая речь Джоконды. Он не произнес ни слова за весь вечер и был не уверен в исходе разговора. Если бы с ними присутствовал Пилигрим, то он бы непременно не позволил этому разговору случиться и перетянул бы одеяло на себя. Джоконда быстро поняла, что Кулидж набожный человек, и что именно поэтому его так взбесило присутствие дьявольского волшебного мира, но именно это стало и рычагом давления. В портрете президента этой информации не было.

Они аппарировали ко входу в Вулворт-билдинг в молчании, в минусовую температуру Грейвз быстро увидел, как Джоконда переминается с ноги на ногу, ведь она все еще была на этих ужасно высоких шпильках. Направив к ее ногам поток согревающих чар, он наконец увидел ту знакомую, благодарную улыбку, по которой, как оказалось, скучал.

Перематывая встречу с президентом в голове, уже после отчета оказавшейся весьма довольной Пиквери, он вновь осознал, насколько Джоконда опасна. Она вновь умело манипулировала людьми, и это был уже второй президент США на ее счету. Похоже, к Гардингу она подмазалась не менее изящно. Обладая незаурядным умом и сообразительностью, она без труда склонила даже такого сложного человека, как Кулидж, на свою сторону. Джоконда умолчала о своем достижении перед Пиквери, поблагодарив за возможность проявить себя. Та осталась в неведении и наверняка была уверена, что это заслуга Грейвза. Был ли в этом какой-то расчет или же Джоконда из скромности не показывала всё, на что способна?

— Вы позволите воспользоваться вашим камином, мистер Грейвз? Свой домашний я еще не подключила к сети. Все ждала, что мне выдадут личный кабинет, но пока, судя по всему, я достойна только роли секретарши Пилигрима.

— Он гоняет вас за кофе, мисс Мерфи? — спросил Грейвз формально, так как в лифте находились посторонние. — Что ж, конечно.

— И даже в прачечную, — усмехнулась она без зла.

— Откуда ты столько знаешь об этой картине? — спросил он, решив утолить свое любопытство, когда они покинули лифт и их никто не мог подслушать.

— Она висела еще при Гардинге. Он объяснил мне ее смысл за стаканчиком виски.

Джоконда умела использовать информацию в своих целях, даже такую на первый взгляд бесполезную. Это почему-то не удивило. Они прошли по уже пустынным холлам и коридорам МАКУСА к Отделу Магического правопорядка, где, вяло склонившись над отчетами, просиживали штаны пятеро авроров, включая Голдштейн. Невзирая на довольно раннее время, около девяти часов вечера, она клевала носом и почти вырубалась. Молли уже давно ушла домой, хотя он бы не отказался от чашки чая, впрочем, и ему самому стоило лечь спать пораньше. Невзирая на то, что для него прошло всего несколько дней с момента ранения, организм думал иначе. Грейвз был истощен, а еще он не успел пообедать, окунувшись в ворох нескончаемых дел. Только когда он пропустил Джоконду в свой кабинет, его внезапно осенила одна мысль:

— Постой, а куда ты собралась перенестись? — спросил он, доставая из ящика летучий порох, чтобы подсыпать в пиалу на камине.

— К вам домой, мистер Грейвз. Мы теперь соседи. Я купила соседнюю квартиру.

Он едва удержался от того, чтобы вспыхнуть.

— И как давно, позволь спросить? — с сомнением спросил он, совершенно не зная как относиться к такому соседству.

— Как раз в то время, когда вы попали в госпиталь, — пожала она плечами, не поясняя, зачем она решила жить за стеной

— А поместье? — только и смог спросить он.

— Пока пустует.

Она протянула руку к пиале, а он ничего не смог возразить, вновь пуская эту женщину на порог своего дома. Однако, перенесясь в его квартиру, она тотчас пошла на выход, не продолжая диалог, а он и не собирался ее останавливать. Весь этот день, наполненный ее присутствием, стал напоминать картину Ван Гога — нечто нереальное, странное, но как будто бы приятное. Он был очень рад встрече с ней, хотя поначалу, конечно, оказался дезориентирован. Джоконда просто открыла входную дверь и едва повернулась, чтобы пожелать хорошего вечера и спокойной ночи, как он неожиданно осознал еще одну вещь:

— Джоконда, купоны для кофе, это ты их присылала ко мне в госпиталь?

Она улыбнулась теплой, ласковой улыбкой и кивнула.

— Но зачем?..

— Я не могла посещать вас открыто и просто хотела сделать приятное, когда вы проснетесь, мистер Грейвз… Возможно, мы сможем как-нибудь ими воспользоваться…

---

Примечания:

Дамы, с праздником!

Примечания:

Во время прочтения сцены в Карнеги-холле советую слушать Второй концерт Рахманинова.

---

Какая глупость присылать ему купоны для кофе! Грейвз только усмехнулся столь нелепому жесту, но усмешка отчего-то вышла доброй, а в груди разливалось тепло. По словам колдомедиков, почти каждый день они получали по два в конверте. Она переселилась в соседнюю квартиру, отчетливо намекнула на общение за чашкой кофе, но еще летом практически дистанцировалась от него. Грейвз понимал, что в этом нет ничего романтического, а Джоконда просто не хочет потерять связь с ним — это очевидно, и ведет себя довольно вызывающе. Или ему так только кажется?

К утру Нью-Йорк погрузился в пелену бесконечного снегопада, машины застревали в сугробах, и даже невзирая на то, что Грейвз жил на пятнадцатом этаже, он прекрасно слышал как кто-то, опаздывая на работу, орет, чтобы другой убрал свою колымагу с дороги. Шум города, клаксоны, отдалённый грохот проезжающего по Ист-Сайду трамвая нравились Грейвзу, он никогда не ставил на окна заглушающие чары, да и вовсе любил холод и предпочитал зиму летнему зною. Он был даже отчасти рад, что проспал унылую осень и проснулся, когда земля уже была укрыта снегом.

Отправив опустевшую чашку кофе в мойку, он проверил свой внешний вид, расправил рукава любимого пальто с белой подкладкой и, подойдя к камину, собрался отправиться в МАКУСА, как вспомнил о своей соседке. Что ж, она не объявилась, чтобы воспользоваться его камином, может, позже вставала? По крайней мере, вечером она не выразила намерения воспользоваться им снова…

* * *

— Ох, ну, конечно, кто бы мог еще разбудить старика так рано! Ты думаешь, я рад тебя видеть?

Джоконда улыбнулась Пилигриму, встретившему ее с ворчанием, но точно знала, что он рад. В больничной робе, без своего делового костюма он выглядел совсем беспомощным стариком. Сколько ему было? Лет сто пятьдесят? Он многое повидал на своем веку и был ходячей энциклопедией истории.

— А если так? — она водрузила на тумбочку коробку круассанов из его любимой пекарни и вскинула бровь в ожидании.

— Колдомедики запретили мне мучное, хочешь поскорее от меня избавиться? — с миролюбивой сварливостью спросил он, сипло усмехнувшись. — Кастеллано тоже прекрасный кандидат, и он не пытается убить меня едой.

— Что ж, раз вы не хотите, то мне не запрещено, — она потянулась к крышке коробки, но старческая ладонь ударила ее по руке.

— Это еще что? Это мое, чего удумала? — Он мастерски прятал улыбку, но она так и лезла на его лицо, а Джоконда только самодовольно ухмыльнулась. — Полагаю, визит к президенту придется отложить. Медики обещали выпустить меня из этой кутузки через два дня.

— Ох, мистер Пилигрим, я как раз за этим здесь, не хочу выглядеть в ваших глазах плохо, если не признаюсь сама, — залепетала Джоконда несвойственным ей голосом, изображая бедную овечку, а тот лишь нахмурился. — Президент Пиквери настояла на том, чтобы мы с мистером Грейвзом отправились к президенту еще вчера. Мои доводы о том, что это неправильно, не подействовали. Мы не могли ослушаться.

Он и впрямь помрачнел, и теперь не было этого веселого огонька в его глазах. Одна фамилия Грейвза причиняла ему нестерпимое отвращение.

— И как же все прошло? — с подозрением сощурившись, мистер Пилигрим надулся как болотная жаба.

— Сносно, он готов к сотрудничеству и позволит охранять свою семью и Белый дом.

— Плутовка, скажи мне, что это не Грейвз вел диалог с президентом?.. — спросил он.

Джоконда лишь манерно поправила прическу и, расправив плечи, гордо сложила руки на груди, зная, что недовольство Пилигрима в большинстве своем было напускным. На самом деле старикашка просто обожал ее и так мило ворчал только с ней, а на остальных спускал собак.

— Нет, мистер Пилигрим, — улыбнулась она, зная, что на данный момент даже если он и испытывает ревность к своей работе, то при виде нее как будто становится чуточку добрее. — Мистер Грейвз не произнес ни единого слова. Но, быть может, на моей стороне просто была удача…

* * *

Едва визит вежливости был окончен, Джоконда воспользовалась больничным камином, чтобы сразу отправиться на работу. Сунув монетку продавцу газет в атриуме Конгресса, она решила сначала сходить на завтрак, все равно было слишком рано. До начала рабочего дня оставалось около сорока минут и, недолго думая, Джоконда отправилась в местную столовую, разглядывая попадающиеся на глаза заголовки. Всё чаще встречались заметки о Гриндевальде, но он пока что находился в Европе. Она точно знала, что в пределах трех лет его занесет именно в Нью-Йорк, и его поимка будет связана с обскурием, который будет терроризировать город. По крайней мере, она знала, на что опираться, когда эти события начнутся, да и всерьез подумывала улизнуть в какую-нибудь теплую страну. Указаний к действию у нее не было, как в семидесятых, Джоконда в какой-то момент даже испытала облегчение, ведь вступать в противостояние с Гриндевальдом уж точно не собиралась. Ей хватило психопата-отца.

“Метлы “Мактоуни” — самые быстрые на континенте!” — гласила реклама внизу первой страницы. Ну конечно, самые быстрые, в Хогвартсе семидесятых и то шустрее были. Джоконда попивала апельсиновый сок и ворочала вилкой в остатках яичницы, когда перед ней возникла чашка кофе с ароматом корицы, она скосила взгляд на запонку в виде скорпиона на руке, поставившей перед ней кофе.

— Мистер Грейвз… — на секунду опешила Джоконда, видя его перед собой. — Доброе утро, — сказала она удивленно, ведь не на полном же серьезе он решил потратить купоны в ее обществе? — Очень мило с вашей стороны, но я обычно пью черный, — вежливо не стала добавлять Джоконда ничего о его внимательности.

— Я в курсе, — сообщил он монотонно, явно недовольный тем, что его жест не оценили. — Но можно же иногда изменить привычкам?

Он без приглашения занял кресло напротив, повесив пальто на спинку.

— Вы вот им изменяете? — наконец, улыбнулась она, понимая, что стоит быть дружелюбнее, тем более, на их столик поглядывали подтягивающиеся на завтрак сотрудники МАКУСА.

— Никогда, — качнул он головой и усмехнулся, посмотрев на нее внимательно, словно что-то проверяя.

Ее вообще удивляло, что Глава магического правопорядка решил позавтракать в обществе какой-то там пилигримской стажерки, да еще и принес ей кофе. Главное, чтобы их, условно, дружба не настроила старика против нее. Или в этом и был план Грейвза, которому претило ее присутствие на политической сцене?

Нет, ей показалось, он был в неплохом расположении духа, не стоило портить ему настроение, особенно после того, как он вчера набросился на нее.

Джоконда отложила газету и захватила чашку обеими руками, согреваясь. Признаться, в столовой, находящейся на пять уровней под землей, было немного прохладно, и за возможность согреть руки она была благодарна. Вскоре к ним подбежал эльф с подносом для Грейвза, а затем на скорости ветра отправился обслуживать следующего клиента.

— Приятного аппетита, — коротко сказала она, поглядывая на знакомого аврора, кажется, Абернети, который сначала замер, словно изваяние с расширившимися глазами, а затем спрятал взгляд в своей тарелке, но едва она отвернулась, периферическим зрением увидела, что он снова смотрит.

— Что-то смешное? — заметив ее веселье, спросил Грейвз, занявшись беконом и яичницей.

— Да так, ничего, — вновь утонув в чтении статьи о реформах Пиквери, проговорила она, а Грейвз невольно покосился в сторону, куда она до этого смотрела, и сам едва сдержал улыбку.

Абернети застыл с ложкой у губ, мечтательно глядя на Джоконду, и выражение лица его лучшего следователя, фактически правой руки, и впрямь показалось весьма идиотским. Молли была права, при виде женщин он становится совершенно беспомощным.

— А вы над чем?..

— Аберне… — начал говорить он и чуть не подавился из-за вырвавшегося смешка и тотчас запил его кофе.

Они друг другу улыбнулись, и утро началось на хорошей ноте. Грейвз умел смеяться, и его редкая улыбка нравилась Джоконде. Всего лишь завтракая как коллега с коллегой этим утром, Грейвз понял, что, возможно, сможет терпеть ее присутствие в МАКУСА, Джоконда же сделала для себя пометку, что после вчерашней грубости он все же пошел навстречу. Видимо был просто дезориентирован ее появлением.

— Дайте ему пару уроков как общаться с женщинами, пожалуйста, и желательно отучите так бестолково пялиться, — развеселилась Джоконда шепотом, чуть склонившись над столом.

— Нет, это вряд ли, неужели я могу лишить себя такого развлечения по утрам? Мисс Мерфи, не выводите моих подчиненных из строя.

— Боюсь, тут мало что от меня зависит, — сверкнув глазами, ответила она с обаятельнейшей из своих улыбок.

Как и вчера, она была одета с иголочки. На сей раз в расклешенные свободные черные брюки и кремовую блузку с длинным рукавом и с довольно глубоким декольте. Грейвз заметил, что на ней нет кольца Гидеона Прюэтта, и это без сомнений подняло ему настроение. В МАКУСА слухи расползались стремительно, и вскоре каждый заинтересованный узнает, что вместо привычной компании руководителя Управления магических происшествий и катастроф Ричарда Клэйтона он завтракал с мисс Пруденс Мерфи — хорошенькой стажеркой своего главного оппонента. Его мало волновали слухи о его личной жизни, тем более, обычно о них быстро забывали, так как они не подтверждались и быстро сменялись новыми, но всё же это спонтанное решение угостить Джоконду кофе подняло ему настроение. Он действительно забыл, что она пьет черный, и взял два одинаковых. Человеку, внимательному к мелочам по долгу службы, было недозволительно так ошибиться, но ошибок он не признавал. В этот раз пришлось прикинуться удавом и преподнести все так, словно он сделал это намеренно. Она выпила предложенный кофе, возможно, из вежливости. Что ж, еще пятьдесят шесть оставшихся подарочных купонов на кофе, которыми пользовались коллеги, чтобы друг друга порадовать, у него лежало в столе в кабинете. Еще двадцать восемь дней, он сам так решил, он будет исправно делить с ней утренний завтрак и кофе, ведь она сама на это намекала…

* * *

Дня два спустя в офисе появился мистер Пилигрим, и спокойные дни подошли к концу. Джоконда вновь стала девочкой на побегушках, плюс ко всему старик как-то хмуро и недовольно смотрел на нее, и она прекрасно знала почему. Джиллиан тоже это замечала, она была довольно проницательной особой, молчаливой и приятной компанией. Их столы стояли вплотную друг к другу. Теперь и Джиллиан тоже поглядывала на нее со странным интересом, раньше ей не присущим. Она вышла от него и сообщила, что мистер Пилигрим приглашает ее к себе. Он как раз вернулся от Пиквери и, возможно, хотел обсудить с ней какие-то задачи.

Джоконда, прихватив стеклянную бутылку воды из тумбочки, зная, что старик тот еще водохлеб, отправилась к нему в кабинет. Мистер Пилигрим сидел в своих очках на цепочке, делающих его глаза совсем крошечными и оттого еще менее приятными. С момента ее прихода он не сводил с нее сосредоточенного взгляда и хмурился.

Она поставила перед ним бутылку воды, подцепив опустевшую со стола. Такими судьбами он скоро начнет называть ее Джиллиан или Джиллиан номер два.

— Вы что-то хотели? — спросила Джоконда, так как он не собирался начинать диалог.

— Почему я узнаю, что мой стажер каждый день завтракает в обществе моего заклятого коллеги Персиваля Грейвза? — наконец, прямолинейно спросил он, сорвав очки с носа так, будто пытался их разбить. — Что вас связывает?

Джоконда была готова к этому и не собиралась лебезить, она только сложила руки на груди, вперив недовольный взгляд в своего начальника. Признаться, наглости ей было не занимать, даже Лино тушевался, стоило Пилигриму на него строго посмотреть.

— Вы меня в чем-то подозреваете? — спросила она, сощурившись.

— А вы всегда отвечаете вопросом на вопрос?

— А мои завтраки в обществе мистера Грейвза как-то относятся к нашей работе?

— Мисс Мерфи! Вы перегибаете, я слишком много вам позволяю! — заворчал он, и на этот раз это недовольство едва ли было наигранным.

— Вы, сэр, мне доверяете — вспомните об этом в первую очередь, — напомнила она столь же сурово.

Пилигрим, право, не знал что с ней делать. Мисс Мерфи могла быть очень милой, она могла подольститься к нему без особых усилий, но никогда не давала себя в обиду. Он превратил ее в секретаршу, тренируя ее терпение, но она совершенно это игнорировала и лишь добросовестно выполняла любую возложенную на нее работу. Именно эта ее невозмутимость и способность дать отпор так привлекли его. Он уже знал, что Кастеллано со своим мягким норовом едва ли сможет противостоять Пиквери, когда той не хватает взгляда со стороны и твердого мнения. Мисс Мерфи же не будет стелиться перед кем бы то ни было, и это свойство удивительным образом сочеталось с ее способностью выполнять приказы руководителя, даже если она в корне с ними не согласна. Лино же Пилигрим часто называл тюфяком, да и потом он привык заглядывать в рот своей начальнице и тому же Грейвзу, один взгляд которого пригвождал его к креслу ресепшна. Там ему и место. Но пока не стоило его отсеивать, чтобы мисс Мерфи раньше времени не показалось, что она окончательно победила. Она и так слишком самонадеяна в силу молодости, а теперь еще и это тесное общение с Грейвзом наводило на определенные мысли…

— Хорошо, слушаю, — видя как раздуваются ее ноздри от недовольства, сдался он, вновь встретившись с ее непрошибаемой самоуверенностью.

Она сменила гнев на милость и лицо ее разгладилось, а затем на губах зажглась весьма коварная улыбка.

— Не вы ли учили меня держать друзей близко к себе, а врагов еще ближе? — напомнила она ему его излюбленную цитату Сунь Цзи — китайского стратега.

Она выдержала паузу, позволяя ему самостоятельно сделать правильные выводы.

— И что же, позвольте спросить, вы пытаетесь с ним сделать? — поддался на провокацию Пилигрим, пройдясь ладонью по редеющим, похожим на гусиный пух волосам ладонью.

— Очевидно, флиртую, чтобы использовать его лояльность в свою сторону. И пока все идет хорошо.

Пилигрим неприятно издевательски засмеялся, хлопнув по столу. Женщины…

— Ну конечно, и до вас находились весьма симпатичные особы, но ни одна из них не стала для него выше работы. Он растопчет вас, если вы не сойдетесь во мнениях по служебным вопросам, — сообщил он очевидную вещь.

— А вы, стало быть, хотите, чтобы он проявлял враждебность ко мне или Лино? Мистер Грейвз был не слишком приветлив, когда мы были в Вашингтоне, я бы не хотела к себе такого отношения. Так что совместные завтраки — это всего лишь общение коллег, мистер Пилигрим, не стоит обращать на них столько внимания.

— Уже, насколько мне известно, третье утро к ряду вы проводите в его обществе.

— И третье утро подряд он приносит мне кофе, сэр, — самодовольно откинув гриву вьющихся волос, сказала Джоконда.

— Это опасная игра, девочка. Вы подпускаете к себе ядовитую змею.

Джоконда вскинула бровь, представив удивление Пилигрима, когда он поймет, кто на самом деле тут змея. Джоконда могла быть очень изворотливой.

— Вы можете называть это как хотите, мистер Пилигрим, но и отказать ему я тоже не могу. Я всего лишь служащая младшего ранга, — напомнила она. — Если я перестану приходить в столовую, как делаю это каждое утро, то он быстро смекнет, что я избегаю его. Давайте просто понаблюдаем?

— А вас не пугают слухи, которыми уже полнится МАКУСА? — решил надавить он на это.

— Мне казалось, что он одиночка, сэр. Я слышала, что ему приписывали какие-то служебные романы, но, по-моему, все это чушь. Право, даже не знаю, сэр, почему его жизнь так интересна кому-то.

— Он ведь вам симпатичен, мисс Мерфи? — проницательно покачал Пилигрим головой.

— Это мнение я оставлю при себе, — с нажимом ответила она, так как он заходил слишком далеко в своих вопросах. — Но пока он не мешает.

Пилигрим даже не знал, как относиться к этому разговору, который она сумела обернуть не в ту сторону, на которую он рассчитывал. Он, безусловно, вмешивался не в свое дело, пользовался своим положением, чтобы давить на мисс Мерфи, только ей, похоже, было на это до лампочки. Он собирался вырастить из этой заносчивой, но обаятельной девушки достойного заместителя. Конечно, Пилигрим не собирался уходить на пенсию в ближайшие годы, он не знал, сколько ему еще отведено, и пока присматривался к ней, но время его уже подходило к концу, и сердечные приступы это подтверждали. Но лучше на примете все равно пока никого не было. Столь сильный характер редко встречался на его жизненном пути, и она очень напоминала ему самого себя в молодости, и этим буквально подкупала. Сейчас же мисс Мерфи ступала на скользкую дорожку и, невзирая на свою уверенную речь, она была неправа. В ней был один огромный изъян — она была женщиной.

Джоконда знала, что Пилигрим сделал собственные выводы, но и она не собиралась идти на попятную. Карьера в МАКУСА была лишь пробой пера. У нее было достаточно средств, чтобы не работать вовсе, и потому она не настолько крепко держалась за эту стажировку. Ей просто было интересно. Даже если Пилигрим примет решение взять Кастеллано, то она сможет попытаться занять нынешнюю должность Лино при Пиквери. Госпожа президент уже сложила о ней собственное мнение, и оно было положительным. Джоконда не стремилась к власти, но все же хотела узнать, покорится ли ей эта вершина. А Грейвз был для нее куда важнее Пилигрима и высокой должности. Джоконда усмехнулась собственным мыслям, ведь пыталась солгать себе. Ею всегда двигали амбиции и уверенность в том, что мир ей покорится. Она хотела должность заместителя Пилигрима.

И все же лед тронулся, они с Грейвзом научились контактировать и с удовольствием проводили совместные завтраки, тратя присланные ею купоны на кофе. Иногда просто общались, иногда читали газеты, а сегодня и вовсе были похожи на уставших друг от друга супругов за завтраком. Синхронно не выспались, поэтому просто молчали, думая о чем-то своем. Так было комфортно. Он был рядом, и это главное. И хотя она до сих пор не понимала его роли в своей судьбе, а иной раз и вовсе забывала о существовании М.П.Г., но все еще держалась инструкций, и потому Пилигрим не заставит ее прятаться от Грейвза в Конгрессе. И все же, хорошо, что господин начальник не знает, что они живут в соседних квартирах…

— Мистер Кулидж пригласил нас в Карнеги-холл, он бы хотел познакомиться с Серафиной.

— Нас? — уточнила Джоконда, понимая, что разговор насчет ее приближенности к Грейвзу не окончен.

— Нас. Меня, ее, Грейвза и вас. Президентская ложа.

Он достал из ящика два билета и положил перед ней.

— А мистер Грейвз тут причем? А как же Лино?..

— Видимо, вы с Грейвзом ему приглянулись, — с крысиной улыбкой ответствовал Пилигрим и тотчас взорвался: — Это вас надо спросить, почему! Передайте ему билет и не опаздывайте. Сегодня в шесть вечера в Плаза отеле. Вы с Грейвзом будете сопровождать его и супругу на автомобиле, а мы с Серафиной встретим вас в Карнеги-холле. Здание должно быть оцеплено аврорами, так и передайте.

Джоконда только с удивлением посмотрела на билеты, увидев то, от чего в ушах зашумела кровь. “03.12.1923, 19:00, Главная сцена. “Сергей Васильевич Рахманинов. 1-4 концерты”, а ниже приписка, что играть будет сам маэстро. Она только ахнула в неверии, и это не укрылось от зоркого глаза Пилигрима.

— Что вас так удивило, мисс Мерфи?

— Ничего, — она неожиданно счастливо улыбнулась и с сияющим взором прижала билеты к груди, — это просто любимый матушкин композитор…

Это время не переставало сталкивать ее со знаменитостями, Нью-Йорк ими полнился, и даже русский композитор, иммигрировавший в США, тоже был в этом времени и давал концерты. Арабелла и Аврора бы просто обзавидовались. Джоконда знала, что леди Арабелла уже была юной девочкой лет шестнадцати в этом времени, и ей было интересно, как она выглядит…

* * *

Грейвз уже получил распоряжение — сопровождать президента от отеля до Карнеги Холла, отныне за ним повсюду следовали авроры, а сегодня вечером и сам Грейвз. Это было политическое мероприятие для знакомства президентов, с продолжением в одном из самых фешенебельных ресторанов Нью-Йорка. Музыка должна была настроить на позитивный лад. Были приглашены двое приближенных к Пиквери и почему-то Джоконда. Возможно, Кулидж переоценил ее влияние в магическом мире, решив, что она занимает какую-то особую должность. Никто, однако, разубеждать его не собирался, тем более, именно ей удалось найти ключ к сердцу недоверчивого президента США.

Ровно без пятнадцати семь он вышел из квартиры через дверь, которой весьма редко пользовался, и подошел к соседской, надеясь, что Джоконда уже готова. Он все еще не знал как относиться к ее стремительному карьерному росту и чем это может аукнуться, но сейчас вряд ли на что-то мог повлиять. Он бы не хотел, чтобы она становилась заместителем Пилигрима и постоянно маячила в кабинете Пиквери, но пока просто отпустил ситуацию. Их утренние встречи были ничем иным, кроме как попыткой держать Джоконду поближе к себе. Конечно, половина Конгресса сразу же пришла к определенным выводам по поводу их отношений, но ему было плевать, впрочем как и всегда. Ни один его служебный роман не подтвердился, и потому уже мало кто верил, что ему суждено разделить свою аврорскую жизнь с какой бы то ни было женщиной. Значит, и эти слухи через пару дней утихнут, тем более, зная Джоконду, она вряд ли позволит им подтвердиться.

Грейвз постучал и услышал цоканье каблуков по кафелю. Если она обута, то уже определенно готова. Ему было интересно, что скрывается в соседней квартире, похож ли интерьер на тот, что она предпочитала в своем поместье? Щелкнул замок, донеслось далекое “Входите”, но хозяйка не предстала перед ним на пороге. Ее не было в поле видимости, а дверь, видно, открылась магией. Он увидел ее волшебную палочку на барной стойке с тремя высокими крутящимися стульями, а из открытой ванной комнаты донесся щелчок — снятие какого-то колпачка. Это была такая же по планировке квартира, как и у него самого, но выглядела она совершенно иначе. Она выглядела довольно пустой. Четыре комнаты — слишком много для одиночки, не очень много мебели и море свободного пространства. Минимализм в чистом виде, белые стены, низкая мягкая мебель, ни единого намека на дерево. Казалось, что здесь вообще не было дизайна, но несколько кресел, больше похожих на мешки, создавали уют. На каминной полке — картина с геометрическими фигурами и высокая ассиметричная ваза с засохшими стрелками каких-то растений. Интерьер казался чужеродным, много стеклянных поверхностей, полное отсутствие лепнины и несколько ламп в виде скоплений планет и звезд под потолком, а пол — сплошь черная плитка под гранит без единого зазора.

— Странно, но мне нравится… — проговорил он, не думая, что она услышит.

— Так будут выглядеть квартиры в следующем тысячелетии, не все, конечно, но я решила, что кусочек будущего мне не повредит. Не скажу, что я жила в подобном месте в свое время, ведь моя семья консервативна, но все же… — донесся голос позади, и Грейвз, наконец, обернулся, чтобы увидеть то, от чего на миг его сердце застыло, чтобы затем гулко застучать.

Все его мысли о том, что их совместные завтраки — всего лишь попытка держать ее при себе и не позволять лишних движений в МАКУСА, мгновенно рассыпались в прах. Он завтракал с ней, потому что ему это нравилось. Впервые Грейвз видел ее в таком женственном наряде. Красная юбка в пол поднималась к талии мелким глянцевым узором, а из-за телесного цвета верха без рукавов могло показаться на первый взгляд, что она и вовсе обнажена. Красный растительный орнамент изящно обрамлял верх платья, а пышные локоны, заколотые на затылке, открывали тонкую шею. Гроздья мелких рубинов украшали уши, а на пальцах были всего два небольших, но подчеркивающих образ кольца. И конечно же, на губах уже знакомая красная помада. Джоконда была так красива сегодня, что у него просто не нашлось никаких слов, а все комплименты потонули где-то глубоко внутри.

Джоконда, не заметив его ступора, подхватила песцовое манто и набросила его на плечи. Подобрав с комода плоский клатч в тон платью, она положила в него волшебную палочку.

— Давайте не будем опаздывать, мистер Грейвз. Это всё-таки президент.

Она на всякий случай бросила последний взгляд в зеркало на двери и протянула ладонь, а он мгновенно пришел в себя и, едва коснулся ее руки, как они аппарировали аккурат в переулок, неподалеку от отеля, где остановилась президентская чета на время пребывания в Нью-Йорке.

— Чудесное платье, — сказал он негромко, ведь не имел права этого не заметить и, уж тем более, так опоздать с комплиментом.

— Спасибо, мистер Грейвз, — коротко поблагодарила Джоконда.

Оно совсем не было похоже на то, что носили современные модницы, но в нем было что-то такое футуристическое и чарующее, и потому Грейвз как будто впервые осознал, что перед ним находится путешественница во времени. Прежде чем выйти из тупика, она обернулась к нему и неожиданно поправила его белый галстук, выдерживая на себе совершенно растерянный взгляд, а затем просто направилась в сторону оживленной улицы, где располагался парадный вход в отель, не замечая его странного заколдованного состояния. Он был очарован, Грейвз понимал это, и это сильно пугало и в то же время нравилось. Она вернулась в его жизнь спустя столько времени и всего за несколько дней вновь с легкостью вернула это чувство симпатии. Чарльз Уилби остался кем-то очень далеким и едва ли знакомым. Джоконда Уинтер, эта девушка, эта обманщица стала для него кем-то другим, она стала женщиной, достойной восхищения, и Грейвз ничего не мог поделать с тем, что ощущает, но еще больше его поражало то, что она совсем не замечает его состояния.

Они уже ехали на личном автомобиле президента, разглядывая оживленный город и спешащих с работы людей. Американские флажки развевались по бокам капота автомобиля, сигнализируя о том, что кто-то важный передвигается по улице. Батальон мотоциклистов сопровождал их по пустынным улицам Нью-Йорка — полиция обеспечила им отсутствие пробок, а светофоры для президента всегда горели зеленым. Миссис Грейс Кулидж, на диво приятная женщина, которой уже было известно, что они волшебники, с удовольствием завела беседу с Джокондой о каком-то книжном клубе, а та с радостью ее поддержала. Эта улыбчивая и располагающая к себе женщина вовсе не испугалась наличия в США волшебного сообщества, но на ее открытое общение с новой знакомой Кулидж поглядывал с сомнением или же просто думал о чем-то своем. Грейвз молча наблюдал за манерами Джоконды, признавая, что эта девушка явно выросла не в деревне. В ней присутствовало все, что должно быть присуще аристократке — и манера держать себя, и способность поддержать светскую беседу, и незаурядный интеллект. Им не задавали провокационных вопросов про магию, и, в целом, эта поездка оказалась комфортной. Просторный автомобиль с обращенными друг к другу пассажирскими диванами позволял не касаться друг друга, хотя в этом был и несомненный минус… Он хотел касаться сидящей рядом Джоконды, и сегодня ощущал это как никогда остро, но не мог найти повода.

Грейвз мало участвовал в беседе, с этим мастерски справлялась она, в ее речи узнавался Чарльз Уилби — открытый и способный очаровывать молодой человек, который когда-то казался отдельной личностью.

Когда они добрались до Карнеги-холла, их уже встречали у отдельного входа для важных персон. Невзирая на ощутимый минус на улице, Джоконда ни разу не дала подумать о том, что ей довольно холодно, и только случайно коснувшись ее в дверях, Грейвз заметил, что она мелко дрожит, кутаясь в крошечное манто. Вместо того, чтобы использовать согревающие чары, он неожиданно взял ее за руку, вынудив на прямой и какой-то осторожный взгляд, и заключил ее ладони в свои, чтобы согреть. Он внезапно увидел в ее глазах то, что хотел видеть тогда на озере — ответный блеск и отсутствие неловкости. Джоконда попыталась скрыть это, но все было кристально ясно, а еще мгновение назад она так умело пряталась за равнодушием.

Он поднес ее ладони к губам и согрел теплым дыханием, пока президент и его супруга отдавали верхнюю одежду швейцару.

— Что вы делаете, мистер Грейвз? — шепотом спросила она, вспыхнув от этого прикосновения.

— Ты замерзла, — коротко пояснил он, ощущая, что ее руки начинают оттаивать, но оттаяло ли ее ледяное сердце, или он мог ошибаться?..

Миссис Кулидж, посмотрев на них, что-то шепнула мужу, и тот неожиданно улыбнулся, хотя казался человеком едва ли способным на эмоции.

Грейвз, согревая дыханием ее ладони, как будто ненарочно коснулся их губами, и это заставило ее сердце на миг замереть — так же, как в тот день на озере — чтобы затем затрепетать от вырывающегося наружу спектра необъяснимых эмоций. Он вновь был слишком близко и, невзирая на неуместность момента, казалось, хотел поцеловать. Маска равнодушия мгновенно слетела, сложно было сказать, когда это началось, но Джоконда ощущала исходящее от него тепло, которого прежде не замечала. Во время их совместных завтраков взгляд мистера Грейвза часто обращался к ней, но в нем не находилось ничего откровенного и подозрительного. Однако сегодня… Сегодня что-то произошло. Грейвз не смог бы стать ей наставником, как бы она не отвергала что-то иное, он был кем-то другим для нее, его привязанность, которую она не хотела замечать, и ненавязчивая забота, невзирая на недавнее рычание, вновь напомнили Джоконде о том, что она женщина, которая умеет чувствовать и желать. И стоит ли отвергать эту очевидно взаимную симпатию?

Джоконда больше не носила кольцо Гидеона, сняла его в тот же вечер, когда они гуляли в Центральном парке, словно отпустив погибшую любовь. У нее не было каких-то коварных планов касательно своего участия в судьбе Грейвза, но сейчас она понемногу осознавала, что может сама выбирать как с ним быть. И выбор был очевиден настолько, что она просто переставала дышать, когда этот мужчина находился так близко. Попытки игнорировать его целое лето, попытки закрыться и не позволить очевидной симпатии случиться — самая глупая ошибка. Джоконда понимала, что ее тянет к нему, понимала, что его злость несколько дней назад из-за ее появления в Конгрессе была вызвана удивлением и неверием, из-за привычки думать, что она все время вовлечена в какие-то интриги.

Джоконда купила квартиру рядом не потому что хотела находиться ближе к человеку, к которому ее вел М.П.Г., а потому что хотела быть ближе к нему по собственной воле. Устроилась в МАКУСА, несомненно, из-за амбиций, но все же в надежде, что Грейвз придет в себя… Она хотела стать лучше в его глазах, стать достойной и честной, как он того и желал, отправляла ему эти дурацкие купоны, выражая беспокойство, за которым скрывались так долго отвергаемые ею чувства, а когда он очнулся, едва могла сдержать счастье и очень ждала встречи с ним. Конечно, лучше бы было, если бы они встретились не у Пиквери впервые после его выписки, может, господин главный аврор не стал бы тогда на нее бросаться? Этим он сбил с толку, а маска безразличия на ее лице стала еще более крепкой. Из-за непонимания и обиды, ведь она так за него переживала…

И будь проклят М.П.Г. со своими интригами, но ведь именно к этому он вел всё это время? И с самого ее появления в семидесятых он прекрасно знал, что она перенесется еще дальше и встретит этого мрачного аврора, так не похожего на светлого и чуткого Гидеона Прюэтта, и что его забота заставит ее забыть боль от утраты первой любви и позволит осознать, что можно и нужно жить дальше. Джоконда сильно привязалась к Грейвзу. Эти дурацкие купоны на кофе были лишь очередной попыткой стать ближе, когда это было невозможно. Никто не верил, что Грейвз очнется, а она засыпала в его старой рубашке с верой в то, что это магическим образом заставит его пробудиться, ведь они должны были снова выпить по чашке кофе... И будь проклят старый параноик Пилигрим, если он будет против ее выбора или вовсе вытурит из программы. Главное, что Грейвз жив, и он рядом…

Миссис Кулидж негромко кашлянула, привлекая их внимание, так как они слишком надолго застыли, вглядываясь друг другу в глаза. Кулиджи сразу все поняли. Сопровождаемые сотрудником театра, они стали подниматься по застеленной ковром лестнице к президентской ложе. Билеты, к слову, у них так и не спросили.

Грейвз чувствовал, как в Джоконде что-то неуловимо изменилось. Так она не смотрела на него никогда, пускай даже и сейчас пыталась вести себя отстраненно, он успел увидеть встречную симпатию, видел обыкновенное желание, с которым смотрел и сам на нее. С ней что-то произошло за время его отсутствия, она оттаяла и стала женщиной, способной принять его ухаживания. Нужно только немного подтолкнуть. Он чувствовал ее ладонь на своем предплечье, пока они поднимались вслед за президентской четой, и этого прикосновения было достаточно, чтобы его заполнила радость. Она и впрямь ворвалась в его жизнь тайфуном, и впрямь раздражала, но Грейвз все больше и больше увязал в ее жизни, в ее сильной натуре, в ее несгибаемости. Какая бы женщина ему на самом деле подошла? Представляя покорных девиц, способных поддержать очаг и нарожать детей, он понимал, что всё это ему вряд ли интересно. Он даже забыл, что старше ее почти на двадцать лет, ведь всегда общался с ней на равных. Ему нужна была такая, как она — интеллектуальная и хитрая, способная стать его продолжением, а не просто украшением и дополнением из-за смазливой мордашки и манер.

Пиквери и Пилигрим уже были в ложе, они вежливо пожали руки президенту США и поздоровались с его супругой, а также поприветствовали Грейвза и мисс Мерфи. Пилигрим только скользнул нечитаемым взглядом по платью подчиненной и тут же вернулся к своей излюбленной манере лебезения перед высокопоставленными собеседниками.

— Как вы добрались, мистер Кулидж? Без происшествий? — едва представившись, спросила Пиквери, усаживаясь рядом с президентом.

— Да, все хорошо. Давно не был в Нью-Йорке, никогда не видел здесь столько снега, — на удивление миролюбиво пошел он на диалог, хотя при первой встрече не проявлял к волшебникам позитивных эмоций, а Пилигрима и вовсе чуть из окна не вышвырнул.

Пилигрим же, как непосредственный парламентер между магическим и немагическим мирами, сидел рядом с Серафиной, поглядывая на Грейвза и Джоконду, молчаливо изучающую выданную на входе программу. Старый лис быстро смекнул, что между ними что-то происходит, и это что-то могло поставить крест на ее карьере в МАКУСА. Он видел, как Грейвз на нее смотрит, видел и все понимал. Джоконда была очень амбициозной, всегда добивалась поставленных целей и, невзирая на нечестно полученные документы, на прошлое Уилби и путешествие во времени, Грейвз внезапно понял, что эти совместные завтраки стоит прекратить, чтобы не ломать ей карьеру. Он был неправ, настаивая на своем присутствии, но ведь и она не возражала?.. Ведя светскую беседу, президенты, Пилигрим и супруга Кулиджа не обращали внимание на две тени, занявшие кресла позади. Концерт еще не начался, в зале горело основное освещение, но едва прозвенел последний звонок, свет приглушился и тяжелый бордовый занавес разъехался, явив зрителям оркестр и рояль в центре.

Грейвз наблюдал, как Джоконда оживилась — выпрямилась и подалась вперёд, чтобы лучше видеть сцену и, кажется, действительно была в предвкушении. Ее сережки раскачивались от каждого движения головы. Дирижер вышел на сцену под аплодисменты зала, но овации усилились, когда он указал на кулисы, откуда появился высокий, чуть сутулый человек с вытянутыми чертами лица. Грейвз заметил, как расширились глаза Джоконды, которая пыталась уловить каждое действие пианиста, севшего за классический черный рояль. Такой взбудораженной ее редко удавалось видеть. Он понял, что действительно неотрывно смотрит на нее, ловя каждое движение, только когда ощутил на себе взгляд смотревшего вполоборота Пилигрима, вскинувшего седую бровь. Стоило вести себя сдержаннее или тот найдет способ ему досадить.

Джоконда ни разу не отвлеклась от созерцания сцены за время Первого концерта, а когда заиграл Второй, она и вовсе застыла, и даже в полумраке президентской ложи Грейвз заметил на ее предплечье мурашки. Что так сильно поразило ее? Неужели она так чувствительна к музыке? Хотя, стоит признать, музыка и впрямь была чудесной. Ресницы Джоконды трепетали, и в какой-то момент, стараясь справиться с эмоциями, она просто закрыла глаза, растворяясь в звуках фортепиано. Раздаваясь набатом, заиграли кульминационные моменты первой части Второго концерта, и Грейвз осторожно и мягко коснулся костяшкой пальца тыльной стороны ее ладони, лежащей на подлокотнике. Ладонь дрогнула. В этот момент Джоконда была наиболее открыта и оттого беззащитна, удивительно легко поддавшись эмоциям из-за музыки, она чуть приоткрыла глаза, взглянув на его действия, дабы убедиться, что это прикосновение не случайность. Грейвз невинно поглаживал ее костяшкой пальца, ощущая как нестерпимо хочет быть ближе. Ощущала ли она встречное чувство? Джоконда не убирала руки, но и долго не решалась на ответный жест, и вот, когда он уже даже начинал испытывать неловкость, ее мизинец осторожно двинулся в сторону, захватил его палец и некрепко сжал. Сама же Джоконда вновь невозмутимо смотрела на сцену. На ее предплечье все еще плясали мурашки, но теперь не было абсолютной уверенности, что они посвящены исключительно музыке. Пилигрим периодически проверял обстановку в заднем ряду, словно недовольный спутником дочурки папаша, но этого невинного прикосновения так и не разглядел. Джоконда и Грейвз только смотрели на сцену, не давая никакого повода думать, что сейчас внутри каждого полыхает совершенно определенное пламя.

Эти очевидные сигналы пугали, все нутро Джоконды било тревогу, ей становилось трудно дышать, словно в груди разрастается что-то необъятное, заставляющее сбиваться дыхание, а сердце биться высоко в горле. Чувство было знакомым, хотя уже полузабытым… Сложно было поверить, что ей удастся ощутить его вновь… Она должна была убрать руку, но почему-то не могла пошевелиться, а музыка в исполнении самого композитора, вкупе с происходящим прямо за спинами президентов и Пилигрима, просто приводили к исступлению. Такую бурю эмоций она не испытывала слишком давно и было крайне сложно сохранять самообладание. Понимая, что начинает терять связь с реальностью, Джоконда едва нашла силы убрать руку с подлокотника, сразу же ощутив, как до этого наполненное всем спектром эмоций нутро внезапно опустело. Краем глаза она увидела, как Грейвз поднял кулак к губам, пряча улыбку. Его глаза блестели, они как будто еще больше потемнели. Джоконда попалась, он понял это, он прекрасно разбирался в человеческих эмоциях и подловил ее, и она не знала, чем это чревато…

Закончился Второй концерт, и гостям Карнеги-холла предложили антракт, чтобы отдохнуть в театральном буфете.

— Вам жарко, мисс Мерфи? — неожиданно спросил Кулидж, видя, что она энергично обмахивается программкой.

— Немного душно в зале, — пояснила она, — но если честно, то я просто в восхищении. Спасибо за приглашение, мистер президент.

Она перестала мучить программку и постаралась прийти в себя. Как-то так получилось, что Кулидж с супругой оказались в ее компании, пока они следовали на этаж выше в специально подготовленную для них комнату отдыха, в то время как Пиквери, Грейвз и Пилигрим отстали.

— Вам так нравится Рахманинов? — справилась миссис президент.

— Вне сомнения — один из лучших композиторов современности. Мои мама и бабушка всегда прививали мне вкус к классической музыке, они отдавали предпочтение русским и австрийским композиторам, но Рахманинов с его патриотичной романтикой очень быстро завоевал их сердца. И я не думала, что смогу услышать как он лично играет свои концерты в Карнеги-холле.

— Откуда вы, мисс Мерфи? Слышу английский акцент.

— Верное наблюдение, мистер Кулидж, — искренне улыбнулась она. — Я из Англии, эмигрировала в США чуть меньше года назад.

— Вы разбираетесь в тонкостях живописи и в классической музыке, в истории и, наверное, знаете французский, — заметил Кулидж, почему-то найдя ее компанию более привлекательной и совершенно не спеша возвращаться к беседе с Пиквери и Пилигримом.

— Как и любая другая молодая особа, полагаю? — не смогла не заметить она, когда они добрались до фуршетного стола, возле которого с бутылкой шампанского в руках стоял официант.

Иностранные языки, живопись и музыка все еще были частью классического образования юных леди из благородных семей.

— Боюсь, что молодое поколение мельчает, пришла эпоха джаза и разврата и, увы, я не могу остановить этот регресс морали и образования. Исчезновение женственности и манер, исчезновение классики и процветание вульгарщины.

Она посмотрела на него с очевидным несогласием.

— Скотт Фицджеральд, Сергей Рахманинов, Эрнест Хемингуэй, Гертруда Стайн, новые веяния в живописи и скульптуре, авангардизм, да и возникшие довольно давно сюрреализм и постмодернизм. А как же Скотт Джоплин? Да, это регтаймы, да, это джаз, но разве это не искусство? Разве современный мир не дал гигантский толчок развития разным направлениям прекрасного? У талантов оказались развязаны руки, общество не ушло от классики, обществу нужен глоток свежего воздуха. Шопен, Бах и Бетховен незабвенны, но и они в свое время были новаторами, а Баха и вовсе можно счесть основоположником джаза.

Миссис Кулидж удивленно ахнула и улыбнулась:

— Бах и джаз? Вы, наверное, шутите.

— Не знаю, как часто вам удаётся слушать джаз, но именно произведения Баха чаще других подвергаются джазовой обработке, они очень легко ложатся на импровизацию.

Яркий пример баховского чувства свинга: первая фраза одного из его концертов для двух инструментов. В трактовке Джанго Рейнхардта этот элемент распознается не сразу, его может воспринять только хорошо тренированный джазом слух. А тринадцатая и двадцатая нота темы Первого концерта — явно блюзовые тона, — самозабвенно пела она, найдя благодарную публику. — Из всех классиков, Бах с его мелодикой просто создан для джазовой импровизации!

— Интересная теория, — согласился Кулидж, подозвав официанта, тотчас принесшего девушке бокал шампанского. — А кто этот Джанго Рейнхардт?

— Французский джазовый гитарист-виртуоз, — пояснила Джоконда, но неожиданно ее глаза округлились, и в них четко возник испуг — заметил это только Грейвз, а она буквально стушевалась.

К счастью, президент счел паузу подходящей, чтобы переключится на других участников магической делегации. Грейвз же подошел ближе и незаметно подбадривающе коснулся спины Джоконды ладонью, шепотом спросив, что случилось.

— В этом времени он еще ребенок, кажется, — прошептала она, едва шевеля губами, понимая, что дала осечку.

— Мисс Пиквери, — с усмешкой обратился Кулидж к Серафине, с живым интересом ожидающей окончания диалога, чтобы самой начать наводить мосты с президентом США. — Если у вас все такие, как она — образованные и энергичные молодые особы, то, пожалуй, ваше общество мне по вкусу.

— Мисс Мерфи особенная, — усмехнулся Пилигрим вперед Серафины, — именно поэтому я ращу из нее собственного заместителя.

Он зло сверкнул взглядом в сторону Грейвза, чтобы тот не пытался тянуть к ней свои грязные ручонки, и вновь включил слащавую улыбку.

— Еще ничего не решено, мисс Мерфи не единственный достойный кандидат, — с усмешкой сообщила Пиквери, не понимая, почему этой девушке уделяют столько внимания.

Грейвз, похоже, испытывал к ней весьма очевидный интерес, даже осмелился коснуться ее спины, да и не единожды был замечен в ее обществе за завтраком в МАКУСА. Кастеллано умел трепать языком, и потому Пиквери уже об этом знала. Пилигрим и вовсе относится к ней, как к дочери, а Кулиджи были совершенно очарованы. Почему же мисс Мерфи так на них влияет? Она красиво говорит, умеет произвести впечатление, но эта притягивающая всех харизма несколько настораживала.

— А вы довольно молчаливы, мистер Грейвз, — заметил Кулидж, поглядев на мрачного мужчину в их компании. — Со времени нашей первой встречи вы произнесли не более трех предложений.

— Здесь и без меня достаточно блестящих ораторов, господин президент. Мое дело следить за безопасностью в Штатах, — ответил он, а Пиквери чуть нахмурилась.

Кулидж только что выдал, что переговоры с ним вела Джоконда. И хотя Грейвз не врал Серафине во время доклада по поводу той встречи, а Джоконда использовала “мы” в каждом предложении, у нее сложилось мнение, что парламентером выступил именно он.

— Он человек военного нрава, у нас он что-то вроде главы полиции, — резюмировала она, наконец, осознав, откуда такое внимание к персоне Мерфи — именно ей удалось склонить президента на их сторону, интересно было бы послушать полную историю. — Немногословен, но весьма умен. Он моя правая рука.

— Вице-президент, стало быть, — назвал Кулидж понятным ему термином.

— Вероятно, — заметила Пиквери.

…Разговор ушел от искусства в политику, и Джоконда выдохнула, решив, что зря волновалась насчет своей маленькой оговорки, а затем прозвенел приглашающий обратно в зал звонок, и они поспешили вернуться в президентскую ложу. И едва они заняли места, как свет вновь погас, осветив раздвигающийся занавес, и внезапно Джоконда ощутила мороз, прошедшийся по коже, а из ее рта вылетело облачко пара. Стремительно понизившаяся температура, внезапное уныние завладело ее разумом, и ей едва удалось осознать, что происходит. Они вскочили с Грейвзом практически одновременно, и хором, словно обученные аврорские псы, произнесли одно заклинание:

— Экспекто Патронум!

Из палочки Грейвза вырвался огромный, расправивший крылья орел, а из ее палочки — крошечный в сравнении с ним, но не менее яркий ястреб-тетеревятник, устремившийся наперерез темной фигуре в черном разорванном саване, несущейся к президентской ложе. Маленький ястреб, хлопая крыльями, отгонял не пойми откуда взявшегося дементора, но оказалось, дементор явился не один. Смазав ноты, оркестр прекратил музыку, а Сергей Рахманинов, замерев у рояля, чувствуя, но не видя надвигающуюся тень с дырой вместо рта, высасывающей всю радость вокруг.

Пиквери и Пилигрим последовали примеру Грейвза и Джоконды и, защищая президента, выпустили своих Патронусов, которые стали носиться по концертному залу, отгоняя охотников за душами, также действовали и авроры, сидевшие среди зрителей. Грейвз отправил сигнал на палочки тех, что охраняли периметр, и они тотчас хлынули в зал. Авроры теснили дементоров к потолку помещения, отсекая пути к отступлению. Другие запечатали двери. Зрители были напуганы, они решили, что эти странные люди с палочками в руках, из которых появлялись вспышки магии, представляют опасность.

Что это был за акт устрашения? Очередная попытка вновь показавшего себя преступника уничтожить республиканскую власть? Президента и его супругу тотчас вывели из зала и под охраной Абернети и еще двух авроров отправили в отель. Похоже, предстояла длинная ночь, ни один немаг не должен запомнить, что здесь произошло…

Вечер был безвозвратно испорчен, и Грейвз целиком и полностью погрузился в работу, лишь только бросил Джоконде, чтобы она увела Пиквери и Пилигрима. На театр уже были наведены антиаппарационные чары. Он запоздало понял, что обратился к ней, словно она тоже была аврором, на которого он мог положиться, но ее молниеносная реакция и мощный Патронус перевернули что-то в его мозгу… Впрочем, Джоконда только кивнула и последовала его указаниям…

---

Примечания:

Пошел романtique) жду отзывов)

Ужин в компании президента США, который был подготовлен в ресторане неподалеку от Карнеги-холла, пришлось отменить. В отеле, где они с женой остановились, и по периметру стало вдвое больше авроров. Кулидж испугался не на шутку, осознав, что угроза реальна. И потом, что он подумал, узнав о существовании этих ужасных тварей? Пилигрим, Пиквери и Джоконда отправились отнюдь не по домам, а прямиком в ее кабинет и еще какое-то время ожидали Грейвза с отчётом. Он ненадолго прибыл в МАКУСА, чтобы присоединиться к ним и сообщить, что три дементора изловлены, и пока среди присутствующих в концертном зале не выявлено ни одной подозрительной личности. Преступник, скорее всего, сбежал. Джоконда за время доклада Грейвза Пиквери не заметила ни единого взгляда в свою сторону. Когда он погружался в работу, его не интересовало ничего вокруг, не относящееся к ней, и этим, вероятно, он был настолько ценен. Пиквери отпустила их спать, предположив, что завтра, возможно, появятся новости, и следующим же утром пригласила Джоконду к себе, чтобы огорошить неожиданным заданием:

— Мисс Мерфи, я не знаю, чем вы так приглянулись Кулиджу, но идите домой и соберите вещи. Вы отправляетесь с президентом в Вашингтон и какое-то время будете находиться подле него.

Джоконда едва удержалась от проявления эмоций — как минимум удивления, но вместо этого только кивнула и вежливо сказала:

— Хорошо, мэм. Мистер Пилигрим в курсе, или мне стоит к нему подойти?

— Я передам с Кастеллано, поторопитесь, мистер президент отбывает через час.

Джоконда, выходя из кабинета в смешанных чувствах, не знала что и думать, сегодня была пятница, и она очень рассчитывала на эти выходные, чтобы заняться учебой, и потом, ее сосед не появился на работе и, наверняка проторчав в Карнеги-холле всю ночь, сейчас отсыпался.

— Мисс Пиквери, у меня выпускная сессия через месяц, — решила прямо сказать Джоконда, успевшая усвоить годовую программу за считанные три месяца.

— Так через месяц же, — непонимающе сказала она.

— Я всегда готовлюсь заранее. Но суть не в этом. Если мое задание затянется, у меня будет возможность как-то перенести ее?

Она на удивление легко согласилась, кивнув.

— Я могу это устроить.

Джоконда просияла, не скрыв улыбки, показывая, что получила то, что хотела, однако на душе почему-то скребли кошки. Судьба забрасывает ее в новое место, но она надеялась, что ненадолго.

— Спасибо, мэм.

* * *

Отвык Грейвз от таких ночей: вечер, начавшийся с прекрасного, закончился тяжелым аврорским долгом и отсутствием сна. Часам к семи утра они завершили работу над изменением памяти, а также опросом немагов о замеченных ими странностях. Едва добравшись домой, он упал спать, однако спустя четыре часа уже был на ногах. Сейчас сон был не важен. Им так и не удалось ничего выяснить, и спать нормально он попросту не мог, когда речь шла о деле государственного уровня.

Джоконда наверняка уже была в офисе, не имело смысла стучать в соседнюю дверь. Грейвз все еще чувствовал себя уставшим и оттого наиболее раздосадованным, ощущая будто снова упускает шанс. Сбросив маску хладнокровия, она показала ответную симпатию, пускай даже следом опять закрылась, стоило начаться антракту. Ее реакция на прикосновения и взгляды говорила о многом, и как только он разберётся с нынешним делом, им нужно поговорить, и пусть это будет в каком-нибудь уютном кафе на Санни-стрит. Джоконда наверняка примет его ухаживания, и Грейвз был полностью согласен, что светить взаимной симпатией в МАКУСА не следует.

Вчера он убедился, насколько она была к месту, как мастерски владела разговором и покорила сердца президентской четы. Начитанная и образованная, она вытеснила Пиквери на второй план, включив давно позабытого и словоохотливого Чарльза Уилби. Чарльз остался светлым отголоском прошлого, но даже его Грейвз теперь вспоминал с теплотой в сердце. Кто бы мог подумать, что этот обаятельный засранец окажется девушкой… и почему даже в мужском обличье Джоконде удалось заставить его испытывать поначалу совсем незаметную, но затем все усиливающуюся симпатию. А еще эта мгновенная реакция на дементоров. Грейвз и Джоконда одновременно почувствовали опасность и выпустили Патронусов: магия, наполняющая маленького ястреба, была велика — тот играючи справлялся с жуткими тварями. Джоконда, очевидно, очень сильная волшебница — что неудивительно с такими предками. Это оказалось особенно заметно вчера, и Грейвз даже на мгновение пожалел о том, что все же она не присоединилась к его ведомству, а полезла в политику. Они бы сработались, в этом было какое-то таинственное притяжение — стоять рука об руку против опасности…

На целый день зарывшись в отчеты работавших всю ночь авроров, он так и не нашел ничего, что могло бы навести на след преступника. Дементоров, этих ужасных безмозглых тварей, было решено передать в Азкабан — Британскую тюрьму, где дополнительную охрану встретят с распростертыми объятиями. Здорово, если бы в Северной Америке вообще не водилось подобных существ.

Часам к девяти вечера, все еще ощущая слабость от недосыпа и после нескольких чашек кофе, он наконец-то вернулся домой, и решил постучать в соседнюю дверь. Тишина в ответ. Кажется, Джоконды не было дома. Она рассказывала за завтраком, что любит проводить время в городском кафе за чтением профильной литературы, но вот только в каком конкретно — не сообщила. Что ж, в субботу у него выходной и у нее тоже, возможно, хоть в этот день удастся поговорить? Однако в субботу хозяйка вновь не открыла, и тогда он отправил короткое сообщение на ее монету, но оно осталось без ответа. И это начинало нервировать… Только к утру понедельника Грейвз узнал, что Джоконду отправили в Вашингтон присматривать за президентом, и это сбивало с толку.

— Вы отправили стажера, даже не закончившего высшее образование, охранять президента? — удивился он, не сумев скрыть эмоции.

— Там и так есть охрана из авроров, но Кулидж, несомненно, проникся к ней достаточной симпатией, чтобы позволить находится рядом, а она, в свою очередь, сможет призвать авроров, — пояснила Пиквери свое решение. — Мисс Мерфи отчиталась, что пока всё идет гладко, и Кулидж назначил ее на должность секретаря-референта, чтобы оправдать ее нахождение рядом перед персоналом и коллегами на политических встречах.

И как же, интересно, она поддерживает связь с Нью-Йорком?

— Вы видели ее способность отреагировать в случае опасности, — поддержал президента Пилигрим. — Мисс Мерфи справится, я полностью солидарен с Серафиной.

— Она могла бы стать хорошим аврором, — без тени сомнения подтвердил Грейвз. — Однако хватит ли ей опыта? Я бы мог предложить на эту работу Абернети, он умеет не привлекать к себе внимания. Для нее это может быть опасно.

Пиквери и Пилигрим переглянулись, как будто убедились в некоем совместном предположении. Они видели чрезмерную озабоченность Грейвза, человека по обыкновению не способного к проявлению столь личного беспокойства за кого-то конкретного.

— Персиваль, скажите, что здесь не замешана личная симпатия... — вкрадчиво спросил Пилигрим, даже приподнявшись в кресле.

Пиквери же не сказала ни слова, позволяя этому диалогу состояться. Грейвз только осклабился в неприятной ухмылке, не терпя, когда кто-то лезет в его личную жизнь.

— Это не имеет отношения к тому, что вы отправили выполнять аврорскую работу стажера из несвязанного управления!

— Мистер Грейвз… — протянула Пиквери настороженно, — это дипломатическая миссия, а не охранное предприятие. Мисс Мерфи втерлась в доверие к Кулиджу, и это дает нам повод думать, что ей лучше всего находиться при нем. Тем более, если она рассчитывает на должность заместителя Элайджи.

В его глазах отчетливо проявился гнев, но возразить президенту он не мог. Грейвз понял, что принимает все слишком близко к сердцу, как поняли это и собеседники, сделавшие собственные выводы. Пиквери попросила его задержаться, спровадив из кабинета самодовольного Пилигрима, лишь подтвердившего свои подозрения.

— Что с вами творится, Персиваль? Вы готовы были наброситься на нас с Элайджей. Не думайте, что мы не заметили знаков внимания, которое вы оказывали мисс Мерфи в театре.

— И что с того? — спросил он, запоздало осознав, что прозвучало это довольно грубо.

Она глубоко вздохнула, взглянув на него по матерински, хотя их разделяло всего пять-шесть лет.

— Элайджа не в восторге от вашего с ней общения, и, потом, учитывая ваши с ним натянутые отношения, это может не слишком хорошо отразиться на карьере мисс Мерфи…

— Это его никоим образом не касается, — вспылил Грейвз, словно у него пытались отобрать нечто ценное, а своего он никогда не упускал.

— Я вас едва ли узнаю, — невозмутимо продолжила Пиквери, поднявшись из кресла и подойдя ближе. — Вы никогда не позволяли эмоциям брать над собой верх. Вы знаете ее неделю, а уже огрызаетесь даже на меня.

Он внезапно замер, осознав, как это выглядит со стороны. Он не имел абсолютно никакого права пререкаться с Пиквери и должен был запрятать свои эмоции как можно дальше. Однако внутри него все пылало, и он прекрасно знал, о чем попросит президент своей следующей фразой:

— Позвольте девушке проявить себя и выполнить эту работу, Грейвз, — попросила Пиквери, уже второй раз за разговор назвав его по фамилии, решив, наверное, что он слегка помутился рассудком. — Вам стоило подольше побыть дома после госпиталя, а не нестись сломя голову на работу. Без вас бы здесь ничего не изменилось за три дня. Придите в себя, мне нужен мой заместитель…

И эта просьба подействовала отрезвляюще, он понял, как глупо выглядит в ее глазах, впервые позволив Серафине увидеть то, что творится у него на душе, но от этого было не легче. Он вышел от нее в совершенно раздавленном состоянии, не понимая, как мог до такого докатиться. Ему прямым текстом сказали держаться подальше от Джоконды, это влияло не только на ее карьеру, но и на его собственную. Вызывать недовольство Пиквери — ошибка, а карьера для Персиваля Грейвза превыше всего. А еще он отчего-то стал злиться на безвинную Джоконду, которая неосознанно довела его до такого состояния, и эта нелепая злость позволила сработать правильным рычагам в голове и привести мысли в порядок. Он не должен был проявлять подобную слабость…

* * *

Будни в компании президента Соединенных Штатов слились в бесконечную однообразную череду, Джоконда не покидала его ни на секунду, а во время встреч, пока настоящий секретарь вела протокол, тихо изучала материалы для сдачи экзаменов. Признаться, у нее еще не было столько времени на учебу, и поначалу показавшееся неуместным задание принесло определенные плоды. Она использовала эту возможность на полную, потеряв счет часам и дням. А еще Кулидж был подкованным и интересным собеседником. Он почему-то стал видеть в ней друга, и они подолгу общались, обсуждая историю противостояния Севера и Юга, Первую мировую войну, а также интересных монархов и стратегов, оставивших отпечаток в истории. Его супруга, Грейс, часто проводила вечера в их обществе, и это, наверное, была самая красивая пара, которую видела Джоконда. Она расставалась с ними к ночи, а с утра уже встречала господина президента у его апартаментов, придумывая новые планы на вечер — будь то чтение, шахматы или музыка. Конечно, он много спрашивал о волшебном мире, и Джоконда предоставляла ему, по ее мнению, безопасные сведения, а иногда даже показывала какие-то заклинания. Их очень заинтересовал Патронус, оба восхищались, вновь лицезрея мерцающего в голубом сиянии ястреба, примостившегося на спинку ее кресла, а также она показала им как выглядят дементоры, ведь магглы их видеть не могли — только чувствовать. Поначалу отвергавшие наличие магического мира, они были зачарованы колдовством, приняли как факт, что их пытаются уберечь добрые волшебники из сказок, и оказались весьма заинтересованы историей суда над салемскими ведьмами, откуда брало начало разделение миров на магический и немагический.

Грейвз лишь однажды прислал сообщение на ее монету, но оно осталось без ответа. Вспоминая вечер в театре, Джоконда решила, что зря открылась, позволила случиться слишком многому, ею двигали едва ли присущие ей эмоции. Познав действие Амортенции, она думала, что это помешательство на грани эффекта от приема зелья и испугалась. В тот момент она готова была забыть про карьеру, про принципы и амбиции, могла послать к черту Пилигрима, и подобная зависимость ей совершенно не понравилась. Потребовалось две недели, чтобы развеять действие “Амортенции” и включить разум. Грейвз все еще был важен для нее, но не настолько, чтобы рушить то, чего она добивалась несколько месяцев. И все же, Джоконда с ее расчетливостью пыталась систематизировать происходящее и как они оба до такого дошли. Он же так сильно раздражал ее, впрочем, объективно говоря, это было обоюдно. В особенности утомляла его грубость, не далее как в первый же день в МАКУСА после выписки из больницы Грейвз снова пытался нагрубить ей, словно это вошло в привычку. Почему она не злилась? И после этого в театре он снова вел себя так, как тогда, на озере… И чем больше думала Джоконда, тем сильнее понимала, что уделяет этому слишком много бесценного времени. Он был старше на двадцать лет, у него был скверный характер и прогрессирующий нарциссизм, но… Мистер Грейвз дважды спас ей жизнь и проявлял странную заботу — часто согревал ее чарами, одалживал пиджак, даже помогал с галстуком, когда она притворялась Чарльзом Уилби — она помнила все до единой мелочи, и это уже не говоря о том, что он выдал ей новые документы, доверился и снял браслеты. Достаточно ли было этого, чтобы ощущать такое сильное стремление к нему, что замирало сердце? И стоило ли взять себя в руки и отодвинуть эту симпатию на второй план?

Но с другой стороны…

Дедушка как-то говорил, что Тому Риддлу было свойственно отвергать свои чувства и желания, чтобы двигаться к единственной цели… К могуществу. Он оставил ее маму ради осуществления коварных замыслов. И счастье, что у нее был такой человек, как Абрахас. Джоконда начинала опасаться, что слишком сильно становится похожа на это чудовище, подобное сходство ей претило. Она всегда была на правильной стороне и очень тонко чувствовала грань добра и зла, но все же… Амбиции не позволяли ей оглянуться назад. Она хотела доучиться, хотела сделать что-то сама без указки М.П.Г., хотела добиться должности заместителя Пилигрима и со временем занять его пост, вот только оправдывает ли цель средства?.. Сможет ли она игнорировать то, что разрасталось в душе при виде мрачного Главы магического правопорядка?.. Она до сих пор не могла понять, как позволила этой симпатии случиться, и откуда она вообще взялась.

…За три недели пребывания в Вашингтоне не произошло ровным счетом ничего. Преступник более никак не проявлял себя, а, быть может, прознал, что президента охраняет отряд элитных авроров, и пока затаился. Они не теряли бдительности ни на секунду. Казалось, эпизод с дементорами в центре Нью-Йорка был лишь актом устрашения, ведь о посещении Карнеги-холла президентом США не писал только ленивый.

Джоконда, стоя с чашкой кофе возле окна в Овальном кабинете, тихо наблюдала за редкими снежинками, спускающимися к земле, и в этот пасмурный день было в ее состоянии что-то такое умиротворенное, словно она находилась в нужном месте, в нужное время. Компания Кулиджа стала настолько привычной, что они научились друг друга не замечать. Он, конечно, не светил перед ней секретными документами, а она научилась вовремя отворачиваться и никогда не лезла не в своё дело. В кабинете раздавался скрип перьевой ручки, но внезапно в ушах осталась только тишина, и Джоконда осмелилась повернуться. Кулидж смотрел на гостью нечитаемым, полным сосредоточения взглядом. Он был человеком очень интеллигентным и никогда не переходил личных границ, но сегодня в нем что-то изменилось.

— Простите, что вам приходится постоянно находиться подле меня, мисс Мерфи, — монотонно произнес он.

— Ваша компания, господин президент, мне очень приятна, — дернула она уголки губ вверх. — Но с чего вы вдруг решили об этом задуматься?

Он потянулся в кресле, сбрасывая президентскую маску, и просто откинулся на спинку, глядя в потолок. В этом было что-то такое очаровательно домашнее, словно при ней он мог позволить себе расслабиться.

— Не знаю, вы здесь, в Вашингтоне, а мистер Грейвз за двести пятьдесят миль отсюда в Нью-Йорке, — как ни в чём не бывало, задумчиво обронил он, поправляя манжеты.

Джоконда чуть склонила голову, непонимающе глядя на него, но затем улыбнулась, растроганно принимая его неожиданную заботу.

— Настолько было заметно, да? — по-доброму усмехнулась она.

— Слепой бы заметил, — подтвердил он свои наблюдения и добавил: — Не сочтите за отсутствие такта, но скоро Рождество, а это время, когда все мы должны проводить с близкими.

— Мы не близки, господин президент, мы коллеги, — пожала она плечами, едва дав ему договорить; Джоконда выпрямилась, щелкнув задниками туфель, словно офицер армии. — Мы друг другу никто.

А он не поверил. Совершенно не поверил в эту ложь и выглядел так, словно ничего глупее в жизни не слышал. Как же сильно этот человек отличался от слабого духом Гардинга, сколько в нем было участия и благочестивости, и как Америке повезло с таким президентом у руля. Мистер Кулидж удивлял ее постепенно, а может, стремительно. Он мог бы просто терпеть ее присутствие, но вместо этого позволил стать другом, и ответить ничем иным, как искренностью на его искренность, не представлялось возможным.

— И все же, повторюсь, только слепец не заметит вашей обоюдной привязанности. Он влюблен, мисс Мерфи.

Джоконда невидящим взглядом смотрела на нарядную ель в его кабинете, гипнотизирующую своими радостными огоньками. Она никогда бы не могла подумать, что Овальный кабинет, место, где проворачивал свои дела Чарльз Уилби, станет тихой обителью, местом уютного разговора с самим президентом Соединенных Штатов, и все еще терялась в догадках, почему же он проявлял к ней такую доброту… Мистер Грейвз влюблен в нее? В это было практически невозможно поверить, но его прикосновения в театре, его симпатия были настолько очевидными, что после слов Кулиджа хотела в это поверить. Она и сама не могла себе признаться, что видит именно это в его глазах.

— Мы находимся на разных ступенях в наших карьерах, слишком разные, да и возраст, — начала она искать оправдания, позволив себе открыться. — Я бы предпочла относиться к нему как к старшему по званию, как к наставнику…

— Остановите свои мысли на мгновение, Пруденс, — впервые назвал он ее по имени, и этот доверительный тон заставил Джоконду на миг и впрямь застыть и вспомнить того, по кому она действительно скучала, на время отодвинув его из жизни. — Вы хороший человек, я вижу это, а хорошие люди должны быть счастливы, особенно в Рождество, — сказал он нечто само собою разумеющееся. — Вы любите его? — даже не зная того, что их связывало, Кулидж так легко смог задать подобный вопрос.

Джоконда несколько смутилась. Она не думала об этом, не знала, что чувствует, но ее сердце трепетало, и было легче называть это симпатией, хотя то необъятное чувство в груди вновь возвращалось, стоило вспомнить тот вечер.

— Это может повлиять на мою карьеру, — не совсем прямо ответила она. — Надеюсь, я не покажусь слишком несерьезной, если раскрою маленькую тайну. Мистер Пилигрим, мой непосредственный руководитель, на дух не переносит мистера Грейвза.

— А причем здесь он? — Такие простые и очевидные вопросы Кулиджа били точно в цель. — Вы женщина, пускай и карьеристка, и мнение какого-то старого пердуна не должно на вас влиять, — довольно прямолинейно, но миролюбиво отозвался он. — Мистер Грейвз хотя бы знает, что вы испытываете ответные чувства?

Джоконда соединила брови, внимательно глядя на президента США, решившего покопаться у нее в душе.

— Не знаю, но возможно…

Он взял со стола ручку и стал вертеть ее между пальцев, не боясь испачкаться в чернилах.

— Моя жена говорит, что это так похоже на ситуацию между героями ее любимого романа “Гордость и Предубеждение”.

— Элизабет Беннет и мистер Дарси, полагаю? — сразу же догадалась она, удивленная сравнением.

— Нет, она назвала другие имена. Кажется, Джейн и Бингли, если не ошибаюсь. Извините, я не слишком силен в женской литературе.

Джоконда засмеялась.

— Я бы была удивлена, если бы вы читали столь наивный девичий роман.

— И тем не менее, Грейс заметила большое сходство. По ее словам, Джейн, не умеющая показывать своих чувств, почти разрушила собственное счастье, — не поддержав ее веселья, серьезно сказал он, словно знал о Джоконде многим больше, чем она сама. — Я не знаю, как моя жена так быстро разобралась в вас двоих всего за один вечер, но она всегда обладала невероятной эмпатией.

— Какой странный разговор, мистер Кулидж, — призналась Джоконда, ласково ему улыбнувшись и внезапно ощутив нечто такое доброе и светлое в душе — ощущение присутствия отца, которого у нее никогда не было. — Почему вы…

— Почему я интересуюсь? — перебил он, внезапно поднялся из скрипнувшего кресла, подошел к ней вплотную, забрал недопитую чашку из ее рук и неожиданно заключил ее ладони в свои. — Милая Пруденс, это заставляет верить, что вы, волшебники, такие же люди, как и мы. И как бы ваш незнакомый мир не пугал нас, мы очень похожи, мы испытываем одинаковые чувства и подвержены тем же страстям. Это дает нам веру в то, что мы действительно можем ужиться под одним небом.

Джоконда опустила взгляд, все чаще замечая, что меняется и становится мягче, что люди, встречающиеся ей на пути, и люди хорошие, светлые, влияют на ее мировоззрение. Этот отеческий разговор с Кулиджем был сродни рождественской сказке, он был тем, чего ей так не хватало, а ей очень не хватало семьи, не хватало Дамблдора. И кто бы мог подумать, что в речах Кулиджа она услышит именно его мудрые наставления. Она осознала, насколько важно следовать велению сердца, вопреки амбициям, вопреки всем преградам, которые, в сущности, она сама себе возвела. Кулидж помог ей понять, насколько важно слушать собственное сердце, а ее сердце стремилось к Грейвзу, и это осознание вспыхнуло миллиардами крошечных золотых искорок, закружилось кутерьмой, переворачивая ее мир наизнанку. Она могла — и хотела! — ощутить счастье, но почему-то постоянно находила причины сторониться его. Такой абсурд… В этот момент все стало таким простым и понятным, как и летящие за окном снежинки, укрывающие сад Белого дома пушистым белым ковром.

Рождество проникало в сердце. Этот кабинет, эта наряженная ель, этот чуткий и искренний человек, на время сыгравший роль Дамблдора, воззвавший к ее здравомыслию. Все было так щемяще правильно.

— Вы знаете, что двадцать четвертого декабря состоится президентский рождественский бал, пригласите его, — попробовал он воззвать к ее чувствам.

— Я как раз хотела с вами поговорить по этому поводу, но все не могла найти удобный момент, — тотчас переменилась Джоконда в лице, вспомнив о стоящих перед ней задачах по защите президента. — Его стоило бы отменить. Массовые мероприятия — очень хороший способ отвлечь внимание, усыпить бдительность и нанести решительный удар. Боюсь, это слишком опасно.

— Я не могу, Пруденс, — вновь доверительно обратился он и, увидев желание перебить, добавил: — Это нерушимая традиция. Разве я похож на человека, для которого важны балы? Это часть нашего наследия. Часть истории.

— Но ваша безопасность…

— В ваших руках и в руках человека, который за нее отвечает, как он сообщил сам в тот вечер в Карнеги-холле, — намекнул он на Грейвза. — Я буду признателен, если на мероприятии будет присутствовать множество ваших, как их… авроров, кажется, а может, даже сама президент Пиквери согласится принять предложение. Постарайтесь донести до нее важность события, я прошу вас об этом.

У Джоконды все еще были возражения, но она не могла не согласиться, тем более, когда Кулидж так на нее смотрел.

— В таком случае, мистер президент, вы должны будете согласиться на все условия обеспечения безопасности...

* * *

Сочельник — время, когда семьи собираются вместе, время чудес — день, когда традиции передаются из поколения в поколение. Будь ты стар или млад, сердце каждого человека на земле наполняется чарующим ожиданием праздника. Сидя в кругу близких, заворачивая последние свертки, или же в попытках успеть купить подарки в ближайшем супермаркете, время, проведенное в пробках, или же время в разглядывании снежинок за окном. Для всех и каждого оно было прекрасным в своей радости и печали. Богач за ломящимся от яств праздничным столом или бедняк, зажигающий последнюю свечу над краюхой хлеба, все одинаково ждали праздника, сохраняя в душе самые сокровенные желания. Время, когда даже самые тяжелые мысли отходят на задний план, время веры в лучшее, время обнять своих близких настало…

Джоконда давно позабыла что же значит ждать Рождество, она проживала каждый свой день в семидесятых в ожидании ужаса, зная события наперед, а здесь в двадцатых — в шумных джазовых тусовках в обществе Ротштейна и Жирного Тони, в Консьерже или на чьей-то вечеринке, без особого энтузиазма. Кажется, вся ее жизнь здесь была лишь театральным представлением, и сейчас, глядя на себя в зеркало, она боялась и предвкушала Рождество, и такая Джоконда казалась ей незнакомой. Джоконда Уинтер, мрачная староста Слизерина, пережившая Первую магическую войну девушка-аврор, увидевшая столько крови и боли, старавшаяся сделать всё, что написано в письмах М.П.Г., наконец, просто ждала Рождества, как не ждала его никогда прежде.

Вечер обязывал ее нарядиться согласно тематике мероприятия и не выделяться, но все же Грейс Кулидж настояла на участии в ее внешнем облике. У них было двое сыновей, а миссис Кулидж всегда мечтала о дочери, эта их с президентом забота была совершенно обезоруживающей. Джоконда чувствовала, что сближается с этими людьми, забывая, что они были всего лишь заданием.

Сегодняшний бал был опасной затеей, и Пиквери это подтвердила на очередном совещании. Она осталась недовольна, что Джоконде не удалось повлиять на президента в пользу отмены мероприятия. Стоило быть начеку. Кажется, чуть ли не половина аврората сегодня присутствовала среди гостей, а остальная часть патрулировала периметр здания Бального зала на Сенатской площади в Вашингтоне. Кулидж был непреклонен, невзирая на нападение дементоров в Карнеги-холле, он как будто беспечно относился к собственной безопасности, но все же присутствие такого количества авроров сеяло семя надежды, что вечер пройдет без происшествий.

Джоконда прекрасно знала, что Пиквери, Пилигрим и Грейвз и так приглашены на событие, и не осмелилась отправить Грейвзу сообщение на монету о том, что будет рада его присутствию, тем более, от него самого не было вестей. В начале вечера она находилась в обществе сыновей президента, охраняя его семью как зеницу ока. И будучи приставленной к Кулиджам в первую очередь как дипломат, она все еще ощущала себя аврором и в случае опасности знала как действовать и не теряла бдительности.

Это было одновременно масштабное и камерное мероприятие для избранных политической сцены немагического правительства. Только в этот день республиканцы и демократы могли спокойно и открыто пообщаться в кулуарах и не попасть на первые полосы героями скандальных статей. Невзирая на отношение Кулиджа к алкоголю, здесь даже было шампанское. И еще это был настоящий бал, по всем канонам. Бал, на котором, конечно, не прозвучит ни единой джазовой импровизации… Хотя, возможно, будет хотя бы фокстрот?..

Даже конферансье и официанты были одеты в стилистике вечера, все как один — в париках, в белоснежных гетрах и красных сюртуках — они создавали неповторимую атмосферу настоящего бала ушедшей эпохи, лавируя между приглашенными с подносами. Джоконда поневоле воспряла духом, радуясь, что подобные традиции еще сохранялись в довольно современном обществе двадцатых годов. Налет старины и лоска был ей по вкусу.

Огромная пушистая ель в центре зала и сопровождение в виде рождественской сюиты из “Щелкунчика” наполняли вечер волшебством, а дресс-код вынудил дам одеться только в светлые оттенки, подчеркивая тепло и радость этого праздника. Классическое Рождество предстало перед Джокондой светским событием, уносящим на несколько десятков лет назад. Длинные платья прямого кроя, подпоясанные под бюстом, и классические фраки или рединготы — наряды гостей не давали ни намека на ревущие двадцатые, и Джоконда почувствовала, словно перенеслась еще дальше назад во времени. Это действительно был сказочный бал, и даже Тина Голдштейн, мелькнувшая среди гостей, выглядела по особенному. Ее нежно голубое платье, наверняка выбранное сестрой, подчеркивало женственность. Кажется, она была без каблуков, чтобы не выделяться среди приглашенных своим высоким ростом, а может, на случай быстрого реагирования, ведь когда шпильки помогали в погоне за преступниками? Распорядитель периодически называл фамилии, имена и должности новоприбывших. Серафина Пиквери появилась под руку с мистером Пилигримом, хотя Джоконда была уверена, что та придет на бал в обществе своего заместителя. Зал заполнился пока только наполовину.

Пиквери тоже едва ли выделялась среди гостей, ее голову как обычно покрывал головной убор, сегодня похожий на тюрбан сикхов, разве что белого цвета. Из него торчало несколько перьев. Невзирая на недовольство, что бал все же состоялся, кажется, и они были в более или менее хорошем расположении духа. Рождество даже такого вечно недовольного человека, как Пилигрим заставляло улыбаться. За последние три года Джоконда впервые не владела ситуацией, она настолько привыкла, что нужно “совершать обход” между важными персонами в облике Чарльза Уилби, что первое время даже чувствовала себя несколько растерянно. Не она правила балом, и сейчас будто со стороны видела, как чета Кулиджей заменяет ее в этом нелегком деле.

На их круглом столе на шесть персон, рассчитанном на двух президентов и их спутников, Джоконда обнаружила свою табличку с именем рядом с табличкой с надписью “Персиваль Грейвз”, однако его место, вежливо поздоровавшись, внезапно занял вовсе не тот, кого она так ждала. Лоуренс Абернети так и не научился вести себя с женщинами и на вопрос, как дела он едва не рявкнул в ответ “хорошо”, а затем стушевался и сделался как будто еще ниже ростом. Это повеселило прыснувшую в кулак миссис Кулидж. Пиквери только зло сверкнула в сторону Абернети взглядом, призывая его собраться.

— Волшебники и обычные люди под одной крышей, разве это не отличный пример того, что наши сообщества могут отлично контактировать? — заметил Пилигрим, когда Кулидж подошёл засвидетельствовать своё почтение. — Конечно, мы здесь инкогнито, но все же…

— Почему бы и нет, в этот день мы все верим в волшебство, — вежливо ответил президент, который в силу воспитания никогда бы не показал истинного отношения, но все же понимал необходимость дополнительных мер безопасности.

Джоконда благодарно ему улыбнулась, понимая, что на самом деле подобное соседство дается президенту нелегко. Кулидж улыбнулся в ответ, найдя в ее глазах истинную поддержку. В этот момент прислуга попросила гостей отойти от елки в сторону, и в центре рождественского зала появилось трио — две балерины и танцор, развлекающие гостей, пока публика только собиралась. Филармонический оркестр, также облаченный согласно тематике вечера, заиграл грациозную и веселую мелодию — “Танец пастушков” из того же "Щелкунчика". Чайковский был неотъемлемой частью Рождества во все времена, и Америка двадцатых не была исключением.

— Шампанского, дамы и господа? Господин президент? — с вежливым поклоном оказался возле них один из наряженных в красный сюртук официантов.

— А где же мистер Грейвз? — спросил Кулидж, подцепив бокал и передав его Джоконде, которая не собиралась пить, так как была на службе. — Я думал, он, как глава безопасности, должен находиться здесь в первую очередь.

Джоконда настроила уши, хотя сама делала вид, что наблюдает за балетом. Присутствие Абернети ее совсем не радовало.

— Персиваль сейчас в Восточной Европе, у нас появилась зацепка касательно артефактов, которые появляются в США. Они ввозятся из Румынии, — негромко сообщила Пиквери, а Джоконда ощутила легкий оттенок досады. — Мистер Лоуренс Абернети, его заместитель, сегодня отвечает за нашу безопасность. Можете не беспокоиться на сей счет, — заверила она.

— Но ведь Рождество же, — проявила искреннее недоумение миссис Кулидж, не удержавшись от взгляда на казалось бы равнодушную к факту его отсутствия Джоконду.

— Боюсь, мистер Грейвз человек долга, — сообщил до этого молчаливый Абернети. — Чем скорее мы вычислим преступника, тем быстрее перестанем за вас волноваться, миссис Кулидж.

Надо же, оказывается, он умел говорить и даже строить складные предложения, но стоило Джоконде кивнуть ему, как Абернети тотчас спрятал взгляд в бокале шампанского. Что ж, хотя бы будет чем развлекать себя в этот вечер. Он довольно забавный.

— Сэр, за исключением опаздывающих, все гости в сборе, ваша речь, — сообщил подошедший к нему мужчина, протянув листок бумаги.

Кулидж имел замечательную память и наверняка не будет подглядывать в шпаргалку. Эту речь он писал сам, а Джоконда помогала, ей нравилось, когда он обращался к ней, спрашивая мнение в том или ином вопросе.

— Дамы и господа, прошу меня простить, — поднялся он с места, и супруга вместе с ним:

— После речи начнется танцевальная часть. Мы выписали из Европы талантливого мазуриста, он не даст гостям заскучать, а также весь вечер гостей будет развлекать русский балет. Однако сначала, конечно же, полонез...

— Мисс Мерфи, — неожиданно обратился к ней Абернети уверенным тоном, — не соблаговолите ли вы оказать мне честь и составить партию в полонезе?

У нее едва не открылся рот от изумления. Речь Абернети, которого она считала неспособным на общение с женщинами, звучала обыденно и совсем не смущенно, словно он выпил какого-то зелья. Она посмотрела на Пилигрима — формально, его разрешение ей не требовалось, и тот незамедлительно кивнул, одобряя пару.

— С радостью, мистер Абернети, — ответила она с легкой полуулыбкой, и он улыбнулся в ответ незнакомой прежде обаятельной улыбкой, на которую, как оказалось, был способен.

В конце концов, что еще делать на балах, кроме как танцевать и пить шампанское? После речи Кулиджа, наполненной духом рождественской радости, гости аплодировали. Кто-то искренне, кто-то равнодушно и сдержанно, кто даже с неуместной, полной скепсиса ухмылкой. Джоконда и Абернети, вставшие в очередь из пар, высматривали все подозрительное. Она все еще вела себя как аврор, похоже, это впиталось буквально под кожу. Раньше на балах в полонезе должен был участвовать каждый гость — это было обязательной частью, но, глядя на большинство сидящих людей старшего возраста, Джоконда поняла, что танцпол займёт одна молодежь.

— Привет, Тина, — шепнула она позади стоящей паре, увидев ее в обществе сначала показавшегося незнакомым джентльмена.

Тина была жутко напугана, ее темные глаза достигли почти идеально круглой формы.

— Мисс Мерфи, что мне делать, я совсем не знаю как танцевать полонез.

Джоконда ободряюще улыбнулась, видя ее в полнейшей растерянности.

— Голдштейн, просто повторяйте за мисс Мерфи, танец совсем не сложный, это просто вышагивания со сменой позиций. Доверьтесь партнеру, — неожиданно вступил на помощь Абернети, а Тина оказалась только в большем замешательстве.

— Вы пригласили на танец мисс Мерфи… — ахнула она.

— Вот видите, Тина, он смог, и вы сможете, — шепотом произнесла Джоконда, поддержав ее шуткой. — И, пожалуйста, зовите меня Пруденс.

Тина прыснула в кулак и кивнула, что-то сказав своему кавалеру. Джоконда узнала его — этот голубоглазый молодой человек был сыном главного визави Кулиджа из Демократической партии — Джона Дэвиса. Сегодня придется много танцевать, поэтому Джоконда и не подумала надеть каблуки, тем более к ним бы не подошел образ. Это хорошо, она не хотела быть сильно выше коротышки Абернети.

Один из величественных полонезов, любимый публикой Огинский, грянул с оркестровой ложи, и танцоры оживились. Не менее тридцати пар великолепно одетых дам и кавалеров буквально воспарили духом от бравурного и торжественно вступления.

— Тина, пройтись, покружиться вокруг партнера и поклониться ему, ничего сложного, — на всякий случай шепнула Джоконда через плечо.

Полонез Огинского “Прощание с Родиной” был наполнен сильными аккордами и нежными трепетными переходами. Переходя от пиано к сфорцандо, создавая ритм, он заставлял пары манерно, изящно и гордо вышагивать. Дух Рождества и бала наполнял каждое движение, и Абернети, признаться, оказался на удивление хорошим танцором. Он гордо вышагивал и столь же галантно кланялся, меняясь с Джокондой местами и едва касаясь ее руки в ажурной белой перчатке. Надо же, какое открытие! Этот забавный, не умеющий проявлять чувства молодой человек — и такой превосходный партнер! Как рыба в воде! А несчастная Голдштейн то и дело запиналась. Но стоило отдать ей должное, она весьма быстро выучила все движения, чтобы не нарушать общий строй. Это, наверное, самый строгий танец, но его простота обманчива. Сродни строевому шагу, ни одна из пар не должна ошибаться или выделяться. Для импровизации существовала мазурка. Джоконда никогда бы не подумала, что ей могут пригодиться навыки классического образования, на которых настояла леди Арабелла, а сейчас была ей весьма благодарна. Бабушка бы гордилась внучкой, пускай и не родной. Джоконда бы никогда не ударила в грязь лицом, всегда поддерживая консервативные традиции, хотя жизнь ее весьма изменилась.

Приглашенные, кто не танцевал, наблюдали за парами в нескрываемом восхищении. Жаль, что эпоха балов вскоре уйдет, все же, это были воистину великолепные мероприятия. Зал в стиле барокко, великолепная ель и ярчайшее освещение похожих на свечи светильников и разноцветных гирлянд, создавали неповторимую и совершенно чарующую атмосферу.

Едва полонез закончился, как Абернети, следуя этикету, галантно коснулся руки Джоконды поцелуем. Он был в своей стихии, и казалось, что этот невзрачный аврор буквально расцвел на глазах у Джоконды.

— Как вы, Тина? — спросила, Джоконда, видя ее чуть раскрасневшейся.

— У страха глаза велики, — отозвалась она, похоже, окончательно выучив незатейливые движения полонеза. — Но, боюсь, вальс я пропущу.

Да, Джоконда помнила, как пригласила ее станцевать Гершвина в “Седом Консьерже”, и едва не осталась без ног, более того, Тина все время норовила перехватить инициативу.

Гостей пригласили к столам. Все же, это мероприятие не было совсем уж классическим балом, приглашенных не заставляли кружиться в бесконечных танцах. Вечер был разбавлен балетом и пением теноров, а когда к елке вывели целую вереницу одетых в белые платья девочек возрастом до десяти лет, Джоконда и вовсе унеслась мыслями куда-то очень далеко. Рождественские песни ангельскими детскими голосами и приглушенный свет со звездной проекцией на потолке, кажется, затронули сердце каждого присутствующего. Никто даже не смел притронуться к еде, а Джоконда думала лишь о том, что ей хотелось бы видеть только одного человека, который, к сожалению, не почтил этот вечер своим присутствием. Она ощущала светлую тоску, поддаваясь совершенно волшебному детскому пению. Нет, Джоконда не печалилась, ее новая жизнь не была похожа на предыдущую. Ее окружали хорошие и правильные люди, и даже к ворчливому Пилигриму она, казалось, прикипела всей душой. Сложно было не замечать на себе пристальный взгляд Абернети, но, в целом, он не доставлял каких-то неудобств, а детские голоса, раздающиеся в просторном зале, полностью владели сердцем.

Хор проводили бурными овациями, Джоконда и не заметила, что глаза ее увлажнились — так трогательно это было. Свет стал ярче, но только у танцпола, оставив столы в полумраке. Ведущий объявил о вальсе, и Джоконда уже чувствовала, как порывается встать Абернети, чтобы снова пригласить ее, но, признаться, она была слишком очарована детским пением и никак не могла прийти в себя — уж тем более, танцевать. На мгновение позабыв, что не просто отдыхает на балу, а еще и осуществляет охрану президента США, она совсем расслабилась, даже смирившись, что человек, которого хотелось бы видеть больше всего, где-то очень далеко.

— Мисс Мерфи, могу ли я рассчитывать… — едва раздался голос Абернети, как Джоконда почувствовала прикосновение к своей ключице и вздрогнула, вмиг осознав, чьи это пальцы.

— Мисс Мерфи уже обещала вальс мне, — раздался голос над головой, и Джоконда вздрогнула, инстинктивно коснувшись мужской руки в перчатке, сместившейся к ее плечу.

Мир вокруг растворился, стоило встретить взгляд Грейвза, предлагающего ладонь. Джоконда замерла, замерло и ее сердце, не способное поверить в это рождественское чудо. Уже почти смирившись с его отсутствием, она благодарила небеса, видя над собой человека, по которому так скучала. Абернети что-то сказал, но она едва ли расслышала, не сводя с Грейвза совершенно загипнотизированного взгляда.

— Надеюсь, вы не сочтете за грубость, если я немного отложу формальности и засвидетельствую почтение вам несколько позднее? — осведомился он у Кулиджа, который не скрывал радость, увидев совершенно обезоруженную и заколдованную девушку, едва нашедшую в себе силы, чтобы подняться для танца.

— Конечно, мистер Грейвз, — ответила Грейс за мужа, ласково коснувшись его плеча. — Танцуйте.

Пиквери и Пилигрим готовы были прожечь в Грейвзе дыру взглядом. Они не пытались избежать его присутствия, но все же его внезапное появление принесло неудобство если не Пиквери, то Пилигриму точно.

— Прошу меня простить, — не своим голосом, сказала Джоконда то ли Абернети, то ли им.

Это было так на нее не похоже, но Джоконда следовала за ним к образовывающимся парам, словно под действием Империуса, и не замечала ничего вокруг, кроме его аккуратно зачесанного затылка. Грейвз крепко держал ее руку, чтобы не потерять среди толпы. Они едва успели занять позицию и поклониться друг другу, как оркестр заиграл первые ноты рождественского произведения Чайковского “Вальс Цветов” из того же “Щелкунчика”, не оставившего им времени даже на элементарное приветствие… Но слова были излишни, они могли нарушить волшебство момента.

Как только заиграли ритмичные три четверти, Грейвз, едва направив, легко закружил ее в танце, наблюдая в ее глазах совершенно неотразимую радость встречи, дополненную улыбкой. Ему едва удалось успеть к вальсу, едва удалось осознать, что сегодня ни он, ни девушка, которая украла его спокойствие, не должны находиться друг без друга. Он не прогадал, ведь ещё в тот вечер в Карнеги-холле понял и увидел всё слишком отчетливо. Их чувства были взаимны. Наперекор словам Пиквери и в пику негодованию Пилигрима, Грейвз более не мог противиться велению сердца. Ее и так слишком надолго отправили сюда, в Вашингтон, как будто намеренно разлучив с ним. Легкая поступь и грациозные движения Джоконды не оставляли совершенно никаких сомнений в ее воспитании и происхождении. А еще этот нежный образ без красной помады, образ незамужней девушки прошлого века в легком белоснежном платье, без утяжеляющих украшений с искрящими и едва заметными каменьями в волосах... Она была так красива и казалось, что вокруг на многие мили никого нет, а они кружат в пустом зале, совершенно не замечая ничего вокруг. Хотелось коснуться ее кожи, но их руки были в перчатках, согласно дресс-коду, хотелось прижать ближе, но танец не позволял им ни на секунду остановиться. Вальс всегда был неотъемлемой, самой ожидаемой и торжественной частью балов, и хотя он считался самым интимным среди классических танцев, Грейвзу отчетливо не хватало прикосновений, не хватало ее близости — и ей, он был уверен, тоже. Он не помнил ни мгновения, ни слова, ни прикосновения, когда произошла столь разительная смена чувств и рождение симпатии, но сейчас просто хотелось быть рядом. Даже ему, хмурому аврору, Рождество ударило в голову осознанием желания держать в руках самого близкого для него человека, которым как-то внезапно, а может и вполне закономерно, стала Джоконда Уинтер…

Весь вечер умело не замечая пустоты в сердце, Джоконда испытывала теперь совершенно незнакомый ей спектр эмоций, но все происходило правильно. Грейвз обязан был прийти, и она призналась самой себе, что невероятно сильно ждала этой встречи и была раздосадована тем, что он отправился в Восточную Европу, вместо того, чтобы встретить с ней Рождество. И оттого эта встреча стала еще более ожидаемой и совершенно лишающей трезвости мыслей. Джоконда, казалось, машинально выполняла все движения танца, стараясь не терять его взгляда ни на секунду. Ее душа полнилась радостью, а этот вечер и впрямь стал волшебным, он стал тем, что могло воплотиться только в мечтах. Бедное влюбленное сердце готово было разорваться от всеобъемлющего чувства радости и желания, чтобы этот вальс не оказался сном, плодом её бурной фантазии. Ей удалось сократить расстояние в самом конце, когда вальс завершился, а она стояла так близко, вновь ощущая привычный аромат его парфюма, и почти касалась губами его шеи, опаляя ее своим дыханием. Она несмело подняла взгляд, встретившись с совершенно опьяняющей чернотой его глаз, и они застыли слишком надолго, когда уже заиграл следующий вальс, к которому они так и не присоединились.

Он лишь раскрыл ладонь, позволив ее пальцам спуститься по предплечью и скользнуть к его груди. Грейвз на миг закрыл глаза и коснулся ласковым поцелуем ее виска, задержавшись на нем, казалось, целую вечность, и не зная, что способен на проявление таких искренних чувств. Джоконда прикрыла глаза, ее ресницы вновь трепетали, как тогда, в Карнеги-холле, стоило ей услышать Второй концерт Рахманинова. И понимание, что действует на нее так же, заставляло сердце Грейвза оглушать своим биением. Он все искал в Джоконде какие-то подводные камни, подлость, но видел такую очевидную искренность, что поневоле и сам замирал от трепета…

Они стояли посреди вновь вальсирующих пар, не замечая ничего вокруг, ощущая совершенное волшебство, окутавшее этот Рождественский вечер, и так не произнесли ни единого слова. Джоконда осмелилась поднять взгляд, и этот взгляд гораздо эффективнее любой Амортенции, ласково сводил с ума, в нем читались такая невыразимая нежность, что душа мрачного Персиваля Грейвза на миг воспарила в снежное небо Вашингтона, так высоко, что он едва ли находил в себе силы, чтобы двигаться и дышать. Осторожно тронув ее подбородок пальцами, он уже знал, что не встретит сопротивления, когда коснулся ее губ нежным, почти невинным коротким поцелуем, вкладывая в него все чувства, на которые был способен, и показывая самые светлые намерения. Он больше не отпустит ее и не позволит сбежать.

Но внезапно что-то щелкнуло в мозгу. “Она уже теряла близкого человека, ее кошмары с ней постоянно “... Только сейчас слова Дамблдора из воспоминаний обрели завершенный смысл. Она знала, что потеряет Гидеона Прюэтта, и именно поэтому не должна знать, что та же участь постигнет Грейвза через три года… Ее сердце не выдержит этого вновь. Дамблдор прекрасно знал, что они полюбят друг друга… Это казалось невозможным, но сбывалось.

Джоконда не могла сдержать дрожи и хотела бы, чтобы этот короткий поцелуй длился вечность, но его губы пропали так же быстро, как и появились. Ее сердце срывалось на бешеный ритм, ему не хватало места в груди. Не существовало слов, чтобы описать светлое чувство любви к этому мужчине. Осознать, что все ее попытки быть рядом с ним — следствие глубокой привязанности, а не просто потому что так нужно, оказалось легко. В этот рождественский вечер все происходило правильно, он был наполнен обыкновенным счастьем, которого Джоконда не испытывала вот уже очень давно.

Тина только поднялась на стуле, наблюдая столь интимную сцену поцелуя двух совершенно выпавших из реальности людей. Куини определенно ошибалась насчет Грейвза, возможно, она была и права насчет Уилби, но картина, представшая перед ней, едва ли могла свидетельствовать о его слабости в отношении мужчин. На них мрачно смотрели мистер Пилигрим и Абернети, но ни Пруденс, ни Грейвз этого не замечали. Грейвз вообще впервые на людях проявлял личную симпатию, а уж тем более кого-то целовал. Кажется, и на него Рождество действовало опьяняюще, кажется, и он был обычным человеком…

— С Рождеством, Джоконда, — сказал он, не разрывая зрительного контакта.

— С Рождеством, мистер Грейвз, — ответила она с легким придыханием, словно до этого и вовсе не дышала.

Он запоздало коснулся тыльной стороны ее ладони поцелуем после танца, не отпуская из объятий. Увы, следовало поскорее вернуться в реальность, хотя хотелось оказаться как можно дальше отсюда и как можно ближе друг к другу. Она не должна стать обычной любовницей, как это бывало с женщинами до нее. Здесь было другое — нечто, что едва ли было похоже на чувства, которые он мог испытывать к кому-то ещё. Все должно происходить постепенно и правильно, и он не позволит себе ни единого намека на похоть.

Грейвз не отпускал ее руки, когда они вернулись за стол. Он больше никогда не отпустит ее руки и не станет прятаться. Как настоящий мужчина, он обязан взять на себя ответственность.

— Вы прекрасная пара, мистер Грейвз, — обратилась к нему миссис Кулидж, едва скрывая победную и радостную улыбку.

Похоже, и она души не чаяла в Джоконде. Этот поразительный дар подчинять себе людей сработал и на Грейвзе, и на президентской чете, но их партия, похоже, не снискала расположения у недовольно высверливающего в нем дыру Пилигрима и скептично настроенной Пиквери. Пошли они к черту. Оба.

— Спасибо, миссис Кулидж, — вежливо сказал Грейвз, пока официант менял столовые приборы покинувшего их Абернети, который наверняка такому исходу вальса тоже не был рад.

Грейвз ни на секунду не отпускал ее руки под столом, иногда ощущая, как она сжимает его ладонь чуть крепче, едва сдерживая желание касаться больше, обнимать его. И эта взаимность была совершенно опьяняющей, ведь он испытывал то же самое, но, к сожалению, в светском обществе оба не могли перейти границ, и оттого это еще сильнее накаляло страсть. Пилигриму, слава Мерлину, хватило ума и чувства такта, чтобы не начать рычать в присутствии президента США и Пиквери. Старого осла это никоим образом не касалось, но все же стоило нанести ему визит в рабочей обстановке, чтобы поставить на место. И если отношения как-то повлияют на его решение сделать ее заместителем, то Грейвз сделает все, поднимет все связи и найдет в его грязном белье что-то, что ускорит его уход на пенсию.

Официант подошел к их столу и что-то шепнул президенту, а тот, поднявшись, извинился и сообщил, что даже в Рождество есть не терпящие отлагательств дела. Джоконда мгновенно поднялась следом, зная, что не должна покидать его ни на секунду.

— Нет повода волноваться, Пруденс, я буду там, — указал он кивком на стол демократов. — Визит вежливости. Дорогая, а вот от твоей компании я бы не отказался, — подал он сигнал супруге, все же не желая находиться в обществе не самых приятных политических коллег из противоборствующей партии в одиночестве — Грейс умела скрасить любую неприятную компанию.

Конечно, Кулидж посмотрел на Джоконду и хитро подмигнул ей, словно уверив, что просто не хочет ее беспокоить и позволяет насладиться обществом мистера Грейвза, Джоконда в ответ тепло и абсолютно счастливо улыбнулась.

— Чего это вы с президентом перемигиваетесь? — спросил Пилигрим угрюмо, изобразив как будто нервный тик.

— Ничего, мистер Пилигрим, просто ему наскучило мое общество и он хочет хотя бы немного побыть от него избавленным, — незамедлительно ответила Джоконда, не собираясь пояснять истинной причины.

Грейвз все еще держал ее ладонь у себя на колене, не отпуская ни на секунду и размышляя про себя, осмелится ли старый лис возмутиться их поведением прилюдно? Да и кого вообще волнует его мнение, они же взрослые люди, в конце концов! Острые взгляды оба друг другу возвращали сполна. Неожиданно к их столу подошел весьма импозантный мужчина во фраке с голубой лентой и орденами, лет пятидесяти, он был осанист и весьма ухожен. На гладко выбритом лице сияла улыбка, обращенная к Пиквери, которая замерла на месте.

— Томас Сазерленд, генерал армии США и командир сухопутных войск, — представился он и протянул ладонь Серафине, несколько не готовой к чьему бы то ни было вниманию. — Окажете ли вы мне честь и подарите вальс?

Пиквери была очень элегантной и бесспорно шикарной женщиной, которая обладала определенной властью над противоположным полом и прекрасно это осознавала. Отказывать на балах было дурным тоном, и поэтому, едва представившись без должности, она взглянула на отчего-то развеселившегося Грейвза в безмолвном призыве вмешаться. Но тот только с почтением кивнул ей, словно одобряя партию. Это все же бал, на нем нужно танцевать. Госпоже президенту не оставалось ничего, кроме как последовать за с виду внушающим доверие генералом к танцующим парам, оставив их в обществе угрюмого Пилигрима, из ушей которого вот-вот должен был повалить пар, и Грейвзу почему-то от этого только становилось веселее. Пилигрим не знал что сказать, прекрасно зная, что оппонент за словом в карман не полезет и уж тем более не позволит старику рычать на подчиненную в его присутствии. Он будет охранять ее как Цербер.

Джоконда же, не желая сталкиваться взглядом с начальником, заинтересовалась немного неуклюже танцующей вальс с тем же самым молодым человеком Тиной, с которым состояла в паре в полонезе. Хотя она и зареклась не поддаваться на уговоры о вальсе, похоже, и ее закружила эта рождественская кутерьма. Североамериканское сообщество магов негативно относилось к общению, дружбе и к отношениям с простыми людьми, сегодняшний вечер как будто на миг стер эти границы, ведь даже Пиквери танцевала с немагом.

— Я думал, вы не почтите нас своим присутствием, из-за командировки в Восточную Европу, Персиваль, — после затянувшейся игры в гляделки, все же соизволил произнести Пилигрим, ведь даже в такой ситуации было невежливо не завести светскую беседу, однако в его голосе звучала язвительность.

— Ну не мог же я оставить Пруденс одну в Рождество, — тот демонстративно поднял их сцепленные ладони в воздух и коснулся губами ее запястья в перчатке, переведя на нее полный уверенности собственнический взгляд.

— Мистер Грейвз, что вы делаете? — с укоризной прошептала она, понимая, что он просто метит территорию, заявляя о своих намерениях серьезно и открыто.

— Персиваль, — невозмутимо поправил он, вновь поддаваясь этому опьяняющему чувству в ее глазах и осознавая, что во всем мире теперь эта женщина принадлежит лишь ему одному, и что она — бесценное сокровище, которое он больше от себя не отпустит. — Не сочтите за грубость, Элайджа, если мы ненадолго вас оставим, — решил он за обоих и поднялся со стула, предлагая следовать за собой.

Вместо того, чтобы пойти к вальсирующим парам, он обогнул их и направился к дверям прилегающих помещений, сразу увидев слабо освещенную галерею второго этажа и изогнутую лестницу.

— Куда мы, мистер Грейвз? Мне нельзя упускать президента из поля видимости, — удивленно спрашивала она, однако без сопротивления поднимаясь за ним по лестнице.

Он остановился у массивной скульптуры обнаженного Аполлона перед огромным окном, за которым в таинственном вальсе кружились снежинки, и потянул ее на себя, посмотрев на нее внимательно и сосредоточенно.

— Давай оставим “мистер Грейвз” в прошлом, хорошо? Ты только что поцеловала меня, — с доброй, но хитрой улыбкой напомнил он.

Она возмущенно ахнула, сделала еще шаг навстречу, совсем вплотную, и с коварно сверкнувшим взглядом указала ему пальцем в грудь, а он захватил ее за талию.

— Более нелепой лжи я еще не слышала, ведь это поцеловали меня вы, мистер Грейвз, — упрямо звала она его формально, очевидно ввязываясь в невинную игру.

В ее глазах, полных наигранного возмущения, плясали веселые смешинки. Она выглядела такой счастливой и влюбленной, что сердце Грейвза, утопая в томительной ласке ее невинных прикосновений, трепетало.

— Я бы поцеловал еще, — негромко и интимно начал он, упиваясь видом ее раскрытых розовых губ и сводящего с ума игривого взгляда, — да боюсь новых нападок в свою сторону. — Она опустила взгляд, в котором на миг проскочило нечто на нее непохожее. Нечто искреннее. — Неужели Джоконда Уинтер смущена?

Она внезапно утвердительно моргнула, коснувшись кончиком носа его щеки и с упоением вдохнув. И все же, ее уверенность была напускной, ее смущение было совершенно очаровательным.

— Я в растерянности, но мне это нравится, — прошептала она, опалив его кожу теплым дыханием, и Грейвз почувствовал бегущие по спине мурашки и, вздрогнув, инстинктивно прижал ее теснее, а затем с величайшей нежностью коснулся ее скулы ладонью. — И мне совершенно не представляется возможным поверить в это…

— Ты так красива сегодня, — на выдохе произнес Грейвз, едва находя в себе силы сдерживаться, но эти неторопливые и медленные ласки были намного лучше, чем если бы он просто поцеловал ее.

Он коснулся губами ее брови, затем спустился к глазам, к переносице и кончику носа, исследуя ее лицо, стараясь пропустить через себя все эти неожиданно прекрасные эмоции. Ощущая себя хозяином положения, наверное, впервые он просто наслаждался моментом, которого так долго желал. Ему столько времени казалось, что он ей безразличен, что безусловно подогревало интерес, и сейчас он испытывал в момент окутавшее его счастье.

Джоконда молча тонула в его прикосновениях, с ее губ сорвался бесконтрольный полувздох-полустон, она вновь закрыла глаза, отдаваясь неге, и едва ли могла поверить собственному счастью. И зачем было так долго отвергать мысль о том, что это не просто симпатия, навеянная дружбой или же посланием М.П.Г., а настоящие чувства? Она даже не поняла, когда так сильно влюбилась в него. Было ли это следствием того, что они несколько раз спасли друг другу жизни, или же следствием его заботы, которую иной раз было сложно разглядеть за его извечным недовольством? Она не знала. Произошло ли это после того, как они оказались в неоднозначном положении у сестер Голдштейн дома? Джоконда лишь помнила, что эта неловкая близость совершенно взбесила ее, а все потому, что ощущала желание быть к нему ближе… Возможно, именно та ситуация повлияла и на него. Грейвза как будто подменили… Нет, раньше, когда он нарушил все правила приличия, ворвавшись в спальню к спящей женщине. Или эти чувства тогда только начали зарождаться?

— Я хочу быть счастливой… — неожиданно сказала она, признавшись и себе и ему в самой очевидной вещи во вселенной.

— Я сделаю тебя счастливой, — ответил он, уверенный в своих словах как никогда прежде. — Я обещаю.

И она поверила, потому что совершенно пропала в нем, сбитая с толку, опьяненная обоюдным чувством, но безусловно влюбленная и оттого такая искренняя и нежная. Джоконда заглянула в его потемневшие от переполняющих чувств глаза и вновь позволила себя поцеловать, но на этот раз по-настоящему — глубоко и чувственно. Так, что совершенно не слушались ноги. В этом поцелуе слились воедино все невысказанные эмоции, вся глубина ее привязанности, вся благодарность, на какую она была способна, искренне веря, что он сдержит обещанное, а она в свою очередь постарается сделать счастливым и его. Этот поцелуй был так необходим обоим, долгий, невероятно долгий поцелуй, во время которого оба забывали как дышать. Это было нечто такое непривычное, другое, непохожее на первую влюбленность. Нечто правильное, нечто, что будет иметь продолжение. Они уже очень хорошо друг друга знали — недостатки и достоинства, и каждый понял, что будет счастлив разделить будущее друг с другом. С первых секунд стало ясно, что это не краткосрочный роман, а настоящее, подлинное чувство, которое претерпело множество метаморфоз от неприязни до дружбы и, наконец, всепоглощающей, совершенно крышесносной влюбленности… И это было тем, что заставляло сжимать друг друга в объятиях в невозможности надышаться, желать слиться в единое целое и больше никогда не отпускать.

Они бы и дальше самозабвенно целовались, если бы не короткое покашливание, заставившее их синхронно открыть глаза и нехотя отстраниться друг от друга. Джоконда смущенно отошла в тень статуи, пытаясь сделаться невидимой перед появившимся перед ними аврором.

— Сэр, извините, что не вовремя… — глядя куда угодно, кроме как на них, сказал Тирренс, кожей ощущая, что босс готов его прибить. — Мистер президент исчез. Мы не можем его найти.

— Как исчез? — округлила глаза раскрасневшаяся Джоконда, покусывая набухшие губы. — Нужно его найти!

— Может, он отошел в уборную? — предположил Грейвз, взяв ее за руку, чтобы ей не было так неловко.

— Там его нет, сэр.

Она сорвалась с места, слетая по ступеням в своем невесомом белом платье, от смущения не осталось и следа, и Грейвз рванул следом, ощущая вину, что из-за его нестерпимого желания уединиться у нее, у них всех могут быть проблемы. Он крикнул Тирренсу, чтобы тот собрал авроров и прочесал здание и периметр, влетел за ней в бальный зал и ринулся сквозь толпу приглашенных, едва поспевая за юркой Джокондой. Ряды демократов за столом, где его видели в последний раз, поредели.

— Где мистер Кулидж? — почти рявкнула она на правительственную элиту и ощутила на локте хватку его супруги.

— Что вы себе позволяете?.. — успел кто-то возмутиться, но ей едва ли было до манер.

— Грейс, где вы видели мужа в последний раз? — спросила Джоконда у не менее растерянной супруги Кулиджа.

— Он ушел вместе с Джоном Дэвисом в ту сторону, а я ведь просила…

Хватило всего секунды, чтобы Джоконда рванула дальше, не дослушав.

— Где вы были, Грейвз? — зло спросила Пиквери, оказавшись рядом, но, заметив его порозовевшие губы, на которых остались следы бледной помады Пруденс, сразу все поняла, и в глазах ее вспыхнуло осуждение.

— Отложим разговор.

Понимая, что заслужил хорошую трепку от Пиквери, он на скорости ветра пронесся догонять лавирующую между гостями Джоконду, не слышащую окликов из-за громкого оркестра.

— Пруденс, стой! — крикнул он вновь, наконец выбежав из дверей бального зала в главный холл. — Подожди меня.

— Нужно найти его, срочно! — только возбужденно и испуганно говорила она, не сбавляя шаг, но уже на лестнице стала замедляться, и он без труда нагнал ее, схватив за предплечье.

— Авроры прочесывают здание, — сообщил он.

— Это не повод сидеть на месте, я тоже аврор, — напомнила она, едва справляясь с дыханием после пробежки.

Это здание было не просто бальным залом, это был огромный комплекс со множеством лестниц и ответвлений, и куда мог подеваться президент Соединенных Штатов, они не имели ни малейшего понятия.

— Слишком много помещений, что, если из-за моей глупости… — ее глаза расширились от ужаса. — Нужно что-то делать… Нужно быстрее, — лепетала она, будто не понимая что говорит; внезапно ее глаза вспыхнули, Джоконда на миг замерла, затем извлекла волшебную палочку из потайного кармана платья и направила на окно, которое тотчас открылось, впустив в помещение совершенно ледяной воздух. — Я облечу снаружи, загляну в каждое окно. Наложите на меня чары слежения, мистер Грейвз.

— В смысле, облетишь?!

— Пожалуйста, не медлите, я потом всё объясню.

Он повиновался, озадаченно глядя на нее, совершенно взбудораженную из-за тревоги. И тогда Джоконда просто понеслась к окну, словно намеревалась выпрыгнуть с высоты второго этажа, но всего в нескольких дюймах от него внезапно превратилась в огромную птицу — филина, который, хлопая тяжелыми крыльями, ушёл в ночное небо, откуда все так же кружась под доносящиеся звуки вальса спускались снежинки. Грейвз едва успел осознать, что она незарегистрированный анимаг, и глаза его тотчас налились кровью. Она вновь что-то утаивала, вновь заставляла чувствовать себя обманутым, но сейчас не было времени на возмущения, он лишь ожидал ее сигнала — любого заклинания из палочки, быстрым шагом прочёсывая пустынные этажи, отойдя уже настолько далеко, что не слышал праздничного оркестра…

…Окна этажей сегодня ночью горели все до единого, не считая нескольких лестничных пролетов. Не счесть этажей в этом высоком здании, не счесть гостиных и кабинетов. Внизу и в здании сновали авроры, но их было недостаточно, чтобы быстро оглядеть такое огромное здание. Как далеко успел уйти президент и что им двигало? Грейс пыталась его остановить, но, похоже, безуспешно. Ну зачем Джоконда поддалась чувствам и позволила увести себя из зала? Зачем Грейвз сам поступил так безответственно? Но времени на самобичевание не было, она обратила все звериные инстинкты к одной единственной цели — увидеть и услышать хоть что-то, что дало бы ориентир. Джоконда заметила передвигающуюся по коридору четвертого этажа фигуру. Сын Джона Дэвиса. Куда он направлялся? Он, однако, не выглядел возбужденным или подозрительным, а просто подкидывал какой-то предмет, возможно, скомканную бумажку, и, кажется, насвистывал. Джоконда пролетела дальше, чтобы увидеть странную картину: Тина Голдштейн стояла напротив кого-то сидящего спиной к окну в кресле и направляла на него волшебную палочку. Ее взгляд выражал отстраненность и какой-то арктический холод. Не было времени на размышления, Джоконда, почувствовав угрозу, отлетев повыше, на огромной скорости понеслась к окну; сгруппировавшись и втянув голову, она надеялась, что веса большого филина будет достаточно, чтобы разбить стекло.

Мгновение страха и боли, звук бьющегося стекла, и она кубарем ввалилась в помещение, ощущая глубокие порезы на крыльях и спине. Тотчас обратившись в человеческий облик, она обезоружила и связала рефлекторно закрывшую лицо от осколков Тину сдвоенным заклинанием-связкой, которую переняла у Грейвза.

— Мисс Мерфи! — ахнул Кулидж, сидевший в том самом кресле. — Вы вся в крови!

— Что случилось, мистер президент? Вы не ранены? — рвя и меча, совершенно не замечая, как становится влажной ткань платья, сказала она.

Ее руки пострадали больше всего, но самую глубокую царапину она ощущала на спине. Она нестерпимо саднила. На полу небольшого кабинета лежал Джон Дэвис, и Джоконда внезапно осознала, что Тина могла защищать президента от угрозы и просто была первым аврором, пришедшим на помощь.

— Эта девушка, — только сглотнув, сказал он, — напала на Дэвиса, и она что-то хотела сделать со мной.

— Тина? — спросила Джоконда, глядя на нее, пытающуюся разорвать путы связывающего заклинания. — Этого не может быть… Тина, что случилось?

Она не реагировала, она что-то шевелила губами, а ее взгляд казался безумным. Бросив попытки вырваться, она стала потихоньку продвигаться к президенту, но Джоконде пришлось оглушить ее, в этот момент в кабинете появился красный от кросса Грейвз, преодолевший два этажа.

— Что произошло?

Джоконда уже проверяла жизненные показатели Дэвиса, он был просто оглушен.

— Тина напала на президента.

— Ты вся в крови, — ахнул Грейвз.

— Порезалась, когда влетела в окно. Ерунда.

Но для него это ерундой не было, отныне любое ее ранение и испытываемую боль он принимал как свою собственную. Он направил на нее волшебную палочку, чтобы залечить глубокий порез на ее спине, от которого расплывалось красное пятно по ее нежному белому платью.

— Сейчас не время, мистер Грейвз, — игнорируя боль, попросила она. — На Тину, должно быть, наложили заклятие подчинения, она не в себе. И я боюсь, что оно выполнено очень криво. Она едва соображала… Энервейт, — направив волшебную палочку на Дэвиса, скомандовала Джоконда, и тот зашевелился на полу, начиная медленно моргать. — Сэр, мистер Дэвис, вы в порядке?

— Что слу… — но увидев волшебную палочку, он опасливо стал отползать в сторону

Он явно знал, что это такое, по крайней мере понимал, что это оружие, и в глазах его вспыхнул отнюдь не испуг, а злоба, заставившая Джоконду на миг задуматься:

— Сэр? — только вопросительно склонила она голову. — Вы знаете, кто мы?..

— Выродки! — выплюнул он с ненавистью, совершенно обескуражив присутствующих, а Джоконда только ахнула, внезапно вспомнив подозрительную вещь.

— Мистер Дэвис… Ваш сын, он волшебник? — внезапно осенило Джоконду, ведь именно он был поблизости во время нападения и именно он провел подле Тины весь вечер. Дэвис только нахмурился, все еще зло глядя на девушку перед ним. — Сэр, это ваш сын пытался убить президента? — вкрадчиво и спокойно стала говорить Джоконда, а Грейвз в этот момент увидел в ней силу и уверенность.

— Я не знал! Клянусь, я не знал, что это он! Этот гад — паршивая овца в нашей семье! — срывающимся голосом воскликнул он.

В кабинете появилось лицо Абернети, а за его спиной небольшой отряд авроров, который, видимо, он успел собрать.

— Нам нужно срочно обратно в зал. Абернети, позаботьтесь о президенте. Голдштейн нужно отправить в госпиталь, она подверглась нечетко наложенному Империусу, — сразу взял командование Грейвз.

— Господин президент, мне нужно оставить вас, но…

— Выполняйте свою работу, Пруденс, — сдержанно ответил тот, придя в себя после неудавшегося покушения.

— Твои раны… — только успел сказать Грейвз, но она убрала самые крупные разводы с платья, а ему пришлось буквально на ходу залечивать мелкие ссадины, с тем, что на спине, придется повозиться.

— Дальше я сам, Джоконда, — сказал он, сотворив заклинание из разряда протеевых чар, видно, чтобы предупредить остальных авроров. — Зал будет оцеплен.

— Эта сволочь едва не убила мистера Кулиджа! Он оглушил даже собственного отца, а про Тину я вообще… Нет, я должна его поймать, — сжав кулаки, Джоконда сбегала по лестницам, не боясь, что ее внешний вид испугает приглашенных. — Если он еще там… Я видела его проходящим через анфиладу четвертого этажа. Он не выглядел спешащим. Он решил, что Тина все сделает за него, а его отец просто окажется оглушен, полагаю, а затем ему и вовсе сотрут память. Он не приказал Тине убить его, странно, не находите, учитывая отношение Дэвиса к волшебникам? Он стыдится своего сына, это очевидно. Вы проверяли семьи политиков на предмет магии?

— Да, и у Дэвиса сын обыкновенный немаг, как написано в документах.

На первом этаже к ним уже присоединились авроры, и Грейвз, дернув Джоконду за руку, не позволил ей идти впереди. Она была слишком импульсивна, но все же спасла президента. Гости ахнули, увидев отряд стремившихся к столам демократов мужчин и девушку в окровавленном платье с ссадинами на лице и руках.

Пиквери вскинулась, глядя на Грейвза и мисс Мерфи, которая, судя по виду и растрепанной прическе, пережила схватку, но не поспешила к ним, видя, что отряд авроров направляется вовсе не к ней.

Молодой человек за столом, сын Джона Дэвиса, даже не прятался, уверенный, что расплата за очередное преступление ему не грозит, но, увидев приближающихся к нему мрачных и решительных авроров, только с расширяющимися в процессе осознания глазами, наполняющимися удивлением, вскочил с места, опрокинув бокал шампанского. Грейвз не мог применить магию при таком количестве людей, бесспорно заинтересовавшихся происходящим. Это всегда было рискованно, а иначе бы преступник уже был связан. Антиаппарационный щит над зданием не позволит ему улизнуть, он в ловушке. Преступник, весь вечер очаровывающий Тину Голдштейн, однако, тотчас сдал себя с потрохами. Выхватив волшебную палочку, он ринулся в атаку, но с изящной легкостью Грейвз отражал его заклинания, уже предвкушая очередную бессонную ночь за отчетами и стиранием памяти немагам.

— Ты за это поплатишься, — грозно сказал Грейвз, видимо, вкладывая в фразу и личную неприязнь, ведь этот подонок вывел его из строя на целых три месяца. Он одним точным пассом выбил волшебную палочку из рук оппонента, пока авроры окружали этого сопляка со всех сторон. — Мэриголд, зачитайте обвинения…

* * *

— Мистер Кулидж, простите меня за недопустимую халатность, — понурив голову, произнесла Джоконда, перенеся его и супругу в Белый Дом, наконец, оставшись с ним наедине после произошедшего, в то время как авроры и вызванные менталисты подчищали память гостей. — Я не должна была отходить от вас ни на шаг.

Он посмотрел на нее по-отцовски строго.

— Бросьте, Пруденс, — проникновенно произнес президент, — я сам виноват.

— Я знаю, что вы хотели как лучше, — возразила она, вспомнив, что президент просто желал ей добра и общества неожиданно появившегося Грейвза, да и винить в чем-то немага, едва ли осознающего возможности преступника, она не собиралась.

— По крайней мере, преступник пойман, и вам не придется просиживать штаны в Вашингтоне, приглядывая за немощным президентом, — постарался он обратить все в шутку.

Ей было так жаль его, Кулидж действительно был хорошим человеком. Они оба натворили дел, каждый по-своему, но Джоконда просто не имела права идти на поводу у чувств, даже если снискала поддержки самого президента США. Этот человек почему-то стал ей очень близок, в нем действительно заключалось что-то ностальгическое, так напоминающее Альбуса Дамблдора, и Джоконда зацепилась за это неожиданное сходство, привнося в работу личные чувства.

— Немощным президентом был ваш предшественник, извините за прямоту, — нахмурив брови, Джоконда опустила взгляд, не сказав ничего лишнего, ведь вся Америка так считала. — Вы, сэр, образчик справедливости и честности и вам не чужды чувства других людей.

Слушая поддерживающую речь, Кулидж неотрывно смотрел на нее и практически не моргал.

— Чарльз Уилби… — неожиданно произнес он, и она вспыхнула, не скрыв удивления, услышав одно из своих имен. — Не думайте, что я не понял, мисс Мерфи. Я очень долго следил за Уилби, подозревая президента в не вполне честных делах, а за вами я наблюдаю лично, и теперь, зная о существовании мира магии, я сложил два и два. Все встало на свои места. Вы ведь помогали и Гардингу?..

Он сделал какие-то свои выводы, совершенно дезориентировав Джоконду. Но как этот немаг мог понять?...

— Мистер Кулидж… — только произнесла она.

— Кто вы, мужчина или женщина? — с напором спросил он, позволив себе подойти ближе к совершенно растерянной Джоконде и при этом совершенно ее не опасаясь.

— Женщина, очевидно, мистер Кулидж, — вновь стараясь спрятать взгляд, ответила она. — Но как вы…

— Как я понял? — усмехнулся он беззлобно и вернулся к столу, а затем извлек оттуда папку, которую протянул Джоконде. — Мои агенты сложили резюме, и потом вы не слишком-то отличаетесь от мистера Уилби. Образованный молодой человек, сумевший втереться в доверие к Гардингу, и внезапно так похожая на него девушка, появившаяся в моем кабинете… А своей реакцией вы только подтвердили мои подозрения.

В этой папке было множество фотографий — не меньше пятнадцати. Чарльза Уилби даже умудрились заснять возле Белого Дома, но в основном фотографии были нью-йоркскими, большая половина из “Седого Консьержа”. Она могла бы соврать, что Чарльз Уилби — это ее брат, но почему-то ложь этому человеку была невыносимым бременем.

— Сэр, Гардинг был весьма неоднозначной личностью… — не преминула заметить Джоконда, понимая, что так легко попалась на уловку.

— И средством зарабатывания денег, не так ли? Вы наживались на его слабости, мисс Мерфи, — надавливал он, совершенно дезориентировав ее тем, что немаг способен видеть насквозь подобные манипуляции. — Как только в поле зрения появились вы, Чарльз Уилби неожиданно пропал и переписал свои активы на некоего Джона Мерфи, а Джон Мерфи мистическим образом исчез из страны, зато появилась его сестра.

Он раскопал даже это? Похоже, не стоило недооценивать немагов.

— Я собирала компромат на его министров, сэр, пытаясь помочь ему приструнить коррумпированную власть, сам он был ни на что не годен. Да, не бесплатно, — осознав, что отпираться бессмысленно, и понимая, чем ей это грозит, осмелилась на прямой взгляд Джоконда. — Он только к закату своей жизни понял, что не может справиться без посторонней помощи.

— И вы, несомненно, этим воспользовались…

Ее жизнь и свобода висели на волоске, оказалось, что Кулидж знает о ней достаточно, чтобы упечь в тюрьму.

— Да, сэр, — опустив голову, призналась она повинно — единственное, что могла сделать Джоконда, быть максимально честной.

Этот немаг оказался не так прост, как казалось на первый взгляд. Чувство неловкости дополнялось и внешним видом — она все еще была в своем разорванном платье в пятнах крови, хоть Грейзвз и успел подлечить ее.

— Ваша способность очаровывать сбивает с толку, если это, конечно, не проявление магии. Но думаю, ваши коллеги бы вам не позволили…

— Сейчас я стараюсь жить честно, — ответила Джоконда, подняв на него прямой взгляд, пытаясь донести все одними глазами, но конечно скрывая настоящую историю своей жизни. — И я прошу прощения, что вам пришлось столкнуться с этой стороной моей личности. Как вы поняли, об этом никто не знает, значит, моя жизнь в ваших руках.

Он сцепил руки за спиной, поднявшись из своего кресла в Овальном кабинете.

— И вы не попытаетесь заколдовать меня? — спросил он, и она подняла на него вопросительно-недоуменный взгляд.

— Сэр, я бы никогда…

Но Кулидж не дал продолжить:

— Вы хороший человек, я все еще вижу это, и вы спасли мне жизнь, Пруденс, — неожиданно сказал он, не сводя с нее пристального взгляда, — и только хороший человек умеет проявлять такие чувства как любовь и самопожертвование. Мне просто нужно было убедиться в этом, сколько бы подозрений я не скрывал по отношению к вам. Я сохраню вашу тайну.

Она совсем осунулась, ощущая собственное ничтожество, и впала в уныние, понимая, что теперь зависит от этого человека. Джоконда не могла стереть ему память, у нее не поднялась бы рука, но страх раскрытия перемешивался с надеждой, что Кулидж не станет свидетельствовать против нее и не разрушит ее жизнь и карьеру. Она и так находилась на волоске из-за того, что потеряла бдительность во время бала.

Президент подошел к ней и заключил ее ладони в свои.

— Если вы сможете простить меня и поверить… — неловко, в несвойственной ей манере буквально проблеяла она, извиняясь то ли за Чарльза Уилби, то ли за произошедшее на балу.

— Я верю, — оборвал он, однако не стирая хладнокровия с лица. — Вы хорошая актриса, мисс Мерфи, каких я прежде не встречал. Очевидно, вы очень опасны, но что-то заставляет верить в искренность ваших намерений, и надеюсь, что я не ошибся. Но позвольте спросить, что заставило вас измениться и жить честно? Что заставило вас обратить свой талант на благо магического сообщества?

В ее глазах блеснули слезы, и ее взгляд, полный невыразимой искренности, встретился со взглядом президента.

— Сэр, это мистер Грейвз… — сказала она, отчаянно стараясь осознать, что это действительно правда. — Он попросил жить честно, он очень помог мне.

На лице президента расцвела добрая улыбка, да и разговор, начавшийся с обвинений, сбивший с толку, совершенно изменил тональность к концу.

— У вас, похоже, долгая история, мисс Мерфи. Я рад слышать это, истинный пример того, что любовь делает нас лучше, — сказал он, видя, как она неловко переминается с ноги на ногу. — Что такое? Есть что-то еще?

— Сэр, у меня есть просьба. Не могли бы вы никому не рассказывать, что я могу оборачиваться птицей? Наши законы…

* * *

Джоконда осталась на ночь в Белом Доме, у нее не было сил собирать вещи и аппарировать домой в Нью-Йорк, но едва проснувшись и умывшись, она исчезла из обители президента США, все еще не зная как реагировать на вчерашний разговор. Президент знал о ней слишком много, и мог ли он использовать эту информацию в своих целях, невзирая на заверения молчать? Он был благодарен за спасение, и возможно, только это склонило его к молчанию. Но, как водится, со временем благодарность эта может утихнуть. В рождественский день основная часть сотрудников отдыхала и праздновала с семьями, вскрывая подарки, ей же дарить подарки было некому до последнего времени. Она оставила небольшую коробку с подарочной перьевой ручкой в Овальном кабинете под елкой, подписав ее извинениями и поздравлением с Рождеством. Для Джоконды было важно оказать президенту небольшое внимание. Ручка ему, конечно же, не особо нужна, но она не знала что дарить человеку его статуса. “Эта ручка поможет творить справедливость” — написала она на карточке, чувствуя, что с таким президентом страна выйдет из кризиса, в который ее затянул предшественник Кулиджа. К сожалению, Джоконда мало знала о немагической истории США, разве что о грядущей Великой депрессии — знания, почерпнутые от знакомых, из фильмов и интернета или же, косвенно, в учебниках истории магии были, но этого было недостаточно, чтобы предугадывать события. Например, она понятия не имела, что Уоррена Гардинга не станет второго августа двадцать третьего года, и это просто невероятная удача, что она вышла из нелегального бизнеса за какой-то месяц до этого.

Разговор с Кулиджем не позволял ей задуматься о том, что действительно важно в это рождественское утро. Конечно, мысли о Грейвзе не покидали ее ни на секунду, но только сейчас, перенесясь в пустую, не украшенную к Рождеству квартиру, она постаралась привести мысли в порядок и против воли краснела от смущения. Она все еще была дезориентирована его напористостью, его неожиданным появлением. Он должен был прийти под руку с Пиквери, как ее заместитель и вести себя деланно-спокойно, но Джоконде даже не пришлось ничего изобретать, ведь он сделал все сам и воплотил в реальность то, о чём она и не смела мечтать. Даже невзирая на холодный и расчетливый ум, Джоконда была молодой девушкой, которая вне сомнения умела испытывать чувства. Завтра, когда МАКУСА вновь заработает в штатном режиме после всего одного праздничного дня, Джоконду наверняка ждут неприятности из-за возмутительного поведения Грейвза, который не собирался скрывать их отношения. А еще она солгала Пилигриму, назвав это флиртом, хотя поначалу и сама в это верила. Для них для всех — для Пиквери, для Пилигрима их роман имел стремительное развитие, буквально любовь с первого взгляда. Всего несколько дней со времени знакомства, и вот они уже парочка влюбленных идиотов. Джоконда понимала, что подобное открытое проявление чувств совсем ему несвойственно, он никогда не был легкомысленным, тем более, занимая такую должность в МАКУСА… А значит, здесь все серьезно, значит, он настроен абсолютно серьезно и готов показать всему миру, что она принадлежит ему. Но, кажется, его решение оказалось слегка несвоевременным, из-за этого едва не погиб президент. Джоконда понимала, чем это ей грозит, но, несомненно, Грейвзу это может стоить карьеры. Он не должен был иди на поводу у чувств, а она ослепла, позволив ему управлять ею. Такого больше не должно повториться. А еще то, что она анимаг… Как он воспринял это? У них не было времени поговорить, у каждого была своя работа.

Спал ли Персиваль Грейвз в десять утра или же и в Рождество работал — допрашивал преступника, или же корпел над отчетами в своем кабинете, запасясь тремя литрами кофе и бодрящими зельями? В любом случае, если он дома и спит, то будить его не стоит, пускай отсыпается, у них еще много времени, чтобы поговорить и решить как быть дальше. Уныло оглядев пустую квартиру, стараясь выкинуть из головы абсолютно все мысли, включая излишнюю осведомленность президента о ее жизни, Джоконда подошла к окну, увидев красочные огни Рождественской ярмарки в Центральном парке и веселую кутерьму на катке, облюбованном детишками и влюбленными парами. Она слишком быстро приняла решение выйти на морозную улицу и постараться влиться в происходящее, иначе все кружащиеся в ее голове мысли просто сожрут ее изнутри, а особенно светлая, заполняющая сердце тоска по мужчине, с которым ее столкнули двадцатые. К нему ее тянуло как магнитом, Джоконда до сих пор вздрагивала от воспоминаний о его прикосновениях и поцелуях, она совершенно не узнавала себя и даже совсем позабыла, что однажды ей нужно будет вернуться в свое время, ведь она так хотела увидеть маму. Фраза в письме М.П.Г. была построена таким образом, что это событие действительно должно произойти, и что с этим делать, Джоконда не знала, потому что сердце ее оказалось связано с двадцатыми, и в момент, когда Грейвз объявился на балу, эти мысли и вовсе покинули ее, словно и не существовали.

Вид из окна все также зачаровывал, в особенности яркое зимнее солнце и неожиданно голубое небо без единого облачка. Недолго думая, намереваясь трансфигурировать одни из своих зимних ботинок в коньки, Джоконда, одевшись совсем по-мужски, ведь едва ли представляла, как можно кататься по льду в юбке даже до колен, отправилась вниз, стараясь почувствовать вкус Рождества. Это всяко лучше, чем унывать дома. Чтобы разобрать ситуацию, в МАКУСА ее не пригласили, и это было подозрительно, но вероятнее всего, и сам Пилигрим, и Пиквери либо работают из дома, либо отложили свои дела до завтрашнего дня. Наверное, стоило купить украшения для квартиры и даже маленькую елку, но из-за охраны президента у нее совсем не было на это времени. Только выйдя из подъезда и замерев на светофоре, когда мимо нее с позвякиванием проехал неторопливый старинный относительно той изначальной Джоконды из начала двухтысячных, красный трамвай, она вдруг подумала, что вместо катания на коньках могла бы засесть за учебники. Это было странно — не думать об учебе, когда сессия начинается третьего января. Мороз тут же стал пощипывать за нос и щёки, и, кутаясь в шерстяной шарф, она незаметно наслала на себя согревающие чары.

* * *

Как далеко может завести психологическая травма? Стива Дэвиса травили за его принадлежность к волшебникам его же родители, уважаемое семейство, и он по их мнению выродок, бельмо на глазу. Он был записан немагом, потому что обучался в Дурмштранге, школе, преподающей Темные искусства, под вымышленным именем, но едва ли родители об этом задумывались, направляя сына в “ссылку” в Сибирь — школа находилась далеко от цивилизации, и это полностью их устраивало. Из реестра волшебников по какой-то причине его имя было стерто, и это требовало выяснений… Отсюда злоба на весь мир, отсюда попытка доказать отцу, что он может на что-то сгодиться. Стив Дэвис помогал отцу по-своему, устранял его конкурентов и политиков, переходивших ему дорогу, и зная, что отец намерен баллотироваться на пост президента, попытался удалить с шахматной доски и Кулиджа, чтобы заслужить доверие. Он действовал инкогнито, увлекся артефактологией и, располагая средствами семьи, сумел наладить контрабанду из Восточной Европы. Он был болен, затравлен родительским презрением и нуждался в психологической помощи, однако за умышленные убийства, за угрозу раскрытия немагического мира, за применение непростительных и использование магических тварей и артефактов его ждала лишь одна участь — Пелена Смерти. Грейвз отдал распоряжение о казни в присутствии свидетелей, подтвердивших вердикт, не имея ни малейших сомнений, и арестант, который услышав приговор, помешался еще больше, пытался нанести травмы персоналу, и в конечном итоге его просто оглушили…

Выносить смертный приговор было тяжелым бременем, но Грейвз никогда не показывал эмоций. Случалось и убивать самостоятельно, во время заданий из самозащиты, но все же едва ли обычный человек мог смириться с тем, чтобы забрать чужую жизнь. Эта ответственность была самой тяжелой частью службы, но со временем он научился абстрагироваться, и все же, если бы ад и рай существовали, то он был уверен, что ему был бы уготован личный котел с подогревом в самом ужасном месте Преисподней. Судьба Стива Дэвиса решилась слишком быстро, надеясь на смягчение приговора, он, находясь еще как будто в здравом уме, выдал все расположения хранилищ артефактов.

Тяжело вздохнув после бессонной ночи, Грейвз поручил успевшему поспать часа три Абернети завершить начатое и подготовить легенду о гибели преступника для родителей — этих чудовищ, которые смогли вырастить не менее жуткого монстра, а их самих, более никак не связанных с миром волшебников, лишить всех воспоминаний о магии. За эту ночь, закончившуюся казнью преступника, Грейвз ужасно устал и даже не вспомнил о Джоконде, которую видел в последний раз, когда она переносила Кулиджа в Белый Дом вчера ночью. Она обещала утром прибыть в Нью-Йорк. Она еще и анимаг… Грейвз устало усмехнулся, стянув с шеи синий шарф и бросив его на кресло в гостиной, туда же отправилось и его пальто. Он мечтал зайти в спальню и увидеть в постели любимую женщину, просто обнять ее и уснуть, а все пояснения оставить на потом, но эта мысль также быстро улетучилась из головы, ведь, стоило коснуться щекой подушки, как он мгновенно уснул…

Он проснулся около одиннадцати, Грейвз всегда спал мало, в пустой квартире не раздавалось ни звука, как и за стеной соседней квартиры. Ощущения праздника не было, дома не ждала наряженная ель, под которой бы громоздились разноцветные коробки с бантами — одиночка, он привык так жить, не замечать праздников, не ощущать праздничного настроения и никогда не праздновал собственные дни рождения. Даже располагая средствами, не пытался создать себе настроение. Когда-то давно, когда у него была постоянная женщина, он все же смог ощутить дух Рождества, приглашенный домой к ее родителям. Но эти отношения продлились всего полгода. Никто долго не выносил его деспотичного характера и занимающей большую часть жизни работы, и ни для кого он не старался исправиться, а вчера он пообещал сделать Джоконду счастливой… Вот так легко, ничего не взвешивая и не обдумывая, просто пообещал, потому что хотел этого больше всего на свете.

Вернулась ли она из Вашингтона, он не знал, но все же, желая видеть ее, едва умывшись и приведя себя в порядок, накинул рубашку и первые попавшиеся брюки, отправился стучать в соседнюю дверь, но ответа не последовало. Грейвз достал зачарованную монету, которую хранил на задней стенке наручных часов, и набрал несколько слов: “тебя нет дома, где ты?”, почему-то вовсе не уверенный, что она ответит, ведь она так редко ею пользовалась. Однако спустя несколько секунд металл в его ладони нагрелся, и Грейвз поднял монету на уровень глаз: “окно”, — гласило короткое сообщение. Нахмурившись, он подошел к окну и, раздвинув тюль пальцами, выглянул на залитую солнцем улицу. Солнце ударило в глаза еще не успевшего до конца проснуться Грейвза. Рождественская ярмарка у замерзшего пруда в Центральном парке превратила его в огромный муравейник. Ребятня гоняла по катку, пока взрослые грели руки о чай, подаваемый в уличных бистро. Кругом торчали снеговики с морковками вместо носа и даже статуя Санты в полный рост у центральной елки, от которой солнцем расходились пока незажженные лианы гирлянд. Монета вновь нагрелась, на ней вновь появилось короткое сообщение: “машу”. И где-то ближе у берега он заметил энергично размахивающего ладонью словно флагом паренька знакомой комплекции и замер, точно изваяние. В дубленой куртке, штанах и в объемной кепке, скрывающей волосы, ему махала Джоконда, с такого расстояния так похожая на Чарльза Уилби, что это вызвало секундную ностальгию и улыбку. Она так сильно размахивала рукой, что, потеряв равновесие, шлепнулась на пятую точку, но тут же поднялась и покатилась вдоль кромки так неуклюже, что Грейвза пробрал смех. Она отклячила пятую точку, точно гусыня, ноги ее разъезжались в стороны, но, даже наблюдая издалека, Грейвз представлял на ее лице выражение вселенского ужаса, смешанного с весельем. Джоконда, эта всегда изящная леди с идеальной осанкой, совершенно не умела кататься на коньках. И от ее дурацкого вида в не менее дурацком красном шарфе у Грейвза поползло вверх настроение. Что она вообще забыла на льду среди немагов?..

Он даже не заметил, как принял решение присоединиться к ней, а осознал, что не раздумывал ни секунды, уже внизу у подъезда. Проходя по главной аллее, наполненной временными ларьками с крендельками, леденцами и карамельными яблоками, он видел светящиеся лица людей. Ближе к ёлке у пруда раздавались рождественские песни из граммофона, а детвора оккупировала установленную карусель и множество разного вида качелей. Самых маленьких возили на украшенных мишурой санках Санты, а у одного родителя на голове были смешные оленьи рога и красный нос Рудольфа. Когда Грейвз подошел к кромке пруда, то наконец нашел ее чуть дальше — она сидела на корточках возле плачущего малыша лет четырех, который, кажется, потерялся и умудрился упасть, о чем свидетельствовало испачканное снегом пальтишко. Заботливо отряхивая ребенка, Джоконда посмотрела ему в глаза и тронула пальцем кончик носа, что-то ему говоря. Тот только кивал. Родители нашлись сразу, выкрикивая имя ребенка — Ноэль, словно имя ангела, они искали его глазами, пока не увидели машущего им паренька. В такой одежде в Джоконде едва угадывались гендерные признаки. А Грейвз просто стоял, пряча руки в карманах и втягивая шею в шарф, наблюдая за ее общением с ребенком, думая о том, что хотел бы иметь семью…

Он даже не понял, что она смотрит на него и улыбается такой знакомой и счастливой улыбкой Чарльза Уилби, и от этой улыбки ему стало так тепло и спокойно, она забрала все тревоги, все пережитое ночью, вернув его в рождественскую ночь и ее наполненные любовью прикосновения и взгляды. Холодное сердце Грейвза, который, казалось, не был способен на проявление чувств, оттаивало при виде этой такой разной, такой непонятной и такой родной девушки. Она понеслась к нему, едва не шлепнувшись снова, но, даже не владея своим телом достаточно, в неуклюжих попытках найти баланс, все набирала и набирала скорость, и только ближе к берегу на ее лице возник такой ужас, словно она вот-вот сиганет прямиком в пропасть. Грейвз только успел раскинуть руки, чтобы поймать это недоразумение и, поскользнувшись, рухнуть прямо в сугроб, закрывая её от травм. Запыхавшись, с красным носом и щеками она испуганно смотрела на него, набравшего снега за воротник.

— Ох, Мерлин, ты сильно ушибся? — пролепетала она, однако подниматься не собиралась.

Он и сам попал в капкан ее темных глаз, в которых вперемешку с беспокойством лучилась радостью встречи, и не в силах был оторвать взгляда.

— Нисколько, — соврал он, хотя падение пришлось на локоть.

Грейвз чувствовал, что все вчерашние чувства возвращаются, все то светлое, наполненное счастьем близости и возможностью держать ее в своих руках. Он зубами снял перчатку, и заправил несколько тонких прядей ей за ухо, затем коснулся ее совершенно ледяного красного носа;

— Ты не замерзла?

Но она только качнула головой. Звучание рождественских песнопений, свежий воздух, запах меда и имбиря с корицей совершенно ударили ему в голову. Все в мире вдруг стало таким неважным и отдаленным, когда он видел ее светящиеся глаза, которые как будто стали светлее на несколько тонов.

— Решила разбиться на льду, пока я спал? — наконец, найдя в себе силы, он поднялся и помог ей неуклюже встать.

— Отнюдь, — ответила она. — Это довольно весело, жаль, что я не умею… Но самое время научиться, если мне, конечно, составят компанию.

— О, нет, боюсь, и я в этом не силен, — ответил он, отряхивая себя и ее, вместо того, чтобы невербально применить очищающие чары. — Да и потом, не хочу чувствовать себя неловко.

— Жаль, на мой взгляд это довольно романтично.

— На мой взгляд, это довольно травмоопасно, — возразил он, и она тотчас, незаметно стрельнув заклинанием в ноги, убрала металлические полозья, превратив коньки в обычные ботинки. — Может, чаю? — предложил он, видя кипящий чан у бистро, возле которого образовалась целая очередь.

Она кивнула и, скользнув ему под локоть, словно маленькая, так похожая на мальчишку, потащила его в ту сторону.

— Хочу имбирного печенья. Ты завтракал?

— Нет, не успел, — ответил он, не понимая, что делает на улице среди немагов, Грейвз отвык от прогулок, хотя раньше они помогали ему сосредоточиться.

— Я видела здесь хот доги…

— Мерзость, — прокомментировал он, скривившись.

— Ты точно американец?.. А Тине нравится, — зачем-то вспомнила она. — Не знаешь, как она?..

— Был после работы в больнице, она будет в порядке, но в ее голове такая каша, что не думаю, что она что-то поймет про филина, но я на всякий случай перестраховался и удалил это воспоминание.

Она остановилась, посмотрев на него уже серьезно, без налета этого странного рождественского веселья.

— Спасибо, я боялась рассказать тебе.

— А рассказала бы вообще, если бы не представился случай? — чуть нахмурившись, спросил Грейвз, пытаясь прочитать ее.

— Думаю, да, со временем, извини, — чуть опустив взгляд, ответила Джоконда. — Когда ты узнал, что я волшебница и змееуст, я не стала огорошивать еще и этими сведениями, ты и так был зол как келпи.

Что ж, ее правда, на тот момент и так было много потрясений. Только сейчас он заметил, что ее речь стала менее формальной, она ни разу не обратилась к нему “мистер Грейвз”, но и по имени пока не назвала.

— И почему ты не зарегистрировалась как анимаг, в таком случае? Полагаю, у тебя было много времени, пока я был в госпитале, — спросил он, ведь конечно изучал ее дело, в котором не было ни слова про эту способность. Она не ответила, значит, не собиралась придавать это огласке. — Джоконда, ты продолжаешь играть с законом… — Грейвз тяжело вздохнул, но злости не было, как и возмущения, он будто бы смирился с тем, что она неисправима, и стал относиться лояльнее, хотя это было неправильно. — Почему я связался с преступницей…

Он закатил глаза в излюбленной манере, а она все молчала, видно, не имея оправданий.

— Я не использую эту способность во вред, — произнесла она так, как будто и далее собиралась скрывать ее, тем более, он удалил воспоминания Тины и сам помог ей скрыть следы. А еще обещал, что никогда не станет стирать воспоминания своему аврору.

— Постой, а президент?.. — вспомнил Грейвз, что тот тоже был свидетелем.

— Попросила молчать, но я не уверена, что ему это понравилось. А еще… — она неловко закусила губу, пряча нос в его шарфе.

— Что ещё ты натворила? — Грейвз чуть отстранил ее, вынудив смотреть в глаза.

— Почему я обязательно что-то должна натворить? — возмутилась она, но тут же снова вспомнила свою стыдливость. — Но не совсем так… Мистер Кулидж знает, что я Чарльз Уилби, он следил за мной во время своего вице-президентства.

— Джоконда! — грянул Грейвз, понимая, что эти знания опасны, и закрыл глаза, чтобы успокоить бешено бьющееся сердце. — Мерлин, ты хотя бы память ему не меняла?.. Это ни в какие…

Она замотала головой и завертела руками в митенках что есть силы.

— Нет, я бы не посмела, мистер… — но она запнулась, не зная как к нему теперь обращаться. — Это опасно, я знаю, но вроде бы как он давно знал и все равно относился ко мне хорошо. В конце концов, я помогала Гардингу.

— Чтобы нажиться на продаже алкоголя, — хмуро напомнил он.

— Кулидж сказал то же самое, — неловко пожала она плечами. — Он хороший человек, я верю, что он сохранит все в тайне…

Грейвз, отдав деньги за чай, несколько грубо вручил ей железную кружку, расплескав немного на снег.

— Ты же понимаешь, чем это грозит? МАКУСА может докопаться до поддельных документов и тогда нам обоим несдобровать… — заметил он очевидную вещь, качая головой, не понимая, как самовольно попал в эту ловушку. — Какие основания верить, что он никому не расскажет?

От рождественского настроения не осталось и следа. Он тоже стал заложником ситуации.

— Я сказала ему, что теперь веду честный образ жизни, — наивно ответила Джоконда.

Грейвз чувствовал какую-то безысходность, ну почему с ней всегда какие-то проблемы?

— А он так и поверил… — цокнул он.

— Поверил, — неловко сообщила она, крутя дымящуюся кружку в ладонях и снова боясь смотреть ему в глаза, но все же, Джоконда осмелела и посмотрела на него. — Ведь я стала жить честно только из-за тебя… Из-за моего желания доказать тебе, что я стала лучше, и что ты увидишь это, когда очнешься…

Он не знал что ответить на это, только нервно отхлебнул чая и едва не обжег язык. Грейвз скривился от этой приторной бурды, а она все смотрела на него, по-видимому, ожидая какой-то реакции.

— И хочешь сказать что я должен в это поверить? Если президент купился на эти сладкие речи, то я…

— Вот какого вы обо мнения, мистер Грейвз? Мое желание стать лучше вы воспринимаете в штыки, все еще думаете, что я лгунья? — вновь забылась она, грозно сверкнув взглядом и начиная раздражаться, источать яд и забывая дышать в своем рычании: — Тогда я этого не понимала, но сейчас все кристально ясно, просто я уже давно влюблена в вас…

Джоконда внезапно икнула и вспыхнула от стыда, прикрыв рот ладонью и отступив от него. Она совершенно не это хотела сказать, но слова просто вырвались из ее рта в порыве оправданий. И она сказала чистейшую правду, в первую очередь самой себе, и ей не нравился его грозный аврорский взгляд, Грейвз, вероятно, не был готов к столь скорому признанию. Понимая, что попалась, Джоконда, потеряв всю смелость, отвернулась было, чтобы пойти в сторону дома, злясь на себя, но он дернул ее за рукав, рывком притянув обратно, и кружка с чаем выпала из ее руки, расплескавшись на вмиг подтаявший снег.

Ее признание было внезапным, но таким логичным, что Грейвз и сам не понял, как его злость куда-то улетучилась. Так мастерски она не смогла бы сыграть, глаза всегда выдавали ее, сейчас Джоконда была в ярости на саму себя и еще как будто сильнее покраснела.

— Не смотри на меня так, я сейчас сгорю от стыда, — понимая, что он не отпустит ее, а, увидев на его губах немного издевательскую улыбку, она и вовсе зажмурилась.

Джоконда так и не открыла глаз и смешно морщила носик, а он, видя ее смущение, понемногу приходил в себя. Она дарила ему такой спектр эмоций, умела за секунду перевернуть его настроение, разозлить, а затем снова заставить улыбаться, потому что Грейвз уже давно все связанное с ней принимал слишком близко к сердцу. Ее главная опасность была не в том, что она использовала хитрый ум, доставшийся от отца, а могла быть такой же очаровательно беспечной и наивной, как ее мать, и этим сильно подкупала. Эта черта была ее главным оружием. И вот сейчас, глядя на эту совершенно растерявшуюся глупышку, не способную скрыть чувств, он просто поцеловал ее, выронив в снег и собственную кружку чая. Джоконда была его маленьким рождественским чудом...

Примечания:

Внимание, R рейтинг

---

Окончательно продрогнув и обойдя, наверное, половину Центрального парка держась за руки, как и полагается влюбленным парам, они аппарировали домой, чтобы переодеться и, наконец, поесть. Ни у одного, ни у другого в квартире еды не было, и никто из них толком не умел готовить. Вот такую спутницу выбрал себе аврор Персиваль Грейвз, всегда видевший гипотетическую супругу опытной хозяйкой, способной вести быт, как полагалось в уважаемых семьях. А ему досталась Ирэн Адлер — персонаж книг про Шерлока Холмса. Нет, книг он не читал, зато читала любящая детективы Молли. Она дала Ирэн определение: интеллект, авантюризм, харизма и уверенность в себе. Как она резюмировала — эти качества отмечали особу, сильно опережающую время, они показывали женщину равной соперницей в мире мужчин, она не подчинялась, а сама обладала силой. И такие женщины действительно появлялись в реальном мире, зарождалась эпоха феминизма. Молли просто обожала Ирэн и мечтала быть на нее похожей. Грейвз же такой образ как будто лишенный главных женских преимуществ высмеял, но ведь тогда он не думал, что встретит ту самую Ирэн? И все же, в Джоконде было много светлого и правильного — она умела смущаться, умела прятать взгляд и становилась беззащитной, словно не понимая, как это работает на мужчинах, хотя была тем ещё манипулятором. Грейвз видел, что с ним она настоящая — стремящаяся к счастью женщина, порой робкая, иногда напористая. Каждая ее грань определенно нравилась ему. Ее случайное признание наполнило душу светом. И все же, в какой момент к ней пришло осознание этих чувств? Только лишь когда он оказался при смерти?.. Пожалуй, в таком случае он не станет жалеть о потере трех месяцев своей и без того в перспективе короткой жизни. Совесть подсказывала, что скрывать от неё это нечестно, но Грейвз почему-то был уверен, что, узнай она, то отстранится, сбежит, не позволит случиться этому стремительно набирающему обороты роману, как это было с Гидеоном Прюэттом. А он так хотел обыкновенного счастья… Эгоистично умалчивая об этом нюансе. И хотя при том разговоре о Гидеоне она призналась, что из-за страха потеряла слишком много драгоценного времени и в конечном итоге все равно пришла к осознанию невозможности быть далеко от него, не стоило бередить ее израненную душу.

Харизматичный мальчишка в дубленой куртке и объемной кепке исчез, осталась лишь Джоконда — девушка в женственном черном платье до колен с юбкой-солнцем, так не похожем на то, что носили модницы двадцатых. Невысокий каблук, широкополая утепленная шляпа и пальто с песцовым воротником — просто, дорого и со вкусом. У нее был собственный стиль, и Джоконда его придерживалась, не воспринимая платья прямого кроя, присобранные на бедрах. Понемногу привыкая, он склонен был согласиться, что женщина не должна скрывать талию и рельеф бедер. Это красиво и элегантно, а в красивых женщинах Грейвз знал толк. Ее оригинальная квартира с таким же непривычным интерьером была ее продолжением.

Он ожидал ее в кресле в светлой спальне, пока Джоконда завершала макияж в ванной, когда заметил торчащий из-под подушки край тёмного рукава. Грейвз нахмурился и, не сдержав любопытства, потянул на себя подушку, чтобы увидеть темные пижамные штаны и рубашку — его рубашку, которую он одолжил ей в тот самый день, когда она открылась. Он усмехнулся и не стал обнародовать свою находку. Похоже, Джоконда спала в ней, если не в Вашингтоне, то в Нью-Йорке точно — он обнаружил ее небольшой саквояж на полу у двери неразобранным. Вернув подушку на место, он развеселился, лишний раз найдя подтверждение ее так долго подавляемым чувствам. Сегодня Рождество, пускай сияет, а не смущается, хотя и в смущении ей не было равных.

Это было так странно, они собирались на свидание, как обычные влюбленные. Джоконда все не могла поверить в происходящее, зная норов Грейвза, который на удивление спокойно отреагировал на то, что она анимаг — в своем стиле, прочитав лекцию, немного позлившись, но все же без скандала, показательной порки и угроз, что сдаст ее в МАКУСА. То, что президент знал, что она — Чарльз Уилби, ставило под удар и его, ведь именно он выдал ей новые документы, кто-нибудь мог бы до этого докопаться. Но сейчас все было не важно, Джоконда просто приняла ладонь Грейвза, и они аппарировали прямо на Санни-стрит — полную празднующих улицу, чтобы отужинать в магическом ресторане “Туфельки Эмми”, очень популярном среди волшебников. Едва зайдя на порог, Джоконда окунулась в знакомую атмосферу лоска ревущих двадцатых, дорого выполненный ар-нуво, украшенный рождественским реквизитом, летающие по ресторану феи, принимающие заказы, подвижный кукольный Санта-Клаус, оживленный магией, размахивал ладонью и желал счастливого Рождества и Нового Года. Жаль, что у волшебников только один выходной в этом году, ведь Рождество выпало на будни, но и этого вечера достаточно, чтобы провести лучшее время в компании дорогого сердцу человека.

Грейвз был джентльменом, он ни на секунду не давал ей забыть об этом. В семидесятые этого столетия и десятые следующего молодые люди, конечно, могли проявлять галантность, но это было скорее способом понравиться. Для таких как Грейвз это впиталось с молоком матери, его манеры были второй натурой — помочь раздеться, положить ее ладонь на предплечье, пропустить даму вперед. И эта его черта, свойственная, наверное, только аристократам до мозга костей в ее времени, типа ее брата Люциуса, была как никогда к месту. Джоконда привыкла к такому обращению в семье Малфой, поэтому принимала за должное, и знала, что и сама ведет себя, как подобает леди. Играл нежный джаз в исполнении саксофониста с аккомпанементом из виолончели и рояля, атмосфера ресторана наводила на мысль, что и волшебники умеют тратить деньги. Джоконда видела его вывеску, гуляя по Санни-стрит, но никогда не находила повода зайти. Конечно, здесь не действовала Восемнадцатая поправка, и они просто заказали бутылку хорошего белого вина под рыбные закуски. Джоконда и Грейвз с утра не ели ничего, кроме пары имбирных печенек в Центральном парке, и потому были очень голодны, однако воспитание не позволяло прилюдно наброситься на еду. Они о чем-то говорили — об учебе, о президенте, о Пиквери, и только спустя полчаса Джоконда узнала об участи преступника…

— Персиваль… — привыкая к звуку его имени, произнесла она одними губами, а взгляд карих глаз стал очень встревоженным. Джоконда не знала, что он сам вершит суд над особо опасными преступниками и фактически выполняет роль палача в МАКУСА. — Я сожалею…

— О чем? — непонимающе спросил он, вскинув бровь.

— Это, наверное, очень тяжело, — только пояснила она очевидное, а он вдруг понял, что никто и никогда не интересовался его чувствами, считая, что ему это ничего не стоит.

— Люди вокруг думают, что это доставляет мне удовольствие, — фыркнул он, обнажив истинные чувства как будто с обидой.

— Я знала людей, которым нравилось отнимать жизни, — разглядывая содержимое бокала, сказала она, а он вспомнил ту безумную ведьму с мелким бесом кудрей из ее кошмара и как будто вновь осознал, что ей пришлось пережить. — Ты явно не из их числа. Прости, я даже представить не могла.

“Что ее так удивляло?” — думал он про себя.

— Кто-то должен выполнять эту работу, — сдержанно ответил Грейвз, понимая, что, возможно, именно это и закалило его характер и сделало таким жестким и даже порой жестоким.

— Ты не должен винить себя, — озвучила она то, что он даже не имел в виду. — Я против невинных жертв и зверств в любом виде, но есть такие… кто не заслуживают жизни… — ее пальцы крепко сжали ножку высокого бокала, словно тот был в чем-то виноват.

Впервые кто-то понимал его чувства, не задавая прямых вопросов. Она потянулась к его ладони, лежащей на столе, и накрыла своей.

— Как говорят немаги, только Господь может забирать жизни, — снова попытался он спрятаться за несколько злой иронией и глотком вина и, наверное, впервые пряча взгляд от нее.

Эта тема была очень болезненной, и Джоконда поняла, что наткнулась на его главную слабость.

— Но Господь их и дарует, — сказала она нечто собою разумеющееся, — и я уверена, что ты никогда не отправлял на казнь безвинных.

Она была шокирована, но старалась этого не показывать, и отчасти поняла истоки его сурового нрава, осознала, почему он так рьяно следует букве закона, почему так злится из-за ее осечек — просто Грейвз не хочет исполнять смертельные приговоры. Это тяжелая, непосильная ноша, и как этот пускай местами и резкий, но насквозь справедливый человек с этим справляется? А еще, после его слов о преступнике, Джоконда отчетливо поняла, что Грейвз сожалел о том, что ему пришлось отправить Стива Дэвиса на казнь. Да, тот был безумен, но безумным сделали его немаги, его родители, и их жестокость была просто невыносимой. Где-то в подсознании вспыхнули мысли об идеологии ненавидящего магглов отца; глядя на его точку зрения через призму случившегося со Стивом Дэвисом, Джоконда не находила её такой уж чудовищной. Родителям преступника стерли память и позволили жить, в то время как их несчастный, сошедший с ума сын, которому не повезло родиться волшебником в семье немагов, был жестоко казнен. Это самая большая несправедливость, с которой когда-либо приходилось сталкиваться Джоконде.

Она замерла, потеряв взгляд в пространстве, а Грейвз, этот сильный мужчина, поднялся из-за стола и просто протянул ладонь, когда заиграла медленная джазовая импровизация, приглашающая гостей к центру зала с приглушенным освещением. Джоконда приняла ладонь, стараясь держать себя в руках и не показывать откровенной жалости к пережитому им. Ему это было не нужно, но ему нужна была поддержка, пускай он даже никогда не признается в этом, и когда Джоконда оказалась в его объятиях, то просто положила подбородок на его плечо, выражая все чувства в этом сдержанном жесте, пропуская боль ставшего родным мужчины через себя. Она лишь однажды коснулась носом его укрытой тканью рубашки ключицы, благодаря за то, что сумел открыться, а он просто прижался виском к ее макушке, признаваясь себе, что это именно та реакция и молчаливая поддержка, которые были ему так необходимы. Грейвз получал от Джоконды то, чего хотел, и никто прежде не понимал его так, как смогла понять она всего за один вечер…

Они вернулись домой, аппарировали в его квартиру, и этот спокойный и полный понимания вечер должен был на этом закончиться. Джоконда знала, что он не станет торопить ее на следующий шаг, и была благодарна за это. Возможно, она и готова к интимным отношениям, но только не после этого искреннего вечера. Он не попросил остаться, а она не попыталась намекнуть о своем желании. Они расстались у двери, застыв в долгих объятиях, и Грейвз точно знал, что сегодня она будет спать в его рубашке…

* * *

В МАКУСА они появились вместе, перенеслись по очереди в камин в Атриуме, уже привычно позавтракали и расстались, разойдясь по работам, подарив друг другу поцелуй в щеку и не собираясь скрывать свои отношения от общественности. В конце концов, все взрослые люди, и они с Грейвзом в первую очередь. Но только в образе Чарльза Уилби Джоконда любила чрезмерное внимание к своей персоне, а эти чувства были чем-то сокровенным, что хотелось сохранить при себе и оберегать как зеницу ока, не считая того, что их видела вместе половина Отдела магического правопорядка на президентском балу. Похоже, любовь совершенно отшибает мозги.

Джоконда, как будто совсем позабыв о том, что ей предстоит разнос от Пилигрима, в хорошем расположении духа поднялась на этаж своего управления, и едва она зашла, как на нее обратились все взгляды коллег, с которыми она почти не общалась. Не считая Джиллиан, конечно. Та хозяйничала у Джоконды на рабочем месте, а, когда увидела ее, виновато понурила голову. На столе стояла коробка, наполненная вещами Джоконды, и не оставалось сомнений, что Пилигрим принял единственное, по его мнению, правильное решение.

— Мне очень жаль, — произнесла Джиллиан, покусывая губу и пропуская ее к столу, чтобы дособрать вещи.

На тумбочке громоздился любимый сервиз с Мейфлауэром мистера Пилигрима, и Джоконде очень захотелось превратить его в пыль.

— А мне нет, — неожиданно произнесла она, сдув прядь волос и пряча гнев, — пожалеть могу только Кастеллано. Спасибо, Джиллиан, с тобой было здорово работать, — она подошла ближе и заключила ее в объятия, понимая, что раз ее вещи собраны, то разговаривать с начальником более не имеет смысла, однако едва подхватив коробку под сопровождающие сочувствующие взгляды, Джоконда зарычала и, развернувшись на каблуках, пошла прямо к кабинету Пилигрима, грохнув коробку с пожитками обратно на стол.

Джиллиан попыталась остановить ее, но встретив злой взгляд, поспешила прянуть в сторону, а едва придя в себя, бросилась к столу, чтобы отправить записку, сложившуюся в маленькую крыску, через трубку коммуникаций. В ней была написана короткая фраза: “Молли, кажется, у нас сейчас разразится скандал”...

Джоконда, гордо прошествовав в кабинет теперь уже бывшего начальника, намеревалась высказать ему все, что думает, застала его за чтением прессы. Он как будто ожидал ее и, только свернув газету, снял свои дурацкие очки и смерил её столь неприятным взглядом, словно перед ним была не иначе как навозная муха.

— А, мисс Мерфи, явились? — ни секунды не сомневаясь, что она почтит его своим присутствием, он, казалось, был во всеоружии.

— Сэр, могу я получить хотя бы объяснение, за что вы меня увольняете? — спросила Джоконда, сдерживая кипящую злобу и желание как минимум кремировать его Инсендио.

Он не торопился с ответом, чувствуя себя хозяином ситуации.

— Я считал вас сообразительной особой. После того, как по вашей милости едва не пострадал президент США, вы еще спрашивать осмеливаетесь? — от добродушного по отношению к ней старика не осталось и следа.

— Я признаю, что упустила президента из виду, но давайте будем честны, здесь ведь замешана личная неприязнь к Персивалю?

— Ах, ну да, — усмехнулся он, разгладив сгиб газеты на столе, — для вас он уже Персиваль. Мисс Мерфи, если вы ожидали чего-то другого от меня, то спешу вас разочаровать. Персиваль Грейвз не имеет никакого отношения к моему решению, хотя, впрочем, возможно, в этом был его коварный план. Я предупреждал вас, что он подлая змея. Все лишь потому, что вы, как типичная представительница женского пола, отдали предпочтение выгодному союзу, а не карьере.

— Это уже сексизм, сэр, — возразила она, сложив руки на груди, — а значит, личная неприязнь.

— Возможно, — не стал он отрицать, — но вы свой выбор сделали, а этот идиот только помог мне увидеть в вас обыкновенную бабу, не способную думать ничем, кроме…

— Не смейте оскорблять нас! — моментально вспылила Джоконда, а он, казалось, только этого и ожидал, и ей неимоверным усилием воли пришлось собраться; она поняла, что победителем из этого разговора уже не выйдет. — Вы игнорируете факт того, что именно я же и спасла президента, обезвредив Тину Голдштейн, и именно я вычислила преступника!

Пилигрим засмеялся своим старческим скрипучим смехом, словно найдя какие-то новые подтверждения собственным суждениям.

— Так чего вы забыли в политике? Это доказывает, что вы сможете стать хорошим следователем, тем более, вам не составит труда получить место в Отделе магического правопорядка, вы спите с его Главой. Раз он виноват в этой вашей осечке, так пусть, как мужик, возьмёт на себя ответственность. Поздравляю, вы разрушили свою политическую карьеру.

Да как у него язык поворачивался бросать такие оскорбления? Джоконда впервые не знала что сказать, ее били по самому больному. Этот разговор стоило завершать или будут жертвы, ведь пылающая от гнева и возмущения Джоконда готова уже была применить магию. Ее ярость сшибала все барьеры, тем более из-за очевидно несправедливого отношения к ней по гендерному признаку.

— Вы об этом еще пожалеете, Пилигрим! — собрав волю в кулак, холодно сказала она, собираясь утопить его карьеру; уж она-то найдет способ.

Джоконда развернулась и направилась на выход, услышав вдогонку смешок и короткое “ну-ну”, и ей едва хватило самообладания, чтобы не обернуться и не проклясть его. Громко хлопнув дверью, да так, что из косяков полетела пыль, она наткнулась на взгляд Грейвза, что-то забывшего в этой части МАКУСА. Увидев ее состояние, он все понял сразу, и его глаза тоже потемнели от гнева, а кулаки сжались, он мог бы продолжить скандал с Пилигримом, но Джоконда, сообразив, что для него это ничем хорошим не закончится, подхватила коробку и демонстративно спокойно двинулась к выходу под внимательные взгляды коллег, которые наверняка слышали какие-то отдельные фразы из разговора на повышенных тонах.

— Идем, мне здесь больше делать нечего, — все еще не имея возможности успокоиться, попросила Джоконда, не желая ввязывать его в это. — Пока, Джиллиан, желаю удачи со старым козлом, — бросила она, и та лишь понимающе кивнула, обратив взгляд на мгновенно появившегося здесь Грейвза; записка Молли сделала своё дело.

— Я попробую что-нибудь предпринять, — негромко сказал Грейвз, забрав у нее из рук небольшую коробку с пожитками у лифта.

— Не нужно, пусть подавится своей должностью, Кастеллано едва ли светит место заместителя. Пилигрим скорее помрет в этом кресле, нежели сможет с кем-то разделить его, — все еще рычала она, чувствуя ладонь на своей спине.

— Извини меня, — неожиданно сказал Грейвз, и она ошарашенно на него посмотрела, — я слишком самонадеянно решил, что…

— Брось, мы оба так решили и оба принимали в этом участие, — уверенно заявила она, понимая, что как бы не сквернословил Пилигрим, в действиях Грейвза не было ничего подлого и преднамеренного. — У меня сессия на носу, мне сейчас все равно не до работы, заодно появится время заняться бизнесом. Генеральный директор, поставленный на фабрике, вызывает вопросы. Скажи мне, у тебя из-за этого не будет проблем? — спросила она, ведь и по его милости тоже они упустили президента.

Лучше Грейвзу не знать, сколько “нежных” слов Джоконда услышала в их адрес от Пилигрима, старик заслуживал набитой морды, но не стоило рушить еще и карьеру Грейвза. Уж этого она себе не простит.

— У меня назначено у Пиквери через пятнадцать минут, посмотрим… — мрачно отозвался Грейвз. — Я что-нибудь придумаю. Ты талантливая, Пруденс, в МАКУСА такие нужны.

— Не стоит, прошу, я хочу вздохнуть спокойно. Я обхаживала этого старика три месяца, это было не самое приятное время. Поэтому дай мне, пожалуйста, успокоиться, закончить образование, ведь это последние экзамены, а дальше будет видно. Я не пропаду, Персиваль, ты прекрасно это знаешь. И с голода тоже не умру.

Он знал, был абсолютно уверен, что такая способная девушка проторит себе дорогу в любой сфере, но все же понимал, что она расстроена и просто не хочет расстраивать и его. Джоконда была слишком амбициозной, чтобы так просто принять свою неудачу. В молчании они прошли через его Отдел с этой дурацкой коробкой, она даже ни с кем не поздоровалась, лишь только держала в себе все эмоции. Открыв камин, он услышал короткое “увидимся вечером”, и она исчезла в языках зеленого пламени со зловещей холодностью на лице, вероятно забыв, что ей нужно официально уволиться, хотя, в случае со стажерами договор мог быть расторгнут в одностороннем порядке.

Грейвз, едва проводив Джоконду, нацепив невозмутимую маску, покинул свой кабинет для встречи с Пиквери, он видел на себе странные взгляды коллег после их с Джокондой перебежки с коробкой с пожитками и чувствовал себя виноватым. Он лелеял надежду, что с Пиквери получится поговорить без обиняков и поделиться своими мыслями насчет очевидно несправедливого увольнения Джоконды. О, и конечно, он предвкушал, что МАКУСА заполонят слухи о том, что ее уволили из-за служебного романа с ним. Старый маразматик воспользовался ситуацией, чтобы нанести удар вовсе не беззащитной девушке, а ему — главному оппоненту на политической сцене, ударив по ней, как по самому ценному. Пилигрим вырыл себе могилу, Грейвз не оставит личную обиду и обязательно вынет из него душу. Если до этого они были соперниками, то сейчас это противостояние дошло до точки кипения, а иметь во врагах Персиваля Грейвза было очень опасно, особенно когда дело касалось чего-то личного…

Кастеллано руководил своей перьевой ручкой магией, заполняя графы о должности и имени в документах на подписание. Он был в приподнятом настроении и, кажется, напевал какую-то игривую арию на итальянском. Видимо, уже осознал вкус победы. Наивно. Грейвз, бросив короткое приветствие, сообщил, что Серафина ждет его, и Кастеллано только махнул рукой в сторону двери в ее кабинет, все еще зачарованно напевая себе под нос.

— И будь добр, принеси кофе, — напомнил Грейвз с небольшой издевкой, что тот всё еще является секретаршей.

— Да, сэр, — ответил Кастеллано, однако, без тени негатива — он воспринимал это за должное, поэтому даже не заметил оскорбительного подтекста.

Серафина, сложив руки на груди, стояла возле карты США с проявлением угроз. Мелькнул огонек в Монтане, но не сильно — всего лишь обычная магическая активность, следом — в Вайоминге. Кажется, госпожа президент просто думала о чем-то своем. В излюбленном деловом костюме в редкую полоску она как всегда выглядела элегантно и строго.

— Доброе утро, Серафина, — понемногу успокаиваясь, сказал Грейвз.

— Доброе… садитесь, Персиваль, — все так же задумчиво глядя на карту, проговорила она, но так и не обернулась к визитеру, констатировав: — Преступник пойман и наказан, президент Кулидж в безопасности. Хорошая работа.

— Также мои сотрудники вместе с артефактологами сейчас изучают конфискованные артефакты и ищут причастных. Дэвис назвал несколько имен, — четко ответил Грейвз, как на обычном докладе.

— Хорошо… — протянула Пиквери, задумчиво коснувшись подбородка, и только тогда соизволила повернуться к нему. — Будем надеяться, хоть этот Новый Год мы встретим без происшествий, впрочем, рано загадывать, — вздохнула она, вспомнив, что в прошлый аврорам пришлось просиживать штаны в МАКУСА из-за ограбления банка на Санни-стрит группой разодетых Санта Клаусов прямо в новогоднюю ночь.

Грейвз не забыл отчитаться о принятых им мерах по стиранию памяти немагам, о том, что временно оставляет двух авроров на защите Кулиджа, и, продолжая докладывать, все еще ощущал на себе ее пристальный, как будто что-то выискивающий взгляд.

— Серафина, говорите, — попросил он, так как пауза после его доклада затянулась.

— Удивлена, что вы, едва зайдя, не спросили ничего об увольнении мисс Мерфи.

Грейвз только вскинул бровь.

— Удивлен, что вы сразу не спустили на меня всех собак из-за утери бдительности, — ответил он в тон ей.

Она опустилась в кресло напротив, протарабанив по столу ногтями, а затем спокойно сообщила:

— Виновная уже наказана, Персиваль, этого достаточно.

— В смысле, виновная… — только опешил он, начиная снова кипятиться.

— Только не говорите, что не понимаете, о чем я. Вы запудрили девочке мозги, Грейвз, — покачала головой Пиквери, — а я ведь предупреждала, чем это может закончиться. И Элайджа имеет полное право уволить ее за халатность в работе. Тем более, она всего лишь стажер и работает по договору испытательного срока.

— Но ведь в этом виноват только я… — возразил Грейвз, ощущая себя не в своей тарелке.

— И хорошо, что вы это понимаете, — строго сказала она. — Но я соглашусь, что мне проще уволить ее, чтобы отвести внимание от вас. Я вас просила прийти в себя, насколько помню, но вы не послушались, Персиваль, — с сожалением обратилась она, не испытывая, однако, подлинного сожаления, как ему показалось, — надеюсь, что вы понимаете, что больше таких ошибок в вашей работе я не стану терпеть.

— Она ликвидировала угрозу президенту и сумела вычислить преступника, а вы делаете из нее козла отпущения? — возмутился он, понимая, что и сам угодил в ловушку.

— Элайджа получил то что хотел, он считает, что досадил вам, и этого вполне достаточно, чтобы не пытаться уничтожить вашу собственную карьеру и не проявлять на меня давление. Прошу уже второй раз, придите в себя, Грейвз! — снова назвала она его по фамилии, взывая к разуму. — Личные чувства не должны влиять на работу. Мне все еще нужен мой заместитель.

Это было так жестоко, что даже у хладнокровного Грейвза дрогнула душа. Пиквери позволила Элайдже распорядиться судьбой Джоконды, свалив всю вину на нее, и Грейвзу внезапно стало тошно от самого себя, он был уязвлен, но не стал показывать возмущения, лишь только по его каменному выражению лица можно было понять, что он явно не в духе. С трудом удалось вернуться к обсуждению насущных дел, а он только и мог думать о том, что собственными руками уничтожил столь перспективную карьеру любимой женщины…

— И все же, опустим то, как этой талантливой девочке удалось очаровать Кулиджа, — донеслось в спину, когда он уже выходил из ее кабинета. — Но, Грейвз, она вывела из строя моего лучшего аврора… Как ей удалось?

Кажется, весь разговор придерживаясь нейтрального отношения, Серафина все же не смогла устоять перед любопытством, выливающимся в подозрительность.

— Любовь с первого взгляда, — процедив, пожал он плечами, мрачно глядя на нее.

— Или запоздалый кризис среднего возраста, — вскинула она бровь, не стесняясь выражений в ответ на его тон. — И всё же, я нахожу ее способность очаровывать опасной.

— Я с этим как-нибудь справлюсь, — угрюмо парировал Грейвз, ведь теперь Пиквери лезла совершенно не в свое дело, а он не удержался от язвительности: — Я пришлю приглашение на свадьбу, госпожа Президент…

…То, в каком тумане прошел остаток рабочего дня, говорить не стоило. Грейвз никогда прежде не думал, что его может волновать чья-то карьера, кроме собственной. Тем более, он был изначально против участия Джоконды в политике. А еще он понятия не имел, как теперь извиняться, ведь никогда не испытывал столь всепоглощающей вины перед женщиной. Пиквери права, причина всему — чувства, но именно эти чувства позволили ему ожить, и он хотел видеть Джоконду рядом, хотел сделать ее счастливой, но как теперь смотреть ей в глаза? Да, он и до этого знал, что виноват, но разговор с Пиквери как будто окончательно расставил всё по местам. Вчерашний вечер в “Туфельках Эмми” был прекрасен, они забыли обо всех проблемах, и даже невзирая на довольно тяжелый разговор о казни преступника и небольшую перепалку в Центральном парке, впервые наслаждались обществом друг друга и дорожили каждой минутой, наверное, самого счастливого Рождества в жизни Грейвза со времён Ильверморни и раннего детства.

Конечно, он и не рассчитывал увидеть ее у себя в квартире, но еще с утра настроил защитные чары таким образом, чтобы она могла беспрепятственно приходить и уходить, когда ей захочется. Персиваль и сам не мог понять, откуда у него к ней столько доверия, но это произошло само собой, словно все так и должно быть. Постучавшись в соседнюю дверь, он не услышал из ее квартиры ни единого звука. Возможно, она занимается делами фабрики, как и намеревалась? Вернувшись обратно к себе, он только сейчас заметил бумажные пакеты на разделочном столе, а заглянув в них, обнаружил провиант — готовые блюда в жестяных контейнерах. Грейвз нахмурился, если она подготовила еду, то не собиралась уходить надолго. Он задержался на работе всего на час, могло ли это изменить ее планы? Магией отправив пальто и шарф в шкаф на входе в квартиру, Грейвз направился в спальню, чтобы принять душ и переодеться, по дороге надиктовывая зачарованной монете сообщение, что ждет ее дома, но, едва включив свет, замер на пороге, увидев спящую девушку в своей кровати. На ее груди покоилась книга в синей кожаной обложке. Устроившись поверх одеяла, она спала в пижамных штанах и в его чуть выцветшей рубашке, расстегнутой на одну пуговицу, и эта картина совершенно растопила сердце Грейвза, ведь только недавно он мечтал, что придет домой и увидит ее в своей постели. Вчера после ресторана она не дала повода подумать, что готова к более близким отношением, но, видя ее спящей в этой странной пижаме, Грейвза вовсе не посетили какие-то определенные мысли, он лишь ощущал неожиданный уют, с усмешкой вспомнив, как ему приходилось терпеть ее в квартире целых четыре дня в самом начале… И сколько радости приносило ее присутствие сейчас.

Погасив свет, он не стал тревожить ее сон, а только отправился в душ. Он все еще не знал, как справиться с этим оглушающим чувством вины, но под обжигающими струями воды из душевой лейки стал понемногу приходить в себя и думал лишь о том как хочет прижать Джоконду и просто поспать с ней в обнимку. Даже невзирая на то, что она сама очутилась в его постели, он размышлял о том, насколько это будет уместно на данном этапе отношений. Хотя, признаться, не покидало чувство, что вместе они уже очень давно…

Выйдя из душа и накинув пижаму, тоже полностью черную, не считая тонкой белой прострочки на рукавах и воротнике, он так же бесшумно вернулся в спальню, найдя ее в том же положении. Осторожно подцепив пальцами книгу, Грейвз закрыл ее, отложил на прикроватную тумбочку и просто лег рядом, осторожно коснувшись ее щеки пальцами. Вина все еще напоминала о себе, стараясь украсть у него эти минуты наслаждения, близости и тишины. На улице давно стемнело, хотя была только половина восьмого. Его бедная, несчастная Джоконда, и угораздило ее влезть в политические интриги самой верхушки МАКУСА и довериться такому идиоту, как он, разрушившему ее попытки занять место в магическом сообществе...

— Сам Глава магического правопорядка охраняет мой сон, — услышал он тихую знакомую фразу, и Джоконда открыла заспанные, чуть блестящие глаза. — Прости, я уснула, пока ждала тебя. Эта книга такая скучная…

Он придвинулся ближе, молча глядя на нее, она позволила ему вытащить одеяло из под ее ног. Он накрыл обоих и просто продолжал нежно касаться ее, заметив как ее глаза заблестели больше, а у переносицы собралась слеза.

— Я слишком самонадеян… — сдержанно повторил он уже сказанную ранее фразу, не в силах выплеснуть сотни слов извинений из-за сдавившей грудь тяжести.

— Ничего страшного не произошло, Пилигрим просто старый козел, — сквозь тихие слезы, констатировала она без обвинений, — все в порядке. Не стоит себя винить, ведь я тоже хотела быть рядом, и для меня нет ничего важнее тебя. Это не сильно повлияет на твою карьеру?..

Да что с ней не так? Почему она совсем не злится на его очевидную оплошность? Джоконда все прекрасно понимала и знала, что он чувствует. Она коснулась его шершавой от проступившей щетины щеки и соединила их лбы, позволив увлечь себя в объятия. Раньше они могли перегрызть друг другу глотки за малейшее недопонимание, но сейчас как будто в совершенстве научились считывать эмоции. И эта духовная близость была чем-то невероятным, спокойным и опьяняющим, радостным и даже немного печальным, но таким правильным, что не оставалось на свете ничего, что они не смогли бы преодолеть, стремясь друг к другу.

За целый день Джоконда успела перебеситься, затем прийти в себя и снова несколько раз перебеситься. Она была зла, но оценивала произошедшее трезво, понимая, что Персиваль ни в чем не виноват, а если и виноват, только наравне с ней. Любовь лишала рассудка, но даже потеряв эту треклятую работу, Джоконда обрела нечто более ценное — она обрела счастье, о котором уже давно не мечтала. Она ощущала жар его груди даже через два слоя ткани и просто, вновь закрыв глаза, отдавалась неге, зная, что только его прикосновения смогут успокоить после всех потрясений. Джоконда осмелилась лечь ближе, желая слиться с ним, и уткнулась носом в его ещё влажную после душа шею, а затем, не в силах противостоять, смяла ткань рубашки на его груди, вновь коснулась шеи, на этот раз губами, и почувствовала, как он напрягся и даже отстранился, заглянув в ее глаза.

— Джоконда, я могу воспринять это…

— Правильно, — прошептала она, ощутив, что хватило всего мгновения чтобы вспыхнуть, как бенгальский огонь в Рождество. — Воспринимай это правильно…

Он захватил ее ладонь, исследующую его грудь, и переплел их пальцы. Едва ли можно было ожидать от нее такого напора, Джоконда не выглядела доступной, но похоже такая близость и духовное единение вынуждали ее поддаваться желанию. Он ощущал то же самое, но медлил, и это заставило ее брови соединиться, она чуть отстранилась, как будто бы обиделась, не увидев встречного стремления.

— Мы торопимся, — строго, но как-то неуверенно прозвучали его слова.

Видно, почувствовав неловкость, она села на кровати, нервно пригладив растрепавшиеся волосы, а он тяжело вздохнул и поднялся следом, обняв ее со спины и положив подбородок ей на плечо, не позволив сбежать. Возможно, ее импульсивность была вызвана пережитым за этот день.

— Отпусти, — попросила она, ища пути к отступлению, — ты и так ставишь меня в неловкое положение.

— Почему ты… сегодня.

— Потому что слишком долго отвергала симпатию к тебе, — стала неожиданно резко жестикулировать она, — потому что весь день скучала, потому я уже призналась в своих чувствах, а ты нет, между прочим. А еще, потому что мы мужчина и женщина, черт возьми! А это логический итог взаимной симпатии, — казалось, она вот-вот покажет последнюю фразу буквально на пальцах, но этого не произошло, но Грейвз все равно засмеялся — в основном, конечно, из-за ее забавного ворчания.

— Я мужчина классического воспитания, Джоконда, — пояснил он, — и я не тороплюсь, потому что не хочу шокировать тебя отсутствием морали и хочу показать свои намерения, и что в первую очередь для меня важна ты, а уже потом, как ты сформулировала — логический итог взаимоотношений мужчины и женщины. Или ты думаешь, что нужна мне только ради удовлетворения низменных желаний?

Она повернулась к нему, посмотрев на него с некоторым подозрением, и вновь оказалась в его объятиях. Он бы не позволил уйти.

— Ну, хотя бы говоришь ты красиво, — усмехнулась она ему в щеку. — Очевидно, нравы моего времени более свободны. Извини меня за это.

Зарывшись пальцами в ее волосы, он вновь заставил ее испытать неторопливый бег мурашек по спине. Грейвз, этот суровый аврор, иногда грубиян и ужасный зануда, ластился с такой нежностью, парадоксально отличаясь от себя в рабочем образе. Это был чувственный и чуткий мужчина, и он прекрасно знал, как обращаться с женщиной.

— В любом времени есть моралисты и раскрепощенные люди. Ты знаешь, в насколько развратном сообществе мы сейчас живем. Джаз, алкоголь и короткие юбки превращают мужчин в охотников.

— Я бы сказала, что девушки тоже хороши, — вспоминая Зельду, ответила она, когда он заставил ее запрокинуть голову и теперь совершенно недвусмысленно исследовал ее шею губами, и от этого становилось нестерпимо жарко где-то внизу.

Он переходил границы точно так же, как и она до этого, но Джоконда молчала. Она безоговорочно верила его словам о серьезности намерений и утопала в прикосновениях, не пытаясь контролировать происходящее. Она опустила голову, обратив на него затуманенный взгляд, полный невыразимой страсти, в его глазах томилось тоже самое. Персиваль медленно моргал и с дрожью захватывал губами воздух. Он раскраснелся и выглядел опьяняюще желанным. Джоконда и не заметила, когда оказалась настолько близко, что уже сидела на нем, обхватив его торс ногами, ощущая горячие ладони на спине под рубашкой.

— Еще немного, и я не смогу остановиться, — прошептал он низко, гортанно, отчаянно сжимая ее в объятиях до напряжения пальцев, ведь этим хотел показать, насколько она желанна, насколько нужна ему.

Хватило всего легкого движения — Джоконда коснулась его груди, и он опустился на спину, не возмущаясь тому, как ловко она справляется с пуговицами на его ночной рубашке. Она уже видела его обнаженный торс, и шрамы были на месте и лишь осторожно и нежно коснулась их пальцами, склонившись над ним и ощущая, как Персиваль вздрагивает от щекочущих прикосновений ее длинных волос. Ее ладонь изучала его упругий живот и чуть седеющую линию волос от пупка, затем поднялась выше. Джоконда упивалась властью над ним, она не позволила бы ему остановиться, да и зачем? Эта близость была необходима обоим как воздух, и они не могли надышаться этим воздухом и друг другом. Нависая над ним, она неторопливо расстегнула свою рубашку, наблюдая за его потемневшим взглядом, одурманенным ее действиями, и когда ткань сползла с ее плеч, она с невероятной благодарностью приняла восхищение в его глазах, даже не представляя, насколько сейчас красива. Его ладони осторожно и нежно поднялись по ее животу вверх и коснулись груди, а Джоконда растворилась в этих прикосновениях, не зная, что даже от этого можно приходить в такое исступление. Впервые она ощущала себя настолько раскрепощенной, способной абсолютно на все, способной сделать его счастливым. Грейвз приподнялся на локте и, захватив ее затылок, притянул к себе для страстного и в то же время трепетного поцелуя и рывком перевернул ее на спину, продолжая целовать и зарываться в ее волосы пальцами. Он скинул с себя уже расстегнутую рубашку и отбросил ее на пол. Никогда и ни одна женщина не смотрела на него с такой необъяснимой лаской и любовью. Будь он трижды дурак, оступившийся, разрушивший ее карьеру, она не винила его и не могла отпустить из объятий, и это всепрощение и понимание заставляло любить ее с такой всепоглощающей страстью, что он едва соображал, что происходит. Избавив ее от пижамных штанов, он разделся и сам и приник губами к россыпи родинок на внутренней стороне ее бедра, и не поднялся выше, пока не коснулся каждой. Она подавила судорожный стон, ощущая тепло его дыхания и нежные прикосновения. Джоконда принимала его ласки, раскрываясь навстречу, а он наслаждался ее ароматом и не сдерживал собственных стонов, когда она потянула его вверх. Меж ее бровей залегла требовательная складка, и когда они, наконец, стали единым целым, его мир взорвался от невероятного желания и счастья быть со своей единственной любимой женщиной — напористой и влюбленной в него до беспамятства. Двигаясь медленно и глубоко, он целовал ее, отслеживая каждое ее движение, каждую смену настроения, и она была прекрасна и инициативна, в какой-то момент, заставив его лечь, позволила себе двигаться в собственном ритме, запрокидывая голову и сжимая свою грудь. Ее женственные бедра и тонкая талия привлекали почти все его внимание. Он не мог оторвать взгляда от ее движений и едва не дошел до финала слишком рано, всеми силами оттягивая этот момент, а когда это все же произошло, закрыл глаза, прижимая к себе любимую женщину, оказавшуюся в постели именно тем, чего он от нее ожидал… едва это всепоглощающее чувство обоюдной разрядки и невозможность пошевелиться, стали сходить на нет, он просто укрыл их одеялом, ощущая, что его постель отныне всегда будет согрета. И это приносило счастье.

Ужин в постель, даже не нужно было вставать, они просто приманили все необходимое с кухни и наслаждались обществом друг друга до самой ночи. Джоконда не стеснялась своей наготы и получала демоническое удовольствие от того, с каким подлинным восхищением он на нее смотрел и как касался, заставляя почти рычать от удовольствия. Ветер сменил направление и в квартире стало заметно прохладнее, но она даже не подумала одеться, а только прильнула в поисках тепла, да так они и уснули, изнеженные совершенно невероятным вечером, прогнавшим все тревоги. В постели она была энергичной — молодость всегда была такой — и оттого прекрасной. Грейвз повидал за свою жизнь немало женщин, и все они были разными, но Джоконда была особенной, возможно, потому, что он безумно влюбился. В последние два дня, заметил он, стоило им оказаться вместе, как все остальное переставало иметь значение, наверное, так и должно быть? Невзирая на тяжести, сопряженные со службой, она могла полностью перевернуть его настроение, как сделала это сегодня.

Грейвз проснулся рано, Джоконда спала рядом, и так сладко, что тревожить ее совсем не хотелось, и когда он без какого-либо желания попытался покинуть постель бесшумно, она тотчас притянула его обратно и открыла заспанные глаза.

— Не уходи, — попросила она и сделалась такой печальной, словно от этого зависела ее жизнь.

С улыбкой он вернулся в постель хотя бы ненадолго, чтобы до дрожи сжать ее в объятиях, но оба понимали, что даже под страхом смерти он не прогуляет работу. И без того провалявшись три месяца в госпитале, он просто не мог подобного допустить. Но вид сонной Джоконды в его постели, ее совершенно потрясающий запах, впитавшийся в простыни, на миг заставил его хотя бы задуматься об этом.

Она стояла с чашкой кофе в руках в двери, пока он собирался, и не спускала с него коварного взгляда, прекрасно зная, как он действует.

— Что будешь делать сегодня? — обыденно спросил он, понимая, что она совсем не склонна к бездельничеству.

— Учиться и проверять документы фабрики, нужно съездить на производство.

Он понял, что вообще не интересовался ее бизнесом и учебой, и даже почувствовал укол совести.

— Как продвигается?

— Начали продавать, пробиваемся в большие универмаги Нью-Йорка. Рано еще, мы только наладили производство.

— А что за одежда? Как называется бренд?

— Женские платья, ничего особенного, — ответила она, затем коснулась его груди ладонью. — Не забивай себе голову, я расскажу, когда чего-то добьюсь.

Отставив чашку, она разгладила несуществующие складки на плечах его пальто, поправила и без того идеально завязанный галстук, в каждом движении было заключено лишь желание коснуться, стать ближе. Он перехватил ее ладони и коснулся губами запястья, совершенно не желая расставаться. Счастье, что сегодня пятница, и Грейвз знал, что придет домой вовремя во что бы то ни стало, потому что отныне дома его ждали.

* * *

Дни стали сплошной пеленой окутавшего их счастья, а между их квартирами появилась дверь для удобства перемещения. Восемь комнат на двоих было слишком много, оба это признали, и потому они почти всегда обитали на его половине. Джоконда с блеском сдала экзамены и получила заветный свиток оконченного образования на имя Пруденс Мерфи, а он присутствовал на вручении. Среди экстернов было всего несколько человек, как и представителей семей, пришедших поддержать своих выпускников. Ректор академии МАКУСА с сомнением поглядывал на Главу магического правопорядка, присутствующего на вручении, не понимая, что же привело его, и только удивленно вскинул бровь, увидев, как его счастливо обнимает лучшая на курсе Пруденс Мерфи, принимая поздравления.

К марту ее фабрика заработала в полную силу, и в нескольких универмагах открылись бутики вечерних платьев, а по соседству — магазины недорогой одежды для широких масс. Джоконда понемногу завоевывала эту конкуретную сферу и работала, занимаясь поиском молодых, талантливых кутюрье, отвечающих требованиям бренда. Эта девушка никогда не останется без гроша в кармане, однажды он даже бывал в ее офисе неподалеку от дома, и видел в ней утонченную леди и талантливого руководителя. Для нее действительно были открыты все дороги и со временем она совсем позабыла, что хотела построить карьеру в МАКУСА. Мир немагов был для нее дойной коровой, и легальный на этот раз бизнес стал приносить немалый доход. Однако дома, надевая его старую рубашку, которую так любила, стирая красную помаду и снимая изящные деловые платья, она вновь становилась просто Джокондой, его обыкновенной женщиной, ждущей своего мужчину дома. Грейвз даже не понял, как произошло то, что они с первых дней стали вести совместный быт, все казалось таким логичным, что он уже и не помнил своего одиночества, забыл каково это, приходить домой, а там тебя никто не ждет. Вечерами они могли просто валяться в кровати, Грейвз дремал после тяжелого дня у нее на груди, пока Джоконда читала или делала пометки в записной книжке. Ей пригодился телефон, который он когда-то установил для общения с ней же, и она иной раз подолгу проводила переговоры с бизнес-партнерами и в ней в такие моменты вновь угадывался Чарльз Уилби, уверенный и подкованный в бизнесе молодой человек. Джоконда как-то призналась, что ей довольно сложно влиться в новую для себя сферу, ведь до этого она общалась с совсем другими людьми — королями подпольного мира. Их можно было припугнуть, на них можно было надавить, тем более, имея в кармане право на монополию торговлей алкоголя.

* * *

Думая лишь о том, как бы скорее вернуться домой и отправиться с Джокондой в ресторан, ведь она так и не обрела пристрастия к готовке, а домовика у них не было, Грейвз отправился к Пиквери, вызванный Кастеллано уже ближе к вечеру. Признаться, он стал чаще поглядывать на часы и, если не было ничего чрезвычайного, перестал задерживаться на работе, сгрузив часть своих обязанностей на заместителя. Давно надо было делегировать ему простейшую документацию, и Абернети, признаться, справлялся отлично. Тирренс во многом уступал его исполнительности, но был не менее перспективным аврором.

Отпустив Молли домой, он как обычно выслушал ворчание Рыжего в лифте, осознав, что его некогда любимая работа превратилась в рутину. Приоритеты поменялись, теперь личная жизнь занимала куда больше интереса. Молли как-то заметила, что он меньше повышал голос на проштрафившихся авроров и стал как будто чуточку общительнее и приятнее с окружающими. Ей было дозволено говорить с ним прямо.

Пиквери встретила его с каким-то не поддающимся дешифровке недовольством на лице, и это едва ли сулило что-то хорошее. Грейвз стал перемалывать в голове мысли, гадая, что же такое могло его вызвать. Она предложила ему сесть и, не сводя несколько подозрительного взгляда, заставляющего гадать в чем же он провинился, спросила:

— Персиваль, как давно вы виделись с Пруденс Мерфи?

Этот вопрос застал его врасплох. В МАКУСА и думать о ней забыли, а старик Пилигрим, свернув стажерскую программу, оставил Кастеллано за бортом. Что и требовалось доказать — он до смерти будет сидеть в своем кресле и ни с кем не поделится властью.

— Серафина? Что-то случилось? — с не меньшим подозрением вкрадчиво спросил он, вспомнив о поддельной личности Джоконды.

Неужели это где-то могло всплыть? Пиквери опустила взгляд к перстням на пальцах, а затем вновь вернула на Грейвза.

— Вы ещё с ней общаетесь? — прямо спросила она.

— Допустим, — осторожно ответил он, не понимая, чем же это может грозить.

Конечно, о своей личной жизни он не распространялся на работе, но все же, мисс Пруденс Мерфи запомнили в МАКУСА как женщину, потерявшую работу из-за связи с ним, слухи муссировались довольно грязные, и это удручало. Она не заслуживала такой низкой характеристики. Его женщина заслуживала всего уважения этого никчемного мира словоохотливых выдумщиков.

— Не могли бы вы пригласить ее в МАКУСА завтра к десяти утра, у меня есть кое-что…

— Не уверен, что ей отныне интересны дела МАКУСА, да и завтра в десять у нее деловой завтрак.

— Хорошо, у меня есть окно после обеда, в два, — сообщила Серафина, сложив руки на груди и понимая, что бывшей карьеристке стало не до них.

— Даже если и сможет, то я против, — прямолинейно сказал Грейвз, грозно сверкнув глазами. — Пруденс вне сомнения не стоит приходить туда, где с ней так плохо обошлись.

Пиквери сощурилась, понимая, что Грейвз защищает нечто ценное и не скупится на отказ в довольно грубой форме, более того, он может решать за нее, а это, очевидно, намекает на весьма тесные взаимоотношения с мисс Мерфи.

— Не знала, что что-то может стать для вас, Персиваль, выше работы, — примирительно улыбнулась она, сознавая, что в данном случае она была просителем. — Однако все же прошу не пытаться укусить меня, я понимаю, что мисс Мерфи оказалась в весьма некрасивой ситуации, но я готова признать свою ошибку в том, что позволила Пилигриму распоряжаться судьбой столь талантливой волшебницы по-своему. Могу заверить, что лично к ней у меня на тот момент никаких претензий не было, а вот к вам весьма ощутимые, — напомнила она, что он виноват в случившемся в большей степени. — Однако в назревшем вопросе нам не обойтись без ее влияния на президента Кулиджа. С момента ее увольнения он не подпускает Элайджу к себе и избегает его, а намедни и вовсе выставил за дверь. Но сегодня дело принимает еще более острый оборот. Президент намерен отбыть во Францию на политический саммит, а вы сами понимаете, что творится в Европе, — напомнила Пиквери о злополучном Гриндевальде, который тянулся как к магическому, так и немагическому правительству, заручаясь все большей поддержкой и обретая влияние.

Грейвз усмехнулся, кажется, господину Кулиджу не слишком понравилось решение уволить Джоконду, и представляя бесплотные попытки Пилигрима подлизаться к нему, внутри Персиваля разрастался гомерический хохот. Так ему и надо.. А вот обострение проблемы с Гриндевальдом принесло вполне ощутимое волнение. Как скоро его забросит в Нью-Йорк? Сейчас был апрель двадцать четвертого года, два с половиной года оставалось до выхода той статьи в руках Дамблдора.

— И что же вы хотите от Пруденс, Серафина?..

* * *

Даже если Грейвз не передаст приглашения к Пиквери, то к Джоконде придут другие. Он бы не хотел, чтобы она вновь погружалась в дела МАКУСА, но лучше если он скажет всё сам, обговорит с ней все детали, и даст понять, что категорически против того решения, которое предложила Пиквери. У Джоконды, как оказалось, сегодня был деловой ужин, и потому вечером на какое-то время ему пришлось остаться в одиночестве. Такое случалось часто, новая жизнь полностью поглотила ее, а поддержание компании заставляло заводить новый круг общения, укрепляя свою значимость связями. Сегодня она ужинала с главным редактором “Королевы моды” корпорации МакКол Гарри Пейн Бертоном, и эта знаковая встреча могла открыть огромные перспективы развития в индустрии моды. Дома Грейвза ждала записка с адресом, и сообщением, что она будет рада, если он сможет присоединиться, если не задержится на работе. Раза два он присутствовал на деловых ужинах, ощущая себя белой вороной среди немагов, тем более, она сама прекрасно справлялась. В вопросах бизнеса она не требовала к себе слишком много внимания, понимая, что у него и своих дел по горло, но сегодня хотелось выйти куда-нибудь вместе, ведь последние два дня он и вовсе болел — замерз из-за “полевого” расследования, и она отпаивала его зельями, пока не свалилась с температурой сама. Счастье, что они были волшебниками и быстро приводили себя в норму. Даже болеть вместе было здорово…

Учитывая накаляющуюся обстановку в Европе, а также попытки Гриндевальда влиять на власть, Кулиджу не стоило туда отправляться. Объективно говоря, это была перестраховка, но все же, Джоконда должна попробовать его отговорить или убедить в необходимости сопровождения аврорами, это был вопрос национальной безопасности. Но Грейвз очень сильно сомневался, что после всего Джоконда вообще захочет оказать услугу МАКУСА и уж тем более, вернуться в штат. Но одно он знал точно, что он не позволит ей появиться там в текущем статусе любовницы, чтобы вновь наводнить Конгресс нелепыми и грязными слухами, самым приличным из которых было то, что она в первый же день знакомства залезла ему в штаны прямо в его кабинете. Кто не уважал его настолько, чтобы быть способным на подобную низость?.. Старый Пилигрим хоть и был той еще подлой сволочью, но все же являлся человеком старой закалки и не стал бы так опускаться.

Не став переодеваться, Грейвз, не изменяющий своему элегантному стилю, отправился в один из фешенебельных ресторанов неподалеку от дома, решив пройтись пешком чуть меньше мили. Небо хмурилось, под ногами все еще чавкала запоздалая снежная каша. Начало апреля все никак не хотело переключаться на весну и не радовало плюсовой температурой. Здания Манхэттена закрывали улицу от холодного атлантического ветра, но все же, руки замерзли быстро. Натянув кожаные перчатки и закутавшись в тонкий шерстяной шарф, он уже сто раз пожалел, что не аппарировал к ближайшему тупику, счастье, что влаготталкивающие чары защищали ботинки от грязи, которую он так не любил. Грейвз вдруг подумал, что в любую погоду с Джокондой он перестал замечать какие-либо неудобства, и даже в самый пасмурный и дождливый день для них всегда светило солнце.

Уже подходя к адресу, он заметил ее за столиком у окна на шесть персон совершенно одну, сосредоточенно изучающую меню. Даже в одиночестве она не позволяла себе сутулиться или чувствовать себя более расслабленно. Ее белый брючный костюм в редкую черную полоску совсем не по-зимнему привлекал к себе внимание, как и столь глубокое декольте, что казалось, будто под пиджаком на запахе нет ни блузки, ни майки. При этом она умудрялась не выглядеть вульгарно благодаря скрывающему шею черному шелковому платку. Несколько гангстерский стиль дополняла висящая на вешалке возле нее шляпа трилби. В этом ресторане не было гардероба?

Его сразу сопроводили к столику на имя Пруденс Мерфи и забрали пальто и шарф только там, повесив на плечики рядом. Джоконда расфокусированным взглядом глядя в меню, не сразу его заметила, а подняв взгляд, даже удивилась, но тотчас расплылась в радостной улыбке. Она поднялась, чтобы поприветствовать его непременным поцелуем в щеку, на миг задержавшись, чтобы вдохнуть аромат его кожи, а он прикрыл глаза, словно раб следуя этому прикосновению.

— А это не слишком? — взглянув на ее декольте, спросил он.

— Мир моды — это всегда провокация, в этом бизнес вечеринок от нее мало отличим.

— А где же остальные участники ужина?

Джоконда пожала плечами, взглянув на мужские наручные часы на запястье — оставшийся от Чарльза Уилби Ролекс на черном широком ремне, так сочетающийся с платком на ее шее. Грейвз признал, что даже без изящного платья она смотрится потрясающе женственно.

— Опаздывают уже на полчаса…

— Мисс Мерфи? — донесся голос официанта, оказавшегося в поле зрения не с целью принять заказ. На его подносе находился телефон, а длинный шнур тянулся за ним от самого бара. — Вас к телефону.

Подозревая, что то, что она услышит, ей не понравится, Джоконда подхватила трубку, и Грейвз заметил, какой вмиг хмурой она стала, а когда вернула трубку официанту, вежливо поблагодарив, воздела руки к небу:

— Мерлин, ну почему в этом времени нет мобильных телефонов! Ужин, оказывается, перенесли на неопределенный срок, но меня не застали звонком дома или в офисе. — Она раздосадованно скомкала салфетку на столе.

Джоконда нервничала, что едва ли было на нее похоже. Видимо, эта публикация в модном журнале была для нее очень важной.

— Ты голодна? — он захватил ее запястье и скользнул пальцами в ее ладонь, вынудив на прямой взгляд, стараясь дать ей необходимое успокоение.

— Аппетит пропал, но раз уж мы здесь, давай поужинаем, — согласилась она, зная, что дома нет ничего, кроме закусок.

Пока они ждали заказ, Грейвз так и не обмолвился о делах в МАКУСА, она и так была немного на взводе.

— Как на работе? Прости, что не спросила сразу, — мягко улыбнувшись и наконец приходя в норму, сказала она, преплетя их пальцы на столе.

Не касаться вовсе они друг друга не могли, даже в обществе. Для не склонного к тактильности Грейвза это было в новинку, да и, как оказалось, Джоконда не всегда была такой открытой. Им обоим нравилось воспринимать себя по-новому, но это касалось только их маленького мира на двоих.

— На работе как обычно и пока относительно спокойно, — сказал Грейвз, опуская перечисление рутинных обязанностей, а что-то считая конфиденциальным, невзирая на их близость.

Но Джоконда видела его взгляд, в нем было что-то сокрыто, и эта уже ставшая непривычной немногословность, конечно, заставила ее задуматься.

— Что-то произошло? — спросила она, и он не стал утаивать, только вздохнул, касаясь большим пальцем ее ладони.

— Пиквери приглашает тебя завтра к себе к двум.

Она выпрямилась ещё сильнее, словно проглотила флагшток, а ее бровь в порыве удивления, смешанного со скепсисом, едва не пробила потолок. Едва попробовав блюдо, Джоконда отложила вилку, демонстрируя окончательное исчезновение аппетита.

— Что ей нужно?

— Президент Кулидж собирается в Европу.

— А я тут при чем? — перебила она резко, но, понимая, что рядом с ней находится близкий человек, который ни в чём не виноват, выдохнула. — Прости, продолжай, просто это как-то совсем не радует.

Он понял, что Джоконда в подробностях вспомнила день своего увольнения и буквально ощетинилась. Хорошо, что он это понимал, а раньше наверняка сразу бы призвал выслушать в грубой форме, не обладая достаточным терпением.

— Как я понимаю, Кулидж наотрез отказывается сотрудничать с Пилигримом. Они уже пытались послать кого-то другого, но результат один. Кажется, после твоего увольнения мистер президент на дух не переносит Пилигрима в частности, и все магическое сообщество — в целом. А в Европе сейчас небезопасно, сама знаешь…

— Ох, мистер Кулидж, — неожиданно засмеялась Джоконда, и на лице ее тотчас расцвела добрая улыбка. — Как же он напоминает мне Альбуса Дамблдора…

— Что? — только ахнул Грейвз от сравнения.

— Такой же справедливый и чуткий человек, наш президент Соединенных Штатов, — кажется, она сказала это слишком громко и мужчина с соседнего столика покосился на нее, но Грейвз тотчас шевельнул пальцами, окружив их чарами неслышимости.

— Всегда поражало, что ты можешь вытворять своими пальцами… — положив подбородок на ладони, посмотрела она на него сногсшибательно страстным взглядом и закусила губу.

— Прекрати сейчас же, мы в приличном месте, — за смешком пряча неожиданную неловкость, потребовал он. — Это вульгарно.

— Простите, мистер Грейвз, но я не виновата, что когда вы творите магию своими руками, мой разум думает совсем не о чарах.

В ее глаза все равно горели смешинки, и истинного сожаления от вырвавшейся пошлости она не испытывала, более того, этот интимный разговор вызывал и в нем определенные желания, которые непременно будут реализованы, как только они вернутся домой, но сейчас стоило прийти в себя. Они еще не договорили.

— Я против твоего посещения МАКУСА, но и не могу запретить, тем более, это личная просьба Пиквери, — выразил свое отношение Грейвз.

— Разрывает между личной жизнью и работой? — спросила она прямолинейно, но вовсе не с целью уколоть. — Я выслушала и приняла решение. Кулидж действительно хороший человек, и даже после того, как меня с позором уволили, я бы все еще хотела оградить его от неприятностей. Хотя бы просто поговорить с ним. Он должен подпустить к себе если не Пилигрима, то авроров.

— И ты так легко согласишься? — недоумевал Грейвз.

— Отчего же легко. Мне хотелось бы послушать Пиквери для начала. Раз уж она пошла на такие крайние меры, значит, единственный способ, кроме меня, это использовать на нем Империус, что противоречит этике и законам.

Разговор оказался намного более благоприятным, чем рассчитывал Грейвз, однако он куда больше порадовался бы её категорическому отказу, но странное чувство привязанности к Кулиджу, напоминающему родного человека из другого времени, решило за нее. А как же Пилигрим, видеть которого она едва ли хотела?..

Они вышли на улицу, и, невзирая на неприятную погоду, Джоконда предложила прогуляться до дома пешком, и, нырнув ему под локоть, трансфигурировала высокие каблуки сапог в удобные танкетки, став на дюйм ниже.

Он не стал пересказывать ей грязные слухи из МАКУСА, чтобы не расстраивать, тщательно оберегая ее спокойствие. И хотя это всего лишь встреча с Пиквери, но Грейвз совсем не хотел появления Джоконды в Вулворт-билдинг. Только не так.

Они неспешно шли по промозглой аллее, окружив себя согревающими чарами, Джоконда о чем-то молча размышляла, глядя вперед, как и он. И это было так обыденно даже просто помолчать вместе, ведь необязательно было все время разговаривать или искать совместных развлечений. Они очень друг другу подходили, хотя смог бы сказать об этом Грейвз чуть меньше года назад, когда она так сильно раздражала? Вместо того, чтобы пойти дальше по аллее, Грейвз остановился у ближайшей к пруду каменной скамье, появившейся совсем недавно. Кажется, здесь всё началось и наверное это место как нельзя кстати подходило для разговора. Уже почти совсем стемнело, хотя весь пасмурный день в принципе превращал Нью-Йорк в пещеру.

— Не хочешь домой? — только спросила она, ничего не имея против, и, очистив сидение от влаги, села, кивнув на место рядом.

— Не совсем. — Грейвз остался стоять, нечитаемым взглядом глядя на нее.

Джоконда уже встречала подобный взгляд, так Персиваль выглядел, когда не решался на что-то, хотя его вряд ли можно было обвинить в нерешительности. Просто она слишком хорошо успела его узнать. Он зачем-то полез в карман пальто, но оставил там руку.

— Джоконда, я не романтик…

— Отчего же, самый настоящий романтик! — не согласилась она, невольно перебив.

— Послушай, — продолжил он, вмиг став сосредоточенным и серьезным, — как-то я попытался сказать тебе, что мы слишком торопимся, но это чушь. С первых минут совместной жизни мы стали единым целым и больше не расставались ни на секунду, — говоря это, он видел как недоумение на ее лице сменяется осознанием происходящего. Джоконда замерла, не смея перебивать или просто находилась в некоем ступоре. — Я уже не молод, и нечего тянуть, мы живем вместе уже три месяца, а знакомы и вовсе год, — ее взгляд метнулся к карману пальто, из которого он извлек небольшую бархатную коробочку, кажется, черную, но в свете тусклого фонаря поодаль было не разобрать. — Если ты перешагнешь порог МАКУСА, то только в качестве моей невесты… — Он открыл коробочку, и в ней играя гранями, блеснуло винтажное кольцо с бриллиантом, не меньше карата в центре и расходящимися в стороны камнями поменьше. — Согласишься ли ты выйти за меня замуж?..

Джоконда застыла, совершенно не ожидая подобного, когда он опустился на корточки — на колено, к сожалению, не позволяла грязь, однако он не побоялся испачкать белоснежную подкладку своего любимого пальто. Грейвз смотрел на нее в ожидании, когда она протянет руку, осознанно идя на этот шаг, на протяжении трех месяцев он каждый день все больше уверялся, что к сорока четырем годам, наконец, встретил ту самую, способную прожить с ним рука об руку, женщину, которая растопила его увязшее в работе аврорское сердце, и которая любила его точно так же. Но она не протянула руки, а внезапно подскочила со скамьи и, сжав кулаки и соединив брови, неожиданно возмутилась;

— То есть, если бы меня не вызвали в МАКУСА, ты бы не сделал этого предложения?

Поднявшись, он опешил, не зная, как она пришла к такому выводу, видно, нервничая, ляпнул что-то не то.

— В смысле?.. Я давно об этом думал, просто подвернулся случай, и потом я действительно хочу, чтобы все знали, что ты моя невеста…

— А не просто любовница? — подхватила она несколько злобно, быстро сложив два и два.

— Если и так, то я все равно собирался это сделать в ближайшее время, — растерянно сказал он, все еще держа помолвочное кольцо своей матери, которое должно было достаться его суженой.

— Ты такой болван, Персиваль Грейвз! — стала раздуваться она, найдя в его действиях нечто оскорбительное. — Я забираю свои слова обратно! Ты не романтик вовсе! Ты даже ни разу не сказал мне о своих чувствах, даже в предложении не сказал! — она негодовала настолько, что в глазах ее проступили слезы, а к концу фразы ее голос сорвался на всхлип. — Разве можно так делать предложение?

Он был совершенно огорошен этими обвинениями, попытался коснуться, но она откинула его руку и, бормоча что-то себе под нос, задыхаясь от внезапных слез, пошла прочь, а ему пришлось догонять. Он громко захлопнул коробку с кольцом и, сунув его обратно в карман, схватил ее за рукав и резко развернул к себе, чувствуя себя идиотом.

— Джоконда, ты знаешь, как ты мне дорога…

— Пойми ты, что мне плевать, что обо мне там думают, я хочу образумить Кулиджа, и дело с концом. Я не хочу в постоянный штат.

Она порвалась было тронуться с места, но он сжал ее предплечья мертвой хваткой, ощущая досаду и даже злобу.

— Ты не переступишь порог МАКУСА без этого кольца на пальце, Джоконда! — рявкнул он, сам от себя не ожидая, его черные глаза после растерянности вмиг запылали огнем от неожиданного отказа, но последующей реакции и вовсе не ожидал.

— Ты себя вообще слышишь? — подтвердила все свои опасения Джоконда, покрутив пальцем у виска. — Сейчас не время включать грозного аврора, Персиваль, это наша с тобой жизнь. Пусти.

Но он не отпускал, только сверлил ее взглядом, не понимая, как она могла отвергнуть его, когда он открыл ей сердце? Но не стоило действовать опрометчиво, да и он сам почувствовал, что был слишком резок, и оттого даже немного струхнул.

— Джоконда… — смягчился Грейвз, понимая, что зря вспылил, особенно в такой ситуации, он нервно пригладил волосы и постарался улыбнуться, но улыбка вышла кривой и даже несколько устрашающей. — Что непонятного в том, что я хочу, чтобы ты стала моей женой? Разве это не говорит о моих чувствах? Разве ты не знаешь, что у меня на сердце, и что ближе тебя у меня никого нет?

Но каждая его фраза все равно была наполнена как будто бы рычанием, а Джоконда только тихо глотала слезы и смотрела куда угодно, только не на него. Видя ее в таком подавленном состоянии, он почувствовал укол боли в сердце и окончательно сбросил с себя оковы внезапной ярости, вызванной непониманием.

— Такое идиотское предложение, Персиваль, а теперь ты рычишь на меня и заставляешь надеть это дурацкое кольцо.

— Это кольцо моей матери, между прочим, и оно для меня очень ценное! — ответил он, опустив взгляд и глядя на нее из-под нахмуренных бровей даже с обидой.

Джоконда знала, что его родители ушли один за другим, когда он только начал свою карьеру в МАКУСА, и у него совсем никого не осталось. И он, вероятно, действительно бережно хранил помолвочное кольцо своей матери, ожидая, когда же встретит ту самую. Она ощутила укол совести, но все же он был неправ, ну или мог неправильно выразиться из-за нервов... Умудрился накричать на нее, хотя она начала первой. Такой Персиваль Грейвз казался ей беззащитным и таким открытым, что злиться было невозможно, хотя он, конечно, тот еще великовозрастный дурак. Джоконда хотела быть с ним, стать его женой с первой минуты, как осознала свою привязанность, а может и раньше, когда стала посылать ему глупые купоны на кофе, ещё не осознавая, какое глубокое чувство зародилось в её сердце. Его намерения были действительно кристально-чисты, и его любовь была видна невооруженным глазом, просто он не умел облечь это в слова — скорее всего, никогда и не пробовал.

Она раскрыла ладонь между ними.

— Давай сюда, — попросила Джоконда внезапно, и это совершенно сбило с толку, а он только подчинился, сам не понимая почему, и когда треклятая коробка оказалась в ее ладони, она открыла ее, вглядываясь в кольцо, а затем ее взгляд метнулся наверх, глаза сощурились, ища в нем что-то. — Ты любишь меня? — просто спросила она, все еще обиженно хмурясь.

— Конечно, люблю, — словно нечто собою разумеющееся сказал он, как будто не было ничего очевиднее, но она не изменилась в лице, только продолжала ввинчивать в него суровый, но наполненный слезами взгляд. — Люблю так сильно, что, кажется, испортил самый романтичный момент в своей жизни… — он немного сник, но затем подарил ей самую очаровательную, но несмелую из своих улыбок, а она протянула безымянный палец.

— Говори мне об этом почаще, Персиваль Грейвз, я с радостью стану твоей женой.

И когда заплаканная Джоконда ощутила холод металла на своем пальце, шмыгнув носом, она повисла на нем, грея нос в его теплой шее и снова признаваясь ему в любви, но не забывая ворчать.

Она должна вернуться в будущее, а он умереть через два года, но ничто не помешает их счастью сейчас…

* * *

Ближе ко времени встречи Грейвз начал ощутимо нервничать, хотя, признаться, не ожидал от себя подобного. Джоконда с самого утра моталась по встречам и ушла даже раньше него. Вчера, расставив все точки над “i”, они пришли к согласию, но Грейвз все равно перемалывал в голове то, что случилось. Он сделал предложение в месте, где впервые между ними вспыхнула симпатия, давшая начало долгому пути их отношений, как полагается, условно встал на одно колено, сказал ей все, что было у него на душе, упустив лишь заветные три слова. И это буквально свело ее с ума. Даже такой Ирэн Адлер, как она, свойственны простые женские желания. Для нее действительно было важно услышать заветное “я люблю тебя”, хотя, скупой на слова, он привык доказывать чувства делом. Позднее, уже дома, она призналась, что сожалеет лишь о том, что не может выйти за него под своим настоящим именем. Кажется, ее это угнетало, но для него было вовсе не важно. Это всего лишь имя, главное то, что на сердце. Они были идеально дополняющей друг друга парой, невзирая на разницу в возрасте, невзирая на разницу времен, в которых родились и выросли. У любви не было границ, они стирались, и для Грейвза было важно показать ей это. Он был молчаливым романтиком, зачастую неспособным рассказать о своих чувствах открыто или подобрать правильных слов, но все же, ради нее он хотел стать лучше, если мужчина к сорока четырем годам вообще способен на какие-то изменения в собственном характере… Он ценил то, что ради него она оставила нелегальный бизнес, сменила круг общения, закончила образование и очень старалась в быту. Как-то она чуть не спалила кухню, неправильно произнеся заклинание готовки. Казалось, ей легко давалось абсолютно всё, кроме этого, и он сдержанно попросил ее больше не пробовать. У них было достаточно средств, чтобы добывать пропитание в кафе и ресторанах, но оба не знали домашней еды.

Он должен был встретить ее у парадного входа в Вулворт-билдинг, но Джоконда немного опаздывала, словно намеренно заставляя его нервничать. Она появилась в поле зрения около десяти минут после двух, как всегда ухоженная и элегантная, на высоких каблуках, делавших ее на полдюйма выше него самого. Расстегивая светлое шерстяное пальто, она уверенно шагнула на порог МАКУСА, не давая повода думать о волнении, которого, впрочем, и не испытывала. Ко встрече с Пиквери Джоконда отнеслась скептически и уж точно не собиралась перед ней стелиться. На безымянном пальце левой руки сверкало кольцо его матери. Скажи ему год назад на ком будет оно надето… Грейвз внутренне усмехнулся, представив Чарльза Уилби, разгуливающего по ”Седому Консьержу”с женским помолвочным кольцом, и не сдержал улыбки. Это мгновенно развеяло все тревоги. Они оба были уверены в себе и своих чувствах, а также в каком русле пойдет разговор.

Они шли по атриуму здания Конгресса, и несколько местных сорок у кофейни тотчас зашептались. Грейвз сегодня был особенно восприимчив к вниманию, хотя обычно его вовсе не замечал. Рыжий как обычно встречал их у лифта, способного довезти до самого высокого этажа — президентского уровня. Пускай он был всего лишь лифтером, но, как гоблин, сразу же заприметил дорогое украшение на пальце его спутницы, и впервые не дал никаких комментариев, только вглядывался в него, разве что лупы не хватало.

Джоконда вовсе не удивилась тому, что и три месяца спустя на президентском ресепшене увидела Кастеллано. Как она и думала, ничто бы не заставило старика сделать его своим заместителем. Переступив порог МАКУСА, она не испытывала неловкости или ностальгии, а встречающие ее взгляды знакомых не доставляли неудобств. Она была уверена, что некоторые все же заметили кольцо, и оно как будто прибавляло ей сил и еще большую уверенность. Лино вежливо поздоровался и сопроводил их в кабинет, лишь осмелившись спросить “как дела?”, на что Джоконда ответила сухо “нормально”, даже не спросив о том как поживает он. Лино, в сущности, ни в чём перед ней не провинился, он вообще был тенью, и Пилигрим держал его только для ее тонуса, не более.

Джоконда испытала облегчение, что в кабинете Пиквери старика не было, и хотя она непременно сдержалась бы, но не хотела лишних эмоций. Старик сразу стал последним человеком на Земле, которого бы она хотела видеть.

— Спасибо, что пришли, мисс Мерфи, — буднично сказала Президент, протянув руку для рукопожатия, во время которого поглядывала на ее кольцо.

Грейвз чувствовал, что она едва удержалась от вопросительного взгляда в его сторону. Когда он говорил ей с сарказмом, что пришлет приглашение на свадьбу, он ни разу не лукавил.

— Приглашение стало неожиданностью, — прохладно ответила Джоконда, присаживаясь за стол.

Она и до этого не выглядела робкой стажеркой, а сейчас и вовсе вела себя как хозяйка положения — лишь удобно устроилась в кресле, заложив ногу на ногу, и всем своим видом выражала высокомерие. Пиквери, перед которой лебезила вся магическая Америка, кроме Грейвза, конечно, сразу поняла, что лёгких переговоров не предвидится.

— Персиваль рассказал вам о поводе для нашей беседы? — сразу же спросила Серафина.

— Да, но боюсь, что я не хочу в этом участвовать, — сообщила она, а Грейвз лишь сдержал удивление, ведь вчера в ресторане она говорила совсем о другом. — Как минимум я не располагаю для этого достаточным временем, — пояснила Джоконда, чтобы немного сгладить углы.

Пиквери чуть вздёрнула нос, что свидетельствовало о том, что ответ был вполне ожидаем, а Грейвз только молча поджал губы в подтверждение. Он же предупреждал...

— Мисс Мерфи, ваше увольнение…

— Позволило мне осознать, что передо мной открыты все возможности, а не только талант носить мистеру Пилигриму чай, — подхватила Джоконда.

— Тогда зачем же вы согласились на эту встречу?

— Персиваль сказал, что это важно. И вот я здесь.

Пиквери редко можно было видеть растерянной, и Грейвз почти уловил это состояние в ее глазах, но она быстро пришла в равновесие. Джоконда просто развлекалась, и это была не самая её приятная черта, но ее сильно обидели, так что иного поведения он, признаться, и не ожидал увидеть. Повисла недолгая пауза.

— Это действительно важно, мисс Мерфи. Если Персиваль вам вкратце объяснил, то мы испытываем некоторое недопонимание с президентом Кулиджем. И, насколько я помню, вы единственная, кто смог найти ключ к его сердцу.

Джоконда только усмехнулась, отстраненно глядя на карту магических угроз, дублирующую ту, что была и у Грейвза в Отделе.

— Но, увы, я вылетела из программы стажировки, — как бы между прочим напомнила она.

Грейвз не поймал ни одного взгляда Пиквери на себе — иногда она таким образом просила его вмешаться и помочь. Самостоятельно он не стал бы вмешиваться в этот разговор между главными женщинами его жизни, тем более, такой очевидно напряженный.

— Возможно, Элайджа немного поторопился, — сдержанно продолжила Пиквери, а Грейвз едва не усмехнулся, зная что она не вмешалась в ее увольнение намеренно, пускай и в благих целях прикрытия его задницы.

— Ну, сказанного не вернешь, а услышала я довольно много о себе и Персивале, — ответила Джоконда, намекая на оскорбления со стороны бывшего начальника.

Если Пиквери сейчас начнет давить на то, что Джоконда сама виновата в том, что упустила Кулиджа из поля зрения, чтобы соблазнить ее заместителя, то она очевидно проиграет.

— Возможно, мы сможем как-то уладить этот момент? — вкрадчивый голос госпожи президента резанул слух, ей претило просить помощи у какой-то едва получившей образование девчонки. — Я могу предложить вам постоянное место в штате и должность консультанта по коммуникациям с немагическим правительством. А подчиняться вы будете напрямую мне.

А Джоконда просто изучала ее, как делала со многими, и умело держала маску безразличия. Ее было не подкупить должностью.

— Не скажу, что должность мне интересна, — сухо ответила она, и тут-то и началась самая интересная часть разговора — торг.

— Чего же вы хотите, мисс Мерфи? Я полагаю, что раз вы всё-таки почтили меня своим присутствием, то вам есть что сказать.

Джоконда ощутила сладкий вкус победы, хотя не показала этого. Пиквери же увидела, что эта стажерка была настоящей змеей, и теперь, наконец-то взглянув на третьего участника беседы, поняла, почему он в ней так заинтересован. Простушка бы не увлекла грозного и требовательного Грейвза, успевшего всего спустя три месяца отношений надеть кольцо на ее палец.

— Буду честна, случившееся ранее не доставляет мне приятных воспоминаний, госпожа президент. Я очевидно встала меж двух огней ваших ближайших подчинённых и просто пошла в расход, — совсем уж прямолинейно сказала Джоконда. — И все же, мистер Пилигрим нанес мне личную обиду, как вы понимаете. Его можно смело обвинить в сексизме. Его оскорбления довольно живо и красочно иллюстрировали кем я, по мнению мистера Пилигрима, являюсь для мистера Грейвза, и как именно снискала его расположения. Если в двух словах.

— Я могу лишь принести извинения за его поведение, но не стану отстранять его, — сорвалась Пиквери, понимая, куда она клонит.

— О, я и не прошу, — сверкнув в ее сторону весьма коварной улыбкой, сказала Джоконда, смакуя победу. — Мне достаточно подчинения напрямую Персивалю, а также я хочу кабинет мистера Пилигрима и его секретаря — Джиллиан Сноу.

Глаза Пиквери вспыхнули гневом, а Персиваль только сейчас осознал, в какую игру втянул свою будущую жену, и, похоже, пока она в ней выигрывала.

— Невозможно. Если по поводу секретаря еще можно подумать, то по поводу кабинета… Элайджа сто лет занимает его и сочтет это личным оскорблением.

Но именно на это и рассчитывала Джоконда, уверенно ведущая эту шахматную партию. За время отношений с ней Грейвз и забыл, какой она может быть изворотливой. Любовь слишком затуманила его разум.

— А я и не пытаюсь с ним подружиться, — резонно заметила оппонентка, высказав все, что хотела, но не нашла в глазах Пиквери понимания. — Что ж, тогда не смею более отнимать ваше время, госпожа президент. Спасибо за приглашение.

Джоконда поднялась из кресла, намереваясь покинуть кабинет без встречного вежливого прощания. Грейвз не знал, на самом ли деле она решила отказаться от затеи вразумить Кулиджа, но ее условия и впрямь казались слегка завышенными. Он знал, что как только проводит Джоконду из здания Конгресса, то ему придется вернуться к Пиквери, чтобы как-то сгладить ситуацию, однако этого делать не пришлось. Едва Джоконда двинулась в сторону двери, как та, чувствуя себя заложницей ситуации, произнесла:

— Я подумаю, что можно сделать…

---

Примечания:

Очень жду отзывов, молчание удручает. Сейчас в фике идет плавный переход до событий канона ФТ, небольшая передышка в виде счастливо складывающихся отношений между гг.

— Ты уверена, что хочешь именно этого? — заложив руки в карманы брюк, Грейвз стоял в бывшем кабинете Пилигрима, наблюдая за своей будущей женой, магией руководящей принесенным скарбом, распределяя его по пространству полочек и стола.

Завершив, она придирчиво заозиралась по сторонам и на миг сморщила свой прекрасный носик.

— Здесь пахнет старостью. — Джоконда изящно взмахнула пальцами — окно открылось настежь — только тогда она изволила посмотреть на Персиваля. — Нет, кабинет и должность мне все еще не нужны, но если есть хоть малейшая возможность задеть Пилигрима, то я ею воспользуюсь.

Он был с ней солидарен, в отличие от Пиквери, которая при личной встрече спустила на Персиваля собак, но чего она ожидала? Джоконду унизили, о ней ходили совершенно нелепые и грязные слухи. Пиквери весть об их помолвке не принесла ничего воодушевляющего, она даже не поздравила своего заместителя с таким серьезным шагом хотя бы из вежливости.

Джоконда подошла ближе и коснулась его груди ладонями, как будто застенчиво опустила взгляд, а затем, ничего не говоря, потянулась за поцелуем, ощущая, что с ним ей море по колено. Грейвз вспыхивал как спичка от одного ее прикосновения, с каждым днем все сильнее влюбляясь в эту женщину, как и она в него. Они действительно были на сто процентов совместимы и ощущали себя счастливцами, сумевшими найти идеальный союз. Их духовная близость и любовь появилась, преодолев множество преград, и теперь ничто не могло помешать их счастью.

Джоконда прянула в сторону, утерев губы, когда в кабинет вошла Джиллиан с двумя чашками кофе. Секретарь замерла на пороге, кажется, стука они не слышали.

— Ваш кофе, — чуть неловко сообщила она.

— Спасибо, Джиллиан, извини, что тебе добавилось работы, — сказала Джоконда, ведь с Пилигримом, переехавшим в самый дальний кабинет от этого, она все еще работала. — Обещаю, в МАКУСА я появляться буду нечасто и уж тем более, не буду загружать тебя работой.

— Прибавка к зарплате мне вовсе не помешала, — сообщила та, улыбнувшись и мазнув взглядом по невозмутимому Грейвзу. — Что ж, если я потребуюсь, ты знаешь, где меня искать, Пруденс, точнее, мэм, мисс Мерфи.

— Просто Пруденс, — дружелюбно попросила Джоконда; Джиллиан ей очень нравилась.

Когда та покинула кабинет, Джоконда опустилась в кресло и потянулась к чашке.

— Я до сих пор не видела Пилигрима, очень хочу посмотреть на его лицо.

— Хочешь сразу нарваться на ругань? — поинтересовался Персиваль, садясь напротив. — Во сколько тебе нужно отбыть в Вашингтон?

Джоконда тряхнула запястьем, перекручивая часы.

— Через час.

— Как думаешь, получится отговорить Кулиджа от посещения Парижа? — спросил он, понимая, что задача не из легких.

— Очень в этом сомневаюсь, если президенту что-то втемяшилось, то бесполезно переубеждать, видимо, придется его сопровождать в качестве референта, — вздохнула она, думая что совсем не хочет ехать в Европу. — Ничего, это всего на неделю. Я не очень хочу покидать Нью-Йорк и уж тем более отправляться в Европу…

— Я отправлю с тобой Абернети, — сказал Грейвз, — он опытный аврор. Не смотри на меня так, я верю, что ты сильная волшебница, но Гриндевальд очень опасен.

— Мне ли не знать… — безысходно усмехнулась Джоконда. — Я уже повидала одного могущественного Темного волшебника. Абернети хороший аврор, не спорю, но я бы хотела, чтобы поехал ты. Мне бы было спокойнее.

— Не могу, на носу избирательная кампания Пиквери, я как никогда нужен здесь. Уверен, что ее переизберут на следующий срок, но это часть моей работы.

— Я знаю, просто не хочу с тобой расставаться, — пояснила она, и он смягчился и заключил ее ладони в свои. — Я уже забыла, что значит спать одной, Персиваль, неделя без тебя — это невыносимо.

— Зато какой радостной будет встреча…

Он покинул ее кабинет, Джиллиан, сидящая за столом, тотчас сделалась сосредоточенной и стала увлеченно что-то записывать. Невзирая на то, что Джоконде она нравилась, эта девушка была целиком и полностью человеком Пилигрима, и не стоило ожидать, что она так легко сменит приоритеты. Каждый в МАКУСА отныне знал, что Пилигрима выселили, а его кабинет теперь занимала та самая девушка, ставшая объектом грязных слухов. На ее репутации это скажется не слишком хорошо, но обязательно найдутся и те, кто решат, что старика поставили на место. И поделом ему. Но все же, он был уважаемым волшебником и, наверное, старейшим сотрудником. Он не метил в президентское кресло и знавал многих до Пиквери, а тут какая-то соплячка так с ним обошлась. Однако никто не посмеет ничего сказать, все знали, что она невеста Главы магического правопорядка, а его в МАКУСА уважали не меньше, чем Пилигрима. Старик, опираясь на трость, встретился Грейвзу у лифта, он задрал нос и даже не собирался протягивать ладонь для рукопожатия.

— Вы собой довольны, Грейвз? — фамильярно обратился Пилигрим, не в силах сдержать гнева. — Вы пригрели на сердце змею.

Он только усмехнулся.

— Кажется, про меня вы ей говорили то же самое, — без интонаций ответил он, заходя вместе с ним в лифт и сказал гоблину: — Отдел магического правопорядка.

— Значит, вы друг друга стоите. Согнали безобидного старика с насиженного места…

— Это вы-то безобидный? — вскинул Грейвз бровь. — За подлость по отношению к безвинной девушке, вас, наконец, постигла кара…

— А она не так проста, — проигнорировав слова Грейвза, рассудил Пилигрим, — такая милая была, обходительная, а вон куда метила — встретить перспективного мужа в стенах МАКУСА. Уж простите, поздравлять с помолвкой не стану.

Он намеренно не делал комплимента ее таланту к коммуникациям, перед самим собой отрицая её незаурядность. В этом была его ошибка, он все еще рассуждал закостенелыми средневековыми традициями, где женщина не могла быть на одном интеллектуальном уровне с мужчиной.

— Мы как-нибудь переживём, — ответил Грейвз сдержанно, когда гоблин остановил лифт на нужном этаже.

Он вышел, больше не сказав ни слова, лишь затылком ощущая злобный взгляд старика, засидевшегося на своей должности; казалось, с него станется плюнуть ему в спину. И всё же, Джоконда права, что не забыла обиду, таких как он, нужно наказывать… Жаль, что тогда не было возможности ее защитить, Грейвз до сих пор испытывал вину за свою самонадеянность. Он лишний раз убедился, что судьба свела его с правильной женщиной, ведь они полностью разделяли взгляды друг друга…

* * *

Джоконда замерла на пороге Овального кабинета, увидев привычную картину — Кулидж сидел за массивным столом, изучая какие-то документы. Как будто и не было трех месяцев, что они не виделись, и сердце ее наполнилось теплом и каким-то совершенно не поддающимся объяснению светом. В своем привычном сером костюме, гладко выбритый, молодящийся мужчина, он все равно выглядел старше, виною всему были вовсе не морщины, а мудрость прожитых лет, отражающаяся в глазах.

— Господин президент, — на вдохе произнесла она, вновь ощутив укол светлой ностальгии, словно встретила Дамблдора, — как же я рада вас видеть…

Он смотрел на нее из-под бровей, приподняв уголки губ. Президент встал из-за стола и протянул ладонь.

— Наконец-то, и я рад вас видеть, Пруденс. Подковерные интриги мира волшебников ничуть не уступают нашим.

Она была склонна с ним согласиться.

— Я уверена, только благодаря вам я здесь. — Джоконда и не думала скрывать, что разгадала его хитрость, но упоминать о том, что возвращаться она вовсе не хотела и ее нынешняя жизнь ее полностью устраивала не стала. — Спасибо.

— Такими кадрами, как вы, грех разбрасываться.

— Даже невзирая на мое темное прошлое? — заметила она невольно, чтобы он сам не добавил ложку дегтя.

— Вы ведь исправились? Каждый заслуживает второго шанса, не так ли? — вкрадчиво сказал Кулидж и, наконец, заметил ее обручальное кольцо. — Кажется, вас можно поздравить?

Джоконда смущенно улыбнулась, опустив взгляд и, покрутив кольцо на пальце, коротко прокомментировала:

— Жизнь — штука непредсказуемая.

— Отнюдь, думаю, это было вполне закономерно, хотя, пожалуй, довольно стремительно. Когда я буду иметь честь называть вас миссис Грейвз?

Джоконда еще не успела задуматься о том, что скоро возьмет другую фамилию, почувствовала, как к щекам прилил жар. И хотя она жила под многими именами, но этот шаг, эта мрачная фамилия, казалось, была чем-то совершенно особенным. Фамилия мужа — она скоро станет женой самого любимого на свете человека, и от осознания этого просто подкашивались колени. Пускай даже под именем Пруденс, но она выйдет замуж по-настоящему, это будет классическое бракосочетание с магическим обрядом.

— Мы еще не назначили дату, но хотелось бы летом. Не думаю, что мы будем превращать это в грандиозное событие, мы не склонны к такому, — поделилась она.

— Любовь любит тишину, — подсказал Кулидж, возможно, он действительно разделял ее взгляды.

— Как Грейс? — спросила Джоконда, заметив на столе президента ту самую ручку, которую подарила ему на Рождество; от этого внутри разлилось тепло. — Она была очень взволнована, когда мы виделись в последний раз.

— И она взволнована вновь из-за моего путешествия в Париж. Поэтому я беру ее с собой, тем более, предстоит неделя на круизном лайнере.

— Немудрено, думаю, Пилигрим рассказал вам о том, что происходит в Европе. Магическое сообщество напугано, и для путешествий сейчас не лучшее время, — согласилась с его женой Джоконда. — Могу лишь предложить сопровождать вас в Париже и, если позволите, взять с собой мистера Абернети и нескольких авроров для круглосуточной охраны, включая неделю на лайнере.

Кулидж посмотрел на нее с сомнением:

— И, стало быть, вы не попытаетесь меня отговорить, Пруденс?

Она развела руками и лукаво улыбнулась.

— А это вообще возможно? — и спустя короткую паузу продолжила: — Так зачем сотрясать воздух лишними словами? Всё же, я надеюсь, что вы осознаете опасность и позволите мне и Абернети находиться рядом без каких-либо исключений.

Кулидж вздохнул, понимая, что выбора нет, но он был вовсе не против такой компании.

— Что ж, мы отправляемся через два дня… Только в одну сторону путешествие займет около семи дней, но мы решили совместить приятное с полезным и немного отдохнуть.

— Вы же не против, если мы с Абернети встретим вас с корабля уже во Франции? С вами на корабле будут авроры…

* * *

Джоконда и Лоуренс встречали президента и его супругу в порту Гавра на западном побережье Франции, где они в сопровождении авроров и охраны сели на поезд и отправились в недолгое четырехчасовое путешествие, рассматривая пейзажи за окном, наблюдая за первыми зелеными всходами на лугах и полях. В Нью-Йорке весна еще не вступила в свои права, и было даже чуточку обидно, но раз выпал такой шанс, почему бы не насладиться более приятной погодой? Джоконда пробовала отправить сообщение Персивалю по зачарованной монете, но, похоже, такие расстояния были неподвластны этим чарам, а значит, по приезду в Париж стоит воспользоваться магической межконтинентальной почтой. Почтовое отделение должно хотя бы раз в два дня отправлять письма. Совы такое расстояние едва ли могли преодолеть, поэтому почтальоны перемещались между странами при помощи портключей. Не лучшая для здоровья профессия: говорят, к пенсии они становятся чуть ли не прозрачными — так плохо влияют постоянные перемещения на организм.

Со времени своего появления в двадцатых Джоконда впервые покинула Америку. Франция была ее домом где-то уже в далеком прошлом, и потому она ощутила укол ностальгии. Париж они с матерью посещали довольно часто, в основном, чтобы закупиться в его магической части или просто погулять. Когда поезд въехал в черту города, Джоконда поняла, что Париж почти не изменился, разве что горожане двадцатых не отличаются расовым разнообразием, а по мощеным улочкам снуют такие же как в Нью-Йорке винтажные автомобили, хотя она уже настолько привыкла к этой жизни, что почти не вспоминала о том, как все выглядит в две тысячи семнадцатом. Их посадили в один из таких автомобилей и отправили в фешенебельный отель в самом сердце старого города. Поездка выдалась молчаливой, но, кажется, все были слишком увлечены созерцанием Парижа, чтобы отвлекаться на разговоры. Они проехали под триумфальной аркой, и Джоконде едва удалось сдержаться и не высунуть голову из окна и посмотреть наверх. Эйфелева башня стояла уже почти сорок лет, и ее вид почему-то принес ощущение, что можно коснуться далекого дома. Кортеж президента остановился возле отеля с панорамными высокими окнами первого этажа, выходящими на главный фасад Собора Парижской Богоматери, и Джоконда с Грейс застыли в созерцательном умилении. Средневековое здание посреди Парижа даже в солнечный день выглядело мрачным — готика, как она есть. Гармоничность пропорций западного фасада в равновесии форм вырастала сводами над старинной частью Парижа, а ветхозаветные цари взирали на туристов и жителей города в немом великолепии. Резное окно-роза под глубокой аркой отмечало своим диаметром центральный неф и высоту свода. Легкостью и стройностью верхняя часть здания была обязаны украшенному резьбой карнизу и изящной аркатуре из тонких колонок. Все проемы порталов и окон, как и стрельчатая арка, придавали фасаду динамичность, создавая ощущение устремленности всех форм вверх.

— Мы должны выделить день на осмотр достопримечательностей, дорогой, — восхищенно сказала Грейс, наверное, мечтая попасть внутрь и обойти со всех сторон. — А еще я очень хочу в Лувр.

Кулидж коснулся спины супруги с неизменной ласковой улыбкой, пока сотрудники отеля в забавных сюртуках занимались багажом.

— Конечно, дорогая, я думаю, получится даже два дня. Я и сам не хочу всю неделю работать, тем более, у нас как будто второй медовый месяц.

Джоконда все смотрела на этих людей, мечтая, чтобы и у них с Персивалем всегда была такая глубокая любовь. Претерпит ли она изменения с течением времени? Станет ли спокойнее? В физическом ее проявлении они были ненасытны и не могли надышаться друг другом. Пусть все так и остается, но Джоконда знала, что это едва ли возможно с течением лет. Она несомненно мечтала, чтобы они с Персивалем старели, подобно чете Кулиджей, все еще заглядывая друг к другу в глаза с невероятной и искренней привязанностью. Стареть… Джоконда усмехнулась, Кулиджам было около пятидесяти с небольшим, Грейвзу — сорок четыре, но волшебники старели медленнее, их век был длиннее.

Наверняка президенту и его супруге захочется поужинать наедине, поэтому Джоконда озаботилась заказом сразу двух столиков в ресторане отеля — они с Абернети отдельно. Что ж, за время поездки в поезде он не проявил своих странных выпадов в ее сторону: или же сознавал, чья она невеста, или просто отболел — любой вариант ее бы устроил. Признаться, она еще не встречала молодых людей, которые при виде нее впадали в такой эмоциональный ступор, чаще замечала такое за воздыхателями Викки Уизли, но той, кажется, подобное нравилось. На верхнем этаже отеля было всего два номера — люксы, и Джоконда с сомнением отнеслась к тому, что будет делить один номер на двоих с Лоуренсом Абернети — МАКУСА не поскупились на шикарный Люкс. Фактически четырехкомнатные апартаменты, считая гигантскую гостиную с двумя спальнями с личными санузлами, детской, вполне подходили двум коллегам. Главное, как можно ближе находиться к Кулиджам.

И всё же, Лоуренс, помогая ей снять легкий плащ, заметно нервничал — кажется, его руки подрагивали. Он слишком долго держал в руках плащ, прежде чем повесить на вешалку, ей показалось, что его ноздри трепещут, словно стараясь уловить аромат, и это, признаться, немного раздражало. Но Джоконда давно научилась подавлять эмоции и поэтому, сообщив, что переоденется и будет через пять минут, отправилась в спальню, где уже стоял ее небольшой саквояж. Похоже, эту неделю придется тренировать терпение. Джоконда, снимая блузку, внезапно сверкнула взглядом в сторону двери в спальню и невербально запечатала ее заклинанием помощнее, хотя наверняка Лоуренс был незаурядным волшебником, которому разрушить подобные чары не составило бы труда. Стараясь не поддаваться паранойе, Джоконда отгоняла мысли о том, что спать за соседней стеной тоже будет не слишком комфортно, но он же не вломится ночью? Нет, Абернети вряд ли был на такое способен, в конце концов, он довольно сдержанный и образованный молодой человек, а не маньяк какой-то, и все же, в памяти то и дело всплывалала Зельда, которая пошла на отчаянный шаг, чтобы добиться внимания Чарльза Уилби…

Джоконда не стала брать во Францию эпатажную одежду, к которой привыкла, развиваясь в индустрии моды. Она не хотела привлекать особого внимания, отказалась даже от приталенного платья в пользу изумрудного модного прямого кроя до колен, собранного на бедрах поясом с изящной брошью в виде листа папоротника. Волосы пришлось заколоть на затылке в слабый узел и ослабить несколько прядей спереди. К ультракоротким стрижкам двадцатых Джоконда была совсем не готова, она была уверена, что и Персиваля хватит удар, если она осмелится отрезать волосы — он так и сказал однажды: “Не хочу спать в одной постели с Чарльзом Уилби, у меня и так нервный тик случается от некоторых твоих привычек, как будто вижу его во плоти".

Подхватив серебристый клатч из расширенного магией саквояжа, Джоконда вышла из спальни, обнаружив Абернети у окна рассматривающим город. Отель возвышался над рядом домов ниже на несколько этажей, и потому Париж был почти как на ладони. Когда он обернулся, то замер в нерешительности, а глаза его вспыхнули восхищением. В ее образе не было ничего сверхъестественного, всего лишь простое коктейльное платье, как раз для ужина в ресторане, но даже в нем Абернети смотрел на нее, как на самую красивую женщину на Земле — это было написано у него на лице.

— Вы прекрасны, мисс Мерфи, — он запнулся, густо краснея, — я хотел сказать, ваше платье очень красивое.

В этот момент в дверь постучали, избавив Лоуренса от неловкости.

— Президент и его супруга готовы, — сообщил один из охранников — серьезный мужчина в черном деловом костюме и с суровым лицом человека, пережившего ужасы войны.

Джоконда заверила президента, что они еще успеют наобщаться, и настояла на том, чтобы они с Грейс ужинали вдвоем, наслаждаясь видом Нотр-Дама с лучшего столика возле самого окна, в то время как они с Лоуренсом заняли местечко в углу, где на стенах были развешаны фотографии современных художников, писателей и музыкантов. Она старалась не смотреть в открытую, а наблюдала за Кулиджами периферическим зрением, думая о чем-то своем. Отсутствие Сухого закона позволило им с Абернети заказать по бокалу красного вина к мясным блюдам. Поздним вечером вряд ли кто-то из них, включая президента, соберется на прогулку, да и за окном, кажется, стал накрапывать мелкий дождик. Завтра у Кулиджа довольно плотный график и с утра до вечера деловые встречи, следовательно, стоит лечь пораньше.

— Мистер Абернети, завтра, полагаю, можете быть свободны до того, как президент закончит все деловые встречи.

Она достала записную книжку и, пройдясь по корешку, открыла на месте, где была закладка с изображением феникса, который как будто пытался обжечь страницы жаром крыльев.

— Стало быть, я заступаю вечером? — уточнил он, стараясь не пялиться на помолвочное кольцо на ее пальце.

После чистки магией оно засияло новизной и больше не выглядело антиквариатом. Джоконде оно даже стало нравиться, да и какая разница, ведь главное не то, как оно выглядит, а то, что означает, и от одного взгляда на него сердце наполнялось теплом. Она до сих пор не понимала, как та встреча в “Седом Консьерже” перевернула всю ее жизнь, и почему здесь, в двадцатых ее поджидало такое безоговорочное счастье, с мужчиной, к которому вначале было невозможно подступиться.

— Да, присоединитесь к нам вечером для дополнительного сопровождения. Наверняка президент захочет пройтись по центру.

— А вы? Никакого отдыха? — спросил Лоуренс.

— Это командировка, она ненадолго, да и компания Кулиджей мне весьма приятна. Устают лишь от того, что не нравится, — пояснила Джоконда очевидное.

— Как вам удается, мисс Мерфи? — чуть задрав подбородок, спросил Лоуренс, покачивая бокалом, давая вину подышать. — Почему все проникаются к вам такой симпатией? Даже мистер Грейвз…

Она не думала, что он задаст этот вопрос. В силу воспитания Абернети не стал бы заводить разговор о слухах, которые о ней ходили, но все же не сдержал любопытства хоть в чем-то.

— Особенно Пилигрим, полагаю, — без зла, но с иронией заметила Джоконда, наслаждаясь великолепным французским вином; нужно будет прихватить домой пару бутылок. — Я понимаю ваш интерес, а также понимаю, что и вы стали свидетелем слухов в МАКУСА. Я не хочу, чтобы вы думали обо мне или Персивале плохо. Это просто любовь с первого взгляда, и с тех пор работа на Пилигрима отошла для меня на второй план. Карьера не все, что составляет смысл моей жизни.

— Простите за прямолинейность, мисс Мерфи, но одни слухи все же подтвердились. — Она соединила брови, не понимая, о чем он, и тогда Абернети, кивнув на ее кольцо, продолжил: — Слухи про выгодное замужество.

Она только ахнула, совершенно не ожидая подобного. Он и впрямь был несколько бестактен, возможно, испытывал обыкновенную ревность.

— Для кого? Для Персиваля, мистер Абернети? — не слишком довольно ответила она, разочарованно сжимая ножку бокала; Персивалю можно было только посочувствовать: его лучший аврор оказался таким болваном... — Я богатая наследница, боюсь, что меня вряд ли интересуют чьи-то деньги.

— Но насколько я знаю, мистер Грейвз тоже весьма обеспечен, помимо этого он занимает положение в обществе…

— С вашего позволения, мистер Абернети, но это грубость. Если бы я хотела выйти замуж по расчету, я бы выбрала графа из какого-нибудь древнего европейского рода.

Джоконда бы непременно покинула его компанию, если бы не должна была оставаться подле президента. Такого откровенного хамства она не ожидала, и ей нужно было жить с Абернети буквально через стену всю следующую неделю. Увидев, какой злобой наполнились ее глаза, он тотчас стушевался и опустил голову.

— Простите, мисс Мерфи, — он поднялся, жутко скрипнув креслом, — я не должен был… Я побуду у бара.

И он стремительно и нервно удалился, забыв свой пиджак на спинке и бокал вина на столе, что привлекло внимание президента. Кулидж сощурился, взглядом спрашивая что случилось, но Джоконда только качнула головой и вновь принялась за ужин, не собираясь копаться в мозгах Абернети, который так и не научился общаться с женщинами. Персиваль выделял его, как единственного, способного стать ему заместителем аврора, а значит, Абернети все же действительно был достойным человеком, и только это, возможно, не позволило отчитать его в той форме, которой он, несомненно, заслуживал.

После ужина, проводив президента до дверей, они молча зашли в свои апартаменты, но Джоконда, чувствуя некоторую свободу, подхватила плащ и, приманив из комнаты шелковый платок, молча вышла, даже не посмотрев на Абернети. Ей нужна прогулка и свежий воздух, пусть на улице уже давно стемнело, а освещение ночного Парижа двадцатых годов было не слишком ярким. Она не собиралась отходить далеко, всего лишь двадцатиминутная прогулка вокруг Нотр-Дама в надежде, что когда она вернется, не встретит Лоуренса в гостиной.

Фасад не был подсвечен мощными прожекторами, но и неяркого света уличных фонарей и проступающей из-за облаков луны было достаточно, чтобы восхититься величественным средневековым собором, вырастающим посреди старой части города в мрачном великолепии. Таким Нотр-Дам выглядел действительно устрашающе, силуэты горгулий, едва видневшиеся наверху, проступающие из тьмы, казалось, вот-вот оживут. Очутиться здесь было сродни возвращению в свое время, в Нью-Йорке она не нашла бы ни одного места, способного подарить ощущение дома, не считая поместья Уилби, отчасти напоминающего Хогвартс. Неспешно прогуливаясь вдоль собора по опустевшей улице, она с удовольствием плыла в своих мыслях, размышляла о том, что обрела в этом веке, и что оставила в будущем, понимая, что жизнь ее полностью поменялась, что желание вернуться в будущее хоть и не угасло, но стало понемногу растворяться в действительности. Как бы не распорядилась судьба, Джоконда знала, что уже никуда не сможет деться от Персиваля, ведь он был ее настоящим и будущим. Выбирать между ним и матерью было бы слишком жестоко, и хотя ее сердце всё еще тянулось к ней, но она отныне очень сильно сомневалась в том, что сможет забрать с собой в будущее супруга, при условии, если он даже согласится. Она однажды уже попробовала совершить подобное, и Время наказало ее, отправив еще дальше в прошлое, а значит, все может сделаться только хуже. Ее место здесь, в двадцатых, рядом с ним. Впереди была война с Гриндевальдом, сопряженная с самой чудовищной Второй мировой, в двадцать шестом году родится Лорд Волдеморт, а в тридцать седьмом Моргана Дамблдор совершит скачок в будущее с маленькой дочкой на руках, и временная петля начнется. Джоконда понимала свое финальное предназначение. Осознала это сразу, как только попала в прошлое: ей суждено посадить ту поляну в Запретном лесу, ведь, она не сомневалась, Моргана Дамблдор была первой волшебницей, случайно обнаружившей свойства цветов перемещать волшебников во времени дальше чем на два часа. Но где же искать эти цветы с непривычным слуху названием Кусулумбуку?

Уже собираясь повернуть в сторону отеля, Джоконда заметила движение возле одного из боковых входов в собор: темная фигура в отсвете дальнего фонаря, судя по комплекции — мужчина достал волшебную палочку — да, это определенно была она! — а Джоконда скрылась в тени за кустом кипариса и достала свою, окружив себя отвлекающими чарами. Человек в надвинутом на глаза капюшоне заозирался по сторонам — с чего бы ему вести себя так подозрительно? — заклинанием вскрыл тяжелый замок на цепи. Дверь с тихим скрипом отворилась, пустив его внутрь. Следовало сообщить в местные органы магического правопорядка, что волшебник незаконно проник на закрытую территорию или хотя бы дать знать аврорам, охраняющим периметр отеля, но, конечно, трезвое и взвешенное решение пришло к ней не сразу, а лишь когда она самонадеянно влипла в неприятности, скользнув в открытую дверь вслед за ним. Внутри собора был единственный источник освещения — зажженный канделябр у алтаря, оттого это место выглядело пугающим. Действующий собор ночью спал, пустовали скамьи для прихожан — не менее сорока рядов, таким огромным был внутри, превышал размеры Большого зала Хогвартса. Здесь сам себе ты мог показаться совсем коротышкой из-за устремленных вверх узких сводов и стрельчатых окон у алтаря. Джоконда спряталась за одной из массивных колонн, найдя волшебника, устремившегося к алтарю по центральному проходу, облизывая полами мантии скамьи. Джоконда только задержала дыхание, цепенея от ужаса, поймав схожесть его образа с образом Пожирателя Смерти. Она бесшумно двинулась следом, скользя от арки к арке и не издавая ни одного звука, в то время как волшебник не озаботился наложением на себя отвлекающих чар и чар неслышимости. Он был уверен, что находится в Нотр-Даме один. Остановившись у алтаря, он вознес свою палочку ввысь.

— Экспеллиармус! — только и успела воскликнуть Джоконда, не понимая, что он намерен сделать.

— Протего! — в резком развороте бросил маг, и отраженное заклинание угодило в саму Джоконду, отбросив ее на скамьи.

Только в этот момент она поняла, что устраивать слежку в одиночку было ошибкой. Удар о скамью пришелся аккурат на плечо, и Джоконда взвыла от боли. Она работала аврором, но все же ее навыков оказалось недостаточно, чтобы оказаться незамеченной и проиграть в первую же секунду в дуэли. Волшебник тотчас обездвижил ее вторым заклинанием и, оглядев отобранную волшебную палочку, кинул ее на лавку, словно ненужный кусок дерева, и та просто скатилась, с отражающимся от сводов звуком упав на каменный пол.

— Значит, мне не показалось, — равнодушно сказал он на французском, сев возле Джоконды на корточки и захватив ее скулы пальцами, вынудив на прямой испуганный взгляд. — И давно вы за мной следите, мадемуазель? Кто послал вас?

Голос его был тихим и вкрадчивым и внушал нарастающую тревогу. Когда Джоконда стала такой безответственной? Неужели ей нечего было терять, чтобы так рисковать? Что вообще нашло на нее? Или она всё ещё мнила себя аврором? Волшебник использовал беспалочковую магию, чтобы расколдовать только ее голову. По крайней мере, он сразу не убил ее, как это могла бы сделать Белла Лестрейндж, но в этом времени ещё не существовало жестоких Пожирателей Смерти. Тогда кто же этот мужчина?

— Я не следила за вами, мсье, просто увидела, как кто-то незаконно использует магию в закрытом для посещения ночью соборе, — ответила она честно, однако в ответ донесся недоверчивый смешок.

— Так я и поверил.

— Я живу в отеле напротив, мсье, можете проверить мои документы.

Он оглядел выглядывающее из-под пальто коктейльное платье и коснулся ее клатча, сразу же обнаружив искомые документы на имя Пруденс Мерфи, англичанки с видом на жительство в США, карточку заселения в отель, датированную сегодняшним числом, а также удостоверение должностного лица из МАКУСА. Тут Джоконда осознала, что это может склонить его к решительным действиям и стремительно оборвать ее жизнь.

— МАКУСА, как интересно, мадемуазель Мерфи, — продолжал он на французском, — Консультант по коммуникациям с немагическим правительством. Не слишком ли вы юны для такой высокой должности? — стал потешаться он.

— Молодость не противоречит уму, — обидчиво сказала она.

— И этот ум заставил вас последовать за незнакомцем, проникшим в Нотр-Дам? — вновь сыронизировал волшебник.

— Здесь, мсье, ум проиграл импульсивности, — согласилась она невозмутимо, чуть вскинув брови, всеми силами стараясь продлить разговор, пока обдумывала, как выбраться из этой ситуации. — Что вы здесь забыли под покровом ночи?

— Невыгодное положение для вопросов, — он задумчиво коснулся губ пальцем; губы — единственное что виднелось из-под капюшона. — Едва ли это должно вас касаться.

Оставив ее на полу, он просто встал и неожиданно подобрал ее волшебную палочку, направил ее вверх, следом — точным рубящим движением вперед, произнося незнакомое заклинание. Тотчас раздался скрежет сдвигаемых камней. Каменный алтарь с крестом на нем отъехал в сторону, а пол начал, плита за плитой, разбираться, образуя почти ровную траншею и поднимая вверх каменную взвесь. Словно дирижер руководя ее волшебной палочкой, он аккуратно разбирал алтарь собора, с уважением относясь к его многовековой истории и не собираясь использовать более грязную и быструю Бомбарду. Когда вокруг образовавшейся дыры собралась куча плит он поднял вверх нечто объемное, и Джоконда напряженно пыталась разглядеть из-за закрывающей обзор скамьи что же это. Ее глаза расширились от удивления. Это был саркофаг — пыльный свинцовый саркофаг, и следом вверх поднялся второй.

Она не слышала о тайных захоронениях в Нотр-Даме, а он, похоже, точно знал, что искал, более того, он знал, в каком месте погребены эти тела.

— Любопытно, не так ли? — вкрадчиво проговорил он, словно ему действительно была интересна реакция его жертвы.

— Что вы собираетесь… — Она осеклась, когда крышка одного из саркофагов поднялась вверх, и, заглянув внутрь, мужчина опустил ее на место.

Он бережно вернул первый саркофаг обратно в могилу, закупорив его.

— Я не вандал, мисс Мерфи, — прорезь капюшона обернулась к ней, хотя она и не собиралась озвучивать мысли, — я исследователь. И я кое-что ищу — одну реликвию, погребенную здесь два века назад таким же искателем, как и я.

Его рука исчезла внутри, послышался сухой хруст, и волшебник потянул золотую цепочку, перехватив ее поудобнее, дернул ее с новым хрустом и вытянул наверх грязную подвеску в виде, кажется, восьмиконечной звезды с зеленым камнем в сердцевине, когда внезапно в витраже одного из стрельчатых окон над алтарем сверкнула через красное стекло устрашающе прекрасная луна. И в этот момент что-то начало происходить: разгораясь таинственным светом, переливаясь холодными цветами от белого до пурпурного, нечто засияло из саркофага, на миг осветив мрачный собор Северным сиянием, отразившимся на высоком потолке Нотр-Дама, но тут же потухшем, заставляя глаза снова привыкать к полумраку.

— Великолепно, не правда ли? — раздался почти благоговейный голос мужчины в капюшоне; убрав подвеску-октограмму в карман мантии, он потянулся к изголовью саркофага и осторожно поднял вверх венок из невзрачных, засохших коричневых цветов. — После того, как эти цветы сорвали, они могут засиять вновь при свете луны следующей ночью, но магия с течением веков в них ослабла. Их положили свежими в могилу этого волшебника, и только отсутствие воздуха и света не позволило им растерять крупицы Северного сияния, которое мы сейчас наблюдали.

Не услышав никакой реакции на свое выступление, мужчина обернулся, чтобы увидеть замершую девушку, не мигая глядящую на осыпающийся ветхий венок в его руках. Волшебник вернул остатки венка обратно его владельцу.

— Кусулумбуку… — одними губами произнесла Джоконда, как будто не веря собственным глазам. — Откуда они здесь, в центре Парижа?..

— Вы… — недоверчиво произнес волшебник, — откуда вы знаете об этих цветах?

— Я ищу их повсюду… — Напрочь забыв про осторожность, впечатленная Джоконда не смогла сдержать слов.

Повисло молчание. Как много людей на Земле могли знать о существовании столь редкого, почти нигде не упоминающегося растения из африканской детской сказки? Волшебник быстрым шагом подошел к ней и снова опустился на корточки, угрожающе схватив ее за плечи:

— Говорите, что вы знаете о них?! — рявкнул он неожиданно, от былого благоговения и спокойствия в голосе не осталось и следа.

— Слишком мало, мсье, слишком мало, чтобы понять, где начать поиски. Пожалуйста, — она умоляюще смотрела на него и словно сумасшедшая, просила: — расколдуйте меня, я должна их осмотреть! Это вопрос жизни и смерти!

Прорезь капюшона дернулась, казалось, что под тканью прячутся глаза, наполненные сомнением вперемешку с удивлением.

— Зачем они вам? Вы тоже хотите заглянуть в будущее? — спросил он, а Джоконда вновь нахмурилась, не понимая о чем он, но правды сказать не могла.

— Да… — ее голос дрогнул, и ответ мог показаться вопросительным, но затем она добавила более уверенно: — Да, я хочу знать, что ждет этот мир… Всегда хотела.

И неожиданно путы магии ослабли. Палочка Джоконды всё еще находилась у незнакомца, и она вряд ли смогла бы одолеть его. Он протянул бледную ладонь и помог ей подняться, и она, шатаясь, будто пьяная, повернулась спиной к человеку, который наверняка представлял опасность, и неуверенно побрела в сторону саркофага, чтобы увидеть жуткие иссохшие останки с распиленным черепом, на котором небрежно оставленный незнакомцем, лежал рассыпающийся на глазах венок из уродливых засохших цветов. Она коснулась одного из соцветий, но оно тотчас превратилось в прах, безо всякой надежды осмотрела каждый листик, каждый оставшийся лепесток.

— Нет семян, нет корней, а даже если бы и были, то они, увы, давно стали бы тленом. — Джоконда тяжело вздохнула. — Кто этот волшебник в саркофаге?

— Маркиз Франсуа Де Кюстин, волшебник семнадцатого века, который искал Кусулумбуку и, судя по всему, смог найти, — раздался настороженный голос прямо за ее спиной.

— А эта вещь, октограмма, которая была в его саркофаге? Могу я взглянуть?.. — почувствовав сухость в горле, попросила она, а волшебник медлил, будто гадая, с чего бы ему довериться следившей за ним девушке? Да и сама Джоконда находилась в каком-то трансе. — Я прошу вас, у вас моя волшебная палочка, я не стану предпринимать никаких действий. Я, кажется, знаю что это…

— Компас, верно? — подсказал мужчина, помедлив, достав подвеску из кармана.

Джоконда осмелилась коснуться пыльного металла в его ладони, проведя пальцами по граням.

— Верно, это не украшение. — Она осторожно перевернула артефакт в его ладони, заметив углубление в центре с другой стороны. — Но… Это только его часть. Этот артефакт, я уже видела его. Не хватает круглого диска с отметками четырех сторон света. — Джоконда помнила его, этот артефакт описывался лишь в одной встреченной ею книге — в Тайной Комнате в Хогвартсе. Его создал Салазар Слизерин.

— Откуда вам столько известно о нем, мисс Мерфи? — все еще настороженно спросил волшебник.

Она опешила, осознав, что сказала слишком много.

— Мой друг показывал мне его рисунки, он искал его части, ведь этот компас указывает на самое сокровенное желаемое в мире. Похоже для маркиза это были цветы Кусулумбуку…

Волшебник схватил ее за предплечья и вкрадчиво спросил:

— Где сейчас ваш друг, быть может он знает, как найти вторую часть?..

Но Джоконда только покачала головой, увязая во все большей лжи:

— Боюсь, он умер во время войны, мсье, но я могу попробовать что-то разузнать, — нашла она повод уйти отсюда невредимой, хотя все еще не понимала, какова его цель и представляет ли он угрозу её жизни.

Он все еще раздумывал, как с ней поступить, но, очевидно, не желал терять нить, которая может привести его к цветам Кусулумбуку. А у него была часть компаса Слизерина, способная осуществить это желание. Смогут ли они прийти к какому-то соглашению под сводами ночного Нотр-Дама?

— Как долго вы намерены пробыть в Париже, мисс Мерфи?.. — растягивая каждое слово, словно не был уверен в собственном решении, спросил он.

— Еще неделю, мсье.

— Уходите, я найду способ с вами связаться, я знаю, где вы живёте.

— Да, мсье, — вежливо ответила она, пряча страх за подлинным интересом к поиску цветов, но в глубине души не веря в реальность происходящего, увидев первую за столь долгое время зацепку.

И его руки пропали, волшебник протянул ей волшебную палочку, и она тронулась в сторону боковых дверей, спиной ощущая его взгляд и недоверие, словно в ожидании, что она снова попытается его обезоружить. Когда Джоконда достигла дверей, она услышала, как с каменным скрежетом напольные плиты вновь встают на место, возвращая в неизвестную могилу два саркофага, о которых наверняка больше не узнает ни одна живая душа…

Примечания:

Завершаем любовную линию финальным штрихом, уря, переходим к приключениям! Следующая глава начнет новый виток, а еще появится один знаковый персонаж)))

---

Джоконда с деревянной спиной дошла до отеля, все еще опасаясь, что незнакомец из Нотр-Дама передумает, и немного успокоилась только когда увидела аврора Тунчи у дверей. Пробормотав пожелание доброго вечера и спокойной службы, она направилась к лифту, назвав улыбчивому лифтеру самый верхний этаж. Джоконда не могла избавиться от мысли, что встреченный ею волшебник хоть и совершил преступление, под покровом ночи проникнув в Нотр-Дам, но кажется, не был убийцей и, как он сказал и доказал делом, вандалом. Он искал цветы Кусулумбуку, желая увидеть будущее, зачем? Смысл жизни? Навязчивая идея? Он назвался искателем приключений и, похоже, знал о цветах многим больше Джоконды, его нельзя терять из виду, но она знала о нем катастрофически мало. Белый мужчина среднего роста, говорящий на французском с немного грубым акцентом, возможно, немец, да и узнав, что она англичанка, он не перешел на английский. Джоконда изначально планировала завтра присоединиться к прогулке четы Кулиджей после всех деловых встреч, но теперь была уверена, что оставит охрану президента на авроров и Абернети, а сама отправится в архив французского Министерства Магии, чтобы узнать хоть что-то о маркизе Франсуа де Кюстине, останки которого были захоронены под алтарем Нотр-Дама. У нее просто не находилось слов, а восхищение было смазано ощущением опасности, но сейчас, оказавшись в безопасности, она наконец-то могла всё обдумать. Растворяясь в странном чувстве, будто судьба наконец-то дала ей хоть одну подсказку, Джоконда провалилась в сон, даже не вспомнив о недопонимании с Абернети, и что всего час назад буквально не хотела спать через стенку от него.

Впервые за четыре года в двадцатых она в полной мере осознала свое предназначение. Алкогольный бизнес, встреча с Персивалем, даже недолгая работа на Пилигрима, знакомство с президентом Кулиджем, а затем скандал, связанный со служебным романом и, наконец, путешествие во Францию. Все это было стечением обстоятельств, которые привели ее к странной встрече с искателем приключений в Нотр-Даме. Неужели ее судьба была кем-то написана? Неужели все перипетии вели именно к этому моменту? М.П.Г. больше не присылал ей писем, и Джоконда, думая, что отныне может следовать велению сердца, глубоко заблуждалась, каждый ее шаг и каждое действие были предопределены. Осознание этого обрушилось на нее тяжелыми снами: воспоминаниями о несчастной матери, ставшей жертвой чудовища, жуткими картинами семидесятых — как умирал Гидеон, как умирали безвинные магглы в жаре пламени той деревни… Этих снов она давно не видела, возможно, с самого появления Персиваля в ее жизни.

* * *

Маркиз Франсуа Де Кюстин — аристократ семнадцатого века, мореплаватель, пересекший Атлантический и Тихий океаны, покоривший Европу и Австралию волшебник, о свершениях которого было много заметок. Он не оставил прямых потомков и по матери принадлежал одному известному роду, фамилия которого была Джоконде слишком хорошо известна. Гонты. Именно так, она предположила, он и нашел сведения о магическом компасе, и похоже, не только Том Риддл и его дочь вскрывали Тайную комнату в Хогвартсе. О том, что он змееуст, нигде не упоминалось, но несложно было сложить два и два. Оказывается, маркиз был ее дальним родственником.

В его биографии она нашла еще одно имя: Джон Бербидж, верный друг и капитан корабля “Леди Астория”, сопровождавший маркиза во всех путешествиях, и это было зацепкой. Наверняка незнакомец из Нотр-Дама изучил биографию маркиза вдоль и поперек, и был знаком с этим именем. Но что более интересно, Джон Бербидж на старости лет совершил свое последнее путешествие “по стопам Мейфлауэра” к берегам Нового Света, и на этом сведения о нем заканчивались. Маркиз Франсуа де Кюстин пропал без вести, не было сведений о его захоронении, но теперь Джоконда знала, что один пытливый ум до них докопался.

...Путешествие во Францию не принесло других сенсаций, она просто выполняла функцию референта, а о Гриндевальде не было слышно ничего, поездка выдалась безопасной. Мистер и миссис Кулидж оказались весьма довольны и успели выделить себе два дня на осмотр достопримечательностей, и в последний день Грейс все же настояла на посещении Лувра. Волшебник из Нотр-Дама так и не связался с Джокондой, и она едва избавившись от чувства опасности, которое сменилось любопытством, совершенно не знала что делать дальше. Точнее, в ее голове созрел план по возвращении в Америку изучить архивы МАКУСА и найти сведения о Джоне Бербидже. Могла ли вторая часть компаса находиться в его могиле?..

Джоконда бездумно рассматривала египетский свиток сквозь бликующую в освещении Лувра витрину, пока Кулиджи внимательно слушали нанятого экскурсовода. Количество охраны просто поражало, не меньше десяти человек, включая авроров, а простых посетителей египетского зала было куда меньше.

— В последние дни вы витаете в своих мыслях, Пруденс, — заметил президент ее отстраненный вид. — Что-то случилось?

— Нет, всё хорошо, просто появились кое-какие задачи, не связанные со службой, — абстрактно ответила она, глядя на него из отражения витрины.

— Вас что-то беспокоит…

— Несомненно, извините, мистер Кулидж, что была в эти дни не лучшим собеседником, — вздохнула Джоконда, понимая, что и впрямь уделила ему недостаточно внимания.

— Ничего серьезного, надеюсь?

— Нет, просто одно маленькое исследование, которое не выходит у меня из головы, — задумчиво проговорила она, коснувшись кончика носа фалангой пальца. — Это сильно тревожит меня, но также сильно воодушевляет, и я не могу думать ни о чем другом.

— Что ж, по крайней мере, я могу за вас не беспокоиться. Если вам нужно поговорить, то я буду рад выслушать, — тепло сказал он, и Джоконда благодарно улыбнулась, вспомнив, какой это хороший и чуткий человек.

— Спасибо, сэр, я очень ценю это, — искренне отозвалась она, и Кулидж вернулся к супруге, изучающей стенд с несколькими хопешами — египетским оружием.

Едва он отошел, как взгляд Джоконды сфокусировался на отражении подошедшего изучить свиток мужчине. Дорого одетый джентльмен застыл, как будто вдумчиво вчитываясь, и, казалось, он вот-вот потеряет к нему интерес.

— А вы знали, что египетская письменность не имеет буквального перевода? — неожиданно произнес он, и только сейчас она увидела, что он смотрит из отражения прямо на нее. — Лингвисты считают, что это не просто передача мыслей в знаках, но также трансляция таинственных символов. Таким образом, каждое послание может иметь двойной смысл.

— Вы понимаете, что здесь написано? — зачем-то спросила она.

— Поэзия, всего лишь восхваление звезд и богов Гора и Тота, — пояснил он, и она с интересом повернулась в его сторону, а он просто кивнул на музейную табличку, указывающую именно на это, и лукаво улыбнулся.

Осанистый мужчина возраста Персиваля со светлыми каштановыми волосами и карими глазами смотрел на нее с улыбкой. Он был явно не из среднего класса, о чем свидетельствовала идеально выглаженная рубашка, жилет с белой прострочкой из дорогой ткани и слегка надменный уверенный вид.

— Рад видеть вас снова, мисс Мерфи, — улыбнулся он загадочно и протянул ладонь. — Хельмут Доплер. — Она застыла, не сразу осознав, кого видит перед собой, и только спустя несколько секунд осмелилась протянуть ладонь. — Вы успели изучить что-то по нашему вопросу?

“Нашему” — это звучало странно и очень доверительно, и, признаться, подкупало. Джоконда, конечно же, сразу поняла, кого видит перед собой, и не знала, что ощущать — любопытство, радость или же опасение.

— Приятно познакомиться, мсье Доплер, — постаралась она найти в себе силы к доброжелательности. — Я уже и не думала, что мы с вами встретимся.

— Я же сказал, что найду вас…

Но это был не отель, в котором она проживала, а Лувр, и значит, мсье Доплер следил за ней, возможно, проверял, и это пришлось ей совсем не по вкусу. Но его опасения тоже можно было понять. Она — должностное лицо МАКУСА, сопровождающее в Париже президента США, учитывая постоянную охрану, к ней было наверняка не так-то просто подобраться — этот нюанс она осознала только сейчас, как и поняла, что ее скрытность сыграла ей на руку. Конечно, она не собиралась распространяться об их встрече в Нотр-Даме и действительно по возможности изучала биографию маркиза, а значит вела себя не вызывая подозрений.

— А я гадала, не забыли ли вы… Полагаю, что вы уже давно знаете о друге нашего общего знакомого — сэре Джоне Бербидже?

Волшебник усмехнулся, сверкнув в ее сторону взглядом.

— Рад слышать, что вы расширили свои знания, мисс Мерфи. Найдется ли у вас время выпить чашку кофе и продолжить разговор? — заметив, как к ним направляется мужчина из охраны, настороженно спросил Доплер.

— Все в порядке, мистер Тунчи, мы просто ведем беседу о Египте, — заверила она аврора, решившего проверить, в безопасности ли она. — Прошу прощения, присутствие президента накладывает определенные обстоятельства…

— Ничего, я понимаю, — он потянулся к нагрудному карману и извлек оттуда карточку с адресом и перешел с французского на вполне чистый английский: — Возможно, вас заинтересует моя коллекция египетских реликвий времен Аменхотепа первого. Я бы с удовольствием показал гордость коллекции — скипетр, судя по всему, принадлежащий верховному жрецу Птаха.

— Спасибо, мсье Доплер, к сожалению, мы отбываем сегодня в Штаты, — вздохнула она, поглядывая на аврора, который так и не ретировался и остался охранять ее до тех пор, пока подозрительный мсье не сгинет из поля видимости.

— Возможно, ваши планы поменяются, — ответил Доплер вновь на французском и галантно поцеловал ее руку в знак расположения. — Оревуар, мадмуазель. Жду к семи.

Он снова одарил ее хитрой улыбкой, уверенный, что она примет его предложение, а его французский хоть и не был идеален, но звучал как музыка. Грозный Тунчи, провожая мсье взглядом, в подозрении сощурился:

— Минуту, как вы знакомы, а он уже хочет показать вам свой скипетр, мисс Мерфи, — хохотнул он, — не думаю, что мистер Грейвз бы одобрил.

Счастье, что этот недалекий аврор отнесся к нему несерьезно, но Джоконда все равно бросила на Тунчи злой взгляд. Она знала, что Персиваль очень за нее переживал, и потому все участвующие в поездке авроры уделяли ей особо пристальное внимание. Возможно, не зря, но, кажется, мистер Доплер действительно был заинтересован в дальнейшем общении и не оставлял ей выбора, кроме как задержаться в Париже еще на сутки.

После посещения Лувра они отправились напрямую к железнодорожной станции, вещи Кулиджей уже были доставлены к поезду, с ними в круиз отправлялись трое авроров, а Джоконду и Абернети, который не произнес больше десяти слов с того ужина, ждал портключ в Министерстве Магии. Из порта Гавр Джоконда и Абернети аппарировали обратно в Париж, кажется, с чувством выполненного долга. Но Джоконда чувствовала, как карман пиджака как будто бы оттягивает карточка с адресом неподалеку от площади Бастилии. Едва подойдя к зданию министерства, крепко сжав ручку саквояжа, она остановилась, и Абернети, заметив это, посмотрел на нее.

— Мистер Абернети, прошу, запросите еще один портключ на завтрашний день, часам к трем после полудня. Я бы хотела задержаться в Париже еще на сутки. Мне так и не удалось осмотреть магические достопримечательности, которые я хотела, — пояснила она.

Он непонимающе сдвинул брови.

— Мне стоит остаться с вами, мисс Мерфи?

— Безусловно, нет, — прямо сказала она, желая его компании меньше всего на свете.

— Даже если наша командировка прошла спокойно, это не значит, что здесь безопасно, — напомнил он, поразив ее столь многословной формулировкой. — Да и что я скажу мистеру Грейвзу?

— Чтобы он встречал меня завтра в МАКУСА к назначенному времени, остальное я возьму на себя.

— Вы уверены? — спросил он, едва ли одобряя идею.

— Я буду находиться в магической части Парижа, не стоит беспокоиться.

— Пруденс, — несогласно обратился он по имени, — боюсь, я не могу позволить вам…

— Я прекрасно знаю, что Персиваль приказал следить за мной в оба глаза, — понизила она голос, — но вы не мой конвоир. А я — не заключенная.

— Безусловно, но я остаюсь в Париже с вами.

Отлично, она охраняла президента, а Абернети охранял ее, вот и весь расклад, и именно поэтому, скорее всего, у них был номер один на двоих. Кажется, это была идея Персиваля. И как теперь сбежать? Ясное дело, это вызовет недовольство Персиваля, но цветы Кусулумбуку — это все, что занимало ее мысли на данный момент. И потерять эту нить Джоконда никак не могла. Хельмут Доплер был согласен открыть ей больше сведений, и это воодушевляло. Одно она знала точно, что не стоит упускать шанс, дарованный судьбой, невзирая на настойчивого Абернети и предстоящие объяснения перед Персивалем.

— Возвращайтесь в Америку, мистер Абернети, — холодно сказала Джоконда и непримиримо добавила: — В данной миссии я выше вас по должности. Прошу вас прислушаться.

Одно она знала точно — Абернети всегда соблюдал субординацию, а их “экспедиция” целиком и полностью лежала на плечах Джоконды, и потому она осмелилась надавить авторитетом, невзирая на то, что обоих потом ждет хорошая трепка от грозного Главы магического правопорядка.

— Я подчиняюсь только мистеру Грейвзу, мисс Мерфи, — не менее холодно заметил он. — Наша миссия закончилась, президент уехал, теперь мой главный приоритет — обеспечение вашей безопасности.

— Я могу за себя постоять, — начиная кипятиться, произнесла она. — Мистер Абернети, на этом работа заканчивается, далее — у меня личные дела во Франции, поэтому прошу не настаивать…

* * *

Персиваль рвал и метал, когда перед ним в Отделе транспорта МАКУСА материализовался из воздуха Абернети без Джоконды. Сам Абернети только сдав для учёта потрепанную записную книжку-портключ, обнаружил, что мисс Мерфи нет и ощутил разом и возмущение, и уходящую из-под ног почву.

— Пруденс где? — только выдавил Грейвз, готовый спустить с Абернети шкуру.

— Она… отпустила портключ до активации. Я так и знал, — озлобленно сжал кулаки Абернети. — Провела меня.

— Живо в мой кабинет! — сквозь зубы проговорил он, и без того переживая за ее безопасность.

Абернети молча последовал за ним, не менее злой, и даже забыл поздороваться с Молли и коллегами, когда они достигли своего отдела.

— А теперь по порядку, что произошло?

Редко случалось видеть мистера Грейвза в таком взвинченном состоянии, а тут он вспыхнул, словно пожар в стоге сена. Мисс Мерфи единственная, кто выводил его из равновесия, и это Абернети совсем не нравилось, ведь она выводила из себя и его самого.

— Я настоял на том, чтобы она отправилась со мной в Нью-Йорк, хотя мисс Мерфи хотела пробыть в Париже еще сутки.

— Зачем? — уперев ладони в стол спросил Персиваль, глядя на него из-под бровей, словно это Абернети был виноват, что она отпустила портключ.

Если Джоконда что-то задумала, то ее ничто в этом мире не остановит. Уж Абернети это точно не под силу.

— Сказала, что есть дела, — пожал он плечами. — Сэр, я сейчас же запрошу ещё один портключ, и как только он будет готов…

— Не нужно, Пруденс иногда заставляет за себя нервничать, но она благоразумна, — постарался успокоиться Грейвз, сам не зная, стоит ли верить собственным словам. — Выясните, запросила ли она новый портключ и на какое время. А теперь расскажите, как прошла поездка…

* * *

Джоконда спешила, она уже опаздывала на встречу и перенеслась в ближайший к адресу аппарационный тупик, благо неплохо ориентировалась в районе Бастилии и не стала теряться посреди бессчетного количества улиц и бульваров на пересечении площади, а сразу направилась по главной аллее, вдоль которой уже были высажены тюльпаны и нарциссы. Солнце стало потихоньку опускаться за крыши семиэтажек одного из древнейших и дорогих районов Парижа. По улице неспешно двигался караван из автомобилей, застрявших в пробке за сломавшимся трамваем. Слышались недовольные гудки клаксонов и ржание коней, в это время не было редкостью встретить на улицах мегаполисов и экипажи, и лошадей, из-за чего зачастую на улицах витал “тонкий аромат” навоза. Свернув на улицу дю Шёмэн Вер, Джоконда остановилась возле нужного дома, из окон которого слышались звуки игры на фортепиано. Кажется, Дебюсси.

Здесь же на первом этаже располагалась веранда довольно уютного ресторанчика в типично французском стиле: крошечные уличные столики с плетеными стульями на улице, чтобы выпить чашку кофе с десертом и не задерживаться, а внутри — приятная атмосфера открытой кухни с необъятной каменной печью, в которой на глазах вырастали круассаны и свежий хлеб.

— Мисс Мерфи, — донесся голос позади, и она обернулась, увидев Хельмута Доплера — серьезного мужчину в темном плаще с каплями на плечах; видимо, он перенесся сюда из места, где был дождь. Небо над Парижем радовало ласковым апрельским солнцем. — Самое время для ужина.

Доплер указал на кафе ладонью, казалось бы, предложение должна сопровождать доброжелательная улыбка, но ее не было. В адресе на бумажке не было ни слова про ресторан, и Джоконда внутренне выдохнула: ей будет спокойнее находиться среди людей, а не где-то в более уединенном месте. И всё же, манер мсье Доплеру было не занимать, он галантно открыл перед ней дверь и помог снять плащ. Просто проявление вежливости. Их проводили за дальний столик и приняли заказ, посоветовав стейк из сёмги от шеф повара. В это время Джоконда пыталась понять, с кем же имеет дело, улавливала жесты и взгляды, искала подсказки в одежде. Галстуку он предпочел шейный платок под накрахмаленным воротником рубашки. Он тоже не сводил с нее изучающего взгляда.

— Полагаю, вы успели посетить архивы Министерства магии? — осведомился он, когда официант, наполнив высокие бокалы водой, удалился.

— Да, и мне удалось узнать некоторые сведения о маркизе и Джоне Бербидже, а также о том, что маркиз — родственник Гонтов, потомков Слизерина. Учитывая это, он мог узнать о компасе от них.

— Довольно неплохо для начала, мисс Мерфи, — сдержанно произнес он. — Но что известно вам лично? Вы мгновенно узнали эти цветы. Где вы их видели и какие цели преследуете?

Она думала о том, что скажет этому волшебнику, и что его вряд ли устроит то, что она изучила в воспоминаниях Тома Риддла о ее матери, а также видела в книжке, которая принадлежала школьному библиотекарю Буклаву во времена учебы Авроры в Хогвартсе.

— Видела их в чужих воспоминаниях.

Она совершила незаметный пасс рукой, окружив их отвлекающими чарами и наколдовала маленькую колбочку, затем коснулась виска кончиком волшебной палочки, и Доплер наблюдал за тем, как нить воспоминаний вытягивается из ее головы, искрясь, собираясь в маленьком сосуде. Закупорив его, Джоконда протянула воспоминания волшебнику.

— Боюсь, что я знаю совсем немного, мсье Доплер, — произнесла она. — Кроме моего погибшего друга, а также книжки с африканскими сказками, у меня больше нет никаких сведений. — Он с сомнением покрутил между пальцев узкую колбу с воспоминаниями и засунул в карман. В них почти ничего не было, кроме вида поляны и шпиля Хогвартса, видневшегося за деревьями над поляной. — Поляна этих цветов располагалась в Хогвартсе в Запретном лесу, и мы нашли ее, точнее, то, что от нее осталось — лишь выжженная земля. Кто-то уничтожил ее. После Хогвартса я редко вспоминала о Кусулумбуку, не располагая временем из-за учебы, а затем получила известие о гибели друга, письмо, написанное им до ухода на войну, и эти воспоминания. Он надеялся, что я продолжу поиски, но… — Она замолчала, ища в его глазах хоть намек, что он верит ей. — Моя жизнь изменилась, и мне пришлось покинуть Англию и завершить обучение уже в Нью-Йорке.

В равнодушном взгляде Доплера не было ни единой подсказки о том, что творится у него в голове.

— Как вошебница со средними оценками в университете при Министерстве Магии Британии с отличием экстерном сдала экзамены в МАКУСА и столь стремительно заняла такую высокую должность? — как будто забыв про цветы, спросил он, все еще не показывая никаких эмоций.

Кажется, он навел справки о ней, но как глубоко он копнул и встретилась ему хоть одна колдография настоящей Пруденс Мерфи?.. Джоконда едва сохраняла бесстрастие, ей не слишком нравилось подобное любопытство.

— Программа МАКУСА оказалась легче, а в остальном мне просто повезло, — она намеренно продемонстрировала сверкающее бриллиантами кольцо, положив ладонь на стол. — Мой будущий супруг кое в чем помог мне. Но, мсье Доплер, откуда столько любопытства?

— Выгодный брак, что ж, вы определенно не так просты… — усмехнулся он, словно что-то подтверждая и не торопясь отвечать на ее вопрос. — Я должен знать человека, который поневоле оказался вовлечен в мои исследования.

— И вы удовлетворены? — Джоконда чуть вздернула нос, проявив вполне понятное недовольство.

— Нет, мисс Мерфи, я всё еще не знаю, с кем имею дело, но в одном я уверен точно, о нашем с вами знакомстве не узнала ни одна живая душа, и за вами точно никто не следит, как и вы не пытались следить за мной, — резюмировал он. — Кроме, конечно, случайности в Нотр-Даме.

Она не знала, как отнесся к ее лжи насчет цветов, и достаточно ли было сведений о ней самой? Джоконда знала, что в ее истории сплошные пробелы, но если бы она слишком подробно начала рассказывать, то эта “честность” могла бы вызвать куда больше подозрений. По крайней мере, Хельмут Доплер казался именно таким человеком — внимательным, но немногословным, думающим и читающим людей. И, ну, конечно, он едва ли верил ей, просто прощупывал почву, однако Джоконда не могла дать ему больше информации и не знала, чем может заплатить за разгадку тайны цветов Кусулумбуку.

— Из вашего рассказа я вижу лишь то, что когда-то вы занимались пассивными поисками, — продолжил он, — но сейчас совсем забросили это.

Она кивнула в подтверждение, позволив официанту поставить перед собой тарелку с ароматным стейком, а также налить белого сухого вина, которое заказал Доплер. Австрийское, как и он сам. Если бы сердце Джоконды не было отдано Персивалю, она бы, может, и нашла Доплера привлекательным. Кажется, ей нравились такие мужчины — с умным блеском в глазах, спокойные и рассудительные, умеющие читать людей, безусловно властолюбивые и сильные. Таким был и Персиваль, такой была и сама Джоконда, когда дело не касалось чувств.

— Верно, но я не могла найти ни одной зацепки и просто бросила это занятие. Сейчас же, благодаря вам я смогу найти другие нити... Джон Бербидж на закате своей жизни перебрался в Америку, вы уже изучали его биографию?

Вилка, до этого коснувшаяся рыбы в тарелке, замерла, и Доплер вновь обратил на нее несколько неопределенный взгляд.

— Пока нет, но теперь, когда есть вы, возможно, вам удастся узнать о Бербидже больше, тем более, вы работаете на МАКУСА.

Так вот почему он все же решил продолжить их знакомство. Хотя Доплер мог бы и сам наведаться в Нью-Йорк…

— А вы…

— Пока мне не стоит выезжать за пределы Европы, — тотчас пояснил он. — Возможно, вы не против поддерживать со мной связь почтой, мы будем обмениваться найденными сведениями?

Джоконде показалось несколько подозрительным, что он не может отправиться в Америку, тем более, на кону стояло дело всей его жизни. Или же он несколько приукрашивал? Были ли у этого человека проблемы с законом? И стоило ли поддерживать с ним связь? Персиваль определенно этого не одобрит… Однако же, они договорились хотя бы на этом, а Доплер соизволил рассказать, что его исследования начались с увлечения его деда, который недолго был юнгой на корабле Бербиджа…

* * *

К трем после полудня по французскому и к девяти утра по нью-йоркскому времени Джоконда перенеслась обратно в Америку, в Отделе транспорта ее никто не встречал. Она сразу отправилась в свой кабинет, намереваясь дождаться Персиваля там и заняться бумажной работой фабрики. Как сообщила Джиллиан, Пиквери сейчас выступала с агитационной речью перед Конгрессом, на которой присутствовали все приближенные лица. И хорошо, не было сомнений, что Персиваль встретит невесту недовольством, и лучше было сразу запереться в своем кабинете, чтобы он не спустил на нее пар при ком-то из коллег. Она только смотрела на листок с адресом особняка Доплера в Вене и старательно обдумывала каждую деталь вчерашней встречи. Он попросил сообщать обо всем, что она раскопает о Джоне Бербидже, и в свою очередь пообещал, что будет доводить до нее новые сведения, если их удастся раздобыть. Этот джентльмен определенно был умен и очень скрытен, и Джоконда была уверена, что он рассказал ей далеко не всё, впрочем, и она сохранила свои тайны. Кажется, они друг друга стоили. Но, признаться, она бы и сама не стала доверять незнакомке вроде нее. Доплер не выглядел одержимым идеей найти цветы, он выглядел заинтересованным и сведущим и, Джоконда была уверена, он обязательно исследует Запретный лес и может быть даже найдет ту самую поляну, на которой, по ее словам, когда-то были высажены цветы. Счастье, что он не стал спрашивать о ее погибшем мифическом друге, а ей не пришлось придумывать все новую ложь и запутывать этот клубок сильнее. Что взять с мертвых?

Только часам к двенадцати, когда Джоконда, сменившая часовой пояс, уже порядком устала, дверь без стука отворилась, и она увидела перед собой того, по кому как будто почти не скучала, увлеченная новыми сведениями. Однако стоило увидеть лицо Грейвза, как она незамедлительно поднялась и подошла ближе, однако не встретила в его глазах готовности принять объятия. Персиваль был зол и напряжен, она, кажется, недооценила степень его волнения и даже сама себе показалась беспечной.

— Не нужно, Персиваль, — попросила она, увидев в его глазах желание спустить всех собак, — если я осталась в Париже, то этому была причина. И довольно веская.

Он взглянул на ее саквояж, а также небольшой брендированный бумажный пакет, в котором находились ее покупки, совершенные утром перед отправлением. На случай, если Доплер следил за ней, она решила убедить его в том, что не стоит проявлять подозрительность, и просто отдалась шоппингу.

— Я слушаю, — вкрадчиво сказал он, отбив у нее всякое желание повиснуть на его шее и просто поцеловать, ведь они не виделись больше недели.

Джоконда указала ладонью на кресла вокруг журнального столика у камина и села первой, понимая, что за раздражением его скрывается перенесённая тревога за неё. За эту тревогу она была благодарна, но все же, не стоило сразу пускаться в оправдания. Нужно донести до него важность своего решения. Персиваль только излюбленно засунул руки в карманы и встал перед ней, нависая авторитетом, напоминая, что в их союзе он мужчина, а она женщина, которая не должна вести себя подобным образом, и заставляя Джоконду чувствовать себя провинившимся аврором. Он действительно был зол, и его глаза как будто стали на пару тонов темнее. Будь перед ним другой человек, он бы не стеснялся в высказываниях, но все же понимал, что это его любимая женщина, и она достойна быть услышанной.

Джоконда сложила ладони на коленях и, вздохнув, подняла на него взгляд:

— Я нашла человека, который занимается поисками цветов Кусулумбуку. И он определенно осведомлен о цветах больше, чем я, — прямо сказала она. — Прости, я не могла позволить Абернети остаться со мной. Этот человек тщательно оберегает свое инкогнито.

Персиваль не изменился в лице, но на миг показалось, что жилка на его виске дрогнула.

— Что ты смогла узнать? — не желая знать ответ, спросил он.

— Что я и он — не единственные, кто занимались поиском цветов, и что он свято верит в то, что цветы способны показать будущее, но явно не осведомлен о том, на что на самом деле они способны.

— Кто этот человек? — в нейтральности его слов сквозил арктический холод, но Персиваль всеми силами сдерживался, пока не выдохнул чуть ли не разочарованно: — Джоконда… Я чуть с ума не сошел, ты хоть представляешь, как сильно я волновался?

— Я знаю, и прости меня за это, — она повинно опустила голову. — Но это именно то, что я должна сделать в прошлом, я должна найти их, Персиваль, во что бы то ни стало. Это часть моей судьбы, и ты знаешь это.

Повисла тягучая, словно смола, пауза, Персиваль Грейвз, этот суровый, но исполненный чувств мужчина тяжело вздохнул, на миг закрыв глаза и помассировав виски пальцами. А затем он просто опустился на одно колено и неожиданно заключил ее ладони в свои.

— Я думал, это всё в прошлом, я думал, что мы сможем жить здесь, в нашем настоящем, и этого будет достаточно… Я не могу принять того, что ты хочешь исчезнуть из этого времени. Это причиняет мне боль…

Джоконда только распахнула глаза, не ожидая такой резкой смены поведения. Она была обезоружена печалью в его глазах, печалью, неверием и какой-то невероятной обидой. Так вот что он думал, вот что он хранил в себе столько времени — страх потерять ее, страх, что придется ее рано или поздно отпустить. Персиваль опустил голову на ее колени, и она совершенно растерянно стала поглаживать его по волосам, растроганная и совершенно влюбленная.

— Ну куда же я от тебя денусь, Перси, — впервые мягко назвала она его сокращенным именем, не зная, заслуживает ли такой безоговорочной любви, но очень на это надеясь. — Ты мое настоящее и будущее. Я уже давно поняла, что это время для меня не часть пути, не временная остановка. Я не собираюсь отправляться в будущее, хотя там осталась мама. Ты моя семья, и мои чувства не изменятся, но пойми, если я не смогу найти эти цветы и посадить их в Запретном лесу за Хогвартсом, то мы с тобой никогда не встретимся, потому что я не появлюсь на этот свет, а моя мама не повстречает молодого Волдеморта… — Ее сердце было разбито от одного вида удрученного Персиваля Грейвза, грозного аврора, способного обнажить душу только перед ней. — Я не сомневалась в том, что мое место рядом с тобой ни секунды… — Она поднялась, потянув его за руку вверх и вынудив раскрыть объятия и прильнуть к нему в поисках тепла и защиты. — Ты моя жизнь, Персиваль. Другой мне не надо.

Он молча уткнулся носом куда-то в ее ключицу, умалчивая о том, что должен умереть через два года от рук Гриндевальда и испытывая из-за этого чудовищную вину. Как никогда ему хотелось жить и обрести счастье, и его счастье было заключено в этой женщине, в его сильной Джоконде, способной свернуть горы ради него одного, отказавшейся от мечты вернуться в будущее…

— Я чуть не прибил Абернети, — промычал он ей в шею, опалив ее теплым дыханием.

— Я сама его чуть не прибила, он вел себя как идиот всю командировку. Это твоя идея была поселить нас в одних апартаментах?

— Я просто переживал за твою безопасность, — поведал он, наконец, заглянув ей в глаза и обхватив за талию так сильно, что Джоконда едва могла вздохнуть.

Как и прежде стоило им оказаться вместе, все тревоги отпускали. Их способность понять друг друга была сродни магии, едва начавшаяся ссора исчезла под напором очевидно сильной тоски друг по другу. Джоконда скользнула рукой к его колючему, выбритому под ежик затылку, ощущая, что между ними никогда не будет серьезных недопониманий, что все ее тревоги перед встречей не имели веских на то оснований, что Персиваль всегда поймет ее и примет. И Джоконда, открывшись ему, сказав о том, что никогда не покинет его, сделала все правильно, сказала именно то, что он хотел и заслуживал услышать.

— Прости, что заставила тебя волноваться. Эти дурацкие протеевы чары на монетах не работают на таких расстояниях, — сказала она куда-то ему в гладко выбритую щеку.

Джоконда коснулась его брови кротким поцелуем, закрыв глаза и отдаваясь поглотившему ее счастью встречи и только тогда, услышав его шумный вздох, потянулась к губам, с наслаждением втягивая носом запах родного парфюма. Этого аромата ей так не хватало в Париже. Она действительно совсем разучилась спать одна, она разучилась существовать в одиночку.

— Больше так не делай, я должен знать, чем ты занимаешься.

— Хорошо, отныне я буду обговаривать с тобой каждый свой шаг, — сообщила Джоконда, однако размышляя о том, в каком виде преподнести ему встречу с Доплером в Нотр-Даме.

Персиваль бы с ума сошел, узнай, что она следила за преступником. Ей не нравилось то, что непременно придется об этом умолчать, и все же его спокойствие было важнее, но и усыплять его бдительность было бы ошибкой. Она постарается сделать все, чтобы этого больше не повторилось. В конце концов, с Доплером отныне ее будет связывать только переписка. И все же, стоило повременить с тем, чтобы пуститься в поиски информации о Бербидже, сейчас было важнее находиться рядом с человеком, которому отдано ее сердце.

— Как насчет конца апреля или начала мая? — спросила она, млея от его прикосновений.

Он непонимающе сдвинул брови, хотя, кажется, к концу фразы начал что-то осознавать.

— О чем ты?

— О том, что я хочу стать твоей женой как можно скорее, — улыбнулась она, поглаживая его скулу пальцами и с надеждой заглядывая в глаза.

Он окончательно расслабился и наконец, улыбнулся.

— Как раз после выборов, полагаю, что это хорошая идея, и я смогу взять несколько дней отпуска.

Она улыбнулась, и не рассчитывая на другой ответ. Джоконда была счастлива и прекрасно знала, что сегодня и не вспомнит о злосчастных цветах, а проведет вечер дома с будущим супругом, и абсолютно ничто не помешает их обыденному счастью…

* * *

Приглашать было особо некого, да и не хотелось, но нужны были свидетели для закрепления брачной клятвы. Они подали заявление в МАКУСА и сегодня получат новые документы, а затем останется самая важная часть. Обстоятельства не предполагали грандиозного торжества, да и зачем привлекать много внимания? Джоконда и не мечтала о пышной свадьбе, ведь она получила намного больше, и Кулидж прав, счастье любит тишину. Но с самого утра у нее ужасно дрожали руки и колени, вот и сейчас, завершая последние приготовления, она трансфигурировала одно из своих платьев в нечто подходящее случаю — жемчужно-белый шелк, изящный крой, расклешенный подол, длинные рукава, глубокий треугольный вырез, открывающий ключицы и ложбинку, обрамленный отворотами, имитирующими перекрещивающиеся на талии лацканы, струящаяся по спине плащ-накидка.

— Немного провокационно, — в отражении появился Персиваль. — Но мне нравится.

— Разве ты можешь видеть невесту до бракосочетания? — спросила она, глядя на его привычный классический образ, разве что костюм дополняла белоснежная бутоньерка.

Он коснулся ее плеч, ощутив под ладонями мелкую дрожь.

— Ты взволнована, — заметил он, наслаждаясь мягкостью шелка.

— Я напугана, — сообщила она с сорвавшимся вздохом.

— Бесстрашная Джоконда Уинтер напугана тем, что вскоре станет миссис Грейвз? — Он улыбнулся, подхватив ее подбородок и заметил как трепещут ее ресницы. — Еще немного, и мне покажется, что ты захочешь сбежать.

Грейвз и впрямь ощутил в ней нечто непривычное, на миг его действительно посетило опасение, что она в последний момент может передумать.

— Не каждый день я выхожу замуж, — сообщила она и, захватив его ладонь, приложила ее к своей груди. — Слышишь?

Ее грудь неровно вздымалась, бешеный пульс эхом отдавался ему в ладонь, Джоконда сама не понимала, почему так сильно трясется. Ничего ведь не изменится, они и так жили вместе, но видно это заложено где-то глубоко внутри любой женщины — испытывать тревогу предвкушения. А еще в ее глазах заблестели слезы. Он осторожно коснулся ее щеки, чуть светящейся отливающими в мягкую бронзу румянами, опасаясь испортить макияж.

— Всё будет хорошо, я не отпущу твоей руки.

Сам же Персиваль Грейвз нервничал не менее сильно, но не мог показать этого, сегодня он должен внушать уверенность, понимая, что только это поможет ей успокоиться.

— В таком случае, я готова, мистер Грейвз, — подарила ему Джоконда несмелую улыбку и вложила пальцы в его ладонь.

— Позволь кое-что добавить.

Он вновь развернул ее к зеркалу и, повинуясь магии, из его кармана вылетела маленькая бархатная коробочка, которая, раскрывшись, показала Джоконде нечто невероятно изящное — довольно крупные бриллиантовые серьги в форме слез, идеально сочетающиеся с помолвочным кольцом.

— Они прекрасны, Персиваль, — зачарованно проговорила Джоконда, рассматривая россыпь мелких камней, обрамляющих крупные бриллианты в середине, понимая, что это не просто безделушка. — Гоблинская работа?.. Не буду спрашивать, сколько они стоили…

Наверное, не меньше двух зарплат Главы магического правопорядка. Джоконда не подготовила ему подарка, но позаботилась о другом. Она надела серьги и почувствовала, что образ завершён, теперь ее простое платье смотрелось иначе, и всякий бы понял, что его кажущаяся простота обманчива.

— Нет, это из семейного сейфа в банке, как раз по такому случаю.

— Надеюсь, ты позволишь мне взять на себя ответственность за организацию вечера и последующих нескольких дней? — спросила Джоконда, с восхищением касаясь украшений; он сосредоточенно кивнул, хотя оба ничего толком не планировали из-за загруженности на работах. — Я подготовила поместье, наняла временную прислугу. Следующие несколько дней я предлагаю провести там, тем более, погода чудесная. Да и нам не повредит немного роскоши…

— Мы ничего не планировали, но я рад, — поделился он, понимая, что смена обстановки им не повредит, тем более, Джоконда не продала яхту и оставила в конюшне несколько лошадей.

Суета города, признаться, была иногда утомительна, и им обоим не помешало бы немного свежего воздуха.

Они перенеслись к главному входу в Вулворт-билдинг, не желая попадать под преждевременные поздравления авроров в его отделе. Молли и Тирренс должны будут встретить их в Отделе бракосочетания и после формальной части там же станут свидетелями клятвы и скрепителями магического ритуала. Конечно, женщина в белом платье и со свадебным букетом в руках сразу же привлекла внимание, как и Грейвз, чей привычный костюм разбавляла праздничная бутоньерка. Держась за руки, они никого не замечали, и Джоконда держалась за его взгляд, все еще ощущая, как от волнения подкашиваются колени. Когда гоблин остановил лифт на нужном этаже, она набрала в легкие побольше воздуха и смело шагнула в сторону массивной двери, скрывающей за собой зал бракосочетаний, возле которой была всего одна пара, намеревающаяся заключить брак. Наверняка они пришли слишком рано, ведь как раз подошло время Джоконды и Персиваля. Он повернул ручку и, пропуская Джоконду вперед, на мгновение замер. Здесь было не менее пятнадцати человек, которые мгновенно зааплодировали, а Джоконда и вовсе обомлела. Господин Кулидж, президент Соединенных Штатов Америки протянул ей предплечье. Здесь была еще и Пиквери, а также половина Отдела Грейвза, которые, конечно же, не могли пропустить такое событие, несмотря на все усилия виновников торжества сохранить его в тайне.

— Господин президент… — побледнев от растерянности, проговорила Джоконда, ведь они вообще никого не предупреждали, кроме обязательных участников. — Что вы здесь делаете?..

У нее не нашлось никаких слов, Джоконда только отчаянно моргала, расстроганная его появлением, совершенно не понимая что происходит, и почему президент немагического мира находится в МАКУСА.

— Мистер Грейвз счел необходимым сообщить мне, что вас некому вести к алтарю, а я решил, что это честь для меня и немедленно согласился на эту роль. Ну-ну, дорогая, — он утер слезу с ее щеки, а она с любовью и благодарностью смотрела на своего будущего супруга позади него, — не стоит плакать уже сейчас, вы ведь еще даже не произнесли клятву.

— Сэр, я просто очень растрогана.

Джоконда с самого утра ощущала предательское волнение, но присутствие Пиквери и авроров заставило ее собраться. Она непонимающе смотрела на госпожу президента, стоявшую возле невысокого столика, на котором находилась книга регистрации брака, а Персиваль подошел к невесте и, коснувшись спины, поцеловал в висок, тихо повторив, что все будет хорошо, и пошел вперед, оставив ее на попечении Кулиджа. Но они ведь даже не репетировали, и это неожиданное сборище гостей едва не лишило рассудка. Джоконда прежде никогда не чувствовала себя такой беззащитной, но видя улыбки гостей, постаралась осознать, что ничего страшного не происходит, что, напротив, сегодня самый счастливый день в ее жизни, и она получает максимальную поддержку от Персиваля. Этот небольшой зал бракосочетаний редко совмещал в себе сразу два таинства — подписание документов и скрепление клятвой, но сегодня был именно такой случай. Рука Джоконды на предплечье Кулиджа продолжала дрожать, но он накрыл ее своей ладонью и подарил поддерживающий взгляд, наверное, впервые видя эту храбрую и решительную девушку в таком состоянии, и перед тем как сделать шаг к своему будущему, Джоконда, на миг прикрыв глаза, сумела взять себя в руки и уже смело шагнула, неотрывно глядя в глаза будущего мужа, в котором, казалось, не было ни капли волнения. Персиваль Грейвз внушал ей такую уверенность, что все тревоги внезапно отпустили, ведь они оба сделали правильный выбор, и с каждым шагом уверенность крепла все сильнее, и когда президент вложил ее ладонь в ладонь Персиваля, мир вокруг растворился в ощущении бесконтрольного счастья…

Бракосочетание прошло как в тумане, Джоконда не помнила, что проблеяла на приглашение Пиквери произнести клятву, она и не думала, что может испытывать так много эмоций сразу, и в то же время как будто ни одной. В голове стоял звон, а когда магическая лента, обвязавшая ладони молодоженов, засияла золотым светом, стало ясно — пути назад нет. Джоконда была счастлива, но так встревожена, что не понимала, что происходит. И только темные глаза Персиваля оставались ориентиром в этом туманном мире, лишь они не позволили потерять связь с реальностью. Как только новобрачные расписались в книге регистрации и произнесли клятвы, палочки всех приглашенных устремились вверх, выпуская фейерверки, вокруг зазвучали поздравления, кто-то касался плеча, Кулидж и вовсе обнял ее, словно дочь, которой у него не было, и от этого на сердце стало очень тепло. Как оказалось, коллеги, не согласные с тем, что молодожены не закатывали вечеринку, в качестве подарка сняли ресторан “Туфельки Эмми” и на какое-то время пришлось уделить им внимание. Жаль, что Кулидж сразу же отправился в Вашингтон. Джоконда с трудом могла поверить, что сам президент Соединенных Штатов стал ее посаженным отцом. У них осталось несколько фотографий.

Персиваль видел состояние супруги: она, как будто поддавшись неизвестной хвори, даже была бледна и слишком слабо реагировала на происходящее вокруг. Такого от его смелой Джоконды он едва ли ожидал, но все же понимал ее и, уделив минимально должное время на вежливое общение с коллегами, предложил отправиться в поместье, на что она согласилась с благодарностью. Это было так на нее не похоже, Джоконда выглядела так, словно находилась под Империусом — не меньше, и он понимал, что затея Молли с треском провалилась, а его супругу нужно вытаскивать из этого празднества, к которому она была не готова.

Они оказались у ворот поместья Уилби, и Персиваль с ностальгией вспомнил, кем на самом деле она была до того, как судьба четко и ясно объяснила ему, что эта женщина станет спутницей его жизни. Перед глазами пронеслись все вечеринки и тот дурацкий античный маскарад, когда Чарльз Уилби едва не умер от яда и был одет так глупо, что не находилось слов. С мебели были сняты чехлы, а Симмонс встретил их с надменной миной типичного дворецкого уважаемого семейства, и с коротким “добро пожаловать мистер и миссис Грейвз” сопроводил до их личных апартаментов — другой спальни, не той, что занимала Джоконда ранее. Она позаботилась о том, чтобы ничто не напоминало Персивалю о когда-то исполняемой ею роли мужчины.

Симмонс был удивлен, что мистер Оливер Хьюз внезапно стал другим человеком и взял в жены сестру господина Уилби, тоже сменившего имя и отправившегося в Европу. Дворецкий догадывался, что это было связано с его криминальной деятельностью, но как всегда помалкивал, и сейчас, после почти года тишины был рад принимать в поместье молодоженов. Когда он впервые увидел мисс Пруденс Мерфи, он поразился её схожестью с братом. Почти идентичные близнецы, за исключением гендерных различий, даже манера говорить у них была похожая. Мисс Пруденс казалась более серьёзной особой, вдумчивой, но сегодня перед ним предстала другая девушка. Счастливая, сияющая, влюбленная, совершенно потерявшая голову, и мистер Оливер Хьюз, не менее серьезный, неспособный на улыбку мужчина тоже изменился. Он был определенно значительно старше ее, но как будто помолодел на десяток лет. Мистер Персиваль Грейвз, так он представился, извинившись за путаницу с именами, но Пруденс уже все объяснила. Этот достопочтенный джентльмен был связан с органами правопорядка и работал под прикрытием, сотрудничая с ее братом в поимке какого-то преступника. Хотя Симмонс и не спрашивал.

— Все готово, — коротко сообщил дворецкий, на миг глянув в окно, за которым рыжело предзакатное солнце.

— Спасибо, мистер Симмонс, — ответила Джоконда, наконец-то вернувшись в реальность, захватив теплую ладонь мужа, поднесла ее к губам и, сверкнув глазами, непрозрачно намекнула на что-то очень личное, пройдясь кончиками пальцев выше по его предплечью и оказавшись в незамедлительных объятиях. — Вы готовы к медовому месяцу, мистер Грейвз?

Он тоже нервничал, пусть не так как Джоконда во время церемонии, и только сейчас увидел, что она понемногу начала приходить в себя.

— Чем вы хотите заняться, миссис Грейвз? — вступив, спросил он. — Останемся здесь или…

— Хочу с тобой в море, — коротко отозвалась она. — Стелла заправлена.

Невзирая на очевидное желание уединиться в спальне, она уверенно направилась к лестнице, а с нее — на веранду и сквозь аллею каменных скамей и греческих статуй, оканчивающуюся фонтаном — в сторону пляжа. Джоконда сняла головокружительно высокие босоножки, оставив их у фонтана, и босиком провела мужа по траве к песчаному пляжу, подставляя лицо ласковому солнцу. Ее взгляды, ее любовь не оставляли никаких сомнений в его сердце. Грейвз, наконец почувствовав себя свободным от общества коллег и Пиквери, неожиданно привлёк её, и Джоконда, едва удержав равновесие на мягком песке, вновь оказалась в его объятиях. Оставив все формальности позади, он наконец-то мог целовать свою прекрасную молодую жену, позабыв обо всем на свете, позабыв амплуа грозного аврора и ощутив себя счастливым. Они добрались до пирса, не желая отпускать друг друга из объятий, Персиваль следовал за ней, понимая задумку: Джоконда хотела уплыть как можно дальше от берега, чтобы остались только они, шелест волн и отдаленный крик чаек. Стелла, повинуясь ее уверенным рукам, шумя мотором, шустро отплыла от берега, оставляя позади поместье Уилби и поднимая дорожку пенящихся волн. Персиваль отдался чувству дежавю. Именно так началась их история, именно тогда, год назад, он проникся к Чарльзу Уилби далекой от дружбы симпатией, еще даже не зная, что перед ним находится столь храбрая и утонченная женщина, раз и навсегда укравшая его сердце.

Только отойдя от берега на милю-полторы, она заглушила мотор, полной грудью вдохнув соленый воздух, подставляя лицо бризу и наконец обернулась от штурвала, чтобы заметить на себе его восхищение. Часть ее платья, шелковая накидка, развевалась на ветру мягкими волнами, а взгляд обжигал желанием. Взмахнув волшебной палочкой, Джоконда извлекла из корабельного ящика два пледа, масляную лампу и простое магическое радио, тотчас заигравшее приятную джазовую мелодию. Персиваль же сидел на диване, наблюдая за ее действиями в ожидании, когда же Джоконда все же соизволит подойти. Еще одним пассом она зажгла масляную лампу, хотя закат только занимался, и неотрывно глядя в его глаза, зашла в салон катера и притянула на плечи один из пледов, видно замерзнув под прохладным вечерним бризом.

— Мистер Грейвз… — зачарованно произнесла она, вновь пробуя на вкус теперь уже и свою фамилию.

— Миссис Грейвз, — вторил он, околдованный невероятной любовью, смыслом жизни.

Почти оранжевый солнечный свет мягко ложился на ее кожу, бронзовые румяна заставляли ее сиять, сегодня Джоконда была особенно красива, может, дело в брачной клятве, волшебстве, связывающем супругов, но он не мог оторвать взгляда, понемногу осознавая, что в мире он больше не один. Грейвз вытащил крупную шпильку, удерживающую пучок на ее затылке, и волнистые волосы водопадом легли на плечи, обрамляя лицо. Джоконда не глядя взмахнула волшебной палочкой, и диван под ними трансформировался, вытягиваясь в кровать, заставив их буквально “стечь” по сидению. Стянув ткань платья с ее плеча, Грейвз вдыхал аромат ее кожи, отдаваясь во власть чувствам и не собираясь больше медлить ни секунды.

— Если ты голоден или хочешь вина....

— Ничего не нужно, Джоконда, — ответил он, притянув ее ближе, — здесь уже есть все самое необходимое.

Она улыбнулась, ощущая под ладонями биение его сердца, все как в первый раз, как тогда на балу, когда он поцеловал ее. С тех пор прошло всего пять месяцев, и вот она уже может называть его мужем. Он был прав, ее фальшивое имя не имело значения, ведь магия, связавшая их узами брака, была настоящей, и она требовала завершить ритуал, а в воздухе как будто витал дурман Амортенции. Было ли это так на самом деле, никто не знал, но от желания слиться в единое целое буквально мутилась голова. Между поцелуями и ласками он все повторял “миссис Грейвз”, она вторила — “мистер Грейвз”, а их катер покачивался на волнах, скрывая таинство двух безумно влюбленных людей.

Обнаженные, согревая друг друга под пледом, они смотрели на первые звезды на сумеречном небосводе, лишенные мыслей, с опустевшей головой, не имея тревог и сомнений, два потерявшихся друг в друге человека.

— Спасибо за то, что пригласил Кулиджа, это и вправду было здорово, — водя носом по его груди, сладко сказала Джоконда.

— Кто-то должен был вести тебя к алтарю, я понимаю, что мы решили не уделять слишком много внимания традициям, ведь у нас у обоих даже нет родственников, которых можно позвать на свадьбу. Последний мой родственник, дядя, скончался семь лет назад.

— Я сожалею, — искренне сказала она. — Я бы хотела познакомить тебя с мамой, хотела бы, чтобы она, моя бабушка, мой брат Люциус и его семья присутствовали на свадьбе. Хотела бы, чтобы они узнали тебя…

— Вы настолько близки?

Она задумалась.

— С братом не очень, он, признаться, невыносимый сноб, учитывая, насколько он меня старше, я всегда считала его дядей. Его супруга и вовсе шарахалась от меня, как от прокаженной. Тогда я не понимала почему, но Волдеморт почти уничтожил их семью, растоптал и унизил. Дядя, точнее, брат, — поправила она себя, — до сих пор не привыкну, даже в тюрьме успел отсидеть. Всем им я напоминала этого монстра, но все же, они моя семья. Я не видела их уже восемь лет, — неожиданно посетовала Джоконда и села, обхватив колени, подтянув на плечи плед. Она не знала, зачем вспомнила об этом именно сейчас, во время их брачной ночи, но все же, в этот светлый праздник, в самый счастливый день в своей жизни она бы хотела, чтобы близкие в разные времена люди разделили её счастье. — Альбус Дамблдор здесь, в этом времени, а я даже не могу его увидеть, — вздохнула она. — Слушай, извини, я, наверное, зря вспомнила…

Он просто притянул ее обратно и поцеловал в лоб, устроив у себя на плече.

— Теперь у тебя есть я.

— А я есть у тебя, — прошептала она, зная, что и он был одинок до встречи с ней…

…Эти несколько дней были совершенно необыкновенными, чудесная погода располагала к конным прогулкам. Джоконда даже позволила себе загорать, и ее кожа посвежела, а глаза как будто стали еще выразительнее. Они проводили много времени на свежем воздухе, а однажды занялись любовью буквально на траве во время одной из таких прогулок. Персиваль все думал о том, что их страстные слияния довольно скоро приведут к неминуемой беременности и, признаться, был разом и рад, и печален. Все еще не зная, как распорядится его жизнью судьба всего через два года, он не хотел, чтобы Джоконда осталась одна, но всегда помнил о том, что якобы она могла его спасти. Что ж, теперь, по крайней мере, они всё время вместе. И всё же, со стороны Грейвза было нечестно умалчивать об этой детали своей биографии. Он не должен был так поступать, но верил, что правда могла стать разрушительнее лжи. Они женаты, Джоконда, эта мрачная девушка, совершенно изменилась, он помнил какой она была в воспоминаниях Дамблдора, помнил, сколько боли перенесла, и сейчас она по-новому научилась радоваться жизни. Оказывается, ее ледяные темные глаза, так напоминающие об отце, могли лучиться теплом, и это тепло Грейвз считал своим личным достижением — так она смотрела только на него. Он и не заметил, как смягчился сам, как жена изменила его. Наверное, так и должно быть в идеальном союзе — каждый становился лучше, оба стремились хранить покой друг друга…

…Возвращаться в МАКУСА в качестве миссис Грейвз было приятно, теперь у нее есть карьера, любимый муж и достаток, казалось, чего еще можно желать в этой жизни? За все чудовищные страдания воздалось сполна, и Джоконда едва ли могла поверить своему счастью. Она помнила, как попав в двадцатые, была совершенно потеряна и впала в депрессию, с трудом удалось собрать волю в кулак, чтобы просто продолжать жить. Она была совсем одна и даже не могла обратиться к Дамблдору за помощью и сомневалась, что сможет выкарабкаться и начать здесь новую жизнь и, уж тем более, повстречать любовь. Джоконда вспоминала Гидеона с печалью, его она тоже несомненно любила, но то были чувства молодости, чувства, оттененные войной, они были верными соратниками в борьбе против Волдеморта, и это сблизило, с Персивалем же все было иначе. Мрачный и способный только на грубость мужчина оказался самым заботливым и справедливым в мире человеком, просто за маской отчуждения это не удалось быстро разглядеть. И, Мерлин, как же они были похожи, в быту и в работе, в характерах и в простых желаниях, в моменты близости и в ожиданиях. Они были продолжением друг друга. Два человека, мужчина и женщина, родившиеся в разные времена, в разных странах, учившиеся в разных школах и имевшие разное воспитание…Он принял ее такой: преступницей, путешественницей во времени, дочерью психопата и потерявшей первую любовь женщиной, а она становилась для него лучшей версией себя: искренней и обыкновенной, домашней и стремительно развивающейся личностью, бескорыстно отдающей свою любовь и в ответ получающей сокровенную взаимность и понимание.

* * *

Нью-Йорк. Ноябрь 1925 г.

Конечно, времени постоянно не хватало, но они с Персивалем привыкли жить в бешеном ритме и были вполне довольны, они оба были женаты на своих работах и друг друге, и даже спустя полтора года страсть не иссякла. Однажды он завел разговор о детях, и Джоконда крепко задумалась. Впереди война с Гриндевальдом, Вторая мировая, Великая депрессия в США… Двадцатый век мог похвастать стремительным индустриальным ростом, технологическим прорывом во многих сферах, но это было поистине сложное время, время войн… Двадцатые годы стали лишь маленькой передышкой, островком безопасности перед событиями, которые оставят огромный след в истории. Если бы не эти знания, Джоконда была бы счастлива полноценной семье, она точно знала, что из них получатся хорошие родители, но все же, пока совсем не время, сначала она должна найти Кусулумбуку и высадить их у Хогвартса, только тогда можно будет вздохнуть спокойно, а еще попробовать во что бы то ни стало утащить Персиваля из Америки куда-нибудь подальше от войн и разборок с Гриндевальдом. Ее накоплений хватит, чтобы безбедно встретить старость. Из-за того, что мир ждет множество экономических кризисов, а деньги будут периодически обесцениваться, едва зарабатывая, она вкладывалась в недвижимость, но пока жизнь шла своим чередом и ничто не предвещало плохого, даже перспектива появления Гриндевальда в Нью-Йорке уже не так пугала, в конце концов, она замужем за сильным волшебником, Главой магического правопорядка, а значит, он ее опора и крепость.

В архивах МАКУСА след обрывался, сведения о Джоне Бербидже не отличались полезностью: только информация о зарегистрированном имуществе — корабле “Леди Астория”, затонувшем где-то в Тихом океане у берегов Америки в семнадцатом веке, и больше ничего — ни генеалогического древа, ни каких-либо связей, ни места захоронения. Спустя месяца три, кажется, Джоконда все же отправила письмо Доплеру о том, что поиски вновь завели ее в тупик, но ответа не последовало. Наверное, он тоже не нашел никакой информации или же нашел, но не счел нужным уведомить ее. С тех пор прошло много времени — целых полтора года, Персиваль видел, что она удручена отсутствием результатов, но, кажется, даже после ее признания о том, что Джоконда никуда от него не денется, как будто все равно подсознательно боялся, что она исчезнет.

Со временем они решили переехать с Манхэттена на Лонг-Айленд, насовсем перебраться в поместье Уилби, ведь все чаще стали замечать, что их тянет к уединению и природе. Да и потом, наличие слуг, всегда прибранный чистый дом и готовая еда давали определенное чувство комфорта, тем более, они могли себе это позволить. К такому было слишком легко привыкнуть, каждый день находить пропитание в соседних кафе и ресторанах стало несколько утомительно. Им хотелось тишины и уюта. И хотя огромное поместье сложно было назвать уютным, но все же, там Джоконда чувствовала себя дома, а он поддержал эту идею. Вид пролива Лонг-Айленд из окна спальни оказался куда приятнее шумной нью-йоркской улицы. Квартиры они не продали, оставили вложением и сдали за внушительную арендную плату обеспеченной семье волшебников, на несколько лет осевшей в Нью-Йорке из-за работы.

Дело близилось к декабрю, а Джоконда, отчаявшись, все меньше уделяла времени поискам информации о цветах Кусулумбуку и, признаться, это становилось проблемой. Уже почти шесть лет она прожила в двадцатых, но раскопала лишь крупицы. В последнее время президент Кулидж довольно часто, не менее раза в четыре месяца стал посещать соседние государства и Европу, и в ее обязанности входило его сопровождение. Учрежденная Пиквери должность консультанта подразумевала постоянное присутствие в президентской свите. Учитывая все более накаляющуюся ситуацию в мире, это было вполне обоснованно.

Едва вернувшись из Аргентины, Джоконда устало опустилась в кресло в своем кабинете, разбирая документы фабрики. Джиллиан понемногу становилась незаменима в вопросах контактирования с внешним миром и зачастую работала буквально ее личным представителем по делам бренда. Признаться, ее помощь была неоценима, и Джоконда уже несколько месяцев как приняла ее на работу на фабрике бизнес-ассистентом, и та блестяще справлялась со своими обязанностями.

— Пруденс? Можно? — вырвал Джоконду из глубоких раздумий вопрос; предшествующий этому стук в дверь она даже не слышала. На пороге кабинета стояла Джиллиан с чайным подносом. — К сожалению, не нашла ничего другого. Чарли празднует день рождения, кажется, по ошибке прихватили и вашу посуду, — с извиняющимся видом покосилась она на сервиз Пилигрима, который Джоконда на дух не переносила.

— Ничего, — сказала Джоконда, стоя у окна и глядя на запорошенный снегом Нью-Йорк с высоты птичьего полета. — Как дела, Джилиан?

— Не помер, — ответила она уже привычной шутливой фразой, намекая на Пилигрима, и Джоконда как обычно улыбнулась.

— Долгих ему лет жизни. А где сам мистер Пилигрим, не хватится ли он своего сокровища?

Джиллиан водрузила на столик симпатичный пузатый чайничек с изображением Мейфлауэра и такую же кружку. Джоконда скривилась в отвращении, она подумала о том, что этот сервиз отравит ей всё удовольствие от чаепития, но все же смирилась и не отправила и без того загруженного ассистента поискать получше или отобрать чайник и чашку у именинника.

— Он отбыл на внешнюю встречу и вернется нескоро, — пояснила Джиллиан.

— Что ж, ладно, — поджав губы, сказала Джоконда.

Они с Пилигримом обитали в разных углах управления и старательно игнорировали присутствие друг друга, никогда не заходили в один лифт и здоровались только если были свидетели. Он все ещё испытывал к ней особенную неприязнь, впрочем, Джоконда тоже не питала желания напрашиваться в друзья. Даже Пиквери, поначалу скептично к ней настроенная, но сочетавшая их с Персивалем браком, из вежливости к своему заместителю, конечно, уже как-то привыкла к ее присутствию и убедилась в ответственном отношении к обязанностям. По МАКУСА ходили слухи, что все же когда-нибудь Джоконда займет место Пилигрима, что ему, конечно же, претило и усиливало его неприязнь стократ. Но, в целом, старик не доставлял особых неудобств, а его фраза о том, что два Грейвза возле Пиквери — это перебор, донесенная до неё пеной слухов, даже позабавила.

Джиллиан покинула ее, и Джоконда, неуверенно придвинув к себе чайничек, стала наливать в чашку не успевший настояться чай, уныло глядя на изображение корабля, плывущего по волнам. Внезапно ее взгляд зацепил на корме то, чего она никогда не замечала. Две буквы “Л.А” — странно, Пилигрим всегда говорил, что это “Мейфлауэр”... Джоконда, никогда не утруждавшая себя любованием деталями росписи, перевела взгляд на точно такой же корабль на самом чайнике и замерла. На покачивающемся на волнах волшебном изображении корабля, побледневшем от времени, едва читаемое, значилось полное название — “Леди Астория”. Она замерла с чайником в руке, едва не переполнив чашку за края. Это же… никакой не “Мейфлауэр”... Она вскочила с места, звонко опустив чайник на поднос и даже прянув в сторону. Перед ней было изображение корабля сэра Джона Бербиджа. И почему старик Пилигрим называл его Мейфлауэром? Он был либо слеп, либо не придавал рисунку значения. Она тотчас вызвала Джиллиан и задала единственный мучивший ее вопрос:

— Как давно этот сервиз у Пилигрима?

— Не знаю, но он уже был здесь, когда я устроилась на работу десять лет назад, а что?..

Джоконда посмотрела на нее стеклянным взглядом:

— Найди, пожалуйста, у Пилигрима окошко, я бы хотела поговорить с ним кое о чем…

* * *

Пилигрим назначил ей на половину седьмого вечера, словно намеренно решив отнять личное время. Джиллиан уже ушла домой, и потому Джоконда, как когда-то собственноручно приготовив чай в сервизе с кораблем, чем несказанно удивила засидевшихся допоздна сотрудников, направилась к Пилигриму, левитируя за собой поднос. Она еще не знала, что скажет, да и сподобится ли этот мерзкий старик удовлетворить ее любопытство? Она постучала в дверь, и приглашение войти раздалось не сразу, словно он испытывал ее терпение.

— Добрый вечер, мистер Пилигрим, — Джоконда вошла прямой гордой походкой, невозмутимо опустив на гостевой столик чайник и две чашки и магией заставив чай разлиться. Этот жест был обыденным, когда она работала на него, но сейчас выглядел довольно неуместно. — Джиллиан уже ушла, поэтому я побеспокоилась о чае.

— Добрый, — коротко отозвался старик, однако не собираясь вставать из-за письменного стола и прямолинейно спросил: — Какова цель вашего визита, мы, кажется, не контактируем в вопросах работы?

Это он лукавил, они вполне себе могли бы контактировать, но оба общались и обменивались какой-то информацией только через Пиквери, которая выступала щитом между ними, или через Персиваля. Джоконда подчинялась напрямую мужу, как и просила.

— Возможно, нам стоило бы найти общий язык, мы фактически работаем над одним и тем же, — примирительно сказала она.

— Благодаря вам, мисс Мерфи…

— Миссис Грейвз, — поправила она.

— Не важно, — бросил он равнодушно, — я больше не работаю с немагическим правительством, а возглавляю Управление международного магического сотрудничества. Вам всё же удалось сместить меня с насиженного места, прибрать к рукам мой кабинет, а также втереться в доверие к Серафине. Так о каком общем языке вы говорите? Вы мне неприятны. Поэтому выкладывайте, с чем пришли, а затем, пожалуйста, покиньте меня.

Джоконда и бровью не повела на его тираду, но осознав, что теплого общения не предвидится, решила перейти сразу к делу:

— Этот сервиз, откуда он у вас? — она указала пальцем на оживленный магией плывущий по волнам корабль. — Никогда не вглядывалась, но это же вовсе не “Мейфлауэр”, верно? “Леди Астория”, принадлежавшая сэру Джону Бербиджу, мореплавателю и искателю приключений.

Брови Пилигрима подпрыгнули и вернулись в исходное положение, скрыть удивления он не смог, а может, и не старался.

— А теперь вы копаетесь в моей семье, мисс Мерфи, какую подлость вы задумали на этот раз? Вы даже архивы перерыли, мне уже все доложили.

Семье? Джоконда постаралась скрыть эмоции. Пилигрим и Бербидж родственники? Он знал, что она искала это имя в архивах, считая, что таким образом хочет подобраться к нему?

— Мистер Пилигрим, мое любопытство по поводу Джона Бербиджа и “Леди Астории” с вами никак не связано, — честно сказала она. — Я не знала, что вы родственники.

Он сверлил ее непонимающим взглядом, словно не веря, что ее происки действительно не имели к нему никакого отношения.

— Тогда что, позвольте спросить, вас заинтересовало?

Джоконда совершенно не знала что ответить, возможно, правду? Конечно, не всю…

— Мой друг из Франции — родственник маркиза Франсуа Де Кюстина, верного товарища Джона Бердбиджа, попросил найти информацию, а также почему на закате жизни два друга разошлись по разным уголкам света, так что не пытайтесь найти злой умысел.

— Вам и это имя знакомо? — удивленно сказал Пилигрим, недоумевая всё больше.

— Мистер Пилигрим, кем был для вас Бербидж? Сколько лет этому сервизу?

Он откинулся в кресле, почувствовав власть над жаждущей информации оппоненткой и, конечно, не собирался так легко раскрывать все карты, но прекрасно понимал, что теперь, зная чуть больше, она начнет копать в правильном направлении.

— И все же, зачем вам эта информация на самом деле?

— Я уже объяснила, мой друг пытается разобраться в истории семьи. Маркиз Франсуа Де Кюстин бесследно исчез, и он хочет найти его захоронение и вернуть прах в семейный склеп, где ему и место. Это чистокровный волшебник, помешанный на своей семье, и считает, что предки должны покоиться в одном месте. Он сказал, что это как-то влияет на родовую магию.

— Большего бреда в жизни не слышал! — усмехнулся Пилигрим. — Однако, допустим, я поверил. Одно я вам скажу точно, выяснение биографии не поможет вам найти останки маркиза, вы уже в курсе, что пути их разошлись.

— Я понимаю, — сдержанно сказала Джоконда, поглядывая на часы; она обещала Персивалю, что не задержится надолго, и он решил дождаться ее у себя в кабинете, — и всё же, эта информация мне бы очень пригодилась.

— Этот сервиз, — кивнул Пилигрим, — расписала моя бабка для своего любимого дядюшки-путешественника, когда корабль “Леди Астория” затонул.

Это не объясняло, почему Пилигрим называл корабль “Мейфлауэром”, возможно, старик со своей манией родства с отцами-основателями просто в какой-то момент стал так говорить, да и название корабля давно выцвело. Значит, сервизу действительно было уже больше двухсот лет. Какая древность.

— Где похоронен Джон Бербидж? — спросила Джоконда, но взгляд Пилигрима тотчас озлобился.

— Уж это вас точно не касается. Я уже и так сказал слишком много. Будьте добры, оставьте меня, — проскрежетал он, раздражаясь всё больше.

Джоконда получила достаточно сведений, чтобы было с чего начать. Она знала, что вскоре Пилигрим будет праздновать свое стопятидесятилетие, но они с Персивалем так и не дождались приглашения, да и в общем-то, не стремились на праздник, который будет проходить в его поместье в пригороде Сан-Франциско, и теперь стоило во чтобы то ни стало попасть на прием, возможно, в доме Пилигрима найдутся какие-то подсказки?

Стоило поскорее рассказать о новых сведениях Персивалю. Он найдет способ попасть на мероприятие…

* * *

Словно в знак неуважения, Джоконда и Персиваль получили приглашение на празднество в последний момент, как будто о них забыли, более того, о том, что это маскарад, их тоже не уведомили. В Америку по такому случаю прибыл сам Альбус Дамблдор, и ему ни в коем случае нельзя было увидеть лицо Джоконды. К счастью, формат мероприятия подразумевал возможность сохранить инкогнито, и Джоконда, которой безумно хотелось увидеть двоюродного прадеда, выбрала образ Одетты из Лебединого Озера, похожий на костюм балерины: юбка до колен из нескольких слоёв белоснежной сетки, того же цвета боди с вышитыми на декольте бледно-розовыми бутонами, магически осветлённые волосы, убранные в тугой узел на затылке, тиара, украшенная белыми перьями. Лицо скрывала наколдованная ажурная маска, в её прорезях виднелись обрамлённые белоснежными ресницами глаза, цвет которых стратегически был изменён на серый, а губы, благодаря телесного цвета гриму, сливались тоном с лицом.

— Женщина, я вас не знаю, покиньте мою спальню, я вообще-то женат, — донеслось насмешливое сзади, и взгляд Джоконды сфокусировался на муже, который маскарад, конечно же, поддерживать не собирался, согласившись лишь на столь же черную, как и его строгий костюм, маску.

— Ротбарт, пришел меня проклясть? — спросила она, но он только непонимающе сдвинул брови, подойдя ближе и оглядывая ее с головы до ног. — Колдун, проклявший Одетту из Лебединого озера.

— Не видел этот балет, но ты хорошо постаралась, — сказал он. — Правда, по-моему, балерины носят слишком мало одежды, — задрав ее юбку, он прошелся ладонью по ее бедру, оценивая мягкость ткани белых колгот, и взглянул на похожие на пуанты балетки с розовыми лентами.

Джоконда обернулась, подаваясь навстречу его прикосновениям, и обхватила его вокруг шеи.

— Могу предложить и другой образ — в античном стиле, у меня осталось платье Тины, а также наряд Александра Македонского для тебя.

— Эта шутка затянулась, — улыбнулся он и развеял ее маску магией, глядя в незнакомые, почти белые глаза жены.

— Я все равно лелею надежду увидеть твои соблазнительные ноги под коротким подолом, — усмехнулась она, стараясь не испачкать его белой краской, покрывающей ее плечи и предплечья — перьевой узор с некоторым количеством блесток — она еще не успела закрепить его заклинанием.

— Только через мой труп, — повторил он ту же фразу.

— Быть может, когда-нибудь нам удастся разнообразить нашу супружескую жизнь. — Ее хитрый взгляд сообщал о том, что она готова добиться желаемого любой ценой.

— А ты считаешь, что наша жизнь не разнообразна? Я надоел тебе?

Он с веселым рычанием подхватил ее на руки, словно пушинку, заставив обвиться ногами вокруг его талии, а она не отрывала от него коварного взгляда, требуя незамедлительного продолжения. Джоконда выглядела в этом наряде необычно и довольно соблазнительно, стоило признать.

— Мистер Грейвз, вы мой дражайший супруг, как вы могли подумать? — наигранно возмутилась Джоконда, поддаваясь провокации и видя в его глазах явное желание немного опоздать на прием. — Сколько времени у нас есть?

— Около часа, миссис Грейвз, — коварно улыбнулся он, блеснув черными глазами, и, все еще удерживая ее на весу, отправился к кровати.

Грейвз осторожно усадил ее на постель и придирчиво оглядел.

— Что такое?

— Балерины у меня еще не было, — сообщил он и тотчас поймал запущенную в него подушку.

— Не хочу знать о твоих любовных похождениях до меня, — сказала она, демонстративно насупившись.

— Считай, я набирался опыта, чтобы впечатлить тебя, — произнес он, однако не отвечая на повисший вопрос о количестве женщин в его жизни.

— Звучит так себе. — На сей раз Джоконда действительно посерьезнела, а он только сбросил жилет, галстук-бабочку и снял часы и тотчас оказался над ней, раскинув ее руки над головой и голодным взглядом осматривая свою добычу.

— Макияжу и гриму конец, — констатировала она, оставляя на застеленной красным покрывалом кровати блестки и белые мазки.

— Уверен, ты справишься и в считанные минуты нанесешь новый, — оглядывая блондинку в своей постели, Грейвз неожиданно почувствовал невероятное возбуждение.

Он не мечтал о других женщинах, он очень любил свою черноглазую и черноволосую супругу, но все же, в этом было нечто восхитительное. Он мог изменить своей жене с ней же, и это почему-то принесло восторг и предвкушение, но едва он коснулся ее бедер, вновь ощутил под пальцами ткань, мешающую добраться до ее нежной кожи и любимых родинок на внутренней стороне бедра.

— Эти колготки меня бесят…

* * *

Они непозволительно опаздывали на мероприятие, на котором их не особенно-то и ждали. Наверняка Пилигрим рассчитывал, что оба не захотят присутствовать, а если и прибудут, то вместо подарка на юбилей подкинут соплохвоста, перевязанного лентой.

— Мистер Персиваль Грейвз с супругой Пруденс, — огласил распорядитель на входе, забрав приглашения-портключи до поместья в Сан-Франциско.

Джоконда, держась за предплечье мужа, заметно нервничала, предвкушая встречу с Альбусом Дамблдором. Тот был знаком с Персивалем и наверняка случится момент, когда мужчины должны будут пожать друг другу руки, а её представят как его супругу, но все же им следует избегать его компании.

Размах торжества поражал своим великолепием, воздушные акробаты барахтались в мыльных пузырях под потолком, осыпая приглашенных разноцветными блестками, по внушительных размеров залу летали яркие бабочки, — непривычно было видеть их в середине декабря, но кажется, такова была задумка организатора — минимум ассоциаций с зимой. Кажется, Пилигрим как-то упоминал, что терпеть не может холодное время года из-за ревматизма. Здесь было очень тепло, и потому Джоконда в своем легком балетном образе с обнаженными плечами точно не замерзнет, а вот Персиваль сразу же избавился от пиджака, проскрежетав что-то насчет такого же, как и его хозяин, душного поместья. Она стрельнула в него охлаждающими чарами и поймала благодарный взгляд. У нее все еще немного подкашивались ноги от того, что они творили перед самым выходом, но она была на необычайном подъеме и в несомненном волнении старалась не озираться по сторонам, хотя уже заприметила несколько картин кораблей по периметру бального зала, которые непременно нужно осмотреть.

Супруга Пилигрима еще лет тридцать назад покинула этот мир, и потому он находился в обществе своего единственного сына, который выглядел не младше отца, а также внуков и правнуков. Детей на мероприятии было довольно много, им выделили отдельный уголок и развлекали фокусами. Пилигрим решил отметить круглую дату с размахом и пригласил множество известных миру личностей, внесших вклад в науку и политику магического сообщества. Здесь был даже Антон Фогель — министр Магии Германии и президент Международной конфедерации магов. Пилигрим, несомненно, имел весьма влиятельных друзей, и появление Альбуса Дамблдора среди приглашенных вовсе не удивляло.

— Все будет хорошо, пройдет столько лет, да и потом маска и измененные глаза и волосы, он не вспомнит о тебе, — поддерживающе коснулся ее ладони Персиваль, когда она, наконец, увидев Альбуса, как раз смотрящего в их сторону, инстинктивно шагнула назад, прячась за спиной мужа.

На большие изменения во внешности Джоконда не решилась, чтобы не выглядеть странно для тех, кто её знает.

— Ты прав, если я стану прятаться от него, это будет выглядеть еще подозрительнее, но главное, чтобы он не узнал мою девичью фамилию, ведь он обучал Пруденс Мерфи… — постаралась успокоиться Джоконда и встала рука об руку с Персивалем, а Альбус Дамблдор с бокалом шампанского двинулся в их сторону.

Он был облачен в идеально подогнанный, подчеркивающий стройность черный костюм-тройку, и даже не озаботился маской. Кажется, в этом времени он был не старше Персиваля, и, видя двоюродного прадеда таким молодым, Джоконда поневоле залюбовалась еще и тем, как они с Авророй, оказывается, похожи. И пускай волосы у него были темнее, а глаза — голубые, ясность взора и этот живой блеск искренности делали сходство столь бросающимся. У Джоконды дрогнуло сердце.

— Персиваль, рад видеть, — протянул ладонь Альбус и взглянул на замершую в нерешительности Джоконду, по-своему поняв ее немигающий взгляд на себе.

О его свершениях судачило магическое сообщество всего мира, уже в этом времени он, являясь членом Визенгамота, успел повлиять на мир и учредить большое количество законов, оберегающих волшебников и магглов, а также создал множество чар и прослыл могущественным волшебником — Джоконда не упускала ни одной заметки о нем, чтобы хоть как-то коснуться и стать ближе. О личной встрече, пускай и инкогнито, она и вовсе не смела мечтать, тем более, он сам запретил ей.

— Вы… — только проблеяла она не своим голосом, и Персиваль осторожно сжал кисть ее руки у себя на предплечье.

— Альбус Дамблдор, профессор ЗОТИ в Хогвартсе, — представился он с совершенно очаровательной улыбкой, и она заторможено протянула ладонь; наверняка списал он ее состояние на восхищение.

Джоконда изо всех сил старалась взять себя в руки, но тревога не отпускала.

…Альбус был скромным человеком, он не любил внимание и даже испытывал неловкость, когда кто-то откровенно пялился, но эта девушка смотрела на него несколько странно, словно пыталась прочитать, как книгу, в ее серых глазах Альбус увидел какой-то блеск, неодолимую печаль, возможно, тоску. Она была расстроена или же встревожена.

— Миссис Грейвз, Пруденс, — представилась она уже увереннее, пряча английский акцент. — Приятно познакомиться.

— И мне, — улыбнулся он, сверкая лучезарной улыбкой, заметив их обручальные кольца, кажется, когда Альбус видел Персиваля в последний раз года два назад, он был в свободном статусе.

Супруга выглядела гораздо моложе его, возможно, даже юной, хотя так могло показаться из-за ее невесомого наряда и образа, но то, как он поглаживал ее ладонь на предплечье, то, как стоял, все время касаясь плечом плеча, то, как она принимала эти прикосновения и как касалась в ответ, говорило о глубоком чувстве. Она выглядела хрупкой и требующей к себе бережливого отношения женщиной, хотя это опять же могло показаться из-за ее наряда.

— Ах, Альбус, ты почтил мероприятие своим присутствием, рад видеть тебя в Америке, друг, — возле них, опираясь на трость, оказался Пилигрим; в темном парике дворянина семнадцатого века он явно пытался молодиться. — Смотрю, ты не в маске.

— Я всего лишь школьный учитель, боюсь, карнавальные костюмы не украсят меня, — ответил он, а Пилигрим засмеялся, словно это была действительно шутка. — С юбилеем, Элайджа, долгих лет жизни и спасибо за приглашение.

Они подарили друг другу крепкие объятия.

— Спасибо, а ты, Альбус, не прибедняйся! Школьный учитель — будешь рассказывать это первогодкам, — заулыбался Пилигрим, который был просто счастлив видеть его, как одного из самых важных гостей мероприятия. — Прошу прощения, что вмешался в ваш разговор… — Пилигрим замер, только сейчас он осознал, кто был в обществе достопочтенного гостя. — Персиваль, что ж, вы хотя бы маску надели, — беззлобно заметил он, не собираясь вставлять при Дамблдоре шпилек посерьезнее, — а где же мисс Мерфи?

— Миссис Грейвз уже как полтора года, — холодно поправила Джоконда, когда он мазнул по ней взглядом и, кажется, действительно, не узнал, так как все же был немного подслеповат, хотя и она в этой маске и другими волосами была едва ли похожа на саму себя. — С Юбилеем, мистер Пилигрим, — выдала она несколько запоздало, дрогнувшим голосом, понимая, что сдала себя с потрохами из-за его неожиданного появления и стандартного “мисс Мерфи”.

Альбус заметил, как изменилось лицо дружественно настроенного Пилигрима, когда тот признал ее, и от добродушности ни осталось и следа. Он с сомнением посмотрел на девушку, взгляд которой тоже ожесточился. То, что они с юбиляром не переносят друг друга на дух, стало видно невооруженным взглядом. Миссис Грейвз сложила руки на груди в явном жесте недовольства и машинальной самозащиты, а Пилигрим сбросил было приветливость, но тут же вернул улыбку на место.

— Миссис Грейвз была моим стажером, я все никак не привыкну, — не сводя с нее настороженного взгляда, не стал он выносить сор из избы, сподобившись, однако, на минимальные пояснения.

— Вот как?

— Да, одно время я хотел воспитать талантливого заместителя и устроил нечто вроде конкурса, но, увы, ни один из стажеров не достиг моих ожиданий.

Фраза звучала нейтрально, поэтому Джоконда не стала вмешиваться и сообщать, что она уже фактически заняла его место, отодвинув от Кулиджа. Что ж, у старика все-таки праздник. Тем более, ее мысли занимало, не вспомнил ли Дамблдор одну из своих студенток?

— Зато, предполагаю, миссис Грейвз обрела нечто ценное взамен, — улыбнулся ей Альбус неожиданно, видя трепетное отношение ее мужа, наверняка предположив, что познакомились они в МАКУСА.

Джоконда вдруг поняла, что он всегда был проницателен и, несомненно, умел сглаживать углы. На сердце потеплело столь же стремительно, как секундой ранее внутри вспыхнула неприязнь к Пилигриму, уколовшему ее намеренно. Джоконда благодарно улыбнулась, пряча волнение, а Персиваль вернул ее руку на место — на свое предплечье, он кажется заметил обоюдный интерес: Альбус и Джоконда не сводили друг с друга взглядов, он чувствовал, однако, что жена напряжена, но в ней проскакивало нечто такое неуловимое, нечто, похожее на… духовную связь. Альбус слишком много для нее значил, а сам он различал что-то в ее глазах даже сквозь прорези маски. Он не мог не заметить, это слишком бросалось в глаза, возможно, магия подсказывала ему, что в ней течет его кровь, или это была всего лишь игра воображения следящего за любой мелочью Персиваля. И все же, фамилия “Мерфи” прозвучала в первые минуты разговора. Чем это грозит?

— Что ж, с вашего позволения, я бы хотела поздороваться с госпожой Пиквери, — сказала Джоконда, найдя повод улизнуть, взглянув на группу высокопоставленных женщин, среди которых была и министр Магии Бразилии Виченция Сантос в ослепительном зеленом платье с рукавами-крыльями бабочки.

Персиваль одними глазами спросил, уверена ли она, что ей не нужна поддержка, и Джоконда подтверждающе качнула головой и покинула мужчин, к которым как раз направлялся Антон Фогель. Такие приемы всегда начинались с проявления вежливости и искусства вести короткие разговоры, но почему-то Дамблдор решил задержаться именно в компании Персиваля и даже был рад, когда Пилигрим отошел в сторону с Фогелем, а Персиваль с волнением заметил, что Дамблдор неотрывно следит за его женой, словно давно с ней знаком или бесповоротно очарован ею, как женщиной, что было бы несколько комично, учитывая родственные связи. Безусловно она была прекрасна, особенно хороша в образе Одетты, а еще эти светлые волосы и серые глаза…

— У меня была студентка по имени Пруденс Мерфи, — сказал Дамблдор, взглянув на карманные часы отца, а у Персиваля мгновенно подскочил пульс. — Видимо, тезки… — он задумчиво коснулся бороды.

— Довольно распространенное имя и фамилия, полагаю.

Пока он не спросит, не стоило ничего говорить про то, откуда Джоконда родом, они уже думали об этом до приема, но теперь интерес Дамблдора был вполне понятен. Возможно, под маской балерины он искал свою ученицу. Если бы не этот идиот Пилигрим, фамилия Мерфи не прозвучала бы сегодня, тем более, перед Дамблдором, который, убрав с лица подозрительность, заинтересовался представлением на сцене неподалеку.

— Но у меня стойкое ощущение, что я знаю вашу супругу, хотя она едва ли похожа на ту мисс Мерфи, которую знаю я, как минимум, разница в цвете кожи, — внезапно сказал Альбус, переведя на Персиваля острый взгляд с прищуром. — В ней есть что-то такое очень знакомое, и как будто она тоже знает меня близко… Не сочтите за грубость, Персиваль, но откуда ваша жена?

— Из Пасадены, — ответил он, не проявляя признаков беспокойства на лице, однако внутри испытывая бурю эмоций. Даже если встреча Джоконды и Альбуса действительно не должна была состояться, то это волновало Персиваля меньше всего в данный момент, волновало лишь, что живет она под украденной личностью той самой студентки, которую обучал ее двоюродный прадед. Эти знания могли оказаться слишком опасными. — Моя жена закончила юридический в университете МАКУСА. Видимо, она настолько очарована встречей с вами, Альбус, что едва ли способна это скрыть. Вы ведь часто мелькаете на страницах учебников.

— И, стало быть, она обучалась в Ильверморни… — скорее утвердил, чем задал вопрос Дамблдор. — Да, зрение начало подводить меня. Ее серые глаза… Они напомнили мне мою младшую сестру, как и светлые волосы. Даже под маской это сходство заставило мое сердце замереть, словно я лицезрел Ариану во плоти… — посетовал он и тяжело вздохнул, глядя на собеседника. — Она умерла много лет назад, видимо, я просто увидел то, что хотел увидеть.

Персиваль немного успокоился, так вот истинная причина столь пристального внимания. Джоконда, меняя облик, становясь похожей на мать, не задумалась о том, что может напомнить ему кого-то другого из семьи, ведь Аврора Уинтер еще даже не родилась.

— Боюсь, что настоящий цвет глаз Пруденс карий, а ее волосы почти черные, Альбус. Сегодняшние метаморфозы связаны лишь с ее образом.

Дамблдор несмело улыбнулся.

— Ясно. Что ж, со мной уже случалось, я видел в некоторых женщинах сходства с Арианой. — Все еще наблюдая за ней, Дамблдор осмелился проявить чрезмерное любопытство: — Я могу понять неприязнь миссис Грейвз к Элайдже, который, похоже, не выделил ее среди стажеров, но позволите ли вы мне проникнуть в тайну, отчего же сам Элайджа так, с вашего позволения, негативно к ней настроен?

Это лучше, чем давать пояснения по поводу имени Пруденс Мерфи, Персиваль решил удовлетворить его интерес, чтобы полностью отвлечь от темы. В первую очередь он расплылся в самодовольной улыбке, показывая гордость, которую испытывал за свою жену.

— Что ж, ничего удивительного, что он зол, ведь Пруденс уже почти сместила его с места…

Джоконда пропала из виду, и это сильно нервировало, скорее всего она отправилась исследовать открытые для гостей помещения поместья. В глаза бросалось обилие предметов интерьера в морской тематике — от картин до якоря в главном холле на постаменте. Пилигримы ценили свои корни и, несомненно, кичились тем, что именно их предки открыли Америку. Поместье в принципе было похоже на музей, здесь даже находилась копия Декларации независимости под стеклом на стенде. Пилигрим всегда увлекался культурой и историей Америки, и дом был его продолжением. Коллекционируя вещи, сегодня он, казалось, и вовсе выставлял напоказ свое наследие, и гости поневоле разбредались по разным уголкам дома, напрочь забыв про танцы и угощение. Пилигрим и его родственники с радостью водили экскурсии и рассказывали желающим историю того или иного экспоната или антикварного предмета интерьера. Персиваль немного успокоился, когда Дамблдор покинул его и присоединился к группе людей у витрины, в которой лежали странного вида очки с несколькими выдвижными линзами разного цвета. Кажется, такие мелочи его очень интересовали.

Персиваль незаметно достал зачарованную монету и отправил сообщение Джоконде, справляясь, где она, а ответ, пришедший через минуту, его возмутил: “Хочу осмотреть кабинет Пилигрима и поискать информацию о Бербидже”. Глаза расширились в изумлении. Что значит — осмотреть? Для гостей были открыты далеко не все помещения, а уж кабинет должностного лица — тем более. Он разозлился, понимая, что Джоконда прямо стремится влипнуть в неприятности — на дом наложено множество охранных и сигнальных чар. Как можно быть такой беспечной? Мало того что она сама занимает высокую должность, так еще и жена Главы магического правопорядка, и при этом вынуждает и его встать на весьма скользкую дорожку! Пришло новое сообщение, гласящее, что кабинет намертво заперт, и это немного успокоило, но появившееся следом “Посмотрю с улицы, если окно открыто” заставило лицо Персиваля буквально пойти пятнами. Она опять собралась превратиться в филина? Мантикора ее задери! Он и забыл, что женился на преступнице, а это неизлечимо! Пыхтя как чайник на углях и прожигая взглядом, подобным Адеско Фейр, все на своем пути, он двинулся было в сторону выхода из зала, но дорогу ему неожиданно преградила Пиквери, с которой он еще не успел обменяться положенными приветствиями. “Немедленно возвращайся!” — отправил он на монету, но ответа не последовало.

— Персиваль, здесь столько людей, прямо невозможно со всеми перездороваться. Идемте, вы нужны мне на переговорах с Фогелем, удача, что он почтил прием присутствием…

Он понимал, что поиски жены под каким-нибудь выдуманным предлогом не окажутся важнее просьбы Пиквери, которая даже на подобном мероприятии ни на секунду не забывала о работе.

— Что ж, — только сказал он, и предложил предплечье, в которое тотчас скользнули усыпанные перстнями пальцы госпожи президента, а сам сходил с ума от волнения, уже и позабыв, какой импульсивной может быть его жена.

Он понял, что беспокоится не из-за потенциального нарушения закона, он беспокоится за неё саму. И если с ней что-нибудь случится, это разобьет ему сердце…

* * *

Дамблдор неторопливо прогуливался по анфиладе залов, слушая рассказ Пилигрима о том, как его предки покоряли континент, как строились первые города и зарождалась американская демократия, а также об освобождении рабов. Именно в Америке произошло разделение магического и немагических миров во время судов над салемскими ведьмами. Обескураживало, что на улицах Нью-Йорка все еще были фанатики, называющие себя Вторыми салемцами. Они верили в существование магии, старались выслеживать волшебников, пока что их действия выглядели безобидно, но, случись что, МАКУСА припрет их к стенке. История зарождения магического конгресса была не менее интересной. Конечно, Дамблдор знал ее, но благодаря Пилигриму она обрастала новыми подробностями. Этот волшебник пережил многих президентов США и МАКУСА и был живой энциклопедией истории. Дамблдор в какой-то момент хотел отменить свою поездку в Америку, Министерство Магии Британии слишком уж ею заинтересовалось... А еще Аврорат с сомнением поглядывал в его сторону из-за отказа вступать в открытое противостояние с Гриндевальдом, многие не понимали причин... Из-за этого отношения с властью несколько ухудшились, но, увы, он ничего не мог поделать из-за Непреложного обета, из-за глупости, из-за юношеского максимализма, наконец, из-за разрыва некогда любящих людей, разошедшихся во взглядах. Невзирая на то, кем стал Геллерт, Альбус даже спустя столько лет всё ещё хранил в себе это чувство, оно было наполнено горечью сожаления, ведь любимый человек стал чудовищем. И не существовало способа его остановить…

— Элайджа, — обратился Альбус с доверительными нотками в голосе, — вы очень уважаемый волшебник в Американском сообществе, но не сочтете ли вы мое любопытство излишним, если я спрошу что же такого сделала вам миссис Грейвз? Слепой бы заметил, как сильно вы друг друга, как бы это выразиться, недолюбливаете.

Он уже знал от Персиваля какую должность она занимает и был уверен, что тот приложил руку к ее назначению, однако Грейвз не отличался многословностью.

— Ох, Альбус, эта девушка только с виду может показаться милой и беззащитной, — покачал он головой, — она настоящая гадюка. Конечно, Мерфи очень талантлива, не могу отрицать, она и меня поначалу очаровала, затем очаровала президента США, да так, что он и лица моего видеть не хотел, — глаза Пилигрима потемнели от гнева. — Как вы понимаете, и Персиваль Грейвз стал заложником ее обаяния, он женился на ней спустя каких-то пять месяцев! Она очень опасна, мне абсолютно не нравится, что она так быстро смогла женить его на себе и проторить дорогу в верхушку власти. Я попытался от нее избавиться, уволил и с унижением выставил из МАКУСА, но президент Кулидж готов сотрудничать только с ней. Мы даже незаметно проверяли его на чары, но нет, эта скользкая женщина не опускалась до подобного. Нам пришлось принять ее обратно в штат и выделить должность, но после того, с каким позором Мерфи вылетела, она решила отомстить мне и затребовала у Пиквери мой кабинет, представляешь? У меня не было выбора, президент США собирался в опасную поездку во Францию, и только ей он позволял постоянно находиться рядом. Пришлось признать поражение, но уважения к ней это не прибавило.

— Мне она показалась довольно милой, — переваривая новую информацию, отметил Альбус; его собственное впечатление о ней совсем не сочеталось с тем, о чем говорил Пилигрим.

Тот неожиданно внимательно на него посмотрел:

— А ты, наверное, не узнал ее из-за маски и другого цвета волос и глаз? Она ведь в Хогвартсе училась, у нее, кажется, и брат-близнец есть, только он в Европе обитает.

Альбус пораженно застыл на месте, внезапно осознав, что Персиваль Грейвз солгал ему, возможно, в надежде, что его интерес угаснет. Но интуиция редко подводила.

— Вот как… А цвет кожи?

— Белая, как смерть, — фыркнул Пилигрим, не испытав, кажется, ни грамма подозрений по поводу его любопытства. — Цвет кожи свой.

С хлопком перед ними появился домовик в темно-синей наволочке и сообщил, что госпожа Пиквери разыскивает его для встречи с глазу на глаз с министром Фогелем, и эльфы уже подготовили чай в восточной гостиной.

— Что ж, Альбус, похоже, и в юбилей госпожа президент не дает мне отдохнуть, — проворчал Пилигрим, однако Альбус заметил, что глаза его загорелись, словно от ощущения собственной важности и незаменимости. — Продолжим экскурсию позже. Возвращайтесь к гостям.

— Вы не против, если я немного осмотрюсь здесь? Ваш дом — настоящий кладезь истории как магического, так и немагического миров.

— О, конечно, вам очень понравится моя коллекция полотен времен войны Севера и Юга, она за тем поворотом, — приосанился Пилигрим, указав ладонью направление, а затем захватил крошечную ручку эльфа и, кивнув, растворился вместе с ним в воздухе, оставив Альбуса наедине с мыслями.

Он действительно отправился в зал, наполненный полотнами батальной живописи, но ничего кроме отвращения не испытал, ему не нравилась кровь и насилие, Альбус Дамблдор был пацифистом до мозга костей и не находил в войнах ничего возвышенного — лишь только скорбь и смерть. Конечно, в этот момент он думал вовсе не о полотнах, а о личности таинственной миссис Грейвз. Окруженная ложью, которую очевидно поддерживал ее муж, она вызывала все больше вопросов. В какой-то момент Альбус даже почувствовал, как от вида крови одного из полотен и возможно скрывающей нечто зловещее загадки миссис Грейвз становится душно и, шевельнув пальцами, открыл окно, чтобы впустить морозного воздуха декабря и вдохнуть полной грудью, когда услышал негромкие шаги из коридора по соседству. Здесь было пустынно, и в дальней части поместья они с Пилигримом не встретили ни одного гостя. В проеме мелькнул тонкий силуэт, почти прозрачный, хотя так могло показаться из-за воздушной юбки. Если это не местное привидение, то сегодня Дамблдор видел только одного человека, одетого как балерина. Охваченный подозрениями, он с сомнением сощурился, бесшумно тронулся в ту сторону и, схоронившись у проема, осторожно выглянул. Почему миссис Грейвз так далеко от зала для приемов? Она заозиралась, заставив его на мгновение спрятаться, затем остановилась у массивной дубовой двери и, убедившись, что та заперта, достала волшебную палочку. Несколько заклинаний, включая довольно мощные чары, которые были известны далеко не каждому волшебнику, и она с яростью пнула дверь пяткой, сжав кулаки, а затем достала какой-то крошечный предмет, сделала несколько пассов и убрала его обратно в потайной карман юбки вместе с волшебной палочкой.

Что ей было нужно в недоступной для посещений комнате — возможно, кабинете Пилигрима? Волшебство этого дома не позволило бы ей отпереть эту дверь даже Бомбардой. Так действовала защитная родовая магия, а в семье Пилигримов она была очень сильна. Миссис Грейвз, не получив желаемого, тронулась в сторону лестницы на первый этаж через зал с полотнами Севера и Юга, заставив Альбуса вжаться в укрытие. Она прошла мимо него, не заметив, оставляя за собой тонкий шлейф цветочных духов — кажется, ландыш. Персиваль Грейвз очень любил свою жену, это очевидно, но почему же он лгал о ней? Альбус запомнил несколько странное поведение Пруденс еще при знакомстве. Будь она его студенткой, то, несомненно сказала бы хоть слово о Хогвартсе, но та мисс Мерфи совсем не была на нее похожа, унаследовав телосложение и цвет кожи от далёкого африканского предка. Знал ли Грейвз, чем она занимается? Что, вероятно, с неблагими намерениями пытается попасть за закрытые двери поместья? Это заставляло задуматься.

— Старый-старый капитан, налетел на риф в туман. Чики-чики-чики-доре! Капитан уходит в море, — отделяя каждое слово паузой, донесся детский голос с улицы, и миссис Грейвз остановилась, а ее лицо повернулось к распахнутому окну. — Мистер Моклт, не робей, десять смотрят кораблей. Над туманом светит, там закат и встретят! — продолжал детский голосок, сопровождаемый нестройными хлопками в ладоши.

Миссис Грейвз подошла к окну, оперевшись о подоконник и заинтересованно выглянув наружу. Кажется, она хмурилась, а детская считалочка продолжалась:

— Чики-чики-чики-доре! Капитан уходит в море! Не боимся мы с тобой! Окунуться с головой!

Она озадаченно склонила голову и, замерзнув, обняла себя за плечи.

— Старый-старый капитан… — вслух произнесла она, а затем неожиданно вздрогнула и, ускоряя шаг, понеслась к лестнице, а Альбус, наконец, вышел из укрытия и подошел к окну, чтобы увидеть, как девочка лет шести прыгает по плитам узенького тротуара, играя в классики и продолжает повторять считалочку.

Во внутреннем дворе не было снега, а на кустах зеленели листья, кажется, только на втором этаже ощущалась зима, а внизу располагалось нечто вроде оазиса — отличная идея для небольшого, вечнозеленого сада. Там же стоял столик, окруженный уютными плетеными креслами. Альбус чуть отстранился от окна, увидев как миссис Грейвз вышла на улицу и сейчас наблюдала за девочкой, что повторяла и повторяла простенькую считалочку, видно не найдя себе развлечений на празднике.

— Привет, — донеслось снизу, и девочка остановилась, взглянув на гостью, — чем занимаешься?

Альбус бы счел это вежливым интересом, но в груди стала разрастаться необъяснимая тревога. Была ли эта женщина опасна? Что она скрывала и искала в поместье? Следовало ли беспокоиться за ребенка?

— Классики, конечно, — ответила малышка в милом розовом платье с маленькой короной на голове.

— Можно с тобой? — неожиданно спросила миссис Грейвз, а наблюдающий за ними Альбус нахмурился еще сильнее. — Как тебя зовут?

Девочка пожала плечами, а затем оглядела наряд новой подруги.

— Я — Адель. А ты принцесса? Я тоже, — захватив подол, она покружилась, демонстрируя платье.

— Принцесса лебедь, балерина, — пояснила миссис Грейвз с невероятно мягкой улыбкой. — Меня зовут Пруденс.

— Балерина? Что это такое? — задумчиво спросила девочка, вытянувшись на мысках.

— Ты не знаешь что такое балет? — еще раз уточнила миссис Грейвз, но получила только новое непонимание в ответ — девочка покачала головой.

— Это такой классический танец. Хочешь увидеть? — спросила она, осмелившись подойти ближе только когда увидела оживленный интерес в глазах ребенка, а Дамблдор заметил, что в ее речи появились типичные для британки нотки и магическим образом исчез американский акцент.

Он, нутром ощущая опасность, бросился вниз, чтобы в случае чего успеть среагировать, хотя его не отпускала мысль о том, что даже если миссис Грейвз что-то вынюхивает в поместье Пилигрима, станет ли она вредить маленькому ребенку? Альбус подкрался ближе и, пропустив часть разговора, видел, что она, присев на корточки, колдует, и вокруг них, собираясь из клубов тумана возникает сценическое действо — балет — парный танец, где девушка в таком же, как у нее, платье грациозно, подобно лебедю, танцует с не менее стройным мужчиной в белом. Миссис Грейвз с удовольствием смотрела на то, как глаза малышки вспыхивают восторгом, кажется, ничего подобного она прежде не видела. Сама же девушка лучезарно и искренне улыбалась, видя реакцию ребенка и уже смело касалась ее спины, показывая на незатейливые движения иллюзии.

— Ее зовут Одетта, а это ее возлюбленный — Зигфрид. Красиво, правда?

— Это странно, но очень красиво, — поделилась малышка, а миссис Грейвз, развеяв иллюзию, поднялась на ноги.

— А что за считалочку ты повторяла, расскажешь?

Девочка уверенно указала на тротуар, почувствовав, что и ей есть что показать новой подруге. Она стала увлеченно демонстрировать, как правильно прыгать, а миссис Грейвз, словно дитя, повторяла за ней.

— Старый-старый капитан, налетел на риф в туман. Чики-чики-чики-доре! Капитан уходит в море. Мистер Моклт, не робей, десять смотрят кораблей. Над туманом светит, там закат и встретят! Чики-чики-чики-доре! Капитан уходит в море! Не боимся мы с тобой, Окунуться с головой! — повторяла девочка, обучая ее незатейливой игре.

— А откуда эта считалочка, Адель? — поинтересовалась она, в своем невесомом платье похожая на хрупкого подростка.

— О, это меня дедушка Дэниэл научил, а его — прадедушка Элайджа, — пояснила та.

— Такие взрослые дедушки, а знают детские считалки! — почти искренне восхитилась миссис Грейвз.

— Ты глупенькая, — наивно сказала Адель, — они же тоже были детьми. А дедушку Элайджу научил его папа.

— Ох, да, как глупо с моей стороны, — сетуя, согласилась миссис Грейвз. — А ты знаешь, про кого эта считалочка?

Глаза девочки сияли огоньком, она была так рада новой подружке в платье принцессы. А Альбус понимал: миссис Грейвз пытается что-то выведать, и все же, как легко она втерлась в доверие малышке. Завлекла балетом и поиграла в игру, похоже, она действительно могла очаровывать, как и говорил Пилигрим. Но ребенок — не Глава магического правопорядка, и не президент США….

— Прадедушка рассказывал, что у нас в роду были, как они называются… Морской искатель.

— Мореплаватель, — подсказала миссис Грейвз.

— Да, кажется… — неуверенно согласилась девочка. — И наш предок проплыл целый мир на своем корабле, пока он не затонул.

— А ты знаешь, где он затонул?..

— Адель! — донесся испуганный возглас с другой стороны сада голос, и там появился седой мужчина. — Вот ты где, мы тебя потеряли, маргаритка!

— Всё хорошо, я обучала Одетту играть в классики, — видно не запомнив, назвала она миссис Грейвз именем персонажа сказки. — Она показала мне балет. Папа, я хочу увидеть настоящий балет!

Адель подбежала к мужчине, который годился ей в деды, и потянулась вверх, чтобы он поднял ее на руки. Ее отец, однако, не сводил с миссис Грейвз подозрительного и даже недовольного взгляда.

— Одетта?

— Нет, я Пруденс Грейвз, она, видимо, не запомнила, а вы, стало быть, мистер Сэмюэль Пилигрим?

— Верно, — нейтрально подтвердил он. — Миссис Грейвз, мы не показываем Адель культуру немагического мира, так что, пожалуйста…

— Ох, простите, я не знала. Она спросила про мое платье, и я ответила…

— Неважно, — с неприязнью бросил он. — Деду не понравится, что вы общались с его любимой правнучкой, так что прошу вас, вернитесь к гостям.

Плечи миссис Грейвз немного осунулись, словно она действительно была расстроена, но Альбус чувствовал, что ей совершенно плевать. Зачем ей сведения о предках Пилигримов?

— Пока, Адель, — неуверенно помахала рукой миссис Грейвз, и та помахала в ответ.

— Пока, принцесса Одетта, приходи в гости. Мы живем в Сан-Франциско!

— Адель, прекрати, — сурово попросил мужчина, не обернувшись, и унес девочку прочь.

Как только они скрылись, миссис Грейвз сжала кулаки и что-то проворчала, а затем, взглянув на плиты, по которым скакала девочка, неожиданно стала снова по ним прыгать, приговаривая:

— Старый-старый капитан, налетел на риф в туман. Чики-чики-чики-доре!.. — но дальше не продолжила, видимо забыв окончание четверостишия.

— Капитан уходит в море, — решил объявить о своем присутствии Альбус, и она чуть не споткнулась, но устояла на ногах и резко развернулась, а увидев его, застыла на месте.

— Профессор Дамблдор… — проговорила она несколько озадаченно. — Что вы здесь делаете?

— Наблюдаю за вами уже какое-то время, — прямо заявил он, сложив руки на груди, — что вы выискиваете?

— Я? — возмущенно удивилась она, прислонив ладонь к груди и более настороженно спросила: — С чего вы взяли?

— Я видел, что вы пытались проникнуть в кабинет на втором этаже, он качнул пальцем в сторону распахнутого окна. — Что вы искали? И зачем спрашивали у девочки о ее предках?

— Это допрос? — усмехнулась она, но ее уверенность была напускной, Альбус видел, как мечутся серые глаза под маской.

— Если вы делали что-то незаконное, то, возможно, да, — он шагнул навстречу, а она отступила, словно боясь его.

— Послушайте, профессор Дамблдор, я просто прогуливалась по поместью, и мне стало любопытно…

— Узнать, что же у Пилигрима в кабинете, очевидно, а учитывая ваши, мягко сказать, натянутые отношения, это весьма подозрительно, — снова сделал Альбус шаг, но она осталась стоять на месте. — Кто вы, миссис Грейвз? Я обучал мисс Пруденс Мерфи, и могу с точностью сказать, что вы — не она, — он смотрел на нее из-под бровей, решив зайти с козырей и проверить, как она отреагирует.

— Не понимаю, о чем вы. Вы меня с кем-то спутали.

— Ну конечно. Пруденс и Джон Мерфи, как много близнецов-волшебников с такими именами в мире? — усмехнулся он, видя, как ее рука непроизвольно тянется к юбке, где, он уже знал, находилась волшебная палочка; по реакции он понял, что эта женщина выдает себя за кого-то другого — слишком много лжи он услышал сегодня. — Ваш муж, полагаю, знает…

— Что вам нужно, профессор Дамблдор? — спросила она отнюдь не миролюбиво и вздрогнула, увидев волшебную палочку в его руках. — Профессор?..

— Ревелио… — только произнес он, видя, как развеиваются маскировочные чары, как исчезает наколдованная ажурная маска, как темнеют ее глаза и волосы.

Миссис Грейвз, однако, удивила его, тотчас закрыв ладонями лицо, словно все еще желая скрыть личность. Но все же, он успел увидеть его. Эту женщину он лицезрел впервые.

— Почему вы прячете лицо? — спросил он. — Здесь каждый знает, как вы выглядите.

Но не он… Альбус не опускал волшебной палочки, но он совершенно не понимал что происходит и уже даже начал чувствовать, что поступал неправильно. Немного дезориентированный, он не заметил, как миссис Грейвз смотрит сквозь пальцы куда-то мимо него, в ее глазах вдруг вспыхнул ужас, а Альбус почувствовал как будто электрический разряд прошил его тело — так действовало оглушающее заклинание. Только отняв руки от лица, миссис Грейвз ринулась на него, буквально схватив в охапку, и повалилась вместе с ним назад, в испуге придерживая его затылок ладонью, упреждая удар. Но заклинание выпустила не она. Альбус не потерял сознания, он только и мог что слушать и наблюдать, не понимая, как так глупо попался.

— Мерлин, Перси, что ты натворил? — воскликнула она. — Как ты мог оглушить моего… — Она запнулась. — Альбуса Дамблдора!

Миссис Грейвз выпрямилась, села рядом и уложила его голову себе на колени, коснувшись волос в почти материнской заботе, что удивляло еще больше.

— Он направил на тебя волшебную палочку! — донесся возмущенный голос Грейвза, находящегося вне поле видимости.

— Он не потерял сознание... — Она заметила, что глаза Альбуса в полном непонимании уставились прямо на нее, и отдернула руки. — Профессор, это не то что вы…

— Почему с тобой всегда одни неприятности! — Аврор, наконец, показался прямо перед ним и сел на корточки.

— Это от меня-то? — возмутилась она, делая спор еще более странным. — Я бы справилась.

— Да ну как же! — вторил ей Грейвз, шипя на жену. — Он расколдовал тебя, чтобы увидеть лицо, очевидно, и к каким выводам он пришел?

— Я предпочитаю диалог размахиванию палочкой! — взвинченно сообщила она и взглядом, полным сожаления, смотрела прямо в глаза Альбуса, искренне переживая, а еще в ней светилась неподдающаяся логике привязанность, она вновь нежно коснулась его волос, но тотчас убрала руку, одумавшись. — Ох, профессор, вы должны нас простить… Он хотел защитить меня.

— Что ты несешь? — как сумасшедшую спросил аврор, его злые глаза сверлили супругу с особенным недовольством. — Он следил за тобой?

— Что? — поначалу растерялась она. — Кажется, да… Профессор, всему есть объяснение, мы не представляем опасности, вы должны знать это.

— Ты вообще вменяемая? — осведомился ее супруг, едва ли пальцем у виска не покрутив. — Ему нужно стереть память.

— У тебя-то самого все в порядке с головой? — парировала она в той же манере, резко посмотрев в его сторону. — Это Альбус Дамблдор! Он учил меня окклюменции, ты думаешь, ты сможешь пробить его блок? — миссис Грейвз осеклась, испуганно взглянув в полные подозрений глаза мужчины, чья голова все еще покоилась у нее на коленях.

— Мо-ло-дец… — цокнул Персиваль, так как она, судя по всему, сказала что-то лишнее.

— Не важно, повторюсь, это Альбус Дамблдор, самый сильный волшебник столетия, ты никогда не сможешь проникнуть в его голову.

Она говорила с такой уверенностью, что Альбус даже уверился в ее словах насчет собственного могущества. Происходящее уже стало напоминать абсурд. Он ничего не понимал, но видел лишь, что миссис Грейвз отчаянно его защищает, хотя минутой ранее он фактически напал на нее. А еще Альбус не мог учить эту женщину окклюменции, ведь он не знал ее… или всё-таки знал?

— И что ты предлагаешь? — недовольно прорычал Грейвз, очевидно представляя себе, какими проблемами это может для них обернуться.

Альбус понял, что Персиваль Грейвз знает все о своей жене, даже если ее личность и вызывает вопросы. Они были заодно, и это вызывало еще больше вопросов, ему, как Главе магического правопорядка не пристало ввязываться во что-то компрометирующее. Альбус замер, не в силах пошевелиться, когда над ним зависла незнакомая волшебная палочка миссис Грейвз.

— Профессор, мы все объясним, но только не здесь, я прошу вас, дайте нам шанс объясниться, — попросила она и тотчас произнесла: — Энервейт…

Персиваль Грейвз ничего не успел возразить, только инстинктивно встал и шагнул назад, держа наготове волшебную палочку, а его супруга помогла Альбусу подняться, и в ее глазах сияло истинное сожаление. Еще больше изумило, когда вместо применения очищающих чар она принялась заботливо отряхивать его пиджак, рассыпаясь в извинениях, и тут же встала между ним и мужем, правда не было понятно кого от кого она защищает. Эта девушка захватила предплечья Альбуса, вновь вторгаясь в его личное пространство, словно имея на это право и словно они были очень близки. А Грейвз молчаливо наблюдал, готовый в любой момент применить магию. В его глазах застыли гнев, опасения и тревога.

— Профессор, наши отношения с Пилигримом — это не причина, почему я кое-что искала в поместье, но несомненно, это связано с ним, точнее, с загадкой его семьи. Это ни в коем случае не было бы использовано против него, просто потому как лично к нему и не относится.

Альбус чувствовал смущение, он был абсолютно сбит с толку, ее глаза казались такими теплыми, даже сквозь испуг из-за случившегося, в них плескалась невероятная забота, необъяснимое понимание и как будто даже любовь. Да, она смотрела на него с неописуемой любовью, словно никого ближе у нее не было. Редко кто-то видел Альбуса Дамблдора обескураженным, но сейчас был именно такой момент.

— Мы знакомы?.. — только выдавил он, однако сжимая волшебную палочку, не понимая, чего ждать дальше; происходящее не укладывалось у него в голове.

Она вздрогнула и убрала руки, смущенно потупив взор и подавшись в сторону.

— Мы будем знакомы…

— Не надо! — донесся предостерегающий голос Персиваля, но она только подняла вверх указательный палец, прося не вмешиваться.

— Профессор, я знаю, как это может прозвучать, — неуверенно произнесла она на миг осипшим голосом и, наконец, моргнув как будто бы с усилием, почти шепотом сообщила: — Вы правы, я не Пруденс Мерфи, но подробные объяснения я готова дать в более безопасном месте. — Ей было жизненно важно донести до него то, что она не представляет угрозы, а Персиваль Грейвз оберегал ее и ее тайны. — Простите, что Персиваль оглушил вас, он действовал инстинктивно и не хотел причинить вам зла.

— Кто же вы такая? — спросил он, периферическим зрением наблюдая за аврором и зная, что на самом деле Персиваль Грейвз действительно сильный волшебник и наверняка прекрасный дуэлянт. — Персиваль, не молчите, что здесь происходит?

Уж второй раз Дамблдор не даст себя оглушить, он был во всеоружии, а значит, может требовать ответы. Грейвз потянулся к запястью с наручными часами и извлек из-под циферблата нечто круглое — монету, которую протянул Альбусу.

— Я пришлю адрес и инструкцию, как ответить, — сказал он сдержанно, — это средство связи. Монета нагреется, когда придет сообщение.

Его жена, словно застанная врасплох, обратила на Персиваля странный взгляд.

— С чего вы так уверены, что я готов вас слушать после того, как вы меня оглушили? — спросил Альбус, не услышав от Грейвза извинений; извинения от его жены были не в счёт.

— Не уверены, — сказала миссис Грейвз, — но прошу вас не делать преждевременных выводов. Мы — уважаемые в американском сообществе волшебники, а не преступники, постарайтесь поверить, что мы не замышляем зла. Надолго вы в Нью-Йорке, профессор?..

* * *

Грейвзы стремительно покинули мероприятие, оставив после себя недосказанность размером с пропасть. Все, начиная от личности этой девушки и ее нелогичного поведения до действий ее мужа, было странным и не поддающимся объяснению. Альбус знал Персиваля Грейвза лично, а также со слов его коллег и из газет, как человека справедливого и едва ли способного на подлость, но кем же он был на самом деле и почему покрывал эту женщину? Неужели из-за любви? Насколько слепа может быть любовь Альбус и сам прекрасно знал, но миссис Грейвз была должностным лицом в МАКУСА и использовала чужую личность.

Альбус в задумчивости провёл на приеме еще какое-то время, а затем отбыл в Нью-Йорк, совершенно не понимая, чего ожидать от Грейвзов, во вменяемости которых зрели всё большие сомнения. Он уже подходил к небольшой гостинице на Санни-стрит, когда ощутил нечто теплое в кармане и извлек оттуда монету, на ребре которой проступили крошечные буквы адреса на Лонг-Айленде, а после — заклинание, позволяющее дать ответ. Но Альбус медлил, поднимая воротник пальто, он все еще стоял у входа в отель, проветривал мозги и слушал доносящийся из бара неподалеку джаз. Он мог бы сразу сообщить в МАКУСА о том, что их должностное лицо — аферистка, и дело с концом, но медлил, всё еще пытаясь интерпретировать прикосновения и оговорки этой женщины. “Мы будем знакомы”, — вертелось в голове, но что она имела в виду, почему она вела себя так, будто они очень близки? Такую тревогу и привязанность не способен сыграть ни один актер — так смотрят только родные люди. Стоит ли опасаться Грейвзов? Все же, попытаются ли они стереть ему память, используя другие методы — зелья, например?..

Альбус добрел до своего номера, кажется, даже забыв поздороваться с волшебницей за стойкой регистрации, но, едва поднеся ключ к замочной скважине, замер на месте, понимая, что всё его нутро стремится узнать правду и, оказавшись в номере, решил переодеться и надиктовал на монету просьбу открыть для него камин.

— Мэм, прошу прощения, — позвал он, вернувшись в холл, и женщина, клюющая носом в стол, всхрапнув, очнулась, проморгавшись.

— Мистер Дамблдор из десятого, кажется? — спросила она, тотчас открыв перед собой книгу регистрации. — Что-нибудь нужно?

— Могу ли я воспользоваться камином отеля?..

* * *

Прежде чем позволить языкам зеленого пламени поглотить себя, Альбус сказал, что если его будут разыскивать, то он идёт в гости к Главе магического правопорядка — Персивалю Грейвзу. Для подстраховки, если его действительно хватятся. Отправляясь домой к этим, без сомнения, странным волшебникам, он решил, что ни на секунду не утратит бдительности и будет готов к любому повороту событий, но почему-то всё сильнее склонялся к тому, что Персиваль Грейвз и его жена не причинят ему вреда. В голове вертелись слова Пилигрима о том, что она хороший манипулятор и смогла втереться в доверие к Пиквери и президенту США, а сейчас и сам Альбус думал, что она совсем не опасна, разве что немного с приветом… Может, именно в этом и было ее коварство? И все же, в ее глазах, пускай они даже стали карими, было что-то такое знакомое, такое предательски… родное. Это пугало и зачаровывало одновременно. Будь она преступницей, стал бы Персиваль Грейвз, рискуя карьерой, покрывать ее и даже жениться?.. В этом крылся большой вопрос.

Он вышел из камина по названному адресу на Золотом побережье Лонг-Айленда. Изучив туристический буклет Нью-Йорка, он уже знал, что здесь располагаются виллы богатейших немагических семейств, и обстановка гостиной, в которую он попал, кричала о достатке, любой предмет интерьера, будь то напольная ваза или журнальный столик, идеально гармонировали друг с другом, но сейчас было не до осмотра убранства. Миссис Грейвз без костюма Одетты выглядела ухоженной хозяйкой дома и уже не казалась слишком юной, она была утонченной молодой женщиной. Быть может, причиной тому были строгое темно-зеленое платье и едва заметные черные гвозди сережек в ушах или же тревожная складка меж бровей. Она все еще жутко волновалась, Персиваль Грейвз же стоял у окна с бокалом виски, глядя на садовые фонари, и обернулся он не сразу. На его не выражающим никаких эмоций лице Альбус прочитал, что он совершенно не доволен произошедшем на мероприятии у Пилигрима, а, быть может, последовавшим за ним разговором с женой.

— Профессор, — почти уверенно, но все же дрогнувшим голосом произнесла миссис Грейвз и указала на столик в окружении высоких кожаных кресел, на котором стояли чашки с чаем, а также вскрытая бутылка Огненного виски наверняка наивысшего качества. — Пожалуйста, присаживайтесь. Будете чай или что покрепче?

— Ничего, спасибо, — не собираясь пить предложенных напитков исключительно из опасений быть одурманенным или отравленным, сказал Альбус, присаживаясь в кресло.

Он понял, что Персиваль Грейвз не рядовой аврор, живущий только на зарплату еще со времени их первой встречи и позднее — в Хогвартсе. Как минимум из-за дорогой одежды и аксессуаров. Супруги проживали в самом дорогом районе Нью-Йорка. Ему повезло с наследством? И вновь миссис Грейвз не сводила с Альбуса взгляда, словно что-то выискивая в его глазах или как будто стараясь запомнить каждую черточку лица. Наконец, Персиваль, видя ее состояние, подошел ближе и просто положил ладонь на ее плечо.

— Профессор Дамблдор, я не знаю, насколько эта информация безопасна… — произнесла она, а пальцы мужа сильнее сжались на ее плече.

— Не самое удачное начало разговора, — заметил Персиваль, он выглядел несколько отстраненно, а быть может, просто скрывал напряжение.

Она явно не хотел, чтобы супруга что-то рассказывала.

— Перси, пожалуйста… — попросила она не перебивать, ей и без того отчего-то было очень сложно сконцентрироваться. — Я сожалею, но Пруденс и Джон Мерфи погибли несколько лет назад во время взрыва парома, и у меня не было злого умысла брать чужое имя, — подтвердила она, что живет под фальшивой личностью; Альбус вспомнил двух студентов, сочувствуя их незавидной судьбе, такая трагическая случайность... если, конечно, это было не умышленное убийство. Ну нет, не могут же Грейвзы быть психопатами, подстроившими кораблекрушение ради присвоения личностей несчастных близнецов? — У меня не было своих документов в то время, и Перси помог мне легализоваться в обществе.

— Почему же у вас не было документов? — осторожно спросил Альбус, думая о том, что делать с этой информацией.

— Обо мне нет сведений в этом времени. Мое настоящее имя — Джоконда Уинтер, я дочь Авроры Уинтер и внучка Морганы Дамблдор, и родилась я в двухтысячном году, профессор.

Возникла пауза, разбавляемая только потрескиванием поленьев в камине. Альбус не проявил скептицизма, но был очевидно обескуражен. Его племяннице Моргане всего девять лет от роду, а перед ним сидела девушка, уверяющая, что является ее внучкой, и ему самому родственницей, между прочим.

— Продолжайте, — попросил он, так как молчание затянулось, а миссис Грейвз закусила губу.

— Я перенеслась в прошлое, где познакомилась с вами, со своим двоюродным прадедом, но это произойдет только в семьдесят седьмом году, к тому времени вы уже несколько десятилетий будете директором Хогвартса.

И всё же, Дамблдор не смог скрыть едва уловимой усмешки. Он ожидал услышать что угодно, но не это, не этот бред. Переведя взгляд на сосредоточенного Грейвза, он только спросил:

— И вы ей верите, Персиваль? Вы же понимаете как это звучит?

— Пришлось, — сдержанно ответил он, — но моя реакция была куда более экспрессивной. Звучит как чушь, я понимаю, но вы из будущего передали мне свои воспоминания, заставили поверить, что моя будущая жена действительно путешественница во времени.

Возможно, стоило послушать дальше, но все нутро Альбуса протестовало против подобной глупости. Если это не розыгрыш, то Грейвз просто сумасшедший, раз поверил не менее сумасшедшей жене.

— Вы говорили про семидесятые, но почему вы, в таком случае, находитесь здесь, в двадцатых? — спокойствию в его голосе оставалось только позавидовать, но, конечно, Альбус не стал спорить о невозможности таких путешествий, позволяя себе выслушать всё до конца.

— Временная петля, — произнесла миссис Грейвз. — Когда я собиралась вернуться домой, в две тысячи семнадцатый, меня случайно забросило еще дальше.

— Стало быть, мы с вами были близки? — с сомнением подытожил краткий рассказ Альбус.

— У меня не было отца, и вы, сэр, в какой-то степени заменили его, — ответила она скомканно. — Но вы из будущего сказали мне, что я должна избегать встреч с вами в прошлом.

Картинка не складывалась, она вроде бы как готовилась отправиться домой в следующее тысячелетие.

— Постойте, я, получается, знал, что вас забросит в двадцатые?

— Да, профессор, и это меня несколько удивило… Точнее, возмутило, — тотчас на ее лице возникла легкая обида, адресованная ему.

Альбус тяжело вздохнул, решив, что это какое-то групповое помешательство, но миссис Грейвз, кажется, действительно верила в свои фантазии, а Персиваль не мигая смотрел на него, словно старался предостеречь от проявления эмоций.

— Вы же согласны, что это бред? — вкрадчиво спросил он.

— Я решил точно так же, но я могу показать вам то, что вы оставили лично для меня.

Глаза миссис Грейвз вспыхнули в неверии.

— Так вот как он, то есть, вы, профессор, узнали о том, что я перенесусь сюда? Благодаря этой самой встрече…

— Сомневаюсь, — возразил Персиваль, наконец, заняв пустующее третье кресло и глотнув виски, а супруга с удивлением посмотрела на него, — нет, Дамблдор из будущего четко дал понять, что узнал об этом от М.П.Г., а тот просил избегать Дамблдора этой временной линии.

— Что еще за М.П.Г.? — словно ввязываясь в какую-то игру, переспросил Дамблдор, думая, что если это шутка, то она несколько затянулась.

Персиваль шевельнул пальцами и секретер неподалеку от них раскрылся, из него вылетел вогнутый зеркальный диск и подплыл к столу. Оттуда же был призван сосуд с искрящимся содержимым и конверт, который лег перед Альбусом.

— Это же ваш почерк, Альбус?

Ему ничего не оставалось, кроме как вглядеться в адресную строку. “Мистеру Персивалю Грейвзу от директора Хогвартса Альбуса Дамблдора, Золотое побережье Лонг-Айленда, спальня поместья Чарльза Уилби, у секретера в углу. 1923 год”.

— Определенно мой… Но я этого не писал, — с сомнением сказал он, достав волшебную палочку и попытавшись выявить чары, чтобы в первую очередь доказать самому себе, что происходящее — чушь собачья.

Но едва кончик палочки коснулся конверта, как тот неожиданно подлетел в воздух и с шипением закружился, заставив всех чуть отстраниться.

— Что вы сделали? — спросила миссис Грейвз, сжав подлокотники кресла.

— Ничего не успел, только коснулся… — произнес Альбус, глядя то, как края конверта разошлись, и он разгладился в обычный листок бумаги, а на нем стали проявляться слова, написанные его рукой. — Это защитные чары… Только я мог активировать послание.

"Альбусу Дамблдору от Альбуса Дамблдора", — появились на листке первые строки, и Альбус, вместо того, чтобы удивиться, засмеялся.

— Право, очень изобретательно! — понял он, что его пытаются провести, а почерк могли скопировать.

"Прежде чем возмущаться и исходить на скепсис, пожалуйста, возьми себя в руки и подойди к окну", — появилась следующая строка, однако Альбус застыл на месте. Послание выдавало по предложению, и это нервировало. — "Смелее".

— Вы что-нибудь понимаете? — спросила миссис Грейвз, впрочем в глазах Персиваля тоже застыло удивление. — Ещё одно послание… Вы довольно изобретательны. — Это отнюдь не прозвучало комплиментом, кажется, эта девушка была даже несколько зла на его версию из будущего.

— Едва ли я могу что-то понять, — пробормотал он, стараясь скрыть внезапное раздражение, к которому Альбус в принципе не был склонен, но ситуация цвела абсурдом и вообще казалась каким-то странным издевательским сном.

И все же он послушно поднялся и направился к окну, возле которого его встречал Персиваль, едва Альбус вышел из камина. Гостиная располагалась на втором этаже, кажется, и окнами выходила в темнеющий сад, освещенный зажжеными через один фонарями, чуть дальше мигал зелёный огонек, а на водную рябь ложилась дорожка луны.

Миссис Грейвз все так же сжимала подлокотники кресла и не замечала этого. Персиваль коснулся ее руки, она вздрогнула и будто очнулась от сковавшего ее напряжения, и просунула пальцы в ладонь мужа, а он сжал их чуть крепче. Ничего не происходило какое-то время, но едва Альбус взглянул в небо, как увидел вырастающую на фоне луны точку, силуэт стал обретать очертания. Это была птица, и она стремительно приближалась, а когда вылетела за пределы лунного диска, Альбус замер, видя как ее крылья горят неописуемо красивым пламенем.

— Феникс, — осипшим голосом сказал он, а эта девушка, Джоконда буквально подскочила с кресла и тотчас оказалась рядом.

— Фоукс, давно я его не видела… Он следует за вами?

Что она имела в виду, он не понял, но прежде феникс ему не являлся. Это означало, что он находился в опасности? Миссис Грейвз видела его раньше? Она открыла окно и впустила птицу вместе с холодным декабрьским воздухом. Феникс сел на подоконник и что-то гаркнул, глядя на нее, и миссис Грейвз неуверенно подошла ближе и почесала его.

— Эта птица, она вас знает, — сказал Альбус, поймав ее озадаченный взгляд

— Эта птица? — переспросила она. — Его зовут Фоукс, это же ваш феникс, профессор.

Но он только покачал головой.

— Когда я посещал Хогвартс три года назад, у Альбуса Дамблдора не было феникса, ты ошиблась, — раздался голос Персиваля. — Феникс уже являлся ей, когда я не мог поверить в то, что она — путешественница во времени, а также имеет родство с вами, Альбус.

— Вот откуда был ваш интерес, — вспомнил он из той встречи. — И я сам дал вам подтверждение, что в минуту нужды феникс может являться Дамблдорам.

Он пораженно смотрел на птицу, понимая, что прилетела она вовсе не к нему, а тем временем на конверте появились новые строки, написанные его красивым, витиеватым почерком.

"Верно, феникс является Джоконде, он прилетел, чтобы снова доказать ее родство с Дамблдорами. Ты должен поверить ей, а также помочь с разгадкой тайны затонувшего корабля, капитаном которого был Джон Бербидж, предок Пилигрима. Это поможет ей найти то, что она разыскивает уже несколько лет — ингредиент, способный вернуть ее в будущее, но позволь потом стереть себе память, Альбус, ведь до последнего времени я и не знал, что встречался с Джокондой в двадцатых. Эти воспоминания она передаст мне будущему, когда придет время..."

Она только смотрела на Персиваля, и в глазах ее отразился подлинный испуг.

— Я должна буду отправиться в то время, когда Альбус Дамблдор еще… — но она запнулась. — Но я не хочу, мое место здесь…

Тем временем письмо продолжалось, и его вслух читал Дамблдор:

"Всему свое время, дорогая, скоро в Нью-Йорке станет небезопасно, и тебе это прекрасно известно. Я не стану забегать вперед, ты дала мне указания не рассказывать о событиях, которые вскоре произойдут. А тебе, Альбус, уже пора поверить, посмотри воспоминания Персиваля Грейвза, они прольют свет на то, что происходит и почему..."

Альбус пребывал в смятении, странствуя по воспоминаниям Персиваля Грейвза. То, что произойдет в следующие сто лет, было больше похоже на ночной кошмар, особенно вести о появлении еще одного опасного Темного волшебника. Это просто поражало. Семья Альбуса в будущем будет неразрывно связана с Томом Риддлом, отцом Джоконды. Он поразился и ее судьбе, и судьбе ее матери Авроры — этой доброй и светлой волшебницы, попавшей в прошлое удивительным способом — Том Риддл сам был виновен в ее путешествии. От того, что он творил в семидесятых, сколько жизней забрал и что заставлял делать свою дочь леденела кровь в жилах. Джоконда, похоже, пережила слишком многое, она носила клеймо приспешницы отца. Это чудовище клеймило собственную дочь! Из-за него она потеряла первую любовь, из-за него пережившая столько зверств девушка стала мрачной тенью, наполненной скорбью волшебницей, решившей помочь мистеру Малфою отправиться в будущее к своей давно потерянной и горячо любимой супруге. Дамблдор понял, что воспоминание обрывается на каком-то важном моменте, но Персиваль обещал рассказать ему позже, эти сведения не для его супруги, поэтому он удалил их. Он хранил какую-то тайну, которая, кажется, причиняла ему боль.

После увиденного у Альбуса кружилась голова, а еще в ней был противный звон, словно на нее надели кастрюлю и от души приложили молотком для крокета. Когда они вынырнули из Омута, он как-то иначе посмотрел на Джоконду — задумчиво, с печалью, с желанием помочь. Она кормила феникса орешками из вазочки на столе, того самого феникса, которого минутой ранее Альбус видел в своём будущем директорском кабинете. Фоукс — он даст ему это имя? Но еще больше удивляла волшебная палочка в руках Альбуса Дамблдора будущего, ведь сейчас она принадлежала другому волшебнику, и от мысли о нем у него замерло сердце. Значит ли это, что Геллерт Гриндевальд будет повержен?..

— Всё это обескураживает. Я сожалею, что вам пришлось столько вынести, — произнес он, не зная, как переварить информацию, а она только сдержанно кивнула. — Позвольте спросить, Джоконда… — впервые за вечер назвал Альбус ее по имени и достал свою волшебную палочку. — У меня в будущем будет другая, верно?

— Верно, профессор, и довольно странная на вид, — подтвердила она, не очень понимая его интерес именно к этой детали.

— Вы знаете, кому она принадлежит сейчас?

Джоконда сдвинув брови, чуть склонила голову вбок.

— Нет, профессор, но что вас так встревожило?

Он смотрел на Грейвза и на нее, не зная, рассказывать ли эту информацию, и не принесет ли она проблем.

— Это Старшая палочка, Джоконда, — словно шагнув в пропасть, начал Альбус, — Бузинная. Та самая, из сказки о Дарах Смерти. Очень опасная и могущественная, способная даже из посредственности сделать искусного волшебника. — Он выдержал тяжелую паузу, видя удивление на ее лице. — И сейчас она в руках Геллерта Гриндевальда…

Повисла пауза, собеседники переваривали информацию, наверное, думали, верить ли в то, что сказка может оказаться правдой.

— Профессор, он поэтому так силен? — Джоконда только ахнула и удивила тем, что сразу поверила в существование Бузинной палочки — быть может, потому, что всегда верила Альбусу Дамблдору? Даже после того, как он в будущем скрыл от нее факт путешествия в двадцатые?

— И без Бузинной палочки Гриндевальд всегда был очень талантливым магом, но вы должны сказать мне: если в будущем она у меня, то…

Супруги переглянулись, решая что сказать.

— Вы сразите Гриндевальда в дуэли в сорок пятом году, профессор. Он будет заключен в Нурменгард, волшебную тюрьму, и погибнет в девяносто восьмом году, кажется. Я не очень следила за его судьбой, но слышала, что его убьет мой отец… Постойте, профессор, вы знакомы с Гриндевальдом лично?

Он кивнул, скрывая желание задать еще множество вопросов. Всему свое время.

— В юности мы были лучшими друзьями, но наши взгляды разошлись. — Он постарался не придавать фразе эмоциональной окраски, но за ее сухостью скрывалась тьма сожаления и пропасть невысказанных чувств.

Альбус улыбнулся, но улыбка была печальной. Значит, каким-то образом им с Геллертом удастся уничтожить подвеску с клятвой на крови. Геллерт, стало быть, падет только через двадцать лет, значит все эти двадцать лет мир будет в опасности, а на смену Гриндевальду придет другой, не менее опасный волшебник и еще больший магглоненавистник.

— Бузинная палочка, возможно ли противостоять ей? — спросил вмиг побледневший Персиваль — эта перемена буквально бросилась в глаза.

Альбус ощутил, что от него повеяло страхом, хотя Персиваль Грейвз не выглядел трусом.

— Она знавала многих хозяев за историю своего существования. Переходила из рук в руки разными путями. Чаще всего ее крали у предыдущего хозяина, а самого хозяина убивали, потому что почти невозможно противостоять в дуэли волшебнику, обладающему ей. За ней тянется кровавый след в истории.

— Почти невозможно противостоять?.. — переспросил Персиваль как будто с огоньком надежды.

— Судя по всему, мне это удастся к сорок пятому году, — усмехнулся Альбус, хотя едва ли верил, что подобное возможно — быть может, он пойдет на какую-то уловку? — Позвольте поинтересоваться, это правда, что вы потомок Мерлина и Слизерина?

Джоконда кивнула.

— Мой отец из Гонтов, полукровка, он вырос в сиротском приюте.

— А Мерлин?..

— Будущий муж Морганы Дамблдор из рода Уинтер; они не афишируют, но являются прямыми потомками Мерлина.

— Вот как… — задумчиво проговорил Альбус, удивляясь все больше. — Вы, наверное, очень одаренная волшебница.

— Конечно, ведь вы многому меня научили, профессор… Научите в будущем.

Дамблдор заметил, что Персиваль отстранился от разговора, он расфокусированным взглядом смотрел на феникса, думая о чем-то своем, и явно знал что-то еще, что-то из воспоминаний, что стер намеренно. Он берег какую-то серьезную тайну.

Они говорили еще об очень многом, о Джоне Бербидже, и о компасе, вторую часть которого необходимо найти. Дамблдор будущего сказал помочь Джоконде с поисками, и это значит, что Альбусу на какое-то время придется задержаться в Нью-Йорке…

* * *

Грейвзы предложили переехать к ним, но Альбус согласился не сразу, он все еще обмысливал случившееся, перечитывал короткое послание от самого себя, думал о свержении Гриндевальда, о том, что чудовище по имени Том Риддл вскоре появится на свет, а ему, Альбусу, придется обо всем этом забыть, с чем он был в корне не согласен. Все его нутро противилось даже тому, чтобы верить в увиденное в воспоминаниях Персиваля, в то, что Джоконде Уинтер явился феникс, чтобы доказать родство с Дамблдорами. Он прочитал письмо М.П.Г., адресованное Джоконде, и узнал некоторые подробности ее жизни в двадцатых и встречи с Персивалем Грейвзом. Она нарушала закон и, как оказалось, поместье, в котором они живут, принадлежит ей. Это просто счастье, что она больше не одна. Поневоле Альбус стал сопереживать ей и действительно видел подлинные чувства супругов. Она смогла жить и адаптироваться в этом времени и даже обрела любовь. Но каково жить, зная, что ждет этот мир в будущем, и понимая, что ничего нельзя изменить, потому что время поглотит само себя? На ее хрупкие плечи легло слишком много тревог.

Альбуса разбудил стук в дверь. На улице была еще совсем темень, включив свет, он взглянул на отцовские часы, лежащие на прикроватной тумбочке: всего половина седьмого утра и кто-то варварски решил прервать его и без того беспокойный сон. На миг даже показалось, что все произошедшее вчера — просто сюрреалистичный ночной кошмар, но возникший на пороге мрачный Персиваль Грейвз, явно невыспавшийся и с темными кругами под глазами, доказывал, что все реально.

— Прошу прощения за ранний визит, профессор. Доброе утро, — сдержанно сказал он, стряхнув снежинки с предплечий.

Глаза еще слипались, но Альбус понимал, что возмущаться по поводу столь ранней побудки не имеет смысла, гость не мог прийти без причины. Затянув пояс халата потуже, он посторонился, пропуская его внутрь.

— Доброе, Персиваль, — отозвался он.

Грейвз не занял кресло у небольшого столика, он только замер, едва дойдя до окна и выглянув на пустынную Санни-стрит, а затем посмотрел на хозяина номера прямым взглядом, в котором читалось напряжение.

— Как вы поняли, часть вашего воспоминания я не показывал своей жене. — Его темные глаза казались почти черными в полумраке номера, где горел один-единственный ночник.

Альбус кивнул, понимая, что он пришел обсудить именно это.

— Что вас так встревожило вчера, Персиваль? На вас не было лица.

— Бузинная палочка, Альбус, — ответил он и вздохнул так глубоко, словно до этого вообще не мог дышать. — Скоро в Нью-Йорке появится Гриндевальд, и он украдет мою личность, а к декабрю следующего года я буду считаться пропавшим без вести — об этом сказали мне вы из будущего. Я полагаю, Гриндевальд просто убьет меня или будет держать в плену. Я не знаю, но вы сообщили мне, что только Джоконда может помочь мне избежать гибели. Вы сказали, что она уже теряла близкого человека и, зная заблаговременно о его гибели, не могла ничего изменить. Вы настоятельно попросили не говорить ей об этом.

Глаза Альбуса расширились от осознания того, что эта информация принесла бы ей невыносимую боль. Альбус понимал, почему это должно оставаться в секрете, но на пороге такой опасности имело ли смысл всё скрывать? Они неразлучны — так что же Гриндевальд в таком случае сделает с ней?

— Это… — только и выдавил он. — Если это должно случиться… То я сожалею, Персиваль.

— Что я могу сделать против Бузинной палочки, Альбус? Я еще лелеял какую-то надежду, что со своим магическим потенциалом смогу противостоять ему, но теперь… Скажите, что же мне теперь делать?

Персиваль Грейвз был совершенно разбит, и он задал вопрос, на который у Альбуса не было ответа, потому что он в растерянности задал его Дамблдору будущего.

— Вы правильно сделали, что не сказали ей, но, Персиваль, если Геллерт Гриндевальд возьмет вашу личность… Вы же знаете, что для того чтобы использовать Оборотное зелье, человек, частичку которого используют, должен быть жив?

Поджав губы, тот кивнул, однако оптимизма в его глазах не прибавилось.

— Если я и буду жив к моменту его поимки, а это случится в декабре следующего года, то ненадолго, скорее всего я умру, запертый в какой-нибудь темнице или в сундуке, — Персиваль тяжело вздохнул и на миг закрыл глаза. — Но это не самое страшное. Вы ведь понимаете, сколько мне известно о будущем, Альбус? Что эти сведения, сведения о Джоконде, о вас, о том, что он падет в сорок пятом, с Бузинной палочкой он сможет забрать эти воспоминания и попытаться использовать их во вред или изменить будущее. Смогу ли я противостоять мощи Бузинной палочки, чтобы не позволить ему добраться до этих мыслей?

Дамблдор посерьезнел, а еще он понял, что вовсе не смерти боится Персиваль Грейвз — он изо всех сил хочет защитить свою жену и мир от опасности. Этот храбрый мужчина, несомненно, заслуживал уважения, и если то, что предначертано, действительно сбудется, это разобьет Джоконде сердце. Как-то само собой получилось, что Альбус, зная ее всего день, принимал ее беды как свои, словно они действительно были близки.

— Я не знаю, Персиваль, только вы можете сделать все возможное, чтобы эти сведения не попали к нему в руки. Я уверен, что вы очень сильный волшебник, и все, что я могу посоветовать — тренировать окклюменцию.

— Есть еще Веритасерум, Альбус.

Он крепко задумался, не зная, как помочь попавшему в тупик аврору, в голове которого действительно хранилось много секретов.

— Я слышал, что ему можно противостоять, но затея вам не понравится. Вам придется каждый день принимать по небольшой дозе, чтобы выработать иммунитет и, конечно, тренировать разум. А окклюменция — очень сложная наука.

— И я неплохо ею владею, но боюсь, этого может быть недостаточно, — посетовал Персиваль, зачем-то коснувшись его часов на тумбочке, впрочем, сразу же убрав руку. — Моя жена сказала, что вы в совершенстве владеете этим искусством. Возможно, пока вы в Нью-Йорке, вы сможете помочь мне?.. Я прошу вас, Альбус, это очень важно. От этого зависит моя жизнь и жизнь Джоконды. Что он сделает с ней, когда получит мою личность? Я даже думать об этом не хочу.

Ну как он мог отказать, когда кто-то нуждался в помощи?

— Вы так любите друг друга, Персиваль, я рад, что у этой девушки с тяжелой судьбой есть близкий человек, — однако попытка ободрить прозвучала печально. — Конечно, я постараюсь помочь, но не знаю, надолго ли смогу задержаться. И я пока с сомнением отношусь к тому, что я-будущий попросил стереть себе воспоминания о встрече с вами и Джокондой. Это…

— Несправедливо, — сдержанно согласился Персиваль. — Джоконда очень любит вас, Альбус, для нее ваше появление — свет в окне. Уверен, и она не хотела бы стирать память о себе.

— И все же, зачем же я мог попросить ее избегать себя самого?

Персиваль все же сел в единственное кресло возле окна в этом скромном номере и поднял на Альбуса неуверенный взгляд.

— Время должно следовать по отведенному ему пути, и у нее были именно эти указания, оставленные М.П.Г., а иначе что-то могло бы измениться или пойти не так. При условии стирания памяти — этот факт останется неизменным. Вы не должны знать будущего, Альбус, вы не должны знать, чтобы не попытаться изменить его. Я говорю не о Джоконде, и не о Гриндевальде, а о Томе Риддле. Вы должны будете относиться к нему как к обычному студенту и позволить Авроре Уинтер, вашей двоюродной внучке, находиться подле него, а не препятствовать этому, ведь тогда Джоконда не появится на свет и не попадет в семидесятые, а затем в двадцатые. Моя жена свято верит, что ее предназначение — найти те самые цветы Северного Сияния, которые вы видели в моих воспоминаниях и высадить ту самую поляну у Хогвартса. Именно они — недостающий ингредиент зелья, которое позволит ей и ее матери перемещаться во времени… И чтобы найти эти цветы, нам нужно отыскать один артефакт — вторую часть компаса Салазара Слизерина…

* * *

Альбус в задумчивости разглядывал интерьер атриума здания Конгресса, проявитель угроз сообщал о спокойной обстановке, а с высокого потолка светило зимнее солнце — такая же магия украшала Большой зал Хогвартса. МАКУСА был муравейником, в котором каждый куда-то спешил. Множество мужчин, запакованных в одинаковые костюмы и с котелками на головах были словно размножены магией. К ларьку с кофе тянулась очередь, как и к газетному киоску. По прозрачному разветвлённому трубопроводу сновали бумажные мышки, доставляя чьи-то сообщения. Какой удобный способ связи, в отличие от сов, загаживающих британское Министерство магии! Еще больше удивил лифтер-гоблин, который, посмотрев на него своими неприятными черными глазами, направил кабину на нужный этаж — в Управление международного сотрудничества, куда его пригласил Пилигрим на чай. Едва зайдя в управление, Альбус сразу наткнулся на Джоконду с документами в руках возле стола миловидной шатенки. Увидев его, она мягко улыбнулась — ее улыбка была согревающей, достигающей самого сердца, он чувствовал адресованную ему любовь, о которой говорил Персиваль Грейвз, и пускай прошло всего два дня со знакомства, он уже видел в ней родственную душу. Альбус с тяжестью на сердце думал о том, что предстоит Персивалю, что Геллерт не будет с ним церемониться и сохранит ему жизнь только из-за Оборотного зелья, а Альбус сможет максимум помочь ему поднатореть в окклюменции. Он всё думал о том, что Персиваль был напуган, все его нутро стремилось только к одному — защитить жену, которой он даже не мог ничего сказать. Геллерт безусловно не станет причинять ей вред, он не убивает просто так, тем более, волшебников с большим магическим потенциалом, он попытается перетянуть ее на свою сторону. Джоконда уже вела двойную игру в прошлом, возможно, именно это позволит ей выжить и перенестись в будущее, чтобы отдать Альбусу его воспоминания… Было жестоко не предупредить ее об опасности, но со временем шутки плохи — письма М.П.Г. и послания Дамблдора будущего предписывали действовать таким образом, чтобы она ни о чем не узнала. По крайней мере эта девушка была счастлива, она обрела свое счастье в двадцатых и смогла достучаться до сердца холодного аврора. Альбус не помнил его таким, Персиваль Грейвз казался не способным на проявление таких открытых и искренних чувств, безусловно это приносило радость и успокоение душе. Но их счастье оказалось быстротечным, и скоро должны начаться события, которые запустят очередную цепочку временной петли. Как бы странно ни звучало, но больше это не выглядело бредом сумасшедшего, Альбус всего спустя день безоговорочно доверился этой девушке.

— Здравствуйте, профессор, — вежливо сказала Джоконда, продолжая сиять лучистой улыбкой, прижимая к себе папку с документами. — Какими судьбами?

— Элайджа пригласил меня на чай, да и мне нужно продлить визу на пребывание в Штатах, — пояснил он.

— Что ж, хорошо, — улыбнулась она, — мы с Персивалем можем ждать вас на ужин вечером?

— Конечно, как и договаривались.

А договаривались, что на время своего пребывания он остановится у них. Признаться, Альбус хотел узнать, как они живут, увидеть наверняка большое поместье снаружи и подышать свежим воздухом. Невзирая на тяжелые мысли, он был определенно воодушевлен и рад внезапно повстречать родственницу на другом континенте. Если отбросить все проблемы, то семейство Грейвзов ему стало нравиться. Невзирая на нелестную характеристику от Пилигрима, они были очень хорошие — по крайней мере, он так чувствовал. Альбус всегда считал, что неплохо разбирается в людях.

— Альбус, приятно видеть тебя! — расплылся Пилигрим в радушной улыбке, но затем посерьезнел: — Ты хорошо спишь?

Нет, спал последние две ночи он определенно плохо, потому что Геллерт вновь овладел его мыслями, потому что в будущем он успеет навредить еще многим хорошим людям и потому что Альбус не мог открыто выступить против него, из-за юношеской глупости и из-за того, что он был так доверчив и позволил собой манипулировать и из-за того, что он навредит Грейвзам.

— Все хорошо, никак не привыкну к разнице во времени, — придумал он логичную отговорку, поглядывая на сервиз на столе, о котором успела упомянуть Джоконда — корабль “Леди Астория”, плывущий по волнам. — Твой юбилей воистину удался, приятное получилось мероприятие.

— Если бы Пиквери не превратила его в политическое собрание, то несомненно, — посетовал Элайджа, звучно отхлебнув из чашки. — Ну и Адель теперь проела мне уши балетом, чтоб эта змея Мерфи захлебнулась своим ядом.

— Это искусство, Элайджа, всего лишь танец, ты слишком категоричен.

— Мерфи окружила себя немагами, в ее поместье, я слышал, есть дворецкий, но не нужно приносить это в мой дом, мы воспитываем детей в изолированном мире. Никогда бы не подумал, что Грейвз до такого опустится.

— Что ж, твое право, — согласился Альбус, покручивая чашку в руках и думая о том, что должность, которую столько десятилетий занимал Пилигрим, ему не подходила как минимум из-за того, что она подразумевает более лояльное отношение к маггловскому сообществу. — Какой старинный сервиз, даже в нем присутствует морская тема, как и все окружающее тебя. Леди Астория, — едва разобрал он написанное, наблюдая за тем как корабль раскачивается на волнах.

— О, это часть наследия, правда не от отцов-пилигримов, а от моих родственников по линии бабки, — сразу же поделился Пилигрим, хотя Джоконда рассказывала, что он не слишком любит делиться этой информацией, по крайней мере, с ней. — Он затонул, к сожалению.

— Если у тебя есть время, с интересом послушаю, меня всегда восхищали корабли, — продолжая крутить чашку в руках и пристально ее рассматривая, сказал Альбус, надеясь, что его поведение не слишком наигранное.

Но, похоже, Пилигрим не нашел в его любопытстве ничего предосудительного и сразу поведал:

— Корабль затонул у берегов Америки, но двоюродный прадед выжил. Джон Бербидж успел многое повидать и даже находил сокровища, некоторые из предметов выставлены у меня дома — картины или причудливые механизмы.

— Как те очки со множеством выдвижных линз? Для чего они?

Пилигрим пожал плечами.

— Никто не знает, но Джон был слегка с приветом, он полжизни занимался поисками каких-то странных цветов, которые могут предсказывать будущее, вместе со своим другом из Франции, таким же чудиком — по крайней мере так утверждала моя бабушка, — усмехнулся он. — На закате жизни Джон просто сел в шлюпку и уплыл в море. Поговаривали, что он хотел покоиться вместе со своим кораблем. Он и впрямь был чудаком. Не самое светлое пятно в моем роду.

Альбус удобнее откинулся в кресле, впитывая информацию, но проявляя лишь вежливый интерес, чтобы не показаться слишком навязчивым.

— А корабль жалко, — вздохнул он. — Если оригинал так же хорош, не думали поднять его со дна, обновить и выставить как экспонат?

Пилигрим только махнул рукой, сочтя идею глупой.

— Это вряд ли, никто не знает, где он затонул, да и почему сам Джон не поднял его со дна?

Так Пилигрим и сам знал совсем немного. Что ж, Джоконда, наверное, расстроится, ведь конечно же Альбус интересовался кораблем и Джоном Бербиджем исключительно по ее просьбе.

— Загадочный капитан не поднял свой корабль со дна и сам пришел к нему на склоне лет. Красивая легенда. А что за цветы он искал, Элайджа?

— Без понятия, столько лет уж прошло, давно бабушка, которая мне это рассказывала, уже не с нами. Она дядю любила, но конечно, когда становилась старше, понимала, что его преследуют некие навязчивые идеи. Вот и вся история, Альбус. Но расскажу тебе кое-что поинтереснее, про отцов-основателей…

* * *

Джоконда с радостью провела экскурсию по дому и, попросив слуг включить все освещение, ведь уже наступил вечер и солнце село, сообщила, что выбрала это поместье, так как оно напомнило ей Хогвартс. И правда, как будто Хогвартс в миниатюре, но, конечно, не точная копия. Похоже, за время пребывания в двадцатых она успела неплохо заработать на продаже алкоголя, но теперь вела честную жизнь, тем более, при наличии должности в МАКУСА и мужа — главного аврора, та деятельность была бы вредна и бессмысленна. И все же, не слишком ли велико поместье для двоих, задумывались ли они о детях? Или страх за жизнь ребенка и за свои жизни тоже заставил их повременить?

Внутри поместье не выглядело замком, оно было современным в стиле ар-нуво, а вид неожиданно гармонично вписывающегося в поместье органа Альбуса и вовсе поразил, он даже попросил разрешения прикоснуться к инструменту, хотя играть, конечно же, не умел.

— Я могу выписать органиста из местного церковного прихода, если хотите, — сказала она, наблюдая за тем, как Альбус, нажав первую попавшуюся клавишу, наслаждается звучанием.

— А это не принесет неудобств? — без ложной скромности спросил он. — Я могу просто посетить один из соборов, чтобы послушать.

— Это принесет мне удовольствие, профессор, — искренне сказала Джоконда.

Она не пыталась ему понравиться или втереться в доверие, а просто хотела порадовать, сделать хоть что-то приятное, раз Время их все же столкнуло.

— Джоконда, как насчет того, чтобы звать меня по имени? — спросил он; сам он как-то сразу успел перейти к менее формальной речи, но все же был старше ее.

Она смущенно опустила взгляд, соединив руки на животе.

— Боюсь, для меня это слишком сложно, я никогда не звала вас по имени, сэр. Для меня вы всегда были почтенным директором Хогвартса и уважаемым во все времена волшебником.

Он почему-то ощутил досаду, она, конечно, была моложе, но положение в обществе ставило ее на одну с ним ступень. Они сели на ближайшую к замершему на время зимы фонтану лавочку, очистив ее от снега. Альбус посильнее закутался в шарф, спрятал замерзшие руки в карманы пальто, и вдруг ощутил порыв теплого воздуха, направленный на него магией. И славно, возвращаться в дом почему-то совершенно не хотелось, Джоконда, похоже, была с ним солидарна.

— Ты хорошо владеешь беспалочковой магией, — оценил он, ведь уже не в первый раз замечал, что она иной раз даже не направляет магию при помощи пальцев. — Я научил?

— Чему-то научили вы, что-то я смогла освоить сама, а некоторым заклинаниям научил Перси. Он довольно силен в этом.

— Я заметил, Джоконда, — внезапно обратился он, и в его ясных голубых глазах на миг появилась печаль. — Ты ведь не в обиде на меня за то, что я будущий не сказал тебе о том, что ты отправишься в двадцатые?

Она посерьезнела и взглянула на него иначе, Джоконда поежилась от холода и втянула голову в плечи. С пролива дул совсем не дружеский ледяной ветер.

— Вы понимаете, что со Временем шутки плохи, если вы сделали это, то в этом не было злого умысла, профессор, значит, М.П.Г. попросил вас об этом. Я не стала бы держать на вас обиду.

— Ты так безоговорочно веришь этому человеку… — Он задумчиво сощурился, посмотрев на нее с желанием донести лежащую на поверхности мысль: — Ты ведь уже знаешь, кто он, да? После того, как письмо рассказало о том, что ты вернешь мне воспоминания об этой встрече в будущем, — сказал он, а она покачала головой, но не стала отрицать то, что становилось все более очевидным. — Ты, по крайней мере, понимаешь, о чем я, и не испытываешь удивления.

— Я думала об этом с самого замужества, профессор, — посмотрев куда-то вдаль, на выдохе произнесла Джоконда, а затем зацепилась взглядом за огрызок луны, застрявший на небе. — Теперь я миссис Пруденс Грейвз, и это послание подтвердило мои опасения. И только я присутствовала во всех событиях в будущем, для меня — в прошлом, чтобы давать самой себе точные указания. Вы думаете, вы в будущем будете знать, что это я?

Он кивнул.

— Это кристально ясно, я бы не стал доверять какому-то проходимцу из письма, не зная его лично, но я бы несомненно доверился тебе самой. И как бы тяжело не было скрывать правду от той несчастной Джоконды, что я увидел в воспоминаниях Персиваля и себя будущего, только ты могла сподвигнуть меня это сделать.

Она вновь тяжело вздохнула, утопая в собственных мыслях.

— Получается, я сама была к себе жестока, — посетовала она, — и сама привела себя к Персивалю, зная, что с нами станет. И то послание в двадцатом году было последним, потому что меня будущей уже не было в этом времени, и я передала его с вами, профессор. Что же меня ждет? — ее голос внезапно сорвался. — Что ждет меня и Перси? Это наше время, здесь мы счастливы, и я не знаю ни одной причины, что могла бы меня заставить отправиться в будущее без него. Я ведь уже попыталась отправить Абрахаса Малфоя к маме, и еще одна подобная попытка может стать для меня фатальной, и мы все равно будем разлучены. Я очень боюсь этого, ближе него у меня никого нет.

Она продолжала смотреть на луну, словно ища у нее ответов, а Альбус вытащил руки из карманов и заключил ее ладони в свои, стараясь передать все, что чувствует. Сознание все еще иногда протестовало, ведь он почти не знал Джоконду, но сердце стремилось на помощь этой хрупкой, но очень храброй девушке, которая перенесла столько страданий, а сейчас, обретя, наконец, счастье, могла его потерять.

— Я не хочу искать эти цветы, — призналась она, — я не хочу снова сталкиваться с Волдемортом в будущем, но и здесь скоро станет небезопасно. Я бы предпочла уехать куда-нибудь очень далеко и забрать Персиваля с собой…

— Но ты ведь этого не сделаешь, — донесся тихий голос Персиваля.

Он бесшумно и незаметно подкрался к ним сзади, использовав одну из боковых дверей поместья. Джоконда с благодарностью сжала ладони Альбуса крепче, чтобы сразу отпустить, и встала приветствовать мужа. В ее глазах стояли слезы, и он, раскрыв пальто, просто обнял ее, согревая.

— Всё будет хорошо, — уверенно сказал он, коснувшись ее лба поцелуем.

— Ты слышал?

— Про М.П.Г.? Да, я и сам догадывался, Джоконда, только ты сама знала о каждой реакции твоих друзей и даже моей, ведь ты видела мои воспоминания о том, как я читал последнее письмо.

Она запоздало кивнула, а он утер слезу в уголке ее глаза. Альбус наблюдал за ними в молчании, понимая, что ее страх перед будущим, которое она уже видела, через которое прошла — нормальная реакция.

— Думаю, что можно попросить Симмонса подать ужин, — внезапно бодро сказала Джоконда, пряча слабость. — Вы голодны, профессор?

— Джоконда, я кое-что узнал от Пилигрима о Джоне Бербидже, — так и не найдя подходящего момента, решил сказать Альбус сейчас.

Едва появившаяся мягкая улыбка на ее губах тотчас исчезла в небытие. Она не хотела искать эти проклятые цветы, изменившие ее жизнь и жизнь ее матери, принесшие ей столько страха и горя.

— И что же это, профессор? — собравшись, спросила она, давая знать, что с мужеством готова ко всему.

— Лишь крупицы. На закате жизни капитан Джон Бербидж ушел на шлюпке в море, чтобы уйти на покой вместе со своим кораблем…

* * *

В сочельник Рождества Джоконда и Персиваль, как и каждый год, были приглашены на президентский Рождественский бал. С тех пор как они поймали преступника, угрожавшего жизни Кулиджа, надобность не сводить с него глаз и оставаться до конца мероприятия отпала, и потом, в поместье их ждал Альбус, они собирались встретить это Рождество вместе. Для Джоконды было важно уделить ему достаточное внимание и окружить заботой. Дамблдор поселился в ее бывшей спальне и помогал Персивалю совершенствовать Оклюменцию — почему бы и нет, раз есть возможность поучиться у великого волшебника? Для нее же он пытался найти хоть какие-то сведения о Джоне Бербидже, а сегодня был приглашен на рождественский ужин к Пилигримам, но точно так же, как и они, обещал быть в поместье к десяти вечера.

Когда они вернулись, он находился в так понравившемся ему органном зале в кресле у высокой, изысканно украшенной ели, как-то раз сообщив, что здесь ему отчего-то лучше всего думается. На палочки хозяев и гостя поместья были наложены специальные сигнальные чары, которые сообщали, если кто-то из слуг-немагов приближался к ним, и потому Альбус Дамблдор сидел, глядя на девочку — Адель в нежном голубом платье, как обычно играющую в классики в клубящемся тумане-иллюзии, в котором отсвечивали огоньки сменяющих цвета гирлянд, украшающих зал.

— Чики-чики-доре, капитан уходит в море… — повторяла она свою считалочку, а Дамблдор внимательно вслушивался в каждое слово, не заметив даже, как вернулись хозяева.

— Профессор, добрый вечер, что вы делаете? — спросила Джоконда, подойдя ближе.

— Добрый… Как прием у президента? — задумчиво проговорил он, даже не взглянув на нее.

— Как обычно, великолепно.

Возле него стоял стакан, на треть наполненный янтарной жидкостью, хотя Джоконда видела в будущем, что на праздниках он иногда был не прочь насладиться медовухой.

— Будешь что-нибудь? — спросил Перси, подходя к глобусу, в котором скрывался бар с крепкими напитками.

— Я лучше попрошу слуг принести шампанского из погреба, праздник все же, — сказала она, отправившись к телефону, чтобы отдать распоряжение, и только потом вернулась к Дамблдору. — Зачем вы просматриваете это воспоминание? — спросила она, а в органном зале все так же раздавался детский голос, повторяющий глупую считалочку.

— Вот, вот это… — неожиданно сказал Дамблдор, указав пальцем на девочку, когда Адель перешла ко второму четверостишию:

— Мистер Моклт, не робей, десять смотрят кораблей. Над туманом светит, там закат и встретят!..

— Что, профессор?

— Мистер Моклт, — все ещё задумчиво проговорил он, — вы слышали когда-нибудь такое имя или фамилию?

Джоконда непонимающе нахмурилась и, перебрав в голове мысли, неуверенно ответила:

— Скорее всего, нет…

— Эта считалочка навела вас на какую-то мысль, Альбус? — спросил Перси, подойдя ближе и обновив его бокал.

— Возможно… Я снова услышал ее сегодня у Пилигримов и не могу отделаться от мысли, что она довольно странная. Капитан уходит в море — это очевидно строки про Бербиджа, но во втором четверостишии полная белиберда: несуществующее имя и набор слов: десять смотрят кораблей, над туманом светит, там его и встретят.

Джоконда погрузилась в глубокие раздумья, а ведь он был прав — это какая-то бессмыслица. Иллюзию пришлось развеять, когда в зал вошел молодой человек с шампанским в ведёрке со льдом и тремя фужерами. Стол они не накрывали после плотного ужина на приёмах, а вот провести вечер втроем в поместье за бутылочкой виски или шампанским, которое мужчины не поддержали, было хорошей идеей.

— Может ли быть что-то зашифровано в этой считалочке? — озвучил Альбус напрашивающийся вопрос и, задумчиво потерев нос пальцами, откинулся в кресле, расфокусированным взглядом гипнотизируя глобус-бар. — Мне нужны перо и бумага.

Джоконда молча поднялась и направилась в сторону соседней от органного зала мастерской, где пылились ее старые картины, и вскоре вернулась с карандашом и листом плотной бумаги, на обороте которого был недорисованный эскиз автопортрета. Дамблдор взглянул на рисунок и покосился на нее.

— Тебе не жалко портить?

— Это ерунда, его место в мусорке, — отмахнулась она, вспомнив, что уже очень давно не брала в руки кисти. — Так что вы думаете?

Он лишь качнул головой, все еще не желая портить вполне симпатичный рисунок, и записал несколько строк своим красивым витиеватым почерком:

“Мистер Моклт, не робей,

Десять смотрят кораблей.

Над туманом светит,

Там закат и встретят!..”

— Что вы ищете, Альбус? — задумчиво спросил Персиваль, тоже узнавая почерк.

Но он только вновь покачал головой и стал записывать ниже алфавит в несколько строчек, где каждой букве соответствовала цифра от нуля до девяти, произведя какие-то расчеты, Альбус вздохнул и перечеркнул свое художество.

— Не понимаю… — только проговорил он и даже вздрогнул, когда Персиваль открыл бутылку шампанского, принесенного слугой. Альбус поднялся с места и подошел к глобусу-бару, ища какие-то координаты, вращая подвижный шар. — Чушь…

Джоконда, стоя над листом бумаги, пристально в него вглядываясь, тихо произнесла:

— Можно?.. — она посмотрела на Альбуса сосредоточенным и очень задумчивым взглядом.

Он вернулся к столу и развернул к ней листок со расчетами, а она опустилась на колени в своем красивом бальном платье, проигнорировав пустое кресло. Что-то крутилось у Джоконды в голове, нечто очень близкое к пониманию разгадки, но как бывает, не способное оформиться на языке. Она почесала лоб кончиком карандаша и на миг закрыла глаза, а Альбус смотрел на нее в ожидании ответа, словно она действительно что-то увидела в его “каракулях”. Внезапно Джоконда зачеркнула строку с цифрами и поверх них написала цифры в измененном порядке, где ноль перекочевал на место после девятки. По три буквы в столбце под каждой цифрой, кроме последнего:

“1234567890

ABCDEFGHIJ

KLMNOPQRST

UVWXYZ”

— Моклт, — первым смог различить Персиваль, сев на корточки рядом с женой, а она, увидев в его глазах понимание, быстро расставила цифры по порядку:

— Три, пять, один, два, ноль, — произнесла она и встревоженно посмотрела на Альбуса, — профессор?

Он вновь двинулся к глобусу и, покрутив его магией, остановил в точке координат, указывающей на западное побережье Америки.

— Западное побережье между Лос Анджелесом и Сан-Франциско…

Он воззрился на Джоконду, которая смогла исправить его вычисления с совершеннейшим восхищением, кажется, эта девушка была истинным продолжением его фамилии, она сразу поняла, о чем он думает, сразу же нашла ошибку, и это принесло ему чувство гордости. Она — несомненно, Дамблдор, она — их с Аберфортом продолжение и награда.

— Профессор… — сказала Джоконда, — это и правда координаты, но только градусы без секунд и минут, может быть, остальная часть считалочки сможет указать на точное месторасположение?

— Точное месторасположение чего? — вмешался Персиваль, начиная понимать, что они с Альбусом разговаривают и думают на одном языке.

— Возможно… Это место, где затонула “Леди Астория”?..

Семьдесят квадратных миль им предстояло обследовать, согласно подсказке в считалочке, ведь эти цифры были ничем иным, как координатами долготы и широты, и Джоконда, аппарировав в порт Сан-Франциско, наняла рыбацкий траулер для обследования береговой линии — возможно, найдется хоть какая-то подсказка? Никогда прежде не общаясь с Дамблдором вне стен школы или штаб-квартиры Ордена Феникса, она даже испытывала какое-то новое, уютное чувство сотрудничества. Почему-то вспомнился случай во время битвы в Министерстве, когда Дамблдор появился во время схватки с Пожирателями и Волдемортом и использовал несомненно великолепную уловку — бладжер, который неплохо справлялся с отвлечением внимания врага и дубасил Пожирателей по головам. Изобретательности ему не занимать.

Несмотря на более тёплую зиму, нежели в Нью-Йорке — пятидесят по Фаренгейту, что составляет около десяти по Цельсию выше нуля, — в море было омерзительно холодно. Не летний морской бриз, а влажный ледяной ветер, вперемешку с туманом — забирались за воротник, но, кажется, их капитану — старику с рыжей бородой с клоками седины, не выпускающему курительной трубки из рук, все было нипочем — сила привычки. Он даже не ежился. Соленый воздух не мог выветрить въевшихся запахов рыбы, табака и горелого угля, впитавшихся в его кожу и одежду. Невзирая на это, капитан выглядел опрятно и был на удивление приветлив, не лишен манер и не вмешивался в разговоры нанимателей.

Это было совсем не похоже на летнюю прогулку на “Стелле”, поэтому осмотр западного побережья Америки быстро стал надоедать, однако приходилось смотреть во все глаза, а еще отпаиваться чаем из термоса, который они с Дамблдором незаметно подогревали чарами, впрочем, как и себя. Капитан гордо держал штурвал своего ржавого траулера, точно управлял трехпалубным линкором военного флота Соединенных Штатов Америки, насвистывая какую-то мелодию и выпуская не меньшее количество дыма, нежели дымовая труба на крошечном рыбацком судне. К сожалению, дизельных кораблей, катеров и малых яхт попросту не нашлось в свободном доступе под Новый Год так спонтанно в маленьком порту — все капитаны и команды дружно напивались или были в плавании. Зато нашлось это недоразумение, гудящее мотором с энтузиазмом ракеты, устремляющейся в космос.

Где-то приходилось развеивать туман магией, но из-за промозглой влажности у Джоконды все равно слезились глаза, и, похоже, не у нее одной — глаза Дамблдора тоже блестели. Он забавно ежился, хмуро оглядывая побережье и морской горизонт, наверное, не понимал, что здесь делает. Ему только предстоит стать ее путеводной звездой в будущем и пережить множество страшных событий, сейчас же это был просто мужчина средних лет, пускай и уважаемый волшебник в мировом сообществе. Дамблдор был красив, Джоконде было сложно признать это, потому как она всегда знала его седовласым старцем, в бороде которого едва виднелся прежний пшеничный цвет. Сейчас же седина только-только пробивалась, и он старел так же, как Персиваль — благородно. В этом, наверное, был даже особый шарм, а еще его глаза, в будущем за очками-полумесяцами, казались привлекательными, ясными, но уже сейчас очень печальными, словно он уже успел натерпеться в этой жизни. Джоконда знала, что его отец оказался в Азкабане, а младшая сестра погибла при загадочных обстоятельствах. Наверное, именно эти события и наложили на него этот отпечаток печали. Интересно, каким Альбус Дамблдор был в юности? Наверняка очень статным и ярким юношей.

— Мистер Моклт, не робей, — задумчиво повторила Джоконда фразу с единственным словом, которое они разгадали.

— Десять смотрят кораблей… — продолжил так же задумчиво и сонно Альбус.

— Я прошу прощения, что вам приходится тратить свое время на скучные поиски, профессор, — произнесла Джоконда, а он подарил ей уже привычную мягкую улыбку.

— Я рад помочь тебе, эти несколько дней в твоем обществе стали для меня очень ценными. Жаль, что мне придется об этом забыть, — со сдерживаемой грустью произнес он, уже смирившись, что его ждет Обливиэйт.

— Над туманом светят, там его и встретят… — донеслось из рубки, а следом уже привычное за путешествие насвистывание.

Джоконда и Альбус, глядя друг на друга расширившимися глазами, аж выпрямились, услышав продолжение, и как за шумом мотора капитан мог расслышать их негромкий разговор?

— Мистер Купер, нам же не послышалось? Вы знаете эту считалочку?

— Удивлен, что ее знаете вы, — обернувшись через плечо, сказал он. — Вы ведь нездешние, британцы? — уловил капитан по акценту.

— Верно… — отозвался Альбус задумчиво и постарался вывести разговор в нужное русло: — Стало быть, эта морская считалочка довольно популярна.

— Это вряд ли, сэр, вы не услышите ее нигде, кроме морского городка Морро-бэй. Я там родился и вырос.

Джоконда только открыла рот, но почему-то не произнесла ни слова.

— Стало быть, это место где-то неподалеку? — продолжал расспрос Альбус, ощущая волнение спутницы.

— Через миль десять отсюда, сэр, — поведал капитан. — Но что вас так заинтересовало?

— Мы ищем сведения о том капитане из считалочки, и о его затонувшем двести лет назад корабле — “Леди Астория”, — не опасаясь за сведения, сказала Джоконда, подойдя ближе к штурвалу. — Его звали Джон Бербидж, возможно, вы слышали что-то?

Капитан нахмурил рыжие брови и затянулся трубкой.

— О самом Джоне немного, но когда я был ребенком, то подрабатывал на чистке рыбы в рыболовной компании Бербиджей. Она уже давно канула в Лету, когда умер последний владелец.

— Рыболовная компания Бербиджей, сэр? — удивлённо переспросила Джоконда. — Насколько мне известно, Джон Бербидж был не рыбаком, а мореплавателем и искателем приключений.

— Так это в прошлом, он к рыболовной-то и не относится. Я слышал, что просто выкупили верфи и маленький порт, и сделали его рыбацким, уж не знаю, с какой целью оставили эту фамилию в названии. У настоящих Бербиджей-то была судостроительная компания, как раз лет двести назад.

Джоконда всё больше удивлялась их удаче, ведь им попался капитан, знающий о Бербидже гораздо больше его потомка — Пилигрима, и это было довольно странно. Стоит посетить городок Морро-бэй, наверняка они смогут узнать больше.

— Вы, сэр, стало быть, слышали, что Джон Бербидж на склоне лет ушел в море на шлюпке и не вернулся?

— Конечно, это ж о нем считалочка, ушел вслед за своим кораблем, — сказал он и указал трубкой вперед. — Видите, там, возвышение у берега — это скала Морро, а за ней небольшой порт, раньше там как раз и находилась рыболовная компания Бербиджей.

Действительно, вдали появились очертания похожей на вулкан скалы, в которую упирался дикий песчаный пляж. Возможно, местные купались тут летом, сейчас же побережье выглядело пустынным, но даже зимой не усыпанным снегом.

— Капитан Купер, а что за десять кораблей в считалочке, вам что-то известно? — уточнил Альбус, снова сунув замерзшие руки в карман.

— Ну, когда компания Бербиджей обанкротилась, десять кораблей очень долго болтались у причала, лет двадцать, пока совсем не пришли в негодность. Местные разобрали их… Как раз тогда рыболовы выкупили место, а Бербидж пропал без вести. Кто-то видел, как старик ушел в море. Осталось только десять якорей, их врезали вон в ту отвесную часть скалы, — вновь указал он трубкой вперед. — Теперь это местная достопримечательность… — Немыслимо, что им так повезло с Купером, он даже не счел их интерес странным. — А вам зачем корабль Бербиджа-то?

— Останки корабля ищет наш наниматель, о целях неизвестно, — сразу же нашлась Джоконда; раскрывать истинную причину магглу не имело смысла, и Дамблдор отметил, с какой легкостью она умеет лгать, но, конечно, было слишком легкомысленно с их стороны не продумать легенду для посторонних заранее.

— Сокровища, значит, — сказал капитан, — вы не первые, мисс. Но никто, увы, так и не смог найти “Леди Асторию”…

* * *

На всякий случай полностью обследовав побережье и не найдя ничего более подходящего под описание, они решили вернуться на закате следующего дня — как на то намекала считалочка. В канун Нового Года не хотелось продолжать поиски. Джоконда, отринув мысли о Бербидже, была счастлива, ведь в этот день ее самые близкие люди были рядом, они могли праздновать вместе. Органист, выписанный ею из соседней церкви, покинул их около восьми, и ей нравилось, что Дамблдор действительно счел это лучшим подарком на Новый Год. Она не могла подарить чего-то материального, поэтому лишь единожды услышав его желание, решила тотчас исполнить. Кажется, ему нравилась музыка, он закрыл глаза на Органной хоральной прелюдии Баха и не открывал их до самого конца, только блаженно улыбался. И, самое главное, рядом был Перси, за вечер она ни разу не ощутила пустоту в своей ладони — то его ладонь, то предплечье, то щека… Во время концерта она буквально лежала на нем на диване, наслаждаясь теплыми объятиями и ощущая бесконечное счастье. Все было так правильно в этот вечер, что тревоги отошли на задний план, не нужно было беспокоиться о цветах, о будущем, ни о чем вообще. Самые главные мужчины ее жизни были рядом и оберегали ее маленькое и такое хрупкое счастье.

Намереваясь привести себя в порядок перед новогодним ужином, Джоконда ненадолго покинула мужчин, все еще пребывая в странном состоянии умиротворения. Значит, Дамблдор будущего все же соврал, он знал, что они пересекутся, знал, потому что Джоконда сама ему скажет. Стараясь прятать мысль о путешествии во времени как можно дальше и не отпускать ощущение праздника, Джоконда всем существом обратилась к Чарльзу Уилби, только его веселая и неунывающая натура научила ее абстрагироваться от тревог. И это до сих пор работало, нельзя было тратить ни одной секунды на уныние.

Быстро приняв душ и выбрав какое-то в меру нарядное платье, она отдала распоряжение об ужине, а также попросила подготовить проектор и кинопленку с лентой “Малыш” с Чарли Чаплином. Ей нравилось немое кино, но после замужества редко удавалось предаваться маггловским развлечениям. Персиваль нейтрально относился к такому, он не был магглоненавистником, женился на полукровке по любви, оставив закостенелые традиции чистокровных браков позади. Они вообще это не обсуждали — чистокровие. Всё произошло само собой.

Вернувшись вниз, Джоконда не обнаружила мужчин в восточной гостиной, в органном зале хлопотали слуги под руководством Симмонса и, узнав у дворецкого, где находится мистер Грейвз, отправилась в оружейный зал, которым никогда не пользовалась. Он остался от предыдущего хозяина.

Джоконда несказанно удивилась представшей картине: Альбус и Персиваль нашли, судя по всему, единственное нескучное развлечение — размахивание волшебными палочками, благо догадались защитить помещение чарами. Альбус объяснял суть противостояния потоков магии при встрече двух заклинаний в воздухе, а Персиваль, на удивление, с интересом его слушал, хотя наверняка и сам немало знал. Видеть Дамблдора в его стихии было увлекательно. Сейчас он преподавал ЗОТИ, затем почему-то начнет преподавать трансфигурацию, и только потом станет директором Хогвартса, каким она его помнила.

— Смотрю, вечеринка удалась, — появилась Джоконда в проёме с бокалом шампанского и прислонилась к дверной раме.

Дамблдор посмотрел на нее вполоборота, усмехнувшись.

— Присоединяйся, когда ты в последний раз участвовала в дуэли? — спросил он.

— Довольно давно, но это ли лучшее занятие в Новый Год? — Задав вопрос, она сразу же встретила их сосредоточенные взгляды и поняла, что ее мнение в меньшинстве, потому как они увлеклись не на шутку — на лбу Персиваля уже поблескивала испарина. — Я подготовила просмотр фильма, чтобы немного расслабиться…

Но Персиваль как раз в этот момент избавился от галстука и жилета, оставшись в рубашке. Он явно не разделял её идею.

— Тебе бы не помешало потренироваться, — сказал он, снимая запонки-скорпионы и закатывая рукава, словно их дуэльный клуб не был просто развлечением. — Пока Альбус здесь, предлагаю использовать этот шанс, — он посмотрел на нее из-под бровей, и Джоконде этот взгляд не понравился, словно Персиваль осуждал ее легкомыслие.

На миг даже впав в ступор, но не желая ощущать на себе его недовольство, Джоконда отставила фужер и, словно фигляр изящно взмахнув волшебной палочкой, трансфигурировала платье в простые брюки и рубашку, а туфли просто сняла, найдя одобрение в глазах мужа. Она никогда не сражалась с ним прежде, училась лишь некоторым небоевым заклинаниям и беспалочковой магии. Признаться, это было даже интересно.

— Персиваль Грейвз, я немного тебя боюсь, смогу ли я противостоять Главе магического правопорядка? — игриво сказала она, вставая в стойку, но он не поддержал ее веселья, все также храня серьёзность, впрочем, как и Альбус.

Этот их настрой Джоконде совершенно не нравился, они оба — и Альбус, и Персиваль смотрели на нее как-то странно, намекая на то, чтобы она отбросила праздничное настроение и собралась. Сложно было понять, что стало этому причиной. Для Джоконды это были самые любимые и самые уважаемые люди, и потому она быстро притушила улыбку и постаралась сосредоточиться. Мужчины переглянулись, отправив друг другу какие-то сигналы, она только сдвинула брови. Они что, сговорились? Пришлось принять правила игры.

— Попробуйте скрестить лучи, — попросил Дамблдор. — Нужна четкая концентрация и, несомненно, точность попадания заклятий друг в друга. Джоконда, справишься?

Она кивнула и вновь посмотрела на мужа, однако не решаясь напасть первой.

— Петрификус Тоталус! — баритоном зазвучал голос Персиваля, и она утонула в его звуке:

— Экспеллиармус! — ей едва удалось среагировать, и в один миг Джоконда поняла, что он не думал ни секунды, когда ей было сложно послать в него какое бы то ни было боевое заклинание.

Лучи заклинаний схлестнулись, красный и желтый, и из-за ее промедления, место их встречи оказалось совсем близко к ее палочке, всего мгновение, и Джоконда проиграла — ее обездвижило, но Дамблдор предупредил падение и снял чары. Она просто не смогла противостоять такому потоку магии.

— С реакцией неплохо, но я уверен, что ты можешь лучше. Обрати заклинание против Персиваля, — профессорским тоном сказал Дамблдор.

Подойдя ближе, он расставил ее ноги чуть шире, и, тронув запястье руки, держащей палочку, потряс его, чтобы ослабить хватку.

— Он очевидно сильнее меня, мне кажется, вы оба забыли об этом.

— Чушь, — негромко не согласился Персиваль с каменным выражением лица, Джоконда никогда прежде не видела у него такого ледяного взгляда, — попробуем еще.

Она кивнула, ощущая в воздухе тонкий аромат недосказанности. Что они задумали? Послушно сосредоточившись, она поклонилась оппоненту, соблюдая упущенный в прошлый раз этикет, но Персиваль поклон проигнорировал. Он как будто был зол, и в нем узнавался тот самый хмурый и вечно недовольный аврор, каким впервые повстречала его Джоконда.

— Начали, — хлопнул в ладони Дамблдор, так как пауза затянулась.

— Импедимента! — воскликнула Джоконда, и муж изящно парировал, заставив лучи заклинаний встретиться на середине.

Она никогда прежде не использовала этот вид дуэли, для него нужна была наивысшая концентрация и абсолютно вся магическая сила. С ее, как ей казалось, скромными навыками сложно противостоять опытному дуэлянту, и шар магии на перекрестье лучей двинулся в ее сторону. Поднатужившись, ей удалось немного замедлить стремящийся в нее сгусток магии, но осознав, что оппонента ей не одолеть, она прянула от заклятия, едва избежав его.

Правду говорили: Персиваль Грейвз достойный соперник и мощный боевой маг. Раздражение поднималось из глубины души, она начинала чувствовать себя грушей для битья, понимая, что у нее вообще нет никаких шансов. Ощущение собственной ничтожности приводило в бешенство. Джоконда всегда считала, что неплохо разбирается в боевой магии, но сила, заключенная в Персивале, ставила ее на ступень ниже.

— Уже лучше, — без интонаций отозвался Дамблдор, вновь переглянувшись о чем-то с Персивалем. — Но… Ты ведь сражаешься не в полную силу, правда?

— С чего вы взяли? — несколько обиженно хмыкнула она, а Дамблдор подошел ближе и оказался у нее за спиной, осторожно взяв за плечи.

— Смотри, кого ты видишь? — сжав плечи вынудил он ее посмотреть на сосредоточенного мужа.

— Что вы имеете ввиду?

— Ты видишь человека, которому не способна причинить вред.

Темные глаза Персиваля в этот момент выражали отчетливое превосходство, но она прекрасно знала, что это лишь попытка подначить её.

— Я не могу причинить вреда… — повторила Джоконда, осознавая это. — Но как же быть, профессор?

Он отпустил ее плечи и обошел, чтобы взглядом донести важность следующих слов:

— Представь на его месте кого-то другого. Того, кто действительно хочет причинить тебе вред. Например, Гриндевальда…

Джоконда заметила взгляд, которым Персиваль стрельнул в Дамблдора: одновременно яростный и как-будто с оттенком паники. Дамблдор же внезапно как будто стал на пару сантиметров ниже, словно виновато съёжившись. Между ними опять произошел некий безмолвный диалог, суть которого от нее ускользала.

— Я не могу, профессор, я не знаю Гриндевальда настолько хорошо. Возможно, мой отец…

— Ты ненавидишь его?.. — уточнил Дамблдор.

— Естественно, он сломал мне и маме жизнь, — чуть скривилась Джоконда.

Альбус задумчиво почесал висок.

— Ненависть — сильный источник эмоций, как и ярость, но они деструктивны. Это может помочь в дуэли, а может заставить тебя совершать ошибки. Думай о том, почему ты хочешь его победить. Думай о том, что победой над ним ты спасешь множество жизней, очисти разум и действуй холодной головой. Мотивация — основополагающая часть дуэли.

Почему они оба так серьезны? Зачем устраивать настоящий дуэльный урок, вместо того чтобы в Новый Год наслаждаться фильмом и обществом друг друга?

— Хорошо, профессор, — перенесясь на много лет назад, словно на уроке в Хогвартсе, согласилась она.

Дамблдор отошел, а Джоконда закрыла глаза, обращаясь мыслью к тому, кого хотела больше никогда не вспоминать. Ее отец, это чудовище, забравшее столько жизней и изнасиловавшее ее мать. Этот человек, не заслуживающий жизни, психопат, совершивший столько зверств и собравший вокруг себя таких же ублюдков… Почему-то в воспоминаниях он предстал перед ней в своем трансформированном облике человека, похожего на рептилию. Таким она видела его только в книгах, но образ предстал перед ней четко и ясно. Она открыла глаза, втянув ноздрями воздух и взглянула на своего мужа, ощущая ту самую деструктивную ярость, ту самую ненависть, о которой говорил Дамблдор, но следом эти чувства смешались с желанием защитить мир от угрозы, защитить ее хрупкую маму и помочь Дамблдору будущего избавиться от этой угрозы.

— Петрификус Тоталус! — громко и четко прозвучал ее голос и ослепительная фиолетовая молния, вырвавшись из ее палочки, устремилась к Персивалю.

— Экспеллиармус! — рявкнул Персиваль, и глаза его на миг расширились от удивления.

Лучи — красный и фиолетовый вновь встретились ровно посередине с яркой вспышкой, на миг заставившей Альбуса прикрыть глаза.

Персиваль заметил как в Джоконде что-то изменилось: от праздного настроения не осталось и следа, магия внутри нее бурлила, лицо превратилось в злую маску, глаза, не мигая, смотрели только на него, в них горело истинное пламя жестокости. Персиваль же стиснул палочку обеими руками, не ожидая такого напора, тем более, такой быстрой обучаемости. Джоконду нужно было только направить, объяснить суть магии, показать, что она может, если крепко постарается. Напряженная складка залегла меж его бровей, а супруга как будто не испытывала давления встречного потока. И вот, место слияния магии, искрящийся желтый шар, двинулось в сторону Персиваля, и на миг в его глазах даже отразилось неверие. Какое счастье, что эта девушка, наследница Слизерина и Мерлина, держалась правильной стороны, какое счастье, что она не такая, как ее отец!

Персиваль зарычал, ощущая, как его мощь слабеет под давлением силы Джоконды. Ее злые, почти чужие глаза смотрели на него с первобытной яростью. Заклинание такой мощи могло навредить ему, понимала ли она это?

— Депульсо! — только успел гаркнуть Альбус, и его отбросило в сторону, а заклятие Джоконды врезалось в стену за ним, впитавшись в защитный щит помещения, тотчас разбившийся на мелкие осколки.

Задребезжала и сорвалась с крепления на стене сабля, чиркнув острием по паркету. Персиваль неловко рухнул на плечо, едва успев сгруппироваться, и теперь в неверии смотрел на Джоконду, с лица которой исчезла маска ярости. Она была дезориентирована и все еще направляла на него палочку, тяжело дыша. Мгновение, и она бросилась навстречу и, упав на колени, заключила его лицо в ладони.

— Мерлин, я… Прости, я не знала, что так… Ты сильно ушибся?

— Все в порядке, — он привлек ее к себе, не давая повода думать, что даже немного испугался, хотя, признаться, был уязвлен.

Какой магический потенциал был заключен в ней, и знала ли она о нем? Судя по ее реакции — вряд ли. Альбус, подошедший к ним, тоже был несколько обескуражен.

— Какое могущество… — бесцветным голосом произнес он, думая о том, смогла бы она противостоять и ему?

Персиваль был очень силен, но возможно, и он до конца не использовал свой потенциал из-за любви к ней.

— Профессор, что это было? — спросила Джоконда.

Он думал о том, что Гриндевальду придется крепко постараться, случись между ними дуэль, но ей нужно научиться управлять этой силой. Джоконда и без бузинной палочки была очевидно очень сильна.

— Похоже, твои предки наградили тебя не только своими фамилиями на древе…

Джоконда никогда об этом не думала, она всегда считала, что в дар от Слизерина досталась способность разговаривать со змеями, а также незаурядный ум, как и у ее отца, но она забывала, что Слизерин и Мерлин были еще и очень могущественными волшебниками. Это будоражило кровь, но она, несомненно, не хотела причинять вреда любимому. Хорошо, что Дамблдор успел его откинуть, ведь она едва ли соображала что делает.

— Профессор, я не могла остановиться, это было…

— Могущество опьяняет, Джоконда, — сказал он, сев рядом с ними на колени. — Это большая ответственность…

— Эта ярость…

— Нужно научиться контролировать эмоции. Попробуешь со мной? — спросил он, а она только растерянно смотрела на него, все еще опасаясь, что может навредить, хотя волшебник перед ней — сам Альбус Дамблдор, вряд ли удастся одержать над ним верх. — Не бойся и слушай мой голос Джоконда, сконцентрируйся.

Он предложил ладонь и помог ей встать. Неожиданно их палочки завибрировали, и через мгновение в оружейном зале появился мистер Симмонс, сообщивший, что всё готово. Джоконда попросила его отложить подачу блюд минут на сорок. Похоже как минимум Персивалю нужно будет принять душ. На его лбу все еще блестела испарина, а на виске дергалась жилка. Он все еще был напряжен, и теперь его напряжение было адресовано ее силе. Возможно, Персиваль даже был несколько напуган, но скорее дезориентирован и пока не знал как к этому относиться.

Едва Симмонс покинул их, Джоконда встала в стойку, вновь с шумом втягивая воздух носом и пытаясь сконцентрироваться, в ее глазах Альбус прочитал отчетливую несобранность, возможно, частичку ужаса, что ей опять придется вспоминать об отце.

— Я подстрахую, — тоже увидев это, сказал Персиваль, не убирая волшебной палочки и отойдя в сторону.

— Вы уверены, что мне нужно снова представлять это чудовище…

— Главное, найти способ контролировать магию, какой-то триггер, вспомни кто ты, Джоконда, вспомни, что жестокость — не в твоей природе.

Она несколько запоздало кивнула, Дамблдор не нападал, ожидая, что она начнет первой.

— Экспеллиармус! — кроваво красный луч заклятия вырвался из ее палочки, и Дамблдор тотчас парировал, отправив такое же заклятие в нее саму, но лучи не встретились.

Он как будто специально промахнулся, начиная классическую дуэль с защитой и нападением. Джоконда изящными взмахами, не произнеся слова, оборонялась от заклятий простыми щитами и уклонялась в стороны, но не успевала атаковать. Ее лицо краснело не то от напряжения, не то от недовольства. Для Альбуса же эта дуэль была ничем, он практически не двигался с места, и он не давал ни единого намека, в какую сторону — в голову, грудь, в ногу — он пошлет следующее заклятие. Джоконда буквально танцевала, стараясь избежать угрозы. Она злилась, что не может противостоять ему. Персиваль уже оценил его магический потенциал в их собственной дуэли, произошедшей до этого, но ему явно было легче. Дважды он почти выбил из его рук палочку, но все же, то, что о нем говорят — чистейшая правда. Дамблдор очень опытен и силен, он умеет предугадывать действия соперника и не дает осечек. Джоконда с рыком из-за прилагаемых усилий, наконец, смогла понемногу перейти из обороны в нападение, ее глаза горели желанием победы, и когда мощная Импедимента направилась в Альбуса, лучи заклятий, наконец, встретились, соединившись ближе к Альбусу.

— Почувствуй магию, почувствуй место, где встретились лучи, ты сможешь управлять потоком, — стиснув зубы от напряжения, с усилием проговорил он, с полной концентрацией глядя на то, как место встречи магии стало потихоньку смещаться к оппонентке.

Она старалась, было видно, что ей совсем непросто, она слышала Альбуса и пыталась сконцентрироваться. Ей пришлось обхватить палочку обеими руками, но “шар” магии все еще двигался в ее сторону.

— Холодный разум и уверенность, Джоконда, останови его! — призывал Альбус, но и ему было непросто.

Персиваль никогда не видел жену такой, за время совместной жизни он позабыл, что она была аврором и прошла войну, а про ее предков вообще едва ли вспоминал. И все же, Джоконда очень сильна, но отныне он намеревался взять ее обучение в свои руки. Когда Дамблдор исчезнет из их жизни, им стоит почаще уделять время дуэлям и легилименции, ведь и в ее голове, несомненно, захочет покопаться Гриндевальд. Как она поступит? Сможет ли понять, что этот человек — не ее муж? Будущее покрыто мраком, у них не было четкого знания что и как должно произойти, и это вынуждало задумываться о самозащите. Сколько бы времени у них ни было, они должны тренироваться.

Джоконда, не в силах справиться с надвигающимся на нее шаром, неожиданно закрыла глаза, что было довольно опасной затеей, но Персиваль был наготове, чтобы защитить ее. Он уже поднял палочку...

— Что ты делаешь? — спросил он, когда шар почти коснулся ее волшебной палочки, но затем произошло внезапное.

Чтобы защитить себя, ей пришлось использовать самый мощный щит, и волна, отошедшая от нее, смела поток магии, а Персиваля швырнуло в сторону. Он смог удержаться на ногах, а Дамблдор снова стал осыпать ее заклятиями, их лучи скрещивались, но Джоконда больше не позволяла потоку магии двигаться в ее сторону. Дамблдор изменился, он перестал выглядеть обучающим студентку профессором, а вступил в настоящую схватку, он начал двигаться и уходить в глухую оборону, как и она вначале, а Джоконда, понемногу ощущая превосходство, стала действовать смелее, осыпая его заклятиями, но она слишком увлекалась, и Дамблдор искал брешь в ее тактике, пока не нашел. Джоконда едва успела уклониться от заклятия, и чтобы она не упала, Персиваль просто притянул ее к себе. Ее дыхание сбилось, щеки пылали, в глазах был невероятный блеск. Она проиграла, но, кажется была очень довольна

— Это было… вау… — Она вглядывалась в глаза удивленного, но довольного увиденным Персиваля, а в ее собственных горела страсть, ей было мало, она хотела еще. — Профессор, это просто невероятно! — наконец, придя в себя и отдышавшись, Джоконда отстранилась от мужа, она ощущала, что еще немного, и ее состояние, возникшее в груди желание, перекинется на него.

Альбус улыбался, он был впечатлен и совершенно горд за нее.

— Побольше практики, и ты бы смогла меня одолеть, но все же советую поучиться контролировать импульсивность, переходя в нападение, ты слишком увлекаешься и открываешься для соперника.

Но ей уже было все равно, Джоконда сияла изнутри, она никогда прежде не ощущала себя такой сильной, никогда не использовала столько магии!

— Половина одиннадцатого, — взглянув на отцовские часы, сообщил Дамблдор. — Полагаю, время всем привести себя в порядок. Встречаемся около одиннадцати в Органном зале?

— Хорошо, профессор, — все еще не в силах сдержать улыбки, сказала Джоконда. — И, профессор, спасибо большое…

* * *

К одиннадцати они не успели, опоздали на пятнадцать минут, из-за того что задержались в душе, Джоконда была слишком раззадорена и просто обязана была снять сексуальное напряжение. Она буквально кусалась и рычала от удовольствия и была даже немного агрессивной, но ему нравилось. Она была разной, и любую Джоконду Персиваль любил. Его жена — само совершенство, даже невзирая на некоторые шероховатости характера и частое стремление к риску и чему-то незаконному, она была покладистой и всегда шла ему навстречу, и спустя два года их отношения стали еще крепче, но то, что происходило сегодня на дуэли, одновременно и пугало, и восхищало Персиваля. Он признал, что его жена сильнее, чем он думал, как минимум потому что в ней течет кровь не только Слизерина и Мерлина, но и Дамблдоров. Об Аберфорте, родном прадеде, она знала немного, лишь то, что он вел тихий образ жизни, но ничего о его магическом потенциале. Невзирая на это, род Дамблдоров все равно считался могущественным. Неужели эта сила действительно передается по наследству? Даже учитывая то, что дед Джоконды по отцовской линии немаг, она очень сильна.

Альбус с пониманием отнесся к их опозданию, он с интересом изучал проектор, подробно расспрашивая приглашенного оператора, искренне поражаясь изобретательности немагов.

— Интересное изобретение, иногда жалею, что в Хогвартсе не работает маггловская техника, — негромко шепнул он, усаживаясь за богато заставленный блюдами стол.

Персиваль не стал препятствовать, когда она предложила помимо традиционных новогодних блюд в виде запеченой индюшки, побаловать Альбуса всем изысканным, что только смогла найти. Он вспомнил, как когда-то и его она частенько кормила до отвала, и тот нелепый обед с лобстером и буйабесом, и, признаться, это принесло тепло душе. Значит, и тогда она старалась не уколоть его, а просто побаловать. Джоконда с чего-то решила, что он плохо питается, и таким нелепым образом пыталась помочь. А еще те купоны на кофе… Она была изобретательна по части романтических глупостей. Он смотрел на свою жену, увлеченно общающуюся с Дамблдором, с теплой и благодарной улыбкой, ощущая себя самым счастливым мужчиной на свете. Ему нравился Альбус, они с ней были чем-то похожи, особенно сейчас, когда она жила в гармонии, из ее взгляда совсем пропал лед, из глаз пропало бремя одиночества, в них отражалось только согревающее тепло, как и у Альбуса. Персиваль был уверен, что они оба очень сожалеют о том, что в итоге ему придется стереть память, и стараются не упускать ни одной минуты вместе. И пускай для него она была незнакомкой, но он очень быстро прикипел к ней всей душой, и это казалось удивительным. Она не использовала своего дара манипулировать людьми, а просто была искренней, и со стороны это выглядело мило, хотя Джоконду редко можно было назвать таковой — слишком уверенная в себе женщина не может быть милой.

Альбус никак не прокомментировал ломящийся от яств стол, а только с благодарностью принимал все, что она могла дать. Он был довольно тактильным человеком: Персиваль обратил внимание, что он часто касается ее, доверительно и даже трогательно проявляя заботу, а она воспринимала эти прикосновения с теплом.

Они отпустили слуг, а от оператора закрылись заглушающими чарами и до самого тысяча девятьсот двадцать шестого года смотрели фильмы Чарли Чаплина. Этот Новый Год стал для Джоконды особенным, а Персиваль с сожалением думал, что, возможно, он для него последний. Надежда на спасение все еще теплилась в его душе даже после того, как он узнал, что Гриндевальд владеет бузинной палочкой, но для него было важно, чтобы Джоконда и он сам поднаторели в боевой магии, а также в окклюменции. И каждый вечер перед сном он намеревался пить небольшую дозу Веритасерума, но втайне от жены. Главное, чтобы во время его действия между ними не состоялось никакого разговора, в котором он случайно откроет секрет, что оберегал вот уже несколько лет. В какой-то момент он был готов рассказать ей обо всем, но затем увидел ее улыбку и постарался заглушить в себе эту идею. Пускай будет счастлива. Пускай будет счастлива до последнего мгновения…

* * *

Прихватив с собой термос, как и в прошлый раз, Джоконда и Альбус уже не первый вечер сидели на скамье на пике Морро, неторопливо ожидая заката, и думали о том, удастся ли увидеть нечто, что укажет на месторасположение корабля и его капитана. Прямо под ними в скалу были вбиты десять якорей от десяти кораблей, что были пришвартованы здесь чуть левее в порту двести лет назад. Тишина этого места, разбавляемая шумом волн, бьющихся о скалу, обволакивала. В парке, который располагался на пике, зимой не встречалось людей.

— Теперь я тоже не хочу, чтобы часть компаса была найдена, — сказал Альбус, отпив из дымящейся жестяной кружки; на его губах появилась грустная улыбка. — Не хочу забывать вас с Персивалем. — Поймав ее понимающий взгляд, он продолжил: — Не забрасывайте тренировки…

— У вас тоже ощущение, что грядет нечто плохое?

Он просто кивнул, и хотя тяжело было скрывать правду, но Джоконда и он в будущем сами об этом попросили. Так должно сложиться, они ничего не могли поделать.

— С момента, как я попала в двадцатые, — внезапно решила поделиться она, — я стала замечать, что с течением времени мои привычки меняются, меняется моя натура. Я, кажется, была совсем другим человеком. Даже мой почерк изменился, это причина, почему я не узнала его в семидесятых. Так странно…

— Такое случается, когда с человеком происходят плохие вещи или судьба его меняется, — резонно заметил Альбус и опустил взгляд в кружку — вечернее солнце, опускаясь в море, слепило глаза. — Думаешь, мы сможем что-то увидеть сегодня?

Она пожала плечами.

— Четыре дня, профессор, но сегодня впервые светит солнце, может, что-то изменится? — рассудила она совсем неуверенно.

— Только сегодня снова нет пелены тумана, а значит, одно из условий не будет соблюдено.

— Что ж… Не думаю, что это проблема, тем более, туман редко наступает к вечеру.

Джоконда поднялась и отставила чашку на скамью, а затем, подойдя к самому обрыву, загороженному невысоким забором, направила вперед волшебную палочку и произнесла заклинание, вызывающее дымку. Альбус поднялся следом, полагая, что только вместе им удастся расширить область тумана на несколько километров. Солнце, тонущее в клубах магического тумана, опустилось уже больше чем на половину и стремительно исчезало в воде, а они старались отправить дымку как можно дальше. Ничего не происходило, но когда с последним лучом солнце исчезло за горизонтом, прямо в туманной дымке показался какой-то блик, сверкнувший всего на мгновение, словно мелькнувшая на миг и тут же потухшая звезда. Дамблдор незамедлительно выстрелил сигнальным заклинанием, чтобы пометить приблизительную точку.

— Думаешь, там что-то есть?

Она сосредоточенно моргнула.

— Не знаю, вы же тоже видели, я попробую слетать на разведку.

Он уже был в курсе, что Джоконда анимаг, и только на миг поразился размахом крыльев внушительного филина, устремившегося вперед. Ее силуэт стал быстро отдаляться, пока не потонул в тумане, Альбус развеял пелену и принялся ждать. Джоконды не было около получаса, он даже начал беспокоиться, на море поднимался ветер, заставляя волны вздыматься ввысь и разбиваться о скалы, но вскоре вдали вновь появились очертания птицы, стремительно приближающейся к берегу. Приземляясь, она обдала его потоком соленого воздуха, и тотчас обернулась человеком.

— Удалось что-то увидеть? — Он убрал небольшое бурое перышко с ее плеча и, взглянув на него, зачем-то положил себе в карман

— С виду там ничего нет, но, возможно, нам стоит нанять лодку и использовать чары пузыря, — задумчиво проговорила Джоконда. — Тем более, точного расположения нет. Нужно оставить метку в небе и вернуться завтра, профессор, когда солнце взойдет. Я, наверное, смогу отпроситься пораньше, до заката.

Он был согласен, что света звезд будет недостаточно, тем более, под толщей воды. На улице властвовал январь, главное, чтобы они не замерзли, погружаясь в ледяное море, а одну Джоконду он отпускать не хотел. Радости от новой зацепки на ее лице так и не появилось, как и мотивации продолжать расследование, и весь оставшийся вечер Джоконда была задумчивой и мрачной…