Катана (джен)

Расписание у Катьки стало действительно таким, что грустить и даже задумываться было некогда. Одна из бабулиных подружек свела ее со своей сиделкой, та — помогла устроиться на курсы медсестер при медколледже. День был расписан по минутам, но все равно она периодически всюду опаздывала и частенько не высыпалась. Пришлось бы отказаться и от части тренировок, если бы Аня, девушка Влада, не предложила ей свою помощь. Катька почувствовала к ней доверие практически сразу, как увидела. Студентка филиала мединститута, старше на четыре года, уже не первый год подрабатывающая на «скорой» полюбилась и бабушке. «Как лучик солнечный», — говорила она о тоненькой рыжеволосой Анюте, внешне хрупкой, но удивительно сильной. И, кажется, сбывалась мамина мечта видеть дочь врачом — от новой подруги Катька «заразилась медициной». И уже прикидывала, как станет хирургом… Много времени проводила с бабушкой, даже на улицу стали выбираться с ней почти каждый день, хотя бы на полчаса — на воздухе ей вроде бы становилось лучше. И не заметила, как пролетела весна.

На выпускной Катя пошла вместе с бабушкой, ну, еще Аня с Владом — для надежности. Но тогда ничего не случилось — они хохотали, пили шампанское, фотографировались, даже немного танцевали. Аттестат получился вполне приличный, чем мать была (в кои-то веки) крайне довольна, при всех признала за дочерью право на самостоятельность, и на радостях они даже обнялись… Отец не приехал (как всегда, работа, командировки — сказала мать), и больше о нем как-то и не вспоминали.

Все случилось внезапно. Просто однажды солнечным утром бабушка не отозвалась…

Катька ходила по пустым комнатам и разговаривала с бабушкой… Хотя уже прошла неделя после похорон, она повсюду находила бабушкины записки и просто невероятно, до чего вовремя…

Утром на полочке с мылом оказался листочек: «Достать катану. Пожалуйста».

И не описать, как это помогло… Стальной луч словно осветил жизнь, Катька собралась-таки на тренировку, и больше уже не пропускала, работая отрешенно и словно с удвоенным рвением, — а просто она представляла, как нападает на саму смерть. На некоторое время становилось легче.

Через три дня (все это время она ничего не готовила и не ела, искренне не понимая, зачем это вообще делать), поправляя бабушкину кровать, обнаружила очередной листочек… а на нем: «Ты вообще-то и так худовата, на мой взгляд, а становиться похожей на самоходную вешалку для одежды не самое лучшее, что ты можешь сделать со своим организмом. Неужто ТЕБЯ — и вдруг привлекла карьера манекенщицы?» Катька сперва долго рассматривала бумажку… а потом, то плача, то посмеиваясь, варила на кухне овсянку… и только проглотив первую ложку, вдруг ощутила зверский голод… и в сахарнице обнаружила: «На самом деле все не так печально. Это правда».

Через пару дней у нее создалось впечатление, что бабушка действительно рядом. Одна беда — Катька не знала, куда себя деть. Слишком много времени освободилось. Слишком не хотелось быть дома, слишком тяжко было возвращаться домой — и оставаться одной. Готовиться к вступительным в «мед» не хотелось, чувствовала, что только возьмет учебник, и он просто вывалится из рук. Но на книжную полку посмотрела внимательней… Еще один листок?

«Мы же должны за что-то себя уважать! Давай, вперед! Ну, сколько еще можно кукситься?»

— Бабуль, мне кажется, у меня крыша едет! — возопила наконец Катька… И взялась за книги.

Там тоже были записочки, рассованые по разным темам, и Катя с трудом сдерживала себя, чтобы не достать их все и не прочитать — но на первом же листочке было «Не доставай все записки сразу, пожалуйста». Ну… раз бабушка просила…

Анатомию Катька прочитала за два дня и даже что-то запомнила. И записочки были удивительно — прямо по некоторым темам… Когда же бабушка все это сделала? Как успела столько? На последней странице было: «Я в тебя верю. Ты поступишь. И не в колледж, а в институт!»

И Катька поехала в областной центр… подавать документы. Несмотря на бурные протесты Влада: переживет, себе на смену она подготовила аж двух отличных ребят.

«Узнай, как дела у матери».

Мать приехала сразу после звонка дочери — в тот же день, прилетела, хотя всегда боялась самолетов и долго рыдала над кроватью. Катька помнила, как она схватила предназначенный ей конверт, вышла в другую комнату… и вернулась какой-то другой… И уехала сразу с похорон, ничего не объясняя, не говоря, просто пообещала вернуться, как только сможет. («Можешь вообще не торопиться, » — подумала тогда Катька. Хотя боль у них была общей, и дочь это видела, сближаться с матерью ей не хотелось.

От нечего делать Катька даже включила телевизор. Хороший мультик…«… где-то ждут котенка Гава неприятности… а зачем они его ждут?»

— Я не котенок Гав, — подумала Катька, — меня пусть лучше подождут. И пошла собираться на тренировку.

* * *

Вечером, лежа в постели без сна, она вспоминала о матери.

Размолвки начались, когда Катьке исполнилось 12 лет, и первая была как раз в день рождения… А раньше? А раньше все было прекрасно… Мать была главным человеком в ее жизни, пока… да, после того дня, когда она прямо-таки закатила скандал… и это при всех! Катька ей этого не простила. А матери не нравилось все — подруги, их одежда, а больше всего — их поведение. Дальше — больше, и все это росло, как снежный ком. Ни одно из катькиных увлечений тогда не находило поддержки, одобрения, и ей это было больно и обидно, но когда-то, что ей хотелось, стали просто запрещать… Девочка научилась виртуозно врать. Правда, сначала краснели уши. Поэтому она подстриглась, не очень коротко, но, конечно, получила за это «по первое число». И тогда уже обозлилась окончательно.

И тут Катька поняла, что все последние годы прямо-таки коллекционировала свои обиды. А ведь было и хорошее… Хотя бы то, что ее отпустили назад, к бабушке, многого стоило. И потом… уже больше полгода мать почти не вмешивалась в ее жизнь… приезжала… помогала… и вообще вела себя как-то незаметно… А на выпускном… Что она хотела этим показать, неужели уважение? Катька не верила, что такое возможно. Мешал накопленный огромный ком гадких воспоминаний…

— Прости и отпусти, — появилось вдруг в голове.

— Бабушка? — вслух спросила девочка. А ведь она бы, наверное, именно это и сказала, — подумала Катя.

— Я постараюсь. — ответила девочка.

И у нее опять возникло ощущение, что бабушка рядом и улыбается.

Утром она пошла на кладбище.

И непонятно зачем взяла с собой… катану.

Ноги сами несли… нет, оказалось, сначала не к бабушке, а к Учителю.

Там она впервые дала волю слезам, положив катану на черный мрамор и присев рядом в сейдза. Коленки тут же намокли от влажной с утра травы. Слезы текли тихо и долго, но в конце концов ей стало… необыкновенно легко. Катя встала, пальцы сомкнулись на ножнах, и возникло:

— Все равно Ваша душа — со мной…

Только потом она пошла к бабушке, но оказалась там не одна. Мать подняла навстречу дочери лицо, словно помолодевшее на десяток лет… Катьке хотелось сказать что-то типа ехидного «отлично выглядишь для такого места», но… раздумала, сама не зная почему.

Мать словно светилась изнутри… И судя по всему, была очень рада видеть дочь, хоть и неожиданно. Действительно рада.

— Катюша, я как раз собиралась к тебе… Я должна тебе сказать… — мать поглубже вдохнула и вдруг выпалила: — Я выхожу замуж!

Тут у Катьки случился ступор…

— Аааа… А отец? За кого? Как это вообще?

Совершенно офигевшая от новости Катька была способна только на такие вот идиотские вопросы…

— Я получила от мамы письмо… я понимаю, что это дико…

— Ты тоже? — перебила Катька и мать с дочерью посмотрели друг другу в глаза.

Понимающе. Впервые за долгое время.

Они проговорили до утра…

Катя узнала многое… в частности, о том, что ее настоящий отец — художник, что было время, когда мать вытащила его из пьянства и они были вместе самый прекрасный в жизни год. Он был как ребенок — и смотрел, как ребенок, и жил — так же непосредственно… Он начал выставляться, появились заказы на картины, появились покупатели. А потом мать забеременела, а у него уже появились поклонницы, и она… решила уйти. Потому что, думала она, с двумя детьми ей не справиться. Она выбрала — своего будущего ребенка… и всю ее жизнь видела в ней своего любимого, ранимого, не приспособленного к жизни, безумно талантливого и… воинственного возлюбленного (вот почему мать не переносила ее увлечений)!

А тот, кого она считала отцом, на самом деле ее удочерил… Зачем — если не любил? Может, потому что любил мать. Недолго, однако. Через три года у него появилась другая семья. Вот почему он всегда «пропадал на работе»… Катьке хотелось потрясти головой и убежать прочь из этого дурацкого сериала.

— Наверное, все так получилось из-за моей лжи… ты сможешь простить меня, дочь? — у матери на глаза навернулись слезы. — Никогда не получится счастливой жизни, если выберешь страх, неуверенность, ложь… Я предала тогда и его, и себя, а потеряв тебя, расплачиваюсь за это… главное, чтобы ты не расплачивалась…

— Мама… Извини, а можно мне почитать бабушкино письмо?

Мать вздохнула, утерев глаза…

— Это очень личное… но… наверное, ты имеешь право. Хватит уже между нами вранья…

И Катя погрузилась в чтение… когда дочитала, она улыбалась. Бабушкин стиль был далек от маминого и та же картина, представленная далеко не без юмора как-то примирила девочку с реальностью.

— Она писала мне похожие записки. Только коротенькие. Спасибо, мам. Кажется, я наконец тебя понимаю.

Мать сидела, закрыв лицо руками и тихо вздрагивала. И ее было жалко до невозможности… Куда делась счастливая женщина, которую Катя встретила два часа назад? Девочка достала катану из ножен. Клинок притянул взгляд, и набежавшие было слезы остановились.

— Мама, давай вот прямо сейчас все отрежем. И будет новая жизнь. Другая ты, другая я. Я ведь не та, какой была после переезда. И я… я желаю тебе счастья! И вообще… давай дружить, так, что ли?

— Давай, — произнесла мать одними губами. — Это ничего, что я плачу?

— Ничего, — шмыгнула носом Катька. И почти сердито добавила: — Только мне неймется к тебе присоединиться! Но бабушка, наверное, не хотела бы слез.

— Она поймет. Некоторые слезы как дождь, очищают сердце.

Они положили руки на лезвие катаны и мать хотела было провести рукой по лезвию, но Катя остановила ее:

— Мама, ты не чувствуешь? Этого уже достаточно…

— Не знаю… тебе видней. Ой, ты слышишь? — мать резко обернулась. — Мне показалось, я слышала тихий смех?

Ночью Катьке снилась мама, молодая, красивая, как на той фотографии, что показывала ей — с ее настоящим отцом. И назавтра она немало удивила мать, попросив ее оставить это фото.

* * *

А потом были вступительные экзамены, общага, новые приятельницы, а еще она нашла секцию кендо и пришлось ей снова доказывать, что девчонка может быть весьма неплохим бойцом. Катану она больше с собой не носила — она осталась в додзе Учителя, в родном городе. И снова — учеба, тренировки, переписка с Аней, матерью, а вот Светки писали все реже и реже. Жизнь словно разводила мосты между «вчера» и «сегодня». И сегодня было совсем другим, немного чужим еще, но волнующим, зовущим…

Знакомство с отцом (в первые праздники Катя решила поехать к матери — любопытно было) получилось странным. Невысокий мужчина, скорее похожий на спортсмена, чем на художника — плотный, коротко стриженый, с упругой походкой, неловко обнял ее, заглянул в лицо, чему-то изумился и… потащил ее в свою мастерскую.

Катя рассматривала картины, эскизы, наброски и многие ей нравились, а потом она увидела себя в зеркале. Рядом с отцом. И вдруг понял а, насколько они похожи: один и тот же разлет бровей, почти одинаковые глаза, только упрямый рот был точно «мамин»… Отец стоял и улыбался. Потом он много рисовал Катьку, так, что через пару дней она готова была сбежать куда подальше, лишь бы не позировать. Родители не настаивали, но провожая ее на вокзал, отец дал слово больше не привлекать ее в качестве натуры, когда она приедет снова. Они долго смеялись, если мороженое, так что получасовая задержка поезда прошла для них незаметно.

Снова занятия, тренировки, частые наезды в родной город, конечно, чтобы помочь Владу в додзе, ведь это ее Родина… И вот — новость, которую Катя и ждала, и боялась: ей тоже предложили поехать на семинар и аттестацию в Японию. Группа собиралась уж полгода. Присоединиться Катя хотела — не то слово! , но где взять денег? Мать с отцом могли и хотели помочь, но у них просто не было такой суммы. Как не было их у самой Катьки, и ни у кого из ее друзей. Мама предложила продать бабушкину квартиру, чему Катя резко воспротивилась -квартиру она сдавала Владу с Аней.

Но неожиданно выход был найден — Влад сам предложил ей продать ему квартиру, хотел взять кредит у какого-то знакомого — Катя была против, но договорились наконец, что он возьмет только-только чтобы хватило Кате на поездку, а потом будет выплачивать ей понемногу, как сможет, но сначала рассчитается с знакомым.

И вот наконец самолет, который вез всю советскую группу и в багаже — кучу спортивного инвентаря, среди которого был и катькин талисман — катана, на которую пришлось выправлять специальное разрешение. Она сперва не думала брать ее, и когда Влад спрашивал, отшучивалась, мол, в Японию — со своей катаной все равно что в Тулу со своим самоваром. А потом ей приснилась бабушка, Катя не помнила о чем они там, во сне, разговаривали, но утром решение взять катану с собой оказалось совершенно четким и «железобетонным», как сказал бы Влад. И никто не удивился ее решению, кроме нее самой, а новый тренер — руководитель группы помог с необходимыми документами.

А потом — совершенно незнакомая и необычная страна, хотя катькин английский кое-как ей помогал, все равно она старалась не отставать от своих. Тренировки «убойные», шли по 5-6 часов, и даже двигаться, не говоря о том, чтобы погулять после них Катьке совершенно не хотелось. Жесткое и шершавое татами Мейбукан додзе, на котором запросто можно было содрать кожу, просто шоркнув по нему рукой или ногой. Потное кимоно, громоздкие доспехи, она не очень любила заниматься в них. Наконец, аттестация, когда она получила свой 1 дан. После чего решилась наконец хоть чуть-чуть посмотреть Токио и… опоздала на следующую тренировку: банально заблудилась.

В зал она вошла, как полагается, скромно, аккуратно сделала все ритуалы. Вроде никто не обратил внимания. Но стоило ей встать и сделать шаг, как на нее тут же налетели сразу двое. Не свои, — поняла Катя, и начала яростно работать мечом-синаем. Через несколько минут противники утомились и поклонились и отошли, но тут к ней подошла, судя по фигуре, какая-то девушка — гибкая, невысокая, и кааак завертелось… Катька едва успевала отражать атаки, вначале даже не думая атаковать сама. Потом ее это разозлило, и она стала пробовать перехватывать инициативу, но… эта девушка была какой-то особенной.

Через некоторое время Кате удалось наконец провести пару атак. А потом ей стало казаться, что словно общий ритм, как в танце, захватил ее — или скорее их обеих… По молчаливому предложению катькиной противницы синаи сменили на боккены, и уж тут Катька развернулась, с любимым-то оружием… и не заметила, что вокруг них выстроились все, кто был тогда в додзе, хоть это было против всех правил.

Ей казалось, что она отражает атаки самой себя и нападает на саму себя, что перед ней — она сама, та, которая могла бы быть в самом лучшем случае, если бы был жив еще Учитель, если бы не было боли, неудач, потерь, досадных ошибок, что боккен отсвечивает благородной сталью, что она — не она, а ее Катана, вся, целиком… А еще ей казалось, что она нашла свою лучшую подругу. Или несостоявшуюся в этой жизни сестру. Что никого ближе и лучше, чем этот человек, ей не найти…

А потом ей казалось, что она нашла свое настоящее Я — вот оно, здесь, с ней, а в этом Я — все, кого она любила — Учитель, бабушка, друзья… Удивительное чувство радости и счастья, и где-то на дальнем плане сознания — так вот какими бывают ощущения Заншин… Но завершился бой. Или прекрасный танец. Или полет…

В полной тишине зала Катя и ее партнер сняли маски. И девушка чуть на села на месте — ее противником оказался немолодой и совершенно седой японец… Но тут она увидела его приоткрытый рот и почувствовала, что эмоции у них — одни на двоих. И улыбнулась. Японец улыбнулся в ответ, поклонился и что-то сказал. Катя поклонилась в ответ, ей ужасно захотелось узнать, кто он, поговорить с ним, хотя бы просто подойти. Но постеснялась. Она не видела его на тренировках раньше.

Когда она вышла из раздевалки, ее окружила ее команда, подошел тренер. Все говорили только одно — что никогда не видели такой техники и такой красоты, что она, оказывается, настоящий мастер, даже тренер сказал, что теперь ему точно больше нечему ее учить, скорее, пора наоборот…

— Да я сама не знаю, что это было! До сих пор все как во сне, — то ли оправдывалась, то ли просто пыталась объяснить Катька.

Тут вышел тот самый японец, поклонился, пожал катькину руку, представился, а ему представили ее, тренера и всю группу. Английского и жестов не хватало для продолжения разговора, а Катя даже имя не смогла запомнить. Зато запомнил тренер.

— Ты знаешь, КТО это был? — спросил он у Катьки вечером.

— Откуда, интересно? — парировала уже пришедшая в себя девочка.

— Один из лучших бойцов Токио! Но у него свое додзе. И свои ученики. Сюда его пригласили специально для нас, чтобы показать другой стиль и, думаю, показать нам нашу неподготовленность, слабость. Так что, Катерина, тебе большое политическое спасибо — теперь нас тут начали уважать! — рассмеялся тренер.

У Катьки снова отвисла челюсть…