Изнаночное (гет)

Мы мысленно возвращаемся в обстановку детства во времена тревог. Я осталась там, и ребенок внутри меня танцевал все это время, затем все прошло.

Роджер Желязны «24 вида Фудзи кисти Хокусая»

Малфой как всегда издевался, не изменяя себе, и от этого почему-то становилось чуточку легче. А еще — от той обреченности, что сквозила в его глазах и так чудовищно не вязалась с его насмешливо-ледяным тоном. Все это чудовищно не вязалось с тем, что произошло между ними.

Она потянулась за палочкой по-глупому очевидно, повинуясь рефлексу сделать хоть что-то, на что Малфой молниеносно достал свою и совершенно будничным голосом произнес:

— Экспеллиармус, — после чего убрал ее единственное оружие в карман своей мантии и одарил саму Гермиону не менее спокойным, выжидательным взглядом. Затем холодно улыбнулся уголком губ, видимо, осознав, что в ближайшее время она не планирует принимать его «приглашение» присесть, и снова поднял палочку, чтобы наложить запирающее и заглушающее заклинания на купе.

Всего хваленого самообладания старосты Гриффиндора хватило только на то, чтобы не броситься бесполезно молотить руками дверь купе и звать на помощь. Она лишь молча наблюдала за его манипуляциями и слегка дрожала от какого-то детского предчувствия, что на неё неизбежно надвигается что-то уродливое и страшное. Что-то, с чем она никогда не сталкивалась и чему, как ни постарается, никак не сможет помешать. Гермиона подумала о Малфое, о том, что здравая злость на него сейчас очень помогла бы справиться с растущей внутри паникой, и тут же обнаружила почти полное отсутствие этой злости — будто он сам, вместе с ней, был не источником грозно надвигающегося нечто, но его жертвой.

Она перевела глаза с его лица на несущуюся мимо поезда снежную бурю за окном и мысленно сосчитала до пяти. Постаралась чуть успокоиться и прогнать странные мысли, списав их на шок и остаточное действие этого нетипичного Империуса, под который её угораздило попасть. Потом снова посмотрела на Малфоя, мысленно задаваясь вопросом, отчего в его присутствии ей сейчас неловко даже просто пошевелиться.

Объект её внимания, впрочем, особой агрессивности не выказывал — что уже само по себе вызывало некоторые надежды. На что направлялись эти надежды, Гермиона и сама бы себе объяснить не смогла, если б захотела. Поэтому, поддерживая установившееся между ними напряженное и в то же время относительно мирное молчание, она продолжала настороженно изучать его из своего угла купе.

Малфой молчал, явно не намеренный продолжать разговор, пока она топчется у двери. В наглую пользуясь подаренной отсрочкой, Гермиона вслушивалась в себя с чуть ли не научным интересом. Слишком странные эмоции в ней вызывал сейчас его вид, эмоции, граничащие с тупой, надоедливой ломотой в груди. Невыносимые относительно всей ситуации эмоции.

— Малфой, — выдохнула она, как-то уж до неприличия безнадежно. — Отпусти меня. Я буду молчать.

На его лице нарисовалась легкая, недолгая усмешка — какая-то спонтанная недоуменная, очевидно, мысль. К тому же, скорее всего, не самая веселая, судя по тому, как он помрачнел затем, прежде чем одарить её еще одним тяжелым, неизменно молчаливым и выжидательным взглядом.

Гермиона неловко дернула плечами и, почувствовав накатившую волну беспомощного раздражения, прошествовала мимо него к противоположному дивану с максимально независимым видом. Опустившись напротив, она нервно пригладила выбившиеся из заколки волосы и вызывающе зыркнула на беловолосую причину собственного смятения.

Драко встретил её жалкую атаку безупречной стеной равнодушия, внутренне почти забавляясь — такой по-детски трогательной она выглядела в своих попытках изображать независимость. Окончательно придя в себя, после охватившего его замешательства, он справедливо решил, что если все это принеприятнейшее ему мероприятие и требует провернуть себя в любом случае, то он, Драко, уж постарается получить от этого хоть капельку своего, пускай и садистского, удовольствия. И начнет прямо сейчас.

— Страшно, наверное, — в своей отработанной за годы препирательств с Поттером издевательской манере пропел он, кладя ногу на ногу и откидываясь назад на кресле. Каждым движением демонстрируя непринужденность, которой в действительности совершенно не ощущал.

Выражение лица Грейнджер резко переменилось. Следующие несколько секунд она смотрела на него с искренним изумлением, а затем её взгляд стал наконец прямым и сосредоточенным. Такое лицо у неё иногда бывало на уроках, словно бы она столкнулась со сложной, но теоретически разрешимой задачей.

— Уж пострашней тебя видала, Малфой, — ехидно отозвалась она, чуть наклонив голову вбок. — Но ты, конечно, можешь заавадить меня, если пожелаешь. Доказать всему миру свою крутость. Глядишь, тебя за это даже наградит твой хозяин. Если ты не угодишь в Азкабан раньше.

Драко в ответ хищно прищурился, умело скрыв облегчение за ухмылкой.

В темных глазах Грейнджер под грохот рельс плясали оголтелые чертенята, и он, черт подери, был почти рад их видеть.

Их стремительно засасывало обратно в реальный мир.

Гермионе больше не было страшно — она отметила это с каким-то новым, незнакомым доселе безразличием. Придавленная им, она покорно сидела и прислушивалась, как барабанная дробь собственного пульса стихает в ушах, перестает гулко отсчитывать себя о её грудную клетку. Привычные плоскости ненависти и презрения возвращались на место, с гулким скрежетом сотрясая реальность, неузнаваемым элементом которой оставалась разве что она сама и, быть может, еще и Малфой.

Она посмотрела в окно, преисполненная даже не спокойствием, а какой-то промерзлой торжественной тишиной. Красный поезд летел в пустоту, разрезая снег, оставляющий на стекле мокрые следы своими острыми невесомыми лапками.

Надо же, с ней — с ними — действительно это все происходило.

Малфой неотрывно следил за её лицом своими колючими будто ледяное крошево безразличными глазами. Бессовестно лицемерящими глазами, она знала теперь наверняка, она подсмотрела, он сам ей позволил, наложив свое сумасшедшее заклинание. И Гермиона даже не могла определиться, что поразило её больше — то, как повела себя магия, или то, что, оказывается, таила под собой изморозь этого взгляда, содранная ею наживо.

Что-то подсказывало ей, что не стоит и приближаться к таким пониманиям. Что такие понимания — из разряда тех, что способны разрушить человека до основания, оставить после себя одни только искалеченные убеждения, совершенно непригодные для жизни, словно переломленный хребет, и ничего, ничего взамен.

Прежде Гермиона никогда не сталкивалась со знанием, от которого хотелось бежать, и, как назло, именно в такой момент у неё в арсенале оказалась только запертая заклинанием дверь купе. И этот совершенно незнакомый ей Драко Малфой, держащий её судьбу за шкирку, и, все, что она могла, это вести себя как обычно, чтобы худо-бедно удержать хрупкую иллюзию нормальности.

У нее даже не было сил злиться.

Черт. Она ведь понятия не имеет, что он решил делать дальше.

— Чего ты ждешь, Малфой? — ехидно поинтересовалась она, вцепившись ладонями в обивку сидения. — Ты же все равно сделаешь это снова. Так давай.

Он издевательски выгнул бровь и почти с участием поинтересовался:

— Так понравилось, Грейнджер? Кто бы мог подумать, какие у тебя извращенные понятия об удовольствиях. Хотя, если подумать, что еще можно ждать от жалкой магглы.

В её глазах мелькнуло совершенно неуместное удивление — в конце концов, репллика получилась типично Малфоевской — и даже обида, прежде чем она с ненавистью прошипела в ответ:

— Какая же ты всё-таки тварь, — после чего Драко резко дернулся вперед. Древко его палочки болезненно уперлось ей в горло почти мгновенно — у нее даже не хватило реакции дернуться, так бесшумно и стремительно он двигался.

Гермионе захотелось крепко зажмуриться: рукав его мантии при этом чуть съехал вниз, выставляя на ее обозрение белое запястье с голубоватой россыпью вен и уродливой татуировкой в виде черепа и змеи.

Вспомнились их бесчисленные споры с Гарри на протяжении последних нескольких месяцев. А ведь она, действительно, ни на секунду не верила, что он уже принял метку — до сего дня.

Сегодняшние события, разумеется, и без того были достаточным подтверждением того, что молодой Малфой-таки примкнул к рядам Пожирателей Смерти. Просто все произошло слишком быстро, и у Гермионы еще не было достаточно времени, как-либо к этому отнестись.

— Для начала, — с расстановкой произнес он очень тихо, конечно, отметив её полный смятения взгляд. — Очень советую тебе уяснить свое положение, грязнокровка. Мы больше не в школе, а я не сбрендивший директор, чтобы с кудахтаньем носиться с такими как ты.

— Я это хорошо вижу, Малфой! — подозрительно звонкий голос Грейнджер сорвался. Она отпихнула его палочку каким-то детским движением ладони и дернулась прочь, забиваясь в самую глубь сидения поближе к окну и пряча лицо в рассыпавшихся по плечам волосах, где погрузилась в нервное молчание, тяжело дыша и, очевидно, прилагая все силы, чтобы не расплакаться.

Драко криво усмехнулся и тряхнул рукой, заставляя темную ткань съехать назад на запястье и не отводя выжидательного взгляда от гриффиндорской дурочки. Та, впрочем, довольно быстро взяла себя в руки и тихо, с предательской опаской спросила:

— Так что ты собрался сделать с грязнокровкой, а, Малфой? Если хочешь убить меня или сдать своему змееподобному хозяину, то к чему весь этот аншлаг?

— Расслабься, Грейнджер. Сегодня никто не умрет, — примирительно известил он её. Худенькие плечи еле заметно расслабились, отчего Драко-таки не смог отказать себе в удовольствии и злорадно добавил: — Кстати, если ты будешь паинькой, то я даже проявлю великодушие и позволю тебе заехать домой перед нашим небольшим путешествием. Надо ведь кому-то заставить парочку родственных тебе магглов обо всем молчать, м? Не одному мне делать всю черную работу по разгребанию твоей, между прочем, кучи дерьма.

Губы девчонки мнгновенно сложились в тонкую бледнющую линию, а взгляд стал еще более колючим — загнанный, волчий взгляд, так хорошо знакомый Драко. Взгляд, напоминающий о ему Мэноре, обо всех кто погибал от пыток на его глазах три бесконечных месяца прошедшего лета. Взгляд, которого он никогда прежде не видел на лице золотой девочки гриффиндора.

Черт бы её побрал, гребанную дуру — ей бы сейчас не слезы сдерживать, а радоваться, что сегодня он выбрал не подвергать её той же самой участи. Формально, спасая её ничего не стоящую жизнь, сегодня он выбрал не быть Малфоем. Тем лучше, что никто никогда не узнает об этом — если он сделает все правильно.

Грейнджер явно избегала смотреть на него, и Драко не поручился бы утдверждать от страха или из гордости. Её напряженный профиль, белеющий на фоне стремительно наливающегося темнотой стекла купе, походил на старинный портрет принцессы или герцогини. На средневековые иконы — мрачно-скорбные и в то же время необъяснимо трогательные. А еще, с удивлением понял Драко, на разъетые вековым молчанием и холодом Менора изображения женщин семейства Малфой, на их гордое оцепенелое страдание — потаенное, но обнаруженное и понятое-пережитое им еще во времена ранней юности.

Грейнджер показала себя как прекрасный боец этим утром, что он по правде давно подозревал в ней. Не только тем, что умудрилась отразить хренову тучу мощных и темных заклинаний, но и тем, как держалась все это время: любая другая телка из всех, что он знал, давно бы билась в истерике, поунижавшись предварительно бесполезными уговорами. Драко слишком часто за последнее время видел, как тупели и мельчали люди перед лицом страха, чтобы не оценить ее выдержку.

К тому же, он, сам не зная почему, был уверен, что это не просто гордость — что девчонка действительно понимает его варианты, и потому ведет себя так, как ведет. А это значило, что все будет хоть немножечко легче для них обоих.

И еще — что она не заслуживала его насмешек.

Только вот Драко малодушно гнал эту мысль прочь, предпочитая оставаться в давно привычной роли и позволяя себе одну ребяческую выходку за одной.

Всего было слишком много, дикого, неуместного, так не вяжущегося с каждым из них — и с тем, что они представляли друг для друга. Он просто не хотел двигаться дальше, переходить к сути, прекрасно отдавая себе отчет на какую опасную территорию ступает. В то же время зная, что за спиной остался один только неровно-каменистый край пропасти. И что девчонка все еще балансировала на нем, смелый беспомощно-забавный ребенок с завязанными глазами.

Он позвал её, и конечно же не получил никакой реакции в ответ: Грейнджер впала в прострацию, к тому же, её весьма отчетливо трясло. Драко мысленно дал себе оплеуху: она хоть и гриффиндорка, и подруга Поттера, но, понятное дело, не каменная. Все это кого угодно бы доконало.

Возведя взгляд к потолку и беззвучно вопросив у Мерлина, на кой хер ему это все, он подвинулся на сиденье и повернул ее лицо за подбородок, очень серьезно глядя в мутные от страха глаза. Где-то на уровне подсознания отмечая, что за все эти годы ни разу не имел возможности рассмотреть их так близко и, что, будь его воля, так бы все и оставил. Но совесть, которую он по правде сказать давно считал отмершим атрибутом собственной души, не позволяла ему еще раз поднять на неё палочку, не задав свой вопрос.

Он даже не хотел знать, что сделало с ним это гребаное заклинание, всё, что его волновало, это как облегчить его очередной эффект для девчонки, которая итак была до смерти напугана.

— Грейнджер, — повторил он, чувствуя себя полным идиотом, и в то же время прекрасно осознавая, что требуется что-то более весомое, нежели очередной поток угроз, чтобы заставить её себя слушать. — Я, между прочим, собираюсь снова наложить на тебя это заклинание, так что если у тебя есть какие-то просьбы или пожелания, то очень советую озвучить их сейчас.

И вот тогда девчонка вышла из своего болезненного транса и почти с надеждой посмотрела на него.

Upd от 20 апреля: первые главы пересмотрены и объединены по две, добавлена третья, четвертая в работе.

Всем добра.