Гарри Поттер и Обитель Бессмертия (джен)

Мадам Помфри не сразу поняла, для чего ей, собственно, принесли хорька, но, оглушенная требованиями двух десятков голосов, незамедлительно взялась за его лечение.

Дела Малфоя были далеко не блестящи, это ни для кого не составляло тайны. Но белый хорек дышал, хотя это и давалось ему с трудом. Ребро Гарри тоже напоминало о себе, впрочем, он согласен был подождать, еще немножко.

Фельдшер выгнала всех за пределы ширмы в ее кабинете, но Гермиона все же успела объяснить ей, что это за пациент.

— Он так сразу обратно не превратится, — сказала мадам Помфри, уяснив, что перед ней анимаг. — Но тем лучше, в таком обличье привести его в порядок гораздо проще, чем в человеческом.

Мадам Помфри управлялась с ним минут сорок, к счастью, предварительно посоветовав все же вызвать для других пострадавших профессора Строут. Та откликнулась так охотно, словно ждала этого весь год. И, пока она возилась с первым в очереди Роном, из-за ширмы раздавалось бульканье и страшное шипение. Гарри без труда догадался, что это хорек так отплевывается от «СкелеРоста».

Когда очередь дошла до него, вездесущая Паркинсон применила какую-то мазь, помахала палочкой и, в целом, разобралась с героем довольно быстро, а фельдшер, дабы ему не вздумалось улизнуть, сурово кивнула в сторону коек.

Ночь, проведенная в палате, оставила Гарри такие впечатления, словно он вздремнул в зале ожидания, в пути или неподалеку от гулянки. Обрывочные, смутные образы напоминали не сон, а беспокойное забытье, он как будто и спал, и слышал голоса, суету, стоны соседей.

Утром, после осмотра, они с Роном и Гермионой покинули больничное крыло. Было так странно оставлять позади с десяток менее удачливых товарищей, которым предстояло провести там некоторое время.

Малфой все еще оставался в обличье хорька, и обе целительницы сходились во мнении, что энергии для обратного превращения у него хватит не раньше следующего понедельника. Забини предстояло залечивать раны дольше, и пока что ему даже не разрешалось вставать, а только принимать каждый час четыре микстуры, две из которых, судя по запаху, были на редкость противные. Ханне Эббот повредили бедро, после чего она подверглась пыточному проклятию; профессор Строут опасалась, что для приведения ноги в нормальное положение ее проще отрастить заново, хотя Ханна предпочитала терпеть боль, но сохранить имеющуюся ногу.

Универсальное противоядие отлично подействовало на Терри Бута, Майкла Корнера и Падму Патил, которых Нагини сумела-таки задеть своими зубами, «пусть не ядовитыми, но вдруг да грязными», а также пригодилось для Забини, потому что Паркинсон решила, что и от укуса оборотня оно тоже помогает.

Упивающиеся смертью, которых удалось задержать, все еще находились в замке. У авроров, таким образом, было полно работы, и Гарри потихоньку, чтобы никто не заметил, сверился с картой, на случай, если кто-то все еще прячется в школе.

Между прочим, прибыл и Серый Кардинал. С благодарностью от Министерства он побывал во владениях мадам Помфри, и Ханна Эббот отдала палочки с правдодымом для допроса непосредственно Перси.

Но Гарри с Роном его не видели, потому что вышли на улицу. В поле зрения сразу попало примерно пятьдесят колдунов, но гриффиндорцы, на которых никто не обращал внимания, зашагали к теплицам.

Гарри хотелось знать больше. Оказавшись вне наблюдения, он первым делом вытащил свое зеркало. А Рон, которого куда больше интересовало, что происходит в окрестностях замка, кивнув, отправился к озеру.

Сердце Гарри подпрыгнуло от радости, когда из зеркала на него глянуло уставшее, но счастливое лицо Ремуса Люпина.

— То, что вы сделали, — похвалил Люпин, — было очень грамотно. На самом деле, Лорд рассчитывал на огромные потери со стороны школьников. Никто не погиб, и этого достаточно.

По его словам, Темный лорд скрылся. Некоторым его последователям удалось бежать, но таких, по мнению Люпина, на свободе оставалось не более двух десятков. Орден беспокоило другое.

— Можно не сомневаться, что в тени остались те, кого он не посчитал нужным впутывать в это дело, — сказал Люпин. — Оборотней и дементоров вполне достаточно в качестве ударной силы, и боюсь, нам еще предстоит повозиться, чтобы выявить тех, кто преспокойно отсиживался дома. К тому же, есть ведь и те, кто просто разделяет его взгляды или, что не лучше, легко подчиняется силе. Но сегодня… — оборотень не находил слов от избытка чувств. — Я горжусь вами, ребята.

— Они пока оставили машины там же, за домиком Хагрида, — сообщил, присоединившись к другу после недолгой отлучки, Рон. — А все эти баррикады, которые возводили возле Леса, теперь убирают.

Гарри не хотелось сразу возвращаться в больничное крыло. Он встретился бы с кентаврами, но при наличии снующих возле замка авроров нечего и думать было о том, чтобы попасть в Запретный лес. Зато удалось переговорить с Хагридом, который за день сделался очевидцем и участником многих событий. Выглядел он траурно, как в ту ночь, когда скончался Арагог. И расстроен он был, как оказалось, примерно по той же причине.

— Оборотни намеревались напасть ночью, когда превратятся. Они не ждали встретить на том месте паучков, пришли туда, чтобы выждать, а тут… — Хагрид сурово вздохнул. — Теперь там, считай, одна большая могила. — Он помолчал, затем добавил. — Да, замучились ребята с дементорами! А в ворота поперли инфери. Целая толпа, — Хагрид перекрестился.

— Мерлин! И что сделали авроры? — воскликнул Рон.

— Зачем авроры? — удивился Хагрид. — Нет, дракон дохнул один разок, ну, тем дело и кончилось. Я, кажись, весь пепел успел убрать. Видали, Фадж теперь опять деловой, строчит благодарность мистеру Дигорри за то, что выписал дракона.

Гриффиндорцы помотали головами и честно сказали, что еще не видали. Было похоже, что после вчерашнего весь ритм школьной жизни сбился, во всяком случае, до сих пор, а время близилось к обеду, люди еще не собирались в Большом зале. Не собирались они там и следующие несколько дней, потому что его заняли авроры и разные министерские чиновники, которые, разумеется, подробно — куда там Вриттер — расспросили Гарри и его друзей о событиях рокового для школы дня.

Захват «Хогвартса» провалился, но его последствия тянули за собой шлейф неприятных обязанностей. На учителей свалилась необходимость успокаивать родителей пострадавших, на старост — поддержание порядка.

У Гарри имелся собственный долг. Сжав свою волю в кулак, именно он отправился на кухню и сообщил Добби о том, что случилось с Кричером и Винки в Тайной комнате. Не хотел бы он еще раз пережить этот момент. Добби, не дослушав, бросился от него прочь, беззвучно рыдая.

— Какая страшная сила любовь для свободолюбивого домашнего эльфа, — сказал смущенный и расстроенный Рон. — А ведь он еще не узнал, каким образом погибла эта Винки. Она закрыла собой Кричера, и что только нашла в этом зануде… Мерлин, что я несу! — и он, расстроившись еще больше, хлопнул себя по губам. — Нельзя так, они же умерли.

В общем, когда на другой день Гарри доложили, что с ним хочет встретиться министр магии, чувствовал он себя не так радужно, как полагается победителю. Гораздо охотнее он разыскал бы Добби, или нарезал бы цветов для лежащих в госпитале вместе с Сюзан Боунс. Однако от него не принимали отказа, и, понимая, что это в любом случае придется сделать, Гарри последовал за Филчем в кабинет директора. В душе он возмутился, что ему не позволили захватить с собой друзей, но честно настроился вести себя предельно вежливо.

Портреты в кабинете директора все еще не были развешаны, а беспорядочно составлены вдоль стен, что создавало ощущение нагроможденности. Руфус Скримджер находился там не один, а, по всей видимости, с охраной, и при виде Гарри медленно, внушительно опираясь на трость, поднялся.

— От лица Министерства, мистер Поттер, выражаю благодарность лично Вам и всем, кто был с Вами, — официально заявил он, пожимая Гарри руку. — Вы и Ваши друзья не только мужественно защищали «Хогвартс», но и действительно сумели образцово спрятать обитателей замка, так что никто не пострадал, ну, почти.

— Благодарю, сэр, — отозвался Гарри.

В глазах Скримджера появилась нерешительность.— Я подготовил список тех, кому намерен присудить орден Мерлина, — сказал он. — Взгляните, мистер Поттер.

Гарри взял пергамент, пробежал его глазами. Там значилось всего 8 имен.

— Но… тут нет никого из «Слизерина», — указал он.

Скримджер властно махнул рукой.

— У этих молодых людей до сих пор было достаточно недомолвок перед лицом закона, — сказал он. — Будем считать, что теперь они каким-то образом искупили свои прежние прегрешения.

На это Гарри мог бы многое возразить; он почти не сомневался, что ему, открой он рот, тотчас поставят на вид кулак Крэбба.

— А почему Сюзан Боунс — орден второй степени? — возмутился он. — Она одна удерживала кабинет директора, пока не прибежали я, Луна и Пэнси Паркинсон! А у Паркинсон, между прочим, досье чистое!

— Любое возвеличивание мисс Боунс вызовет пересуды, что на нее играет имя ее уважаемой тетушки, — соизволил разъяснить министр. — Что касается мисс Паркинсон, у нас есть сведения, что она задействована в не совсем законном, а точнее, в нелегальном научном проекте.

Говоря это, министр внимательно вглядывался в лицо Гарри, так что юноше оставалось надеяться, что он себя не выдал.

— И, хотя предполагаемый руководитель этого проекта, Северус Снейп, скорее всего, со дня на день получит свободу, мы бы не хотели себя компрометировать.

— А все, кто остался со мной, здорово как хотели рисковать своими жизнями, да? — псевдо-спокойно уточнил Гарри.

— Мистер Поттер, мы не можем разбрасывать орден Мерлина горстями, — прогремел министр.

— Тогда какого черта вы делаете вид, что вам интересно мое мнение? — в гневе вскричал Гарри.

С минуту они смотрели друг на друга, пока Скримджер не прервал молчание тяжелым, преисполненным бесконечного терпения и скрытого раздражения вздохом.

— Вы не забыли, юноша, наш разговор после завершения суда над Драко Малфоем? — заговорил он строго. — Помнится, тогда Вы точно так же метали громы и молнии, требуя для него самой суровой кары.

— Я был неправ, — нехотя признался Гарри.— А я полагаю, что и тогда был прав, требуя от Вас вести себя прилично, — стукнув кулаком по столу, заявил Скримджер. — Вот Ваш так называемый шеф, он приличиями не пренебрегает. И далеко пойдет! Он составил куда более длинный список и подсунул мне на подпись. Но пока что мне решать, кто достоин ордена Мерлина, и вам придется с этим считаться.

И министр гордо откинул назад свою тяжелую голову. Гарри насупился. Он не знал, что можно на это ответить, и полагал, что нет смысла спорить.

— У Вас будут какие-нибудь пожелания, юный герой? — грозно поинтересовался Скримджер.

Гарри помедлил. Ему не хотелось просить этого, по-своему очень порядочного, колдуна о чем бы то ни было. Но и ждал он, пожалуй, слишком долго.

— Я хотел бы, — твердо произнес Гарри, — посетить могилы моих родителей и ближайших родственников.

— Что же. Не вижу повода отказать в столь почтенной и естественной просьбе, — сварливо согласился министр. Гарри показалось, что сие пожелание Скримджер воспринял с облегчением, а ожидал он худшего.

Рону и Гермионе позволено было составить Гарри компанию.

Следующие два дня герои привыкали к мысли, что все закончилось, и очень успешно. Странно, но, сталкиваясь между собой, члены Дамблдоровой Армии избегали обсуждать случившееся, глупо улыбались и говорили мало, в основном о пустяках. Фадж глядел на них любовно, с гордостью, и неразговорчивость таких замечательных учеников весьма его огорчала. Тем более что в «Пророке», по его словам, появлялись весьма красочные репортажи со знакомой подписью.

В общем, когда за Гарри прибыл обещанный министром эскорт, юноша почувствовал даже неловкость от того, что перспектива посетить могилы так его прельщает. Он надеялся, что пребывание вне школы поможет ему встряхнуться.

Переживания оказались совсем не такими, как он думал. С самого начала он ловил себя на неожиданных, непонятных чувствах. Гарри приходилось сталкиваться со смертью, но на кладбище она оказалась совершенно другой. Нет, до того Гарри посещал кладбище дважды, оба раза находился в состоянии смертельной опасности и ни разу не имел возможности спокойно все рассмотреть. Теперь его восприятие, обостренное недавней встряской, особенно жадно вбирало впечатления.С первых минут пребывания на небольшом, по преимуществу колдовском кладбище в нескольких милях от лощины Годрика, где были похоронены многие поколения Поттеров, Гарри потрясло настолько сильное отторжение, что разобраться в нем юноша сумел лишь позднее. Делиться с друзьями сразу он не решился. Гермиона с цветами из теплицы держалась отчуждено, Рона то и дело охватывал суеверный трепет, сотрудники Министерства, их сопровождающие, вели себя чрезвычайно тактично.

Фамильный склеп Поттеров был очень красив. Это было небольшое строение, с фасада подобное миниатюрному замку или, пожалуй, фигуре ладьи. По обе стороны короткой дорожки росли кусты сирени.

Внутри он зато замерз. Гарри рассматривал многочисленные урны и читал имена, поначалу с интересом, но в итоге у него зарябило в глазах. Тогда он поспешил выйти на воздух, так и не проникнувшись никакими особенными чувствами; ему было неприятно думать, что равнодушие Снейпа с оттенком антипатии повлияло на его собственное отношение к семье отца.

Там же располагалась настоящая могила Дамблдора, и после того, как Рон успел это выяснить, Гарри не мог не посетить и ее тоже. Его потрясло, что надгробие, судя по всему, было точно таким же, как то, ненастоящее, в «Хогвартсе». Они постояли немного в странном оцепенение, Гарри возложил два нарцисса, после чего кивнул аврорам, давая понять, что можно следовать дальше.

Родители Гарри нашли последний приют на одном из больших кладбищ возле большого города. Шагая по дороге, Гарри мог видеть ряды могил, очень разных, иногда сворачивал и читал имена и постепенно сумел разобраться, что же его смущает. Нечто противоестественное в своей сущности крылось в замеченном им отличии. В некоторых местах памятники, ограды и все остальное поражало броскостью, даже помпезностью, и чрезмерной ухоженностью. Но попадались могилы и совсем заброшенные, заросшие, с подрезанной кое-как травой и покосившимися скамьями. «Разве смерть приемлет выпендреж или убожество? Неужели все это на самом деле нужно? — вопрошал Гарри, внутренне содрогаясь. — Разве что для памяти? Лучше бы люди хорошо относились к своим родственникам при жизни».

У Джеймса и Лили Поттеров не было надгробья, только две мраморные таблички с именами. — Мы не могли привлечь внимания к этому месту, опасаясь вандализма, сэр, — произнес чиновник с оттенком сожаления.

Гарри очень старался что-нибудь почувствовать. Но это место не имело ничего общего с его родителями, счастливые лица которых он столько раз с любовью изучал в альбоме.

— Все в порядке, — произнес Гарри. — Я сам должен этим заняться.

Последним в списке было кладбище в местечке Спиннерс-Энд, где Гарри еще издали распознал интересующую его могилу. В отличие от бесчисленных других, она выглядела очень прилично. Гарри вспомнил слова тети Петунии, что всем распоряжался профессор Снейп.

С надгробий на парня смотрели фотографии, довольно удачные. Гарри долго разглядывал их и решил, что его родителям надо подобрать такие же. Элвин Эванс был рыжеватым, худощавым и бородатым человеком с задорным блеском в глазах. Джиллиан Томпсон-Гейл выглядела жизнерадостнее, но вместе с тем и солиднее. И, если деда Гарри вспомнил сразу (каким-то образом тот оказался у него за спиной в зеркале Сокровения), то ее Гарри увидел впервые. Его бабушка при жизни обладала волевым лицом и проницательными зелеными глазами, выражение которых делали их непохожими на Гаррины. Но, пожалуй, Лили Поттер походила на мать очень сильно.

— Видно, что они были оптимистами, — заметил Рон.

Гарри ничего не ответил, продолжая изучать портреты. Да, Рон был прав, фотографии изображали людей средних лет, которые светились внутренним стержнем. Обе их дочери были изящнее, утонченнее, но, несомненно, не обладали в такой мере прямотой и жизнелюбием, притягивающих к ним людей. Петунии нужна была респектабельность, а Лили — героизм, какой-то смысл жизни, без чего их родители прекрасно обходились. Приходилось признать правоту Снейпа: Гарри и в самом деле ничем не напоминал лучших, по мнению профессора, представителей линии Эванс.

Он довольно много времени провел там и с трудом оторвался от созерцания фотографий. Но, выйдя за кладбищенские ворота, вздохнул с облегчением.

— Как ты себя чувствуешь? — рискнула спросить его Гермиона.

Повернувшись к ней, Гарри взглядом попросил охрану отойти подальше, и заговорил с друзьями лишь после того, как убедился, что их не услышат.

— Когда я… туда, — он указал пальцем вверх, — не вздумайте устраивать мне ничего подобного, ясно? Сжечь и пепел развеять!

— Если я «туда» раньше тебя, то мне — то же самое, — потребовала Гермиона.

— Ну что ты, леди Малфой должны похоронить с почестями, — с уморительно серьезным видом поддел подругу Рон.

Задумчивость и сомнения рассеялись, когда Гарри достиг первого дома и прошел мимо него по мощеной булыжниками дороге. Там его и окликнули, указав, что пора возвращаться, и прогулка по окрестности в программу не входит.

Он почувствовал себя совершенно в своей тарелке, приземлившись у ворот школы, по обе стороны которых скалились крылатые кабаны. Гарри поглядел на замок. Основатели называли его Обитель бессмертия, и в самом деле, здесь никогда не было того кладбищенского покоя. Гарри почему-то вспомнился профессор Слагхорн с его тягой к «спокойной жизни», и он всерьез усомнился, а бывает ли она, эта спокойная жизнь. В «Хогвартсе», где росли, взрослели и приобретали знания колдуны и ведьмы, всегда далеко было до спокойствия, и причин тому имелся легион.

Оказавшись снова в школе, Гарри почувствовал себя как бы вдвойне живым. Точнее, он почувствовал себя так, словно проснулся от спячки. И он знал, каким делом ему стоит заняться.Теперь Гарри считал себя обязанным обсудить свои сомнения относительно уместности работы Снейпа в качестве учителя. Он долго думал, к кому с этим обратиться, и пришел к выводу, что никто из школьных учителей, даже МакГонагол, не поймут его, да и не вправе они решать такие проблемы. Обсуждать это с министром Гарри не собирался из других соображений — при всей своей неприязни к Северусу Снейпу, он понимал, что это уж слишком. Конечно, будь рядом Дамблдор, Гарри без раздумий доверился бы ему, но Дамблдора пока не было, и потому в итоге гриффиндорец решился побеседовать с его преемником.

Застать Перси одного ему долго не удавалось, невзирая на то, что тот появлялся в школе почти каждый день, все еще исправно прикидываясь исполнителем воли министра. За это время желание поговорить с ним о Снейпе сделалось для Гарри почти навязчивой идеей. «Мерлин, это будет настоящий подвиг, если последующие поколения учеников никогда не столкнутся с его придирчивостью, предвзятостью… Правда, они никогда об этом не узнают», — думал Гарри, но предполагаемая неблагодарность ничуть не умаляла силу его намерения. Нет, он старался быть объективным, он вовсе не считал Снейпа сумасшедшим, но искренне считал, что для работы с детьми такой дрянной характер является препятствием.

— Ты неправ, Гарри, — отрезал Перси, стараясь не слишком таращить глаза за очками в роговой оправе; близнецы на его месте давно бы покрутили у виска. — Разумеется, профессор Снейп останется в «Хогвартсе».

Гарри почувствовал себя неловко и начал злиться; он вдруг понял, что Перси просто-напросто считает его поведение недостойной попыткой мести.

— Я понимаю, тебе жаль лишать его работы и все такое, но ты сам знаешь, он не всегда объективен, — заговорил гриффиндорец с невольной агрессивностью.

— Необъективен, — согласился Перси, ничуть не смущаясь. — Но он отличный специалист, и у него можно многому научиться.

Гарри сам не знал, как сформулировать свои опасения по поводу адекватности Снейпа, как описать бездну в душе этого человека, приоткрывшуюся ему ненадолго. Не говорить же, что Снейп ненавидит большинство учеников, потому что на их месте хотел бы видеть свою дочь, которую не смог лично воспитывать, а слизеринцев, наоборот, любит, потому что их в какой-то степени считает своими детьми. Гарри и сам посчитал бы все это бредятиной, достойной разве что тети Петунии.

— Послушай, Гарри, — между тем начал уговаривать его Перси, из чего Гарри заключил, что сам сейчас выглядит отнюдь не нормальным, уравновешенным и серьезным, — Снейпа нельзя отпускать. Он прекрасно найдет себе работу, проще всего — начнет продавать всякие нелегальные зелья дурам, помешанным на красоте, и денег ему хватит, он не из тех колдунов, кому надо держаться заработка. Как ты не понимаешь — Снейп нам нужен! Дамблдор удерживал его, потому что выручил в свое время, и «Хогвартс» долго оставался самым безопасным местом. Ну, и сейчас так, но, знаешь, я чувствую, профессор Снейп… он сам захочет вернуться в школу, — с бодрой надеждой выдохнул Перси. — Он привык к этому, к образу жизни и авторитету учителя.

Этого Гарри и опасался.

— И все равно он, — гриффиндорец запнулся, потом, собравшись, выпалил, — его нельзя считать нормальным учителем.

Гарри в изумлении вытаращился на собеседника, увидев, что тот улыбается.

— А тебя — нормальным учеником, — произнес Серый Кардинал. — Приняв тебя в школу, Дамблдор поставил рискованный педагогический эксперимент. Между прочим, он все время так делал, не только с тобой, тот же Малфой, да и этот бред с кеглями. Он доверял людям и позволял им набивать шишки. Многие осудили бы его за это. И я не во всем с ним согласен. А его брат и вовсе ворчит, что Альбус, понимаете, помер из-за своего обормотства, как и жил. Ладно, ты хочешь чего-то еще?

Спорить, что он и Снейп — не одно и то же, не имело смысла. Поэтому Гарри уныло кивнул и попрощался.

Между тем Рон внезапно исчез. Гарри обнаружил это только тогда, когда открыли Большой зал, и толпа учеников после отсидки в Комнате необходимости и в гостиных своих колледжей радостно хлынула внутрь. Все расселись, а Рона не было. Гарри нетрудно было привлечь к этому факту внимание членов Д.А. Начались расспросы за другими столами, и оказалось, Луна тоже не пришла.

— Найдутся, — пожала плечами Миллисента Булстроуд, причем в ее глазах читалось уже знакомое Гарри по истории с машиной неодобрение.

После двух часов мучительных расспросов Гермионе удалось вызнать у профессора МакГонагол, что Рона вызывали к Серому Кардиналу, и что там его «непременно отругают». Профессор все еще обижалась на них за то, что ее впихнули в Комнату необходимости, поэтому Гермиона не решилась настаивать на более подробной информации.

Они с Гарри несколько раз пытались вызвать кого-нибудь, но к зеркалу никто не подходил. Такое впечатление, что связь нарочно отключили, и теперь друзья Рона натянуто улыбались «с пониманием» ухмыляющейся Лаванде. Они бы тоже предпочли, чтобы Рон был с Луной, а не с Перси.

Рон влез в гостиную, когда народ начал расходиться по спальням. Был он сердит, мрачен, и первым делом окатил брата своего Перси потоком брани. Лишь потом он уселся возле Гарри и на сразу заданный вопрос, как дела, буркнул, что так себе.

— Что он тебе сделал? — забеспокоился Гарри.

— Что сделал? — гневно переспросил Рон. — Натравил на меня родителей! По такому случаю он им даже представился, и теперь, верите ли, они от него в восторге. А меня попробовали отругать, и даже позвали мистера Лавгуда.

— Мистера Лавгуда? — удивилась Гермиона.

— Ну да. Я не сказал? Я брал машину, — Рон покраснел. — Чтобы покатать Луну. Ей этого давно хотелось, вот я и…

Взгляд Гермионы говорил, что она согласна с Кардиналом, и Гарри был ей очень признателен, когда она сумела удержать свои соображения при себе.

— Луна их всех ни капельки не испугалась, — сказал Рон. — Я бы не смог так их успокоить. А Луна даже предложила нам всем вместе немного покататься!

— И что, согласились? — спросил Гарри.

— Пока нет, но папа считает, что можно это вскоре устроить. А мама сказала, что Луна очень милая.

— Луна замечательная, — с искренней теплотой в голосе согласилась Гермиона.

Ее собственные так называемые сердечные дела пошли на поправку куда позже. Пусть Драко и принял некоторое время назад человеческий облик, он долго не приходил в себя, а Рон справедливо, но так, чтобы не услышала дежурившая около сына Нарцисса Малфой, заметил, что в образе хорька ее сынок гораздо симпатичнее.

Тот момент, когда Малфой очнулся, мадам Помфри, должно быть, забыла не сразу. Пэнси, помогающая ей, рассказала, что он внезапно открыл глаза и отчетливо произнес: «Голова».

Не в правилах школьного фельдшера было долго пугаться, тем более что леди Нарцисса тотчас бросилась к сыну, а ее объятия пока еще были ему противопоказаны.

— Что, дорогой? — залопотала миссис Малфой.

— Голова Кричера, — слабым голосом пояснил Драко. — Он хотел, чтобы ее прибили в фамильном доме. Пусть кто-нибудь спустится за ней в подземелья.

Поначалу мадам Помфри подумала, что после травмы у ее пациента неладно с мозгами. Гарри на ее месте бы подумал то же самое. Но Гермионе все это неожиданно показалось трогательным.

— Все-таки со стороны Драко это проявление благодарности Кричеру, пусть и своеобразное, — рассудила она. — Даже при таком воспитании он может отнестись к эльфу по-человечески! А представьте, как все станет замечательно, если создать правильные законы!

Просьба выздоравливающего не осталась не уваженной. Серый Кардинал с помощью портшлюса лично посетил Тайную комнату, и перенес наверх тела Кричера и Винки, хотя никто, начиная с Рона, не верил, что он спускался туда именно за ними.

— Ему просто хотелось взглянуть на Тайную комнату, а ради этого чего не сделаешь, — философски рассудил Рон. — Мне вот интересно, Малфой собирается Кричеру собственноручно голову рубить?

Когда трое гриффиндорцев после этого наведались в больничное крыло, то застали Плаксу Миртл рядом с Драко. При виде Гарри прозрачная барышня просияла, но затем сурово поинтересовалась, не собираются ли они утомлять ее любимца дурацкими вопросами.

— Я тоже рад тебя видеть, — улыбнулся ей Гарри, чем, кажется, смягчил привидение.

Как оказалось, утомляющими чудовищами были авроры, которые, невзирая на протесты мадам Помфри, приходили по долгу службы и спрашивали, разумеется, всех, не только Драко. Малфой сказал, что относительно Маклагена не мог рассказать всего, о чем очень сожалел, и вообще находился в скверном расположении духа.

— Темный лорд специально разделил нас, чтобы мы соперничали, я даже не знаю, какие именно задания он получал. Если бы он не попался, Мерлин, кто бы его уличил? — Малфой с вызовом поглядел на то, как Гермиона недоверчиво покачивает головой. — Только не начинай про неизбежную справедливость! Вот Дигорри был отличным парнем, а жив Маклаген.

— Полегче, Малфой, — попросил Гарри, и тон его голоса заставил встревожено взвиться над кроватью Плаксу Миртл.

— Полегче? — фыркнул тот. — Если бы не Кардинал, Министерство бы с нами иначе разговаривало.

После этого Гарри не решился рассказать ему про короткий список претендентов на орден Мерлина.

Что касается матери Забини, то почтенная Клитемнестра Сайрус тоже наведывалась каждый день и ужасаниями, возмущениями, причитаниями и прочими выражениями заботы довела бы своего сына до буйного помешательства, если бы не страх перед бесцеремонной Паркинсон и мадам Помфри, которые то и дело выгоняли ее. Но Сюзан Боунс у озера рассказала гриффиндорцам, что Ханна пожаловалась ей.

— Отец Ханны пришел навестить ее, и был так шокирован! Даже в палате девочек слышно, как эта ведьма обвиняет Забини в том, что он надумал драться с оборотнем, — сказала она. — Как будто это что-то может изменить!

— И все равно зря он это, — поддержал заботливую мать справедливый до занудства Захариас Смит, заслужив укоризненные взгляды одноклассников. — Понятно, что оборотень угрожал ему, но он должен был…

Они вшестером, с Джинни и Луной, расположились под деревом, спасаясь от жары, но не имея сил оставаться в замке в такой чудесный день. И до того, как к ним, услышав Сюзан, присоединился справедливый Захариас, Гарри успел подумать, что, пожалуй, такие моменты останутся в его душе как лучшие воспоминания о школе. Озеро было чистым, небо — безоблачным, лес со стороны казался совершенно безобидным. Даже не верилось, что совсем недавно здесь, на этом самом месте, не было ничего похожего на безмятежность.

Смит рассказал, что столкнулся с Забини в совяльне в тот самый день, накануне штурма «Хогвартса», когда Гарри ходил в Запретный лес, к кентаврам. Захариас обратил внимание, что на конверте, который Забини держал в руках, не решаясь привязать к лапке совы, не было адреса, только наверху было нацарапано что-то, судя по всему имя адресата, и Смит заметил только начальную букву «Ф», поскольку остальное Забини зажимал пальцем. Естественно, Смит ну никак не мог не указать слизеринцу на то, что конверты так не подписывают, и поинтересовался, почему тот так напряжен и вообще ведет себя странно. «Да вот надо послать ответ, — прошипел тот сквозь зубы и вдруг, совершенно без всякой логики, разорвал письмо. Смутившись и заявив, что отвечать, в общем, не так уж обязательно, слизеринский староста поспешно покинул совяльню.

К чести Захариаса, правильные подозрения зародились у него сразу, но он не успел поговорить с Блезом, который после ухода из совяльни стал избегать его, и не решился поделиться своими подозрениями с кем-то еще, кто, возможно, мог бы на Забини повлиять.

— Это не помогло бы, — успокоила одноклассника Сюзан. — Забини говорит, что он хотел все это закончить, и ему надоело.

— Я понимаю, мне бы тоже надоело, — согласился Рон и, когда Луна согласно кивнула, уши его постепенно стали приобретать багровый оттенок.

Отводя внимание на себя, Гермиона заговорила о том, что учителя очень нервничают, поскольку никак не могут начать экзамены на младших курсах.

— Фадж обещает, что со дня на день, а сам, кажется, ждет распоряжения от Министерства, — проинформировала староста девочек.

Через пару дней она попросила друзей составить ей компанию. Ей нужно было сходить в больничное крыло, потому что Малфой выписывался.

Гарри не очень понимал, почему это важное событие должно происходить непременно в присутствии Гермионы. Она тоже этого не знала, сказала только, что мадам Помфри просила ее об этом.

— Вообще, там будет много людей, Ханна выписывается тоже, и весь «Хуффульпуфф» придет ее забирать, — сказала она.

В палатах действительно толпился народ. Мадам Помфри при виде троицы сурово кивнула и, приказав ждать возле ширмы, отправилась в палату. Обратно она вернулась в сопровождении Драко, его слизеринских приятелей и миссис Малфой. За это время Гарри успел пожать несколько рук, в том числе и мистера Эббота, который с таким восхищением разглядывал его, что гриффиндорец смутился. Впрочем, фельдшер быстро перевела все внимание на себя.

— Что же, сейчас я Вас проинструктирую, как впредь избегать подобных проблем со здоровьем, — заявила мадам Помфри.

Она кивнула на стулья, куда сели Малфой и его мать. И — началось.

То обстоятельство, что Драко превратился в хорька, фельдшер подвергла самому суровому порицанию. Миссис Малфой была изумлена и напугана, что ее сын пошел на такой риск.

— Мне только дважды и удалось превратиться, — оправдывался он. — В Тайной комнате и в Отделе Тайн, ну, когда Нимфадора сражалась с тетей Беллатрикс.

Но упоминание о том случае только расстроило миссис Малфой.

В глубине души Гарри, пожалуй, было приятно, что старого школьного недруга ругают за то, что у него самого не получилось. Только ради этого стоило придти встречать его из госпиталя. Мадам Помфри продолжала перечислять, почему это рискованно и неразумно, а мать Драко с сожалением покачивала головой, и эта ее покладистость, должно быть, смягчила мадам Помфри. Во всяком случае, она не повышала голоса, так что ребята из «Хуффульпуффа» даже стали прислушиваться, но вряд ли смогли что-то разобрать. В итоге фельдшер категорично постановила:

— Мистер Малфой, дальнейшие анимагические превращения могут нанести вред вашему здоровью.

— В каком смысле? — спросил Малфой.

— В репродуктивном, — отрезала мадам Помфри. — Вы ведь должны знать, что далеко не для всех анимагические превращения допустимы? Это вообще очень опасно, удивляюсь, как школьники решаются на такое.

Гарри подумал, что для таких откровений присутствие толпы хуффульпуффцев определенно лишнее.

— Ну да. Наша жизнь такая безопасная, — съязвил Малфой, но на его бледных щеках проступила краска.

На мгновение фельдшер растерялась, но затем к ней вновь вернулся ее обычный деловито-суровый тон.

— В общем, так, мистер Малфой, мне не хочется быть с вами настолько грубо откровенной, но, если Вы планируете в будущем обзавестись наследниками, Вам лучше никогда больше не превращаться. Никогда, понятно? — грозно переспросила мадам Помфри.

— Почему Вы так говорите? — вскинулся Драко. — В моей семье были анимаги, и, по-моему, у них это не отражалось на здоровье, как Вы утверждаете! Кузен моей мамы Сириус Блэк…

Мадам Помфри покачала головой.

— Насколько я знаю, жизнь Вашего родственника мистера Блэка сложилась так, что у него не было детей, я права? — уточнила она. — Вы же, насколько мне известно, собираетесь жениться?

Под ее пристальным, по-врачебному бестактным взглядом бледное лицо Малфоя налилось краской. В тот момент Гарри почти сочувствовал ему, и даже понял, почему тоже алеющая сейчас Гермиона, невзирая на всю сомнительность сделки, все-таки решилась связаться с Малфоем. «У человека, способного смущаться, должна быть какая-то совесть», — подумал он.

— Анимагические превращения, — веско произнесла довольная эффектом мадам Помфри, — потому и контролируются Министерством так тщательно, что их последствия непредсказуемы. Порой колдуны и ведьмы становятся неадекватны.

Гарри перебрал в уме известных ему анимагов, и получалось, что возразить ему нечего. За исключением его отца, все прочие — профессор МакГонагол, Сириус, Петтигрю и, конечно, Рита Вритер — были бездетны. Касательно двух последних, действительно, можно было согласиться, что они совсем неадекватны.

— Что же, надеюсь, мне больше не понадобится хорек, — ворчливо согласился Малфой.

— Что касается Вас, мистер Гойл, — продолжала мадам Помфри, явно воодушевленная тем, что ей удалось вразумить Драко, — это просто чудо, что Вам так повезло.

— Почему? — возразила, не сдержавшись, Гермиона. — Примерно треть анимагов обходятся вообще без побочных эффектов, кроме того, это зависит от того, к какой категории…

— Так мне можно превращаться? — промычал Гойл.

— Без ограничений, — желчно бросила мадам Помфри, словно лошадиное здоровье и непробиваемость Гойла были для нее личным оскорблением.

Зато Забини она держала в госпитале до последнего. А в тот день, когда он выписался-таки, профессор МакГонагол пригласила многих выпускников в свой кабинет. Гарри опасался этой встречи, предполагая, что теперь, когда испытания позади, завуч припомнит ученикам, как непозволительно они вели себя по отношению к учителям. Но она встретила их на удивление дружелюбно.

— Вы проявили мужество и выдержку, — сказала она, косясь в сторону, чтобы довольный блеск ее обычно суровых глаз был не столь очевиден.

— И сейчас, я думаю, никто не станет возражать, что вы заслужили увеселительную прогулку. К тому же, директор сейчас в Министерстве, мисс Амбридж тоже, и… думаю, она больше не захочет здесь работать.

— Прогулку? — переспросил Гарри.

— Да, — кивнула МакГонагол. — На самом деле, в штаб-квартире Ордена Феникса намечается небольшой праздник по случаю победы. Серый Кардинал считает, что даже те из вас, кому до настоящего момента было отказано в знакомстве с ним, заслужили такое право своей преданностью нашему общему делу.

— И отлежкой в больничном крыле, — шепнул Малфой Крэббу.

Гарри заметил, что, из всех присутствующих, выражение лица Нотта ни капли не изменилось. Ему, казалось, все равно, сочтут его достойным чести знакомиться с Серым Кардиналом или нет. Гарри опустил взгляд, вспомнив, как отчаянно сам он жаждал попасть на прием к Серому Кардиналу и вступить в Орден.

Через камин они проникли в прихожую, где портрет заранее разбуженной мамаши Блэк для начала поприветствовал героев в обычной манере. На лестнице Гермиона дернула его и Рона за рукав, привлекая внимание к тому, чего Гарри, по правде, предпочел бы не заметить: к голове Кричера.

— Правда, он такой же, как и был? — шепнула она со слезами в голосе. — Как мило, что они повесили здесь и голову Винки!

А Гарри это совсем не понравилось. Ему даже стало обидно за Добби.

А дальше Джинни откровенно обалдела, и это была самая типичная реакция. Близнецы с умилением взирали на то, как их родители восторгаются своим третьим сыном. Чарли и Билл с женами, судя по всему, тоже гордились своим самым занудным братом.

— Малфой не знает, что Нимфадора живет у нас, — потихоньку сообщил друзьям Рон. — Они не заводят своего дома, потому что Чарли хочет продолжать работать в Румынии. Мама хотела рассказать Малфоям, а я сказал — ну их! Драко сейчас опять начнет выпендриваться и возмущаться, что это за муж, который неизвестно где! А Чарли любит свою работу в Румынии.

Речь Перси на сей раз была не слишком длинной, и он, похвалив всех скопом, предложил гостям развлекаться, и особо подробно проинструктировал, как пройти в столовую.

Гарри заметил, втайне стыдясь своего облегчения, что среди гостей нет профессора Снейпа. По словам Перси, тот все еще вкушал покой и порядок в стенах Министерства. Гарри подумал, как бы он повел себя с профессором. Возможно, он не удержался бы и спросил: «Профессор Снейп, а что бы Вы стали делать, если бы меня распределили в «Слизерин»?». После этой мысли Гарри внезапно вздрогнул. Ясно, как воочию, представился ему ядовитый голос Снейпа: «Я сделал бы из тебя настоящего слизеринца, Поттер!». Неужели это имела в виду Шляпа-сортировщица, когда говорила, что «Слизерин» помог бы ему на пути к величию?!

Зато в доме присутствовала личность, без которой для Гарри праздник был бы, пожалуй, не столь важен. Дамблдор находился в отдельной комнате там же, на втором этаже. Об этом сообщила, вернувшись в гостиную, Пэнси Паркинсон.

— Он чувствует себя нормально, — заявила она. — Не сомневаюсь, Поттер, ты захочешь его навестить.

И, хотя она не бросила ему в лицо: «Директорский любимчик», это подразумевалось довольно явно. Гарри не видел смысла ее разубеждать.

Дамблдор полулежал в кресле, и у Гарри свело горло, когда он заметил, что на столике рядом в вазочке насыпаны лимонные шипучки. Открытые глаза спокойно взирали на мир, все время, пока Гарри устраивался на стуле напротив.

— Ну, — зазвучал директорский голос, радостно, совсем не подходя неподвижно спокойному лицу, — вот и конец, не так ли?

— Я оправдал ваши ожидания? — спросил Гарри.

— Мой мальчик, ты их значительно превзошел, — профессор неожиданно подался вперед и похлопал его по колену. — И я рад, признаться, что мы, похоже, еще долго не расстанемся. Хотелось бы теперь, чтобы ты проявил внимание к себе.

— Я — хоркрукс, — сказал Гарри, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. Он не собирался повторять это слишком часто.

— Нет. Ты — Гарри Поттер, и твоя история только начинается. Со школой завершается один этап твоей жизни, значительный этап. Но впереди тебя ждет не менее захватывающее приключение.

Гарри улыбнулся. «В этом весь Дамблдор. Для него что угодно — приключение».

— И все же я должен быть готов чем-то пожертвовать, — сказал он скорее себе.

— Да, свежи воспоминания, — слишком размеренно, чтоб это могло считаться нормальным, кивнул директор. — Я знаю, да. Тебе пришлось наступить на горло своей любви. Северус принес более мучительную жертву. Он проглотил свою ненависть.

«И что ж не подавился?!» — подумал Гарри. От одного упоминания этого имени настроение неумолимо начало портиться. Гриффиндорцу совсем не понравилось, что Дамблдор вздумал сравнить его и скользкого, высокомерного Северуса Снейпа.

— О чем это Вы? — процедил он.

О том, что Хвост жил в доме Снейпа почти месяц. Ты не знал?

Гарри вскинулся; вначале он решил, что либо ослышался, либо Дамблдор что-то путает. В долю секунды вспомнилось все, что ему довелось услышать от самого профессора в тот вечер, когда он обменял зельевара в Министерстве на тысячу галеонов. Гарри знал, как сильно Снейп ненавидел и презирал своего самого ничтожного врага.

— Как он мог выдержать такое? — выпалил он, ужасаясь самообладанию профессора.

— Так было нужно в интересах Драко, — ответил Дамблдор. — А Северус хорошо к нему относится, я знаю, Абраксас просил его помогать мальчику. Старик опасался, что Люциус слишком честолюбив, и не хотел, чтобы сын заставлял внука выбирать карьеру вопреки его способностям. Честолюбив, да… О чем я?.. А, Хвост шпионил за Северусом, и мы воспользовались этим. Кстати, юный Малфой изменился, в некотором роде, в лучшую сторону, ты не находишь? И в этом, несомненно, заслуга вечной барышни, — в чуть дребезжащем голосе Дамблдора явственно различалось удивление.

— Вы думаете, дело в Гермионе?! — забеспокоился Гарри.

Профессор изумленно вскинулся, и, очевидно, это напряженное далось ему непросто, поскольку он тут же закашлялся.

— Мой дорогой мальчик! Ох! — прошелестел он. — Твоя подруга мисс Грэнжер, спору нет, превосходная девица, кхе-кхе. Но я имел в виду… совсем… не ее! — справившись с собой и еще больше озадачив Гарри, профессор продолжил относительно нормальным голосом. — Я говорю о Плаксе Миртл! Странные вещи происходят на свете, ты не находишь?

От неожиданности Гарри рассмеялся.

— Так вот, мы говорили о необходимости помочь юному Драко, когда сам он еще не стремился к этому, и лелеял честолюбивые планы. Это тот редкий случай, когда от благоразумия и предупредительности родителей и наставников есть польза, а столь нелюбимый тобой профессор Снейп, — директор помедлил, — не только привязан к этой семье, но и крайне трепетно относится к возврату долгов. У Северуса есть недостатки, но он умеет быть благодарным. Надеюсь, дорогая Эйлин и ее юная компаньонка получают удовольствие от путешествия, которое я для них организовал.

Гарри хотел бы ответить резко, но, вспомнив, как отнесся к его словам Перси, отказался от этого.

— Кстати, ты помнишь ту несимпатичную пещеру, которую мы с тобой посетили в последний вечер? — заговорил профессор. — Здорово мы дурака сваляли, а? Юный Регулус Блэк сделал за меня всю работу, и купиться на сломанный хоркрукс было с моей стороны оскорблением его памяти, — профессор собирался вздохнуть, но это у него так и не получилось. — Ну, сделанного не исправишь. Кстати, приведение этой пещеры в порядок доставило Министерству много хлопот. Но зато у них наконец-то открылись глаза.

— Так пещера уничтожена? — спросил Гарри.— Не сама пещера, — поправил директор, — а тот плацдарм, который она представляла для нашего друга Тома. Эти инфери были бы для него серьезным подспорьем! А в Министерстве стали с большим почтением относиться к экспертам по древней магии. Хотя, в свое время Абраксас Малфой стал посмешищем, когда утверждал, что обучение магов должно включать в себя не только то, что пригодится, а и то, что будет просто заполнять головы. Он утверждал, со временем это позволит им не просто находить свое место, а самим менять жизнь. Тогда это казалось бредом, и я возражал ему.

— Но ведь согласились, наверное, с Вами, — сказал Гарри.

— Да. К сожалению, потому что я был неправ, — просто ответил Дамблдор. — Но и он тоже. Познание ради познания, это, знаешь ли, Гарри, как-то неестественно и порой даже вредно. Это имеет смысл для стариков, а молодым нужно действие. И тем не менее тот последний год, что я провел возле тебя, я действовал по методу Абраксаса Малфоя. Я пытался разбудить твой мозг, заставить тебя думать…

Гарри уже не хотелось спрашивать, верил ли директор в свои объяснения, или допустил ошибки намеренно. Дамблдор действительно быстро уставал, и, извинившись, вскоре отослал ученика.

Для начала Гарри спустился в столовую, а потом, с полной тарелкой, вышел в холл. У подножия лестницы он встретил Серого Кардинала, которого очень интересовало, как он находит Дамблдора. И Гарри солгал, что нормально.

— Уверен, нам не стоит широко разглашать то, что Дамблдор не настоящий, — благоразумно заметил Перси. — Это воспримут с недоверием. Лучше сказать, что он поправлял здоровье и набирался мудрости где-нибудь на Востоке. При его эксцентричной натуре нас, наверное, правильно поймут.

Гарри пожал плечами. Он все еще не считал себя сильным в дипломатии, и понимал из всего сказанного лучше всего лишь то, что школе нужен Директор.

Перси хлопнул его по плечу, посоветовал развлекаться и поспешил к другому гостю, а именно — к мистеру Дигорри. Гарри тоже поздоровался с ним, и они вместе поднялись в гостиную. Там Гарри расположился у стены, краем уха слушая, как Эрни Макмиллан выспрашивает Рона о том, каково летать на машине. Все шло своим чередом.

Уезжая из дома дяди и тети семь лет назад, Гарри не знал, что угодит в центр долгого противостояния. С тех пор он изменился… Гарри попытался мысленно подытожить, в чем это выражалось, и первое же открытие удивило его безмерно своей незаметной очевидностью. Шрам перестал беспокоить его — с тех пор, как он искупался в озере, а затем, уставший, уснул в своей комнате в этом доме, наверху. А теперь он стоял тут, наблюдал за другими гостями и думал, что никто не поверит ему, если он скажет, что когда-то у него совсем не было друзей. Теперь даже в компании тетушки Мардж ничто не мешало ему чувствовать, что Гарри Поттер кое-что значит. Это следовало хотя бы из того, что второе собрание Ордена Феникса, на котором ему довелось присутствовать, было триумфальным. Он ценил то, что его приглашали, принимали, что он мог общаться с дорогими ему людьми, которых любил и уважал. В этой гостиной, в мрачном доме, где выросли его крестные родители, на вечеринке тайного колдовского общества по случаю победы Гарри Поттер чувствовал себя на своем месте. Наверное, для всех это приглашение было своего рода наградой после долгой, изнуряющей борьбы с собственными страхами и сомнениями, а потом — столкновения. Пришло время, и он принял бой. Теперь настало время веселиться, благо жареная баранина была великолепна, и совершенно не имело значения, что она подавалась на тех самых тарелках с блэковской символикой, которые Сириус однажды выбросил в мусор.

Увлеченный своими мыслями, Гарри едва не пропустил начало чего-то очень странного. Впрочем, когда Серый Кардинал прошел мимо него, поддерживая под локоток знакомую барышню, Гарри невольно проводил их взглядом. Судя по всему, они следовали туда, где, в нескольких шагах от Гарри, разглядывая каминную решетку и о чем-то беседуя, стояли супруги Уизли. Перси окликнул их.

— Интересно, чего ему надо? — удивился подошедший Рон, и они с Гарри принялись наблюдать вместе.

Должно быть, положение Перси приковывало к нему внимание собравшихся. А возможно, свою роль здесь сыграло то, что держался он как-то странно. Поэтому сказанное им было услышано половиной гостей.

— Вот, мама, папа, знакомьтесь, это Миллисента. Она очень похожа на тебя, мама, — добавил Перси, краснея.

Глаза Рона округлились так, что он даже стал чем-то похож на домашнего эльфа.

— Ты что, спятил? Очки смени! — вырвалось у него.

Миссис Уизли, уже расплывшаяся в адресованной Миллисенте улыбке, вспыхнула и погрозила ему кулаком, а вот Миллисента от души расхохоталась. И, хотя могло показаться, что таким образом она пытается разрядить неловкую ситуацию, у Гарри создалось впечатление, что она искренне потешается над Роном.

Однако известие о сердечных пристрастиях Перси-Кардинала шокировало не только Рона. Гарри, считая своим долгом щипать Рона, дабы он все же держал себя в рамках приличия, не сразу заметил реакцию слизеринцев. Их как будто громом поразило. Гермионе даже пришлось аккуратным движением руки ставить на место челюсть своего так называемого жениха.

— А мы уже знакомы, — сказала Миллисента, приветливо кивая родителям Рона.

Слизеринцы отошли в сторону явно затем, чтоб обсудить новость между собой, но, судя по всему, еще не приступили к этому, поскольку были слишком потрясены и, пожалуй, не очень довольны. Поскольку Гермиона возле них выглядела не очень уверенно, Гарри и Рон, не сговариваясь, поспешили к ней.

— Ну и как вы относитесь к тому, что мой брат воспитал доносчика среди слизеринцев? — бросил Рон.

— А что? Пусть теперь женится, так ему и надо, — с мрачным удовлетворением откликнулся Забини.

— Милли подцепила Серого Кардинала! — захихикал вдруг Крэбб. — Наш человек, слышите?

Но Драко как-то не спешил радоваться.— Вот почему она без конца дергала нас, это опасно, да так не получится, — процедил он сквозь зубы. — А потом мы удивлялись, откуда Кардиналу известно о том, что мы обсуждали только между собой.

— Я ей непременно скажу, что это некрасиво, — насупилась Пэнси.

— Но на свадьбу-то пойдешь! — указал ей Рон.

— А ты тоже пойдешь, — злорадно прищурившись, заявила слизеринка.

— Надеюсь, что да. Через полгода мы собираемся объявить о помолвке.

То Перси с новоявленной подружкой подошли к ним.

— Теперь я понимаю, откуда Серый Кардинал узнавал наши планы и вмешивался не вовремя, — сказал Драко.

— Я старалась для вашего блага, — отрезала Миллисента. — То, что вы предлагали, было слишком опасно.

— А насчет подписи Темного лорда? — насупилась Паркинсон.

— О, я так возмутилась, — отозвалась, строя покаянную физиономию, Миллисента. — Мы даже поссорились. Я понять не могла, как можно на такое решиться, и потом, так пугать нас!

— А для меня это была своеобразная проверка. Ведь профессор Дамблдор не боялся Волдеморта, — произнес Перси.

Судя по всему, слизеринцы никак не собирались хвалить его за храбрость. Но у них так и не оказалось возможности высказать ему все, как есть.

— Ребята, ну порадуйтесь же за меня! — надула губки Миллисента.

Гарри не ожидал, что слизеринцы так сразу на это поведутся. Даже Паркинсон заулыбалась, расцеловываясь с подругой, а Крэбб и Гойл расплылись в таких ухмылках, что, Гарри заподозрил, они попросту сдерживаются, чтобы не заржать. Гермиона пожала руку Перси, и то же самое сделал Малфой, все еще неодобрительно косясь на Миллисенту.

Рон, не в силах выносить «такое подхалимство», как он это сразу для себя определил, выскочил из гостиной, словно ошпаренный. Гарри, вежливо кивнув счастливой паре, последовал за ним. В коридоре к ним присоединилась и Джинни.

— С ума сойти! — разорялся Рон. — Она его как!.. А ведь Перси всегда умным считался! Ну как, Джинни, она тебе нравится?!

— Не больше, чем Паркинсон. Но у нее есть свои сильные стороны, — ответила младшая сестра.

С этим Гарри не стал бы спорить. Вот только раньше он полагал, что главная сила Булстроуд — чисто физическая. Гарри привык считать ее недалекой, и до сих пор так считал, однако и он, и Рон, да и другие зря сбросили со счетов присущую слизеринцам хитрость.

— Надо же, как она и своих надула, — не успокаивался Рон. — Все ворчала на Малфоя, что идея с машиной ей не нравится.

— Я думаю, Перси прикрыл вас перед министром из-за нее, — практично заметила Джинни. — Если бы вы попались с этой машиной, а он ничего не сделал, она бы его бросила.

Гарри в сомнении покачал головой. Все-таки Перси, как лицо, возглавившее Орден Феникса, имел перед подопечными определенные обязательства. А попросту, Гарри не хотелось бы думать, что поведение главы Ордена, в самом деле, может зависеть от таких субъективных вещей, как, о Мерлин, Миллисента Булстроуд!

— Ну и отлично, — высказался Рон. — Нет, ну что в слизеринке может быть привлекательного?!

— Грудь, Рон, — цинично указала Джинни. — Ты что, не видишь, какой у нее великолепный бюст?

То, что Рон отчитал сестру за такие слова, показалось Гарри вполне заслуженным.