Конец детства (гет)

В то лето Милли закончила обучение в швейцарской школе. В день ее возвращения Кристофер с утра маячил возле парадных ворот, хотя она должна была приехать только после обеда. Он хотел отправиться встречать ее на вокзал, однако Габриэль запретил, послав туда своего секретаря. Из-за этого они немного поскандалили, но в пределах разумного. То есть дело ограничилось коротким разговором на повышенных тонах, без драматичного хлопанья дверями и бурных всплесков магии. После чего Кристофер умчался дежурить к воротам, а весь Замок вздохнул с облегчением.

Конрад тоже с нетерпением ждал приезда Милли. Возможно, с не меньшим, чем Кристофер. Но он лучше умел держать себя в руках, и потому пошел к парадным воротам только после обеда. Конрад успел как раз к моменту, когда в них въехала большая коричневая машина Замка Крестоманси. К этому времени Кристофер уже чуть ли не подпрыгивал от нетерпения.

Едва машина остановилась, Милли выпорхнула из нее, очаровательная как никогда. Она радостно улыбнулась обоим, бросившись их обнимать, попутно пытаясь пересказать свои новости и одновременно расспросить о новостях в Замке. Кристофер отвечал ей, улыбаясь как безумный шляпник, пока они шли к дверям замка по посыпанной песком дорожке, предоставив секретарю Габриэля отнести чемоданы Милли в ее комнату.

Конрад же молчал, слишком ошеломленный внезапным открытием.

Он всегда считал Милли другом, он любил болтать с ней по вечерам, обмениваться впечатлениями о книгах (оба безумно любили читать), придумывать игры и новые способы использования магии. Ему всегда было с ней комфортно и никогда не скучно. Но сейчас он вдруг увидел не хорошего друга, а очаровательную девушку. Весь вечер Конрад не мог отвести от нее восхищенного взгляда, любуясь теплой улыбкой и сияющими серыми глазами.

Вот только Милли на него совсем не смотрела. Она смотрела лишь на Кристофера. То есть она по-прежнему радовалась каждому обитателю Замка — а Конраду особенно, — весело общалась со всеми. И по-прежнему относилась к Конраду с нежной дружеской привязанностью. Однако ее привязанность к Кристоферу явно и очевидно стала совершенно иного рода.

Конрад обозвал себя идиотом. Хотя об этом никогда не говорилось вслух, все в Замке были уверены, что Милли и Кристофер поженятся, когда вырастут. И даже если бы не это — какой смысл влюбляться в Милли, когда он скоро покинет Двенадцатый-А, вернувшись на родину, а она останется здесь?

Однако все эти — очень разумные — рассуждения никак не меняли того факта, что он был влюблен в девушку, которая любила его лучшего друга. Которую любил его лучший друг. Кристофер сколько угодно мог напускать на себя отстраненный вид, но нежность в его глазах, когда он смотрел на Милли, не заметил бы только слепой.

Конечно же, Милли обратила внимание на мрачное настроение Конрада. В отличие от Кристофера, она всегда обращала внимание на такие вещи. И позже она пришла в библиотеку, куда Конрад спрятался подальше от всех, чтобы страдать в одиночестве.

— Что случилось, Конрад? — спросила она, садясь рядом с ним на диван. — Кстати, ты держишь книгу кверху ногами.

Он удивленно посмотрел на продвинутую теорию магии, которую схватил, чтобы изобразить занятой вид, и обнаружил, что она права. Вздохнув, он положил книгу на круглый столик. Немного помолчав, но так и не дождавшись ответа, Милли продолжила:

— Ты поссорился с Кристофером? Хотя нет, о таком он бы мне написал. Он был особенно невыносим, и ты ушел, чтобы не прибить его ненароком?

Конрад невольно хихикнул, вспомнив их первый разговор в Столлери. Тогда Конрад еще не знал, что о чем бы они ни говорили, в итоге Милли неизменно переходила на Кристофера. Даже если для того, чтобы поругать его. Зато теперь Конрад это осознал даже слишком хорошо.

Милли улыбнулась, довольная, что ей удалось немного развеселить его, и снова спросила:

— Так в чем дело?

Конрад покачал головой — правду он в любом случае не мог ей сказать.

— Ни в чем. Просто голова болит.

Милли скептично хмыкнула:

— И поэтому ты пошел в библиотеку, а не к себе отдыхать.

Конрад слабо улыбнулся. Следовало догадаться, что от нее так просто не отделаешься.

— Правда ничего серьезного, Милли, — как можно искреннее заверил он.

Милли раздраженно вздохнула и встала, отряхнув юбку. Этот жест означал, что она сердита и обеспокоена.

— Ладно. Если захочешь поговорить, ты знаешь, где меня найти.

Конрад с нежностью посмотрел ей вслед, когда она вышла из библиотеки, изо всех сил борясь с желанием пойти следом и откровенно во всем признаться. Желание удалось придушить, но лучше ему от этого не стало.

На следующий день Милли решила организовать пикник на троих под старым вязом на лужайке. Ничего необычного: они и раньше там устраивали импровизированные пикники, но Конрад нутром чувствовал, что на этот раз целью Милли было докопаться до истины и выяснить причины его подавленного настроения. Он почти открыл рот, чтобы отказаться, сославшись на дела, но вовремя понял, что это только больше возбудит ее подозрения.

Так что он согласился и усиленно старался выглядеть веселым и беззаботным. Впрочем, большую часть времени и притворяться не приходилось — общество Кристофера и Милли было столь уютно привычным, а их веселая болтовня обо всем на свете столь дружески теплой, что в какой-то момент Конрад позабыл о своей тоске и просто радовался обществу друзей.

Ровно до того момента, когда Кристофер растянулся на пледе, положив голову на колени Милли, сидевшей, прислонившись спиной к вязу. Она улыбнулась, проведя пальцами по его черным кудрям. И от этой полной любви улыбки и ласкового жеста внутри у Конрада все перевернулось, и он вынужден был отвернуться, чтобы не выдать себя. И поспешно — возможно, немного слишком поспешно — он завел с Кристофером разговор о крикете. Он думал, что хорошо притворяется. Пока Кристофер не спросил:

— Да в чем дело, Грант? Ты со вчерашнего дня будто пришибленный.

За явным раздражением в его голосе можно было различить тщательно скрываемое беспокойство. Милли легонько шлепнула его по макушке, и Кристофер скривился. Значит, договорились не расспрашивать Конрада, пока он сам не решит открыться, но терпение Кристофера быстро закончилось. Чего и следовало ожидать. Конрад же был поражен до глубины души тем, что он вообще заметил.

Поколебавшись, он решился на полуправду:

— Просто я вдруг понял, что совсем скоро мне надо будет возвращаться в Седьмые миры…

Кристофер с Милли обменялись взглядом — быстрым, почти мгновенным, но таким выразительным, будто без слов что-то говорили друг другу. После чего Милли потянулась, чтобы сочувственно сжать ладонь Конрада.

— О, Конрад, нам тоже ужасно жаль с тобой расставаться. Но ведь это произойдет еще не завтра, правда?

Конрад с болезненной внимательностью отметил это «мы» — они еще не поженились, а уже не мыслили себя друг без друга. Однако в голосе Милли отчетливо звучал страх узнать, что Конрад покидает Замок совсем скоро. И это согрело его сердце. Пусть она любила его не так, как ему хотелось бы, но все-таки любила. Он покачал головой, сжав в ответ ее тонкие пальцы. И Милли облегченно улыбнулась.

— А кроме того, — Кристофер резко сел, уставившись на Конрада пронзительным взглядом. — Мы всегда можем навестить тебя. Да и ты нас — тоже, если на то пошло. Конечно, это будет не то же самое, что сейчас, но все-таки не конец света.

Конрад широко улыбнулся, почувствовав, что Кристофер пытается убедить скорее самого себя, чем его. Милли тихонько фыркнула, видимо, тоже уловив это. Кристофер, конечно же, проигнорировал их реакцию, придав лицу величественно-отстраненное выражение.

Переглянувшись с Милли, Конрад рассмеялся, вдруг обнаружив, что мировая скорбь куда-то исчезла. Нет, разбитое сердце по-прежнему тоскливо ныло, но теперь он мог жить с этим дальше.

Кристофер ухмыльнулся с ужасно самодовольным видом, победоносно посмотрев на Милли. У него на лице крупными буквами было написано: «Я же говорил!» Она страдальчески закатила глаза и заговорщицки улыбнулась Конраду с видом: «Ты-то меня понимаешь!»

— Так вот, тот боулер, Грант… — как ни в чем не бывало продолжил Кристофер прежний разговор, снова улегшись головой на колени Милли.

Конрад откинулся назад, опершись о вытянутые руки и запрокинув голову к синему небу, просвечивавшему сквозь листву вяза. Несмотря ни на что, он был счастлив, что судьба свела его с этими людьми. Без них его жизнь была бы гораздо более тусклой.