Это весна (джен)

Итак, в Средиземье пришла весна.

Приходит она, во всяком случае, в лесной Мирквуд, так: один день метет снежная буря, на другой — над свежим снегом солнце сияет на морозе, затем это солнце начинает все более пригревать, появляются понизу лужи, поверху капель… ну а затем вдруг снова метет, едва ли не злее прежнего. Но раз за разом промежутки между метелями делаются все длиннее, а то и даже, вернее сказать, метельные промежутки между погожими днями делаются все реже и реже, и наконец вовсе сходят на нет. И вот тогда-то наступит Йэстарэ, праздник первого дня нового года, и случится еще много чего, достойного примечания, но до этого дня, которого ожидают все эльфы, особенно же эльфийские дети, пройдет еще некоторое время, тоже полное своеобразной прелести.

Вот сегодня — как раз второй день после метели. В лесной глубине, на сумрачных елях, еще видны ее следы. Снег не лежит уже пышными шапками, как зимой, ведь недавний злой ветер рвал его с веток и сгонял вниз, где он теперь смерзся гребенчатыми сугробами, накрепко вмуровав в себя и нижние ветви. А зеленые еловые лапы от верху до низу кажутся поседевшими под слоем полульда-полуснега, тонким, но схватившим надежно каждую веточку и каждую иголку, и не совсем даже зелеными — разве что в самой их глубине, темно-зеленой сердцевине, куда за целую зиму ни добралась ни одна метель. А вот на вязах, дубах и рябинах — снег лежит лишь в развилках белыми лоскутами, точно небрежно кинутый и забытый платок.

Весеннее солнце так сияет, небо такое яркое, что даже и не совсем синее, вдали по горизонту сквозь переплетенные ветви проглядывает молочно-белое, едва-едва разбавленное голубым, и только над самой головой, над поляною — истинная лазурь нолдорских знамен. Тем четче на фоне лазури высокие стволы берез, ярко-белые с темно-коричневым по обводу и поперек, тем четче ярко-бурые стволы орешника, с почти зеленоватым оттенком, тем ярче стволы — и тем всё более размываются к краям тонкие ветви, тем более смазываются и теплеют цвета, соединяются ветви друг с другом, березовые и ореховые, сливаются в одну золотисто-бежевую бахрому.

Снег под ногами смерзся искрящейся полупрозрачной корочкой, сугробы округ, уже изрядно просевшие, сплошь в глубоких округлых ямах, больших и малых — старых оплывших следах зверей, а может, и эльфов, теперь уже не поймет ни один следопыт. Но откуда же на сплошном, казалось бы, насте пушистые нежные снежки? А вот ведь рассыпаны, большие и маленькие…

Большой пушистый снежок ложится в маленькие ладошки, подставленные бережно и неловко. Неловко — потому что король лесных эльфов Трандуил, лучше или чуть хуже, умеет всё, на что только способны Перворожденные. Всё, кроме одного — правильно надевать детские рукавички.

Крохотные детские ручки держат пушистый снежок, но неловко — он падает в снег и распадается на две неровные части. Леголас молча смотрит на него с какой-то печальной нежностью. Отец поднимает обе хрупкие половинки и снова вкладывает их в подставленные ладошки — но зеленые рукавички по-прежнему не могут их удержать, и две половинки распадаются еще раз на меньшие части. Трандуил бережно собирает их все, из своих больших ладоней пересыпает в маленькие ладошки сына… Две большие прозрачные слезинки дрожат на кончиках длинных-длинных, по-детски загнутых ресниц. Снег больше не падает — он просто рассыпается в руках.

— Жизнь эльфа полна разочарований, — наставительно говорит король Трандуил.

Он собирает пушистую нежную серебристо-белую пыль со сползающих ярко-зеленых рукавичек и, уже осыпавшуюся — с искристого наста. Несколько быстрых движений — и вот у него в руках круглый и плотный снежок. Не такой пушистый и нежный, зато крепкий, уж этот-то не развалится!

— И-иии! — радостно взвизгивает эльфенок, хватает снежок обеими ручками в своих рукавичках — даже с такими рукавичками он не рассыпается и не падает, так что его можно к полному своему удовольствию уронить. И он все равно не разваливается!

— Ну что, — спрашивает наследника Трандуил, — теперь на ручки, или ногами пойдешь?

Леголас живо стряхивает рукавички, разводит в стороны и тянет к отцу ручонки, Трандуил поднимает его, и Леголас ловко, точь-в-точь по ветвям раскидистого дерева, карабкается по отцу наверх и усаживается у него на плече, надежно уцепившись за длинные волосы.

На самом деле ему нравится ходить и даже бегать своими ногами, но никак не сейчас. Снизу же почти ничего не видно, то ли дело с высоты отцовского роста. Наверху нет теней от веток, которые закрывали обзор на земле — а здесь все серые тени валяются внизу на снегу, наподобие тряпок, а зато есть сами ветки, за которые можно хвататься, когда отец, мягко ступая по снегу, проходит мимо. Ветки прямо как у него в короне, только там посеребренные, но зато на настоящих есть шишки, которые можно срывать на ходу.

Вот белый искрящийся снег, вот серые тени, такие прозрачные, что кажется, будто сами они искрятся, вот ярко-коричневые деревья… а вот и сосульки. Кристальною бахромой свешиваются с краев ярко-зеленых флетов. Деревянные флеты окрашены в цвет листвы, зимою с них нарочно не сбрасывают снег, чтобы он маскировал их в заснеженных голых ветвях, и вот теперь они, как и все вокруг, постепенно вытаивают из-под снега, края их сейчас влажные и оттого кажутся особенно яркими среди белого и коричневого еще нерожденной весны. Сосульки на флетах и толстых ветках…

— Смотри, Листик, — Трандуил поворачивает к сыну голову, длинным и тонким пальцем указывает наверх, — это сосульки, их можно отламывать.

— Ииии! — восклицает Листик и тянет ручки наверх.

Дозорные — в тускло-зеленом, как заснеженные еловые ветки, и сером беличьем мехе — свесившись с края платформы, смотрят вниз умиленно и вопросительно.

— Можно! — кивает государь, на длинных руках поднимает над собой малыша, и один из дозорных эльфов, скользнув вниз по выкинутому канату, одной рукой подхватывает маленького принца и поднимает его выше — к самому краю, на котором так заманчиво искрятся прозрачные, через них смотреть можно, сосульки.

Крак, крак — Леголас на пробу сначала отламывает маленькие, скидывает их вниз и смотрит, как они втыкаются в снег. Если их кидать остриями вниз — то втыкаются, протыкают наст, а если плоско — так плоско на снегу и лежат. Опробовав, хватается за большую, тянет — а она холодная и скользит — ручонками изо всех сил, мотает головой, чтобы взрослые не помогали… КРРРРРАК! С громким хрустом сосулька наконец трескается и остается у Леголаса в руках, а он спешит похвастаться своей добычей пред отцом.

— Хорошую выбрал, — одобряет сына король Трандуил, одновременно кивком головы благодаря дозорного. — А смотри, ей можно делать вот так.

Взяв без спору уступленную ему сосульку, он легонько ударяет ею по веткам — дзин, дзин, легкий и чистый хрустальный звон, весенняя музыка. Леголас, взяв сосульку обратно, пробует тоже: дзин, дзин — осторожно, затем смелее. Если сильнее стукнуть, то звук сильнее, а можно тихонько, а можно подряд провести по ближним веткам, а от разных веток, оказывается, звук разный…

— Листик, пошли? По дороге еще ветки есть.

— Ии.

— Листик, а что это ты там делаешь? Этого не надо!

— Гле-леле-ле-лей!

— Леголас, нельзя!

— Ииии-и! — решительно заявляет принц и продолжает долбить сосулькой по веткам в отцовской короне, сбивая жемчужные ягодки белой омелы.

— Леголас, прекрати немедленно! Леголас, нельзя, кому я сказал! Леголас… ну ладно, можно, можно.

В конце концов, ягодки нетрудно и заменить, не правда ли? Все равно их придется менять на свежие, поскольку еще не настала пора менять королевский убор на весенний. Вот после Йэстарэ, когда раскроются на ветвях зеленые почки и принц Леголас впервые отпразднует свой день зачатия — в тот день король и наденет весеннюю корону из свежих цветов.

Дзин-дзин, гле-леле-ле-лей…

Юные эльфы-дозорные, сами почти что мальчишки, умиленными взглядами следят, как исчезают, мелькая среди деревьев, фигурки в льдисто-зеленом и серебристом, большая и совсем крохотная. Переглядываются не без беспокойства, но ничего не говорят. Ни охраны, ни слуг — но таков обычай, который каждой весной, незадолго до Нового года, исполняет королевская семья Мирквуда, пусть даже теперь эта семья состоит всего из двоих. А эльфы чтят обычаи.

Седые ели, коричневые вязы, орешник, березы…

Король Трандуил шагает легко и стремительно, скользя по искристому насту, почти не сминая снега. Мимоходом, не замедляя шага, отводит еловую ветку, и сковавший ее мерзлый снег осыпается с чуть слышимым звоном. Касается ладонью ствола шершавого дуба — еще не весна, но кора под ладонью тепла, и в глуби прикосновению отзывается первое движение соков. Чуть пригнувшись, проскальзывает, не потревожив, сквозь завесу вечнозеленого вьюна с острыми яркими листьями. Шагает уверенно, и шаги его невесомы, путем, неведомым никому, да он и сам не сказал бы, куда именно он направляется — но знает, что ищет.

Владыка шагает стремительно, скользит мягким шагом лесного эльфа. Проскользнув под согнутой веткою, сворачивает, обходя открытый участок. Снег здесь таков же на вид, как везде, такой же искристый и гладкий — но под ним, еще невидимый глазу, уже пробудился ручей, и снег здесь под тонкой корочкой уже подмыт и насыщен влагой. Легко перескакивает поваленный ствол, вмерзший в снег, не стоптав даже беличьих следов — зверьки здесь кормились упавшими шишками. Вынырнув из-за частых кустов, на склоне, даже не останавливаясь, чтобы найти то, что нужно — в лесу, как в знакомом доме, протягивает руку и поднимает из-под куста чуть выгнутую березовую дощечку, гладкую, точно полоз. Не останавливаясь — лишь напомнив сыну «Держись крепче!», ступив на дощечку мягкими сапогами, лихо съезжает вниз по откосу в замерзшее озерцо — вихрем снежные брызги! По ногами — открывшаяся из-под снега гладкая-гладкая, прозрачная, точно хрусталь, озерная глубина. Озеро видно насквозь, видно даже, как ходят в глуби подо льдом ярко-желтые рыбки. Король поднимает дощечку, оборачивается и, размахнувшись, легко закидывает ее на прежнее место — эльфы здесь ходят часто, и так съезжать вниз и удобнее, и веселее, чем спускаться по крутизне, рискуя завязнуть в снегу.

Маленький Леголас, было взвизгнувший от катания, теперь заливисто смеется. Он разглядел подо льдом рыбок, и Трандуил, хоть и спешит, ненадолго останавливается и спускает сыночка с плеча — пусть полюбуется. На реках — уже вот-вот ледоход, но озерцо холодное и промерзает на изрядную глубину, лесной король заранее знает, что пока оно безопасно.

— Ну что, Леголас — идем дальше?

Лесной эльфенок охотно кивает и забирается к отцу на плечо, точно на дерево. Король Трандуил легко шагает вперед, с каждым шагом ясней понимая, куда, теперь его путь лежит вверх по склону холма, постепенно все выше и выше. Теперь уже шаг его не так легок, ибо снег все рыхлее, все более влажный, под ногами уже не наст, где-то вязкий и мокрый снег, где-то лед, где-то лужи. А местами — уже и ярко-черные среди белизны проталины. Но все-таки государь не замедляет шага, ведомый тайным чутьем лесного эльфа, стремительно движется среди деревьев, и Леголас у него на плече уже не крутится, не тянет ко всему вокруг ручки — вцепляется в длинные волосы крепче, сосредоточено притихает, понимает, что они приближаются к чему-то важному.

Раздвинув ветви рябины, Трандуил выскальзывает на большую поляну, на миг замедлив стремительный шаг, чтобы осмотреться, уверенно идет прямо вперед, к прогретому солнцем бугорку.

Здесь он ссаживает на землю притихшего сына и сам опускается на колени во влажный снег. Осторожно принимается разгребать снег. Леголас, с широко распахнутыми глазами, замирает, почти не дышит — что же тут? Что?

Король ладонями — бережно, благоговейно — раздвигает снег…

И вот среди белого раскрывается что-то яркое…

Здесь!

Из-под белого снега — ярко-желтое, будто кусочек солнца.

Первый весенний цветок, тот, что расцветает еще под снегом.

— Аааа! Ада, адай! — восторженно взвизгивает Леголас и тянет маленькие ручки к солнечно желтому чуду.

Трандуил бережно смахивает с желтых лепестков последние прозрачные крупицы снега. И берет в свои длинные пальцы крохотные пальчики сына, чтобы вместе прикоснуться к яркому весеннему чуду.