О чем говорят Форпатрилы (джен)

*1*

Пары сходились и расходились на навощенном наборном паркете. Мягкий блеск «солнышек», искусно имитирующих свечи в хрустальной люстре, мерцал на золотой вышивке мундиров и преломлялся в драгоценностях дам, заставлял сиять огнями прихотливые украшения на елке, дробился в хрустале бокалов. Музыка менуэта рассыпалась в воздухе мягкими волнами прибоя.

Распорядительница бала, делая вид, что поправляет в волосах тиару, незаметно сжала пальцами виски. Головная боль, вот несуразица. Ее не должно быть, ведь все идет как нельзя лучше. Идеально до совершенства и хорошо до приторности. Ведь Зимнепраздничный бал — одно из трех главных событий года во дворце, так что иначе и быть не могло.

Макушка юного императора приметно торчала над всей толпой танцующих. Вот ведь мальчик вымахал, привычно умилилась леди Элис. Пока по-юношески долговязый и так же угрюмый, но он уже обещал стать довольно привлекательным мужчиной. Высоким, серьезным, с четкими чертами лица. Конечно, внимание женщин императору Грегору обеспечено при любых внешних данных, но быть симпатичным — и для его самооценки, и для личного счастья куда благотворнее. Вот сейчас он танцует с молодой Патрисией Фордонован, девица счастливо улыбается, рдея румянцем в тон атласному платью. Грегор… ну, у того хотя бы глаза блестят.

Корделия как-то рассуждала, что танцы — это разрешенная барраярской моралью замена сексу, и как любая — как там она говорила? — ах, да, как любая сублимация эффективна лишь отчасти. Увы, Корделия слишком многое привыкла трактовать через секс, она бетанка до мозга костей. Чистое физическое удовольствие от танца и восхищение его красотой она тоже упрощает до плотского. Хочется надеяться, что Грегора, своего приемного сына, умница Корделия этих иллюзий пока не лишила.

Где там она, кстати? В прежние дни высокую фигуру и рыжие косы, уложенные короной, Элис бы высматривала поближе к императорскому возвышению, но теперь… Не дело это, охлаждение между императором и премьер-министром. Производит недолжный эффект на посторонних — а Грегор к тому же пока слишком юн, чтобы полностью скрывать этот досадный факт на публичных мероприятиях. С годами он станет менее сдержан с девушками и более непроницаем с чиновниками, но до этого должно пройти еще много времени.

— Кого ты ищешь? — с удивлением спросил знакомый голос из-за плеча, и Элис вздрогнула от неожиданности.

— Да тебя же! — с секундным запозданием улыбнулась она, поворачиваясь.

На Корделии Форкосиган сегодня был яркий наряд Паттони из модного жатого шелка лаймового оттенка с черной отделкой и черные жемчуга. Очень стильно, остро, эффектно. Вот только за последние полдюжины лет Элис не припоминала на плечах леди консорта — тогда еще консорта, это сейчас она лишь жена премьер-министра — столь вызывающе модного наряда. Комаррского, заметьте, модельера. Для всех окружающих это был уверенный сигнал «у Форкосиганов все прекрасно», для Элис же от лаймового шелка отчетливо потянуло бравадой и опасностью.

На приемах вокруг графини Форкосиган собирался свой кружок дам средних лет, в котором она скорее отдыхала душой, чем царствовала там. Элис одобряла. Кому для души танцы, кому — беседы, иначе слишком легко возненавидеть дворцовые церемонии. Но сейчас Корделия была одна. Даже не с мужем — чье общество в бальной зале было для нее еще чаще и привычней. Графиня — по обычаю и традициям помощница графа, но в случае Корделии подходило скорее «соратница». Форкосиганы разделили свои силы?

— Я ведь знаю, менуэты ты не любишь. Поэтому выглядывала тебя в толпе, а не среди танцующих; но ты меня сама нашла. — Элис всегда восхищало, каким бесшумным шагом умеет ходить Корделия. Ни тебе цокота каблуков — да и каблуки та не очень любила, — ни излишнего шелеста пышных юбок.

— Ты не сводила взгляд с танцующих, — Корделия улыбнулась и взяла ее под руку.

— Верно, я остановилась полюбоваться, как танцует Грегор. Приятно взглянуть на результат своих усилий.

— О, да. Паренек прекрасно усвоил то, что касается светских обязанностей.

— Не осуждение ли я слышу в твоем голосе?

— Скорее зависть, — Корделия Форкосиган вздохнула. — Со своей частью воспитания ты преуспела идеально. А вот мне не хватило тех пятнадцати лет, что я была его опекуном. Впрочем, что мне оставалось, как не смириться перед законом природы: в двадцать все мальчишки… гм.

— Гм?

— Идиоты, — договорила Корделия решительно, хоть и негромко. Шансы еще кого-то услышать этот эпитет, с жаром произнесенный почти что Элис на ухо, были лишь у направленных микрофонов СБ. — И девочки, вероятно, так же, у меня нет никаких оснований считать, что разумность как-то связана с X-хромосомой. Просто вы, барраярцы, даете парням больше возможностей натворить дел.

— Что-то случилось? — Элис легонько коснулась пальцами лаймового рукава.

— Ничего. Пока — ничего. Просто Фордрозда упорно вьется вокруг Грегора так, что неудивительно, если у того голова закружится. Послушать его, так у мальчика нет более преданного и искреннего друга — который, конечно же, не имеет никакой личной заинтересованности в обсуждаемых вопросах, высказывается просто из радения о благе страны и расположения к его величеству — и бла-бла-бла, плюс пригоршня ядовитых колючек и хорошенькая порция лести. Вот крыса! — это Корделия почти прошипела.

— Граф Фордрозда не сахар, — рассудительно согласилась Элис. — Но вряд ли ты хочешь во веки веков сама контролировать все контакты Грегора. Он уже взрослый мальчик, и ему не получить умения общаться с людьми иначе, чем на собственном опыте.

— Он не мальчик, он император трех планет, — отозвалась Корделия сухо. Кажется, ожидала поддержки в своем негодовании.

— Вот именно. Неужели он сам не сможет построить отношения с одним из ближайших своих подданных?

— Ближайших? — возмущенно фыркнула Корделия.

— Одного из шестидесяти графов.

— Барраярская магия титула? Фордрозда — лишь пройдоха, для которого нет ничего святого, и чьи принципы столь же долговечны, как бумажная салфетка, которой он вытирает за ужином пальцы. Но Грегору пока не хватает уверенности это распознать. И за свою неуверенность он злится именно на Эйрела. И постоянно оспаривает его решения — то ли что бы проверить свои, то ли чтобы убедиться, что теперь приказывает он, а подчиняются — ему. Любой терапевт много бы рассказал в связи с этим про взросление и конкуренцию с отцовской фигурой, но, увы, телепатию еще не изобрели, чтобы я смогла передать это знание прямо в мозг моего приемного сына.

— Всякому было бы тяжело сменить адмирала Форкосигана во главе государства, — развела руками Элис. — Тем более молодому человеку.

— Ну да, да… — Корделия принялась машинально крутить кольцо на пальце, мгновенно спохватилась, опустила руки.

— Я уверена, что Грегор преодолеет это недоразумение, — сказала Элис, невольно косясь в сторону. Туда, где вокруг статной фигуры графа Фордрозды собрался кружок мужчин в военных мундирах. Где сейчас Эйрел Форкосиган, она не могла разглядеть в переливающейся всеми красками нарядов толпе. — Это… временное охлаждение, не имеющее под собой причин. Эйрелу стоит лишь выждать, а уж это он умеет делать лучше всех.

Политика — мужское дело, и не стоит лезть под руку мужчинам, которые танцуют этот освященный веками танец.

— А если ты так обеспокоена — поговори с Грегором сама, — неожиданно прибавила она. — Встречи приемной матери с сыном — это не политика, а семейное дело, и уж тебе-то никто не закрывал пути во дворец.

— Но ты разве не видишь, что конфликт интересов… — начала было Корделия и махнула рукой. — Грегор танцует, говоришь? С кем?

— Уже второй танец — с Патрисией Фордонован.

— Не помню… чья она родственница?

Насколько память Корделии Форкосиган была цепкой и безошибочной в делах науки и политики, настолько она отказывалась удерживать в себе все хитросплетения родословных древ высшего форства, а особенно — применительно к юным дебютанткам. Ее любимая наука психология наверняка бы сказала кое-что про сложности в запоминании нежеланного, но было не по-дружески уязвлять Корделию на её поле её же оружием.

— Вторая дочь замминистра водных ресурсов, по материнской линии — двоюродная племянница Фордрозды.

— Снова он! — Корделия всплеснула руками.

— Дорогая, — Элис наклонилась к ней чуть поближе и тихо произнесла, — паранойя — это несомненный залог здоровья, но так же и источник язвы желудка. Не надо видеть угрозы там, где ее нет; Патрисия — милая и довольно простодушная девушка, и ее общество непременно скрасит императору официальную часть сегодняшнего вечера.

— Как было бы проще, — произнесла Корделия Форкосиган, урожденная Нейсмит, отрешенно, — если бы влияние на власть на Барраяре ограничивалось рамками конституции, как в цивилизованных мирах. На Бете…

А, вот в чем дело!

— Пришло письмо с Беты от Майлза? — догадалась Элис. — Хотя я сомневаюсь, что семнадцатилетний мальчик будет писать домой регулярно и в срок. От твоей матери?

— Ну, причем тут Майлз! — Корделия почти не покраснела. — У него все хорошо, хотя он… сама знаешь, нормальный живой мальчик, склонный к приключениям. Так мама написала. А как Айвен? Я думаю, определив его под надзор в Академию, теперь ты рада, что он избегает… случайных сексуальных контактов с молодыми женщинами, служащими в твоем доме. Я помню, ты просила Эйрела поговорить с ним об этом, но теперь-то актуальность разговора отпала?

Да, подумала Элис. Гораздо правильнее говорить о делах наших сыновей, чем на скользкие политические темы. По крайней мере, в этой зале.

Она понимала волнение Корделии. Смена власти — тревожная пора, чреватая неловкостями, ошибками, бурлением подводных течений. А если прибавить к этому недавнее фиаско юного Форкосигана… его мать, конечно, не раз говорила, что провал на экзаменах — не конец света, и что военная служба вовсе не единственная перспективная карьера для мужчины, но Элис-то видела, как та расстраивалась вместе с Майлзом. Неопределенность в судьбе сына, перемены в судьбе мужа, все это смутит самое стойкое сердце и заставит видеть окружающее в самом пессимистичном свете.

Элис даже мысленно не произнесла про свою дорогую подругу «одержимая контролем перестраховщица». И надеялась, что той тоже не пришел в голову эпитет вроде «ограниченной светской клуши». Ведь дружба основана на взаимном уважении, не так ли? Они только обменялись ласковыми улыбками и постепенно отдрейфовали в людских волнах в разные стороны залы.

Бал, точно палочка бенгальского огня, продолжал шипеть и брызгать искрами. И на душе у Элис стало легко. Зимнепраздник — самое лучшее время в году, и здесь не может родиться ничего скверного.

*2*

— Хорошо быть графом, — завистливо вздохнул Айвен Форпатрил из-за кружки с компотом. Кружка была железная, уставная, и компота в ней помещалось прилично, но это не делало Айвена счастливым.

— Неплохо, — согласился его собеседник. — Тут ты, малек, глаголешь истинную правду. А что?

«Малек» — обращение пренебрежительное, но все же не слишком обидное. Испокон веку так старшие курсанты Имперской Академии именовали зеленых первокурсников, и тут, в общем, было не важно, кто старше годами или выше на голову. Айвен должен был по всем правилам вытянуться длиннее, кстати. А после окончания Академии, через три года, и вовсе не будет разницы между одним мичманом и другим.

Но отучиться эти три года не так-то просто.

— А то. У нас положено всего два отпуска все года, правильно, Анри? Мы тут живем как эти... заключенные. На одинокой полярной льдине. Видим только белых медведей и инструкторов...

— Белых медведей я еще не видел, — с сожалением сказал граф Анри Форволк. — Может, их на третьем курсе покажут. Кстати, Айвен, а зачем тебе медведи?

— Да ни зачем, погоди ты! — Айвен осушил сразу полкружки, чтобы вернуть себе ораторский голос. — Живем, значит, как на льдине. На улицы не выходим, штатских не видим, девочек — тем более. Все так?

Увы, пафос не сработал.

— Это Академия, дружище. Место для настоящих мужчин. Малькам, привыкшим к маминой домашней кухне и ласковым уступчивым горничным, здесь и должно быть тяжело, — нравоучительно заметил второкурсник Форволк. — Я, правда, пока не понял, при чем тут мой титул, но ты продолжай, Форпатрил. Твои жалобы ласкают мой слух.

— А ты не перебивай! И вот, представляешь, посреди этой спартанской одинокой жизни какая-то зараза с графским титулом — это я про тебя, если не понял — уже второй раз за месяц сваливает с занятий в Академии, к вящему возмущению и зависти других курсантов. Бурчит в сторону что-то про «закрытые заседания Совета», одевается в штатское, садится в лимузин и средь бела дня рассекает по столице. Кстати, елку на Главной площади уже убрали, ты успел увидеть?

— Зависть — это понятно. И лестно. Ладно, слушай доклад: елку сняли, памятник Дорке убрали в леса, в кондитерской на набережной новая витрина, а на Звездном мосту бетанцы в качестве гуманитарной помощи раздают путевки в Шар, не больше двух в одни руки…

— Иди ты! — в этот момент Айвен не выдержал и захихикал. А что? Нормальная мужская реакция при упоминании секса… или чего-то хотя бы отдаленно с сексом связанного. Судя по режиму в Академии, этим «связанным» им всем так и придется ограничиваться вплоть до выпуска. — А в Императорском оперном театре, значит, выступает медведица?

— Какая медведица?

— Дендарийская. Усатая. Большая любительница лапши. Той самой, которую ты мне на уши хотел повесить, — Айвен допил компот и перевернул кружку, сливая на язык последние капли. — А я, между прочим, не лапшу люблю, а компот. Эх, нет в жизни справедливости. У кого сладкое кончается, а кто регулярно катается на лимузине в Замок Форхартунг. Случилось что-то, да, приятель?

— Ну-у, как сказать… — протянул тот, скорчив физиономию, долженствующую говорить о его радении за судьбы Империи и высокой ответственности. — Это все закрытые комитетские заседания, Айвен. Сам понимаешь, это не то, о чем стоит болтать.

— Анри! — Айвен посмотрел ему в глаза вдохновенно и ласково. — Если бы тебя вызывал на допрос старик Иллиан, я бы постарался об этом забыть раньше, чем за тобой дверь захлопнулась. Но тут — наши форские дела, и никакой ужасной тайны из них делать не стоит. По крайней мере, со мной. С человеком, чья маман присылает подробные письма как минимум раз в неделю и подробно делится в них со мной всеми важными светскими новостями. Намек ясен? Не жмотничай, рассказывай. Наверняка у вас на повестке дня было что-то срочное и необычное. Ради раздела водных угодий Форволынкина тебя бы ни за что не стали выдергивать с занятий.

Двоюродный кузен императора (Айвен, само собой) и того же самого императора близкий друг (Анри, конечно) многозначительно переглянулись. И Анри решился.

— Вообще-то да. То есть нет. Это были совсем не водные угодья. Нам сообщили, что твой кузен подался в пираты.

Айвен недоуменно открыл рот.

— Кузен? Франц Форпатрил?!

— Майлз Форкосиган, — коротко поправил его Анри.

А вот это уже ни в какие ворота не лезло. Особенно в отсутствие коротышки Майлза, за чье доброе имя, получается, и вступиться, кроме Айвена, было некому.

— Я же просил тебя серьезно! — взвился он. — Майлз, да будет тебе известно, не предмет для шуток. Сами бы побыли на его месте, шутники…

— А с чего ты взял, что я шучу? — удивился Форволк. — Ты меня знаешь, меня воображения не хватило бы такое выдумать. Пришло известие, что твой коротышка-кузен улетел куда-то в жопу мира с непроизносимым названием и там собирает собственный наемный флот. Ну ладно, насчет пирата я погорячился, хотя сабля и повязка на один глаз ему бы пошла. Но про флот зато своими ушами слышал.

— Флот? Охренительная новость. А это ничего, что Майлзу всего семнадцать? Что он ростом метр с кепкой? Что его, бедолагу, даже в курсанты не взяли, не то что кораблями командовать? А на какие шиши он этот ваш флот наймет? Возьмет мелочь на карманные расходы у бабушки?

Айвен невольно распалился, перечисляя вполне очевидные причины, по каким Майлза не поставили бы командовать даже гребной шлюпкой, а не то что космофлотом. Дополнительным аргументом было бы «ты что, ведь это Майлз!». Айвен бы не доверил ему управлять даже пылесосом — кто знает, во что способен превратить невинную домашнюю утварь маленький маньяк. Но об этом, пожалуй, не стоит пока рассказывать Анри. Чего пугать беднягу преждевременно, ему когда-нибудь рядом с Майлзом на соседних скамьях Совета сидеть.

— У какой бабушки? — только и понял из всех его аргументов Анри. — Граф Петр же вдовец был, сколько я себя помню.

— У маминой. Майлз поехал отдыхать к родным Корделии, на Бету. Ну, знаешь, Бета, такая цивилизованная планетка, самые современные коммы, Шар, веселые ребята в Кварце, девушки в одних юбочках… — измученный воздержанием организм юного курсанта самым живейшим образом откликнулся на эту картину. Айвен торопливо продолжил: — Старая миссис Нейсмит за ним присмотрит, и там же его телохранитель с дочкой для компании. Знаешь, какой у Майлза телохранитель, у-у, зверь! При нем не забалуешь.

— Но сообщение совершенно определенно было… — попытался оправдаться молодой граф.

— Ага. А то ты не знаешь, как перевирают новости, пока они доходят до нас. Помнишь нашумевшую историю про то, как престарелая графиня Форвейн родила двойню, ага? И не она, а ее невестка, и не двойню, а призовую пару лошадей, и вообще не родила, конечно. А тут не Бета даже, какой-то медвежий угол. Наверняка все перепутали.

— А верно, — облегченно согласился Форволк. — Наши новостные агентства хлебом не корми, дай рассказать занимательную новость про кого-нибудь из высших форов. Тем более что фамилия «Форкосиган», пожалуй, единственная, кроме императорской, которую инопланетники научились выговаривать без ошибок.

— Он не как Форкосиган поехал, — припомнил Айвен. — Как Нейсмит. На Бете Нейсмитов как песка. Наверняка кого-то с ним и перепутали. Майлз, конечно, еще тот авантюрный электровеник, но на кой черт ему сдался флот? Он вообще лошадей предпочитает…

На Бете ведь и так хватает приключений, даже для такого неугомонного, как Майлз?

*3*

В тот день граф Фалько не ждал никаких визитов. Его ждали недоразобранные прошения, бумаги, да он и сам был не против посидеть пару часов в кабинете — только недавно уехала гостившая у него пару дней младшая невестка с детьми, а внуки — воистину цветы жизни, но, в отличие от ботаники, еще и очень шумные. Дела Округа Форпатрил и полбокала шерри были вполне способны его занять до вечера.

Когда вышколенный оруженосец объявил: «К вам граф Форкосиган, милорд», — Фалько так удивился, как ему, пожалуй, давно не случалось. Хотя, конечно, моментально распорядился проводить гостя в библиотеку и сам поспешил туда по ступеням вниз. — Ну как поспешил — человеку его положения и лет несолидно бегать, как мальчишке, как бы ни подстегивало его любопытство.

Что могло понадобиться у него премьер-министру, срочно, без предварительного звонка, без договоренности? Их отношения с Форкосиганом были дружелюбно-ровными, не в малой степени благодаря общей родне, однако ни о каком политическом союзе речи не шло. Фалько всю свою жизнь искусно лавировал между прогрессистами и консерваторами, и ему ни на кой не сдался центристский политический блок Эйрела Форкосигана, незыблемый, как доктрина обороноспособности Империи.

К чести Форкосигана, тот ни разу не пытался повлиять на его позицию, взывая к родственным чувствам. Вот старый граф Форкосиган, недавно отошедший к праотцам — тот да, был в политике хитер и беззастенчив так, как многие не ожидали от старого прямолинейного вояки. А его сыну Эйрелу, пожалуй, сильная позиция не сыграла на руку. Почти пятнадцать лет стоять в главе Империи — такое кого угодно приучить к предпочтению силы перед тонкостью.

Но нет: личный визит к собрату-графу — не действие с позиции силы. Хотя, признаться, позиции Форкосигана у власти в последние полгода пошатнулись, но об этом лучше пока помалкивать…

По благородной седовласой физиономии графа Фалько никак нельзя было сказать, что по пути к библиотеке его снедает жгучее любопытство.

Эйрел Форкосиган спокойно ждал его у камина. Полный бокал, предложенный в знак гостеприимства Дома, стоял у его локтя нетронутым. Лицо Форкосигана было задумчивым и немного усталым — словом, на нем было обычное выражение человека, круглые сутки занятого ответственной, хоть и давно знакомой, работой. Он был одет в зеленый военный мундир, который предпочитал в непафосной обстановке и прежде, в годы Регенства. Словом, по внешности Эйрела Форкосигана можно было только заключить «не спит и одет».

— Милорд Форпатрил, — произнес тот учтиво, — рад видеть вас. И прошу уделить мне немного вашего времени.

— Располагайте мною, — ритуально отозвался Форпатрил.

— Понимаю, что наверняка оторвал вас от дел, явившись без предупреждения. И постараюсь быть краток. Мы еще найдем время посидеть и расспросить друг друга по всем правилам, как дела, как поживает семья, дети… — Форкосиган неожиданно вздохнул.

Маленькие дети — маленькие хлопоты. Резвый топот маленьких ножек в непосредственной близости от стеллажа с хрустальными кубками все же не шел ни в какое сравнение с теми проблемами, что умеют создавать подростки. Пару месяцев назад вдовая кузина Элис умудрилась даже Фалько достать жалобами на неблаговидное поведение своего юного сына Айвена и не стала бабушкой в свои пока молодые годы только чудом. А сын самого Форкосигана, айвеновский, кстати, сверстник, кажется, успел впутаться в какое-то незаконное предприятие на другом краю галактики. Ходил такой слушок, многообещающий, но ничем пока не подтвержденный.

— Да, дети, — отозвался Фалько машинально и совершенно искренне.

— Полагаю, вы строите догадки, о чем пойдет речь. Да, я намерен поговорить с вами о Майлзе.

Фалько порадовался, что проницательность и нюх ему не изменили. Но, гм, о Майлзе? Он бы еще понял, если о Айвене.

— Я не буду просить вас сохранять молчание о том, что вы сейчас услышите. Но надеюсь, что ваше собственное благоразумие призовет вас к тому же, Фалько. — Форкосиган покачал головой. — Тем более, что через какое-то время эти сведения все равно станут общедоступны, но чем больше дать времени на развитие слухов, тем более пышным цветом они цветут.

— Ну да, да… — протянул Фалько, боясь спугнуть удачу. Определенно о Майлзе! Неужели он узнает в точности, причем из первых уст, что натворил неугомонный колченогий мальчишка. И это явно не неправильный переход улицы, если Эйрел Форкосиган так этим растревожен.

— Голые факты таковы. — Форкосиган вытянул руку и начал загибать пальцы. — Мой сын, находясь на расстоянии полутора десятков П-В переходов от Барраяра, в каком-то галактическом захолустье, решил попробовать себя в управлении наемным флотом. Для чего его знаний, очевидно, недостаточно, однако ему сопутствует удача, и этот флот, последовательно одерживая победы в местном конфликте, намерен всерьез признать его командование. Абсурдно, и потому я скорее склонен верить этому сообщению, чем нет.

Потрясающе! Майлзу-инвалиду определенно не светила никакая военная карьера на Барраяре, но, оказывается, этот мелкий паршивец исхитрился добыть себе второй шанс по ту сторону галактики? Фалько многое бы отдал, чтобы поглядеть на эту картину. Особенно когда необученный мальчишка ростом в полтора метра решит покомандовать космическим десантом.

— Эйрел, я вместе с вами возмущаюсь неосторожностью вашего сына? — произнес он с самым благоразумным видом, тщательно скрывая любопытство. — Но вряд ли мои увещевания до него дойдут.

— Мои пока что тоже, — Форкосиган коротко развел руками. — Проблема не в моих педагогических талантах. А в том, что наше законодательство, базируясь в отношении форства на прецедентах столетней давности, хронически не понимает слов «инопланетный» и «вне зоны интересов Барраяра». Возглавить наемную армию — для этого поступка закон допускает только одно толкование. И, видимо, юридические познания Майлза, хоть он знает и больше прочих вчерашних школьников, оказались слишком ограничены, чтобы он это понял, заигрываясь в своих солдатиков.

— То есть вы хотите сказать, что все эти слухи про нарушение закона Форлопулоса?..

— Верны. Закрытый комитет Совета графов обсуждал эту проблему на протяжении двух заседаний. Меня туда не позвали, разумеется, но узнать я смог. На третьем он, предположительно, будет готов выдвинуть обвинение в государственной измене, — произнес Форкосиган четко. По обе стороны его рта залегли глубокие морщины.

— Но я-то что могу сделать? — натурально изумился Фалько. Боже мой, как хорошо, что его собственные сыновья послушны и обладают недостатком воображения, и в юности им не пришло в голову нечто хоть наполовину столь же дерзкое. Форкосигану определенно не повезло с сыном, хотя он, Фалько, конечно, не самоубийца, чтобы такое произносить вслух.

— Дать мне совет или принять мой.

Форкосиган стиснул руки на коленах так, словно смертельно хотел бы сейчас что-то покрутить в пальцах, но считает несолидным отрывать пуговицу с собственного кителя, а больше ему нечем их занять.

— Согласитесь, что сам по себе Майлз не представляет не для кого ни мишень, ни врага. Его глупости, совершенные за черт знает сколько световых лет отсюда, угрожают лишь ему самому. Да и то, вместе с ним я отправил надежного телохранителя; впрочем, это к делу не относится. Желать ему зла из-за того титула, который он должен наследовать… вы же сами знаете, что мой следующий после сына наследник — Айвен Форпатрил? Да, именно поэтому я пришел говорить к вам. Чтобы эту ветку рассуждений вы могли со спокойной душой исключить.

— Это точно, — вставил Фалько. Этот-идиот-Айвен был одним из самых наименее пригодных для графского титула мальчишек, каких он видел в своей жизни. Его поразительное прямодушие и лень при неплохом уме были совершенно уникальным сочетанием. При этом единственным кровным родственником, который получил бы хоть какое-то преимущество от его продвижения, был сам Фалько.

— Логически рассуждая, единственной мишенью для атаки на Майлза являюсь я сам. Моя работа определенно не принесла ему ни счастья, ни безопасности… А теперь добавила еще и врага. Беспринципного и опасного.

Форкосиган подался вперед, глядя Фалько прямо глаза в глаза, и произнес почти шепотом:

— Кто инициировал расследование «противоправных действий лорда Форкосигана»? Кто сделал комитетский запрос в Службу Безопасности? Кому я стою поперек горла вот уже несколько месяцев? Попробуйте сами дать ответы на эти вопросы, Фалько, и, если все они не сойдутся на одном «граф Фордрозда», можете назвать меня идиотом хуже Айвена.

— Ваша гипотеза звучит логично, — Фалько тщательно подбирал слова перед этим напором прорвавшихся у обычно бесстрастного Форкосигана эмоций. — Но остается только гипотезой.

— Я знаю, — Форкосиган спокойно кивнул, успев справиться с собой. — Но если эта гипотеза верна, а мы ничего не станем предпринимать, может произойти так, что тело моего сына станет для мерзавца просто ступенькой к власти. И этого я допустить не вправе.

Фалько пробрала невольная дрожь. Премьер-министр адмирал граф Форкосиган, который готовится к решительным мерам — это было зрелище почище носа тяжелой ракеты, высунувшегося из пусковой шахты.

— Эйрел, — произнес он как можно более спокойно, — вы сами только что сказали, что фактически деяния вашего сына подпадают под статью закона. Если вы не уверены, что способны добиться отмены Закона Форлопулоса в Совете или императорского помилования, я не вижу для вас иного варианта…

«…Иного, нежели мятеж», — договорил он мысленно. И сердце противно заныло.

— Я вижу, — уронил Эйрел Форкосиган тяжело. — Поэтому и пришел просить вас о помощи. Фалько, поставьте этот несчастный бокал, вы его, чего доброго, сломаете. Ваша приверженность порядку и справедливости мне отлично известна, и я ни за что не стал бы поднимать вас на бунт — у вас же это слово на языке вертится?

«По-моему, именно это ты и пытался сделать», — мысленно парировал Фалько. Хотя сам понимал, что неправ. Для такой прямой атаки Форкосиган, старый волк большой барраярской политики, слишком умен…

— Если эта тема была поднята, значит, то, что сделал мой сын, должно быть рассмотрено Советом, — отрубил Форкосиган. — Обвинение в измене — это как та птица, которую единожды выпустив, уже не загонишь обратно в клетку. Единственное, о чем я прошу лично вас — выступить с предложением заменить одну формулировку другой. Вместо нарушения закона Форлопулоса — намерение узурпировать трон Империи.

Упала тишина. И челюсть графа Фалько Форпатрила.

— Эйрел, вы понимаете, что это обвинение гораздо более серьезно?

— Казнить два раза за одно преступление все равно ни у кого не получится, — ответил тот горько. Каждый раз, когда он упоминал приговор по делу об измене, у него каменели желваки на скулах. — Дьявол в деталях. Обвинение в намерениях против обвинения в деянии. Мой сын гарантированно не виновен ни в попытке сколотить личную армию, чтобы бросить вызов императорской власти, ни в претензиях на императорскую табуретку. Я готов поставить на это его и свою голову, Фалько. Но оправдаться, если кто-то пожелает выслушать его оправдания, ему будет легче именно по этому пункту.

— Но почему я? — почти уже сдался Форпатрил. — Не один из ваших союзников?

— Потому что вы не принадлежите к моему политическому блоку, Фалько, как я ни старался склонить вас на свою сторону. И потому что есть Айвен; человек, который сам одержим стремлением к власти, легко заподозрит такой же инструмент власти для вас в вашем племяннике.

— Инструмент? Похоже, это вы манипулируете мной.

— Нет. Я прошу вас, — произнес Эйрел совсем тихо, но уже без того яростного накала шепота. — Я не стал бы просить для себя самого… наверное, и для сына тоже. Но есть еще один мальчик, о судьбе которого мы ведем речь. Должен ли такой человек, каким мы представляем графа Фордрозду, хоть одну лишнюю минуту находиться рядом с Грегором?

Туше. Свой самый убойный аргумент премьер-министр Форкосиган приберег напоследок.

— Я это сделаю. У вас есть мое слово, Форкосиган, — пообещал граф Форпатрил, вставая и пожимая ему руку.