Рагнарёк (джен)

Один всегда один

Среди снегов да льдин,

брошенных в мир седин.

Тихо сиди и Жди.

Скалится хищный волк:

Скоро настанет срок.

Огненный рагнарёк.

Кто поджигает глёгг?

Арья читает это по своим венам, что давно уснули в полубреду (куда я бреду и зачем?), рыщет звериным сердцем, душой человеческой ищет совсем не щит. Где-то же должны расти розы, смеяться дети? Где-то, где-то, где-то...

* * *

Берега изрыты оспинами соли и снега, обвиты вересковыми пустошами. Каждый слышит шёпот отца: «Зима близко», каждый видит глаза-фьорды и не сомневается. Не смеет сомневаться старшая дочь леди Кейтилин и лорда Эддарда, кожей — хрустким фарфором — жмётся к горячим стенам надёжного Винтерфелла. Пульс живой воды наигрывает ей колыбельные, отпаивает дурманными снами, в которых она, Санса Старк, вышла замуж за южного принца-иноземца. Там жарко, там подают вино с отравленными рубинами, подмешивают в изысканные кушанья насмешки, расчерчивают тело киноварью.

— Эй, проснись! Ну же, — Арья расталкивает сестру — того и гляди растолчёт в порошок. — Ты чего? Опять кошмар?

Измятый пергамент лица, точно облитый молоком, Арью не пугает. Арье просто не по себе. Только Санса не в себе — и это совсем не просто.

— Я... я... — Зима трясёт, зима вытряхивает из неё все погремушки — не греми, все побрякушки — стой ровно, леди, не пустословь, перестань бренчать пустой головой.

Арья вздыхает в темноте, подымает с постели невесомый, истончившийся силуэт сестры и движется неуверенно, ощупью. Она забыла, когда научилась течь меж пространством и временем, когда лёгкие ноги стали быстрыми, а клинки запястий — льдисто-мглистыми, не искристыми.

Сейчас она помнит своё имя и свой дом, следует по следам теней, касаясь звука, скользя по наледи пола.

— Фрау Нэн, — слишком остро, слишком неправильно обращаться так к этой старушке с россыпью сказок в переднике.

Арья передёргивает плечами почти незаметно и просит:

— Сансе снова снятся кошмары, дайте ей какой-нибудь настойки или отвару, — непонятно, откуда взялось раздражение в голосе.

Вздор. Что за вздор! Арья-то не больна, она не верит в бредни о Рагнарёке, о наступающей на пятки и на горла Фимбулвинтер — какая великанья зима? Какие пророчества?

— Пора сшить погребальное платье для норн... — всхлипывает Санса, лепит лепетом подобия слов. — Бран — сломанный Бран, Робб...

— Замолчи, лгунья, лгунья! — Арья вскрикивает странно, будто когда-то она уже горела, слагая похожие слоги воедино, будто...

— Тише, маленькая сестрица, всех валькирий в округе распугаешь, — улыбка Джона — мягкое лето в цвету медовых бархатцев, улыбка Джона — единственное настоящее.

Арья остывает, застывает в тепле и памяти.

* * *

Они сидят рядом, оседают на окнах инеем. В комнате слышатся приглушённое пение хардангерфеле — узорчатое дерево — пепел под чьими-то пальцами — Санса развлекает маленького Рикона. Бран наверняка влез на башню — плетёт ловчие сети для ветров — пусть играется, пусть забавится, пока может.

А здесь — тишина, серый Хельхейм не кличет, не зовёт их. Арья тянется к Джону, Арья хочет сказать: «Плевать на зиму!» Арья хочет обнять, вернуться, повернуться к солнцу.

Но открывает глаза, очернённые лихорадкой, слепая Бет. Обнимает Иглу, баюкая. Колет острым концом — всё, как наказывал брат.