Götterdämmerung (джен)

Грохот выстрелов и жужжание ножей утихло. Схлынула волна боли и страдания. Бой закончился — НК-47 перестал подавать признаки жизни, центральный конвеер Литейной был отключён. Можно выйти из транса, позволить разуму и синим исцеляющим молниям отпустить выживших и...

— Дарагоново дерьмо! — прошипел Реут, судорожно перерывая поясную сумку на предмет обезболивающего.

Весь левый бок был обожжён, из распоротой шеи текла кровь, кажется, что-то ещё было с ногой.

— Вот почему способность выживать не означает способности, например, мгновенно заживлять раны? Или хотя бы не чувствовать боли? — пробурчал он, чувствуя, как медленно расползается по телу благословенное онемение.

— Потому что всё и сразу было бы слишком жирно, начальник, — Андроник выбрался из-за импровизированной баррикады. — Сколько нас осталось?

— Четверо, — буркнул Реут. — Хотя меня вообще-то надо бы считать в потерях примерно так раз пять, так что по факту трое. Бедный дроид, это ж какая фрустрация должна быть: он раз убил, два убил, три убил, а я не дохну, не дохну, не дохну...

— Трое от пятидесяти человек? Проклятье! А байки об этом железном убийце не врут! — сплюнул Андроник. — Вообще, начальник, по справедливости мы с Шарой тоже раз десять так умерли и живы только твоим колдунством. Тебе помощь нужна?

— Нужна. Если не затруднит, зашей мне шею? Самому неудобно.

Меж тем, к ним подобралась Ашара. Судя по дырам в одежде, она и правда немало пострадала от легендарного дроида-психопата. Следом за ней, слегка приволакивая повреждённую левую ногу, шла Заш. Серебристая обшивка её нового тела изрядно потускнела от копоти.

— Учитель, я смогла! Я справилась! Выжгла ему центральный реактор, он и вырубился! — счастливо сообщила ученица. — А лорд Заш раздолбала ЦКП, так что конвеер накрылся.

— Молодцы, — кивнул Реут. — Правда, рыжик: ты проявила невероятное мастерство и упорство, и учитель, вы как всегда на высоте, просто я сейчас...

— Не в форме. Вижу, — тогрута кивнула. — Знаешь, ты похож на Протея. Или на рагуля из киношки[1].

Реут развёл руками — точнее, правой рукой. Левая болталась на порванной связке и наотрез не желала подчиняться командам мозга. Ничего: какие-никакие силы у него остались, на слегка подлататься хватит. А уж если... нет, когда вернётся на базу — тогда и устроит себе каникулы в колто.

— Ты жертва республиканского масс-культа, — скривилась Заш. — В книжке Протеем звали создателя, а монстр был просто монстр.

А в реальности это вообще был первый дашад, — Хорак-мул проявился не сразу; много сил израсходовал, поддерживая Реута в его целительском трансе. — Вы точно уверены, что сейчас время вести светские разговоры?

Почему бы и нет? — следом за ним, пока ещё только бледным контуром, возник Авр. — Не уверен, что у нас есть варианты. Трое живых, двое мёртвых — что мы можем противопоставить нашим врагам?

— Да хоть суицидальное упорство! — Ашара сжала кулаки. — Мы не вправе отступать, пока не одолеем эту сволочь, присвоившую имя Ревана! Дед, разве тебя это не бесит? Какой-то республиканский ублюдок нацепил копию знаменитого доспеха и позорит имя человека, который... которого... — она аж захлебнулась негодованием.

Спокойствие — добродетель джедая, внучка, — напомнил Авр.

Впрочем, это потому, что он сам его сохранял из распоследних сил. И его сложно было не понять: когда именем друга и наставника прикрывают такие мерзкие планы...

А почему вы так уверены, что это самозванец? — Хорак-мул расправил полы длинной мантии. — Всё, кроме вашей полурелигиозной веры, указывает на обратное. Одежда, дроид, сам факт захвата ракатанской станции...

— Вроде бы Реван был человеком, нет? — с сомнением уточнил Андроник. — А люди столько не живут.

Вообще, по общему нашему мнению он был четырёхглазый[2]. Но даже миралука не живут столько, не старея — а этому мужику я бы больше сорока не дал., — Авр качнул рогатой головой.

Не довод, — возразил Хорак-мул. — На свете масса способов приостановить процессы старения на нужное время. Предположите, например, что он пребывал в стазисе всё это время.

— Но Реван... Реван же вернулся к свету! — замотала головой Ашара. — Он прошёл весь путь от повелителя тьмы до спасителя Галактики, он не может...

— Вернуться обратно? Почему же? — Заш наклонила голову набок, всеми силами стараясь выразить свой скепсис. — Спасители Галактики, они частенько становятся потом повелителями тьмы. Это ведь высшая точка, многим кажется. Дальше карабкаться некуда и незачем — а истинно сильная личность не может застыть, даже на пике. Зато в обратную сторону — все пути открыты.

Реут в спор не вмешивался: во-первых, он был занят приведением себя в относительный порядок, а во-вторых, по данному вопросу мнения у него — пока что — не было. Он не верил — вернее, не хотел верить — в Ревана, бросившего свои убеждения под ноги республикоугодному геноциду. Но в конце концов, однажды великий учитель так уже поступал. Ядерные пустыни Мандалора и Малакор V служили неплохим напоминанием, что не следует недооценивать борцов за всё доброе и хорошее.

Да и перебить всех ситов — чем не цель для доброго джедайского спасителя Галактики? Что позволено Джорай, то сойдёт и для Ревана.

Нет, доводов в пользу, так сказать, аутентичности — хватало. Просто слушать их не хотелось. Не хотелось признавать, что человек, который так глубоко и точно понял природу бытия, который указал столь прекрасный путь прочь из рабства ложных дихотомий и бесчеловечных обычаев, который был образцом, примером, маяком на пути — что этот человек был на самом деле всего лишь ещё одним Героем Республики.

— Слушайте, да будь он хоть Юликом Кель-Дрома во плоти! — не выдержал Андроник. — Нам надо или сразиться с ним, или отступить к своим. И если мы дерёмся, то нам нужен план. Начальник, что скажешь?

— Что если мы уйдём или проиграем, эта станция будет снова на ходу через считаные недели. Психопата, кем бы он ни был, поддерживает Республика, не забывайте, — просто ответил Реут.

Если у него доспех нашего Ревана... нас ждут проблемы, — вздохнул Авр. — Он его неплохо так модернизировал по ходу войны. Непрошибаемо ни мечом, ни выстрелом — многие проверяли. Хотя, конечно, с компенсацией ударов у него сложнее — было, по крайней мере. Когда Наивысший его своим написечным дубинобластером отходил, последствия были те ещё. Три дня его выхаживал.

— Значит, если кидаться им об стенки, польза будет? — кровожадно уточнила Ашара. — Уже неплохо.

— Боюсь, кидаться придётся очень долго и упорно, — снова проявила скепсис Заш. — И ещё не факт, что он позволит с ним так обращаться. Особенно если это Тот Самый Реван.

Реут прикрыл глаза и задумался.

У него была Ашара, вышедшая (не без его помощи) практически нетронутой из боя с НК-47. Ашара отлично владеет светаками, Ашара вообще одна из лучших в своём деле. У неё есть шансы даже против настоящего Ревана; но они слишком невысоки сейчас. Целитель может закрыть раны, но усталость и измождение гнездятся в душе, до которой вот так просто не дотянешься. Нужен особый долгий ритуал, восские травки... а противник свеж, полон сил и если шевелил до сих пор хоть пальцем, то исключительно нажимая кнопочки на пульте управления.

Нужно что-то, что даст более высокие шансы, что-то, близкое к ста процентам эффективности.

Что-то, от чего враг не сможет защититься, даже если это настоящий Реван.

И, кажется, он знал — что.

* * *

Конечно, тот, кто ждал в зале, был в маске — как и говорил Авр.

— А. Наглый раб, — в голосе врага была усмешка. — Ты всё-таки добрался досюда? Я разочарован. Был уверен, что Эш-Ка справится.

— Меня нелегко убить, — нарочито-неопределённо ответил Реут.

— Но ты остался один.

— Да, я здесь один. Поэтому я ещё раз прошу вас: давайте поговорим.

— Поговорим?

— Да. В конце концов, как вы, несомненно, видите, я вам не противник. Что вы потеряете от того, что согласитесь поговорить сначала, а убить меня уже потом?

— Время?

— Разве вам его не хватает?

Враг недовольно дёрнул плечом. Читать его было сложно: где он не закрывался сам, там его экранировал доспех. Утешало лишь то, что здесь они были на равных — духи предоставляли прекрасную защиту, столь прекрасную, что в Силе Реут казался покойником.

— Ты вообще представляешь, во что вмешался? — яд в его голосе не мог скрыть даже вокодер.

— Ну как сказать... я послан от имени Тёмного Совета и Общества Сознательных Граждан Лехона и Белсависа...

— Кого-кого?

— Сознательных граждан Лехона и Белсависа, — невозмутимо ответил Реут. — Это гражданское объединение раката, если что. Борются с тяжким наследием предков, всячески искупают их преступления и так далее.

— Раката, — враг недоверчиво усмехнулся. — Нет, погоди, погоди. А почему они послали сюда тебя?

— Полагаю, потому, что я примелькался на Белсависе? Я имею в виду достаточно, чтоб они начали отличать моё лицо от... от всех остальных не-ракатанских. И перестали путать меня с моей ученицей Ашарой Заврос. А она, между прочим, тогрута.

— Заврос? Ты сказал — Заврос? И тогрута, притом?!

— Да. Правнучка Калатоша, — Реут улыбнулся, хотя улыбаться тут было нечему.

Фальшивому Ревану неоткуда знать об Авре, фальшивый Реван не станет радостно удивляться упоминанию его фамилии.

— Старина Авр, надо же... точно, я ведь помню, какая-то мутная история с детишками у него была, — хмыкнул враг. — И на что похожа его правнучка?

— Умница, красавица, истинная джедайка и мастер двуручного боя. К сожалению, дедова таланта к целительству она не унаследовала вообще. Ну, или не к сожалению, ведь это позволяет мне её обучать.

— А ты, значит, чародей? И по чему специализируешься?

— По целительской части, — развёл руками Реут. — И немного по духовной.

Лечить и ходить по Грани он и правда умел лучше, чем всё остальное.

— И правда, не противник. Какой только идиот тебя сюда послал, на верную смерть?

— Я уже сказал: Тёмный Совет и Общество Сознательных Граждан Лехона и Белсависа.

Выбрав камушек поудобнее, Реут присел на него. Дышалось тяжело, внутри всё было дважды перенапряжено: и от нервов, и от необходимости ходить, говорить и действовать в довольно протеевом состоянии. «Если... нет, когда закончим — не меньше трёх дней буду валяться в колто, и акка с два меня кто оттуда вытащит!».

— Почему ты не боишься смерти? Ты ведь сит. — Спросил Реван.

— А чего её бояться? Бояться имеет смысл того, чего можно избежать. Бояться неизбежного -нерационально.

Это была любимая идея Тала Дреллика. Покойного Тала Дреллика, как бы странно ни было произнести это даже мысленно.

— Чего ты добиваешься от меня? Зачем хочешь говорить?

— Как сказать... ну, во-первых, я надеюсь отговорить вас от этой дурацкой идеи с геноцидом. А во-вторых, я просто хочу вас понять. Знаете, вы ведь были нашим учителем. Нашим светочем, я бы даже сказал.

— Вашим?

— Тех, кто искал выход из тенетов ригидной ситской идеологии и кого не устраивали тенета идеологии джедайской. Кто не хотел превращаться в бездушное убивающее чудовище — ни в то, которое ведомо бездумными страстями, ни в то, которое ведомо бездумным бесстрастием.

Реван горько усмехнулся:

— Болван. Купился на мои юношеские бредни о ложных дихотомиях и двух крыльях души. Реальность, она, знаешь ли, совсем иная.

— Иная?

— Да, в реальности есть Тьма, жаждущая поглотить этот мир, — ответил тот. — И есть Свет, который готов на всё, чтобы её остановить.

— Даже стать во всём подобным ей?

— Даже, — жёстко ответил тот. — Если другого пути нет. А его нет, чародей.

— Не может такого быть.

— Ты наивен. Что ты знаешь о Тьме? Ты, который хвастал, что тоже сражался с ней? Я сотню лет был заточен в разуме того, кто есть она во плоти! Я сражался с ним — каждый миг, каждый вздох. Сто лет без единой передышки, без права сложить оружие. Потому что на кону стояла Галактика. Всё живое в ней, всё дышащее — всё, что он хочет поглотить без остатка!

— Он?

— Ваш император, чародей. Император, которого вы так любите. Он питается смертью, видишь ли. Каждая война для него — пир, возможность восстановить силы. Но ему мало этой пищи. Он хочет большего. Как алкоголик или наркоман, он просто не может остановиться.

— И поэтому вы решили уничтожить всё живое в Империи? Оставить двоих из каждой сотни человек? Смею сказать, это довольно много смертей.

Реван сел напротив, подпёр рукой подбородок.

— Наглый раб ты и есть, чародей. И ничего не понимаешь, как это вообще свойственно наглым рабам. Джедаи освободили меня, видишь ли. Я больше не могу его остановить. Мы больше не единое целое.

— Значит, гибель неизбежна? Не может такого быть!

— Почему неизбежна? Я искал ответ, я смотрел в будущее, пока почти не ослеп. И я увидел: если я паду во тьму, то спасу мир.

— Но это же бред.

— Это пророчество, болван.

— И что? Все пророчества — ничто, пока мы ими пренебрегаем. Это люди заставляют их сбываться, не наоборот.

— Люсьен Дрэй тоже верил в это, и знаешь, к чему он в итоге пришёл? К тому, что нельзя отменить пророчество — но можно пережить его. Можно смириться и вынести тяжкую ношу, которую на тебя возложила судьба.

— Если я не ошибаюсь, он был в состоянии аффекта и скорее всего тяжёлой реактивной депрессии, когда это говорил.

— А я не сказал, что ориентируюсь на него, чародей. Я учился у его матери. Люсьен — всего лишь пример, куда заводит попытка сражаться с пророчествами и отрицать их.

— Если у одного человека что-то не вышло, это не значит, что другим не надо даже пытаться! — страстно возразил Реут. — Это значит, что он где-то ошибся, вот и всё.

— Ты наивен.

— Может быть. Но я уверен, о великий учитель: если ты останешься в здравом уме, если ты поведёшь людей против Императора, как водил их против Наивысшего... — он покачал головой. — Сотни, тысячи пойдут за тобой. Ты же Реван! Если кто-то и может быть противником Императору, то это ты.

— И снова неверно. Моему... другу Скорджу было видение: это не я.

— А восским мистикам было видение, что гормаки никогда не покинут их планету, и знаешь что? Они стали народом космических кочевников! А воссы, поверь мне, куда круче Кринды, когда дело доходит до непротивления пророчествам!

— Значит, они просто ошиблись в толковании, — отмахнулся Реван.

— Учитель, я прошу тебя. Пожалуйста, не бросай нас. Ты ведь знаешь, без тебя нам не преуспеть. Мы не выиграем эту войну, если ты будешь на другой стороне. Ведь ты всегда побеждаешь, учитель.

— Я не учитель тебе, чародей.

Реван тяжело поднялся с камня, снял с пояса меч.

— Ты будешь сопротивляться, или обойдёшься без бессмысленных трепыханий?

— Может быть, лучше ты отпустишь меня, позволив хотя бы рассказать другим об опасности?

— Нет. Нельзя. Это нарушит... нарушит ход событий.

Реут тяжело вздохнул. Он не хотел этого — видел бог, не хотел. Но разве у него был выбор?

— В таком случае исполни хотя бы мою последнюю просьбу, о Реван. Позволь увидеть тебя без маски.

— Зачем?

— Хочу уйти в смерть, зная твоё истинное лицо, — пожал тот плечами.

— Моё лицо — маска.

— Но ведь был же когда-то кто-то, у кого оно было другим?

— Зачем он тебе?

— Неукротимое любопытство, наверное. Всегда мечтал посмотреть Ревану в глаза.

— Ты будешь разочарован. Это совсем не то зрелище, которого ты мог бы ожидать.

— И всё же я хочу увидеть.

— Надеешься, что без маски я буду сговорчивее? Наивный. Впрочем, мне несложно, — он начал расстёгивать крепления и между делом сообщил:

— Не будь ты так зануден и уверен в своей правоте, знаешь, я отпустил бы тебя. Ну, и не будь ты членом Тёмного Совета, конечно. Пусть ты и попал туда по случайности, это даёт тебе слишком много власти...

* * *

Усталый немолодой человек, стоявший перед ним, не был похож на Ревана. Он был похож на сезонного рабочего, приехавшего с Татуина в Каас-Эвр на сбор персиков и слив. Или на скромного иммигранта с Тариса, одного из тех, что просят милостыню в корускантских подземных переходах. Этакого интеллигентного бомжика, отягощённого высшим образованием и застарелым алкоголизмом.

— Почему ты смотришь на меня так, будто я — экспонат в музее?

— Потому что ты смотришь на меня точно так же, — ответил Реут, и это была чистая правда.

Хотя нет. Даже не как на экспонат или занятную зверушку; скорее, как на неучтённый аспект, рушащий многолетнюю работу, на жука, заползшего в недра компьютера и замкнувшего собой контакты, на результат пробежки кошки по клавиатуре.

А потом Ревана, точно в основание длинного тонкого носа, ударил бластерный выстрел.

Он удивлённо вздёрнул брови, поднёс к лицу руку в перчатке, коснулся ею раны и всё так же растерянно уставился на кончики пальцев.

— Почему я ничего не ощутил? — успел он сказать, прежде чем начать медленно оседать на пол.

— Потому что стреляла в тебя сит-леди в теле робота, — грустно ответил Реут. — И она была далеко отсюда. На такой дистанции никто, даже ты, не сможешь считать намерения убийцы...

А Реван, всё ещё удивлённый, упал на пол. Его заколотило судорогой: мозг в его черепе сейчас превращался в жареную кашицу. Это была победа, полная и безоговорочная. Он не сможет выжить, он не сможет продолжить...

Реут захлебнулся всхлипом. Он сам не знал, что на него нашло — наверное, осознание бесповоротности содеянного.

Вот, на полу — Реван, и он умирает. И умрёт. И его не станет. И будет мир без Ревана, будет мир, где им, одним, беспомощным, сражаться с Тьмой.

А вот он сам, и он только что убил Ревана. Подло, исподтишка, обманом вынудив раскрыться. Не дав договорить, не дав шанса всё-таки передумать.

— Нет, погоди... погоди, не надо...

Реут рухнул на колени рядом с ним, кончики пальцев запульсировали рождающимися из отчаянного желания спасти, вылечить, не отпустить в смерть молниями.

Он вцепился в умирающего, пронизывая того этими молниями, вырывая из рук смерти... но поздно.

Только звякнула об каменный пол пустая кираса.

Реут подобрал с пола маску — это была другая, не та, которая хранилась на Каасе у реванитов. Более мандалорского фасона, и не бронзовая, а серо-лиловая.

— Я не стану носить её, — тихо сказал он. — Но я обещаю, я закончу твоё дело. Я докажу тебе, что вовсе необязательно было устраивать идиотский геноцид. Что пророчества можно отменить.

* * *

Дарт Марр был недоволен. Дарт Малгус был недоволен немногим меньше, и только потому, что его люди успели забрать со станции НК-47 и ещё несколько интересных чертежей.

— Я настаиваю, что взрыв станции "Литейная" был единственно правильным выходом в данной ситуации, — спокойно отвечал на их претензии Дарт Нокс. — Подобное оружие не должно быть не только используемо, но и даже существовать. И моё мнение поддерживают...

— Раката, мы знаем, — Хадра поморщилась. — Но они могут хоть что-то предложить нам взамен, я надеюсь?

— Разумеется. Они цивилизованная нация и понимают важность взаимовыгодного обмена.

Марр кивал. Нокс, конечно, превысил полномочия — хотя как сказать, превысил? Его вообще не должно было там быть, не его сфера. Ох уж Малгус и его самодеятельность...

— Тем не менее, — вступился за Нокса Вараун, — его ученица убила одного из джедайских магистров, защищавших станцию. Он проделал огромную работу...

— И угробил почти все выделенные войска.

— Да, все две сотни человек.

— Две сотни?! — Марр аж вскочил. — Малгус!

Нокс низко поклонился и поспешил вернуться в своё кресло. Кажется, его дальнейшее уже касалось мало.

— Погоди, — остановил его Мортис. — Погоди, Нокс. Что там со слухами, дескать, на Литейной был... ну, ты знаешь, кто?

Нокс обернулся, слегка удивлённо распахнул глаза.

— Я полагал, это очевидно, Дарт Мортис. Разумеется, это оказалось пустопорожним брёхом республиканской пропаганды.

— Но Мальстрём...

— Полагаю, на самом деле они не преуспели, — пожал плечами Нокс. — Так что решили прикрыть свой провал, выставив против нас самозванца на ракатанской станции, с которой даже мой садовник за Ревана сойдёт.

[1] Я выбрал это слово вместо привычного "голофильм" потому, что а) "запись движения" так же точно описывает голографическое кино, как и привычное нам, б) всё-таки film — это "плёнка", что мне мешает.

[2] Четырёхглазыми называют мутантов и полукровок-миралука, у которых помимо внутренних "глаз" есть вполне обычные, человеческие.