Великий поход (джен)

Склонившись над разложенной на столе картой, Этне чертила линию нового фронта. Три дня назад, вернувшись из Аварика, она узнала о вступлении в войну Республики и ракетных ударах — и была изрядно удивлена. Хаецкий, по сведениям которого это должно было произойти не раньше, чем через месяц или два, тоже был удивлен — хотя и несколько меньше. Он, в отличие от Этне, знал, что Республика обещала разрешить применение ракет со своей территории до срока, если возникнет опасность нападения.

И, как выяснилось из принесенной посыльным телеграммы, до германского вторжения в шесть вечера оставались считанные часы…

— Ожидаемо, — заметила Этне, прочитав телеграмму. — И как теперь поступят немцы?

— В ближайшие несколько дней будут спешно перетряхивать и перекраивать планы, — пожал плечами Хаецкий. — Потом… Ну, что такое война на два фронта, да еще и с Россией, сумасшедший ефрейтор помнит очень хорошо. Так что он, скорее всего, сосредоточится на Англии и постарается выбить ее с континента, а потом уже всерьез возьмется за Республику. По крайней мере, так он поступил в прошлый раз… Но это если с ним не случится какого-нибудь «откровения». Тогда он может выкинуть любой трюк — помнится, ему нагадали высадку Союзников в Южной Франции, и на Нормандию он внимания почти не обращал…

— Да, если противник не руководствуется рациональными мотивами… — Этне пожала плечами. — Или все не настолько плохо?

— Ну, какое-то количество здравомыслящих подчиненных у него есть, — ответил Хаецкий, — но насколько им сейчас удается влиять на фюрера — я не знаю. И не уверен, что кто-нибудь вообще знает. И, пожалуй, стоит своими глазами взглянуть, что творится на германском фронте — последние донесения из Дижона отдают бредом, если честно.

— Дижона? А, вы имеете в виду Дивион… А что там случилось?

— Кто-то из эсэсовцев, судя по всему, вообразил себя доктором Фаустом, — ответил Хаецкий, передав напарнице папку, — и попытался вызвать дьявола… Ну или что-то еще в том же духе. Это что-то новое — в войну мы с подобным не сталкивались…

— Пытаются запугивать?

— Может быть, хотя мне кажется, что это частная инициатива окончательно свихнувшегося эсэсовца. Только проверить все равно надо, а заодно и положение дел на месте оценить.

— Пойду договариваться с Гэлом, — вздохнула Этне. — И, боюсь, на сей раз выбить из него транспорт будет сложнее… Гэл и есть.

— В смысле?

— Скупой, как шотландец. В прошлый раз я едва самолет выбила, а в этот — не знаю…

Хаецкий пожал плечами — на автомобиле можно было добраться ненамного медленнее — и спросил:

— Кстати говоря, а у вас нет каких-нибудь помешанных сектантов? Возможно, это убийство к гитлеровцам не имеет отношения…

— Настолько сумасшедших нет, — ответила Этне, — или они слишком хорошо скрываются. Так что вряд ли…

Полковник Гэл оказался самым настоящим гэлом и на самолет поскупился. В результате этого Хаецкий вел джип, а сидевшая рядом Этне ругала англичанина и жаловалась на пустую трату времени. Время от времени, как успел заметить Хаецкий, она становилась на редкость нетерпеливой, а особенно — в дороге.

Впрочем, поездка действительно была довольно скучной. И Хаецкого это полностью устраивало — нескучных поездок в его жизни набралось уж слишком много. Ради разнообразия можно было и поскучать немного… Тем более, что Этне наконец-то надоело ругать Гэла, и она принялась расспрашивать Игоря о его родном мире. На сей раз ее интересовала Северная Америка, и слушала она, прочти не задавая вопросов и не комментируя. Дослушав же, надолго задумалась, а затем сказала:

— Просто поразительно, насколько может изменить историю одна-единственная случайность, ничтожная сама по себе…Неудачная вылазка испанцев оставляет в Северной Америке всех лошадей — и через двадцать лет новую экспедицию встречают конные лучники. Испанцы потеряли много времени, да так и не смогли продвинуться дальше Флориды, потом едва справились с ацтеками… В общем, когда они, отстав от вашего мира где-то на четверть века, добрались до Тауантинсуйю, их встретило железное оружие и доспехи.

— Общество развивается по собственным объективным законам…

— Разумеется, — согласилась Этне, — хотя и современное общество можно отбросить в средневековье. Но существование этих законов никак не мешает случайности влиять на их конкретную реализацию…

— Возможно, но лично мне сложно представить, как можно вернуть давно отмершую общественную формацию, если уж речь зашла об этом.

— О, это просто, — хмуро ответила Этне. — Сейчас на Земле два с половиной миллиарда человек. Убейте два миллиарда — и оставшиеся просто не смогут поддерживать производственную базу, а если будет уничтожена и она — вам повезет, если люди не вернутся в пещеры. Знаете… Еще в Москве я запросила кое-какие документы у вашего командования — и когда я их изучила, мне стало страшно. Одна бомба уничтожила восемьдесят тысяч человек в один миг, и едва ли не вдвое больше умерло позже — а таких бомб в нашем мире как минимум сто пятьдесят — и это при том, что мы ничего не знаем о Германии. Так что, боюсь, у нас будет шанс проверить эту теорию на практике.

— А я надеюсь, что сумасшедший ефрейтор сохранил хоть какие-то остатки разума, — мрачно ответил Хаецкий. Ему не повезло оказаться в группе, направленной в Хиросиму, так что последствия использования полутора сотен бомб вполне мог себе представить — и это было очень близко к тому, о чем говорила Этне. Может быть, Европа и не будет уничтожена — но на то, чтобы оправиться от подобного, уйдут десятки, если не сотни лет. И плюс к этому будет уничтожена немалая часть терранских сил, чем не замедлят воспользоваться нацисты… Нет. Портал в Кифхойзере должен быть уничтожен окончательно, а за ним и все остальные, сколько бы их ни было и сколько бы времени на это не ушло.

Дивион встречал приезжих тщательно построенной копией римского лагеря — правда, сегодня картину портили стволы многочисленных пулеметов на валу. Это должно было выглядеть как одна из картин Дали — но нет, пулеметы в римском лагере смотрелись вполне уместно…

— Забавно, как будто они тут и должны быть, — отметила и Этне. — Интересно, что там сейчас?

— Скорее всего, опорный пункт, — ответил Хаецкий. — Так, в город мы въехали, куда дальше?

— Прямо и направо на ближайшем перекрестке, — Этне сверилась с картой. — потом еще один поворот, и прямо до конца улицы. Надеюсь, у них все готово…

У разведки фронта и впрямь было готово все — и даже более того. Буквально за несколько минут до их приезда пришла телеграмма на имя Этне и, прочитав ее она не сдержала злобной улыбки.

— Предатель найден! — сообщила она. — И им оказался старый недруг нашей семьи — Донован О’Риордан.

— Заместитель министра иностранных дел?! — Хаецкий был шокирован. Конечно, он отлично помнил громкие процессы тридцатых, но как замминистра мог стать шпионом, понять не мог. Тем более — как он мог стать именно нацистским шпионом? И это при том, что обвинение явно было истинным — ирландские политики никогда не сводили счеты друг с другом таким способом — у них было множество других. А если О’Риордан сотрудничал с немцами не первый год… то они должны были завербовать его еще в сорок четвертом.

— Этне, — напряженно произнес он, — вы ведь понимаете, что это значит?

— Что эти мерзавцы начали готовить плацдарм значительно раньше, чем мы думали, — ответила Этне. — Не могу сказать, что это меняет все… Но многое. Очень многое, куда больше чем мне бы хотелось, да.

— Теперь и иранское происшествие выглядит совсем по-другому, — добавил Хаецкий. -— Понятно, как они там оказались так вовремя… Да тот переход мог быть и вовсе искусственным.

— Патрик утверждает, что природный, — пожала плечами Этне. — Но в нашем случае это едва ли не хуже. Ладно, пока нам ничего не приказали, давайте займемся тем, ради чего мы вообще приехали. Может, нам повезет, и это окажется что-то большее, чем банальный психопат…

Первое впечатление — приехали они зря. Полиция тщательнейшим образом изучила и место убийства, и труп, и все это выглядело как сцена из второсортного американского романа ужасов — попадалось Хаецкому однажды такое чтиво. Круги, шестиконечная звезда, нарисованная кровью, выкрашенные черной краской свечи… Все это выглядело скорее пошло и безвкусно, чем устрашающе.

— Декорации к второразрядному фильму ужасов, — высказалась Этне, отложив фотографии.—Я бы сказала, что это ложный след и мы ловим какого-то психопата…Вот только не припоминаю ничего подобного, и даже мой однокашник, которого мне удалось привлечь в качестве консультанта, заявил, что ни разу не слышал о подобном обряде. А поскольку он специализируется на истории оккультизма, это о чем-то говорит.

— Стоит послать это в штаб, — предложил Хаецкий. — Сам я этим не занимался никогда, но можно найти тех, кто в двадцатых разрабатывал всевозможных мистиков — они должны знать. Выясним, что это значит — выясним, кто это сделал… А пока что займемся более насущными делами.

Первым же распоряжением, полученным из штаба, был приказ изучить поле боя и уничтоженную технику и оценить новое оружие. Идея, по мнению Хаецкого, была откровенно бесполезной, поскольку что он, что Этне имели совсем другую специализацию… Но на деле все оказалось не столь бестолково — в Дивионе уже работали терранские эксперты, так что их просто приписали к команде в качестве консультантов.

— Проще говоря, нам будут объяснять, что это, а мы должны будем разобраться, много ли его, — высказалась Этне. И Хаецкий не мог не согласиться с такой формулировкой.

Тем более, что это было интересно. То, что в сорок пятом году было лишь намеками, грубой заготовкой, сейчас становилось обыденным — для терран, по крайней мере. А для этого мира все это было новостью, и новостью пугающей…

— Судя по тому, что мы видим, на этом участке применялась не артиллерия — нет ни одного промаха, все танки поражены в боеукладку, но главное — никто не отмечал выстрелов. К сожалению, свидетелей очень мало, но те, кого нам далось опросить, отмечают свист и шипение, предшествовавшие попаданию. По всей видимости, мы имеем дело с какой-то разновидностью гранатомета…

— С управляемым ракетным снарядом, — поправил Хаецкий.—Эта разработка началась еще лет пять назад, но до сорок пятого их применить не успели. Можно быть уверенными, что немцы наладили их производство и накопили большие запасы.

— Весьма вероятно, — согласился возглавлявший комиссию полковник, имя которого Хаецкий благополучно не запомнил. — Хотя мы не предполагали, что уровень технологий этого мира позволит производство управляемого оружия.

— Требуются ли для производства какие-либо редкие материалы? — спросила Этне.

— Нет, — синхронно ответили Хаецкий и полковник из комиссии.

— То есть, нам следует опасаться массового применения этих снарядов, — заключил полковник. — Полковник Хаецкий, располагаете ли вы сведениями о разработке противником управляемого оружия?

— Только косвенными, — и Хаецкий принялся рассказывать все, что успел узнать, мечтая, чтобы эта тягомотина поскорее закончилась.

Она и закончилась — только совсем не так, как хотелось бы. А именно — воздушной тревогой. Пришлось забыть о том, что полковники не бегают — благо, паника если и начнется, то без их помощи.

Забег до бомбоубежища заставил Хаецкого задуматься — а не запустил ли он физкультуру? Нет, он добрался отнюдь не последним — но все равно отстал от Этне. А полковник из комиссии — Хладный, как неожиданно вспомнилось — не только не отстал от них, но и даже не запыхался. И это при том, что сложения был далеко не спортивного!.. Правда, был у этого и положительный момент — Хаецкому удалось полюбоваться бегущей Этне. Та отличалась какой-то звериной грацией, которой нельзя добиться никакими тренировками — только родиться с ней. Так, наверно, и возникают легенды о жителях холмов…

— Думаю, мы вполне можем претендовать на мировой рекорд, — хмыкнула Этне, заново переплетая растрепавшиеся волосы. — Славная пробежка… Правда, мне бы не хотелось еще хоть раз так бегать.

— Стар я для спорта, — проворчал Хладный. — Хорошо, не смотрел никто, ведь ганьба же…

Этне непонимающе взглянула сначала на Хладного, потом на Хаецкого, но спрашивать ничего не стала — видимо, сама сообразила, что имелось в виду.

— И часто у вас так? — спросила она.

— Зависит от настроения этих мерзавцев. — генерал потер переносицу. — Мы тут уже неделю работаем, и за эту неделю скучать нам не приходилось… Что, отбой? Так быстро?

Полковник Франтишек Хладный при ближайшем рассмотрении оказался человеком довольно-таки примечательным — успел поучаствовать в Первой Мировой, да и потом ни одной войны в Европе не пропустил, служил в одном полку с Гашеком, был знаком с Масариком… В сорок пятом вышел в отставку, но год спустя вернулся на службу — и сейчас возглавлял экспертов, изучавших немецкое оружие.

Все это Хладный поведал по дороге к штабу. Это было интересно и само по себе, а полковник помимо этого был еще и в курсе последних новостей родного мира. Словом, знакомство оказалось крайне полезным… И Этне, судя по всему, думала точно также…

— Занимательная личность, — высказалась она, когда Хладный ушел по своим делам. — Стоит присмотреться повнимательнее и вообще держать в поле зрения.

— Согласен, — кивнул Хаецкий. — Что у нас нового?

Нового оказалось достаточно, чтобы занять напарников до вечера, но ничего полезного в них не было, а забрезжившие у Хаецкого подозрения были слишком смутными, чтобы в них разобраться. Пришлось отложить…

Следующие несколько дней оказались куда более плодотворными. Во-первых, выяснилось, что начальник штаба группы армий действительно слыл странным даже по эсэсовским меркам и совершенно серьезно планировал заручиться в контрнаступлении поддержкой адских легионов. На тот случай, если сатана не поможет, гитлеровцы планировали что-то еще, и Хаецкий очень сильно подозревал, что это будет ядерный удар и доложил о своих подозрениях в штаб. Штаб в ответ прислал два батальона химических войск и один — инженерных, которые принялись готовить город к атаке. И даже почти успели…

Очередной сигнал воздушной тревоги заставил Этне пробормотать себе под нос нечто явно нецензурное, захлопнула дипломат и выскочила из кабинета. Спуск в бомбоубежище был буквально в нескольких шагах от кабинета и, как потом отметил Хаецкий, именно это и спасло им жизнь. Или, как минимум, здоровье…

Она успела закрыть люк, спрыгнуть с лестницы на пол, найти взглядом Хаецкого и даже открыть рот, чтобы спросить, что на сей раз затеяли немцы…

И получила однозначный ответ.

Пол вылетел из-под ног, свет погас, с потолка посыпался какой-то мусор, где-то наверху что-то жутко трещало, скрипело и хрустело, кто-то кричал от боли, кто-то бранился…

Кто-то щелкнул зажигалкой, и слабый огонек чуть-чуть рассеял абсолютную темноту, затем загорелось несколько фонарей, и Этне смогла, наконец, по достоинству оценить творящийся в бомбоубежище хаос.

Было разбито и сброшено на пол все, что не было намертво вделано в стены, на полу валялись упавшие полки, какие-то ящики, рассыпавшееся снаряжение, кого-то поспешно перевязывали…

— Цела? — Хаецкий, подсвечивая фонарем, протянул руку, помогая подняться, и Этне вцепилась в нее мертвой хваткой.

— Что. Это. Было, — кажется, ее все-таки слегка оглушило — ноги подкашивались, а руки откровенно тряслись.

— Это был атомный взрыв, — ответил Игорь. — тридцать-сорок килотонн, как я полагаю. Это значит, что большей части Дивиона больше не существует… и что фронт прорван. Впрочем, сейчас это не главное. Сейчас нам надо убираться отсюда как можно быстрее — вентиляция не работает. К счастью.

— То есть как это к счастью?! А, ну да… — видимо. Ее все-таки контузило, раз она не сразу сообразила, что вентиляционная система убежища от радиации защитить не могла.

— Соудруги, все живы? — Хладный, сверкая уже покрасневшей повязкой на левом глазу, взмахнул фонарем. — Надо уходить! Собирайте костюмы и выдвигайтесь!

К счастью, под Дивионом, как и под любым древним городом, имелись подземелья — не чета катакомбам Парижа, но тоже вполне приличные, особенно после того, как ими занялись терранские инженеры. Поэтому из любого бомбоубежища можно было попасть в любое другое и даже в бункер штаба — если, конечно, тоннели не были завалены…

Часть тоннелей все-таки обрушилась, но на восток можно было двигаться почти свободно, и вскоре Хладный остановился у металлической лестницы.

— Кажется, здесь свободно, — сказал он. — Прошу всех надеть защитные костюмы и только потом подниматься — там очень плохо.

Люк открылся не без труда — его придавил какой-то обломок, но Хаецкий столкнул его и выбрался на поверхность.

«Очень плохо» не передавало и сотой доли того, что он увидел…

Дивиона не существовало — остались только изуродованные остовы самых прочных зданий, горело все, что могло гореть, небо было затянуто дымом и пылью так, что невозможно было понять — день или ночь… И над этим хаосом царил чудовищный огнисто-черный дымный гриб, поднимающийся над останками города.

— Это… Немыслимо… — прошептала выбравшаяся вслед за Хаецким Этне и упала на колени. — Немыслимо…

— Отступаем на запад, — приказал Хладный, когда все выбрались из бомбоубежища. — По дороге постараемся помочь, кому сможем, но вряд ли тут кто-то еще нуждается в помощи…

Пробираться через бесконечные завалы в костюме химзащиты было неимоверно трудно. В темноте же, дыму, под постоянно моросящим маслянистым дождем — почти невозможно, а если бы кого-то из раненых пришлось бы нести — и вовсе невозможно. Тем не менее, они двигались все дальше на запад — прочь от атомного кошмара…

Шум первой услышала Этне, а спустя несколько секунд и все остальные различили впереди рев моторов и грохот, а спустя еще минуту-другую выжившие столкнулись с разведкой. Четверо солдат с наспех нарисованными на костюмах красными звездами появились из-за очередной груды обломков и остановились, потянувшись к оружию.

— Вы кто? — крикнул один из них.

— Из разведки фронта! — ответил Хладный. — Тридцать восемь человек, есть раненые, о других выживших сведений не имеем. Запрашиваем маршрут.

— Выходите к цистерне, — ответил тот же разведчик. — После первичной дезактивации вас эвакуируют.

Уточнять не потребовалось — стоило перебраться через обломки, как впереди, метрах в трехстах, показались расчищающие завалы инженеры, а за ними — высоко поднятый флаг Красного креста.

— Знаете, это лучшее зрелище в моей жизни, — произнесла Этне, разглядывая открывшуюся картину.

Три часа спустя, устроившись на лавке в фургоне, увозившем выживших на запад, дико уставший Хаецкий не мог не признать — хорошо все, что хорошо кончается. Они пережили ядерный взрыв, выбрались из разрушенного города, ухитрившись при этом не получить опасную дозу радиации, не наткнулись на вражеских разведчиков…

После всех этих приключений невероятно хотелось спать — и не ему одному. Дремали все, а Этне так и вовсе спала, вольготно устроив голову у него на коленях. В других обстоятельствах Хаецкий почти наверняка прокомментировал бы этот факт, но сейчас он слишком устал. И заснул, как только закрыл глаза…

Разумеется, врачи не приняли всерьез его заявление, что это просто царапина — и, к его немалому огорчению, оказались правы. Спасти глаз было бы невозможно даже в институте Гельмгольца. Возможно, если бы на этом все и успокоилось, он не стал бы сильно переживать — но медики никак не хотели оставлять его в покое. По их мнению, радиация могла нанести немолодому чеху куда больший ущерб, чем остальным, и хотели убедиться, так это или нет.

Не то, чтобы Хладный считал, что они неправы, но в больнице было неимоверно скучно. Хуже того, было совершенно невозможно работать — нормального стола в палате не было. Хладный уже собрался было высказать врачам свое неудовольствие — но именно в этот момент на пороге появилась невысокая светловолосая женщина в белом халате поверх полевой формы.

— Я ведь предупреждала, что твои скачки по всему миру тебя до добра не доведут… — покачала она головой. Вот скажи мне, папа, что тебе мешает спокойно работать в штабе, а?

— Вот такой уж у меня нрав, — вздохнул Хладный. — Ладно, раз уж ты пришла…

Гостья немедленно уселась в ногах койки, извлекла блокнот и карандаш и приготовилась записывать.

— Так, вводную часть ты и сама напишешь, тут все как обычно… — начал Хладный. — Необходимо принять следующие меры: полностью прекратить производство бронетехники с открытым корпусом. Снабдить военную технику герметизацией и системами избыточного давления. Для перевозки личного состава разработать герметичный обитаемый кузов на шасси грузового автомобиля. Для защиты личного состава от ионизирующего излучения представляется необходимым внутреннее радиозащитное покрытие корпуса…

Хладный диктовал отчет, стараясь не упустить ни одной детали — скоро все это понадобится. У Советского союза уже давно не две атомных бомбы, совокупная мощь Объединенных Наций в состоянии превратить Европу в радиоактивные руины — и кто знает, сколько зарядов у Германии? Времени оставалось все меньше, а будущее становилось все мрачнее…