Великий поход (джен)

Когда изрядно потрепанные фрицы бежали, штаб немедленно переключился на аборигенов. Поскольку корабли сами шли навстречу терранскому флоту, да еще и выловили сбитых пилотов, вопрос начала контакта не стоял, но вот его развитие… Тут все зависело от информации, которой у терран пока что не было. Конечно, судя по флагам русской эскадры, революции здесь то ли еще не было, то ли вообще не было, и можно было ожидать, что к Советскому Союзу здесь отнесутся без восторга, но вот насколько именно? В каких отношениях здесь Россия с Великобританией и Штатами? И, если уж на то пошло, как они воспримут ирландскую эскадру? Все это можно было узнать только при встрече, а до нее оставалось еще несколько часов.

Все это время над эскадрой крутились разведчики с «Киева», отслеживая ситуацию, а на самом авианосце поспешно готовились к вылету за ранеными спасательные Ми-1.

Наконец, корабли появились на горизонте, радисты, окончательно убедившись что их услышат, отправили сообщение на флагман, вертолеты отправились за ранеными, а штаб отложил все текущие задачи, приготовившись к первому контакту.

Полтора часа спустя изрядно потрепанная эскадра присоединилась к терранскому флоту, с потерявшего башню броненосца спустили катер и несколько минут спустя российский адмирал со смутно знакомым лицом поднялся по трапу и отдал честь:

— Вице-адмирал Российского Императорского Флота Август Францевич Унгерн, командующий Первой Арктической эскадры.

— Адмирал Рабоче-Крестьянского Красного Флота Сергей Георгиевич Горшков, командующий Объединенного флота.

Адмирал Унгерн — только теперь Хаецкий сообразил, что гость похож на приснопамятного безумного барона — неожиданно стянул фуражку и низко поклонился.

— Не знаю, кто вы, откуда пришли и зачем, — сказал он, — но вы спасли мою эскадру и моих моряков…

— А вы — наших пилотов, так что не будем считать, кто кому больше помог. Тем более, что ваш противник и есть причина нашего появления здесь, — ответил Горшков. — И давайте все же пройдем в кают-компанию и все подробно обсудим.

Ошалевший вице-адмирал последовал за Горшковым. Поглядывая по сторонам, тогда как его свита откровенно таращилась на все подряд. Хаецкий их вполне мог понять — то, что они видели, очень плохо укладывалось в представления человека начала двадцатого столетия. Другая эпоха, другие люди, другой мир…

Адмирал Унгерн говорил на английском с каким-то непонятным акцентом, но владел им достаточно хорошо, чтобы спокойно общаться. Это устраивало всех, и потому беседа в кают-компании шла на английском.

— Видите ли, адмирал, — говорил Хилленкоттер, — мы находимся здесь всего несколько дней, и почти все это время были отрезаны от какой-либо информации. Все, что нам известно — наш враг здесь и, вероятно, уже довольно давно. А следовательно, нам нужна вся информация о вашем мире. О странах, политических раскладах и — едва ли не самое важное — о неожиданных изменениях.

— Хорошо было господину Уэллсу с его марсианами, — хмыкнул Унгерн. — Как прилетели, так сразу стрелять начали… Прямо как ваши враги — они, кстати, не немцы ли? А вот нам с чего начать… А впрочем, карты я прихватил, посему с них и начнем.

Снова разложены на столе карты — и снова на них привычные океаны и континенты. И на сей раз — как ни странно — со вполне привычными странами.

Шел май тысяча девятьсот пятнадцатого года, и «прекрасная эпоха» была в самом разгаре — никто и не помышлял о мировой войне. Россия, Франция и Британия состояли в союзе, похожем на Антанту, Австро-Венгрия, Германия и Италия изображали Тройственный союз, Турция потихоньку догнивала, все бряцали оружием — но как-то с ленцой, ограничиваясь вялотекущими перестрелками в колониях. Последней крупной войной была русско-японская, которая закончилась практически вничью — Россия признала исключительные права Японии в Корее, а Япония, в свою очередь, оставляла в покое Сахалин и Курилы…

И это все.

Никаких видимых следов гитлеровцев тоже не было — или, скорее, Унгерн о них не знал. Нет, были разнообразные слухи о «молодых волках» — новых деятелях германской политики, выходцах из разночинцев, а то и рабочих, плели интриги наследники престарелого австрийского кайзера — но все это было для адмирала слухами. Его гораздо больше интересовали два заложенных в Киле новых броненосца — дредноута, но как раз эта идея носилась в воздухе, так что особого удивления у него строительство не вызывало…

Но как раз эти два момента и казались Хаецкому особенно подозрительными. Хилленкоттеру, судя по его взгляду, — тоже. Предположение, что нацисты заранее начали готовить себе базу в этом мире, явно подтверждались…

— Ну, как бы там ни было, а нам они точно не друзья, — подвел итог беседы Унгерн. — Тут уж и говорить не о чем. А потому, полагаю, что не превышу свои полномочия, предложив вашему флоту последовать в Архангельск. Там уж свяжемся с государыней императрицей и решим, что делать… Об одном только прошу: помогите при нужде Север защитить — моим-то кораблям не один месяц в ремонте стоять.

— Не вижу никаких препятствий, — легко согласился Горшков. — К тому же я уверен, что даже наличных сил хватит на то, чтобы справиться с большинством угроз… А если придется вмешаться нам, значит, явились нацисты, что в любом случае будет нашим делом.

— Что ж, в таком случае я вернусь на флагман, — снова отдал честь Унгерн. — И снова благодарю вас, господин адмирал, за столь своевременную помощь. Прямо скажу — не жить нам без ваших аэропланов.

Проводив коллегу, Горшков вернулся к столу с картами, посмотрел на Хилленкоттера и заявил:

— Полагаю, разведке следует изучить корабли аборигенов и их команды поближе. К сожалению, на этот раз столь ценного источника информации, как советник О’Шей, у нас нет, поэтому придется собирать сведения по крупицам, и чем больше их будет к тому времени, когда мы придем в порт, тем легче нам будет в дальнейшем.

Хилленкоттер молча кивнул и посмотрел сперва на Хаецкого, затем на Этне и приказал:

— Хаецкий, О’Шей, через тридцать минут жду у себя. С планом.

— И почему меня это не удивляет?.. — протянула Этне, едва напарники оказались вне поля зрения адмиралов.

— Привыкла? — предположил Хаецкий. — Хватка у Хилленкоттера неслабая — он ведь всей американской разведкой заправлял, пока его к нам не отправили… Но это все чушь, поскольку нам нужен план, а я пока не представляю, с чего начать. Вроде бы логично с флагмана, но там сейчас весело — это раз. И там сейчас и без нас предостаточно народу — это два. Ну и тяжелых оттуда наверняка к нам перетащат — это три. Все-таки медицина полвека назад пожиже была… Вот и будет, кого расспросить. Нет, начать надо с какого-нибудь эсминца — там, по-моему, больше шансов услышать что-нибудь интересное. А уж потом можно и официальную версию послушать…

— Два вопроса: откуда начнем и что будем спрашивать?

— Начнем с наименее пострадавшего, а спрашивать… — Хаецкий посмотрел на часы, — У нас еще двадцать семь минут на то, чтобы придумать вопросы.

Это оказалось сложнее всего — выяснить требовалось слишком много, а времени, как всегда, не хватало, и надо было решить. С чего начать и как одним вопросом вытянуть максимум информации, да еще и желательно так, чтобы опрашиваемый сам не заметил, сколько он разболтал. Не самая простая задача, когда в запасе меньше получаса… Но к тому моменту, когда Хаецкий открыл дверь каюты Хилленкоттера, план у него был. И более того, он устроил адмирала.

— Очень хорошо, — кивнул Хилленкоттер, возвращая бумагу Хаецкому. — Хотелось бы до вечера получить информацию хотя бы с двух кораблей…

Что означало: выметайтесь и приступайте. Прямо сейчас.

— Так точно, товарищ адмирал… Прошу прощения, сэр.

— Полковник… — хмуро посмотрел на него Хилленкоттер. — Выберите, наконец, какое-то одно обращение. Свободны!

Первой целью был избран «Новик», куда напарники переправились на катере — для вертолета эсминец был маловат, а спешки не было.

Поднявшись на борт, Хаецкий отдал честь капитану и обратился к стоявшему рядом с ним пожилому врачу:

— Доктор Банщиков, я полагаю? Позвольте выразить от лица Объединенных Наций благодарность за спасение наших пилотов.

— Чепуха, — отмахнулся медик. — Того требовали долг врача и элементарная человеческая порядочность, а все остальное — просто чепуха.

— Полагаю, вы явились не только для того, чтобы отблагодарить нас? — осведомился капитан.

— Не только, — согласился Хаецкий. — нам нужны подробности, и поскольку адмирал Унгерн не имеет возможности для обстоятельной беседы, он любезно позволил нам переговорить с его подчиненными…

Этне продемонстрировала адмиральский приказ, который на капитана особого впечатления не произвел.

— Что ж, полагаю, в кают-компании беседовать будет гораздо удобнее, — ответил он.

Первым делом Этне затребовала подробный политический расклад в России, объясняя это нехваткой времени у адмирала и необходимостью хотя бы представлять, с кем и о чем вообще разговаривать в этом мире.

Капитан Дмитрий Вердеревский — точная копия человека, что когда-то командовал «Новиком» на Терре — кивнул и принялся рассказывать.

Рассказ оказался не слишком долгим, но крайне интересным — начать хотя бы с того, что российский трон занимала императрица Ольга Александровна. Так уж получилось, что из всего августейшего семейства она одна пережила крушение поезда, отделавшись всего лишь парой переломов и потерей левого глаза. И, насколько можно было судить, правителем она оказалась куда лучшим, чем ее покойный в обоих мирах братец…

Во внешней политике императрица старалась придерживаться подхода своего отца — и ей это неплохо удавалось. Даже русско-японская война — и та заняла меньше года и действительно оказалась маленькой и победоносной. Во внутренней политике же императрица постепенно ослабляла гайки, действуя медленно и без рывков, но постоянно. В Российской Империи, в частности, имелась полноценная конституция, действительно всеобщее избирательное право и даже — что удивительно — вменяемая Дума. Сделав ставку на противостояние кадетов и социал-демократов, императрица угадала — две крупнейшие партии стабильно набирали половину мест в Думе, но завалить друг друга не могли, да и монарх в случае необходимости мог парламент просто проигнорировать… И это работало.

В общем, ситуация капитану виделась очень хорошей. Капитан, однако, был дворянином и его мнение, разумеется, было достаточно однобоким. Впрочем, как раз это было легко исправить — достаточно было послушать матросов. Да и сам он производил неплохое впечатление — знающий офицер, уважаемый подчиненными и отлично справляющийся с командованием… Но этого мало. По одной точке не построить график, и Хаецкий, распрощавшись с капитаном, отправился в машинное отделение.

Нижние чины уже знали, кого принесло на корабль и зачем — и это при том, что никаких объявлений на этот счет не было. То ли капитан считал, что пришельцы не заинтересуются матросами, то ли еще что… Но Хаецкого это более чем устраивало — можно было не опасться потемкинской деревни — проинструктировать их успели вряд ли.

Механиков определенно не инструктировали, как общаться с пришельцами — они вообще не горели желанием общаться. Механики были слишком заняты погнутым гребным валом, чтобы отвечать на вопросы, и отвлекать их Хаецкий не рискнул. Из машинного отделения он отправился в кубрик, где, застав нескольких свободных от вахты матросов, принялся их расспрашивать.

Надо отдать должное этому миру — картина для нижних чинов не слишком отличалась от капитанской. Во всяком случае, ликвидацией безграмотности в этом мире императрица занялась первым делом, и добилась в нем немалых успехов — по словам матросов, «неграмотные ежели где и остались, то только в самой глуши, или совсем уж дикие».

Это было неплохо. Но это было всего лишь то, что обязано делать любое адекватное правительство… Хотя по сравнению с последним российским монархом Терры императрица была человеком просто гениальным. Она действительно хотела видеть своих подданных не безликим серым стадом, а образованными и мыслящими людьми… И ей это удавалось.

Матросы тоже хотели знать о мире пришельцев как можно больше. Правда, выглядело это весьма своеобразно — они, похоже, услышали какие-то обрывки, а все остальное додумали в меру своей фантазии… А она оказалась исключительно богатой. Хаецкий с трудом удерживался от смеха, слушая иные предположения, но на вопросы отвечал спокойно и подробно, объясняя все непонятное и запоминая, что именно показалось людям наиболее интересным. Всегда полезно знать, чем зацепить человека…

Часа через два в кубрик явилась Этне и сообщила, что им пора двигаться дальше. Пришлось распрощаться и под матросское шушуканье идти за Этне, на которую эти матросы только что не пялились — что было ожидаемо. Императрица в парадной форме гвардейского полка, переделанной в амазонку — это они видели. А вот коронный советник в полевой форме полковника — зрелище явно непривычное, тем более, что императрица далеко, а советник — вот она, руку протянуть… Но едва ли не больший интерес, чем сама Этне, вызвала у матросов ее обувь — американского образца десантные ботинки. Что, в общем, было и неудивительно — матросские ботинки совсем не просто так именовались «гадами», а такой обуви тут точно не видели… Ну и ноги обладательницы этих ботинок, несомненно, заслуживали внимания.

— Боже, какой только бред людям не приходит в голову! — выдохнула Этне, когда катер отчалил. — Что они таращились на меня — это понятно. Но вряд ли это было настолько впечатляющее зрелище, чтобы потерять рассудок.

— Во-первых, зрелище действительно весьма впечатляющее, — отметил Игорь, — а во-вторых, до них дошли какие-то обрывки информации — и они на этом основании и построили картину… А что картина никакого отношения к реальности не имеет — этого они знать не могли. Это нам с тобой их вопросы кажутся смешными, а для них самих они вполне логичны — думаю, капитан и адмирал именно потому и не стали расспрашивать, что поняли, насколько наши миры отличаются и как сложно будет с ходу что-то понять… Так что тебе удалось выяснить?

— Не слишком много, но достаточно, чтобы увидеть: офицеры не выдают желаемое за действительное. Может быть, не все так прекрасно, как им кажется — проблемы есть, но их решают. И что интереснее всего — без всяких революций.

— Подозреваю, что у них еще все впереди. Рано или поздно, но эта система достигнет своего предела, и тогда станет неизбежной ее радикальная перестройка.

— Возможно. Но мне все же кажется, что здесь это процесс будет очень сильно растянут во времени. Я бы даже сказала, что он уже идет, — ответила Этне. — Куда теперь?

— На ближайший крейсер, а оттуда на флагман. Ну а дальше — или на любой другой корабль, или назад. И возвращаясь к нашему разговору — революция все-таки неизбежна. Ты же видела, как мгновенно замерзает переохлажденная вода, если ее потревожить? Когда это происходит с обществом, мы и говорим о революции.

— Это называется «фазовый переход», — задумчиво отозвалась Этне. — И это весьма любопытная концепция — революция как фазовый переход… Даже жаль, что я в свое время не пошла на философский факультет.

— Кстати, а кто ты по образованию?

— Экономист-аналитик, — пожала плечами Этне. — Так что торговые пути — как раз моя специальность… И кстати говоря, экономика у этой России явно в очень приличном состоянии. Так, вот этот крейсер подойдет?

— «Баян»? Подойдет, конечно.

Капитан «Баяна» Старк гостей явно ждал и принял с подобающим почетом — на уровне капитана старше по выслуге, как оценил для себя Хаецкий. Это могло оказаться полезной информацией, а могло и ничего не значить, но все-таки было приятно. Поприветствовав гостей, капитан пригласил их в кают-компанию и почти с порога заявил:

— Господа, я понимаю, что вы ограничены во времени и нуждаетесь в наших ответах, но я прошу вас рассказать о вашем мире. Слишком уж противоречивая картина получается из рассказов ваших людей…

Игорь и Этне переглянулись и одновременно хмыкнули. Похоже, подавляющее большинство решило, что все они пришли из одного мира…

— Видите ли, капитан, здесь имеет место некоторое недопонимание, — заговорил Хаецкий. — Видите ли, мы представляем не один мир, а два. Преследуя нашего врага, мы сперва пришли в родной мир советника О’Шей, а затем, после тяжелой и разрушительной войны — в ваш, преследуя бежавших вражеских вождей. Они же, по всей вероятности, усели создать плацдарм в вашем мире, и… Результат вы могли наблюдать сами. Что же касается наших миров — они сильно отличаются как друг от друга, так и от вашего, хотя мой родной все же похож на ваш значительно больше…

— В таком случае, господин капитан, не могли бы рассказать о вашем мире первым?

— С удовольствием, если, конечно, советник не возражает…

— Не возражаю.

— Итак, по всей видимости, история наших миров была практически идентична до октября тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года. Когда потерпел крушение императорский поезд, царская семья отделалась лишь несущественными травмами, хотя сам царь, как вскоре выяснилось, повредил почки и в девяносто шестом умер. Ему наследовал старший сын, Николай, оказавшийся едва ли не самым бездарным правителем России за всю ее историю…

Рассказывал Хаецкий долго — капитан частенько перебивал его, прося пояснений, но каждый ответ тянул за собой новые вопросы, так что приходилось надолго прерываться и объяснять. Особенно много вопросов, разумеется, вызвала революция — Старк, потомок воинственных шотландских горцев, понимал, до чего нужно было довести людей, но не понимал — как…

— Вынужден признать, — подвел он итог. — что кончина цесаревича Николая и всех его братьев весьма благотворно сказалась на нашей судьбе. И все же мне трудно представить ваш мир…

— О, то ли еще будет, когда вы услышите о моем, — усмехнулась Этне. — И сразу предупреждаю. — это будет по-настоящему долгая история… Которая, пожалуй, начинается с битвы при Клонтарфе.

— Тогда, быть может, ее лучше изложить за обедом? — предложил Старк.

— Прекрасная мысль! — согласилась Этне.

Отдав распоряжения, Старк приглашающе кивнул, и Этне принялась рассказывать.

Все это Хаецкий прекрасно знал, и потому слушал вполуха, гораздо больше интересуясь реакцией слушателя. А она заслуживала внимания — Старк был удивлен куда больше, чем в прошлый раз. Видимо, революция в России казалась ему менее странным, чем индейские государства, способные на равных потягаться с великими европейскими державами.

Принесли обед, и темп пришлось сбавить, но останавливаться Этне не собиралась — она и половины необходимого не рассказала. И когда она перешла к новейшей истории, Старк только что ложку мимом рта не проносил — настолько то ли увлекся, то ли удивился…

— Все это чрезвычайно удивительно и, признаюсь, поверить в это еще труднее, чем в рассказ вашего товарища, — заявил он, когда Этне наконец закончила. — Но, видя множество доказательств вашей правоты, я могу лишь поражаться столь невероятным новостям. Невероятным и тревожным… И я весьма благодарен вам за ваш рассказ, господа, поскольку теперь, имея фору минимум в несколько часов, могу разработать хотя бы самые общие наброски тактики для крейсеров и представить их адмиралу… что случилось?

Вопрос был адресован вошедшему вестовому. Тот вручил капитану листок бумаги и ушел, а Старк, задумчиво пожевав губами, сообщил:

— Пришла радиограмма с вашего флагмана — ваше командование хочет видеть вас у себя. Жаль, конечно, расставаться…

— Думаю, мы еще не раз встретимся, — Этне поднялась из-за стола. — Благодарю за гостеприимство, капитан.

— Рад нашему знакомству, капитан Старк, — отдал честь Хаецкий. — и буду рад новой встрече — уверен, она состоится в самом скором времени.

Телеграмма с докладом о случившемся бое оказалась на столе императрицы на следующее утро. Статс-секретарь, успевший прочитать телеграмму чуть раньше, стоял навытяжку посреди кабинета и пытался представить реакцию императрицы на подобные новости — получалось плохо…

— Скажите честно, Георгий Евгеньевич, сами-то вы в это верите? — спросила Ольга, закончив чтение.

— Затрудняюсь сказать, Ваше Величество. С одной стороны, все это выглядит совершенно невероятно и более походит на фантастический роман… Однако же с другой — адмирал Унгерн к пьянству не склонен и душевными болезнями не страдает… А если бы и страдал — не думаю, что у нескольких человек одинаковые галлюцинации могут быть. А ведь здесь доклад не только самого адмирала, но и его помощника, и капитана «Пылкого». И все они видели одно и то же, а раз так — остается признать их правоту… И в этой ситуации я не возьму на себя смелость что-либо советовать Вашему Величеству. Говоря откровенно, я не представляю, как поступить.

— Зато я представляю, — императрица убрала телеграмму в сейф. — Распорядитесь, чтобы незамедлительно подготовили поезд — я лично отправлюсь в Архангельск. Мне необходимо своими глазами увидеть этих гостей и узнать их намерения из первых рук. И вас, дорогой князь, я попросила бы также принять участие в этом путешествии — ваш острый разум, несомненно, будет чрезвычайно полезен.

Статс-секретарь князь Львов поклонился и вышел из кабинета. Проводив его взглядом, императрица с силой растерла лицо, поднялась и вышла. Часа полтора-два у нее в запасе есть — хватит и подготовится к путешествию, и хоть немного времени провести с семьей. Жаль, конечно, что придется ехать одной, но это все же не увеселительная прогулка, а если с ней что-то случится, Андрей удержит власть для их сына… который и сам не промах и в свои четырнадцать разбирается в государственных делах получше некоторых министров.

А того, что эта поездка может окончится для нее плачевно, императрица Ольга Александровна опасалась всерьез. Кем бы ни были загадочные гости, пусть даже пришельцами из иного мира, но их намерения были совершенно непонятны, а сила очевидна.

И впервые за все тридцать три года императрице было по-настоящему страшно.