Завтра (гет)

Изучающий взгляд, приглашающий жест, роскошный по нынешним меркам ужин на столе. Удачную вылазку следовало отпраздновать. По сложившейся традиции он празднует добычу в компании Губернатора. Против устоявшейся традиции.

— Молодцы, давно такого удачного выхода у нас не было. В последнее время нам везет, друг, — улыбался Филип, не сводя настороженного взгляда с помощника.

— Да, повезло, — кивнул Цезарь, не прикасаясь к блюдам. — Повезло, что ты заметил их лагерь.

— Запасливые ребята, — хмыкнул довольный собой предводитель. — Запасливые, но такие беспечные. Пять женщин, мне сказали? Это неплохой улов, парни довольны.

— Не то слово, — отвел взгляд Мартинес, отпивая из бокала обжигающий алкоголь. — С оружием только у них было не очень. Ну да нам и своего хватает пока. Еды зато теперь…

— На оружие я и не рассчитывал. Как они только столько времени прожили среди ходячих? Не иначе, как на одном везении выживали. Да ты ешь, — пригласил, наконец, хозяин кабинета, — или что-то не так?

— Все так, — рассеянно ухмыльнулся мужчина, пробуя что-то, стоящее на столе ближе всего к нему. — Как здесь?

— Да что тут могло за день случиться? Все тихо. Было, пока вы не приехали... Ну ничего, ребятам нужно немного времени и на отдых, в такой приятной компании. Но ты… Мартинес…

— Да? — приподнял бровь помощник, делающий вид, что увлечен поглощением пищи.

— Нельзя так отдаваться работе. Нельзя так серьезно относиться к своим обязанностям. Я ценю это, ценю твою преданность и помощь, ты же знаешь, но тебе тоже нужно иногда расслабляться, как и всем нам, — преувеличенно заботливым тоном вел речь дальше Губернатор.

— Ты о чем? Я отдыхаю, — пожал плечами Цезарь, снова отпивая из бокала и пряча взгляд.

— Ребята удивлялись тому, что ты не прикоснулся к добыче. Неужели, все такие страшные были? Или грязные? — с губ Филиппа сорвался смешок.— Не хочется брать то, что принадлежит сразу всем? Что ж, понимаю…

Неопределенное пожатие плечами и легкий кивок. Оба понимают, что это глупо. Мартинес имел право быть первым. С любой из женщин. С каждой из них, и со всеми разом. И не воспользовался своей возможностью. Отвернулся и ушел разбирать припасы. Даже не посмотрел ни на одну. Не прикоснулся.

— Я видел, как ты смотришь на нее, — очередная легкая усмешка при виде того, как вздрогнул Цезарь.

— Я не… — попытался вставить он, но был прерван жестом повелевающей руки.

— Я скажу Валери, чтобы она сегодня пришла к тебе, — снисходительный взгляд из-под полуприкрытых век.

-Вале… Она твоя женщина, — мотнул головой Мартинес. — Это не…

— Моя? С «моими» покончено давно. Она дура, причем полная. Но дело свое знает — и знает очень хорошо. Мой друг заслуживает только лучшего. Не думай слишком много, это не всегда приводит к хорошему.

— Это необязательно, — все еще пытался отказаться Цезарь от такого странного, с какой стороны не глянь, подарка главаря.

— Это пойдет на пользу всем. Ей пора понять, что она не имеет здесь влияния. Что я, что мы — решаем все. А тебе нужно расслабиться, ты заслужил. Не спорь, — показывая, что тема закрыта, Филипп поднялся с места.

Торопливо отодвинуть от себя столовые приборы и встать вслед за Губернатором. Кажется, ужин в его обществе можно считать оконченным. Филипп узнал все, что хотел. Сказал все, что хотел — больше ему неинтересно. Тихо покинуть помещение, неслышно прикрывая за собой дверь. Среди его законной добычи был ящик алкоголя. Сейчас самое время расслабиться.

* * *

Глухо стукнувшая дверь за спиной, выпавшая из руки бутылка — кажется, пустая... Пьяная улыбка и перепуганные глаза напротив. Мгновенно подобравшиеся ноги — маленький зверек забивается в угол в страхе, закрывается одеялом по глаза, смотрит с ужасом.

— Что? — недоуменно потирает затылок Цезарь.

— Ты… ты пьян, — голос полон удивления и -

все еще — страха.

— Да? Ну, может, есть немного...И что? Имею право расслабиться.

Несколько шагов навстречу. Плюхнуться на пол рядом, провести устало ладонью по волосам. Рубашка расстегнута, с лица не сходит недобрая улыбка, в глазах — пустота... Пять минут, десять — тишина. Она расслабляется, смотрит на него с недоверием, но придвигается. Прикосновение к руке и вопросительный взгляд... Скривленный маленький рот, дрожащий подбородок, холодные пальцы на горячей ладони...

— Почему ты плачешь? — тихий и, кажется, все понимающий шепот.

— Что? — удивленный взгляд совершенно сухих глаз. — Ты чего, девочка? Что за глупости?

Но рука уже поднимается, проверяя. Так, на всякий случай. Нет, все в порядке. Ребенку, наверное, одного его дыхания хватило, чтобы опьянеть успеть — даже слезы несуществующие мерещатся.

— Для того, чтобы плакать, не всегда нужны слезы, — словно читает его мысли Бет, сжимая пальцы сильней. — Поговори со мной, тебе станет легче. Не молчи. Не держи это в себе.

Как у нее все просто. Поговорить? Сказать? Рассказать о том, как такую же как она — мелкую, белую, испуганную… Несмотря на слезы матери, на глазах у умирающих друзей… Несколько человек, один за другим. Конвейер. Боли, ужаса, слез. Та ведь тоже была такая… живая, как и эта. Тоже улыбалась мягко, смотрела на мир вокруг широко распахнутыми, верящими в добро и людей глазами; тоже читала свои глупые книжки, носила затертую майку со смешными в этом мире кружевами; тоже имела на шее какой-то совершенно идиотский кулон; тоже брала кого-то за руку, надеясь, что одно только прикосновение ее холодных тонких пальцев может исцелить чьи-то душевные раны... Может быть, та тоже склонялась над кем-то, прижимаясь губами к колючей щеке, опуская голову на плечо и шепча какие-то глупости о том, что все будет хорошо. Может быть…

— Я знаю, что тебе нужно, — вдруг приподняла Бет голову, улыбаясь.

— Выпить еще, — кивнул Мартинес — он и сам не дурак.

— Нет! — звонкий голос и попытка надуть губы после его насмешливой ухмылки. — Сиди.

— Сижу, — улыбка против воли — что могла придумать эта маленькая девочка здесь, в четырех стенах?

Серьезный взгляд, поднятый указательный палец, требующий тишины. Уютное гнездо из одеял, сооруженное у его ног. Бет, садящаяся совсем рядом, прислоняющаяся к его груди — макушка под подбородком. Большая, красочная книга, одна из принесенных им — восточные сказки. Звонкий голос, начинающий чтение. Старательно, неторопливо, мягко. Меняются интонации, появляются слезы и улыбки. Она вся там — в истории. В сказках о странных людях, о давних временах, о невероятном богатстве и бесконечной бедности. В рассказах о подлости и верности, о добре и зле, о любви и ненависти. Банальные истории. Мудрые сказки. Звонкий голос, который разносится по всему подвалу. Глаза-океаны, полные слез или смеха. Проверяющий серьезный взгляд: тут ли он, слушает ли, понимает? Он тут. Он слушает. Он хочет понять.

Рука, обнимающая, сжимающая худенькие плечи, колючий подбородок, уткнувшийся в сладко пахнущую макушку, глаза, уставившиеся в стену. Стену, на которой волшебным образом можно было увидеть все, что говорила эта странная девочка. Каждое ее слово жило, каждый звук превращался в чье-то лицо, улыбку, слезы или движение. Это помогало забыть. Забыться.

— Не спи! — смеющийся звонкий голос и острый кулачок, бьющий в голую грудь.

— Что? Ты… — сонно потерший глаза Мартинес удивленно оглянулся.

Все те же серые стены вокруг, клубок одеял рядом, закрытая книжка в руках зевающей, как котенок, девчонки. Он что, заснул? Прямо тут? Дыхание перехватывает, пальцы судорожно нащупывают в кармане все ключи, проверяют оружие. Снисходительный и печальный взгляд Бет.

— Не бойся. Я ведь понимаю. Я бы все равно далеко не ушла. Я никому не скажу, — просто говорит она.

— Я долго спал? — хрипло спрашивает мужчина, резко поднимаясь на ноги и морщась от боли в голове.

— Не знаю, час или два… может быть. Но уже поздно очень, я думаю, — пожимает плечами Бет, и устало откидывается на стенку.

— Плохо, — только и отмечает Цезарь и шагает к двери, поднимая с пола бутылку и стараясь не смотреть на пленницу.

— Я завтра тебе еще почитаю, хочешь? Ты же придешь завтра?

Лучше не оглядываться. Только короткий, едва заметный кивок и торопливо запертая дверь.