Самая лучшая игрушка на свете (джен)

Вопль пронзил насквозь три этажа старинной постройки. С такого расстояния Корделия не могла разобрать слов, но ее опытное ухо распознало в нем скорее ярость и гнев, чем боль, и, значит, немедленных действий от нее не требовалось. Охранник на посту у французского окна, не обладающий ее материнским навыком, дернулся. Но вообще-то сегодня у СБ хватало причин дергаться.

— Через минуту он спустится, — сообщила она охраннику, что заставило того занервничать еще сильней. Корделия уже знала, что эти ребята предпочитают прикидываться предметом мебели. Потому что им еще сильнее, чем слугам, не нравилось, если их вовлекали в семейные разборки и происшествия, даже когда (а тем более, если) они имели к ситуации непосредственное отношение и сами ее вызвали.

Охранник остался на посту, а Корделия вышла в Синий коридор, прислушиваясь к неровному топоту шагов на лестнице.

— Они его сломали! Пнули, опрокинули и сломали! Я целую неделю его собирал, а теперь больше не помню, как это сделать!

Интересно, все ли глубины эмоциональной выразительности уже открыл для себя Майлз? Который появился на верху лестницы, сжимая в руках полуразломанного робота и гремящую коробку с деталями.

— Я никогда не сумею собрать его заново! Они его сломали!

— Спускайся и покажи мне, — мягко предложила Корделия, впрочем, не слишком надеясь, что ее спокойный тон и манера поведения сумеют утишить гнев разъяренного пятилетки.

— Смотри! — заявил Майлз, не без труда преодолев последний лестничный марш. — Я не помню, как вставить эту деталь, а его мне подарили на Зимнепраздник, а Айвен пролил лимонад на инструкцию, а без инструкции я не смогу его собрать, а это был мой любимый робот!

Его голос дрожал между слезами и горестным воплем. Корделия припомнила: Майлз действительно потратил на этого робота много времени прошлой зимой, но последние три месяца тот простоял на полке в его спальне, и его ни разу оттуда не доставали. Теперь, похоже, он снова возведен в ранг самой ценной собственности.

— Уверена, если ты сядешь и хорошенько подумаешь... — начала она, но Майлз перебил ее:

— У меня никогда больше не получится собрать его правильно, и зачем им только понадобилось проводить эту свою глупую учебную тревогу?!

Корделия не стала объяснять, что на сей раз тревога была не учебной и что проникший в особняк добрался до этого самого лестничного марша прежде, чем СБ его настигла. Грегору в его десять лет Эйрел рассказал все как было, но маленькому Майлзу Корделия решила ничего не говорить. Она не знала точно, какая его реакция оказалась бы хуже: оказался бы он напуган или зачарован — но сама была уверена, что скорее всего он проявил бы восторг.

Майлз бухнул на низенький столик свою коробку с деталями и выложил рядом то, что осталось от робота. "Смотри!" — повторил он, и Корделия послушно поглядела. Как минимум половина сложно устроенного робота отломалась, а обилие деталей в коробке манило, но было совершенно неясно, как и что надо заменять.

Она вытащила несколько деталек и повертела в руках, давя зевок. Сигнал тревоги сработал во дворце в четверть пятого утра. Они все эвакуировались оттуда и ждали почти весь день в так называемой "безопасной зоне", пока СБ проводила зачистку в жилом крыле, а затем неохотно впустила их обратно во дворец, как обитателей зоопарка водворили бы в их привычные клетки. Так что большую часть дня Корделия томилась в маленькой квартирке вместе с Майлзом, которого надо было все это время занимать, а оруженосцы с охранниками не могли оказать в этом деле никакой особой помощи. Эйрел и Грегор из соображений безопасности были размещены порознь в другом месте. Она было понадеялась, что теперь, когда все вернулись домой, Майлз хоть какое-то время сможет занять себя сам, но…

Снаружи донеслись голоса, и Корделия напряглась на мгновение, прежде чем узнала их. Наконец-то прибыло подкрепление.

— ...жаль, я не смог убедить капитана оруженосцев Форбарра, что я не получаю прямой передачи данных на чип с каждой видеокамеры во дворце, — говорил капитан Иллиан нетипично раздраженным тоном. — Он жаждет крови.

— Все понемногу образуется, — отвечал Эйрел. — это просто одна из неизбежных стадий кризиса. Паника, отчаянные действия, зачистка и поиски козла отпущения. Считай это признаком, что наступило время немного сбросить темп.

Когда оба шагнули в гостиную, Майлз закрутился вокруг них, как неугомонный терьер, которому попала в зубы новая, более крупная и вкусная жевательная косточка.

— Вот! — завопил он, как и ожидалось. — Смотрите, что они сделали! Мой робот!

Эйрел и капитан Иллиан застыли в проеме двери, и Корделия заметила, что ее муж явно подавил порыв дать деру. "Трус!" — выговорила она ему одними губами, и тот с блистательной улыбкой шагнул вперед, чтобы осмотреть игрушку.

— Вижу, — сказал он серьезно, и эта серьезность, похоже, впечатлила Майлза настолько, что он даже перестал переминаться с ноги на ногу. — СБ во время своих, гм, учений очень тщательно прошлась по нашим комнатам. Так что твой робот пал почетной смертью в бою.

Эта уловка почти сработала, но Майлз снова скривился и заныл:

— Это был мой самый любимый! Мне его Грегор подарил! Я никогда-никогда не соберу его обратно!

— Майлз, — одернула его Корделия чуть более резко, — не стоит кричать. Мы тебя и так слышим.

На мгновение ей показалось, что эта реплика станет зародышем совершенно нового спора, но Майлз повернулся к ней и замер, а затем выцелил взглядом капитана Иллиана, стоящего в полушаге позади Эйрела.

— Дядя Саймон! — завел он по-новой. Корделия отчетливо видела, как Иллиан собрался с духом, чтобы выдержать следующий раунд бурного натиска от маленького и перевозбужденного мальчика. Но в глазах Майлза зажглась совсем новая эмоция. — Ты же можешь его починить, правда? Я его тебе показывал, когда заканчивал собирать, в прошлый Зимнепраздник. Ты теперь все вспомнишь, и скажешь мне, куда ставить какие детали.

Иллиан рассмотрел робота, потом поглядел куда-то в пространство расфокусированным взглядом. Майлз энергично закивал, подбадривая его.

— Да, — согласился шеф СБ через несколько секунд, — ты мне его тогда показывал.

— Тогда пойдем, поможешь мне его собрать, ну пожалуйста, дядя Саймон! Это же твои солдаты его сломали, значит, ты должен починить, это только ты можешь, пойдем-пойдем, пожалуйста! — Настроение Майлза переменилось так быстро, словно кто-то повернул выключатель: он больше не злился, зато широко открытые глаза, которыми он уставился на Иллиана, сияли надеждой.

— Майлз, — встрял Эйрел, — дядя Саймон на ногах с середины ночи и работал...

— Все нормально, — поправил Иллиан. На его лице сейчас было примечательно странное выражение.

Прежде он был живым видомагнитофоном Эзара, подумала Корделия, затем стал сторожевым псом Эйрела, повысившись в ранге от вещи до животного — но все же оставаясь чем-то особым, отдельным от всех. Но дети смотрят на мир по-другому. Порою ей хотелось кричать от того, что Майлз воспринимал все это безумие как нечто естественное: держать в доме слуг, жечь дерево, быть близкой родней монарху, исключать женщин из общественной жизни... Что это нормально. Но она эта терпела, потому что это детское восприятие позволяло Майлзу оставаться нормальным для себя самого. Он пока не понимал, что другие дети не проводят по полгода в корсете и не ломают себе кости ежемесячно. Способность дяди Саймона помнить все, что тот когда-либо видел или слышал, была для Майлза лишь еще одним примером такой странной нормальности.

— Саймон, ты не обязан... — тихонько и неодобрительно проговорил Эйрел, но Иллиан покачал головой.

— Я с удовольствием, — ответил он, и на слух Корделии это прозвучало неожиданно искренне. — Пойдем, Майлз. Я помню, как все в точности надо сделать. Посмотрим, что мы сумеем.

— Спасибо, Саймон, — ответила она с неподдельной искренней благодарностью:

Майлз собрал в охапку все части своего робота.

— Пойдем, пойдем, сядем и соберем его, дядя Саймон. Правда, здорово, что ты можешь вспомнить все-все? А как эта твоя штука работает? Мне такую можно? Вот если бы у меня была такая, я больше никогда не забывал бы почистить зубы...

Еще много лет Корделия не могла смотреть на Иллиана — даже в самом его суровом и арктически холодном настроении — и не вспоминать озадаченное выражение его лица, когда для его чипа нашли такое кардинально новое применение.