Ветер южный, ветер северный (джен)

Гэндзи смотрит на запад, куда медленно скатывается кроваво-красное солнце. И вспоминает брата.

«Ты не первый убийца, что пришел за мной, — сказал Хандзо. И добавил. — И точно не последний».

Когда-то он точно таким же тоном говорил другие слова.

«Это не первый кошмар, который я от тебя прогоняю. И не последний».

Свист стрелы… Старинное поверье о том, что свистящая стрела отпугивает злых духов, Хандзо вспомнил его когда-то давно, в прошлой жизни, когда они еще были братьями. Что тогда так напугало Гэндзи? Сейчас нельзя сказать точно, но он смотрел в ночь и боялся закрыть глаза. И тогда брат рассказал ему про свистящие стрелы, а потом попросил внимательно слушать. Взял лук. Вышел.

И вскоре Гэндзи даже не услышал, а почувствовал тонкий свист, наполнивший душу покоем.

— А теперь спи. Я отогнал от тебя злых духов, — сказал Хандзо.

Гэндзи смотрит на то, как медленно наползает темнота, в которой таится зло, затем вытягивает вперед руку. Раньше под броней отзывался тонкой дрожью свист стрелы, слабый, едва различимый, но отгонял темноту. Но сейчас он стих, вот уже несколько лет как ничто не может отогнать от Гэндзи злых духов. И темнота клубится, наползает, готовясь поглотить.

У кошмара, что таится внутри темноты, есть имя. Не помогает медитация, не помогает мысль о том, что это просто неизжитый страх. Кошмар каждую ночь является, смотрит глазами брата, вскидывает лук. Защитить некому, а про свистящие сюррикены поверье, к сожалению, ничего не говорит.

Но сегодня все иначе.

— Я больше тебя не боюсь, — негромко говорит Гэндзи и смеется.

«Ты недостоин произносить его имя», — сказал Хандзо, который считал, что перед ним просто убийца, зачем-то упомянувший Гэндзи. Тогда он выкрикнул это со злобой. В воспоминаниях это звучит так, как и должен звучать голос старшего брата, защищающего память младшего.

И одна из стрел, что сегодня вечером Хандзо выпустил в противника, точно свистела. Кажется, даже та, что прошла совсем рядом с виском. Нужно просто вспомнить этот свист. Или голос брата. Без разницы, больше ни один злой дух не посмеет прийти из темноты.

— Гэндзи, мы уже близко! — в наушнике зазвучал взволнованный голос Трейсер.

— Не торопитесь. Я в порядке.

— А твой брат?

Гэндзи посмотрел в лицо Хандзо, из усталого и сосредоточенного ставшего умиротворенным. Смерть стерла с лица брата всю боль и печаль, оставляя только ту красоту, которая обычно зачаровывает европейцев в лицах азиатов.

— С ним все хорошо, Рена. Он уснул.

— Как это — уснул? Тормоши его, Гэндзи, ему нельзя засыпать, если он ранен.

— Он просто заснул, — повторил Гэндзи. — Зачем будить его, он устал… Пусть спит, Рена.

— Ему нельзя спать! Гэндзи, разбуди его!

Гэндзи аккуратно переложил Хандзо поудобнее, мягко и плавно, устроил его голову у себя на сгибе руки.

— Наверное, тебе неудобно, да? — тихо спросил он. — Прости, у меня такое холодное тело, такое жесткое теперь.

— Гэндзи! — надрывался в наушнике чей-то голос. — Гэндзи, не давай ему спать!

— Мне даже нечем укрыть тебя, брат. Я помню, как на ветру остывает кровь, как становится холодно. А у меня нет ничего, чтобы прикрыть тебе плечи.

— Разбуди брата! Разбуди своего брата, ты слышишь?

Гэндзи осторожно поцеловал Хандзо в лоб.

— Не слушай их. Я никому не дам нарушить твой покой. Ты будешь спать в саду, видеть сны о детстве. А когда опустится ночь, я приду и засну с тобой рядом, как и раньше.

— Гэндзи!

— Мы будем спать вечно, брат, а драконы будут охранять нас. Нет! Рена! Рена, отдай мне брата! Рена! Ангера! Ангера, что вы делаете!

— Его еще можно спасти. Придержите Гэндзи.

— Почему вы мешаете ему спать?

— Начинаю процедуру сращивания внутренностей. Готовность семьдесят четыре процента. Провожу восстановление кровеносной системы. Статус состояния: стабильно тяжелое.

— С ним все будет в порядке, Гэндзи. Все будет в порядке.

— Он так хотел заснуть у меня на руках, больше не испытывая боли. Зачем вы разбудили Хандзо?

— Он не заснул, Гэндзи. Он умер. Ангела вернула его к жизни.

Гэндзи покачал головой. Они не понимают. Они никогда не поймут. Ничего, скоро придет ночь, тогда уже никто не сможет помешать им с братом задремать. И тогда все будет по-настоящему хорошо, два дракона обретут покой. Не стоит злиться на друзей, они ведь хотят помочь.

Но скоро наступит ночь…

Любые предложения люди понимают иначе, чем тот, кто их вносит. Особенно, если предложение вносит Джесси Маккри, а выслушивает его Гэндзи Шимада, у которого с чувством юмора весьма неважно.

— Надо было тебе все-таки перед заданием позвонить брату и поныть: «Братик, меня тут постоянно обижают плохие люди», как я предлагал, — изрек Джесси и хохотнул.

Гэндзи в ответ ничего не сказал, разве что издал какой-то странный звук, похожий то ли на смешок, то ли на всхлип, потом пробормотал нечто невнятное.

— Что? — переспросил Джесси.

— Говорю: поздно уже.

— Поздно, — согласился Джесси, прикрыл глаза.

Умирать на каком-то заброшенном складе отчаянно не хотелось. Но выбраться отсюда они вряд ли сумели бы, имея три ноги на двоих, столько же рук, ранение в живот и подозрительно искрящую в районе груди броню. Прямое попадание двух ракет оказалось весьма паршивым событием — во всяком случае, Джесси с легкостью подобрал бы как минимум пятьдесят ситуаций, которые были намного лучше этой.

От входа послышались выстрелы и вопли. Как ни странно — направленные не в их сторону.

— Ух ты, — вяло сказал Джесси. — Движуха началась… Какая-то…

А потом по складу заструилось подозрительное синее свечение, приобретшее вид двух восточных драконов.

— Твою мать, — Джесси сдвинул шляпу на затылок. — Вот это предсмертные видения.

— Предсмертные, — согласился Гэндзи. — Сейчас придет и добьет. Хотя в качестве предсмертного желания попрошу унести тебя к медику.

— Кто придет?

— Брат.

— Чей? — Джесси уставился на него.

— Мой, — с бесконечным терпением отозвался Гэндзи. — Помнишь, ты мне предлагал ему позвонить и пожаловаться?

— А ты, типа, меня внимательно выслушал и позвонил?

— Угу. Вернее, я ему предложил явиться и разобраться со всеми, кто пытается меня прикончить, если он все еще намеревается сделать это сам.

Гэндзи никак не мог заснуть, так что пришлось подняться и выйти наружу, взобраться на ближайшую скалу и попытаться проветрить голову. В памяти снова и снова всплывали глаза брата, полные непонимания, удивления и… радости? Как бы Гэндзи хотелось поверить в то, что Хандзо обрадовался ему. Но пока что налицо был лишь один неоспоримый факт: брат не пришел. Прошло десять дней с их встречи. Гэндзи начал слегка волноваться на четвертый. Говорить Хандзо мудрые слова про веру было легко, тогда. На всплеске эмоций от боя, все казалось таким прозрачным и ясным: вот брат, который запутался в своих чувствах, вот он сам, Гэндзи, который пришел разрешить его сомнения.

Хандзо не написал, не позвонил, не попытался выйти на связь любым способом. Гэндзи уже подумывал попросить помощи у кого-нибудь из друзей, вдруг Хандзо попал в беду? Но потом он осекался… Кто вообще сказал, что Хандзо так легко все примет и во все поверит?

— Не спится? — в наушнике прорезался голос Лены. — Ну и ветер, судя по твоей ленте.

— А ты почему все еще не спишь?

— Пошла на кухню, попить воды. Увидела в окно, как ты сидишь там, один-одинешенек, грустишь о чем-то. Вернулась в комнату, решила позвонить. Все нормально?

— Да, все хорошо. Я просто смотрю на луну. Раньше… — он замолчал.

— Раньше что?

— Иногда я не мог уснуть. Хандзо брал сякухати… Это японская флейта. Так вот, он брал флейту. И играл старинную колыбельную. Смешно: брат выучил только одну-единственную песню, ее и играл. И я засыпал, слушая ее, мне казалось, что она даже во сне звучит.

Лена вздохнула.

— Гэндзи… Может, у него просто дела?

— У него всегда полно дел. Что ж, прости, я не должен был жаловаться. Спокойной ночи, Рена. Не волнуйся за меня.

— Эй, друзья нужны как раз для того, чтобы было, кому пожаловаться. Спокойной ночи, — она зевнула и отключилась.

Гэндзи поболтал ногами над пропастью. Где-то далеко внизу бушевало море, накидывалось на камни, волны разбивались в пену. Соскользнуть бы сейчас туда. Да нет, это даже для него чересчур глупо. Ничего не случилось, просто брат не поверил ему и не пришел.

Слева почудилось какое-то движение, Гэндзи вскочил, сюрикены оказались в руке даже раньше, чем он напряг зрение. Никого. Игра теней. Он снова уселся, опустив голову.

А потом над морем запела флейта…

— Брат… — тихий голос за спиной заставил сперва вздрогнуть и потянуться к луку, а потом убрать ладонь.

Хандзо повернулся, взглянул на Гэндзи, который прятал за спину одну руку. Во всей позе чувствовалось странное смущение. Хандзо даже не нужно было видеть глаза брата, он чувствовал его настроение.

— Что такое?

— Я кое-что тебе принес… Чтобы ты обо мне думал, даже если мы далеко друг от друга.

Хандзо приподнял бровь, воздержавшись от реплики о том, что он десять лет не мог забыть Гэндзи. Тот немного помедлил, потом протянул полоску электронного браслета. Хандзо вопросительно взглянул, но подарок взял, застегнул на руке. В запястье что-то стукнуло, потом еще раз и еще. Ощущение было странным.

— Что это вообще?

— Я записал для тебя. Оно зациклено по кругу. И постоянно будет воспроизводиться.

Тук-тук-тук.

Хандзо поднял руку с браслетом к глазам, рассматривая. Знакомый ритм, почти забытый.

— Это, что, твое сердцебиение?

Гэндзи не отвечал. Хандзо обернулся, однако комната уже была пуста. Сбежал, глупый воробей.

Тук-тук-тук.

Хандзо улыбнулся. Да, это определенно внесет в его душу куда больше покоя, чем любые слова.