Колыбельная для Северуса (джен)

Дверь приоткрылась с тихим скрипом, впуская в душную комнату полоску тусклого света и невнятный шум. Лохматая голова четырехлетнего мальчишки поднялась с подушки, черные глазки прищурились, вглядываясь в фигуру проскользнувшего в спальню человека.

— Мама? — позвал он сонным голоском.

— Северус, ты почему не спишь? — бледная женщина, воровато выглянув в коридор, тихо притворила дверь.

— Я спал, ты меня разбудила.

Внизу раздался грохот, будто кто-то наткнулся в темноте на старомодное кресло, стоявшее в гостиной, и опрокинул его на пол. Северус и его мама синхронно вздрогнули.

— Это папа шумит, да? — мальчик говорил хорошо, куда лучше многих своих сверстников, только некоторые шипящие никак ему не давались — он подменял их звуком «ха», что смешило мать и раздражало самого Северуса.

— Нет, сынок, — Эйлин еще раз нервно оглянулась на дверь комнаты и присела на край кровати, подвинув тоненькое одеяльце, убранное в застиранный пододеяльник с еле различимым узором из листьев и лиан, в сторону. — Папа… папа еще не вернулся.

— Но я же слышал шум! — Северус заметил, как мать мимолетно улыбнулась его «слыхал хум», и насупился.

Эйлин задумчиво пожевала губами, нашарила под одеялом его маленькую ручку, погладила большим пальцем тыльную сторону детской ладони.

— Это боггарт расшалился, не обращай внимания.

— Кто такой — боггарт?

Из-за двери, с первого этажа, донеслось гневное восклицание, а затем недовольное бормотание.

— Северус, давай я завтра расскажу? Тебе спать надо.

— А вдруг я завтра забуду? Ну расскажи, пожалуйста!

Эйлин сжала ладошку сына и сдалась.

— Только быстро, и никаких больше вопросов!

Мальчишка довольно запыхтел, подкатываясь ближе к матери. Эйлин прикрыла глаза.

— Боггарт — это такое волшебное существо, оно любит жить в темных уголках, в старых шкафах или сундуках, таких, как у нас на чердаке. И если в это место залезет чей-нибудь любопытный нос, — она легонько ткнула указательным пальцем в кончик маленького, но уже с заметной горбинкой носа сына, — боггарт его испугает, приняв вид самого большого страха этого человека.

Северус подкатился к матери совсем близко, положив голову ей на бедро, а ноги засунув под подушку. Он упер немигающий взгляд в некрасивое, но ласковое лицо и шепотом спросил:

— И что же, его никак не прогнать?

— Почему же, — Эйлин на миг замолчала, прислушиваясь к новой порции грохота, который, впрочем, не приближался, — есть специальное заклинание, тебе про него расскажут в Хогвартсе. А теперь — спи.

Она быстро подняла легонькое тело сына на руки и уложила его правильно — головой на подушку, накрыла одеялом и поднялась. Но Северус ухватил ее за пальцы и притянул к себе.

— Мама, а ты что, больше всего на свете боишься папы?

Эйлин уставилась на него, не в силах вымолвить ни слова. Она растерянно моргала редкими ресницами, затем ее лицо исказилось странной гримасой — то ли боли, то ли гнева.

— Северус, мы же договаривались — без вопросов!

На первом этаже громко бумкнуло. Эйлин резко выдернула руку из детских пальчиков и крадучись подошла к двери, приложила ухо к облупившемуся фанерному полотну, прислушалась. Северус замер в кроватке, наблюдая за матерью. Она не двигалась, и мальчик подумал, что уже можно заговорить.

— Мама, а боггарт сюда не зайдет?

От двери послышалось что-то подозрительно похожее на всхлип.

— Нет, сынок, я знаю заклинание, которое нас защитит.

Эйлин тенью отделилась от двери и снова подошла к сыну, погладила его тонкие черные волосики. Мальчик широко и сладко зевнул.

— Спеть тебе колыбельную?

— Давай!

В темноте она практически не видела лица сына, но по звучанию его голоса поняла, что мальчик расплылся в улыбке. Эйлин прилегла на кроватку, заставив Северуса потесниться, обняла его одной рукой, другой подперла щеку и запела неожиданно приятным голосом:

Ночь ложится на порог,

Засыпайте, детки.

В чаще спит единорог,

Лукотрус на ветке...

Спят все беды под луной,

Затаились хвори,

И дементор под полой

Убаюкал горе.

Северус задышал ровнее, но вздрогнул, когда в коридоре послышался разъяренный рык. Эйлин повысила голос, заглушая шум незатейливой мелодией. Но ее сын, похоже, уже задремал.

Боль, и ты уйди за днем,

Дай вздохнуть в покое.

И хмельным забудься сном,

Горюшко людское!..

Спи, мой мальчик, в эту ночь

Не нахмуришь брови.

Спи. Прогонят чары прочь

Алкающих крови.

Тяжелые шаги сотрясли лестницу, заскрипела рассохшаяся доска площадки второго этажа. Эйлин осторожно встала с кровати и, продолжая напевать, на цыпочках направилась к двери, за которой как раз раздалось громкое «Дьявол!».

Прилетит на крыльях сна

Все, о чем мечтаешь.

Если совесть не черна -

Сладко засыпаешь...

— Эйлин, ну-ка иди сюда! Твой законный муж хочет, — фразу прервал раскатистый звук отрыжки, — капельку ласки!

Она бросила быстрый взгляд на кроватку — не проснулся ли ребенок, но Северус только дернул ручкой, высвобождая ее из-под одеяла.

— Выходи быстро! Не заставляй меня брать силой то, что принадлежит мне по праву!

— Спи спокойно, сынок, — шепнула Эйлин, вытаскивая из рукава волшебную палочку и указывая ей в дальний угол, туда, где стояла кроватка. — Муффолиарум!

Дверь распахнулась. Мужчина в засаленной клетчатой рубашке стоял, прислонившись к косяку, и зло сверлил взглядом маленьких глазок с прошитыми десятками лопнувших сосудов мутными белками свою жену.

— Ай-ай-ай, Эйлин, — прошипел он, стискивая ее плечо жесткими пальцами и грубо выталкивая в коридор, — как нехорошо заставлять супруга ждать!