Пастух и три планеты (джен)

Не важно, какое время суток у тебя. Доброе утро.

Я вездесущий и всеведущий автор. Я не умер. Живее всех живых — тут, рядом с тобой, подопытный кролик.

Ты пришёл за историей. Сейчас быстро всё разъясню, и будет тебе история.

Хочу, чтобы как будто сериал. Поэтому эндинги, саундтреки — всё вот это вот. И диалоги как в драме. Немножко ремарочек для максимального погружения.

Я буду порой бесцеремонно встревать. (Мне можно всё). Но не слишком часто, чтобы ты не закрыл книгу и не убил меня. Бог живёт, когда ему молятся. Автор живёт, когда его читают.

Удачи.

Почётная мадам Вседора с Единственного перекрёстка, глава почётнейшего дома "Кортик и тортик", ждёт грядущим вечером двух пастухов. Неделю назад она отправила их на ежемесячную ярмарку лошаусов "Путь лучших", и вот на носу возвращение пастухов с новыми лошаусами, попородистей да поздоровей, и с денежками, вырученными за прежних, что поболезненней да послабей.

Дело мадам Вседоры — содержание почётнейшего дома — весьма прибыльное само по себе. "Кортик и тортик" — единственное заведение подобного рода в селении Затравка и лучшее в округе Узоров Трав (недаром пол столичных года назад губернатор округа лично распорядился прибавить к званию "почётный" суффикс -ейш). Мадам надеется, что лет через пять получит ещё и приставку -наи, а с ней — статуэтку Золотых Прелестей. Тогда её дом войдёт в столичный каталог "Прелести планеты Слева".

Впрочем, пока мечты остаются мечтами, и мадам Вседора с Единственного перекрёстка занимается ещё и разведением лошаусов. Для этого два столичных года назад она выкупила у шерифа неплодородную землю, построила там лошаусни и приобрела для начала пять пар выносливых животных.

Предприятие оказалось весьма и весьма успешным. И сейчас мадам сидит на увитой виноградом веранде "Кортика и тортика", слушает, как болтают за чаем в столовой её прелестницы, и устремляет взор в недалёкое будущее, когда на горизонте появится стайбун лошаусов под присмотром пастухов, одетых в ярко-фиолетовые шинели с блестящими пуговицами, застёгнутыми с правого бока. Длинные волосы пастухи обычно заплетают в две косы, голову защищают от Тожара широкополыми чёрными шляпами.

На втором этаже дома младшенькие, бутончики от десяти до шестнадцати, прилежно занимаются познанием мира. Выписанные из столицы молоденькие преподавательницы, из-за страсти к разуму выбравшие менее почётное занятие, чем прельщание, обучают бутончики географии, ботанике, математике, рисованию, музыке и словесности. Танцам, шитью и искусству внешности учат прелестницы, а этикету и манерам — мадам Вседора лично.

У шестого класса, последнего перед экзаменом прельщания, идёт урок ботаники. У первого, состоящего из пяти мечтательных десятилетних бутончиков, — география. В нежные головки очаровательных созданий вбивают элементарные знания о мире.

Вот и удобный момент, чтобы ввести в курс дела читателя.

Весь мир мадам Вседоры и ещё около четырёх миллиардов человек состоит из трёх планет. Планета Эта, ввиду некоторой странности названия, именуется обычно Столицей. У Столицы есть спутник — Луна (спутники многих миров именуются почему-то лунами; может, это какой-то закон вселенной, а может, прихоть творящего сей текст).

Если на Этой в полдень прийти к аллее Вершины и стать лицом к звезде Тожар, то слева будет видна планета Слева, а справа — планета Справа. Аллея Вершины — исходная точка этой странной системы координат.

Все планеты соединены космическими тоннелями, которые построили другие существа, жившие здесь прежде. Они улетели, когда нашли лучший мир, а этот, в системе Тожара, любезно предоставили братьям своим меньшим.

Если ехать на выносливых лошаусах, то от Этой до Слева три столичных часа пути по тоннелю, от Этой до Справа — два с половиной столичных часа, а от Слева до Справа — четыре с половиной столичных часа. Люди обеспеченные предпочитают черепардов, представительных и быстрых. Черепарды преодолевают длинные дистанции в полтора раза быстрее лошаусов.

Три столетия назад все планеты перешли на единое времяисчиление. Точкой отсчёта, разумеется, стала аллея Вершины. Несмотря на то что вот уже триста лет время у всех одно, оно всё равно именуется столичным. Привычка.

Поскольку Эта — столица, ей свойственны разнородность и смешение жанров, стилей, привычек и традиций. Здесь живут те, кто побогаче, и те, кто обслуживает тех, кто побогаче. На двух других планетах обитает средний класс, причём Слева — это мужской рай, с почётными домами и перестрелками в полях да на холмах, а Справа — женский, с рынками одежды и косметики, цирюльными домами и особыми заведениями для дам.

Учительница бросает взгляд на настенные часы и звонит в колокольчик: урок окончен.

Мадам Вседора, улыбаясь, смотрит на горизонт и думает о себе.

Мадам Вседора молода, приветлива и очень жизнелюбива. Пять лет назад она вышла замуж, и её столичный франт-муж навещает её, когда ему вздумается. Они не мешают друг другу, однако мадам редко ставит мужу рога.

Мягкие каштановые волосы хозяйки почётнейшего дома сводят с ума не одного романтичного юнца, чёрные выразительные глаза и длинные-предлинные ресницы — не одного шаблонного поэта, а уж пухлые чувственные губы и очаровательные ямочки у самых уголков — всех мужчин независимо от возраста и рода занятий.

Мадам Вседора любит быть в центре внимания, и как раз сейчас она именно в центре внимания, а в остальное время — самый что ни на есть второстепенный персонаж. Зато она послужила превосходным проводником в мир трёх планет тожарской системы. Благодарю, мадам, и до встречи в момент, когда вы промелькнёте на заднем плане колоритной тенью.

* * *

Поле. Высокие желтые травы. Солнце медленно садится. На землю падают длинные тени двенадцати лошаусов и двух человек.

Заречуст и Моречуд ведут стайбун не торопясь. Заречуст жуёт травинку и, щурясь, глядит вдаль, иногда спотыкаясь на ровном месте. Заречусту двадцать два, но из-за морщинки около правого уголка губ и слегка выпуклых глаз он кажется стареющим подростком.

Моречуд думает о чём-то сокровенном, глядя себе под ноги. Глубокие глаза цвета спелой сливы, чуть раскосые, магнитом притягивают всех подряд. Моречуду двадцать четыре, он выглядит на двадцать и вовсю наслаждается жизнью, поддаваясь порой нежной меланхолии.

У обоих на поясе кортики (недаром же они на службе у хозяйки дома "Кортик и тортик"), оба терпеть не могут огнестрельное оружие. Но по долгу службы за пазухой у каждого по пистолету. У Заречуста — столичный "Змей", с большой рукояткой, обвитой чешуйчатыми кольцами. Из-за цвета Заречуст называет его Зелёный Змей.

У Моречуда ствол попроще : местный "Моряк", небольшой и крепкий, с удобными выемками для пальцев.

Заречуст мурлычет себе под нос что-то похожее на вечеркорчм (по-нашему блюз). Голос нежный. Моречуд слушает и втайне завидует: такие бархатные ноты редко у кого не вызывают приятную дрожь по телу.

Моречуд перебивает, чтобы заглушить зависть: Пора подумать, где переночуем.

Заречуст: Да, пора.

Обычный его голос тоже красивый, если Заречуст того хочет. А хочет он часто.

Моречуд: Свернём в почётную таверну?

Заречуст: Если не успеем в обычную, давай в почётную.

Моречуд: До обычной часа четыре ходьбы.

Заречуст: Ладно. Но когда мадам купит санешар, мы будем заезжать только в обычную.

Пастухам ездить верхом на вверенных им лошаусах запрещено, а в санях кататься разрешено. Мадам Вседора (вот она снова промелькнула) уже пару недель обещает пастухам уютный закрытый санешар, но всё никак не соберётся с духом.

Моречуд: Уговорил, женоненавистник.

Они сворачивают в небольшой лесок. Идут медленно, следя, как бы лошаусы не споткнулись страусиными лапами о корни и не запутались в ветвях конскими головами. Лошаусы пофыркивают, но идут смирно: чувствуют власть над ними пастухов.

Лес кончается, впереди — широкая дорога. Они по ней никогда не ходят, выбирая путь покороче. Но частенько заглядывают в почётную таверну "Окорочок" — вон она, на другой стороне дороги, — двухэтажное строение из тёмного дерева.

"Окорочок" — заведеньице низкого пошиба. Невкусное пиво, клопы и тараканы. Таверна "Еда и ничего лишнего" гораздо более опрятна, но уступает тем, что в ней действительно нет ничего лишнего, а именно прелестниц.

Моречуд: Доброго здоровьичка, Местножит! Что новенького?

Хозяин таверны, пухленький, поглаживая пивной животик: Новенькое есть, уж вы не сомневайтесь! Кое-какие, хе-хе, изменения в меню. Но, как и раньше, всё только самое свежее.

Заречуст: Пусть лошаусов отведут в стойло, насыпят свежего песка и накормят овсом и насекомыми.

Местножит: Всё сделаем в лучшем виде, женоненавистник Заречуст.

Прелестницы у стойки перешёптываются, услышав имя. Моречуд обменивается взглядом с зеленоглазой брюнеткой средней свежести. Местножит перехватывает взгляд.

Местножит: Ресничуда — бриллиант нынешнего лета. Ей двадцать четыре, но это ничего. Она вот-вот получит прилагательное "прелестнейшая" из уст нашего шерифа.

Моречуд: Позволишь мне поухаживать за ней сегодня?

Местножит: Вижу, ты сейчас в достатке. Так почему нет, хе-хе!

Моречуд: В таком случае, мне столик на двоих, кусок свинядины без прожилок и кувшин вина!

Подмигивает Заречусту и, ослепительно улыбаясь, уходит.

Заречуст: А мне две кружки тёмного "Бочонка на мосту".

Полчаса спустя

Заречуст, слегка покачиваясь, подходит к столику Моречуда. Тот пьёт в компании уже не одной, а трёх прелестниц.

Заречуст: На пару слов. Вон та компашка больно много говорит о лошаусах.

Моречуд: Да здесь каждый второй хочет увести у нас животинку. Не парься, братейка. Присядь с нами. Стань уже мужчиной.

Заречуст: Я серьёзно.

Моречуд: Местножит за ними присмотрит, ты же знаешь. У-уходи. Не мешай.

Заречуст: Давай попросим прелестниц как следует накормить этих головорезов.

Моречуд: Ну будь по-твоему, только откатись. Шелковиста, ты слышала? Напои их до полусмерти, а мы уж не поскупимся. Вот тебе три серебретки наперёд.

Шелковиста, пышногрудая блондинка, улыбается, подмигивает Моречуду, берёт деньги и встаёт из-за стола.

Моречуд: Шелковиста славится своими пушистыми нежными волосами. И я не о голове говорю!

Прелестницы и сам Моречуд затяжно хохочут. Заречуст издаёт короткий смешок.

Заречуст: Я сегодня в стойле переночую. Что-то страх напал.

Моречуд: Рад, что ты всё время на посту. Ну, бывай!

Четыре часа спустя

Ночь. Заречуст просыпается оттого, что солома больно колет. Поднимает голову и видит, как при свете единственной свечи к лучшему лошаусу крадётся фигура в плаще.

Заречуст спокойно поднимается и наводит на воришку Зелёного Змея. Это происходит в течение секунды.

Заречуст: Плохая ночь для краж. Ступай себе, бедолага.

Фигура охает, и Заречуст понимает, что это не головорез из буйной компашки, а прелестница.

Прелестница: Не стреляйте, молю! Я... Я хотела только одного... У вас их и так много...

Заречуст: Ага, ну да. За одного ой много выручишь. На пудру хватит.

Прелестница обижается.

Прелестница: Я не для продажи. Я уехать хотела.

Заречуст: Куда это?

Прелестница: на Справа. Если бы я не родилась здесь, то работала бы в типографии! Вся моя семья занимается издательством книг. И я тоже хочу.

Заречуст: Ну, удачи тебе. Заработай и купи. А теперь лучше воспари отсюда. Через минуту предупредительный. Время пошло.

Прелестница: Я не могу. Мы всё отдаём Местножиту.

Заречуст: Печальная история. Полминуты.

Заречусту кажется, что прелестница внимательно смотрит сквозь его правое плечо. Он оборачивается и успевает увильнуть от лопаты, метящей в его голову. Лопату держит вроде бы Ресничуда.

Вроде бы Ресничуда: Твою справа.

Заречуст стреляет мимо её левого уха. Пуля засела в стене — на память Местножиту. Вроде бы Ресничуда пугается и роняет лопату. Заречуст берёт лопату и прислоняется к деревянной стене. Лошаусы ржущат.

Заречуст: Минута, как и обещал. Сейчас на выстрел сбегутся все в округе. У вас есть пара секунд, чтобы воспарить отсюда.

Прелестница: А может, повесим на дверь замок и дождёмся утра втроём?

Прелестница сбрасывает плащ и демонстрирует голое тело.

Заречуст воздевает глаза к потолку.

За дверью шум.

Голос Местножита: Какого справа пальба?!

Заречуст: Это я спросонья попутал снопы с воришками. Прошу прощения, расходитесь!

Дверь открывается.

За время разговора обе прелестницы успевают нырнуть в сено.

Местножит отглядывает стойло.

Местножит: Всё цело? Никто не ранен, не убит?

Заречуст со "Змеем" в правой руке: И, самое главное, не украден.

Местножит: Это заведение не покидают без моего позволения, Заречуст.

Заречуст: Ну да. Спокойных снов.

Местножит (выразительно): И тебе того же.

Местнождит уходит, любопытные головы, сующиеся в дверь, исчезают.

Заречуст: Так что это было?

Прелестницы выбираются из сена, кряхтя и отряхиваясь.

Заречуст, выставив перед собой "Змея": Ты, понятия не имею, кто ты, но не смей так обходиться со свечами в стойле. Если б я не успел вовремя топнуть, мы могли бы потерять лошаусов и имущество Местножита.

Прелестница: Уф, хорошо, что он не заметил мой плащ.

Кутается в плащ.

Вроде бы Ресничуда: Спасибо, что не выдал нас.

Заречуст: Та пожалуйста. Будьте добры, воспарите уже.

Прелестница: Меня зовут Персияна, и мы встречались. Я сидела между Моречудом и Шелковистой, когда вы подошли к нашему столику.

Заречуст: М-м. Зачем я это слышал?

Вроде бы Ресничуда: Вы сказали, что не знаете, кто она.

Заречуст: Ну ладно.

Персияна: А вас как зовут?

Заречуст: Заречуст.

Персияна: Извините нас.

Заречуст: Извиняю.

Пауза.

Вроде бы Ресничуда: Так...не дадите лошауса?

Заречуст: Вы меня как-то не разжалобили. Вы обе, что ли, хотите типографить?

Вроде бы Ресничуда: Я буду делать причёски. Прекрасные волосы на женских головах, а не на вонючих...

Заречуст: Я понял. Вы типа бунтарки?

Персияна: Нет, мы беглянки.

Заречуст: Вы несчастны?

Вроде бы Ресничуда: Здесь — да. А там будем счастливы.

Заречуст: Уверены? Стоять на месте!

Это он прикрикнул на Персияну, шагнувшую в сторону лошаусов. И перевёл дуло "Змея" с Ресничуды на неё.

Прелестница замирает.

Вроде бы Ресничуда: Мы дадим себе новые имена и займёмся любимым делом.

Заречуст: Зачем, если здесь вы в почёте? Женское тело — драгоценный сосуд, испить из которого — лучшее наслаждение.

Вроде бы Ресничуда: Не надо цитировать презиратора из прошлого века.

Персияна: Извините нас. Отпустите или помогите, будьте мужчиной.

Заречуст: Да помогу я вам.

Подходит к одному из лошаусов, хлопает того по лошадиной шее. Лошаус ржущет.

Заречуст: Мой собственный. Понятно? Если не вернёте, я вас из-под Тожара достану. Понятно?

Вроде бы Ресничуда: Мы обязательно вернём. Спасибо вам. Извините.

Персияна: Мы и украденных вернули бы.

Заречуст: А всё же лучше попросить. Обошлись бы без переполоха.

Персияна подходит к золотистошёрстому лошаусу. Тот косится с подозрением, но в конце концов приветственно ржущет и начинает чистить переья.

Персияна: А как его зовут?

Заречуст: Звезда.

Ресничуда: Какое банальное имя.

Заречуст: Это чтобы в финальную песню красиво вписалось.

На самом деле это не главный герой сказал, а я его устами.

Заречуст: Я не мастак на имена. Вот это, например, Зелёный Змей. А больше я никого сам не называл. Ладно, не буду мешать. Седлать умеете?

Вроде бы Ресничуда: Я умею.

Заречуст: Тогда прощайте, вежливые мадемуазель. Жду Звезду с посыльным.

Заречуст уходит в ночь.

Персияна: Так глупо вышло.

Ресничуда (это точно она): Отвратительно. Зато по-нашему. Лошауса-то заполучили.

Позднее утро

Птички щебечут, деревья, качаясь, сверкают летней зеленью. В почётной таверне Запречуст и Моречуд пьют кофе, припечатывая следы от деревянных кружек на деревянных же столах.

Моречуд: Ресничуда хороша была.

Заречуст: Ага. Хотела прибить меня лопатой.

Моречуд: А меня одарила незабываемой прелестью своего тела. И напоила как следует. Ну, я не в обиде.

Заречуст: И как я мог сомневаться во вчерашней благочестивой компании честных мужчин?

Моречуд: Спасибо сомнениям. Ты храбро защитил ребятишек.

Заречуст: Да уж. Преступницы вооружены и очень опасны.

Моречуд: Эй, вообще-то Местножит скинул нам четверть.

Заречуст: Это я доплатить должен. Поспособствовал побегу двух дивах.

Моречуд: Не дивах, а прелестниц. Ты только ему не ляпни, что сам Звезду отдал. Слышишь?

Заречуст: А что мне за это будет?

Моречуд: Скидка от Местножита.

Заречуст: Согласен. Ладно, пора и честь знать.

Допивает кружку, с размаху — штамп в стол. Облизывает губы.

Моречуд аккуратно ставит кружку на стол и встаёт, не гремя стулом.

Пять часов спустя

Почётная мадам Вседора с Единственного перекрёстка замечает пятнышки на горизонте. Степные травы отделяют её от девяти здоровых и крепких лошаусов.

Два пастуха видят пятнышко впереди. Степные травы отделяют их от почётнейшего дома "Кортик и тортик", от получки, бесплатного стола и угла.

Моречуд: Почти дома. Эх, ждёт меня прекрасная Янтара!

Заречуст: Давай пустим их в лёт?

Пустить в лёт — это значит задать лошаусам максимальную скорость.

Заречуст садится на бурого лошауса с тёмными перьями, очень породистого. Моречуд взбирается на серенького и шкурой, и перьями — не очень модного цветом, зато, пожалуй, самого выносливого.

Моречуд: Ш-ш-ша!

Лошаусы замирают, фыркнув.

Моречуд: Раз, два, три. Лёт!

Лошаусы срываются с места. Девять пар сильных страусиных ног. Девять округлых тел с короткими крылышками. Девять грациозных лошадиных шей и шелковистых грив. Девять пар преданных лошадиных глаз.

Мадам Вседора моргнула три раза, и вся эта орава пронеслась мимо неё.

Окрик Моречуда: Стоп!

Десять минут — и появляется сам Моречуд. Мадам Вседора улыбается и качает головой.

Моречуд: Малость промахнулся.

Мадам Вседора: Они что, необученные? У нас по четырём углам стоят тормозилки.

Моречуд: Они пока только на голос умеют. Тормозилкам и впередилкам выучим сами.

Заречуст: Посмотрите, зато все сильные и послушные.

Мадам Вседора: Так, навскидку, — неплохо. У Уречрука брали?

Заречуст: Только двоих. У него дорого в этом году. Десять серебреток за одного.

Мадам Вседора присвистывает.

Мадам Вседора: Зазнался парень. Ничего, образумится. А шестерых у кого?

Моречуд: Двоих у Зазамка. Четыре за одного, но быстро разбирают, и остаётся мало достойных. Четверых у Вжелтополя. По шесть серебреток и десять бронзолеток.

Мадам Вседора: Не так плохо. У Уречрука можно было и не брать, раз он капризничает. Но что сделано, то сделано. Заречуст, а где Звезда?

Заречуст: Я её отдал ненадолго друзьям.

Мадам Вседора: Невовремя ты это. Она тебе пригодилась бы.

Из двери дома на крыльцо, увитое виноградом, выплывает стройная прелестница в белом платье. Жёлтые, как рожь, волосы гармонируют с необычными янтарными глазами.

Моречуд вытягивается в струнку.

Моречуд: Янтара! Несравненная! Драгоценный сосуд!

Янтара: Рада видеть тебя, мой любимый гость.

Мадам Вседора: Скоро наплыв посетителей, так что не перетрудитесь. (Заречусту): Повестка тебе.

Заречуст хмурится: На учения, что ли?

Мадам Вседора: Прав. Заречуст с Единственного перекрёстка приглашается к посещению однодневных учений по межвидовой войне. Вот письмо.

Заречуст пробегает взглядом парочку строк. Разочарован.

Заречуст: Учения здесь, на Слева!

Мадам Вседора: Ну уж извини, что не на Столице. Завтра повезёт тебя Луна.

Возле столба с зелёным ромбом — тормозилки — останавливаются два лошауса и один черепард.

Лицо мадам Вседоры, увидевшей черепарда: Важные гости!

Мадам Вседора оставляет Заречуста и бежит встречать прибывших.

Заречуст идёт к себе — в пристройку для пастухов. В их с Моречудом комнате, строгой, без ковров и подушечек, ложится на узкую деревянную кровать.

А вот и конец серии. За воображаемыми титрами можно разглядеть, как по-детски нарисованный Заречуст скачет на лошаусе.

Бесконечный бег сопровождается Найком Борзовым (рекомендуется включить трек и нарисовать человечка на лошаусе — для более полного погружения):

"Верхом на Звезде

Несусь навстречу ветрам.

И создал этот мир

Я сам.

О жизнь, ты прекрасна!

О жизнь, ты прекрасна

Вполне.

Бываешь немного опасна.

Оу-е".

Титры заканчиваются, музыка постепенно затихает.

Понравилась серия? Жми скорее не следующую!

Маленькие полукруглые строения — не из дерева. Поле, ограждённое колючей проволокой. По периметру поля — люди в форме такого же фасона, как у пастухов, но цвета запыленной травы. В руках у каждого — пулемёт "За Три". Для крутости кое-какие юнцы нацепили чёрные очки.

Это округ Ветра и Колосьев. Это учения по межвидовой войне.

Дикие желешёрсты, живущие на планете Бурой, временами совершают набеги на мирных троетян. Планета Бурая парит в системе Тожара. Если бы к ней провели тоннель, лошаусы преодолели бы расстояние от Справа до Бурой за шесть часов (а черепарды и за четыре). Но тоннеля нет, и дикари добираются до Справа на своих примитивных челноках за семь дней.

К сожалению, когда их планета будет захвачена, все они подвергнутся истреблению, ведь разговаривать с варварами можно только на их варварском языке убийства.

Желешёрсты — бесхребетные твари. В прямом смысле. У них нет позвоночника. Сплошная желейная масса с волосяным покровом (чаще всего — бурым). Если оторвать кусок дикаря, в руке останется неприятная масса из шерсти и соплей (то есть, простите, липкой вязкой субстанции).

Заречуст затерялся среди толпы товарищей по несчастью. Он стоит внутри квадрата проволоки и курит светло-коричневую, очень аккуратно вырезанную трубку. Где-то во вселенной играет песня "Аквариума".

"Отженись от меня,

Брат Никотин".

К Заречусту подходит худой мужчина. Каштановые волосы собраны в конский хвост. На левой стороне груди, где нет пуговиц, вышиты две серебряные пули.

Худой мужчина: Заречуст с Единственного перекрёстка, верно?

Заречуст: Заречуст с Единственного перекрёстка. Верно.

Высокий человек: Ваше лицо мне знакомо. Вы были на учениях раньше?

Заречуст: И ваше лицо мне знакомо. Я был на учениях раньше.

Высокий человек: На Столице?

Заречуст: На Столице. Вы Этовост, наверное.

Этовост: Я Этовост, наверное. То есть да. Я главадруг Третьего Столичного сборища.

В одной кучке — пять человек. В одной толкучке — сто кучек, или пятьсот человек. В одном придавке — пятьдесят толкучек, или двадцать пять тысяч человек. В одном сборище — десять придавков, или двести пятьдесят тысяч человек. Всего в Столице три сборища, да ещё по одному на Справа и Слева. Итого — миллион двести пятьдесят человек Тройской нерегулярной пехоты. И плюс пятьсот лошаусников — Тройская нерегулярная лошаусерия. Вот и вся армия.

Военная иерархия проста. Главараз — начальник кучки. Главадруг — начальник толкучки. Главатрет — начальник придавка. Главачетверт — начальник сборища. У каждого начальника есть помощники (за звание помощника нашивают полпули). Глава всей Тройской нерегулярной армии — презиратор.

Этовост: Прибыл сюда для проведения вторых в нынешнем году тройских учений.

Заречуст: Ну удачи вам.

Этовост: Удачи и вам. Так и не стали мужчиной?

Заречуст: Я не изменил своим взглядам.

Этовост: Вы не изменили своим взглядам. Неужели не восхищают плавные мягкие округлости?

Заречуст: Я на них не смотрю.

Этовост: Вы на них не смотрите. Диву даюсь. Вы наверняка знакомы с "Посланиями Прежних".

Заречуст: Я наверняка знаком с "Посланиями Прежних".

Этовост цитирует, вцепившись левой рукой в пуговицу: "Прелестный сосуд наслаждения. Объект неоспоримого восхищения. Смысл счастливой жизни. И лучший инкубатор. Колоссальная польза в женском теле!"

Заречуст: Я читал.

Этовост: Вы читали. Вы словно проповедуете иной образ жизни. При котором женское тело не сосуд наслаждения, а сосуд зла.

Заречуст: Я не женоненавистник, я женонезамечатель.

К ним подходит девятнадцатилетний Уручнрук, сын торговца лошаусами Уручрука.

Уручнрук: Заречуст! Как прелестницы, как лошаусы?

Заречуст: Привет. Да нормально. У вас как?

Уручнрук: В этом сезоне так-сяк. Папаша сбрендил на капельку больше, чем обычно.

Заречуст: Да, десять серебреток — дороговато.

Уручнрук: Вернулся почти не солоно хлебавши. Что ж, будет ему наука! А проволока зачем?

Заречуст: Чтоб мы не сбежали.

Этовост: Неправда. Это для машелапов.

Желешёрсты не могут причинить серьёзного вреда (они способны утопить жертву в своём теле, но это маловероятная смерть). Несколько столетий назад желешёрсты умудрились почти захватить других своих соседей — мелконогов. В качестве откупа те предложили вечную поставку машелапов — четвероногих железяк, стреляющих своим единственным глазком.

Почему мелконоги не могли победить желешёрстов машелапами? Да потому, что, на самом деле, почти ничто не может победить желейные недоразумения. Пули, копья, стрелы, клинки застревают в вязком холодце и с тех пор становятся частью их самих. Лазер, что испускают машелапы, разрубает варваров на две половинки, которые не могут друг без друга и мгновенно становятся единым целым.

Такие вот диковинные чудики живут по соседству с хоть как-то развитыми цивилизациями. Многие троетяне не скрывают своей симпатии к желешёрстам, а на Столице и Справа даже продаются открытки с мягкими желешками и наборы для вышивания по номерам, изображающие дикарей в обнимку с прелестницами.

Армейцы надеются, что, к тому времени как они захватят Бурую, столичные или справские учёные изобретут смертоносное антижелешное средство. А пока в очередной раз поверженных дикарей сажают в их же челноки и отправляют восвояси.

Этовост вдруг вытягивается в струнку и строго глядит на Заречуста и Уручнрука.

Этовост: Пятиминутная готовность.

Пять минут спустя

Поле разделилось. На одной половине — строй учеников-бойцов в зелёной форме. На другой — уродливый фургон для перевозки машелапов, зелёный, с раскрытой пастью и вывалившимся на землю языком. На боку фургона рисунок машелапа собственной персоной и надпись: "Не приближаться. Военный объект".

Этовост всё той же стрункой застыл перед строем. Нити серебряных пуль красиво блестят на солнце, отвлекая учеников.

Этовост: Здравы будьте, бойцы. Слушайте задачу. Вас здесь всего десять кучек. После сигнала первая кучка делает двадцать три шага вперёд. Навстречу вам выезжает пять моделей машелапа. Вы их уничтожаете. Стрелять либо по лапам, либо в глаз. В глаз гораздо эффективнее, но попасть труднее. Как только первая кучка уничтожит всех машелапов — я повторяю: ВСЕХ — её задача выполнена. Отходите в сторонку и дожидаетесь конца учений. Внимание. Пока кучка не уничтожит ВСЕХ машелапов, НИКТО не двигается. После первой кучки ТОЛЬКО ПО СИГНАЛУ задачу выполняет вторая. И так далее. Сегодня каждый из вас уничтожит вражьи игрушки. КАЖДЫЙ. Не торопитесь, но и не растягивайте нам учения на неделю. Вопросы?

Голос из толпы: А когда ожидается битва?

Этовост: Через две недели. Не все из вас отправятся туда.

Ещё один голос: А кто?

Этовост: Самые красивые.

Заречуст Уручнруку, стоящему рядом: Ну, мне можно выдохнуть.

Знойный и тонкий, как прелестница, Уручнрук нервно смеётся.

Этовост: Молчать всем. Отбираю я лично. Смотрю на быстроту реакции. Сообразительность. Меткость. Полуминутная готовность.

Этовост отходит в сторону.

Один из выпендривающихся юнцов в чёрных очках, предварительно избавившийся от пулемёта, поднимает дрожащую правую руку вверх. В ней — ярко-зелёный пистолет "Гадюка в траве". Юнец стоит рядом с фургоном и обводит взглядом первую кучку.

Двадцать пять секунд спустя

Юнец стреляет. Многие вздрагивают.

Первая кучка строевым шагом идёт к фургону. Из фургона один за одним выступают машелапы. Пока ещё безвредные.

Корпуса машелапов поворачиваются вправо-влево. Когда расстояние до цели составляет тринадцать шагов, машелапы хором говорят:

Машелапы: Угрхопр каур.

Красным загораются глазки.

Семь шагов.

Машелапы: Арам, прррр! Арам, прррр! Арам, прррр!

Этовост: Стоп! Вам был дан предупредительный сигнал. Ещё шаг — и они стреляют. Приступайте.

Пятеро достают из кобур "Гадюк в траве" и целятся в машелапов. Третий решается первым. Стреляет в глаз своему машелапу, но промахивается.

Ни слова ни говоря, машелап выпускает лазер.

Третий кричит и роняет пистолет.

Остальные машелапы бьют по врагам.

В кучке паника.

В строю дрожь.

Этовост молчит.

Парни, стоящие по периметру, в очках и без, направляют пулемёты на строй.

Строй замирает.

Третий машелап попал третьему ученику в руку, а потом в шею.

Пятый машелап метит пятому ученику в грудь. Ученик вяло бухает по корпусу врага.

Первый машелап целится ниже пояса первого ученика. Первый ученик поспешно стреляет в переднюю правую лапу машелапа. Тот падает корпусом вперёд, глазом в землю.

Репродуктор на спине машелапа: Ууурф! Кхр. Кхр. Зз.

В первого ученика стреляет второй машелап, уже уложивший своего визави.

Первый ученик стреляет в переднюю левую конечность второго машелапа, переднюю левую конечность третьего машелапа и переднюю левую конечность пятого машелапа.

Четвёртый ученик, последовательно ломавший хрупкие лапки, теперь добивает последнюю, правую заднюю конечность своего машелапа.

Первый, второй, третий, четвёртый, пятый машелапы повержены.

Второй, третий, пятый ученики повержены.

Этовост: Победа за нами! Выжившие, хорошая работа!

Несколько серьёзных парней без очков убирают бывших учеников с территории учений. В колючую проволоку вделана колючая калитка, за которую цепляются бывшие ученики.

Этовост: Полуминутная готовность.

Тридцать секунд спустя

Выстрел. Вздрагивают все.

Ученики второй кучки вразнобой шагают к фургону.

Вот и машелапы.

Машелапы: Угрхопр каур.

Второй, третий и четвёртый ученики открывают огонь. Второй и четвёртый машелапы ранены в правую переднюю и левую переднюю конечности соответственно. Третий ученик умудрился попасть в красный глазик.

Этовост: Двадцать три шага!

Первый ученик: Жри лошаусов, саможен!

Первый ученик открывает огонь и промахивается.

Первый машелап, не зафиксировав цель, палит в ответ по всем без разбору.

Третий ученик падает.

Первый ученик падает и лёжа стреляет.

Первый ученик попадает.

Все смотрят на пятого ученика.

Пятый ученик достаёт "Гадюку в траве". Стреляет. Не попадает.

Пятый ученик пытается унять дрожь в руках.

Пятый машелап стреляет глазком.

Пятый ученик отскакивает вправо.

Второй ученик чудом уклоняется от лазера.

Пятый ученик стреляет три раза подряд.

Второй выстрел удачный: правая задняя конечность машелапа повреждена.

Машелап падает и ворчит: Уурф! Кхр. Кхр. Зз.

Этовост: Быстро учитесь, хвалю!

Двое парней очищают поле от третьего ученика. Кровь сочится из его ноги. Возможно, он жив.

Этовост цокает. Он был впечатлён выстрелом третьего ученика и рассчитывал взять его в бой.

Этовост (недовольно): Полуминутная готовность.

Тридцать секунд ужаса спустя

Парень стреляет. Никто не вздрагивает.

Строй вяло смотрит, как третья кучка ровным шагом выходит вперёд,

Из фургона выступают машелапы.

Машелапы: Угрхопр каур.

Пятеро открывают огонь.

Первый, второй и четвёртый ученики промахиваются.

Третий попадает в правую переднюю конечность второго машелапа.

Третий машелап без лишних движений укладывает третьего ученика.

Пятый ученик попадает в левую переднюю конечность пятого машелапа и бросается на землю, прикрыв голову руками.

Второй ученик следует примеру пятого. Лёжа, он отстреливает каждому из уцелевших машелапов правую переднюю конечность.

Первый, третий и четвёртый ученики давно и навеки неподвижны.

Шестеро парней выходят на поле.

Второй и пятый ученик возвращаются к своим.

Второй ученик — Заречуст, третий — Уречнрук.

Семь кучек спустя

Этовост стоит перед вдвое поредевшим строем.

Небо посерело, моросит мелкий дождик.

Этовост: Итоги. Вы все поняли, что подходить к машелапам желательно вплоть до издания ими предупредительного сигнала: "Арам, прррр!" В противном случае вероятность попасть в цель крайне мала.

"У него неплохо выходит по-машелапьи", — хочет сказать Заречуст Уречнруку.

Некому.

Этовост: Далее. Целиться удобнее всего лёжа: тогда пули машелапа вас не достанут. Машелапы стреляют прямо, вверх, влево, вправо, но не вниз. И последнее: чем быстрее вы дезактивируете противника, тем лучше для вас. Вопросы?

Голос из уже не толпы (пятый ученик шестой кучки): Почему они были настоящими?

Этовост: Учения — это без пяти минут война. На войне никто не будет играть модельками.

Заречуст: А как вы объясните это родным погибших?

Этовост: Мы не будем оправдываться. Погибли на учениях — вот и всё.

Поредевший строй молчит.

Этовост: Поздравляю. В вашей маленькой войне вы выжили. Через неделю некоторым придёт приглашение на защиту Справа. Теперь вы свободны.

Через колючую калитку выходят на волю. Кто-то торопит себя и других, кто-то вяло топчется, пропуская остальных. Заречуст выбирается в числе первых. Бредёт, не разбирая дороги. Слышит своё имя.

Худенький низенький почтальон в ярко-синем плаще ведёт Звезду. Заречуст подходит к нему.

Заречуст: Здравствуйте. Это мой лошаус.

Почтальон: Здравствуйте. Мышиный волос, бархатный голос. Кажись, подходите. Заречуст?

Заречуст: Заречуст. С Единственного перекрёстка Затравки.

Почтальон: Да-да. Вам передали ваши подруги. С большой благодарностью и горячим приветом. Не напомните их имена?

Заречуст: Так, кажется... Одна... Что-то вроде Реснияна... А-а, П-персияна. И Ресничуда.

Почтальон: Они так и думали, что вы с трудом вспомните. Я Моребрег, разношу вести от Слева к Справа и в обратном порядке.

Заречуст: Очень приятно.

Моребрег: Мне тоже. Ну что, держите своего лошауса и до встречи!

Заречуст: Погодите. Как они вообще устроились?

Моребрег: Откуда мне знать. Поймали меня на вокзале, за посылку заплатили. Те минуты, что я с ними разговаривал, дамы были в полном восторге.

Заречуст: Заплатили? Хм-м.

Моребрег: Ну, пообещали. В оплату входит разрешение прикоснуться к их восхитительным телам.

Заречуст: А-а. Ничего нового.

Моребрег: Полагаю, больше нам не о чем говорить?

Заречуст: Благодарю, что быстро вернули Звезду. Прощайте.

Моребрег: Прощайте.

Заречуст смотрит на Звезду, слегка улыбается ей. Звезда фырщит.

К Заречусту подходит Этовост.

Этовост: Рад был встрече. Прощайте.

Заречуст молча протягивает руку.

Этовост: Я не приглашу вас на войну. Медленная реакция, нет изобретательности. Извините, что так прямо.

Заречуст: Да. Прощайте.

Этовост бросает на Заречуста последний взгляд — так смотрят на умственно неполноценных — и отходит.

Заречуст забирает из полукруглого стойла Луну. Из соседнего полукруглого строения вроде бы слышатся стоны раненых.

Заречуст медленно идёт мимо строений и поля, которое уже не сжимает проволока. По территории учений хаотично движутся жёлто-зелёные точки — ученики и военные. После дождя трава ярче, чем была утром. Насыщенный зелёный под светло-серым небом.

Голова опущена, во рту трубка. Слева — Луна, справа — Звезда. Изредка Заречуст быстро окидывает взлядом местность и динамичные объекты. Опускает голову.

В другом мире время движется медленнее. Там всё ещё играет "Брат Никотин".

"Я не хочу ходить строем,

Хочу ходить один.

Иду по битым стёклам

Линии огня.

Отженись от меня,

Брат Никотин".

Красный ромбик на тонкой ножке — впередилка.

Трубка погашена.

Заречуст садится на Звезду, та радостно ржущит.

Заречуст: Ш-ша! Раз, два, три. Лёт!

Звезда и Луна срываются с места.

Заречуст забыл очки — приходится лететь с закрытыми глазами и только слушать оглушающий ветер.

Полчаса спустя

На дворе "Кортика и тортика" никого, кроме двоих бутончиков. Они обсуждают, какая красивая у почётнейшего дома вывеска. "Изящная рамочка, будто зелёными кужевами увитая", "шрифт крупный, но аккуратный" — "даже нежный!", "на этом светло-коричневом

фоне хорошо видны тёмно-зелёные буквы", "до чего ж розовый торт аппетитный, так и съела бы кусочек" — "и крем слизала" (про кортик, воткнутый в торт, они промолчали), "здравствуйте!"

Заречуст: Добрый вечер. А где Моречуд?

Одна из бутончиков, светленькая и с веснушками: На поле. Тренирует лошаусов.

Заречуст: А мадам?

Тот же бутончик: С ним!

Заречуст благодарит и идёт на тренировочное поле — второе за день.

Издалека голос Моречуда.

Голос Моречуда: Ш-ша! Смотрите. Красный — лёт. Этот — красный — лёт. Зелёный — стоп. Этот — зелёный — стоп. Раз, два, три. Лёт! Стоп! Вот так! Красный — лёт, зелёный — стоп. Кто хочет сахарного червячка? Облачко хочет? Держи-и. Ох, какой чавк, вкусно тебе, да, вкусно! Привет, лентяй!

Заречуст: Привет. Как учёба?

Моречуд целиком: Ничего. С Пёрышком я повозился, Тучка сообразила мгновенно. Облачко, вроде, тоже всё поняла. Сейчас проверим. Ты?

Моречуд ждёт ответа, уже сидя на светлом лошаусе с рыжими крыльями, на кончике которых — чёрные пятнышки.

Заречуст: Командиры раньше рока посылают на смерть. Вот как я.

Моречуд: Да, когда я был на учениях, пару человек погибло. Подожди чуток, лады? Закончу и поговорим.

Заречуст: Ага. Проставлю нам по светлому.

Моречуд: Ш-ша! Раз, два, три!

Моречуд вскидывает руку, указывая Облачку на впередилку. Облачко мгновение думает и пускается в бег.

Через сто метров стоит тормозилка. Облачко пролетает её, хотя тормозить начинает у знака.

Моречуд: Молодчинка, умничка, золотая птичка! Держи червячка!

Шагом Моречуд и Облачко возвращаются к Заречусту и двум знакам рядом с ним.

Гордый Моречуд: Сегодня замечательно проходит!

Рядом с ними незаметно очутилась мадам Вседора.

Мадам Вседора: О, ты уже вернулся. Выпьем сегодня? Есть расчудесная новость, которую я расскажу сейчас. И есть поручение, о нём потом.

Мадам Вседора берёт секундную передышку и продолжает: К нам вчера заглянул не кто иной, как секретарь первого министра шерифа планеты!

Моречуд: На черепарде?

Мадам Вседора: Да, это был его черепард! И всеуважаемый мэтр Колокрай обещал черкнуть пару строк на Эту кому следует. Может быть, через пару недель "Кортик и тортик" будет знать всё Тройство! Наипочётнейший дом наипочётнейшей госпожи Вседоры! А?

Заречуст: Неплохо.

Мадам Вседора: Если будет так, дам вам вольную на полторы столичные недели.

Заречуст: И это неплохо.

Моречуд: Ты чего такой понурый? Устал?

Заречуст: Да так... Уручнрук погиб. Сын Уречрука.

Мадам Вседора хлопает длинными ресницами.

Моречуд: На учениях? Вот те раз. (Долго молчит). В его честь надо спеть.

Моречуд и Уручнрук были хорошими товарищами и часто вместе совершали рейды по почётным домам.

Мадам Вседора: Бедняга Уручрук. Всё-то у него не заладилось в этом сезоне. Моречуд, спой и за меня, хорошо?

Заречуст: Я уже мысленно спел, пока летел сюда.

Мадам Вседора: Жду вас за столом. Две бутылки чёрного вина уже открыты.

Заречуст: Приму ванну.

Мадам Вседора и Заречуст задумчиво и как-то неловко уходят.

Десять минут спустя

Закат. Холм. На Облачке Моречуд.

Высокие травы насыщенного зелёного колышет ветер.

На холме есть тормозилка. Сообразительная Облачко останавливается у неё.

Моречуд спешивается и похлопывает Облачко по шее.

Моречуд: Ах ты моя дорогая! Держи сахарного червячка.

Из болтающейся у правого бедра маленькой кожаной сумки Моречуд достаёт угощение. Облачко лакомится, довольно фырщит.

Моречуд отходит, смотрит вдаль. Машинально закусывает кончик длинной чёрной косы. Чуть слышно вздыхает. Начинает петь.

Песня в честь умершего — это вам не самодельные стишки. Так называется речь, идущая из самого сердца. Простые слова. Необязательно в рифму. Но с интонацией поющий должен постараться. С высоких тонов на низкие, с диминуэндо на крещендо, с аччелерандо на раллентандо.

Моречуд: Я пою в твою честь, Уручнрук. Мой друг с детства, ты всегда веселил меня. Ты всегда слушал меня. Ты шутил со мной и надо мной. И просил идти вперёд. Теперь ты обогнал меня. Я пою в твою честь, Уручнрук. Ты прилетишь к Тожару раньше меня. Нескоро встретимся мы в вечном сиянии вечной звезды. Мадам Вседора с Единственного перекрёстка поёт со мной. Заречуст с Единственного перекрёстка спел тебе. Но моя песнь громче всех. Спокойного сна.

Тихо, ветер, холм. Спина Моречуда. Летящие косы, реющий подол плаща. Облачко смотрит вперёд, Моречуд — вперёд и вверх.

Луч солнца в тучах.

Полчаса спустя

"Крртик и тортик". Столовая в багровых тонах. Ковры на стенах, ковёр на полу, чехлы на креслах, скатерть на столе. Над камином портрет сидящей мадам Вседоры. На потолке медный канделябр с пятью свечами. Тяжёлые шторы закрывают справское (мы назвали бы его французским) окно.

За продолговатым столом трое: грустная мадам Вседора тыкает вилкой в курдейку, задумчивый Моречуд разрезает свинядину, усталый Заречуст ловит приборами зелёный кукурошек.

Перед троими бокалы чёрного вина. Мы назвали бы его красным — если бы язык повернулся. Густое мрачное зелье соблазнительно переливается в бокале. С него не сводит глаз Заречуст. Он видит чёрную кровь.

Мадам Вседора облизывает полные яркие губы, кладёт приборы на тарелку и начинает разговор.

Мадам Вседора: Отвлечёмся от грустных мыслей и поговорим о деле. Слышали об агитаторше? По лицам вижу, что нет. Пару недель назад некая особа женского пола прибыла на Слева. Угадайте, чем она занимается?

Заречуст: Здесь особи женского пола либо прелестницы, либо инкубаторы, либо прислуга, либо хозяйки почётных домов. Видимо, всё из списка исключается.

Мадам Вседора: Она разговаривает с прелестницами. Убеждает их бежать на Справа и заняться чем-то новым. В корчме Местножита недавно исчезли двое. Заречуст, надеюсь, это никак не связано с отсутствием Звезды в то же время?

Заречуст: Да ни в жизнь.

Мадам Вседора: Это я к слову. Объяснять суть поручения нужно?

Моречуд и Заречуст (оба грустно): Нет.

Мадам Вседора: Я рада. Моречуд, справишься один?

Моречуд: Не уверен — один. Вместе с "Моряком" — наверняка.

Мадам Вседора: Отправляйся завтра. Заречуст дообучит лошаусов и заодно отойдёт от армейской жестокости.

Моречуд: Будет сделано.

Пока Моречуд отпивает из бокала, мадам Вседора бросает Заречусту выразительный взгляд. Заречуст покашливает в знак того, что понял.

Два часа спустя

Почётнейший дом "Кортик и тортик" спит.Тихо в лошаусне. Посапывает Моречуд в пристройке для пастухов.

Свет горит в кабинете на третьем этаже почётнейшего дома "Кортик и тортик". Мадам Вседора сидит в кресле посетителя. Стук в дверь.

Мадам Вседора: Заходи.

Появляется Заречуст.

Мадам Вседора: Садись на диван.

Заречуст: Что-то важнее, чем убийство бунтаря.

Мадам Вседора: Для меня — да. Знаешь Янтару? Моречуд ею чаще всего наслаждается. Она обременена.

Заречуст не знает, как надо реагировать.

Мадам не обращает внимания и продолжает: Завтра отвезёшь её к Предзамку с Больничной улицы. И завтра же вернётесь. Отпуск на семь столичных дней. Понял?

Заречуст: Да.

Мадам Вседора молча смотрит на него, он — на неё.

Мадам Вседора: Ладно, спрашивай.

Заречуст: Как?

Мадам Вседора: Материнский инстинкт. Захотелось дурочке нянчиться с пелёнками.

Заречуст: Моречуд в этом как-то замешан?

Мадам Вседора: Не признаётся. У меня всё под контролем. Календарь и список посетителей. Скорее всего, замешан.

Дует ветер. Колышутся ветви яблонь в бархатном сливовом небе.

Мы улетаем в небо. Окно, этаж, крыша, почётнейший дом. Затемнение и титры.

"Верхом на Звезде,

Вцепившсь в лучи.

С Луной на поводке

В ночи.

О жизнь, ты прекрасна!

О жизнь, ты прекрасна

Вполне.

Бываешь немного опасна.

Оу-е".

Дальше может и не быть лучше, но ты рискни!

Моречуд улетел на рассвете. Заречуст поднимается около десяти утра по столичному времени. Заправляет койку, отжимается, принимает снаружи душ, одевается и заплетает волосы в две косы, достающие до вторых сверху пуговиц фиолетового плаща.

Выкатывает сани, кое-как моет их. Последний раз в почётнейшем доме пользовались санями тыщу столичных лет назад. Ничего, не разваливаются.

Удора, пожилая тётушка мадам Вседоры, выносит два чистых защитных шлема и две пары ярко-оранжевых очков. Сани-то открытые! Другое дело — санешар. Эх, зажили бы!.. Необязательно новейшей модели — чёрный, блестящий на Тожаре, как в крепости в нём, только маленькая щёлочка окнодвери смеётся. Можно и как старомодная карета. Главное — прочный. Ни шлем, ни очки чтоб не понадобились.

Прелестницы, занятые с посетителями порой до самого утра, встают поздно. Вряд ли кто-то из обитательниц почётнейшего дома видит, как на лужайке между яблонь проплывает прекрасная Янтара. Удора под руку подводит её к саням.

Удора: Готово?

Заречуст в жёлтом шлеме и очках: А то! (Янтаре): Надевай.

Янтара покорно подставляет голову под шлем, что держит Удора, и думает о том, как редко слышит она команду: "Надевай!"

Оба садятся в сани. Удора машет рукой и отходит подальше.

Заречуст: Ш-ша!

Звезда и Луна насторажваются.

Заречуст: Раз, два, три. Лёт!

Удора с ног до головы в пыли. Остальных и след простыл.

Десять минут спустя

Селение Умедолугов — центр округа Узоров Трав. Здесь улицы широкие, в некоторых местах вымощены булыжником. Две школы, три почётных дома и один наипочётнейший, по меньшей мере восемь пекарен и четыре кондитерские. Больница тоже есть — голубая пятиэтажная в форме буквы "п". В левом крыле на третьем этаже обитает Предзамок — худой женатый специалист по остановке нежелательной инкубации. Мадам Вседора лично знакома с ним, но от очередей сей факт не спасает.

Заречуст и Янтара смирно сидят на сиреневатой кушетке. Перед ними ещё две прелестницы.

На Янтаре жёлтое полупрозрачное плате с красными цветочками. Медовые волосы заплетены в косу. Янтара сидит, потупив очи. Заречуст тяготится молчанием.

Заречуст: Эх.

Янтара молчит.

Заречуст: Кхм. Скучно ждать.

Янтара (себе под нос): На первом этаже кофейня.

Заречуст: Да я не к тому. Поговорим?

Янтара наконец взглядывает на него: О чём разговаривать-то с тобой, женоненавистник?

Заречуст: Эй, эй. Я понимаю, что тебе страшно, но не срывайся на мне, будь добра.

Янтара: Мне не страшно. Не впервой.

Заречуст: Да?

Янтара: Да. Ты ещё у нас не работал. Два года назад.

Заречуст: Что, тоже специально?

Янтара: Тогда нет.

Заречуст: А сейчас что?

Янтара пожимает плечами: Захотелось.

Жёлтая деревянная дверь открывается, выпуская невысокую брюнетку и впуская румяную блондинку. Брюнетка и её сопровождающий (наверное, распорядитель) навсегда исчезают — из поля зрения Заречуста и Янтары.

Янтара косится на Заречуста: Ты с Этой, верно?

Заречуст: Да.

Янтара: А учился на Справа?

Заречуст: Да. Больше-то и негде, кроме как на Справа.

Янтара: Зачем пошёл сюда работать? Пастухом, да ещё в почётнейший дом? Ну, с твоим образованием. И твоими...взглядами.

Заречуст: Это у нас откровенный разговор?

Янтара: Не хочешь — не отвечай.

Заречуст: Да нет, мне нечего стыдиться. Я должен был ехать на Столицу после Лучшей Школы Творчества. Составлять письма за чиновников, писать стихи тамошним женщинам, петь серенады под лютню или рисовать портреты — вот этому вот всему меня учили. Как домой летел, напился, дебоширил на вокзале Столицы. И меня депортировали. Срок — два года. На Справа возвращаться не хотел: женское царство. Начал новую жизнь. Так-то.

Янтара: Ты мне всегда был интересен. Обычно мужчины расхвастаются с первой минуты, а ты всё молчишь.

Заречуст усмехается: Мне хвастать-то нечем.

Янтара: Голос у тебя красивый.

Заречуст: Это да.

Помолчали.

Янтара: И какие у тебя планы? Улететь на Столицу?

Заречуст пожимает плечами: Да. Устроиться на приличную работу и жить в своё удовольствие.

Янтара: И всё?

Заречуст: На первые лет десять хватит. А там посмотрим.

Янтара: Даже детей не хочешь?

Заречуст удивлённо смотрит на неё: Нет, не хочу. И тебе того же советую.

Янтара: М-м. Странно, что ты остался на Слева. С твоими-то предпочтениями.

Заречуст: Так. Устал повторять. Я не люблю мужчин.

Янтара: Ни женщин, ни мужчин? Кого тогда? Детей? Животных? А-а, ты же пас...тух...

Заречуст: Слушай, приструни чуток фантазию, а? Я сам никогда не говорил, что не люблю женщин. У меня с ними сложные отношения. Я много времени провёл среди толп женщин, среди планеты, твою справа, женщин! Это стихийность, абсолютная неконтролируемость желаний, полная свобода в выражении эмоций. А их творчество! О звёзды, как меня воротит от их творчества! Вообще, женщины — инопланетяне какие-то! В переносном смысле.

Румяная блондинка возникает в дверном проёме. Теперь она уже не румяная, зато на лице — облегчение. Сопровождающий её брюнет в ярко-зелёном плаще берёт её под руку. Воможно, она личная прелестница какого-нибудь шерифа, а этот брюнет — его секретарь или кто повыше.

Думая об этом, Заречуст немного успокаивается.

Янтара: Но здесь-то совсем другое! Мы, прелестницы, созданы для радости и наслаждения! Наша обязанность — любить вас, утешать и поддерживать! Мы не то что те женщины на Справа. Они только о себе думают и потому никому подарить счастье не могут!

Заречуст: Вот именно. Вы, на Слева, слишком увязли в предрассудках. Те, на Справа, слишком свободны и от дури в башке творят невесть что. Пускай хотя бы на Столице всё устроилось бы более-менее гармонично.

Янтара (огорчённо): Не понимаю тебя, вот хоть убей! Не знаю, о каких предрассудках ты говоришь. Мне на Слева очень нравится, и другой жизни я не представляю. Жаль только, что ребёнка не могу пока завести. Но ближе к концу срока годности тела обязательно рожу!.. Насчёт теперь — очень люблю дарить мужчинам счастье! У нас все посетители очень умные, очень вежливые, общительные и сильные!

Заречуст: Хорошо. Многим здесь хорошо.

Заречуст замыкается в себе. Янтара, чувствуя, что не может принести этому загадочному человеку пользы и наслаждения, обиженно утыкается взлядом в мозаичный пол. Так и сидят.

Полтора часа спустя

"Кортик и тортик". Стойло. Заречуст чистит Пёрышко (черна шея, белоснежны перья). Заречуст грустный. Или уставший. Или задумчивый. Но глядит на лошауса — светлеет лицо. Порой Заречуст запевает мелодии времён его школярства.

"Пластмассовый мир победил,

Макет оказался сильней.

Последний кораблик остыл.

Последний фонарик устал.

О-о", -

Но потом осекается и снова молча гладит щёткой сильную шею и гладкие пёрышки.

Ладно-ладно, Заречуст знать не знает таких песен. В общем, награди его, читатель, чем-нибудь проникновенным.

Сейчас Заречуст не в плаще, а в чёрной футболке и широких чёрных брюках. Волосы собраны в высокий хвост.

Резкий звук со двора. Прибыл Моречуд. И кто-то ещё: тормозили два лошауса.

Голос Удоры: Наш пастух! Как дела? Кого привёл?

Голос Моречуда: Всё прекрасно. Дело идёт. А это (секундная пауза) женщина со Столицы!

Заречуст представил, как Удора настороженно вглядывается в незнакомку.

Голос: Здравствуйте! Я гостья Моречуда. Пару дней проведу в его пристройке. Вы не возражаете? Работе дома не помешаю никак.

Заречуст, почистив пёрышки Пёрышку, бросает щётку в ведро с водой, ведро ставит у двери и выходит во двор.

Два лошауса у тормозилки спокойно глядят на Заречуста. Трое людей поворачиваются к нему. Каждый смотрит по-своему. Удора безмолвно просит поддержки, Моречуд хочет что-то объяснить, гостья ничуть не удивлена, но очень рада.

Заречуст раскидывает руки в стороны и шагает вперёд: Сестра!

Гостья: Э-э-эй! Бра-ат!

Заречуст и Гостья обнимаются. Моречуд спокоен, Удора в полнейшей растерянности.

Моречуд (Удоре): Она сказала, что знает Заречуста. Однокашники.

Заречуст (Удоре и Моречуду): Вот, познакомьтесь. Окрстёна! Моя, значит, соклассница и коллега.

Окрстёна: В самом деле? Я не пастух.

Моречуд: Но одета как пастух.

Окрстёна улыбается: Я думала, это обычный наряд для Слева.

На ней красный пиджак с двумя рядами чёрных пуговиц на правой стороне и чёрные штаны в обтяжку, заправленные в высокие шнурованные ботинки.

Окрстёна рассматривает Заречуста и спустя некоторое время спрашивает: Уделишь мне пару часов, когда освободишься?

Заречуст: Вообще-то, у меня отпуск с сегодняшнего дня. Сейчас только почищу лошаусов и...

Окрстёна: И?

Заречуст: И могу идти куда угодно. Тут есть обычная корчма.

Окрстёна: Обычная? А я хотела посмотреть на прелестниц.

Заречуст: Так смотри, у нас их целый дом.

Окрстёна: Надолго отпуск?

Заречуст: Семь столичных дней.

Окрстёна: А я уезжаю через два столичных дня. Ну что, веселье!

Заречуст вскидывает руки вверх: Да-а!

С крыльца спускается мадам Вседора. Остановившись на нижней (третьей) ступени и грациозно опершись на перила, мадам ждёт разъяснений.

Окрстёна: Здравствуйте.

Моречуд (поспешно): Это наша гостья со Столицы. Пробудет здесь пару дней.

Окрстёна: Я поживу в пристройке, не волнуйтесь.

Мадам Вседора приподнимает красивые круглые брови: Зачем же в пристройке? Гостья моих замечательных пастухов — гостья всего дома! Идёмте со мной. Я выделю вам гостевую спальню. Вы замужем?

Мадам Вседора дружески подталкивает Окрстёну ко входу. Обе скрываются в доме.

Заречуст шлёт Моречуду тревожный взгляд. Моречуд ловит его и отрицательно качает головой.

Моречуд: Не она.

Заречуст: Точно?

Моречуд (тихо): Мы в корчме поговорим. (Громко): А ты что делал всё это время? Бездельничал и ненавидел женские крики?

Заречуст колеблется. Вздыхает и говорит: Я тоже выполнял поручение мадам. Ездил в одно место. С Янтарой.

Моречуд медленно осознаёт. Бледнеет.

Моречуд: Я...если бы я знал, я...

Заречуст: Забрал бы её себе в инкубаторы? Мадам этого не допустит. Янтара, кажется, пользуется популярностью.

Моречуд: Её тело пользуется популярностью, а не она! Сердцем она верна мне.

Заречуст, скептически усмехнувшись про себя, молчит.

Моречуд прикусывает кончики обеих кос. С ненавистью смотрит на тучу, готовую заслонить Тожар.

Заречуст: Извини. Я не думал, что ты хочешь ребёнка.

Моречуд: Твою справа. Я пойду и возьму её себе прямо сейчас! Она не вправе отказать! И у нас будет столько детей, сколько мы захотим!

"Она" — то Янтара, то мадам Вседора.

Заречуст: Ну... Удачи.

Моречуд: Через час собираемся здесь и едем в корчму с Окрстёной.

Заречуст: Хорошо. Постой, и ты?

Моречуд: Есть дело.

Час и пятнадцать минут спустя

Корчма "Живое зерно". Моречуд, Окрстёна и Заречуст за барной стойкой. Правым боком Заречуст упирается в немытое овальное окно.

У Окрстёны пухлые щёки, вздёрнутый нос, мышиные волосы до плеч и озорные карие глаза. Она и Заречуст пьют тёмное "Вишнёвые сумерки".

В стакане у Моречуда — светлое "Пьянящие волны" — самое крепкое пиво на Слева.

Заречуст: Так как, говоришь, ты здесь оказалась?

Окрстёна: Я туристка. На пару дней сбежала сюда.

Заречуст: А как же...муж?

Окрстёна: Повторяю. Я сбежала. Не навсегда, конечно. Время от времени мне надо развеяться. Знаешь, я была на войне!

Заречуста передёргивает: Я вот на учения летал вчера. Звёзды, это было страшнее всего в моей жизни.

Окрстёна: На учениях и я была. Они хуже войны. Думала, всё, прямо там и полягу.

Заречуст: Мой товарищ погиб.

Окрстёна: Ой. Сочувствую.

Заречуст (глядя в сумеречные воды, похожие на настоящий омут): Да.

Окрстёна (помолчав):На войне гораздо легче. Я командовала кучкой! Сначала до смерти боялась машелапов. Боялась, боялась, а потом раз — и страх превратился в любовь. Я любила их истреблять. Главаразом была. Две недели провоевала, а потом желешёрсты, как всегда, улетели.

Заречуст: М-да. Веселишься, я смотрю.

Окрстёна: Преобретаю жизненный опыт. А у тебя как дела? Всё ещё буянишь на вокзалах? Всё ещё боишься женщин?

Моречуд навостряет уши.

Заречуст: Так, вот не надо. Я боюсь ответственности, а не женщин.

Окрстёна хохочет: Какая может быть ответственность на Слева!

Заречуст (с вызовом): Да, всё ещё боюсь. Давай лучше... Давай выпьем.

Окрстёна: За встречу уже было. За счастье?

Заречуст: За счастье!

Трое стучат бокалами по столу (аналог чоканья) и пьют: Заречуст — большими глотками, Окрстёна — маленькими, Моречуд делает один большой глоток.

Моречуд: Давайте-ка поговорим о деле. Мне отпусков не давали.

Моречуд не выглядит угрюмым. Его красивое лицо просто грустно, губы вытянуты в тонкую ниточку.

Заречуст: Ага. Окрстёна. Ты, значит, на наших прелестниц приехала взглянуть?

Окрстёна: Не совсем. Я хотела познакомиться с той, от которой Моречуд должен был избавить вашу планету.

Заречуст без удивления кивает её словам.

Моречуд: В общем, вдруг ты ещё не догадался, я не выполнил приказ мадам.

Заречуст: Если я правильно помню, она ничего конкретного не приказывала. Просто изложила ситуацию.

Моречуд: Тогда всё прекрасно.

Моречуд делает глоток.

Заречуст: Стоп. Ты ведь говорил, что это (кивает на Окрстёну) не Окрстёна?

Окрстёна: Это не я. Я просто свидетель. И потенциальный участник.

Заречуст: Что? Да что вообще происходит? Вы как познакомились?

Моречуд: Пару часов назад мы встретились в почётной корчме "Хмель". Она сидела за стойкой и, глядя в зеркало, наблюдала за моей целью.

Заречуст: "Хмель"? Это ж в Узорах Винограда.

Моречуд: Ну да. Я разузнал всё буквально молниеносно. Даруя — фигура заметная.

Заречуст: Даруя — это бунтарка?

Окрстёна: Да. Она бывшая прелестница, позже хозяйка почётного дома "Лоза в сладкой гуще". В двадцать четыре года она бесследно исчезла. Домом стала заправлять другая. И тут, через три года, мадам Даруя возвращается. Прежнее имя, прежняя несравненная красота. Но теперь — женщина-огонь, пожирающая на своём пути все предрассудки.

Моречуд: Скоро сам увидишь. Чудеснейшее создание, жаль, что больше не прелестница. Слушай дальше.

Заречуст жуёт колбаску: М-гу.

За окном проходят молчаливые барды в розово-зелёных костюмах, плотно облегающих костлявые тела. За спинами бардов в мешках безжизненно болтаются лютни.

Моречуд: Я решил узнать, кто это следит за Даруей. Подсел к стойке. Мы заговорили. Слово за слово, узнал, где училась Окрстёна, а там и тебя помянул.

Окрстёна: А общие друзья, знаешь ли, сближают. Теперь мы работаем в тандеме. Ты с нами?

Заречуст (осознавая предложенное): Да-а... Я с вами. Что делать надо?

Окрстёна: Помочь нам переправить Дарую на Справа.

Заречуст: Здорово. А она знает об этом?

Кружка Заречуста опустела. Заречуст подзывает хозяина корчмы, тот наливает новую порцию "Вишнёвых сумерек".

Моречуд: Да. Мы поговорили с ней. Подловили, когда она шла в свою комнату. Заречуст: Угрожали?

Окрстёна: Отнюдь. Я, как истинный оратор, силой одного лишь слова объяснила ей, что, поскольку её ищут головорезы минимум пяти почётных домов и двух почётнейших, лучше ей пока повременить с бунтарством.

Моречуд: А я держал у её виска "Моряка" — для страховки.

Окрстёна: Она оказалась дамочкой из сообразительных. Смекнула, что мы ей друзья.

Моречуд: И мы условились, что отправим её на Справа. Завтра. На санешаре Окрстёны.

Заречуст: Да... Стоп. У тебя есть санешар?

Окрстёна, улыбаясь, смотрит на Заречуста.

Заречуст: А, да. Твой...муж.

Окрстёна: Между прочим, на санешар я заработала сама. Я пишу пьесы для столичного театра "Осень из корицы". А на досуге сочиняю любовные песни для тех, кто хочет быть оригинален.

Заречуст: Да? А я вот пастух. Степи, воля, простор, э-эх! Тебе и не снилось на этой твоей прокуренной Столице!

Окрстёна с чувством собственного превосходства ухмыляется Заречусту в лицо. Тот, закурив трубку, дымит и не отводит взгляд.

Моречуд: Мои почтенные, вы отвлекаетесь.

Окрстёна: Думаю, мы обсудили всё, что нужно. (Заречусту): Хочешь познакомиться с Даруей?

Заречуст: Рано или поздно придётся.

Окрстёна: Лучше рано. Она в моей комнате. Почётная корчма "Хмель".

Заречуст: Зачем это тебе почётная корчма?

Окрстёна: Мне нравится название. И Даруе тоже, что очень поспособствовало удачным поискам.

Моречуд: Ну что? За успех!

Окрстёна: За приключения!

Трое стучат кружками по столу в последний раз, затем достают из кошельков серебретки (у Заречуста и Моречуда кошельки одинаковые, ярко-зелёные; у Окрстёны — тёмно-зелёный), бросают их на стойку и красиво, но слегка пошатываясь, уходят.

Снаружи корчмы стоят Звезда и Пёрышко.

Окрстёна: Вы в таком состоянии поедете?

Моречуд: И ты тоже, а что?

Окрстёна: Я думала, пастухам запрещено пьяными летать. Ещё травмируют лошаусов.

Заречуст: Пастухам в принципе запрещено вредить лошаусам, не важно, в каком состоянии.

Окрстёна: Ну и хорошо. Встретимся у "Хмеля". Я быстрее вас буду. У меня черепард. Вот попросила прислать его с кем-нибудь.

Окрстёна подходит к невысокому черепарду с умной мордой. В руках человека, приведшего черепарда, звякают серебретки. Довольный посыльный уходит в корчму.

Окрстёна улыбается в сумерках, чувствуя завистливые взгляды Моречуда и Заречуста.

Трое людей, два лошауса и черепард выходят на одну из четырёх дорог, где под обвитой лампами впередилкой различима надпись "К Узорам Винограда".

Окрстёна садится на удобный зелёный панцирь черепарда, Моречуд и Заречуст седлают лошаусов.

Моречуд, Заречуст и Окрстёна: Ш-ша! Раз, два, три. Лёт!

Черепард исчезает первым, за ним — лошаусы.

Две минуты спустя

"Хмель". Перед Заречустом — дверь в комнату Окрстёны. Комната — это чердак целиком.

Тук-тук-кто-там.

Небольшое помещение с длинным полосатым ковром на полу, круглое окошко, низкий потолок (здесь начинается крыша), тумбочка из обычного слевского светлого дуба и двуспальная кровать — на её полосатом покрывале сидит женщина. Увидев посетителей, она встаёт.

Вся она колышется, словно свеча от ветра. Неуловимые складки узкого в пол платья бегут по ткани, что лиловым ручьём обнимает белоснежную кожу.

Заречусту хочется выдохнуть от восхищения, а Моречуд и не пытается скрыть своего восторга. Тёмные красивые глаза его так и сияют.

Окрстёна (просто): Даруя, господа. А это Заречуст.

Моречуд: Великая честь для меня увидеть хотя бы кончик ногтя мизинца вашей правой ноги, обладательница несравненного тела!..

Даруя морщится: Давайте без словесных ручьёв.

Окрстёна: Да вы садитесь на кровать.

Даруя, Моречуд и Заречуст располагаются на кровати. Окрстёна садится перед ними на пол. Троим гостям Окрстёны неловко оказаться вот так рядом с неизвестно кем. Окрстёна разглядывает их, улыбаясь.

Окрстёна: Давайте обсудим план? У нас с Уперламонной есть штришки.

Даруя: Уперламонна я на Справа. Живу у перламутровой колонны. А здесь я Даруя с Лозового тупика.

Окрстёна: Да, прошу прощения. Так вот. Во-первых, мы хотим сбежать на Справа, переодев Дарую мужчиной. То есть это во-вторых. А во-первых, мы хотим сжечь "Лозу в сладкой гуще".

Заречуст, задремавший было, открывает глаза. Смотрит на Окрстёну.

Окрстёна: Я ведь говорила: Даруя — женщина-огонь.

Заречуст: Я думал, мы просто поможем ей потихоньку исчезнуть.

Даруя: Нам нужна яркая вспышка. Пусть обо мне помнят. Пусть прелестницы задумаются, чего ради я сделала это. И когда я вернусь в следующий раз, количество моих единомышленниц возрастёт как минимум вдвое.

Моречуд: Позвольте спросить, прекраснейшая: а чего, собственно, ради?

Даруя злобно смотрит на него ярчайшими синими глазами. Потом рубит хрипловатым низким голосом: Чтобы такие, как ты, не считали прелестниц за растения для удовольствия. Прелестницы тонко чувствуют и много мечтают, у них есть цели, стремления и протест, запрятанный глубоко в сердце.

Заречуст: Буду справедлив. Не у всех. Сегодня я разговаривал с женщиной, цель которой, по её же словам, — доставлять наслаждение мужчинам.

Моречуд свирепо глядит на Заречуста.

Моречуд: Та женщина хотела стать матерью, а хозяйка её дома ей не позволила!

Заречуст: Да, но когда-нибудь она станет матерью. И всё, на этом её протест угаснет.

Даруя: Я стремлюсь к тому, чтобы помочь прелестницам осознать их индивидуальность.

Заречуст (неожиданно громко и то ли агрессивно, то ли патетично): Если уж на то пошло, давайте бороться с положением мужчин-прельстителей на Справа! Они тоже живут в почётных домах и тоже отдают другому полу своё прекрасное тело.

Окрстёна: Это ведь разные вещи! Прельстители приходят в дома добровольно, в сознательном возрасте. Они сами выбрали такую жизнь. Кто разочаровался в профессии или доме, могут без труда покинуть его. Хотя, насколько я осведомлена, не было случая, чтобы кто-то из прельстителей разочаровался.

Даруя: Вот именно. А прелестниц учат прельщать, простите за повтор, с малых лет. На них давят окружение и традиции.

Окрстёна: Заречуст, ты ведь всё это знаешь! Чего ты взъелся?

Заречуст: Я нажрался и хочу спорить. И кричать. И петь. Эх, губную гармошку бы мне!

Окрстёна: Обсудим план и пойдём петь. Даруя, а почему бы тебе не оставить послание, где ты изложишь свои мысли по вопросу прелестниц?

Даруя несколько секунд обдумывает предложение, скрестив руки на груди. Моречуд осторожно косится на Дарую. Заречуст снова начинает дремать, покачиваясь из стороны в сторону и роняя голову на грудь.

Даруя: А неплохая идея. За ночь я составлю послание. Утром отдам тебе, Моречуд. И пока я в мужском плаще буду лететь на Справа, ты перепишешь его, олин экземпляр оставишь себе, а другой отдашь прелестнице, что заслуживает доверия. В случае, если она согласится с моими идеалами, велишь ей переписать послание и отдать копию другой. Так развернётся цепь единомыслия. (После паузы). А если прелестница не поддержит нас, делай с ней что хочешь, вплоть до того, что должен был сделать со мной этим утром.

Моречуд (помедлив): Будет сделано...моя повелительница.

Даруя: Далее. На Справа я вернусь в санешаре Окрстёны, верно? (Окрстёна кивает). Мне понадобится сопровождение — до вокзала. Вы двое запугали меня чуть не армией злобных мужчин и хозяек домов, жаждущих моей крови. Я вам верю. Не исключено, что по пути мы встретим какой-нибудь кордон. Я буду одета пастухом. Второй пастух — Заречуст, Окрстёна — хозяйка дома.

Заречуст: С этим нужно осторожнее. У нас абсолютно все дома имеют дурную или недурную славу и хозяйки домов — персоны известные.

Окрстёна: Тогда я буду гостьей со Справа, что пригласила к себе пастухов!

Даруя: Вот это хорошо. Пожалуй, всё. Не люблю детальных планов.

Заречуст: Как я вас понимаю.

Окрстёна встаёт.

Окрстёна: Ну, тогда тихой ночи тебе, Даруя. И вдохновения. Твой манифест взорвёт это затхлое общество!

Заречуст: А напомни: почему ты ночуешь у нас, если у тебя есть комната?

Окрстёна: Меня пригласил Моречуд. И я хочу больше впечатлений! Этого недостаточно?

Заречуст: Достаточно. До свидания, Даруя.

Моречуд: До скорой встречи, прекраснейшая.

Даруя: Увидимся.

Дверь в комнату закрывается. Трое спускаются по скрипучей узкой лестнице.

Ночь

"Кортик и тортик". Сад. Горит окно в кабинете мадам Вседоры. Заречуст стоит у яблони и смотрит на окно.

В темноте слышны шаги. Еле видимая в слабом свете, Окрстёна прислоняется к дальней яблоне и набивает трубку, не замечая Заречуста. Заречуст поворачивается к Окрстёне.

Заречуст: Не спится?

Окрстёна подходит к нему.

Окрстёна: Отвыкла от стольких впечатлений. Тебе тоже?

Заречуст: Жду кое-каких новостей от друга.

Окрстёна кивает в знак того, что подробнее расспрашивать не будет.

Заречуст: Сегодня я отвёз к доктору его...возлюбленную.

Окрстёна: А он хотел сына?

Заречуст: Она хотела.

Окрстёна усмехается.

Окрстёна: Кругом одни борцы с порядками.

Заречуст: Да нет, она не борец. Обыкновенная прелестница, которая не подумав пошла на поводу своих желаний.

Окрстёна (подумав): Ну да, не борец. Мы все не подумав идём на поводу желаний. Ничего исключительного. (Быстро): Чувствуешь себя виноватым?

Заречуст: Я выполнял приказ, но...

В окне мелькнула женская тень.

Окрстёна: Мечется.

Заречуст: Плохой знак.

Окрстёна: Он надеется взять её инкубатором?

Заречуст: Да.

Молчат. Заречуст не выдерживает.

Заречуст: Она из лучших, насколько я могу судить. Вряд ли отпустят сейчас.

Окрстёна: Не ищи оправданий. Ты не виноват, я считаю. Послушай лучше мою миниатюру о вселенском одиночестве.

Заречуст: Пессимизм, что ли. Я веселиться люблю. Но давай.

Демиург и игра

Демиург играет в слова.

— А.

В пространстве возникает А.

— Алый.

А становится алой.

— Алый аллигатор.

В пространстве возникает аллигатор.

Как мы узнали, что это аллигатор? Почему мы решили, что он алый? Что значит алый? Что такое аллигатор?

Демиург играет словами.

— Белоснежное болото.

Появляется болото. На нашем языке это воздух.

Так появился воздух.

— Воронка волнуется.

В болото врезалась воронка. На нашем языке это вода.

— Грибная гниль.

По воронке, окружённой болотом, поплыла разлагающаяся масса.

— Дестабилизированная домовина.

— Безгрешный бриллиант.

Так появились суша, небо и день.

— Снова б? — удивляется Демиург. — Да я сбился-сбилась! Енот ерошится!

Так появилась смена дня и ночи.

— Что же ночь? Что же ночь?— шепчет Демиург. — Что такое ночь? Животное жмурится? Жаркое жарится?

Так появились ночь и Тожар.

Демиург заскучал-заскучала. Паря среди эфиров, он-она понял-поняла, что созданное им-ей ни так ни сяк.

А всё почему?

— Потому что в слова надо играть вдвоём.

Другая-другой Демиург, где-то в пространстве, думает о том же.

— Я сотворила-сотворил одиноких последышей-рабов себя. Но как с ними быть?

Демиурги не ощущают друг друга. Последнее, что они создали, — язык. И у каждой субстанции появились свои слова, непонятные Демиургам.

Всеобъемлющий Вавилон.

Возвращаемся в ночной сад мадам Вседоры

Заречуст слушает, приподняв брови и покачивая головой. Когда Окрстёна смолкает, Заречуст кивает несколько раз, уголки губ его опущены. "Не так уж плохо" — означает эта его мимика.

Молчат. Заречуст достаёт трубку.

Заречуст (с трубкой в зубах): Как там Заполяна? Ввысокбашн?

Окрстёна: Ввысокбашн — директор Перламутровой библиотеки. Заполяна сейчас в инкубационном периоде. А до этого была актрисой в "Осени из корицы". Там, где и я работаю.

Заречуст: Всё развиваетесь, значит.

Окрстёна: А ты разве не о такой жизни мечтал, как сейчас?

Заречуст (выдохнув дым): Когда-то — да. Прекрасная, вольная... И далее по списку.

Окрстёна: На Столице, если честно, так себе. Комфорт — это да. В домах тепло круглый год. Женщины занимаются, чем хотят, если не в инкубации. Много театров, кабаре, баров. Ну и что с того? Каждый день одно и то же. Я живу, когда работаю, потому что в это время не думаю, как жить. А в остальное время — ни надежд, ни вдохновения, ни желаний.

Сверху что-то грохочет. Через несколько минут свет в кабинете мадам Вседоры гаснет.

Окрстёна тушит трубку.

Окрстёна: Ладно, пойду спать. Удачи.

Заречуст: М-гу.

Две минуты спустя

Приоткрывается дверь, шорох листьев винограда на крыльце. Высокая тёмная фигура приближается к Заречусту.

Заречуст: Ну как?

Тёмный Моречуд молчит.

Заречуст молчит.

Тёмный Моречуд: Говорила, что всё понимает. Отдаст мне её тогда, когда дом получит наи. Да, естессно. А потом скажет: "Наипочётнейший дом — ничто без обворожительнейшей прелестницы".

Заречуст: Будешь ждать?

Тёмный Моречуд: Нет. Заберу её раньше, чем получим наи. Решено.

Заречуст: Если нужна помощь, я готов. Только найди мне потом новую хорошую работу.

Тёмный Моречуд не настроен шутить: Хорошо. И спасибо. Иду спать.

Заречуст остаётся один. Смотрит в небо. Усмехается сам себе (резкие морщины проступают у губ), тушит трубку и исчезает во тьме или, как сам любит говорить, воспаряет отсюда.

Сопровождение Даруи

1. "Хмель". Даруя (в фиолетовой шинели; длинные рыжие волосы спрятал высокий воротник, лицо на три четверти скрыла шляпа), Окрстёна, Моречуд (без шляпы и шинели, в белой рубашке и широких чёрных брюках, заправленных в лёгкие сапожки) и Заречуст несколько мгновений стоят и молчат, затем Даруя протягивает Моречуду руку со свитком, перевязанным лиловой лентой. Моречуд берёт свиток и кивает. Окрстёна, Даруя и Заречуст садятся в запряжённый двумя черепардами санешар — такой, о котором мечтает Заречуст: закрытый, чёрный, блестящий на Тожаре.

2. Моречуд и Янтара в светло-голубых покоях Янтары. Лёжа на широкой кровати и обнявшись, вместе читают послание Даруи (кстати, нельзя его назвать коротким).

3. Интерьер санешара. Две лавочки друг напротив друга, два окна. Даруя склонила голову — вместо лица — шляпа; Окрстёна и Заречуст глядят в окно, хоть всё, что они способны увидеть на такой скорости, — полоски зелени и земли. Окрстёна не скрывает улыбки, даже почти смеётся.

4. Рынок Затравки. Моречуд разговаривает с пухленькой невысокой шатенкой. Шатенка смеётся и кокетничает. Когда они расходятся, Моречуд незаметно передаёт ей свиток, перевязанный лиловой лентой.

5. Цепь солдат посреди степи, рядом с ними — тормозилка. Черепарды останавливаются. Из санешара выходят три фигуры. Высокий худой главараз кланяется им и протягивает руку. Окрстёна подаёт ему красную книжечку, способную уместиться в ладонь. Пока главараз читает книжечку, Окрстёна что-то говорит ему и пренебрежительно машет рукой в сторону Заречуста и Даруи: пастухи, мол. Заречуст и Даруя смирно стоят, сцепив ладони за спиной и глядя в траву. Главараз возвращает книжку Окрстёне и задаёт какой-то вопрос. Окрстёна щурится, что-то вспоминая, сначала кивает, потом отрицательно мотает головой и пожимает плечами. Видно, как губы её произносят что-то вроде: "Даруя? Нет".

Главараз снова кланяется.

6. Покои прелестницы. На жёлтой кровати сидят три девушки плечом к плечу. Читают свиток, лиловая лента лежит рядом на кремовом одеяле. Иногда одобрительно кивают.

7. Узоры Топей. Широкая пещера со стеклянными дверьми. Над дверьми надпись "Возкал. Слева. Добро пожаловать, доброго пути, мы вам рады, мы вам были рады". Слышен смех Окрстёны: она хохочет над опечаткой.

Действие под цифрами 1-7 происходит под:

"Верхом на звезде

Над лесом, рекой.

Потерян навсегда

Покой.

Верхом на звезде.

Mi torno diabolo esta.

Билет в один конец.

Весна.

Верхом на звезде

Несусь навстречу ветрам.

И создал этот мир

Я сам!"

Музыка стихает

* * *

Вокзал. В пещере прорублена стеклянная галерея — зал ожидания. Стеклянные двери — вход в промежуточный зал, где стоят в очереди черепарды, лошаусы, санешары, кареты и колесницы. У стены слева — палатка с вывеской "Прокатные ЛОШАУСЫ". У стены справа — презентабельного вида шатёр с вывеской "ЧЕРЕПАРДЫ. Только НА ВРЕМЯ путешествия". Затемнённые двери промежуточного зала ведут в длинную прозрачную трубу из неизвестного материала, исчезнувшего вместе с Прежними. Раз в пять минут одна транспортная единица входит в трубу. Первое, что видит лошаус или черепард, ступив на так называемую звёздную дорожку, — большая, прикреплённая к верху трубы впередилка. А дальше — много шагов бега-полёта с видом на космос. Бывалые путешественники привыкли, у остальных дух захватывает. (В скобках заметим, что в санешаре пересекать космос безопаснее; с пользователями карет и колесниц то и дело происходят несчастные случаи. В своё время Заречуст прибыл на Слева в старенькой жёлтой колеснице, которая развалилась сразу после того, как прокатный лошаус затормозил).

Заречуст, Окрстёна и Даруя в промежуточном зале. Окрстёна держит под уздцы своего черепарда. Даруя, скрестив руки на груди, хмурит брови. Заречуст переминается с ноги на ногу. Очередь небольшая: перед ними штук десять транспортных единиц.

Даруя: Удобно, что поток прибывающих и убывающих никак не контролируется.

Окрстёна: В администрации презиратора когда-то пытались протащить закон о контроле переездов, но это всё быстренько свернули. Слишком много волокиты с бумагами и досмотрами. И в два раза больше траты времени. Единственная проверка только на Этой: конролируют тех, кому запрещёно туда... В общем, ты знаешь.

Заречуст (с вызовом): Знаю.

Даруя: Как бы то ни было, нам это на руку. Я вернусь через пол столичных месяца или около того. С одной стороны, тревога поутихнет, а с другой — назреет новое движение.

Заречуст: Почему нельзя оставить их в покое? Навязывают, навязывают идеалы.

Даруя: Уверена, я ничего не навязываю. Многие разделяют мои взгляды. И немногие тоже, просто не осознают этого.

Заречуст: А-а. Ну...ладно.

Окрстёна: Мы пойдём? Или подождать?

Даруя: Подождите, если можете. Боюсь, одинокий пастух здесь ярким пятном. Да и чувствую себя неважно, честно говоря.

Окрстёна: Нет проблем, подождём.

Даруя: Передайте Моречуду безграничную благодарность за камуфляж. Одежду верну с курьером.

Заречуст: Ага.

Даруя: И вам также бездонное спасибо.

Сорок семь минут спустя

Узоры Топей. Вокзал. Заречуст и Окрстёна стоят у стеклянных дверей с приветственной вывеской.

Окрстёна: М-да. Это мы, конечно, не продумали.

Заречуст: Возьмём прокатных?

Окрстёна: Нельзя. Их выдают только на звёздную дорожку.

Заречуст: Это они зря.

Окрстёна: Далеко ближайшая корчма?

Заречуст: Я здесь нечасто бываю. По-моему, на лошаусе меньше полуминуты.

Окрстёна: Не опасно идти пешком? Топи?..

Заречуст: Не-е. В опасных местах стоят тормозилки и карты с объездным путём.

Окрстёна: Ладно, тогда идём. (Смеётся). Вот мы идиоты, да?

Заречуст: Зато помогли хорошему человеку. Просто человеку.

Мы взлетаем и плавно поднимаемся, глядя, как по пустынной бурой земле, среди низеньких толстых плато, идут две маленькие фигурки: фиолетовая и красная.

Вдруг крупным планом лицо Окрстёны.

Окрстёна: Слушай, я подумала тут. А давай махнём на северо-запад?

Заречуст молчит.

Окрстёна: Холод, лёд, ветер! Океан снежной пустыни и вечный мрак! М-м?

Заречуст молчит, но по его лицу видно, что он вот-вот скажет "да".

"О жизнь, ты прекрасна!

О жизнь, ты прекрасна

Вполне.

Бываешь немного опасна.

Оу-е.

Возьми моё сердце (возьми моё сердце!),

Храни, вспоминай

Обо мне (в два голоса).

Поверь мне, что всё не напрасно.

Верхом на Звезде".

2017.

Северо-запад. Округ Узоров Инея.

Холод, лёд, ветер. Океан снежной пустыни и вечный мрак.

Почему Окрстёну потянуло сюда?

Во-первых, экзотика. Погода на Столице — позднее лето-ранняя осень. На Справа — позднее лето-золотая осень. Слева славится жаркими солнечными деньками, но порой омрачают их бурные ливни (такие, как во время учений Заречуста). И только затерянные Узоры Инея даруют троетянам настоящий холод. Ещё здесь добывают драгоценные металлы — блестяшки и черняшки. Последние после обработки превращаются в серебретки. Блестяшки в основном экспортируются на Справа и Эту и там служат безделушкой для роскоши.

Во-вторых, особые почётные дома. Вернее — почётные баньки. Любой окоченевший путник находит блаженство в одной-единственной комнатушке, большую часть которой занимает ванна с горячей водой. В ванне, как правило, нежится прелестница, заждавшаяся гостей. Редкий странник заходит сюда, только чтобы согреться и принять ванну. Но, если кто-то не желает воспользоваться прекрасным телом или вообще клиентов не наблюдается, прелестница уходит в свою маленькую уютную светлицу, где вечно трещит огонь.

На всю территорию Узоров Инея (около 700 наших километров) приходится 415 почётных банек "Горячая булочка". Хозяева сети — семья Заледуста с Искристого проспекта. Кроме прелестниц, на Заледуста и его кровных родственников работают 415 посыльных. Каждый день прелестницы получают продукты питания, хорошие дрова, пять брусков мыла и пять мочалок. Раз в месяц — новые наряды, украшения и ароматические масла.

Между Узорами Инея и Узорами Песка катит неторопливые воды Изумрудное море. Прежние проложили в нём тоннель почти перед самым прибытием первых троетян. Путешествия от континента до ледяного острова почти настолько же приятны, как и полёт среди звёзд.

На вокзале Узоров Инея Заречуст и Окрстёна купили тёплые шубы. Окрстёна — в шубе из чёрной куницы, что водится здесь. Заречуст в светло-коричневой бобровой.

Они отправились в Узоры Инея после того, как вернулись черепард Неон и чёрный санешар. Но здесь на прогулку взяли закрытые сани и привыкшего к холоду и льдам лошауса именем Гигант. С головы до лап он был весь белый.

Минут пятнадцать они ехали в санях, потом остановились и вышли поглядеть на необъятную пустыню.

Окрстёна (глядя в небо): Потрясающе!

Заречуст (улыбаясь): Есть такое.

Окрстёна: Это край мира!

Заречуст: Не новое сравнение. Ты знаешь строки "Снега нависли над космосом. Скоро осыпятся"?

Окрстёна: Да, я общаюсь с их автором. Он ни разу в Узорах Инея не был. Но так хотелось ему верить! Ау-у-у-у!

Твердеет крик в морозном воздухе и летит к звёздам.

Окрстёна: Всё свежее, чистое! И однотонное, и безрадостное! Вот правда, идеальное место для того, кто впал в отчаяние и не хочет снова быть счастливым.

Заречуст: Я ездил сюда дважды, когда тосковал особенно сильно.

Окрстёна: Из-за чего?

Заречуст: В столицу хочется. В цивилизацию. К образованным людям.

Окрстёна: Сноб! Я тоже. Мы зайдём в почётную баньку?

Заречуст: Рекомендуется посещать их по одному, вообще-то.

Окрстёна: Но мы же не будем пользоваться телом прелестницы. Да?

Заречуст: Да.

Окрстёна заскакивает в сани.

Окрстёна: Тогда поехали!

Десять минут спустя

Почётная банька "Горячая булочка-18". У тормозилки Гигант.

Из саней выпрыгивает Окрстёна, подбегает к деревянной двери, бодро стучит два раза.

К слову, жуткий холод в представлении троетян — это минус пятнадцать по Цельсию. Так что ты, читатель, выжил бы.

Вслед за Окрстёной выбирается Заречуст. Ему, кажется, жарко в шубе: лицо красное, из-под шапки — прилипшие ко лбу волосы.

Окрстёна придерживает дверь. Тепло почётной баньки катится наружу.

Недовольный голос прелестницы: Не держите дверь! Будьте добры!

Окрстёна: Быстрее!

Заречуст: Да иду!

В конце концов оба проскальзывают внутрь.

Вешают шубы на крючки у двери. Два больших безыскусных подсвечника у ванны освещают жёлтое деревянное помещение. Ни веника, ни шайки, ни других банных принадлежностей нет: сюда ходят не попариться, а приятно согреться.

В жёлтой ванне, занимающей большую часть комнаты, сидит прелестница. Со своего места она может подбрасывать дрова в печку. А вот чтобы подлить горяченького, придётся ей встать.

Прелестнице восемнадцать или около того. Над водой сияют чистота и белизна её плечей и шеи. Соломенного цвета волосы слегка намочены. На приоткрытых губах соблазнительные капельки.

Прелестница изумлённо смотрит на них. Белёсые брови ползут и ползут вверх.

Окрстёна: Здравствуйте и не волнуйтесь! Я туристка с Этой. Зашла посмотреть, как у вас всё устроено.

Прелестница (неуверенно): Простите, я...обслуживала и женщин тоже...с других планет, но... Втроём — не моя область, вы лучше обратитесь к...

Заречуст: Вы не поняли. Мы правда туристы. Мы только посмотрим, и всё.

Прелестница: У вас косы — это ведь пастухи такие носят?

Окрстёна: Ну да, он пастух. Сопровождает меня. Всё хорошо, дорогая. Мы немножко осмотримся и поедем дальше.

Прелестница: Я могу порадовать пастуха.

Заречуст: Э-э, нет-нет-нет. Нет.

Окрстёна (Заречусту, тихо): Не паникуй.

Прелестница: Тогда я оденусь?

Встаёт. Заречуст воздевает очи горе. Окрстёна одобрительно улыбается.

Окрстёна: Рада, что мы поняли друг друга.

Прелестница проходит мимо Окрстёны и Заречуста к двери справа от входа.

Окрстёна: Мы подождём здесь.

Голос прелестницы: Как угодно.

Окрстёна садится на лавочку под крючками. Заречуст выдыхает и тоже садится.

Окрстёна потягивается: Тёпленько, приятно!

Заречуст: Да.

Окрстёна: Ты чего такой нервный? Первый день на Слева, что ли?

Заречуст: Я раньше думал, что Слева — планета храбрых и безрассудных мужиков. А они устроили тут культ баб.

Окрстёна смеётся. Входит прелестница, одетая в полупрозрачное коралловое платье до колен.

Прелестница: Так вам удобнее?

Заречуст: Так удобнее, в первую очередь, вам.

Прелестница садится на краешек ванны.

Окрстёна: Как вас зовут, совершенное создание?

Прелестница: Сверкая.

Окрстёна: Замечательно. Хорошо вам тут живётся, прекрасная Сверкая?

Сверкая рассказывает, запинаясь: О да. Тут...тепло. И кормят хорошо. Мужчины часто...заглядывают.

Окрстёна: И вам не скучно?

Сверкая: Нет, отчего же? Я или готовлю себя, или одариваю своим телом.

Окрстёна: В общем, жизнь вас устраивает, да? А когда, простите, вы придёте в негодность, что будете делать?

Сверкая не выглядит обиженной: Я надеюсь, что меня в жёны возьмут. А если нет — пойду прислугой.

Окрстёна: А если ни то, ни другое, вас ведь убивают, верно?

В разговор вмешивается Заречуст: Исключительно по желанию прелестницы.

Окрстёна: Но прелестница, оказавшаяся без тела и без дела, и так не жилец, нет?

Сквозь слой косметики Сверкаи проступает румянец.

Заречуст: Да. Но мало ли что бывает.

Окрстёна: Я вас не расстроила? Вам рано об этом думать, вы свежи и желанны. Такую красавицу обязательно возьмут инкубатором.

Сверкая хлопает ресницами. На лице её проступает робкая улыбка.

Окрстёна: Ну, я узнала, что хотела. Пойдём?

Заречуст старается скрыть облегчение: Да, идём. (Сверкае): Спасибо за гостеприимство, а нам пора воспарить в ночь.

Окрстёна: Сколько стоит время с вами? Шесть серебреток или больше?

Сверкая: Я же не...

Окрстёна: Повторяю: я плачу не за ваше тело, а за минуты, что мы украли у вас и другого мужчины. У вас на двери горит синяя кнопка, когда есть посетитель, да?

Заречуст и Сверкая: Да.

Окрстёна: Так чего вы ломаетесь? Сколько?

Сверкая (потупившись и едва слышно): У нас чуть дороже. Семь серебреток.

Окрстёна расплачивается. У входа она вдруг говорит: А и правда, хорошо вам здесь живётся! Прелестница продаёт желанное тело. Автор же продаёт грязную душу. Это ещё повезёт, если душа в наличии. Могут подсунуть и наспех склёпанный из идей и инстинктов суррогат. В общем, удачи вам и благополучия, прекрасная Сверкая!

Привет, это снова я. Всё-всё, не мешаю.

Заречуст и Окрстёна возвращаются в холод, и ночь, и метель.

Заречуст: Что, довольна?

Окрстёна широко улыбается: Да! Здесь особая атмосфера. Не зря съездила!

Заречуст: Возвращаемся?

Окрстёна: Да. Проводишь меня завтра?

Заречуст: Ага.

Окрстёна, улыбаясь, открывает дверь саней. Задумчивый Заречуст открывает дверь с другой стороны.

Они скрываются в белом и чёрном под начало песни.

"Уууу-уууу-уууууу-у"...

Пятнадцать часов спустя

Вокзал. Промежуточный зал. Окрстёна, Заречуст и Моречуд. На обоих пастухах шинели.

Окрстёна и Заречуст пожимают друг другу руки.

"Ни новый Тожар днём,

Ни эта Луна ночью

Не остановят нас,

Не остановят нас".

Окрстёна: Ну, спасибо за отличный отпуск. Пиши, если нужна помощь.

Заречуст: Ага.

Окрстёна: И жду тебя на Этой. Всего год остался.

Заречуст вздыхает: Да.

Окрстёна (Моречуду): Спасибо, Моречуд! Удачи тебе и твоей прелестнице!

Моречуд: Благодарю! Приезжай ещё!

Окрстёна (Заречусту): Всё, я следующая. Пора. Счастья, здоровья. Всех благ.

Заречуст: Ага, и тебе.

Окрстёна: До свидания, брат.

Заречуст: До свидания, сестра.

Они разжимают руки.

Моречуд и Заречуст отходят подальше. Смотрят, как хлопает дверца санешара, разъезжается вход в вокзал и умница черепард исчезает в космосе.

"Сестра-а,

Дык ёлы-палы!

Здравствуй, сестра.

Нам не так уж долго

Осталось жить здесь вместе.

Здравствуй, сестра".

Моречуд поворачивается к Заречусту, чтобы показать ехидную гримаску.

Моречуд: А ты не такой уж женоненавистник.

Заречуст молча усмехается без улыбки.

"И когда мы приходим,

Мы смотрим на небо.

Мы смотрим на небо.

Мы смотрим в него так долго.

И может быть, это картина,

Иллюзия и картина.

Но может быть, это правда.

Скорее всего, это правда".

Интермедия

Следующие пять дней Заречуст пропадал в обычных тавернах и кабаках, пил со случайными знакомыми и пел случайным знакомым. Однажды в его губах оказалась грязная гармошка, так он ещё и играл.

Очень кстати мадам Вседора дала ему отпуск. Потому что я не имею ни малейшего понятия, чем он займётся до первого землетрясения.

Первое землетрясение?

Ведь не просто так Прежние покинули эту планету. Литосферные плиты Слева шевелятся, сближаются, когда-нибудь наползут одна на одну — жизни на Слева конец. Эта и Справа пострадают. А мы с тобой убежим раньше светопреставления, и авторский мир застынет на краю пропасти.

Прежние не заботились о спасении братьев меньших. Около ста племён паразитировали на трёх планетах в период, когда братья старшие покинули родину. Было это несколько тысяч лет назад. Вообрази, какова мощь цивилизации Прежних, если пооды их труда до сих пор не нуждаются в починке.

Население Прежних делится на две части. Одна исполняет предназначение всего живого, то есть производит потомство. А другая чудотворит: охраняет первую от всяких тревог, в том числе от природных катаклизмов.

Прежние, которые до двадцати трёх лет не участвуют в акте размножения, сохраняют энергию для чудотворчества. Восстанавливать без помощи инструментов поломанные предметы, вызывать дождь, поражать врага, не прикасаясь к нему, — всякие такие штуки умеют. После двадцати трёх распутничают и заводят семьи. Раз прорвавшись на волю, энергия чудотворчества возвращается, исторгается, и далее по кругу.

Редко ты встретишь тех, у кого энергия высвобождается в двадцать два и даже раньше. И ещё реже — тех, кто исторгает энергию независимо от того, участвовал(а) она/он в любовных актах или нет.

Все три типа способных излучать энергию и управлять ей носят имя чудесников.

Когда несколько чудесников собираются вместе, остальные Прежние не боятся ни наводнений, ни ураганов, ни землетрясений. Прежние предпочли перебраться на более удобную планету: чудесники тоже хотят комфорта и спокойствия.

Покидая тожарскую систему, Прежние оставили троетянам правила жизни, называемые теперь "Послания Прежних". Лейтмотивом в них вьётся утверждение, что мужчины должны безо всяких препятствий получать доступ к женскому телу, а для женщин нет занятия радостней, чем одаривать мужчин красотой, жаром и мягкостью своей плоти.

Зачем они это сделали? Прежние были богаты и спокойны, не развязывали войн с себе подобными. Власть, которую они получили, когда построили будущее для низших существ, наполнила их рты веществом солёным, с привкусом железа. Они, до сих пор лишь созидавшие, погрузились в тёмную сладость уничтожения.

Через несколько эпох они вернутся, чтобы вкусить кислоту земли в агонии, взглянуть на разрушенные города троетян и на разбитые свои тоннели. Вернутся постичь горький экстаз разрушения, напиться крови, что из пресноватого привкуса станет ощутимым сочным деликатесом.

Природа им чуть помогла. Основное они сделали сами.

Возвращение к истории

Пока Заречуст пил пиво и играл в азартные игры вроде тузолевы или краснушки-чернушки, мадам Вседору посетили нежданные и незваные гости.

Когда Заречуст явился ко двору "Кортика и тортика", мадам лично встретила у крыльца лохматого пастуха, бледного и ещё не совсем трезвого.

Заречуст взглянул на ярко-синее платье почётнейшей мадам и начал кое о чём догадываться. Как главе почётнейшего дома, ей разрешалось носить одежду насыщенных цветов — как у мужчин. Но пользовалась мадам этой привилегией лишь тогда, когда хотела подчеркнуть свою независимость.

Мадам Вседора (приподнимая платье, чтобы не запачкаться): Рада тебя видеть. Есть дело. Приехали мой муж и брат. Забери их на ярмарку и развлеки так, чтобы им не захотелось возвращаться в мой почётнейший дом.

Заречуст (не сразу соображая): Л-ладно. Какие условия?

Мадам Вседора (вглядываясь в фиолетовые синяки под глазами Заречуста): Хорошие. Дело важное. Тянет на санешар, быть может.

Заречуст: По рукам. Когда выезжать?

Мадам Вседора: После обеда. Поспишь пару часов.

Мадам Вседора, приподняв платье, уходит в дом и думает: ценить женоненавистника с красивым голосом стоит за то, что тот редко задаёт вопросы.

Заречуст отводит Звезду в лошаусню и возвращается домой — в домик пастухов.

Моречуд чистит обувь.

Моречуд: О, накутился? Чего так быстро?

Заречуст: Сейчас поем, посплю и поеду снова кутить. С родственниками начальницы.

Моречуд как-то сникает. Щётка застывает в руке, голенище сапога тоскливо кланяется деревянному полу.

Моречуд: А. Неудивительно.

Заречуст: Что стряслось?

Моречуд: Они заявились два дня назад. Хотят закрыть "Кортик и тортик".

Заречуст: Кто "они"?

Моречуд: Влиллее и Слетравузор.

Заречуст мгновение думает: Это... Это муж и брат?

Моречуд: Да. Влиллее хочет второго ребёнка. А Слетравузор за компанию припёрся.

Заречуст: Можно и в инкубации быть хорошей хозяйкой.

Моречуд: Твою слева, не мели ерунды. Влиллее хочет забрать нашу мадам на Столицу. Я так понял, ему надоело, что жена неизвестно где. А она в статусе прелестницы. Ничего не может поделать.

Заречуст: М-м. М-м-м-да. Печально. Ну, будет у нас новая почётнейшая хозяйка. Может, Янтара?

Моречуд ещё больше взрывается. Пальцы сжимаёт щётку так, что она вот-вот треснет.

Моречуд: Ты слушаешь, что тебе говорят? За-кро-ют дом. Влиллее так хочет. Чтобы у жены не было искушения вернуться.

Заречуст: Хм. Жестоко.

Растягивается на своей койке.

Заречуст: Так это я, что ли, герой, который устроит спасительный кутёж?

Моречуд ополаскивает руки под краном. Раковина тут же в комнате.

Моречуд: Видимо, да. Глупый план. Но мадам ничего пока поделать не может. А выиграет время — обратится за поддержкой к шерифу и другим своим клиентам.

Заречуст: А что вы с ней делали эти два дня?

Моречуд: А ничего. Они приехали, как всегда, внезапно. Развлекались с прелестницами. Только вчера вечером объявили о своих намерениях.

Заречуст потягивается, закидывают руки за голову.

Заречуст: Ничего, разберёмся.Сейчас ярмарка в Убурнреке. Состязания в стрельбе, все дела.

Моречуд хмыкает.

Моречуд: Да уж, стрельба. Гляди, как бы вас всех там не повязали и не отправили в армию.

Заречуст: Что?

Моречуд, расплетая косу, сам себе: Дезертиров толпы, а стрелков на ярмарках ещё больше. Любишь стрелять — постреляй на пользу планетам.

Заречуст: Погоди. У нас дезертируют?

Моречуд: Ну да. Массово. Армейцы ловят охотников и таких вот балаганных стрелков.

Заречуст: Хм. То-то в корчмах не протолкнуться было. Твою слева, да все эти дни я бухал, чтобы забыть учения!

Моречуд: А давай я вместо тебя поеду?

Заречуст удивлённо поворачивается к нему.

Заречуст: Умереть захотелось?

Моречуд отводит глаза.

Моречуд: Да не в этом дело.

Заречуст: А в чём? Я-то учения прошёл, меня не могут...

Моречуд (рассматривая прядь своих чёрных волос): Не придуривайся. Сейчас берут всех, кого могут.

Заречуст: Ну, меня не жалко. Ты-то не едешь, потому что у тебя есть... Личные дела.

Моречуд вздыхает: В личных делах, как ты говоришь, всё и дело.

Заречуст (неуверенно): Вы поссорились?

Моречуд: Слушай, я скотина. (Смотрит в глаза Заречусту). Но я не могу быть отцом.

Заречуст: Но ты же хотел?..

Моречуд: Понимаешь... Вот ты представь. Если я возьму её себе, она всегда будет моей.

Заречуст: Логично.

Моречуд: Законы чести не позволяют отпустить девушку после инкубации. А во время инкубации не принято наслаждаться другими. Понимаешь? Всю жизнь будет она, всегда она! Я так не смогу. Это ответственность, это вечная связь...

Заречуст: А она сейчас в периоде инкубации?

Моречуд: Я не знаю. Я не знаю. Вполне может быть. Я не могу её видеть. Заречуст! Лучше исчезнуть сейчас, чем оставить её нежеланной с успевшим родиться ребёнком.

Заречуст: Хочешь оставить работу?

Моречуд (взвешивая слова): Я хочу позорно бежать. Мадам не простит мои метания. Я исчезну внезапно и навсегда.

Заречуст: С ярмарки?

Моречуд: С ярмарки. Позволь мне поехать вместо тебя, прошу.

Заречуст раздумывает. Моречуд не сводит с него огненных сливовых глаз.

Заречуст: А поехали вместе. Я развлекаю одного, ты — другого.

Моречуд расслабленно выдыхает.

Моречуд: Спасибо тебе, дружище! Друг с большой буквы!

Заречуст (улыбнувшись): Ага.

Пока Заречуст лежит, закрыв глаза и закинув руки за голову, Моречуд доплетает косу, надевает свою праздничную шляпу — белую, по виду словно бумажный кораблик — и со словами: "Сообщу мадам" — выходит.

Заречуст бормочет: "Угу", не открывая глаз.

Три с половиной часа спустя

Лиловеет небо. Двор "Кортика и тортика". Два лошауса и два черепарда.

Заречуст и Моречуд ждут, когда из дома покажутся Слетравузор и Влиллее.

К Моречуду жмётся Янтара. На ней бледно-оранжевое платье с крупными белыми ромашками. Волосы заплетены в небрежный колосок.

Янтара (тихо, чтобы слышал только Моречуд): Останься, молю тебя, свет мой. Вдруг смерть пойдёт с тобой тропой одной?

Моречуд: На ярмарках никто не умирает, радость.

Янтара (зарываясь лицом в плечико шинели Моречуда): Но вдруг заберут тебя? А во мне, быть может, дитя!

Моречуд бледнеет: Я не дам забрать себя, милая. Пообещай, что не станешь кручиниться.

Янтара со слезами на глазах: Как я могу обещать, коль мы расстаёмся опять?

С крыльца спускаются Влиллее — муж мадам Вседоры и Слетравузор — брат мадам Вседоры. Оба подтянутые, коротко стриженные. В одинаковых костюмах: плотно облегающие чёрные брюки и красные доломаны с чёрными шнурами. На ногах блестящие сапоги (сами чёрные, носы красные, каблучки задорно цокают). Влиллее усат, а Слетравузор щетинист — только так их различишь.

Влиллее: Ну, и где же тот, кто откроет нам путь в край забав?

Заречуст (скромно): Добрый вечер.

Моречуд (поспешно, отталкивая Янтару): Добрый вечер.

Влиллее привычным жестом касается щегольски закрученных усов: Куда отправимся?

С крыльца спускается мадам Вседора, не переменившая пышное платье.

Мадам Вседора: На ежестоличнодекадную ярмарку в Убурнрек — центр Узоров Песка. Завтра там соревнования в стрельбе. Моречуд, покажешь всем невиданное мастерство? "Моряк", небось, заржавел.

Янтара тихонько охает.

Моречуд: Привезу Золотую Мишень.

Слетравузор: А сегодня куда? В корчму?

Заречуст: Да. Познакомимся с участниками. В столичную полночь фейерверк будет, возможно.

Слетравузор подходит к своему слегка полноватому черепарду, чешет того за ушком. Черепард урчит.

Слетравузор: Ты, сестрёнка, собирайся пока. Поговори с губернатором и шерифом. Разбросай прелестниц по другим почётным домам.

Влиллее: Да. Не горюй, моя обворожительная. Скоро будешь вынашивать нового наследника для владельца суконной фабрики.

Мадам Вседора (несколько резко): А со старым что?

Влиллее: Чем больше помощников, тем лучше. Так я считаю. Но не будем о делах.

Мадам Вседора освещает мир чарующей улыбкой: Конечно. Развлекайтесь, мои кровные.

Через минуту мадам Вседора и тихонько всхлипывающая Янтара слышат резкий звук и закрываются руками от ветра.

Быстро всё стихает.

Мадам Вседора (жёстко): Вот и долюбились. Больше его не увидишь.

Спустя много кружек, кубков, стаканов, песен и криков

Наступило утро.

Корчма "Изумруд в дюнах". За длинными деревянными столами храпят стрелки.

Заречуст поднимает голову, сонно трясёт ею.

Бодрый Голос Над Заречустом: Эй, готов к подвигам?

Заречуст фокусирует взгляд на собеседнике. Моречуд.

Моречуд обладал алмазной силой воли и не участвовал в общей пирушке, а поднялся наверх и отлично выспался. Лицо его свежо, как у младенца, задорно блестят сливовые глаза — так бы и съел!, — на левое плечо падает пронзительно-чёрная коса. Краше его не сыскать мужчин в корчме. Да, может быть, и на ярмарке.

Шинель Моречуда вычищена и выглажена (вчера не забыл попросить об этом прислугу). Правая рука решительно сжимает "Моряка".

Если Моречуд завидует бархатистому голосу Заречуста, то Заречуст завидует острому глазу и природой дарованной ловкости Моречуда.

Заречуст: Слушай, я, наверное, не пойду никуда. Так хреново.

Моречуд: Ну уж нет.

Кладёт "Моряка" на стол, обеими руками хватает Заречуста за ворот шинели и тянет вверх. Заречуст подчиняется, шатаясь, встаёт.

Моречуд: Прекрасно. Разбуди остальных.

По обе стороны Заречуста, уронив лицо на руки, сопят Влиллее и Слетравузор.

Двадцать минут спустя

В тесном переулке, мощённом камнем, четвёрка смешивается с толпой. Идёт туда же, куда все: на площадь Удальцов. Сейчас она с трёх сторон огорожена деревянными стенками — не попадёт шальная пуля в двухэтажные домики. Стенки прикрыты полотнищами разноцветными: красными, жёлтыми и синими. Пять мишеней стоят у бакалейной лавки; на другом конце площади, у жилого дома, переминаются с ноги на ногу участники. Их человек пятнадцать. Половина в фиолетовых плащах — пастухи. Пара-тройка в зелёных — телохранители важных персон. И двое в красных — из охраны губернатора.

Наши герои этого ещё не видят. Они идут гуськом, впечатываемые толпой в побелённые стены, да ещё пытаются разговаривать.

Заречуст, оборачиваясь к Моречуду и врезаясь то в столб, то в дом: Значит, будешь участвовать?

Моречуд в спину или, если повезёт, в лицо Заречусту: Да! Добуду кубок!

Заречуст подумал, что Моречуд хочет уйти красиво.

Влиллее в спину Моречуду: Мы будем болеть за тебя громче всех!

Моречуд, оборачиваясь и врезаясь в Заречуста: Спа...Спасибо!

Выходят на площадь. Моречуд — к группе участников, что-то спрашивает; те указывают на очень высокого человека в ярко-зелёной мантии и такого же цвета широкополой шляпе, стоящего чуть поодаль от толпы в тени палатки с лимонадом. Моречуд идёт к нему — записываться в участники.

Заречуст, Влиллее и Слетравузор топчутся в рядах зрителей. Места не очень удачные, но, если стать на цыпочки, что-то, может, и проглянется.

Моречуд (Слетравузору): Твою справа, я ещё не отошёл. Земля под ногами дрожит.

Слетравузор фыркает: Немудрено! Мы вчера бочку на троих выпили. И это только пива. У меня тоже дрожит. Ещё воздух перед глазами мутно плавает.

Трубят пронзительные рожки (играют два музыканта в ярко-синих пиджаках и голубых лосинах; музыканты стоят по обе стороны от мишеней).

Центральную мишень перекрывает фигура Высокого Человека. Он скрещивает руки на груди и невозмутимо выдерживает паузу.

Высокий Человек говорит спокойно, как бы не думая о том, слышат его или нет. Голос Высокого Человека, однако, звонок и хорошо поставлен.

Высокий Человек: Рад. Рад: есть зрители. Рад: есть участники. Рад: есть мишени. Рад: есть оружие. Рад: есть соревнование. Рад: есть ярмарка. Рад: есть селение Убурнрек.

Опасения Заречуста по поводу излишней долготы речи не оправдались. Заречуст выдохнул.

И накатил приступ тошноты.

Высокий Человек: Я. Я начальник охраны губернатора селения Убурнрек. Я руководитель убурнречных ярмарочных стрельбовых соревнований. Я расскажу вам правила. Правила. Правила таковы: всем участникам выданы пистолеты марки "Речной камыш". Правила таковы: все пистолеты марки "Речной камыш" заряжены пятью пулями. Правила таковы: пять участников выступают на пять шагов вперёд и делают пять выстрелов каждый в свою мишень. Правила таковы: я, будучи единственным судьёй, определяю наиболее метких. Правила таковы: двое наименее метких выбывают, остальные проходят в следующий тур. Правила таковы: когда все кучки, прошу прощения, пятёрки выступят, участники будут состязаться по трое. Правила таковы: один наиболее меткий из тройки проходит в следующий тур. Правила таковы: в последнем туре участники выступают поодиночке, стреляя в каждую из пяти мишеней. Правила таковы: после этого тура я определяю победителя. Правила таковы: победитель получит статуэтку Золотой Мишени и уважение со стороны всех слевских мужчин. Таковы правила. Таковой я. Так я рад.

Высокий Человек кланяется и уходит в тень лимонадовой палатки. Редкие аплодисменты.

Заречуст лениво бьёт ладонью ладонь, пытаясь отвлечься от ассоциаций: мишень-пятёрка-стрельба-оговорка Высокого Человека-

Звучит рог.

Голос Высокого Человека справа от мишеней: Первые. Начинайте, первые.

Участники переглядываются: жеребьёвки не было. Высокий Человек, скрестив руки на груди, наблюдает за смятёнными стрелками.

Три пастуха и два представителя охраны губернатора выходят вперёд. В числе пастухов Моречуд. Он бледен, гордо глядит вперёд. Заречуст видит: пальцы Моречуда цепко сжимают оружие. В последний ли раз он это видит?

Участники делают вразнобой пять шагов и вразнобой же стреляют.

Высокий Человек оставляет в претендентах на победу двух охранников и Моречуда. Моречуд стрелял похуже охранников — всего три пули в яблочко. Но Заречуст знал, что первая неудача только распалит Моречудов азарт.

Следующая пятёрка — четверо пастухов и один телохранитель. Они успели выстрелить раза по три, когда зрители вдруг подались назад, а музыканты испуганно оглянулись. На одну мишень легла рука человека в плаще цвета запылённой травы. Заречуст на мгновение прикрыл глаза.

Шёпот Слетравузора над левым ухом: Валим, валим!

Тихий голос Влиллее над правым ухом, щекотка на затылке: Пойдём.

Их шестеро: кучка и главараз. На глазах всех тёмныеь прямоугольные очки. Блестят серебряные пульки на плаще главараза. Ещё он выделяется пышными волосами, собранными в высокий хвост.

Главараз: Будьте добры, не двигайтесь с места.

Кучка: Не двигайтесь с места.

Заречуст жалеет, что его до сих пор не отпустило: земля качается не хуже волн морских.

Высокий Человек подходит к главаразу: Мои. Мои соревнования. Мои участники. Мои зрители.

Главараз: Сожалею, что прервали вас. Вот нижайшая просьба презиратора народу. Учения необходимо пройти всем участникам всех ярмарочных соревнований по стрельбе, а также всем зрителям мужского пола. Прежнее прохождение учений аннулируется.

Кучка: Аннулируется.

Высокий Человек смотрит на главараза, а не на маленький картонный предмет, напоминающий открытку (это просьба Презиратора).

Высокий Человек: Оружие. Оружие вы ведь не хотите применять?

Главараз: Не хотим. Но не наша воля.

Кучка: Не наша воля.

Шестеро синхронно приподнимают плащи, демонстрируя автоматы марки "Сеятель" — цвета пышных колосьев.

Сразу за Высоким Человеком стоит первая пятёрка учащихся.

Высокий Человек покорно склоняет голову и, сложив руки на груди, отступает в тень.

Пять на шесть.

Главараз выразительно обводит взглядом "Речные камыши" всех участников.

Главараз: Будьте добры, сложите оружие.

Кучка: Сложите оружие.

Участники совсем не вразнобой кладут пистолеты к своим ногам.

Пять на шесть. Ноль на шесть.

Ноль?

Заречуст давно завидовал ловкости приятеля. Сейчас восхитился.

Красивым и очень быстрым движением правой руки Моречуд выхватывает своего собственного "Моряка".

Пять на пять.

Другие не так проворны.

Три на четыре.

Один Из Кучки (что есть мочи): Подмога-а-а!

Другие участники тоже вооружились. Заречуст делает несколько шагов вперёд. Смешивается со стрелками.

Слышен топот многих, многих ног. Моречуд стреляет по живым мишеням.

Три на ноль.

Патронов нет. "Моряк" бесполезен.

Ноль закрывает тьма. Тьма плащей цвета запылённой травы. Никто из стрелков не успел прихватить пулемёт.

Вторая пятёрка стреляет. За ними — другие участники.

Заречуст видит блеск металла у живота Моречуда. И согнувшегося перед ним солдата. Не зря они всё время носили символы свего почётнейшего дома.

Заречуст стреляет в голову светловолосому веснушчатому противнику. Разве не этому их учили?

Заречуст стреляет в потный тёмный затылок. Разве не этому их учили?

Мимо Заречуста свистят три пули — одна за другой. Заречуст наклоняется и успевает попасть в чьё-то костлявое колено. Разве не так их учили?

"О Прежних справа, его, наверное, убили", — думает Заречуст, прижавшись к лжеколонне одного из жилых домов.

Видит Моречуда, выглядывающего из-за прилавка. Лицо искривлено — ранили.

Влиллее и Слетравузор, как и другие зеваки, давят друг друга в переулке, время от времени высовывают нос на площадь и тут же забиваются назад, опасаясь словить пулю. Два музыканта давно выбежали на проспект, откуда пришли военные, и (вероятно) благополучно скрылись.

Заречуст ловит момент, когда облако потасовки сгустилось в центре площади, и пересекает пространство от лжеколонны к прилавку. По дороге Заречуст стреляет в щёку солдату с причёской-ёжиком. Так их учили!

Моречуд ранен в левое плечо. Заречуст забрасывает правую моречудову руку себе за шею. Осторожно поднимаются. Тут лязгает о стену пуля, и оба приседают.

И вот в качестве финального торжественного форте земля уходит от Заречуста.

"Отлично, прямо сейчас и не хватало", — думает Заречуст.

Моречуд: Ты...ты...чувствуешь?

Так значит, Заречуст был прав. Оружие, люди, пустые стаканчики, бочка с пивом угрожающе вибрировали. Ядро драки в недоумении застыло.

Кто-то Из Толпы: Землетрясение!

Все как по команде прячут оружие и после секунды раздумий военные бросаются туда, откуда пришли, — в сторону проспекта, а стрелки — в узкую улочку. Быстрым шагом за ними следует Высокий Человек.

Моречуд встаёт.

Заречуст: Ты куда?

Моречуд быстро подбегает к Золотой Мишени, стоящей на постаменте возле правого сбежавшего музыканта, хватает её здоровой рукой и бежит в переулок. Заречуст из-за прилавка подбегает к Моречуду.

Заречуст: Ну ты даёшь.

Моречуд: На. Передай. Ей.

Заречуст безо всяких мыслей берёт Золотую Мишень.

Улочка пуста: толпа бежала.

Заречуст подхватывает Моречуда. Бредут по земле. Она болеет лихорадкой, думает Заречуст. Бедная. Как бы не умереть сейчас.

Привет, страх, вот и ты. Сбиваешь с ног. Хочется догнать толпу и нестись вместе с ней куда глаза глядят.

Цветочный горшок падает прямо перед носом Заречуста. Заречуст с громким вздохом отшатывается. Моречуд тихонько стонет.

Заречуст: Переживём это всё — я отведу тебя в больницу.

Моречуд: Спасибо. Постараюсь не быть обузой.

Они проходят мимо полутёмной арки, их окликают. На свет выползают Слетравузор и Влиллее.

Слетравузор: Надо спрятаться! Спрятаться!

Встряска. Заречуста и Моречуда припечатывает к стене. Их бомбардируют горшки с цветами. Влиллее шлёпается на землю. Слетравузор налетел было на скамейку у стены, но устоял.

Всиряска, встряска. Встряска. Всех качает из стороны в сторону, как на пьяном корабле. В какой-то момент Заречусту кажется, что он сходит с ума. Моречуд стонет, правой рукой сжав левую за локоть. Влиллее и Слетравузор, стиснув зубы, стойко переносят побои земли.

Заречуст почувствовал опасность. Увидел скорость. Осознал: на них несётся глиняная ваза таких размеров, что в ней можно жить. Курс точно на Влиллее. Заречуст инстинктивно выставил вперёд руку и махнул ею, будто крикнул вазе: "Брысь отсюда!" Ощутил что-то чёрное в груди. Чёрное толкнулось и вышло, потащив Заречуста вперёд. Непроизвольно тот же взмах. Ваза, летящая в них, теперь летела от них.

Примечание. События предыдущего абзаца произошли так быстро, что не могут быть описаны в каком-либо времени, кроме прошедшего.

Возвращаемся в нормальный режим.

Заречуст понимает: это просто случайность. Но готов поверить, что он сам управляет предметами.

Дрожь под ногами тише.

Наверное, выжили.

Заречуст: Моречуд! Ты видел, как я?

Смеётся от облегчения. Думает, что бы ещё в шутку отбросить. Не глядя, машет рукой на мелкие камушки, до этого спокойно лежавшие на земле. Не видит, что камешки подскакивают и бьются о стену.

Вещи закончились. Только стены и люди рядом.

Ощущая чрезмерное довольство собой, выбрасывает руку в сторону Слетравузора.

Слетравузор отлетает на несколько шагов назад.

Заречуст перестаёт самодовольно улыбаться. Перестаёт улыбаться.

Опешивший и невредимый Слетравузор поднимается на ноги, машинально отряхивает пыль с брюк и доломана.

Поражённый Влиллее: Вроде бы, стихло.

К Заречусту подходит Опешивший Слетравузор. Чуть сутулится.

Опешивший Слетравузор: Дружище, мы женоненавистником тебя только для смеху звали...ты поймёшь ли?

Ошарашенный Заречуст, Пытающийся Скрыть Свою Ошарашенность Бравадой: Ребята, я не в обиде. Да и не был.

Оглушённый Моречуд (вполголоса после затянувшейся на пару столичных минут паузы): Поедем?

Троица бредёт по пыльному замусоренному безлюдному переулку к стойлам.

Молчаливые титры.

1.Пострадавших много — больше от перестрелки, чем от землетрясения.

2.Моречуд остался в Убурнрекской больнице. Заречуст и Моречуд попрощались наспех, уверенные, что скоро свидятся.

3.Трое вернулись в “Кортик и тортик”.

Вели черепардов и Звезду под уздцы: не спешили домой. Влиллее и Слетравузор держались поближе друг к другу и подальше от Заречуста.

Под полной луной они шли по полям всю ночь. Не хотелось ни спать, ни есть, ни пить, ни петь, ни говорить, ни думать.

Заречуст слегка кивал в такт шагам Звезды.

Они не остановились позавтракать. К почётнейшему дому добрались за час до полудня.

Час до полудня

Двор "Кортика и тортика". Мадам Вседора не высматривает их на крыльце, но встречающая Удора шепчет Заречусту: Извелась вся. Ждёт тебя в кабинете.

Заречуст (Влиллее и Слетравузору): Вам отдохнуть надо.

Влиллее молча кивает.

Слетравузор: Увидимся.

Оба входят в дом. Заречуст, выкурив трубку, идёт за ними.

Три минуты спустя

Кабинет мадам Вседоры. Мадам стоит у окна, скрестив на груди руки. Весёлый Тожар освещает её тёмные волосы и очень бледное лицо. На ней пронзительно-фиолетовое (ярче, чем пастушья шинель) платье до колен — знак званых почётных гостей.

Мадам Вседора: Никто не пострадал?

Заречуст отрицательно качает головой. Протягивает мадам Золотую Мишень.

Мадам Вседора: Отдашь Янтаре.

Заречуст: Соревнования не вышло. Он украл Мишень.

Мадам Вседора: Неважно. Что ещё?

Заречуст: О землетрясении, полагаю, говорить нет нужды.

Мадам Вседора: Всё?

"И так расскажут ведь", — думает Заречуст.

Заречуст: У меня вроде как дар открылся.

Мадам Вседора присаживается на диван, закрытый бархатной синей тканью, и закидывает ногу за ногу.

Мадам Вседора: Какой дар?

Заречуст: Сам не знаю. Могу предметы двигать, не касаясь их.

Мадам Вседора закуривает трубку. Заречуст рассказывает о столкновении с военными, о землетрясении, о вазе и Влиллее.

Мадам Вседора: Вот это хорошо. Он тебе должен теперь. Заикнётся о благодарности — скажешь, чтобы дом не закрывал.

Заречуст: Понял.

Ни о чём личном он просить не собирался.

Мадам Вседора (поколебавшись): Спасибо, что не таился. Быть может, я могу подсказать направление твоего нового пути.

Заречуст с интересом смотрит на начальницу.

Мадам Вседора, как мы все знаем, глупышкой не была. Когда Заречуст только поступил к ней, она подсылала к нему и молоденьких, и постарше, и стройненьких, и пышек, и тёмненьких, и светлых. Все возвращались, не сумев отдать свою любовь. Мадам Вседора решила, что от нелюдимого женоненавистника проблем не слишком уж много, чтобы пытаться его изменить, и оставила его в покое.

Соблазнить Заречуста она хотела не только для того, чтобы он влился в общество нормальных мужчин. Главная причина была вот в чём.

Мадам Вседора (вспомнив вышеописанное и вернувшись к реальности): Знаешь первое правило прелестниц?

Заречуст: Дарить себя любому с радостью. Что-нибудь такое.

Мадам Вседора: Нет. Нам с рождения вбивают в голову присказку: если вы встретили мужчину, сделайте так, чтобы он воспользовался вашей прелестью. Иначе исчезнете из поля зрения мужчин. Будете им не нужны. А существуете вы именно для того, чтобы быть нужными мужчинам. Это объяснение для простушек. На самом деле, не волнуя мужчину, мы теряем над ним контроль. Это объяснение для хозяек почётных домов. Мне в глубине души было интересно, что же случится, если мы потеряем контроль. И вот теперь, возможно, я поняла.

Заречуст:...А я ничего не понял.

Мадам Вседора: У меня есть один знакомый на Этой. Бывший глава Справской Академии наук. Пару столичных лет назад был ректором Столичного практического университета. Что с ним сейчас, не знаю. Он химик, но ещё увлекается необычными проявлениями человеческих сил. Ты с ним поговоришь.

Заречуст: Погодите, погодите, погодите. Он на Этой.

Мадам Вседора (зная, куда Заречуст клонит): Да.

Заречуст: А мне туда ещё год нельзя.

Мадам Вседора: Да.

Заречуст: Значит... У вас есть план?

Мадам Вседора: Да.

Мадам Вседора смеётся. Ей нравится дразнить Заречуста.

Мадам Вседора: Я обещала тебе красивый блестящий санешар, да?

Заречуст: И чёрный.

Мадам Вседора: Что ты скажешь, если он будет меньше других таких же?

Заречуст (подумав): Скажу: "И на том спасибо".

Мадам Вседора: А знаешь, почему он будет меньше других таких же?

Заречуст пожимает плечами. Его до дрожи раздражают эти игривые вопросы. И вдруг в голову наверняка правильная идея.

Заречуст: Что, двойное дно?

Мадам Вседора довольно улыбается, не сводя с Заречуста сияющих глаз: Именно так.

Трое суток спустя

Благодаря связям мадам за это время сконструировали и доставили к "Кортику и тортику" чёрный блестящий санешар (с секретом).

Мадам Вседора ловко увиливала от разговоров о переезде на менее землетрясную и более развитую планету. И убедила мужа и брата в том, что им до смерти необходимо тайком провезти на Эту чудного пастуха.

Янтара проливала слёзы по Моречуду. Золотую Мишень она поставила на полочку над кроватью, рядом с освежающей водой и портретом погибшего Уручнрука.

Заречуст съездил к Моречуду в больницу и узнал, что Моречуд пробыл на лечении несколько часов и вместе с Пёрышком скрылся в неизвестном направлении.

И вот Заречуст забирается в узкую щель санешара и смотрит, как накрывают его крышкой гроба — деревянной доской. Сквозь щель ему видны до блеска начищенные сапоги кого-то из загостившейся родни мадам Вседоры.

Новый санешар воняет краской. У Заречуста кружится голова. Весь путь до Этой он проводит в полубессознательном сне.

К концу путешествия изнемогает от нескольких естественных потребностей — тут забытье на руку.

Неопределённое время спустя

В очередной раз встряхивает Заречуста. Он слышит над собой два знакомых и два незнакомых голоса.

Знакомый голос-один (Влиллее): Наиблагоприятнейшего дня, любимые стражетые.

Знакомый голос-два (Слетравузор): Всех благ, любимые.

Два незнакомых почти механических голоса: Благ всех, прибывшие любимые.

Знакомый голос-один: Не угодна ли грамота с печатью, любимые стражетые?

Незнакомый механический голос-два: Прибывшие любимые, с печатью грамота угодна.

Заречуст слышит шорох и сопение — знакомое или незнакомое, непонятно.

Знакомый голос-два: Всё как надо, любимые стражетые?

Незнакомый механический голос-два: Прибывшие любимые, как надо всё.

Незнакомый механический голос-один: Прибывшие любимые, внутри санешар маленький такой у вас почему?

Знакомый голос-два: Потому у нас такой маленький санешар внутри, что... что...

Знакомый голос-один: Что не следовало заказывать у слевских мастеров. Руки у них вывернуты наизнанку да местами перепутаны. Вот едем исправлять. Любимые стражетые.

Заречуст дёргается от стука в закрывающую его доску. Стучат раз, потом ещё два быстрых, ну и третий, для уверенности.

Незнакомый механический голос-один: Прибывшие любимые, починки удачной вам желаем! Доброго дня!

Знакомые голоса: Доброго дня, любимые стражетые!

Зачем стучали? Какие выводы сделали? Кто ж знает.

Заречуста слегка подбрасывает: они снова в движении. Сначала — тишина. Потом становятся различимы приглушённые знакомые голоса.

Не слишком много времени спустя

Крышку открывают. Заречуст садится, потягивается и вдыхает полной грудью.

Влиллее: Мы в трёх столичных минутах от Аллеи Вершины. Здесь безлюдно. Выходи.

Заречуст с трудом выбирается из своего гробика. Ходит взад-вперёд, разминая тело.

Не так хотел он ворваться на Эту! Чтобы фанфары, аплодисменты и всеобщая радость. Или на худой конец перестрелка со стражетыми. Даже этого не случилось.

Слетравузор (грызя кончик трубки): Повезло.

Влиллее: Поумнели они, что ли. Стукари.

Слетравузор: У Прежних спроси. Может, из-за дезертиров приказали поумнеть.

Влиллее Заречусту: Закончишь дела — сообщи. Вернёмся вместе.

Заречуст вспоминает наставления мадам Вседоры: "Не смей привозить их обратно. А то не видать тебе санешара. И вместо пятнадцати серебреток получишь семь".

Заречуст: Ага. Ну до встречи.

Заречуст замечает, что они в тупичке с размалёванными бетонными стенами (весёлые стены — несомненный признак Этой). И Тожар будто бы больше.

Всё внимание — огромному желтку на белом небе. Чуть присмотришься — в желтке видна фигура уходящего в закат Заречуста. Желток чернеет, а вокруг Заречуста вырастает город. Высокие дома, яркие вывески, широкие улицы, санешары, украшенные разноцветными гирляндами, откормленные черепарды и гордые лошаусы.

"Он войдёт, никого не спросив.

Ты полюбишь его не сразу.

С первого взгляда он некрасив.

Со второго — безобразен.

Только речи его горячи.

Только прочь сомнения, прочь!

Самый звонкий крик — тишина,

Самый яркий свет — ночь.

Он озяб, его гонит луна.

Он во власти неведомых сил.

И теперь всего будет сполна.

Будь что будет, спаси-пронеси.

Ты не знаешь, как сходят с ума:

Как вода разольётся — точь-в-точь.

Самый звонкий крик — тишина,

Самый яркий свет — ночь".

Шорох. Шорох сотен птичьих лап. Ох и шумно здесь — по сравнению со Слева-то.

Заречуст открывает глаза и смотрит на деревянный потолок и простую прямоугольную люстру. Что он делает здесь?

Не надо было пить. Он взял с собой десять серебреток, а осталось?

Заречуст ворочается на узкой, но мягкой кровати. И понимает: он спал в шинели. Прекрасно.

В карманах нашарил пять. На завтрак хватит.

Поискать в адресном бюро, сказала вчерашняя официантка. Человек по имени Свершеи, сказала мадам Вседора. Ближайшее адресное бюро через три квартала отсюда; лучше возьми лошауса, сказал вчерашний собутыльник.

Стоп, это был не случайный собутыльник. Соклассник? Ага! Врыжедом. Один из немногих мужчин в той женской республике. Он ещё здесь? Он что-то говорил вчера... Он женился. Да,на ком-то из Школы, вроде бы помладше. Дома сидит, пьёт свой любимый чай с мятой и лаймом. И капелькой рома.

Заречуст вздыхает. Друзья исчезают, как сухие листья в час бури.

Кстати о листьях. По дороге сюда, в бар "Лёгкий шёпот полуночного ветра в безлюдном городке", он видел здание внущающих уважение размеров. На фасаде вырезаны узорчатые листья: тёмно-красные — вино, светло-коричневые — шоколадный ликёр и бледно-бледно-жёлтые — мартини.

Заречуст: Кроме как с алкоголем, и сравнить не с чем. Пропащий.

Так вот, здание с листьями, видимо, Окрстёнин театр. И он туда возьмёт да и заявится!.. Через год.

Заречуст вздыхает (опять) и смотрит в окно, сверху на город (кровать вплотную к окну; шторы, естественно, не задёрнул). Отвык от высоких зданий. Даже голова чуток закружилась. Заречуст трясёт ею, непутёвой, отбрасывает весёлое лоскутное одеяло и встаёт.

Полчаса спустя

Широкая улица, которую сторожат пятиэтажные великаны. Заречуст в широкой шляпе и шинели пастуха. В шинели он прибыл, а шляпу, видимо, купил у кого-то вчера. То ли чтоб привычней было, то ли чтоб лицо прятать — мало ли.

А косу не заплёл. Всегда нравилось, как развеваются длинные чёрные волосы. Вороновы крылья.

Заречуст улыбается. По-дурацки звучит: волосы — крылья. Пропащий.

Он идёт по улице Вечнозелёных Дерев. Дорога для экипажей с двух сторон обсажена можжевельниками. Они мешают пешеходам и пассажирам разглядывать друг друга (что Заречусту только на руку; хотя, говоря откровенно, он больше играет в нарушителя, чем опасается задержания).

Родители Свершеи жили на Аллее Вершины, о чём и говорило его имя. Оказалось, он поменял дом, но не улицу. Если б Заречуст знал это, мог бы отправиться сюда прямо из переулка, где санешар с секретиком сделал последнюю остановку.

Аллея Вершины, дом четыре, этаж два.

Заречуст (напевает под нос): Четыре-два, четыре-два, Вершина, Свершеи. Свершеи на Аллее, четыре, четыре...

Он побывал на бульваре Рюшечек, прогулялся мимо стеклянного дворца презиратора (шторы цвета морской волны круглый год опущены и поднимаются только на день Отбытия Прежних), поглазел на перевёрнутую пирамиду Тройской Библиотеки "Питательнее науки не сыщешь штуки" и проел последние деньги на площади Хлеба-и-Голубей. Купил там пирожок с мясом. Быть может, из голубей.

Четыре, четыре, Свершеи на Аллее, два-два-два-два, четыре на Аллее.

Аллея Вершины засеяна двумя рядами трёхэтажных домиков. По левую сторону

— чётные, по правую — нечётные. Всего-то и делов, что подойти ко второму домику, позвонить на второй этаж и сказать: "Здравствуйте, я от мадам Вседоры".

Пришёптывающий Голос Из Репродуктора: Да.

Заречуст: З-здравствуйте, яомаавседоы.

В ответ ничего. Заречуст топчется на крыльце, разглядывая маленький сад — меньше, чем у "Кортика и тортика".

Две минуты спустя

Свершеи на пороге. Худой. Лицо вытянутое, строгое, сухое, нос крючком. Волосы ёршиком — непривычно-то как! Одет в длинный домашний халат (бордово-жёлтая полоска). Подпоясан.

Заречуст: Здравствуйте.

Протягивает свиток — письмо мадам Вседоры.

Свершеи принимает письмо, не сводя с Заречуста серьёзных чёрных глаз.

Свершеи: Я просил знакомых присылать ко мне людей только в одном случае.

Голос такой же суровый, как и весь Свершеи.

Заречуст пожимает плечами: Видимо, я — один случай.

Свершеи: Идём со мной.

Коридорчик прошли, поднялись по добротно обтёсанной отлакированной лестнице. Просочились в полуоткрытую дверь.

Заречуст разглядывает комнату Свершеи. Она ему до ужаса нравится.

Никакой мебели, кроме встроенного в стену шкафа и столика, на котором валяются — иногда стоят — пустые чайные чашки. Спит хозяин на полу, на толстенном желтовато-красновато-коричневом ковре. Возле столика громоздятся три подушки и цветастое одеяло.

Свершеи: Садись. Прямо на пол, да. Можешь подушку взять.

Заречуст устраивается на ковре, скрещивает ноги — маленький буддист.

Свершеи упал напротив Заречуста. Вскрыл конверт, метнул его на столик, приведя в горизонтальное положение ещё одну чашку.

Пробегает глазами письмо, отправляет его вслед конверту и, не моргая, изучает Заречуста.

Свершеи (хриплым низким голосом): Землетрясение.

Замолкает, ожидая Заречустова слова.

Заречуст: Было землетрясение, да. И во время него у меня открылся дар.

Свершеи: Юноша, не мужчина.

Заречуст: Да.

Свершеи: Сколько лет.

Заречуст: Двадцать два.

Молчат. Свершеи думает, упершись взглядом в стол. Заречуст рассматривает стены. Они заляпаны (или разрисованы, не поймёшь) разноцветной краской, вроде той, которая на улицах Этой глаз радует.

Свершеи: Почему отказываешься от женщин. Любишь мужчин.

Заречуст: Нет. Я просто н-не понимаю женщин и-и стесняюсь своей внешности. М-да.

С последними словами. Заречуст скрещивает пальцы, поджимает губы и опускает голову.

Свершеи: Хорошо.

Заречуст не понял. Хорошо, что он честен? Или какое-то другое хорошо?

Не спросил.

Свершеи: Родился на Справа.

Заречуст: Нет, на Этой. Но родители переехали — мне было пять — потому в Школе учился на Справа.

Свершеи: Одни женщины кругом. И ты, невзрачный замкнутый жересёнок.

Заречуст: Д-да.

Заречуст ёжится.

Свершеи: Хочется мужского мира, мужских злоключений.

Заречуст: Да.

Заречуст не понимает, для чего эти вопросы, но подчиняется.

Свершеи поворачивает голову вправо, глядит на голый клён в окне и говорит ему: По молодости попадаешь в самый мужской мир. Стайбуны прекрасных зверей. Ярмарки. Таверны.

Заречуст: Ага.

Свершеи: Много женщин. Очень много женщин. Они предлагают мужчинам своё тело. Отказов нет.

Заречуст вздыхает: Ага.

Свершеи: Не такими представлял настоящих мужчин. На Справа они в меньшинстве и в подчинении женщин. На Слева аналогично.

Заречуст: Мужчины думают, что это они хозяева планеты. В некотором роде, безусловно, так и есть. Они решают, иметь ли детей. Не бывает мужской прислуги. Гражданские права у женщин?.. Разве что у хозяек почётнейших и наипочётнейших домов. Но душой их владеют ба...прелестницы. То есть, иная форма — всё то же рабство. Мадам Вседора сказала мне, что главный секрет прелестниц...

Свершеи: Я знаю. Ты решил сопротивляться.

Заречуст: Ну...да.

Свершеи: До тех пор, пока женщина не возьмёт твоё сердце. Ты ждёшь этого.

Заречуст: Й-я не такой уж женоненавистник. Если я встречу ту... Может быть, я и жениться могу.

Свершеи: Есть женщина, которую ты можешь полюбить.

Заречуст колеблется.

Заречуст: Нет.

Поджимает губы.

Свершеи (глядя на чашки): До двадцати пяти лет я думал как ты. Но я любил. Не мог ей сказать. Она погибла от руки ревнивца. Не меня. Я стал чудесником.

Заречуст не понимает.

Свершеи, ничего не говоря, встаёт, берёт две чашки (на столе остаются чайные кружОчки) и уходит в кухню.

Кухня и ванная у него за дверью в стене напротив окна. Заречуст не заметил дверь, потому что она была выкрашена в ярко-голубой, как и стена, плюс заляпана красной и оранжевой красками. Он думал, просто рисунок такой.

Голос Свершеи Из Кухни: Я делаю чай.

Шум воды, звяканье чайника о плиту.

Свершеи возвращается, поскрёбывая голову. Садится в позу лотоса, руки вдевает, как в муфту, в широкие рукава халата. Опускает глаза. Теперь он не строго задумчив, а нежно задумчив.

Заречуст: Так... Что произошло?

Свершеи (не поднимая глаз): Чудесник — кто способен чудить. Чудить — управлять, чем не могут остальные. Воздухом. Предметами без контакта с телом. Каплями воды. Погодой. Планетой.

Заречуст: Хм. Это какой-то всемогущий Прежний.

Свершеи: Сумасшедший. Я думал, ты скажешь: "Сумасшедший". Ты правильно мыслишь. Прежние были чудесниками. Не все. Латали смертельно больные планеты.

Заречуст: Смертельно больные.

Свершеи: Да. С каждым днём Тожар краснее. Истекает кровью. Кровь запечётся. Мы погибнем.

Заречуст думает, лучше бы я сказал: "Сумасшедший".

Свершеи: Тебе нужно прочесть "Послания Прежних".

Заречуст: Я читал.

Свершеи: Краткую версию.

Заречуст: Да. В полной две тысячи страниц. В краткой пятьсот. У меня была ночь для подготовки к зачёту по философии Прежних.

Свершеи: На девятьсот девяносто седьмой странице слово о серии землетрясений. Начинается на Слева. Через пол столичных года на Этой. Через три столичных месяца после Этой — на Справа. Через две столичные недели после Справа вода на Этой выйдет из берегов. Луна заглянет к нам в гости.

Заречуст: Ого.

Свершеи встаёт, подходит к шкафу, достаёт книгу в зелёном переплёте, подносит Заречусту.

Свершеи: Читай, чтобы верить.

Пока Заречуст ищет нужную страницу, Свершеи уходит на кухню: чайник закипел.

Заречуст читает. Выясняет, что Свершеи почти наизусть выучил тот отрывок.

Свершеи возвращается. Ставит на стол чашки. Одну пододвигает к Заречусту, смахнув на ковёр пустую и блюдечко.

Свершеи: Рябиновый чай. Сам делал.

Заречуст всматривается в содержимое чашки. Тёмно-красная жидкость, на дне — листья и высохшие горошинки. Это и есть самый вкусный чай, что пил Заречуст.

Свершеи делает глоток, причмокивает.

Свершеи: Чудесники поддерживали здесь жизнь. Однажды Прежним надоело быть на планетах, которые приходится чинить. Прежние оставили нам знания о чудесниках. И сделали так, чтобы эти знания, а также практика, были непопулярны. Непривлекательны.

Тут Свершеи рассказывает Заречусту то, о чём тебе, любимый читающий, я заботливо поведала намного раньше, чем главному герою. Цени это.

Речь Свершеи течёт неторопливо, голос низок, плавен, спокоен. Заречуста клонит в сон.

Свершеи: Ты можешь спасать планету, если хочешь. А можешь мирно дремать в своей конуре, как это сделал я. Я ни о чём не жалею. Жизнь была насыщенной так долго, что в конце концов я стал молить о вечном покое. И обрёл его. Прямо здесь.

Заречуст (разлепив глаза): У вас очень интересная комната.

Свершеи: Моя выдумка. Моё исполнение. Я даю частные уроки, читаю, делаю чай, пеку пироги и рисую на стенах. Бросишь свой мир на произвол судьбы — никто тебя не осудит.

Заречуст: Потому что никто не узнает.

Свершеи: Верно. Теперь ты вправе нарушить обет безженовства. Не хочешь — дам тебе капли, что избавляют от половой страсти.

Заречуст: Забавно...в Школе я читал одну легенду в чьём-то пересказе. О человеке, который избегает женщин и чинит Луну по ночам. Называлась "Пропащий". Некоторое время я воображал себя им.

Свершеи: Истина явилась тебе в экстравагантном плаще. Ты её не распознал. Если хочешь, познакомлю с некоторыми из чудесников. У меня есть несколько имён.

Заречуст: Я смогу ещё к вам зайти.

Свершеи: Да. Ты мне симпатичен.

Заречуст: Взаимно. Пора идти. Имён не надо, благодарю. С эффектом неожиданности интереснее.

Семь столичных часов спустя

"Кортик и тортик". Двор.

Первой видит Заречуст, выйдя из взятого на две последние серебретки санешара, шныряющую по двору Удору. На траве груда коричневых и белых чемоданов.

Заречуст: Вечер добрый. Мы что, переезжаем?

Удора: А как ты хотел. Эх, побыстрее б.

Заречуст: Почему?

Удора: Восстание да кровные.

Заречуст: Какое восстание?

Удора: А вернулась эта. И с ней знашь кто? Моречуд. Отвинтилась голова у парня-то. Наших трое сбежали. Янтара б туда же, дак узнала, что Моречуд там. Одумалась.

Заречуст: Э... А где мадам?

Удора бросает поверх чемоданов собственный серый узелок.

Удора: В спальне складывается. Злющая-презлющая.

Заречуст: Я к ней.

Удора: Зря время не теряй. Стайбун строй.

Четыре столичные минуты спустя

Спальня мадам Вседоры. Заречуст был здесь однажды, когда мадам лично пыталась его соблазнить.

Мадам Вседора у широкой кровати. На пронзительно-синем одеяле — раскрытый чемодан, рядом — застеклённые фотокарточки мадам, её семьи, прелестниц, бывших пастухов, любимых посетителей. Мадам берёт фотокарточку, шарахает её об угол спинки и бросает на пол остатки. Мадам берёт следующую.

Дверь приоткрыта. Заглядывает Заречуст.

Заречуст: Ох ты ж...

Мадам Вседора: Входи.

Заречуст переступает порог.

Мадам Вседора (не поворачиваясь к Заречусту): Вот прощаюсь с прошлым. Можно было обойтись, но я хочу спектакль. Дом сожжём, сами уйдём. Губернатор Узоров Песка одолжил свою игривую резиденцию. Прекрасно, что припекло его уж очень ко мне и к Стройнюте.

Заречуст: Дом сжигать тоже необязательно?

Мадам Вседора бьёт одну из трёх оставшихся фотокарточек.

Мадам Вседора: Нет, обязательно. Пусть благоверный с братцем думают, что мы сжарились. И эта сволочь пусть нас не ищет.

Заречуст (осторожно): Даруя?

Мадам Вседора бьёт предпоследнюю фотокарточку.

Мадам Вседора: И этот с ней. Мало того что не убил, так...нырнул под юбку ей, мерзавец. Надо было тебе поручить, но откуда я знала. Спр-рава твою. Янтару чуть не сманил. А Гладюша повелась! И двух бутончиков с собой уволокла, представляешь?! А ты знал?

Заречуст топчется на месте. Совесть его сразу поняла, про что вопрос.

Заречуст: Ну, я знал, что он не убил.

Мадам Вседора: Прекрасно. Спасибо за честную службу.

Заречуст, потупившись, молчит.

Мадам Вседора разбивает последнюю фотокарточку. Переводит дух. Поворачивается к Заречусту.

Мадам Вседора: Если прикажу его убить, что сделаешь?

Заречуст: Не убью. Он мой друг, а не бестия вроде Даруи...

Мадам Вседора (быстро перебивает): Убей Дарую.

Заречуст не ожидал этого. Молчит.

Мадам Вседора бросает в чемодан ключи от спальни, лежавшие на прикроватной тумбочке.

Мадам Вседора: Или тоже к ней переметнёшься? Что, и тебя прельстила?

Заречуст: Нет.

Мадам Вседора: Отлично.

Мадам Вседора захлопывает крышку чемодана, щёлкает замочками. Подходит к окну.

Мадам Вседора: Радость какая, все на улице. Пунктуальные у меня красавицы. (Заречусту, не отворачиваясь от окна): На тебе одном много тяжёлой работы, пока я не подыщу второго пастуха. Вывести стайбун — раз. Проститься с домом — два. Предотвратить восстание — три. Жду к ужину в резиденции. Удачи.

Мадам Вседора с чемоданом в руке вылетает из спальни.

Заречуст смотрит на осколки стекла. Выпрямляет плечи. Решительно вздыхает.

В спальню входит Удора.

Удора: Последние новости. Радио зашла забрать, забыла, вот и услышала. Моречуд-то наш не за прелестниц вроде как. То есть, он главный у прелестниц. То есть, в общем, он и заноза оба главные, но сейчас он главнее, потому как мужское ж это дело. В общем, герой наш и прелестницы около обеда разгромили весь тренировочный... ну, армия который. Машелапов побили всех. Главараза в плен взяли. Да. Ну ты давай тут не стой, я тебе со стайбуном дорогу показывать буду, только съезжу с вещами туда-сюда. А хорошо, что санешар купили. Удобно.

Три часа спустя

Заречуст перегнал стайбун не без потерь. Три молодых лошауса, ещё не тренированные, отбились от старших и пропали в лесу. Заречуст и Удора летели на Звезде впереди остальных двенадцати лошаусов, для удобства попарно соединённых двойными уздечками. Бедную Кометку порванная уздечка хлестала по шее: неприятный сувенир от сбежавшего Тожарика. А ещё имя такое звучное дали неблагодарному!.. Дождик и Снежок как бежали вместе, так и сбежали вместе.

Дороги на трёх планетах, кстати, продуманы так, что ни одна впередилка и ни одна тормозилка не лишни. От больших трактов, как речные рукава, отходили дорожки к трактирам, почётным домам, больницам, школам, тюрьмам, губернаторским резиденциям, ярмаркам и жилым домам. Главное, чтобы лошаусы выученные были, а там уж нет проблем с остановками. Можно, правда, лететь, не разбирая дороги, но это на страх и риск всадника (всё от отношений с лошаусом зависит; доверяете друг другу — и ничего, доедете куда надо). Ладно, ухожу за кулисы.

* * *

Заречуст возвращается. Снимает вывеску — ту самую, что приводила в восторг и бутончиков, и прелестниц, и посетителей, и мадам Вседору. Разводит в холле костёр, и вывеска первой бросается в огонь.

Пожарная бригада знает, что и где. Как и договаривались, приедет не сразу. Заречуст стоит в саду, у яблони, ощущает жар и думает, что,словно в книге, кончается глава.

Огонь прекрасен. Огонь, и бархатное небо, и тонкий ствол дерева. Яблоню он попросил уберечь. Мадам дала согласие.

Глава так просто не кончается. Приезжает бригада, объявляет, что злобному женоненавистнику, совершившему поджог, здесь делать нечего. Заречуст улетает, усмехаясь скорым нелепым слухам. "Почётнейший "Кортик и тортик" уничтожил пастух хозяйки, известный пренебрежением к женщинам. А с виду, вроде, тихий был! Вот и наука всем. Не нанимай тех, кто не любит женские прелести".

Губернаторская резиденция во много раз роскошнее тлеющего дома. Заречусту достаётся целая гостевая комната. Он спит долго и без сновидений.

Что будет делать дальше, не продумал. Не хотел.

Титры на фоне горящего почётнейшего дома. Ярко-жёлтый и сине-фиолетовый.

Шёпотом:

Верхом на Звезде

Его гонит луна.

Навстречу ветрам

Неведомых сил.

О жизнь, ты прекрасна.

Самый звонкий крик — тишина.

Бываешь немного опасна.

Самый яркий свет — ночь.

Округ Ветра и Колосьев. Тренировочное поле. Полукруглые палатки распластались по земле. Ограждения с колючей проволокой повалены. Внутри поля три павших машелапа. Тела убрали, но бурые пятна никуда не делись.

Пасмурно. Заречуст стоит у самого левого из машелапов, покусывает травинку. Рядом недоверчиво рассматривает пейзаж Звезда. Всё порывается отойти подальше, но и боится быть не рядом с хозяином.

Заречуст: И гже ж мне шепер чибя ишкачь? Тьфу.

Выплёвывает травинку.

Слышит гул далёкий, но быстро приближающийся.

Заречуст: Черепард.

Действительно, через несколько мгновений у местной тормозилки — очертания черепарда. Спешивается всадник. Видно, во что он одет: чёрный плащ-ласточка и красный жилет. Человек некоторое время стоит неподвижно, вглядываясь в Заречуста. Потом машет рукой.

Заречуст подходит к тормозилке, сохраняя на лице простоватое выражение.

Окрстёна: Здравы будьте.

Заречуст: Здравы будьте.

Окрстёна: Я вот вернулась.

Заречуст: Я вижу.

Окрстёна: Нужно помочь Даруе.

Заречуст (выразительно): А мне приказано другое.

Окрстёна: Ничего, передумаешь. Где они?

Заречуст: Я не предсказатель.

Окрстёна: Тогда ставлю на "Хмель". Моя интуиция так говорит.

Заречуст: Ладно. (После паузы): А как же твои дети?

Окрстёна: Я ненадолго. Приятно иногда притвориться, что я, как слевская, просто инкубатор. Родила — а там сами разбирайтесь.

Заречуст: Да.

Окрстёна смеется. И сразу серьёзнеет, поглядев на поле с колючей проволокой.

Окрстёна: А вообще, грустно. Это правда они?

Заречуст кивает: Правда.

Окрстёна (неожиданно жёстко и вдохновенно): Идём. Это настоящая война. Мы не станем героями, если не наступим себе на лицо. Нужно сразиться с теми, с кем нужно. Нет вопроса "зачем", когда видишь, как завязывается узелок времени. Теперь только — "когда".

Заречуст: Ну...ладно.

Окрстёна, не глядя на Заречуста, взбирается на черепарда. Крепко и решительно хватается за удила, застывает, словно свеча на подсвечнике (подушке на черепардовом панцире).

Заречусту по голове первый кап. Начинается дождь.

Десять минут спустя

"Хмель". Полно народу. Женщин совсем не видно. Мужчины пьют пиво. Их движения и интонация, как ни прячь, сплошная растеряность. Хозяин упёрся руками в барную стойку и стоит, склонив голову. Единственное место занято у стойки. Стройный человек в фиолетовой шинели, выпрямившись, глядит в стену, где висят пожелтевшие фотокарточки прелестниц. На стойке рядом с посетителем лежит шляпа-кораблик. На спину падает тяжёлая чёрная коса.

Дверь корчмы открывается, входят промокшие Заречуст и Окрстёна. У порога оба отряхиваются — слегка, как воспитанные собачки. Окрстёна осматривается, замечает Моречуда и идёт к нему. Заречуст за ней.

Окрстёна подходит к стойке, кладёт руку на левое плечо Моречуда. Тот поворачивается кругом (вертящийся стул). Окрстёна наклоняется и вонзает губы в Моречуда. Тот не противится. Страстный и недолгий поцелуй. Моречуд переводит взгляд на Заречуста.

Моречуд: Ну здрав будь.

Заречуст: Будь здрав. А мне было велено тебя убить.

Моречуд усмехается: Да уж догадался.

Заречуст (с акцентом на первом слове): Было велено. Мадам передумала.

Моречуд: Пришёл тогда зачем?

Заречуст: За кем.

Моречуд: А. Да. Выполнить поручение, когда-то порученное мне.

Окрстёна: Ничего мы сейчас не будем. Переждём грозу.

Окрстёна садится слева от Моречуда. Заречуст — слева от Окрстёны.

Заречуст: И когда?

Окрстёна: Как познакомились. Мимолётное и приятное влечение.

Заречуст: А...муж?

Окрстёна: На Слева не действуют законы столичной семьи. Так?

Заречуст: Пол-литра "Вишнёвых сумерек".

Окрстёна: И мне, добры будьте.

Моречуд: Ты только при Даруе не говори. Она одержима идеей троетянской семьи, основанной на равноправии мужского и женского.

Окрстёна хмыкает с горькой иронией.

Окрстёна: За свободу, за справедливость, за равенство... А в итоге — за то, чтобы иметь права на одного мужчину.

Моречуд: Ты хочешь того же.

Окрстёна: О да. Имено поэтому временами ищу вдохновение на другой планете.

Моречуд: А не надо было замуж не по любви выходить.

Окерстёна: Верно. Я не так чтобы жалуюсь, впрочем. Просто я разочаровалась в Даруе. Она сама создала легенду, а теперь вот... Правда, хорошо, что вы не только по женскому вопросу бушуете.

Вспышка молнии за окном.

Моречуд: Я вообще не собирался воевать и протестовать. Это была слепая вспышка мести.

Окрстёна припоминает: Да...да, вы что-то говорили про погибшего друга.

Моречуд: Как скот. Забили, как скот. А потом ещё полезли на нашу ярмарку. На! Нашу! Ярмарку!

Моречуд стучит кулаком по столу.

Заречуст: О-о, да ты прилично уже того.

Окрстёна: Не важно. А Даруя тут при чём?

Заречуст резко встаёт: А пойдём спросим у неё самой.

Моречуд: Нетнетнетнет, не трогай её! Не трогай!

Моречуд вскакивает, выхватывает "Моряка" и дулом в Заречуста.

Окрстёна кладёт дрожащую руку на "Моряка".

Окрстёна: Мы никого убивать не будем. Мы с вами.

Заречуст: Она с вами!

Окрстёна с изумлением смотрит в потемневшие глаза Заречуста.

Окрстёна: Ты чего такой разъярённый?

Заречуст: Сам не знаю. Идём скорее.

Заречуст вопросительно смотрит на Моречуда.

Моречуд: В-1.

Окрстёна: Ого, у тебя, значит, В-0? Так серьёзно, что комнату делите?

Моречуд: Я бы, вот честно, друг (впивается ладонью в грудь), я не бросил бы Янтару. Но я встретил её... Сначала Окрстёну, а потом её. И понял, что до смерти мне надоели куклы. Они скучны, Заречуст! Тс-с, не говори Даруе. Она подумает, что я с ними из-за мужских корыстных целей.

Заречуст: Янтара, между прочим, хотела бежать. Но узнала, что там ты.

Моречуд машет рукой: Янтара в прошлом. Ещё два "Разбойника севера".

Заречуст: Ладно, пей ром в одиночестве. Мы пойдём.

Моречуд расплывается на заднем плане. На переднем — крупно Окрстёна и Заречуст.

Окрстёна: По-моему, он теперь подкаблучник.

Заречуст: Угу.

Две минуты спустя

"Хмель". Комната В. Две кровати, шкаф и стол у окна. Даруя сидит на кровати и без неудобств пишет, положив бумагу на стол. Стучат два раза.

Даруя: Будьте добры!

Входят Заречуст и Окрстёна. Заречуст спокойнее, чем только что внизу.

Даруя смотрит на них искоса снизу вверх — из-за позы. Похожа на хитрого дракончика.

Даруя: О, други мои! И ты здесь!

Окрстёна: Где веселье, там я.

Даруя: Замечательно. Завтра мы идём на "Лозу в сладкой гуще", если те не переехали ещё. А я пишу вот манифест, который прибью на впередилке "Лозы", когда дом вновь будет моим.

Окрстёна: А что с прелестницами станет?

Даруя: Кто захочет — присоединится ко мне. Остальных вышлем на Справа. Нас поддерживают антивоенные с Моречудом во главе.

Окрстёна: А вдруг они не хотят на Справа?

Даруя улыбается: Я с замашками презиратора. Некоторые вынуждают силой вести их к счастью.

Окрстёна: Но если они счастливы здесь?

Даруя: Они не знают, что такое жить иначе. Я покажу. Не понравится им на Справа — никого держать не буду. Вам что-то не по душе?

Заречуст: Я не участвую.

Даруя: Заречуст, жаль, конечно. Я на тебя обиды не держу, ты просто клад для Слева. Позволь совет: держись подальше от дорог к "Лозе" и вокзалу.

Заречуст: Понял.

Даруя: Окрстёна, ты ведь воевала? Ты нам пригодишься.

Окрстёна: Я думала, мы боремся за право прелестниц уезжать на другую планету. И всё.

Даруя хмыкает.

Даруя: И всё? Слабенько. У них должно быть право уходить из почётного дома, когда им вздумается, и выбирать любые занятия. Торговать, ухаживать за лошаусами, врачевать и так далее. На Столице и на Справа это обычная практика, так почему здесь женщины скованы?

Заречуст: Ну, на это есть причины.

Даруя вскакивает.

Даруя: Это какие же?

Заречуст: Почитай "Послания Прежних". Страница девятьсот девяносто семь.

Даруя: Прежние потому так и названы, они в прошлом. Пора менять традиции, Заречуст. Я тебя не вынуждаю, я поняла, что ты консерватор. Окрстёна?

Окрстёна отрицательно мотает головой.

Окрстёна: Я могу помочь ровно до того момента, как вы станете насильно запихивать прелестниц в санешары.

Даруя: Понятно. Спасибо. Справимся.

Окрстёна виновато сгорбилась.

Заречуст: Мы пойдём.

Даруя: Одна просьба. Не мешайте.

Заречуст: Пообещай не трогать "Кортик и тортик".

Даруя: Я слышала, вы его сожгли.

Заречуст: Да. Я его сжёг.

Даруя: Заречуст, бежал бы ты на Столицу.

Заречуст: Уже бежал. Вернулся вот.

Окрстёна изумлённо поворачивается к Заречусту.

Заречуст: Пообещай не трогать нас. Людей "Кортика".

Даруя: Может быть.

Заречуст: Мы пойдём.

Окрстёна: Извини. Не серчай.

Даруя: Прощайте.

Семь минут спустя

"Хмель". Питейный зал.

Заречуст и Окрстёна взяли комнаты Е-0,1 и Ж-0,1 и устроились за столиком в тёмном углу. Отсюда они видели Моречуда. Тот приклонил голову на барную стойку.

Окрстёна (разрезая яичницу): Так ты был на Столице?

Заречуст: Да. По очень секретному делу.

Окрстёна: И не заехал ко мне?

Заречуст: А что я там делал бы? Гулял по вашей ферме черепардовской?

Окрстёна: Да, извини, ты прав. Не навестил так не навестил. Давай думать.

Заречуст мрачнеет.

Заречуст: Давай. Я мог её убить прямо там, в комнате, но я зас...не решился я.

Окрстёна: Угу. То есть ты признаёшь, что единственный способ предотвратить восстание — убийство.

Заречуст: Это логично. Вся идеология только на ней.Антивоенным нет никакого резона сражаться за свободу прелестниц.

Окрстёна: Любовь?

Заречуст жуёт стейк и отрицательно мотает головой: М-м. Кто пойдёт сражаться за чужую любовь? Моречуд останется один.

Окрстёна: Значит...значит, убить Дарую?

Заречуст: Да. Только теперь это сложнее, чем десять минут назад. М-да.

Окрстёна: Или победить её в честном поединке.

Заречуст: Мы против массы антивоенных? А хотя...

Заречуст вспоминает, зачем он, собственно, ездил на Столицу.

Заречуст: Может быть, получится. Да. Есть у меня тайное оружие.

Окрстёна: Я рада.

Заречуст: Я серьёзно. Если ты подстрелишь парочку, я справлюсь с остальными. Сплетни говорят, антивоенных человек пятнадцать.

Окрстёна: Значит, на самом деле восемь.

Заречуст смеётся: Да. Ещё сама Даруя и Моречуд. Десять.

Окрстёна: Завтра подниматься с солнцем. Я спать.

Заречуст: Да, и я пойду.

Они встают, бросают на стол каждый по серебретке. Проходят мимо бесчувственного Моречуда. Заречуст думает, что тяжело Моречуду завтра придётся. Холодный и меткий "Змей" одолеет шатающегося, как на палубе в бурю, "Моряка". Впрочем, теперь и без "Змея" можно.

Заречуст и Окрстёна поднимаются по широкой лестнице с удобными маленькими ступеньками — такую встретишь не в каждой корчме и даже не в каждом почётном доме.

Окрстёна (идёт впереди Заречуста и время от времени оборачивается): Вот знаешь, я и сама устроила революцию, когда б поняла, что конкретно менять.

Заречуст: Да?

Окрстёна: Да. Мы, жители Столицы и Справа, не одобряем всю эту ситуацию. Сами прелестницы, за исключением немногих, вполне довольны своей жизнью. Но есть ещё прислуга. Они никак не выражают свою точку зрения. Ими вообще никто не интересуется.

Заречуст: Да я не знаю... Удора, одна из наших служанок, всегда в заботах, но не выглядит несчастной.

Окрстёна фыркает: Потому что ей печалиться некогда.

Идут по коридору. На полу красный ковёр, на стенах натюрморты с кистями винограда и портреты обворожительных прелестниц, в том числе бутончиков.

Окрстёна: В общем, я не знаю, что можно сделать полезного, кроме закона о свободе перемещения. Для прелестниц и прислуги.

Заречуст: Начать с него. А там по обстоятельствам.

Окрстёна: Не устраивать же штурмы почётных домов!..

Заречуст: Трезвомыслие и сдержанность — не их конёк.

Окрстёна: Да и не наш, собственно.

Подходят к выбеленной двери с золотистой табличкой "Е-0,1". Окрстёна останавливается, Заречуст тоже — вслед за ней.

Окрстёна: Я поговорю с мужем. У него связи в администрации презиратора. И у директрисы нашего театра. А ты поговори с твоей мадам Вседорой. Колёсики завертятся, ну и… Нечто будет.

Заречуст: Не думаю, что радужное. Попробую.

Окрстёна: Оптимизм!.. Завтра у нас всё получится, и закон скоро примут, и чего только не случится ещё. До конца жить и жить. (Улыбается). Спокойной ночи.

Заречуст: Ага. И тебе.

Пять часов спустя

Раннее серое утро. Округ Узоров Винограда. Тракт, ведущий к наипочётнейшему дому "Лоза в сладкой гуще". По обеим сторонам тракта виноградник. С левой стороны — указатель: "Лоза в сладкой гуще". Нарисована гроздь смачного тёмно-бордового цвета. Ягоды вот-вот лопнут.

Тракт перегорожен чёрным санешаром. Рядом Заречуст и Окрстёна. В правой руке Заречуста "Змей". В правой руке Окрстёны "Мудрец" — простой, грубоватый, но верный шестизарядный пистолет.

Тишина. Иногда — лёгкий ветерок,листья виноградные трепещут.

Несколько секунд — и гул лошаусов.

Заречуст и Окрстёна переглядываются. Делают глубокий вдох и расходятся в разные стороны: он влево, она вправо.

Тёмное пятно постепенно останавливается. Эта постепенность говорит Заречусту,что повстанцы не удивлены развитием событий.

Первым едет Моречуд на рыженькой Пёрышке. За ним — черепард, запряжённый в чёрный санешар. Гуськом восемь лошаусов. На них — в ярко-голубых плащах антивоенные. Все без шляп, волосы собраны в конский хвост или коротко острижены.

У Моречуда шляпа-кораблик. Волосы в косе. Лицо опухло. Плащ такой же, как у подчинённых.

Все молчат. Из санешара выходит Даруя. Изящно замирает, облокотясь о дверцу.

На Даруе облегающие чёрные брюки, тёмно-зелёный камзол и зелёный в оранжевую крапинку шейный платок. Волосы её собраны в невысокий хвост.

Даруя постукивает каблучком кожаного полусапожка.

Даруя: Ребята, я просила вас не мешать. Хотите оказаться пленёнными? В худшем случае — покалеченными? Правда?

Заречуст: Мы не будем ни теми, ни другими.

Даруя: Да, если позволите проехать.

Окрстёна: Сначала позвольте нам сказать.

Даруя: Тянете время, пока спешит подмога.

Заречуст: Подмоги не будет. Нас двое.

Моречуд: Ну что ты за безумец!

Окрстёна: А ты франт. Стильные у тебя ребятки. Хвала начальнику, обеспечил красивыми нарядами.

Моречуд: Не обвиняй меня. Это важно. Это объединяет.

Окрстёна: Даруя...

Заречуст перебивает. Выходя на середину тракта, размахивает руками, в одной из которых, напоминаю, пистолет: Даруя, мы хотим мира. И у меня, и у Окрстёны есть знакомства с людьми не последними. Мы проведём наверх проект закона о свободном перемещении прелестниц… (кивает сам себе) Может быть, и прислуги.

Окрстёна: Это первый шаг к равенству.

Даруя: Равенству? На Слева? Ох, я вам не всё разъяснила, бывшие други. Я увезу всех прелестниц отсюда. До сего дня Слева была тюрьмой для женщин, которых угораздило здесь родиться. Теперь она — тюрьма для мужчин. Для военных, превышающих свои полномочия, для воров и убийц. У нас есть планета-гармония — раз, планета-искусство-образование — два. И планета-тюрьма — три.

Заречуст: А куда ты денешь женщин-преступниц?

Даруя: Останутся в заключении на Справа.

Окрстёна: Ты уже диктатор?

Даруя: Да. Я предупреждала, что так будет. Окрстёна, ты сядешь на Справа. Заречуст, ты будешь вторым почётным узником на Слева.

Заречуст: Что, даже не первым? Обидно.

Моречуд: После главараза столичного, Уручнрука убийцы.

Заречуст почувствовал тёмный комок в груди. Понял: вот тот самый...

Даруя: Что ты делаешь?

Заречуст растерянно моргает. Рановато заметила.

Даруя смотрит на Окрстёну.

Заречуст поворачивает голову. Окрстёна опустила руку с пистолетом. Левая её рука согнута, над ладонью — тёмный комочек, как у Заречуста в груди.

Глаза Заречуста встречают глаза Окрстёны.

Заречуст: У тебя тоже?

Окрстёна (грустно): Да.

Заречуст почувствовал: его комок вышел наружу — легко, как сквозь бамбуковые занавески. Обвился вокруг левой руки и кончиком хвоста (и хвост был, оказывается) коснулся серединки ладони.

Заречуст выбрасывает вперёд обе руки. "Змей" стреляет в правое плечо прелестной воительницы Даруи. Комочек опрокидывает чёрную колесницу (то есть санешар, колесница — для красного словца). Резвый черепард, впряжённый в неё (то есть в него), повержен и боком нисходит на землю.

Окрстёна выбрасывает вперёд обе руки. "Мудрец" стреляет в правое плечо бравого бунтаря Моречуда. Комочек отбрасывает облачённого в одеяние цвета небес воина (то

есть антивоина), что появился в поле зрения, после того как волоокая Даруя пала, предательски сражённая коварным врагом.

Антивоинство бравое, в линию построившись, мечет во врагов пули смертоносные.

Оба врага синхронно скрещивают руки с открытыми дланями, и пули лучших антивоенных стрелков беспомощно отскакивают от чудного неведомого щита.

По выстрелу делают Заречуст и Окрстёна, направляя силы свои неизведанные на беззащитных пред наваждением. Четверо падают — срезанные колосья ложатся на вседающую землю. Двое — на спину, двое — ликами светлыми в каменный тракт.

Антивоин в одежде небес, юноша бледный, знаком избранности в виде красных звезд на лике отмеченный, успевает сразить ту, что осрамила стольких стрелков честнЫх. Падает предательница столичная с пулей над левым коленом.

Недолго антивоину радоваться, недолго небеса восхвалять. Пастух изворотливый, хитровьющегося "Змея" бросив, обеими руками кару обрушивает на юношу бледного, и повержен тот в сражении храбрых.

Двое остались лишь — самые могучие, самые пригожие, ликами самые светлые! Схватились они за рукояти "Моряков" верных да послали пули славные, пули славные да в Заречуста во предателя. Отмахнулся тот руками, аки ворон чёрный крыльями, и отлетели свинцовые шарики от чудесника — проклятого ли, благословенного ли. Тут и настигли антивоинов-двух, краснобородого, словно солнце, да светлокосого, словно луна, метеориты беспощадные "Мудреца" столичного. Приподнялась на локте Окрстёна да послала пули в мякоть рамён антивоиновых.

И не пролился Тожар в то утро, и не пели птицы. И был свет, облачённый в полотно серое, в безмолвии горьком и печали великой.

В общем, Заречуст с Окрстёной повырубали всех, как тру супергерои, но и сами целы не остались, как не тру супергерои.

Десятеро бунтарей сражены в блиц-баттле.

Заречуст подходит к Окрстёне. Опускается на колени, склоняется на дней.

Заречуст: Живёшь?

Окрстёна: Спина!

Заречусту прилетело от одного из раненых (выведенные из строя посредством чудес вроде как валялись без чувств). А тот лунный блондин сумел-таки преодолеть себя, приподнялся и бахнул в гостеприимно открытую спину врага. Ну, в спину-то он не попал, но Заречустову шуйцу ужалило.

Заречуст ахает, нагибается вперёд, брякается рядом с Окрстёной, которая не замедлила вернуть врагу свинцовый шарик, перекатывается на спину и застывает. Оба измождены от ран, эмоционального напряжения и потери энергии.

Несколько секунд лежат на тракте. Лошаусы и черепард, порвавший упряжь, где-то вдалеке ломают виноградник. Почти гуськом распластались поверженные антивоины и экс-воительница.

Красивая. грустная. киношная. картинка.

Окрстёна поворачивает голову к Заречусту.

Запечуст поворачивает голову к Окрстёне.

Окрстёна: Идиот.

Заречуст: Да. Доигралась.

Окрстёна: Да.

Всё время после драчки тихонько звучит проигрыш "Загадки" Найка Борзова.

Мы парим над горе-героями. В уши нам — третий по счёту припев:

"Я раскрываю душу.

Тебя впускаю в сердце.

Всё напоказ, всё наружу.

У-у-у, у-у".

И под титры (нарисованные персонажи в рандомном порядке скачут на деревянных лошадках) второй запев+припев+третий куплет:

"Ты входишь в грязных ботинках.

В кровь бросаешь окурки.

И на костях вырезаешь

Своё прекрасное имя.

Ты хочешь выше и дальше

Манипулировать снами.

Но там, наткнувшись на стену,

Ты разрываешься в клочья.

А-а.

Я раскрываю душу,

Тебя впускаю в сердце.

Всё напоказ, всё наружу.

У-у-у, у-у.

Твоя загадка прекрасна.

Ты само совершенство.

Я это понял, как только

Мы повстречались однажды".

Нутро просторного санешара (сесть могут шесть человек). Мягкая обивка алых сидений, подушки. Шторы есть, надобности в них нет. За круглыми окнами сплошной мрак. Не трясёт.

Пассажиры санешара — Заречуст, Окрстёна и не знакомый тебе мужчина в апельсиновом просторном балахоне. Волосы его зачёсаны назад. Глаза закрыты.

Заречуст променял пастушью шинель на толпу искусителей:белую рубашку, чёрный жилет, что франтовато блестит большими жемчужными пуговицами, чёрный шейный платок. Брюки привычные — цвета угля, отстиранные и отглаженные. Не сапоги — ботинки с приличным каблуком и шнуровкой. Блестят.

Вместо двух кос, волнами спадавших на плечи, — гулька на затылке. Более того, судя по неестественному цвету лица, Заречуст припудрен. Побрит, само собой.

Сидит у окна, слева от него на сиденье шляпа с неширокими, чуть загнутыми полями — торговничий фасон.

У Окрстёны волосы собраны в острый хвостик, а спереди лицо обрамляют две короткие пряди. Одета в тёмно-зелёное глухое платье; от шеи до пят всё закрыто. Полусапожки коричневые — не те, в которых она примчалась на Слева две недели назад.

Левой рукой Окрстёна опирается на трость в виде шпаги. Видно, как нравится ей играть в сурового раненого воина, который держит путь домой.

Окрстёна немного подкрашена: губы ярче, брови чётче. Ногти подпилены.

Окрстёна: Престол.

Заречуст: Лесть.

Окрстёна: Тетива. Ну, всегда чувствуешь, как натянута незримая тетива, и в тебя метит призрачная стрела.

Заречуст: Сойдёт. Апофеоз. Ты — апофеоз.

Окрстёна: Зависть.

Заречуст: Тёрки.

Окрстёна: Икра. Вкусная икра.

Незнакомый Мужчина открывает глаза.

Незнакомый Мужчина: Не устали?

Окрстёна: Нет, Ценгор.

Заречуст: Арест.

Окрстёна: Толпа.

Заречуст: Абажание. Именно с "а".

Окрстёна: Електрический стул.

Заречуст: Два слова нельзя.

Окрстёна: Е...Можно неприличное?

Все трое смеются, Ценгор — смущённо.

Заречуст: А теперь давай из слова "презиратор" другие составлять.

Окрстёна: Давай. Трёп. Е, ё — неважно.

Ценгор: Вы хотя бы начало придумали?

Заречуст: М-м-м...

Окрстёна: Не-а.

Ценгор смотрит на блестящие направоручные часы. Их задача не столько показывать время, сколько вопить о дороговизне.

Ценгор: Через тридцать семь столичных минут прибываем.

Окрстёна: Ага.

Ценгор: Волнуетесь?

Окрстёна: Ну так.

Заречуст: Я волнуюсь. Но не боюсь. В конце концов, награждать будут.

Окрстёна: Он же нас не посадит? Не расстреляет?

Ценгор: Вряд ли он будет наказывать. Наградит за противостояние антивоенным и антипрелестнице.

Окрстёна: Что? Дарую прозвали антипрелестницей?

Ценгор: Давно. Почти сразу после бунта. А вы не знали?

Окрстёна: Нет. В палатах не было радио.

Ценгор: Ещё их обоих называют Антидва.

Заречуст: А мы просто два?

Окрстёна: А мы тогда что, просто два?

(Последние реплики произносят одновременно).

Ценгор: Нет. Вы Задва.

Окрстёна: Задва — это какой-то человек, который родился на задворках рва.

Заречуст и Ценгор усмехаются. Некоторое время все молчат.

Заречуст: Значит, если за пол столичных часа приедем на Эту, то где-то через три четверти столичных часа будем у презиратора?

Ценгор: Через сорок две столичные минуты, я бы сказал. Презиратор потребовал, чтобы вы были представлены к награде, как только придёте в себя.

Окрстёна: Ну, я пришла.

Заречуст: Да и я... Вроде. Я отдохнул бы с дороги.

Ценгор: Это исключено. Прямо с вокзала вас увезёт престижесанешар. Аудиенции обычно недолгие, потом отдохнёте.

Окрстёна Заречусту: Двое знак

Ценгор: Да. Один инженер чинил неполадки в тоннеле между Этой и Справа, а второй — заводчик черепардов, как и я. Вывел новую породу черепардов — с мягким панцирем. На таких только презираторский двор ездит. У них обоих приём был семь-десять столичных минут.

Заречуст откидывается на спинку сиденья. Окрстёна, упершись подбородком в локоть, смотрит в черноту — ничего не разглядишь. Ценгор закрывает глаза.

Тридцать четыре минуты спустя

Вокзал Этой — двухэтажное здание целиком из жёлтого стекла. Снаружи шатры с вывесками "Напрокат лошаусы, черепарды, санешары, сладости, кофе, прочее", "Самые дешёвые и самые крепкие лошаусы! Крепче только любовь!", "Берегись! Не поедешь на наших лошаусах — беда!". Чуть дальше от шатров образовалась кучка встречающих и провожающих. Транспорт и животные некоторых находятся неподалёку.

В стороне и от шатров, и от людей, и от транспорта гордо свернулся престижесанешар. Он в два раза больше обычных санешаров и в полтора — Ценгорова. Впряжены два черепарда той самой мягкопанциревой породы. Это уже и не черепарды, а какой-то новый вид. Квазичерепарды, может. Им пока не даровали имя. Через два месяца начнут об этом думать.

Из дверей вокзала выходят Заречуст, неестественно прижимающий левую руку к туловищу, Окрстёна, которая пытается прихрамывать элегантно, и Ценгор, будто уменьшившийся в размерах. Видят престижесанешар. Останавливаются.

Ценгор Окрстёне: Что такое?

Окрстёна улыбается.

Орстёна: Вспомнила, как мы с Заречустом на третьей ступени Школы по реке катались.

Они тогда взяли напрокат простенький плот и два коротких весла. У хозяина домика отдыха на природе "Леса дыхание". Рядом со Школой текла река Ледгора, быстрая и порожистая.

Собрались плыть вдвоём по знакомым местам. Сперва у обоих ноги подкашивались. А как сели на плот — одно восторженное спокойствие.

Плыли минут двадцать, без происшествий. Заречуст в чёрном полупальто, чёрной рубашке и чёрных брюках, Окрстёна — в белом платье с чёрными лентами, что стягивали талию и кисти рук. В общем, оба по моде Школы. У Заречуста ещё волосы были короткие, как у военных. А у Окрстёны — длинные, до пояса почти, и смоляные (искушению поменять цвет не противилась ни одна ученица).

Смотрели на горы по обе стороны Ледгоры, на нежно-зелёные, будто в инее, ярусы лесов, смотрели сквозь прозрачную воду. И пели.

Окрстёна: Тогда тоже шли как на казнь. Думала, навернёмся на камень, да и с концами. А теперь это одно из лучших моих воспоминаний.

Окрстёна впечатывает ладонь в грудь.

Заречуст с опозданием понимает, что это она тёмному сгустку выйти не давала.

Заречуст: Да, хорошо, если б как в тот раз. Нечего бояться.

Ценгор: Я вас здесь оставлю. Поручение я выполнил. Привёз вас. Ведите себя хорошо. Смотрите, чтоб не казнили вас там.

Окрстёна: Ага. Не тревожься.

Ценгор и Окрстёна по-дежурному чмокаются. Ценгор уходит к толпе, шатрам и санешарам.

Заречуст и Окрстёна переглядываются, синхронно вздыхают.

Они подходят к престижесанешару, и двое презираторомалослужек (на них салатовые камзолы, ячменные шейные платки и белые парики) выныривают изнутри, кивают и жестами приглашают сесть.

Десять минут спустя

Стеклянный дворец презиратора — в пять этажей. Предназначен для приёмов и обращений к народу. Также является рабочим местом семи самых важных презираторосподвижников.

Хоть высота взаправду пять этажей, но на деле есть только один. Пребывают здесь главным образом в больших люльках, прилепленных, как гнёзда, к прозрачным стенам. На самом верху, под куполообразной крышей, — люлька презиратора. Слева и справа от него — люльки презираторосподвижников. Есть люлечки презираторосподвижникослужек,парящих около своих начальников.

Пятиэтажное стекло закрыто шторами цвета морской волны. Так же и с единственным полноценным окном.

Справа от пятиэтажного окна пятиэтажным холстом пятиэтажно изображён — кто бы вы думали. Четыре этажа — ячменный наглухо застёгнутый мундир. Пятый этаж — с резкими чертами голова.

Гипертрофированная смесь сталинского монументализма с интерьером грузового космического корабля.

Презираторомалослужки провожают визитёров до входа во дворец. Там встречают двое презираторовеликослужек и эскортируют к платформе, установленной ровно по центру дворца. Заречуст и Окрстёна становятся на платформу. Она с трёх сторон ограждена железной сеткой по пояс Окрстёне.

Один из презираторовеликослужек (примечательный сильно выпирающим носом цвета слоновой кости) приводит в движение рычаг.

Как в играх типа Лары Крофт, платформа превращается в лифт. Цветок с гигантским стеблем вырос во дворце, и в железной сердцевине его — двое теплокровных.

Презираторосподвижники и служки косились на прибывших, когда те проезжали их люльки, но косились деликатно — будто по чистой случайности взглянули в их сторону. А вот презиратор не сводил с визитёров глаз.

пРЕЗИРАТОР подходит к краю люльки. Здесь установлена трибунка, а на ней громкоговоритель.

пРЕЗИРАТОР: Приветствую вас, мои храбрые, я. Навершледгор, Презиратор Тройских планет, я.

Он молод — двадцать семь. Губы пухлые, пшеничные волосы косым пробором. Нос вздёрнут, густые брови чуть спутаны.

Заречуст и Окрстёна (что есть мочи): ПРИВЕТСТВУЕМ!

пРЕЗИРАТОР: Выражаю восхищение вашей храбростью я. Буду краток я. Объявляю вас храбрейшими людьми планеты Слева я!

Служки и сподвижники отвлекаются от своих дел и хлопают. Слышен треск: внизу собрались репортёры.

Окрстёна: БЛАГОДАРИМ!

Заречуст, чуть отставая: ДА, БЛАГОДАРИМ!

Треск фотокамер.

пРЕЗИРАТОР: Поручаю в связи с трёхдневными праздниками в честь падения антивоинов и утверждения Задва создать серию песнопений я.

Заречуст и Окрстёна: БУДЕТ ВЫПОЛНЕНО!

Внизу звучат фанфары. Оказывается, ещё и трубачи подоспели. Прыткие ребята во дворце.

Презиратор: Формальная часть окончена. Позволите поговорить с вами неофициально?

Заречуст и Окрстёна: ДА!

Презиратор: Прежде всего, я правда благодарен вам за подавление бунта. Антивоины были не очень-то кстати. Война, сами понимаете.

Окрстёна: НО ЭТО НЕПРАВДА.

Презиратор: А?

Окрстёна: ВОЙНЫ НЕ БУДЕТ. ЖЕЛЕШЁРСТЫ К НАМ ТАК ДОЛГО НЕ ЛЕТЯТ. БЫЛИ ПРОСТО УЧЕНИЯ.

Заречуст: БОЙНЯ.

Презиратор: Прошу догадки держать при себе. Обещаете?

Заречуст и Окрстёна: ДА.

Презиратор: Я буду наблюдать за вами. Вы одолели врагов своих не тем способом, который я люблю. Чудесникам до поры до времени лучше дремать в тени.

Заречуст: ДО КАКОЙ ПОРЫ?

Презиратор: До страницы девятьсот девяносто семь.

"Даже с паролем он нам не свой", — думает Заречуст.

Презиратор: Вы мне лучше скажите. Встретив второе я, вы позволили бы ему поцеловать себя?

Окрстёна: ДА.

Заречуст: Ну, почему нет.

Презиратор: Не слышу.

Заречуст: ДА.

Презиратор подаётся чуть назад: Острых внутренних конфликтов нет. Спокойны. Безопасны. Порадовали.

Взмах правой презираторской руки — на пике славы дирижёр. Мундир, кстати, не тот, что на портрете. Тёмно-зелёный. Запакованный тугой мяса кусок.

Обратная перемотка: железный цветок врастает в землю.

Разбежались трубачи и фотографы. Один служка ждёт героев.

Служка протягивает запечатанный свиток (свиток, а не письмо — для красоты).

Служка: Оповещает в сем извещении о необходимых требованиях к серии песнопений презиратор.

Заречуст берёт свиток. Служка кланяется.

Заречуст: Благодарим. Кхм,кхм. Аж охрип.

Четырнадцать минут спустя

Лесопарк "Свет планет". На удобной деревянной скамейке Заречуст и Окрстёна. Заречуст покусывает пломбир, Окрстёна ест пирожок с вишней.

За их спинами — ели и берёзы. Перед ними — поле для активных игр вроде цельмяча и воздухмяча. Поле пустует, открывает вид на презираторский дворец.

Заречуст: Презиратор не решает вообще ничего. Он говорящая скульптура. А кто за ним — не узнать.

Окрстёна: Ты разве хочешь узнать?

Заречуст: Нет.

Окрстёна: Мы правда такие (чуть запинается) простые?

Заречуст: Этот тест — говно.

Окрстёна: Мне показался интересным. Мы ведь и правда всем довольны.

Заречуст: Ты же хотела устроить бунт.

Окрстёна: Я не знаю, что менять. Потому придерживаю лошаусов.

Заречуст: Давай песню сочинять.

Окрстёна: Требования у тебя?

Заречуст кивает, достаёт из-за пазухи уже измявшийся свиток. Разворачивает. Оба читают.

Окрстёна: Вот. "Сроки предоставления полного текста...максимум через одиннадцать столичных суток".

Заречуст: Пффффф.

Заречуст откидывается на спинку скамейки.

Окрстёна: Ха, да мы за одиннадцать суток трижды успели бы и на войну, и к праздничному столу. Давай так. Ты пишешь текст для первого песнопения, я для третьего. Второй пополам.

Заречуст: И неважно, что они разные будут.

Окрстёна: Да их слушать-то не станут.

Молчат. Заречуст слизывает пломбир с сияющей фольги (остатки сладки), выбрасывает в урну. Окрстёна вытирает руку о руку.

Окрстёна: Уезжаешь когда?

Заречуст пожимает плечами: Сегодня.

Окрстёна: Погостил бы.

Заречуст: Не-е.

Окрстёна: Почему?

Заречуст: Неловко жить у вас...с Ценгором.

Окрстёна: У нас не так страшно, как думаешь. Но дело твоё.

Заречуст встаёт.

Заречуст: Ага. Поеду.

Окрстёна: Я тебя провожу.

Заречуст: Угу. Читала "Желейных лошапардов"?

Окрстёна: Ещё нет. Хотела. Я знакома с автором.

Они идут по полудикой тропке между лесом деревьев и лесом строений.

Заречуст: Потрясающее чтиво. Всё перемешано, что можно.

Окрстёна: И что нельзя. Так в рецензиях пишут.

Заречуст: Вот как прилечу через десять месяцев на Эту, как прославлюсь! И как познакомлюсь с Этлилулом!..

Окрстёна: Без проблем. Я познакомлю. А ты пишешь?

Заречуст: Иногда. Ночами. При свете одинокой свечи.

Смеются.

Окрстёна: Романтично.

Заречуст: Да. Так вот, значит, "Желейные лошапарды". Герой открыл новую планету, а там живут кто?

Заречуст и Окрстёна: Желейные лошапарды.

Заречуст: Да, желейные лошапарды! Живут себе, мирно соседствуют с людьми, чин по чину всё. Герой там, понятное дело, влюбляется в девушку, у них беспрерывное счастье, но тут экспедицию сворачивают! Он был в космической экспедиции, я забыл упомянуть. И девушка, значит, провожает героя до дверей челна. И говорит, мол, чтоб тебе легче пережить разлуку, представь, что я умерла. Я и правда умерла для тебя.

Окрстёна: А потом он возвращается, а она суициднулась.

Заречуст: Не скажу.

Они вышли в город и остановились у лавочки с фиолетово-красным навесом, обрамлённым таких же цветов гирляндными огоньками. Тут снова разжились червячком на заморение.

Семнадцать минут спустя

Вокзал. Вид снаружи.

Окрстёна: Ну, внутрь я уже не пойду.

Заречуст: Вот так, значит. Ладно.

Окрстёна: Через одиннадцать столичных суток увидимся на Слева. Даже через десять. Я заранее приеду, чтоб сопоставить наши пения.

Заречуст: Хорошо. Ну давай, стало быть.

Окрстёна: Давай. Через десять месяцев жду на Этой.

Заречуст: Эх! кутежи, слава, богатство!

Окрстёна: Да, у нас неплохо. Познакомишься с Этлилулом... С Зажелтрекой, она нынче модная.

Заречуст: Угу. Слышал. Даже до нас в захолустье доходит.

Окрстёна (слегка ненатурально): И Свершеи будет ждать, думаю. Спрашивал.

Заречуст: Обо мне?

Окрстёна кивает.

Заречуст: Ладно, поехал я. Через столичный час истекает презираторская времямнистия.

Окрстёна: Удачи.

Пожимают руки.

Окрстёна: Чё там, как его?.. Представь, что я умерла.

Затечуст хмыкает.

Заречуст: Ага. Мир праху.

Разжимают руки.

Мир темнеет, темнеет, оп — чёрный, как жирный 72-й шрифт. И чуть проступает космический вид: в левом углу — красный Тожар, возле него — треугольничек Эта-Слева-Справа, за ними — планета желешёрстов, за ней — ещё три планеты, у двух есть спутники. С обитателями троетяне не знакомы. Может,вообще, нежилые планеты, зря только время-пространство коптят.

"Бестелесного и невесомого,

Как тебе услыхать меня,

Если ты плоть от плоти слова и

Я же кровь от крови огня?

Пусть сгорают уголья бесчисленных дней

В обнажённой груди дотла.

Неизведанный логосом голос во мне

Раскаляется добела".

Мистичный Шклярский уступает открытой Хелависе:

"Радость моя, подставь ладонь!

Можешь другой оттолкнуть меня.

Радость моя, вот тебе огонь.

Я тебя возлюбил более огня".

Крупным планом — лицо Моречуда. Освещена левая часть.

Моречуд: Зря дом сжёг.

Крупным планом — лицо Заречуста.

Заречуст (освещена правая часть лица): Мадам в печали глубокой. Пятерым бутончикам инициацию проходить. А в губернаторском замке жутко непривычно.

Моречуд красив как никогда. Бледен, сливовоглаз, губоподжат. Моречуд — страдалец.

Моречуд: Дарую на Справа выслали, если интересно.

Заречуст: М-м.

Заречуст — глаза долу, лицо — в морщины, уголки губ — вниз.

Моречуд: Я не обижаюсь.

Заречуст поднимает глаза: Да и я не извиняться пришёл. Печально, что так вышло.

Моречуд: Даруя, Уручнрук, Окрстёна, ты, я, мадам Вседора даже. Всё спуталось, как оно обычно бывает, и получилось вот. Погрелись у Тожара, поцеловали Луну в воде — да и шляпу-лодочку снимем, да и поплывёт сама по себе, набухнет, да и сгинет.

Заречуст морщинисто хмыкает: За душу берёт.

Моречуд: А что? Я поэт не хуже тебя. Перед смертью любой главараз поэт.

Заречуст: Да ты не мрачней. Ну прилюдно простят на празднике. Ну поцелуешь носок презиратора. Он, может, чистые наденет.

Моречуд озаряется полуулыбкой романтика: Сначала простят, а потом на задворках тюрьмы расстреляют. Во поле во ромашковом.

Заречуст: Вором Ашковым. Это кто?

Моречуд смотрит вперёд прозорливо-неизбежно: Ох, да не шутил бы ты, друже. Лясы да не точил бы зря.

Заречуст: Слушай, я тебя вообще не понимаю. Это какой язык?

Моречуд: За горами да за океанами почту носил я девушкам пряным. Им письма пел, в их воду глядел. Дома у огня над книгой корпел. Что за книга та — не зна не веда, вечно снег у нас — в ней лето, вечно ночь у нас — в ней заветы света, туманными словесы писаны рассветы лета. Как запомнил я словесы да на жизнь на всю, так и знал, что к труне спою. Как уложат меня в колыбель, как укутают в белу шинель, как насыплют земли горсток пять — так и будет песня звучать. Три планеты кругом обернёт и ко мне, знай, потом прикорнёт. Губернатор пройдёт — поклонится, мадам пройдёт — закраснеется, Заречуст пройдёт — рядом уснёт.

Заречуст таращит глаза.

Моречуд: Не нужна история та никому, Заречуст. И меня убьют, и тебя убьют, и Дарую убьют, и Окрстёну убьют.

Заречуст: Стоп. Говори нормально, а?

Моречуд: Постараюсь.

Заречуст: Ты, значит, не отчаивайся. Ты нынче знаменит. После прощения тебя с руками оторвут. И в пастухи, и в военные, да хоть в бакалейщики звать станут.

Моречуд: Мы-чедверо бостанем брерадором-одним беред, а он-один хумыгнед нам-чедвером, лица-четыре в, и брямо блощади бранижной на головы-чедыре бобелит одсе. А толба-дьма борасхохочся дольго. Им-дьме лиж бы сбекта.

Заречуст: Так, без шуток, теперь я действительно не понимаю тебя.

Глаза Заречуста — сизые небеса. Дождём набухает в них страх. Бури знак — точка-зрачок, и он расширяется. Беги, пока не поздно.

Моречуд: Извини, перескочил. Так через пять столетий говорить будут.

"Вымрут все к тому времени", — мелькнуло.

Моречуд: Я каждой пОрой чувствую смерть, Заречуст. Без обмана. Грудь щемит.

У Заречуста в сердце толкнулся тёмный комок. Он хотел выпорхнуть и встретиться с другим, Моречудовым.

Молния блеснула под бровями. Налетела буря и прошла.

Заречуст: И ты...кхм.

Моречуд: Безня боследняя моя. Злышу силы себе в, а доста не могу. Ты може.

Заречуст соображает. Глаза — на потолок, на решётку, в паутину левого угла, на сбрендившего Моречуда.

Заречуст касается замка на решётке. Из пальцев чёрная лава. Замок плавится.

Глаза на Моречуда.

Моречуд: В пояс кланяюся, друже. Сослужил мне добру службу.

Заречуст (медленно): Тебя ведь всё равно...кхм.

Моречуд: Да, найдут. Но пару дней — азарт, прелестницы и воля.

Заречуст: Не заглянешь к нам? К Янтаре?

Моречуд: Сердце моё — Даруя. Остальные — тени. И лучше, кабы тени-незнакомки.

Заречуст: Ладно. Тогда я...

Заречуст разводит руками.

Моречуд: Да. Ночью справлюсь. В последний раз увидимся на празднике.

Заречуст: Ага. Ну бывай.

Растерянный Заречуст выходит из тюрьмы "Сумеречная весна" (Округ Узоров Травы). Свидания здесь длятся столичный час, но можно и меньше.

Сгусток свернулся клубком и затих среди других постояльцев души — до следующего потрясения.

Глаза — серое море. Лоб — в бороздах снежное поле.

Заречуст останавливается у тормозилки и Звезды. Достаёт из чересседельной сумки трубку и табак. Набивает. Позади него вытягутое серое здание с шарообразным белым куполом. В тюрьме два надземных этажа и четыре подземных. Моречудова камера -3-Д — на третьем подземном.

Заречуст глядит на звезду. Не на свою умницу Звезду, отвернувшуюся от дыма, а на общую заходящую звезду, отвернувшуюся от Слева и от Справа.

Завтра на ярмарку съездит. Новые книги притащит. В "Кортике и тортике" ему делать нечего: особняк посетит сам хозяин. Плата за аренду — участие в инициации бутончика. Завтра уже имя ей будет. Достоинство или черту губернатор определит, и назовут. Приятно, пожалуй, быть нарекающим.

Потом примутся с мадам Вседорой новый дом искать. Чего запаниковали тогда? Эх. А впрочем, муженёк с братюней до нее не доберутся — и то славно.

Нужно, чтоб стойло хорошим было. И сарайчик для пастухов. И нового пастуха... Уживёмся. Зато сколько материала для книги-то. Окрстёна жизни не знает, она — фантазёрка, насмешница, экспериментаторша. А я, помимо этого, реалист. В первые месяцы засяду в норе, как Свершеи, и доведу до толка все эти мятые листы в соломе. Карандаш, а станет ручка.

Выживем, конечно. Ш-ша! Раз, два, три. Лёт!

Восемь часов спустя

Дорога на ярмарку "Вселенская мысль". Молнией проносится Звезда.

Вид с точки зрения седока: длинные-длинные зелёные с коричневым полосы по бокам, а впереди — ничего, пятно.

Звезда тормозит. Что?

На дороге человек.

Звезда, как и все лошаусы "Кортика и тортика", приучена останавливаться, если путь преграждает любого рода объект.

Заречуст спешивается. Снизу вверх смотрит на человека. Тот выше Заречуста в два раза.

Угольный плащ, скользкий, как чешуя. Рукава до локтя — костлявая рука. Шляпы чересчур широкие поля — не видно лица.

Голос из-под шляпы: Здравствуй. Я из Прежних.

Заречуст сглатывает слюну.

Заречуст: Я-а-а...догадался.

Из Прежних: Нас так изображают?

Заречуст: П-примерно.

Из Прежних: Это конец. Твоему пребыванию здесь.

Заречуст: В-вы... В-вы...убьёте меня?

Широко раскрыты глаза.

Из Прежних: Ты чудесник.

Голос какой? Рокочущий, низкий, в целом — нормальный.

Заречуст нервно вздыхает.

Заречуст: Да.

Из Прежних: Ты покидаешь систему.

Из Прежних плавно касается Заречуста, обволакивает Заречустово плечо скелетообразными пальцами.

Возможно, безног.

Заречуст: Я-а-а. Не могу не чудесить. Это...не в моей...

Из Прежних: Живёшь с нами. Здесь не нужны. Чудесники.

Из Прежних поворачивается вправо, рука тащит за собой Заречуста. Заречуст не может устоять. За спиной фырщит Звезда.

Заречуст: То есть, я покидаю эту тожарскую систему?

Из Прежних: Верно. Я плохо владею. Их языком.

Заречуст: Вы забираете меня к себе?

Из Прежних: Лизий или смерть.

Заречуст: Ли... Лизий. Не знаю, что это, но определённо он.

Из Прежних: Мы ищем чудесников. Доставляем к нам. Здесь мешают.

Заречуст: Это туда мы идём?

К прозрачной сфере, которая каким-то образом стоит-не катится. У санешаров-то колёса есть. А здесь что?

Звезда тупает сзади.

Заречуст: Можно мне взять моего лошауса?

Из Прежних: Договорено.

Стукнуть по руке и бежать? Зачем? Я не герой. Страшно интересно, как оно там будет. Да и нечем. От страха на полусогнутых, а комочек внутри посадил за решётку. Страх сковал всего — что за, вашу Справа, точное определение. Какое бежать! И говорить нормально не могу. Да и догонит наверняка. Лень. Нет, пусть это будет.

Заречуст: Другие...чудесники. Тоже?..

Из Прежних: Мы забираем всех.

Заречуст: Они...в этом...шаре?

Из Прежних: Все там. Рано и поздно.

Заречуст: Ага.

Подаёмся чуть назад, ведь мы-то с тобой никуда не летим. Из Прежних, Заречуст и Звезда мельчают. Парит, бредёт, шагает — домой, в неведомое, за хозяином.

Что дальше — это уж дело Прежних. Быть может, троетяне увидят скоро, будто яркий фейерверк, взрыв прозрачной сферы. А Прежние улетят к себе или, если они зомби-смертники, никуда не улетят.

Быть может, чудесникам каюк из-за непереносимости воздуха в стеклянной сфере.

Быть может, все дружно и счастливо проживут, сколько отмерено, бок о бок с высшей расой.

В тожарской системе, в Тройской презимперии, на планете Слева моих героев нет.

"А может быть, и не было меня.

А-а, молчи!

И сердце без меня-а само стучит.

И рвутся струны сами собой,

Как будто разрывается свет.

А может быть, и нет".

Можешь не читать. Это важно мне, а не тебе.

Я живу неправильно. Как бы меня ни хвалили, кто бы мной ни восхищался, важные особы презирают меня. Я не могу заслужить уважения у хикканов, свысока смотрящих на тех, кто счастлив и сыт, и у полумаргинальных полугениев, которые прочли все книги и знают всё на свете. У них другой мир, в который мне не попасть, потому что мне не дано его постичь. В моей жизни не то, что нужно, определяет не то, что нужно. Не исправить.

Истории сближают с миром вне, но полностью жить там я не в силах.

Творение удалось. Творец несовершенен.

А может быть, и нет.