Амнезия (гет)

Она смотрит спокойно, улыбается. На самом деле это обман. Она лжёт, в её карих глазах блестят маленькие золотые крупинки. «Давай, смотри на меня. Иди ко мне. Поверь. И ты не вернёшься». Волосы острижены коротко и неровно — она сама обрезала их кривым кинжалом. Она знает, что ей поверят. Она уже зажгла огонь, уже приготовила котёл побольше… Как хорошо, что она — просто картина.

Я усмехнулся и подошёл к следующей картине. С неё на меня смотрела русалка — так же живо, как ведьма, от которой я только что сбежал. Синеватая кожа, чарующий взгляд прищуренных, пустых белых глаз… Если русалки действительно выглядели так, то я бы скорее испугался и унёс ноги подальше, чем пошел за ними на дно.

Следующие рамы — румяная полуденница с забавно-пухлыми щечками; толстый, склизкий водяной; лохматый, но не чумазый домовой… Художница постаралась на славу, полотнам нет конца. Она рвала шаблоны, что мне понравилось, но я не чувствовал непреодолимой тяги к искусству, поэтому мне быстро наскучило ходить по залу. Но ничего другого не оставалось, ведь я прекрасно знал, что Аня устроит мне выволочку, если узнает, что я ушёл домой, и её не будет волновать, что я пришел на выставку не по своей воле. Я вздохнул. И всё же был рад, что Аня появилась в моей жизни. Ради неё можно и потерпеть.

В поисках хоть чего-то интересного, я забрел в самый дальний угол зала, где моё внимание привлекла женщина с бокалом вина в руках. Она вальяжно облокотилась на мольберт, на котором стоял холст с неизвестными мне маленькими духами леса, и угрюмо смотрела на толпу. К ней часто кто-то подходил, она приветливо улыбалась, что-то говорила, кивала, но, когда гость отходил в сторону, снова возвращала себе маску безразличия.

— Вам не нравится выставка? — поинтересовался я, подойдя ближе. Я догадывался, кем она была, поэтому хотел услышать ответ.

— Совершенно не нравится, — отозвалась она, но не улыбнулась. — Что самое отвратительное — это всё нарисовала я.

— Тогда почему вы не выглядите счастливой? Картины прекрасны…

— А вы, я вижу, прямолинейный молодой человек. Я могла бы обидеться, если бы вы не были таким симпатичным, — она всё же улыбнулась и поднесла к губам бокал. — В том-то и дело. Первую картину я написала в съемной однокомнатной квартире, в драных джинсах и кисточкой в волосах. У меня была лишь пара кистей да грязные краски, на которые я очень долго копила. Я не спала ночами, мне хотелось творить. А что сейчас? Как вы думаете?

Я промолчал. Она выглядела несчастной. Сложно, наверное, было выглядеть так с блестящим камнями колье на шее, дизайнерском платье и меховой накидке. Но она стояла передо мной уставшая, потухшая и безразличная ко всему.

— Теперь, когда у меня много денег, я могу позволить себе любые краски, любые кисти, я потеряла главное — желание, вдохновение, если хотите. Деньги убили во мне художника, я давно поняла это. И даже не знаю, что хуже: жить с мертвым творцом внутри или осознать, что он мёртв?..

Женщина допила вино и улыбнулась очередному поклоннику. Мне же стало не по себе. Я должен был сказать ей что-то, но не знал что. И не хотел, потому что увидел за её спиной размытое рыжее пятно. Внутри замерцала боль, не физическая, но такая же неприятная. Она помнила о каком-то эпизоде моей жизни, таком же печальном, как рассказ художницы. Но о нём не помнил я.

— Может, вы сможете воскреснуть?

— За воскрешением я приехала в ваш город. Говорят, здесь много странных вещей творится. Я останусь здесь на месяц. Заходите, если…

Теплые пальцы задели мою руку, но тут же исчезли, оставив прохладное дуновение. Место прикосновения горело, а в груди разливалось то же знакомое жгучее чувство. От меня быстро удалялась девушка, дразня шлейфом медных волос, за которым я молча наблюдал пару минут. Это не могла быть она, в такие совпадения я не верил, но всё же сорвался с места, не дослушав приглашение художницы.

Пробираться через джунгли было непросто. Наверное, проще было бы бежать через настоящие джунгли с лианами и влажным воздухом, но мне не повезло. Толкая живые препятствия, отпихивая каждого второго и забывая извиняться, я следовал за девушкой с рыжими волосами. Чем ближе я к ней подбирался, тем сильнее ныло в груди и мутился рассудок. Её поимка для меня значила всё: победу, жизнь и смерть. Я готов был умереть, лишь бы перед смертью схватить за руку…

Угол, шаг вперёд, рука… Она ловко вырвала запястье из моих пальцев, оглянулась. Полуиспуганный-полухитрый взгляд жёлто-зелёных глаз обдал холодной водой, и я, очнувшись от внезапной зависимости, застыл на месте. Минута прошла, она уже скрылась в толпе, и шанс найти её был равен нулю. Я снова проиграл.

* * *

— Ты чего такой хмурый? — поинтересовалась Аня, когда мы шли из музея. — Если тебе так не нравилась выставка, мы могли бы уйти.

— Нет, интересно было.

— По голосу и не скажешь.

— Ань, я снова ту девушку видел.

Мы посмотрели друг на друга, и от меня не укрылись перемены в её лице. Губы её дрогнули, она быстро втянула воздух и отвернулась.

— Вы меня достали! — в сердцах воскликнул я. — Вы все её знаете, все. Так неужели так сложно мне сказать?!

Аня молчала. Я злился, тоже молча.

Девушка с рыжими волосами и желто-зелёными глазами была моим кошмаром. Я видел её редко, но достаточно для того, чтобы думать о наших встречах до конца дня. Как бы я ни старался выбросить её из головы, её образ возвращался снова и снова. Я смирился, но вскоре понял, что мне мало просто думать о ней. Я должен был узнать о ней всё. Уверенность в том, что именно она — разгадка главной тайны моей жизни, росла с каждым днём, но пока я не мог сдвинуться с мёртвой точки. Благодарить мне следовало друзей, которые, почему-то, усердно скрывали от меня её имя и вообще любую информацию о ней.

К тому моменту, как перед нами выросла оббитая темно-синим дерматином дверь, я успел обвинить друзей во всех смертных грехах. Больше всего, конечно, досталось Антону — хозяину квартиры, человеку, который спас меня от безкрышинадголовного существования. Но его подвиги порой забывались.

— Как выставка? — с улыбкой спросил Антон, возникнув на пороге. — Понравилось, Ань?

— Ещё как!..

Хозяин пропустил нас в квартиру под щебетание Ани, но я старался не слушать. С её впечатлениями я уже был знаком, а приторные поддакивания Тохи в подобные моменты меня раздражало. Я прошел в комнату и упал на кровать. Настроение испортила внезапная встреча, она же вызвала новый поток чувств и воспоминаний. Я закрыл глаза. Слишком яркие картинки из прошлого. Того прошлого, которое я помню…

Первое, что я увидел, очнувшись, было белое небо. Белое абсолютно, не из-за облаков, а просто белое. Из-за отсутствия голубого, наверное. Но тогда я не обратил на это внимания. Всё, о чем я думал, сосредоточилось в голове и маленьким комочком пульсировало в затылке, вызывало боль. Тогда я был уверен — ещё чуть-чуть и голова развалиться на две половинки.

Когда боль утихла, я смог встать, цепляясь за что-то шершавое и морщинистое — кора дерева, как оказалось. Посмотрел на него — наверняка, с очень глупым видом. Ведь не помнил, как оказался в городском парке на траве. Взгляд прояснился. Любое движение отдавалось тупой болью в голове, но мне удалось оглядеться. В нескольких метрах от меня сидела девушка с медными волосами — тогда я увидел её впервые. Она сидела на траве, скрестив ноги по-турецки, и, не моргая, смотрела на меня. Кончики длинных рыжих волос лежали на земле, глаза горели жёлтым. По щекам, собирая веснушки, текли слёзы. Выглядела она жалко и в то же время пугающе. Но тогда я не заметил даже этого. Те пять минут, что мы смотрели друг на друга, в груди всё больше жгло. И если бы это был интерес или жалость, я всё бы понял. Но почему ненависть? Яркая, непривычно-привычная, словно из другого мира или другой жизни. Как и эта девушка.

Она дернулась, как будто очнулась от долгого сна, быстро утерла слёзы тыльной стороной ладони и поднялась на ноги. Продолжая ловить слезинки, побежала прочь, но вдруг остановилась, обернулась и что-то прошептала. Конечно, я не слышал её. И мне казалось, что услышь я её слова тогда, все было бы намного проще.

Девушка все-таки убежала от меня тогда. Едва она скрылась из виду, мне захотелось снова её увидеть. И пусть чувство ненависти все ещё теплилось внутри…

— Ты в порядке? — я услышал незнакомый голос за спиной и резко обернулся. Это движение вызывало сильную боль, заставившую поморщиться. — Эй, похмелье?

— Хотел бы сам знать.

Человека, представшего передо мной, я видел впервые. Если бы я раньше увидел такую до тошноты добрую улыбку, я бы точно её не забыл. Люди с такой улыбкой вечно суют свой нос в чужие дела и хотят помочь, даже если их помощь не требуется. Наверное поэтому он, когда мы снова встретил рыжую девушку, поспешил увести меня подальше от неё.

— Ну и долго ты собираешься тут валяться?

Недовольный голос Ани выдернул меня из воспоминаний, но я даже был благодарен ей. «Фильм» о моей жизни всегда заканчивался одинаково — самобичеванием и головной болью. Я жалел, что имея столько шансов, не раз не догнал девушку с рыжими волосами и не смог расспросить о ней друзей.

— Пойдем, иначе пицца остынет.

— Её быстрее съедят без меня, чем она остынет.

И я пошел на кухню вслед за улыбающейся Аней.

* * *

По понедельникам Тоха часто задерживался в институте допоздна, и я был предоставлен сам себе. Это время я проводил на улице, тщетно надеясь встретить свой кошмар, или рассматривал свои старые вещи, пытаясь восстановить память. Погода не радовала, поэтому я остался дома и в который раз разложил немногочисленные материальные воспоминания на диване. Паспорт, телефон и несколько горстей мелочи я нашёл в рюкзаке, который лежал под тем же деревом, что и я. По паспорту мы узнали такие мелочи, как имя и фамилия, возраст и прописку, но Антон настоял, чтобы я переехал к нему. До сих пор не понимаю почему, но я согласился быстро, и пока ещё об этом не пожалел. Общение с однокурсниками ни к чему не привело, они меня будто видели второй раз в жизни — первый, наверное, на линейке в день знаний. Преподаватели ничего кроме пресловутого «способный, но ленивый» не сказали. Поэтому никаких подробностей моей жизни я не знал, кроме того, что обычно пишут в самых примитивных анкетах.

Поэтому память мне помогал восстанавливать Тоха. Иногда казалось, что для него это — занимательный квест. Он так рьяно брался за дело и так старался!.. Антон же отвел меня в больницу, но врачи развели руками. Откуда взялась моя амнезия, они не знали и посоветовали рассматривать старые вещи и попытаться найти старых друзей.

Антон помог и тогда, взяв билеты на какую-то несмешную комедию. Мы вышли из зала, живо обсуждая фильм, как вдруг мне на спину кто-то запрыгнул с диким криком «Сашка!». Вопящее нечто обвило шею руками, едва не задушив меня, и продолжало орать. Тут подоспел парень — черноволосый, высокий, скуластый — и отцепил от меня крикунью. Потом он сделал то, чего я не ожидал совсем: он широко улыбнулся, тоже обнял и похлопал по плечу. Потом я наконец смог рассмотреть девушку. Она была такой же скуластой и когда-то черноволосой — это было видно по отросшим корням светлых волос. Как я узнал после долгих и очень душевных приветствий, Аня и Саша были братом и сестрой, а также моими друзьями. Они многое рассказали обо мне, но половину пришлось пересказывать снова — мы слишком хорошо отметили встречу в тот вечер.

Несмотря на то, что я их не помнил, время с ними было для меня лучшим. Я впервые почувствовал себя в своей тарелке и не хотел с ними расставаться. И я был рад, когда понял, что они меня не оставят. Они часто приходили в гости, и ещё чаще звонили. Такие разговоры больше любила Аня, и мы по часу зависали на телефонах, за что ей влетало от брата. И вот на диване рядом с паспортом лежал тот самый билет и бумажка с криво выведенными Аниной рукой буквами: «Remember me».

Я рассматривал эти вещи в тысячный раз и в тысячный раз вспоминал одно и то же — то, что произошло со мной уже после амнезии. Будто невидимая преграда бережно оберегала мою память от меня же. Порой даже начинало казаться, что её оберегает не что-то, а кто-то — только человек или баран может быть таким упорным.

— К чертям всё, — выдохнул я и откинулся на подушки. Меня постепенно поглощала волна послеобеденной лени. Я чувствовал, что засыпал, и надеялся забыться хотя бы так. Но видимо, на мне все же лежало какое-то проклятье.

Я очнулся в лесу, на мягкой траве и понимал, что это был сон. Но настолько реалистичные сны мне ещё не снились. Я ощущал, как трава колет локти, вдыхал сладкий запах леса и не менее сладкий запах каких-то приправ и чувствовал, что мне хорошо. Я давно не чувствовал — ни во сне, ни в реальности — такого спокойствия и даже, наверное, радости. Это приятное чувство растекалось по венам, а потом резко исчезло. Где я? Почему мне хорошо? Почему именно лес?

Когда я поднялся на ноги, всё перед глазами поплыло, как будто кто-то резко потянул в сторону весь мир, кроме меня. Я успел лишь подумать, что это было похоже на эффект в фильме, и вот уже твердо стоял на ногах всё в том же лесу, но солнце уже не светило, спрятавшись за серой вуалью. Я поежился и огляделся в поисках места, куда можно было бы спрятаться от дождя. За моей спиной темнела деревянная стена невысокого дома, но его я не рассматривал в качестве убежища. При взгляде на неё в груди появлялось знакомое чувство ненависти, такое яркое, что черта между сном и реальность в эти секунды стирались.

А потом все случилось в одно мгновение. Раскат грома, голос первых хрустальных капель, начало проливного дождя… И я услышал мягкий тихий голос, едва-едва различимый сквозь ливень. Она пела, что-то про ветер, но я не мог разобрать все слова. И не хотел. Я слушал, этот голос согревал…

Я вскочил на ноги. Вокруг были стены, и через пару секунд я понял, что проснулся. И едва я это понял, как постарался восстановить в памяти услышанный во сне голос. Мелодия уже исчезла, но слова ещё всплывали в мозгу, и я пытался запомнить каждое с той интонацией, с которой его произносила та девушка. Кто она? Где она пряталась? В доме. Но почему я не зашел туда? Почему во мне просыпалась холодная, но сильная ненависть к его стенам, если внутри находилась девушка с таким прекрасным голосом?

Вдруг раздался настойчивый стук в дверь — кажется, её скоро проломят.

— Ты идиот?! Я уже минут пять с дверью целуюсь! — накинулся на меня Антон, едва я открыл дверь. Если бы я не пропустил его в квартиру, мокрого и жутко злого, то готов поспорить, он ударил бы меня пакетом.

— Тебе, кажется, не понравилось, — усмехнулся я, занял своё законное место у кухонного окна и принялся наблюдать за тем, как Тоха разбирает пакет. — Может, поменяем обивку?

— Может тебе уши поменять? Какого чёрта расселся, помоги мне!

Тоха был настолько злой, что даже употребил своего любимого «черта». Будучи спокойным он никогда не произносил это слово, и оно служило индикатором.

— Не ругайся, хозяюшка. А ты мне шубку потом купишь, Тош?

— Я тебе так куплю!..

Я не услышал окончания фразы, потому что диктор скрылся в ванной, но его интонация позволила мне сделать определенные выводы. Вернулся Антон с полотенцем на шее и взлохмаченными волосами. Он выхватил из моих рук буханку хлеба как раз в тот момент, когда я хотел откусить хрустящий уголок и так зыркнул на меня…

— Только не кусайся! — я примирительно поднял руки и улыбнулся. — Успокойся, ну подумаешь, промок!

— Промок, — буркнул Антон, убирая в хлебницу трофей и захлопывая её со всей силой, что, видимо, в нем таилась. Крышка, бедняга, не выдержала и отвалилась.

— Ага, ну и черт с ней, — кивнул я, облокотился на спинку стула и прищурился, — только дело не только в дожде, да?

Антон хмуро молчал, вытирал полотенцем волосы и прятал взгляд. Наверняка он встретил Аню. Возможно, не одну. Но насколько я знал, никакого парня на примете у неё не было. Неужели она меня обманула?

— Ты почему не открывал-то?

— Спал.

Я попытался вспомнить слова песни и не смог. Это меня расстроило сильнее, чем следовало, и я решил, что нужно выбросить из головы эту историю. В конце концов, это было лишь игрой подсознания, а песня… наверное, я где-то слышал её раньше.

* * *

Погода совсем испортилась, и я решил, что это какой-то знак. Природа прислушивалась ко мне и моему настроению, потому что чувствовал я себя так же паршиво и серо, каким было небо. К счастью, я прихватил зонт.

Я договорился встретить с Аней у дверей городского музея. Встреча ещё через сорок минут, а высокое здание с острым шпилем уже виднелось впереди. Мне говорили, что приходить раньше времени — моя старая привычка, но дурная ли — мы так и не решили. Как бы то ни было, мне предстояло ждать подругу ещё полчаса и делать это в объятьях пробирающего до спинного мозга ветра не хотелось. Поэтому я свернул в арку между домами с намерением заглянуть в кофейню на соседней улице, но открывшаяся перед глазами картина заставила меня затаиться за углом.

Арка между домами скрывала в своей тени двоих, судя по силуэтам мужчину и женщину. Нет, даже девушку. Капюшон спортивной кофты скрывал её лицо, но на секунду мне почудилось, что я видел прядь рыжих волос. Быть может, это была она, мой кошмар?..

Мужчину я точно не знал. Ему было от силы двадцать пять лет, но густая щетина прибавляла ему пару лет. Высокий и худой, но сутулый он казался мне печальным сторожем этого города...

Когда я увидел их, они стояли молча и смотрели друг на друга. Затем, услышав, видимо, какой-то пароль, девушка протянул мужчине маленькую бутылочку из зелёного стекла… или не стекла. Нет, это не стекло отражает свет, падающий в арку! Это жидкость светится слабым изумрудом! Я глубоко вдохнул и постарался успокоиться. В конце концов, это могла быть обычная жидкость с примесью. Такие ещё в гелиевые ручки заливают, чтобы чернила светились в темноте, я видел у Ани. Но откуда девушка взяла бутылочку? Я готов был поклясться, она достала её из воздуха!

Отдав девушке несколько купюр, — я заметил обручальное кольцо на безымянном пальце — он улыбнулся и побрел прочь. Девушка спрятала деньги в карман, пнула попавшийся под ноги камушек и резко подняла голову. Я отпрянул. Она наверняка увидела меня! И я увидел. Увидел эти глаза зелёного цвета. Такой же испуганный взгляд, как на выставке. И мне непременно захотелось увидеть их снова, я снова выглянул из-за стены… но девушки уже не было. Я не надеялся увидеть её снова. Что-то подсказывало мне, что она исчезла.

Эта встреча заставила меня опоздать к Ане. По дороге к музею я пытался догадаться, что было в бутылочке и почему любопытство пересилило притихшую ненависть. В голове появилась трусливая мысль: а что если это были наркотики или другое запрещённое вещество, и теперь меня устранят, как свидетеля? Но я сразу от неё отказался.

Девушка с такими чистыми зелеными глазами не могла быть поставщиком или производителем. Так что же это было? Какой-нибудь алкогольный напиток, что-то декоративное?.. Да, наверное, обычная цирковая или колдовская атрибутика. А у меня просто разыгралось воображение.

— Сашка опоздал? Да ладно, неужели это случилось? — вопреки моим ожиданиям, Аня ничуть не обиделась. — Могу узнать причину? В «проспал» не поверю, это точно не про тебя.

Я внимательно на неё посмотрел, решая, рассказать ли о неожиданной встрече, и предложил зайти в кафе. Аня согласилась, но без особенной радости. Она знала, зачем я попросил встретиться, иначе не прятала бы взгляд и улыбалась бы более искренне.

— Что будешь? — поинтересовался я, когда нам принесли меню. — Я сегодня плачу.

— Мне повезло, — невесело усмехнулась Аня, сделала заказ и, едва официантка отошла от нашего столика, уткнулась в телефон.

— Не собираюсь с тобой церемониться, — начал я, Аня положения своего не поменяла. — Вчера Тоха пришёл очень злой, и я думаю, это из-за тебя.

— Какой ты, Сашенька, прямолинейный, — пробормотала она, отложила телефон и облокотилась на стол. — С чего такие выводы?

— Раньше я слышал от него только твоё имя, а вчера — ни разу, ни единого разочка.

Аня засмеялась, но так же меланхолично и театрально, как улыбалась. Я не знал, что между ними произошло, но решил докопаться до истины и помочь друзьям, даже если они этого не хотят.

— Значит всё очень серьёзно, — на этот раз Аня усмехнулась, как настоящая Аня. Ревность Антона ей льстила. — Жаль только, что он не может сказать это мне в лицо.

— В смысле? Ань, расскажи, а то из него и слова не вытянешь.

— Ты всегда любил лезть в чужие дела. Вот это самое ужасное твое качество!

— Не заговаривай мне зубы.

— Вчера мне было так плохо… Вообще вчера был отвратительный день! Даже вспоминать не хочется. А начинал очень даже неплохо: я встретила… старую знакомую, мы перестали общаться, а тут разговорились. Признаться, не думала, что смогу с ней так спокойно говорить после того, что было… А потом я пошла в издательство. Я рассказывала, что отдала свои стихи, помнишь? Знаешь, что они мне предложили? Напечатать их под другим именем! Конечно, они все это красиво описали, украсили, мол, гонорар я получу полный… и вот при чем тут гонорар? Вот же!.. Потом в институт зашла, мне нужно было в библиотеку сдать книги. Наткнулась на философа своего, ух, век бы не видела! Так он мне заявил, что я должна зачеты сдать! А сам мне недели две назад говорил, что поставит автоматом. Как же я…

Аня замолкла и не проронила ни слова, пока официантка расставляла на столе две высокие чашки горячего шоколада и тарелочки с пирожными. Но едва девушка, улыбнувшись, отошла, Аня заговорила снова, более тихо, но не менее эмоционально:

— Деньги на телефоне закончились, дождь начался в самый неподходящий момент. В общем, всё навалилось, и я готова была сесть посреди улицы, закричать так, чтобы все стекла повылетали, а потом плакать, плакать и плакать… Тут-то и нашелся этот «спасатель». Уцепился за мной, пытался развеселить, утешить. Не то чтобы я вот так спокойно

знакомлюсь на улицах и иду гулять с первым встречным, просто вчера я была очень злой и расстроенной. Ну, мы с ним полгорода обошли, он весёлый. Потом целовались на площади… а когда я посмотрела кругом, увидела Тошу, он уходил. Мне было стыдно, жутко стыдно. Злость откатывала, и я поспешила отвязаться от своего кавалера. Вот, в

принципе, и всё.

— Ну и дура ты, Аньк. Шлялась по улицам с подозрительными личностями вместо того, чтобы к друзьям прийти. Это Сашка уехал, ты свободу почувствовала.

— Ещё Сашку приплети, давай, — проворчала Аня, сделала несколько глотков и подняла взгляд. — Я просто хотела побыть одна. А быть с незнакомцем почти то же самое… Я не хотела мешать, мне хотелось справиться со всем самой, быть как вы с Тошей.

— Как мы — это как?

— Напрашиваешься на комплимент? Вы, Саша, смелые и самостоятельные. А я всю жизнь с братом: в детском саду, в школе, теперь в институте…

— И тебе скорее повезло, чем нет!

— Я знаю, но иногда устаю от его опеки. Он старается не ограничивать мою свободу, но это получается само собой, на уровне мыслей даже. Я знаю, что дома ждет брат, поэтому прихожу вовремя, чтобы он не переживал. А он будет, что бы ни говорил! — она отправила в рот кусочек пирожного, прожевала, задумчиво глядя за моё плечо, а потом беспечно добавила, — А вообще я не сильно расстроена из-за вчерашнего знакомства. Приключение, какое-никакое… Только Тошу жалко.

Но в её голосе слышались не только жалость и стыд. Точнее, слышались не они. Непонятная мне злость проскальзывала тонкими нотками, но я не понимал, на кого она злится. А когда я спросил, Аня недолго молчала, а потом сорвалась:

— Да он просто! Просто! — она стукнула кулаком по столу, засопела, хмурясь, — Он бы мне хотя бы намекнул на ревность! Хотя бы раз отпустил себя, а не контролировал каждое движение!

— Подожди, Ань…

— Если бы не ты, я бы до сих пор сомневалась в том, что он меня любит, — Аня немного успокоилась и сидела темнее тучи, рассматривая крошки на тарелке. А потом пошел дождь, и она перевела взгляд на окно. — Почему он не может просто взять и всё рассказать? Почему он смущается и жмётся, как девчонка? Разве это не моя роль, Саш?

— Хочешь совет? Расслабься! Перестань анализировать, рассчитывать и, самое главное, думать! Ты слишком много думаешь, слишком! — я несильно постучал костяшками пальцев по её макушке. — Ты как Тоха. «А что если…», «я признаюсь, и что?» Вот в чем ваша проблема.

Аня улыбнулась, но её глаза заблестели от скопившейся в них влаги. Я запаниковал: неужели мои слова звучали так жёстко? Потом Аня засмеялась, и я совсем растерялся.

— Ты говорил мне то же до своей амнезии, — объяснила Аня, пересела ко мне ближе и обняла. — Спасибо тебе, спасибо, спасибо, спасибо!

* * *

Лес был абсолютно такой же, как в прошлый раз: спокойный и сильный. И погода была такая же, и вот через пару минут я уже прятался в тени деревянного дома в надежде спрятаться от дождя. Только одно изменилось: листочки на деревьях светились тускло-зеленым цветом, совсем как жидкость в бутылочке, передачу которой я увидел днём. Я не нашел причину такого необычного явления, да и времени на поиски не было. Когда на небе появились первые тучи, я побежал к знакомой стене. Я быстро нашёл деревянное крыльцо с резными перилами.

Я должен был войти в дом! Путь преграждала лишь деревянная дверь и снова заявившее о себе чувство ненависти. На секунду мне показалось, что будь рядом спички, я бы поджёг это крыльцо вместе с перилами и деревянной дверью. Я, наверное, был в этом доме до амнезии и поссорился с его хозяином. Иначе как объяснить это чувство?

Первый шаг был сделан. Ступень, вопреки моим опасениям, не развалилась и не превратилась в туман, как это бывает во снах. Я быстро поднялся по ступеням, решительно постучал в дверь… и замер. Знакомый голос, тот же, что пел песню, ответил: «Войдите». А мне стало так страшно… Я боялся увидеть хозяйку деревянного дома. Я понимал, кого именно боюсь увидеть, и руки мои дрожали.

— Войдите, — повторила девушка, отворил передо мной дверь.

И я упал. Крыльцо под ногами растаяло, и последнее, что я увидел, была она. И я провалился во тьму.

Я резко сел на кровати, чувствуя капли холодного пота на лбу. Снова реалистичный, снова очень яркий сон. Я бы сказал, что это мои воспоминания, но я не чувствовал этого. Чувствовал только ненависть и тупую боль, и острое желание вернуться в тот дом, к девушке… Я узнал её, это была она. Медные волосы, заплетенные в пышные косы, изумрудно-золотые глаза. Её портрет из памяти не сотрётся, о нет, не сотрётся.

Я откинулся на подушку и закрыл глаза. Передо мной снова всплыл её образ. Что говорили её глаза? Сначала они были удивлены, потом испуганы. А потом? Потом, кажется, девушка растерялась, но какие-то нежные золотые огоньки мелькнули в изумрудной бездне. Мы с ней были знакомы? Да, я в этом был уверен. Наверное, я знал это всегда, но гнал от себя эту мысль прочь. Но если мы были знакомы, почему она избегала меня? Почему мои друзья не пускали меня к ней?

Эти сны приносили мне много вопросов, но ни одного ответа.

* * *

Я снова встретился с художницей в музее. Аня притащила на очередную выставку, но в этот раз я ходил с ней и с Тохой. Я заметил женщину в рваных джинсах у соседней рамы и не сразу узнал в ней мою знакомую. Практически без макияжа, без мехов и с тонкой цепочкой вместо богатого колье она выглядела лет на пять моложе, чем на выставке. Я присматривался к ней несколько минут, а она, заметив это, узнала меня сразу и украдкой помахала рукой.

— Я на секунду, — сказал я негромко Ане и Антону, подошел к художнице и кивнул ей вместо приветствия. — Кажется, ваше желание исполнилось, вы нашли вдохновение.

— Да, ты абсолютно прав! — широко улыбнулась художница, неожиданно переходя на «ты». — Я начала работу над новой серией картин. Представляешь, после нашего с тобой разговора вышла покурить и нашла её, музу из плоти и крови. Я её увидела и в голове что-то щелкнуло, сразу представился сюжет, техника… Давно не было со мной такого. Я и надела джинсы, как символ моего возрождения. Кстати, как раз вчера закончила ту картину, её портрет. Хочешь взглянуть?

Она достала из кармана телефон, несколько раз ткнула длинным ногтем и протянула мне. Я подозревал, что увижу медные волосы и зеленые глаза с желтыми искорками, ведь никто не мог привести художницу в такой восторг, кроме неё. Я не ошибся, с фотографии картины на меня смотрела мой ночной кошмар. Я готовился встретить приевшуюся уже ненависть, и она появилась — ленивая, тусклая, но появилась.

— Она действительно такая? — поинтересовался я, надеясь, что художница поймет значение туманного «такая».

— Да, она просто прекрасна! — кивнула женщина, улыбаясь. Она была довольна произведенным эффектом. — Я думаю потом нарисовать её в образе какой-нибудь воительницы. Софи оказалась очень милой и согласилась позировать мне столько, сколько потребуется. Уж из этой «золотой жилы» я вытяну все, что смогу!

— Как вы её назвали? Софи?

Я почувствовал легкий укол в груди, и всё тело наполнилось приятным теплом.

— Да-да, Софья, правда, фамилию не знаю. А что, понравилась? Портрет точный, она и в жизни такая.

Я это знал. Я гнался именно за этими медными кудрями на выставке и именно в эти изумрудные глаза смотрел во сне. Теперь я мог рассмотреть её лицо лучше. Моему взгляду открылись и пухленькие щечки с россыпью мелких веснушек, и бледно-розовые губы, не сильно выделявшиеся на фоне кожи цвета слоновой кости. Бледная, как аристократка, на картине она играла роль обычной деревенской девчонки. Соня сидела на желтой траве где-то в поле, на ней было простое платье молочного цвета, она улыбалась. Улыбка у неё была слабая, едва различимая, но очень нежная, как взгляд зелёных глаз. Выбившаяся из общей копны волнистая прядь спадала на выступающую ключицу, и эта деталь придавала картине живости и озорства. Только одна деталь, и образ Сони оживал, сходил с картины и…

— Приходи, посмотришь на картину вживую, — пригласила художница, и я отдал ей телефон.

— Спасибо, но не стоит. Вы потрясающе рисуете. Надеюсь, ваше вдохновение вас больше не покинет.

Она поблагодарила меня, мы попрощались. Аню и Антона я нашел через несколько рядов, они держались чуть поодаль друг от друга. Холодок в их отношениях я заметил с утра, когда мы встретились, чтобы вместе пойти в музей. Оба старались скрыть своё раздражение, и хуже это получалось у Тохи. Он не любил врать и не особенно умел это делать, но, как настырный баран, пытался держать себя в руках перед Аней и, пожалуй, только рядом с ней мог довольно сносно сдерживать свои эмоции.

— Ты с ней знаком? — поинтересовалась Аня, едва завидев меня. — Знаком с Милославской?!

— Двумя словечками перемолвился на выставке, — я пожал плечами и принялся с напускным интересом рассматривать «шедевр абстракционизма» какого-то мне неизвестного гения двадцать первого века.

— И мне не сказал?! Сашка, ты отвратительный друг!

— Зато я очень, очень хороший человек, — улыбнулся я и потрепал её по макушке. — А мы даже и не знакомились, чтобы я мог кого-то ей представить.

— Все равно ты ужасен, — фыркнула Аня, но уголки её губ подрагивали.

После выставки мы зашли в кафе, то самое, где я встречался с Аней накануне. Она заказала то же пирожное, тот же горячий шоколад, в то время как Антон даже не открыл меню. Я сидел за столом между двумя враждующими сторонами и понимал, что это чаепитие будет очень напряженным.

— Как вам выставка? — по традиции поинтересовалась Аня, будучи зачинщиком всех наших культурных вылазок.

— Ерунда, — пожал плечами Антон.

— Почему? По-моему некоторые решения очень неожиданные и…

— Да ты сама не веришь в то, что говоришь.

— Я хотя бы что-то говорю.

— Я, по-твоему, молчу, что ли?

— А почему вы не хотите, чтобы я встретился с Соней?

Резкое молчание прорезало воздух и застряло в нём, как мне показалось, надолго. Минуты тянулись как расплавленный в микроволновке сыр, Антон и Аня переглянулись, потом медленно, словно нехотя, повернули головы и посмотрели на меня. Я смотрел в их глаза и читал одно — испуг. Это то, что я замечал всегда и всегда сомневался, но в тот

момент сомнений не осталось: они боялись вопроса, боялись разговора.

— Соней? Какой Соней? — абсолютно фальшиво прозвучал вопрос Антона, и он опустил голову.

— Откуда ты знаешь её имя? Ты что-то вспомнил? — Аня грела руки об остывшую кружку. — Как давно?

— Как ты оживилась, — пробормотал я, хмурясь. — Так кто она?

— Так ты не помнишь её.

— Рыжая девушка Соня как-то связана со мной, моим прошлым и моей амнезией, — проговорил я, глядя в нетронутый чай. — Я должен поговорить с ней, а дальше гори всё синим пламенем!

* * *

Погода испортилась настолько, что мне пришлось надеть пальто. Я шёл и думал только об одном: о том, как Аня провожала меня в «добрый путь». Она пришла так рано, что звонок в дверь сыграл роль будильника. Я услышал, что дверь пошел открывать Антон и решил не покидать комнату. Аня замучила бы меня со своими наставлениями — это я понял ещё в кафе, когда получал благословение друзей на встречу с Соней. Когда я вошел в кухню через какое-то время, так и не уснув больше, Аня и Антон мило беседовали. За завтраком, заботливо приготовленным Аней, я во второй раз выслушал рассказ о Соне. Она всё больше интересовала меня, и я готов был бежать к ней в ту же минуту.

— Только будь осторожнее! — тихо бормотала Аня, когда мы стояли в прихожей. Она пыталась застегнуть пуговицы на моём пальто, но руки у неё дрожали.

— Не к монстру иду, — я осторожно оттолкнул подругу, но она тут же вернулась с новой пыткой.

— Бывшая девушка хуже монстра, — усмехнулся необычно молчаливый от волнения Антон. Он порывался идти со мной, но был послан по всем известной дороге.

— Всё-таки зря ты не разрешил идти с тобой, — причитала Аня, завязывая на моей шее клетчатый шарф. — При нас она с тобой ничего не сделает…

— Да отвяжитесь! — я сорвал шарф, бросил его куда-то в угол и распахнул дверь. — Не маленький, разберусь!

И вот я шёл разбираться. Впереди уже темнел высокой, непроглядной стеной «лес» — так называли район с частными домами, окруженного высокими дубами. В груди зарождалось странное чувство, похожее на смесь страха, ненависти и приятного предвкушения перед долгожданной встречей.

Я шёл к девушке Соне, которая живёт одна в небольшой деревянном доме. Я шёл к девушке Соне, которая с часа до двух всегда бывала в этом доме. Я шёл к девушке Соне, которую когда-то любил. Я шёл к девушке Соне, которую в городе называли Ведьмой.