Приснись жених невесте (гет)

За ужином он так и не смог заставить себя проглотить хоть что-то. Проигрыш самому ненавистному факультету, в котором он считал себя в достаточно большой мере виноватым, хроническая усталость, ведь часть сна он жертвовал изматывающему заданию, которое казалось уже не честью, а наказанием…

Отмахнувшись от желающих поболтать однокурсников в общей комнате, а потом еще раз, более жестко, от соседей по спальне, он забрался под одеяло, вытянулся на спине и стал бездумно разглядывать несомненно красивое полотно балдахина. Потом, поняв, что спать все-таки надо, хоть изможденное постоянным стрессом тело ни в какую не желало послушно задремать, он свернулся в клубочек, но почти сразу закололо в боку, по которому еще летом прошлось заклинание в наказание от Темного Лорда. Но перевернувшись, он не обрел желанного покоя и попытался устроиться на животе. Таким образом, отгоняя одни мрачные мысли, на смену которых тут же приходили другие, он проворочался за плотно закрытым балдахином еще дольше, чем обычно.

Вид мертвой птички его совсем выбил из колеи. Вдруг ему велят сперва испробовать действие шкафа на себе, прежде чем пускать туда доказавших свою состоятельность Пожирателей? Он с трудом удержался от того, чтобы зашмыгать носом. Себя было жалко до умопомрачения, в гораздо большей степени, чем родителей. Отец вообще в безопасности в Азкабане...

Уже отпуская себя в объятия сна, он всем сердцем пожелал оказаться где угодно, лишь бы постоянно не трястись над своими секретами и не лелеять всевозрастающие страхи.

Пробуждение вышло странным. Спросонья он было подумал, что кто-то очень наглый из его соседей по комнате отдернул полотно балдахина, потом — что он просто забыл о некотором куске своей жизни, во время которого приехал в Мэнор, где отродясь ничто не мешало утреннему солнцу светить в лицо. Последней версией было то, что он продолжает спать и лучи солнца ему просто снятся. Впечатление нереальности усилилось странным ощущением — вроде тело не его.

Волосы, разметавшиеся по подушке, чувствовались по-другому, ладони саднило, как после долгой прогулки на лошади, не надев перчаток, да и симптомы легкой простуды отличалось от привычного. Как будто у него другая носоглотка, что ли.

Решив, что в любом случае пора вставать, поскольку лежание в постели вряд ли приблизит его к разгадке этого ребуса, он откинул одеяло и собрался опустить ноги на пол, как в дверь постучали и сразу же вошли. Немолодой уже человек в странной одежде нес в руках поднос, на котором красовался фарфоровый сосуд с неизвестным Драко гербом.

— Доброе утро, мистер Дарси! — поздоровался вошедший, и Драко чуть не закричал: все разрозненные странности сплелись воедино, образовав пугающую картину — пожелание, с которым он заснул, пожалуй, сбылось.

Невероятно, но он нашел силы ответить на приветствие, и голос почти не дрожал. Чужой голос, явно принадлежащий вполне взрослому мужчине:

— Д-доброе утро! Поставьте на буфет!

Слуга посмотрел на него с недоумением, и Драко спохватился — естественно, тот и без напоминания знает, что куда ставить. Однако выказывать свое удивление по поводу хозяйских причуд в этом доме, видимо, было не принято, и меньше чем через минуту Драко был предоставлен самому себе. Он воспользовался благословенным одиночеством, распотрошив секретер с документами. Если допустить, что они принадлежат тому человеку, чье тело он занял, то он, Драко Малфой, нынче… — какое громоздкое имя! — Фицуильям Дарси…

* * *

Сначала у нее было такое ощущение, якобы бежала со всех ног и натолкнулась на незримую стену. Бежать дальше невозможно, расшибленный лоб нещадно болит, а мозг лихорадочно пытается понять, что же случилось. Потом воображаемая стена рассыпалась острыми осколками, и каждый из них попал точно в цель: в глаза, сразу захотевшие больше не видеть ничего, в рот, обычно находящий самые правильные слова для других, а больше всего битого стекла ожидаемо пришлось на долю сердца. Гермиона про себя удивилась, как еще стоит на ногах.

Потом она развернулась и ушла, накапливая и преумножая обиду на Рона и безголовую Лаванду. Безголовую и бесстыжую. Обида, подстегиваемая ревностью и чувством собственного ничтожества, в конце концов вылилась в атаку желтых птичек — пусть им тоже будет больно. К сожалению, акция возмездия принесла утешение лишь на краткий миг. По возвращении в спальню ее поджидало не только разочарование в себе, но и косые взгляды товарок по комнате. Именно поэтому она быстренько забралась в кровать и отгородилась ото всех как материей балдахина, так и парочкой безотказных заклинаний.

Пережитое прогнало привычную в это время суток дремоту. В глаза, казалось, озлобленные на все человечество гномы насыпали производимую при шахтерских работах пыль, а в груди свербило так, как будто один из них ворочил там бур. Как он мог? Нет, как он посмел так поступить с ней? После всех этих лет, когда она постоянно спасала его задницу, заботилась по мере сил и при необходимости была готова отдать за него жизнь? Ну да, ему не нужна ее жизнь, парню требуется другое... нет, ей надо перестать бредить Роном. Неужели для нее не найдется человека, который не был б столь озабоченным?

С этими мыслями она постепенно позволила сознанию ускользнуть в страну, где царят не поддающиеся логике законы.

— Лиззи! — чьи-то руки стали безжалостно тормошить ее. — Да проснись же ты, Элизабет пока что еще Беннет! На примерку свадебного платья опоздаешь.

Глаза Гермионы сразу открылись — сонливость, зимой обычно сопровождающая ее каждое утро, как ветром сдуло. Зимой? Сквозь приоткрытое окно доносилось веселое чириканье и чувствовался запах цветущих деревьев. Она перевела ошеломленный взгляд на лицо девушки, переставшей трясти ее плечо. Миловидная блондинка выглядела смущенной.

— Лиззи, что с тобой? Приснилось что-то? Ты так странно смотришь… ты должна встать, иначе матушка расстроится, и ты же знаешь, какой она становится, когда речь идет о ее нервах.

Лиззи… бедные нервы ее матушки, к которым ее отец якобы не испытывает сострадания... С тихим щелчком пазл в голове Гермионы сложился. Она подняла руки и стала тщательно их рассматривать. Определенно это не руки шестнадцатилетней девушки, да и чернильные пятнышки не могли за ночь просто так взять и исчезнуть. Если этого показалось бы мало, всем сомнениям конец положило бы кольцо. Гермиона не засыпала с обручальным кольцом на безымянном пальце левой руки, это точно.

Она глубоко вдохнула. Роман она помнила хорошо, впрочем, описанное в нем время подходило к концу, ведь он закончился как раз свадьбой.

— Лиззи…— голос девушки, которая не могла быть никем иным, как Джейн Беннет, стал совсем уж взволнованным: — может, нам стоит пригласить доктора?

— Нет, Джейн, — улыбнулась Гермиона сестре Элизабет Беннет, — я в порядке. Просто приснился кошмар. Поможешь мне выбрать платье? — она была готова играть свою роль, не вызывая подозрений. Ведь только так можно будет выведать, как выбраться из сложившейся ситуации.

* * *

Гермиона критически оглядела свое отражение. Зеркало показывало темноволосую стройную девушку с умным лицом, наряженную в очень красивое, почти белоснежное платье. Особенно Гермионе понравились кружевные перчатки, казалось, что они прямо-таки ластятся к рукам. Совершенно не хотелось их снимать, но в отведенную для примерки комнату вбежала запыхавшаяся Кэтрин и сообщила, что явился жених. Вслед за ней торжественно и грузно явилась миссис Беннет и велела Лиззи пройти к беседке, чтобы ее разговору с женихом никто и ничто не смогло помешать.

Гермиона со вздохом стала выпутываться из платья, совершенно забыв, что для помощи в этом деле тут находится как швея, так и двое сестер. Ей удалось объяснить свой странный поступок тем, что волнуется из-за встречи с мистером Дарси, и сестры засмеялись, причем Кэтрин многозначительно пихнула Джейн локтем в бок. Впрочем, это было правдой — Гермиона перед встречей с женихом Элизабет волновалась больше, чем перед всеми экзаменами, вместе взятыми. Если к экзаменам она хотя бы могла подготовиться, то увидеться с человеком, которого должна хорошо знать, но о котором только читала… ну ладно, надо признаться, с удовольствием смотрела на Колина Ферта, немногословного, но очень выразительно глядящего с экрана.

Она медленно шла к беседке. Кучерявую макушку мистера Дарси было видно издалека. Жених оказался высокого роста и с очень прямой спиной. Зайдя под образованный вьюнками свод, она встретилась глазами с весьма привлекательным мужчиной под тридцать, нервно сжимающим в руках трость. Взгляд мистера Дарси выдавал смятение, и Гермиона удивилась. Она успела подумать, не хочет ли жених Лиззи все-таки расторгнуть помолвку, ведь нигде не сказано, что писатель за героями книги все записала стопроцентно достоверно, когда мистер Дарси заговорил:

— Я не хочу ходить вокруг да около, да и не получится у меня. Не имею представления, что тут происходило до того, как... Так, давай по порядку. Очень прошу, сперва выслушай, а потом только вызывай колдо… э-э-э, что вы там вызываете к душевнобольным.

Взгляд Гермионы застыл. Колдо… медиков? Она подняла палец к губам, веля мистеру Дарси замолкнуть. Почему бы и нет, ведь всегда можно сказать, что тот ослышался.

— Ты хотел сказать — колдомедиков?

Темные глаза сидящего напротив распахнулись на максимально допустимую ширину.

— Ты волшебница? — дрожащими губами спросил он.

— Да, причем не из этого времени, — Гермиона решила пойти ва-банк. В конце концов, маховик уже должны были изобрести, так что само понятие путешествия во времени не может оказаться чуждым. О том, что они находятся внутри вымышленной истории, она до поры до времени промолчит.

— Какого ты года рождения? — уже почти спокойно спросил мистер Дарси.

— Одна тысяча девятьсот семьдесят девятого, — внезапная догадка осенила Гермиону, и она задала ответный вопрос: — А ты?

— Я — на год младше. Ты на седьмом курсе в Хогвартсе? — его плечи расслабились, и Гермиона только теперь до конца поняла, насколько взвинченным он был все это время.

— На шестом. Я — Гермиона…

Ей не дали закончить. Странный смех, больше похожий на кудахтанье, вырвался из горла мнимого мистера Дарси.

— Чем это я так прогневал Мерлина? — наконец сам у себя спросил он, когда Гермиона уже стала прикидывать, а не сходить ли за холодной водой, чтобы прекратить истерику.

— Так кто же ты? — понимая, что ответ ее не обрадует, осведомилась она.

— Малфой, — интонация, с которой он выплюнул это имя, не могла ввести Гермиону в заблуждение. Это ее он презирает, а не свою фамилию.

Это расстроило Гермиону не на шутку. Подумать только, из всех напыщенных слизеринских индюков в роли ее жениха выступает именно эта белобрысая сволочь! На миг ей даже почудилось, что темные вьющиеся волосы лже-Дарси выпрямляются и светлеют. И взгляд… точно, такой может быть только у одного человека. И этим человеком, сколь высокомерным он бы ни казался в начале романа, никак не мог быть совсем неплохой мистер Дарси.

— Знаешь что? — вскакивая и подхватывая юбки, не менее надменно выдала она. — Можешь даже не надеяться, что я продолжу играть в эту игру. Я никогда, слышишь, никогда не выйду за мерзкого таракана с гнилой душонкой.

С этими словами она выскочила из беседки и чуть ли не бегом направилась к дому. В груди клокотала плохо сдерживаемая ярость, и она опасалась магического выброса, поэтому несколько раз быстрым шагом прошлась взад-вперед по лужайке. Судьба покинутого в беседке Малфоя ее волновала мало. Уж кому-кому, а ему она помогать не собиралась, даже если и найдет выход из их дурацкого положения.

* * *

Миссис Беннет была так зла, какой Гермиона ее не видела в течение всего месяца, что провела в шкуре Лиззи.

— Ты совсем не думаешь о семье! Хорошо, что мистер Бингли — человек чести и женится на Джейн, даже если его друг передумает жениться на тебе! Но я не понимаю, на что ты рассчитываешь? Ты три недели подряд корчила из себя больную, да-да, Лиззи, не делай такие глаза, я твоя мать и прекрасно знаю, когда ты больна на самом деле. Теперь ты придумываешь, что срочно должна навестить Гардинеров, и это в то время, когда бедный мистер Дарси чуть ли не каждый день шлет тебе письма и сладости. Ты должна с ним увидеться, и ты должна…

Гермионе это поднадоело. Она была кругом всем должна в Хогвартсе, и тут продолжается то же самое?

— Хорошо, — обманчиво спокойным тоном прервала она словоизлияния миссис Беннет. — Я ему напишу, что он может приехать хоть завтра.

…Драко Малфой с их последней встречи изменился. Волосы были пострижены так коротко, как только это позволяла мода этого отрезка времени, движения стали еще более нервными, чем во время памятного разговора в беседке. Под глазами залегли тени, и Гермиона поймала себя на совершенно недопустимой жалости. Ей хватает своих бед — заточение в доме Беннетов не позволило ей ничего узнать о том, встречались ли в мире волшебников похожие случаи раньше и как с ними боролись.

— Спасибо, что согласилась меня принять, — тихо заговорил Драко, и брови Гермионы устремились ко лбу. Кроткий Малфой? Не перед отцом или другим авторитетом, а перед ней?

— Я много думал, — он горько ухмыльнулся, — впрочем, ничем другим мне тут заняться все равно не получается. Я сравнил свое положение тут и там, — он неопределенно махнул рукой. Этот жест, очевидно, был призван показать расстояние во времени, отделяющее их от привычного уклада. — Знаешь, эта эпоха и мое место в ней мне определенно нравится больше. Мне кажется, если я стану от всей души изображать Фицуильяма Дарси, я им и останусь. Меня бы это устроило.

Гермиона прыснула. Еще бы! Состояние и поместье, придуманные Джейн Остин, наверняка превосходят малфоевские, причем в Пемберли распоряжается он, а не его отец и мать… или, того хуже, Волан-де-Морт.

Драко, кажется, не расслышал непочтительные звуки, или решил, что на них не стоит обращать внимания. Вместо этого он вновь взялся за рассуждения.

— Может, мы заключим что-то вроде соглашения? — он впервые за весь свой монолог поднял глаза на Гермиону. — Мы женимся и тихо-мирно живем в поместье. Дом большой, мы можем видеться настолько редко, насколько возможно, чтобы слуги не начали судачить… — он слегка покраснел. — И… я обещаю тебя не трогать.

На сей раз Гермиона решила, что порция смеха ей не помешает. Что до чувств Драко, они ее заботили в последнюю очередь.

— Какое… великодушное предложение, — с некоторым трудом выдохнула она. Драко покраснел еще больше. Было видно, что он разозлен, но не может дать волю гневу, и это зрелище доставляло злопамятной мисс Грейнджер немалое удовольствие.

Пусть узнает, каково это — быть обиженным и не смочь дать сдачи! Вспомнился как вечно тихий Невилл, так и остальные жертвы сидящего напротив вредины. Малфой всегда выбирал беспомощных обижаемых, насколько она смогла заметить. Вот он, час расплаты… но с нее достаточно, она не станет перевоспитателем слизеринского труса и задиры. Хорош задира, распускает язык только тогда, когда есть за кем спрятаться.

— Нет, мой милый Фицуильям, — проворковала Гермиона, — помолвку все же придется расторгнуть. Иначе, — прищурилась она, — я тебе швырну в лицо букет невесты прямо в церкви!

Драко стиснул зубы.

— Ты собираешься прозябать в нищете? Кстати, ты не забыла про майорат? — он попытался найти слабые места в ее обороне.

— Я тоже много думала в последнее время, — беззаботно ответила Гермиона. — Пойду по стопам Джейн Остин. Она в свое время неплохо заработала на своих романах. А если я возьмусь описывать нашу школьную жизнь, реалии которой, кстати, весьма близки этому веку… — она мечтательно уставилась в потолок.

Драко понял, что этот бой он проиграл. Неуклюже поднявшись, как будто ему не неполные тридцать, а как минимум семьдесят, он направился к двери, не удостоив Гермиону даже прощальным взглядом.

* * *

Гермиона медленно вошла в гостиную дома Беннетов. Она понимала, что предстоящая там сцена — ничто по сравнению с некоторыми передрягами, в которые она попадала вместе с неугомонными гриффиндорскими друзьями, однако приятного тоже ожидать не приходилось.

Так оно и вышло. Мистер Беннет, сидящий в углу и надежно спрятавшийся за газетой, ни разу не вступился за нее. Впрочем, его тоже можно понять, думалось Гермионе. Она хорошо помнила, как пылко Лиззи убеждала отца в том, что мистер Дарси ей по-настоящему дорог, и вот те на…

Миссис Беннет ожидаемо развернулась во всю мощь несостоявшейся драматичной актрисы. В ход были пущены: заламывание рук, гасимые батистовым платочком отчетливые всхлипы, воздевание очей к потолку гостиной и прочее. Однако Гермиона оставалась непреклонной. Заблаговременно сняв обручальное кольцо, она сразу же положила его на столик с гнутыми ножками, за которым устроился печального вида Малфой. «Пытается давить на жалость, сволочь этакая», — подумала Гермиона. С другой стороны, что ему еще остается? Угрозы, увещевания? Ему нечем ее шантажировать, он такой же незаконный владелец тела, как и она. Если это вскроется, он потеряет намного больше. Уговорить он ее уже пытался и не преуспел в этом. Нет, ну до чего же он похож на Колина Ферта с этим щенячьим взглядом! Хорошо, что она со второго курса осведомлена, что скрывается за красивой упаковкой.

Тем временем гневные речи миссис Беннет иссякли, и Гермиона посчитала нужным сказать о своем.

— Мама, папа, извините меня за переменчивость. Все же лучше, если мы с мистером Дарси расстанемся теперь, а не будем изводить друг друга всю оставшуюся жизнь, — она мимоходом глянула на Малфоя, который в плане неподвижности напоминал статую, а не живого человека. — Поэтому я освобождаю Фицуильяма от всех данных им обещаний, а также надеюсь, что этот мой поступок поможет ему наладить отношения с его тетей Кэтрин де Бер, от благосклонности которой зависит наш дорогой кузен мистер Коллинс.

Миссис Беннет выпрямилась. Намек она поняла более чем хорошо. Стискивая в руках несчастный платочек, она молча удалилась в сторону веранды.

Драко откашлялся:

— Что ж, раз так, не смею больше оставаться в этом доме. Кольцо оставь себе… Элизабет. Пусть будет на память о наших, — он усмехнулся, — отношениях.

Потом он тоже покинул комнату, и Гермиона осталась вдвоем с отцом, лицо которого наконец-то вынырнуло из-за газеты.

— И чем же ты займешься, мое любимое дитя? — совершенно спокойно спросил он, и у Гермионы отлегло от сердца. Хоть один уравновешенный человек в этом бедламе!

— Я буду писать книги, папа, — счастливо улыбнулась она. — Я поеду в Лондон и первое время буду жить у Гардинеров. Если моя затея увенчается успехом, я смогу снять квартиру где-нибудь недалеко от Гайд-парка. Всегда любила это место.

— Мое благословение с тобой, Лиззи, чем бы ты ни занялась, — отец улыбнулся ей в ответ, снова углубляясь в печатные новости этого дня.

* * *

В дверь негромко постучались. Гермиона, не отрывая взгляда от чернильницы, в которую как раз собиралась макнуть перо, прокричала:

— Входите!

В едва приоткрытую дверь втиснулась знакомая фигура.

— Как тебя вообще сюда пустили? — осведомилась Гермиона. Она еще не успела переехать в отдельную квартиру, хотя доходы от первой напечатанной книги довольно быстро сделали ее состоятельной женщиной. Неужели Гардинеры позволили молодому мужчине пройти в комнату к девушке, не состоящей с ним в родстве? Это было по меньшей мере странно.

— Я соврал, — неожиданно озорно улыбнулся Малфой. — Сказал, что снова буду делать тебе предложение. В третий раз, так сказать. Да-да, я прочитал некоторые книги мисс Остин, — пояснил он, заметив удивление на лице Гермионы. — Не мог не заметить, что увидевшие свет до нашего появления тут разительно отличаются от последней.

«Догадался», — поняла она.

Чтобы сбить Малфоя с намеченного курса, она попыталась сменить тему разговора.

— Предположим, что ты не станешь позориться и предлагать мне то, от чего я заведомо откажусь, — проговорила она, вертя в пальцах перо. — Так зачем же ты явился по мою душу?

— Последнюю, как я уже говорил, странную книгу от мисс Остин я прочитал наиболее внимательно, — доложил Драко, постепенно подбираясь ближе к письменному столу. — И она произвела на меня самое благоприятное впечатление.

— Никогда не поверю, что ты пришел, чтобы сделать комплимент моему писательскому мастерству, — ворчливым тоном отозвалась Гермиона, все больше не понимая мотивов этого визита.

Малфой подкрался совсем близко к не подозревающему ни о чем дурном столу и резко атаковал его, а именно — взгромоздил седалище на лакированную поверхность. Гермиона застыла от такой наглости. Когда она набрала в груди достаточно воздуха, чтобы высказать непрошенному гостю все, причем используя самые неблаговидные выражения, он вкрадчиво заговорил, наклоняясь вперед, так, что кончик его носа почти касался гермиониного.

— Как бы ты ни брыкалась, ясно, что мы двое — самые хорошие, нет, не лучшие, но уж точно хорошие знакомые в этом дивном мире. Я обыскался следов других волшебников, потратил уйму денег, но ничего. Ни малейшего намека. Значит, вернуться мы вряд ли сможем. При таком раскладе даже ты вызываешь у меня ностальгию.

Он соизволил убраться со стола и начал расхаживать по комнате, вдев большие пальцы в пуговичные петли. Вид при этом у него был весьма самодовольным.

— Гермиона, я могу существенно увеличить тиражи твоих книг. Во-первых, состояние Дарси я не потрачу, проживи хоть двести лет, так что за деньгами я не постою, а во-вторых, и это самое главное, я хочу участвовать при написании. У меня столько идей! Ты же совсем не знаешь, как школа выглядела со стороны Слизерина. Мы могли бы… ох, я тут надумал столько сюжетов! Глянь, — и он вытащил из кармана бумагу, сверху до низу исписанную мелким аккуратным почерком.

Гермиона сидела как громом пораженная и не знала, что на это все сказать.

— Раз я до сих пор не схлопотал чернильницей, — опять улыбнулся очевидно обворовавший Фицуильяма в сфере гримас Драко, — значит, мои шансы весьма неплохи.

Гермиона отошла от потрясения ровно настолько, чтобы неуверенно пожать плечами. Однако Малфою, по всей видимости, хватило и этого. Он прижал руку к груди и поклонился ей, а потом насвистывая вышел, оставив Гермиону за обдумыванием предложения. «Хорошо хоть, не брачного, а коммерческого», — со вздохом пробормотала она.

Гермиона сжала пальцами виски. Ей бы подумать о предложении Драко, прочесть, что же он там написал… но нет, в голове крутился один лишь вопрос: правильно ли она поступила, взяв себе псевдоним «Джейн Остин»? Когда она со своим романом под мышкой и мистером Гардинером, любезно согласившимся сопроводить ее, дошла до издателя, тот сразу предложил ей выбрать псевдоним. Мол, если вдруг роман не придется публике по вкусу, имя семьи никоим образом не будет задето. Гермиона, подумав, согласилась.

Она до сих пор не могла бы объяснить даже себе, с какого перепугу на вопрос о том, какое имя будет значиться на обложке, звонким от напряжения голосом выдала:

— Джейн Остин!

Издатель крякнул, посмотрел пытливо и, какое-то время проведя в попытках справиться со сползающими с носа очками, ответил:

— Я по-другому вас представлял. Так с прежним издателем у вас не сложилось? Мисс Беннет, стыдно признаваться, но я рад. Да, весьма рад этому. Ваши книги, они… — от полноты чувств он лишь развел руками, не в состоянии объяснить Гермионе всю прелесть конкретной литературы.

Колесики в ее голове завертелись с небывалой скоростью. Цепкая память позволила без труда вспомнить дату смерти Остин — июль 1817. Однако она хорошо помнила также, что после смерти писательницы свет увидели еще две ее книги, а несколько так и остались незаконченными. Что ж, кажется, она знает, как назовет подготовленный к публикации роман...

Тем временем издатель, махнув рукой на попытки укротить взбунтовавшиеся очки, положил их на стол перед собой и продолжил:

— В нашем болотце слухи распространяются быстро. Некоторые думают, что вы исписались, другие — что уехали за границу в поисках вдохновения, но все в курсе, что вы не приходили в издательства уже почти год, да и на письма не отвечали. А оно вон как обернулось, — он счастливо заулыбался, прицениваясь к пухлой рукописи.

…Так что наблюдательный Драко Малфой был совершенно прав — самую последнюю книгу Джейн Остин написала она, Гермиона Грейнджер. Но... опять-таки: куда он с этой информацией может пойти, вернее, как он может причинить ей вред, обладая этими сведениями? Никак! У них просто восхитительная патовая ситуация.

Довольно потерев ладони друг о дружку, Гермиона попыталась вернуться к прерванному предприимчивым Малфоем занятию, но в дверь снова постучали.

Миссис Гардинер со сложенным и опечатанным листом бумаги в руках заставила Гермиону мысленно вздохнуть: ну что опять? Ведь такой хороший настрой был...

Письмо оказалось от издателя. Гермиона вспомнила нервно терзаемые очки и хмыкнула. Подумав еще, она пришла к выводу, что тот моложе, чем силится казаться. Лет тридцать, не больше. Содержание письма поразило ее: это было не очередным деловым предложением и даже не отказом от сотрудничества — мистер Элдер в цветастых выражениях приглашал ее встретиться в непринужденной обстановке, чтобы лучше узнать поразительно талантливого, по его словам, автора. По правде говоря, она сперва даже не поняла, о чем письмо, но, привыкши вчитываться в пергаменты Хогвартса, не всегда написанные доступным языком, в конце концов расшифровала и этот ребус.

Письмо неспешно опустилось на стол, а сама Гермиона — в кресло. Не то чтобы она жаждала всю жизнь провести старой девой, но с учетом того мизера прав и возможностей, что этот век предоставляет женщине... отчасти поэтому она тогда с такой решительностью отклонила предложение Малфоя. Его личностные характеристики не располагали к доверию. Ну да, обещал не трогать, а потом у нее не будет совершенно никаких рычагов давления, если этот скользкий тип передумает или изобретет еще чего похуже.

Так, мистер Элдер... При встрече мужчина произвел впечатление стеснительного, но хорошо образованного (неудивительно, с его-то родом занятий!) человека, которому не чуждо чувство юмора. И Гермиона решительно потянулась за пером, чтобы рассказать, где им с четой Гардинеров будет удобнее всего с ним увидеться.

* * *

Драко Малфой вдавливался угрюмым взглядом в пыльное окно недорогого заведения, чудом затесавшегося среди роскошных зданий в районе сада церкви Святого Дунстана. Целью его нахождения в столь скромном ресторане было наблюдение за строптивой Грейнджер. Да, он присматривал за ней, что в этом удивительного? С такой взрывоопасной особой надо держать ухо востро. Вот, сидит за столиком со своими родственниками, чай пьют, печеньем балуются, дамы одеты в светлые легкие платья. Мистера Гардинера, хоть он и отличался плотностью форм, Драко предпочитал не замечать. Все его внимание было сосредоточено на другой, немного сутулой, но однозначно мужской фигуре в темной одежде. «Как ворон в поле с маргаритками», — подумалось Драко. Он и не заметил, что только что сравнил Гермиону с цветком. Вместо этого он попросил официанта вновь наполнить его бокал. Все же магия — очень полезная вещь, можно втихаря превращать виски в чай и не пьянеть. А придуманный мир еще лучше, поскольку в нем законы магии более пластичны, позволяя обходиться без палочки… интересно, только законы магии или принципы мироздания тоже?

Терять рассудительность ему ни в коем случае нельзя. И на трезвую голову хотелось подойти и прогнать мужчину, самым бессовестным образом целующего пальцы Гермионы. В принципе, Драко его понимал, но от этого его собственное положение не становилось легче.

Сперва необходимость быть в курсе дел Грейнджер казалась вполне естественной, даже невинной — а ну как она кому-то проболтается, о чем не следует? У него как раз на такой случай в запасе имелся многоступенчатый план. Потом, когда он стал сам наблюдать за ней, а не полагаться на нанятых людей, он заметил, что она интересна. Ладно, последнее он уже видел в Хогвартсе, но там часто бывало не до этого, особенно в последний год. Она заразительно и без малейшего стеснения смеялась, забавно накручивала локон на палец, когда волновалась, отвязно подмигивала собеседнику, если тот ей нравился, причем независимо от пола и возраста того, кому симпатизировала.

И вроде ничего такого, но Драко впервые так плотно следил за кем-то. Да и план на совместную жизнь, который он счел нужным придумать загодя, когда еще не был решительно прогнан, внес свою лепту во все возрастающий интерес. Теперь, увидев, что он не один такой — с интересом, Драко понял, что каким-то образом упомянутая эмоция переросла в чувство собственности.

Пока он предавался размышлениям, сидящие за столиком расправились с угощением и неспешно вышли на улицу. Мистер-как-его-там, чтоб ему икалось, поклонился дамам и ушел в сторону Фенчерч-Стрит. Гермиона проводила неуклюжую фигуру мечтательным взглядом, и в голове у Драко зазвенел тревожный колокольчик. То, что она не остается равнодушной при виде беспомощных существ (или ловко прикидывающихся таковыми), он заприметил еще в школе. Значит, срочно надо что-то делать. С этими мыслями он отправился на поиски наемной кареты, чтобы его доставили в лондонский дом. Он вознамерился приказать подать крепкий чай и как следует обдумать сложившееся положение.

После второй чашки ароматного напитка, употребленного с должным почтением и лимоном, Драко подумал, что, пожалуй, сейчас не стоит соваться к Грейнджер. Он бы не смог сохранить хладнокровие. Если честно, и в прошлый раз номер с безупречным джентльменом, призванный разжечь девичий интерес, дался с большим трудом. После той встречи с Гермионой он полночи бегал по комнате, вспоминая то темные густые волосы, то слегка вздернутый нос, которого он почти касался, когда вкрадчиво шептал о своем желании работать вместе. Это не было ложью — работать вместе он тоже хотел.

Его взгляд упал на книжную полку. Так-так, что же там написал настоящий (он хмыкнул) мистер Дарси девушке, отвергшей его предложение? Помнилось, что письмо было составлено весьма ловко. Может, удастся позаимствовать убедительности? Письмо, а если потребуется — и не одно, должно растопить сердце строптивой красавицы. Книга как будто сама прыгнула в ладонь, он раскрыл ее и застыл. Он ясно помнил, что фамилия издателя, красовавшаяся на титульном листе, была Эгертон. Теперь же перед глазами удивленного донельзя Драко недвусмысленно значилось: «Элдер». Он судорожно сглотнул и бросился к полке с газетами. Руки дрожали, и прошло довольно много времени, пока он нашел нужный номер. Интервью с издателем... да, с Элдером.

Драко рухнул в кресло. Лоб покрывала испарина. Получается, что действия Гермионы в этом мире меняют его?

* * *

«Здравствуй, Элизабет Беннет!

Сразу говорю, что письмо это будет длинным — не таким, как то, что другой Фицуильям посылал другой Лиззи, но тоже порядочно длинным. Причины те же, что у книжного мистера Дарси: мне необходимо рассказать тебе о себе правду.

Сперва о том, что я вряд ли осмелюсь произнести вслух. О Пожирателях. Да, я вступил в их ряды. И у меня нет никого другого, перед кем покаяться, поэтому пишу тебе. Мерзости описывать не буду — не хочу, чтобы ты не могла на меня спокойно смотреть. Но было жутко. Было очень больно, когда я недостаточно усердно причинял боль другим, было страшно, что никогда не смогу избавиться от общества этих людей. Было обидно, что отец втравил нас в это и что мать вроде как не слишком недовольна. Тогда я впервые понял, что мы в школе все люди — и все равно, кто наши родители. А потом испугался и этих мыслей.

Хочу сказать тебе спасибо за тот мир, в котором мы живем. Ты не представляешь, как я счастлив. Кое-чего мне пока не хватает, но я терпелив и буду ждать, сколько понадобится, потому как альтернативы все равно нет. Спасибо еще раз тебе за этот мир, и знаешь почему? Наверняка уже догадалась (позже будет интересно сверить наши догадки).

Только веди себя осторожно, не желай слишком многого. Мне этот Лондон и та часть Англии, что успел повидать, стали близки — не хочется резких изменений. Полагаю, что твои фантазия, целеустремленность и самоотверженность в этом случае могут сыграть дурную шутку с нами обоими.

Гермиона, я хочу обо всем этом поговорить. Ты согласна увидеться со мной? В саду моего поместья на заходе солнца. Я буду приходить туда каждый день, начиная с завтрашнего. И в один из них ты придешь... хочу преумножить волнующие часы ожидания. Гермиона, я соскучился. Это невероятно, но это так. Хочу увидеть тебя. Пожалуйста, приди!

Драко».

* * *

Прошли две недели, прежде чем Гермиона смогла решиться на поездку в Пемберли. Да, непоколебимая и целеустремленная мисс Грейнджер в этот раз долго не могла преодолеть сомнения и страхи и воззвать к своему безупречному аналитическому уму. Ну... почти безупречному, но если в случае с Роном свою роль совершенно точно сыграли подростковые гормоны, то откровенное и теплое письмо от Драко пробудило в ней что-то, никак не поддающееся определению.

Первой реакцией, правда, стал ужас, который обуял ее после прочтения откровений Малфоя. Она смутно догадывалась, что порыв назваться чужим именем случился не просто так, но аккуратно нарисованная картина мира, который, оказывается, ее рук дело, сильно озадачила и взбудоражила Гермиону. Не помогли, хоть и заставили о многом задуматься, искусно сформулированные симпатии в конце письма. Бережно положив его в секретер, она от накопившегося напряжения расплакалась так же горько, как и в вечер, предшествовавший перемещению.

Однако не в природе Гермионы было раскисать, по крайней мере — надолго. Сперва она написала мистеру Элдеру, обещав тому рукопись новой книги, но пояснив, что романтические отношения для нее на данный момент не являются приоритетом. Потом она неспешно привела в порядок квартиру, съездила за растениями для палисадника, заказала также новые платья и несколько шляпок. Едва сдерживая смех, она набросала эскизы тех головных уборов, рассматриванием которых занимались сестры Беннет непосредственно перед встречей с Уикхемом.

Неделю спустя Драко прислал корзину с цветами. Этот достаточно банальный жест тронул ее еще больше, и она все чаще ловила себя на мыслях о нем и его письме. Мистер Малфой просочился в ее думы даже во время усердного написания очередной главы, и она поняла, что с этим пора кончать. Надо увидеться, а там будь что будет.

...Скамейка в саду была нагрета лучами уходящего солнца. Гермиона откинулась на спинку, блаженно вытянула ноги и прикрыла глаза. Перед внутренним взором встала никак не дававшаяся до этого финальная сцена романа, только у героев почему-то были их с Драко лица.

Кто-то остановился напротив нее, заслоняя солнце. Она лениво открыла глаза. Тень ожидаемо создавал Драко, который выглядел весьма взволнованным.

— Ты так долго собиралась к приезду, что я уже потерял всякую надежду... — с укором произнес он.

Гермиона прищурилась. Не так она себе представляла первые его слова при встрече.

— Извини, я... к такому меня ни в Хогвартсе, ни дома не готовили, — он стеснительно улыбнулся, а она указала ему на место рядом с собой.

Драко сразу взял быка за рога. «Очевидно, боится, что пройдет запал», — подумала Гермиона, которую потешал его нахохлившийся вид. Он слегка наклонился к ней, как бы опасаясь, что гипотетические дриады, притаившиеся в ветвях дуба за скамейкой, могут услышать их тайну:

— Получается, мы с тобой живем в мире, созданном как раз тобой, — сказал он, придвигаясь еще ближе.

— Получается, что так, — ответила она, испытывая ни с чем не сравнимое облегчение и даже удовольствие: приятно общаться с человеком, которого не надо опасаться. Не надо следить за речью и стараться не выходить за рамки, четко установленные для Лиз Беннет. Напротив, можно вспомнить волшебный мир, школу, учебу. Даже не очень любимый квиддич и еще более нелюбимый Малфой сейчас казались чуть ли не родными. Она повернулась к Драко.

Он внимательно разглядывал ее и не отвел взгляда, когда она стала делать то же самое в ответ.

— Все-таки ты необычайно хороша, Элизабет Беннет, — совсем тихо заметил он.

У нее не нашлось ответа. Очевидно, он этого и не ожидал. Протянул руку, погладил ее пальцы. Осторожно обхватил ладонь, поднес к лицу и поцеловал костяшки.

Она сидела неподвижно, стараясь понять, что же чувствует. Ответ ее удивил — блаженство. Она протянула вторую руку тоже, чтобы и той досталась своя порция ласки. Драко в этом плане оказался совсем не жадным, и вскоре каждому пальцу досталось по поцелую. Когда он отпустил ее кисти и бережно обнял за плечи, в его глазах горел однозначно плутовской огонек:

— Теперь, милая моя, ты скомпрометирована дальше некуда. Ты же понимаешь, что для тебя это значит в этом мире?

Она лишь улыбнулась, осознав, что внутренне сдалась уже где-то на стадии, когда Драко самым наглым образом залез на ее письменный стол, делая на тот момент всего лишь коммерческое предложение.