Море кости (гет)

Они прислали омерзительное письмо. Не направили с совой, как полагается, а подсунули под дверь, словно пытались свалить все на магглов или боялись, что он выследит, найдет способ и разом прихлопнет весь их балаган.

Будь его воля — так бы и сделал, но воли в нем не осталось.

Гарри прочитал письмо раз, другой, третий, так, чтобы запомнить содержимое до самого последнего гадкого слова, вбить его под корку и оставить там навсегда. Он знал, что это может пригодиться в будущем, так же хорошо, как и то, что оставлять письмо при себе нельзя. Оставлять его вообще нельзя.

Не включая свет, он наощупь прошел на кухню и слепо нашарил в темноте зажигалку. Гарри и сам не знал, почему оставил ее при себе. Он не курил больше года и был уверен, что уже не начнет. Кошмары с ребенком Эбботов его так и не оставили, но со временем как-то сгладились, стали частью его ночных снов и не более того. В день, когда он понял, что никотин не помогает, он бросил, сразу и без проблем, но зажигалку выкинуть не посмел, оставив ее как напоминание, проклятую реликвию.

Кто бы мог подумать, что пригодится, да еще для подобного.

Гарри щелкнул зажигалкой и поджег письмо. Оно горело пугающе долго, неторопливо, словно старалось и этим ему досадить, но Гарри не дрогнул. Горело и ладно, он никуда торопился. Секунды, размятые в кашу, долгие, но все же секунды, все на пересчет — и в тарелке остался один только пепел, хрупкий остов ненависти, клеветы и злобы. Гарри растер пепел между пальцами и вымыл тарелку до хрустящей чистоты.

Кончено.

Теперь не придерешься. Даже если завтра за ним явятся и попросят предъявить палочку, чтобы проверить последнее заклинание, а заодно и пару-тройку предыдущих (если, конечно, найдут достаточно хорошего мастера, который за это возьмется, рискуя обрушить свою карьеру делом с участием Гарри Поттера, скользким, как и все, что так или иначе касалось его персоны), то не получат ровным счетом ничего. Сухую ухмылку и не больше. Разочарование со льдом.

Гарри сам на их месте пошел бы другим путем и нашел способ прижать гада способом изощреннее и эффективнее, но кто станет спрашивать совета у подозреваемого, пусть даже и аврора?

Гарри бросил зажигалку в мусор, словно та была грязной, испорченной, и поднялся наверх. Раздевшись, он забрался под одеяло, чувствуя, как холод пробирает его до костей, встряхивает все внутренности разом как лимонное желе, мерзкое, кислое и омерзительное. Он сам сейчас — желе, которое вот-вот сожрут, перемелют, превратят в ничто.

Ничто он и есть. Стал, как-то незаметно, вмиг, а может всегда был, просто не замечал, был занят чем-то более важным, сложным и ответственным, вместо того чтобы задуматься разок, прикинуть — кто и что он, к какому финалу идет. Грустно.

Мысль оборвалась на середине, лопнула как переполненный воздухом шар, порченный, дурной сосуд где-то в голове. Он уснул быстро, едва голова коснулась подушки. Работа научила его немногому — бесчувствию и выживанию. Было сложно, но он научился не чувствовать ничего, кроме желчи, бесконечной, едкой, отвратительной. Так проще. Все вообще тем понятнее, чем проще. Хочешь жить — ешь, спи, не думай ни о чем.

С последним, правда, бывали проблемы. С мыслями и снами у Гарри всегда складывалось сложно: первых в нем было слишком много, так что на вторых не оставалось места совсем. Чудеса.

Застряв в желе наполовину, Гарри провалился в дремоту без снов, и последняя мысль его, недодуманная и печальная, как рухнувшая мечта, была о Джинни.