Пять нот (гет)

Следующим утром Филифьонка не ушла. Она потратила его на уборку дома. Вместе с Мюмлой они вымыли его сверху донизу, даже окна. Снусмумрик на всякий случай держался поблизости, но как он и ожидал, окна мыла Мюмла, пока Филифьонка вытряхивала постели и выбивала из ковриков пыль.

Вечером в саду развели прощальный костер. Хемуль жарил сосиски, Снусмумрик наигрывал что-то простое, и даже Мюмла казалась печальной. Филифьонка сидела чуть поодаль и куталась в плед. За весь день она не сказала и пары слов.

Она ушла, едва рассвело. На припорошенной земле остались следы узких сапожек. Хемуль предлагал проводить ее хотя бы до края долины, но она отказалась. Снусмумрик был рад. Он сам не знал, чему именно. То ли тому, как резко она ответила хемулю, то ли первому снегу, то ли тому, что сам решил уходить. Их маленькая компания распалась за один день. Вслед за Филифьонкой ушла Мюмла. Хемуль тащил ее чемодан и Онкельскрута с вещами, пока Мюмла, насвистывая какую-то песенку, танцевала по первому снегу. Хомса остался ждать муми-троллей. Снусмумрик проследил, чтобы у него осталось достаточно дров, спичек и хлеба, а сам пошел собирать палатку.

Снег приятно хрустел под ногами. Ветра не было, заиндевевший лес молча ждал, пока Снусмумрик зайдет под его тень. Если он пойдет достаточно быстро, то ему повезет, обойдется без зимних игр: снега с ветки за шиворот или снежных завалов. Снусмумрик провел лапой по сосновому стволу. Ствол был холодный и шершавый. Где-то наверху зацокала белка, Снусмумрик поднял голову, чтобы на нее посмотреть, и на нос ему упала снежинка. Он рассмеялся и чихнул. Впереди была длинная дорога на юг.

У дома Филифьонки было тихо. К крыльцу вела цепочка все тех же узких следов, на дверной ручке не было снега. Ставни были закрыты, из трубы не шел дым. Будто Филифьонка зашла внутрь и стала одной из статуэток в своей гостиной.

Снусмумрик выкурил целую трубку, рассматривая дом. Ему показалось, что на краю крыши до сих пор лежит тряпка. Весной он снимет ее, загадал Снусмумрик, если Филифьонка откроет дверь.

...В апреле идти по лесу было одно удовольствие. Тропинки слегка подсохли, хотя под деревьями было полно снега. Звенела капель, где-то рядом ей в тон звенел ручеек и оголтело пели птицы. Солнце слепило глаза, и Снусмумрику приходилось наклонять голову ниже. Это помогло и не залезть в грязь, и не наступить на бежавшего по своим делам ежа. Снусмумрик прислушивался. На юге нота так и не нашлась. Наверное, она проспала всю зиму где-то под снегом и вот-вот выберется наружу.

Тропинка вильнула под ногами, и из-за деревьев показался дом Филифьонки. Снусмумрик остановился, набил трубку и поднес к ней спичку. Пришлось прикрыться от порыва ветра. Скрипнула дверь. “Ля”, — подумал Снусмумрик. — “И надо смазать”. Он поднял голову. На пороге стояла Филифьонка. Ее упрямые кудряшки сопротивлялись весеннему ветру, она заправила их за ухо и деловито спросила:

— Кофе?

Снусмумрик кивнул. Он вошел в дом и долго вытирал о коврик налипшую на ботинки грязь. Филифьонка фыркнула, и он смутился. Пахло кофе, совсем не таким, как он привык пить у Муми-мамы или готовить сам. Пахло кофе Филифьонки.

— Проходи, — Филифьонка махнула лапкой, и Снусмумрик вошел в гостиную.

Он достал гармошку и сыграл все пять нот, одну за другой: ми, соль-диез, си, до, ля. Филифьонка наклонила голову, будто прислушиваясь, а затем подхватила.