Рождество и пингвины (гет)

Рождество. Я бреду мимо сияющих витрин, временами задевая плечом то одного, то другого спешащего прохожего.

Мне невыносимо грустно.

Возможно, в честь праздника стоит купить хотя бы кексик. И заварить крепкий кофе.

Замираю перед витриной.

Из-за стекла на меня лупоглазо таращится игрушка. Пингвин. Точнее, пингвиненок — серый такой, пушистый. Дурацкая, в общем, игрушка. Сидит там один, на этой витрине, в Рождество.

И у него даже нет кекса.

Выхожу из магазина. С пингвином под мышкой.

Ну не дура ли?

Истратила последние деньги. Теперь буду сидеть без кофе и кекса, зато с приятелем.

Мягкая ткань игрушки почему-то кажется теплой.

Беру его под крылья, критически оглядываю.

Нет, птица прикольная. Милая такая. Глаза стеклянные. Но в здравом уме я бы ни за что не купила плюшевого пингвина.

Это все Рождество виновато.

— Будешь Перси, — решаю я, останавливаясь посреди улицы и прижимая игрушку к себе. Люди оборачиваются, но мне как-то наплевать.

Я дала ему имя, а это все равно что приручить.

— Будешь моей компанией в этот вечер, Перси? — спрашиваю я громко.

Остатки здравого смысла ехидно подмечают: ну вот, я уже с игрушками разговариваю. Докатилась. Клиника.

Над плечом кто-то кашляет. Я подскакиваю от неожиданности и резко, как будто меня за плечи крутанули, оборачиваюсь.

— Ну, я не против, — говорит, улыбаясь, тощий рыжий парень в очках, замотанный в шарф до самых глаз. — Но мы даже не знакомы.

— Вообще-то я тут с пингвином разговариваю, — неожиданно для себя отзываюсь я. Со мной такое впервые, честное слово! Все мои принципы, вроде «не заговаривать с незнакомцами», летят коту под хвост. Нет. Не коту. Пингвину.

Рыжий смеется и оттягивает шарф книзу, обнаруживая под ним, между прочим, довольно симпатичную физиономию.

— Меня, кстати, Перси зовут.

— Плагиатор. Это имя моего пингвина, — говорю я, удивляясь собственной смелости.

Перси разводит руками.

— Даже не знаю, что поделать.

Он такой нелепый и растерянный, что я неизвестно почему улыбаюсь и пожимаю плечами.

Никогда не знакомилась на улице. Кто бы подсказал, что принято говорить в таких случаях.

Эй, Перси-пингвин, есть идеи? Нет? Так и знала, что самой придётся выкручиваться.

— Я Одри, — протягиваю я руку, пожалуй, неожиданно даже для себя самой.

Перси неловко пожимает мои пальцы.

— Хотя нет, знаю, — говорит он невпопад. И срывается с места, бежит куда-то в сторону ярких витрин.

Оборачивается, на бегу восклицает:

— Подождите! Я сейчас вернусь!

Застываю посреди улицы, как дура, с пингвином под мышкой. Сверху, медленно кружась, падают снежинки.

Запрокинув голову, я смотрю в небо. Оттуда мне шаловливо подмигивает какая-то звездочка. И снова начинает мерзнуть нос.

Да что же за день сегодня такой странный? Я нетерпеливо переминаюсь с ноги на ногу.

Минуты тянутся, как ириски.

И чего я жду? Наверняка он просто не нашел нормального предлога, чтобы уйти. Мог бы и на «пока, Одри» расщедриться, но, видимо, мне сегодня не слишком везет.

Дурацкий день. И нестерпимо хочется кофе.

Я почти готова уйти, как вдруг вижу этого... Перси. Он несется сломя голову, шарф хлопает у него за плечами, точно парус, а под мышкой зажато что-то маленькое и серое.

Подслеповато щурюсь, не веря своим глазам.

Ну точно. Еще один пингвин.

— Ее зовут Одри, — сообщает мне Перси.

И я не выдерживаю и хохочу как ненормальная.

Он сперва недоуменно моргает — неужели обижается? — а через мгновение уже неуверенно смеется вместе со мной.

Я, если честно, и сама не замечаю, как просовываю руку под локоть незнакомого парня (ладно-ладно, формально мы познакомились, и к тому же успели обзавестись одинаковыми тезками-пингвинами).

И мы идем по улице. И с неба падает снег.

Я шагаю осторожно и думаю только о том, как бы убрать с лица эту дурацкую улыбку. Вдруг он подумает, что я глупая. Нам еще жить вместе. Это я, конечно, о своем пингвине беспокоюсь, не о рыжем Перси.

А он все говорит, говорит, говорит... Я даже — вот стыд, — не всегда уверена, правильно ли его понимаю.

Наверное, он писатель. Я слушаю завороженно про чудесные замки с потолками, как звездное небо, про летучие свечи и прочую чушь.

И мне нравится.

Обязательно куплю его книжки. Вот это фантазия у человека. Нужно будет выяснить его фамилию — или что там эти писатели используют вместо?

Засыпаю я уже под утро. И всю ночь мне снятся волшебные замки. Под диктатурой маленьких пушистых пингвинят.

Этим пингвинам только дай волю — они лишат тебя рождественского кекса, заставят знакомиться на улице и даже давать свой номер всяким рыжим фантазерам.

Ужасные анархисты эти пингвины.

* * *

— М-да, — тянет Рон, отхлебывая горячий чай из чашки, которую, судя по размерам, ему одолжил Хагрид. — Я почему-то всегда думал, что ты как принцесса. По расчету женишься.

Перси обиженно вскидывается, нервным движением сдергивает с носа очки, становясь при этом ужасно похожим на отца.

— Я бы попросил!

— И она маггла.

— Ну и что? — голос Перси тих, но в нем уже позванивают опасные нотки — как в школе, когда он пытался снять с кого-нибудь баллы.

Рон примирительно поднимает руки.

— Я же ничего плохого не хочу сказать. Подумаешь, маггла. Родители Гермионы вон тоже магглы... Просто неожиданно.

— Рон пытается объяснить, что ты сухарь, — доносится насмешливый голос Джинни из коридора.

Перси заливается краской.

Рон улыбается краешком губ и виновато разводит руками.

— Зато папа счастлив, — едва слышно говорит Перси своим коленкам.

И неожиданно расплывается в такой глупой, счастливой улыбке, что сразу становится ясно — счастлив не только и не столько папа.

— А я и правда сухарь, знаешь!

Рон от неожиданности давится чаем, а Перси всплескивает руками:

— Магия-шмагия! Нам волшебниками называться стыдно. Разгрызли чудо на ингредиенты: тут палочкой правильно махни, там толщину котла стандартизируй, рассчитай процент повышения цены на Летучий порох. Тоска зеленая.

— Кто ты такой и куда дел моего брата?

— Это все Одри, — рубит воздух ладонью тот. — Я ей про котлы, скукотища неимоверная — она слушает. Про последний декрет, который мы всем отделом разрабатывали, — она рот открывает. «Вы просто в сказке живете!» А мне и возразить нечего. Хотел бы я так же об этом думать. Как о настоящем чуде. Одри говорит, у меня почти получается.

Рон качает головой.

— Ты здорово изменился.

Перси ему подмигивает:

— Это все пингвины. И Рождество.

Снизу слышится восторженный вопль отца.

Перси вскакивает со стула.

— А вот и она!

Он резким движением сметает в ящик все важные бумаги (аккуратист Перси!) и сломя голову мчится вниз.

Ему вслед таращатся две пары округлившихся глаз — плюшевая Одри на подушке Перси удивлена, кажется, ничуть не меньше Рона.