Кирие Элейсон. Книга 1.Трупный синод (гет)

Эпизод 23. 1651-й год с даты основания Рима, 12-й год правления базилевса Льва Мудрого, 6-й год правления франкского императора Ламберта (декабрь 897 года от Рождества Христова)

Смерть в 814г. Карла Великого и до радиоактивного скорый распад его грандиозной империи, казалось, вновь возвращали Европу в дремучее состояние предыдущих двух столетий невежества и варварства. На фоне яростной схватки отпрысков великого императора за оставленное им наследство, снова, на радость религиозным ортодоксам, подверглись забвению наука и культура, экономические отношения в результате непрекращающихся междоусобиц опустились до совершенно примитивного уровня, а философская мысль была до полусмерти забита догматичным восприятием христианского учения. Однако шестидесятые годы дерганого девятого века подарили миру робкую надежду на скорое просветление общественной мысли и возвращение ранее утраченных талантов, в лице одновременно выдвинувшихся на авансцену двух выдающих деятелей Церкви. То были римский папа Николай Первый и патриарх константинопольский Фотий. Судьбы обоих долгое время удивительным образом были связаны между собой, оба получили впоследствии право именоваться великими, а еще позже были канонизированы благодарными потомками, оба определили политику римских пап и патриархов Востока на многие века вперед, но оба, впрочем, стали одними из главных действующих лиц, положивших начало будущему разделению единой Церкви Христа на католичество и православие.

Все началось еще с переноса столицы Римской империи в Константинополь и последующего разделения империи на Восточную и Западную в 395 году, что дало старт ревнивому соперничеству между епископами двух столиц. Стало ли главной причиной исхода этой борьбы преклонение перед апостолами Петром и Павлом, принявшими в Вечном городе мученический венец, или же хитрая Византия, не в силах оружием удержать в своей власти весь Апеннинский полуостров, своей уступкой преследовала дальновидную цель выставить римскую церковь своеобразным форпостом, перед которым склонились дикие племена, но факт тот, что брошенный своим императором Рим смог одержать победу над опекаемым базилевсами константинопольским патриархатом.

С течением веков становилось все очевиднее, что цивилизации Византии и Запада идут каждая по своей колее, причем все далее удаляясь друг от друга. Борьба за первенство в Церкви принесла победу Риму, а в светской сфере цивилизованной, но меркантильной Византии необходимость учитывать интересы епископа Рима с течением времени становилась все большей обузой, особенно после того как лангобарды все-таки вытеснили греков из Рима на юг Италии, уничтожив Равеннский экзархат и отрезав Рим от постоянной помощи Востока. Неудивительно, что папскому Риму, в борьбе за свою независимость и за сохранение своего влияния в этом мире, пришлось со временем отдать предпочтение сильному государству франков перед вдруг начавшей ослабевать Византийской империей. Признание папой Львом Третьим франкского короля Карла императором Запада в 800 году Константинополь воспринял не только как однозначное покушение на собственную монополию на наследство античных правителей, но и как непозволительную, с его точки зрения, претензию римских епископов на все великосветские решения в Европе. Различия же в проведении основных христианских обрядов и восприятия Священного писания, обусловленные разным уровнем развития общества и общественной мысли на западе и востоке Европы и весьма выпукло проявившиеся к тому времени, предопределили в итоге возникновение первой схизмы (раскола) в истории христианства. Жаркие богословские споры возникали и раньше, но священникам долгое время удавалось достигать согласия и даже помогать друг другу с вольницей в собственных рядах. Так, восточная церковь помогла Риму обуздать арианскую ересь , которой были подвержены воинственные готы, зато два века спустя Рим решительно осудил иконоборческие течения, навязанные Константинополю базилевсом Львом Исаврийским .

Так было когда-то, течения времени и истории все далее разводили между собой два берега одной реки, но христианство по-прежнему представляло собой единую реку. И вот два великих представителя своего века — папа Николай и патриарх Фотий — завели оживленнейшую переписку религиозно-философского склада, не подозревая, что своими действиями начинают вести реку христианства по двум удаляющимся руслам. Именно в ходе этого заочного общения с невиданной силой вспыхнул давно тлевший костер разногласий по поводу «филиокве » — проистечения Духа Святого, не только от Отца, но и от Сына, на чем настаивало католичество. Еще одним спорным моментом стал опять-таки вопрос о взаимоотношениях иерархов Церкви со светскими правителями, и если папа Николай прямым текстом подчеркивал и обосновывал притязания пап на управление судьбами королевских дворов Европы, то его константинопольский оппонент, как и подавляющее большинство последующих видных деятелей православия, признавал первенство в светских делах императора. Оба ученых мужа были людьми убежденными и амбициозными, в связи с чем характер переписки очень скоро вышел за пределы дипломатического и вообще уважительного тона.

Новым яблоком раздора стала Болгария, решившая принять крещение, но колебавшаяся в выборе своего примаса . Борьба за души недавних язычников велась с переменным успехом, в ход шли все средства, от кнута до пряника, и известен анекдот, что однажды Рим, устами, кстати говоря, тогда еще священника Формоза, в попытке склонить болгар на свою сторону, разрешил последним носить штаны вне зависимости от пола, как это было принято у тех издревле. Также болгарам было разрешено вкушать в пост сыр и молоко, но, главное, иметь собственного архиепископа. Последнее оказалось легче пообещать, чем сделать, это обещание дальше слов не пошло, чем с радостью воспользовалась Византия, оставившая поле болгарской битвы за собой. К тому моменту двое самых уважаемых людей Церкви уже успели предать друг друга анафеме. Спустя двести лет подобным страстям предадутся патриарх Михаил Керуларий и папа Лев Девятый , и будет официально, на радость Сатане, оформлен раскол между католицизмом и православием.

Еще одним из спорных моментов, пусть и второстепенным, но также горячо обсуждаемым Николаем и Фотием, был вопрос о целибате. Фотий серьезно противился обету безбрачия среди священнослужителей, приводя в качестве довода наличие детей у святых Церкви, которое не помешало последним примкнуть к небесному воинству Христа. Фотию было за что бороться — в дни его ожесточенных споров с Николаем у него родился сын, которого нарекли Теодором.

Мальчик, естественно, получил блестящее образование от своего ученого отца, но еще отроком, в семидесятые годы, вследствие непрекращающихся конфликтов в Византии, приведших в итоге к низложению Фотия, был вынужден уехать в Рим. Восстановление Фотия на патриаршем престоле не заставило Теодора вернуться в Константинополь. Честолюбивый отец настоял на том, чтобы тот продолжал карьеру в Риме — логове своих оппонентов, тща себя надеждой, что сын его, утвердившись на самом верху католической иерархии, будет наилучшим проводником его идей на Запад, а там, глядишь, поспособствует и восстановлению единства Церкви Христа. Надежды Фотия сбылись, однако великий патриарх совсем немного не дожил до этого момента, окончив в глубокой ссылке свои последние дни на бренной земле.

Мы уже имели возможность убедиться в немалых талантах кардинала Теодора, ставшего достойным наследником своего великого родителя. Энергичная армянская кровь, протекавшая в его жилах, не повергла его в состояние растерянности и бездействия при известии о смерти его соратника, папы Романа Марина. Пришло время брать быка за рога, решил Теодор, и он направил все свои силы на то, чтобы довести начатое Романом дело до логического завершения, а именно провести Церковный собор, на котором, помимо всех озвученных Романом моментов, надлежало теперь для начала осуществить выборы нового понтифика.

Однако, у его оппонентов из сполетской партии тоже нашелся достойный руководитель. Бывший епископ Чере Сергий проявил в эти дни не меньшую энергию, добавив к ней изрядную дозу хитрости и осмотрительности. Поняв, что на выборах папы его ждет очередное поражение, он призвал своих соратников отказаться от поездки в Рим, чтобы не допустить заседания Церковного собора по всем вопросам, связанным с Трупным синодом. Все священники сполетской партии, опасавшиеся на Соборе потерять свои посты, а также многие, занимавшие нейтральные позиции, настояниями и посулами Сергия спешно покидали город, разворачивали свои поезда на подходах к Риму и либо возвращались в свои приходы, либо останавливались в Сполето. В итоге Теодору и его сподвижникам удалось собрать Совет Церкви достаточный для выборов папы, но — ухмылка тогдашних церковных правил! — недостаточный для выноса решений по Трупному синоду.

Теодору пришлось довольствоваться этим. На следующий день после церемонии погребения папы Романа, 8 декабря 897 года состоялся совет церкви, римской знати и представителей городского плебса по выборам нового понтифика. В этот день сбылись самые смелые мечты патриарха Фотия — его сын Теодор был провозглашен епископом Рима!

Коронация состоялась спустя два дня и прошла на удивление скромно. На ней отсутствовали многие высокопоставленные правители Италии — в частности Беренгарий Фриульский, Анскарий Иврейский, даже Адальберт Тосканский, не было делегаций из франкских земель. Впрочем, участие в коронации молодого императора Ламберта скрасило отсутствие вышеперечисленных вельмож и обусловило полную легитимность выборам папы.

А уже утром следующего дня Теодор, стремившийся как можно скорее взять реванш у всех своих противников, огласил следующее:

— Волею Господа нашего Иисуса Христа, являясь смиреннейшим рабом рабов его, я, епископ Рима, повелеваю предать христианскому погребению останки благочестивого папы Формоза, которые преступными деяниями узурпатора Стефана были осквернены и по решению нечестивого собрания, произведенного над ним, выброшены на поживу хищникам и гадам земным! Да свершится правосудие, да простит нам Господь наши греховные деяния и да будет прощен Великий город Рим, допустивший это!

Город встретил известие неподдельным ликованием, как встречают провинившиеся дети весть о прощении их родителями. В этот же день в пещеру рыбаков из Кампании наведались высшие чины церкви, останки Формоза были бережно извлечены из этой пещеры и приготовлены для похорон, которые намеревались провести на следующий день.

12 декабря 897 года состоялось торжественное погребение. Римляне встречали повозку с телом покойного папы, падая на колени и голося покаянные молитвы. Процессия не поленилась сделать завидный крюк, и, направляясь к базилике Святого Петра, наведалась в Латеран, где в начале года над Формозом свершался суд, отныне провозглашавшийся как чудовищное бесовское злодеяние. Толпа римской черни, мстительная, как и любая подобная ей толпа, теперь горячо жаждала видеть тех, кто судил Формоза. Но никого из сполетской партии в этот день в Риме не было. Формозианцы умело подогревали градус антипатии римлян к сполетцам, собственно, именно для этих целей они и провезли Формоза мимо Латеранского дворца. Теодор был доволен — могущество сполетцев оказалось подорвано, причем их же собственной злобной глупостью.

— Появись сейчас наш друг Сергий, ему было бы несдобровать, — с улыбкой говорил он в этот момент своим единомышленникам и встречал понимающие улыбки в ответ.

— Да простит нам Господь эти наши мысли, но мы ведь, прежде всего, воздаем должное достойному христианину Формозу, и лишь в сотую очередь сводим счеты с нашими недругами, — не слишком искренне ответил ему тибуртинский священник Иоанн. По его виду было заметно, что навряд ли сведение счетов находится в его личном рейтинге так низко.

В пышной процессии, сопровождаемой пением псалмов, неподалеку от папских носилок красиво и важно восседали Теофилакты. Теодора тоже изволила сесть верхом на лошадь, что было весьма необычно для того времени, а также не постеснялась полностью открыть римлянам свое прекрасное лицо и сбросить на свои плечи распущенные волосы. В утешение всем тем, кого мог оскорбить ее вольный вид, она не поскупилась на щедрую милостыню горожанам.

Теофилакт, видя такие траты, даже в один момент нахмурился и возжелал было сделать нравоучение своей супруге, с ослепительной улыбкой густо кидающей нуммии жителям Рима, но вовремя сдержался, ибо вдруг услышал со стороны плебса многоголосое благословение их семейству и неподдельное восхищение города прелестной гречанкой.

— Поверьте, супруг мой, любовь Рима стоит дороже всех денег, находящихся в нем, — торжествуя свой успех, воскликнула Теодора.

К исходу дня процессия, изрядно утомившись, достигла, наконец, Собора Святого Петра. Римская милиция ограничила вход в собор, допустив внутрь только представителей высшей знати и духовенства. Чернь мгновенно запрудила обширную площадь, уже тогда существовавшую перед базиликой Святого Петра, но еще пока незамощенную брусчаткой. Народ и не думал расходиться, тем более, что, несмотря на декабрь, погода в этот день выдалась какой-то особенно яркой и солнечной, будто природа также присоединилась к восторгу Вечного города.

Тело Формоза было торжественно внесено в пределы базилики. Папа Теодор и римское духовенство следовали прямо за печальными носилками Формоза. Процессия скрылась во мраке базилики, и народ уже было на какое-то время начал отвлекаться на суетные проблемы и оживленно разговаривать меж собой, как вдруг из пределов храма донеслись сначала громкие восклицания, а затем торжественное церковное пение, подхваченное магическим звучанием органа, не так давно привезенного сюда из Византии в подарок папе Иоанну Восьмому. Чернь, памятуя о необычайных событиях, следовавших в течение Трупного синода, с любопытством уставилась на двери церкви, пытаясь понять, что могло произойти на сей раз, и высказывая версии одна нелепей другой.

Спустя полчаса в дверях показался папа Теодор и его окружение. Вид папы был необыкновенно торжественен, как у полководца одержавшего решающую победу. Подождав, пока толпа немного умерит свои восторги по случаю его появления, он простер руки к небу и громким голосом вещал:

— Внемлите сыны Рима и гости этого великого города известиям о достославных событиях случившихся в сей день! Волею Господа нашего Иисуса Христа, не допустившего окончательного оскорбления и разорения тела святейшего папы Формоза, останки этого достойного слуги Божьего преданы надлежащему погребению!

Толпа возрадовалась, но в груди каждого римлянина теснился вопрос: « и это все?». Папа меж тем продолжал:

— Возрадуйтесь же римляне и все христиане, присутствующие здесь! Ибо явил Господь наш, Создатель всего сущего, милость свою и благословение свое! Слушайте же и передайте всем прочим, в том числе врагам Церкви Христовой и Рима, а также вашим личным врагам, что Бог простил Риму варварское прегрешение и святотатство, учиненное над телом епископа его церкви! В момент внесения в храм Святого Петра, покровителя нашего славного города, останков благочестивого папы Формоза, святые Церкви Христа, изображенные на стенах базилики, почтенно склонили главы свои и приветствовали нашу процессию своим поклоном.

Толпа возбужденно и доверчиво ахнула.

— В том, что произошло великое знамение сие, я приношу торжественное слово, что самолично видел описываемое. И да подтвердят слова мои братья, сопровождавшие меня!

Священники, бывшие с Теодором в момент погребения останков Формоза, один за другим подтвердили сказанное. Толпа лихорадочно загудела, обсуждая услышанное.

— Римляне и гости нашего города! Возблагодарим же Господа, явившего нам милость свою, торжественной молитвой о покаянии и славным песнопением о нем!

Толпа вместе с римскими священниками рухнула на колени и в течение следующего часа с особым рвением и ликованием возносила хвалу Небесам. Теодор все это время оставался вместе с римлянами, в благочестивом рвении не уступали ему и верные соратники его, а также римская знать. В общем громком, но не слишком стройном, в силу многочисленности собравшихся, пении приятно выделялся высокий голос красавицы Теодоры, что опять таки привлекало к ней всеобщее внимание.

Услуги удачливых Теофилактов, что теперешние, что оказанные за несколько месяцев до этого, не остались без внимания нового папы. Теодор на следующий день ввел Теофилакта в круг римских городских судей. История повторялась — понтифики Рима по-прежнему по достоинству оценивали деловые качества византийской семьи и, награждая их дополнительным городским функционалом, все так же упорно отказывались поднимать их в светской иерархии.

Воздав должные почести своему духовному наставнику и учителю папе Формозу, Теодор вновь вернулся к идее собрания Церковного Собора для того, чтобы провести официальное осуждение решений Трупного синода, а вместе с этим избавить Церковь от ряда недостойных ее служителей. Для этого необходимо было сломить глухое сопротивление сполетской партии. Стараниями Сергия это невозможно было сделать в ближайшие дни. К тому же приближалось Рождество, и волей-неволей Теодор должен был согласиться отпустить иногородних священников к их приходам. Вместе с тем, Церковный собор по поводу Трупного синода был все-таки назначен Теодором на вторую половину января. Папа со своими соратниками рассчитывал в оставшиеся дни проделать огромную работу, переговорив с большинством главных иерархов Церкви, а также заручившись поддержкой императоров Востока и Запада. Конечной целью Теодора было низвержение из лона Церкви Сергия, Петра из Альбано, кардиналов Пасхалия и Христофора. Да, хитрым сполетцам удалось на этот раз потянуть время, но бесконечно прятаться от гнева Рима они не смогут. Рано или поздно всех участников Трупного синода будет ждать справедливое возмездие за грехи!