Спокойствие, только спокойствие! (джен)

В одном маленьком городе на самой обыкновенной улице в самом обыкновенном доме живет самая обычная семья. Она состоит из обычных папы и мамы и трех самых-самых обычных детей — Боссе, Бетан и Малыша.

— Я не совсем обычный мальчик, — говорит Малыш, и мама с папой соглашаются, хотя понимают, что Малыш самый что ни на есть обычный мальчик семи лет с голубыми глазами и пшеничными волосами, рваными штанами и грязной банданой. Все мальчишки семи лет очень похожи на Малыша, или Малыш похож на них, но все равно считает себя особенным.

Боссе пятнадцать, а значит, он уже ходит в дозоры, как взрослый, сортирует лом на свалке, как взрослый, и даже на полном серьезе собирается сбежать в Пустоши, чтобы притащить крысу с двумя головами и хвастаться ею перед всеми. Но Боссе по-прежнему иногда таскает Малыша за ухо и кидается в него ржавыми гайками, так что Малыш не считает Боссе по-настоящему взрослым, нет-нет, ни капельки.

Бетан четырнадцать, и она помогает маме на общей кухне. Она заплетает в свои длинные косы маленькие дозиметры, как делают остальные самые обычные девочки, потому что это модно. И в общем, Малыш не считает, что его сестра в чем-то отличается от других четырнадцатилетних девочек. Иногда он даже думает, что мог бы перепутать ее с другой девочкой и не заметить разницы. Да, она была самая-самая обычная девочка с длинными косами.

Во всем доме есть только одно не совсем обычное существо — это Карлсон, который живет на крыше. Иногда Малыш думает, что Карлсон даже необычнее, чем он сам, ведь он действительно, правда-правда, живет на крыше, в крошечном домике, который сам для себя построил. Как Карлсон может жить без защитного поля, и при этом избегать больших неприятностей, а иногда и самых настоящих опасностей — при слове «опасности» Малыш с содроганием вспоминает суровое лицо отца, — Малыш даже не представляет, а Карлсон никогда не рассказывает.

Его друг Карлсон — это маленький пухлый человечек, который порой ведет себя совсем неподобающе — это слово Малыш часто слышит от мамы, хотя не совсем понимает, что оно значит, — но зато умеет летать. И не как всякие хвастуны, собравшие свой первый флаер из ржавых железяк с Пустоши, — так может любой, — а сам по себе. Стоит ему нажать кнопку на животе — и тут же у него за спиной чихнет небольшой моторчик, задрожат странные тонкие трубочки, загудит непонятная плоская коробочка на боку — и уже спустя минуту маленький пропеллер поднимет Карлсона в воздух без всяких флаеров. Он сделает круг-другой, иногда смешно заваливаясь на один бок, а потом важно полетит прочь.

Карлсону прекрасно живется в своем домике. Малыш иногда, в спокойные от черных бурь дни, выбирается наверх, чтобы принесли другу угощение — сушеные кусочки свеклы, которую вместе с другими овощами выращивают в огромных подвалах под городом. Карлсон обожает сладкое и, наевшись, бывает особенно добродушен и разговорчив.

— Мотор что-то барахлит, — лениво щурясь, по привычке ворчит он, почесывая грудь, — надо бы почистить. Придется лететь в мастерскую, а это ого-го как далеко! Ты, Малыш, наверное, никогда в такую даль не забирался.

— Что ты, Карлсон, — машет руками Малыш и заливисто смеется, — меня даже за городской купол не пускают, а это совсем близко. Во-он он виднеется. А расскажи, как там, далеко? Там тоже живут такие необычные мальчики, как я? — Малыш вдруг хмурится. Ему совсем не нравится мысль, что есть еще такие же мальчики. Хотя с ними было бы интересно играть. — Или такие же обычные, как Боссе?

— Спокойствие, только спокойствие, — Карлсон выпускает из папиросы густое облачко дыма и продолжает: — Никого необычнее тебя на свете не существует, можешь мне поверить.

— Честно-честно?

— Клянусь последним пакетиком сахара, что я спрятал за старой трубой! Только никому не говори, что он там лежит, а то мне без сахара никак, — Карлсон докуривает папиросу, вытирает рукавом грязный нос и подмигивает малышу единственным глазом: — Если ты его не стащишь, я, так и быть, угощу тебя.

— Ух ты! — Малыш от восторга даже подпрыгивает на рассохшемся ящике. — Я пробовал сахар только на дне рождения Тиля, когда его отец притащил целую банку с Пустоши. Только мама мне запрещает такое есть, — Малыш со вздохом облизывается, вспоминая, каким был на вкус сахар.

— Пустяки, дело житейское! Мамы — это такие люди, которые никогда ничего не разрешают. Но можно всегда скрестить за спиной пальцы и сделать по-своему.

— Ты говоришь так, будто сам маленький, — хихикает Малыш, и его голубые глаза лукаво щурятся.

— Что ты! Я взрослый мужчина в самом расцвете сил!

Малыш снова смеется, хватает Карлсона за медную пуговицу и рассказывает, как недавно старший брат Тиля притащил с Пустоши щенка. Тот был совсем маленький, со смешными длинными ушами и слабыми кожистыми крыльями. Его стащили прямо из гнезда, поэтому щенок еще не кусался, да и летать тоже не умел.

— Представляешь, Карлсон, когда отец Тиля увидел, как щенка кормят из соски, он сказал, что когда-нибудь мы и собак сможем при-ру-чить, — Малыш старательно произносит последнее слово по слогам. — Это было бы отлично!

— Что же в этом хорошего, Малыш?

— Эх, Карлсон, ты не понимаешь, как здорово было бы иметь собаку, — вздыхает Малыш, с грустью всматриваясь вдаль, где за городским куполом до самого горизонта простирается серо-ржавая Пустошь. Над развалинами старых домов тут и там виднеются большие крылатые тени. Собаки любят строить гнезда повыше.

— Малыш, — тихо отвечает Карлсон, — но я же лучше… Лучше собаки...

Малыш собирается ответить что-то, но вдруг резкий порыв ветра накрывает город, все заволакивает пылью, и становится совсем темно. Малыш кашляет и прикрывает лицо рукавом, когда его вдруг подхватывают на руки, крыша дома после резкого толчка остается где-то внизу, а уже через минуту он, невредимый и только слегка испуганный, стоит под куполом собственного дома.

— Какая неприятность! — возмущенно пыхтит Карлсон, отряхиваясь от темной пыли. — Эти черные бури — это просто какое-то безобразие! Но я — самый лучший в мире укротитель бурь и когда-нибудь поймаю их за хвост.

— Конечно, Карлсон! — радостно отвечает Малыш. — Я верю, что все так и будет.

— Даже не сомневайся, — Карлсон приосанивается и, повертев у виска колесико фокусировки монокуляра, вздыхает: — Боюсь, Малыш, если я не улечу сейчас, то черная буря еще надолго запрет меня в городе. Не влезай в неприятности без меня. И да — не трогай сахар! — это Малыш слышит уже еле-еле, потому что Карлсон поднялся высоко, и темные песчаные облака почти скрыли его.

Малыш еще несколько минут смотрит на то, как черная буря, как голодный зверь, вгрызается в защитный купол города, и иногда ему кажется, что он даже видит злой черный глаз, который смотрит на него с высоты.

— Малыш! — к нему мчится отец. Высокий и, как всегда, очень хмурый. — Мы всюду искали тебя! Где ты был?

— О, это дело житейское, — отвечает Малыш, хотя боится, что в этот раз ему все же попадет. — Я был на крыше с Карлсоном.

— Я же запретил тебе ходить туда! А если бы ты не успел вернуться до бури? Это очень опасно! — отец поднимает его на руки и бежит к дому. На пороге уже ждут взволнованные мама, Боссе и Бетан. — И чтобы я больше не слышал про Карлсона!

— Но папа! — Малышу очень обидно за друга. Он хочет рассказать все-все: как Карлсон спас его, спустив с крыши, как обещал поделиться сахаром, как рассказывал удивительные истории. Какой он замечательный.

— Малыш, мы очень за тебя испугались, — это уже мама. Глаза у нее большие и блестящие, а щеки совсем бледные. — Не делай так больше, мы будем плакать, если с тобой что-то случится.

— Правда? — Малыш затихает в теплых маминых руках. — Вы бы сильно огорчились?

— Мы бы не расстались с тобой и за все сокровища в мире.

— Даже за сто тысяч клубней картошки?

— Даже за сто тысяч мешков сладкой свеклы.

— Неужели я стою так дорого? — изумляется Малыш. Он затихает ненадолго, а потом очень серьезно — или так ему кажется — обращается к отцу: — Папа, вот если вы говорите, что я стою сто тысяч мешков свеклы, то мог бы я получить хотя бы один маленький мешочек прямо сейчас и обменять его на щенка?

Утром, когда буря за стенами дома бушует так сильно, что никому нельзя выходить наружу, родители заводят с Малышом серьезный разговор.

— Нам очень жаль, Малыш, но мы не можем позволить тебе и дальше лазить по крышам когда тебе вздумается, — мама зашивает штаны Малыша, на которых уже нет свободного места от заплаток. До Малыша их носил Боссе, а до него — еще кто-то.

— Поэтому ты будешь заперт дома, пока не начнутся занятия по арифметике. Бетан отведет тебя на них, — папа сидит в своем углу-мастерской, с огромным увеличительным стеклом на лбу, и пытается починить какую-то железную штуковину. Судя по его недовольному виду, получается не очень хорошо.

— Весь день сидеть дома одному? — Малыш шмыгает носом. — Но что же я буду делать?

— Возьмешь у Бетан книгу и будешь читать, — отец сурово хмурит брови, и Малыш понимает, что лучше не спорить.

На следующий день бури как ни бывало — небо совсем светлое, и хоть солнца не видно, но Малыш отчетливо различает буквы на старых потрепанных страницах.

Ему удается разобрать целых два предложения, прежде чем негромкое жужжание и тихое звяканье отвлекают его. Сперва ему кажется, что это Карлсон — его пропеллер звучит очень похоже, но потом в дом влетает странная круглая штуковина с пропеллером, похожая на шар с треугольными ушами, и Малыш застывает с открытым ртом.

— Матильда, проверь округу, — раздается от дверей зычный голос, и летающий шар, издав глухое урчание, неторопливо вылетает в распахнутую дверь, а Малыш остается один на один с гостем. Точнее, с гостьей. Фрау заслоняет собой весь дверной проем: грузное тело прикрывает рабочий комбинезон с десятками карманов, мускулистые руки сжимают тяжелый металлический ящик, а ярко-рыжие короткие волосы топорщатся во все стороны.

Малыш бы даже не понял, что это Фрау, не будь у нее накрашены губы. Хотя в первую секунду ему кажется, что на них просто чья-то кровь.

— Так, ну и что мы имеем? Где этот негодник? — фрау по-хозяйски проходит в комнату и с шумом ставит ящик на стол.

— Кто? — Малыш на секунду думает, что заснул над книгой.

— Карлсон, конечно. Его уже должна ловить вся округа.

— Зачем? — изумленно спрашивает Малыш, но тут же добавляет: — О ком вы говорите?

— А ты тоже маленький негодник, да? — она опускает на глаз линзу визора и через нее в упор разглядывает Малыша. — Ну ничего, я еще сделаю из тебя человека.

Фрау деловито открывает ящик, достает из него маленькую бутылочку, и тут же по дому разносится чудесный аромат. Что-то настолько сладкое и вкусное, что у Малыша сразу же урчит в животе.

— Это-то он не пропустит. Ну ладно, не хочешь рассказывать ты, пойду в другие дома. Где-то же он должен быть?

— Нет, стойте! — Малыш пытается схватить ее за штанину, но комбинезон сшит из какой-то ужасно скользкой ткани, поэтому Малыш теряет равновесие и чуть не падает, но его сажают на место. — Не трогайте Карлсона! Вы… вы хотите забрать у него пропеллер? — с ужасом добавляет он.

— Я еще не настолько сошла с ума. Какая досада, — ехидно отвечает фрау. — Зачем мне ломать то, что я сама же и создала? Так ты знаешь, где он?

— Он сказал, что полетит в мастерскую, потому что у него барахлит мотор, — торопливо рассказывает Малыш, продолжая хватать за руку эту большую и грозную женщину, ведь одна мысль о том, что он может потерять друга, заставляет его забыть об остальных страхах. — Пожалуйста, не обижайте его, он очень хороший! Он рассказывал мне столько интересного и даже обещал угостить сахаром!

— Так… так… мне надо присесть, — фрау усаживается рядом с Малышом и смотрит на него куда пристальнее, чем раньше. Потом вдруг делает неуловимое движение пальцами, и у нее в руках оказывает папироса. — Как ты говоришь, тебя зовут?

— Малыш.

— А я Фрекен Бок. Бок! — повторяет она и затягивается дымом. — Все это чрезвычайно любопытно, если только ты, маленький негодник, ничего не выдумываешь. Кто еще разговаривал с Карлсоном?

— Никто, только я. Он просил никого не приводить к нему домой.

— Куда? — Фрекен Бок, кажется, подавилась дымом.

— Он построил себе домик на крыше, — Малыш показал пальцем вверх. — Не очень чистый, но Карлсон говорит, что это дело житейское.

— Поразительно, — Фрекен Бок заканчивает одну папиросу и уже тянется за второй, но тут бросает взгляд на Малыша и прячет ее обратно в карман. — Скажи мне, милый ребенок, а не пропадали ли у вас продукты? Он очень любит сахарную свеклу, например.

— Да, он ее обожает! — радостно кивает Малыш. Ему очень приятно наконец поговорить о Карлсоне с кем-то из взрослых. — Я постоянно ношу ему угощение.

— И что же, у вас ничего не пропадало? — подозрительно спрашивает Фрекен Бок и, когда Малыш мотает головой, хмыкает. — Ну надо же. Никогда бы не подумала…

— Спокойствие, только спокойствие! — раздается вдруг от двери, и Малыша привычно подхватывают на руки. Карлсон делает круг над потолком и собирается уже вылететь в дверь, когда наперерез ему с громким мявом кидается ушастый шар и сбивает их в полете. Одна сильная рука хватает за шкирку Карлсона, вторая держит за ногу Малыша, который даже испугаться толком не успевает. Он висит вниз головой и смотрит, как Фрекен Бок улыбается, разглядывая Карлсона.

— Матильда, девочка моя, спасибо. Ну что, паршивец, попался?

— Не бойся, Малыш, я избавлю тебя от этой домомучительницы! — Карлсон пыхтит и отбивается изо всех сил, но ни его короткие ножки, ни его пухлые ручки ничего не могут поделать с крепкой мускулистой рукой фрау Бок.

— Ну полно, мой мальчик, полно. Ничего я не сделаю твоему другу. Пообещай, что не улетишь, и я опущу его на пол.

Карлсон в ответ демонстративно фыркает, но все же выключает моторчик, и пропеллер замирает.

— А теперь скажи, негодник, когда ты начал говорить? — Фрекен Бок достает из своего железного ящика какие-то полупрозрачные палочки. Одну вручает Карлсону, который сразу же начинает ее грызть, а вторую Малышу. Малыш долго смотрит на угощение, не решаясь попробовать, но видя, как Карлсон уже наполовину сгрыз свою, тоже осторожно ее облизывает и тут же удивленно открывает рот. На вкус это как сахар! Тот самый, что он пробовал у Тиля. Только тот был сыпучий и желтый, а этот твердый и прозрачный.

— Спасибо! — с полными восторга глазами он поворачивается к фрау Бок, и та в ответ снисходительно улыбается.

— Не думай, Малыш, это она сейчас такая добрая, а потом как начнет поучать! — негодующе бухтит Карлсон, догрызая лакомство. — То не трогай, это не делай, туда не летай! Еще и корявки эти учить заставляет, — он ткнул пальцем в раскрытую книгу.

— Но Карлсон, это же буквы, — хихикает Малыш, — их учат все.

— А я не хочу!

— Все, больше не дам тебе леденцов, — говорит Фрекен Бок. — А Малышу дам, если он покажет, где ты себе построил дом.

— Ну мам, так не честно! — вид у Карлсона донельзя расстроенный. Он поворачивается к Малышу и смотрит очень жалобно. — Малыш, ты же со мной поделишься?

А Малыш смеется и не может остановиться. Ему сейчас очень хорошо. И от того, что у Калсона есть мама, и от того, какой вкусный леденец, и даже от того, как смешно двигает ушами летающий шарик по имени Матильда. Это самый необычный день за всю его жизнь, и Малыша расстраивает только то, что дома нет родителей, Боссе и Бетан, чтобы он мог всем показать своего друга.

— Ну что ж, — в конце концов говорит Фрекен Бок, — думаю, мы с Карлсоном останемся в вашем городе на какое-то время, пока я не разберусь, как к нему вернулась память. Негодный мальчишка, — она поворачивается к Карлсону и сурово хмурится, — если не хочешь, чтобы я надрала тебе уши, лети и приберись в своем доме. Матильда, помоги ему. А тебе, — повернулась она к Малышу, когда остальные вылетели за дверь. — А тебе я хочу сказать спасибо, Малыш. У моего мальчика еще никогда не было такого хорошего друга.