корабль (гет)

Их (недо)отношения начались странно, спонтанно и немного неправильно. Маринетт всеми силами трудилась над своей дизайнерской карьерой, а он был чертовым везунчиком судьбы, родившимся там, где это нужно было.

Адриан Агрест.

Это имя хотелось проговаривать ночью и полушепотом, смакуя каждую буковку, а потом замирать на мгновение и понимать: им не по пути. Параллельные не пересекутся, даже если попробовать перевернуть этот мир, да и Маринетт это было не нужно. Она была сильной, независимой, той самой, кто страдал от одиночества в полупустой квартире на окраине Парижа.

Она не понимала, о чем думала, когда поступала в Международную Академию Моды в Париже — не поняла этого даже тогда, когда получила зеленый свет. Выросшая в отдаленной части Франции, где инновации давно позабыли свою дорогу, в семье, где все, отчего-то, жили в духе пятидесятых прошлого века, Маринетт приняла это за путеводную звезду в своей жизни. И, право, кто бы не мечтал выбраться из захолустья в столицу?

Только у звезды путь неисповедим. Она заведет так, что выбраться не останется шанса. Впрочем, и завела. На неделю стажировки у месье Габриэля Агреста.

В льдинисто-голубом пиджаке, он стоял и осматривал начинающих дизайнеров с ироничной усмешкой на устах, посматривая каждый раз на часы. Ему не хотелось здесь быть; дизайнерам — тоже. Стажировка у профессионала — великолепный шанс, но не тогда, когда этот самый профессионал — чопорный мудак в идеально отглаженной рубашке.

Маринетт хмурилась, закусывала кончик карандаша, но, помнится, не говорила ничегошеньки. Дюпэн-Чэн слишком отчетливо понимала, зачем и отчего она не должна вылететь из Академии.

И не вылетела.

Доучилась до пятого курса, получила ненужную корку и рухнула. Прямо в реальность. В Париже дизайнеров, как воды в Сене, — столько, что хватит и на век вперед. На работу не брали, рекомендацию ей Академия так и не выдала, а связей не было.

Вот тогда-то, когда она почти вступила в пучину хаоса и одиночества, она увидела его — Адриана, золотого мальчика, который, не ударив палец о палец, не получив даже дизайнерского образования, был совладельцем компании «Агрест».

Их встреча, опять же, была спонтанной.

Маринетт, попавшая в силки депрессии, получила от Академии придаток в виде журналистки Альи, что по стечению таких ироничных обстоятельств, была знакома ей еще со школьной скамьи. Средняя школа — плохое связующее звено, но именно оно помогла им после одной встречи в Академии, куда Алья пришла за новым интервью от их руководителя, стать друзьями вновь.

Они не узнали друг друга. Присмотрелись, «принюхались», а потом с лицемерной самоотдачей пустились в школьные времена. Путь к дружбе был проложен, кофе и круассаны в ближайшем кафе его только укоренили. Алья была спасением. Тем самым якорем, что не позволял кораблю уходить из бухты; тем самым другом, что так нужен был каждому.

Но именно этот якорь, в конце концов, был привязан к шее и потащил Маринетт ко дну.

У Альи, живой и непосредственной, естественно были отношения. Не сказать, что это хоть каким-то боком касалось самой Маринетт, но у ее подруги было другое мировоззрение — в ее мирке все было идеально, а, значит, ее самые близкие люди просто не могли начать враждовать и быть незнакомцами.

И они познакомились. Приходилось быть третьим лишним, методично отчитывать внутри себя потраченные минуты, а потом завидовать как никогда. Ведь у них было все идеально. До ужаса и блевотины идеально.

Она была одинокой. Потерянной, унылой, у нее не было ни малейшего желания ходить на свидания, иметь короткие сексуальные связи — все это казалось мишурой. Маринетт была слишком целой, чтобы думать, будто ей нужна половинка.

Поэтому, когда, сидя на балконе и кутаясь в теплый плед, она прочитала сообщение от Альи, мысленно приготовила себе пистолет.

«Завтра в кафе я буду вместе с Нино и его другом. Приготовься, нас ожидает тяжелый денек».

И, кажется, будто петля, все ближе стала подходить к гортани, а якорь потянул вниз.