Повод передумать (гет)

Несмотря на майскую московскую жару, в Институте Времени было прохладно. По высоким коридорам гулял порывистый и свежий ветер, спотыкаясь о квадратные колонны с развешанным по ним холодным оружием, наверняка изготовленным недавно, но стилизованным под старину. Поднимаясь вверх, ветер теплел и закручивался там причудливыми, едва различимыми кольцами синеватого тумана. В коридор открывались двери в кабины времени, работающие на дальние и сверхдальние хронологические эшелоны.

Выходя из одной такой кабины ранним утром, хронодесантник второго класса Павел Гераскин, две ночи не спавший и потому слегка злой и замотанный, а также по самую макушку нагруженный привезенными трофеями, чуть не сбил с ног Алису Селезневу. Причем Алиса даже головы при этом не повернула в сторону своего старого закадычного друга. Чуть вытянула руку в сторону и пошла дальше по коридору, опустив голову и что-то бормоча себе под нос. Это было настолько странно и настолько непохоже на его Алису, что Пашка мгновенно проснулся, сгрузил аккуратно трофеи у ближайшей колонны и пошел следом.

Не сказать, что последнее время они с Алисой виделись так уж и часто, как хотелось; но дружба детства тем и хороша, что потом уместна в любое время, тем более с таким человеком, каким была Алиса. Пашка подумал, что не успел забыть, какая у Алисы мягкая улыбка, освещавшая загорелое чуть скуластое лицо, и глаза, до того яркие, что каждый раз, когда она закрывала их, казалось, что гаснут невозможно синие фонарики. Кончики пальцев были у Алисы замотаны кусочками заживляющего лейкопластыря, отросшие волосы собраны в хвост. Пашке всегда не хватало духу спросить, а знает ли сама Алиса, насколько она бывает красивой (все-таки не совсем принято такое говорить закадычным друзьям), и каждый раз он как-то стеснялся и переводил разговор на другую тему, но с самых первых совместных приключений ее хорошее настроение и неизменная вера в счастливый исход переделок его самого не раз спасали от уныния и депрессии.

Нечего и говорить, что вид хмурой, какой-то совершенно чужой, погруженной в себя Алисы ему совершенно не понравился.

— Привет, Алис, — Паша наконец поравнялся с Алисой и легонько дотронулся до ее плеча.

— Здравствуй, — Алиса ответила небрежным кивком головы.

— Я, вот, вернулся, — сказал Паша и легким обводным маневром загородил ей дорогу. — Десантировались на Чудское, так, немного нашим помочь.

— Ага, — отстраненно произнесла Алиса, по-прежнему не глядя на Гераскина. — Интересно было?

— Скорее горячо. Хоть там сейчас минус двадцать пять. И в доспехах спина чешется, а помыться негде.

Алиса думала о чем-то о своем и молчала. Пашка опустился перед ней на корточки, поймал за обе руки.

— Алис, что это с тобой?

Алиса равнодушно кинула взгляд на свои замотанные пальцы.

— А, это мы библиотеку Московского университета из пожара вытаскивали. Начало двадцать первого века, но ее тогда только начали оцифровывать…

— Да я не про руки. На тебе же лица нет. Что-то случилось?

— Хочу сходить уволиться. Ты не видел, Ричард уже пришел?

— Погоди. Я, наверно, плохо расслышал. Куда ты идешь?

— Нет, ты все правильно расслышал. Я иду увольняться из Института Времени. В конце концов, на Земле много мест, где можно приносить пользу обществу, верно?

— Не понял… Ты же так хотела работать именно в Институте Времени! Прошла столько уровней подготовки! Ведь ты и меня сюда…

— Не кипятись. И не кричи. Чего ты не понял-то?

— Зачем все это? Смысл? Причина? Ты же ужасно логичное создание, Алиска, ты ничего не делаешь просто так!

— Я задание провалила, — совершенно бесцветным голосом произнесла Алиса и тут же взорвалась. — Чтобы я еще хоть раз потащилась в ближайшую эпоху! Чтобы хоть раз согласилась на рассекречивание хоть части информации о нашем времени! Никогда! В юрские болота! К динозаврам! В варварскую Русь, где Иван Грозный убивает своего сына! Только не к почти современникам… Понимаешь?..

Алиса выдохлась. Пашка поднялся на ноги, повел плечами и в упор поглядел на Алису.

— Не-а. Может, еще раз, по-человечески объяснишь? — он не удержался и слегка фыркнул, увидев скорбное выражение на Алисином лице.

Но, выпустив немного пар, Алиса рассказала, как сама попросилась в экспедицию начала двадцать первого века (если честно, с корыстными намерениями, ибо с конца двадцатого у нее там осталась горстка хороших приятелей, знающих правду о ней и о будущем, и ей очень хотелось совместить приятное с полезным, навестить кое-кого, что она успешно и реализовала), выполнила задание по спасению ряда особо ценных экземпляров от огня и, вернувшись вчера поздно вечером, тихо-мирно уселась за анализ материалов и отчет о проделанной работе, как тут…

— Пашка, ты бы видел только, что там про нас писали!

— Про нас?

— Ну, про время наше, как мы живем, чем занимаемся…

— Фантасты прошлого, что ли?

— Скорее фанаты будущего. Чего только нет: и жизнь у нас просто сахар сахарный, и всю работу делают за нас роботы, и времени у нас свободного вагоны, на всей Земле рай, все счастливы, все жутко умные и каждый день совершают много новых и полезных открытий. В космос летать — так в детском саду начинаем, в школах — все чуть ли не круглые отличники! У всех все в шоколаде, если работа — то обязательно любимая, если любовь — то единственная и до гробовой доски… А что там про нас с тобой написали, так и вспоминать… Тьфу!

— В каком смысле — про нас?

— Ну, про тебя и про меня. Про Павла Гераскина и Алису Селезневу.

— Хм-м-м…

— Я сначала тоже удивилась. Просто про будущее, про космос — это объяснимо. А потом вспомнила проект «Реморализация». Мы еще совсем мелкие были, когда у временщиков нештат возник, что в прошлом некоторое линейное искривление приведет к тому, что нашего времени в нынешнем составляющем варианте просто не получится. Ну, что не успеют к нему прийти, слишком много изломов появилось. И тогда они кое-кого оттуда свозили сюда, попросили написать. Так сказать, с благой целью реморализации общества и веры у молодого поколения в светлое будущее. Ну, чтобы люди, а особенно подростки, следующее поколение, старались стать такими, как мы сейчас. Не все, конечно… Понимаешь?

Алиса криво улыбнулась, Пашка кивнул.

— У нас в гостях жил один такой писатель. Мне, правда, лет тогда шесть или семь было, но я запомнила, его как отца звали, дядя Игорь. Долго жил, разговаривал со мной часто. Я, конечно, тогда не знала, что он из прошлого.

— Ну, с тобой понятно. Хоть и не совсем. А про меня он откуда узнал?

— Так мы же с тобой все детство рядом были. Даже моя мама любит рассказывать, как мы с тобой только вместе ели манную кашу и на горшках рядом сидели, хоть я и не помню… В общем, им даже наши настоящие имена разрешили оставить и про приключения написать, чтобы правдоподобнее вышло. Вот и вышло…

— Что вышло?

Алиса прикрыла глаза, словно пыталась вызвать в памяти особо запоминающийся образ из прочитанного.

— Лес был большой. В нем было много деревьев, — начала Алиса. — Девочка Алиса достала свой лазерный бластер с ядовитыми пулями и, весело хохоча, три раза выстрелила в Чудовище. И плоть Чудовища содрогнулась от боли, и страшные черные птицы планеты Чумароза обклевали его со всех сторон…

Пашка слушал, открыв рот, и стоял так, не зная, можно смеяться или подождать продолжения.

— Дай угадаю, — сказал он, — вместо того, чтобы забыть об этих опусах и заняться работой, ты полезла дальше в эти литературные дебри?

— Да, — созналась Алиса, — полезла. Помнишь Шерлока Холмса?

— Который из Конан Дойла? С доктором, м-м-м-м… Ватсоном?

— Он самый. У него тоже, оказывается, есть поклонники, как его, фанаты… Только вот вместо приключений и расследований им другое, как выяснилось, интересно.

— Что?

— Любовь.

— Любовь? В каком смысле?

— А в самом прямом. Шерлок любит Ватсона. А Ватсон — Шерлока. Правда-правда, я ничего не придумываю!

— Любит — ты имеешь в виду — как друга? Иначе…

— Вот именно, дружбой там и не пахнет.

— Насколько я помню, оба героя были одного пола, или…

— Нет, Пашка, ты ничего не путаешь. А еще, как оказалось, огромное число людей испытывали чувство морального и сексуального удовлетворения, когда слэшили Гарри Поттера с Драко Малфоем, Арагорна с Леголасом…

— Что делали? Слэшили?

— Ну, это именно то, что мы с тобой обсуждали выше. Когда в оригинале нет ничего подобного и герои одного пола. Вот и про нас тоже...

— Но мы-то с тобой по определению не можем быть одного пола.

— Да, но это не мешает и вокруг наших с тобой отношений навертеть тонны розово-приторных слюней, до того сладких, пушистых и прекрасных, что в глазах темнеет.

— Разве это плохо, когда тебя так любят?

— Так те, кто любит, на мой взгляд, еще хуже. Я же для них не человек, а самое что ни на есть высокоморальное совершенство и правильная идеальность, не имеющая права на ошибку. Я — это не я, а придуманная кукла!

Алиса вздохнула, отвернулась и принялась смотреть в окно. За окном, набирая скорость, в утреннее небо вскарабкивались первые флаеры с пассажирами, спешащими на работу.

— Так… — сказал Пашка. — И из-за всей этой ерунды ты хочешь с любимой работы уходить?

— Я устала. Два года не была в отпуске. И вообще, попробовал бы ты сам почитать то, что про нас пишут…

Пашка хмыкнул, потом улыбнулся, подошел ближе и положил руку на плечо Алисы. Та смотрела на него как-то действительно странно, с застывшим отстраненным лицом.

— Слушай! — внезапно просиял он. — Кажется, я вспомнил кое-что… Пойдем! — и, схватив упирающуюся Алису, потащил куда-то в подсобное помещение.

В подсобке было темно и пахло почему-то озоном. Пашка щелкнул выключателем, под невысоким потолком вспыхнула яркая лампочка.

— Что это? — спросила Алиса. — Какой-то музей?

— Нет, не музей. А агрегат действительно древний, почти столетней давности. Я здесь прячусь ото всех, когда отчеты об экспедициях пишу. Сама знаешь, мать дома ворчит все время… — Пашка подошел к агрегату, нажал на боку кнопку, смахнул невидимую пыль.

— Я такой, кажется, в музее компьютерной техники видела, — вспомнила Алиса. — Только зачем он тебе?

— Да так… Конечно, надо было его сразу после переброски информации в утилизатор отнести, но он мне нравится. Дух старины, что ли…

Алиса недоверчиво смотрела, как Пашка, ловко управляясь со странными периферийными приборами на тонких проводках, стучит по выпуклым клавишам, поглядывая в старинный пузатый экран, занимающий половину стола. Увидев, что на экране засветилась заставка со светловолосой девочкой, отдаленно напоминающей ее в детстве, и ее инициалами, Алиса устало поднялась со стула.

— Да подожди ты! — Пашка почти насильно усадил ее обратно, придвинул к ее руке странной формы манипулятор. — Вот, теперь читай. Вот это. Не бойся, просто прочти.

Алиса оперлась на скрещенные руки, нехотя пробежала глазами по черным строчкам на тепло-бежевом фоне. Слегка покраснела. Придвинулась ближе, перечитала еще раз, перевела глаза на улыбающегося Пашку.

— А дальше?

— Дальше мышкой кликай.

— Что делать?

— Кликать. Эта штука у них называлась мышкой. А это — коврик для мышки, забавно? Чтобы кликнуть, надо на кнопочку нажать, видишь, там две клавиши между колесиком.

— А это что за прототип печатной машинки с пупырышками?

— А это клавиатура. Текст писать. Ненамного медленнее, кстати, чем мы это делаем. Так… а теперь вот сюда жми. То есть кликай.

И Алиса кликала. Забыла о своем недавнем расстройстве и уже заправски носилась по страницам, читала, улыбалась чему-то своему.

— Откуда это у тебя, Пашка? — наконец, оторвавшись, поглядела на довольного Гераскина.

— Не тебе же одной библиотеки из пожаров вытаскивать. В прошлом году было задание: спасти архив одного профессора, эпоха — начало двадцать первого века. Ну, а помимо архива там это… Краснел, синел, бледнел… Жалко было удалять.

— Ты думаешь, писал тот профессор?

— Не думаю. Больно по стилям разное. И по настроениям. Но… мне нравится.

— А от вот этого приключения вместе с тобой я бы и сейчас не отказалась, — пробормотала Алиса, словно забыв, что Пашка стоит рядом.

— От какого?

— Не скажу! — нежный румянец немедленно залил загорелое лицо, так, что на носу проступило несколько веснушек, а Алиса мгновенно свернула окно.

— Да я и сам знаю, — усмехнулся Пашка.

— Догадливый ты…

— Знаешь, я бы тоже не прочь…

И увидел, что Алиса, спрятав лицо в ладонях и посматривая на него только одним хитрым глазом, беззвучно смеется.

— Алис, ты чего?

— Дура я. Дура набитая. Ты только подумай, из-за какой ерунды я увольняться собралась!.. Эй, а ты теперь почему хохочешь? Пашка?!

Пашка сел рядом с Алисой, чуть было не свалился со стула, поскользнувшись на покрытии, но не переставал смеяться.

— Я просто подумал, по какой ты причине увольняться передумала, — и они захохотали хором.

Насмеявшись, Алиса снова глянула в мерцающий экран.

— Как ты думаешь, — спросила она, — если я возьму отпуск недели на две, будет очень сложно реализовать написанное?

— Реализовать вместе со мной? — выдохнул Пашка.

— С тобой. Особенно с тобой.