Мировой мужик (джен)

Любой диетолог скажет, что худеть нужно с умом. Если вы будете просто не жрать, то однажды поздней ночью обнаружите себя у открытого холодильника с куском торта в руке, не в силах вспомнить, как там оказались. А если к неумеренной голодовке приложить семейные проблемы и вечный аврал на работе — то к торту можете смело добавить колбасу.

В жизни Габриэля Агреста давно присутствовало и первое, и второе, и третье. А поскольку к жёсткой диете он пришёл неосознанно — то бишь просто-напросто забывал поесть — совершенно неудивительно, что после очередного затянувшегося сверх меры рабочего дня Габриэль вдруг понял, что уже стоит на кухне собственного дома, держа в руке раскупоренную бутыль вина и надкушенный круг камамбера. Это был его холодильник на его кухне (хотя хозяйничал тут всё же специально нанятый повар) — но бутылку открыл и тем более покусал сыр не он; а хуже всего было, что на краю погрыза, вцепившись в круг зубами, затихарилось, словно надеясь остаться незамеченным, постороннее существо. Пиком фарса стало то, что, выплюнув камамбер, существо оправило усы и спросило:

— Чего надо?

Габриэль сморгнул, но существо пропадать не желало — напротив, нахально пялилось на хозяина дома. В попытке избавиться от наваждения он вернул вино и сыр в холодильник, захлопнул дверцу и затем открыл её снова. Не помогло: незваный гость остался, где был — на сыре. Для алкогольного бреда Габриэль слишком мало и редко выпивал, а шизофрения в семейном анамнезе отсутствовала. И пока сознательная часть разума пыталась вспомнить, симптомом каких еще заболеваний могут быть галлюцинации, бессознательная вдруг обратилась к оставшемуся в кабинете Нууру, и нехитрый паззл сложился сам собой.

— Чёрный Кот?! — прохрипел Габриэль, внезапно потеряв голос, и протянул руку — к сыру; конечно, к сыру. — Ты его квами?!

— Приятно познакомиться, месье Агрест, — проскрипел тот, опасливо отодвигаясь от длинных костлявых пальцев. — Плагг к вашим услугам.

— Какого чёрта ты делаешь в моем доме? — возмутился модельер, попутно соображая, увидит ли охрана на камерах, как он в пижаме ловит в кухне среди ночи невидимое нечто; по объёму трафика с онлайн-кинотеатров в ближайшем прошлом выходило, что не увидит, если, конечно, маленький паскудец не поднимет тревогу — только зачем бы ему?

— Живу! — пискнул Плагг и, поскольку пальцы приблизились уже непозволительно, попытался нырнуть мимо них вон из холодильника.

— Стоять! — прошипел Габриэль, делая резкое движение в попытке схватить шустрого квами, но безуспешно: тот, рванувшись через верхнюю полку, опрокинул на него миску с рукколой и был таков.

Понимая, что последствия будут ужасны, Габриэль почти нежно подхватил с крючка дуршлаг с самой длинной ручкой и ринулся в погоню. Плагг истошно заверещал и заметался по кухне. Будь владелец дома в чуть более трезвом уме, он непременно задался бы вопросом, почему квами не вылетает за пределы помещения — ведь для него нет никаких преград, кроме прямых приказов хозяина, да и те при желании поддаются трактовке. Погоня казалась бесконечной, дуршлаг впустую ударял то тут, то там, как вдруг чёрный кот завис над одним из шкафчиков — и юркнул внутрь. Габриэль молниеносно распахнул дверцы — внутри, разумеется, было пусто. Из соседнего шкафчика при этом раздалась подозрительная возня — но, когда и он был открыт, внутри остались лишь опрокинутые бокалы.

Погоня перешла на новый этап. В тёмных уголках и за закрытыми дверцами, в тумбочках и кастрюлях, порой в полупустых бутылях и плотно закрытых контейнерах с крупами — словом, повсеместно — раздавались шорох, скрёб и писк, на которые Габриэль дёргался из одного конца кухни в другой. Кухня, как назло, была велика — и с большим столом посередине. Периодически неудачливому ловцу квами казалось, что он слышит издевательское хихиканье.

В конце концов, запыхавшийся и потерявший счёт времени, Габриэль присел на табурет, чтобы утереть пот, градом катившийся по лицу. Его мучитель не заставил себя ждать.

— Быстро выдохлись, месье, — ехидно заметил Плагг. — Что, старость не радость?

— Что ты всё-таки здесь делаешь? — Габриэль решил проигнорировать подколку.

— Сказал же: жи-ву, — по слогам, как для умственно отсталого, повторил квами.

Габриэль никогда не считал себя гением логики — но и на смекалку не жаловался. Однако сейчас отчего-то застыл, не в силах осмыслить пугающую реальность.

— Живёшь? А сам Чёрный Кот тогда где? — спросил он первое, что пришло на ум, понимая, что уже знает ответ — и знает давным-давно, только не хочет признавать.

Плагг лишь горестно вздохнул, оставив невысказанным очевидный ответ. К счастью, тотальные диета и недосып, как и обещала пирамида человеческих потребностей из институтских лекций, оставляли для душевных терзаний только необходимый минимум ментального пространства. И Габриэль Агрест, великолепнейший бизнесмен и художник, но не слишком успешный семьянин, вынужден был отвлечься от запоздалых страха за сына и жгучего стыда вперемешку с ужасом, чтобы решить один насущный вопрос.

— Как же теперь жить дальше?

Вопрос этот предназначался скорее самому себе или, если угодно, воздуху в кухне — но Плагг всё же ответил:

— Как жили, так и продолжайте. Только чуть поаккуратнее, что ли. Потому что, прекрати вы насылать на город акумы, мой балбес непременно что-то заподозрит. Да и ОРЗ может развиться.

— ОРЗ? Это ещё что такое? — удивился Габриэль, которого весьма покоробило собственническое "мой балбес" от квами, но насущное, как уже было сказано, имело приоритет. — Получается, Адриан не в курсе?

— "Очень резко завязал"! И, разумеется, не в курсе, — всплеснул лапками Плагг, имевший невысокое мнение о дедуктивных талантах хозяина. — Хотя несколько раз вы чуть не попались.

Вот тут смысл до Габриэля дошёл сразу:

— И я должен поверить, что ты меня прикрываешь? С чего бы это? Разве в задачу квами не входит борьба со вселенским злом? И разве ты не должен был рассказать обо мне своему хозяину и Великому Хранителю? Ах, да, чуть не забыл — и Ледибаг непременно! — Габриэль был задет тем, что подозревал сына не зря, но ещё больше — напуган, и от этого всего раздражён и брюзглив.

— Квами запрещено раскрывать имя владельца камня чудес — и не только своего, прошу заметить. Это раз. Я, конечно, мастер намёков и аллегорий — но что Леди, что мой олух (простите, месье, ещё и ваш олух) дальше собственного носа не видят, и все намёки тут обречены на провал, а Хранитель считает, что им полезна самостоятельность, и по возможности не вмешивается. Это два. И три: душевное равновесие конкретного мальчишки для меня намного важнее, чем мифическое высшее благо. Сын очень вас любит и, в отличие от меня, не считает, что любовь и дружба — это плавленый сырок.

— В отличие, ну-ну, — хмыкнул Габриэль, вдруг придя в благодушное настроение.

Теперь настала очередь Плагга притвориться глуховатым. А хозяин дома и вовсе развеселился:

— Так что ты, говоришь, делал на моей кухне?

— То же, что и вы. Питался.

— Позволь уточнить: квами могут поесть самостоятельно? Хозяину необязательно вас кормить? — поинтересовался Габриэль, про себя поминая недобрым французским словом подлеца Нууру, который ныл и канючил, выклянчивая у него пропитание.

— Э... Ну, да... — вдруг замялся Плагг. — Но самостоятельный поиск еды на постоянной основе разрушил бы значительную часть психоэмоциональной...

— Постой-ка, — перебил Габриэль, вспоминая, сколь давно его сын продемонстрировал странную перемену вкусов, начав заказывать на самых дорогих сайтах камамбер всех цветов радуги. — Да ты же врёшь, паршивец! И мне, и Адриану врёшь!

И пока Плагг сбивчиво и путанно объяснял, зачем ему это всё надо, Габриэля вдруг посетил простой вывод: если врут два квами, могут врать и остальные. Что же наплёл хозяйке Дуусу, что Эмили продолжала пользоваться талисманом, невзирая на повреждения?

От этого вопроса неприятно засосало под ложечкой, и возникло желание немедленно вытащить квами-павлина наружу, чтобы допросить с пристрастием. Но если зловредное создание молчало прежде, то отчего бы ему вдруг заговорить теперь?

Беседа с квами Чёрного Кота приобретала отвратный привкус гнильцы и третьего дна, а спросить хотелось ещё о многом... Да и странным образом оказалось приятно, несмотря на напряжённость темы, быть честным хоть перед кем-то. Словом, хотелось сохранить такого собеседника. Который, напротив, явно мечтал поскорее отделаться от него.

— Итак, предлагаю сделку: вы не видели меня, а я не видел содержимое вашего подвала, — предложил Плагг, и Габриэль понял, что это его последний шанс стребовать что-нибудь для себя.

— Согласен. Но только при одном условии, — пришлось поднапрячься, придумывая формулировку для того, что крутились в голове. — Мы продолжим встречаться. Вот так, как сейчас.

— С вином и сыром? — попытался съехидничать Плагг, но от удивления не вышло. — Для чего бы вам?

— Мне нужен правдивый собеседник. И достаточно осведомлённый в моём занятии.

Квами не спросил, почему на это не годится Нууру. Они оба, к сожалению, знали, каким невероятным, невыносимым занудой и нытиком был мотылёк.

На самом деле, Габриэлю было нужно гораздо больше: спасение жены, взаимопонимание с сыном, сохранение инкогнито (чего греха таить, положение Бражника весьма ему импонировало). И он солгал самому себе, будто нормальная человеческая радость в виде бокала вина вприкуску с сыром в хорошей компании — всего лишь ширма для получения этих выгод. Модельер и представить себе не мог, что однажды, когда нынешние невзгоды останутся далеко позади, а в платину волос замешается седина, он всё так же будет спускаться на кухню среди ночи и вести неспешные разговоры под бокал красного, радуя одновременно разум и желудок.

Точно так же, как не мог представить, что преданная Натали вместо того, чтобы смотреть десятый сон, в одиночку заняла пульт охраны, отправив дежурных перекурить. И с интересом наблюдала, как её босс носился по кухне с дуршлагом, прикидывая: это то, что ей кажется, или пора вызывать санитаров доработавшемуся до галлюцинаций начальству.

Плагг же, сторговавшись до приемлемого времени не только ночных свиданий, но и выпуска акум, особо умудрился нажать на то, что всё должно продолжаться (иначе у Ледибаг и его парня — да и у остальных, пожалуй — возникнут ненужные подозрения), но поаккуратнее. "Как будто я сам не соображу!" — донеслось уже ему вслед, и квами удовлетворённо подкрутил усы. Ему и в самом деле было наплевать на мировое добро и зло, казавшиеся недостижимыми и оттого ненужными абсолютами. Но возможность сблизить Адриана с отцом, при этом держа Бражника фактически на прицеле, представлялась прекрасной шалостью. Однако спешить в процессе её реализации однозначно не стоило.

Вопреки стараниям Плагга, изменившуюся манеру Бражника и отдельно — его особую осторожность (чтобы не сказать "трепетность") в отношении Чёрного Кота, разумеется, заметили. К счастью (или, напротив, на беду) — не Ледибаг, а по-лисьи любопытная Рена Руж. В результате об этом задумалась вся аудитория Ледиблога, и когда Габриэль спохватился, было слишком поздно.

Адриан, как и остальные, терялся в догадках, но никак не мог ухватить нужную ниточку. И лишь немного начал задумываться в верном направлении, когда Плагг ни с того ни с сего вдруг стал заводить душеспасительные разговоры о загадочной натуре Бражника, один из них завершив сногсшибательной фразой:

— А знаешь, пацан, этот Бражник, между прочим, мировой мужик!