Заточенная (гет)

То получаешь не совсем то, что хочешь; то получаешь, а уже не хочешь; а то и вовсе не знаешь, чего хочешь на самом деле.

Нюша

Когда она была храбрее или все-таки глупее... Гермиона все никак не могла определиться.

Хладнокровно действовать в экстремальных ситуациях, расследовать, искать информацию, строить теории и гипотезы — это и многое другое она умела превосходно. Сражаться за свою жизнь, преодолевать страх, идти к цели, но не строить отношения. Здесь ее знания были чисто теоретическими.

А исходя из фиаско с Роном, женщина и возлюбленная из Гермионы была так себе. Боевой товарищ — лучше не пожелаешь, а вот другое... Гермиона не любила это чувство неуверенности в себе, за которым скрывался страх быть осмеянной, отвергнутой. Но поделать ничего собой не могла. Пока ее влюбленности приносили не сколько счастье, сколько разочарование.

Рядом с Виктором было прежде всего надежно. Он хорошо ее понимал, несмотря на корявый английский, что тогдашняя Гермиона находила милым. Да и вообще та девочка легко отдалась захватившим ее чувствам без сомнения и терзаний. Ей нынешней стоило бы поучиться этому. У той юной Гермионы не было проблем с доверием и нелегкого багажа прошлого за спиной. Она не спала, сжимая волшебную палочку, чуть что, готовая сражаться — да, даже столько лет спустя.

Гермиона не находила, глядя на себя в зеркало, ни следа той девочки, которой когда-то была.

Она прятала шрамы, боль и жила с кошмарами.

Да Гермиона посвятила свою жизнь развитию и познанию магии — созиданию, но никогда не забывала, насколько легко научилась убивать. Слишком много дорог и запретных линий ее отделяло от той, которая понравилась Виктору Краму.

И что он скажет теперь, увидев ее вживую? Полусломленного воина победной войны, героиню, убийцу и жертву.

У всех есть свои демоны, и Гермиона предпочитала держать в своих в цепях, не тревожа.

Она согласилась на встречу... Проклятье! Будем называть вещи своими именами, свидание, ведомая смутной надеждой и чем-то еще, чему почти невозможно было дать описание. Виктор был ее первой любовью — светлой, как летний сон, не омраченный болью и взаимными обидами. После того, как Рон бросил их ночью, когда страх был особенно силен, Гермиона вспоминала Крама, и становилось чуточку светлее. Легче было держаться самой и поддерживать Гарри, который в те дни нес на своих плечах судьбы миллионов.

На постели лежало несколько платьев, из которых предстояло выбрать одно.

В кресле, поглаживая Живоглота, сидела Луна, которая пришла как всегда вовремя и принесла с собой немного умиротворения.

— Твои мозмошмыги так мечутся, что их почти не видно, — со своей светлой улыбкой произнесла она. — Может, успокоишься, а то приманишь бармоклюев.

Гермиона даже не стала уточнять, что это за новый неведомый зверь. Все равно объяснение подруги наверняка только еще больше ее запутало бы. Луну было сложно понимать; несмотря на то что та была выпускницей факультета Рейвенкло, она никогда не говорила понятные и логичные вещи. Ее легко было любить, но трудно было различить, что имела в виду воздушная и улыбчивая Луна Лонгботтом.

— Постараюсь.

Белое? С общей бледностью будет выглядеть как вампир. Может, зеленое? Гермиона приложила ткань к себе и передернулась — лохматый инфернал. На розовое с кружевами — подарок Джинни — она вообще старалась не смотреть. Вечная проблема "шкаф полон, а надеть нечего", оказывается, и всезнаек не обходит стороной. Ну не может она пойти на свидание в светло-голубых джинсах и любимой футболке, как бы удобно это ни было.

Рядом... К гриндилоу, для Виктора хотелось быть красивой. Снова увидеть восхищение в его взгляде, как тогда. Гермиона мысленно застонала: еще нужно будет сделать мало-мальски приличный макияж и заняться волосами чтобы не выглядеть лохматой зубрилой.

— Надень вот это, — Луна вытащила из кучи черное платье с белой цветочной аппликацией, идущей к шее. — Тебе пойдет.

Гермиона невольно заразилась уверенностью подруги, и дальше дело пошло легче. Ей удалось уложить волосы в низкий пучок и привести лицо в божеский вид, используя совсем немного косметики. Чарами красоты она редко пользовалось. Одна Финита, и блистательная красавица превращается в чудовище.

Виктор должен был трансгрессировать за ней совсем скоро. И ей предстояло еще объяснить, почему им или, вернее, ей нельзя на улицу.

— Эй — линяющий Живоглот, пакостно щурясь, потерся о низ платья и оставил рыжую шерсть. — Такая мелкая мстительность за диету недостойна вас, сэр, — укорила Гермиона довольного собой полукниззла, который на всякий случай запрыгнул на подоконник и, находясь в недосягаемости для хозяйки, теперь демонстративно вылизывался. Луна засмеялась, а Гермиона, чертыхнувшись, применила очищающие.

— Попробуешь укусить Виктора, можешь забыть о вкусняшках, — пригрозила она.

Глот дернул ушами, показывая, что услышал, но принял ли к сведению? У него было свои собственные понятия о том, кто нужен или не нужен хозяйке. И Живоглот ее защищал, как умел — стоило вспомнить располосованные руки Рона за крик на нее, да так талантливо, что тот палочку держать не мог. А Гермионе пришлось его лечить, хотя извиниться за Глота она и не подумала, слишком была зла на бывшего.

Она хорошо помнила, как Живоглот от нее не отходил практически первые пару месяцев после Победы. Во время своих скитаний Гермиона была вынуждена оставить пушистого защитника в Норе. И была до слез рада снова его увидеть, так как, уходя, не была уверена, что вернется живой.

— Ай... Грейнджер, и почему у тебя перед камином вечно черт ногу сломит? — Лаванда потирала ушибленное колено. — Привет, Луна.

Гермиона ей улыбнулась и пожала руку. Два дня до полнолуния, и Лаванде нужно зелье — с тех пор, как Сивый впился в нее и успел искалечить еще одну жизнь, прежде чем подох. Легкомысленная Лав-Лав поражала своей стойкостью и тем, как она умудрялась жить со своим проклятием. Гермиона много лет варила для нее Волчье зелье, понимая что Браун легче будет довериться в этом вопросе той, которую она знает, чем специалистам Мунго.

— Я смотрю, ты принарядилась? — округлила глаза Лаванда, накручивая невиннейшим жестом белокурый локон на палец. — Свидание?

— Тебе скажи, и ты разболтаешь всем, — пожала плечами Гермиона, садясь, чтобы обуть туфли на каблуках. — Как дела в салоне?

Она весьма скептически относилась к прорицаниям как к науке, в отличие от Браун, которая открыла успешно работающий гадальный салон на Косой Аллее и даже писала колонку с прорицаниями для "Ежедневного Пророка". То, что она оборотень, проблемой не являлось; после победы многое было сделано, чтобы оборотни перестали быть отверженными в Магическом Мире. Сама Лаванда не скрывала, кто она такая, и участвовала как волонтер в программах помощи таким же несчастным. В ночи полнолуния она принимала усовершенствованный вариант зелья и трансгрессировала подальше от людей, чтобы не рискуя ничьей жизнью, дать свободу своей второй части.

Браун, которая когда-то безмерно раздражала Гермиону, оставалась все той же кокеткой, но при этом учила других с мудростью и терпением принимать свою волчью суть, а общество — прекратить травить "обрученных с Луной". Ведь из страха вырастает ненависть. И все они прекрасно видели, на что способны те, кого гонят отовсюду. Не будь такого скотского отношения, оборотни вряд ли присоединились к Тому Риддлу и воевали на его стороне.

— Отлично, — тут же отмахнулась Браун. — Макияж простенький, хочешь помогу?

— Нет, — отпрыгнула от нее на безопасное расстояние Гермиона. — Лаванда, если кому-то проболтаешься, то превращу в миленького розовенького кролика...

— Ха, ты вечно только пугаешь, — та улыбнулась, демонстрируя увеличенные клыки. — Я зайду завтра или послезавтра и за кофе все из тебя выпытаю, так и знай. С ума сойти, нашелся храбрец, обаявший нашу неприступную умницу.

— Лаванда, — Луна покачала головой.

— Молчу, — та тут же подняла руки вверх. — Ладно, Гермиона, пока ты не упорхнула, — Лаванда передала ей сверток, который увеличила палочкой. — Здесь ингредиенты для следующей порции лекарства.

— Пойдем, выдам тебе флаконы с Волчьим, — Гермиона приподняла юбку и поспешила в сторону лаборатории. — Я чуть изменила вкус, так что не пугайся.

— О, будет не таким противным? — явно обрадовалась Лаванда, не заходя в огромное помещение, разделенное на секции.

Когда Гермиона работала над улучшением вкуса, она думала прежде всего о детях, которым его приходилось принимать. И, к сожалению, таких было не так уж мало. Казалось бы, мелочь, но для тех, кто проходил крайне болезненную трансформацию...