Времена обращения (джен)

Переговоры тянулись уже целую вечность.

По крайней мере, так казалось Абернети, изнывающему от вынужденного безделья в гостиной квартиры, где проходила встреча. Гриндевальд заперся в кабинете вместе с несколькими русскими магами — мрачными и угрожающими на вид, — и вот уже который час обсуждал с ними детали возможного сотрудничества. Абернети только и оставалось, что пить кофе, да разглядывать обстановку.

Гостиная ещё хранила тень присутствия прошлых обитателей. Поблёкшие от регулярной чистки тканевые обои, давно не циклевавшийся паркет, на котором отчётливо выделялись белые царапины от передвинутой мебели. Её тоже было явно меньше, чем в лучшие дни: слишком много пустого пространства там, где в привычных Абернети домах стояли разнообразные столики, подставки под вазы и стулья на случай, если гостей соберётся больше, чем способны вместить кресла и диван.

Ещё один предметом обстановки являлся устроившийся в потрёпанном кресле мужчина. Периодически он ободряюще улыбался Абернети, кивал на кофе и возвращался к чтению газеты, первую полосу которой украшала колдография волшебницы, осанкой напоминавшую мадам Пиквери. Змея, обвивающая ножку первой буквы заголовка, то и дело шипела на непонятного зверя, устроившегося сверху под названием издания.

Ни «Голос волшебника», ни «Крик горгульи» не оформляли так свои статьи, поэтому Абернети нет-нет да поглядывал на незнакомые буквы.

— Я покурю, если вы не против, — произнёс Абнернети, не уверенный, что его сторож понимает английский. За всю первую половину встречи он — представленный просто «мистер Исаев» — не произнёс ни слова.

Перила балкона покрывала тонкая корочка льда. С кованых цветов вниз свисали маленькие сосульки. Здесь же на втиснутой между стеной и решёткой тумбочке стояла пепельница.

Этажом ниже тоже кто-то курил. Абернети расслышал кашель этого человека, пока доставал портсигар.

Внизу, насколько хватало глаз, раскинулась Москва. Не похожая ни на долгие годы бывший Абернети клеткой Нью-Йорк, ни на родной Чикаго, она переливалась, щедро присыпанная снегом, как пирог сахарной пудрой. Абернети хотел бы спуститься, ступить на её мостовую, пройтись вдоль закованной в каменную набережную реки, но Гриндевальд запретил.

«После Великой войны русским волшебникам пришлось ужесточить Статус», — так он начал свой рассказ о стране, куда отправлялся искать поддержку. — «Здесь он даже суровей, чем на твоей родине».

Тем волшебникам, что жили слишком близко к не-магам, предписывалось покинуть дома. С печалью на лице и горячим сочувствием Гриндевальд рассказывал, как их братьям и сёстрам приходится прятаться, строить свои огороженные анклавы как можно дальше от не-магов, и окутывать их сложнейшими чарами. Даже местное Министерство переехало, и Гриндевальду пока не удалось узнать его новое местоположение.

Абернети поддел носком ботинка затвердевший снег, и из-под хрустящей корочки показался обрывок бумаги. Наклонившись, Абернети высвободил его, разгладил, крепко сжав сигарету в губах.

Обрывок оказался половиной календаря, в котором каждый день был отмечен своим цветом.

— Не возражаете, если я присоединюсь?

Абернети поморщился — не любил, когда подходят со спины. Скомкал календарь.

— Так вы говорите по-английски! — выпалил он, удивлённый. Он-то считал, что Исаев остался в гостиной, чтобы приглядеть за гостем, пока идут переговоры.

— Да, — кивнул волшебник, вынимая палочку и подпаливая кончик сигареты. — Прошу простить мне мои манеры. Я должен был раньше предложить вам разговор. Но увлёкся газетой.

Абернети не злился. Исаев мог оказаться Легилиментом, так что он не мог позволить себе вольности в мыслях.

На соседний балкон вышла женщина, закутанная в толстую шерстяную шаль. Она явно не могла их видеть, потому что когда Исаев демонстративно выдохнул дым и придал ему форму птицы, женщина даже не шелохнулась, хотя смотрела прямо на него.

— Про русских не-магов говорят, что их революцию финансировали немцы. — Исаев стряхнул пепел. Абернети, чья сигарета сгорела почти до фильтра, затушил окурок и бросил в пепельнице. Через пару мгновений её содержимое поглотил всполох фиолетового огня. — А теперь русские маги дают деньги на революцию немцу.

— А вы не русский?

— Наполовину, — улыбнулся Исаев. Улыбка у него была доброжелательная, но Абернети не собирался позволить одурачить себя. — Мать у меня из финских нойд.

Абернети не знал, кто такие нойды, и сказать ему было нечего, поэтому он вытащил ещё одну сигарету. Из гостиной не доносилось ни звука, значит, переговоры всё продолжались.

— Так далеко от Америки. — Исаев прислонился к кирпичной стене и с вежливым участием смотрел на Абернети. — Как вас сюда занесло, мистер Абернети?

— Вы ведь слышали. — Разговор, всё больше принимающий форму допроса, настораживал. — Я приехал с мистером Гриндевальдом, чтобы рассказать, к чему нас привёл закон Раппапорт.

Чистая правда.

— Я имею ввиду, как вы пришли к мистеру Гриндевальду, — уточнил Исаев, не меняя вежливого тона. — Чего вы ждали?

Абернети устремил взгляд к реке. Отсюда её воды, ещё не полностью скрывшиеся подо льдом, казались чёрными.

Чего он ждал? Чего?

Приключений. Азарта. Опасностей такого рода, что заставляют кровь бурлить в жилах. Каждодневных сражений с бывшими коллегами, которые предпочли оставаться в сотканном изо лжи мире. Погонь за артефактами из детских сказок, чьё существование он до недавнего времени отрицал.

Ещё — где-то в самых дальних уголках сознания — Абернети ждал, что все те байки, которые на каждом шагу рассказывают авроры, окажутся правдой. Жуткие ритуалы, опасные эксперименты с магией, разведение василисков. Извращённые пристрастия обитателей Нурменгарда.

Реальность оказалась скучнее. И даже в бой его пускали не каждый, считая, что его подготовка недостаточна. И вместо крови поверженных врагов Абернети стирал с лица пыль тренировочного плаца.

— Это личное, мистер Исаев, — ответил Абернети. — Здесь холодно. — Он погасил недокуренную сигарету. — Я хотел бы вернуться в гостиную.

Когда-нибудь эти переговоры всё-таки закончатся.